Кому расскажи, но перед приходом Веры я не могу уснуть. Полночи сражаюсь с одеялом и своими наглухо упоротыми фантазиями. А в пять сдаюсь и, спустившись в кухню, варю черный, как душа грешника, кофе. За окном беспроглядная темень. Автоматическая подсветка то ли уже выключилась, то ли еще не включилась. Но по гулу ветра в печной трубе нетрудно догадаться, что на улице разыгралась нешуточная метель.
Зевнув, утыкаюсь в телефон. Прогноз погоды показывает минус тридцать два. Будучи далеко не самым нежным мальчиком, я откровенно не понимаю, как при таких низких температурах люди умудряются функционировать. Строить дома. Вести добычу. Валить лес. Грузить. Куда-то это дело везти. Не останавливаясь ни на секунду. И при этом не унывать. По-хорошему сумасшедшие люди.
Поставив чашку в посудомойку, привожу себя в порядок и тащусь в кабинет. Перечитываю почту, отвечаю на сообщения. С отправкой сегодняшней партии делу будет дан реальный ход. Если все пойдет как надо, мы, наконец, отследим цепочку от начала до конца и установим личности всех причастных. Это проще, чем копаться в событиях прошлых лет в надежде найти доказательства, которые старательно подчищались. Когда мы повяжем всех участников преступной схемы, они сами расскажут о своих прошлых подвигах. И сдадут подельников с потрохами в надежде выторговать какие-то гарантии для себя. Тут сомневаться не приходится. Составы дел меняются, меняются локации и города, а люди плюс минус везде одинаковые. Но спешить все равно нельзя. Никаких резких движений. Вязать их будем, когда в обратку придет наркота. Мне бы только чуть больше информации…
Костик для этих целей подходит идеально. Встроенный в самую грязную часть схемы, он и по мелочи нехило так беспределит. И вот поэтому его взять за жопу – раз плюнуть. А там по проторенной дорожке – просто ждать, когда он сам расколется. Пощупать я этого парня успел – кишка у него тонка, только строит из себя крутого в надежде выслужиться.
Слышу, как просыпается Макс.
– Доброе утро. Завтракать будешь?
– Да!
– Тогда спускайся. Поможешь.
В четыре руки готовим яичницу. Макс пилит ветчину, я – зеленый лук и помидоры. Смахиваю овощи на сковородку, туда же отправляю восемь яиц, накрываю крышкой и жду ровно столько, сколько позволяет голод, прежде чем разложить получившуюся массу по тарелкам. Макс с каменным лицом опускает взгляд на растекшиеся желтки.
Перекатываюсь с носков на пятки, в задумчивости чешу репу:
– Ну… Сегодня у нас, получается, яйца-альденте. – Сегодня – потому что каждый раз у нас выходит по-разному. – Или как там оно? Пашот?
Сын отрицательно мотает головой.
– Бенедикт? – не сдаюсь я. – У этого точно есть какое-то название.
– Ты опять забыл посолить.
– Сам бы посолил, – ворчу, доставая соль, которую Вера пересыпала из упаковки в специальную емкость. – Ешь давай. Оно на вкус наверняка лучше, чем на вид.
Макс послушно берется за вилку. В еде он вообще неприхотливый. Повезло. Пока моя мать, то бишь его бабушка, еще была жива, с кормежкой у нас дела обстояли получше, а как ее не стало – так полный швах. Я же пахал как проклятый. И Макс требовал кучу времени, которого категорически не оставалось на готовку.
Звонок в дверь застает нас за уборкой посуды.
– Вера.
– Думаешь? Рано еще.
А у самого сердце с полпинка разгоняется. Да твою ж в бога душу мать! Ну и какого хрена ты, Ефрем Харитоныч, молчишь? Давай-ка, соберись. Если девку подослали, тебе ни к чему лишние эмоции. Даже если кажется, что ты их полностью контролируешь – это ощущение может быть обманчивым.
Еще не хватало где-нибудь подставиться. Ты у сына один, забыл? Да нет, помню. Вот и славно. Нехер. В лучшем случае попользуешь, если даст. А вот это все сопливое – давай, заканчивай. Тебе вообще сколько лет? Развел тут!
Вдохнув поглубже, толкаю дверь.
– Здравствуйте. Извините, мы раньше… Но там такая погода, что я, побоявшись пробок, выехала загодя, а получилось, вон как быстро добрались, – тараторит и на мое молчание отвечает неуверенной улыбкой. – Вы не передумали?
– Что? А, нет. Проходи, – распахиваю шире дверь и только теперь замечаю, что Вера не одна, а со своими сумками – это раз, и с Юлькой. Невольно хмурюсь, соображая, как на появление егозы отреагирует Макс. Конечно, я и раньше не исключал, что Вера придет не одна, но так и не придумал, что тут можно сделать. Ну не просить же ее оставлять мелкую с кем попало?
– В саду каникулы. Конечно, есть дежурная группа, но… – будто прочитав мои мысли, Вера начинает оправдываться.
– Все нормально, – отмахиваюсь. – Раздевайся.
Барышня как по команде поднимает руки к завязкам на капюшоне, дергает шнурок и вдруг замирает, вскинув на меня широко распахнутые глаза. Вязну в их таежном меде. Ну, какого хрена, а? Между нами будто провода натягиваются, и такое напряжение в них подскакивает, что коротит предохранители. У меня, да… Но и у нее как будто! Интересно, такое вообще можно сыграть?
– Я про куртку, – уточняю зачем-то.
Вера хлопает ресницами и, отмерев, таки нервно дергает язычок молнии. Полы парки расходятся, открывая умопомрачительный вид на ее взволнованно вздымающуюся грудь. Пялюсь на нее, как озабоченный.
– Привет! – Юлька дергает меня за штанину. Это немного приводит в чувство. Опускаю ладонь, неловко потрепав мелкую по макушке.
– М-м-м. Привет.
– А где Макс? Я ему принесла подарок!
– Юль, мы же договаривались, что к Максу ты не лезешь, – пыхтит Вера, выпутываясь из куртки. В кои веки вспомнив о том, чему меня учила мама, забираю парку из маленьких женских рук и вещаю в шкаф на плечики.
– Я просто подарок отдам. И все! – честно-честно хлопает ресничками хитрюга, но я-то в зеркале вижу ее скрещенные за спиной пальчики.
– Если Макс захочет спуститься – отдашь. Повернись сюда, я помогу тебя снять сапожки.
Ухожу, чтобы их не смущать. Кошусь на часы. Отгрузка, наверное, уже началась. Надо ехать. Возвращаюсь к себе в кабинет, опускаю крышку ноута. Он сам по себе защищен паролем, а важная информация и вовсе специальным образом скрыта – ее не найти непосвященному человеку. Но лучше судьбу не испытывать.
– Ты, наверное, знаешь, где что? Экскурсию проводить не надо? – кричу, чтобы Вера услышала.
– Нет. Только если есть какие-то отдельные пожелания.
Отдельные пожелания? С кривой усмешкой опускаю взгляд на свой пах. Ну-ну.
– Да нет. Никаких пожеланий особенно.
– Значит, разберусь, – улыбается, просунув голову в дверной проем. И вижу ведь, что-то еще добавить хочет. Но как будто стесняется.
– Говори, – распоряжаюсь я. Вера прикусывает губу и глаза отводит. Словно я чем-то ее насмешил. Может, своей немногословностью?
– Мы же так не обсудили мой график и вопрос оплаты.
– Ах, да. Сорок в месяц двумя частями и график день через день?
– Мне подходит, – задумчиво кивает.
– Тогда по рукам, – достаю кошелек, вынимаю четыре купюры. Знаю ведь, сколько ее Костик спустил в онлайн-казино. – Тогда вот, аванс.
– Спасибо. Я, пожалуй, начну.
Уткнувшись в лежащие на столе бумажки, киваю. Но стоит Вере повернуться ко мне спиной, как вскидываю глаза, чтобы облизать ее задницу хотя бы взглядом. И это, блядь, совершенно не зависящая от меня херота. Просто как пацан рядом с ней себя чувствую…
Видно для удобства Вера надела простые трикотажные лосины и не стесняющую движений футболку. В ее наряде нет никакой нарочитости и желания выглядеть лучше. Это очень говорящий момент. Ведь если перед барышней поставлена задача меня соблазнить, она могла бы приложить чуть больше усилий к тому, чтобы подать себя в максимально выигрышном свете. С другой стороны, если бы помощница по дому явилась на работу в вечернем платье и макияже, выглядело бы это довольно странно. Из этого напрашивается два диаметрально противоположных вывода: или перед ней вообще никаких задач не ставили, и мои подозрения не стоят выеденного яйца. Или ставили, но она посчитала меня чересчур легкой добычей. Что, кстати, немудрено, учитывая, как я на нее пялюсь.
Час от часу не легче.
Плетусь в душ, как всегда перед работой. Быстро, пока рожа распарена, бреюсь. Вешаю мокрое полотенце и выхожу в спальню, чтобы взять из шкафа трусы. И столбенею.
– О господи! Я думала, вы в кабинете… И потому начала сверху… Вас даже слышно не было! – взволнованно причитает Вера, по-детски закрыв глаза ладонями. Смешно. Ну, смешно ведь! Что она не отвернулась, не убежала, а отреагировала вот так.
– Похоже, это уже становится недоброй традицией – представать перед тобой с голым… голой жопой, – хмыкаю я, припомнив барышне до кучи еще и сцену в парилке. Я гад? Гад, конечно же. Но мне ужасно нравится ее смущать.
– Извините! Я уже ухожу…
И действительно уходит. Нет, правильнее сказать – не разбирая дороги бежит. Спотыкается о ведро, которое сама же принесла. Сносит стоящие рядом с ним пульверизаторы. А я-то уже лицом к шкафу повернулся, чтобы образовавшийся в момент стояк скрыть. И в итоге Вере еще и мою задницу «показывают». Челюсти сводит. Ягодичные мышцы рефлекторно сокращаются. И как раз этот момент Вера выбирает для того, чтобы облизать пересохшие губы. Понятно, что пересохли те от волнения, но со стороны все выглядит так, словно ее терзает та же жажда, что и меня.
Когда дверь за Верой все же с тихим щелчком закрывается, я не знаю, плакать мне или смеяться. Член стоит так, что хоть гвозди им заколачивай, но времени нет даже на то, чтобы передернуть. От души выматерившись, натягиваю злосчастные трусы и тянусь за рубашкой.
А когда спускаюсь, Веры нигде нет. Оно и к лучшему. Заглядываю в гостиную. Макс с Юлькой опять сидят на диване перед телеком. Макс в шерстяных носках, которые я у него, кажется, до этого не видел. Подарок Юльки? Мелкая – держа на коленях сладкий подарок, который нам в конторе выдали от профсоюза. Надо понимать – ответная любезность от Макса.
– Все хорошо? – сглотнув очередной ком, спрашиваю у сына.
– Ага! – трясет головой мелкая. – Хочешь конфетку?
– Спасибо. Кушай сама.
– Мне много нельзя. Будет…
– Аллергия, – подсказывает Макс.
– Да. Как от прививки. Только посыплет попу.
Непосредственность мелкой заставляет меня улыбнуться, а Макс как сидел каменным изваянием, так и сидит, но я готов поспорить, что он в порядке. Вот и отлично.
– Этого никак нельзя допустить, – криво улыбаюсь. – Так что лучше ты оставь какие-то шоколадки на завтра.
Усевшись за руль, беру короткую паузу на то, чтобы осмыслить весь спектр эмоций, который мне удалось пережить этим утром. Их много. С некоторыми из них я так давно не сталкивался, что даже, казалось, забыл их вкус. А он вон какой… яркий. Как бы заново не подсесть на всю эту хероту.
Соберись, тряпка. Ты хотел поработать! Завожу мотор и трогаюсь с места. Машина не успела как следует прогреться, но сейчас это – благо. Давно пора переключиться на рабочие вопросы, но я то и дело возвращаюсь в это так непохожее на все другие утро. Я позволяю себе фантазировать и мечтать… Что если она ни при чем? У нас могло бы что-нибудь получиться? Сам факт того, что я действительно допускаю эту мысль, не на шутку шокирует. Гоню ее прочь. Переключив скорость, вписываюсь в поворот. Попадаю в пробку, образовавшуюся из-за криво припаркованной машины доставки. Постукивая пальцами по рулю, гляжу на яркую вывеску. Китайские фонарики, украшающие парадный вход в китайский, опять же, ресторан, рассеивают серый утренний свет. В нем, как в луче софитов на сцене, танцуют снежинки. Залипаю, как вдруг в мозгу загорается красная лампочка. Надо же… Я столько времени ломал голову над тем, чтобы понять, где наркота может фасоваться, кружил по городу, высматривал подходящие для этого дела места, и вроде казалось, был уже близок к догадке, как она ускользала! А стоило чуть отвлечься, самую малость отключиться от главного, как…
Заехав в карман парковки, впиваюсь взглядом в снующих туда-сюда грузчиков. В ящиках, похоже, свежая рыба. С такого расстояния не разобрать. Но с тем же успехом под видом продуктов здесь могла произойти выгрузка чего угодно. Нащупываю лежащий на соседнем кресле телефон. Звоню по наизусть выученному номеру:
– Сбрось мне план помещения китайского ресторана на Купеческой.
– Пять минут.
– И вот еще… Это же Рожкова территория, я ничего не путаю?