По-другому

Глава 24

Признаться, был момент, когда даже я засомневался, что вывезу. Ничего ведь не было готово. Ни-че-го. План вообще был другим. Пока мы просто должны были фиксировать происходящее, чтобы не спугнуть рыб пожирнее, но… Но когда твоей женщине и ребенку (чего уж!) угрожает реальная опасность, оказывается, очень сложно, сука, следовать намеченным планам.

Теперь вообще непонятно, что будет. Может, и отстранят, к чертям. А может, нет. Ситуация прояснится, когда закончатся задержания. Но, как бы там ни сложилось, я ни о чем не жалею. Была бы возможность вернуться назад, я без колебаний сделал бы ровно то же самое.

На том конце связи разоряется замминистра. Херово. Чувак даже проснулся по такому случаю. Или у них еще день? Да, точно. Блядь. Тру лоб, отвечаю по форме четко. Никогда ни перед кем не лебезил, и не стану. Характер не тот.

– Коли теперь этих мудаков, пока есть возможность! Сейчас дело заберут – и все, Ефрем Харитоныч! Все, твою мать. А мне нужны имена! Сечешь? Организаторы схемы, а не барыги мелкие, – вопит, наверняка слюной в трубку брызжа.

– У этого мелкого барыги – вся информация. Если бы он улетел…

– Да понял я! Вот хоть бы раз, хотя бы что-нибудь прошло бы для разнообразия гладко! Так нет! – рычит.

– Ну, видно, не в нашем деле, Виктор Станиславович.

– Плохо стараетесь!

– Да руки у меня связаны! Сами же понимаете.

Сачковский опять кроет матом и, не прощаясь, сбрасывает вызов.

Откидываюсь в кресле. Тру лицо. Адреналин потихоньку сходит на нет. На смену бешеной активности приходит сонливость. Иду умыться в прилегающий прямо к кабинету санузел. Ледяная вода бодрит. Но рожа, один хрен – краше в гроб кладут. Что Вера во мне нашла? Я-то – ясно…

Из-за того, что я практически никому в отделе не доверяю, допрос провожу сам. Рожков сидит за столом в браслетах на руках. Когда захожу, резко вскидывает взгляд. И тот тяжелеет, наливается ядреной такой неприкрытой ненавистью. Хмыкаю. Я все-таки его недооценил. Думал, он послабее. Впрочем, ладно… У меня и не такие к окончанию допроса плакали. Не такие плакали, а этот, что ни спрошу – отказывается от дачи показаний со ссылкой на конституцию. И адвоката требует. Это да… Это – почему бы и нет? Но для начала, похоже, пора все-таки прояснить ситуацию.

– Костик, а ты че такой борзый, я не пойму? У меня на тебя улик столько, что сидеть тебе до второго пришествия. Все же зафиксировали. Каждый шаг. И тут знаешь какой вопрос на повестке? Досидишь ли?

– До второго пришествия?

Нет, он еще и юморит. Ну-ну…

– Да хотя бы до суда, Кость. Ты, когда с баблом, переданным за товар, хотел слинять – на что рассчитывал? Что твои кореша не заметят пропажи?

Ну, не дурак же он. В органах работал. К этим опять же сунулся. На это ума хватило.

– Подельники-то твои, небось, в курсе, где тебя за жопу взяли, м-м-м? Знаешь ведь, как у нас быстро распространяются слухи. А там СИЗО и… Не мне тебе рассказывать, да?

И ведь я даже не блефую. Костя явно сильно рисковал, встав на лыжи с чужими деньгами. Такое не прощают. Ни в преступном мире, ни в принципе. Крыс нигде не любят. Я знаю случаи, когда и за гораздо меньшее убивали.

– А сам-то не боишься? – ухмыляется Рожков, впрочем, изрядно спав с лица.

Ответить не успеваю, потому что стучат в дверь. Оборачиваюсь.

– Ефрем Харитоныч, тут вас очень хотят.

– Кто?

Дима – человек из моих приближенных – неопределенно дергает бровью. Ах да. Чертова конспирация.

Выхожу из кабинета. Беру из рук Рябинина телефон. «Глухов» – артикулирует тот беззвучно. Ага. Наш почти губернатор. А на деле – человек, которого прислали в край навести порядок. С ним я поддерживаю тесную связь. Он в курсе всего происходящего, собственно, только благодаря ему мы так быстро получили отмашку и начали действовать. Я ему, выходит, по гроб жизни обязан. Только, кажется, Герман не из тех, кто будет предъявлять счет.

Быстро отчитываюсь о последних событиях. Глухов, не перебивая, слушает.

– Отлично, – замечает, в конце концов. – Будут новости – набирайте, чтобы я не дергал вас не по делу.

– Добро.

– И это… Ефрем Харитоныч, может… Женщине вашей нужна какая-то помощь…

– Ничего не надо. Спасибо.

– Да не за что. Но если все же защита… Знаешь ведь, куда лезем, Ефрем. Взвесь, – неожиданно переходит на ты наш-почти-губер.

– За моей семьей приглядывают.

Теперь уж точно да! Я сразу выслал несколько близких ко мне бойцов, как только Макс вызвонил меня и рассказал, что у них происходит. Макс… Сын. Я просто не знаю, чего ему это стоило. Но он сделал все как надо. Сумел преодолеть себя. Я так безумно им горжусь. Так горжусь… Ведь если бы не он, неизвестно, чем бы все закончилось. Я почему-то не верю, что Костик, получив свое, отпустил бы дочь. А Вера вряд ли бы мне простила, что я не смог их уберечь. Да я и сам бы ни за что себя не простил. Наши отношения были бы тупо обречены. Тут, конечно, Костик-мразь хорошо все просчитал.

– Вот и хорошо. Нам недолго продержаться, дело-то, сто пудов, заберут наверх.

– Это да.

– Хм… Ну тогда до связи.

Возвращаюсь в допросную.

– Ну что, Костик, подумал?

– Мне нужны гарантии, – выплевывает тот.

– В твоем положении гарантировать что-то сложно. Но для начала я могу обещать тебе отдельную камеру в СИЗО. А там посмотрим, насколько ты будешь сговорчивым.

– Ефрем Харитоныч, – снова открывается дверь. – Там вас вызывают...

Уже? Быстро, однако, сработали. Наверное, это хорошо. Ведь ни у меня, ни даже у Глухова нет каких-то официальных полномочий свыше тех, что дает должность. Негласные договоренности к делу не пришьешь. Есть закон. Есть прописанные процедуры… Я даже больше других заинтересован в том, чтобы все прошло как следует. А за тем, что дело не спустят на тормозах, Герман уж наверняка проследит. У него побольше возможностей.

В общем, со всей этой катавасией домой попадаю только вечером следующего дня. Вера встречает у ворот. Выхожу. Делаю первый глубокий вдох за два дня и, криво улыбнувшись, раскрываю объятия. Ухаю, не рассчитав силы, едва не падаю.

– Что?! – пугается Вера.

– Устал. Просто устал, – укладываю ладонь ей на затылок, губами касаюсь виска… Я действительно так заебался, что ничего больше как будто и не надо. Просто вот так стоять, прислушиваясь к тому, как мне в ребра колотится ее сердце.

– Но все хорошо?

– Вер! Я же сказал, что тебе ничего не угрожает. И свидетельские показания ты уже дала, думаю, тебя больше не будут дергать.

Я действительно отправлял к Вере Димку. Мы все, как положено, зафиксировали, прикрепили к материалам и передали, когда их запросили наверх. Но для надежности я, конечно, потребовал гарантий еще и у Глухова. Тот только подтвердил, что Вере ничего не угрожает. И похвалил, как лихо я это все документировал. Ну, то понятно. Я все-таки профессионал. А Вера… Вера – моя женщина. Я для нее и не так еще извернусь.

– Я не об этом! – отмахивается она.

– А о чем? – недоуменно свожу брови. Спать хочется дико! Башка не варит.

– У тебя все хорошо?

У меня? Во все глаза на нее пялюсь. Она, что ли, обо мне переживала?

– Теперь да… – сиплю и снова ее к себе прижимаю так, что хрустят косточки. Вера обнимает меня в ответ и медленными медитативными движениями поглаживает по спине. Все она понимает, думаю… Вон, как смотрит. И я смотрю… – Люблю тебя.

– Люблю. Пойдем в дом? – спрашивает, откинувшись в моих объятьях. – Я тебе спинку потру.

– М-м-м. В другой раз.

– Совсем нет сил?

– Совсем, – признаюсь, потираясь лбом о ее макушку.

– Ну, тогда душ, и спать, да?

– Да.

На второй этаж плетусь, еле волоча ноги. Останавливаюсь у двери в комнату Макса.

– Он уже спит, – шепчет Вера, осторожно поглаживая меня по спине. – И Юлька…

– Мелкая точно в норме? – интересуюсь, проходя в спальню.

– Точно. Кажется, она ничего не поняла толком.

– Слава богу, – бормочу, расстегивая брюки. Вера становится рядом, помогая раздеться. Ничего чувственного в этом нет. Просто помощь неравнодушного человека другому, полудохлому от усталости.

– Знаешь, что у меня спросила?

– М-м-м… – сил нет даже на уточняющий вопрос. Вера вскидывает ресницы.

– Ты ли теперь ее папа.

Киваю. Ноги не держат, я тяжело опускаюсь на кровать и засыпаю прежде, чем успеваю что-то ответить. Кажется, только глаза смыкаю, как что-то будит. День прибавил, но за окном серо и непонятно – то ли пасмурно, то ли еще не рассвело толком. Вслушиваюсь в тишину дома. Плачет, что ли, кто-то? А нет… Нет. Рвет!

Подскакиваю с постели и без стука вламываюсь в ванную. Вера сидит прямо на полу в обнимку с унитазом. Оседаю у нее за спиной. Перехватываю волосы, как раз когда ее скручивает очередным мучительным спазмом…

– М-м-м… Отойди.

– Я помогу.

– Только… хуже делаешь. Пахнешь…

Пахну?! Ах да. Трое суток почти не мылся. Твою мать… Но не до рыгачки же я воняю?

Быстро стаскиваю с себя трусы и ныряю в душ. Моюсь торопливо, но тщательно. Прям два раза! Не сводя глаз с внимательно за мной наблюдающей женщины. Смотрит, а у самой глаза слезятся.

Вырубаю воду, выхожу, обмотав бедра полотенцем.

– Ты чего? – опускаюсь перед ней на корточки. – Неужели я так вонял, что у тебя аж глаза заслезились?

– Нет, – смеется. – Не выдумывай, – перетекает в мои объятия.

– А почему тогда плачешь, Вер?

Откинувшись в моих руках, Вера закусывает губу, так явно борясь с очередной порцией слез, что мне не по себе становится.

– Ну что такое?

– Боюсь тебя разочаровать.

– Шутишь, что ли?

Вера трясет головой из стороны в сторону. И опять принимается грызть несчастные губы.

– Может, скажешь как есть? – чешу в затылке. – Я не силен в догадках.

– А еще в полиции работаешь, – смеется сквозь слёзы.

– Это все же другое.

– Точно, – влажно всхлипывает. – Я… Ты только сразу не злись, ладно? И себя не накручивай, ведь не факт, что у этого ребенка будут такие же проблемы, как у Макса. Я… Знаешь, я много читала. Так вот – никто не знает точно, откуда берется аутизм. В одних и тех же семьях рождаются как обычные дети, так и малыши с аутизмом… А даже если и так, я – не твоя кукушка. Мы со всем справимся, да?

Повествование Веры так скачет, что я, не поспевая за ним, лишь головой качаю. Дескать, да, конечно. А сам ни хрена что-то не понимаю. Совсем. Просто смотрю тупо. В глаза. Потом чуть ниже сползаю…

– В конце концов, ты тоже за это несешь ответственность! Я же не заставляла спать со мной без презерватива! Ты сам решил вместо контрацепции использовать концентрацию, так себе решение, как видишь.

– Вер, не тарахти. Постой… Ты беременная, что ли? – интересуюсь в лоб, и сам вздрагиваю…

– Думаю, да.

– Думаешь?

– Тест я не делала. Я вообще, если честно, обо всем с тобою забыла. А тут плохо стало. И… почему-то вспомнилось, что месячных уже почти два месяца нет. Какие еще могут быть варианты? – всхлипывает жалобно. – Ну а что грудь увеличилась, ты даже сам заметил.

– Заметил, да. Ч-черт.

Ноги затекли, я встаю. Сердце в груди колошматит, как ненормальное. И как-то так меня ведет… Все одно к одному ведь. Работа, Вера, стресс… Хоть бы коня не привязать раньше времени. Веду рукой ото лба к макушке. Надо что-то сказать, да? Как-то… успокоить? Или что? Тем более что Вера права. Я сам не позаботился о нормальной контрацепции, а ведь до этого без презерватива никогда и ни с кем не обходилось. А с ней… Может, мое подсознание так сработало, а? Может, не так уж я и не хотел детей? Раз с ней то и дело косячил…

– Как же не вовремя, – срывается с губ. Вера отшатывается, будто я ее смертельно обидел. Вжимается спиной в холодный кафель, зябко обхватывает себя за плечи… – Я к тому, что на работе… Опасность, опять же… И… Дело не в том совсем, что я не хочу, – сбивчиво объясняю, опасаясь, как бы Вера не сделала из моих слов совершенно неверных выводов. – Я же сдохну, Вер, если с тобой… с вами… – мажу взглядом по ее животу, не в силах поверить, что в нем растет мой ребенок, – что-то случится. А впрочем, что уже… – двумя руками сразу тру лысину. – Назад же мы ее не заткнем?!

С трудом скрывая наползающую на лицо улыбку, Вера ведет головой из стороны в сторону.

– Не заткнем. Факт.