Пляска в степи

Эпилог

В тереме уже вторую седмицу стояла страшная суета. Еще бы! Виданое ли дело — встречать сватов! Окромя сватов ждали и других гостей — поговаривали, что приедет и княгиня Любава Ярославна с мужем. Две зимы минуло с той поры, как покинула она отчий терем и отправилась в далекое степное княжество к Желану Некрасовичу, за которого была просватана совсем маленькой девчушкой. Еще болтали, что собралась навестить двухродную сестрицу и Рогнеда Некрасовна, которую в ладожском тереме не видали уж, почитай, восемь зим.

Потому Звенислава Вышатовна и покоя не ведала последние седмицы: столько всего подготовить требовалось: и для встречи сватов, и для гостей из родни. Под горячую руку княгине попадать не хотел никто, и терем опустел. Нынче суетились в нем токмо холопы да чернавки, а дети вместе с ладушкой-невестой старались перед глазами матери пореже мелькать. Особливо то касалось двух княжичей, которым княгиня и так уже многое воспретила, лишив привычных осенних забав: ни в поле на стогах не поваляться им теперь, ни искупаться в студеной водице, пока не воспретил старик-ведун, ни в лес на ночь глядя сбежать.

От такой несправедливости впору было взвыть, и княжичи побежали жаловаться отцу, но и тот был непреклонен: нечего матушку еще пуще тревожить, у нее и без их проказ забот предостаточно. А коли им занять себя нечем, так Ярослав им быстро дело найдет. Вот и пыхтели теперь на подворье, постигая ратную науку, Крутояр с Мстишей и утром, и вечером. Сперва под присмотром десятника Горазда, а после обеденной трапезы доставались им тумаки уже от воеводы Будимира.

Больше всех повезло маленькой княжне Гориславе — та, знай себе, ходила за матушкой, держалась за подол ее поневы и клала в рот вкуснючие медовые калачи.

Яромира же, встревоженная всеобщей суетой и взволнованная приездом сватов, сбежала ото всех под крыло воительницы Чеславы. Она уже зим шесть жила в отдельной избе, а не в клети при тереме: князь пожаловал после трудного похода, когда вывела она часть дружины из устроенной хазарами западни.

Время было к воительнице благосклонного, и прожитые зимы почти не сказались на ее лице — ему и так досталось немало шрамов. Лишь ранняя седина тронула негустую косицу, и появились в волосах первые седые пряди.

Раньше, еще совсем детьми, Любава и Яромира частенько прибегали к Чеславе, которая понемножку, с дозволения отца, учила их воинским премудростям. Но старшая сестра уже две зимы как княгиня в своем праве и живет далеконько от отчего терема, а нос высоко задирать задолго до того начала.

— Тебя бы отец за плохого жениха не отдал, — Чеслава, насмотревшись на перепуганную девку, у которой глаза от страха были размером с добрый щит, не выдержала и заговорила первой.

Она сидела на крыльце и прилаживала оперение стрелам. Подле ее ног на земле лежали наточенные ножи: князь прежде сватовства собирался с дорогими гостями на ловиту. Яромира примостилась совсем рядом, на поваленном бревне. Она прижималась лопатками к нагретому за долгий солнечный день деревянному срубу и теребила кончик длинной, толстой косы.

— Сын князя! Добрый выбор. Княгиней с ним станешь! — не дождавшись от нее ни слова, вновь заговорила Чеслава, пока умелые, привычные пальцы вязали да вязали узелки.

Яромира вздохнула и раздосадовано повела плечом, отчего тонко зазвенели ее длинные рясны, прилаженные к серебряному, богато украшенному очелью.

— А хоть бы и сам князь! — она фыркнула и принялась дергать вплетенную в русую косу ленту. Ее серые, отцовские, глаза слегка потемнели, стоило вспомнить о женихе. — Я его видала-то всего один раз, когда на торг с матушкой ходила. И нашто я ее тогда уболтала… лучше бы в тереме на лавке осталась!

— Да он и сам, может, не посватался бы к такой-то дерзкой девке. Не зря старики говорят, что в тихой воде омуты глубоки.

Чеслава подбоченились и искоса поглядела на княжну. Яромира, закатив глаза, махнула рукой.

— Ты-то без мужа живешь, и ничего! — не утерпела княжна. — Вон, батюшка аж целой избой одарил. Сама себе госпожа!

Поправив повязку на лице, воительница рассмеялась негромким, хрипловатым смехом.

— Ты еще дитя совсем. Хоть и в поневу вскочила, — она покачала головой, рассматривая княжну, которая ростом и статью уже и княгиню обогнала, а ее коса, толщиной с кулак, не во всякую ладонь помещалась. — Какая я сама себе госпожа, коли твоему отцу в дружине служу? Что он велит, то и исполняю. Скажет, чтоб дружина в поход собиралась — и кмети не ропщут, не перечат. А коли посмеет кто, вот как ты нынче, лицо воротить, так с теми у князя разговор короток.

Надувшись, Яромира фыркнула и смахнула упавшую на нос непослушную прядку.

— Вот-вот, — Чеслава покивала головой. — Видала, чтоб хоть раз твоему отцу перечил кто?

— Может, и видала, — княжна отозвалась безо всякой уверенности и перевела на воительницу жалостливый взгляд. — Но князь — это же не муж! В избе ты сама себе хозяйка.

Повозившись с последним узелком, Чеслава отложила в сторону готовую стрелу и одарила глупую девку улыбкой, полной лукавства.

— И меня однажды сватали, — сказала она, и ее взгляд затуманился от нахлынувших воспоминаний.

— Правда?! — донельзя удивленная, распираемая любопытством Яромира даже на ноги вскочила, хлопнув в ладоши. — А кто же? А отчего замужем никогда не была? Он умер, твой жених? В бою пал? А как звали его?

— Да Перун с тобой, что говоришь ты! — Чеслава постучала кулаком по лбу. — Жив-здоров тот кметь. Другую жену себе взял, уж дети у них народились. А кто таков он был — я тебе не скажу. Давно это случилось, все быльем уже поросло.

— А ты как же? Почему же ты…

— Потому что не стала бы ему доброй женой. И ничего бы у нас не сладилось, — воительница повела плечами и любовно погладила копье подле своих сапог. — Я — гридень, служу в дружине твоего отца.

Яромира опечаленно вздохнула и уселась обратно на бедро. Подперев ладонью щеку, она задумалась о чем-то своем. Чеслава тоже немного помолчала, вспоминая, а потом встрепенулась и со строгим прищуром поглядела на княжну.

— Но ты о таком не мысли. Что дозволено простой девке, то княжьей дочери не потребно. И в терем тебе пора воротиться, и так со мной засиделась. Вон, солнце скоро зайдет. Вестимо, княгиня уже по всему подворью тебя обыскалась.

Блеснув хитрым взглядом, Яромира ничего не сказала. Молча поднялась с бревна, отряхнула поневу от мелких соринок, огладила рубаху с густой вышивкой по рукавам и вороту, пробежалась пальцами по украшениям на волосах, перебрала жемчуг на длинных ряснах и снова вздохнула о тоскливой своей девичьей судьбе.

Чеслава лишь хмыкнула. Ну, ничего. Невестам перед сватовством положено вздыхать об отчем доме, который они покидают.

Воительница проводила княжну до терема и там с рук на руки передала подоспевшим чернавкам. Вечерять же, дождавшись возвращения князя, они уселись за стол все вместе. Лишь маленькую Гориславу няньки увели спать пораньше.

Звенислава увлеченно рассказывала мужу, что в тереме все, почитай, готово для завтрашней встречи гостей и для вечернего пира. И хлеба пекутся, и караваи, и самый лучший хмельной мед велела она достать из подклетей, и зажарят они мяса, и сварят кислого киселя из лесных ягод…

На празднества в честь сватовства средней дочери со всего княжества Ярослав созвал своих воевод. Днями напролет пропадал с ними в гриднице, обсуждая предстоящий поход. Краем уха Яромира слыхала, что вновь не все спокойно было на землях, граничащих с хазарским каганатом. Потому и мужа Любавы, князя Желана Некрасович, ее батюшка в терем пригласил.

— Совсем ты притихла нынче, — сказал отец, поглядев на Яромиру. За всю вечерю она и слова не произнесла.

Отложив в сторону ложку, она повела плечами, не зная, что ответить, и бросила умоляющий взгляд на матушку, которая внимательно на нее поглядывала.

— Тревожится дочка, — Звенислава накрыла запястье мужа своей ладонью и слегка сжала. — Сватов ей предстоит встречать.

Морщина на переносице князя разгладилась, но взгляд остался все таким же пристальным. Порой Яромире казалось, что отец видел ее насквозь. Может, так оно и было.

Ее взгляд зацепился за свежий, едва затянувшийся шрам, выглядывавший из выреза рубахи у него на груди и на шее, и княжна невольно поежилась. И впрямь хазары распоясались… Не было с ними сладу ни когда она девчонкой малой была, ни нынче. Потому-то и нужен князю новый крепкий союз с сильным княжеством. Потому-то и выдает он ее замуж в чужую землю.

— Ты уж не обижай княжича Воидрага, Мирошка, — батюшка посмотрел на нее с отеческой лаской, и у Яромиры закололо сердце.

Захотелось броситься тому в ноги и горько расплакаться, совсем как в детстве. Она коротко втянула носом воздух, чувствуя, как предательски щиплет в глазах, и кое-как улыбнулась отцу. Даже глядеть на него было больно и самую малость стыдно. Никогда она от него все же не знала ни обиды, ни несправедливости. А по любви замуж редко какая девка выходила, что уж о княжьей дочери говорить.

— Да, не свезло Воидрагу, — поддакнул отцу ее меньшой братец Крутояр, и слезы Яромиры словно рукой смахнуло.

Захотелось перевалиться через стол и отвесить мальчишке затрещину прямо по светловолосому затылку. Но на того уже строго глянул князь, и Крутояр поспешил благоразумно прикусить язык.

Не в первый раз Яромира подивилась, как был похож на отца ее не в меру говорливый младший брат. И цветом волос, и лицом, и статью. Лишь глаза ему от матери достались. Темно-зеленые, болотные.

— Не станет никого Яромира обижать, правда, дочка? — Звенислава повернулась к ней, и в словах матери княжне явственно послышался намек. И предостережение.

Подавив очередной вздох, она кивнула.

— Ну, коли он в своих речах сам запнется, тут уж моей вины не будет, отец, — княжна дерзко сверкнула глазами.

Весной, когда чужой княжич Воидраг увидал ее на торгу, то долго слов верных не мог подобрать, чтобы с княжной заговорить. С той поры и хохотала Яромира с подружками, что княжич немым оказался. Ну прямо как медведь в лесу! Он с отцом своим, князем, две седмицы провел тогда на Ладоге, и за все время Воидраг едва ла пару предложений произнес, когда с Яромирой ненароком в тереме сталкивался.

Ярослав рассмеялся и перевел ласковый взгляд с дочери на жену.

— А муж болтливым быть и не должен, правда, Звениславушка?

Щеки княгини тронул румянец, словно у девчонки, и она, поджав губы, с упреком поглядела на мужа в ответ. Не при дочери с сыновьями же!

— Яромира за двоих говорить будет. Воидраг от нее через седмицу сбежит, — снова влез Крутояр, тряхнув русыми кудрями, и княжна, вспыхнув под стать матери, сжала кулак и погрозила им мальчишке через стол.

— Ну, братец! Я пока еще из терема не ушла, так что ты поберегись!

— Сын, уж коли разболтался ты не в меру, поведай-ка мне про занятия твои с десятником Гораздом, — Ярослав отодвинулся от стола, прислонился лопатками к деревянному срубу и, скрестив на груди руки, строго посмотрел на старшего сына.

Под этим взглядом понурили голову и Крутояр, и меньшой княжич Мстислав, который, в отличие от брата, рот свой на замке держал и над сестрицей не подтрунивал.

Яромира с трудом подавила хитрую, довольную улыбку, а когда подняла на отца взор, то он, добродушно посмеиваясь, ей подмигнул.

Как же рвалось у княжны сердце.

Не хотела она покидать родной терем, отца и мать. И братишек, хоть и словоохотливых без меры, но любимых. И самую младшенькую, сестру Гориславу. А еще пуще прочего она за нелюбимого не хотела замуж идти! И уж сколько с ней и отец разговаривал, и матушка. Да и Яромира сама все разумела: она — княжья дочь, и у Ярослава одна забота есть: о Ладоге, о землях и людях своих. И матушку он в жены не по любви взял, и запутанно промеж ними все было, и сперва княжну Рогнеду Некрасовну себе в невесты выбрал…

Часто в детстве она с Любавой просили матушку рассказать эту баснь, как они с отцом встретились да полюбили друг друга.

Вот. Взял в жены не по любви, а живут как — всем злым языкам на загляденье! Сколько зим уже? Дюжину, почитай! Про них давно и злословить бросили. А как тут злословить, когда все подворье видело, как смотрел на жену князь. Как из каждого далеко похода привозил ей чудные, диковинные вещи. Как скупал на торгу и золотые нити, и тяжелый аксамит, и камни драгоценные, и жемчуг, и серебро — все, что привозили и показывали хитрые заморские купцы.

А когда-то давно князь и воеводу Будимира из Белоозера вернул. Чтобы не печалить княгиню, крепко сдружившуюся с его женой Нежаной.

Яромира поспешно потрясла головой, отгоняя дурные мысли. Но было бы лучше, коли в тот единственный раз ее батюшка жену свою не послушал… Может, и не вздыхала бы она нынче по своей незавидной девичей доли.

— Пойдем, Яромирушка, я тебя в горницу провожу, — когда окончился трапеза, Звенислава накрыла ладонями плечи старшей дочери и утянула ее за собой из-за стола.

Совсем немного ночей Яромире осталось провести в отцовском тереме. Коли по утру приедут сваты да сам княжич Воидраг, то назавтра ее и просватают. А там — седмица, другая, и закончатся устроенные князем Ярославом празднества.

И будет для нее только одна дорога — вместе с женихом, в его земли. Новые для нее. Чужие. Нежеланные.

Словно чувствуя спутанные, тяжкие мысли Яромиры, Звенислава с ней почти не говорила. Помогла снять с головы тяжелое, богато украшенное обручье и, прогнав чернавок, сама расплела дочери косу, сама расчесала длинные, густые волосы расписным гребнем.

— Мне тоже было страшно, — в последний раз проведя рукой по ее волосам, княгиня обошла сидевшую на лавке дочь и устроилась на постели напротив нее.

Звенислава улыбнулась, вспомнив свои самые первые дни в ладожском тереме. И долгую, бесконечную дорогу до него из княжества дядьки Некраса. А сколько потом всего с нею, глупой девкой, приключилось?!

Яромира бросила на нее быстрый взгляд исподлобья и вновь принялась глядеть на сложенные на коленях ладони.

— Да каждой по началу страшно бывает. Все же трудная нам достается доля: покидать дом, который знаем с младенчества, покидать семью и уходить к мужу. Невеста умирает, чтобы потом родиться женой.

Звенислава говорила, и в ее голосе звучала грусть. Она смотрела на нахохлившуюся княжну и вспоминала себя много-много зим назад. Вестимо, со стороны и она смотрелась таким же испуганным, взъерошенным птенцом.

— Ты и впрямь боялась?

Когда сказывала им с Любавой басни, об этом матушка никогда не говорила.

— А то как же! — Звенислава улыбнулась ей так, словно была веселой подружкой, а не ладожской княгиней.

— А Любава вот не боялась. Она женихом своим с детства крутила, как хотела, — уязвленная Яромира недовольно поджала губы. Старшей сестре она тут завидовала.

— При отце так, смотри, не скажи, — княгиня укоризненно ей попеняла. — Ничего хорошего нет, что Любава так над мужем верховодит. Но не будем об этом. Судьба у моего двухродного брата тяжелая… верно, потому и получилось так.

Княгиня грустно развела руками и погладила тяжелые, драгоценные обручья, что стягивали ей рубаху на запястьях.

— Сперва все боятся, — повторила она, поймав взгляд Яромиры. — Но посмотри, как у нас с твоим отцом все сладилось. Я, не задумываясь, согласилась бы сызнова все пережить, лишь бы подле него оказаться.

— Любишь его? — невольно вырвалось у княжны, и она слегка смутилась. Негоже такое у матушки спрашивать.

— Вестимо, люблю, дочка, — но Звенислава посмотрела на нее спокойно и улыбнулась. — И ты полюбишь Воидрага. Ты токмо не торопись, не руби с плеча. В этом ты с отцом схожа. Ярослав такой же. Коли что не по нраву ему придется, вовек не переубедить его!

И княгиня всплеснула руками, задумавшись о чем-то своем.

— Но я уже полюбила, матушка, — шепнула Яромира своим ладоням и сызнова уткнула взгляд в натянутую на колени длинную ночную рубаху.

— Это еще не любовь. Это твоя детская забава, и она очень скоро пройдет. Через пару зим оглянешься назад, и сама удивишься тому, как раньше мыслила.

— А коли не пройдет? — выдохнула она жалостливо и прикусила краешек губы.

— Пройдет, — непреклонно отозвалась Звенислава.

Она наклонилась к дочери и сжала ее ледяные пальцы в своих ладонях.

— Выйдешь за Воидрага, уедешь с ним — и все пройдет. Присмотрись к княжичу. Коли у него при тебе язык отсыхает — это чего-то, да стоит.

— Воидраг, Воидраг, — Яромира резко высвободила свои руки и недовольно дернула плечами. — Токмо о нем все и говорите!

— Так он жених твой! О ком нам еще говорить? — Звенислава прищурилась, и княжна присмирела и поспешила унять свой прорезавшийся гонор. — А о других ты, Яромира, позабудь. Просватана завтра будешь.

— Может, и не буду, — очень-очень тихо, себе под нос пробубнила княжна, и, на ее счастье, матушка ничего не услышала.

Звенислава еще немного посидела у нее в горнице и вскоре ушла, поцеловав ее на ночь в пушистую макушку. У Яромиры сызнова к глазам поднялись слезы, и она бросилась на примятую постель, уткнулась в подушку и всласть наревелась. Будет уже, и так целый день сдерживалась!

Так горько-сладко она плакала, что не услыхала, как кто-то скребся в дверь. Тихо-тихо, словно мышка. Сперва перепугалась княжна невообразимо, пока не уразумела, что тот, на кого она помыслила, никогда бы в княжий терем ночью не проник. Потому, утерев слезы, она подошла и распахнула дверь. На пороге с той стороны топтался меньшой братец Крутояр.

Посторонившись, Яромира пропустила его и окинула нетерпеливым взглядом.

— Ну? — поторопила она.

— Будет ждать, как вы условились, — озираясь по сторонам, шепотом выдохнул мальчишка. И тут же добавил поспешно. — Не ходила бы ты, Яромирка!

— Без тебя уж как-нибудь управлюсь!

Княжна опустилась обратно на постель и поплотнее закуталась в платок, который набросила на плечи перед тем, как открыть дверь.

Вздохнув, Крутояр понурил голову и уселся подле нее, подлез под бок.

— Воидрагу ты полюбилась, — сказал он немного погодя.

— Я знаю… — рассеянно выдохнула Яромира, задумавшись о своем. — От этого мне не легче.

— Я никогда ни в кого не влюблюсь и не женюсь, — глядя на ее терзания, уверенно пообещал Крутояр, и сестра, не сдержавшись, рассмеялась и щелкнула его по носу.

— Погоди, вот присмотрит тебе невесту батюшка, поглядим, что тогда скажешь!

— Лишь бы красивая была, — брат тотчас заговорил о другом. — Как ты. Или как матушка.

— Я — красивая, получается? — она сверкнула глазами.

— Красивая-красивая, — послушно закивал Крутояр и поправил на лбу шнурок, удерживавший волосы. — Кмети головы сворачивают, когда ты мимо проходишь. Отец хоть передохнет малость, когда тебя из терема отправит — умаялся женихов от тебя отгонять!

Яромира, прыснув, ткнула братца кулаком в бок: мол, негоже сестру так поддразнивать.

— Шибко он осерчал?

— Не очень, — княжич махнул рукой и поглядел на нее зелеными глазами, доставшимися от матери. — На что токмо не пойдешь, лишь бы сестрице подсобить!

— Ой, братец, — Яромира шутливо погрозила ему пальцем и, не сдержавшись, крепко-крепко обняла. — Коли б не ты… благодарю тебя!

— Ой, скажешь тоже, — довольный похвалой, Крутояр покрылся румянцем, что красна девица. — Но ты не ходи никуда, а?

— Не пойду, — она послушно кивнула. — Не пойду, братец. Права матушка. Прав отец. Я ж не чернавка, чтобы из дома сбегать. Я — княжья дочь. Выйду за Воидрага, как батюшка велит.

У Крутояра словно неподъемная ноша с плеч свалилась. Даже взгляд просветлел, когда такие речи услыхал от сестры.

— Ты ступай, Крутиша. Поздно уже. Еще хватятся тебя в горнице… — Яромира погладила брата по русым, отцовским волосам, и тот кивнул.

Оставшись в горнице одна, княжна рухнула навзничь на постель и уставилась в деревянную балку ровнехонько над своей головой. Без сна она пролежала почти до самой утренней зари. Лишь ненадолго смогла она забыться тяжелым, беспокойным сном перед самым восходом солнца. Пришедшая ее будить тетка Бережана принялась охать на все лады: на невесте лица не было, круги под глазами черные залегли, глаза светлые покраснели, кровью налились… Пришлось умываться ледяной водой, прикладывать под глаза щекам травы, что усталость вытягивали, долго-долго натирать щеки, чтобы вернулся на них румянец.

Потом в горницу к дочери заглянула княгиня, и вместе с чернавками в несколько рук они облачили Яромиру в тончайшую рубаху из шелковых нитей, праздничную поневу, по редким дням надеваемую, расшитую золотом свиту с аксамитовыми, багряными вставками. В тугую косу вплели ленты и жемчужные нити и на приладили на волосы новенький накосник. Рясны на серебряный венец привесили такие, что аж на плечи легли длинные подвески.

— Ну что за краса у нас родилась, — только и слышала Яромира со всех сторон.

Звенислава глядела на нее, улыбаясь, и ее взгляд лучился гордостью. А когда вывели ее к отцу, то тут уж сама Яромира от слез не удержалась. Всхлипнула, будто дитя, и прижилась к батюшкиной груди, измяв рубаху и попортив прическу.

— Моя ласточка, — отец осторожно погладил ее по затылку, чтобы на задеть украшения, и чуть отстранил от себя, положив тяжелые ладони на плечи.

— Батюшка, — губы Яромиры задрожали, и она снова всхлипнула, сама толком не разумея, почему.

— Ну все, все! Будет вам, — Звенислава принялась поспешно вытирать со щек дочери слезы. Она поправила у нее на голове тяжелый венец и улыбнулась. — Негоже заставлять княжича ждать. Сваты уже на подворье.

Яромире захотелось вздохнуть, но она не стала. Уж коли решилась, то следовало все сделать, как должно. Следом за отцом она ступила на крыльцо, сопровождаемая матерью, и почувствовала, как от щек разом отлил весь цвет, стоило ей поглядеть на толпу незнакомых людей, во главе которой стоял княжич Воидраг. Тот, кажется, сызнова позабыл, как дышать. Смотрел на нее да смотрел, не в силах отвести взгляда. Не слышал даже, что ему шепнул на ухо воевода, которого отец с ним вместе отправил на Ладогу.

Добродушно посмеиваясь, Ярослав встретился взглядом с женой. Звенислава с трудом подавила улыбку. Будет их дочка счастлива.