По-другому

Глава 3

Мне ответом – оглушающая тишина, которая с секундной заминкой нарушается неуверенным гомоном:

– Вера? А ты чего… как… здесь?

– Да вот, с подружками в спа приехали. Почему-то даже мысли не возникло, что и вы тут будете отмечать, – тарахчу, не зная, куда себя деть. Господи, какой ужас. На кой мы сюда приперлись? А главное, что дальше? Костика нет. Спросить, куда он подевался? В отчаянии закусив губу, веду растерянным взглядом от одного лица к другому. В УВД Костика работает куча народу, но знаю я далеко не всех. Может, женщины эти – просто сотрудницы?

– Знаете, мы, наверное, пойдем. Не будем вам мешать, – натужно улыбаясь, подталкиваю притихших подруг к выходу. От резкого движения узел на моей простыне развязывается, я в полнейшем отчаянии ловлю ее уже где-то на талии, когда захлопнувшаяся за нами дверь опять открывается, являя пьяного вдрызг Васильева.

– О, ВерОника! Ик… Какие люди! А вы чего на пороге стоите? Давайте, быстренько к нам! – закидывает мне руку на плечи. – Мужики, налейте девочкам по штрафной.

На него тихонько шикают, но я делаю вид, что не слышу, хотя, конечно, мне понятны опасения тех, кто еще не успел напиться, как Стасик, и, в отличие от него, что-то соображает.

Ирка меня тычет в бок и приторно сладким голосом тянет:

– Ну, если мы вам не помешаем.

После такого приглашения надо еще как-то изловчиться, чтобы от нашей компании отделаться.

– Это ВерОника, кто не знает. Жена Константина Витальевича.

Самое время спросить:

– А он, собственно, где?

Не заметить заминку сложно. Стиснув зубы, усаживаюсь на лавку. Коллеги Костика наперебой берутся объяснять, куда тот подевался. Версии разные. Кто-то докладывает, что видел его в парной. Кто-то, что на прогулке. Ну да. Он же так любит гулять голяком по морозу.

– Стас, да ты не суетись. Мы буквально на минутку, и пойдем. У вас тут своя компания.

– Ну и че? Оставайтесь, – рубит друг с барского плеча. Но потом, видно, вспомнив, что не он тут барин, добавляет: – Мы таких девочек не отпустим. Подтвердите, товарищ полковник! – и поворачивается к сидящему во главе стола мужику. И вот тут я, наконец, понимаю, почему у меня все это время так мучительно горела щека. Оказывается, это товарищ полковник, кем бы он ни был, на меня беззастенчиво пялился. Ну, ладно, может, на нас…

– Думаю, это сами девочки будут решать.

Голос мужика напоминает раскаты грома в высокогорье. Оттуда до нас обычно долетают лишь отзвуки. Но в их низком рокоте столько мощи, что дух захватывает все равно.

– Стас, ты бы сначала представил начальство! Вера, познакомьтесь, Ефрем Харитоныч Меринов, наш…

Подключившийся к диалогу опер затыкается, так и не договорив, потому что дверь дома опять открывается, и на пороге возникает мой муж в обнимку с красными ноготочками.

– Вы как хотите, мужики, а я больше… – осекается, вдруг меня разглядев, и буквально в лице меняется. Да уж. Немая сцена, достойная театральных подмостков. Неужели я этого хотела? Какое унижение – бери и плачь. Но вместо этого я салютую мужу бокалом:

– Привет! Представляешь, Кость, мы приехали с девочками себя побаловать, а тут вы! – и даже умудряюсь натужно рассмеяться.

– Вера? А ты… А как…

– Да говорю ж, вон, Ирка с Таней позвали. Неудобно вышло, знала бы, что тут ваши гуляют, так отказалась бы… – как ни в чем не бывало, весело машу рукой. – Но! Ты не волнуйся, мальчики направо, девочки налево. То есть мы уже пойдем…

Возбужденно вскакиваю. Ирка с Таней, хоть и не так резво, поднимаются за мной следом.

– Спасибо вашему дому, пора к другому! – дурашливо откланиваюсь.

– Вер…

– Костик, а это, собственно, кто? – что-то начинает подозревать красные ноготочки.

– Жена этого красавчика! – сладко улыбаюсь я, ущипнув перекошенного Костика за щечку. Ути-пути. Визги «какая такая жена?!» дослушиваю уже издали, выйдя за дверь.

– Ну ты дала, Верка! Обоссаться! – ржет Коршунова, подталкивая меня в спину. Ага, дала… Буквально все, что во мне было. Теперь такое опустошение, что меня болтает как пьяную. И слезы рекой по лицу льют, и почти тотчас берутся ледяной коркой.

Спа-салон отсюда метрах в двадцати, надо просто обойди дом по периметру, а там наискосок – всего ничего, мимо раскидистых сосен. Нужно просто туда дойти.

– Эй! Вера! – орет Костик.

– Ты посмотри, – шипит Ирка, – этот гад за нами таки увязался! Хватило же совести.

– Да стой ты. Надо поговорить.

– Говори! – вытираю нос плечом. Простыня ни капельки не спасает от декабрьского пробирающего до костей холода.

– Вер, да ты что. Дубак. Пойдем, – возражает Таня.

– А вы, курицы, вообще не лезьте, когда я со своей женой говорю!

– Это мы курицы?! – взвивается Ирка.

– Ир. Потом, – вмешивается Таня. – Вер, ты правда будешь с ним разговаривать?

Киваю. Ведь не отстанет же! Я Костика хорошо знаю.

– Тогда хоть в предбанник зайдите. Вон там, видишь, дверь?

Дверь действительно ведет прямо в парилку. Очень удобно. Можно выскочить охладиться, минуя другие комнаты. Мы с Костиком заходим в тесный коридорчик. Здесь меня моментально бросает в жар. Озябшие пальцы в сланцах начинают больно покалывать. А тут еще Костик хватает меня за руку:

– Ты что это устроила?! – шипит он.

– Я устроила? – не верю своим ушам.

– А кто?! Приперлась тут, выставила меня идиотом! И это перед новым начальником, дура! Что он теперь обо мне подумает?!

Слова Костика ввергают меня в шок. Стою, не в силах вымолвить ни слова, глазами хлопаю. Нет, я, конечно, слышала – абьюзеры часто используют такой прием, но за моим мужем ничего подобного не водилось. Пока я пытаюсь как-то осмыслить происходящее, Костик продолжает вопить:

– Ты следила за мной?! Ну? Кто тебя надоумил? Эти?! – намекая, видимо, на моих подруг, тычет в дверь.

– Кость, ты спятил? Изменил мне, привел какую-то прошмандовку в нашу компанию, а виновата я?

– Да с хрена ли сразу изменил? Что ты себе придумала? У тебя совсем крыша потекла, да?

– Прекрати меня оскорблять!

Я не девочка. Я понимаю прекрасно, что и для чего он делает. Почему хочет вывернуть ситуацию так, чтобы еще и меня виноватой сделать. Умом я все понимаю, да… Но, боже, как это обидно. И невероятно… И… У меня даже слов нет. Я будто заперта теснотой этого коридора с человеком, которого совершенно не знаю. И мне так страшно это осознавать, после стольких лет…

– Ты сама себя оскорбляешь! Какого черта ты приперлась вообще?

– Я приехала в спа! С подругами!

– Пиздеж! Где спа, а где ты?!

Слова мужа бьют наотмашь. Ломают до этого казавшиеся мне незыблемыми подпорки в душе. Это так больно, что меня едва не сбивает с ног. Обхватываю себя за предплечья, отстраненно замечая, что в процессе нашей ссоры я успела потерять последнюю защиту – простыню. И теперь стою перед ним в давно уже маленьком мне купальнике.

– Знаешь что? Ты, Кость, как напаришься, езжай к этой своей… Не надо домой. Там тебя больше не ждут.

Меня колотит. Не в силах вынести происходящее, я отворачиваюсь. За спиной раздается глумливый смех, а отсмеявшись, Костик напоминает мне, что вообще-то это его квартира, и если меня что-то не устраивает, то я могу валить на все четыре стороны. Меня никто не держит. Вот прямо так и говорит, да, а потом еще и дверью хлопает.

Абсолютно оглушенная, я остаюсь одна. Стою так какое-то время, собирая себя по кусочкам. И молюсь только, чтобы никто сюда не зашел, не увидел меня такой униженной и раздавленной.

Отмереть меня заставляют чьи-то приближающиеся голоса. Как пугливая курица, я толкаю первую попавшуюся дверь, чтобы выскочить на улицу, но по ошибке вваливаюсь в парилку. И ладно бы это. Но! Совершенно не готовая здесь оказаться, я едва не утыкаясь носом в пах сидящего на верхней полке Меринова. Ну, то есть сразу я этого, конечно, не понимаю… Меня просто под дых бьет. Паром, пряным ароматом пихты и можжевельника. Мускусом хорошо пропотевшего самца и чем-то совсем уж интимным. И перед глазами (просто какой-то кошмар!) оказывается его наливающийся под моим взглядом член. Гораздо более темный, чем кожа на груди и на бедрах. Перевитый толстыми жгутами вен. О том, кому, собственно, этот член принадлежит, я понимаю, лишь когда Меринов со мной заговаривает.

– Решили попариться?

– А?! – вскидываю глаза. – Нет! Из-звините. Я, похоже, дверью ошиблась!

Вылетаю пулей. На этот раз безошибочно находя выход. Стыд обжигает щеки, стекает вниз по груди. Холода я не чувствую, хотя осталась в одном купальнике. Залетаю в спа. Падаю в ротанговое кресло.

– Ну, наконец-то, Вер! Как все прошло? Что этот мудак сказал? Отпирался?!

Мудак… Ах да! Они про Костика.

– Господи, девочки! Я такая дурочка. Я так влипла. Вы бы знали…

Почему-то случай в парной отодвигает произошедшее с мужем на второй план. Истерично хохоча, рассказываю подругам, что со мной только что приключилось. Прячу в ладонях горящие щеки. То хихикаю, блин, то рыдаю…

– Что, прям вот абсолютно голый?

– Совсем. Положил полотенце на лавку, чтоб зад не обжечь, и сидел в чем мать родила.

– Значит, там у полковника все в порядке, – без капли сомнения в голосе заявляет Ирка. И оно-то, конечно, да. Более чем. Но откуда ей знать?

– Откуда такие выводы? – утираю слезы.

– Сама подумай, будь у него какие-то комплексы по поводу размера, стал бы он так беззастенчиво демонстрировать свое хозяйство всем желающим?

Истерично ржу.

– Не то чтобы я прям желала его увидеть.

– Но увидела же. И что? Я угадала с размерчиком?

– Ирка, отвали. Мне сейчас не до этого совершенно.

– Ну, ведь интересно! Мужик этот у нас в городе не на последнем посту ведь будет...

– И что?

– А то! Все проблемы в мире от этого.

– От чего? От маленького члена?

– Естественно! Комплексы на какие только «подвиги» мужиков не толкают. А если мужик при власти… – Танюха поигрывает бровями, – его комплексы могут выйти боком многим.

– Если так, Ир, можешь спать спокойно. Там все более чем достойно.

Закрываю глаза. Но память настырно подсовывает картинки развалившегося на лавке в парной Меринова. Он немолодой – по крайней мере, на это намекают брутальные резкие морщины над переносицей и в уголках неулыбчивых губ и седина. Откуда мне знать, что он седой, если он лысый? Оттуда, что волосы растут не только на голове! О господи! Истерично касаюсь горящих щек. Вот это я вляпалась! Вот это я отмочила… И ведь вряд ли что могло сделать этот вечер хуже, а нет, оказывается, вполне. Какая же стыдоба!

– Слушайте, а он женат? – интересуется Ирка.

– Меринов? Не знаю, но дом он вроде сам выбирал, – отчитывается Волкова.

Слушая разговоры подруг одним ухом, я заканчиваю одеваться, подхватываю шоппер и вдруг ощущаю, что мой заряд разряжается в ноль. Стихает истерика и уходит адреналин, на котором я так долго держалась. А действительность наваливается на плечи, придавливает к земле – ни вдохнуть, ни выдохнуть. С губ только всхлипы рвутся.

– Вер? Вер, ты чего?!

Меня ломает практически у цели. То есть у Иркиной тачки. Я опускаюсь на колени, одной рукой касаясь двери, другой – ледяного настила на дорожке, и начинаю громко, некрасиво выть. Девчонки пугаются, конечно, подхватывают меня под руки. Причитают:

– Ну, ты чего, Вер?! Ты чего? Не конец же света! Вставай, давай, а то застудишься…

А мне хочется заорать – конец! Конец всей моей жизни, девочки…

– Тань, дай-ка ей выпить. Там еще оставался коньяк.

– Не хочу, – вяло отбиваюсь.

– Быстро давай! Глотни.

Глотаю, потому что Ирка, если какой целью задалась, ни за что от нее не отступится. Надо будет – и в глотку зальет свой коньяк! Лучше уж я сама как-нибудь. Делаю глоток. Морщусь. Без закуски сорокаградусное пойло прокатывается по пищеводу и падает в пустой желудок.

– Он, девочки, сказал мне убираться. Из квартиры. Нет, ладно я… А Юлька? Ему дочки совсем не жалко?

– Да пусть он что хочет языком чешет. У вас на двоих ипотека. Плюс материнский вложен. Что значит – его квартира? Как минимум, она ваша.

– Это я понимаю. Просто сам факт. Как он мог так сказать? Вот как? Я не узнаю его. Совершенно не узнаю.

– Это просто Костечка своего истинного лица не показывал. А я вот не удивлюсь, если он выбросит вас на улицу.

– Ты уж не перегибай. Как он нас выбросит? – шмыгаю носом.

– Да мало ли? Он у тебя мент. Что-нибудь да придумает. Благо тут схем хватает.

– Умеешь ты, Ир, поддержать, успокоить. Было просто тошно, а теперь хоть вешайся.

– Не слушай ее, Вер. Может, у него просто день плохой выдался. Ты же рассказывала, что он сам не свой из-за перестановок в конторе, – встает на мою сторону Танюшка.

– Как это оправдывает измену?! – возмущается Ирка.

– Никак! За дорогой смотри!