По грехам нашим. Книга 4

Пролог 1. Посольство

Субедей-богатур сидел в центре большого шатра, где собрались главы посольств, что отправлялись на Русь и в Венгрию. В условиях завещания Чингисхана, как и в решениях проведенного сыновьями великого хана курултая, политика монголов должна измениться. Теперь задачей посольств было не только обеспечивать разведку, но и искать поводы для начала боевых действий. В любой момент монголы должны были иметь повод к войне, но он должен был быть понятен не только ханам, но и каждому всаднику. Обиды, за оскорбления, убийство навязчивых послов, попрание ценностями монголов и других народов, которые вошли в составы улусов, все должно было влиять на настроения воинов и остального общества.

И все данные показывали, что с мощью степи, ведомую монголами, никто не справится. Разобщение у западных людей с большими глазами сыграет злую шутку для всех тех карликовых, но горделивых государств, воюющих друг с другом. Но Субедей-богатур часто уповал на свою интуицию, ссылаясь на помощь духов, и вот она вопила, что не все так гладко, как сообщают разведчики.

У величайшего монгольского полководца не выходил из головы тот юноша, с которым ему пришлось встретиться еще три года назад. Уже тогда Субедей усмотрел угрозу в боярине, сейчас же он удивлялся масштабам деятельности молодого парня. И монгол полагал, что, если его не остановить, то через два-три года он встретит сильное сопротивление на Руси. Уже сейчас Субедею донесли о пороховом оружии, удачной торговле и кроме княжеских дружин, порядка трех тысяч воинов. Да – это мало, чтобы победить монголов, но тенденция Субедею не нравилась. А последняя операция, когда подкупленному мордвинскому купцу удалось выкрасть монгола-перебежчика в стане боярина Корнея, показала многое. Прежде всего, этот предатель степи уже не считал монголов своим народом, упорствуя даже под пытками. Настораживало и то, что многие воины боярина знали или еще учили монгольское наречие, как и другие языки народов, вступающих в великое степное войско. Зачем? Они же встретились только на реке Калке и больше никак не соприкасались? Значит, готовятся княжьи дружины к войне, куют много доброго оружия, скупают и уже сами разводят добрых коней, тренируются, запасаются едой. И Субедей боялся, нет следует сказать, настораживался, не успеть покорить русов до того момента, как те станут силой, способной выстоять напору кочевников.

Возникает вопрос – почему именно Субедею? Но ответ прост, - сыновья великого хана все еще интригуют друг против друга, делят войско, пытаются протолкнуть свои креатуры на руководящие посты в будущем едином, или не столь однородном, войске. В условиях отсутствия согласия, именно фигура Себедея, как гениального стратега и тактика, устраивала всех. Он не вызывал отчуждения ни у Угедея, ни у Талая, даже Джучи признавал таланты сына кузнеца, готового встать во главе всего воинства, ну за спиной хана, конечно.

- Вы должны опорочить имя боярина Корнея Владимировича, всеми силами настроить против него боярство, уже прошлое посольство купило некоторых из людей, как Ярослава, так и Мстислава, но задачей наиглавнейшей является владимирское княжество – оно входит в силу и, как поведет себя Ярослав, зависит, сколько воинов мы поведем дальше на Запад. Сорите подозрения, не жалейте серебра, спровоцируйте убийство представителей посольства и требуйте головы Корнея, Он вспыльчив, пусть послы потребует уступить боярину свою жену, на ночь, или еще что придумают, - Субедей набрал воздуха в легкие, чтобы продолжить, но увидел непонимание у будущего главы посольства к русичам, усмехнулся.

Спровоцировать убийство послов – так они и есть главы посольств. И вот так слушают, что им нужно погибнуть! Но вот только почему нужно все разжёвывать даже этим грамотным людям.

- Сделай официально главой посольства другого, его и подставь, а после гибели – сам станешь послом. Найди либо глупого, либо убеди умного, взяв его семью в рабство, мне нужно учить и такому? - Субедей зло посмотрел на главу владимирского посольства, который от напора стал казаться меньше.

Главнокомандующий монгольским войском, пока его делят между собой Джучи и Угедей, после еще поговорит с послом, нужно досконально убедиться, что тот правильно все понял и готов исполнить волю его, бывшего сына кузнеца, ставшего почти вровень с сыновьями Великого хана. Нужно ударить основательно, расстроить планы Ярослава стать во главе единого мощного государства. Лучше сделать так, чтобы руками самого великого князя ударить по боярину Корнею, да еще после от имени боярина отправить письма в Ригу, Новгород, Ростов, мокши, булгарам с просьбой о помощи, то может начаться такая анархия, что монгольская армия пройдет по русским землям победным маршем. Может и как освободители от смуты.

Пролог 2

- Радим, ты с нами, али как? – после часового разговора уже напрямую спросил боярин Никанор.

Битый час лидер великокняжеской оппозиции доказывал Радиму, что тому следует или просто отойти в сторону, или же стать рядом. Последнее приветствовалось в большей степени и сулило в будущем место в боярской элите. Никанор представлял интересы той части боярства, которая была недовольна введением новых нарядов в Великом княжестве Владимирском. Чего стоит только одна посошная рать – обязательство выставлять князю отряды?! Все бояре имели в своих дружинах боевых людей даже более потребного Великому князю, но то свои вои, своя безопасность и сила. Использовать свои малые дружины представлялось необходимым только в интересах собственно своих, никак иначе. А тут Великий князь да при помощи посошной рати в такую силу может войти, что и не станет слушать мудрых бояр. И виной всему стал молодой выскочка – Корней. Убрать его не получилось, два нападения показали, что боярина недооценили, сейчас же есть отличная возможность избавиться от возмутителя порядка и уклада. Тем более, что частью сделать это можно чужими руками.

Радим молчал, он был сейчас в том положении, когда невозможно отказаться, но и, принимая сторону заговорщиков, – а это именно они, – пожилой и прожженный в интригах один из лидеров владимирского боярства, переходил дорогу Ярославу, к которому начинал относиться все лучше. В отличие от других бояр, Радим осознал, что при сильном князе появляются и много больше возможностей. Стабильность для торговли и ремесла очень важна и только стала вырисовываться эта стабильность, как нашлись бояре, что готовы пожертвовать державой ради собственных амбиций.

Ситуация усугублялась еще и тем, что приглашенный на разговор к Никонору Радим прибыл только с десятком своих ближних рынд-телохранителей. В то же время дом кишел от вооруженных людей. И, если он не согласится войти в группу заговорщиков, которые куплены монголами, то незатейливо убьют. Глупо так подставляться, но и прямо лгать не по чести боярской, он же не тать и не византиец. Поэтому нужно выслушать, принять туманную позицию, чтобы не отказываться и оставлять пути отхода.

Еще год назад, Радим оказался свидетелем, как Никанор, практически обанкроченный из-за краха торговли, завязанной только на Новгороде, вдруг стал сорить серебром. Отремонтировал свое поместье, закупил новое оружие и доспех для своих боевых людей, набрал еще пять десятков из лихих новгородцев. И теперь именно Никанор становится главой заговорщиков и первым в деле ослабления князя, да и всего княжества.

- С вами я, токмо в стороне стоять буду, ибо супостата не привечаю, но и мешать не стану, - произнес слова Радим и с большой неохотой поцеловал нательный крест.

Без крестоцелования ему бы не поверили. Теперь нужно думать, как выкрутиться из ситуации. Оправданием клятвы могло только стать то, что заговорщики действуют только по указке татарвы, а Радим крест целовал и на защиту земли православной, да и было дело и Великому князю еще Юрию успел клятву дать, что стоит на обороне Великого княжества Владимирского.

Глава 1. Альтруизм с приставкой «гипер»

Я сидел и вчитывался в строки со множеством имен, цифр, выводов – это были итоги проверки поместий. Много уже было сделано, часто без должного присмотра. Так сказать, период «дикого капитализма», только без организованной мафии, они просто не успели организоваться, но то, что такая тенденция была, становилось очевидным из аудиторской проверки.

Между тем пятнадцать листов дорогостоящей бумаги из-за необходимости скрупулёзного изучения, казались полноценным романом, как по затраченному времени, так и по содержательному сюжету. А между тем, меня ожидал старый знакомый Атанас, представители генуэзцев с какими-то предложениями пожаловали, купец арабский, что помог Ипатию реализовать задуманное, гости от Семьюна. Дел – воз и маленькая тележка. Более интересных дел.

Но, не суждено. Изучал доклад и слушал пояснения к нему.

- Так, Макарий имает схрон в лесу, там боле семи сотен гривен серебром, дома у его серебра болей за две сотни, також с мельником на долях он третью мельницу ладит, торг ведет у Ростове, да Городце, - зачитывал доклад человек Филиппа.

Я еще при отбытии в Ригу намекнул Филиппу, что каким бы то ни был Шинора, но у меня всегда была информация, кто, чем дышит. Божана хорошо справляется с хозяйством, но отслеживать казнокрадство не может. Да и сам я не был в необходимой степени въедливым и наблюдательным к коррупционным и прямо таки воровским делам, но подозрения были. Как по мне, так и особых переживаний не должно быть – прибыль идет и большая, чего работающих людей стращать. Как-то позабылись слова Суворова про то, что любого интенданта, после пяти лет службы можно вешать, всегда найдется за что. Вот оно и выходит боком. Недоимки были большими и это упущенные возможности, как к развитию, так и к подготовке противостояния с монголами.

Получалось, что меня обкрадывали и Макарий и Мышана так же, до ухода в послушницы, была нечиста, даже их заместители уже начали совершать, пусть пока и робкие, шаги на ниве воровства. По Лису мало сведений, в торговые дела он не пускает никого и грамотно ведет бухгалтерию. Жадоба под большим сомнением. Демьян-мельник, а, может больше его ушлая жена, зарвались – у меня половина доли, а получаю от семейки хорошо, если четверть – там темные схемы с другими поместьями, в обход потребностей нашего, которое должно быть приоритетным по определению. Имело место даже порча зерна, которое ждало своей очереди на помол в непригодных условиях.

И так по всем, не найдено только проблем в стекольном производстве, может из-за излишне плотного контроля да у пчеловодов недоимки в рамках статистической погрешности.

- И что с этим делать? – спросил я вслух больше себя, чем парня.

Этого ушлого и грамотного, что важно арабской цифири, я уже точно отожму у Филиппа, пусть занимается контролем над всеми предприятиями.

Первое, чего мне хотелось сделать – публичную, выпороть и выгнать с конфискацией имущества казнокрадов. Однако, было бы кем заменить этих уже опытных управляющих. Таких резервов администрирования нет и в ближайшее время не предвидеться. Да и заменять уже опытных людей, которые дают хорошие прибыли, пусть и меньше реальных?

Хорошо, что я сейчас находился далеко от этих людей, не могу действовать вспыльчиво, есть время остыть. Был же я в Суздале, а по деятельности Симеона в суздальском поместье, только собираются данные, можно было на нем отыграться, но опять же позже. Вот только точно известно то, что он из своей зарплаты нанял повара из гостиного двора Речного, где и закупил продукты к моему приезду. Видимо, очень держится, пока, за свое место и боится, что вновь куда-нибудь перекину, или вовсе предам забвению, а оно к тому шло.

Пока я выслушивал результаты проверки, если можно так сказать, потому что большинство сведений добывались чуть ли не шпионскими методами, гости, как я уверен, друзья, собрались в дорогу без меня. Так что получилось, вопреки опасениям, выехать почти в запланированное время.

Всю дорогу я еще и еще пересматривал бумаги, которые пестрели цифрами и именами. Особенно поразило, как человек Филиппа, который будет моим, оперировал арабскими цифрами. На второй день пути я окончательно успокоился и решил не рубить с плеча. Тем более, что поездка казалась не обременительным переходом, а увеселительным дружеским путешествием. Нам с Божаной даже удалось наедине покупаться, пусть и вода была уже холодноватая – все-таки середина августа, а лето было с весьма изменчивой погодой, что было предвестником неурожайных лет. Но здесь и сейчас даже будущие урожаи беспокоили мало, редкие дни в неге и радости.

Въезжали в поместье как на огромную строительную площадку. Старые дома практически все перестроены на новые срубы с печами, многие имели даже остеклённые окна – еще одно доказательство тому, что люди стали жить даже не нормально, а богато. Сейчас в старых домах в основном проживали пришлые семьи, которых все прибавлялось и это в ближайшем будущем станет серьезной проблемой. Нужно бы повременить рушить старые постройки, пусть и в ущерб загруженности поселков.

- Боярин, Корней Владимирович, по здорову ли? Вельми рады, что вернулся с похода, мы работали и все у нас ладно, - разливался елеем Макарий, который встречал меня у ворот в усадьбу.

Даже сейчас я видел, что поведение тиуна изменилось, много, до брезгливости, подхалимства, это только говорило в пользу того, что управляющий стал на кривую дорожку. Может, не прошли незамеченными и изыскательные потуги проверяющих. Я желал, чтобы всех вороватых силой по одному приволокли ко мне, чтобы они были запуганы, не по злобе, а спектакля для. Потом последовало бы всемилостивейшее прощение за возврат награбленного и, возможно, пересмотр соглашения. Пусть зарабатывают от прибыли поместья. Процентов шесть-семь на всех управляющих, на сегодняшний день должно хватить, даже с избытком.

Однако, вот они, почти в полном составе, встречают «кормильца». Не было только Демьяна с супругой, которых хотелось видеть пуще остальных, – там вообще наглость имела место, даже вредительство на грани с предательством. В то время, как наше зерно ожидало очереди и, естественно, частью портилось, обмолачивалось зерно соседей, как говориться «мимо кассы в свою калиту».

Вина виделась не только в действиях и проступках Демьяна, но и в самом отношении соседей, которых в последнее время я не брал в расчет, думал, что уважают, даже опасаются связываться, но – нет. Сразу видно не было, по крайней мере, я не мог определить, но как зерно начало поспевать, обнаружилось, что в соседних поместьях есть участки пашни, где очень даже неплохо растет рожь, пшеница, да и другие культуры, так здесь раньше злаковые не колосились, мои то семена. Додумались высадить и кукурузу.

Даже не задумываясь, я принял решение, что прикажу собрать урожай из наших семян у ушлых соседей и проследить, нет ли какой коррупционной схемы и здесь, оставлю только урожай, объем которого был раньше за нормальный. А если узнаю, кто налево толкнул наши семена, точно выгоню и лишу имущества. Нельзя, пока нельзя, вот так, без преференций лишать себя преимуществ. Я собирался раздавать семена по всему Великому княжеству, но за это хотя бы получить политические очки и заработать авторитет и связи в боярстве.

- Макарий, ходь за мной, остатних повесить, - приказал я, еле сдерживая улыбку от начавшегося спектакля и сразу же отправился к дому. – Ипатий, ты поможешь?

Попаданец кивнул головой в знак согласия, и мы пошли заниматься экзекуцией, с проявлением актерского мастерства.

- Что ты змеиный тать, серебра мало? – включил я «злого» полицейского.

- Корней, Макарий добрый тиун, не серчай, - подыгрывал мне Ипатий.

Пятнадцати минут представления хватило, пока не начались причитания типа «бес попутал», «все отдам, не гони прочь» и все в таком роде. Оказалось, что проверка многого даже не выявила, из прибыли больше тысячи гривен (просто феноменальные деньги) не было отдано. Оказалось, что соседи выкупили семян частью у Макария, частью у Демьяна, подсунув тому свое зерно на мельницу взамен. Выходило, что изымать урожай из выращенных контрафактных семян не следует, предложила схему жена мельника, он мог даже не знать. Скорее всего, просто отвернулся в нужный момент и делал вид, что не причем. Но разговор «по-соседски» предстоял серьезный и сложный, как и обязательные санкции. К примеру, больше ни зернышка от них на наши мельницы.

Я был настроен по-боевому и за день были доставлены на разговор практически все коррупционеры, которые делились не только сворованным, но и даже личными средствами, благо одно от другого отделить уже было невозможно.

В стороне, «на десерт» стоял вопрос с Демьяном, которого притащили силком. При этом, у двух моих людей были видны следы от процесса «уговоров» мельника, не слабый мужик, если с подготовленными так смог буреть. Неприятным стало то, что с Демьяном пожаловал и сват мельника – Дарен. Вот с кем точно не хотелось ссориться. Так уж вышло, что заменить Дарена-кузнеца пусть и можно, но в ущерб качества и количества, как и можно потерять целую когорту учеников, считающего строгого и часто грубого мастера чуть ли не воплощением кузнечного бога.

- Боярин, пошто ты мого свата аки татя тащишь? – с порога встрял Дарен.

- А, Дарен, пришел, добро, ты також потребен мне. Я поговорю с Демьяном, а ты - на, - я протянул лист бумаги, где была изложена теневая схема сбыта стали и сельскохозяйственного инвентаря в Нижний Новгород и, опять же в Ростов.

Дарен сразу поник, как только начал вчитываться в цифры. Он начал «зависать» и постоянно теребил бороду, а его левая нога, как только кузнец присел, начала выстукивать частую дробь. Этот разговор я собирался провести в доверительной беседе наедине, договориться мирно и без спектаклей, но раз уже так сложилось, но не выдержал и мокнул мордой в помои и кузнеца, искренне опасаясь его реакции.

- Я говорит тебе, Демьян – бери мою долю в мельнице за серебро, ты не пожелал купить, а волю мою забыл, - начал я отчитывать мельника. – Мельницы на моей земле, ты иди в другое поместье, да там и ладь мельницу, али аще что.

- Не гневись, боярин, - Демьян бухнулся на колени, а Дарен с тревогой смотрел на начавшееся представление, наверняка примеряя роль своего свата на себя.

У кузнеца грешков хватало, благо пушки налево не толкал, а то в таком случае даже не посмотрел на все заслуги кузнеца. Этот в сравнении с другими имел хоть какую-то совесть и спекулировал грамотно.

- А как не гневаться-то, я к вам с повагой, серебра давал, сколько просили. На венчании чад ваших вино хмельное пил, а вы… Сколько аще потребно серебра? Дам по три сотни гривен и идите ад меня, а коли у кого пушки станешь ладить, - уже конкретно к Дарену обратился я. – Всех на нож!

Дарен было рванул ко мне, как показалось атаковать, два охранника не успевали среагировать, только Ипатий встал на пути кузнеца. Однако, тот поняв, чем дело пахнет, рванул ко мне в колени. Подобное унижение было неприятно, ломало мое отношение к кузнецу, и приходилось напряжением сил отыгрывать роль до конца. Не мог я лишиться Демьяна, а еще больше Дарена. Если бы кузнец согласился уйти, пришлось биться головой о дерево, уходить в длительный запой, но «убирать» главного секретоносителя пришлось бы.

Выдержав для проформы паузу, высказал свои условия. Прежде всего, как только возвращается с морских далей Клык, сразу же играем свадьбу с дочерью Дарена, второе, ремесленные олигархи возвращают всю прибыль от теневого бизнеса. Дальше работают только через меня, но с более высоким процентом от прибыли. Зерно вначале молоть наше, после то, что принесут поселяне, а уже потом – чье угодно. Третья мельница становится только моей, и я сам подберу человека на ее, который будет работать только по зерну с поместья, что освободит возможности промышлять для Демьяна на мое, ну и в меньшей степени на его благо.

Так что пытался использовать извечный принцип «кнута и пряника», ну и еще психологический прессинг. Отобрать у этих людей все, выгнать, создать кучу проблем по поиску новых работников, которых еще и обучить, дать время и немало освоиться, так и в лучшем случае можно было год оказаться без мельника, потерять много зерна, серебра.

Даже хорошо, что все так сложилось, немного потрясти систему нужно было, даже в условиях высокой рентабельности. Аппетиты же растут, и уже скоро может статься, что поместье будет приносить тысяч семь прибыли, а красть менеджеры станут вдвое больше того. Сейчас же по скромным подсчетам конфисковал больше двух тысяч гривен серебром, которые частью сразу же вложил в производство оружия и в новые заказы строительным артелям.

На следующий день, когда первые телеги с недоимками начали прибывать в усадьбу, оставил это дело на других, сам же поехал на осмотр поместья, ну и на торг. Вот что делает дачник из двадцатого и даже двадцать первого века, когда приезжает на свои пять-шесть соток? Правильно, осматривает свои «владения». Меня так же манило все посмотреть, потешить самолюбие, осознать, как много уже сделано.

Прежде всего, посетил строящийся монастырь. Деревянные постройки, которые уже могли принимать монахинь, были слажены, фундамент залит, территория огорожена и уже начали возводить каменные стены. Когда примет постриг Агафья Никитишна неизвестно, но согласие епископа Симона уже получено. Много денег шло на строительство, причем хоромы и вдвое больше, но из дерева обошлись бы в десятки раз дешевле, чем меньше, но из камня. Да, в большинстве был кирпич, но раствор для его скрепления… Миллионы куриных яиц.

Небольшая поездка по полям, с деятельными тиунами, которые после взбучки, как удар током получили, были деятельны, активны, неизменно записывали все замечания и сразу же старались все исправить, даже сами фонтанировали идеями. Вокруг процессии, а иначе этот выезд назвать и не получалось, роились приказчики, разные управляющие, вне зависимости от того, куда именно мы ехали. Вот зачем мне были нужны управленцы свинокомплекса, когда мы объезжали поля и склады с овощами, зерном, с ягодами и фруктами под варения и алкоголь. Отдельный цех и склад быстро построили под грибы, которых в этом году не много, а очень много. Я первоначально задавался вопросом, что именно можно делать с таким неимоверно большим количеством грибов, которых так именовали, впрочем, только трубчатые, белые – те самые боровики, не особо то и котировались. Так что боровики, подберезовики, моховики, подосиновики, даже те, которые звали в двадцать первом веке «польские», массово собирались, прежде всего, детьми. Потом грибы сушились, измельчались до состояния порошка, ну и были еще одним подспорьем для обогащения многих блюд, или антикризисным «спасательным кругом». Отдельной статьей шли маринованные маслята. Нет, просто солить грибы умели, и делали это, в каждом доме, но маринад с перцем, лавровым листом, уксусом и подсолнечным маслом, было роскошью. Еще бы гвоздики туда добавить, как это я делал в прошлой жизни, но, чего нет, того – нет. А если и есть, то за сто грамм платить по стоимости чуть ли не коня, извольте, но нет.

Урожайность же была нормальная, по тем меркам, как я привык измерять. Для этого времени, можно говорить, что феноменальная. Однако, по злаковым уже намечался определенный спад на сам 3-4. Но это, скорее всего, произошло из-за уже не вторичного, а третичного использования земли под одни и те же культуры, может частью и плохой селекции зерна. На погоду грешить было нельзя, если только не на прохладное и переменчивое лето. Но меня убеждали, что погода вполне была нормальной, пусть старые люди и говорят о гневливости даждьбога. Им можно, они уже свою жизнь ценят мало, а в нашем случае, скорее стать изгоями в христианском обществе.

Между тем было много сахарной свеклы и картошки, так что будем жить… Особенно по картошке. Высаживали корнеплод с расчетом корма для свиней и на крахмал, так что может не хватить и подготовленных пяти десятков буртов для хранения. На всякий случай решили подготовить еще места хранения. Морковь чуть хуже, чем в прошлом году, но в целом неплоха, радовала капуста.

И вот чего было вообще критиковать сельское хозяйство в унжанском поместье, так можно дойти и до того, что еще лучшие урожаи под Суздалем подвергну остракизму. На Древней Руси нет ни такой капусты, ни моркови, лук есть, но мелкий, только недавно начали употреблять репчатый, да многое какое-то мелкое, дикое.

Следующим пунктом стала коровья ферма – моя боль и слезы. Как же не хватает буренок двадцать первого века! Маленькие, как я их называю для себя «коровьи пони», давали очень мало молока. Не знаю, насколько продуктивно доились коровы будущего, но наши редко давали по девять литров за две дойки в день. Мясо с таких животных тоже немного, но мы не сдаемся и пытаемся увеличить поголовье. Очень хочется сыра. Мы уже делаем брынзу, как и варим сыр, но мало и как-то неумело, что-то не выходит желаемого результата. Однако, стратегический запас мяса в виде поголовья крупнорогатого скота есть и то хорошо.

В речном порту, который так же преобразился, поел, именно здесь теперь самое большое разнообразие блюд и готовят отменно, даже думал использовать административный ресурс, чтобы переманить в усадьбу поваров, но посчитал, что тут важнее – больше серебра принесут. Поговаривают, что выбирая, куда ехать торговать, некоторые торговцы специально заезжают в поместье, чтобы поесть, купить колбас и других деликатесов, ну и алкоголь. Последнее, скорее больше привлекает суровых мужиков из купчин и их охраны, но все в комплексе создает некую атмосферу эксклюзивности. Ну, как приехав на торги в Городец, даже в Новый град на Волге, и не посетить Унжанское торговище? Никак и по многим причинам. На том и деньгу зарабатываем.

Торговля сегодня прошла хорошо, как об этом сообщили приказчики. Купцы уже приценились, выбрали все то, что хотят приобрести, теперь служащие за день должны все отобрать, сложить, перепроверить и даже загрузить на корабли, если гости не пожалеют дополнительно отсыпать немного серебра. Все услуги, даже дежурившему отряду ратников разрешено частью наниматься на сопровождение грузов до Нового града.

Но главное другое… У меня сегодня праздник, о котором не поспешили сообщить, не понимая всю важность события - теперь мы имеем марганец из Кутаиси, селитру из Индии. Пусть не очень много, однако, немногим меньше, чем я произвел весной. И даже не это главное – у меня есть два мешка чая! Как я соскучился по этому напитку! Даже сильно сожалею, что в параллельном мире у профессора не потребовал чая.

Большинство из перечисленных товаров, так порадовавших меня, были привезены уже приятелем – булгарским купцом, и еще много кем, Атанасом. Сегодня булгарский партнер был крайне холоден, и его торговля была какой-то сумбурной, необдуманной – покупка ради самого процесса покупки. Булгарин поведал, что в этом году на обучении из числа его соплеменников не будет никого, что переговоры с Ярославом зашли в тупик, или даже больше – провалились. Причем, как я понял из скомканного рассказа, эмир отжег – он потребовал срыть Нижний Новгород и усмирить, или даже организовать совместный поход с Ярославом, Рязань. И, если Нижний – это был фактор, который использовался для обмена, чтобы в момент переговоров отказаться от требований, то на Рязань эмир Челбир настроился серьезно. Вот только он не учел, что и представители Рязани были в то же время во Владимире и уже вели консультации о военно-политическом альянсе. Причем, они добровольно отдавали пальму первенства Владимиру. И до того, Владимир доминировал над Рязанью, но официальное признание вассалитета для Ярослава может многого стоить, больше, чем эфемерный и призрачный союз с Великой Булгарией.

Так что проблемы могут быть и в самом факте присутствия Атанаса в Унже. Его обвинят в связях с русичами, а меня заподозрят в сношениях с булгарами. Не так страшно, но я понимал, что в лице булгарина я теряю выгодную торговлю.

И нужно произошедшее еще понимать, как не звоночек, а набат – опасность провокаций на границах Руси будет обязательно. Челбир не оставит отказ без последствий. Для меня же это значит, что в поместье, необходимо ускорить строительство системы трех крепостей, а монастырь, в таком случае, да простят меня православные, подождет.

Были у Атанаса и сведения, что булгары примут участие в войне монголов и мусульман во главе с Джелал-ад-Дином, для того, чтобы после просить помощи у единоверцев и в другом. В чем другом? Ясно, хотят булгары пощипать рязанцев. Нам это на руку, если князья поймут замыслы волжского соседа, а я уже убедился, что дураков среди хозяев княжеств нет, то неминуемо ускорение консультаций по союзу и сблизит Рязань с Владимиром, которые имели в последнее время крайне сложные или даже враждебные отношения.

- Ты мне друг, Корней и я желал мира и торга с Русью, но по воле эмира, с тяжелым сердцем и супротив тебя саблю подыму. Поведал я много, буде как оставить жизни булгарам, не бей их, бери в полон, я выкуплю, спаси Аллах тебя, - закончил разговор Атанас и спешно вышел из переговорной комнаты, оставив меня в крайней задумчивости.

Союза с булгарами не случилось. Они рассчитывают победить монголов в составе мусульманского войска, ну а после начинать экспансию на Русь. Силенок то не хватит и может такое противостояние, если все «по-взрослому» станет, которое ослабит Булгарию даже в случае их победы. Тогда и половцы станут угрозой, а племена-данники отложатся. Сложно как-то выстраивается политическая конфигурация в регионе. И она очень даже похожа на ту, что была в истории, которую я изучал в университете в прошлой жизни. Так, в конце двадцатых, начале тридцатых годов тринадцатого века, перед Батыевом нашествии, мордва, по наущению Булгарии сильно озоровала, да и русичи не сидели на месте и ходили походами на мордву.

Да и не против я войны с булгарами, нам, так или иначе, но схлестнуться придется, но вот только решить бы сперва вопрос с монголами, да провести внутренние реформы. Устоять после всех преобразований и стать сильнее. В конце концов, на носу съезд князей, а это мероприятие не предсказуемое, как ни готовься.

Так что нужно укрепляться, не жалеть денег и иных ресурсов для создания армии как обороны, так и нападения, развивать технологии и быть наготове. Все по отработанной схеме, но еще больше увеличить масштабы. Следующие годы будут жаркими на события.

Еще зимой я пригласил всех заинтересованных в новых технологиях людей в свое поместье. Если цель моего пребывания – сильная Русь, то никак нельзя скрывать свои технологии, ну, по крайней мере, те, что смогут сделать русские княжества сильнее. Признаться, жаба грызла неимоверно. Если бы еще года три-четыре мира было в запасе, то чах бы я над своими нововведениями в ремесло, как некий дракон, или Кощей. Но мы не справлялись по всем объективным оценкам. То, что можно было произвести многими ремесленниками по многим русским городам, было сложно осуществить в одном поместье. Тут и вопросы логистики и сырья и строительства производственных помещений, кадровая проблема, да много чего. А ремесленные мастерские, уже оснащенные пусть и примитивным, но необходимым инструментом, сами ремесленники смогут быстро освоить производство нового оружия. Вероятно, на Руси никогда не было еще столько много оружия, как своего, так и трофейного, приобретенного в последних компаниях, но его все равно мало, а нового вооружения еще меньше.

И лидером в количестве оружия, как и в его качестве, стало Великое княжество Владимирское, уже покрывшее себя славой в борьбе с крестоносцами и шведами. Да и дружины владимирские стали минимум вдвое сильнее. А союз с рязанцами оставит далеко позади притязания на лидерство и черниговцев и киевлян, не говоря уже о смолянах. Так что съезд князей был обязательным, лучше попробовать создать новую систему отношений мирно, чем войной, даже, если мирный путь и дольше и труднее.

Все русские княжества, кроме галицко-валынского приняли приглашение, по разным причинам, некоторые вопреки желанию вообще говорить, но приняли. Даниил Романович отказался прибыть на съезд князей. Как по мне, так пусть и дальше игнорирует общерусские вопросы, не получит ни технологии литья стали, ни производства оружия, передового для этого времени. Не получит он и в перспективе зерно, об урожайности которого ходят легенды. Да и торговые отношения с Великим Владимирским княжеством – очень важный момент для Галичи, мощь которой во-многом строится на торговле солью. Сейчас именно стольный град Владимир контролирует торговые отношения Руси с Западной Европой через Ригу, Новгоргод, Псков. Это поняли в Чернигове, это понял и Мстислав в Киеве. Поэтому они и решили приехать и даже идти на некоторые уступки, Ярослав же частично привязал «договороспособность» князей к тому, какой объем передаваемых технологий они получат.

Вот за то, что все князья подтвердили свое согласие сообща бить внешних врагов, и стали обучать, да показывать приехавшим кузнецам, как мы льем сталь и даже, как и сколько, в какой момент, добавляем марганец.

- Откуда вы? – просил я троих «гномов». Мужики обладали, как на подбор, широкими плечами при низком росте, длинные нечёсаные «гномьи» бороды дополняли образ.

- С Гомля, что на черниговской земле, - сказал один «гном», при этом, даже не повернувшись в мою сторону, настолько был увлечен каждой мелочью в осваиваемых процессах.

Я еще в той жизни в другом мире, откуда три года назад переместился в прошлое, слышал, что в белорусском городе Гомеле в 1980-е годы была найдена огромная, по средневековым меркам, оружейная мастерская, уничтоженная монголами. Уникальная находка была спасена археологами, не позволившим разрушить объект во время строительства в центре города. Для меня эти мощные невысокие люди стали интересны и я, пользуясь своей властью, начал расспрашивать их, отвлекая от созерцания священнодействия, когда чугун превращается в сталь. Это же еще одно свидетельство ожившей истории, давненько я не ощущал этого исследовательского интереса. Был уже уверен, что историк во мне если не погиб, то впал в кому.

- Мил человек, иди отсель, по добру, - не выдержал один из «гномов» и уже прямо таки послал меня по матушке.

На что Дарен, лично проводивший практическое занятие, взял молот и сделал шаг в направлении группы промышленных «туристов».

- Не треба, Дарен, ремесленные люди не ведают, что я тут хозяин. Вы же не ведаете? – обратился я к кузнецам, которые уже стояли в поклоне.

Я спешно вышел. Действительно, только мешаю работе. Насколько быстро может меняться настроение. Вот тут был интерес, а сейчас уже ощущение ненужности. Все работает, люди при деле, а я, как слон в посудной лавке.

И вот я уже и не нахожу себе места. Все работает, никто особо не «косячит», тиуны, как и все управляющие жилы рвут. Все так хорошо, что некого и на хрен послать. Уже вовсю меняем пуд нашего зерна на три пуда, что присылает великий князь. Кому он раздает уникальный семенной ресурс – его дело, этот процесс был его серьезным аргументом при переговорах. В умелых руках политикана и интригана, зерно, давшее в прошлом году средний урожай в сам 27, имеет важнейший ресурс для убеждения и склонения оппонентов к нужным решениям. Пусть пока и добились только решения о коллективной безопасности, но серьезных противоречий во время съезда не было. Недовольство присутствовало, но и только. Все князья согласились выслать свои дружины, если кто-нибудь на любое княжество нападет.

Нам же договоренности князей, как и обеспечение ресурсами переговорной позиции Ярослава, выгодно с экономической позиции, но и только. Великий князь, взял на себя долю в обеспечении воинской школы, назначив Филиппа главой школы. Причем, Ярослав практически заставил меня и Филиппа заключить наряд, по которому за охрану моего поместья, я должен наполовину содержать воинскую школу за свой кошт. Следовательно, мое детище, чем я действительно гордился, воинская школа, теперь напрямую мне не принадлежит, а является великокняжеской, с тем, что я еще и трачу на нее примерно две с половиной тысячи гривен серебром ежегодно. И это с тем, что великий князь закупает половину продовольствия для школы на моих предприятиях. Так что реальных затрат вроде бы меньше, я накручиваю в данной ситуации цены, но и хозяином в школе себя больше не чувствую.

Можно сказать, что меня «кинули», но за свою самостоятельность нужно платить и быть настолько выгодным власть имущим, чтобы они не стремились тебя уничтожить. А ведь могли и подвинуть, как и вовсе ликвидировать. Я бы на месте великого князя обязательно взял под контроль воинскую школу, в которой уже вместе с выпускниками и новым, сентябрьским увеличенным набором порядка шести тысяч ратных – больше, чем вся княжеская дружина Ярослава, когда тот стал великим князем владимирским.

Эти обстоятельства и ограничения возможностей били по тщеславию и самолюбию, но разум говорил, что все сделано правильно. И нет возможностей достигнуть поставленных целей, если рассчитывать только на себя.

Всю зиму разные, как я их назвал «ремесленные туристы», приезжали из городов великого княжества владимирского, после были и из Киева люди, вот из черниговского княжества. Ярослав сам решал, кого и как присылать на обучение. Думается, что некоторые преференции для себя и княжества он приобретал и после съезда князей.

Я же принял политику не противоречия воли великого князя из-за испуга. Да – эта эмоция мне не чужда, несмотря на участие в битвах, поединках. Можно обманывать себя и говорить, что я «опасаюсь», «озабочен» или еще как, но я боюсь и не за себя. Бояре, прежде всего владимирские, решили, что я против них и в этом вероятном противостоянии ключевое значение имело отношение великого князя ко мне. Это Ярослав так же понял и выжимал из ситуации максимум. Бояре же обиделись, что именно великий князь решает, кому дать чудо-зерно, кому нет. Они считали, что Ярослав и так вошел в такую силу, что перестал прислушиваться к мнению боярства, а только требовать и них покорности. Только Радим, возможно, в знак благодарности ко мне за то, что не убил его сына Лотаря и имел нейтральное отношение, но ждать опасности стоит со всех сторон. Идти же против Ярослава боярство вряд ли станет, а вот я для них становлюсь виновником всех бед. Обидно, что князь использует меня толи как приманку, то ли вынуждает решать его же проблемы, но моими руками.

Пока я в задумчивости, прокручивая ситуацию, шел вдоль складов разросшейся еще больше кузне к своему верному жеребцу Арабу, меня нагнал Дарен.

- Боярин, Корней Владимирович, вяртай назад отроков, что отправил из поместья, тяжко стало работать, новые ученики неразумны, все треба самому показывать и ладить, - жаловался Дарен.

Я его понимал. Еще по осени все ученики кузнеца, которые уже вполне стали мастерами, были отправлены меньшим числом в суздальское поместье и большим в Ригу. Тогда я решил увеличить собственное производство, ремесленники, которые получили новые технологии, не особо спешили значительно наращивать производство. Тем более, что именно в город князя Вячко стали прибывать все чаще корабли, груженные железной рудой, да и марганец стали закупать у европейцев. Перевозить на телегах в поместье из Риги руду для ее переработки – глупость, поэтому я и отправил учеников, подмастерьев на месте лить сталь – частью торговать сельскохозяйственным инвентарем, частью производить арбалеты со стальными плечами, колодкой и направляющей.

Арбалеты стали главным производством в Риге. Удалось добиться начальной скорости стрелы в 105-115 метров в секунду, что позволяло бить врага на удалении до двухсот восьмидесяти метров, правда о прицельной стрельбе речи при данном расстоянии не было. Главной проблемой были тетивы, которые оказались слабоваты и над этим сейчас плотно работали, но не столько я, как уже сама система развития ремесла. Важным стало начало оснащения кавалерии арбалетными пистолетами, в смысле небольшими самострелами. Причем оснащали и тяжелых всадников, и легкую конницу, особенно формируемые летучие, можно сказать, иррегулярные отряды. Небольшие арбалеты с пистолетной ручкой помещались в удобных сумках у седла, чтобы иметь возможность быстро выхватить в гуще схватки, или при сшибке. Пробивная способность данного оружия была невелика, но и расстояния при скоротечной схватке были малы, что позволяло бездоспешного врага убить, а противника в брони на время вывести из боя. Можно было и серьезно ранить коня, что так же сделает невозможным грамотное сопротивление со стороны врага, при этом стрелять из таких приспособлений можно вполне одной рукой, и в самой свалке – что явное преимущество перед луком.

Арбалеты уже, можно сказать, прошли боевые испытания в Риге, где крестоносцы попытались выбрать тактику мелких комариных укусов, когда мобильные отряды малым числом приходили в поселения, грабили и уходили, или же пытались охотиться на торговые караваны. Первоначально такая тактика сильно раздражала, нервировала – сложно было вовремя реагировать на кавалерийские набеги, пока в самом начале зимы в Ригу не был отправлен Ипатий со своими сорвиголовами. Этот попаданец, находясь в расстроенных чувствах от поражения на любовном фронте, с превеликим удовольствием отправился крушить и уничтожать. Сам же друг скромно говорил, что «немного пощипал» латинян.

Попаданец из другого мира, где как раз эти латиняне и смогли покорить большую часть Руси, Ипатий пылал крайней ненавистью ко всем немцам. Были даже неадекватные поступки в отношении генуэзских стрелков, когда и мне приходилось встревать. Кроме реальных причин для ненависти к латинянам, Ипатий стал немного раздражительным и вспыльчивым в любом общении, не только в бою. Было, что кидался в драку без весомых причин. Но я списывал такое поведение либо от безделья, но друг больше моего мотался по свету, либо, что, скорее всего, от недостатка женского внимания. А девушки просто боялись Ипатия, о нем шла слава полного отморозка, который пьет кровь врагов, ну и дальше в этом стиле про злое колдовство, про поганых богов, которым воин приносит человеческие жертвоприношения. Когда по улице шел Ипатий, то девицы убегали и только девичьи носики виднелись из-за плетней и углов домов. Девки прятались, но любопытство брало верх. Да, захоти он… и сотни найдутся, но, после того, как Ипатий увидел Нелли, ни одну девку не попортил, даже в походе с чужеродными не позволял себе такого.

Ипатий же вступил с Ермолаем в противостояние за Нелли. Не отказался Ипатий от притязаний на сердце гордой и своенравной грузинской девушки. Вот только он явно проигрывал моему куму. При моем демонстративном нейтралитете, как жена Филиппа, так и моя любимая Божана стали всячески подыгрывать именно Ермолаю. Женушка даже уговорила Ермолая один в один по нашему с ней образцу, организовать романтический ужин, когда пел или проговаривал былины один голосистый паренек, а любимая была одарена цветами и красивым колечком. Оказалось, что грузинская красавица падка на знаки внимания и больше ей нравится ухаживания, чем прямолинейность Ипатия. Ну а в воинском искусстве, как и в мужестве, выделить преимущество одного из кандидатов на руку грузинской красавицы, было невозможным, оба наголову выше по этим показателям многих.

Действия же Ипатия были прямолинейны и мужланские. Тот пришел один раз в дом к семейству Торели, которым выделили усадьбу в уже построенном и даже заселенном четвертом поселении. Ну и типа «я солдат и не знаю слов любви», давайте мне Нелли, которая в это время, к слову, каталась на санях с Ермолаем, вот тогда и подвисли братья, не смея отказать Ипатию, который для них был ближе, но и, понимая, что тот сильно опоздал.

Закончилась это развлечение для всех, кроме Ермолая и Ипатия тем, что я, видя, как оба сильных мужчин смущены и потеряны, крайне с неохотой проводят учебные занятия в воинской школе, все время «летая в облаках», собрал всю честную компанию и серьезно, без права на возражения поговорил со всеми углами любовного треугольника. Итог – готовимся после Великого поста сыграть свадьбу Ермолая и Нелли. Ну а Ипатия пришлось нагрузить работой, пощипать немчуру, да сформировать совместные отряды балтов и русичей, пусть и с русским вооружением, все за мой счет – альтруизм на грани безрассудства в действии. Вот только эти отряды я предполагал использовать и на южных участках внешней политики Руси. Союзники нам балты, али как? Пусть поучаствуют в общих делах, латинян то мы без видимой их помощи разбили. Чего уж там, они были заодно с крестоносцами, ну по большей части. Пусть грешки ратным делом вымолят.

Ну а тевтонам, что сейчас спешно обосновываются в северных землях мазовецкого княжества, не позавидуешь. Ипатий с таким видом уезжал из поместья, что думается, при желании и в Берлин с Бременом, да Нюрбергом войдет, чего уж там Любек. Вот и пусть обкатывает тактику наскока и быстрого ухода – нам такие отряды будут очень нужны, при том, что кони в этих формированиях сплошь туркменской породы, быстрее иных, но не могущие нести долго тяжелого рыцаря.

Интересным было в этом ключе письмо императора Священной Римской империи Ярославу. Тот просил урезонить своих рыцарей, чтобы те не парализовали всю торговлю по дорогам северной Германии и вольных городов. А еще, он… поздравлял великого князя с победами над шведами и датчанами, утверждая, правда, что ему интересно было бы встретиться с Ярославом на поле битвы и провести с ним поединок по рыцарским правилам. Предлагал, как и иным христианским государям принять участие в шестом крестовом походе на Святую землю. Этот экстравагантный монарх утверждал, что ничего страшного в том, что схизматы примут участие в походе, нет, он, дескать, и сам отлучен от церкви, но в крестовый поход собирается.

Лебединая песня нашим торговым отношениям с булгарским купцом Атанасом так же состоялась. Я был уверен, что булгарин уже не появится на Руси, но оказался неправ. Он пришел, даже догадываюсь с какими целями – разведка перед… Перед чем, не мог сказать, да и что-то подсказывало, что приятель не сильно то и стремится услужить эмиру, даже больше, были намеки на некие силы, что при слабости Челбира, готовы дружить с Русью. В доверительной беседе, Атанас даже высказал недовольство политикой старого эмира. Тот приютил Джеллал-ад-Дина, и даже ходили слухи, что чуть ли не в приемники его готовит.

Атанас же привел два табуна отличных коней в четыре сотни, да двести годовалых жеребят. Пришлось заплатить ну очень много серебра за этот товар, да и за остальное, но я не жалею, так как обошлись мне кони только в тысячу гривен серебром, остальное отдал кожей и всеми, что имелись в наличие зеркалами. Прощались с купцом чуть ли не со слезами на глазах.

А, между тем, монголы крайне обозлены обстоятельством, что булгары приняли участие, пусть и малым количеством в битве с монголами на стороне мусульманского войска, да и приютили главного возмутителя спокойствия мусульман – сына последнего правителя Хорезма. И ладно бы и это, так в Биляре неизвестными было совершено нападение на монгольское посольство, которое прибыло «сообщить о смерти великого хана».

А как монголы относятся к своим шпионам?.. Нет, конечно, не шпионам, а послам – в понятии монголов все вокруг глупые и не видят, что степняки изучают вероятного противника – известно еще из истории с посольствами перед битвой на реке Калка. Однако, русичи явно впитали с кровью мысль, что монгольских послов трогать нельзя. Ну не чем иным, как уважением к монгольским послам, или элементарным предательством, я объяснить не могу какое-то заискивание перед послами в русских городах.

В Смоленск, Ригу, Чернигов, Киев, Владимир, Рязань, Перемышль, Новгород – во все крупные города прибыли вполне внушительные посольства от завоевателей уже трети мира и стремящиеся к большему. Как не понимать, что это уже война и монголы уже нанимаются диверсионной деятельностью на территориях вероятного противника. Вот как Ярослав объясняет наличие немалого посольства в Стародубе – городе, которым управляет младший брат великого князя Иван. Разве не понятно, что монголы обязательно попробуют дестабилизировать обстановку на Руси, рассорив братьев, или даже попытаться убить Ярослава, чтобы выиграть время и ослабить Владимир в неминуемом хаосе междоусобицы. Стоило задуматься и о том, что из смоленского посольства монголов выезжали резиденты и к князю Святославу и к литовскому конунгу Миндовгу. Вот все знают о том, что творят монголы, но ничего не делают. Об этом был разговор и с Атанасом, который на удивление много знал о творящемся на Руси, да и заезжал за новой партией зерна Нечай – ближник Ярослава, который не особо-то и скрывал свои опасения, вот только ничего не делалось. Или только я так думал, что игра идет «в одни ворота»? Очень хотелось верить, что Ярослав и его советник Нечай знают, что делают, ну не складывается в голове их близорукость.

Но от меня ничего не зависело, так видел ситуацию я, рефлексируя, словно спившийся интеллигент во время кухонных политических разговоров. Вот так и занимался большую часть осени, да зимой передачей технологий, получалось, я намерено лишал себя преимущества и потенциальных прибылей, проявляя альтруизм с приставкой «гипер», чтобы Русь крепла. Интересно права ли народная мудрость, что «ни одно хорошее дело не остается безнаказанным»? Ну, поживем - увидим, события, чувствую, скоро рванут в вскачь. Подспудно я даже на это надеялся. Оказывается, я наркоман – адреналиновый наркоман, не могущий сидеть дома без экстрима.

Глава 2. Новые потешные полки

Успехи в сельском хозяйстве, готовность прокормить многих людей, как и рост экспорта продуктов питания в этом году были внушительные. Первым делом целая команда, преодолевая мой ярый скепсис, высчитывала потребности в продовольствии. Два поместья дали прирост зерна и овощей почти в четыре раза, относительно показателей годом ранее, при том, что урожайность снизилась. Это произошло благодаря кратному увеличению посевных площадей. Почти все, что можно было расчистить, расчищено под поля, даже с некоторым ущербом для скотины, так что в следующем году либо осваивать новые земли в окрестностях Унжи и даже на марийской земле, либо снижение урожайности, но с увеличением корнеплодов. Был еще один вариант – спалить конопляные посевы, что в прошлом году высадили в изрядном количестве, но думать нужно о многом, в том числе и о канатах для кораблей.

Однако, с сегодняшними реалиями даже воинская школа не являлась столь обременительной. С одной стороны, половину всего, и даже очень хорошего питания обеспечивает великий князь, а, с другой, выпускники школы сейчас начали неплохо зарабатывать и сами в наймах, сопровождении грузов, участии в локальных операциях против чухонцев.

Пример же наш становился все более заразительным. Так, в Рязани с прошлой осени заработала воинская школа по нашему примеру, так же похожее учреждение открыл в Полоцке Святослав, в Риге готовится уже первый выпуск в четыре сотни человек. Ну и во Владимире открылся клон нашей гордости и уже пять сотен человек начали свое обучение. И тут выяснилось, что наши методики, приемы, уставы, да и опыт решения многочисленных проблем, с которыми столкнулись все организаторы пополнения для своих дружин, лучшие и опробованы. Поэтому инструкторы, преподаватели, которыми становились лучшие выпускники школы реже переобученные профессионалы, отправлялись работать в другие русские города. Унжанская воинская школа становилась своего рода «билетом в жизнь».

Тут возникал вопрос и некоторая проблема для нанимателей унжанских инструкторов. Дело в том, что все выпускники, которых польстили деньги и нормальное, обоснованное, желание усилить русские города, имеют ряд с унжанской воинской школой. Так просто идти куда-то преподавать, брать под начало хоть сотню, но из других школ, нельзя, о чем все заинтересованным лицам и было доведено до сведения. Решение, после долгих дебатов и взаимных обвинений с когортой потенциальных нанимателей, было достаточно простым. В сущности, я предлагал производственную практику или аренду на срок для ценного специалиста. Договор заключался с воинской школой, где прописывалась сумма, за которую тот или иной наставник отправлялся в командировку, причем половина серебра должна была быть отдана школе при заключении договора.

Еще одним важным пунктом обеспечения воинской школы стали трофеи, которых в ходе последней компании было собрано очень много. Тратиться на обеспечение оружием приходилось только на пополнение арсеналов. Тренировочное оружие было на балансе школы, и только после года обучения воинам, в зависимости от их достижений в обучении, выдавалась полная амуниция. А оружейные мастерские и днем и ночью работают в основном на «оборонку».

И еще одним интересным, но весьма спорным моментом стало создание свинокомплекса, молочной фермы и иного хозяйства на базе воинской школы. Я был сперва против, так как обучение рекрутов столь интенсивное, что не предполагает отвлечение на отхожие промыслы, но меня убедили. Причем служба обеспечения и новики из обозников отлично справлялись с хозяйством, используя отряды кадетов по графику на дежурствах.

Минусом в моих тратах и плюсом к мошне стало прекращение трат на строительство зданий и сооружений воинской школы. Все, что можно построили. Даже крепость полностью готова. Пусть и деревянная, но по прогрессивной схеме в виде звезды, которая практически исключает штурм фортификаций. Так же вокруг крепости есть и ров, и вал, и натянутая колючая проволока, закрепленная на массивных столбах, есть даже волчьи ямы, которые чаще всего приходится поправлять и обновлять. Ну и главным, кроме, конечно, людей, в обороне – крепостная артиллерия.

Так, что вникать в дела воинской школы я перестал уже давно, даже не помню, когда в последний раз принимал участие в совещаниях командного состава. Мне там не было места. Со всей текучкой справлялись сами инструктора, реже вникал в проблему Филипп, все работает и совершенствуется без штурмовщины. Уверен, если тебе нечего предложить и те, кого ты учил, добились большего, то зачем становиться «свадебным генералом»? Вот и я не стремился им быть, да и было ощущение, что меня оттирают от участия в формировании нового типа войска.

Таким образом, получилось добиться практической самоокупаемости такого уже гигантского учреждение, как воинская школа. От меня сейчас требуется только вооружение и перевооружение ратников из школы. За осень и зиму, как и уже часть весны, потратил на школу только чуть больше девяти сотен гривен. А контингент школы, между тем еще увеличился. Теперь наблюдается конкурс на место, даже что-то вроде экзамена проводится. А процентов тридцать новобранцев в школу – это уже вполне профессиональные воины. Многих привлекает уже тот факт, что при обучении отлично кормят. Повара уже приноровились готовить разнообразно и «по-боярски». Каши с фаршем, большим количеством овощей и крупы, как и наличие мяса в ежедневном рационе. А еще, как оказалось, выдача добротного доспеха, который уже на Руси называют «унжанским» за обязательную службу после школы в пять лет, с правом на женитьбу после двух, невиданная щедрость по нынешним временам. Да и еще иметь долю, пусть и тысячную, от трофеев, о которых так же небылицы ходят.

Так, что отделавшись от воинской школы, я нашел себе с конца осени новую забаву – сбор ополчения. Денег было много, провианта так же, а продавать его я не спешил, ожидая действий монголов и других соседей. Перерабатываем, храним, самим может пригодиться лишняя краюха хлеба в трудные времена. А разведка докладывала о не то, что тучах на границе, которые хмуро ходят, а целом апокалипсическом урагане.

Основу народного ополчения по моей задумке должны были составить разные немцы, ну и уже более-менее привычное к этому делу население поместий.

Доставшиеся мне больше шести сотен датчан после прошлогодних баталий, были посажены на землю, частью в Суздале, частью в унжанском поместье. Я старался их по большей степени распределить по поселениям, разным уголкам и родам занятий, чтобы не воспитывать у себя диаспору, члены которой сплошь военные. Не все в этом отношении получилось, но, по крайней мере, пока, консолидироваться и организоваться у данов и немцев не получилось. Вот тогда и зародилась идея воспользоваться народной мудростью: «Если восстание невозможно предотвратить, его нужно возглавить». Если перефразировать эти слова, то получалось так – пока даны и другие немцы не организовались и не стали вынашивать каких нелепых планов, особенно на фоне отсутствия женской ласки, нужно заняться их организацией и самому предлагать идеи для самореализации. И, если все они были в той или иной степени военными, то в этом направлении и нужно действовать.

Первое, что было сделано, так разделение данов на отряды, чье желание я не спрашивал, так как в процессе обдумывания нового проекта так им зажегся, что при первой же попытке возразить от одного из бывших пленных, хорошенько надавал тому по наглой европейской морде, чуть не зашиб. А после, и при всех собравшихся объяснил перспективы проявления нежелания стать доблестными воинами, защищающими русскую землю. Но, как я часто и стараюсь поступать, после «кнута» последовал «пряник». Первое – это небольшое жалование, которое компенсирует как моральные терзания, так и потраченное время. Тем более, что по мере службы, собирался уменьшать и объемы их работ в сельском хозяйстве или других производствах и промыслах. Ну и экипировка с доспехами и вооружением, пусть и в аренду, но казенная.

Да, я собрался создавать тяжелую пехоту. Встреча с рыцарством и наблюдение за ходом сражений, в купе с послезнанием и с уже некоторым пониманием современного воинского искусства, создавали почву для анализа и поиска лучших вариантов. К использованию испанской терции я уже давно хотел прийти, тем более, что подобное построение даже проходили в воинской школе. Но всегда не хватало качественных, профессиональных пехотинцев. Как правило, лучшие ученики стремились стать кавалеристами, и уже лошадными выбирали, идти ли в легкую конницу, либо в тяжелую, последней чаще отдавали предпочтение.

А тут такой ресурс, как побывавшая в бою и ранее обученная пехота. Тем более, создавался отличный фон для переобучения. Они уже потерпели поражение и пренебрежения к новым тактикам выказывать не станут, напротив впитывать их, как губка, чтобы не испытать более унижения от плена.

Пусть в этой дружине и были в большинстве даны, но отдавать же все на откуп бывшим пленникам, я не собирался, а взял их под полный контроль. А, пока я не придумал, как клонировать себя или еще как размножить, призвал чуть меньше сотни ратников из ветеранов и выпускников воинской школы. Именно русичи станут сотниками, десятниками и полудесятниками, которые будут руководить пятеркой. Немцы, а для удобства особо не стал различать, где даны, фризы, бременчане или еще кто – все немцы, пороптали, но после угроз сделать их ответственными за наполнение и создание новых селитряниц, да еще и голыми руками, возмущения прекратились.

Впоследствии, некоторые из тех, кто не прошел конкурс на поступление в воинскую школу, прознав про такую потеху, начали стекаться ко мне. Это были либо молодые ребята, либо уже достаточно пожилые. Первые могли по годам не подходить конкурс, либо имели плохие физические показатели, ну а вторые чаще потому, что были многим старше тридцати лет – старики!

Тут же определяли безнадежных для трудной воинской работы и отправляли в наш формирующийся обоз. Пришлось использовать свое имя и устроить уже обозникам своего ополчения курсы непосредственно в воинской школе, откуда и взял частью коней и телеги. В школе их в избытке, а я там и почти все свои табуны берег, чтобы не занимать дополнительные площади в усадьбе. Нельзя сказать, что мои действия не вызывали отторжение со стороны руководства воинской школы, которое было уже в руках Филиппа, под присмотром княжьих людей, но справился. Да и справляться пришлось с приглядатаями князя, может и бояр, которые все более ревностно относились к моим действиям. Да меня это не сильно уже и беспокоило – новая игрушка появилась.

Когда, ближе к зиме, начала вырисовываться новая форма и содержание системы военизированного формирования, начали обращаться уже и ближайшие соседи-бояре. Им сильно в тягость стало распоряжение великого князя о посошной рати, когда предполагалось выставить обученных воинов в армию при необходимости. Мало того, что их нужно обеспечить, кормить, давать жилье и многое другое, так и сами вести в бой, что для многих бояр, больше занимающихся сельским хозяйством, становилось сложным, а иногда и просто страшным. Поэтому за возможность перенаправить своих людей, пусть и за плату, в обучение и службу ко мне, соседи были готовы многие обиды забыть, пусть и сами были виноваты, как в случае с контрабандой зерна. Соседушки посчитали более оправданным вариантом выкрутиться из положения, куда их вгоняло повеление посошной рати, где рядом не будет недовольных нахлебников в виде боевых людей. Тем более, что и княжьи люди, все большим количеством появляющиеся в Унже, и воинской школе, дали свое позволение на такое перепоручение хлопот на непоседу меня. Наверняка, без серебра в лапе не обошлось, но я вновь не стал проявлять норов, принимая и этих молодцов.

Так что у меня теперь новая армия – тысяча пятьдесят пехотинцев, еще сотня обозников, и две сотни алебардщиков. Роль же арбалетчиков выполняют оставшиеся на зимовку генуэзские стрелки, а то те уж слишком разгулялись в гостином дворе и позабыли без Франческо и Гильермо о дисциплине и тренировках. В сущности – целая рать по средневековым мерилам.

С января, понимая бесперспективность трех-четырех разовых тренировок в неделю, если задаваться целью, выстроить именно что армию, пусть она и продолжала называться ополчением, полностью освободил от работ на хозяйстве всех задействованных ратников.

Жильем же для нового формирования, как это ни странно, помогла Агафия Никитишна, ставшая зимой-матушкой Агрипиной. Вдова Войсила взяла, наконец, под свое начало строящийся женский монастырь. Матушка Агрипина отдала часть заготовленных пиломатериалов для строительства временных домов на территории будущего монастыря. У нас так-то хватало досок – пилорама на основе водяного колеса и навесного примитивного механизма для распиливания бревен, работала быстро и выдавала приемлемое количество конечного продукта, но там были расписаны заказы на два месяца вперед, в том числе и на строительство монастыря. Так что помощь оказалась не лишней. Ну а построить что-то вроде бараков, ну или казарм, не составило большого труда, тем более, что в них нуждалось меньше половины воинства, многие уже имели свои жилища, или времянки, выстроенные ранее.

При всех заботах, которые я сам же себе и нахожу, не забывал и о семье. Мы с Божаной пережили в декабре три недели переживаний, и любимая даже осунулась, а Глеб получил воспаление легких. Ну, я так подозревал, что это была пневмония. Несмотря, на еще оставшиеся в крайнем запасе таблетки, антибиотики, которые подходили при малых дозах и для ребенка, организм сына боролся с болезнью долго и мучительно. Были даже моменты, когда я прощупывал ему пульс. Но обошлось, и сейчас, даже после двух месяцев после болезни Глеб все еще ослабленный и вялый – тот озорной и требовательный ребенок, что был до болезни, только начинает возвращаться к полноценной жизни. Радовало, что сын оживает при чтении ему книг, или рассказах сказок. Был очень любознательным и требовательным к воспитателям. А к сказкам он причисляет и мои рассказы о географии и жизни далеких народов, про океаны и устройство солнечной системы. Впитывает информацию этот едва начинающий связно разговаривать мальчик, как губка. С речью есть затруднения, но вот с памятью, восприятию – вундеркинд. Зато Ульяна, наверное, унаследовала мою повышенную регенерацию – еще ни разу даже элементарного насморка у девочки не случалось.

А еще… мы ждем ребенка! Просил Божану, чтобы года три перерыв делала, но тут же «как Бог дает», я то понимаю, что это верно, но и сокращать жить своей жене не след, а частые беременности здоровья матери не приносят. Да и впереди очень сложные времена и события, которые не смогут нас обойти, а тут беременность. Ну да то - одно, все равно в радость.

Второй мой сын Юрий уже десятком новиков командует. И это для меня гордость. Парень умудрился стать лучшим среди парней, старше его на три-четыре года. Я интересовался его успехами, но старался, как ни распирало, не вмешиваться, но отслеживал трудный путь Юрия от изгоя к лидерству.

В первые полгода над сыном элементарно издевались, ну, без крайностей, но на «вшивость» проверяли часто. Потом посчитали, что связываться себе дороже, когда Юрий прокусил своему обидчику, выше его на полторы головы, ногу. Да так, что пришлось накладывать четыре шва. Нарушители порядка не признались в своих злоключениях, а вместе отбывали наказание в аналоге карцера. После этого эпизода Юрия никто уже не трогал. Ну а когда узнали-таки, а я старался для новиков скрывать данный момент, что малец мой сын, Юрий получил новое испытание. В окружении парня появились новики, которые хотели польстить, подружиться в явно корыстных целях, или даже напрямую просили оказать протекцию в назначении десятником. Юрий стойко выдержал и это, а полгода тому назад, у сына, наконец, наметился прогресс в обучении и даже в физической подготовке. Верно утверждение, что вода и камень сточит, главное терпение и трудолюбие.

Так что месяца летели, а я все искал себе занятия. Почить на лаврах уже сделанного не хотел, но и привычка к масштабным свершениям вводила в уныние. В какой-то момент мне стало казаться, что я бесцельно топчусь на месте. Рядом была воинская школа, которая фонтанировала энергетикой, я же, как будто старался догнать свое предыдущее детище, чтобы что-то кому-то доказать. Но сколько было вложено сил и души в школу ранее?! Не могли мои черепашьи бега с ополчением стать заменителем всего того, что уже было сделано. Депрессия, рефлексия и даже апатия все чаще становились моими ближайшими спутниками.

Можно было забыться в объятьях жены, утонуть в глазках дочери, или не отходить от сына, рассказывая ему все, что знал о мире. И я попытался сделать это, но… Я адреналиновый наркоман и бороться с этим было сложно.

Глава 3. Провокация или предательство?

Мы лежали с Божаной на кровати и всецело предавались любимой забавой многих лентяев – ничего неделанием. Жена беременна, ей нужно беречься, я же окончательно разуверился в своей нужности в поместье. Все работало, даже ополчение еще немного пополнилось и исправно тренировалось, отрабатывая тактики, умения и навыки. Опять построил что-то дельное и стал не нужен.

Сегодня была суббота, а я, так как сказать, объявил месячник еврейской культуры в поместье и, соответственно многодневный шабат. Ну, про месяц еврейской культуры – шутка, но про два выходных – нет. Для себя же количество выходных удвоил. Занимался терапией по борьбе с адреналиновой наркоманией по принципу: «Если хочешь поработать, ляг, поспи и все пройдет!»

Еще неделя-две и начнется очередная посевная страда и тогда и в воскресенье после благословения отца Иоанна можно будет поработать. Ну, или с высокомерным и умным видом проехаться по поместью и дать пару «ценнейших» указаний. Как мне докладывали, все готово к началу нового рывка к вершинам благосостояния, люди, дескать, копытом бьют, ждут работы. Или это было про лошадей? А нынче народ отдыхал – путь детишек побольше заделают, да в семьях порядок наведут, на представление артистов, наконец, сходят, пока я не перебил скоморошью ватагу, что окопалась в порту.

Вот и рассказывал я своей жене, которая вновь миленько округлилась при беременности, как поймал акробата из ватаги древнерусских артистов, когда тот гуся ворованного тащил по берегу, выискивая укромное место для разделки птицы. Гусь же не сдавался и мало того, что противно гоготал и так громко, что и за версту люди оборачивались в поисках сошедшего с ума гусака, так и щипал скомороха за нос. Все это продолжалось, пока лицо парня не стала заливать кровь от разбитого носа и рассеченной брови. Тогда парень и бросил гуся, а тот, вальяжно, как будто только что прокатился на лимузине, с чувством превосходства над никчёмным человечком, направился обратно в порт, лениво гогоча вслед горе-воришке.

- Ну и что далей? Али все? Гусь тот укусный был? – смеялась Божана, наблюдая, как я, привстав на колени в кровати, показывал пародию на важного гуся.

- То не ведаю, любая, треба у отрока-скомороха спытать. Я наказ дал в гостином дворе приготовить того гуся с гречей, а сам пошел до головы скоморошьей ватаги, - продолжал вещать я, любуясь на, по-детски, сверкающие интересом глаза жены. Ох уж этот средневековый юмор, смеются с любой нелепости.

Да, я действительно решил наказать того парня, но своеобразно, - я приказал в виде наказания съесть того гуся. Причем всего целиком и начиненного гречкой. Сперва парень даже рассмеялся, но, обратив внимание на главу местных циркачей, который сидел с хмурым видом, посерьезнел. И было чего, на неподготовленный желудок в один присест слопать восьмикилограммового гуся, да начиненного еще и сытной крупой – работа для десяти взрослых людей, но никак не для пацана лет четырнадцати. Я не хотел смерти парнишки и дал ему времени четыре часа.

- Так отрок нынче животом мается, помереть может? – встрепенулась Божана.

- Не, сжалился я – второй день снедает, уже доедает того гуся, но от стола не отходил, токмо по нужде, - ответил я и улыбнулся, скрыв часть не очень лицеприятного эпизода с этим наказанием, когда молодого скомороха стало тошнить только от вида мяса с крупой.

Что-то я в последнее время становлюсь излишне сентементален. Буквально неделю назад появилось такое непреодолимое желание быть рядом и не отпускать своих семейных, борьба с жаждой адреналинового всплеска стала оборачиваться противоположными крайностями. Даже выбил побывку дома Юрию, который для вида возмущался, как же «не гоже десятнику», «я же десятник», но и сам быстро утонул в том уюте, который пуще прежнего постаралась создать Божана. Вот так всю неделю я только формально уезжал по делам, чтобы там показаться, но снова домой, а в субботу, вообще, приказал не будить, не трогать, и звать только на суд божий, если конец света вдруг настанет.

Тем более, было крайне удивительно и тревожно, что нашу идиллию с Божаной нарушил, не весть откуда взявшийся Тимофей, бывший некогда толи секретарем, толи денщиком, а, может и адъютантом. Я знал, что он как четыре месяца тому женился и сейчас должен пребывать в той же ситуации, что и я, но нет – настойчиво стучит и прости выйти в покои для разговора.

- Да что случилось? – раздраженно выкрикнул я и уловил взгляд жены, она молчала, но не требовалось слов, чтобы понять ее состояние. Мы оба поняли, что наш медовый месяц подошел к концу.

- Боярин, посольство в поместье, уже в усадьбу едут! – возбужденно из-за все еще закрытой двери прокричал Тимофей.

Я степенно начал одеваться, пытаясь подавить в себе негодование и злость от ситуации, которые переполняло меня. Ради кого это мне нужно прерывать «свое ничегонеделание» и натягивать парадные одежды? Что еще за посольство? Зачем? Насколько приведены в боевую готовность сторожевые сотни?

Секретность в поместье была все еще актуальна. По крайней мере, изготовление зеркал – то производство, которое пока удавалось держать под секретом. Вот только я уже договорился с генуэзцами о продажи секрета, как сделал такое же предложение и франкам, зачем ждать новых атак и лазутчиков, не на острове же живем, а окруженные лесом и полями. Думал продать секрет и датчанам, вот только у них не было таких сумм, какие я хотел выручить за продажу эксклюзива, который сразу же потеряет в цене, как только станет доступным третьим лицам. Дешевить же было нельзя: был риск потерять лицо.

К моему удивлению, дотошный на информацию, Тимофей не знал, что за посольство и зачем оно едет в поместье, поэтому я только гадал. Пришел к выводу, что это все же венецианцы, которые узнали о продаже секрета зеркал и что они пролетают мимо такого, сулящего большие барыши, производства.

Уже ожидая гостей у крыльца, во всех церемониальных одеждах, вместе с рядом стоящей женой и подготовленным сбитнем, я еще больше себя убеждал в необходимости того, во что я хочу вложить огромные суммы денег.

Я позволил-таки себя убедить – создам первый на Руси, в традиционном для меня понимании, банк. И, в случае хорошего стечения обстоятельств и осуществления всех сделок, я заимею капитал в сорок пять тысяч гривен серебром. Тогда можно будет просто сидеть на тоннах серебра и расслабиться. Конечно, безделье – это путь «в никуда». Деньги должны работать. Так я себя убеждал, постоянно прогоняя мысль о том, что для сделки о продаже секрета, напротив, не нужно гласности. А именно эта финансовая операция и позволяла создать такой сумасшедший капитал.

- В двух верстах, - доложил конный, который был отправлен в сторону приближающегося посольства.

Через минут двадцать ожидания, я увидел грандиозное шествие. Такое посольство должно было быть при въезде во Владимир, но никак не в мое поместье. Разглядев же, кто все-таки едет, я захотел сбежать.

- Монголы, - прошипел я свозь зубы.

Большая делегация в человек тридцать в сопровождении не менее двух сотен воинов-монголов и сотни русичей огромным психологическим катком надвигалась на усадьбу. Появилось острое желание схватиться за оружие, заслонить Божану и сражаться. Чувство опасности, щедро сдабриваемое большим выделением адреналина в кровь, вопило о необходимости срочных действий. Но как я не прокручивал в голове возможные свои поступки и реакцию на них, не находил другого варианта, как просто стоять и встречать тех, кого здесь быть не должно.

Пока не въехал первый десяток монгольских воинов на территорию усадьбы, я передумал много страшилок. Первое, что приходило в голову – предательство Ярославом интересов Руси, как видел их я. Не может вот так просто разъезжать посольство по территории, на которой находятся секретные производства. Это же выдает главный козырь для противостояния со степняками, сравниться с которыми по количеству профессиональных воинов великое княжество не может даже при поддержке всех мыслимых и не мысленных союзников. Ни посошная рать, которая еще ни разу после объявления указа великого князя так и не собиралась, ни воинские школы, которые только как полгода работают по разным городам Руси. Даже с помощью балтского союза, который образовался вокруг Риги и князя Вячко, Русь не сможет выставить сравнимое количество воинов. Я искренне считал, что именно артиллерия создает вероятность победы над степью. Так зачем тут монголы?

Наверняка, это понимал и Ярослав, несмотря на победы, на мои заверения через разговоры с ближними князя, как доведение моей позиции до князя при редких встречах. Мог ли Ярослав принять решение пойти на уступки монголам? Даже не хочется об этом думать. В таком случае – мне смерть, ведь не было ни одного человека, мало-мальски приближенного к великому князю, кто столь рьяно жаждал сопротивления монгольским завоевателям и даже сделал для этого немало. Меня сливают? Тогда это просто глупое исполнение. Зачем приезжать посольством ко мне в дом, где эту охрану можно просто разнести не то, что ратниками из школы, но и народным ополчением. Проще же было вызвать меня во Владимир и прихлопнуть может по дороге, на крайний случай и арестовать, уже такое было, можно и повторить. Но нет же степняки тут, входят на мое подворье.

Между тем на территорию усадьбы въехала группа, в которой можно было распознать знатных людей по богатым одеждам, но кои не являлись русичами. Смуглые лица, одеяния, которые я бы больше отнес к восточному мусульманскому варианту, чем к монгольскому. Но, что я вообще знаю о монгольской моде – по вооружению – да, но вот как надевались знатные монголы, скорее нет.

Молодой, красивый конь, заметно выделяющийся статью и изяществом от других лошадей в группе «гостей», особенно контрастируя с невысокими монгольскими слегка пузатыми лошадками, подвез своего всадника к самому крыльцу. Как по мне – это уже была наглость, и в другой ситуации можно было просто развернуться и уйти в дом, демонстрируя, что такой гость не уважаем в этом доме. Так и хотелось поступить, тем более, что из вооружения на мне была только почти декоративная шпага. Первый холодняк, висящий на стене, что попался на глаза, выглядел, как украшение, но что имеем. Сейчас же остро не хватало верной сабли, да «антидепрессанта» в виде пистолета.

- Ты и есть боярин Корней? – с вызовом, проявляя крайнее неуважение, произнес с восточным акцентом выдвинувшийся вперед всадник.

Я молчал, наблюдая за посмевшим в моем доме хамить мне же – хозяину. Смахивало на провокацию, значит, не ведемся на нее.

Если это и есть глава посольства, что прибыло по какой-то надобности в мое поместье, то стереотипы ломаются. Не увидел я ни пожилого, умудренного посла, не было и толстенького капризного коротышки, как и не наблюдалось раскосых глаз азиата. Передом мной был не старше тридцати лет профессиональный воин, и он был не монголом. Если бы не явно монгольские воины, уже растекшиеся по всей территории усадьбы, то воина можно было принять за посла из Багдада или Хорезма, этот человек был рожден в восточном дворце, но не в юрте после очередного кочевья.

- Я, а ты кто есть, что обычаи русинские не уважаешь? На коне пришел, не спешился, о здоровье спытал, - начал я говорить, с каждым словом закипая, но меня перебил знакомый голос. Вот не получалось сдерживаться, никак

- Боярин-воевода, не гневайся и сам окажи уважение до гостя. Много ли ведомо нам об обычае уважаемых послов? - из-за спин представителей посольства выехал Нечай.

В первую секунду мне стало даже легче. Нечая я уважал, понимал его большую роль в формировании политики князя. Ценил я и доверительные отношения, что выстроились между нами. Знал я его, как и человека, который не только хорошо разбирался в интригах и заговорах против Ярослава, но, казалось, частенько и сам организовывал те самые интриги, для выявления благонадежных и не особо. Но главное, именно через этого человека Ярослав узнавал о большинстве моих идей. И сейчас Великое княжество Владимирское, как мне кажется, стало намного сильнее и получило свой шанс в истории. Так, что я причислял Нечая в свои сподвижники.

Вот только, после первого впечатления и облегчения от присутствия доверенного человека Ярослава, лавина ощущения опасности стала вновь накатывать.

Тем временем, пока я находился в замешательстве, обстановку решила разрядить Божана.

- Испей сбитня, гость дорогой, - с крыльца спустилась жена и подняв чашу с угощением чуть ли над головой, подошла к наглому азиату.

- Хороша, девка! – надменно, сладострастно облизнув губы, произнес посол, принимая чашу и делая глоток. – Девка хороша, токмо угощение не доброе.

Посол отдал обратно чашу, на пару секунд задержав ладони Божаны в своих лапах. Я потянулся за шпагой, но был остановлен, оказавшимся рядом Нечаем.

- Не гоже, боярин, с послом лаятся, охолони, да в дом приглашай, - произнес с металлом в голосе ближний Ярослава.

Пришлось пригласить в дом «гостей», уверив себя в том, что у Нечая все под контролем и происходит нечто, что нужно просто пережить. В дипломатии, наверняка, есть много таких нюансов, которые достаточно прямолинейному человеку, как я, не познать. Усмехнувшись своим мыслям, что обязательно этого хлыща убью и представив его предсмертный взгляд, который будет полон мольбы, но не как сейчас похотливым, я направился в дом.

- Это посол повелителя Джучи-хана Юсуф Зиад аглы, - представил, наконец, Нечай теперь уже моего главного врага в этом мире. Оскорбления жены я не прощу.

Между тем, я взял себя в руки, осознавая, что эмоции не лучший советник в сложной ситуации. Прежде всего, быстро распорядился на кухне, оставив Нечая за хозяина, но забрав Божану. Если этот человек из Хорезма или из местности рядом, как я предположил по его имени, но необходимо на стол ставить блюда только халяль. Не хватало только нанести оскорбление послу, по крайней мере, пока я не получу объяснений происходящему. А еще главный вопрос – где отряды из воинской школы или мое ополчение. В усадьбе только десяток воинов и те сейчас незатейливо окружены монголами. Тимофея я отправил через противоположные ворота усадьбы к Ипатию и Филиппу сразу же, как только понял, кто ко мне пожаловал.

- Долго ты, ходишь, гостей не привечаешь, - с язвительной улыбкой произнес посол Юсуф Зиад аглы.

- А добрый мусульманин будет сидеть за столом, на котором будет жареная свинина? – ответил я и уже сам усмехнулся, наблюдая, как покоробило посла и он начал бормотать что-то под нос, наверняка зачитывал выдержки из какой-нибудь суры.

Пока посол был занят, а еще семь человек, что вместе с ним последовали в дом, растерялись, я попытался переговорить с Нечаем, но тот, при моем приближении взял большой кувшин с медом и стал неспешно, степенно его осушать и делал это до того момента, пока посол не закончил молиться. Пусть и таким способом, но Нечай показал, что разговора со мной, как и любых объяснений происходящему не будет.

А еще я задавался вопросом - где хоть кто из огромного числа воинов в поместье и округе? В доме Ульяна и Глеб, в доме Божана, как и десять человек прислуги, жизни которых так же мне важны. Как вести разговор, реагировать на хамство и прямой вызов, когда любое действие создает опасность для родных и близких? Сложилась такая ситуация, когда я вынужден принимать и привечать «гостей», когда те фактически взяли в заложники мою семью.

Как такое произошло? Любой, даже одиночка, при появлении в поместье сразу же вызывает интерес, его задерживают и выясняют, кто и откуда. Таким образом, регулярно раз в седмицу ловили лазутчиков. В случае, если человек торговать приехал, деется сопровождение в три ратника до рынка, а там уже другие провожают до границ поместья. В случае же появления большого количества вооруженных людей, срабатывает оповещение и охрана, числом в две сотни, должна была объявить тревогу, пусть и для воинской школы или ополчения, не тревожа поселенцев. Были оговорены и сигналы всеобщей опасности.

Но ничего из перечисленного не произошло, нет в усадьбе ни Филиппа, ни Ипатия – никого, а Тимофей уже как полчаса назад ускакал. Но последний хотя бы предупредил о приближающихся незваных гостях

И что это? Провокация или предательство? В любом случае все похоже на некий сговор, в котором просто обязаны были участвовать близкие мне люди. Или они не близкие? Можно хоть кому-то доверять, так же жить нельзя, когда опасаешься поставить спину другу. Эх, Бер, как же тебя не хватает. Был бы сейчас со мной этот гигант, уверен, что и посол бы присмирел.

Интермедия 1. Боярский заговор

Радим шел на встречу на трясущихся ногах. Он давно уже так не волновался, вообще, кроме случая с сыном Лотарем, когда тот был в плену у боярина Корнея, он никогда не трусил. Сейчас же один из лидеров владимирского боярства ощущал переломный момент не только в его жизни, но и всей Руси. Страх, который предательски проникал в голову боярина не был связан с его жизнью. Случись так, чтобы кто сказал: «Умри! И все дальше у твоей семье будет хорошо!», Радим не задумывался, а так и поступил. Но подобных предложений не поступало. Если что-то пойдет не так, всю его семью возьмут на ножи, сожгут усадьбу и, наверняка, все поместья.

Боярин сражался против чухонцев, воевал немцев, бился на реке Липе в составе войск Юрия и после прихода того к власти в стольном городе, окончательно перенес свои капиталы во Владимир, был одним из богатейщих людей стольного града. Да и при Константине Радима не тронули – никто из великих князей не желал сориться с боярством и с, поддерживающим их, купечеством. Один великий князь в сущности лишь человек, а для державы и вовсе – никто, а княжью дружину нужно кормить и делать это можно только, если в княжестве идет торговля и ремесленники не бегут. У боярства может быть большая сила, если они объединятся, кратно сильнее княжьей. У самого Радима ратников, или тех, кого можно было поставить под копье, или вручить топор, было за две тысячи.

Еще никто из князей не покушался на колиты боярские. Но Ярослав это сделал, пусть и косвенно, не требуя напрямую серебра, но бояр не проведешь, они умеют считать серебро, немногим хуже купцов.

Организация посошной рати взбаламутило болото, в которое стало превращаться боярство. Нет, они все еще ходили в походы, отдавали своих сыновей во служение князьям, но только для новых преференций и сохранения статус-кво. Все больше земель прилипали к рукам боярских родов, все меньше хотелось воевать за князя, если только отсутствует риск лишиться своего положения. Много времени и сил уходило у бояр, чтобы грамотно руководить своими богатствами, все меньше сил оставалось на службу.

И дело даже не в том, что князь призвал бояр выставлять воинов, а в том, что в народе Ярослав становится все более сильной фигурой. Уже сейчас великий князь может созвать народное вече и там попросить помощи у людей против бояр и купцов. Что будет, когда толпа поймет, что грабить купчин можно во имя великого князя, страшно предугадать. Но и то, что собираются делать бояре, не укладывается в сознание Радима, которому все же ближе по духу быть боярином в самом сильном княжестве, чем рушить державу из-за туманных перспектив.

Во дворе усадьбы Никанора, который и стал лидером движения против князя, было много коней в богатой упряжи, но сильно выделялись низкорослые монгольские кони. Радим поморщился, когда увидел представителей степного народа, который, как пиявки присасывались к княжеству, вынюхивая и разведывая все вокруг. И не пошлешь их в срамное путешествие, была какая-то опаска в общении с монгольскими послами, после того, что случилось на Калке, не страх, но и желания грубить исчезало, сразу представлялись князья, медленно умирающие под тяжестью монголов, которые сверху, на досках, коими и прижали князей, пировали. Позор, он больше пугает, чем смерть.

- Бояре, Русь наша стоит на краю. Ярослав крепнет, а йего пес унжанский перебивает торг, да в Риге стал головным купцом, тесня нас. Кузнецы работают на великого князя, зерно добрае, что родит больше за наше, великий князь дает токмо своим людям, а нас, бояр честных, призывает своих боевых холопов у дружину давать. С меня аж две сотни ратных треба, - распылялся Никанор.

Радим внутри себя смеялся над этим выскочкой. Сколько? Две сотни? Он, Радим, все четыре должен дать в дружину. И сколько у тебя людей в поместьях, столько и дай и всего-то одного из двадцати! А тебе за это еще и зерно дадут, которое уродит в трое прежнего. Вот только на всех пока такого зерна не хватит, но уже на следующий год – точно будет. И это нужно понимать, да и понимает Никанор, тут что-то иное. И Радим дождался того «иного».

- Други моя, кто ворог наш? А я скажу – латиняне, и воны покажут силу свою. То, что Ярослав побил их, то малым числом были немцы, а сейчас силу великую соберут и возьмут Ригу, а вона нужна нам для торга, - продолжал распыляться Никанор.

Радим уже чуть ли не засыпал, нервное перевозбуждение ранее, сейчас же некая апатия к происходящему, вот и клонило в сон, видимо адреналин перестал большими дозами в кровь.

- Что порадеешь, Никанор, все ведомо нам, говори, пошто позвал, - выкрикнул боярин Степан.

Никанор стал очень серьезным и его глаза налились сосредоточием и внимательностью, наконец, должны закончиться пустые словеса и прозвучит главное. Только что накатывающаяся сонливость резко испарилась, Радим даже привстал, слушая Никанора.

Оглядев семнадцать бояр, которые пришли на эту встречу, Никанор выпрямился и, вздохнув, как бы решаясь, начал говорить…

Лидер боярского возмущения не просто решил как-то проучить великого князя, вынудить того провести нужные и выгодные для бояр указы. Никанор предлагал по сути, но крайне витиевато сдать великое княжество монголам. Посольство от Джучи-хана, а другие говаривали от Субедея, уже больше полугода работало во Владимире. Мало кто понимал смысл нахождения монголов в стольном граде, но и гнать их никто не решался. Вообще после убийства послов степняков на Калке и то, как они отомстили, усадьбу монгольского посольства обходили стороной.

Сейчас же стало понятно, что монголы действовали. Дипломатический талант Джучи-хана, как и умение плести интриги, создали действительную угрозу порабощения Руси. И Никанор же преподносит покорность монголам, как новые возможности для великого княжества. Даже церковь приплетает, утверждая, что завоеватели не тронут храмы, но даже и помогут в строительстве новых. Одарят всех, кто поможет им, новыми землями и челядью, откроют торговые пути на Восток и шелка со специями бурными потоками потекут на Русь.

- Мы дадим татарам токмо двадцатую долю от своего, церковь наша православная буде токмо прирастать, торговые пути на Усход откроются гостям, а латинян мы с татарами побьем и сами в Риме станем править, - увлекаясь, с упоением рассказывал Никонор.

Радим поморщился, но сразу взял себя в руки. Наверняка, есть варианты прямого устранения тех из собравшихся, кто станет резко высказываться против звучащих. Одно стало ясно, что режиссура «заговора» не Никанора, у того просто не хватит ни ума ни силы воли на это. А в просторной горнице, где проходила встреча, уже присутствовало больше монгольских бойцов, чем самих бояр.

- А яко быть с псом унжанским? Там и сила – у його больше трех тысяч ратных, - спросил боярин Степан, который, было видно, уже в сговоре с Никодимом и занимался подбрасыванием полешек в костер.

- А то оставьте нам, - в палату, где сидели бояре, вышел человек, которого все знали, как главного монгольского посла. – Мы уже сладили так, что Корней не станет чинить преграды нам. Да и його скарб и ремесленников мы отымем, да частью вам, славные русские бояры отдадим.

Воцарившаяся тишина после появления монгольского посла, сменилась одобрительным гулом. Многие собравшиеся бояре просто жаждали ограбить унжанского богача, который переориентировал торговлю в великом княжестве и все больше замыкает ее на себе. И воск у него лучше, свечи сам ладит, сталь, шерстяные ткани и даже одежда из Унжи стала самой модной и востребованной, эти «валенки», да много чего – куда ни посмотри, везде он. Вот только Радим, пообщавшись с парнем, понял, что тот не жадный и может войти в долю, да и помочь с чем. Вон и отправленный по осени караван из кораблей в империю, повез и доверенного Радима с товарами боярина. Другие же не хотели договариваться и считали, что лучше ограбить и вернуть все по-старому, как у наших дедов велось. И свечи не нужны в таком количестве и бумага хуже, чем пергамент, да все эти новшества, когда не ты им хозяин, а другой, в большей степени раздражали.

Между тем, главное прозвучало, у собравшихся не случился шок от услышанного. Пусть и были бояре, которые лишь промолчали и не стали критиковать план Никанора, но они были в меньшинстве. А, главное, «молчуны» были менее активны, в большинстве решившие для себя пересидеть в поместьях, пока не станет что-то ясным. У них был расчет, что не поссорятся и с князем, не принимая активного участия, не станут они и врагами для боярской активной аппозиции, так как не будут чинить тем преград.

Еще час потребовался на то, чтобы все со всеми переговорили и начали расходиться. Радим также разговаривал и чаще вторил собеседникам, чем высказывал свое мнение. Его видение ситуации не понравилось бы большинству собравшихся, боярин, проживший уже немало лет, будучи неглупым человеком, привечал тех, кто вел себя похожим способом и только ждал, когда первый человек уйдет, чтобы не было подозрений в его бегстве.

Никанора никто из бояр не брал в расчет, как не пользовался и особым уважением боярин Степан, уже бы давно часть приглашенных поехала по своим конурам. Однако, сидящий в углу монгольский купец все привечал и этот прожженный степняк мог выявить тех, кто не согласен идти в подчинение монголам, как овца на заклание. Знать бы еще позицию Ярослава, но посещение великого князя сразу после собрания заговорщиков может поставить под угрозу и жизнь Радима и всей его семьи.

- По здорову ли, боярин? – к Радиму, когда тот уже нацелился на дверь, подошел смутно знакомый ему человек.

Из всех собравшихся, этот был больше похож на прозорливого купца, чем на статного боярина. Мужчина не выделялся ни ростом, ни плечами, не был ни толстым, ни худым, явно не держал оружие в руках, но, он был здесь.

- Кто ты, боярин? – спросил Радим.

- Я боярин новгородский Семьюн и есть нужда нам поговорить. Я приду к тебе аще пятью людьми за утро, прощивай, боярин, - сказал непонятный человек, представившийся ногородцем Семьюном и, опережая Радима, поспешил на выход из дома, не забыв учтиво улыбнуться и склонить голову перед монгольским послом.

Глава 4. В больших играх – большие ставки

Я сидел за столом и ожидал. Чего я ждал? Сам не знаю. Ситуация была столь патовой, что уповать приходилось на надежду. Появление любого нового персонажа в этой непонятной игре могло изменить расклад сил. Мне же было достаточно того, чтобы определить в безопасное место своих семейных, ну и желательно прислугу. Жалко, конечно, десятка парней, блокированных во дворе, но они военные люди, сознательно выбрали профессию и имеют шанс умереть с честью. Я же был готов к безумному сопротивлению.

- Пошто смурной, боярин, вельми лепо привечаешь меня. Токмо где жена твоя? Она гожа для меня, - продолжал куражиться посол.

Поняв, что все слова, как и действия монгольского шакала направлены исключительно на то, чтобы вывести меня из себя, я просто сжал кулаки и зубы. Не проявлял никаких эмоций на показ, даже немного получилось успокоить и свой организм. Уже не тряслись руки, не выпрыгивало из груди сердце. Зачем сотрясать воздух? Нет, я не смирился, но и момент нужно было выбрать подходящий, момент для своей смерти.

Было ли тяжело? Очень, особенно, когда пошли прямые оскорбления Божаны. Поняв, что уже не задевают ни слова, ни действия, направленные в мою сторону, посол усилил внимание на жену и детей. И тут любая выдержка была готова дать сбой.

- Нечай, князю своему скажешь, что великий хан не станет воевать его земли, еже ли боярин Корней отдаст мне в наложницы жену свою, - после этих слов контролировать эмоции уже никак было невозможно.

Но это только внутри все вскипело, внешне же я ничем не показал, что взволнован. А волноваться было чему. Может ли великий князь жену какого-то там боярина, пусть и принесшего немало полезного для княжества, отдать на откуп монголам? Большая политика не рефлексирует по поводу судеб простых людей. Потребует великий князь от меня, чтобы я отдал Божану в наложницы, а что я? Что важнее будущее Руси или личное – Божана или Ярослав?

Да к черту такого Ярослава, который требует от своего верного боярина отдать самое ценное, что есть у него. Какое будущее у страны, если такие правители будут у власти, когда за то, чтобы не нападать, что очень сомнительное обещание, нужно было отдавать женщину в рабство и терпеть унижение.

- Ты, боярин не серчай, я тебе свою наложницу дам, добрая она, пригожа и статью и ликом, - сказал Юсуф и рассмеялся, тыча в меня своим указательным пальцем.

Тут я обратил внимание на маленький клочок бумаги, который валялся на столе. Вот в XXI веке такая картина с бумажкой вообще бы не вызвала интереса. Мало ли какой чек, или обертка. Но в этом времени? Как?

Улыбаясь в унисон послу, я левой рукой пододвинул бумагу и, как мне казалось, незаметно положил ее в карман.

- Треба выйти мне, - попросился я.

- Так, иди, сейчас вои проведут, - сказал Юсуф и показал трем воинам-монголам, что с начала этого самого странного в моей жизни застолья охраняли входные двери, чтобы те проследовали следом.

Выйдя, как бы в туалет, я нашел возможность прочитать бумажку, что опасался делать ранее, рядом с послом, и при странном поведении Нечая, тот просто молчал, а иногда намекал, что дразнить Юсуфа нельзя, ну и поддержку я от, как ранее считал, приятеля не получал.

- С семьей все в порядке, у меня, странное что-то твориться, буду уходить, Божану с детьми заберу. Долги всегда отдаю. Друг Ипатий, - прокрутил в голове я текст, который был написан на бумаге.

Теперь покуражимся!

Степенно и спокойно, с холодной улыбкой, которую можно было назвать «ухмылкой маньяка», я зашел в покои, где продолжали веселиться и куражится монгольские посланники и хмурым сидел Нечай, контролируя происходящее, но, все еще никак не реагируя на творящийся беспредел.

- А не выпить ли нам, посланник? – спросил я, ловя на себе изумленные взгляды.

Все присутствующие уже уверились, что смогли психологически поломать дерзкого боярина. Чувствовали себя хозяевами положения, но выходит парень, ухмыляется и практически дерзит.

- А и выпьем. На вашей земле неверных Аллах не видит, и немного можно. Где твоя жена? – рассмеялся Юсуф.

- А что, посланник, уже и великий князь наш дал слово свое на то, что хан предложил Ярославу? – раз куражится, может, и какую информацию удастся выведать.

Мне же нужно знать, к чему готовиться в случае, если авантюрный план побега удастся. Если и Ярослав все же польстился на уговоры посольства, то все, что я делал, просто сотрясание воздуха. Промелькнула в голове мысль, что Ярослав в таком случае – предатель Руси. Князя как предателя убью, да к грузинам подамся, может там и получится организовать сопротивление и ударить по монголам по их флангам. Можно и с осколками Византии о чем-нибудь договориться. Года два работы где-нибудь, пусть и на обломках Ромейской империи и можно что-то делать. Несколько тысяч ратных приведу себе под руку, да пороха наделаю, пушки отолью.

Ну, а если великий князь не польстился на уговоры главного посла монголов, который, впрочем, был никак не Юсуф, то почему так ведет себя Нечай. Вот не выглядел этот «застрельщик», как посол, много спеси, отсутствие дипломатии, молодость и скорее всего постоянные тренировки во владении саблей.

Но все еще не понятно, где стройные ряды русских ратников из воинской школы, да из города, наконец, где ополчение, неужели Тимофей не донес весточку?

- Ты решил уже что, Корней? Я заберу ея за утро, пусчай скарб свой возмет, - шутливо, крутя головой во все стороны, чтобы найти поддержку у своих прихлебателей, выкрикивал Юсуф.

- Да, да, все так, решил, как не решить! – бормотал я, приближаясь к мусульманину.

Приблизившись к послу, я резко ударил того в висок и, пока все присутствующие отходили от шока, выхватил из ножен наглеца большой, красиво украшенный изогнутый кинжал и приставил его к горлу Юсуфа.

- Стоять, как барана зарежу сего сарацина поганого! – кричал я, вращая головой.

Меня брали в кольцо, несмотря на мои выкрики, однако, резких движений никто не делал. Я начал медленно продвигаться к выходу, опасаясь, что фигура этого Юсуфа настолько неинтересна монголам, что его уже списали и даже дали распоряжения воинам сопровождения способствовать его ликвидации. Но, ошибся, меня пропустили, и я вышел из кольца воинов.

Теперь нужно было подумать, что делать дальше. Тянуть обмякшее тело посланника было неудобно, да и спина по мере прохода к двери становилась открытой. Ничего не стоило бросить мне нож в спину, и было даже странно, что никто не предпринимал никаких действий. Скорее всего, убийство меня не должно было принести преференций монголам, сравнимо, как и смерть Юсуфа для русичей. Это я должен был своей рукой прикончить этого мусульманина, родить обиду у монголов и создать казус белли – повод к войне. А если и не к войне, то к значительным уступкам на данном этапе со стороны Ярослава. Нужно было аккуратным, чтобы не убить-таки этого похотливого идиота, которого притащили на заклание в мой дом.

Метров двадцать к выходу, до крыльца, показались преодолением нескольких километров с утяжелением. Пот лился рекой, но я шел дальше. Нужно дойти до конюшни и попробовать отпустить моих ратников, если те повязаны, чтобы они перехватили ношу и вывели коней во двор. В это же время необходимо добиться того, чтобы монгольские воины, как и, к сожалению, русичи вышли за ворота усадьбы. После попытаться уйти через задние ворота в надежде, что монголам не пришло в голову обследовать усадьбу, и нас не будут ждать у запасного выхода.

Когда же я показался на крыльце с все еще бессознательным телом посланника, на меня обрушились множественные звуки. И крайняя суета во дворе. Ворота были закрыты на засов и все воины внутри усадьбы, как монголы, так и русичи, готовились к обороне. Раньше я не придавал этому шуму серьезного значения, принимая его за копошение эскорта монгольского посла во дворе усадьбы, но зря. Оказывается, что без ведома хозяина мой дом готовили к отражению атаки. Вопрос чьей?

Все монголы и русские ратники, пусть и, не контактируя между собой, готовились к битве, исключение составляли только связанные охранники усадьбы. Меня не сразу и увидели, тем более, услышали. А разум говорил, что я поторопился с действиями, нужно было выждать еще немного, прислушаться к происходящему за стенами дома, но сам же руководил стройкой – звукоизоляция в усадьбе была выше похвал. А за стенами явно была сила, которая пришла меня выручать.

На крыльцо вышел Нечай, казалось, нисколько не проявляющий эмоций, но эта маска все больше давала искажение. Он волновался, что-то пошло явно в разрез с ожиданиями и планом великокняжеского хитреца. Я приметил дрожащую нижнюю губу княжьего ближника, которую он старательно пытался прикусить, вслушиваясь и всматриваясь в происходящее. Чаще всего, укорительный взгляд Нечая останавливался на мне.

- Не треба так, Корней, ох, и не треба, - процедил Нечай.

Из рукава невзрачного на вид мужичонка, который не обладал воинской выправкой, никогда не был замечен в каких-либо тренировках, сноровисто появился кистень, конец которого был обмотан тряпицей, внутри нее, скорее всего, находился песок. Короткий взмах и я, осознавая, что сейчас произойдет со мной, так как-никак не успевал из-за посольского тела увернуться, разрезаю горло монгольскому послу. Удар… Темнота.

Интермедия 2. Долг Ипатия

- Вы, что охренели все тут? – орал Ипатий на четырех, как он еще недавно считал, своих друзей. – Корней в усадьбе с монголами, один, а вы где? Предатели!

Филипп рукой показал, чтобы остальные старшие командиры воинской школы оставались на месте, особенно он волновался на Ермолая, которого так и распирало пойти с Ипатием на выручку Корнею, но разговор с Филиппом дал немало доводов этого не делать.

Когда в воинскую школу прискакал Тимофей с известием, что в усадьбу пришли ратники, сопровождающие монгольских посланников, Ипатий находился на военном совете, где практически прощался с друзьями. Непоседливый Ипатий уходил в грузинское царство вместе с Иване, чтобы собрать охочих людей и, разбившись на два отряда начинать уже щипать монголов, делая им мелкие, но болезненные пакости: выбивать командиров, травить лошадей, сжигать траву и грабить провиант.

Предполагали шалить на коммуникациях, отсекать обозы, засорять колодцы и выжигать траву. Ну и огневой контакт – Ипатий брал с собой больше тысячи патронов к винтовке. Выбить многих командиров перед решающей схваткой было важнее, чем сейчас сидеть в усадьбе и обучать очередных пару десятков новиков, натаскивая тех на диверсионную деятельность. Пора было собирать, ранее разбросанные камни.

Сейчас же он смотрел в глаза Ермолаю, который был кумом для Корнея, и Филиппу, который не только был для Корнея другом, но и первым человеком в бою, Алексею, который единственный мог держать за пазухой камень на Корнея, после их дуэли, или Божко, который в еще более молодые годы, чем Филипп, стал старшим сотником и только благодаря Корнею. Все благодаря Корнею добились многого, все значительно повысили свой статус, а они стоят и смотрят в пол. Дали бы какое объяснение, так нет же – молчат. И как, кроме предательства, мог оценить такую сцену попаданец?

Ипатий знал, что тремя днями ранее в воинскую школу, якобы тайком, прибыли некоторые уважаемые сотники из княжьей дружины. Попаданец Ипатий, жену с детьми которого, как и весь его мир, спас Корней, понимал, что происходит нечто, во что его не посвятили. Однако, не было причин для попаданца из параллельного мира, чтобы не помочь своему другу, он готов пойти и против Ярослава, но рядом с Корнеем. В конце концов, пожелай Корней и можно будет устроить такой княжеский геноцид устроить…

- Есть, что сказать? Отступники! – выждав небольшую паузу, Ипатий сплюнул и быстро вышел из комнаты.

Все было готово. Обозы, люди, телеги – все ожидали только приказа на выход. Ипатий намеривался дать именно этот приказ, но вот только выяснить как дела у Корнея, без этого, уходить в нужный, долгий и давно запланированный поход было нельзя.

- Боярин, боярин, - как только Ипатий вышел на крыльцо его окликнул Тимофей.

- Говори! – сказал попаданец, лихо взбираясь на своего коня.

- Я видал Куксу, он у боярина Корнея Владимировича у доме служка, тако тот бает, что боярин знак подал. Вот такой, - Тимофей показал знак «опасность, бегите».

Тимофей прекрасно знал о знаках, которые выдумал Корней, так как был его ближником, вот только он не хотел показывать свою осведомленность Ипатию – мало ли чего, может этого делать нельзя. Поэтому всегда в щекотливых ситуациях предпочитал прикинуться, как говорит боярин «валенком». Тимофей напрочь не понимал, почему именно этой удобной обувью нужно прикидываться, но не перечил своему благодетелю. Вот и показывал на пальцах знаки, делая паузы, как будто вспоминал их, но Ипатий приметил автоматизм в движениях Тимофея. Приметил и все понял, оценил актерское мастерство ближника своего друга.

Полученная информация резко изменила планы и Ипатий, в сопровождении своих самых верных и преданных, неизменных, двух десятков отъявленных сорвиголов, лучших индивидуальных бойцов Руси, за редким исключением, устремился к усадьбе друга, благо та находилась недалеко от воинской школы.

Прибыв на место, Ипатий понял, что дело очень серьезное и как иногда выражался Корней «пахнет керосином». Во-первых, из воинской школы никто не пришел на помощь, когда в усадьбе расположились больше двух сотен чужих, по виду вышколенных, бойцов. Второе – почему нет ополчения? Вероятно, и его как-то заблокировали, иначе тревога бы уже звучала, а тут и минимум полторы тысячи ратных. Ипатий не знал, что новое детище – ополчение, которое Корней стал именовать «милицией», было отправлено на совместные маневры с выпускниками воинской школы. В заботах и подготовке к походу, попаданцу было некогда следить за событиями в поместье и школе, тем более, что случившееся нисколько не выходило за рамки системы.

Но есть еще и ополчение ремесленное. Рядовичи, да и холопы, даже челядь будет биться за свою сытую жизнь, которую связывают исключительно с появлением Корнея. Это не зажравшиеся поселенцы, которые забыли цену каждодневного хлеба и мяса на столе, люди видят, как живут их соседи, многое понимают.

Зная про народную любовь к Корнею, Ипатий и решил объявить тревогу в поместье, по всем поселениям. Он понимал, что только с помощью поселян можно решить проблему. Бойня никому не нужна, а чуть меньше трех сотен бойцов Ипатия не станут психологической победой, чтобы противоположная сторона просто и незатейливо убралась восвояси. А вот большое количество людей, пусть и не так исключительно хорошо, как воины Ипатия, но и не хуже европейской пехоты. В поместье уже проживало на постоянной основе больше четырех тысяч поселян, как минимум сформировано шесть сотен у ремесленного и крестьянского полков. Почти тысяча воинов – внушительно для гостей.

Отправив Тимофея к Дарену, как главе всего ремесленного ополчения, Ипатий с пятью своими воинами проник вначале на территорию усадьбы, а после и в дом Корнея. С этими бойцами попаданец мог бы проникнуть хоть в спальню папы римского, хоть в юрту хана Джучи.

Тем более, что Ипатий прекрасно знал про два лаза и потаенный ход в усадьбе. Вот только они были крайне неудобным. Через минут двадцать очень аккуратного перемещения с залеганиями, прослушиваниями, разведкой, получилось выйти к хозяйственной части дома.

- Ипатий? Ты пошто пришел? – грозно произнесла Божана, держа направленный арбалет на того, кто пришел ее спасать.

- Что с Корнеем, пошто пришли ратныя? – спешно произнес Ипатий, осматривая помещение.

Три возведенных арбалета, куча оружия и даже пистолет на столе. Божана не умела пользоваться огнестрельным оружием, но она надеялась передать этот механизм, который часто выручал ее мужа в схватках Корнею. Женщина прекрасно понимала, к чему все идет, и с чудо-оружием у любимого был хоть один призрачный шанс на успех.

Выслушав рассказ Божаны, Ипатий пошел к двери подслушать, что происходит зале для приема гостей. Военный профессионал, как в своем мире, так и в этом, быстро понял, что ситуация сложная. Корней не может действовать и просто терпит обиды от надменного человека, постоянно говорящего, про Божану. Ипатий разгадал, как ему показалось, логику друга, тот уже давно бы рванул на обидчика, но боится, скорее всего, за семью.

- Собирай себя и детей, треба уйти, я обороню тебя, - сказал попаданец Божане и приготовился к длинному и сложному спору.

Продолжительных пререканий, на удивление для Ипатия, не последовало. Конечно, Божана пыталась выдавать не совсем адекватные предложения, по которым Ипатий спасает детей, но женщина остается, но хватило только взгляда на женщину, чтобы та поняла – она только помешает. Сама же Божана представила, как разговаривает с Корнеем и, как ее муж приводит свои доводы, поэтому жена и мать отринула все эмоциональные решения и приняла предложение Ипатия, надеясь, что уже через час, ну максимум два, она воссоединится с мужем, и они вместе смоют в бане все переживания.

Пока Божана собиралась, а слуги, как ни в чем не бывало, носили новые угощения самым ненавистным гостям, что были в этом доме когда-либо, Ипатий направился к тайнику Корнея. Об этом тайнике знал только Ипатий, так как там были оставшиеся боеприпасы и некоторые очень ценные вещи, прежде всего, книги.

- Спасибо, друг! – произнес Ипатий, когда увидел, по современным реалиям, целый волшебный арсенал в тайнике, в нише за стеной.

Найти тайник можно было только, если знаешь где искать, да и еще кодированные кофры, где наиболее важные предметы хранятся. При подобном подходе к сокрытию ценностей и опасаться, что воры обнаружат то золото, что там было в изрядном количестве, не стоило. Ипатий мысленно поблагодарил друга, когда увидел цинки с патронами и золотую табличку, толи пайца, толи ярлык, она могла необычайно помочь в проведении диверсий против монголов.

Уже через пятнадцать минут сумки, ящики и наспех связанные баулы были в доме, в метрах двухстах от усадьбы, пришлось по-тихому «угомонить» четверых монголов и, что было особенно неприятно, но необходимо. Дети спокойно, не задавая вопросов расположились на руках ратников, остальные готовились нести многие вещи и ожидали только Ипатия, который писал записку Корнею и инструктировал двух парней-слуг, которые оставались единственными, кроме самого хозяина жителями усадьбы. Остальные слуги так же уходили с Ипатием.

- Прости друг, но я хотел бы, что бы ты поступил точно так же. Я спасаю твою семью и развязываю тебе руки, - прошептал Ипатий и скомандовал на выход.

Глава 5. Ашшурнацирапал сын Тикульты-Нинурты

Я очнулся от холодной воды, которую из ведра на меня вылил Нечай. Именно этот предатель возвышался над моим телом и хлестал по щекам. Сразу же хотелось, как минимум сломать ближнику Ярослава руку, которая направляла кистень на мою голову. Но я был связан.

- Не дури, не треба сие, я не вораг тебе, - начал говорить Нечай, но замолчал, так как мой плевок угодил прямо ему в лицо.

Я получил пощечину, когда уже два дюжих воинов русичей начали меня подымать, так как ноги так же были связаны.

- Пошто, пошто сие, Ярослав наказал бы отдать Божану послу? Я другом тебя звал, пошто так? Князь порешил Русь сдать поганым монголам? – отхаркивая кровь, говорил я. Не помню, чтобы кто-то зарядил мне еще и в челюсть.

Вот интересно, а вырастут ли три зуба, отсутствие которых я прощупываю языком? А еще и ребра помяты, болит правая рука, но хоть конечности не отрезали и то хорошо.

- Охолони, коли хочешь жену да чад своих видеть, - уже грозно сказал Нечай, но вот глаза, мне удалось уловить в них печаль.

Может, и сожалел этот предатель о содеянном. Можно подумать, что там, в моем доме, а я явно был еще у себя в усадьбе, произошло что-то, что не позволило Нечаю даже предупредить меня. Действия ранее можно было условно объяснить словом князя, игрой, очередной интригой, но сейчас-то что? Он угрожает мне наедине, когда рядом нет никаких монголов! Но угроза жизни членам семьи – это ведь запрещенный прием для раскаивающегося человека. И он блефует, явно не уловил, что я прочел записку, что Божаны нет в поместье, как ее не будут искать монголы, или люди Нечая, не найдут, Ипатий не отдаст, кровью умоются. Правильно я тогда сделал, что вышел от «гостей» для чтения послания, а не использовал момент, когда Юсуф отвернулся. Нечай не видел и не знал, это точно.

- Нечай, токмо скажи, великий князь меня вырешил монголам отдать? – было важно узнать именно это, так как от позиции Ярослава зависит то, пошли ли все мои потуги насмарку, или все же великий князь что-то придумал.

Реши князь покориться монголам, не станет этого князя. Пусть с Ярославом мы нашли, вроде бы точки соприкосновения, но меня, как историка подспудно точила версия историков будущего, что Ярослав Всеволодович был заодно с монголами и не принял участия в борьбе с ними, а первый поехал за ярлыком за княжение. Сейчас он мне показался менее терпимым к унижениям и компромиссам с завоевателями. Неужели ошибался?

- Скажи своим ремесленникам, кабы шли по домам, что все у тебя добро, , что побил монгольского посла, тому у тебя и кровь на лике, - как будто не слыша моих вопросов потребовал Нечай.

Дальше начался торг с советником князя, в ходе которого мне было предъявлено обвинение в убийстве уважаемого посла и что я должен последовать во Владимир. Но вот незадача – народ из поместья собрался у усадьбы и не дает выйти, требуя меня отдать. Получилось, что люди мне и жизнь спасли, так как монголы были настроены очень жестко после того, как я перерезал горло Юсуфу.

По словам, Нечая, он спас меня от гнева монголов, пообещав, что великий князь посадит меня в поруб и лично примет решение о наказании. Вот только за это я должен был отдать людям распоряжение снять блокаду с усадьбы, иначе начнется бойня и присутствующие ремесленники могут и не справиться с профессиональными воинами, пусть те и уступают числом.

- Прибыл Филипп и Любомир, - сухо сообщил подошедший ратник в добротном доспехе, нашей унжанской выделки.

- Добро, седлайте коней боярина и телегу его с конем добрым, тем большим, его Орлом кличут, - распорядился Нечай, а я поник.

Я встрепенулся, услышав имена Любомира и особенно Филиппа, не выходило из головы, почему тот не пришел на помощь, или же кто еще из воинской школы. Я знал, что в наше учебное заведение дня три назад прибыла большая делегация от великого князя, но что именно там происходило, не знал. Вполне нормальная история, после того, как воинская школа, по сути, стала великокняжеской кузницей кадров. Нежился я тогда в объятьях любимой женщины, решив впервые за все свое попаданчество наплевать на все внешние раздражители, а оно вон как вышло… Получалось, что и Филипп предал, тогда и Ермолай остался в стороне, вот от кого точно не ожидал, да и в Филиппе был уверен? Не хотелось в это верить, не укладывалось в отношения с ними, но логика говорила, что такое спокойное, даже радостное настроение Нечая после слов ратника, не может означать возникновение нового очага сопротивления, а напротив. Это подмога монголам против народного ополчения? Какой-то сюрреализм.

Так и вышло, моего участия в успокоении людей не понадобилось. Филипп был уважаем в поместье и все знали, что мы очень дружны. В случае же присутствия Ермолая, вообще люди успокоятся, так как мы и кумовья и дети вместе растут.

Припомнился еще один факт – два дня назад Ермолай забрал своего сына Богдана, который жил у нас. Причем без особых объяснений. В голове всплыл еще один эпизод, когда Лавр отправился в Ригу во главе с четырьмя сотнями воинов, на замену Ипатию. Князь Вячко выгнал попаданца из своих земель. По-доброму так выгнал, после сотен слезливых жалоб от немцев. Интересно будет послушать подробности об боевых подвигах товарища.

Кандидатуру же сотника Лавра, который чуть не погиб, спасая мою семью двумя годами ранее, предложил именно Филипп, даже настаивал, когда я думал оставлять того в поместье. Я предполагал сладить его личную жизнь, появилась у парня зазноба, но Филипп уговорил. И эти маневры выпускников школы и милиции?! Жадоба задержался с возвращением, а уже должен, даже Клык был отправлен во Владимир обучить четыре команды будущих пушкарей. Все учли, пока я бездействовал. Как же не хватает Шиноры, тот бы все знал, успел бы упредить!

Ну, хоть не все предателями оказались – вон Ипатий спас семью, за что по гроб ему обязан буду, Лавра пришлось отсылать, значит не пошел на сговор, или даже не пытались, будучи уверены в его верности. Простые люди за меня встали – так что есть поддержка. Но сегодня она мне не поможет.

Через два часа, после прихода трех сотен ратников из школы с главными командирами, меня погрузили в мою же телегу и повезли в сторону Владимира. Руки и ноги затекли от тугих веревок, ужасно хотелось пить, было и холодно, никто не удосужился взять мою теплую верхнюю одежду. Но никого не заботили мои неудобства, а охраняли меня по большей степени именно монголы, которые и не давали подойти ко мне с водой или со шкурой. Даже по нужде не выводили, и ко второму дню дискомфорт в телеге был невыносимый.

К моему удивлению, во Владимир мы не стали заезжать. Провели день под стенами стольного города, когда на меня, как на диковинную зверушку приходили поглазеть как неизвестные мне бояре, так и лица явно не славянской наружности. Приходящие в «зоопарк» увидеть зверя диковинного, как правило, злорадствовали, утверждали, что князь правильно поступил, что заковал меня. Услышал много я и о себе, что вор, что выскочка, что враг Руси. Из этих откровений можно было и вычленить действительно важную для меня информацию.

Так, я понял, что великий князь пообещал монголам суд надо мной, что началось следствие, возглавил которое Нечай. Степняки требовали немедленной, но долгой и мучительной казни, однако Ярослав, вежливо тем отказал, ссылаясь на многие мои прегрешения, обвинения в сепаратизме, присвоении княжеского серебра на державных заказах и много еще чего, у меня на многое даже фантазии не хватило бы. К примеру, именно я развязал войну с латинянами и те готовят большой поход именно из-за меня, что убил венецианских купцов и ограбил их, присвоил себе княжеские корабли и «иншае и иншае». Кто самый злейший бандит всех времен и народов? Я!

Кому-то что-то отвечать не было ни сил, ни желания, вначале смеялся над всеми выпадами и эскападами в свою сторону, но быстро от этого устал. За весь переход покормили только пять раз и то явно не лучшей едой, во время сидения в клетке на потеху боярству, так же не баловали калориями. Но наступил тот момент, когда вкус пищи уже не имеет никакого значения, только насыщение. Был момент, что я даже позавидовал коням, которым в сено подмешивали овес.

Через три дня стояния у Владимира караульные сменились, моголы ушли, после чего началась райская жизнь. Ведь все познается в сравнении, и овсяная каша с хорошим куском вареного сала показались мне верхом блаженства, ради которого и стоит жить.

Пусть со мной так же не разговаривали, старательно игнорируя, но отношение стало явно иным. И пить давали и чаще ноги с руками развязывали под честное слово. Разрешали присаживаться и у костра, даже раз подпоили пивом. И все же, пусть все разговоры шли, как будто меня нет ни как человека, ни как темы для беседы, удалось узнать одно – мы переезжали в Переславль-Залесский. Там и должны были меня держать в темнице, обосновывая такое место заключения, как лучшее место для мстительного пленника. Якобы, готовится целый заговор, чтобы меня отбить силой, что в Унже уже собираются полки, марийцы и даже мордва ждут только приказа, чтобы начать наступление на Владимир с целью отбить меня. Все эти сказки звучали нелепо и были, как будто специально созданы для какой-то цели, много нелепостей. Вот какая мордва будет воевать за меня? Да там скорее против, чем за.

Осознание, что меня везут подальше от Владимира, дало возможность занять себя размышлениями в долгом и нудном пути. Благо, кормили уже сносно, связывали редко, или не сильно, так что сплошное «развлечение».

Что вообще происходит? Во-первых, о чем было нетрудно догадаться, во Владимире, происходят какие-то действия, от чего Ярослав не может доверять местному боярству, как и вероятна неуверенность великого князя в своих силах. Тут или сливает свое княжество монголам, либо поддался Второе – мне хотят сохранить жизнь и не собираются, по крайней мере, пока, отдавать на растерзание монголам. Хотели бы, уже не жил. Уверенность в том, что в Унже невозможно то, о чем говорят, никакого сепаратизма там не и не предвидится, создавала другую уверенность, что меня прячут. Вопрос от кого? Бояре – самый напрашивающийся вариант, многие на меня злы, но не думал я, что они настолько сильны. Да и тот же Радим, один из первых в это камарилье, обещал если не дружбу, то нейтралитет.

Или это вопрос торговли со степняками за мир и я разменная монета в торге. Был вариант, что меня просто спасают от поползновений монгольского посольства. Вот только поведение Нечая, как и нелогичное предательство друзей, не позволило выработать более подходящую гипотезу, так как эмоции начинали брать верх над разумом.

По приезду в Переславль, меня сразу же посадили в поруб. Не стану кривить душой, плохого отношения ко мне не было, напротив, кормили прилично, в темнице стояла кровать, на полу были выложены шкуры. Даже книги были, видимо, чтобы не скучал. Но разве душная золотая клетка сможет сравниться со свободой?

Через недели две, может и больше я услышал возню где-то по лестнице, ведущей наверх. В какой-то момент я даже стал подозревать, что где-то наверху идет бой, но скоро все закончилось.

Однако, мои предположения, что был бой, косвенно подтвердились на следующий день после. К такому выводу я пришел, когда моя охрана была сменена более чем наполовину, причем двое были явно легко ранены. К тому времени я уже узнавал все смены охраны, но сейчас появились новые лица. Мне же, как и всегда никто ничего не ответил, спасибо, что хоть принесли пергамент и набор для письма, бумагу, как ни просил, не нашли. Вот и писал я стихи, небольшие сказки, сочинял поучения на основе подвигов русских былинных героев. Выйду из тюрьмы, очень надеюсь, что выйду, и напечатаю.

Дни менялись один за другим, я уже потерялся, когда была ночь, когда день. Стал осознавать, что даже в холоде, связанный, голодный был более счастлив, чем сейчас, не видя солнца, не ощущающий дуновения ветра, если только не сквозняк при открытии мощной двери в камеру, лишенный элементарного общения. Мне хотелось работать, даже просто копать землю, носить бревна – любая самая дурная и нелепая работа была бы в радость. Попытка начать медитировать не увенчалась успехом, спасали только изнурительные тренировки. Бой с тенью, отжимания, планка, другие упражнения, поднятие камней, которые мне принесли. При обильном питании я стал превращаться в культуриста.

Приближающийся звук шагов не вызвал особого ажиотажа. Я уже не ждал ничего хорошего, отставил попытки узнать, сколько времени уже здесь нахожусь, что происходит за мощными стенами городского детинца. Поэтому и был ошарашен, когда в камеру вошли больше десятка воинов, а следом прошел Нечай.

- Ты пришел снова предать меня? – выдавил я из себя слова и ощутил, как занемели челюсти. Отучился я говорить, теперь даже больно выговаривать связные предложения.

- Охолони, боярин-воевода, не треба вопить аки девка, - Нечай был серьезным и непохожим на того ближника Ярослава, что я знал до попадания в поруб.

Это был осунувшийся, изрядно похудевший усталый человек. Та игривая манера ведения разговора, которая резко выделялась в княжеском окружении, сменилась крайней серьезностью, исчез и хитроватый прищур, улыбчивость. Мешки под глазами говорили о том, что этот человек уже давно не высыпался и явно не из-за потех.

- Что? – Нечай заметил мой любопытный взгляд. – А ты мыслишь, что мы не работаем? Ты почиваешь тут, а ведаешь ли что твориться у Владимире?

- Не ведаю и по твоей милости, пошто я здесь, где семья, пошто други предали? Аще, скажи, Ярослав Русь монголам сдал? – выдал я череду вопросов.

- Ашшурнацирапал сын Тикульты-Нинурты, - выдал мне один ответ на все мои вопросы Нечай.

Я опешил. Стоял и хлопал глазами. Это слово было как бы кодовым в общении с Филиппом и Ермолаем. Как то во время одной из пьянок, я произнес имя одного из ассирийских царей – это был мой тест на трезвость. А попробуйте произнести Ашшурнацирапал сын Тикульты-Нинурты! Тогда я сказал, что пусть это большое и сложное имя древнейшего воинственного царя Ассирийской империи станет кодовым словом нашей дружбы и верности друг-другу.

Прошло уже почти два года и больше никогда это имя не звучало как от меня, так и моих друзей, тем больше было удивлением услышать его от Нечая. Это же нужно было еще и запомнить слова во время, не совсем адекватного, состояния. Да – местные хроноаборигены явно способные помнить и запоминать.

Но что же этим хотел сказать Нечай, который явно передал послание от Филиппа? Хотелось верить только в одно – никто меня не предавал, а действия, или даже больше бездействие, друзей были вызваны объективными причинами. Вот только больше ничего Нечай не произнес, как не ответил ни на один из вопросов. Его плечи только немного приподнялись в извиняющемся и одновременно смущенном жесте, и ближний человек великого князя удалился, оставив меня в просторном помещении, которое как бы ни было по богатому обставлено, украшено, но все равно являлось тюремной камерой.

Что-то происходило снаружи, в чем моя персона была замешана, но что именно, оставалось только гадать. Слова Нечая только подстегнули любопытство, но стали очередной пыткой. Где Божана и дети? Ответа нет.

Я переосмыслил отношение к Филиппу и Ермолаю, вспоминая все пережитое с этими людьми, было время подумать, отбросив эмоции. Мои друзья, а я уже отказывался верить, что это не так, напрямую участвуют в событиях, которые решают судьбу великого княжества, как, вероятно, и всей Руси. Обидно, что я не могу ничем им помочь. Но именно я создал ситуацию, которая и привела к происходящему. Хорошо это или плохо? Помог ли я, или, напротив, навредил, оставалось только размышлять.

Факт, что Нечай, усталый и изнуренный, нашел время и силы прийти ко мне в камеру, что бы только сказать «Ашшурнацирапал сын Тикульты-Нинурты», ложился в концепцию, что меня скорее оберегают, чем наказывают. Да и время прошло много, чтобы думать о приговоре и казни.

Думать, не имея фактов, психологически было крайне некомфортно, поэтому я сел в позу лотоса и приступил к медитации, в последнюю неделю у меня все же начало получаться, только мысли о семье и имя ассирийского царя не позволяли быстро отрешаться от внешних раздражителей.

Интермедия 3. Заговор

Игра перешла уже в острую фазу. Когда, три назад было совершено покушение на великого князя владимирского, терпение у Ярослава Всеволодовича лопнуло. Рано, следует сказать, лопнуло, так как все задумки только начали реализовываться и результат еще не был внушительным. Бояре себя еще не сильно то и дискредитировали, народные массы еще только раскачиваются подстрекателями, оружие для горожан еще не распределено по схронам. Был риск, что неподготовленная операция только сорвет планы и создаст ненужные проблемы уже князю, пусть и решит проблему с боярством. Да и крови будет много, а этого нужно избежать, только поддержка и чувство, что народ берет оружие за правое дело. Нужно было еще ввести дополнительные отряды дружины из других городов, дождаться подхода войска из Унжи, которое должно было стать лагерем у Владимира и только своим присутствием охлаждать горячие головы. Унжанцы нужны и для обвинения тех же бояр, якобы они идут сами против князя, а обвинения в сепаратизме – поклеп на честных защитников Руси. Ну и еще много чего необходимо было сделать. Механизмы запущены, и торопиться - значит нарушить все планы, но князь требовал, если нужно и пересмотреть планы, но только быстрее все решить.

Как не убеждали Ярослава ни Нечай, ни Семьюн с Радимом, раненный в правое плечо князь требовал крови. Воину по натуре, ему с самого начала не нравилась комбинация по выявлению оппозиции и предателей. Тогда, еще четыре месяца назад, он принял план Нечая и Любомира, но сейчас он об этом жалел. Великий князь понимал и разбирался в интригах, но, все же, ближе ему была рубка на сечи, а не лицедейство в княжеских палатах.

Когда стало известно, что на боярина-воеводу Корнея Владимировича были совершены два покушения, началось интенсивное расследование причинно-следственных связей. В процессе выявления все новых фактов, становилось понятно, что данные неудавшиеся покушения всего лишь мелкий эпизод в готовящемся бунте или государственном перевороте. Зацепки привели вначале к недовольным боярам, и это было вполне прогнозируемо. Вот только ниточки потянулись и далее, к более серьезной проблеме – государственной измене и сговору с потенциальными захватчиками.

Посольство монголов, которое уже почти как год спокойно так себе трудилось на территории великого княжества, как и в других регионах Руси, начало все больше проявлять активность. Извращенные в интригах представители степняков, среди которых монголы были в основном в двух с половиной сотнях воинов, остальные же послы были мусульманами, дошли до того, что сейчас во Владимире просто опасно было находиться. Эти восточные хитрецы, могли потягаться в своем коварстве с пресловутыми византийцами, недаром монголы доверили лисам важные посты в своих посольствах.

Мало того, что сами монголы имели большую силу. Придя в город всего с двумя десятками, их численность постепенно росла, как не говорил Ярослав о том, что пора бы и перестать наращивать количество воинов, лукавые послы только отнекивались. Отговорки были простые, что зимой путникам сложно передвигаться дальше, что ближе к лету все воины уйдут, направляясь в страны Европы для организации и там посольства. Говорили они и том, что на Руси сложно степнякам, что русичи не уважают их, притесняют. А они то, со всем своим степным радушием пришли.

Концентрация огромного войска у границ с мордвой объяснялась послами так же просто – страх перед половцами и непосредственно мордвинскими племенами, которые ведут себя агрессивно. Монголы практически и не скрывали того, что сильно обозлены на булгар за то, что те приютили у себя Джелал-ад-Дина и надменны с сокрушителями мира. Располагались же ближайшие к Руси степные отряды так, что было одинаково по расстоянию, куда именно им идти далее: на Русь, или все же Булгарию.

Ярославу нечем было крыть, так как мордва действительно вела себя враждебно, а булгары и сами пошли на разрыв отношений. Даже по некоторым данным готовился большой набег на Русь со стороны южного соседа, не без подстрекательства тех же булгар. Так что наличие большого монгольского войска на границах с Русью было, как это ни странно, выгодно княжеству. Надо быть глупцами идти на Русь, когда возле твоих границ стоит другой враг.

Но то слова, которые лишь сотрясение воздуха, а на деле монгольские воины в стольном граде. Заинтересованные люди умели считать, и не были беспечны. Всего моголов было больше трех сотен воинами. Если к ним присоединятся еще ратные люди бояр-бунтовщиков, то воинство может составить больше пяти тысяч ратных, что равноценно противостоящим княжьим силам, но дружина не сконцентрирована во Владимире, многие отправились на свои земли, или в иные города. При грамотной операции, к примеру, сожжение княжьих ратных отроков в одной из казарм для неженатых, - перевес будет уже на стороне бунта.

Еще одной странностью в общении с посольством стало требование отпустить боярина Корнея к монголам. Послы утверждали, что Субедей-богатур был так впечатлен молодым человеком во время общения с боярином и хочет еще раз с ним поговорить. Понятно было, что Корнея нельзя было отправлять к монголам. Ярослав понимал, что боярин являлся носителем таких тайн и секретов, без которых говорить о возможности противостоять, все более осязаемой угрозе нашествия степняков, нельзя. Великий князь даже опасался сообщать Корнею о требовании посольства, которое все более настойчиво уже не просило, а требовало встречи с боярином. Опасался князь своеволия боярина, который, пусть и был верен княжеству, но своеволие, странное, непонятное для князя, имел. Вот и не бунтарь, а волю княжью за просьбы принимает. Исполняет их, но так, как будто сам принял решение.

А потом последовала череда встреч бояр владимирских между собой. Сначала никто не предал значению, что бояре все чаще решили навещать друг друга, но, когда эти встречи стали массовыми и организованными, стал понятен и масштаб творящегося.

Ярослав тогда еще удивился, что объявление первого сбора-смотра посошной рати прошло без серьезных возмущений. Практически все владимирские бояре стали размещать в своих поместьях боевых холопов, число которых явно превышало требуемое по указу князя. И сейчас, когда только что вернувшийся из Переславля, Нечай докладывал, Ярослав понял, что сам угодил в ловушку. Бояре, под предлогом посошной рати стягивают в стольный град верных им людей с поместий, вооружают их, тренируют.

- Сколько у заговорщиков ратных? – перебил доклад Нечая Ярослав.

- То не ведомо, великий князь, у каждого боярина не меньше, чем три сотни ратных, також есть сотники, что служили Юрию, таких три, - перечислял Нечай под удивленные взгляды великого князя.

- Во Владимире нынче четыре тысячи ратных, что могут меч на меня поднять? – вдруг осознал великий князь угрозу.

- По боле буде, Ярослав Всеволодович, по боле, - встрял в разговор воевода Воеслав. – Яко я мыслю, пять тысяч ратных, також у граде вельми много ватаг татей стало, стража не справляется.

- Пять тысяч ворога, а дружины у граде токмо тысяча, - задумчиво произнес Ярослав, но после встрепенулся. – А посошные рати бояр Суздаля, Ростова, иншах градов?

- Рати у градах смотры почали, токмо нет веры в то, что те ратники станут на нашу сторону. Отступники простят брата твого Ивана сесть на стол великокняжеский, - огорошил еще одной новостью Нечай.

Князь сразу не ответил, взялся левой рукой за голову и прорычал. Этот рык был вызван как горечью от ситуации, так и резко кольнувшей болью в раненном правом плече. Князь был готов терпеть физическую боль, но вот осознание того, что родной брат может пойти против него, кололо сильнее.

- И дал добро Иван, и яко же брат мой Святослав? – спросил князь, готовясь услышать худшее.

- Святослав послал гонца, что он твой служка, а Иван аще мыслит, добро не дал, - ответил Нечай, потом задумался и продолжил. – Разумею я, великий князь, что с Иваном треба говорить, я слажу так, что вон пойдет на мордву, пусчай порезвится в сечи.

- А, может, и треба было принять наряд монголов? – сказал Ярослав, показывая «якобы» свою слабость.

На деле же он проверял решимость своих людей идти до конца. Великий князь наблюдал за недоуменными переглядываниями Нечая и воеводы Воеслава.

Монголы бунтовщикам, но так, чтобы и князь о них знал, предложили условия, по которым Русь давала две тысячи ратников в войско степняков, ежегодно должна была отправлять каждого двадцатого ремесленника в рабство к завоевателям, давать двадцатую долю всех доходов Руси. Условия, не такие уж и суровые, если посмотреть на то, что монголы обещали защищать русскую землю от любых посягательств, а еще и не собирались менять правителей на Руси. А церковь вообще обещали поощрять и поддерживать, опасаясь «воевать» с Богом, который покровительствует русской земле.

Когда ранее принятое решение сопротивляться было поставлено под сомнение мягкими условиями от монголов, дошло-таки до серьезного обсуждения вариантов. Ярослав понимал, что пусть и с потерей репутации, но он сможет при поддержке монголов стать полноправным хозяином Руси. Отдавать же всего двадцатую долю от всех доходов, при этом получить военную поддержку, способную покорять и принуждать – да те же европейские короли без раздумий согласились на подобные условия. Да и Ярослав так же был готов соглашаться, но великий князь видел, что именно могут сделать со степными всадниками унжанские пушки. А если есть реальный шанс победить, что зачем те самые монголы, которые и обмануть могут.

Долго шли споры в княжьих палатах о предложении монголов, особенно после доклада разведчиков, которые сообщили о больше чем ста тысячах воинов уже исполченных степняками. Такого числа никто из приближенных Ярослава представить не мог. Вероятно, если бы не разговоры с боярином Корнеем, Ярослав бы принял предложения, с вероятностью повоевать в Европе с помощью степи, но боярин много говорил о постепенном упадке ремесла, как и престижа и чести на Руси. Это была рабская доля, когда ждешь, что еще придумает завоеватель, а на Руси рабов нет. Да и из головы не выходила народная мудрость про волка, которого пригласили в курятник присматривать за курами. Но какие интриганы все же эти монголы?! Так ловко сеют смуту в голову.

- А выйдет то, что измыслили сладить с татарвой? – спросил великий князь, который до сегодняшнего разговора не верил, что придется реализовывать сложный план, придуманный еще полгода назад. Воин по натуре, Ярослав не хотел до последнего зависеть от хитростей, ему было бы легче принять бой, пусть и с малыми силами против многих тысяч.

План, который был придуман Нечаем после первых известий о заговоре бояр, подсказал хитроумный новгородец Семьюн. Еще в процессе заключения мира и договора с Новгородом после изгнания из него шведов, Нечай сошелся с главным послом новгородцев. Это был хитрый, прирожденный интриган. Именно Семьюну удалось, правда, с подсказки боярина Корнея, поднять новгородцев на восстание, создать условия, по которым шведы не смогли организовать сопротивление. Сейчас же Семьюн сам вызвался быть одним из заговорщиков.

Нечай докладывал великому князю, что далеко не все бояре довольны условиями для заговора. Есть и те, кто вообще не имеет желания вставать против князя. Последние ждали активности от великого князя, чтобы сразу же примкнуть к нему, вот только пока Ярослав не предпринимал никаких действий. Так многим казалось, что он бездействует, на самом же деле, работала коварнейшая связка Нечая и Семьюна. А эти ухари на многое способны по отдельности, но вместе и папу римского в православие перекрестят, если такая задача появится.

На сегодняшний день есть уже шесть бояр, которые стали заговорщиками внутри заговора. Главным в этой группе стал, после долгих уговоров, уважаемый в боярской среде Радим. Эти «контрреволюционеры» и собираются, при начале активных действий великого князя, ударить в спину остальным, тем более, что только Радим стянул во Владимир и его предместья больше пяти сотен ратных людей, да и среди ратников, служивших Юрию он имеет большие связи.

- Яви волю свою, великий князь, сказывай, что собираешь поход на отступников в Унже. Скажи, что все серебро, что там будет, да зерно, да утварь, людей да ладьи – все возьмут себе бояре, что в посошном войске станут ратиться. Токмо бояр тех оставь во Владимире, кабы радеть стали тебе, яко с монголами замириться, - выкладывал последовательность необходимых действий Нечай. - Воевода Воеслав возьмет полк с Переславля-Залесского, что я привел, да рать посошную от ростовских бояр, да берендеев и пойдет до Унжи, там всю рать посошную боярскую и полонит.

Унжа, как и вся воинская школа в поместье боярина Корнея, была объявлена бунтовщиками. Боярам было сказано, что из-за убийства монгольского посла, великий князь осерчал и посадил в поруб отступника и колдуна Корнея. Вот только всех людей великого князя в Унже после этого убили «клятвоотступники». Теперь в поместье ведут переговоры с булгарами, чтобы отойти от Руси.

Создание образа такого врага, в лице тысяцкого Филиппа, уже волнует умы бояр, которым нет особого дела до непосредственного подавления бунта, сколько им интересны секреты ремесленного производства, семена, люди, что живут в регионе, о котором по всей Руси ходили сказки одна краше другой. Если сам великий князь позовет грабить боярина-выскочку, да под благовидным поводом, точно пойдут. Ну, а если не пойдут, то группа княжьих заговорщиков подтолкнет к тому.

Ну а дальше остается ликвидировать во Владимире посольство и самих бояр, которые останутся без многих своих ратников. Сначала, чтобы усыпить бдительность бунтавщиков, великий князь попросит их дать совет как «продаться» монголам. Это позволит отвести от брата Ивана угрозу, когда тот согласится пойти против великого князя и Ярославу придется принимать болезненные для него решения. Иван перестанет быть нужным, цель то – сдаться монголам, получить от них серебро на взятки, заверения в военной помощи.

После того разговора прошла уже неделя. Именно сегодня воевода Воеслав должен был привести все выдвинутое войско в грамотно устроенную засаду, которую готовили больше пяти дней. Там и пушки готовы к залпам, даже сотня стрелков с ручными пушками будет – новое оружие унжанских мастеров. С другой стороны станут берендеи и переяславльский полк, а посошная рать из Ростова отстанет от общей колоны и закроет возможность всему боярскому воинству к отступлению. Дальше арест сотников и фильтрация всех ратников для переформирования. Расточительно было бы всю эту силу уничтожить, когда надвигается грозный враг, тем более, что большинство боевых холопов идут воевать за великого князя против бунтарей. Так они думают, не будучи в курсе о замыслах своих бояр.

Интермедия 4. Субедей

Субедей-богатур был доволен происходящим. Он стал главным военачальником у Джучи и старший сын Чингисхана стал прислушиваться к его советам и даже многое позволил решать самостоятельно. «Пес» изменил свое отношение к своему теперешнему хану. Перемены произошли, прежде всего, потому, что перед смертью Великий приказал ему это сделать и даже, если бы Джучи прогонял сокрушителя меркитов, Субедей молил бы его принять в армию, пусть и десятником. Ну и опытный полководец увидел в Джучи настоящего монгола, пусть и склонного к дипломатии больше, чем это было принято у храбрых воинов. Поэтому, Субедей принял решение больше не сомневаться в происхождении старшего сына Чингисхана, а верой и правдой служить старшему сыну Великого.

И сейчас, пока сыновья все еще выясняют отношения кому на кого нападать, Субедей уже готовит удары.

Вернувшись из Северного Китая, пес великого хана сразу же стал интересоваться происходящим на Западе, так как верно предположил, что это направление станет на долгие годы главным в справедливой экспансии монголов к морю. К своему удивлению, после первых сведений о Руси, Субедей обнаружил, что этот регион, не обладающий единством, стал сильнее с того времени, как он, великий воин степи, пусть и при некотором участии Джебе, разгромил русичей на реке Калка. Как получилось, что после смерти многих русских князей, смены власти во Владимире, битв с латинскими рыцарями, Русь крепнет? Этим вопросом озадачился Субедей, на решение его были направлены немалые силы разведки.

И вот почему не выходил из головы тот юноша, которые дерзко, но нужно признать и грамотно, общался с самим Субедеем-богатуром? Опытный воин привык доверять своим ощущениям.

Чутье военачальника не подвело, он это понял, когда стала поступать более подробная информация о том, что происходило на Руси. Так, русичам удалось разбить войска христиан из западной Европы, причем сразу на трех направлениях, смогли они и забрать важный торговый город, который сейчас усиленно укрепляют и обустраивают. Русские торговцы стали торговать такими товарами, что нет ни у кого другого, да и воинов прибавилось, как и стало лучше оружие русичей. Получалось, что на Руси появилось много серебра, за которое можно учить и много воинов, а войны с носителями крестов на одежде не были настолько сложными и кровопролитными, чтобы русичи потеряли многих воинов. Напротив, их трофеи покрыли все расходы, даже пленных смогли привлечь к ратному делу, что перекрыло все потери в ратниках.

И это все было непонятным и настораживало. Вот с булгарами все ясно. Они изучены, понятны, пусть и проиграл Субедей первую битву с этими мусульманами, но восьми туменам Угедея волжским мусульманам противопоставить не будет чего. Тогда же, на Самарской Луке богатур наступал численно меньшим войском на многочисленные отряды булгар и их данников. Такого больше не повторится, тем более, что Булгария подвергнется атаке Угедея, а он служит Джучи.

Успехи князя Ярослава еще были по причине обладания странным оружием, которое огнем извергает камни. Субедей понял принципы оружия, которым пользуются русичи и уже в его армии есть воины, стреляющие железными шарами из бамбуковых трубок. Пусть эффективность такого оружия и низкая, но враг боится грохота, а лошади сходят с ума от шума.

- Говори, что на Руси получилось сделать? – потребовал Субедей от Саида аль Фаради.

В делах Руси, как и в разведке, Субедей все больше использовал именно мусульман Востока. Они были хорошими интриганами, могли без всяких проблем лгать неверным, ненавидели всех, но умели и подчиняться. Использовать таких слуг для разведки у мусульман-булгар было бы ошибкой, так как могла сработать консолидация с единоверцами, но на Руси, правильным решением.

- Готов заговор во Владимире – главном городе князя Ярослава. Там высокая концентрация вооруженных дружин бояр, их больше в разы, чем дружины князя, - начал доклад куратор монгольского посольства на Руси.

- Что с тем молодым боярином, что разгромил христиан? – перебил докладчика Субедей.

- Великий, он арестован Ярославом за убийство Юсуфа, - Саид хотел продолжить, но военачальник его вновь перебил.

- Почему его нет у меня, я же приказал доставить этого боярина, - выкрикнул Субедей, заставив мусульманина вжать голову в плечи.

- Великий, Ярослав думает принять наши предложения и он знает, что мы ждем покорного поступка о передачи Корнея Вам. Однако, сейчас войско бояр с небольшим усилением от князя идет воевать поместье того боярина. В войске есть наши люди, они получили указание брать всех ремесленников и срочно вести их в ставку хана, - Саид низко поклонился и ждал слов Субедея, не разгибаясь, демонстрируя покорность.

Богатур же думал, не спеша явить свою благосклонность к Саиду. Опытному военачальнику не нравилась ситуация, но чем конкретно, он не мог понять. Чутье это, или шепот духов. Ранее Субедею уже обстоятельно докладывали о будущих переменах во Владимире, с именами и пересказом разговоров заговорщиков. Все выглядело просто отлично и логично. И заговор готов и сам великий князь всерьез размышляет как стать подданным Джучи, но то, что боярин Корней жив и вокруг его плетутся какие-то нити, Субедей чувствовал.

- Если что-то пойдет не так, убить боярина Корнея любой ценой, - зловеще прошипел Субедей и отвернулся хлебнуть соленого жирного чая, показывая, что разговор закончен.

Интермедия 5. Варфоломеевская ночь

- Бояре, други мои, за утро мы пойдем до великого князя, кабы порадеть ему стать с монголами заодно и бить латинян ненавистных. Нам треба сладить послание до Ярослава, кабы ведал вон, что мы заодно. Також мы станем супротив сбора посошной рати. Нам нужны ратные оборонять наши поместья, - вещал Никанор.

За последнее время этот, когда-то малоразговорчивый человек превратился в настоящего оратора. Почувствовав себя значимым, Никанор начал проявлять властность, с проступающими большими амбициями. Вот только на собраниях заговорщиков все больше было монгольских воинов. Наблюдательные люди могли бы уловить мимику лиц некоторых, как бы, «простых» наблюдателей. Они внутри смеялись над всем происходящим, смотрели на всех свысока, но это подмечали те, кто хотел увидеть, иные же старались не обращать внимания на надменность монголов.

- А яко делить станем скарб с Унжи? – прервал подготовленную пламенную речь Никанора один из собравшихся бояр, обозначив то, что именно волнует собравшихся.

- Ты, боярин Богша, не перебивай Никанора, он добро говорит, - высказался боярин Семьюн.

За последние недели именно Семьюн смог выбиться в заместители руководителя группы заговорщиков. Уже даже складывалась ситуация, когда Никанор выступал в качестве организатора «говорильни», а конкретные вопросы решались с деятельным новгородским боярином, тем более, что тот ввел в город две сотни новгородских ратников, а еще пять сотен новгородцев, что привел Семьюн, стояли лагерем в трех верстах от Владимира. И об этом знали многие, понимали, что большая сила за Семьюном.

Радим поражался способностям Семьюна, который за короткое время завел множество знакомств, смог заручиться поддержкой самых влиятельных бояр. Казалось, что при желании, этот новгородец способен переменить настроения заговорщиков, если бы только не монголы, взявшие под свой контроль усадьбу Никанора – штаба всего заговора.

Именно Семьюн предупредил Радима и еще шесть бояр, чтобы были осмотрительными именно сегодня, да надели кольчуги под рубахи. Было жарко и крайне неудобно ходить в железе, тем более, что неизвестность заставляет только больше нервничать и потеть. Вот только неудобство компенсировалось чувством защищенности. Что именно будет, Радим даже не догадывался. Боярину было немного обидно, что именно Семьюн стал соединяющим звеном между верными великому князю боярами и самим Ярославом. Но не мог не признать правильный выбор новгородца в качестве главного интригана.

- Бояре, я принес доброго вина четыре бочонка, - провозгласил Семьюн после окончания пламенной речи Никанора и предложил всем выпить дорогого напитка.

Радим с ужасом смотрел на вино, предполагая, что оно может быть отравлено. Может именно об этом говорил новгородский боярин, когда предупреждал о событиях сегодня на собрании заговорщиков. Радим сделал чуть заметный жест своим соратникам, чтобы те остереглись. И еще шесть бояр не стали подходить к столу, чтобы взять чаши, которые с веселой улыбкой наполнял лично Семьюн.

- А ты, боярин Радим, не отведаешь вина заморского? – с ехидцей в голосе спросил новгородец.

Радим нехотя подошел к столу, сразу за ним последовали и другие шесть «бояр-подпольщиков». Семьюн сделал недовольное выражение лица. Очень уж выделялась эта группа из боярской толпы. Искушенные в интригах люди могли бы определить семь бояр, которые сторонятся остальных и слишком настороженные, в отличие от других они выглядели организованными. Все стали увлеченно поглощать дефицитный напиток. А вино было действительно хорошее, привезенное венецианцами. Семьюн специально искал очень дорогой напиток, чтобы все присутствующие были впечатлены и обязательно попробовали. Вот только не собирался новгородец травить заговорщиков.

- Уводи людей, не мешкая, токмо тихо, - шепнул Семьюн Радиму в ухо, уличив момент, когда подавал тому чашу с вином.

Радим показал условный знак, чтобы все были настороже, после чего, первым вышел за дверь палаты. Радима встретили четыре узких, настороженных глаза. У дверей дежурили два воина-монгола.

- О ратные добрые вои, испейте и вы за здравие великого хана, - вышедший следом за Радимом, Семьюн протянул две пиалы монголам, наполненные белой жидкостью, больше похожей на молоко.

Монголы посмотрели на новгородца уже с некоторым одобрением. От вина бы они точно отказались, но испить айрана были рады. Оба степных воина начали с наслаждением пить напиток, который достать во Владимире было крайне сложно, если вообще возможно. Пришлось даже рисковать и брать в плен одного из монголов, чтобы выяснить, как изготовляется забродившее молоко. Благо, что это был монгол, направляющийся в Киев, поэтому хватиться его не должны. Наверное, до этого момента, никого еще на Руси не пытали с пристрастием, чтобы выяснить, как приготовить национальное блюдо, в частности, айран.

Через минуту оба монгола на глазах Радима и Семьюна начали задыхаться и схватились за горло. Новгородец, и последовавший за ним, боярин Радим подхватили заваливающиеся тела охранников и поволокли монголов, у которых уже пошла кровавая пена из ртов, в темный угол, положив тела за отодвинутыми сундуками.

- Выводи своих бояр, - прошипел посерьёзневший Семьюн.

Радим ошарашено пошел обратно в палату, от которой раздавались радостные крики, бравурные уверения, что боярство – соль земли русской, что князь де прогнулся от их грозных поступей. В это же время, навстречу своему предводителю уже выходили бояре. Убедившись, что все вышли, Радим стал вертеть головой, в поисках Семьюна. Новгородец тащил еще два бочонка, как подумали бояре с вином, вот только из середины каждой бочки виднелась недлинная толстая веревка.

- Стойте, ждите, сейчас разом быстро пойдем, - сказал Семьюн и вошел вовнутрь палаты, где веселились и распалялись заговорщики.

- Други моя, - донеслись слова новгородца, обращенные к приговоренным отступникам, предавшим своего великого князя и русскую землю. – За здравие великого хана и русских бояр.

Все дружно поддержали тостующего, когда группа из семи бояр, стоявших за дверьми, недоуменно пересматривались между собой в тусклых огоньках двух лучин.

Пользуясь увлеченностью заговорщиков распитием отличного вина, Семьюн поставил под стол два бочонка с порохом, поджег пропитанные смолой фитили и смеясь, подбадривая бояр, внося свою лепту во всеобщее веселье, стал семенить к выходу.

- Ходу! – чуть ли не выкрикнул Семьюн, как только добрался до Радима и компании и повел группу вниз по лестнице, достав из одного из стоящих в углу сундуков четыре меча.

Семьюн не стал брать себе меч – сеча явно не его стихия, но вот бояре ухватились за оружие, как за спасательный круг, оставив троих огорченных, кому не досталось оружия. Теперь, вооруженные бояре воспаряли духом. Меч, бой – это их стихия, тут им было все понятно, сейчас даже уже и не страшно, боязно было, когда они не понимали всего происходящего.

На пути у Семьюна и Радима встретились еще двое ратников, которые были уже русичами, но представляли охрану Никанора. Бояре зарубили тех, походя, и, не обращая внимания на сваленные тела, устремились дальше, подгоняемые новгородцем. Вот и обозначилось место, куда вел их Семьюн – это был погреб.

- Ба-ба-бах! – прозвучал взрыв, когда только третий боярин спускался вниз по неудобной лестнице в темноту.

- Что сие? – испуганно прокричал один из бояр, который только собирался спускаться по лестнице.

- Швидче! – заорал Семьюн, уже не опасаясь быть услышанным.

Погреб оказался подземным ходом, ведущим в конюшню. Пользоваться таким ходом представлялось не самым лучшим способом уйти, так как Семьюн точно знал о том, что десяток монгольских воинов устроили себе жилища среди коней и встретиться с ними никак не хотелось. Это одна из многих шероховатостей плана и лучшим решением было бы оставаться в самом узком проходе, пока княжьи дружинники не вырежут или не постреляют всех обитателей дома.

Семьюн с самого начала своего присутствия на встречах заговорщиков стал обрабатывать Никанора, профессионально надавливая на болевые точки боярина. А давить было куда. Никанор оказался очень закомплексованным человеком, который хотел признания и власти, но при этом понимал свою никчёмность, как лидера. Вся идея бунта против великого князя была интересна хозяину усадьбы только в том ключе, что он стал «главным», переборов комплексы и повысив самооценку.

Когда же Семьюн стал предлагать обговаривать слова и речи главного революционера перед выступлением и тот понял, что его слушают уже с большим вниманием, новгородец стал самым желанным гостем в усадьбе, чем прожженный интриган и воспользоваться. Сочинять же речи Семьюну было легко, так как учитель у него был, не под стать Никанору – монах Даниил. Тот так же придерживался идеи союза с монголами и уже многие штампы для будущих бравурных выступлений Никанора были готовы.

Новгородский купец, ставший знатным боярином после известных событий в Новгороде, и сам некогда верил в идеи уже почившего Даниила, но сейчас он увидел в Ярославе другую силу, с которой не хотел играть. Да и быстрое продвижение по социальной лестнице сыграло свою роль в настроениях, чего скрывать, честолюбивого человека.

Семьюн не видел, как вспыхнул дом Никанора, как горящие люди с криками боли выбегали на крыльцо, где незамедлительно получали стрелу или болт в свое тело, как на штурм усадьбы, воспользовавшись переполохом, пошли две сотни дружинников под прикрытием пятидесяти конных.

Боярин сделал свое дело, к которому готовился больше трех недель, связываясь секретно с алхимиками из поместья Корнея. Нужно было убить всех заговорщиков разом. Вариант с отравлением был признан тупиковым, как оказалось, зря – никто так и не попробовал вино на яды, которое принес Семьюн, но рассчитывать на беспечность Никанора, тем более монголов, было опасно и опрометчиво. Однако, взрыв и последующий за ним пожар, отлично дезориентировали многочисленную охрану, которая была по всему периметру усадьбы и в хозяйственных постройках. В доме же было мало вооруженных, так как бояре опасались, что их разговоры станут известны великому князю. Да и монголы прекрасно понимали, что, если приставить к каждому боярину-заговорщику два-три воина, то у «соли земли Русской» могут сдать нервы. Не привыкли власть имущие к неуважительному обращению. Да и Семьюн свою лепту внес в дело уменьшения охраны в самом здании. Да, был риск, что большое количество воинов во дворе и пристройках создаст сложности для штурма усадьбы. Был и соблазн как можно больше взорвать в самом доме отступников и степняков, но эмоции были отброшены, а их место, в головах средневековых великокняжеских диверсантов, занял холодный расчет. И расчет на самоуверенность бояр и монголов оправдался, серьезного сопротивления на пути к укрытию в подвале, не было. Наивные, нельзя считать себя самыми умными, пока на стороне Ярослава такая связка как Нечай и Семьюн.

Между тем, по всему городу штурмовали усадьбы и дома, где были люди заговорщиков. Загодя, на некоторых домах, мелом чертили кресты и для дружины князя, усиленной новгородцами и тайно подошедшими тремя сотнями рижского князя Вячко, не составляло труда распознать места скопления ратников бояр. Но была объявлена воля князя не убивать бунтарей, если только имели место не сильно ретивые и непреклонные. Воля княжеская была доведена до дружины и других союзных воинских соединений, не раньше, чем за полчаса до начала операции, чтобы минимизировать утечку информации.

Внезапность и подготовленность сыграли определяющую роль. И вот уже связанные, побитые, или просто обезоруженные люди потянулись вереницей пушком или на телегах на семь подворий, выделенных для этих нужд. Сдавшиеся без боя, были в лучшем состоянии, те же, кто решил биться за свои облачные идеалы боярской республики, на пример Новгорода, да и в подчинении монголов, частью были вырезаны. Многие же пленные, раненные, плелись лекарням, где их обихаживали частью приглашенные обозники из воинской школы.

Сложнее всего было с монгольским посольством, которое занимало уже две рядом расположенные большие усадьбы. Степняков оказалось больше двух сотен и это с тем, что часть их была в усадьбе Никанора. Штурм длился четыре часа, дружина потеряла от точных выстрелов мастеров лука больше десятка воинов, и это при том, что сотники старались максимально сберечь своих ратников. И только тогда было принято принципиальное решение спалить обе усадьбы, дело сдвинулось. Да, трофеи, как и пленников, очень хотелось получить, но не ценой своих людей.

К чести монголов, даже в уже горящих усадьбах, они продолжали оказывать ожесточенное сопротивление, не сдался ни один воин. Это и поселило некоторое сомнение в победе над таким врагом. Если так бьются в безнадежном положении с явным преимуществом атакующих, то, как они станут биться в большинстве?!

- Сладили с войском, что на Унжу шло? – просил Ярослав, когда воеводы, Семьюн, Радим и конечно, Нечай, пришли отчитаться об операции.

- Так, великий князь, тысяцкий Филипп, да сотник Ермолай ожидают встречи с тобой, - усмехнулся Нечай, поправляя на себе немного порванный новомодный, опять же унжанской выделки, кафтан.

Как только был решен вопрос с посошным войском, не дожидаясь окончательного разбирательства, Филипп и Ермолай, переложив свои обязанности на других, устремились одвуконь во Владимир. Ощущение, что они предали друга, сжигало, поэтому те, кто считался самыми ближними людьми Корнея, решили просить великого князя о прощении своего друга, даже если и не виновен тот. Они были только частью посвящены в многоуровневую интригу в стольном граде и до конца не понимали, какая же судьба ждет Корнея.

- А мы можем вызвалить из поруба боярина? – спросил великий князь, баюкая плечо, которое этой ночью разболелось, возможно, из-за нервов, Ярослав не спал уже третий день.

- Так, токмо я не пойду, много еще сладить требо, учинить разбор, а никому боле твои, князь, личники не отдадут Корнея, у них наказ, - развел руками Нечай.

У главного организатора разгрома оппозиции действительно сейчас только, как это ни странно для давно не высыпающегося и нормально не евшего человека, начинается работа. Завтра необходимо, по горячему, созывать городское вече, начинать призывы и воззвания к народу, чтобы сформировать общественное мнение о ситуации и разъяснять, как это нужно власти. Следует четко, при том с максимально жестких тонах осветить роль монголов в заговоре, дать всем возможность проникнуться тем, что степняки – злейшие враги. Нужно сделать такую ситуацию, чтобы за призывы к переговорам со степняками простые люди сразу же били морду, в любом гостином дворе. И гонцы уже ждут своих листовок, чтобы одвуконь мчаться во все уголки большой державы с призывами к людям, боярам. Церковь в таком же ключе начинает действовать по своему ведомству, используя княжьих людей, как вестовых.

А еще нужно решить проблему и с имуществом разгромленных бояр. Поэтому, Нечай на силе воли работал, превозмогая усталость. Это воеводам хорошо, помахал мечом и все довольны, можно пировать, а ему нужно проследить, чтобы поместья работали, люди не разбежались, поговорить с тиунами об урожаях, назначить в разгромленных боярских родах ответственных за посошную рать. Может и родичей младших линий, может из тиунов боярских, а где и своих людей назначить и предать им ратников для поддержки. Да много чего. Эти же поместья временно, а некоторые и навсегда, переходят в казну, поэтому должны приносить прибыль. Ну не все, конечно, будет делать Нечай лично, он уже смог подобрать себе команду, но она для более мирного времени хороша и деятельна, а не для такого аврала. Поэтому, как бы ни хотелось Нечаю лично освободить своего главного коммерческого партнера из поруба Переяславля-Залесского, уехать из Владимира в ближайшие две недели точно не получится.

- Воевода, Воеслав, тебе не повелеваю, но прошу, съезди в Переславль, да проследи, кабы рать посошную по чину привели, - толи приказал, толи попросил, но без возможности отказа, Ярослав.

На следующий день было вече. Население Владимира, не избалованное таким событием, уже было воодушевлено и даже перевозбуждено. Слухи о ночных потрясениях обрастали небылицами и домыслами, поэтому народ желал знать правду, как и видеть живым своего князя. Если вечевой колокол зазвенел, то великий князь хочет с народом поговорить. Это льстило людям, горожане одевали свои лучшие одежды, не забывали прихватить кистень, или дубинку для «доведения своих аргументов до оппонентов», если такие будут. Но, маловероятно, что найдутся те, кто осмелится перечить общей воли князя, его ближников, уже потому, что боярство не подготовило своих вечевиков, не заплатило серебра, не привело боевых людей для мордобоя.

На площадь, у Успенского собора, как самую большую в городе, начали стекаться люди еще до того, как подали сигнал к вечевому сбору, слухи о вече разносились по всем уголкам стольного града сразу же поутру. Тут уже находился великий князь и приветствовал входящие группы людей. Многим, может каждому десятому, вручали письмена, написанные чернилами на странном светло-желтом материале – о бумаге в стольном граде знали пока только купцы, да часть бояр. Эти письмена будоражили умы неискушенных пропагандой людей, а грамотных было много в городе. Когда же начали вещать собравшимся о злодеяниях, которые чинят с покоренными народами монголы, то даже у матерых убийц, которые так любопытствовали происходящем в городе и так не использованы для своих целях заговорщиками, проступали слезы на глазах. Часа через два, после начала вече, люди были готовы хоть сейчас убивать монголов.

- Так, как, люд владимирский мне треба сладить наряд со степью? Поклоны бить татарве, али ратиться с ними за животы женок да чад своих? – выкрикивал Ярослав в народ заранее подготовленные слова.

До сегодняшнего дня великий князь не верил в то, что можно вот так влиять на умы людей, но, проговаривая подготовленные и отрепетированные слова с небольшого помоста, Ярослав наблюдал, как загораются глаза у собравшихся мужчин. Сейчас во Владимире было около тридцати тысяч населения, из которых тысяч восемь были мужчинами, и, казалось, все готовы уже сейчас в бой. Если бы такой подход был реализован раньше в Новгороде хоть кем из призванных князей, то никогда не было бы Новгородской республики.

Выступил и архиепископ владимирский, да – получилось повысить статус великокняжеской церкви, давно было пора это сделать. Был определенный дисбаланс, когда великое княжество претендует на лидерство на Руси, а церковь региональная слаба. Ярослав с упоением, уже не обращая внимания на больную руку и усталость, вещал про веру православную и язычников поганых, где степные страшнее своих поганцев, которые по лесам прячутся до сих пор, после разгрома восстания волхвов и все в духе защиты веры.

На упоминании «своих» поганцев настоял Нечай, он же и предложил формулировки, которые примут и церковники и не сильно осудят сочувствующие поганцам. Не было секретом для многих, что народ искренне ходит в церковь, но при этом, дома может упомянуть и Даждьбога и Велеса, Сварога, Мару, реже иных богов. Были и последователи Перуна, чтившие ратное дело, такие были даже и в дружине, но сильно не афишировали свои верования, регулярно посещая церковь.

Когда же рассказывали народу про бояр-заговорщиков, некоторые стали кричать о мести им и их семьям. Вот семьи то трогать не собирались, поэтому пришлось немного остужать народный гнев, взывая к великокняжеской милости и сплочению перед общей опасности. Князь в своем воззвании создавал образ, который в общих чертах можно было описать словами: «Князь справедливый, бояре злые, если только это не княжьи бояре». Создавались предпосылки в абсолютизму на Руси, опережая свое время на века. Стоило надеяться, что этот абсолютизм будет действительно просвещенным.

Во время общения князя с народом, чуть в стороне находился Нечай с десятком мужчин. Они смотрели на то, как проходит вече, комментировали разные моменты. Уже завтра они поспешат по всем городам великого княжества владимирского, и их задачей станет единение всего народа с властью на вот таких же собраниях людей. Они обратятся в городах и весях к людям, создадут общее общественное мнение, привлекая в ряды воинства новых ратных людей.

Глава 6. Кто раньше?

Очередной день. Сколько я уже в этой тюрьме? Долго, очень долго, зиму перезимовал. Уже после крайне странного визита Нечая, я повторил попытки разговорить своих охранников, но опять потерпел неудачу. Если бы не подслушивал иногда их разговоры между собой, то подумал, что тюремщики немые и выборочно глухие. Услышаны были только мои «хотелки» по рациону питания, деревянному тренировочному мечу. Даже под честное слово дали два метательных ножа, которые должны были всегда лежать, кроме времени тренировок, перед входными дверями, чтобы охранники при входе всегда их наблюдали. Сколько я понервничал, когда охранники мне такие действия объясняли жестами. Видел, что и они нервничали и уже даже переглядывались, чтобы заручиться поддержкой друг друга и словами объяснить куда, как и когда оставлять ножи, но сдержались. Наверняка, им был дан четкий приказ, никогда ни при каких обстоятельствах не входить в контакт со мной при помощи речи-связи.

- Уже завтрак должен быть, - сказал себе я.

После долгого молчания и ощущения неудобства при артикуляции, через два месяца безмолвия, я решил, что разговор с самим собой, не такое уж и психологическое отклонение. И речь не забуду, и, может, не так отчетливо будет ощущаться одиночество. Вот и говорил, даже словил себя раз на том, что иногда начинал спорить сам с собой.

- Эй, псы самодержавия! А кормить отца русской демократии, борца за свободу, сегодня будут? – я уже не сдерживался в словах. Иногда вот такой кураж позволял ненадолго прийти себя и выдавить мучительную улыбку.

- Чего молчите? Что вообще происходит? – скорее самому себе задал я вопрос.

Мог ли я без часов определить время в абсолютно закрытом от солнечного света помещении? Мог, если бы еду приносили по расписанию. Вот только эти гады, наверное, не знали понятий «завтрака, обеда, ужина». Могли принести еду через три часа, потом через шесть часов, а бывали и перерывы в десять-двенадцать часов. Благо сразу приносили много снеди, которую уже самостоятельно можно было делить два и больше приемов пищи.

Сейчас же, по моим внутренним часам, прошло больше двенадцати часов. Вот почему я отдал свои часы тому ювелиру для изготовления эксклюзивного товара? Уже нет ни воды, ни кваса, даже лепешки съедены. Обо мне забыли?

Только подумал о том, что я забыт, позаброшен, как услышал звуки бегущих людей. Приготовился к самому худшему. В обе руки перехватил два метательных ножа и засунул деревянный меч за пояс. Пусть он и не боевой, но достаточно тяжелый, выструган из дуба, да и достаточно заточен, чтобы с силой проткнуть незащищенную металлом плоть.

Двери быстро отворились и на пороге застыли три ратника, которых раньше приходилось видеть.

- Напад на оборонный десяток, треба закрыть дверь и ждать, - сбиваясь на прерывистое дыхание, сообщил один из ратников, который, скорее всего, был главным в этой троице.

- Кто напал? – спросил я, скорее не страшась опасной ситуации, сколько ликуя, что со мной заговорили. Оказывается, попытки разговорить охранников у меня уже стали идеей фикс.

- То не ведомо, токмо пришли вести, что до города идет воевода Воеслав с ратными, так сразу и напали лихие тати, - сообщил ратник информацию, которая больше создавала вопросов, чем отвечала на них.

Вот что именно определяет тот факт, что идет воевода Воеслав, с которым я некогда поспорил на княжеском пиру? Тогда этот человек показался мне вполне адекватным, верным долгу и чести. И сейчас он идет привести, наконец, приговор в исполнение? Тогда зачем меня пытаются защитить эти трое перепуганных бедолаг? Или воевода едет меня вызволять? Там можно просто отпустить и все! Воеводе, что нечем заняться, чтобы гонять людей по Руси без существенной цели?

- Когда повинен воевода быть у граде? – спросил я, полагаясь, все же, что от Воеслава мне не угрожает опасность.

- Уже должон быть, токмо вон может и не сразу у поруб идти. А о нападе ведаем токмо мы, - ратник пожал плечами, и только тут послышались крики и звон оружия. За дверьми шел бой.

Трое ратников перехватили свои мечи и действительно собрались меня защищать, так как обступили с трех сторон.

- А мне меч и сброю? – спросил я.

Ну не могли они не понимать, что я уже так же не новик в бою. Боятся указаний? Так уже нарушили их. А сражаться двумя метательными ножами, да деревянным тренировочным мечом было не серьезно. Метнуть нож в глаз противнику, пока для меня нерешаемая задача, а против стали дерево не пляшет. Чувствовал себя беззащитным

- То не можно, боярин! – с нотками сожаления ответил ратник. Я же только пожал плечами – ваше дело, было бы больше шансов.

- Не можно, так и стоять не можно. Стол, кровать, камни ставьте до двери, - принял бразды командования на себя я. Если нам нужно было выиграть время, то забаррикадироваться казалось хорошей идеей.

Быстро перетащив все, что было в камере к двери, мы оказались в полной тишине. Боя за дверьми уже не было, как не было и слышно разговоров, шагов.

- Эй, люд честной это боярин Корней из Унжи, что вам потребно от меня? – выкрикнул я. Если получиться выиграть время разговорами, то это явно лучше боя с неясным противником.

Прошло минуты две, как мне все же ответили:

- Великий князь наказ дал тебя живота лишить, мы пришли спасти тебя, - прозвучало за дверьми.

Лица моих «охранников» перекосились после осознания сказанного человеком за дверьми. Я пристально посмотрел на главного ратника и тот как болванчик начал крутить головой в отрицании. Пришлось даже улыбнуться.

- Верю, верю. Не потребен приход воеводы, кабы лишить меня живота, то и вы бы сладили, - сказал я негромко и продолжил, уже в полный голос, обращаясь к «освободителю». – Так, верю вам, вот токмо я закрытый, треба ключ найти.

Пусть еще минута-две на поиск ключа, который находится на поясе ратника справа от меня. Поймут, конечно, что с ними играются, вот только пять-десять минут выиграем.

Так и получилось, еще минут пятнадцать я пытался «водить за нос» неизвестных, то утверждая, что сам могу открыть дверь и действительно что-то в ней ковырял, то объяснял, где именно находятся ключи от всех камер с подсказки ратников. Но в скорости началась суета внизу и тон переговоров резко сменился.

- Выходи, али дверь вышибу, - заорал «переговорщик».

- Вышибай, ключа у меня нет, зброи нет, выбивай, и я пойду с тобой, - сказал я и чуть ли не силой забрал меч у одного из ратников, у которого на поясе был еще и боевой топор. Тот, было дело, сделал шаг, чтобы забрать у меня оружие, но натолкнувшись на строгий, даже властный взгляд, отринул.

Дальше дверь начала подвергаться избиению. Вот только массивную дубовую дверь, которая еще и открывалась на себя, в сторону входящих, разломать оказалось очень сложной задачей. В какой-то момент я даже откровенно заскучал, пока через небольшую щель, образовавшуюся от ударов топоров, не вылетел арбалетный болт. Выстрел самострела не задел никого, но звоночек прозвенел отчётливо и с нотками паники.

Я был без своей великолепной брони, только в льняной рубахе. В сечах я не раз получал удары, которые броня держала, и чувство защищенность все больше меня вело в бой. Тут же я стал сомневаться в своем мастерстве. Да, я тренировался, да, были особенности организма, но вот так против дистанционного оружия без даже щита? Неужели все? Как там в книгах? Главный герой всех побеждает? Значит, настраиваемся и побеждаем? Попаданец я, наконец, или сиделец в порубе?

Пытаясь погасить нотки паники, на которую влияло еще и замкнутое пространство и отсутствие путей отхода, я опять приводил себя в состояние бойца, убеждая сознание в нереальности происходящего. Когда-то мне помогали мысли, что все окружающее - это просто игра с полным погружением, и я не погибну, но лишь проиграю и не пройду на следующий уровень. Где же кнопка сохранения?

Вот правы те, кто говорит, что хуже всего ждать и догонять. Про «догонять» не могу ничего конкретного сказать, но в вопросе «ждать» я уже явно специалист, если и не профессионал. Ощущал я это «ждать», сидя в камере, даже не зная день, или ночь во внешнем мире, сейчас же другое «ждать», когда секунды превращаются минуты, которые, в свою очередь, становятся часами. А монотонные звуки топора, расширяющего пролом, били в голове набатом.

Сколько прошло времени, я так и не понял, но за дверьми, которые были только в двух местах расколоты, началось шевеление. Ратники, которые находились в не меньшем, чем я напряжении, стали переглядываться друг с другом в недоумении, когда послышались звуки боя в коридоре.

Я выдохнул, когда понял, что помощь пришла. Думать о том, что это еще одна сила, которая так же желает посмотреть цвет моей крови, категорически не хотелось. Никаких нервов не хватит находиться в постоянном ожидании неминуемого нападения, когда ты в льняной рубахе.

- Корней, то я, Филипп, - услышал я такой знакомый голос человека, которого считал своим другом. – Живой?

Я молчал, отвечать тому, кто был рядом со мной почти с самого начала моего нахождения в этом времени, кто прикрывал спину в битвах, кто нянчил моих детей? Нет, не хотелось. Может потому, что не знал, как себя вести с ним, как доверять, как оставлять рядом с моими детьми. Детьми! Божана! Скорее это была некая «детская» обида, но резерв выдержки был исчерпан, а адреналиновый откат, с его безрассудством в поведении, близок.

- Что с моей семьей? – вот что намного главнее внутренних переживаний.

Меня испугала установившаяся пауза. Филипп молчал, как и все по обе стороны от дверей. Ну что может прийти в голову после того, как тебе не отвечают на самый, казалось, простой вопрос?..

- То не ведаю, - донеслось, наконец, из-за дверей.

Впасть в новую рефлексию и самокопание не дали ратники.

- Боярин-воевода, так открыть дверь то, али нет? – спросил главный из троих охранников.

- Какой я воевода? – отмахнулся я, показывая на двери и пожимая плечами.

Ратники расценили мои слова и жесты, как руководство к действиям, и начали разгребать завалы. Я же отошел в угол камеры, сел на холодный каменный пол и закрыл голову руками.

- Что я не так сделал? Почему не уберег? – корил я себя, не мог я быть уверенным, что Божана жива, только оставалось верить. И почему, кроме регенерации у меня не открылись магические способности. Взять бы сейчас, да телепортом прямо к семье…

Глава 7. Рязанский посол

- Прости, Корней, то треба было сделать! – сказал Филипп, как только вошел в камеру.

Я не поднимал на него глаз. Все, что сейчас нужно для полного и безоговорочного прощения всех и вся, так это сказать: «С Божаной и детьми все хорошо!» Но я боялся дальше спрашивать, уточнять, что значит «не ведаю». Получалось, что в поместье семьи нет, как и информации где находится. Тут до меня дошло – Филипп не знает о том, что Ипатий вывел мою семью из дома, когда там было действительно опасно. Я же знал, что он в тот же день собирался уходить в поход, скорее в разведку боем, портя коммуникации и поджигая степь. И неужели Ипатий взял Божану с двумя детьми и повел с собой на сложнейшее задание? Ну, быть такого не может! Попаданец из параллельного мира мог спрятать семью, или отложить свой поход.

- Отец! Отец! – я услышал пронзительный голос Юрия.

- Сын! – встрепенулся я, резко поднявшись, стал крутить головой в поисках своего, именно своего, сына.

В проеме открытой двери показался Юрий. Споткнувшись о камень, который был частью баррикады и его еще не успели убрать, сын сразу же попытался подняться.

- Сын, ты как? Больно? – подталкиваемый эмоциями, я подбежал к Юрию, помогая ему подняться.

У парня увлажнились глаза, и он обнял меня. Мои глаза начали предательски слезиться, и уже две водянистые дорожки прокладывали себе путь, спускаясь по щекам. Так и стояли обнявшись. Я настолько соскучился по своим, что не хотел отпускать сына, не боясь проявлять прилюдно слабость.

- С мамой все добро, Ипатий весточку мне дал, - тихо, на грани слышимости, прошептал Юрий.

Мое сердце отлегло, вся сущность наполнилась радостью. Не было никакого желания с кем-либо спорить, пререкаться, выяснять отношения. Что, паразиты, предали меня? Раскаиваетесь? Прощены, но должны знать, что не сразу смогу вновь воспринимать вас, как друзей. Для этого не только логическое объяснение поступков необходимо. Дружба, как и любовь, имеет много нерационального, необъяснимого. Порой мы все делаем глупости в отношении своих близких, обижая их, больше нужного обижаясь, когда хочется обнять. Я не смогу просто перечеркнуть отношения с этими людьми, пусть только дадут логическое объяснение своим поступкам. Тем более, ссориться с родственником не хочется – Ермолай-то кумом приходится. Но ничего этого я не сказал. Иррациональное и обиды брали верх над логикой и целесообразностью.

- Едем в поместье, - тоном, не терпящим возражений, сказал я.

- Так, токмо треба до великого князя, - высказался еще один человек, входящий в помещение. Не тюремная камера, а зал приемов.

Вошедший воевода Воеслав с ухмылкой осмотрел всех собравшихся, покачивая головой.

- Токмо по пути, в Унжу, - нехотя ответил я, понимая, что, ежели хочет Ярослав со мной встретиться, то это нужно будет сделать обязательно, если не хочу и дальше познавать искусство медитации в замкнутом пространстве.

Сделав самый величественный вид, на который только был способен, я направился к выходу, обнимая сына. Филипп и молчаливый Ермолай, чуть ли не плачущий, поплелись следом. После того, как Юрий шепнул, что с Божаной все нормально, я, повинуясь эмоциями, стал куражиться и прямо-таки издеваться над друзьями.

- Сколько серебряников дали тебе Ермолай, кабы не заступиться за меня, да предать Божану? – бросил я через плечо.

Чувствовал, что кум переживает, он даже пытался что-то сказать, но получалось нечленораздельно. Я же вбивал его в депрессию, все же нехороший я человек.

- Корней, не треба скоморошничать. Что мы делали, то на благо княжества, ты сидел тут, а мы ратились, бояр били, да монголов секли, - не принял мою игру Филипп, который сразу понял смену моего настроения. – Я зрю, что ты ведаешь про Божану?

Последний вопрос прозорливый тысяцкий задал уже удивленным тоном. Он смог понять, что мое хорошее настроение не может быть таковым, если семья в опасности или в неизвестности. Следовательно, все с Божаной хорошо. Я не стал разубеждать в чем-либо Филиппа, как и не озвучил никакой информации, всему свое время.

Выходя из камеры, я переступал через человеческие тела, всматриваясь в них, меня сильно интересовали те, кто напал на меня. Кто осмелился напасть в детинце на стражу, тем более в городе, который считается оплотом Ярослава? Ни одной принадлежности напавших на степняков не было, это были русичи, умеющие драться, и вполне тренированного вида. Но на этом все наблюдения заканчиваются.

Уже позже, через день стали известны некоторые подробности нападения. И все даже не нити, а целые канаты, вели к монголам. У степняков не получилось взять меня живым, скорее всего, не получилось и шантажировать через семью – удачно, что Ипатий вовремя увел Божану с детьми, а до шантажа через Юрия не додумались – не получилось. Было принято решения о моей ликвидации, тем более, что в Переславль-Залесский устремилась, с позволения великого князя, представительная делегация с более чем двумя сотнями сопровождения. Вот и пошли проплаченные тати ночью на приступ. Точнее даже не тати, а вполне даже славяне, которые были частью куплены на невольничьих рынках, частью проплачены уже здесь, но больше трех десятков были из боярских личных дружин, что продались монголам. Другие не промышляли на дорогах, по крайней мере, об этом было неизвестно. Эти ратные были рождены зарождающейся на Руси системы наемничества. Скорее всего, этот процесс происходил не без моего, пусть и косвенного участия. Не слышал я ранее, что целые отряды из русичей формируются для найма и внутри Руси и за рубеж, а может, летописцы просто о них не упоминали, а наемники были.

Местные стражи, усиленные Филиппом и его десятком ближников быстро раскрутили весь клубок, выйдя на тверского купца, который, прямо как по заказу, торгует в городе именно с того дня, как сюда привезли мою бренную тушку. И ведь мое местонахождение было тайной, даже слухи распускались, что я во Владимире в порубе сижу. Так что в конторе Ярослава явно подтекает, если все секреты стали известны заинтересованным лицам. Удивительно, как же удалось в таких условиях провернуть грандиозную операцию по обезвреживанию боярского заговора и моноголов? О ней первым делом поведали Ермолай и Филипп. Кум, словно пытался выслужиться передо мной, Филипп же поправлял не совсем связный рассказ Ермолая.

При этом чувствовалась напряженность в общении, недосказанность, тревожащее чувство вины. Я только и выжидал того момента, как смогу убежать от этой назойливой опеки, неловкости, что мне обеспечивали Филипп с Ермолем. Неловкость в общении с теми, кто был мне другом, скорее всего им и останется, тяготила всех в отряде, даже ратников, с которыми я был не знаком, нужно время, чтобы остыть и хорошая пьянка. Умом я все прекрасно понимал, уже дважды объяснял Филипп, как происходило. Монголы планировали конкретно меня вывезти к себе и им хотели дать возможность произвести захват, и после «освободить» под личиной бунтовщиков, но все пошло не по плану. Вся школа, не считая тех, кто отправился на маневры, были готовы. Князь бы развел руками и стал готовить атаку на взбунтовавшееся поместье в Унже, привлекая бояр. После те попадали бы в засаду и частью вырезаны, частью плененные. Но что получилось, то и имеем.

- Яко твои ратныя? Верные? – спросил я сына Юрия, как только выдался момент остаться наедине.

- Так, добрые, токмо юны вельми, - ответил десятник Юрий, который, как и положено прибыл в Переславль-Залесский со своим десятком.

- До мамы треба идти, не гоже ее одну с чадами оставлять, - шепотом, заговорщицки, сказал я.

Юрий подобрался, поняв, что именно я хочу от него. Его мальцы будут сопровождать меня в пути к жене. Это честь для юных воинов, так как и ратников, пришедших с Филиппом, да, как и любых других, я мог бы взять себе в попутчики, но выбрал десяток мальчишек. Я же не хотел, чтобы кто-то знал, куда именно я собираюсь отправиться. Глупый, мальчишеский поступок? Да! И объяснять себе несуразность побега от тех, кто меня вызволил, я не собирался.

Предстояло пройти до Рязани, где Ипатий оставил Божану с детьми. У попаданца были личные тесные связи с рязанским князем Ингварем Игоревичем, туда Ипатий и должен был довести жену. Это друг передал через Юрия, который держал информацию в секрете, несмотря на то, что Филипп расспрашивал сына.

Уличив момент, я начал действовать. Когда ночью меня никто не опекал, я сделал вид, что собрался спать и даже пошел в сторону гостиного двора, где согласился расположиться, не желая находиться в переяславльском великокняжеском тереме. Я выразил отказ посетить очередной пир, что устраивал городской посадник, но другие пошли повеселиться и пображничать. Нет, я не сноб, не обиженка, я просто не хотел находиться еще день, два в Переславле, а горел желанием бежать в Рязань.

На подходе к гостиному двору пришлось обезвредить двух охранников. Они не ожидали моей агрессии, поэтому без труда «выключил» обоих кистенём с мешочком, наполненным песком, оттащил бедолаг в хозяйственную постройку. Конь был уже готов и стоял, переминая копытами. Через минут двадцать я уже, объединившись с сыном и его десятком, стремительно покидал ставший для меня неприятным город.

Из-за долгого сидения и ничегонеделания скопилось столько энергии, которая бурлила во мне, но не в животных, которые несли меня к семье. Я чуть было не загнал двух коней в первом переходе, задав такой темп передвижения, что мог бы и получить похвалу от заядлого кавалериста Филиппа. Но дальше так же быстро уходить не получалось, так как пришлось путать свои следы. Не хотел я погони и излишней опеки, поэтому решил сразу пустить вероятных преследователей по ложному следу. Не то, чтобы я опасался нового предательства, или продолжения интриг со мной в центре, но встреча с семьей – мое личное дело и оно неотлагательное.

Следующие дни была сплошная гонка, с редкими остановками, чтобы дать хоть немного отдохнуть коням. Приходилось останавливаться и в селениях, так как в достаточной степени кормиться самим и кормить коней, не было возможности, на одной травке лошадка сильно не побегает в таком ритме. Было крайне непривычно ощущать себя неплатежеспособным. Серебра не было вообще и пришлось открывать «кредитную линию» у Юрия. Сын выступал главным спонсором, оплачивая и закупку кое-каких продуктов во встреченных деревнях и закупку овса для коней.

Через десять дней мы уже въезжали в Рязань.

Город мне понравился, был какой-то ухоженный. Вот ничего особенного, чего нет в других русских городах, те же мощенные деревом улицы, деревянные дома, с резьбой на ставнях и воротах, может только чуть больше красок вокруг, но было уютно. Рязань была меньше Владимира, не имела стольградного величия, высокомерия, между тем тут был русский дух, и ощущалось меньшее количество недосказанности, хитрованства прохожих, даже после общения с местными, не увидел я ложной льстивости, интриганства.

Проезжая мимо домов я всматривался в лица проходящих мимо людей, понимая, что они практически все станут жертвами монголов, если не получится отстоять Русь. И эта красивая девушка, которая смущенно отвела свой взгляд, когда я обратил на ее внимание, и сурового вида мужчина с длинной бородой, который недовольно посмотрел на меня, вследствие моего хулиганского подмигивания девушке, все падут первыми на пусти степи. Все они станут жертвами завоевателей: девушку ждет потеря чести и вероятная далее смерть, мужчина падет на стенах Рязани, так как была видна в нем воинская выправка, и остаться в стороне от защиты своего дома, он не сможет.

Искать дом, где скрывалась моя семья, долго не пришлось, примечательный петух на крыше одной большой хаты с небольшим подворьем, сразу указал направление. Тем более, что дом был вдоль самой большой улицы в городе, недалеко от детинца.

- Любы! - Божана первая меня увидела и кинулась обнимать.

Я ничего не говорил. Зачем, если все очевидно?! Обнявшись, мы молча простояли еще минуты две, пока я не обратил внимания на смущенно мнущегося рядом Юрия.

- Иди до нас! – усмехнулся я и притянул нашего сына.

Выбежали Глеб с Ульяной, дочка не успевала за Глебом, но, даже споткнувшись, быстро поднялась и присоединилась к семейной идиллии. Вот так бы и стоял. Столько откровения, нежности, верности было в происходящем, что даже у меня, все больше становящемуся скептиком, проступили слезы. Или не скептиком? Слезы при встрече с Юрием, сейчас…Божана так и вовсе начала шмыгать носом, расчувствовавшись. Вот только Юрий отстранился и, отойдя на пару метров в сторону, отвернулся, подергивая плечами, ему было несместно показывать эмоции – смотрят браты из десятка.

- Ну, все, довольно, - сказал я и улыбнулся искренней, счастливой улыбкой.

А после… Вынесли ее – дочку! Малюпасенькая, укутанная в одеяло, с черными редкими волосиками и чуть раскосыми глазками, или еще личико не разгладилось, и глазки станут чуть шире. А, если и нет, так есть в кого – мама так же обладала чуть раскосыми, но удивительно глубокими глазами. Пусть дочка будет красотой в мать, но главное, чтобы ее любили так, как любят ее маму.

- Дай имя, - сказала Божана, наблюдая с улыбкой за моей реакцией.

- София, - произнес я имя, которое еще раньше согласовали с женой. Пусть мудрой будет.

Никакой фальши не чувствовалось, никакой недосказанности, все было понятно и ясно. Даже страхи по поводу строптивости Юрия, отца которого некогда пришлось убить, пусть и в честной схватке, стали прошлым. Во многом, благодаря Божане, окружившей парня лаской и вниманием, тот слился в семью. Теперь жене придется еще сложнее, с появлением маленькой, придется еще больше дарить своей любви. Но что-то нужно делать с беременностями, года четыре отдохнуть Божане необходимо, иначе здоровье подорвет.

- Князь рязанский Ингвар Игоревич спрашал о тебе, говорил, кабы к нему шел, - произнесла Божана, когда я насюсюкался с маленькой и нажмякался с Ульяной, Глеб, состроил серьезное лицо и отказался от излишних ласк, демонстрируя, как он это понимал, «мужика».

Я пытался вспомнить, кому это я представлялся, чтобы меня знали и ждали, но уже привык, что в этом времени, без технических средств, информация распространяется волшебными темпами.

Прием у рязанского князя был до неприличия свойским. Не было каких-то церемониалов, обрядностей. Я пришел, поклонился, получил типа «так вот ты какой, олень северный» и начал рассказывать о своих приключениях. Ингвар Игоревич был любознательным мужчина лет так слегка за сорок, но повидавший лиха, от чего казался старше своих лет, словно старик. Князь оказался умным и интересным умело отыгрывал роли не только слушателя, но и участливого собеседника. Вот есть люди, с которыми легко говорить, да и не только говорить, а просто, с ними легко. Так, что провел время очень качественно и полезно. Знакомство с рязанским князем, пусть и стыдно признаваться в меркантилизме, может быть выгодным.

- Не ведаю я, яко у тебя сладиться с Ярославом…- князь сделал паузу и немного поежился, как вспомнил о чем-то. – Токмо я предложу тебе стать моим послом при великом князе владимирском, он и не станет боле чинить тебе непотребства, да и монголы поостерегутся. Нам потребно быть заедино, а ты за то и радеешь. Донеси мой посыл до Ярослава, сказывай, что забыты былые обиды, Рязань мира и помощи желает.

Я задумался, зачем это рязанскому князю было привлекать меня для каких-то дел, но ничего серьезного, чтобы подвигло Ингвара к решению объявить меня послом, в голову не приходило, кроме осознания, почему рязанский князь никак не желал называть Ярослава Всеволодовича по отчеству. Все дело с походе против Рязани отца Ярослава Всеволода Большое Гнездо. Много тогда владимирцы принесли горя в дома резанцев.

Или же Ингварю нужно что-то от меня? Если думать современными категориями, то я могу считаться самым сильным боярином. В моем подчинении может быть до двух тысяч ратных, если учитывать и уже постоянный наем генуэзцев. Это еще, если окончательно откреститься от воинской школы. Много товара, зерно и другие культуры, так что «завидный жених», как бы не женатый.

- Пошто сие, князь? – решил я напрямую спросить. Ингвар был открытым человеком, ну или таким актёром, что впору Оскар давать, которого еще не учредили.

- Так то, что ты до своего князя придешь, коли нужда в том буде, а войско у тебя есть. Ты мой посол, не бросил в кручине Рязань. Допомоги оборониться, коли Ярослав не приде на выручку, то ты приди, - незатейливо ответил рязанский князь.

- Я и так бы пришел, - улыбнулся я, понимая, что такой уютный городок, как и его жителей не дам на разграбление степнякам, ну или придется здесь положить свою буйную голову.

Через пару дней, и еще двух встреч с рязанским князем, когда мы обсуждали мои полномочия как посла от него, я стал собираться домой. Как не оттягивать поездку, а нужно. Уже повсеместно заканчивалась посевная, а я даже не знал, как с этим обстоят дела в поместьях. Да и перед моим арестом начал, наконец, работу женский унжанский монастырь. Интересно, как развернулась монахиня Евлампия – такое имя взяла себе Мышана и игуменья Анна, бывшая в миру Агафьей Никитишной. Только раз встретившись с этими женщинами, которые не только пришли в норму в своем психологическом состоянии, но и, казалось, были переполнены энергией и активностью.

В пути Божана рассказала, что Игуменья Анна уже начала брать на обучение девочек. По целям и задачам этого учебного заведения получалось что-то между женским профессиональным училищем и институтом благородных девиц в Смольном. Даже Божана пару раз проводила занятия с девицами по этикету и традициям, пусть в них с рождения эти знания и вбиваются, но разницу традиций и этикета крестьянина и ремесленника уже иная, не говоря уже о том, что девицы должны знать и боярские традиции.

Девиц разделили на три части, можно сказать, классов, одна часть – это те, кто больше изучал прядение, ткачество, шитье. Вторая часть – будущие лекарки, скорее санитарки и фельдшеры, причем призванные, как для лечения людей, так в качестве ветеринаров. Ну и третья – это менеджмент, мой каприз. Этих девиц, которые из наиболее богатых домов, будут учить заниматься хозяйством, можно сказать администрированием бизнеса.

Добрались до Владимира быстро, или просто время текло в общении и семейных заботах быстро. София, конечно, дала нам жизни. Такими требовательными не были ни Глеб, ни Ульяна, или же ощущения притупляются с взрослением детей. Но то были приятные тягости, с улыбкой на устах.

Мы шутили, много разговаривали, устраивали долгие даже не остановки, а целые пикники. И вот я сейчас стою и ожидаю приема у Ярослава, представившись рязанским послом, коим официально и являлся – «документ имею». Так что добрались быстро и без приключений.

- Великий князь, до тебя посол рязанский, - услышал я, стоя за дверьми в княжеские палаты Ярослава.

- Ты? – великий князь был обескуражен.

- Так, то я, великий князь, - ответил я, склонив голову.

Для меня стать послом рязанского князя было больше даже неким неординарным поступком, чтобы вот так ошеломить Ярослава. Жизнь и свобода посла неприкосновенны и я очень надеялся, что великий князь немного задумается и, может, станет больше ценить такого «самородка», как я. Ребячество? Несомненно, но как-то я же должен был «взбрыкнуть», ну не сориться же с Ярославом, право слово. А вот так, даже немного весело.

- И ты не мой боярин, а рязанский теперича? – мне показалось, что даже с некоторой опаской произнес великий князь владимирский.

Потешило самолюбие, нечего сказать. Но перегибать палку то не стоит, все же все мои поместья на землях Ярослава.

- Твой я боярин, князь, ты же старшим братом назвался для Рязани, так пошто я не твой боярин? – через небольшую театральную паузу сказал я, продолжая куражиться.

- Ты боишься меня, тому и упросился послом стать? – проявил понимание Ярослав.

- Холодно в порубе, - все же не выдержал я и, немного завуалированно, намекнул великому князю на некоторые обстоятельства, впрочем, Ярослав решил не обращать на то внимание.

- Так, холодно и есть. А Филиппу да Нечаю треба то сказать, что нашелся ты, а то воны ноги сбили бегать за тобой, - уже и князь усмехнулся.

Глава 8. Затишье

В этот раз общение с Филиппом и Ермолаем было более дружественное. Я, пусть и так, по-детски, но отомстил им. После того, как они поняли, что я сбежал, за мной и Юрием устроили погоню с привлечением двух сотен ратников. Мы же, как оказалось, хорошо замели следы и вначале друзья, все же считаю их таковыми, пусть и пока с оговорками, подумали, что я отправился в Ригу. Послали к Вячко весточку, выслали людей и в поместья и сейчас только ждали новостей. И это все в условиях отсутствия дорог, почтовых станций, да и малочисленности населенных пунктов для отдыха в пути. Замаялись, поди! А тут я такой счастливый и веселый и не упрекнешь же, груз предательства давит. Паразит я, устроил на пустом месте проблемы для многих.

Но пора было заканчивать с обидами и недомолвками. И окончательно растопить лед недоверия, как это часто случалось у русских людей во все времена, была призвана банальная пьянка. Вначале был если не пир, то большое застолье у великого князя, ну а после продолжение, а то в княжьих палатах лицо сохранять все равно нужно было. А княже демонстративно всем объяснил, что пригласил меня именно, как рязанского посла, имеет наш правитель чувство юмора, умеет стебаться.

Я не хотел злоупотреблять алкоголем, уже успокоившись, было желание просто в непринужденной обстановке поговорить. Но даже не представлял, как соскучился по напиткам из унжанского поместья, которых было более чем предостаточно у Филиппа. Пришлось напиться.

Были и пьяные слезы заверения в вечной дружбе и объятия и тоскливая рефлексия, все было, как и головная боль на утро. Однако, пользуясь тем, что моя регенерация не в пример лучше, чем у собутыльников, уже с рассветом я собрался уезжать из Владимира. Тем более, что город явно по уюту уступал той же Рязани, ну а по интригам давал фору и многим европейским городам. И тут еще, образно говоря, пахло большой кровью. Витало в городском, но между тем чистейшем воздухе, какое-то напряжение, виднелись последствия недавних событий по зачистке боярской оппозиции, как и монгольского не столько посольства, сколько центра разведки и шпионажа. Разрушенные и разграбленные усадьбы, хмурые и настороженные люди, никак не соотносились с моим отличным настроением, поэтому я поспешил на выезд.

С детьми совершить переход в тридцать километров в один день сложно, да и зачем, если можно было не спеша, благо погода была теплой. Постарались из унылого перехода создать настроение веселого путешествия в два дня, ну насколько это позволила сделать София. Единственное, что изрядно портило легкую радостную атмосферу, так это активизация мошкары и вечером было решительно невозможно от них отбиться. Даже детей пришлось намазать какой-то гадостью, что разила на метров пять вокруг, а Софии постоянно отгоняли гнуса няньки, но и они не за всяким насекомым могли углядеть. Но в целом, время, проведенное с семьей, давало сладкие ощущения отпуска, несмотря на неудобства перемещений в дремучем средневековье. Нас обхаживали и лишили всякой трудовой деятельности, всю работу по благоустройству бивуаков, как и ночевок, взяли на себя ребята из десятка Юрия, которые, было видно, очень гордились своим статусом стать приближенными ко мне толи послу рязанского князя, то ли боярину-воеводе, приближенному к великому князю.

По приезду во Владимир я запутался и уже сам не знал кто я сейчас. Имею ли отношение к воинской школе, которую сам и создал, кто я в иерархии княжества? Хорошо, что великий князь поспешил определить мой статус. Я все еще воевода великокняжеский, друг и соратник Ярослава, но после уже повторного заключение под стражу, считать другом Ярослава, я бы не стал. Но тогда, когда правитель будет играть в дружбу, конец государству, ну или ущерб. Екатерина, которую прозвали Великой, не исключение, раздаривая огромные средства фаворитам, но и из них друзьями, может, были только двое – Потемкин, да Орлов, остальные так - временщики. Так что буду полезным, тогда и отношения будут, а начну становиться на дороге у Ярослава, который превращается больше в абсолютного монарха, смахнут с шахматной доски. Или становится настолько сильным, чтобы отмахнуться от меня было просто невозможным. Думаю, что выберу промежуточный вариант, так сказать «золотую середину».

Важнейшим событием стала встреча и последующий разговор с Нечаем. С этим человеком не проходили никакие кривляния на тему «я обиделась», он просто отмахнулся, как нечто не существенное, и перешел к делу. А дела у нас были серьезные и не на одну тысячу гривен. В сущности, мы создавали государственную мощнейшую торгово-промышленную корпорацию, где я не имел перевес, но и обиженным не оставался. С планируемыми оборотами должно хватить на все свершения, решить бы проблему с монголами и точно заживем. Да и не стремился к тому, чтобы управление было за мной, чему имелся ряд причин.

Я испытывал катастрофический кадровый голод. Не было толковых управленцев и приходилось использовать в качестве таковых самих ремесленников. А производитель, как это ни банально, должен производить, а не думать о том, как, кому и за сколько продать свой продукт. Это и отвлекает от работы, да и распыляет силы и возможности. В свою очередь, как утверждал Нечай, он сможет найти и купцов и посредников, как и быстро договориться о помещениях, благо оппозицию хорошо проредили, образовался немалый запас площадей, ранее принадлежавший боярам-отступникам, так что пусть этим и занимается княжий тиун. Я же по такой договоренности получал только тридцать процентов от прибыли, но при этом почти ничего не делал.

Как в этот концерн тиун будет привлекать таких уже избалованных по местным меркам промышленных магнатов, как Дарен, проблема Нечая. Впрочем, я был уверен, что этот товарищ справиться. Почему я не сторговал себе большую долю? Как не смешно и пафосно, но из-за чувства патриотизма и немного чтобы потешить свое самолюбие – быть причастным к формированию бюджета княжества. Я был уверен, что образующаяся структура очень быстро при государственном протекционизме станет самой прибыльной на Руси.

Была еще одна хитрость с моей стороны, чтобы не зависеть от процента в будущей корпорации. Это алкоголь. История знает множество примеров того, как люди обогащались только лишь на продаже алкогольных напитков, а они у меня просто великолепны, да никто не делает таких ни на Руси, ни в других регионах освоенного мира. Даже европейцы еще не подошли к процессу производства своих виски и бренди со шнапсом, не говоря уже о том, какое разнообразие напитков я уже сегодня могу производить. Только бы не споить Русь, но на то нужно прививать и культуру пития. Европейцы, как ни пьянствовали, но эволюционировали свои финансовые и производственные системы.

Кроме того, сельское хозяйство у меня никто не забирал, а только на нем я собирался иметь сытую и даже богатую жизнь. Да и мог сам заниматься торговыми отношениями, но не больше десятой части от объема. Были и два производства, которые я пока не собирался отдавать на откуп Нечаю. Это компасы, в деревянных корпусах со стеклом, и часы. Это уже приноровился мастерить приборы Натан – единственный человек, кроме князя, которого я посетил, будучи во Владимире. Прожженный купец и ремесленник меня долго убеждал, что он все просчитал и собирается выстроить целую систему введения новых товаров на рынок.

Хотелось бы пообщаться с Лисом, и я бы это сделал обязательно, но своего молодого да раннего, подающего надежды управляющего, я отправил за границу, так сказать, на стажировку. Лис, по идее, уже должен был вернуться, но это не сесть на самолет и в тот же день быть на месте, так что подождем.

Наутро второго дня перехода в Суздаль, нас нагнали обиженные Филипп и Ермолай, уже менее молчаливый. Так что, после недолгих упреков, мы ехали бок о бок в поместье.

По прибытию в суздальское поместье, нас встретила суета и даже, как казалось, хаос, но, при близком рассмотрении, он все же был организованным процессом. Все куда-то шли, четко и уверенно, каждый человек знал свое дело и место в сложной системе хозяйства поместья. Мне даже понравилось, что не было пышных встреч и оваций. И угодливый ранее Симеон был занят делом и руководил сложным процессом посевной, которая явно заканчивалась, так как были видны вспаханные поля с обозначениями на деревянных табличках о культурах, посаженных там.

Расположившись в усадьбе, которую не занял тиун, хотя мог, что подняло его рейтинг в моих глазах, я всполошил слуг. Так расслабились три бабы и два мужика, которые смотрели за домом и двором, что не оказалось и нормальной еды и достаточно сена и овса для коней. Вот они то и стали той ложкой дегтя в бочке меда. Так, для острастки, чтобы не перехвалил Симеона.

Между тем, в усадьбе решались проблемы. И я понимал, сколько пришлось потратить нервов Симеону, чтобы не распустить селян, а организованно провести посевную. Так что тиун, наконец, смог проявить себя и заслужить себе постоянное место работы, о чем я торжественно и сообщил.

Отдельного внимания заслуживает воинская школа в суздальском поместье, которая ширилась и разрасталась. Тут первенство было отдано берендеям, в частности, заправлял всем Курутай и его клан. За их счет и, частью, княжеский, шло снабжение и обеспечение воинского учебного заведения. Участники масштабных событий прошлого года, эти люди не продали ни одной единицы оружия из трофеев, а все пустили на нужды школы, в которой, впрочем, учились не только берендеи, но и славяне, как и наставники, были из унжанской школы наполовину с местными воями, все только с боевым опытом. И пусть молодняка в школе было семь сотен, реализация такого масштабного проекта заслуживает всяческого одобрения. Поэтому, я попросил у тиуна по возможности помогать этому важному и полезному делу.

Берендеи показали себя как храбрые и умелые воины и такой род войск, как тяжелая конница, да при некоторых новшествах, может, на данном этапе развития воинского дела, решать исход любых сражений. И представители этого разделенного народа, который должен был кануть в лету, больше имели предрасположенность быть именно тяжелыми всадниками.

Были и новшества в экипировке всадников. Это небольшие арбалеты, которые можно было использовать при сшибке. Расстояние убойной силы было не велико и составляло до сорока метров, не стоило ждать от маленьких арбалетов большего, да и такого эффекта смогли добиться благодаря использованию в конструкции стали. Можно было бить врага, когда потеряешь рогатину, или перед сшибкой, благо удобное седло позволяло быть устойчивым верхом. А пара арбалетов крепилась на конструкции, монтируемой в новое массивное седло, и они не мешали при перемещении, да и весили мало. Так что тяжелую конницу мы усилили и сделали еще более боеспособной при сшибке.

И, да – второе мое «изобретение» это то самое новое седло, цинично содранное из образца XV века. Подобные седла уже имеются в продаже, но основным покупателем стали всадники же суздальской школы, по достоинству оценив преимущества девайса. Тем более, что производство находилось именно в суздальском поместье, так как именно здесь было первоначально развито кожевенное ремесло.

Через два дня достаточно напряженной работы в поместье, отправились далее, уже домой. За эти два дня я проявлял необычайную работоспособность, уезжая рано утром и возвращаясь за полночь. Я общался и с соседями, выделяя им небольшое количество моего посевного зерна, посещал воинскую школу, проводя что-то вроде экзамена, пусть и не по воинскому искусству, но по медицине, обозному делу, тактике и стратегии. Проверил я и ремесленников, рядовичей, съездил даже в Суздаль, где находилась моя небольшая лавка с товарами, как из Унжи, так и с местными ремесленными изделиями. Так что уезжал я чувством выполненного долга.

Я вновь почувствовал себя хозяином, что было подорвано после мутной историей с монгольским послом.

В Унже тихий приезд уже не получился. Нас встречали чуть ли не с оркестром, но если бы таковой был, то обязательно присутствовал и играл бравурные марши. Люди начали стекаться к поместью и многие считали необходимым хотя бы отбить поклон, но увидеть боярина, пусть и издали. Ситуацию объяснил словоохотливый в последнее время Ермолай.

- Воны любят тебя, Корней. Люди думают, что ты по правде живота лишил крамольного татарина, - поведал мне кум.

Между тем, Ермолай не выслушал мой ответ, резко оказавшийся занятым, когда навстречу ему выбежала Нелли. Грузинская девушка была непохожа не себя и выглядела покорной по-домостроевски, а не шаловливой, какой я привык ее видеть.

- А что случилось? – спросил я у Божаны, стоящей рядом со мной и приветствующей собравшихся.

- Так венчаться удумали, - немного склонившись в мою сторону заговорщицки шепнула жена.

Я порадовался тому, что все же удалось Ермолаю убедить своенравную девушку знатного происхождения выйти замуж именно за него. И будущая жена, теперь, понимая, что должна соответствовать и привыкать к обязывающему статусу жены, ведет себя покладисто, не позоря своего жениха. Вот только не завидую я куму, дома то она всю плешь проедать будет, такой буйный характер все равно будет прорываться.

Дом, милый дом. Как же хорошо, что есть место на этой бренной земле, где действительно чувствую себя хорошо. Унжанское поместье стало родным, местом моей силы. Уже строится большой каменный дом и новая усадьба, которая станет втрое больше нынешней. Надеюсь, что новый дом станет не менее уютным. Ну а пока нужно поработать. Не перестаю убеждаться в том, что люди этого времени отличаются необычной работоспособностью и любознательностью, пусть и медлительность в своих действиях. Если отсутствует противоречие с религией, то готовы познавать мир с уникальной скоростью. И сильные духом люди этого времени отнюдь не глупее бывших моих соплеменников из XXI века, вероятнее, даже способнее.

В целом же существующий ныне уклад в поместье, да и значительно за его пределами, мало напоминал то уныние, которые было в этих местах, когда я впервые здесь оказался. Люди ходили с улыбками на устах, сложно было увидеть тощего человека, если только он не приезжий, или из племен меря, пришедший на постоянно действующий торг. Даже карчма умудряется работать всю неделю, кроме воскресенья, хватает клиентов.

Отдельно нужно было указать на то, что товарно-денежные отношения, как по мне, развиты были не меньше, чем в сельской местности в веке так девятнадцатом. Можно было улучшить финансовую систему.

С Ярославом, скорее с Нечаем, был уже уговор о том, чтобы чеканить свою монету. Все то серебро, которое есть у меня и у князя планировалось использовать для производства первых, если не считать единичных экспериментов ранее, русских денег. Не удобны были для торговых отношений гривны, зачастую использовали просто металл. Да и подобная монополия лишним не будет, а иметь возможность создать более совершенную финансовую систему, чем существующая, и не сделать этого, больше, чем преступление – это глупость. В мечтах были бумажные деньги, но пока именно что в мечтах, может лет так через пятьдесят и можно попробовать, а прыжки через целые формации, нарушить уже работающие системы.

- Корней Владимирович спаси Христос тебя! – провозгласил басовитым голосом Дарен.

Кузнец выступил вперед большой толпы людей. Все они собрались приветствовать меня. Приятно, черт возьми.

Знакомые люди, стоящие напротив, мало напоминали себя, какими я их помнил при первом знакомстве. Тот же Дарен стал еще больше, уже имел изрядный лишний вес, при этом выглядел самодостаточным, может даже немного высокомерным человеком. Сильно отличался некогда худой Демьян-мельник от того, кого я видел перед собой. Сейчас этот мучной магнат превращался в сказочного колобка, округлившимся во всех местах. А когда-то боялся начинать мукомольное производство. Он, как и многие собравшиеся ощущали себя хозяевами, понимали, что их жизнь значительно сытнее, чем в других регионах Руси и ценили это. Назвать кого-то из собравшихся холопами, даже рядовичами не поворачивался язык. Скорее боярство, буржуа, не меньше.

- По здорову ли люди честные? – обратился я к собравшимся.

- По здорову, боярин! – почти хором отозвалась толпа.

И был пир на весь мир, и угощали меня, даже подношения приносили. Я не отказывался, не было в этом действии какой-то корысти, люди хотели сделать мне приятное, так пусть и будет так. Особенно были мной оценены подношения, сделанные своими руками. Креча, наш главный уже не бортник, но пчеловод, даже соревнование со своим старшим сыном устроили, бахвалясь своими дарами. Вкуснее меда я ни в каком из миров не ел. А тут смогли и разделить отдельно липовый, отдельно гречишный, даже васильковый.

- Боярин, с тобой говорить желают, - заговорщицки, на ухо сообщил Дарен.

- Кто? – спросил я, делая очередной глоток пива, отличного нужно сказать, пива.

Кузнец замялся и почему то начал теребить нательный крестик. Такой привычки, как и подобного смущения, за самым мастеровитым кузнецом Руси ранее не было замечено.

- Ну? – с некоторым нетерпением спросил я.

- Так унуки перумовы, - быстро ответил Дарен и моментально сделал пару шагов назад, как будто опасаясь удара.

Я же не спешил с эмоциями. Это в этом мире вопрос религии был критически важен, мне же было не столь принципиально какой веры человек, главное его качества. Но это мне, человеку из двадцать первого века, где вопрос религии уже даже не на втором месте, а больше играет роль культурно-мировоззренческого нарратива.

- Где? – спросил я, наконец, и заметил, как выдохнул Дарен. Он ожидал другой реакции.

Пришлось оставить застолье, тем более, что начались песни и танцы и народ разделялся на клубы по интересам с выделяющейся своей энергетикой молодежи. Судя по бесятам в глазах девчин и отроков, сегодня могут быть очередные договоренности о сватовстве. Между молодыми, тут все еще оправляющим является родительское слово.

Встреча с Здебором происходила в доме Дарена, который, как я понял не так уж и всем сердцем принял Христа, пусть и неистово крестился на красный угол, как только мы вошли в его жилище.

- Боярин, не гневись, ведаю я, что Христа славишь и в церкву ходишь. Також ведаю, что и латинян привечаешь, и мари ужо живут на земле твоей. Нам, перуновым унукам, есть великая нужда жить на земле русской, токмо веру пращуров своих не предадим мы, - вещал, как его «окрестил» Дарен, волхв.

Желание этого человека было понятно, не понятно было только что с этим делать. Жили язычники в лесах по соседству с марийцами, были общины и на земле мордвы, разведчики доносили о них, причем воины нашли понимание и даже учиняли торг. Много где расселились поганцы, прячась и чураясь общению с иноплеменниками, но на Русь не решались прийти. По крайней мере, в Суздальские и Владимирские земли. Боятся волхвы православных князей, которые некогда жестоко подавили восстание против веры, как говорил Здебор «в мертвеца».

- А чем владеете, какая польза будет мне, коли пойду апроч церкви? – спросил я.

- Боги разгневались на нас, чады наши все больше к богине смерти Маре идут, разума лишают мужей наших. Дай дозвол жить на земле твоей и не будет люда более верного и честного. А мы и вои добрыя и охотники и справить что можем. Я с братами Перуну служу, мы вои, есть и даждьбожьи унуки, - уговаривал меня представитель язычников.

Мне же вспомнился другой эпизод истории России – церковный раскол, когда вот так же люди уходили в леса, дичали там, но веру старую не предавали. И жгли староверов, и сами они себя сжигали. Сколько людишек загубила тогда бескомпромиссность церковных владык и царей, подсчету не подлежит. Так и в этом времени. Попытались волхвы в Суздале и Ростове поднять людей на восстание, даже получилось, но дружины князей были более организованы и потопили то восстание в крови.

- И сколько воев у тебя? – задал я самый для меня напрашивающийся вопрос.

- Так под три сотни буде, коли всех по лесам кликнуть, - гордо ответил пожилой умудренный мужчина.

Толи я привык оперировать тысячами, толи оборзел слегка, но цифра не впечатлила. Хотя, целый батальон бойцов лишним точно не будет.

- Земли у меня вдоволь, живут многие люди и веры христианской и веры пращуров, - глаза Здебора расширились, не ожидал он от меня такой исповеди, не назвал я язычников «поганцами», – приходите и живите, токмо место будет разом с миром эстов, кои також в богов верят, токмо своего бога Перунасам кличут.

Действительно, я был удивлен, когда узнал, что после моего исчезновения из поместья, в Унжу прибыли две сотни эстов. Мейлис отправил их учиться и набираться уму разуму ко мне. Они были и остаются язычниками и были вполне благосклонно встречены местным населением. Вначале, была некая враждебность, но унжанцы уже знали поганцев-степняков, как и латинян. Люди увидели, что те не едят на завтраки православных младенцев, начали общаться, иметь общие дела. Теперь о вере не спрашивают, но теологические разговоры то там, то сям слышны. Уже три десятка эстов крестились. Наше местное духовенство сперва было начали напирать, как на латинян, так и на язычников, но встретив сопротивление, как и после многочасовых разговорах с примерами неудач крестоносцев в миссионерской деятельности со мной, решили смягчить свою политику.

Между тем, я уже давно замечаю, как перед входом в церковь люди снимают с себя разные обереги, летночки, веревочки. Было рядом с нательным крестом у некоторых и что-то похожее на молоточки Тора, которые могли особо отчаянные носить на одной веревке с крестиком. И ничего, все понимают, молчат, даже батюшка наш ни разу не возмущался. Может и сама церковь в этом времени была более лояльна, а может, банально священнослужители не хотели терять паству и осложнять спорные ситуации. Есть вариант, что нам повезло с батюшками больше, чем иным.

- Притомился, любы? – Божана подобралась сзади и нежно обняла.

Никто в этом мире так, как мы с женой, не общались. На людях чинно, часто и церемонно, в меньшей степени, чем другие, но обрядности с традициями показательно исполняем. Однако, стоит остаться наедине и девушка, для меня она именно что девушка, становиться такой своей, такой уютной, простой в общении. У меня даже не дом ассоциируется с уютом, а присутствие в любом помещении моей Божанушки.

- Иди ко мне, голуба! – ответил я жене и повернулся, ловя губы для поцелуя.

И, оказывается, ни сколько я не притомился, но так соскучился, что дом не должен был спасть всю ночь, ибо эмоции забурлили через край.

Наутро прислуга в женском составе смотрела задумчиво на меня и завистливыми взглядами на Божану. Ну а мужики качали уважительно головами. Не умеют тут скрывать свои эмоции, но мне это даже нравилось. В конце концов, боярин - не прелюбодей какой, а супружницу свою любит. А ведь мог бы, многие мужья не выдерживают эндогамии, как и я в той, другой жизни, где не было Божаны.

- Атанас, ты ли это? – спросил я на монгольском языке своего давнего приятеля.

Мы договорились сегодня во всем поместье, ну кто хоть что знает, использовать только этот сложный для общения язык, который не всегда способен воспроизвести витиеватость фраз и выражений. Я жаждал учиться и тем более знать язык наиболее вероятного противника. Ну а булгарский купец, или вообще кто он там, был просто полиглотом, казалось, понимал все языки. Даже наблюдал, как тот со шведами разговаривал. Казалось, где Булгария и где свеи, но он знал их язык не хуже, чем знает русский. Вот так с полным погружением, мы все периодически и восполняем знания чужого языка.

- Я, мой друг! – ответил булгарин и принялся меня обнимать, насмотрелся на русские традиции гостеприимства.

Последний наш разговор был весьма на повышенных тонах и булгарин не постеснялся объяснить, что друзья мы лишь на словах, на деле-то он поднимет саблю против меня, не раздумывая. Что же изменилось, что этот почтенный господин, как только узнал о моем приезде во Владимир, устремился в унжанское поместье, даже не закончив торги в Нижнем Новогороде? Что-то надумал?

- И что привело тебя ко мне в дом? – задал я главный вопрос, несмотря на то, что по церемониям должен был еще расшаркиваться минут десять. А как по мне, сбитень гостю поднести, и будет с него. Еще не было ни одного неожиданного приезда Атанаса просто пообщаться, а только озадачить, создать проблемы, в лучшем случае торговать. Но и признаться нужно, что от булгарина я очень много, уже те кони, что были мне проданы, или дарованы ранее, это треть мощи всего войска и, практически все иррегулярные соединения.

- Знаешь ли ты, что монголы потребовали выдачи Делал-ад-Дина и наш правитель отказал им и готовится к войне? – ответил вопросом на мой вопрос гость.

- Нет, но ты говори о проблеме, Атанас не темни! – ответил я немного нетерпеливо.

Сегодня я собирался ехать в монастырь и посмотреть, как работает первое в истории профессиональное училище, но не случилось.

- Мой правитель просит тебя, друг мой, оказать услугу и прийти на усиление непобедимого войска моего господина, - словно робот вещал булгарин, но я не верил в то, что он искренен со мной, какой-то фальшью тянуло.

Ощущение, что Атанас отбывал некую повинность, причем она его тяготила настолько, что прожженный купец, шпион и, вероятно, интриган, не смог скрыть своей иронии. Даже лицо булгарина искривилось.

Несмотря на то, что я пробыл некоторое время в заточении, узнать общие сведения об обстановке, если можно так выразиться, международной, удалось без особого труда. Как уже говорил, информация тут распространяется вопреки законам физики, быстрее, чем полет птицы.

Было много информации по Европе, так как пересекался с немецкими купцами по дороге в Рязань. Но меня, пока, мало интересовали европейские интриги, крестовые походы и другие активные игрища католиков. Большую значимость представляли сведения о делах на окраинах многогрешной, но надеюсь, благодаря мне и русским людям, богоспасаемой Руси.

Прежде всего, имелись данные, причем достоверные, о том, что мордва зашевелилась и ищет на свою филейную часть приключений. Вот неймётся им. В той истории, которая уже начинает мной забываться, но все еще не до конца, в это время племена мордвы так же пробовали на прочность и Рязанское княжество, до этого ослабленное противостоянием с Владимирский великокняжеским столом, да и Суздаль пострадал от набегов южных соседей.

Никак не мог понять недальновидность вождей и правителей того времени. Так и напрашивался некий договор о разделении сфер влияния с Булгарией и с ее сателлитами, в данном случае, скорее, вассалами, с одной стороны и Великим Владимирским княжеством, с другой. Но нет, резали и кололи друг друга, становясь слабее перед лицом общей угрозы. Как показывал мой опыт, современные правители не были глупы, даже напротив, поражала гибкость ума современных власть имущих. Им, может быть, не хватало опыта предков, то бишь, познаний в истории, но уж точно не жизненной мудрости.

Так что нелогичным представляется тот факт, что племена мордвы готовятся, даже не к набегу на Русь, а к полноценному походу. Мы разобьем их, возможно и с определенными сложностями, лишимся какого-то количества уже опытных воинов, командиров, но одолеем. А дальше, разбитая мордва представится легкой добычей для монголов, становятся их вассалами, так как не верю я в то, что Булгария устоит, и с упоением идут со своими среднеазиатскими друзьями резать русских.

А булгары не выстоят, нет у них таких, как мне кажется, тиктонических сдвигов, как в Северо-Восточной Руси. Если, конечно я не помогу волжанам. И не звездная это болезнь, считать себя спасителем большого государства, а расчет. Те же пушки много решают на поле боя. Нам нужно обкатывать пушкарей, которых набрали из толковых ребят более чем достаточно. Вот только где им набираться боевого опыта? Проблемка, как и самый больной вопрос с селитрой, пороху то сожжем безбожно.

- Атанас, я поразмыслил над твоим предложением и скажу, но ты не хватайся за клинок, так как мои слова будут жесткими, но не к тебе, мой друг, а к правителю твоему, - обратился я после долгих раздумий к булгарину, уже на его родном языке, коверкая слова, монгольский в обучении идет лучше.

- Я готов к любым словам твоим, но прошу не подвергать сомнению нашу дружбу, - горделиво ответил булгарин, а я пристально, несколько изучающе, на него посмотрел.

Это намек на то, что он готов и против воли своего правителя пойти? Сейчас купец, или кто он там по основной специализации, предполагая, что я могу ругать или даже оскорблять его правителя, говорит о дружбе? Что ж пусть так! И я начал «рубить правду-матку»:

- Мне особого дела до твоего правителя нет. Он не дальновидный правитель, потому что дал убежище Джеллал-ад-Дину. Ходят слухи, что именно в битве с этим шахом-правителем без своего государства и погиб Ченгизхан и завещал покарать своего обидчика. А знаешь ли ты, сколько войска у монголов? Много, очень много. Десять туменов придут и следом за ними еще десять. А что делает твой господин? – я сделал паузу, ожидая реакции Атанаса, но тот, казалось, превратился в статую, пришлось продолжать монолог. – Он натравил мордву на русские княжества, в то время, как у нас союзные отношения с вами. Не считаете ли вы, ну или ваш престарелый правитель, что Русь не знает, за чье серебро собирается поход на ее земли?

- О том мне не ведомо, боярин, - наконец, отмер булгарин.

- Ой, ли, друже, ты пришел дабы забрать долю рати русичей до своего правителя и ослабить сим русские полки, токмо того не будет, друже, и я скажу тебе коли я приду на земли твои. Токмо когда монголов сечь станем на земле твоей, да полон у них отбивать. И Булгария будет заодно с Русью и там правитель будет иной, может и знамы мне, - закончил я свою тираду и ждал реакции Атанаса.

Намек прозвучал недвусмысленный. Я предлагал, прямо не говоря, занять своему знакомцу достойное место в иерархии его родины, которая, может и, скорее всего, должна пасть под напором монголов.

С Великим князем мы эту проблему не обсуждали, но с Нечаем – да. А как было не поговорить о Волге-матушке? Мое мнение такое, что без подчинения себе Булгарии и, не взяв под контроль волжский бассейн, невозможно будет планировать развитие Руси в принципе. Это не говоря уже о том, что именно уральские земли, да Сибирь принесли государству столь необходимые для ее существования и развития, вопреки даже многим катаклизмам, ресурсы. Металлы, золото, уголь – лишь то немногое, без чего выжить в условиях конкуренции с углубляющейся экономикой Европы просто невозможно.

Покорить чужими руками булгар? Что может быть слаще для наследников подлой и хитрой Византии, которую, вернее ее осколки, к слову, так же из вида упускать не следует.

- Следует ли сие, что ты, боярин не придешь на помощь к моему народу? – спросил задумчивый Атанас.

- Может и приду, токмо когда монголы уже столицу Биляр брать будут, али возьмут сей град, - с показным спокойствием ответил я на вопрос.

Глава 9. Ищите женщину!

На следующий день, после разговора с булгарином, я все же отправился в женский монастырь к Агафье и Мышане, непривычно мне их иными именами называть.

Увиденное мне понравилось. Швейная мануфактура, а может из нее будет и две уже, набирала свой производственный ритм. Очень хотелось помочь девушкам, скорее даже девочкам, в их труде и «создать» швейную машинку, но, как ни ломал голову, не смог прийти к техническому решению по данному изделию. Решил, когда освободится наш «Кулибин», Никифор, озадачить его. Вряд ли и у него что получится, но авось! Принцип то знаю, там и электричество не нужно.

Получался огромный перекос с готовой пряжей, которую изготовляли на станках. При этом и наличие готовой ткани был налицо, но в раз так пять меньше, чем было пряжи. Создание именно ткацкого станка никак не выходило, да и в иной истории его смастерили англичане только через сто лет после прядильного. Но и так я наблюдал самое передовое в этом мире и времени производство. Наши ткани расходились молниеносно. Некоторые купцы останавливались жить на постоялом дворе месяцами, ожидая очередные изделия, и отрывали их с руками, как только те были выделаны. Даже повышение цен не сильно смутило купчин, которые побурчали, но уезжать не торопились. Они то получали если не сверхприбыли, то окупали все траты. Нам же было выгодно немного промариновать купчин. Так они немало оставляли серебра при постое.

Постоялый двор, способный принять одновременно от тридцати до пятидесяти гостей, вопрос только в комфорте пребывания, требовалось расширять, и уже начались работы в этом направлении. Расширяли и помещения для празднеств. Насколько я знал, некоторые поселяне уже празднуют свадьбы и некоторые другие торжества в ресторане. Важно, что от меня не потребовалось ни грамма серебра, постоялый двор расширяется со своей прибыли.

Одновременно Дарен в складчину со своим сватом, владельцем мельниц, открыли и что-то типа пивного бара. Там и несколько комнат для постояльцев оставили. Так что и сфера услуг работала уже без моего участия.

Вот опять же, корпорация создана, но есть немало так лазеек для получения прибыли в обход государственному предприятию, в котором, впрочем доля моя немалая.

Так что должен был я, аки Кощей над златом чахнуть, но не срасталось. Наемники кушать хотели, даже женщины с низкой социальной ответственностью, штат которых значительно увеличился, хотят содержания. Всем заплати за работу, дома не прекращают строиться, как и мост через реку. Амбары и элеваторы необходимо расширять, чтобы максимально сохранить зерно и овощи, эти постройки были нужны еще вчера, так как по всем прогнозам, урожай в этом году будет меньший и необходимо сохранить прошлогодний, может чего и прикупить в дополнение. Нет, с нашими то технологиями урожай будет на порядок выше и европейского и среднего по Руси, но привыкли мы уже к сытной жизни и нет смысла отвыкать, если для ее нужно только умело и грамотно распределить доли посевных культур, да создать все условия для хранения собранного. Но, неурожайные годы уже начались, и с этим нужно было что-то делать. По крайней мере, зерно теперь продавать станем втрое меньше, чем в прошлом году и за железную руду.

Кроме уже обозначенных трат, много серебра уходило на скупку мяса у марийцев, как и рыбы с мясом у собственного населения. Мы готовились в поход, явственно, что главные события вот-вот начнутся, войско предполагается большое и их пропитание, как и, в целом, снабжение, важнейший вопрос. Великий князь так же готовится и его амбары полны зерна, а мясо массово солится. Но, на князя уповай, а свой хлеб имай!

Подготовка к военным действиям неведомого до сели масштаба, ну может только Святослав хозар гонял с немного меньшим воинством, требовала колоссальных трат на производство оружия. Пока я «отдыхал» в порубе, у великокняжеских тиунов получилось создать систему пополнения оружием воинских складов. Так что не нашим только, уже можно сказать, заводом перевооружалась русская рать. Все кузни Северо-Восточной Руси трудились без продуху. Многие мастера переняли знания у Дарена, и его мастеровых, было немало и тех, кто по старинке работал, но получал заказы на изделия, требующие меньшей технологичности. Старались не отставать от процесса вооружения и перевооружения и другие княжества. Тот же Мстислав Удалой, да и черниговцы, гонял свой ремесленный люд, требуя много оружия. Там же, к слову, открывались похожие, во многом уступающие нашим, воинские школы. Была надежда, что это бряцание оружием на русской земле не приведет к междоусобной войне, а погоним общего супостата прочь на долгие годы.

На второй неделе моего пребывания в поместье, когда я только собрался на охоту, в лесах начала промышлять большая волчья стая, прибыл гонец от Антяса.

Мой друг, можно уже говорить, вождь племени мокша, сообщал, что мордва готова идти в поход, и он собирается присоединиться не к ним, но ко мне. Сепаратисту-мордвинцу нужны были мои инструкции по выдвижению к месту встречи. Антяс собирался привести с собой полторы тысячи конных только своих воинов, но утверждал, что есть недовольные и среди иных племен, которые так же выразили поддержку действиям молодого представителя племени мокша.

Эта история заставила меня сильно задуматься и срочно посылать гонца к великому князю. Упускать такой шанс было нельзя. Одним сокрушительным ударом можно было решить проблему мордвы и взять их под свою руку. Пусть и возглавит эту «автономную область» Антяс. Но молодой вождь сам, без нажима, убеждений, без обещаний преференций, сделал выбор. Такой поступок нужно ценить и не оставлять без внимания. В противном случае, можно потерять единственного союзника у южных соседей.

Можно понять булгарского эмира, который хотел бы ослабить Русь даже перед лицом опасности со стороны монголов. Марийцы уже не то, чтобы под нами, скорее юридически подо мной, ведь мне они дань платят, в любом случае влияние булгар у этого большого союза племен, которое покорилось некогда унжанцам, крайне мало. Тут еще и наши недвусмысленные отношения с Антясом, который становится одним из лидеров мордвинского союза племен. Чтобы не потерять влияние и на этот, еще более многочисленный, чем мари, народ, эмир идет на обострение.

Но, главный булгарин Челбир просчитался, если, конечно, во Владимире правильно оценят обстановку. Начиная боевые действия руками своих вассалов, эмир не только рискует потерять союзные отношения с Ярославом, но и получить удар в спину. И начинать поход мордвы нельзя и ждать опасно. Патовая ситуация у эмира. Но он захотел и из проигрышной ситуации выудить хотя бы локальный успех – это привлечение меня с максимальным количеством воинов себе на помощь в рамках, как союзного договора, так и используя межличностные отношения между мной и Атанасом. С одной стороны, эмир ослабляет Русь, не мог он не просчитать, что последние победы русского оружия так или иначе связаны с моим именем, с другой, может использовать как «мясо» собственных же союзничков. Все бы отлично и хорошо для булгар, но есть одно «но». Я не собираюсь никуда двигаться до тех пор, пока булгары не застонут и не начнут терпеть реальные потери. Вот тогда на коне, своем верном Арабе, заручившись поддержкой Ярослава, я могу ударить и по монголам и по войскам эмира. Не получится эффективно, отступлю под защиту Нижнего Новгорода, получится, так и пусть великий князь решает, кому править от его имени на Волге.

- Скажи Антясу, что жду его через три седмицы от сего дня у Нового града нижнего, - ответил я посыльному, принимая решение, не взирая на мнение Ярослава.

Это не было жесткое поругание субординации и властной иерархии, скорее экономия времени. Великий князь должен был откликнуться на просьбу части племен мордвы пойти под его руку и принять участие в войне против своих же соплеменников. Ну а то, что я буду собираться в поход, так это никакое несвоеволие, войскам так или иначе, но требовались учения, засиделись они.

- С тобой, братко, - громогласно произнес Филипп.

- Куды ж я, також с тобою, - сказал Любомир.

- Вот и добре, - подытожил я.

Пришел ответ от Великого князя и тот давал решение по мордвинскому делу Антяса на откуп всей нашей честной компании, но упирал, чтобы и Филипп и, особенно, Любомир так же приняли участие в задуманном походе, но только по своему собственному желанию. И, если я не сомневался в согласии Филиппа, тот чувствовал все еще свою вину, и можно было быть практически уверенным в положительным решении, Любомир размышлял дольше всего, трижды перечитывая послание князя.

Ну, а княже вновь повел себя грамотно со стороны государственного деятеля, но немного обидно, в отношении меня, проявился, как человек. Идите, мол и воюйте, кладите свои буйны головы на алтарь общей победы – так я думал сперва. Уже позже я нашел множество полезного, что можно было получить по итогам похода и кроме того, чтобы привести мордву под руку великого князя.

Прежде всего, у нас было больше полутора тысяч молодых воинов, которые еще не участвовали в битвах, да и в переходах не так уж и поднаторели. А впереди серьезные схватки, пусть лучше в более легком походе покажут себя с негативной стороны, если такие парни будут, чем это случиться во время решающего сражения с монголами. Да и пушкари наши нуждаются в боевом опыте, должны прочувствовать, что такое работать в цейтноте, а не только подгоняемые ругательствами командиров.

Еще важным моментом будет проверка и обкатка всех наших тактических приемов, как и боевое слаживание различных род войск. Мы уже на учениях пробовали тактику малых многочисленных каре, которую применял Румянцев в войне с Османской империей, или Потемкин, историки в этом вопросе имеют некоторые разногласия. Но, когда мы начали тренироваться быстрым построениям в каре по сотням, началась такая анархия, что она ничем не отличалась от беспорядочного бегства. Можно только поаплодировать солдатам XVIII века, которые умели это делать чуть ли не на марше. Но мы тренировались.

- Что есть по воям, сколько конных, али пеших? – спросил я у двух руководителей воинской школы.

- Нынче тысяча конных, да семь сотен пешцов, - ответил Филипп, а я умилился тем, что он использовал числительное, звучание которого было предложено мной.

- Это унжанския отроки, а в Суздале еще есть, - вслух размышлял я.

Получалось, что мы имеем без какого-нибудь ополчения две тысячи четыреста воинов, да семь сотен наемников, три сотни язычников, которым нужно отработать свое положение. Я и так из-за них рискую. Можно было бы и молодежь подтянуть, в этом времени пятнадцать лет уже воин, но я все еще не искоренил в себе понимания возраста и свое понимание заботы о детях.

- Ипатий увел много добрых воев, пошлю до него, пусть вертает кого может. Доброхвотов еще потребно, милицию всю, наймиты с арбалетами. В таком разе тысяча пятьсот конных, тысяча десятьсот пеших, окромя воев Ипатия. Також вои Антяса. Три седмицы и пойдем, - подытожил я.

По времени вполне нормально должно быть: и сбор урожая проконтролирую, и хорошо подготовимся к походу. А там и Антяс подойдет. Вот Ипатий не успеет прийти, особенно, если трофеев много будет тащить, а я уверен, что много. Либидо Ипатия бурлило и если он эту энергию аккумулирует в агрессию?.. Жалко его противников! Хотя…нет, не жалко!

Три недели пролетели незаметно. Много дел в полях, собрали урожай картошки и, в отличие от зерновых, он выше ожиданий. Я такого не видел никогда и в детстве в деревне. Два куста и ведро с верхом! Теперь задача сохранить все добро.

Занимали меня и дела торговые, особенно я обрадовался, когда узнал, что Лис возвернулся из своей командировки и собирался уже сегодня-завтра прибыть. Понял я пока одно – расторговался он знатно. Даже Симеон прислал весточку, Лис у него останавливался, и выглядел молодой купец, не слугой, а цельным князем.

- Боярин, тама пришли до тебя, - вывел меня из раздумий голос служки – молодого парня, которого держали на подсобных работах в поместье.

- Клич гостя, али сбитень поднесть треба? – спросил я, гадая кто там такой пришел, чтобы я должен лично его встречать.

Тиуны, как и знакомые мне торговцы, входили в дом без всяких церемоний. Знали, что я не особо их придерживаюсь. Но что с меня взять, взрослел то на чужбине, на земле сарацинской. Да уже и привыкли все к моим ляпам, пусть тех и было меньше. Но никого по-пустому не обижал, всем живется намного лучше, чем прежде. Думаю, мне бы простили и капище в центре поместья, поселяне бы простили, церковники, наверняка бы обиделись.

- Ты? – удивленно спросил я глупый вопрос.

Конечно же, он. Некогда просто смышленый паренек, в котором сейчас и графа с бароном признать можно. Именно, что графа или барона. Лис был одет по европейской моде, ну или в стиле ее. Все одежды вычурно расшиты узорами, выполненными золотыми нитями, все пальцы в перстнях, дорогое с каменьями оружие в ножнах. Весь холеный, с высоко задравшимся горделивым носом. Казалось, что этот фанбарон, мой слуга между прочим, даже бывший челядин, пришел не ко мне в гости, а это я с поклоном к нему заглянул. Даже Ярослав казался попроще, чем эта «его светлость».

- Боярин, рад приветствовать тебя, - на немецком языке с прекрасным выговором сказал Лис, причем не озаботился отбить поклон.

Я даже растерялся, не зная, как себя и вести. Увидел бы я того приказчика молодого, но сообразительного, каким отправлял на торг в неметчину, то обнял бы и сразу за стол потащил. Но сейчас…

- Боярин, тебе прислали знатнейшие люди вольного города Любек подарок. Вот это вино, выпей его, а о делах предлагаю поговорить завтра. Прости, устал с дороги, - Лис отвесил-таки поклон, но не такой, как принято на Руси, а какой-то не наш, со взмахом руки. Точно нахватался латинских замашек.

Но покоробило не это, а сама ситуация. Мой слуга, приказчик, который выбился в люди благодаря мне и сейчас, по сути, дерзит. Никак иначе я не могу назвать подобное поведение. Не хочется верить в элементарную глупость приказчика, но Лис чуть ли не бросает мне вызов.

- А ну стой, холоп, - вызверился я, когда, не дождавшись моего ответа, этот щеголь развернулся и пошел прочь.

- Не смей, боярин, я нынче барон и силу маю, - зарычал, будто зверь Лис. Такого тона я от него ни разу не слышал не то, что к себе, но и к его же подчиненным.

Не успел я взять много возомнившего себе крысеныша за шкирку, как тот издал истошный крик и в горницу влетели два мордоворота.

Времени на раздумье не было, и я достал засапожник, бросая его в приближающегося чужака. Попал в плечо и нож отскочил, встретив преграду, скорее всего, встретился с кольчугой, которая была спрятана под одеждой. Мгновение спустя я увидел краешек металлической рубахи.

На летящий в меня успел без труда среагировать, тот описывал огромную дугу. Как можно так бить вообще? Где этого увальня учили? Ушел от удара и ударил в ответ в солнечное сплетение, где мой кулак встретился с железной преградой. Противника отбросило чуть в сторону от удара, но и я почувствовал, что правая рука уже не рабочая. Поломал, не поломал, но кисть онемела.

Пока я рефлексировал, второй нападающий, который немного замешкался от попавшего в него ножа, уже вытянул откуда-то меч и встал в стойку. У меня оружия не было. Недавно отдал на переработку Дарену несколько клинков, один из которых как раз в этой комнате и висел на стене. Кочерга в другом конце светлицы и путь к ней преграждают уже два вооруженных человека, а судя по тем позициям для фехтования, что они приняли, эти тати знают толк в поединках.

- Помогите, убивают! – что есть мочи заорал я, прекрасно зная, что меня услышат.

В какой-то степени мой крик был уроном чести и вероятным спадом авторитета. Ну как же, непобедимый воин и первый смельчак и так взывает о помощи, демонстрируя свою неспособность справиться всего с двумя варнаками.

- Арх, - зарычал один из татей и ринулся на меня с каким-то отчаянием успев зло зыркнуть в сторону съёжившегося Лиса.

Вижу летящее к моей голове лезвие, уворачиваюсь, но чувствую, резкую боль в правой ноге, которая сразу же и отпускает, однако ноги подкашиваются, и я заваливаюсь. Сталь сверкает на острие меча, который готовится рубануть меня и защититься уже нечем и увернуться не получится, мешают массивные ножки стола и сундук.

- Урх, - произнес заносящий для удара меч чужак и упал своей тушей на меня.

В комнате я услышал русскую брань и звон металла. Но очень быстро все закончилось.

- Тебя нельзя оставить и на день, - ворчал Ипатий, когда стягивал тело татя с меня.

- Это мистика, как ты тут оказался? – вымученно спросил я, морщась о боли. Нога и ребра болели.

Ипатий, ничего не говоря, быстро разорвал мне штанину и достал веревку, которой начал перетягивать ногу.

- Да вот, летел на заводных к своему другу, боялся, что тот отправится косить мордву без меня, а он тут с мужиками развлекается. Божана вообще в курсе извращений? – в своем репертуаре, отыгрывая роль озабоченного солдафона, бормотал Ипатий, заканчивая перетягивать мою ногу.

Потом начались разбирательства этого инцидента. Отказавшись от прихода знахарки, или монахини из монастыря, которая ведала в лекарском мастерстве, я решил сейчас же допросить Лиса, понадеявшись на свою регенерацию. Уж больно интересно стало, с чего я был удостоен таких игр. И откуда перемены характера и образа у приказчика, какие тайны и секреты тот рассказал тем, кто списал парня. А его просто списали, подставив под удар. Если бы я был убит, что существовать Лису оставалось часы, если не минуты.

Приказчика не нужно было пытать, использовать элементы психологического давления, он пел, как соловей в мае. Что сказать про случившееся? Все зло в этом мире от баб, замечу, что в данном изречении я разделяю женщин и баб. Этот идиот, ослепленный не одной тысячей гривен серебром и ценнейшим товаром, уже отъезжая на торги в свободные немецкие города, проявлял спесь, я не обратил внимания на это, да и пообщались мы мало. У парня проснулась гордыня, и он посчитал, что я зарабатываю непомерно много и только благодаря талантам своего приказчика.

Дальше, уже в Любеке, Лис влюбился в прекрасную, с его слов даму, дочь какого-то там аристократа. Вот только это был мезальянс. О чем не преминули высказать парню. Встречаться с этой дамочкой не запрещали, но ничего более, чем вздыхания под луной и редкие поцелуи.

Я был уверен, что девку ему подложили, и неискушенный в любви паренек, попался в классическую «медовую ловушку». Во Владимире не так легко было найти себе женщину, а гормоны бурлят. Нужно было подсказать парню, где в стольном граде, за малую деньгу можно было решить проблему, или самому подсунуть ему сиротку. Многие бы пошли на такие условия, если голодно в доме, да перспективный парень…был.

Для злодеев же, после проявления влюбленности Лиса, осталось дело за малым… Напеть красивых речей, обрисовать райскую жизнь и женитьбу с возлюбленной, и шахид готов. Вот только бывший приказчик и не догадывался, что он смертник. Идиот, принял католичество и получил индульгенцию – прощение всех грехов на год. И Лис решился убить меня и сразу же бежать в Любек. Уже был готов караван из зерна и с десятком мастеровых – носителей секретов. Отправиться они собирались сразу же после известия о моей смерти и принести эту благую, для немцев весть, должен был один или даже несколько человек из наемников, которые пришли ко мне, чтобы вступить в милицию. Ну и как можно говорить о том, что средневековые люди были глупее? Такая многоуровневая операция, прямо можно было воскликнуть «браво!», но ноющая боль в ребрах и онемение ноги не предполагало яркого выражения восхищения, даже скупых аплодисментов.

Стоит ли говорить о том, что Лиса никто не ждал в лесу у поместья для бегства, как это он полагал?

- Но это глупо, нападать на меня в усадьбе. Тут и охрана и патрули рядом, да и слуги стрелять из арбалетов мастера? Зачем? – спросил я по-немецки у Лиса, не теряя времени, совершенствуясь в языках. Раз выжил, то обучение нужно продолжить, да и не хотелось, чтобы все вокруг понимали разговор, а людей собралось много, только охранников с десяток ожидали повторной атаки.

- Вино, оно отправлено, я запаниковал, не знал, как вести себя, вот и кликнул двух своих охранников, - обреченно сказал Лис.

Дальше разговор уже был не особо интересным, за исключением одного факта, что этот идиот опять принес мне немало денег. Немецкие купцы и покупали товары у бывшего приказчика по приличным ценам и не требовали того оставить серебро в вольных городах, а, напротив, дали сверху еще две тысячи серебряных марок для закупки «колдовского зерна», которое дает урожай даже в проклятые годы. Да и заказали купцы побольше оружия, которое уже приобрело определенную славу в немецких землях. Как же, самих рыцарей в хвост и гриву гоняли, не умением же, только оружием хитрым, да подлым, иначе один рыцарь семерых убивахо?! По мнению бюргеров только зачарованное оружие было способно победить славных воинов Христа.

Так что получал я уже купленное оружие, как и зерно, овощи, много специй. У нас они, пусть и дорогие, но даже в сравнение не идут с ценами на европейских рынках. Там наемникам платят специями за найм. Все это богатство вместе с подводами необходимо реквизировать

- Ипатий, пошли своих людей, думаю, две сотни хватит, нужно захватить дом Лиса, все там прошерстить, собрать и подсчитать. Захватить его караван, потом в Новгород за кораблями, чтобы не дай Бог, не уплыли. Пусть они гонят их сюда, в Унжу. Нам зерно, как и купленное оружие, самим пригодится. Да и Жадобу, если в Новгороде встретят, пусть поторопят. Если морские судна не проходят по рекам, тогда скупают все речные, цена не имеет значения, - обратился я к Ипатию, который в согласии кивал головой.

Глава 10. Ветерок перед штормом

Лиса казнили. Можно много заниматься морализаторством, но эти люди, что столпились на небольшой площади у причала, не поняли бы иного решения, если бы не увидели болтающегося на веревке татя. А тот был татем. Тимофею было поручено изучить общественное мнение, чтобы принять решение на радость толпы и еще больше стать своим, всяким там, справедливым и все такое. Признаться, я думал, что придется «проявлять милосердие», но ошибся. Не менее девяноста процентов опрошенных, как и разговоры в пивном дворе, постоялом дворе, на кузне, других производствах, все за лютую смерть. Разнились лишь способы казни. Лиса называли «неблагодарным», «коварным латинянином», «вероотступником». Интересным фактом стало то, что язычник Браслав, который уже переселился в поместье, громче всех кричал, что Лис «предал веру». В его понимании, как я это для себя объяснил, православные – враги, но свои враги, а вот латиняне, это чужие, более злейшие враги. Вот такой вот кавардак в головах людей.

С казненным имуществом так же все сложилось впоследствии нормально, тот собирался переезжать к немцам, но не смог. Да и не сумел бы, он был обречен – отпускать Лиса никто не собирался, выбраться из поместья ему бы не дали. Ну а если бы удалось каким-то невероятным способом сбежать, то его настигли хоть и в неоткрытой еще Америке, вот на льдах Антарктиды, так как глаза Божаны, налитые злостью и ненавистью, говорили ярче тысячи слов о незавидной судьбе обманутого и недальновидного парня.

Это жена более спокойно переживала риски, с которыми я сталкивался далеко от дома. Там не видит, не слышит, а тут вот он, убивца, которому не хватило буквально чуть-чуть.

- Прямо, как Карл XII, - сказал я, подъехавшему вплотную к телеге, Ипатию.

- Помню такого бездарного шведского короля. Пил по малолетству, чуть до тридцати дожил. И что у вас общего? – растерянно спросил пападанец из параллельного мира, всматриваясь в окружающие меня пейзажи.

- Так в моей истории его ранили в ногу и после долго перевозили на телеге и носили на носилках, а тот войсками командовал,- сказал я, в очередной раз забывшись о том, что Ипатий, пусть так, как и я попаданец, но из другого мира, где не было Великой России, как и отсутствовали стремления таких правителей, как Петр I, возвеличить свою державу до мирового уровня.

До сих пор смутно понимаю, как можно было хоть что-то сохранить своего, православного, когда из все й Руси и был то Новгород, да Псков. В каком же унижении жили потомки славных русичей?! Но и среди них нашелся настоящий боец и я должен благодарить кого-то или что-то, что этот человек, Ипатий рядом со мной.

- Боярин-воевода, тама гонец ад мордвы прискакал, - сообщил, подбежавший посыльный.

Когда я уже услышу «разрешите доложить», или «так точно»? Не хватает этой дисциплины в войске, четкости и лаконичности доведения приказов, формулирования докладов, составления рапортов? При своей жизни, никогда мне этого не добиться, тут настолько все закостенело в отношении, когда все дружинники равны и на хрен послать некого! Десятник и сотник – авторитеты и их послушают, но, если те не проявляют должного мастерства, мужества, могут и не пойти за таким командиром. Так что, слава Богу, хоть какая-то субординация и порядок. А чтобы была привычная с прошлой жизни дисциплина, нужно изменить саму систему комплектования войск.

Между тем, от Антяса прибыл гонец, а с ним и полсотни воинов. Будущий вождь всех племен мордвы, я постараюсь, чтобы это было так, находился в пятичасовом переходе. Но это для него часов пять, нам же из-за дождей с пушками все десять, а то и того больше.

Да, погода не баловала. Как только мы отправились в путь, сразу же пошли нескончаемые проливные, к тому же холодные, дожди. Интендантские службы сразу же начали выдавать отвар шиповника всем воинам, а командиры следить за тем, чтобы их ратники не ходили в мокрых одеждах. Все чаще становились на привалы и палили костры, чтобы просушиться и даже принять на грудь алкоголя. Не пьянки ради, а здоровья для. Очень не желательны были небоевые потери, когда стремишься на поле боя не потерять ни одного воина.

Но мы упорно шли и рассылали все больше разъездов вокруг, особенно, когда стали подходить к условной границе союза мордвинских племен. Там и ожидал меня Антяс, собирая под свои знамена все больше воинов. Не все гладко в союзе и не все роды стремились сохранить власть престарелого деспота-эмира Булгарии, но и идти под руку слишком уж молодому вождю мокши, не спешили. Нужен был катализатор для того, чтобы колеблющиеся племена приняли единственно правильное решение - отринуть приговоренную к исчезновению Булгарию и встать под знамена Руси.

- По здорову ли, друже Антяс? – спросил я уже молодого парня летами, но мужа по внешнему виду.

За время от первой нашей встречи этот некогда юноша превратился в матерого волка с мудрыми глазами. В нем появилась властность и осознание права повелевать. Между тем, Антяс не проявлял надменности в отношениях со своими соратниками и подчиненными, но они и без того признавали его право лидерства. Мелькнула мысль о том, что Руси такой вот волевой вождь всей мордвы и не нужен. А что, если разногласия какие будут, то сразу получим сильного врага? Но хотелось, вновь и вновь, верить в людей, несмотря на то, что я уже был неоднократно предан, вопреки всему, иначе паранойя мой диагноз. Тот же Лис нагадил в душу: я же был уверен, что облагодетельствовал его, а тут без особых колебаний поднес отравленное вино, да убийц привел.

- По здорову, брат, боярин-воевода! – громогласно произнес Антяс, демонстративно, чтобы слышали все присутствующие при встрече, что он меня назвал «братом».

Вот же мудрец! В одном приветствии ответил на все возможные вопросы. И личную дружбу подтвердил, и решил вероятную проблему лидерства, и обозначил приверженность к будущим договоренностям с князем, волю которого я, как воевода, выражаю. Молодец! Меньше времени потратим на расшаркивания.

- Испей со мной вина горячего, преломи хлеб, ты гость мне, а о делах после трапезы, - я жестом пригласил Антяса в свой шатер, даже поднявшись с носилок, чтобы самостоятельно проследовать вслед гостю.

Прочувствовав отсутствие видимого дискомфорта, решил сам похромать к столу и лично налить что-то вроде глинтвейна своему союзнику. Регенерация и сейчас дала эффект, нога практически не болела.

- Две тыщи со мной, да и иные роды выказали свою покорность и приведут своих воев, первой молодых, много воев было в войске, что на Русь пойдет, - вещал Антяс уже после ужина.

Получалась гражданская война, или междоусобная, межплеменная. Старшие, опытные войны служили уже достаточно давно в общем войске, которое сформировалось не вчера. Частью пошли защищать Булгарию от монголов, частью постоянно служат при верховном вожде. Но Антяс был уверен, что, как только узнают о решении старейшин, воины начнут дезертировать и переходить на сторону прорусской партии.

В целом же силища формировалась основательная. Набиралось войско в больше, чем шесть тысяч, но проблема заключалась в том, что использовать конных и пеших мордвин, как иррегуляров точно не рационально, может быть и болезненно для всего дела. Для того же, что бы встроить их в уже отлаженную систему единого войска, требуется время. Приняли соломоново решение – пеших распределили по сотням наших воинов, чтобы те быстро прояснили принципы нашей тактики, ну а кавалерию разделили на три части, такие себе усиленные эскадроны, и поставили к ним наблюдателями наших ветеранов. Временно, чтобы проводили разъяснение и могли реагировать на изменения во время боя. Особо оговаривалось, что ветераны не должны были поучать, а чтобы вовремя распознавали сигналы и могли увидеть на поле боя возможности для атаки, в рамках наших тактических приемов.

Все мероприятия по встраиванию войска Антяса в систему нашей унжанско-суздальско-наёмничьей рати заняли еще неделю, и становилось уже опасно задерживаться с выходом, о нашем расположении, как и намерениях, наверняка, не знал только ленивый. Да и магазины в Нижнем Новгороде, недалеко от которого мы и стояли, уже начали показывать свое дно и пустые стеллажи, а из Унжи караван задерживался, видимо, из-за тех же дождей, так как три судна по реке пришли вовремя.

Вычистив «под ноль» все склады и свои и нижегородские с обязательством оплатить не меньшим добром в скором будущем, армада нашего уже общего воинства в более, чем шесть с половиной тысяч воинов, за время стояния охочие люди пребывали и от русичей и от мордвы, даже марийцы прислали свой отряд, отправились в путь. И… ничего, четыре дня ни одного выстрела стрелой, ни одного конного отряда, вообще ни души.

- Вастан, а где люди? – спросил я одного из сподвижников Антяса о наболевшем.

- Боярин-воевода, так эрзя зело лютые на мокша стали, токмо те в леса ушли, а когда мы пройдем ратью своей, то и выйдут. Глава наш оставит воев, дабы те оборонили селища, - ответствовал Вастан.

То, что Антяс решил оставить несколько отрядов в нашем тылу, было оговорено. Не хватало еще каких-нибудь обходных маневров от противника и удара в спину. Оставшиеся в селищах ратные получат еще и дополнительное задание по разъяснению населению ситуации. Необходимо провести разъяснительную работу, не нужны недомолвки и слухи. Мы приходим на эти земли навсегда и нечего стращать народ сплетнями. Пусть выходят с лесостепей, так как лесов тут не то, чтобы и много, и занимаются спокойно своими делами.

- Корней, впереди на версты четыре севернее в лесу конный отряд из сотни всадников. Я послал своих, но стоит подождать результата, вдруг нарвемся на засаду, - говорил Ипатий, бесцеремонно оттирая Вастана от меня.

- Добро, но следи за говором, и так обо мне и о тебе небылицы ходят, не плоди сущности, - отчитал я Ипатия, когда ближник Антяса был уже поодаль от нас.

- Одной сплетней больше, одной меньше, уже без разницы. Да и на взводе все. Уже который день бродим без толку, припасов только на недели две осталось, из поместья обозы задерживаются, с учетом того, что и мы, как черепахи двигаемся. Люди могут начать роптать, - уведомил друг меня об обстановке, которую я и сам прекрасно видел.

- Охота и рыбалка нужна, сам знаю, но это затишье самому не нравится. Давай команду на остановку и проконтролируй своих ребят, пусть сотника живым притащат, - сказал я и пришпорил коня в направлении обозников, чтобы дать указание сократить нормы выдачи провианта.

Отряд, который был обнаружен орлами Ипатия, действительно был вражеским, хотя я племена мокши и эрзя не воспринимал таковыми. Противник сконцентрировал свои силы северо-западнее от нашей локации на километров десять-двенадцать. Там было большое поле и нас решили вытягивать на него с помощью мобильных малых отрядов, которые должны были жалить и уходить в направлении будущего поля битвы.

- Вот же люди, сказали бы – идите сюда, да мы вприпрыжку бы прискакали, - бормотал я себе под нос, реагируя на данные допроса сотника противника, захваченного недавно.

Против нас собралось порядка восьми тысяч воинства. Учитывая, что далеко не все присоединились к желающим пощипать Русь, а многие мордвины оказались в нашем войске, были сведения, что полторы тысячи лучших воинов ушли к своим сюзеренам в Булгарию, мобилизационный потенциал племен огромный. Они бы могли собрать соизмеримое с Великим Владимирским княжеством воинство, до моего попадания в это время, конечно. Такой актив нужен самим, да и условия сосуществования для мордвы, думается, будут значительно лучше, нежели с мусульманами-булгарами. Как минимум, два года освобождение от дани, а потом лишь две трети от того, что они платили Булгарии, только лишь служба на общее благо. Такие условия были определены заранее, если сопротивление мордвы не выльется в продолжительное и затратное, когда будет только жестче.

- Что накажешь, Корней Владимирович? – спросил Филипп уже в завершении военного ответа.

- Яко ты сказал, так и поступим. К бою! – ответил я громогласно, и наше воинство через пару минут пришло в движение.

Филипп предложил выдвинуть пушки на прямую наводку, но прежде ударить, провести разведку-боем, легкой конницей, чтобы попытаться выманить противника на простреливаемый простор. Ну, а в завершении сжимать клещи, вокруг растерянного от пушечных выстрелов противника, тяжелой кавалерий и следующей за ними пехотой во втором эшелоне. При этом, между пехотными каре создавалась возможность маневрирования малыми отрядами конницы, для чего большинство конного воинства Антяса и сгодилось. Спорным моментом в плане было только использование пушек, которые могли не успеть уйти, если конница противника все же не будет ошеломлена и продолжит натиск. Тогда придется вводить в бой резерв из лучников и арбалетчиков и пехоту с воткнутыми в землю рогатинами, да и в этом случае есть риск не успеть. Но какие громкие битвы были выиграны без маленькой авантюры?..

Бой начался по предложенному плану, и все шло вполне нормально, пока легковооруженные конные воины мокша не увлеклись рубкой со своими соплеменниками. Смешавшаяся толпа мешала пушкарям наводиться, да и удар во фланги затягивался. В то время, как наши союзники быстро теряли свои горячие головы в беспощадной рубке, нам было тяжело им помочь, чтобы не превратить сражение в окончательную свалку, где потери будут неприемлемыми.

Только вмешательство Антяса с его гвардией смогло немного сгладить ситуацию и вывести из-под удара большую часть своих недисциплинированных собратьев.

Когда же прогремели, наконец, первые залпы картечью и по опешившим противникам прокатилась волна ужаса от недопонимания ситуации, тяжелая конница, не дожидаясь второго залпа, устремилась на врага. Это было опасно, и Филипп, ведущий в атаку правый фланг, должен был осознавать вероятность «дружеского огня» от своих же орудий. Но друг уже показывал задатки великого военачальника, куда больше понимая, даже чувствуя, ход сражения, чем я со своим послезнанием, поэтому Филипп и смог рассчитать время и обрушится лавиной на противника как раз после второго залпа на всей возможной скорости.

Перед ударом в рогатины многие кавалеристы разрядили свои маленькие арбалеты, чем еще больше усугубили положение противника. Победа была предрешена. Получи противник хотя бы пять минут для того, чтобы отойти от пушечного залпа и начни они разгон навстречу конной лавины Руси, военная удача перешла бы на их сторону. Филипп же в очередной раз продемонстрировал великолепное понимание боя и тонкого, ювелирного расчета.

- У мокши сотня и еще пять посеченных до смерти, до трех сотен раненых. У конных от школы два десятка до смерти, да сотня раненых, - докладывал Любомир на военном совета сразу после того, как связали и определили в наскоро созданный лагерь военнопленных, последнего сдавшегося.

Можно было провести эту битву с еще меньшими потерями, если бы молодая поросль союзников не увлеклась боем. Но эту проблему пусть решает Антяс, меня же увлекали больше трофеи.

Что сказать? Горькое разочарование и желание срочно бежать бить немчуру. У тех было хоть чем поживиться. Тут же… Ну, кони только что добрые, да и то не все и мало. Припасов так же никчемно мало, даже меньше, чем у нас оставалось. А с учетом того, что существовала необходимость кормить еще и пленников, проблема вставала в полный рост. Придется все же организовывать фуражные команды и выискивать поселения.

Драгоценности кое-какие были, оружие попадалось неплохое, больше всего, конечно ценным представлялись до двух сотен добрых составных луков с хорошей убойной силой. Но и все. Поход, с точки зрения коммерции, не окупился ни разу.

- Треба до великого князя вести слать, да в обозах нужда великая, снеди нет, - констатировал положение Любомир.

Предложение было дельным. Причем, мы сделали работу за владимирских воевод. Мордва разбита, а ее лидеры с большой радостью дают клятву верности Антясу. С радостью, потому что никто не собирается грабить их селения, насиловать и убивать их женщин, забирать в рабство детей. Только незначительные репарации, чтобы покрыть расходы компании и все.

Почти все, с учетом сопротивления, два года освобождения от налогов получал только племена, которые приняли участие на стороне русичей в этой глупой войне. Остальные уже в этом году должны дань. Еще было принято решение, с учетом надвигающего противостояния с общим врагом, о том, что служба в ближайшие два года половины от тех воинов, что остались в живых не отменяется. Последнее условие было мое, нужно «мясо» для будущего противостояния с монголами. Грубо? Или лучше было в другой истории, ход которой я стараюсь изменить, когда племена мордвы были покорены монголами. Те не особо смотрели на условности и с присущей азиатской моралью, истребляли непокорных, а иных опускали в социальной иерархии до рабов. А так, все «мясом» будем, если проиграем, точно.

- Ипатий, а не сделать ли «ход конем»? С этого места и до Рязани километров сто пятьдесят-двести и до Суздаля так же. Можно же и рязанскому, и владимирскому князьям за помощью в провианте послать, да коней пусть дадут, еще какой живности, - спросил я своего друга, когда тот пришел для приватного разговора ко мне в шатер.

- С них не убудет, а мы и так все горячие каштаны из огня тягаем, - сказал Ипатий и осмотревшись, как будто в поисках прослушивающих устройств, продолжил. – Что за дело, Корней?

- Если бы тебя клонировали, то их, дел этих было бы, как минимум три, но так придется делать сложный выбор, - я вздохнул с огорчением.

- А ты говори все, может, кого или чего и посоветую. Сам же видишь, что эти люди и смышленые и многое взяли от нас с тобой. Вон, какие стратеги и тактики растут, не чета нам. Так что нужно делегировать, а не мне все самим бегать. Хотя и не могу я на одном месте сидеть. Ну, излагай, давай! - сказал Ипатий и взял кружку с глинтвейном.

- Монголы, булгары, Комнины, но последние могут немного подождать, - изложил я наименования проблем.

- Очень информативно, - пробурчал Ипатий.

- Ну с монголами все понятно, нужна разведка. После того, как ты вернулся, твой человек не выходит на связь, Шалва же утверждает, что по его источникам с Родины, монголы концентрируются на Северном Кавказе немного севернее алан. Нужно точно понимать, куда они пойдут. Если это на нас, а такого я не исключаю, так как хитры степные бестии, то пора бы озаботится и сбором всех войск и началом боевого слаживания больших подразделений…- озвучивал я свои опасения.

- Ты же не служил, откуда это все «боевое слаживание», «подразделения», - перебил меня Ипатий.

- Никакого уважения к боярину-воеводе, советнику и ближнику самого великого князя, - шутливо сказал я, но смешинка быстро испарилась и я продолжил. – Нужно еще в мутной воде рыбку поймать, если, а точнее когда, монголы пойдут на булгар. Я буду предлагать князю план, по которому нужно будет разбить монголов уже после того, как те возьмут столицу Биляр и старого эмира накажут. Трофеями поимеем, и с тех, и с других. А еще «закинул удочку» по смене власти у волжских мусульман. Тот же Атанас, как по мне вполне договороспособен. Монголы не успеют перегруппироваться, будут перегружены добычей, следовательно, менее маневренными. Да и раненные, прямые потери от столкновений с булгарами. Нужно со всей решительностью на чужой территории. Сейчас подомнем соседей, дальше получим такой толчок к развитию, что и Россию возвеличим и Марс покорим.

- И ты мне предлагаешь что? – Ипатий рассмеялся. – Пока слышу только о, одноv – булгар пограбить по-тихому, пока все воюют. На такое никто, кроме меня и не решится, или сочтет не по чести. Так что… давай поступим так…

Я принял предложение Ипатия, который посоветовал отрядить два отряда из его тысячи и направить к монголам. По словам друга, он подберет истинных степняков и грамотных следопытов. Есть у него в подчинении и половцы, и берендеи, и лихачи-русичи и венгры. В степи эти воины ориентируются не хуже монголов, а то и лучше, учитывая, что вокруг будет знакомая для них степь, не раз уже пройденная. Вот они-то и станут ошиваться у монгольских лагерей, а при отрядах будут голуби и обученные соколы, чтобы противодействовать «ПВО» монголов. Вот они и станут ушами и глазами. Ипатий был уверен, что не только справятся, но и похулиганить смогут знатно, не отсвечивая.

Расчет будет на то, что щипать станут и булгар, и монголов, и половцев и всякого рода степняков. Главное – нарушить коммуникации всем и способствовать взаимному если не истощению, то ослаблению. К примеру, тухлое мясо в колодец и все – часть войска уже мается животами, или и того, небоевые потери. Но последнее касается монголов, булгар только грабить. Задача же это была сложная и подбирали людей, которые крепки духом, чтобы не сдаться в плен. Да и самим придется зачищать все и всех. С

Ну а сам друг-попаданец пойдет к булгарам, как только те завязнут в пограничных сражениях со степняками. Возьмет остальных головорезов, четыре корабля с пушками и боем прорвется в Булгару. По потребности захватит его и пограбит, потом уйдет. Я же буду его ждать южнее Нижнего Новгорода с войском и встречать преследователей с расставленными пушками на берегу и выстроенной линией обороны.

- Авантрюра это чистой воды, - высказался я.

- А ты особо ничем и не рискуешь. Чтобы нас взять, напомню тысячу организованных обученных, проверенных во многих схватках бойцов, да при артиллерийской поддержке, с бочонками пороха под стенами городов, нужно ополчить тысяч шесть войска. Где они возьмут столько, да еще быстро и сразу в условиях проигрышной войны? – Ипатий злорадно усмехнулся.

- Ты адреналиновый наркоман, - сказал я, с опаской взирая на друга.

- А ты на деньгах помешан, царь Мидас. Солить их собираешься? Если по моему возвращению, главным блюдом в ресторане будет маринованное серебро, то питаться стану у какой-нибудь вдовушки, – парировал Ипатий. – Но, знаешь, спасибо! И за жену с ребенком, прежде всего. Я начал новую жизнь и смирился, что никогда их не увижу и даже готов к отношениям, правда, местные аборигены подрезают на повороте, не без помощи твоей жены, между прочим. Но я не в обиде. Ты дал этому миру шанс, и мы можем многое изменить, уже изменили. Но главный твой актив не оружие, не знания, не технологии, ни даже отличные люди вокруг, которых ты мистическим образом можешь объединять. Главное – это сельское хозяйство. Зерно, семена овощей, картошка – вот главное! Уже столько жизней сохранил, столько еще людей не будут голодать, а займутся делом. Вот за это спасибо! Ну и винтовка – огонь! Жаль, что патроны конечны. На всех монголов не хватит, но внести сумятицу в их ряды я обещаю.

- Это, братец, на тебя глинтвейн так действует, что-то ты излишне сентиментальным стал, - ошарашено сказал я, не ожидавший исповеди друга.

Но кому больше понимать, что именно уже сделано, как ни человеку, который знает другую жизнь, будущую. И пусть «общества всеобщего благоденствия», как и коммунизм, построить не удалось, но эта жизнь совсем другая. Вон поместье славится уже не только в округе, но и по Руси самыми красивыми женщинами. И я был бы полностью за такое определение, если бы речь шла о жене, Нелли, и еще немногих женщин. Однако, статус места проживания красивейших из женщин приобрелся по другой причине – полноты многих и многих. Худышки, может некоторые и уже совсем молоденькие девушки, остальные же все женщины в теле. И работают, не могу сказать, что на завалинке нежатся, уходят калории, видимо восполнение оных весьма существенное. Ну, на моду полноты я не особо пока влияю, позже, может, и займусь этим вопросом, так, больше от скуки.

Природу лихорадило. Жуткий осенне-зимний холод октября сменялся через день-два аномальным теплом. За одну неделю можно было пару дней понежится под солнышком, прозябнуть под холодным ветром с дождем, удивится выпавшему снегу и тому, как быстро он растает на следующий день.

Такая погода не благоприятствовала стоянию лагерем и ожиданием каких-либо подарков судьбы от князей. И рязанский князь и Ярослав выразили желание накормить наше воинство и конями облагодетельствовать. Однако, ждать их благодати я не стал, вернее, немного пришлось, пока окончательно не понял, что стояние на месте разит ратников больше, чем стрелы и копья мордвы. Хватило трех сотен заболевших толи простудными хворями, толи и того страшнее – воспалением легких. Небоевые потери только за последние три дня, при соблюдении всех правил пребывания в лагере, составили двадцать три человека, были еще бойцы в крайне тяжелом состоянии. Шиповник, чеснок, лук в обязательной прикуске к любому приему пищи, казалось, утратили свой антивирусный функционал. И это речь только о войске, с пленными же ситуация была намного печальнее. Пусть не гуманно, но подсчет умерших пленных уже не велся, оставляя на откуп самим узникам.

- Филипп, треба домой, али в срубы какие, людей погубим, коли в поле останемся, - сказал я Филиппу, который, оказывается, пришел ко мне в шатер с подобным предложением.

Под проливным дождем, который к вечеру сменился ледяным, мы собирали лагерь, перекладывали телеги с трофеями и своими припасами, запрягали лошадей. Если не болезненность большинства людей, было бы значительно быстрее, но нас всех, как будто косил какой-то вирус.

Переход был сложный. Мы возвращались через Суздаль, так как именно эта дорога, вернее направление, казалась самой короткой. Отправили конных в сторону Рязани, чтобы те перехватили обозы и направили их также в Суздальское поместье. Грязь, слякоть, лед, опять грязь и много, много воды в жидком и твердом состоянии вокруг.

Решение пройти по землям, родом из которых была большая часть пленных, не прибавило радости. Все люди, остававшиеся в селениях, когда их мужчины пошли проучить русичей, вторгшихся на исконно мордвинские земли, разбегались по лесам, чтобы в их чащобах спрятаться от нас, считая, впрочем, не сосем безосновательно, что подвергнутся насилию и ограблению. И как в такой погоде в лесу этим людям? Сколько человек сгинет ни за грош? Дети, умудренные старцы, женщины? В эти дни шел геноцид мордвы, пусть и наша вина в этом была лишь косвенна.

Понимая это и при отсутствии всякого желания уменьшать мобилизационный потенциал и будущих налогоплательщиков, я попросил Антяса разобраться с проблемой и даже выделил половину имеющихся припасов на это благое дело, как и отдал всех пленных, многие из которых уже принесли клятву верности Антясу и Ярославу.

Да – это гуманизм, но тот случай, когда мораль сочетается с прагматизмом. Антяс выступает при решении озвученных задач не как завоеватель, а, как свой, даже спаситель. Спасает детей, кормит их, заверяет старейшин в том, что никто не станет покушаться на их жизнь и даже, во многом, на уклад. Только то и надо, что быть под рукой вошедшего в силу Ярослава. Плохо только одно – Антяс не сможет в ближайшее время сам прийти на поклон к Ярославу. Если вождь отправится в долгое путешествие, он потеряет темп своего политического становления. Люди, видя своими глазами будущего единого вождя, задают много вопросом, на которые Антяс с достоинством отвечает, но так ответить у других не получится. Однако, он отправляет немалую делегацию с хорошими дарами и заверениями.

В Суздаль входили изнеможённые, усталые с понурыми головами люди. Нелегко дался переход, очень нелегко. Сто тринадцать человек потеряли умершими. Да, многие из них были ранеными в бою, с ослабленными организмами, но это были отличные, уже выученные воины. Такое разбазаривание людского потенциала неприемлемо. Я чувствовал свою вину во многих смертях, давно пора было залезть в дело лекарское, это необходимо. Сам плохо разбираюсь, значит, из местных ученика взять, да начитывать тому информацию из двух книг по медицине, что сохранились у меня.

Ну как так получается? Лекари не знают анатомию человека, даже на уровне двоечника в школе. И церковь, как я понял в этом времени, не так уж и препятствует науке врачевания, тут больше общественное табу на вскрытие и изучение человека. Но это такой пласт работы, требующий нервов и свободного времени, что подумать страшно, но необходимо.

Вот и как тут не грешить на погоду, как только воины добрались до теплых жилищ в казармах воинской суздальской школе и, частью на постое у крестьян и ремесленников, природа перестала капризничать. Комфортные семь-десять градусов без сильных ветров, дождей и снегов. Печи согрели дома и воины сразу же повеселели. Вопросом уже стала дисциплина, но даже усердие отцов-командиров, не справлялось с другим усердием воинов, которые устроили квесты на поиски вдовушек. Уверен, что через девять месяцев в поместье будет существенное увеличение маленьких жильцов.

- По здорову ли, воевода? – спросил Нечай, только что приехавший в Суздальское поместье и отведавший уже у крыльца горячего сбитня.

- Да все c божьей помощью, - ответствовал я, провожая гостя в дом.

- Зело великое дело ты сделал, великий князь доволен и тобой и ратными делами мужей иных. И думы твои о татарах, да булгарах Ярославу по нраву, аки и мне. Сбирает ратных великий князь, речет с Черниговом, Мстиславом, да и с родичами своими о походе, - лил елей на мою душу Нечай.

Ярослав задумал собрать большое войско и ждать момента. Нападать решил первым, как только что-то проясниться. Монголы точно собираются на Русь, так как прислали еще одно посольство, как узнали о разгроме предыдущего. Требовали покаяния и сыновей великого князя в качестве заложников с большой вирой за смерть монголов. Конечно же, князь не согласился, а отослал посланников в зад, во всех значениях этого выражения. Следовательно, войны не избежать. А, если нельзя избежать, нужно бить первым. Вот только хитрее нужно быть и выбирать то время и место, где удар будет более всего чувствительным. И тут мне очень нравилось выражение советской предвоенной пропаганды «бить врага на его территории». В монгольские степи мы не пойдем, но биться на территории соседей – это идеальный вариант.

Но для любого планирования нужны точные сведения. Как обмолвился Нечай, Ярославу докладывали, что формируются два направления удара монголов. Как не сложно догадаться – на Русь и на Булгар.

Уже проигрышная ситуация для степняков, которые распыляют свои небезграничные силы. Но подобная ситуация складывается не из-за ошибок в стратегическом планировании монголов, а из-за стечения обстоятельств внутреннего противостояния Джучи и других ханов, прежде всего, Угедея. На таком конфликте сыновей Чингисхана, уберем за скобки сложности с происхождением Джучи, следует сыграть, обязательно использовать себе во благо.

Порою самые незначительные в мировом масштабе события и условия играют решающую роль в глобальных последствиях. К примеру, генералы Ренненкампф и Самсонов были лютыми врагами между собой из-за женщины, стрелялись на дуэли. Однако, император поставил именно этих двух, по отдельности неплохих военачальников, командовать войсками в первый период Первой мировой войны. Как могли взаимодействовать их армии, если командующие не общались между собой даже перед лицом врага и службы отечеству? Сложно, или вовсе никак. И будут ли взаимодействовать Джучи и Угедей? Уверен, что сложно, или, опять же, никак.

Скорее всего, нашим направлением займется Джучи. По крайней мере, такие выводы вероятны из послезнания, когда старшему своему сыну Чингисхан дал указ на завоевание западного улуса. Ну а другие сыночки величайшего сына степи пойдут на булгар. Но опять же нужны дополнительные сведения и очень надеюсь, что отряды Ипатия уже на подходе, или добрались до становища монголов и собирают информацию. Через месяц, может чуть больше, узнаем. Если армии собраны, то выдвижение монголы, как и в другой истории, могут начать по зиме, передвигаясь в основном по рекам. Нельзя исключать и варианта весной, даже летом, но кочевники должны знать, что по зиме Русь «замирает», уходит в спячку, так как при жутких морозах планировать сложные операции, значит навлечь небоевые потери больше, нежели от полученных ран в бою.

Цифры личного состава войска, которые озвучивал Нечай, откровенно порадовали. Получалась рать до сорока тысяч ратных, собранных со всей Руси с отрядами ливов, латгалов, эстов, ополчением и дружинами из Ростова, Суздаля, Стародуба, Переяславля-Залесского, Пскова и других городов и весей. Отдельно стояла, не попадающаяся подсчету рать Рязани, которая исполнит вассальный договор, но пока еще окончательно не раскрывает свои карты. При минимальном расчете рязанцы смогли бы выставить не меньше пяти тысяч воинов.

Ну и в расчеты Нечая не берется то воинство, которое будет собрано с помощью моей команды. А мы можем собрать до восьми тысяч. Нужно только очень оперативно посылать гонцов в Европу за уже согласившимися на авантюру наемниками. Еще ранее, когда я «отдыхал» в великокняжеских застенках, приходили письма от Гильермо и датчан, что многие отряды уже готовы к выполнению своего наемничьего долга. По прибытию меня, многогрешного, в поместье, было отписано, чтобы готовились и еще привлекали людей. На эти нужды были отправлены полторы тысячи гривен и немало продовольствия, с алкоголем. Теперь же гонцы готовились одвуконь и на полных парусах отправляться по местам дислокации наемного войска.

- У снежни рать сбираться станет и потребны житлы для ратных, - раскрыл таки, Нечай главный вопрос, с которым пришел.

Житлы, как назвал советник великого князя, жилища-казармы, действительно нужно было начинать сколачивать. Я предусмотрел такие варианты и досок и бревен заготовили впрок и на зернохранилища и на временные казармы. Великий князь прекрасно понимает, что расселить большое количество войска во Владимире и его окрестностях в условиях зимы не получится, как, впрочем, и прокормиться вдоволь. Вот и приехал ревизор с проверкой, подсчитать, да понять, сколько обязанностей я смогу на себя взвалить.

Ночь провели в расчетах и подсчетах. Нечай отлично выучил арабскую цифирь и не терялся, когда я называл и писал числительные. Я же был почти откровенен, чего скрывать, если именно для этого момента и была развернута вся моя деятельность. Мы готовились, долго готовились. Наши хранилища полны зерна, заготовлено немало тушеного мяса, подросла живность на убой к зиме, как раз для таких нужд. Вот и высчитали, что, кроме всего войска, что пойдет под мою руку, я обеспечу снабжение еще пятнадцати тысячам ратным. Но мирное сидение на пятой точке не может быть больше двух месяцев с начала зимы, иначе даже собранных огромных запасов может не хватить для будущего похода, все поедят во время сборов.

Нет в данном случае, некоторые показатели были занижены. Процентов тридцать от озвученного было припрятано, как и часть нового урожая, который идет на переработку, так же планировать отложить до «черного дня». Как-никак, кроме войны, впереди ожидает и неурожайный период. Да и война может затянуться, монголы не тот противник, с которым можно рассчитывать на победу походя, пусть и с божественным оружием. Это понимал Нечай, это понимал я. И на вопрос: «Если что будет пополнить список?», я кивнул без оправданий и объяснений.

- За сребра, что с торгов добыли треба зброю, да снедь сторговать, на что нам оно, серебро? – сделал предложение, от которого нельзя отказаться Нечай.

Полностью согласен с предыдущим оратором. Полное эмбарго на зерно и оружие сейчас необходимо. А серебро?.. Есть оно у нас, хватит на хлебушек с икоркой, отстоять бы только жизни свои. Так что решили и к ляхам и к чехам обратиться за хлебом и солониной, да и с вероятностью рекрутчины следи них.

Интермедия 6

Джучи сидел в своем шатре и размышлял о будущем. Отец умер. Великий человек, единственный, кто относился к своему старшему сыну, как сыну, а не нагулянному в плену самозванцу. Были разногласия между Джучи и отцом, но кто не конфликтовал со своим родителем, пусть останется без коня посреди снежной степи.

Джучи не хотел войны, он хотел создать свое государство. Мечтой было соединить южносибирские степи и юг Поволжья с городской культурой Харезма. Торговля, сытая жизнь, преданность и благодарность подданных, истинное признание своим повелителем от соседей и внутри своей державы – вот мечты Джучи. Отец ругал своего старшего сына, что тот предпочитает хитрость и дипломатию войне. Там, где отец требовал покорить народы оружием, он старался, вопреки воле Чингисхана, договориться и привести к покорности словом. И получалось же и сохранить людей, и расшить границы улуса, пусть после и попадать в немилость к Великому хану. Правда, тот быстро отходил и становился вновь лояльным к первенцу, в память о единственной любви Темучина, Борте.

- Как поступить? – сокрушался наедине с собой Джучи.

Он не мог показывать сомнения перед своими людьми, среди которых были и монголы и хорезмцы и еще много разных народностей. Убить своих братьев, оставив только младшего в отцовском улусе – цель и задача, которые стояли перед ханом Западного улуса раньше. Нужно было сделать это так, чтобы не заподозрили его, Джучи, а уже подобная задача непосильная. Все говорит, что именно он хочет, чтобы ненавистный Угедей, которому не сидится у себя в обширном улусе, остался в степи навечно. Да и понимал первенец Борте, что с булгарами ему нужно решать бескомпромиссно, не место этим мусульманам на границах его державы. Той державы, которая объединит и монголов и мусульман под единой сильной рукой – его рукой сына Чингисхана.

Джучи принял решение.

- Приведите ко мне этого изменника Азата, - сказал Джучи, прекрасно зная, что слуги прислушиваются к звукам из шатра хана, чтобы не прозевать указания.

Три дня назад одна из полусотен, которые объезжают окрестности вокруг места сбора войска смогли заприметить лазутчиков. Это были люди одного из уважаемых купцов Азата, с коим вели торговлю и люди Джучи. Допрос с пристрастием показал, что они собирают сведения о численности войска Джучи и планах хана и его богатуров. Выяснили, что один из десятников, которого списали в дезертиры и уже были готовы казнить весь его десяток, был схвачен лазутчиками и подвергся пыткам, после чего умерщвлен. Уже этот факт давал много поводов для того, чтобы уважаемого купца, который имел связи в Хорезме, подвергнуть не менее жесткому наказанию, чем испытал воин-монгол, столь опрометчиво давший себя схватить.

Купца взяли со всем его караваном, богатым к слову. Сильно отпираться тот не стал и рассказал, что узнавал сведения для русичей, даже и пыток не понадобилось. Первый порыв лично казнить торговца, который к тому же оказался и одним из снабженцев войска западного улуса, хан с трудом подавил в себе порыв. И сейчас он этому был рад. В руках Джучи появилась шахматная фигура, пусть и пешка, но все же, и этого достаточно, чтобы не выкидывать ее под игральный стол, а сыграть на доске.

- Встань, предатель! – повелел хан распластавшемуся на ковре человеку.

Азат же был искушен в этикете, традициях и нравах многих народов и прекрасно понимал, что «встань», это лишь остаться на коленях, но никак не в полный рост. Такое повеление от хана не прощение, а скорее упрощение положения для разговора. Но то, что его голова еще мыслит, вселяло малую, но надежду.

- Ты говорил, что сообщал сведения богатуру русов Ипатию и хорошо торговал у северных людей в городе Унжастане, где много воинов и даже монголы живут в мире в урусатами. Можешь ли ты передать мое послание хану того города и дальше князю Ярославу? – задал вопрос Джучи, приняв надменный вид.

Азат, не смея в присутствии хана говорить только жестами отчетливо показывал, что готов исполнить любую волю правителя. Внутри же он возликовал. Вот только что клял и Ипатия и всех урусов, просил Всевышнего никогда их больше не видеть, но сохранить жизнь. Сейчас же не было иного народа, кроме как урусы, который он хотел бы лицезреть. И быстрее, подальше от гнева хана.

Джучи же, в отличие от многих монголов, всегда просчитывал многоходовки и все последствия. Для него не было истин, которые не могут быть подвергнуты испытанием разума. Хан понимал, что для именования себя Великим, ему нужна победа, Великая Победа. И дело не в русичах, или булгарах, даже не в ненавистном Угедее, дело в необходимости всех переиграть и стать выше любого. Судя по всему, что за последние годы, урусаты окрепли, смогли победить других своих врагов с крестами на щитах, начали объединение своих улусов, создали систему воспитания воинов, да много чего они сделали с того времени, как Субедей разбил спесивых русичей на Калке. Этот народ умеет делать выводы от поражений и умеет договариваться. Было бы хорошо иметь таких рабов у себя, но, сколько ресурсов потребуется на то, чтобы победить их, даже китайские и уйгурские инженеры не гарантируют легкое взятие русских крепостей, а оружие, извергающее пламя может много принести бед монгольскому войску, пусть и усиленному всеми покоренными народами.

И решил Джучи, идти напролом против урусатов не лучший вариант, пусть этим займется Угедей. А вот что должен сделать он, единственный Великий хан, так стравить своего ненавистного брата и сильных русов.

Поэтому, главное повеление к Азату заключалось в желании провести сепаратные переговоры с русичами. Джучи не нужна была Русь, но и просто так отступать он не мог, уже потому, что братья обратят против его самого оружие и могут даже забыть о мести Джелал-ад-Дину и булгарскому эмиру. Нарушать шаткий мир, больше похожий на перемирие, хан не собирался, когда можно все сделать хитрее. Ему есть, кого подставить под сабли русичей, не полностью лояльных ему монголов, восточных половцев, часть хорезмийскийх гулямов, вот пусть они погибнут, выполняя свою роль в большой политической игре. Но Джучи нужно было чужими руками уничтожить братьев, прежде всего Угедея и начать строить свое государство совместно со своим старшим сыном Ордой, который так же, как и Джучи больше стремился к дипломатии, пусть и был отличным воином.

Купца одарили серебряной пайсой, честно, или почти честно, сторговали его товары и отправили к русичам. При этом, Азат должен был передать русичам сто добрых больших коней, которыми пользовались туркмены и хорезмийцы в его войске, в знак добрых намерений.

Глава 11. Скоро война, а мы жениться

Оставив Любомира, по моей протекции с Лавром, в качестве заместителя, на командовании расквартированных войск, отправив гонцов во все интересующие меня направления для сбора войска, сам я пошел в Унжу. От Ипатия, который уже был там, разрабатывая план разбойничьей операции по ограблению эмира, пришли интересные сведения. Встречи со мной просил некий купец Азат.

Я уже знал об определенной роли знатного купца, который был, как уверял Ипатий, его агентом влияния и разведчиком. Сомнительно, конечно, чтобы купчина честно и справно служил Ипатию, но уже было несколько эпизодов, когда Азат сыграл немалую роль, как в деле бегства Шалвы и Иванэ. Поэтому сразу же по приезду, я направился на важный разговор, иначе долгие встречи и разговоры, как и быт, поглотили бы с головой.

Разговор с этим человеком шел через Ипатия, который разговаривал на армянском языке.

- Получается, Джучи хочет битвы, но не хочет победы? – спросил я, запутавшись в хитросплетениях интриг, предлагаемых ханом западного улуса.

- Да, он хочет, он отступит и признает необходимость собрать большее, чем прежде войско, но в это время, мы должны ударить по войску коалиции братьев. Они будут в Булгарии воевать, - перевел долгий монолог купца-посланника Ипатий.

- Ох, как сложно то? – я показательно замученно вздохнул. – А, если это уловка? Джучи хочет усыпить нашу бдительность и победить.

Ипатий перевел мои слова полные сомнений. И Азат ответил на них:

- Джучи строит свою державу, но много в его войске монголов и иных татар с половцами, которые хотят жить по заветам Великого хана. Их, думается мне и подставит под ваш удар Джучи. Хану важнее переиграть Угедея, который уже не раз пытался лишить своего брата, или не брата, если Бортэ понесла в плену меркитов, жизни. Такое в степи не прощают.

- Корней, да какая разница чего он хочет? Не понимаю твоих сомнений. Мы ударим в полную силу, покрошим часть монгольского войска, они уйдут. Если не уйдут, покрошим и другую часть, - разъяснял Ипатий.

- Что ты, как с юродивым. Понимаю я все. Но что помешает Джучи отойти и начать быстрое продвижение, к примеру, в сторону Рязани? Мы-то будем далеко, булгар освобождать в рамках ранее заключенного договора. Или так, он подставит нам одно войско, а другим ударит в тыл, всякое может быть, это же восточные хитрости, - продолжал я «мозговой штурм».

Ипатий улыбнулся, догадавшись, что я скорее не спорю с ним, а ищу подводные камни, специально выискивая аргументы против уже принятого решения.

Конечно же, нужно идти на соглашение с Джучи. Он подставит под наш удар, даже с уроном авторитета, часть своего войска, чтобы мы решили его проблему с братьями. Может ли пойти на русские города старший сын Чингисхана? Конечно, может. Но в этом направлении можно себя в значительной степени обезопасить. Во-первых, голубиная почта и быстрый переход в любом направлении конных. Во-вторых, мы уже можем себе позволить оставить до шести пушек на стенах городов, которые должны первые встретить нашествие, снести осадные механизмы и значительно проредить стройные ряды штурмующего противника. С учетом минимального гарнизона и наличия оружия для ополчения, а после всеобщего перевооружения много хлама осталось, включая тысячи трофейных образцов, монголы сядут в изнурительную осаду и тем проиграют. Да и засечные черты ненадолго, но остановят продвижение орды.

- Передай хану, что я готов пойти ему на встречу и пусть ведет свое войско в реке Воронеж, там встретим его через два месяца. Первые атаки будут отбиты с большой кровью, пусть это понимает. Но… - я сделал вздох и развел руками, демонстрируя сожаление. – Так того хочет сам хан. За коней скажешь спасибо, в подарок от меня привезешь хану брони унжанские, да арбалет булатный, пусть видит, каким оружием бить его воинов станем. А я же срочно уезжаю к великому князю, дабы он одобрил наши договоренности. Так что ждите вестового от меня через три-четыре дня и возвращайтесь.

Решение что именно подарить Джучи пришло в процессе разговора. Лучший бахтерец, который ковался как раз для подарка монаршей особе будет передан хану. Он оценит, обязательно оценит и относительную легкость, и прочность доспеха, его удобство для боя. Похожие доспехи должны коваться и в Индии, но, уверен, наш на порядок лучше. Возникла мысль о том, чтобы подарить и зеркало, как раз несколько роскошных в золотой оправе ищут своего покупателя, но отмел такую мысль, как опасную. Увидит практичный Джучи, какие изделия могут создавать наши умельцы, обязательно задумается о покорении страны с такими мастерами.

И опять у меня цейтнот и не получается пообщаться с семьей. Кто там из историков писал, что в Средневековье время люди медлительные и все происходит не спеша, у меня все наоборот. Постоянно в бегах. И можно же отправить гонца к Ярославу, но дело такое сложное и важное, что нельзя поручить, кому бы то ни было. Меня же князь выслушает и мнение свое даст возможность поведать, да и окольные пути к мыслям великого князя имеются, через того же Нечая. Так что в пусть и срочно.

Жалко, конечно, что семье мало внимания уделяю. Дети, складывается ощущение, лишены отца, только Юрий, ставший что-то вроде моего адъютанта и главой телохранителей постоянно со мной. И это отрадно, так как юноша учится и впитывает, как губка, все услышанное и увиденное, с маниакальным рвением тренируясь и гоняя свою сотню бойцов. Думаю, что через год парни смогут сравниться в навыках с отъявленными головорезами Ипатия. По крайней мере, по моей просьбе, ребятами, по возможности, занимаются и виртуозный мечник Филипп и уже матерый ратник Лавр и мудрый и многоопытный Любомир, даже Ермолай какие-то свои ухватки «под грифом секретно» передавал парням.

- Любы, вертайся, жду тебя и… - Божана замялась, но преобразилась и продолжила. – Не праздна я.

- Йетить-калатить, - выругался я, но быстро спохватился. – Рад, любая, спаси Бог тебя и чадо наше.

Ну как так то? Стараюсь же исключить беременность, поберечь здоровье жены. Ну а Бог все дает счастье и дает. Многодетный, блин папаша, который видит своих детей в лучшем случае раз в два месяца. Но подкинула природа мне еще одну мотивацию победить и переиначить историю.

Да уже переиначил. Мои дети, как и большинство простого люда не будут гореть в стольных градах княжеств и в малых крепостях. Есть в наставлении об обороне требование организовывать на начало войны схроны в лесах и организовывать засеки там. Такие схроны есть уже рядом с моим поместьем, примеру следуют и другие, привыкшие, что все начинания в Унже нужны и важны.

Даже оставив моральную сторону за скобки, не можно допустить варианта, при котором восстановление демографического, материально-технического ресурса Руси займет, при определенных напряжениях сил, много времени. Уже сегодня есть шанс для русских княжеств занять свое место в истории и не на задворках цивилизации, а стать ее двигателем. Нет, ни о каком всеобъемлющем нагибательстве всех и вся речь не идет. Сложно представить себе ситуацию, при которой можно будет стать мировым безальтернативным гегемоном планеты, да и не нужно это. Наибольший прогресс в мире, как это ни цинично, принесли войны, пусть и не в горячих фазах, но в противостоянии. Та же «холодная война» дала небывалый толчок к развитию технологий. Взять же технологические без конкурентное лидерство и загнать себя в дальнесрочной перспективе в «ничто».

Задача же грандиозная – перепрыгнуть ряд губительных технологий для экологии и истощения земли и полететь в космос раньше, создать свои колонии и продлить перспективы человечеству, как виду. Марс, или дальние планеты, не столь важно, но людям тесно на одном шарике, пусть и таком комфортном для проживания. И в данном направлении использовать потенциал только Руси, губительное, пусть и заманчивое желание. Что смогут создать будущие Ньютоны, Лейбницы, да Винчи, если стартом для их гибких и смелых умозаключений будет уже созданное на Руси? Верю, что очень много, что будет меньше костров инквизиции и вредоносных алхимических опытов. Европе, а может и Востоку придется напрягаться, создавая свою науку, и стремиться не отстать.

Поэтому завоевания Европы не нужны, как и взаимодействие с Индией и Китаем, которые сегодня имеют ряд перспективных научных направлений. Нужна Америка с ее ресурсами и «громоотвода» для лихих, можно сказать пассионарных, людей. Там и казачеству, как явлению, найдется место, и для не нашедших себя в Европе и Азии людей, как и для социальных экспериментов. Очень хотелось бы сохранить при этом аутентичность коренных народов, для чего создать свой алгоритм освоения новых земель, но быть идеалистом опасно, будет не мало крови, есть только возможность ее чуть уменьшить, в сравнении с другим вариантом истории.

Ехать по первому снегу было вполне комфортно, хорошо, что еще сильно не замело, и кони не проваливались на каждом шагу, между тем комфортной дорогой назвать было нельзя. Начало ноября встречало уже холодом и морозцем, но критического, все же, ничего в этом не было, намного лучше, чем слякоть и дожди. А периодически остановки с кострами и тренировками вполне нивелировали неудобство от морозца.

Стольный град Владимир встретил многолюдностью и суетой, граничащей с хаосом. Огромное скопление людей не только создавало ощущение тесноты, но и было похоже на восточный базар, как это я себе представлял. Шум, гам, толпы чаще всего вооруженных людей, писк и крики женщин, которым оказывают излишние знаки внимания особо игривые воины, и тут же окрики и нравоучения толи командиров, толи более нравственно стойких товарищей. Солдатня, она во все времена такая. И не сказать, что все вскрики женщин были с явным осуждением, иногда проскакивали и игривые нотки в этих извечных игрищах мужчин и женщин.

Натерпится Владимир от этих товарищей, если только не ввести жесткую уставщину. А Устава то и нет, ну в этих дружинах и ватагах ее нет точно, у нас-то внедряется что-то похожее на Устав, который еще только формируется и пишется отцами-командирами.

Устав пока не утвержден и нет однозначности в толковании всех принципов боя, несения службы. Есть распорядок дня, тренировок и караулов в воинской школе, кое-где основные, не требующие оспаривания истины уже нанесены на бумагу или пергамент, но этого мало. Можно было навязывать свое видение ситуации, но, даже при том, что в армии вбили Устав похлеще молитв в этом времени, я до конца сам не понимал систем взаимодействия в войсках, порядков и традиций. Такой документ должен писаться не одномоментно, а исходя из многолетнего опыта.

Многое нужно было еще привносить в формирующуюся армию. Так, необходимо было вывести в отдельный штат штабную работу, теоретиков для формирования единого Устава, создать военно-промышленную палату, или избу, не важно, как называться будет, главное функционал. Создать что-то вроде Генерального штаба и академии при нем. Пока даже не представлял, как в условиях, пусть уже и не такого дремучего Средневековья, сделать это. И нужно ли мне этим заниматься, когда есть княжеские воеводы, Филипп, как представитель нового видения войны, да и много еще кто.

Все перечисленное нужно сделать, вот только люди еще не совсем готовы к такому структурированию, еще только формируется система сдержек и противовесов, нет распределения и делегирования полномочий, да много чего. Фрукт должен дозреть. Но, что точно, в войске, которое набирается из воинских школ, как суздальской, так и унжанской, даже ополчение с наших мест, уже наличествуют зачатки дисциплины и субординации. Вот думаю, пора повсеместно вводить и воинское приветствие, и четкость ответов, это еще больше дисциплинирует и создает особую воинскую атмосферу и даже культуру.

Великий князь меня не соизволил принять сразу же по прибытию. Понятное дело, с таким бардаком, что творился в городе разобраться нужно, и без участия авторитетного правителя, многие вопросы решить просто невозможно. Я же сник, понимая, что в сложившейся ситуации и месяц без общения с владимирским князем просидеть могу. Решил не так уж и спешить, не нарываться на немилость, но на следующий день после прибытия найти Нечая, он то доведет до ушей великого князя всю информацию. А мне чиниться и ужиматься с «шептуном» великого князя не приходится, тут общение простое.

Мой дом, а точнее усадьба, в столице нашего, набирающего силу княжества, выглядела удрученно. Нет, не была разграблена, или пыль сантиметровая присутствовала, уюта не было, казенщина. Какое-то общее уныние и обреченность довлели на психику в стенах немаленького строения. Возможно, такое состояние было связано, что усадьба долгое время использовалась Лисом, предавшим меня. Навалилась некая тяжесть и тоска, много я возлагал надежд на этого предателя, продавшегося за «тридцать серебренников».

Конюх, или кем он был у Лиса, упал на колени при моем появлении, забывая даже отвечать на закономерные вопросы о том, почему он это сделал. В унжанском поместье, как и в Суздале, я не приветствовал раболепия и жесткого подчинения, вполне лояльно относясь к людям, которые меня окружали. Бывало, одаривал в праздники, мог где-то пожурить, или просто оправить искать другую работу, если не справлялся, но коленопреклонения не любил. Да и в целом подобострастия в этом времени особо замечено не было, еще не абсолютизм с его повсеместным уничижением вольного люда даже и всякого рода невольной челяди. Вон с князем и с тем «на ты» все разговаривают.

Причина была выяснена, когда получилось разговорить кухарку, к слову очень молодую и удивительно привлекательную девушку, пусть и не в моем вкусе, но нельзя было не отметить красоту чуть пышнотелой, с удивительно красивыми и правильными чертами лица даму.

Из недолгого разговора, больше похожего на допрос, я еще раз убедился, что некогда пригрел на своей груди змеюку, пусть и звалась она Лисом. Этот озабоченный, возомнивший себя вершителем судеб, несостоявшийся купчина и приказчик, портил девок, унижал и занимался рукоприкладством в отношении слуг. Такой вот сатрап, рожденный в глухом лесу под Унжей.

Настю, так звали девушку, тоже не минула сия участь. Но, в отличие от других девок, она была обласкана, пусть и появлялись синяки на теле довольно часто, но реже, чем у других. Настя была сиротой, получила неплохое образование для этого времени: читать и писать умела, знала немецкий язык, считала и складывала простые цифры, но после смерти родителей, не имела средств для существования. Ее отца, приказчика одного из купцов толи убили, толи морская пучина прибрала к себе, мать от горя померла, а больше и никого, все братья, кроме одного, ранее погибли, на руках остался батик-пацан семи годков. Вот и пользовал гаденыш красивую девку, которая могла стать отличной матерью и женой для достойного мужа. Сам же собирался жениться на какой-то там баронессе. И так уже знал, что Лис угодил в «медовую ловушку», направленную больше на меня. Еще узнаю, кто против меня такое измыслил. Дайте срок, латиняне, дайте срок!

Мое милосердие и добросердечие по отношению к прислуге в усадьбе поколебалось, когда я понял и иную причину их страха передо мной. Идиот Лис, даже не подозревающий о слове «конспирация», во все горло орал, как и зачем он меня убьет и после уедет к немцам. И ладно это, чего по пьяни не ляпнешь от чувства вседозволенности, но часть прислуги способствовала своему «боярину» и даже учувствовала в поиске новых жертв. По словам той же Насти, Лис обещал забрать ее, после того, как свершиться «правосудие» надо мной, чем в некоторой степени и умилостивил девушку, которая не так уж и насильно ложилась в постель своему благодетелю. Да не мне ее судить. Вряд ли она помышляет мстить за Лиса, не было в ее глазах и капли сожаления от того, что тот ушел на суд божий.

Как хозяйка, Настя оказалась на высоте и готовить умела знатно, она не знала всех тех новшеств кулинарии, что я привнес в этот мир, но даже каша с мясом и наваристые щи были выше похвал. Разваристая греча с большими, но тающими во рту кусками мяса, отдавала приятным дымком, который предавал блюду неповторимый аромат.

- Пойдешь со мной в Унжу и разуешь мужа себе. Обиды и кривды тебе не будет, - произнес я, одергивая молодуху, которая уже скидывала свой сарафан, поймав мой взгляд на себе.

Нет, желание было, пусть не в моем вкусе, но девушка была красива. Если бы не подлости Лиса, я бы и мог переступить через свои новые принципы и наставить-таки рога Божане. Но я все же не пожелал создавать трещину в, как мне мниться, идеальных отношениях, да и травмировать психику желанной для абсолютного большинства мужчин Насте дальше, не хотел. Лучше кого из приближенных облагодетельствовать. Тот же Ипатий мог мы покуситься, хотя – нет, Настя для него не подойдет характером, да и типажом. Тому темненьких подавай. Может отрядить отряд выловить в Африке негритяночку да подарить другу? Махровый я колонизатор! Но был еще и Божко, да в Унже много славных витязей неженатых, такая найдет себе мужа, если только не пойдет по проталиной дорожке в бордель.

- По здорову ли, Великий князь Владимирский? – приветствовал я Ярослава, сидевшего на своем неизменном большом стуле, ну или троне.

Хотел я как-то предложить собирателю земель идею с железным троном из прочитанной мной некогда серии книг «Песнь льда и пламени», интересно же было бы. Но пока почему то не решался. Может мало врагов Руси пока еще набили, чтобы их клинки перековывать в неудобное седалище, может и так пафоса хватает.

Ярослав выглядел измученным человеком. Мешки под глазами, усталость во взгляде. Не легко даются великому князю сборы войска, пожалуй, самого большого за всю предыдущую историю Руси. Тут же не только речь о правопорядке, прокормиться и разместиться – вот главные задачи.

- Как же совладать с напастями, воевода? Ливы ратятся с эстами в стольном граде моего княжества, иные баб насильничают, да подворья боярские грабят, - сокрушался Ярослав.

Ну а чего хотеть от разношерстного войска, внутри которого присутствуют этнические группы, сражающиеся до этого между собой. Да и оголодавшие до женской ласки мужики во хмели не отличаются разумением и дисциплиной.

- Так к делу требо отрядить тех лиходеев, учения провести, - предложил я варианты выхода из положения, которые нужно было бы уже реализовывать, до того, как начнется разложение войск.

- То так, токмо тебя и ждали. Выводите с воеводами с града супостатов, пусчай ремесло воинское разумеют. Тебе радить воевода, токмо ты голова своим воям, да ливам, латтам, эстам, иные наряд сами вершить повинны, - озвучил Ярослав явно уже давно принятое решение.

И понятно было, что я не особо горю желанием оставаться на всякие учения, призванные, прежде всего, занять делом воинов, дел то по горло. Однако, попытка объяснить это князю была жестко прервана. Видимо, Ярослав искал того, кто сложит с него часть обременительных забот, вот и выискался. Иные воеводы, наверное, и вовсе сбежали из града по всякого рода делам «неотложным», не даром никого из них так и видел, ни во Владимире, ни в княжеском тереме.

По словам великого князя, я должен был давать советы, но никак не лезть в дела других военачальников, которые должны были формировать свои подразделения и самостоятельно проводить боевое слаживание. Да и пусть их, если бы не одно, но очень важное «но» - артиллерия. Ведь могут разбежаться и союзники от грохота и дыма от взрывов, может случиться, что и раньше, чем противники. Тут-то уже опыт-то есть, и как остановить, и как предупредить о бабахе.

На мои доводы, что должен лично инструктировать воинов, Ярослав только махнул рукой, мол «делайте, что хотите». Я же решил обязательно заручиться поддержкой Нечая и некоторых воевод, с которыми имел, пусть и не дружеские отношения, то уж точно не враждебные. Кроме того, участвуют в подготовке к войне и Вячко, и Мейлис, ростовское боярство, их то уж точно получится убедить в том, что общее слаживание просто необходимо, как и приучить коней к взрывам, чтобы хотя бы не понесли от первых залпов. Я же не собирался заниматься учебой бою в строю, или иным премудростям, чтобы лишний раз не раздражать умудренных воевод и иных командиров своим видом юного выскочки. Пусть это будут Любомир с Филиппом. Последний так точно уже вырос, как полководец новой формации и как использовать роды войск понимал лучше меня. Все равно, нужно отправлять гонца в Унжу, если сам задерживаюсь. Азат ждет ответ.

- Ведаю я то, что ты удумал – и булгар подмять и мордву. Был у меня гость от вождя Антяса, клятву дал, да окреститься решил. Пошто же ты радеешь, кабы дань не платили два лета новые данники, не гоже, она нам нужна? – задал вопрос Ярослав, было видно, что ему не по нраву пришлась идея «замылить глаза» новым подданным уступками. Нужно было время, чтобы наладить доминирование своей партии, прорусской, у новых членов формирующейся федерации.

- Вельми худыя они, княже, да и могут под руку эмира пойти, коли не почуют выгоду свою. За два лета много не дадут, токмо и не перейдут до иных правителей. А коней, да убойну с рухлядью, можливо торговать с ними за мало сребра, - привел я доводы, в которых умный человек поймет целую стратегию, ну а глупцу так и вовсе будет неинтересно. Князь глупцом точно не был.

Ярослав, еще несколько раз уточнив, принял предложения. Мордва на два года освобождалась от дани, но должна была за свой счет снарядить и обучить как минимум три тысячи воинов, которые и будут охранять, как их собственные селища, так и уже общую границу. Если подсчитать все выгоды для Великого Владимирского княжества и невыгоды мордвы, то еще нужно подумать, чье ярмо тяжелее будет: наше, или булгарское. Но это ярмо завуалировано, на поверхности же большая милость князя, не иначе.

Еще одним вопросом, который, прежде всего, и погнал меня в стольный град, были монголы. План Джучи сразe же стал спорным и много дискуссионным. Ждал Ярослав подвоха и рисовал разные варианты развития событий, я же был в роли ответчика. Вот такая штабная игра произошла.

Великому князю не нравилось то, что все предстоящие события потребуют от Ярослава использовать свой последний резерв сил. Опасался князь, что проблемы с крестоносцами, да и с ляхами никуда не ушли, да и противостояние со своим тестем Мстиславом, в котором только-только наметился перевес у Ярослава, вновь станет в пользу киевского князя.

Ярослав долго вникал в предложение Джучи, не веря в коварство и в мои доводы, что хан хочет нашими руками убрать с политических раскладов, как и из мира живых своих же братьев. Этот факт Ярослава Всеволодовича сильно смущал, как будто на Руси намного лучше дела обстоят с братской любовью и никто не интригует против своего сородича?

Я пересказал мнение Ипатия, добавляя свои аргументы, и великий князь дал-таки свое согласие на имитацию битвы. При этом строго настрого требовал быть готовыми полностью разгромить монголов, иначе все его труды последних недель канут в Лету, а он, по словам же самого князя, натерпелся.

- Во Владимире послы от василевса Трапезунда Адроника Гида, допомоги просят, что скажешь? – обратился Ярослав, когда вопросы с мордвой и основной план по войне с монголами были утверждены в черне.

Вот же нашел специалиста внешних сношений. Если бы я был родом телом и умом из этого мира, наверняка, даже и не догадывался о том, что существует какая-то Трапезундская империя. Это только знания из иного мира давали мне хоть какое-то понимание роли империи Комнинов в истории. Но и роль то это была крайне мала. Однако, в сравнении с той малой площадью на севере полуострова Малая Азия, что занимал этот осколок в бывшей Великой Византии, жили богато, иногда успешно воевали, выставляя внушительные силы. Да и их некоторые территории в Крыму выглядели привлекательно. Одно то, что там не окопаются в будущем монголы, и крымские татары не будут терзать Русь многого стоит.

- И чего желает василевс? – спросил я.

- Рати русичей, дабы сельджуков сечь с киликийцами, - ответил, усмехнувшись, Ярослав, мол «чего еще просить этим слабакам».

Великому князю импонировало то, что даже потомки византийских императоров теперь не гнушаются обращаться за помощью к нему. Получили, значит, всеобщее признание русское оружие и ратники.

- Доколи монголов не одолеем, допомоги нечем дать, да и опосля не след. Пусчай воев своих выставят, тогда и мы подсобим, - высказал я свое мнение, которое напрашивалось само собой.

- То так, а воны аще ажанить радят сына моего Федора, а ему осьмь летов, али Александра, коему еще менее. Да и дева тая асьмнадцать годков и токмо боярская дщерь, а не василевсова. То обида али как? – спросил в замешательстве Ярослав, видимо и не зная, как реагировать.

С одной стороны и посольство православных братьев во кресте, да и Феодора, девушка, которую и привезли сватать младшим детям Ярослава матерью могла быть. А происхождение оправдывается просто – у Адроника нет дочерей, а привезенная девушка была одной из самых знатных в империи. Интересным был бы союз Федора и Феодоры, но в качестве коламбура.

- А женить воеводу, али боярина на той деве? – спросил я.

- Кого, тебя? Али еще кого? – спросил Ярослав, почему то искренне засмеявшись, видя шутку в своих словах.

- А коли приглянется, так и есть боярин, - выпалил я, а в голове уже складывался план по женитьбе Ипатия, вот только бы девчонка была симпатичной.

Это же просто подарок, как говорили в другом мире, рояль в кустах. Женить неуемного Ипатия на, скорее всего, девушке восточной внешности, как я понял там есть и греческая кровь и сельджукская, а потом друг-попаданец если и не станет императором Трапезунда, то уж точно проведет переговоры «по понятиям» со всякими там киликийцами, сельджуками, да и грузинами, если царица не умерит свой любвеобильный пыл к агрессивным проходимцам. И будет «Крым наш», так как у империи есть свои фактории на полуострове. Ну а с Генуей, которая большей частью и контролирует Трапезунд, можно будет договориться, там, в Европе, у них проблем завались, с той же Венецией или Пизой.

- И кто тот боярин? – поинтересовался Ярослав, увлеченный поворотом в матримониальных делах.

- Ипатий, кличут его Коловратом, - ответил я, после чего Ярослав снова рассмеялся.

- Тот боярин, что крыжаков гнал, а те милости у меня запрашивали? Добры муж, а василевсу буде горько, не княжего роду, - интуитивно уловил мои мысли великий князь.

Князь – за, друг – за, осталось только убедить невесту с женихом. И ведь уговорим. Богатство? Так есть оно у нас, а дальше еще больше станет. Войско? Так только тысяча отъявленных головорезов самого Ипатия силища, а если еще новиков охочих из школ набрать, да я пособлю с наемниками, так уже Ипатий - гроза всего региона. Уверен, и сельджуки и киликийцы еще будут вспоминать с благоговениями те времена, когда они не знали о друге-попаданце. Ну а Руси не повредит в будущем иметь союзника, а может вассала в лице осколка Византии. И не будет никакого Османа с его победоносным бейликом.

Ипатий, раздражённый, и от того ворчливый, получил послание от меня. И, костеря и матеря неугомонного Корнея, вот ни капли не сомневаюсь, что все так и было, сразу же отправился во Владимир. Дорога друга должна была быть сложнее, чем моя прогулка, так как снег мокрыми и большими хлопьями обильно покрывал землю, при этом делая невозможным обзор больше, чем на десяток метров вокруг. Кони утопали в снегу, даже не помогали наспех сделанные снегоступы и людям, животные роптали, в отличие от сопровождения Ипатия, они не стремились скрывать своих эмоций.

Поэтому, когда друг, наконец, добрался до моей столичной усадьбы, предстал передо мной.

- Ну, я понимаю, если срочно нужно выступать в поход, если враг под стенами Владимира и не хватает резервов, чтобы снять осаду, но какого же черта ты меня вызываешь в город? Собутыльника нет? Корней, это издевательство! – распылялся Ипатий, отряхивая свою одежду на крыльце моего дома.

- Не злись, уйми эмоции, они тебе еще пригодятся, - спокойно, но с хитрецой сказал я и мою ухмылку заметил друг.

- Ты что удумал? Сразу скажу – нет! – настороженно сказал Ипатий.

- Да женить тебя собираюсь, - как бы, между прочим, сказал я и рассмеялся, наблюдая, как друг впал в когнитивный диссонанс.

- Ты, это… Ну, что ты лепишь? Чушь не городи, а, - начал приходить в себя Ипатий, через не менее, чем минутной растерянности.

- Выслушай спокойно! – сказал я и повел Ипатия в столовую, ну или горницу, где я принимал пищу.

Настя начала накрывать на стол, только по моему кивку понимая, что именно и в каких количествах подавать. Много и сытно, а так же алкоголь. Отличная управляющая каким-нибудь рестораном, или доходным домом.

- Это ее ты сватаешь? – спросил Ипатий, чуть не свернув шею, выглядывая аппетитную девушку.

- Она же не в твоем вкусе, - ответил я, разливая самогоночку по стеклянным стаканам.

- Ну да, но такая сочная, что ух! - Ипатий несильно, но с экспрессией ударил кулаком по столу.

- Еще раз говорю, выслушай меня и не перебивай, - я постарался продемонстрировать серьезные намерения, чтобы настроить Ипатия на конструктивный диалог.

И я рассказал. И про то, что друг уже воевода с легкой руки Ярослава, что князю понравились слезливые жалобы со стороны немецких торговцев, да и рыцарских орденов, на действия Ипатия и его людей. Рассказал и о посольстве от Трапезунда. Лицо друга стало обреченным, когда я начал вещать про девушку, женить на которой князь и решил Ипатия, что и стало главной причиной его срочного вызова в столицу. Свою роль в этом деле я умолчал. Не нужно все знать другу, а то и до ссоры дойдет. Он вольный ветер, даже дома своего иметь не хочет, все в походах, да разъездах, а тут такой апломб – женить.

- Сам великий князь в сватах? Ну и мне деваться некуда? Ну, это же удавка. Знал бы, что за разгромы крестоносцев князь так облагодетельствует, так и немчугу не батагами гонял бы, а хлебом с солью встречал, да в кокошнике, вместо шелома. А хоть симпатичная, или так?.. А калым нужно за нее платить? А какое приданное? А где мы жить будем? А если она избалованная аристократка? – засыпал меня вопросами Ипатий, даже не удосужившись сделать паузу для хоть каких моих ответов. – Так, сегодня я пойду смотреть на нее? Чье подворье посольству отдали, где она?

- Ну, как подросток, право слово. Не ты же решаешь о женитьбе и уж точно не девица, большие люди решают. Не нужно проверки своей диверсантской подготовки, лазить по посольским усадьбам, поживи у меня, скоро вызовут, - пытался я уговорить друга, но тот только отмахивался, уже собираясь выдвигаться в сторону подворья, которое еще нужно было найти, чтобы посмотреть на товар, который ему собираются сосватать. И, уверен, и найдет и посмотрит.

- Ну что за человек, ведь не младше меня, если учитывать прожитые годы в двух мирах, как то должен вести себя чуть спокойнее, - попытался урезонить я друга.

Но нет, кровь бурлит настолько, что оставил меня одного с большой бутылью отличного самогона, ну или виски, как кому нравится называть.

- Эй, кто там есть? – выкрикнул я, и на зов прибежала Настя.

- Настюш, поклич рынд моих! – попросил я.

- Кого? – недоуменно спросила девушка.

Я критически осмотрел свою кухарку на предмет собутыльника и представив, чем закончится, если вместе выпьем, все же попросил передать парням Юрия, которые на дежурстве в усадьбе, чтобы позвали Божко, ну и Филиппа с Ермолаем, да Лавра с Алексеем. Они так же прибыли на великокняжеские учения, но были в своих расположениях. Будем пить, раззадорили сто граммов напитка, выпитые с Ипатием, ну и давно уже не пьянствовали. В походе это запрет, дома все дела, да заботы. Ну и познакомлю Божко с Настей, из приметных парней, да и отличившихся в сечи, ставший уже старшим сотником, он больше всего подходил к этой красавицы в мужья.

- Ну, други мои, вельми рад узреть вас, - объявил я громогласно, уже в некоторой степени опьянев, долго пришлось ждать гостей, граммов триста.

Все подняли свои серебряные чаши и дружно выпили. Настя, заранее наметав на стол много чего вкусного: сыры, ветчину, колбасы, еще не появлялась. Пусть я и выглядел самым захмелевшим, но понимал, что образ девицы еще более отпечатается в сознании мужиков, если они будут чуть веселее. Что бы только кто не сорвался, а то Божко за этими ухарями не поспеет.

- Божко, а ты аженись! – обратился я к потенциальную жениху, после еще нескольких прозвучавших здравиц.

- Так, добре, - не догадываясь о подвохе, резво ответил молодой, но уже старший сотник.

- Настасья! – закричал я.

В горницу вплыла пава. Лебедушка. Глазки понурила в пол, коса развивается, ручки чуть приподняты, даже мизинчик оттопырен. Вот же, да она уже поняла потенциал ситуации, просчитала или предугадала вероятности. Если это хитрость, то становится страшно, если же девичье чутье, то поверю в мистику. Да и чего в нее не верить, коли уже сам этот самый мистический продукт.

У мужиков отвисли челюсти. Даже Филипп, с которого можно было брать пример идеального семьянина, засветился похотливым огнем. Для местных Настя была воплощением красоты.

- Люба дева, Божко? – спросил я, пока остальные были заняты любованием девицы.

- Так, - ответил тот, сглатывая слюну.

- Так бери ее и женись,- провозгласил я и показал жестом Насте, чтобы скрылась от греха подальше. Она быстро освоила все мои эмоциональные взмахи руками и моментально реагировала.

Божко встал, как будто прямо сейчас и пошел жениться, и направился было в сторону исчезающей за дверьми девицы. Или что он задумал? Нет нормально, парень сделал несколько шагов и застыл, не решаясь дальше идти.

- В поместье и поженим, до рождественского мясопуста успеем, - констатировал я и предложил тост за будущую семью.

Мужская пьянка, бессмысленная и беспощадная! Настя больше не появлялась, а прислуживать вызвался Аким – конюх, дворник, да и управляющий усадьбой, трех других слуг, которые, после проведенного следствия, уж больно себя запятнали в извращенных делишках Лиса, уволил, а этот, вроде бы и ничего, справный мужик. Кухарка, уже невеста и будущая мужняя жена, не прекращала готовить, нарезать, наливать, но к громким и веселым мужчинам больше не выходила, я сам потребовал от нее этого. Во хмели большинство мужиков, да и женщин не меньше, способны на глупости. Лишние риски не нужны, тот же Алексей слюну до сих пор не сглотнул, которую пустил при виде девицы, на пару с Божко.

- Друже, по здорову ли? – прокричал Филипп, первый среагировавший на появление Ипатия.

- По здорову, Филя, по здорову, - пробормотал Ипатий и присел за стол.

Все увидели состояние пришедшего друга и замолчали. Ипатий был сам не свой. Глаза расширенные, походка, как и все движения, заторможенная. Можно применить выражение «как будто призрака увидел». Мне стало сразу понятно, что Ипатий за неполные три часа своего отсутствия смог не только найти где остановилось посольство Трапезунда, но и разглядеть свою будущую жену. И что-то было не так для друга в облике той девицы.

- Пошли! – сказал я и резко дернул Ипатия в другую комнату, чтобы никто не услышал разговора, мало ли какая причина у друга-попаданца для такого странного поведения. – Говори!

- Корней, это Гульнара, - смотря мне прямо в глаза и не моргая, сказал Ипатий.

- Гульнара – это твоя жена из другого мира? – спросил я, но ответа не последовало. Друг «завис». – Не дури, такого быть не может!

- Как не может? Это она, только глаза не такие раскосые, но это Гульнара. Что происходит с этим миром? Может я в коме и все это сниться? Так не бывает, что за мистика? Я видел ее, я даже чувствовал присутствие Гульнары! Или это ты что-то меняешь? Играешь судьбами и чувствами? – прорвало Ипатия. – Думаешь, я не догадался, что все это сватовство твоих рук дело. Беспокоишься обо мне? Как ты нашел Гульнару, или она смогла перейти в этот мир?

- Не думаю, что девушка – это твоя жена из другого мира, ты много перебирал среди женщин, искал, наверное, нашел. А облик девушки, может это любовь с первого взгляда, ты сам сопоставил образ, который не давал тебе в этом мире полюбить? Пошли пить, а завтра к князю и свататься. Я ничего не меняю, но есть же какие-то силы, которые притащили эту девицу сюда во Владимир, которые вложили мне мысли о твоей женитьбе, которые отвадили от тебя Нелли. Она же при первых встречах с тебя глаз не сводила, но в итоге выбрала мирного увольня Ермолая. Есть силы и бессмысленно им противостоять, - говорил я и видел, что Ипатий уже берет себя в руки.

И была мужская пьянка, бессмысленная и беспощадная!

Глава 12. А могли бы и проиграть

- И куда я приведу жену? Столько гулял по степи и лесам, не нажил даже дома, - нервничал Ипатий.

Ранее, казалось, невозмутимый воин, ведет себя, как прыщавый пацан пубертатного периода. Срослось все и симпатия Ипатия и желание трапезундской знати заиметь у себя в будущем полностью обеспеченный и обученный отряд, даже армию. Сам великий князь выступил сватом и пообещал поддержку и помощь трапезундской империи, сразу же, как решим вопрос с монголами. А за такое, чтобы за интересы осколка Византии воевали чужаки, можно отдать девицу и за конюха, хотя в этом времени эта профессия очень почетная.

В свою очередь, представители осколка Византии приехали с конкретными предложениями, среди которых помощь с их стороны в оснащении армии. От них только пока и нужно, что помощь либо армией, либо оснащением нашего войска. Были обещаны обозы с Крыма с хлебом, баранами и сухофруктами. Тысяча воинов охраны обозов так же поступит в распоряжение Ярослава. Взамен великий князь Владимирский обязался участвовать всей своей дружиной в противостоянии в Крыму, как и после, дать не менее четырех тысяч при чудо-оружии, о котором они узнали уже во Владимире, для войны с киликийском султанатом.

Хитрые византийцы выторговали себе большую выгоду, нежели Ярослав, придется после участвовать в двух авантюрах карликовой империи. Но и у великого князя были свои резоны – нам то дают сейчас, а мы отдариваемся уже после. И это принципиально для противостояния с монголами, которого, как бы не гоношился Ярослав, он подспудно боялся, даже не стыдясь проявления своей слабости, всерьез рассматривал варианты об уплате дани степнякам.

- Построим тебе дворец в пятьдесят этажей! Чего ты так волнуешься. Провернем авантюру с булгарским эмиром и станешь, может, и самым богатым человеком в Трапезунде. А нет – серебра хватает, как и возможностей для бизнеса, и ты сытым будешь и жена твоя, хоть в золоте вся ходить будет, - отвечал я своему другу.

- Ладно, я понял, что надоел тебе со своим нытьем и подростковостью. Свадьба все равно будет после победы над монголами. Я их зубами теперь грызть буду! – усмехнулся Ипатий.

Молодым дали возможность поговорить в поле зрения договаривающихся сторон. И только после общения с Феодорой Музафаровной, друг немного успокоился и пришел в себя. С одним лишь отличием, что стал более улыбчивым. Девушка оказалась грамотной, прекрасно, для этого времени, знала индийские, они же арабские цифры, читала, писала, декламировала иранские и греческие стихи, того же Гомера и Софокла. Но при этих светских талантах, она была еще мила и рассудительная. Ипатий ей приглянулся, и они мило гуляли, уже и тогда, как князь ушел, а я и Нечай общались с неким господином Александром Гвидо. Наш собеседник был вроде бы и греком, выглядел смуглым, с яркой горбинкой на носу, но… с веснушками и голубыми глазами, а еще рыжеватой бородкой. Такой контраст был удивителен, никогда ранее ни в одной из жизней не встречал такого сочетания. Предки посла были норманнами, пришедшими на службу в Византию в самом конце двенадцатого века. Тут уже поженились на гречанках и вот результат.

- Хватит о делах любовных, как подростки, право слово. Есть серьезные вопросы, приходят разведданные, от Жадобы, - закрыл я тему о женщинах.

Буквально за несколько часов до того, как мы пошли на «смотрины», прибыл посыльный от Жадобы, который был направлен в сторону Булгарии, чтобы по своим, только ему известным каналам узнать подноготную ситуации в соседнем мусульманском государстве. Еще в ушкуйницкую бытность, он имел связи с контрабандистами и некоторыми иными криминальными личностями, которых среди булгар, как, впрочем, среди любого народа, хватало. Вот они и поведали кое-что интересное. Криминал, как и крысы на корабле, всегда подмечают то, что даже для политиков не очевидно.

А разведка докладывала, что авантюра с подходом по реке к столице Булгарии для ее грабежа не получится. Опасения, что монголы пойдут в поход по зиме, оправдываются, так что лихого речного набега на кораблях не выйдет. У противника, а монголы точно ими являются, происходят почти те же процессы, что и у нас. Множество отрядов влились в единую армию, и выстраивается вертикаль командования. Степняки этот процесс проходят быстрее и ловчее нас, уже потому, что начали мы раньше, но четкости выполнения приказов и единоначалия только сейчас начали добиваться. А еще нужны общевойсковые учения. В целом, не особо страшно, если монголы и двинутся в поход раньше, чем мы начнем выдвижение. На самых сложных участках границ выстроены засечные черты и небольшие крепостицы, а мордва уже готовится подтачивать монголов на марше, терзая их малыми отрядами.

Силы собрали степняки огромные, особенно постарался Угедей и удар по Булгарии будет мощнее. Уверен, и на Волге об этом знают и понимают, что победы, как на Самарской дуге ранее, булгарам не видать. Да и башкиры, которые тогда отлично себя показали, во многом решив исход сражения с монголами, сейчас частью поддерживают своих собратьев по степи. Даже часть кланов половцев, которые не сбежали к венграм стали рядом с завоевателями. Да, половцы большей частью влились в войско Джучи, как и часть башкиров, но это мало меняет конфигурацию сил. В этом варианте истории, монголам получилось объединить под своими знаменами даже больше воинов, чем в другой истории, которую я знал. Из положительного только одно – они не едины и разделены на два направления, имеют между собой серьезные противоречия.

Джучи так же огорчает, если, конечно, он не станет придерживаться договоренности. Хан Западного улуса, который хочет превратить в независимое государство с собой во главе, привел мощную тяжелую пехоту, аналог нашим подразделениям, но более многочисленную. Это хорезмийские гулямы, которые обучены работать в построениях и прекрасно защищены, в большинстве своем. А вот на роль «мяса», скорее всего, пойдут подкрепления западного улуса монгольскими войсками из Китая. Они не могут быть беспрекословно подчинены Джучи и являются, если можно так выразиться, креатурой младших братьев хана западного улуса, из которых только что Талай более-менее дружелюбный по отношению к Джучи.

- Что думаешь? – спросил я у Ипатия.

- Думаю, что нужно идти по снегу и выжидать подхода монголов к Булгару, а там брать самим город и выносить все ценное. Или отследить где будут хранить ценности монголы и наскоком изъять их в ночи – тут уже вопрос политический больше, но булгарское должно быть наше или из рук самих волжан, либо, что лучше, из лапищ степняков. Но для этого необходимо, если не все оставшееся оружие из твоего мира, но почти все. Гранаты, как боевые, так и светошумовые, снайперская винтовка и пистолет. С системами засад есть шансы уйти. По воде больше шансов было уйти, вот только воды уже нет. Так что самым рациональным будет не пытаться укусить большой кусок, чтобы не подавиться, а бить монголов всем войском и в труху, - высказался Ипатий.

Сумбурно ответил друг, но многое из сказанного бесспорно. Оставалось только согласиться. Но думаю, что еще будут новые вводные. Чуйка говорит, что Атанас внесет некоторые коррективы в наши планы. Купец уже поймет, что его держава падет и вопрос станет уже о сохранении ее осколков, пусть и под вассалитетом. Намеков прозвучало более чем много, а купец-шпион ушлый малый, чтобы не сообразить что к чему.

И как же привлекательным выглядит ситуация «бить врага на чужой территории», получилось бы только. Так двух зайцев добудем: и Русь не дадим на разорение, и пробьем себе прямой путь к Уралу и дальше, в Сибирь. Да и матушка-Волга…

Вот уже и Новый год на носу – праздник, по которому я тоскую, может даже больше, чем по 9 мая. В поместье я уже начал вводить традиции празднования главного праздника будущего. Но тут, во Владимире, пока можно было только собраться с друзьями, однако и на это оказалось невозможным. В стольный град собрались все, кто мог хоть как-то держать в руках оружие. Время Х пришло.

Накачивание населения по принципу «вставай, страна огромная, вставай на смертный бой» дала даже чрезмерный результат. Бойцы, да и охочие люди стекались отовсюду. Из Полоцка пришли отряды, из Смоленска, Гомеля и Переяславля, несмотря на то, что последний был под протекторатом Мстислава Удалого, а Гомель под Черниговым.

Киевский, как и черниговский князь, даже Даниил Романович Галицкий, обещали свои отряды, но в вопросе подчинения были категорическими отказниками. Не научила битва на Калке ничему. Но для массовки пойдет. Тут же можно и грамотно распорядится ресурсами, и направить на отдельное направление, пусть командуют на общее благо.

Какими-то обходными путями, чуть ли не по дорогам снабжения монголов, пришли грузины, ведомые Шалвой. Было их больше тысячи и это самые сорвиголовы, добровольцы, которые ходили в набеги и на турков-сельджуков и на Хорезм. Наемники же из Европы, как генуэзцы, так и датчане с немцами были отправлены в Унжу. Там к присутствию иноземцев уже привыкшие, но во Владимире могли быть очень серьезные проблемы с латинянами. Их пришло вместе со всеми отрядами, ранее находящимися в Унже в моих потешных полках, собралось почти две тысячи.

Собралась такая критическая масса людей в более, чем пятьдесят тысяч ратных, что нужно было срочно куда то эту силу деть. И это еще без учета запаздывающих новгородцев, да и рязанские с муромскими, изяславскими и пронскими полками квартируются пока в славном граде Рязанском. Интересно, но с меня пока так и не сняли обязанности рязанского посла, и вся связь с исполчившимися рязанскими ратниками идет через меня. Не было бы угрозы от монголов, можно с такой силищей и Иерусалим сделать православным, с Багдадом в придачу.

Когда Ярослав, при последней встречи, возлагал на меня ответственность за более чем семнадцати тысячный корпус из всех войск воинских школ, рязанской рати, наемников, балтов, отрядов мери и мордвы, я отказался. Урон чести был, но и я знал, что справится с такой оравой, пусть и большей части дисциплинированного войска, не смогу. Уже осознал и проверил свои силы в полководческом деле. Тысячи три, думаю, под моим командованием, для меня – потолок. Поэтому эту часть общей рати приняли князь рязанский Ингварь и Филипп. Князь Рязани первоначально не хотел идти в поход, но после учений корпуса, свидетелем которых он стал, воспылал ратных подвигов. Много труда стоило Филиппу объяснить князю принципы новых тактик, но в итоге горделивый князь Ингварь, принял условия «своего командования». Он, как истинный политик, думал о вероятном политическом итоге своего участия больше, чем о реальных делах. Поэтому номинальное руководство, как и возможные лавры должны были возвеличить рязанского князя, в то время, как реальное командование было за Филиппом. Я же становился, что-то вроде начальником штаба корпуса.

В самом конце декабря, сразу после Рождества армада из людей, коней, повозок, двинулась в сторону реки Воронеж, куда направлялось и войска хана Джучи. Час икс наступал.

- Осьмь туменов привел хан, - констатировал на общем военном совете Ярослав.

Мое присутствие на таком важном мероприятие было не по рангу. Я не был командующим ни тьмой, или по-монгольски туменом, а командующие более мелких подразделений, не приглашались на такие сходки, исключением были только князья и вожди. Вот и собралось двенадцать человек думу думать, как бить супостата. И как же хорошо, что Ярослав имел понятие о разрушительной силе артиллерии, иначе ничего путного не вышло бы. Битву, может и выиграли, пусть и сомнительно из-за того, что опыта командования таким большим войском никто из собравшихся не имел, но положили бы немало ратников. С кем тогда историю вершить?

Как по мне, так в княжеском шатре было пустое сотрясание воздуха. Все тактики и вероятные маневры противника отрабатывались на долгих учениях неподалеку от Владимира в течении больше, чем месяца. Планы битвы были разработаны исходя из вероятностей действий противника. И наступательные действия, и оборону с организованным отступлением проигрывали и на что-то вроде штабных играх, и в полевых маневрах.

- Сдюжим князь, не сумлевайся! - бахвалился воевода Воеслав.

- Кто первым идет в татарском войске? – спросил князь, игнорируя победные рулады своего старого и верного сподвижника, который выступал главным критиком всего плана войны, но сейчас принял согласительную позицию.

- Конные, - ответил Филипп.

- Не ханские то вои, да и Субедей ушел до Угедея, - встрял я, так как только вчера вечером пришли новые сведения от Джучи. – Великий князь нужда есть говорить с тобой, ведаешь, о чем.

Ярослав кивнул, он то понимал, что должно произойти, если сепаратные договоренности с Джучи останутся в силе, но все еще сильно сомневался. Большое впечатление произвели на великого князя действия в Булгарии, где эмир собрал большое войско, численно не уступающему русичам, но не смог сдержать монголов на засечной черте. Степняки уже прорвались в пределы Волжской Булгарии и сдерживаются только небольшими крепостицами, которые берут за три-четыре дня.

Человек Азата принес данные, по которым Джучи придерживался старого плана, и вел на убой самых отчаянных монголов, которые могли доставить проблем и для самого хана, который делал ставку на своих степняков и на воинскую систему Хорезма, и для всего его формировавшегося государства.

- Выступаем за утро, - подвел итоги совета Ярослав.

Все стали вставать со своих стульев и степенно кланяясь, князь, удалятся из шатра, бросая на меня как заинтересованные взгляды, так и пренебрежительными. Для части присутствующих я так и не стал своим и, вероятнее всего, не стану. Во все времена новаторы и «возмутители спокойствия» вызывали противодействие со стороны элит, почившей на лаврах былых побед.

- Как так то? Ну что за бардак то такой? – сокрушался я в своем шатре по итогам битвы, которая произошла через три дня после совещания у князя.

Мы имели все шансы встретить противника на марше, если бы грамотно и организованно смогли выдвинуться. Вот он случай, когда расхлябанность, которую не берет в расчет противник, играет на пользу, вот что значит «Бог Русь бережет». Монголы были готовы встретить войско русичей системой засад и наскоков, скорее всего, чтобы не дать большому механизму русского воинства исполчиться и в полной мере провести рекогносцировку. Многие господствующие высоты вдоль рек и протоков были взяты монголами под плотный контроль. Можно было степнякам практически безнаказанно стрелять по приближающимся отдельными отрядами русичам, и создать из рельефа местности систему крепостиц.

Но… за день до битвы, когда мы уже должны были выйти к противнику, но задерживались, пришла аномально теплая погода, и у всех вызывало опасение нахождение рядом с любым водоемом, тем более с рекой у котрой течение быстрее прогоняет лет. Было принято решение не идти по руслу Воронежи, а формировать ее в нескольких местах, пока лед еще держал и уже продвигаться на южном берегу реки.

Тем самым, большинство засад, которые были готовы хитроумными монголами и их союзниками оказались просто не у дел. С другой стороны и дорога на Русь для кочевников была открыта, так как русичи, получалось, обошли своих врагов.

К чести монголов нужно сказать, что они сориентировались быстро, разведка в лице многочисленных разъездов сработала, не получилось зайти в тыл противника и пришлось встречать подготовленные к битве тумены.

А все действительно выглядело, как подготовка к битве без поддавков. Стройные ряды воинов с противоположной стороны были грамотно построены, с некоторыми углублениями линий, чтобы иметь возможности завлечь противника, то есть нас, в огневые мешки. Пусть вместо огня, должны были использоваться луки, но это только игра слов.

Впереди, как и предполагалось, находились конные степняки, как на низкорослых монгольских конях, так и на добротных, от вида которых начинала голосить жаба, ведь побьем же добротных лошадок, которых постоянно не хватает.

Благодаря биноклю обнаружилось и иное – монголы применили хитрость, использованную ими ранее в битвах с Джелал-ад-Дином. На заводных коней, которых у каждого монгола могло быть и три и более, посадили соломенные чучела, издали очень похожие силуэтами на людей. Если бы у меня не было бинокля и примитивной, но подзорной трубы у Ярослава, наши военачальники могли бы неправильно расценить обстановку. Тут же, напротив, решили максимально использовать преимущество информации.

Могло показаться, что монголов мало, именно поэтому они и решили визуально увеличить свое воинство, однако, и наша разведка не зря пайки пережевала. Монголы частью готовили ложное отступление, частью собирались использовать засадный полк, но и по обрывочным сведениям, многие воины противника были задействованы в засадах. Так как мы изменили маршрут, то некоторые отряды оставались уже у нас в тылу и могли не успеть присоединиться к основному войску.

Может быть, поэтому и наступила пауза перед сражением, которая затянулась на больше, чем два часа. Это время было использовано нами для организации своих «сюрпризов» для врага.

Джучи не стал ни присылать переговорщиков, не совершал иных действий, которые могли быть перед началом войны, а начал незамысловатую атаку своей конницей. Лавина тысяч всадников, среди которых было больше половины кони с чучелами, устремилась вперед, стремясь сразу же одним ударом сломить русов, посмевших бросить вызов непобедимым сотрясателям мира.

Пушки ударили слаженно, как по учебнику, которого еще нет, но обязательно будет. Дальняя картечь сразу же проредила бреши в рядах наступающих монголов. Ближняя еще больше усложнила ситуацию. А потом монголы нарвались на островки с колючей проволокой, которая затормозила части конного вражеского войска. Те же отряды, которые вырывались вперед, уже не имели силу всесокрушающего удара. Артиллерия успела дать еще один залп, когда на степняков обрушился град стрел - заработали сложносоставные дальнобойные луки.

Тяжелые русичи-пехотинцы, которые до этого лежали на земле, чтобы не получить картечью от своих же, дружно, под свистки сотников и десятников, встали и уперлись большими копьями в землю. Все опустили голову, так как в их доспехе самым прочным элементом был шлем и наплечники. Воины не смотрели на врага, их глаза устремились в землю, только командирам приходилось больше всех рисковать и наблюдать за действиями противника, чтобы во время, исходя из обстановки на поле боя, дать нужный сигнал.

Навесом, через своих пехотинцев, в сторону противника, устремились пушечные ядра. Их было не много, стреляли только самые умелые пушкари и наводчики. Эффект получился, если только психологический. Но он был. Грохот выстрелов прокатился по полю и некоторые кони во вражеской лавине взбрыкнули, разваливая стройность наступающей конницы.

У монголов было не много тяжелой конницы, и они не смогли прорвать оборону пехотинцев, сметая не больше двух рядов по всему фронту. Беспрестанно звенели тетивы луков и арбалетов, болты и стрелы находили свои цели и монгольская атака начала захлебываться окончательно.

Почивать на лаврах победителей нам не дали, враг не отступил, вперед вышли конные лучники, которые образовали не меньше двух десятков кругов, из которых начался обстрел. Словно нескончаемый ливень посыпались стрелы степняков навесом и прицельно в сторону русичей.

Ответ из дальнобойных арбалетов заставил монгольское войско отступить немного дальше, теряя возможности бить стрелами прицельно. Степняки теперь стреляли с седел навесом и эти выстрелы были признаком некой обреченности, так как поднятые щиты арбалетчиков, как и наличие доспехов у всех воинов, в большинстве случаев помогали, и наши даже огрызались, несмотря на кучность стрельбы монголов. Такое положение имело место, пока пушкари вновь меняли заряды на картечь и выкатывали пушки чуть вперед, чтобы гарантировано поразить врага. Все шло отлично, и я уже не стесняясь улыбался и готов был поздравлять Филиппа, недалеко от которого и находился. Но… вот уж это «но»!

Рог, извещающий общую атаку, прозвучал неожиданно, это как для коммунальщиков в XXI веке в декабре неожиданно выпадает снег. Мы на войне, идет битва, а для меня неожиданным является то, что мы атакуем противника.

Между тем данная атака русичей на монгольское войско выглядела настолько нелогичной, что я выругался и плюнул с обидой. Зачем же нужно было идти нашей конницей в атаку, когда пушкари еще больше выкосят, и без того находящегося в патовой ситуации, врага. Наши стрелы все с большей частотой поражали монголов и вот-вот должны были разрядиться пушки, а дружина Ярослава вместе с конными других князей своей атакой перекрыли векторы обстрела главного оружия победы - артиллерии. Рубка рогатинами и саблями – то, чего можно было избежать и сохранить многие жизни для будущих битв. Русичи побеждали монгольскую конницу, но и их рубили, а многие степные лучники разрывали дистанцию и не прекращали посылать стрелы в русскую конную лавину.

Степняки не были робкого десятка и сражались достойно, умело маневрируя между мечущихся лошадей с соломенными наездниками. Русские же всадники путались во множестве препятствий и представляли собой цели для монгольских луков.

Я посмотрел в сторону Филиппа и даже не увидел, все же он был на удалении от меня, но почувствовал его сомнение и раздражение. Конницу спасать было необходимо и в сложившейся ситуации кроме как посылать всех конных на выручку, ничего не оставалось. И это еще одни неоправданные потери, пусть жизни этих воинов и вероятнее всего смогут выправить ситуацию. Посылать же пеших ратников против вражеской кавалерии – плодить проблемы.

Конница из мордвы, мари, берендеев и наших выучеников зашевелилась и начала разгон к побоищу. Следом за ними устремились и пехотинцы. Филипп, скорее он, чем рязанский князь, отправил пехоту в каре, с группами арбалетчиков.

Эта тактическое решение дало свои плоды сразу, как только начался контакт с противником. Отдельные группы монгольских всадников выкашивали арбалетчики, а несколько попыток контратаки от противника показали бесперспективность атакующих действий против примененной русским войском тактики. Конница, отправленная Филиппом, поддержала русичей, и те начали продавливать монголов, которые через пятнадцать минут такого боя дрогнули и начали откатываться к своим рядам.

Если бы Джучи ударил своими оставшимися частями, чаша весов в этой битве могла бы склониться и на его сторону. Но нам повезло, хан придерживался тайных договоренностей.

Прозвучал рог, сигнализирующий отход и русичи, уходили с поля битвы, помогая раненым добраться до своих, обозники уже готовились принимать пациентов. В это же время оставшиеся монгольские конные, убегая, вошли в расставленные преданными хану частями войска ловушки, и стали легкой добычей тех, кого они считали своими. Джучи решил свою проблему с ликвидацией потенциально бунтарского войска.

Живым из участников атаки на русские позиции не ушел никто, а войска хана Хорезма стали уходить. Но я не ощущал радости от победы, немало осталось русичей на поле брани.

- Кто дал наказ конным воям идти ратиться? – кричал в гневе Ярослав на своих воевод.

Виновным был Воеслав. Он посчитал, что удар конницы именно в тот момент просто сметет степняков, и те побегут. Не учел старый воин, что среди хаоса и множества коней без всадников, монголы лучше ориентируются и не получится стройно ударить в рогатины, а вот для русичей такие преграды делали невозможным реализовать главный козырь – построение и единый слаженный удар. Кавалерийских же арбалетов для подобной свалки у дружинников не было. Вот и получились потери, которых вообще можно было избежать. И то еще больших жертв можно было ожидать, если бы не помогли сложные доспехи из стали, которые выдержали испытание боем более, чем «на хорошо».

- Джучи увел свои рати, токмо узрел он, что мы слабы и глупы. Кабы стал ратиться, сей хан далее, так и положили мы свои головы в поле, - продолжал распыляться Ярослав.

Итогом совещания стало отстранение Воеслава. Но князь после того, как отправил пожилого воеводу домой, все же поклонился старому своему соратнику, демонстрируя, что тот не попал в опалу, а, как сказали бы в моем «прошлом будущем» был отправлен на почетную пенсию. На волне гнева и необоснованных потерь, главнокомандующим Ярослав назначил себя любимого, но фактическим командиром стал Филипп, о чем было громогласно поведано собравшимся мужам. Всем командирам доступно объяснили, что именно этот молодой воевода спас ситуацию, и он же являлся одним из главных тактиков всех войн, где бы не участвовал.

И сколько понадобилось жертв, чтобы в итоге принять единственно правильное решение по управлению войсками? Больше тысячи убитыми и тяжело раненными, многие из которых обречены, несмотря на то, что по всей Руси были собраны всевозможные травники в обоз.

Показательным стало прибытие на следующий день после битвы дружин Мстислава Удалого с отрядами черниговцев и волынцев. Как же поразительно вовремя? Именно после битвы. Наши разъезды сообщали, что видели отряды русичей, не из войска Ярослава, с которыми даже единожды пришлось в ступить в перестрелку. Знали все, что войско Мстислава рядом, но Ярослав счел не по чести посылать вести своему бывшему тестю, если тот не желает сам показаться владимирскому князю. Были даже мысли о том, что киевский князь захочет сам напасть на своего княжеского родственника, поэтому и были усилены разъезды, в ущерб количеству войск, принимавшему участие в битве.

И сейчас, когда над всей Русью нависла угроза, но и невероятная возможность скачкообразного развития, князья не перестают меряться своими харизмами. Вскоре подтвердились данные, что киевляне намеренно придержали свои дружины рассчитывая на то, что Ярослав и его союзники если и не потерпят поражение, то значительно ослабятся и тем самым угроза для того же Мстислава уменьшится. Этот, несомненно, не глупый лидер, должен видеть, как усиливается Северо-Западная Русь и Ярослав, пусть еще недавно севший на владимирский стол. А усиление Ярослава, это ослабление Мстислава.

Простояли у реки Воронеж еще четыре дня, хороня погибших и ожидая подхода обоза и подкреплений из Трапезундской империи. И они не обманули. Ровно тысяча катафрактариев и огромное количество, сложно поддающееся числу повозок, груженных до верху, а рядом, зарываясь в снег, тащились блеющие бараны. Видимо, очень сильно хочет император помощи от Руси, и мы ее предоставим, если больше не будет столь неудачного сражения и войско русичей не сточится в битвах до критических цифр.

Интермедия 7

Ипатий не стал ожидать развязки битвы на реке Воронеж. Его отряды ушли за день до сражения. Использовать бойцов, которые специализируются на диверсиях и набегах в прямом бою, просто глупо. Нет, каждый из его головорезов мог дать фору большинству воинов князя, могли они сражаться и в строю и работать рогатинами, но то, что умели воины Ипатия, не умел на Руси больше никто.

Его ратники уже натворили дел в тылу войска Джучи. И растапливали полыньи, и травили воду, выслеживали дозорные монгольские разъезды и начисто их изничтожали. Несколько засад, которые готовили монголы, Ипатий выследил и уже сам открыл охоту на засадников из степи.

Но просто уйти, несмотря на прямой приказ самого Ярослава, Ипатий не мог. Убедившись, что обозный поезд с почти восьмью сотнями бойцов удалился, Ипатий со своей сотней ближних волкодавов, гвардейцами, которых лично отбирал и всячески проверял, остался за одним из холмов за рекой. Главный диверсант намеривался проследить за разворачивающимся сражением и, если будет нужда помочь. Благо, снайперская винтовка была с ним, Ипатий обманул Корнея, что оставил оружие в Унже. Причина обмана была банальная и даже комична, заключалась в том, что взрослый мужчина, пусть и выглядящий юно, боялся отдавать любимую игрушку обратно владельцу. Корней посчитал, что пока нет нужды в этом девайсе, уверился, что иных сил хватит для победы.

Оборудовав позиции, как основную, так и запасную, с путями отхода, Ипатий никак не мог побороть привычки, вбитые армией другого мира, и просто перестал с ними бороться, воин принялся рассматривать в бинокль наиболее знатных монголов. Расстояние до поля, где и должно в скорости состоятся противостояние, в более, чем тысячу метров опытного стрелка ни капли не пугало.

Начало сражения вызвало у Ипатия противоречивые эмоции. С одной стороны он был рад за то, что русичам легко громить монгольскую конницу, с другой, «юноше» очень хотелось пострелять, несмотря на конечность боеприпасов.

Такая возможность Ипатию представилась, когда началась нелогичная атака русских конных в лоб монголам. Тут уже пришлось снайперу применять все свои умения и навыки, выбивая не только вражеских командиров, но и коней, создавая препятствия противнику для организованного сопротивления. Ипатий не успевал за разворачивающимся действием. Не успевал стрелять, а материться у него получалось значительно быстрее, чем целиться. Особенно сложно стало работать, когда в бой пошли знакомые, близкие и друзья. Так быстро перезаряжать магазины у него еще никогда не получалось.

Основной поезд обозов Ипатий догнал через день. Пришлось еще вначале дороги обнажать саблю, чтобы порубить дезертиров, которые уже нашли, кого пограбить. Это был сводный отряд, скорее банда, из русин Полоцкой земли, псковской и примкнувшим к ним десятком латгалов. Это все поведал один ватажник, временно оставленный в живых после лихого, но крайне неудачного, набега на банду ипатьевских головорезов.

В войске было не все так однозначно, и дезертирство могло достигнуть катастрофических масштабов. Но об этом есть кому думать, Ипатий же шел хулиганить к Угедею.

Когда невеликое войско Ипатия, в сравнении, конечно, с тем которое ушло, входило в унжанское поместье, чтобы пару дней отдохнуть, пополнить припасы, повидать жен и охочих баб, встречавшие люди безмолвствовали. Командир не сразу понял причину такой угнетающей обстановки, но пока никого не спрашивал. Уже чуть позже Ипатия осенило – люди думают, что это все выжившие воины, остальные погибли.

- Правь сюды, малой, - выкрикнул он парня лет четырнадцати, который остановил сани, груженные дровами, и грустно смотрел на проходящих бойцов, кого-то высматривая сред них.

- Да, боярин, спаси Христос, - произнес парень и, стянув шапку не подобострастно, но с почтением поклонился.

- Ты едь до люда честного, да обскажи, что вои наши одолели супостата и гонят его, а мы возвернулись, дабы снеди взять, да зброю обменять, - сказал Ипатий и заметил, как засияли глаза парня.

Кобылка, тянущая сани с дровами лихо развернулась и под свист возничего, роняя чурбачки, рысями пошла в сторону ближайших построек.

Два дня, которые были даны войнам на отдых, Ипатию пришлось выполнять роль и управляющего, и главного рассказчика, и интенданта. Это хлопцы мылись в бане, да с женами и подругами миловались, Ипатий работал. А как можно было отказать Божане и детям Корнея в рассказе о героизме их отца и мужа? Или людям, нескончаемым ручейком, приносящим и шубы, и тулупы, и валенки с шапками и шкурами, не говоря уже о припасах? Уговоры, что это бессмысленно и что нам нужно значительно меньше, да и заготовлены уже в магазинах все припасы, а больше не увезти, не действовали. Пришлось процессы направить в нужное русло и собирать большой караван в сторону движения войска Ярослава, но только для унжанских воинов. Собралось шесть десятков подвод, так что пришлось просить помощи у наместника Гаврилы в Унже, да и присутствующие тут купцы из Ростова проявили гражданскую сознательность и одолжили пятнадцать телег с лошадями.

Вопрос стал с Жадобой и его людьми. Они уже два месяца как прибыли для участия в операции по разграблению эмира, но боевые действия зимой не предполагают действия, свойственные речным ушкуйникам. Однако, большую часть и этих морских пиратов Ипатий решил привлечь к делу. Во-первых, у них был свой обоз и достаточное количество подвод и саней – было время подобрать возничих и умелых не столько воинов, сколько ремесленников-плотников и копателей. Задачи, которые будут стоять у ушкуйников, были в доставке в Унжу трофеев, подвод, при затяжной операции, они же и будут инженерами при сооружении ловушек и организации засад. Привлекалось более пяти сотен человек, остальные четыре сотни через месяц уйдут вновь хулиганить в Балтийском море и наниматься на сопровождение торговых караванов, чтобы от своих же собратьев и защищать купцов.

Уйти из поместья оказалось сложнее, чем совершить многокилометровый переход, но Ипатий справился. И только в пути, где-то на подходе к Городцу получилось расслабиться и заняться привычными делами по отработке навыков диверсионной работы, а не ненавистными управлением и организацией.

Обоз, который двигался вдоль притоков Волги в сторону западной границы Булгарии, увеличился на половину минимум. Нашлись и среди воинов Ипатия рачительные хозяева, которые брали и дополнительную пару обуви и не могли пройти мимо теплой шубы из отлично выделанных шкурок куниц, белок, бобров, лисиц с подкладками из овчины. В таких одеждах и пятидесятиградусный мороз был не страшен.

Главным грузом, который особенно охраняли, были корабельные пушки, установленные на сани, с измененной конструкцией для возможности устойчиво, но с откатом, закрепить практически ручное орудие.

Две недели переходов и первая встреча с монгольским объездом. Чудом получилось не войти в контакт. Засветиться преждевременно, было никак нельзя. Потом долгая и изнурительная разведка местности, в том числе и с помощью примитивных подзорных труб, ну и девайс на шее Ипатия – бинокль, изрядно облегчал и без того трудную разведку – снега немело по брюхо рослому коню.

Монголы старались лишить возможности подойти ближе к своим войскам, используя, как минимум пятнадцать постоянных разъездов полусотен и сотен. Исправно, насколько это можно было организовать в Средние века, работала охрана с постами и караулами. Серьезный противник с высокой дисциплиной и выучкой. Ипатий заприметил, что даже на марше, монголы не перестают тренироваться и проводят что-то похожее на учения с привлечением до пяти сотен ратников одномоментно.

Попаданец удивился осознанию того, что русичи в истории материнского мира умудрялись как-то сдерживать орды степняков, даже нанося серьезный урон, как в битве на реке Воронеж, но в другой реальности, или при обороне Казельска. Нет, русичи не чем не уступали в воинском искусстве своим противникам, даже превосходили многих, но в монгольской армии Ипатий увидел единый организм, который присущ в некоторой степени ближней дружине князей, но никак не всему, часто разношерстному, войску.

Первая интересная потенциальная добыча была замечена после грандиозной битвы булгаров и войска Угедея севернее Самарской луки. И были это не монголы, а драпающие волжане. Если в этом пафосном обозе был даже не эмир, то точно кто-то очень важный. Крытые павозки, расшитые золотом и запряжённые четверками лошадей. Уже на охране можно было поднять немало средств, так как гвардейцы, сопровождающие богатый обоз были в дорогих доспехах с золотыми вставками. Можно будет уже, наконец, сформировать первый поезд с трофеями на родину. Богатые одежды, вьючные лошади с каким-то добром, сами кони, великолепные скакуны туркменской породы, все в дорогих красных сапогах с богато украшенным камнями оружием.

Сомнений, что делать, не было и оставалось только подготовить атаку. В лихой набег на почти три сотни воинов булгарского вельможи пошли пять сотен всадников Ипатия. Было бы и больше, но остальные отряды имели собственные задания и находились в более чем дневном переходе в противоположную сторону от объекта.

Добыча оказалась зубастой. В ходе продуманной и лихой засады, гвардейцы, как именовал для себя воинов-булгарцев, разделились на мелкие группы менее, чем из половины уцелевших, и стали болезненно огрызаться, пока три самых вычурных крытых повозок с тремя десятками воинов спешно убегали.

Выстрел! И один из возниц на передовой повозке падает под колеса своего транспорта. Выстрел! И его напарник опадает на спинку своего рабочего места, роняя вожжи. Понадобилось еще пятнадцать выстрелов, чтобы полностью выбить всех желающих взять управление повозками. Особо ретиво обслуга, а после и воины, пытались увести подальше вторую повозку с булгарским гербом, больше похожем толи на корейские иероглифы, толи демонстрацию букв «и» и «игрик».

В это время ратники Ипатия, наконец, смогли выделить полсотни воинов в погоню за удалившимися повозками, но очаги сопротивления все еще оставались и к дороге уже выдвинулись пушки.

Лучшие воины Руси, коими, несомненно, являлись ратники Ипатия, с трудом одолели гвардейцев. Потери русичей составили двадцать три убитых и почти пятьдесят раненых. Ипатий относился еще более серьезно, чем Корней, к медицинской службе и в его отрядах были обязательно воины, которые проходили обучения лекарскому искусству в его проявлении военно-полевой хирургии. Находясь вдали от клириков и морализаторов, тела покойных не раз подвергались вскрытию с подробным объяснением от Ипатия азов медицины, которые для местных были откровением. Поэтому больше половины раненых будут спасены, а треть из них в скором времени встанет в строй.

- Кто вы? - спрашивал ершистого булгарина в богатых одеждах Курша – башкир, некогда живший в Булгарии и чудом попавший в ближний круг Ипатия.

Богато, даже вызывающе пафосно, одетый мужчина был с залысиной и неестественно выпирающим лбом. Немного раскосые глаза были черными и излучали мудрость и одновременно высокомерие. Он умел повелевать, он был сильным и привык принимать решения, но мудрость противоречиво соседствовала со стремлением ко вседозволенности.

- Ты, раб! Как смеешь ты, сын собаки, прикасаться ко мне? Развяжи и моли о пощаде! - вызверился пленник.

Ипатию не нужен был перевод. И дело не в том, что часть слов он смог понять, а в интонации. Попаданец ощущал когнитивный диссонанс – он ждал ответов от мудреца и великого стратега, а видел перед собой избалованного аристократа, не способного рационально оценить свое положение.

Он узнал в пленнике коммандующего булгарским войском, который очень грамотно руководил обороной засечной черты севернее Самарской Луки и только предательство части степняков, которые начали обстрел в спины защитников перевесили чашу весов на сторону монголов. А войска Угедея и его братьев было численно больше защитников раз в десять, и имели очень действенные метательные машины, засыпавшие обороняющихся градом увесистых камней.

Ипатий кивнул и Курша загнал нож пленнику под коленную чашечку на правой ноге. К чести булгарина, тот не закричал, а проявил завидное мужество, обозначив боль только злым шипением. Но акция с ножом не имела целью покалечить или сломать волю «союзного» военачальника, но привести его разум в нужную плоскость, сбив спесивость. И это удалось.

- Я Великий куввад эмира Джагфар, мой родной дядя Великий правитель Великой Булгарии, - ответил, наконец, пленник.

- Ты хорошо сражался, и только предательство позволило монголам победить, - перевел слова Ипатия Курша.

- Ты прав, боярин, я мог одолеть ворога, - неожиданно на ломанном русском языке сказал Джагфар, чуть не вогнав в ступор Ипатия резкой переменой в поведении.

«Хитер и быстр на анализ. Не нужен такой враг Руси!» - подумал Ипатий.

Применять приемы допроса с пристрастием больше не понадобилось, Джагфар, наконец, осознал свое положение и стал говорить, уже смиряясь с тем, что в живых от нас он не выйдет. Союзники и не просто разбойники, а ратные, напали на командующего булгарским войском, и они его убьют, не нужно Руси показывать свои намерения и участие в сомнительных операциях.

Ипатий жаловался, что у него ничего нет за душой из-за лихого образа жизни? Теперь он может купить небольшое государство, со всем его населением и жить припеваючи. Джагфар вес казну своего рода – младшей ветви правящего дома, к которой прибавилась и не вывезенные налоги от народов в низовьях Волги и торговцев. Куввад не должен был заниматься финансовыми сборами, но его присутствие на границе потребовали вероятные боевые действия. И как могли чиновники не предложить почетную миссию довезти не слишком-то и учтенные налоги и сборы самому племяннику эмира и Великому кувваду. Ну и Джагфар не стал отказываться. Вот только пришлось изрядно задержаться из-за начавшейся войны и бежать разгромленным.

Пять сундуков золота, золотых изделий и камней, десять сундуков серебра – настоящее состояние этого времени. Во всей Руси можно было собрать золота может только малым больше, чем сейчас было в руках Ипатия.

Джагфара оставлять в живых никто не собирался, его вялый вопрос о возможном выкупе был проигнорирован. Но он ушел, как воин, почетно, в поединке. Сам Ипатий вызвался сразиться с булгарином и победил того довольно легко, но нисколько не стремился унизить, а, напротив, поклонился поверженному противнику. Ему было жаль, что они не могли быть соратниками. Первоначальный крик и истерика были спектаклем, чтобы иметь хоть какой шанс на спасение. Любой булгарин скорее всего, пал вниц перед куввадом, но напавшие были не булгарами, ни монголами, они были русичами.

Остро встал вопрос о том, как перевезти целый годовой бюджет не самого маленького русского княжества в Унжу. Ипатий дождался результатов работы других отрядов, которые хулиганили на линях снабжения монголов, грабя в основном трофейщиков, которые иногда свозили награбленное во временный сарай – лагерь. Так то степняки стараются следовать правилу Александра Македонского и все свое возить с собой, но добыча бывает чрезмерна, чтобы ее поместить даже на пятерых конях. Вот такие караваны и были нещадно пограблены русскими диверсантами. И, как только все отряды прибыли, был сформирован большой обозный поезд и Ипатий отправился в Унжу. Доверить сопровождение огромного богатства даже своим людям, не говоря уже об ушкуйниках Жадобы, Ипатий не мог.

Следить за разворачивающимися событиями в Волжской Булгарии остались лучшие отряды, проявившие себя ранее. Пять сотен ратников, разделенных на семь отрядов, следовали по стопам монголов, которые, наступали на мусульман без серьезного сопротивления, по замершему руслу Самары и частью рекой Кутулук, потом все войско степных захватчиков двинулось по Волге, играючи беря под контроль многочисленные булгарские городища. Казалось, что вся оборона большой и, как думалось, сильной державы, строилась только на таланте Джагфара.

Сопротивление булгар усилилось к подходу монголов к Тухчину и Сувару, городов-крепостей, которые располагались на пути к двум крупнейшим городам – старой и новой столицам государства Булгару и Биляру.

Мусульмане имели все шансы отбить нашествие, пусть и напряжением сил, но старый и болезненный Челбир, узнав о падении Тухчина, не выдержал и умер от сердечного удара. Начались споры о приемнике. Немного было желающих стать эмиром в проблемном государстве. В то время, когда монголы уже готовили штурм Булгара, Мир-кази, представитель младшей ветви правящей династии все же решился принять на себя бремя правления умирающей державы.

Безвластие, хаос, отсутствие единоначалия войск и хоть какого-нибудь плана делали мощное государство обреченным. Мир-кази даже не сразу послал посольство на Русь с просьбой о помощи и с тайным поручением к послам добиться от русичей согласия вступить срочно в войну с монголами, пусть даже ценой вассалитета Булгарии. Но посольство попало в засаду к монголам и было вырезано «под чистую».

Глава 13. Большой кровью на чужой территории

- И, как думаешь, как скоро Булгар и Биляр падут? – спросил я Ипатия.

Мы встретились сегодня поутру, когда людей в поместье взбудоражила весть о приближающемся большом обозном поезде. И тот действительно маленьким назвать не повернется язык. Сто пять саней и еще навьюченные кони, числом не менее тысячи – это те, которых можно было назвать вьючными. Большинство коней были приземистые кряжистые монгольские лошадки, но выделялись и действительно благородные красавцы.

Но не в конях было дело. Ипатий привез поистине сокровища, достойные легенд. Золото в монетах, слитках, украшениях, камни и жемчуга, серебро и шелка, пушнина в шкурках и в готовых изделиях, сапог только тысяча пар.

- Скоро, очень скоро, нужно спешить, - ответил Ипатий.

- Тут очень важно выгадать момент не раньше и не позже. Булгары должны быть на самом краю пропасти и без правителей. Ты понял же меня, Ипатий? – спросил я и немного расслабился, увидев кивок согласия от друга.

Мы уже знали, что эмиром в Булгарии стал Мир-кази, причем он имел крайне мало прав на престол и даже в таких условиях, когда рушиться государство, нашлись противники новой власти. Небольшие стычки разрозненных отрядов булгарских ратников и подчиненных волжанам народов, еще больше стачивали обороноспособность гибнущей державы. И чтобы еще ускорить эти процессы, следовало убить и нового эмира.

- Да я толь и пришел, чтобы сокровищницу Али-бабы перевезти, возвращаюсь обратно уже завтра, - сказал Ипатий.

Обе столицы булгар и старая – Булгар и новая – Биляр, будучи в осаде и претерпевая бомбардировку, как камнями, так и огнем, держались до самого ледохода, чем сильно огорчили меня. В той истории, которая с моим попаданчеством пошла по иному пути, Рязань продержалась пять дней, а вот булгары вопреки всему держали свои главные города.

На территории Унжи и моего поместья, воинской школы, казалось, повсюду были воины. Возвращались, прекращая всякие контракты, отряды выпускников школы, прибывали рыцари и иные наемники, которые не успели к битве на Воронеже. Пришлось открывать некоторые склады стратегического запаса и с оружием и с продовольствием. Многие прибывающие рыцари были катастрофически плохо экипированы и приобретали в счет оплаты своих услуг кто оружие, кто доспех, были и те, кто получал коня, но именно рыцарских коней было очень мало.

Уже больше десяти тысяч воинов собрались в окрестностях, стоит еще ожидать тысячи полторы по весне, если боевые действия не начнутся раньше. Прибудут на кораблях наемники из Швеции и охочий новгородский люд. Ну и наш флот большей частью будет перебазирован для работы по Волге, как только сойдет лед.

Остальное воинство, с Ярославом и Филиппом большей частью стояло в Нижнем Новгороде, но и в Городце, и имело колоссальные проблемы. Новые правила, которые насаждал «выскочка» Филипп пришлись многим не по вкусу. Подчинение и дисциплина, постоянное обучение тактикам, чтобы каждый ратник знал и сигналы, и свое место при каждом маневре. Ставилась и строгая караульная служба, как и система наказаний за непослушание.

Между тем, несмотря на то, что дезертирство приняло большой размах, войско в целом увеличивалось. Сработала, пусть вяло и хаотично, поместная система формирования армии. Бояре приводили свои малые дружины профессиональных воинов – боевых холопов.

А в округе расплодились банды дезертиров. Ватаги формируются и по этническим признакам и могут быть ярким примером интернационала. Осложнилась ситуация еще и тем, что из Булгарии пошла большая волна беженцев. Это для XXI века двести тысяч беглецов от войны для большого государства незаметная цифра, тут же катастрофа.

Вот и приходится гонять по лесам и полям не менее двадцати отрядов одномоментно – кого татей излавливать, ну а кого и беженцев. Первых без изысков умерщвляем, вторых отправляю частью в суздальское поместье, частью во Владимир, других по монастырям распределяем на постой. Ну и пришлось организовывать лагерь для беженцев на несколько тысяч. Много понадобилось уговоров, чтобы церковники принимали в монастырях мусульман. Только желание части из беженцев принять православие, только бы получить кров и пищу, смогли переубедить церковь.

Гонец от Филиппа принес письмо с подробным описанием происходящего в войске. По словам друга, он не особо переживал за дезертирство – лишние просто отсеиваются, и армия становится монолитом, способным на многое. Просил новый главнокомандующий, даже приказывал, так же работать над дисциплиной, выучкой и управлением воинских подразделений. От гонца я узнал, Филипп об инцидентах не писал, что друга уже дважды пытались убить. Причем один раз напавшим дезертирам даже удалось подранить командующего.

- Старики бают, что в этом году оттепель будет ранняя и лед уже скоро пойдет, осталось две седмицы, не более. Да и сам ощущаю, как солнышко в силу входит. Так что не нужно тебе, Ипатий, спешить, сомневаюсь, что Биляр монголы возьмут ближайший месяц, коли до сих пор не осилили. А там и на кораблях пойдешь, - я улыбнулся. – Кстати, тут в Нижний Новгород из Владимира идет посольство из Трапезунда, так у нас на неделю останутся.

Ипатий переменился в лице. Рванул с места к двери, потом обратно к столу, снова к двери, буркнув только «с этого начинать нужно было».

«Эх, женщины – «коварство ваше имя!»» - подумал я.

В это самое время пришла информация, что Угедею удалось, наконец, взять Булгар. Освободившиеся силы хан направил к Биляру, который еще держался и где были сконцентрированы большие силы волжских мусульман, но отход монголов от Булгара должен был резко изменить ситуацию в пользу степняков. Настало время для нашего выхода.

Информационная составляющая, о которой настоял я, заключалась в том, что русичи приходят, как освободители. Русь провозглашала право волжан, как булгар, так и другие народности в составе разваливающейся Булгарии, поклоняться тем богам, которых те сочтут нужным уважить своим вниманием. По идее, данное, для этого время, прогрессивное заявление должно было создать трещину в вековом фундаменте единства Волжской Булгарии. Далеко не все в этом государстве были мусульманами, пусть и в более мягких формах, сравнительно с европейскими, но принижения альтернативных верований были.

Конечно, такая постановка вопроса встретила яростное сопротивление со стороны русского православия, пусть церковь и делала вид смирения перед союзническими отношениями православных и язычников-балтов и эстов. Вследствие того, что в Северно-Западной Руси был явный вызов со стороны латинян, православие Руси приняло решение о создание буферной зоны в лице чухонцев-язычников, которых надеялось в ближайшем времени подвести к массовому святому крещению. Но множественность верований с потенциальным вливанием степных языческих верований, все еще мощного ислама, пугало. Тут сработал сам принцип православного христианства, когда роль монарха превыше церковной. Константинопольский патриарх, безусловно, подчинялся многовекторной политике василевса.

Тут же, как нельзя, кстати, появилась делегация Никейцев – еще одного осколка Византийской империи. Данное посольству отодвинуло выход русичей на три недели. Но нельзя было проигнорировать шанс для русской православной церкви.

И в этом посольстве оказались делегаты от константинопольского патриарха. Никейцы узнали по своим каналам, что Трапезундская империя уже имеет ряд договоренностей с Ярославом и поспешила перебить инициативу, до конца даже не понимая конечных целей Трапезундских Комнинов. Тем более, когда генуэзцы показательно совершили самоотвод от политических интриг вокруг Латинской империи и идеи восстановления империи Ромеев.

Я судорожно собирал информацию о делах константинопольского Вселенского патриарха, который по сути своей являлся скорее Никейским, так как оспаривал свое первенство с другим священником в Латинской империи – Дмитрием Хоматианом – представителем Орхидской архиепископии. Были подкуплены некоторые никейцы из посольства, которые очень охотно за немалую деньгу, рассказывали все перипетии бывшей единой церкви.

То, что готовилось возведение в патриаршество болгарского архиепископа Иоакима, было больше политическим ходом. Император Никейской империи Иоанн III Дука хотел заручиться поддержкой некогда злейших врагов Византии – болгар и дать им свою автономную церковь. Вселенский патриарх Герман II преследовал свои цели, борясь со стремлением к унии своих церковных соперников.

И тут на авансцену выходят русичи, которые должны трепетать от одного только присутствия патриарха, от того, что он снизошёл до общения. Однако, не тут то было, и очень смекалистый патриарх Герман II, как и его патрон император Иоанн III Дука, поняли, что просчитались в своих оценках.

Интересным фактом стало то, что я действовал параллельно с Нечаем, который такими же методами, подкупом и лестью, вытягивал всю информацию, как правило, из тех же послов, что и я. Никейцы же без зазрения совести брали подарки и деньги и с меня и с советника князя.

Получалось, что русская, во многом разобщенная, православная церковь, подчиненная, пусть и номинально, константинопольскому патриаршеству, встречала своих начальников. А вот этим самым грекам-ромеям нужны были конкретные политические решения Руси. Никейцы только по словам своих «друзей»-генуэзцев знали о растущей мощи Руси, но смекнули, что торговая нация, в прошлом-будущем состоящая в общей итальянской, сама ищет помощи на Руси. И эта помощь может быть только в одном – ослабление Венеции – главном врагом для ромеев. Именно венецианские купцы-дипломаты смогли развернуть Четвертый крестовый поход в сторону захвата Константинополя. Именно они захватили своим коварством, достойным византийскому, столицу и ряд греческих городов, из которых создали химеру – Латинскую империю. Знали никейцы и о том, что венецианский дож в серьез рассматривает вопрос о переносе столицы из Венеции в Константинополь. В то же время папа римский потирает руки, чтобы взять под свою «безгрешную» руку почти тысячелетнего идеологического и политического соперника.

И что в данном случае можно обещать, чтобы Русь, если она действительно настолько сильна, как об этом думают генуэзцы, выступила на помощь Никее, как некогда Владимир Святославович выступил на подавление мятежного Корсуня, все, абсолютно, все. И обещания были сделаны – русское патриаршество, пусть и с оговорками, что патриархами должны быть либо греки, либо прошедшие обучение в освобожденном Константинополе или монастырях.

Нельзя сказать, что присутствующие на встречах епископы Ростовкий, Владимирский, архиепископ Новгородский, были воодушевлены такими обещаниями. Тот же новгородский первосвященник, был самоволен в принятии любых решений, часто выступавший деятельным политиком. Тут же предполагается подчинение. А в случае выполнения неких обязательств со стороны великого князя, вероятный патриарх рискует стать марионеткой в руках Ярослава и его приемниках.

С другой же стороны, возможности усилиться в обход киевской кафедре, льстило духовенство рождающегося союзного государства. Ярославу же это нужно было в первую очередь, чтобы оттереть Мстислава Киевского от возможных притязаний того на любые княжеские столы в Великом Владимирском княжестве и его вассалов.

Первая встреча состоялась через неделю, после прибытия посольства. Никейцев в эту неделю «развлекали» проведением служб во владимирских и суздальских храмах. Причинами задержки было три: необходимость собрать как можно больше информации, провести консультации с русским местным духовенством и подготовить показательные маневры собравшихся в большом количестве войск.

Если сказать, что никейцы были удивлены, то не сказать ничего. Ошеломление от количества ратников, которые были собраны у стольного града Владимира, ввело многих послов в когнитивный диссонанс. Даже будучи всего-то осколком бывшей Византийской империи, греки-ромеи страдали неким нарциссизмом и ура-патриотизмом. Они искренне считали, что их катафрактарии и греческий огонь – вершина воинского искусства, а доспехи и выучка воинов выше любого воинства. Латиняне, дескать, только обманом захватили Константинополь. Вот, ежели вышли подлые крестоносцы на рать, то они уж там им…

А сейчас же, глядя на экипированных, вышколенных воинов, их взаимодействие и огромное количество, никейцы, наконец, осознали, что их временные союзники – генуэзцы, даже сами всего не понимают, какая силища в руках православного князя Ярослава. Ну а с нашей стороны, уже опытных в маневрах, произвести впечатление было не так уж и сложно, тем более с подготовкой почти в неделю. Греки-ромеи крестились, молились, когда грохотали пушки холостыми зарядами, выпучивали глаза, когда два полевых огнемета посылали греческий огонь в сторону вероятного противника. Им было невдомек, что данное оружие только в двух экземплярах, что не решены многие проблемы с созданием давления в огнеметах, что под землей, в вырытых землянках люди качают специальные меха для эффекта снаружи. Многое было им не понятно, но общий эффект сложился в то, что теперь греки стали сомневаться, нужны ли они нам, пойдем ли хоть на какие уступки. Ведь не идут на уступки тогда, когда тебе не составит труда самому все себе забрать.

Кульминацией дня «спуска никейцев на землю» стало пиршество. Тут расстарались на славу, и стряпухи князя и приглашенная из моей усадьбы Настя, да и повара из гостинного дома в Унже. Пироги, даже торты, катрофель, салаты с майонезом, запеченное маринованное в особых маринадах мясо, зразы, котлеты, алкоголь – такое не могли подавать и императору. Просто потому, что многого просто не растет на всей территории бывшей Византийской империи.

- Уважил князь, ох, и уважил, - восхищался Лев Аргис – номинальный руководитель посольства.

Этот византийский аристократ из очень знатной, но в последнем веке оттертой от большой политики семьи, резко понижал статус самой делегации. Да, Аргисы были богатейшими землевладельцами Анатолии, но в период правления Комнинов, эта семья, претендующая на сами императорские брамы, оказалась в опале. Сейчас же Никейскому императору приходится пользоваться услугами и этих аристократов, которые стремятся вернуть свое влияние, или хотя бы соотнести свой политический вес со своим богатством. Однако, молодой отпрыск Аргисов оказался прозорливым юношей и, как было видно, многое понял и увидел перспективы и для Никеи и для своего семейства.

- То мелочи, любезный друг, - ответил Ярослав, который, на удивление вполне неплохо общался на греческом языке.

Я чувствовал же себя лишенным, пришлось нанимать монаха, который стал моей тенью, чтобы тот переводил все сказанное. Не знал я греческого, на котором велся разговор. Вокруг же большинство сносно изъяснялись. Вот еще один пробел в образовании.

- Столь сильное войско, которым ты владеешь способно на многое во имя веры православной, даже освободить от латинянского влияния святой первосвященный Софийский собор, - слишком прямолинейно для витиеватости переговорного процесса сказал Аргис.

- То так, уважаемый, вот только мне выгоднее построить софийский собор, подобный царьградскому в своем княжестве, - парировал Ярослав с явной ухмылкой.

- Уверен в этом, Великий князь, в тебе есть часть греческой императорской крови, и нет той задачи, которую не способен ты решить, — отозвался Лев, проигнорировав издевательский тон Ярослава.

- Думаю, что ты прав, уважаемый Лев из рода Аргис, войско у меня есть, то, что ты видел, это его часть, есть у меня и победы над крестоносным войском. Оружие латинян служит нам добрую службу, им владеют наши дети и отроки, чтобы заслужить уже хорошее, наше оружие, - произнес Ярослав, а у меня, после перевода с греческого, проступила непроизвольная улыбка.

Это как так удачно «мокнуть» никейцев, которые никак не могут одержать важную победу над теми же крестоносцами, которые были разгромлены Ярославом. Мол, эти крестоносцы – не самые сильные спарринг-партнеры для наших детей и отроков, не более.

- То, так, Великий князь, но не претит ли тебе тот факт, что латиняне унижают православных, не слышишь ли ты голоса божьего, что говорит о том, чтобы сильный истинно верующий христианин защитил веру праведную? – вступил в разговор Вселенский патриарх.

Герман II бил крупными калибрами по Ярославу. Тут и лесть, что он сильный и взывание к религиозным чувствам, которые истинно верующий государь не мог проигнорировать, по крайней мере, публично.

- Так у сильного христианского правителя должен быть и свой сильный духовный отец. Сильный оружием своим, пусть будет сильным и духом и тогда многое свершить можно во славу Богу нашему Иисусу Христу, - парировал выпад патриарха архиепископ Новгородский Арсений.

Это было в какой-то мере немыслимо. В сущности Вселенского патриарха поставили в неловкое положение. Его учит некий священник с окраины православного мира, не пресмыкается, не лебезит, а учит. И был бы Герман не умником, коим, несомненно, являлся и по описаниям современников, Вселенский патриарх мог проявить свой гнев. Однако, Льву Аргису и Герману удалось переговорить и согласовать свои позиции. Тут молодому аристократу пришлось уступить пальму первенства в переговорах и стать неким затравщиком для предметных соглашений. И сейчас Арсений, сидевший по правую руку от князя Ярослава, демонстрировал, что именно он, архиепископ Новгородский должен стать тем самым патриархом. Посему и имеет право говорить на равных с Германом, как патриарх с патриархом.

- По делам его и воздастся, - после некоторой паузы спокойно сказал Вселенский патриарх и демонстративно посмотрел на Ярослава.

Князь взгляда не отвел. Что сейчас такое Никейская империя? Лишь осколок великий Византии, пусть и самый крупный. За столом сидят и представители другого осколка – Трапезундской империи, причем именно правители этой империи прямые наследники правителей империи Ромеев.

- Коли даст Бог силы, а православный мир поможет провиантом, да воями, дабы не русской кровью обагрить царьградские улицы, а общей, нашей христианской, то и можно измыслить о своем походе к Святой Софии, - после долгой паузы, наконец, произнес Ярослав.

Все! Переговоры закончились. Все было сказано за меньше, чем пять минут, дальше начнется предметное обсуждение, что именно предполагается делать Ярославу за то, что Вселенский патриарх провозгласит новую автокефальную церковь. И это за более чем триста семьдесят лет до того, как в истории Корнея на Руси появился свой патриарх. Удача? Сложный вопрос. Сложность, прежде всего, в реализации данного мероприятия, так как Русь все еще разобщена и далеко не факт, что тот же Киев легко пойдет в религиозном отношении под руку Владимира, где и планируется создать патриаршию кафедру. Вот так перепрыгнули из епископата в патриархию с заявкой на «всея Руси».

Киев? Мстислав? А как он спешил успеть поучаствовать в битве на Воронеже? Все играется в свои игры, все бредит о первенстве. Но опаздывает Удатный, проигрывает. Чтобы не стал на сторону монголов в предстоящем противостоянии. Или, напротив, чтобы переметнулся, тогда проиграет все – русичи не простят, а Киев издревле был бунтарским городом, сметал не раз своих князей. Цветная революция почти на восемьсот лет раньше? Все возможно, если разгромить степных захватчиков, которых помнят еще по итогам битвы на Калке. Тогда монголы «прогулялись» по юным окраинам и Киевского и Черниговского княжества.

В итоге договорились о том, что венецианцев из Греции будем выгонять, в чем поможет и Генуя, с которой будут заключены некоторые договора о преференциях в торговле. Не останутся в стороне и трапезундцы, которые согласны на некий союз, но со своей независимостью и помощью в борьбе с сельджуками. Будущим родственникам Ипатия, трапезундцам, как кость в горле, Венеция со своими факториями в Крыму. После разгрома генуэзской торговой миссии еще при помощи монголов, венецианцы стали устанавливать своим правила сосуществования на полуострове, подкупая в том числе, и готские, и частью греческие фамилии.

А я понимал, что основную нагрузку в компании ослаблении Венеции придется выдержать именно мне. Флот, что строится в Риге, еще не скоро пойдет «открывать» Америку, придется повоевать с европейцами. И опять же политическая ситуация, когда вся Европа может восстать против наших действий. Венецию особо никто не любит, много они на себя переориентировали торговли, тормозили Крестовые походы большими ценами на свои услуги, загребая жар чужими руками европейских рыцарей. Да и их монополия на соль на Аппенинском полуострове, как и на европейском Средиземноморье, много пьет крови из крестьян и торговцев в Южной Европе. Однако, «это сукин сын, но наш, сукин сын». И под этим лозунгом многие европейцы направят свои усилия против Руси. Следовательно,.. заигрываем с папой римским в реализации его главной мечты – масштабного Крестового похода. И огромное воинство, которое создано и все еще создается на Руси, да и вероятные вассалы, пойдут добывать себе славу и хлеб, чтобы не стать нахлебниками на родине. Сколько же цинизма в политике?..

Из-за задержки, вызванного решением важных проблем, связанных с церковью и будущими мероприятиями с единоверцами, пришлось менять сани на телеги, так как в движение огромное, для современной Руси, войско отправилось только в конце марта. Ранняя весна неумолимо и быстро входила в свои права и хоть немного, но местами солнце уже подсушило направления. Не называть же дорогами ту местность, по которой предстояло передвигаться. Вообще, погода радовала, даже не мог себе представить, почему именно эти годы стали для Руси голодными.

В той истории, которой уже не суждено свершиться, голод стал одной из причин проигрыша в противостоянии с монголами. Ведь кто такие воины? Бездельники и нахлебники для крестьянина. Если же крестьянину удается прокормить не только себя, но и еще одного человека, который исключен из производственного процесса, то и появился воин. И чем больше экономика может прокормить людей, чья задача тренировки и постоянное совершенствование воинского мастерства, без отрыва на экономику, тем больше и профессиональнее войско. У нас получается создавать большие, по меркам Европы и Руси, армии во многом благодаря тому, что выстроена феноменальная для этого времени экономика. Большие урожаи и диверсификация сельскохозяйственных культур, прежде всего картофеля и иных овощей, способствуют и развитию ремесла. Ведь ремесленник не должен пахать землю, но кушать хочет не меньше, а то и больше крестьянина. Так что экономика – соль всего.

Вот благодаря урожаям, получилось в том числе и планировать не одну атаку по степнякам, а несколько. Наши удары наносились по трем направлениям. Первым вектором атаки стал спаленный Булгар, куда выдвигался Ярослав с пятнадцатью тысячами конных. Филипп должен был с двадцатью тысячами идти на Биляр с южного направления, делая крюк по земле буртасов. Была еще одна задача у главнокомандующего этим войском, по совместительству моего друга, – отрезать буртасов от монгольских коммуникаций. Этот народ колеблется поддерживать ли степняков, но уже помогает тем продовольствием и организацией логистических цепей поставок и оружия и подкреплений. Вот их и следует разрушить, как и привести к покорности буртасов, иначе появлялась бы вероятность, что Джучи, располагающийся со своими потрепанными силами на юго-западной границе территории расселения буртасов, быстрее это сделает, приведет к покорности полу степной народ, но к своей, а не нашей. Нужно же было думать о том, чтобы всю Волгу ставить под контроль, иначе торговля, пусть и вероятная и не в ближайшей перспективе, будет осложнена.

Ну и последним направлением атаки будет поход к Биляру через земли марийцев на севере Булгарии. Эта миссия возлагается на Алексея, как командующего нашим войском, его заместителя Лавра, ну и на меня, скорее начальника штаба, ну или просто церемониального генерала. Все же был воеводой. Можно считать некой трусостью факт, что я отрекаюсь от командования большими подразделениями, несмотря на то, что уже немало понимаю в реалиях боя, да и знаю, пусть и теоритически вероятные стратегии вероятного будущего. Да и сам отслужил некогда в славной советской армии. Но пусть трусость и присутствует, нельзя отрицать и обманываться. Но это страх перед ответственностью за людей. Я же уже сделал многое, что все получилось, зачем лезть во все дела? А Алексею нужно расти в ратном деле, еще много впереди сражений.

Всего войско Ярослава к весне составило шестьдесят тысяч ратных без учета обозников. Нужно было быстро решать вопрос с монголами, а то на Руси образовывается серьезная проблема с рабочей силой в период посевной. Если бы были те же урожаи, да с учетом распространения семенного материала по всей Северо-Восточной Руси, то беспокоится нечего, но погода показала себя во всей красе. Так, через две недели, после начала похода, солнышко ненавязчиво грело не только землю, но и согревала двигающихся на Юго-Восток мужчин, начался жуткий холод, потом два дня аномальной жары и вновь метель. Ливни сменялись ледяными дождями, потом вновь теплая погода. В такой ситуации очень сложно, если вообще возможно, понять, когда начинать посевную, чтобы хоть часть семян не сгнили или промёрзли. Поэтому появляется проблема, которую еще предстоит решать, но позже. Сначала - монголы.

Между тем, в планировании операций мало кто учитывал результаты деятельности Ипатия, который командовал полутора тысячами отличных воинов и лихих ушкуйников, наконец, действовавших в своей стихии – на реке. Я знал, что друг-попаданец забрал, кроме двух, которые сейчас у меня, все остававшиеся боевые гранаты, пять светошумовых, пистолет у него же, пятнадцать многозарядных арбалетов еще выделки XXI века. При этом Ипатию шли на апробацию и последующее использование все новейшие образцы вооружения. Так все воины личной сотни Ипатия и все командиры иных отрядов были одеты в бахтерцы. Прибавить корабельную артиллерию и доработанные «танки» - телеги с маленькими пушками и получится сила, с которой Угедею придется считаться и распылять свои силы.

Так что на Ипатия и его орлов сильная надежда.

Ярослав быстрым переходом смог неожиданно для монголов подойти к Булгару, на пепелище которого все еще кружили, словно стервятники, монгольские воины, повышая квалификацию мародеров. Разгромив жидкий заслон из нескольких тысяч монгольского войска, великий князь начал зачистку окрестностей.

Большего труда составило добиться поставленных целей Филиппу. Просчет в направлении его ударов мог принести поражение всей военной компании. Дело в том, что Филипп, во многом из-за не своевременных разведданных, оказался в окружении. Буртасы, настроенные агрессивно на пришельцев с далекого севера, оказались с одной стороны, с юга Филиппа подпирало войско западного улуса Джучи, с севера же были в приближении части войска Талая – младшего брата гнезда Чингисхана, ну а на востоке башкиры. Последние, пусть и не тщательно, закрывали направление, но могли доставить немало проблем для русичей, да и Филиппу нечего было делать на Востоке.

Ситуацию получилось разрешить дисциплиной, выучкой, решительностью Филиппа, который накрутив всем своим командирам хвосты, оперативно реагировал на все вызовы и трудности. Как ни странно, но ратники русичей не уступали в маневренности степнякам, а по организованности превосходили их. И это даже в сравнении с непосредственно монгольскими частями.

Имеющуюся у себя артиллерию из семи орудий, Филипп использовал по максимуму. Два сражения были выиграны именно благодаря орудийным выстрелам. Буртасы были рассеяны, когда потеряли от одного залпа больше ста своих воинов, а многие лошади растерялись или даже понесли своих наездников. Ну а пограничные стычки с войсками Джучи показали, что в войске хана западного улуса просто боятся пушки, на фанатичном, помешанном на религии, уровне. Стоило выкатить их на видное место, и за это направление можно было забыть, и монголы и хрезмийцы не шли в атаку. Творимый гром с чем-то похожим на молнии вселяли страх в сердца бесстрашных в схватке воинов. К слову, и без артиллерии столкновения с войсками Джучи не отличались особой ожесточенностью, хан явно не собирался воевать всерьез, но и демонстрировал свое явное присутствие и интерес в войне.

Филипп же проявил себя и на дипломатическом поприще, когда пригласил вождей буртасов на переговоры. На тех большое впечатление произвели пушки, да и некоторые дары, к примеру, зеркала, да несколько комплектов броней и оружия, сыграли свою роль. Как следствие, буртасы приняли подданство великого князя Ярослава, по сути, отколовшись от Булгарии. Филипп понимал, что это очень условно, кочевники нижнего Поволжья рассчитывали, что основная армия монголов разобьет русичей и тогда все их клятвы станут бессмысленными, но слова прозвучали. Буртасы видели, сколько дней и недель шло войско Угедея и оно казалось большим, чем численность русичей в разы, даже с использованием «огня и грома богов». Поэтому сочли за лучшие «и нашим и вашим» всем все пообещать, а там ожидать развязки. Тем более, что русичи не стали настаивать на участие буртасов в войне на их стороне, что было бы логично для полустепного народа. А Филиппу в его войске, которое он так долго приводил в порядок, порой меняя командиров, словно на шахматной доске, не нужны были раздражители и потенциальные бунтари.

Глава 14. Решение вопроса № 1

- Молви! – потребовал я от гонца раздраженный предыдущим докладом.

Только что выволочку получал Алексей и мне было плевать на субординацию, и кто там какие посты и должности занимает. При переправе, мирной, без противодействий со стороны противника, было потоплено два орудия и еще шестьдесят три человека, три подводы с провиантом. Как можно было потерять столько при переправе, когда никто не торопит, разведка докладывает, что противника на двухдневном переходе не наблюдается? Была ли нужда, что бы больше трети ратников были облачены в доспех? В этом крылась главная причина, почему не могли спасти тонущих. Стоит разобраться.

Ссоры с Алексеем не было, это рабочий момент, он сам понимал, что его упущение, не уследил за приказами некоторых ретивых командиров, которые, наслушавшись рассказов о том, как степняки умеют подлавливать на переправах и опрокидывать в воду противника, решили быть во все оружии. Да виноваты и обозники, в инженерной их части, которые выбрали спорное место для переправы, не проверив ширину брода.

Вот я, еще не отойдя от накатившего гнева, строго и неприветливо встречал порученца.

- Боярин-воевода, боярин Ипатий шлет тебе вести, молвит, что Биляр монголы взяли, и доля их идет до тебя числом в две тьмы, можа и боле, - доложил гонец и тем самым прекратил мою рефлексию и самокопание, как и снял раздражение.

- Бояр и воеводу на Раду кликайте! – выкрикнул я, чтобы было слышно располагавшимся в соседнем шатре службе посыльных.

Через полчаса все командиры были собраны в штабе – самом большом шатре со столом, картой, долго вычерчивающейся на сшитых отрезках пергамента.

- Молвите, бояре, - начал я мозговой штурм, забрав пальму первенства у Алексея, не до сантиментов, а он уже немало накосячил при переходах.

- Треба укрыться за рекой, два тумена вельми много, - высказался первым Никифор – старший сотник, который отыгрывает роль главного критика, с лозунгом: «Я против всего», для ускорения мозговой деятельности других.

- Мы пришли пошто? Дабы сидеть, аки мыши? Ховаться от ворога? Сие непотребство, - высказался Божко, поведясь на троллинг Никифора.

Рановато было привлекать этого, безусловно, деятельного молодого человека, к управлению тысячей. Сотник – это да, он хороший, но до тысяцкого не дорос. Вот и сейчас начал ершиться и проявлять героизм, в то время, как остальные присутствующие анализируют полученное предложение и высказываются более рационально. Ведь вариант отсидеться за природной преградой – тоже вариант, как и другие. Тут не эмоции, а стремление выполнить поставленные задачи первостепенно. Как у пресловутых ниндзя: «ты можешь быть унижен, льстить, обманывать, нарушать данные обещания, что угодно, только что бы достичь цели.

- То можно, коли вести есть о великом князе, да Филиппе. Коли треба их рати ожидать, то и за реку идти, коли нет – поле приглядывать, - высказал свою позицию Алексей.

Он, конечно, опростоволосился на переправе, но не перестал быть умным командующим. Главная проблема у Алексея – плохой контроль на переходах, слабое участие в организации бытовых служб.

В итоги каждый присутствующий высказался, и я подводил итоги:

- Мы выступаем на Биляр, то решено. Тако ж послать наказ Ипатию, дабы шел по рекам на стольный булгарский град, да нам вести слал о силах ворога и их местах. Сами станем творить засады и набеги на войско монголов, дабы выманить их на себя, так же готовить поле для сечи станем.

Присутствующие одобрительно закивали головами. Я свел воедино все предложения и мнения, которые прозвучали в течении более, чем часа. Теперь же нужно было обсудить детали и довести до командиров задачи по выдвижению.

Через три дневных перехода мы остановились, так как, наконец, нашли для себя идеальное место предполагаемой битвы. Возвышенности для расположения артиллерии, выросший до полноценной реки после разлива, ручей, наличие рядом леса для сооружения рогаток так же было в пользу дела, так как лесостепь не всегда изобиловала строительным материалом.

Закипела работа, в которой участвовали не только обозники, но и, под их командованием, согревались трудотерапией все новики. И причиной было то, что вновь резко похолодало. Между тем понадобилось два дня, чтобы все было готово к встрече с противником. Разъезды же сообщали, что враг близко, случились уже две встречи с монгольскими разъездами, в которых потрепаны были обе противостоящие стороны. Данный факт охладил «шапкозакидательское» настроение русичей. Противника нужно уважать. Лучше, как говориться «перебдеть, чем недобдеть».

Уже значительно позже я узнал, что через день после выхода части войск противника из Биляра в нашу сторону, в бывшую столицу уже бывшего государства залихватски ворвался корпус Ипатия и, не ожидавшие такой наглости и прыти от русичей, монголы растерялись. Степняки посчитали, что большое русское войско как-то обошло степное воинство, вышедшее навстречу русичам.

Между тем, город был взят под временный контроль, а монголы, которые смогли уйти с Биляра, собирали повсеместно отряды, чтобы контратаковать. Вот только, основное войско степи ушло, а то подкрепление, либо немногие сотни, прибывающие в Биляр, не могли решить проблему с наглыми русичами. Не знали монголы, что цели сохранить контроль над полуразрушенным городом у Ипатия не было, а вот пограбить и сжечь то, что затруднительно вывести, но может пригодиться степным завоевателям, - главное, за чем попаданец пришел в столицу.

Реагировать на захват Биляра, но прежде всего, на потерю награбленного монгольскими воинами добра было необходимо. Не поймут бездействие ханов и сами монгольские богатуры и союзные войска, те же половцы свезли в Биляр свое награбленное, чтобы отправится на битву с русичами не обремененными. Монголам, прежде всего хану Угедею, пришлось отправить в погоню целый тумен, который возглавил младший брат в ханской семье, Тулай. Ипатий же сообразил о погоне, послал весточку великому князю и стал выводить монголов на княжеское войско. Этот тумен был обречен.

Между тем, самое ценное добро из Биляра было загружено на восемь кораблей и отправлены в Унжу. Все награбленное не получалось отправить, только самое ценное – драгоценные металлы, каменья, дорогие ткани, ценное оружие. Кони же в большом количестве, как и другой скарб на более сорока телегах отправились под охраной пяти сотен в сторону марийцев, чтобы там передать трофеи унжанским ополченцам. Это было опасно, и готовый уже поезд стоял в стороне, ожидая вестей от Ипатия. И только когда попаданец-диверсант убедился, что большинство карательного тумена устремился мстить, а не рыщет по округе, дал добро через вестового выдвигаться. Уже от залетной сотни охрана отобьет обоз, а больших сил противника севернее не наблюдалось.

Диверсии, стрельба по командирам отрядов, отравление колодцев и ручьев, забрасывание прогнивших туш в лагерь степняков, ничем не гнушались воины Ипатия, доводя преследующий их тумен до исступления в своей бессильной злобе.

Стоит ли упоминания то, что выведенный на княжескую рать изрядно потрепанный тумен степняков, был рассеян одной атакой русичей. Больше трех тысяч степных воинов, в основном туркмен и уйгуров сдались на милость русского князя. Ярослав не стал казнить пленников, а приказал выявить среди них людей, знакомых с ремеслом, пахарей, инженеров и отправить во Владимир для дальнейшей пересортицы.

- Я рад, что великий воин степи и Пес Чингисхана, остался в живых, — сказал я по-монгольски сидящему напротив нахмурившемуся мужчине.

Субедей-богатур, собственной персоной. Я узнал его на поле боя, высмотрев в бинокль, и приказал захватить живым. Много пришлось положить своих воинов для того, чтобы я сейчас мог говорить с одним из самых успешных полководцев монголов. Было даже чувство вины, но Субедей в плену может сохранить больше русских жизней, чем было положено при его пленении. Для многих богатуров Субедей – символ непоколебимости, верности, ума и отваги. И вот его взял в плен мальчишка. Монгольские командиры станут опасаться принимать решения, чтобы не угодить в ловушку. А безынициативная армия, пусть и большая, обречена.

Монголы, видимо, уже уверив в свою непобедимость – булгар то они одолели – «перли буром. Тем более, как стало понятно после, степняки не воспринимали всерьез силы русичей, логично считая, что Русь не станет вторгаться большими дружинами на земли булгар, оголяя свои княжества. Русь должен был покорять Джучи, он уже с ними сражался и сейчас уже почти собрал огромное войско. Так что все учтено и впереди только победа.

Однако, монгольская атака началась с проблем у восточных завоевателей. Тут и конница попадает в ямы и рогатки не дают концентрировать удар, ну и пушки, работающие на разрыв стволов. Сперва ядра выкашивали воинов прямо в становище противника, потом картечь дальняя и ближняя, луки и арбалеты по растерявшемуся противнику, выход тяжелых пехотинцев, на которых «агрились» вражеские всадники и удар конницей во фланг. Идеально сыгранная партия.

- Меня ждет смерть? Ну, это не важно, я только хотел выполнить наказ моего хана. И только это огорчает меня. Великий сказал идти до Западного моря, а я отправлюсь к предкам на земле мусульман, - сказал Субедей, отпивая из чаши чай, заваренный на бульоне с солью и специями.

Интендантам пришлось судорожно искать нужные ингредиенты и искать монгола, который имел понятие, как готовить такой напиток. Субедей же хотел именно такой напиток, или ничего.

- Не отказывайтесь от своей идеи, идите к Западному морю, я даже помогу. Но Русь остается нетронутой и в тайных союзниках с вами. Мы поможем продовольствием, даже оружием, благо у вас его много взяли, - я заметил, как скривился Судебей. – Идите к мадьярам, покарайте половцев, идите дальше в Европу по степи, южнее наших княжеств по Дикому полю. Гоните половцев, мадьяр, великий князь не будет против.

- Ты отпустишь меня? – удивился Субедей, поняв суть предложения.

- Ну не так все просто, за тебя, богатур, нужно выкуп брать, чтобы без урона чести. Я пошлю письмо Джучи, - сказал я.

- Сомнительно это, сын Бортэ не захочет выкупать меня, - Судебей развел руками.

- Он очень разумный хан и не может не помочь самому грамотному военачальнику сгинуть, - парировал я сомнения пленника.

А еще, как я понял, Субедей был таким «переходящим кубком чемпиона». В котором войске находился этот военачальник, то воинство и начинало считаться истинно монгольским, так как верный соратник самого Чингисхана в нем командует. Джучи не нужно де-факто монгольское войско, но вот считаться таковым в степном монгольском союзе не помешает. А мне не помешает тысяча золотых хорезмийских монет.

После поражений от нашего корпуса и от великого князя Ярослава, монголы начали долгую перегруппировку. Нам так же нужно было время отойти от стремительного наступления и заняться вопросами снабжения и политического урегулирования для дальнейших действий. Раненые отправлялись домой на лечение и реабилитацию, или списывались со службы. Во Владимире Нечай занимался и такими, пристраивая их к делам по способностям, исходя из степени увечий.

Политические же вопросы по Булгарии так же решались и прорастали уже давно посеянные зерна будущего сосуществования булгар и русичей. Так, из лесов близ Биляра ко мне в ставку прибыл Атанас, чтобы задать ряд вопросов. Он помнил наш разговор о будущем своего народа и видел, что сейчас еще можно было что-то сделать, проблема только в том, чем именно придется отплатить русичам. Без Руси решить проблему выживаемости для остатков некогда великого народа представлялось невозможным.

- Ты речешь, что потребно поднять люд супротив монголов? – спросил в очередной раз у меня купец-булгарин уже перед отъездом его к Ярославу.

- Всех людей пошли, дабы те рекли булгарам и иным народам вставать и сечь монголов, а Русь поможет, - в очередной раз я объяснял Атанасу. – Разумей, что насколь булгары станут сами отбивать свою землю, так и оставят вам воли. Булгарии уже не стало, но могут вольно жить в Руси булгары.

Я предлагал булгарину дополнительный ко всей военной компании русичей план. Всеобщее восстание на уже захваченных территориях, но войско русичей не вмешивается в него. Зловещий план с маской спасителей и благодетелей. Мы не станем влиять на ход восстания, только пошлем некоторых обученных воинов, чтобы те стали во главе булгарских повстанческих отрядов. Монголы, если не будут вовлечены в противостояние с Русью, быстро и показательно жестоко расправятся с самыми патриотично настроенными и активными гражданами. Такие стали бы проблемой и для нашей власти. Но лучше убрать подобных людей чужими руками.

Понял ли главный замысел Атанас? Скорее всего, нет. Для него все выглядело вполне логичным. Русь пришла в Булгарию, чтобы не дать монголам вторгнуться на русские земли. Между тем, если сами булгары, с небольшой, но действенной помощью русичей, смогут отбить хоть часть своего прежнего государства, то и возродится страна.

Между тем, русичи уже могли начинать более активные действия, перегруппировка прошла быстро и качественно, численно еще больше увеличив воинство православное, если бы часть ратников не привлекли к несвойственной для них деятельности…

Так, великий князь не спешил закончить войну. И в замедлении крылась та самая проблема, которая задевала и меня и многих – посевная. Мы срочно отправляли воинов на помощь в посеве полей, не всех ратников, но треть точно. Две недели они должны помогать тиунам в поместьях, а после вернуться в войско. Наступали сложные времена, когда урожаи станут катастрофически малыми и необходимо минимизировать предполагаемые потери. Тем более, что стратегические запасы расходовались неимоверными темпами, большое войско невообразимо много употребляло провианта, а кормиться на булгарских землях было нечем, сами волжане сжигали свои хлебные амбары, чтобы только не достались завоевателям.

Не только армия съедала накопления, беженцы так же стачивали продуктовую безопасность. И не поделиться было нельзя, по крайней мере в моем поместье этого не поймут. Дело не только в имидже, но и, пусть и нелогично это звучит, в рациональности. Дело в том, что в Унже были люди, которые занимались тем же, чем во Владимире Нечай, отбирая наиболее нужных для будущего развития мастеров, или привлекая к работам в полях. В суздальское и унжанские поместья отбирались и расселялись в основном ремесленники, которые должны будут в будущем стать частью промышленного потенциала, но пока были без еды и крова.

Были среди булгар-беженцев и те, кто умел владеть оружием или же состоял в различных воинских формированиях. Из таких людей на базе воинской школы началось формирование дружин, чтобы сами же булгарцы принимали участие в освобождении своей родины, ну или в процессах вхождения их земель в состав Великого Владимирского княжества. Но родину беглых воинов, именно так, с маленькой буквы, как никто не собирался наделять независимостью. В истории этой страны уже была зависимость от Хазарского каганата, вернем к истокам волжан. Только вместо хазар будем мы.

В течение мая мы наблюдали, с каким отчаянием и самоотверженностью бьются восставшие булгары, соединившиеся с еще не разгромленными отрядами регулярного войска, за свое будущее. Русские дружины не вмешивались в побоище и отговаривались занятостью, все же изредка помогая, если становилось очевидным поражение волжан.

Филиппу приходилось постоянно находиться, на юге, чтобы не пропустить войско Джучи на север. Хан западного улуса несколько раз пробовал «на зуб» наши войска, но постоянно отступал при первых же серьезных потерях. Ярослав уже хотел решать проблему Джучи, но тут буртасы отказались выполнять договоренности с русичами и Ярослав, вместе со своим тестем Мстиславом Удалым гоняли степняков по всем волжским степям.

Да, пришел на помощь Мстислав Киевский. Таким вот странным образом именно тогда, как владимирцы одержали ряд побед и длинные обозы с трофеями и награбленным поплелись в города Северной Руси. Бывший тесть пришел с тремя тысячами конных ратников и по своему вкладу в общее дело был, пусть и в богатых одеждах, не больше тысяцкого.

Мстислав, как потом стало известно, рассчитывал в благодарность за свою «помощь» утвердить патриаршую кафедру не во Владимире, а в Киеве. Приводил множество, не безосновательных, аргументов. И то, что Киево-Печерская лавра – центр русского православия, что Киев – мать городов русских и много еще чего, вплоть до того, что Киев ближе всех городов к Царьграду. Но, не добился ничего киевский князь от Ярослава, который полностью переборол в себе некий трепет перед бывшим тестем и даже страх. Владимирский великий князь сидел свою мощь, понимал, что может смести Мстислава, как песок у крыльца дома. Зачем же идти на уступки? Правильно, незачем. Казалось, Мстислав после отказа уйдет к себе и начнет строить козни и интриги, но нет, проглотил обиду Удатный, остался. Мудр к старости стал киевский князь, понял многое, пусть и не сам стал объединителем Руси, но уже почти смирился, что поддержит Ярослава, почти… Если у зятя не сточится такое воинство, то придется…

К июню стало очевидным, что восстание булгар подавлено в большинстве очагах народного сопротивления и началась новая фаза войны с монголами.

- Корней, дай мне еще тысячу конных, и я пройду по Волге и выжгу всех степняков, - восклицал Ипатий.

- Друг, у тебя уже и так три тысячи бойцов, куда еще? – ответил я.

- Да, Иване привел армянского и грузинского молодняка – храбры, мотивированы, но учить их еще и учить. Отдай мне воинов Трапезунда – катафрактариев, - сказал Ипатий, а в глазах читалось «ну пожалуйста».

Так-то друг кремень, но, как и многих сильных мужчин, женщина проламывает бреши в его невозмутимости. Вот и сейчас, Ипатий не просит за абстрактных воинов, но хочет заполучить себе в подчинение конкретные отряды тяжелой конницы из Трапезунда – родины своей невесты. И я знал, что тут не обошлось без влияния тех же представителей одного из осколков Византии. Ипатием уже стали манипулировать через красавицу.

- Ну, куда тебе катафрактарии? Тяжелая конница для встречного сражения. Твоя задача – удар, отход, - привел я аргументы против уже принятого положительного решения, так, больше для самоубеждения.

- Ты же прекрасно понимаешь, что с ними я могу проламывать практически любую оборону монголов в поле. Разведка работает хорошо, нарваться на крупные силы нам не грозит, тем более, что и сейчас прекрасно знаем, что степняки формируют два кулака для последующих ударов – на тебя и великого князя. Филипп только может обидеться, он Угедея не интересует, - усмехнулся друг.

- Ладно, только пороха, сколько ты хочешь, не дам, запасы стремятся к нулю. Еще два боя и все, бесполезные игрушки, замедляющие колоны на марше, - сказал я и сделал глоток монгольского чая.

Было интересно попробовать этот напиток, но долго не решался, настолько чай на бульоне выглядел отвратительно. А тут, буквально два дня назад смогли перехватить монгольский караван из десяти повозок и полусотни навьюченных коней. Там и были ингредиенты для этого пойла.

Сдержать рвотный позыв я смог, но вылезшие из орбит глаза, нет. Ужасно невкусно и неоправданно остро. Специально захочешь сделать самый отвратительный напиток, — и вкус будет лучше, чем то, что я выпил.

- Ну и зачем эксперименты? – спросил через смех Ипатий.

- Врага изучаю, его вкусы и нравы, - откашливаясь, ответил я.

- Так что, даш? – проявил настойчивость друг, быстро подавив свое веселье.

- Бери шесть сотен, да конных язычников забирай. Они в войске только раздражители. Никак не успокаиваются, уже треть моего войска вместе с крестиком носят обереги, так и до отхода от православия недалеко. А церковники волнуются. Один поп даже обещал мне отозвать лекарей-капелланов, - сказал я, выливая остатки монгольского чая на землю. – Но есть условие. Возьмешь к себе Юрия и хорошенько расскажешь ему о своей деятельности, с отрядом, естественно. Пусть пацан понимает все сложности войны и ее разновидности.

В начале июля мы присоединились к Ярославу, который «бил копытом» и хотел уже поскорее закончить всю компанию, тем более, что тревожные новости поступали с Руси. Погода взбунтовалась и заливные дожди, которые доходили и до нас, резко сменялись неестественной жарой. Были даже ночные заморозки. Получалось, что и с учетом отличного зерна, прошедшего многолетнюю селекцию, мог случиться голод. Я очень надеюсь на овощи и прежде всего картошку, но и ее еще не достаточно засеяно, чтобы накормить всю Русь, да и этот овощ распространять можно только после обучения специфике его выращивания. А то могут и на солнышке подержать до озеленения клубней и употребить после этого, как следствие, - отравление.

Печальным известием стала кончина князя Вячко. Воин, много сделавший для Руси, даже когда у других и мыслей не было действовать, умер от какой-то болезни, которая мучала князя полгода минимум. Он никому не говорил о недуге и до последнего был на ногах, управляя своим Рижским княжеством и куя оружие победы, периодически занимаясь выгодной торговлей. Теперь же в Риге и вообще том регионе будет проблемно, авторитет Вячко был незыблемым, на нем держался и союз с эстами, и много торговых проектов завязаны на покойном. Брат Ярослава, Святослав отправился в Ригу, чтобы не допустить проблемного развития событий. Но после отбытия полоцкого князя вставал вопрос о самом Полоцке, где теперь не было правителя в связи с отъездом, и Литва, в лице Миндовга, отправившегося от поражений, может воспользоваться ситуацией.

Все эти мысли роились в моей голове во время перехода на север вдоль Волги. Разведка сообщила, что Угедей двинулся в сторону Нижнего Новгорода. Вряд ли хан задумал вторгнуться на Русь прямо сейчас, и, скорее всего, выманивает нас на решающую битву. Не может князь не реагировать на то, что монголы подходят к его землям. А предыдущие месяцы русичи проявляли крайнюю осторожность, которую монголы могли понять, как трусость. Русичи быстро окапывались, создавали укрепрайоны, которые, после нескольких попыток, способствовали большой крови в стане степняков.

Филипп прислал гонцов, что не может прийти на соединение, так как сам ждет атаку. Рассчитывать приходится на чуть больше десяти тысяч дружины Ярослава, четырех тысяч рязанцев, стародубских, ростовских, суздальских, новгородцев суммарно меньше трех тысяч. Был еще Мстислав с воеводой Дмитром из Киева с двумя тысячами. В итоге почти девятнадцать тысяч и мой корпус, насчитывавший сейчас восемь тысяч всех войск. Между тем, прибытие подкреплений пока задерживается – началась некоторая пробуксовка с формированием добровольческих соединений. Кроме того, пришлось отправить полторы тысячи воинов на усиление к Святославу в Ригу и тысячу в Полоцк, чтобы поумерить аппетиты Миндовга.

Когда осталось не больше трех дней перехода до Нижнего Новгорода, начались первые неприятности. Монголы начали действовать малыми группами и совершать неприятные диверсии. Усиление патрульной службы уменьшило эффект от такой тактики, но полностью купировать проблему не получилось.

Попытку ночного набега на пушкарей удалось вовремя распознать и не просто отбить три сотни степных диверсантов, но и разбить из всех. Артиллерия охранялась особо и всегда находилась в центре укрепленного лагеря. У монголов не было шансов. Один из секретов засек подход противника и смог доставить сведения, поэтому монголы попали в ловушку и смогли многое рассказать, но уже в плену. У каждого человека есть психология и болевой порог. Разговорить можно каждого вражеского воина, если у него нормальная психика и чувствительность.

Врагу же можно было аплодировать, достойный противник, умеющий гибко реагировать на угрозы. Они умудрились набрать в свою армию представителей из местных племенных образований. Предатели были во все времена во всех народах, это высококлассно использовали монголы. Политически, можно сказать, они нас пока переигрывают, несмотря на более удобную позицию Руси, как освободителей в рамках союзного договора с эмиром. Булгарские отряды из беженцев и добровольцев только формируются на Руси и проходят элементарное слаживание в воинских школах под руководством опытных, но уже престарелых воинов, все иные булгары отправлены на войну и большей частью сгинули во время антимонгольского восстания. Так что новые дружины могут и не успеть на войну, не говоря уже о сражении. Можно было считать в качестве подмоги, и гарнизон Нижнего Новгорода, город оставлять никак нельзя, он запирал проход на Русь, а монголы вряд ли решаться на осаду, скорее будут принимать бой рядом с городом.

Между тем, то, что можно посчитать усилением в количественном исчислении, может стать слабостью противника. Порядка пятнадцати тысяч инородцев в войске степняков представляются слабым звеном. Речь идет и о вероятных бунтах и о снабжении, так как ни булгары, ни эрзя не приспособлены обходиться без поставок продовольствия неделями, как это зачастую происходит у монголов, воюющих по принципу «все свое ношу с собой». Ну и не могут не понимать они, что являются для монголов только тем «мясом», которым, не задумываясь, пожертвуют.

Битва началась достаточно неожиданно. Мы знали о концентрации войск противника и что монголы готовятся к началу сражения, но лавина всадников вылетела на нас, как только мы начали оборудовать позиции для боя. Проворонила разведка, что привело в первые же минуты разворачивающегося сражения к потерям у нашего войска и так уступающего противнику в численности.

Под первый удар попало много обозников – посекли заготовщиков рогаток и секций под полевой частокол. После монголы вылетели со свистом на неожидающих удара ратников, многие из которых проверяли свое оружие и одевали, либо поправляли, брони. Враг был встречен без построения, русичи лишились своего главного преимущества – организованности, начали метаться в хаосе боя.

Удар был мощным и русичи в течении минут пятнадцати потеряли не менее пяти сотен ратников. Монголы же, не дожидаясь организации отпора, повернули своих коней и устремились прочь. Гнаться за ними никто не стал, действуя по непреложной истине – не гнаться за отступающими степняками вначале боя, чтобы не попасть в любимую тактическую ловушку монголов.

Затишье было не долгим. Конная масса противника, увеличившись в раза четыре от той, которая подловила нас на подготовке к сражению начала разгон, но рога трубили и русские полки уже начали действовать, ожидая скорой атаки. Пушки развернуть успели, готовность к выстрелам так же была подтверждена сигнальными флажками, но на поле все еще находились союзники, которые убирали тела, добивали раненых коней, уводили невредимых, ну и собирали оружие. Риск «дружественного огня» был высок, как никогда.

Решение далось сложно, но я его принял и приказал стрелять по приближающимся монголам, как только те подошли на расстояние поражения дальней картечи. Пушкари понимали, что они делают – стреляют в своих, и пытались целиться чуть в сторону от больших скоплений союзников, но картечь брала свое, не разбираясь в этнической составляющей.

Между тем первый порыв монголов был остужен вторым и третьим залпом. Те всадники, которые приблизились к стройным рядам пехотинцев с пиками, что успели сориентироваться из-за вбитых многодневной работой рефлексов, были остановлены. Лучники и арбалетчики вступили в бой и видимость, на миг, стала почти нулевой из-за стены стрел и арбалетных болтов, выкашивающих противников. Монгольская конница развернулась и стала уходить на свои позиции, только степные лучники, прикрывая отход своих соплеменников, организовали несколько «каруселей». Кружась по большому радиусу круга, монголы непрекращающимся потоком стрел не давали возможности приблизиться к своим воинам на расстояние арбалетного выстрела. Только два отряда генуэзских арбалетчиков смогли, используя свои массивные щиты, приблизившись, сделать еще один залп, после чего и они откатились назад.

Военачальник у монголов был не глупым, следующая волна «в лоб», то есть по центру, где располагался мой корпус, была из разношерстной массы всадников и даже пехотинцев, бегущих следом за конными. Было понятно, что это смертники с главной задачей отвлечь внимание самого сложного и смертоносного направление монгольского удара. Хорошо экипированные всадники с копьями наперевес и за ними конные с луками, выдвигались в сторону дружинной конницы. Намечалась битва на встречных.

Дружинники начали выстраиваться для атаки и выдвигаться в сторону приближающегося противника. Две лавины, одна из которых заметно уступала в численности, устремились друг на друга. Монголов было заметно больше.

- Боярин-воевода, треба послать в обход конных, - предложил Алексей.

- Добро, думаю туда, - я показал рукой в сторону леска, из-за которого можно было нанести удар и после туда же и отойти в случае неудачи.

Наш удар с этого направления мог позволить пробиться в тыл неприятеля. В любом случае, планы противника будут порушены, и вероятность перехода инициативы к нам станет высокой. Ну а кто владеет этой самой инициативой, тот, зачастую, и побеждает.

В это время заговорили пушки и «смертники», явные европеоиды, потеряли всякий порядок и управление. Интересный факт и даже откровение - булгары, как не удивительно, в большинстве были мало отличимые внешне от русичей. Иные народы Булгарии разнились внешним видом, но и среди них не поголовно были азиатами. Поэтому и контраст в облике противников на поле бросался в глаза.

Между тем, две лавины тяжелых всадников сблизились на расстояние выстрела из кавалерийских арбалетов и порядка двухсот болтов впились в тела лошадей, или людей. Были случаи, когда пробить монгольскую броню не удавалось, но кинетика удара сбивала монголов с седел, что так же не оставляло шансов всадникам, попадающим под копыта коней. Мало было арбалетов в дружине князя, не говоря о том, что в иных княжеских подразделениях их и вовсе нет, иначе эффект мог стать более результативным. В нашем корпусе арбалеты были у всех всадников. Особенно вооруженными были головорезы Ипатия. Хотя какие там головорезы, сейчас под началом друга была уже целая армия. Были полностью экипированные подразделения и в войске под командованием Филиппа.

Лютая сеча двух лавин затягивалась, не одна из сторон не смогла сходу завладеть инициативой и продавить противника, начиналась свалка, где важнейшим будет выучка, доспех и оружие. Эти показатели, смею надеяться, у русичей были лучше. Монгольские воины первой линии, того самого ударного кулака поголовно были отлично экипированы, чего не скажешь о тех воинах, которые шли во второй волне атаки. Русичи же были одеты в бронь, только более прочную, при этом сравнительно легкую из-за применяемой в производстве особых сплавов стали.

- Пушки треба выкатить далее и выйти пешцами, - даже не спросил, а констатировал Алексей.

Я кивнул. Мне тоже показалось, или даже какая чуйка сработала, что нажим на монголов нужно увеличить, помочь княжеской дружине. Тем более, что подобный маневр позволял нам бить во фланг конной монгольской лавине и помочь. Пехота начала формировать множество каре и выдвигаться, пушкари так же подогнали лошадей и стали крепить орудия.

Из леска, к тому самому, куда устремились по дуге наши всадники, но еще не дошли, начали выходить отряды степняков и устремляться в нашу сторону, видимо, рассмотрев угрозу от движения пехотных отрядов. Я выдохнул, степняки обнаружили свой засадный полк. Мы же чуть не попали в очередную мясорубку, избежать которую было необходимо, если бы отряд для фланговой атаки достиг леса. И так русичи сейчас теряют своих лучших представителей в сече. Если бы наши всадники уже входили в облюбованный лесок, то завязли там с монголами и не факт, что смогли бы в условиях леса использовать свое преимущество. Вероятно, победили бы супостата, спрятавшего засадный полк, но какой ценой? Итак, уже много русских людей сложили свои головы на этом поле.

- Сменить наказ конным, дабы били в спину тем конным, - сказал я, указывая как раз на вышедшие из леса отряды противника.

Сразу же отправились посыльные на быстрых конях, чтобы донести приказ. Сигналами можно было умудриться объяснить маневр, но нас не видели, как и мы уже не видим свою кавалерию.

В это время остатки иноплеменников в монгольском войске перегруппировались и начали отчаянную атаку на выдвигающиеся многочисленные коробочки-каре и артиллерию, выходящую на прямую наводку.

Конные отряды противника встретились с пиками построений и вклинились между построениями. Каре располагались таким образом, чтобы исключить «дружественный огонь» и отстреливать вражеских воинов, подвергающихся перекрестным обстрелам арбалетчиков и лучников в проходах между каре.

Не сразу поняли противники, что победить и продавить нас при использовании такой тактики не получится, и продолжали попадать в «огневые ловушки». В это время прозвучал рог и передние каре, прикрывающие артиллерию, начали расходиться в стороны, а пушкари направлять стволы на скопления противника. Выстрел! Одномоментная гибель многих десятков вражеских всадников окончательно поколебала атакующий порыв, и остатки кавалерии противника начали хаотично отходить, сбивая боевые порядки монгольской пехоты, которая так же выдвигалась в нашу сторону.

В то же время разгорелась ожесточенная схватка наших всадников, пошедших в обход и «засадного полка». Удар в спину монголам выкосил большое число противника, тем более, что арбалеты сработали практически в «тепличных» условиях отсутствия противодействия. Удар рогатинами также привнес свою долю в кровавую жатву. Но монголы смогли переориентироваться и часть из них начала оказывать существенное сопротивление, разделяясь на мелкие отряды. Одновременно в сторону этого боя были высланы, видимо, резервы хана, которые должны были ударить во фланг уже конницы моего корпуса.

Прозвучал сигнал к отступлению и подчиненные мне и Алексею кавалеристы начали разворачивать своих уже усталых коней обратно. Настигающие их монгольские отряды получали выстрелы арбалетов и замедлялись, так и не имея возможности единым фланговым ударом опрокинуть русичей, берендеев и воинов Антяса. В боевых порядках, огрызаясь, наши кавалеристы отступали вдоль того самого леска, от куда и атаковали противника.

- Ударить бы по обозу монголов! – воскликнул я, наблюдая в оптику бреши в обороне противника и возможность удара в тыл кавалерией, пусть и имея за спиной монгольских всадников.

При таком маневре уже степняки могли получить удар во фланг от пехоты и артиллерии, медленно, но верно приближающейся к становищу хана. Но отсутствие связи и несовершенство системы сигналов, не позволяли осуществить задумку.

- Конные татарвы выйдут туда, - Алексей указал на правый фланг. – Пусть пушки бьют по ним.

Предложение товарища было дельным. Я, увлекшись смакованием невозможности одного маневра, не оценил перспективу другого, который был, может, еще удачнее. Выкатить пушки, пусть часть пушек и ударить при поддержке каре правого фланга в кавалерию противника, если та не прекратит погоню за нашими всадниками.

Тем временем пехотные каре левого фланга и центра остались без дела, уже окончательно либо разгромив своих противников, либо прогнав их. А княжескую дружину медленно, но верно продавливали монголы, поливающие стрелами с большого расстояния по скоплениям русских ратников. Степняки даже не боялись задеть своих воинов выстрелами, но поражали, все же больше русичей. Защитники земли русской стояли стойко, выгадывая время, действия нашего с Алексеем корпуса оценили и ждали помощи. Время было важнейшим ресурсом, чтобы пехота корпуса начала маневрировать в сторону побоища.

Разделение на две части и оставление центра практически незащищенным было рискованным, но и ничегонеделание было еще более опасным. Битва протекала крайне сложно, вероятно, самая сложная за все время после моего попадания в этот мир.

- К бою, - сказал я, повернувшись к старшему сотнику, командующему тремя сотнями ратников, в его функции входила охрана «ставки». Эти воины постоянно находились со мной и Алексеем.

Наше местоположение было благоприятное, на возвышенности и, чтобы взять его, нужно использовать не менее полутора тысяч воинов, которым придется, к тому же спешится. Ну а использование трех небольших пушек и пятнадцати самозарядных арбалетов должно было сбить пыл нападающих. Да и вагенбург, сооруженный по периметру площадки на холме, не придаст маневренности вероятному наступлению противника.

- Огненную воду разлить по низу, - приказал я использовать горючую смесь.

Далее мы разместили немногие рогатки внизу склона холма и несколько десятков колючей проволоки там же – все что имели на сегодня из подобных девайсов.

Удары во фланги атакующих масс монголов были практически одновременны и внесли сумятицу уже во вражеские ряды, что позволило княжеским дружинникам начать перегруппировку. Отряды же рязанского князя умудрились провести лихую контратаку, немного отбросив противника, но тем самым зайдя в зону поражения пушек, чем усложнили им прицеливание, и второго залпа все еще не последовало, всячески стараясь показать рязанцам опасность их положения.

Действия пехоты корпуса и начало контратаки княжеской конницы заставили степняков с правого фланга дать возможность развернуться и перестроится в боевой порядок коннице нашего корпуса. Они готовились к контратаке, но в ее результативность особо не верилось: не люди устали, но кони.

- Корней, тысяча конных идет на нас, - прокричал Алексей.

- Вот и повоюем, - сказал я, проверяя готовность своего многозарядного арбалета и перекладывая единственную гранату в карман.

Стремительная скачка монголов в атаку выглядела, как отчаяние. Хан, или кто там командует, и нужно признать грамотно, увидел переломный момент сражения и послал на незащищенный, с виду именно так, центр, свой резерв. Очень хотелось надеяться, что это уже последний резерв.

Три пушки прогремели рано, командир пушкарей занервничал, и результативность была не большой, только с десяток всадников-степняков закончили свой боевой путь.

- Луки!- закричал Алексей и два десятка стрел устремились навесом на массу наступающих.

- Щиты, - прокричал вновь товарищ, и над скрепленными повозками стала вырастать деревянная защита, взявшая на себя большинство вражеских стрел.

Пришло время использовать свой арбалет, и я начал один за одним болтом посылать в стену врагов, благо, целится практически нужды не было, враг, казалось, был повсюду. Пусть и тысяча наступала на нас, но это выглядело очень масштабно.

Перезарядились пушки и два щита, поспешно сложенные перед орудиями, открыли пространство для нового выстрела. И картечь взяла свое, отыгравшись за предыдущее неумелое использование главного козыря нашего войска.

Перезаряжая свой арбалет, и судорожно размышляя о том, докину ли гранату до врага, услышал крик Алексея: «Жги!». Через полминуты в какофонию звуков добавились крики отчаяния и истошное ржание лошадей. Стало понятно, что горючая смесь поубавила пыла рьяным завоевателям Булгарии а в иной реальности и Руси.

Выстрел! Еще один болт полетел. Уже показывались головы атакующих, взбиравшихся на не сильно пологий холм. Мы проигрывали. Переоценил я силы, убеждая себя, что только полторы тысячи воинов могут пытаться взять штурмом наши укрепления. Меньше тысячи монголов, первоначально атаковавшие наши позиции и значительно поредевшие, уже запрыгивали на повозки. Полетела граната и взорвалась где-то на склоне. Отвлекаться и анализировать результат взрыва, было невозможно – первые монголы были уже внутри укрепления.

- Алла, Алла! – послышались крики, и сквозь множество звуков прорвался топот копыт.

Надежда, что пришла подмога, затеплилась внутри, когда я уже рубился вместе с оставшимися в живых защитниками внутри вагенбурга.

Выпад и снизу вверх разрубаю ближайшего врага. Под ноги падает с отрубленной головой другой степняк – результат работы Алексея. Примечаю, что больше внутрь укреплений противник не лезет, значит все же подмога пришла. Озолочу того, кто додумался спасти нас от излишней самоуверенности.

- Собака, свинья! – выругался я на монгола, который смог подловить меня и ударил по доспеху в район ребер. Хотелось больнее обидеть ловкого врага, поэтому и назвал его и самым обидным оскорблением, в тот момент я как-то упустил из виду, что степняк ни разу не мусульманин.

Защита, конечно, выдержала удар, но не факт, что мне не сломали ребра. Стрела! Один из ратников убил моего обидчика. И вдруг все стало тихо, враги закончились.

- Пораненный я, - констатировал факт, не требующий аргументации, великий князь Владимирский Ярослав.

- Вижу, князь, - ответил я.

Меня отвлекли от увлекательного занятия, которым я пытался психологически укрыться от рефлексии и переживаниям об огромных потерях во время сражения, как и от подсчетов трофеев. Посыльный от Ярослава нашел меня среди ратников, рыскающих по телегам и юртам монголов. Князь хотел лицезреть своего слугу. Мне же хотелось высказать князю за битву. Никакой согласованности, слушать никого не стали, вперед с саблей наголо в лихую атаку. Вот только не забыли поставить наш корпус на самый сложный участок, а сами, по старинке, на встречных курсах зарубиться. Можно же было вывести монголов под артиллерию, они еще не так чтобы и пуганные этим оружием, не знают, как бороться с пушками. Но вышло так, как вышло. И стою я в шатре князя, который уже готовится помирать. Имеет все же слабости наш князь, вон не такое уже и сложное ранение, а зовет всех на наставления посмертные.

- Ты сынов моих Федора, да Александра во учения к собе прими, да слушай князя свого Святослава – брата мого, - вещал великий князь.

Ну почему даже самые сильные мужчины, зачастую только почувствовав недомогание, сразу же ищут сочувствия. Мне рана на княжеском плече не показалась ужасающей, пусть и рука отсушена.

- Княже, пригляд за сынами твоими будет, токмо и тебе рано до Бога. Я кликну своего лекаря, он излечит твои раны, - произнес я, стараясь не показать своего раздражения. Ну как отвлекать от сбора трофеев?!

Среди обозников, которые являлись и лекарями в большинстве случаев, проходя обучение в воинской школе по этому направлению, были самородки. И мази делали на основе трав и пытались примитивные операции проводить, по крайней мере, в моем корпусе потери от ранений были ниже, чем это я наблюдал в войске князя. Так что направить к князю костоправа не было проблемой.

Посещение князя принесло и некоторую пользу – информацию для размышления. Не от князя, а от его свиты я расслышал некоторые подробности боя, которые не удалось уловить в процессе динамично развивающегося сражении. Не пришлось даже вслушиваться, так как все, возмущаясь, говорили нарочито громко.

Не все я рассмотрел на поле боя. Не увидел, что ратники Мстислава Удалого не устремились за всеми дружинниками-русичами в атаку, а плелись в хвосте конной лавины. И после избегали всячески прямой схватки. Уличив момент, сам Мстислав, с двумя сотнями, вообще покинул поле битвы.

И не вериться в банальную трусость одного из самых успешных и смелых полководцев Руси начала XIII века. Именно этот князь своим талантом смог переломить ход междоусобной битвы при Липе. Он же и ринулся одним из первых в безумную атаку на монголов в битве на Калке. Получалось, что даже во время судьбоносной для всего русского мира битве, Мстислав решал свои задачи по укреплению положения в древнерусском сообществе, стремился выделиться среди прочих.

Иначе себя повел черниговский князь Михаил, присоединившийся со своими ратниками накануне битвы, – это он, лично возглавив три сотни дружинников, рванул на выручку центру, между прочим, меня. Придется отдариваться как-то правителю Чернигова, спас он меня, без сомнений. Когда конные русичи прибыли на помощь, из наших трех сотен оставалось в строю меньше сотни бойцов, пушки были уже захвачены и бой был проигран.

- Воевод моих порубили, бери рать всю и бей ворога, - наделил меня властью Ярослав.

И я принялся за дело. Первым делом оттеснил ратников Мстислава от дележа добычи. Дело дошло до рукопашной, даже некоторые похватались за мечи. Но большинство было на стороне наших союзников, к коим я уже не причислял Мстислава. Он же, вероятно припомнив ситуацию в Киеве, не стал обострять. Забрал тот скарб, что уже удалось стащить на телеги, и быстро отправился домой.

Наблюдая в оптику, как ратники Удалого растворяются за гаризонтом, я сожалел, что не имел под рукой специалистов Ипатия. Было бы правильно устроить ранее новгородскому, а ныне киевскому князю сюрпризы. Зла я не держал только на Дмитра – воеводу Мстислава. Тот и повинился и вел себя правильно, одергивая своих ратников, когда те в очередной раз полезли за несправедливой долей в трофеях.

А добыча досталась богатая. Убитые ханы, а я присмотрел за тем, чтобы исполнить свою часть уговоров с Джучи и устранить его братьев, возили награбленное в большей степени с собой. Тут и ковры диковинные, которые украсят горницы в поместьях, ткани, удивительной выделки керамика с наполнением из еще большей красоты ювелирными предметами. Много, очень много коней. Только приблизительно больше двух тысяч великолепных туркменских лошадок. Монгольских степных я не считал, только поинтересовавшись у людей, сколько потребуется времени, чтобы переучить вышколенную монгольскую лошадь на сельскохозяйственные работы. Главное, что это можно, видел у себя в поместьях, как пашут на монголках. А еще золотые и серебряные монеты, не булгарские, те не чеканили, как и русичи, а восточные. Тут и чеканка Хорезма и Киликийского султаната и каких-то арабских эмиров. Четыре сундука.

- Да тут можно сразу в монетный оборот Руси и долго еще чеканить не придется. А еще в Европе мало золота, можно столько всего прикупить!.. И даже людей купить можно, пусть и говорят, что в Европе нет рабства, за деньги все есть. А потом расселить европейцев на Урале, пусть руду добывают, - вслух мечтал я, разглядывая богатства.

Получилось кое-что оставить при себе, но больше половины того, что было найдено в ханских шатрах, пошло в общий фонд. Распределение трофеев по всему войску было простым – всем воинам, оставшимся в живых по золотой монете и одной монгольской лошади, комплект доспеха и оружия от убитого монгола. Оказалось, что в живых осталось всего восемнадцать тысяч, что сильно огорчало радость от победы. Потери в девять тысяч ратных – это очень много, несопоставимо много. Это видел и Дмитр, который понимал, что потери в его дружине в разы меньшие, чем у остальных, поэтому и каялся, но ослушаться своего князя не отважился. Придется акцию готовить по Мстиславу, если только Ипатий не израсходует все патроны.

По приблизительным подсчетам, военная компания условно окупилась. Условно, потому что, даже имея много золота и серебра, купить то же самое продовольствие, поросят для увеличения поголовья свиней, или закупить товары повседневного спроса, просто неоткуда. Европа страдает от неурожаев еще больше, чем мы и готова платить большие деньги за зерно, товары же мы и сами производим еще и лучшие, чем зарубежом. Можно закупить в Англии те же колесные плуги, они показали себя с хорошей стороны, можно и химию заказать в Германии, но это то немногое, куда могут пойти деньги, если не на людей. И то, расточительно, так как и сами после войны сможем немало произвести сельскохозяйственного инвентаря, да и с химией все не так уж и плохо. Даже среди булгар-беженцев были, как я узнал из последнего письма с поместья, химики и они уже начинают вплотную работать с немцами, привезенными мной годом ранее. Рассчитываю, что получится отличный симбиоз знаний и практик. Ну а я выберу наиболее лояльного, и переведу часть одной из книг по этому, безусловно, важному, направлению. Глядишь, и бездымный порох изобретут, но это влажные мечты.

Ранение Ярослава было болезненным, но отнюдь не фатальным. Как я понял с объяснений лекаря, у него психологическое и физическое истощение и выздоровление будет более интенсивным, когда он будет регулярно спать и есть, без напряжений и цейтнота. Но вроде бы такая возможность, ненадолго, но складывается.

- Боярин-воевода, - прервал мои размышления подскочивший ратник. – Там хана живого нашли, тяжкий он, но еще Богу душу не отдал.

Направляемый ратником, я поспешил в один из шатров, где укрытый ковром в дальнем углу, где можно было и не заметить, лежал некий азиатского вида пленник. Руки у средних лет мужчины в кандалах, он был одет в растрепанную, но явно дорогую одежду, были связаны, лицо имело следы побоев. Человек хрипел и смотрел туманным взглядом.

- Кто ты? – задал я вопрос на монгольском языке и получил бурчащую, невнятную отповедь на языке, которого я совершенно не знал, но по легенде должен.

Это был некий знатный, очень знатный араб, по крайней мере, те перстни, которые были на пальцах у этого человека, говорили о его значительном статусе.

Штирлиц был, как никогда близок к провалу. Я же всем говорил о том, что долгое время прожил среди арабов, но языка, как оказывается, не знаю. Было дело, что я единожды избегал встречи с арабскими купцами, чтобы не засветиться, теперь отвертеться не получится. Однако Нечая тут нет, как нет и самых близких мне людей, знающих легенду о бедном мальчике, лишившегося отца и получившего образование на Востоке, откуда и новинки. Поэтому риски быть разоблаченным снижались.

- Джелал…Дин, - расслышал я в череде неизвестных мне слов.

- Ахренеть, вот это рояль в ковре, - проговорил я тихо, чтобы никто, кроме пленника не слышал, сдержать эмоции было сложно.

- Десятник! Сего хана привести до моих особых подвод и охранять его особливо, токмо подалей от Субедея. Да и лекаря клич, - принял я решение, осталось только с исполнителем определиться.

Решение было простым и корыстным – продать ценного пленника, или его ликвидация, но не бесплатная. Пусть решает Джучи, что для него лучше, но за одну и ту же цену. Этого хотелось бы продать не за деньги, а то, что будет более ценным. Джелал-ад-Дин был прямым соперником именно хана западного улуса, так как претендовал на сердце владений Джучи – Харезм. Думаю, что пятнадцать тысяч баранов, караван, как минимум, из тридцати подвод специй, договор о поставках марганца и хотя бы пять подвод чая – та позиция, с которой можно торговаться. Но задешево отпускать деятельного сына последнего легитимного правителя Хорезма, который может собрать войско и, пока жив, тревожить Джучи.

Ни золота, ни серебра я требовать не стану, хватает металлов, да и специи и в голодные годы продам в Европу по хорошим ценам. Марганец же, надеюсь, найдут, он есть во владениях Джучи, жаль только описание минерала прилагается, а не образец. Были сомнения требовать и коней, но их-то как раз очень много, была бы возможность прокормить такое количество в лесистой местности на родине. Итак, насыщение тягловым скотом крестьян, как и воинской школы лошадями, требует серьезных трат на прокорм и отведение значительных посевных площадей под овес.

Вопрос с Угедеем и другими ханами так же решился – они были мертвы, только Талай и ушел. Запоздалая погоня вернулась через три дня с опущенными головами – не удалось настичь и нарвались на отряды башкир, которые, видимо пользуясь полным хаосом, так же решили поживиться. Башкиров разбили, но след потеряли.

Через неделю, после сражения, в поместье отправился большой обоз из почти тысячи подвод и почти десяти тысяч коней с пятью тысячами баранов и волов. Даже при голоде, в моих поместьях на белковой диете можно будет прожить больше года, но овцы нужны были для шерсти, а волы для строительства.

А еще через два месяца прибыл гонец от Джучи, который уверил, что выкуп и за Субедея и за Джелал-ад-Дина в пути. Первый нужен в лучшем виде и при лучшем оружии, с почетом и эскортом, второй же должен быть гарантированно умерщвлен, что гонец и должен засвидетельствовать лично.

Интермедия 8

Младший брат среди всех наследников великого Чингисхана, Талай сидел в шатре Джучи. Это был один из, пожалуй, всех родственников, кто не считал хана западного улуса незаконным сыном великого монгола. По крайней мере, Талай никогда не позволял себе подобные высказывания, чем заслужил уважение со стороны Джучи. Это знал и младший брат, который, вместо того, чтобы бежать в исконно монгольские великие степи, пришел к своему брату с жалкими остатками некогда великого войска.

Всего удалось собрать чуть меньше тысячи воинов, и даже их не смог привести Талай, так как русичи настигли их и чуть не разбили, удалось сбежать. Это не были те враги, которые разбили великое войско, а другое войско, мобильное, злое, проходящее огнем и мечом по всей некогда Великой Булгарии.

И сейчас Талай, за долгие почти три недели бегства по кругу ото всех, наконец, не беспокоился о своей жизни, он доверял Джучи, знал, что тому не нужны земли на Востоке, которые принадлежали Угедею и ему, Талаю.

- Расскажи брат, пока слуги достают из глины корову, как погибли славные воины и ханы – братья наши, - повелел, именно, что повелел, а не попросил, хан.

Джучи упивался победой. Своей победой, но чужими руками. Он не был столь фанатичным в преданности к отцу, и его наказы всегда осмысливал, а не слепо исполнял. Чингисхан был более прямолинейным, чурался подлой хитрости, в отличие от своего сына. Но своего ли?..

Теперь Джучи – единственный хан монголов, который имел реальную силу. Конечно, можно в степи набрать еще одно войско, может и большее, чем то, с каким Угедей пошел войной на булгар. Но это войско нужно оснастить, вырастить и выдрессировать коней, выучить молодняк и лишить монгольские степи последних защитников.

- Братья, наши, - на последнем слове Талай сделал ударение, чем угодил Джучи. – Погибли, как герои. Они возглавили атаки и в первых рядах вели воинство. Субедей же, как я знаю, оказался в плену у воеводы князя урусов, который разбил войско степи.

Джучи напрягся. Такие повороты в политике ему не нравились, сильно много связано с деятельностью боярина Корнея. Три дня назад хан уже отправил первый караван на Русь, в котором были бараны и часть требуемых специй. А все для того, чтобы получить отрубленную голову Джелал-ад-Дина и стать, наконец, законным правителем и для жителей хорезмийских городов, которые готовы признать власть Джучи, но не делают этого, пока жив наследник их последнего шаха. Отправил хан и выкуп за Субедея, которого и сам хотел послать в степь. Пусть он, вместе с Талаем, занимается наследием Чингисхана. Пусть ведут монголов к Западному морю, сам Джучи не станет в этом участвовать, ему хватить сложностей на пути создания своего государства.

- Как думаешь, брат, а зачем Субедею идти в степь? Он решил мстить русам и булгарам? – спросил Талай, отпивая из глиняной пиалы кумыс.

Младшего брата удивило решение Джучи создать новое войско. Так мог и даже должен был поступить Угедей, но не сын Борте, стремящийся отказаться от монгольского наследия и соединить степную и городскую культуру Востока.

- Субедей был против этого похода на урусов, но подчинился Угедею. Богатур хотел идти на Запад и покорить модьяр и франков, Субедей дал клятву Чингисхану в этом, - ответил Джйчи, чем обрадовал быстро думающего Талая.

Младший брат рассуждал про себя: «Джучи не пойдет в поход, но должен быть хоть кто из чингисидов, чтобы поход был легетимным. Остается только он, Талай. Следовательно, можно будет набрать много трофеев, утвердиться, как единственный монгольский лидер и править всей степью единолично».

«Какая отличная возможность избавиться от непокорных, отправив их в поход, ну и поживиться добычей. А боярин умеет думать, он же практически обезопасил Русь с юга и востока, а теперь ослабит и Запад нашими руками. Или Корей только инструмент, а ремесленник Ярослав?» - размышлял про себя Джучи, поглядывая на задумавшегося Талая.

Глава 15

- Ты страшный человек, Корней Владимирович, - произнес Атанас.

Мы искали этого человека, с самого начала войны, искали долго, потеряв при этом немало добрых молодцев в постоянных стычках, как с монгольскими и союзными им разъездами, так и с булгарами. Я знал, что купец в основном проживал в старой столице волжан, Булгаре, но часто находился по делам в новом стольном граде Великой Булгарии, Биляре. Поисковые отряды не приносили хороших вестей, чаще были доклады о боестолкновениях и потерях. Только Ипатий, со своей неизменной удачливостью, обнаружил убежище купца и не только его. Многие торговые люди и просто имеющие достаток, но мало относящиеся к правящей элите, укрылись в небольшой деревушке вверх по течению Камы. В камыше, переходящем в заросли кустов, а после, в густой лес, можно было спрятать и десятки кораблей и многочисленный скот, что и сделали торговцы, ожидая развязки событий. Топи и леса создавали сложности в деле обнаружения беглецов, которые, впрочем, и сами довольно сильно ощетинились, выставляя дозоры и формируя десятки и даже несколько сотен охранного войска. Но людям Ипатия удалось…

- От чего же я страшный? – притворно удивился я.

- Ты знал, что так произойдет. Может и подстроил все это. Вот только как? Не мог же ты убедить степных ханов действовать по твоему плану? Но ты знал, собирал войско, тренировал молодняк. Даже наша с тобой торговля была только для войны, твоей войны. Я не удивлюсь, что это ты сменил князя Юрия на Ярослава, - распылялся Атанас.

- Друг мой, речи сии опасны и необоснованные. Кто я по-твоему, что смог такое совершить? – нарочито спокойно ответствовал я.

- Не знаю, может для своей Родины, ты и добрый ангел-спаситель, для степи – злой шайтан. Мне важно, кто ты для булгар? – сказал Атанас и пристально посмотрел на меня.

- Не дави взглядом, Атанас. Много меж нашими народами было обид, очень много. Искать кто прав, а кто виноват, нет смысла. Может обиды идут со времен Святослава Игоревича, который пограбил вас, но потом, за ваше же серебро пошел на хазар и уничтожил ваших же хозяев – каганат. Может, еще раньше обиды возникли, когда русы и булгары стали соперниками в торговле с Халифатом. Кто знает?! Но одно точно понятно, что монголы – зло и для вас и для нас. Булгарии уже нет,- купец, или уже кто-то больше, чем простой торговец, резко встал, - да присядь, не ершись. Ты и так все понимаешь, что только с Русью по пути осколкам Булгарии. Много беженцев уже нашли себе кров и пропитание на русской земле, их никто не гонит. Только в моем поместье уже более двух тысяч человек. И это не только мужики, но и бабы с детятками.

- Понимаю я, принять все это сложно, - из Атанаса, как будто, вынули стержень, купец осунулся, и из его глаз потекли слезы.

Мы сидели в шикарном зале в одном из дворцов Булгара, построенном еще до того, как эмир решил перенести столицу в более тихое место, подальше от неспокойных русичей. Стульев не было, но то, что я некогда называл «пуфики» было повсеместно, как и многочисленные ковры. Монголы пограбили дворец и уже мои люди, создавая, как они думали, идеальный интерьер, нанесли огромное количество ковров и подушек. Так что в глазах пестрило от красок и узоров.

Только вчера с вестями от Ипатия и большим отрядом охраны, в составе которого были и булгары и русские ратники, пришел Атанас.

Друг-попаданец смог найти убежище волжских толстосумов, преследуя отряд монголов в самом начале своего победоносного похода. Тогда монголы, не смогли протиснуться через природные ограждения к полянам, на которых проживали беженцы. Однако, разведчики Ипатия, буквально, «на пузе» удалось обнаружить следы пребывания людей.

Интернациональное войско Ипатия не стало грабить сбежавших купцов, чинуш, богатых ремесленников, а, напротив, оставили с ними легкораненых бойцов, как на излечение, так и для защиты от незначительных отрядов и степняков и просто грабителей. К трем сотням охраны булгар присоединились тогда две сотни русичей. И это уже была сила.

Что касается действий Ипатия, из письма становится очевидным, что все крупные города и поселения некогда грозной державы без защиты и кишат разномастными бандами, занимающимися местными разборками. Монголы же снимали гарнизоны, вывозя наиболее ценные вещи и целыми кварталами ремесленников. Степняки терпели поражения от русичей и не видели возможности распылять свои силы на многочисленные гарнизоны, которые должно было держать в изрядном количестве, в том числе из-за беспокоящих набегов русских иррегуляров.

Нужно было степнякам и озаботится большим сопровождением в многочисленных караванах с награбленным добром, на что шло изрядное количество монгольских войск. Положиться в таком деле на союзников было невозможно и, без того немногочисленные монголы, которых было меньше половины в огромном степном войске, растворялись в охранных отрядах.

Несколько таких караванов были перехвачены Ипатием и отправлены частью в мои поместья, частью, из-за опасности перехвата уже степняками, прятаться в леса. Много полоненных людей было в таких вот караванах. И у ремесленников, которых монголы гнали на свои земли, впервые был выбор: они могли идти на все четыре стороны, на Русь, или же продолжить путешествие к «просвещённым монголам». Все было по желанию, но снабжение и охрана организовывалась только для ремесленников, отправляющихся в русские земли. Получалось, что де-юре, выбор есть, а де-факто – только переход до русских княжеств представляется единственным направлением.

Сейчас же Ипатий, пройдя через всю территорию уже некогда булгарского государства, соединился с Филиппом и они, отогнав башкир, занимаются зачисткой городов и, ничего не поделаешь, а надо, - разграблением и оказывающих непокорность самих булгар, но прежде всего монголов.

- Друг мой, я не знал, а только мог предположить варианты развития, как и ты, но мой прогноз исключал уничтожение Булгарии, я думал о крепком союзе между нашими народами, - соврал я, но исключительно ради дела, продолжая разговор, выждав время, пока Атанас придет в себя и выплачет горесть.

- Не могло быть союза между нами, эмир никогда бы на это не пошел. Мы были соперниками. Вы уже начали покорение марийцев, ты начал, а они платили дань нам. Мокша пошла под вашу руку, благодаря твоему другу, эрзя колебалась. А что было бы дальше? Буртасы, башкиры? Новгород смотрит за Камень, уже строит свои остроги в Парме. Нет, союза не могло быть, только война на истощение. А теперь у нас только один вариант – идти в вассалитет сильнейшему в войне. Эмир убит, его куввады так же, войско либо разбежалось без командования, либо в ватаги сбивается, но многие достойные уже погибли, - глаза Атанаса вновь увлажнились и скупая, но очень горькая слеза скатилась по щеке. Однако, купец сумел взять себя в руки.

- Мы защитим своих вассалов и не станем разрушать мечети, как это делали монголы, - сказал я, похлопав булгарина по плечу.

- А монголы и не разрушали святынь, они боятся истинного Аллаха, а у русичей есть свой Бог и вы поставите свои церкви на наших землях, - парировал Атанас.

Для меня тоже было удивительным, что захватчики не трогали мечети и мало того, старались не убивать служителей культа. Атанас, как и я, не знал ни об одном убитом имаме. Но все одна из мечетей в Булгаре была разграблена точно, сам видел. Скорее всего, это сделали не монголы, а их покоренные, но прецедент был.

- Давай к делу, друг. Можно много обид вспоминать, да заниматься пересудами. Но дело нужно делать. Так, что я предлагаю… Сначала нужно собрать людей, пусть это будут уцелевшие купцы, ремесленники, чиновники, воины. Они и должны попросить о помощи и поддержке земли, которая станет русской, но при сохранении веры, традиций. Русь сейчас в силу входит, и ваши товары найдут своих покупателей. Я поделюсь с твоими людьми секретами, дам зерно хорошее на посев, овощи разные, - говорил я, вырисовывая перспективы.

И главное, что я не обманывал. В интересах Руси, ну и в моих личных, были земли в Поволжье с отличными почвами и неплохим климатом, чтобы они давали свой хлеб, создавали возможности для экспансии на и за Урал. Урожаи должны перекрывать все потребности и русских земель, как и в их составе булгарских, так и накормим часть Европы без последствий для себя. Это и рост населения, и освоение Урала, куда уже рвется ремесленная молодежь, понимая, что старички, типа Дарена, свое не отдадут, а молодость она бунтарская, пассионарная.

- И Ярослав также ответит? – спросил Атанас.

- Да, о том уже разговор шел после битвы с Угедеем, - снова, пусть и частично, соврал я.

Разговоры такие были, чаше на пирах, «вводились в уши» будущего Великого государя идеи освоения Урала, соглашений не только с булгарами, но и с другими инородцами, что встретятся Руси на пути ее расширения. Идея проста: не трогать святынь и распространять православие плавно, часто даже с сохранением неких местных обычаев, дальше – соглашение о количестве ясыка, включение местных элит в государственную систему. Все это уже проходили в истории на разных ее периодах, но допускать тех же войн, как с чукчами, которых таки и не покорили, но крови пролили много, нельзя. Местным должно быть выгодно идти под руку Руси. А крепости и остроги с отрядами казаков, которых пока нет, но будут, должны иметь государственное покровительство и снабжение.

- Венчается раб Божий Ипатий рабе Божией Феодоре, во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь, - громогласно, зычным басовитым голосом провозгласил отец Михаил.

Ускорить венчание было решено, когда Феодора отправилась по Волге в поисках своего суженного. Прибывший в поместье раненый Ермолай, которому в одном их пограничных сражений с монголами западного улуса, отсекли ступню, стал тем катализатором, который подвиг бунтарскую натуру Феодоры к безрассудству. Ермолай принес в поместье информацию, что и Филипп получил ранения и Ипатий лежит обездвиженный, очень плох. При этом умудрился высказаться, что война закончилась и по Волге нынче не опаснее, чем завсегда, ходить на кораблях.

Феодора, приехавшая, в сопровождении своего дяди по материнской линии Александра Гвидо, в унжанское поместье, чтобы там ждать своего суженного, отправилась с очередным отрядом ратников, которые плыли в Булгар в рамках ротации войск.

Конечно же, девушку-беглянку поймали, но только в Городце. Она посчитала, что уже на булгарской земле, так как вокруг была слышна больше речь булгар, чем русичей. Вылезла из-под ткани, где пряталась среди ящиков с провиантом. Причиной разоблачения Феодоры стали естественные нужды девушки, которая была достаточно чистоплотной, чтобы не гадить в месте, где спит. Так она и была замечена воинами.

Этот демарш ускорил процесс принятия решений и политических и личных. Тогда Ярослав, идя уже на поправку, но недавно прибывший во Владимир из похода, одобрил союз. Когда же пронырливые слуги трапезундских вельмож прознали, что Ипатий еще и богаче самых знатных толстосумов их родины, особенно по итогам войны, то воспылали желанием скорее поучаствовать в сложном деле управления парнем для «правильного распоряжения богатством». Ну, это они еще не поняли, с кем имеют дело, и что Ипатий не только воин, но и еще за пояс заткнет таких дельцов-интриганов.

Поступок же Феодоры приобрел широкую огласку и оброс множеством подробностями. Девушка стала неким символом любви и верности, самоотверженности. Даже не вспоминали, что суженная Ипатия нисколько не русская, а вобрала в себя и сельджукскую кровь и греческую и даже норвежскую, она была предназначена русскому герою-воину, значит русинка. И такой подход меня более чем устраивал, создавались предпосылки к принятию новых народов в единую семью, нет никакого расизма или чувства превосходства над народностями.

- Поздравляю, друг, - я протянул руку Ипатию, но передумал и крепко обнял его, троекратно расцеловав.

- Спасибо! Федора – моя женщина, и это из-за того, что бы лезешь всегда не в свои дела, но дальше как-то сам, друг, – Ипатий посмотрел на стоявшую рядом с невозмутимым, нужно признать очень милым, лицом, девушку.

- Покой нам только сниться, Ипатий! Толком свой дом, да кровати в нем и не проверите на прочность, - сказал я, намекая на недостаток времени, что бы насладиться жизнью в объятьях молодой жены.

Ипатию предстояло путешествие на земли Трапезунда. Было принято решение расширить владения этой маленькой империи и создать свои, русские базы на черноморском побережье. При том, что флот «адмирала» Жадобы должен был уже прибыть для торговых операций в Рим, а оттуда прорываться в Черное море.

Ярослав сильно отнекивался, утверждая, что Европа не даст русичам захватить Константинополь и выйти на оперативный простор Средиземного моря. Говорил, что много воинов потеряли уже и еще больше можем потерять в авантюрах по восстановлению Восточной Римской империи под русским протекторатом. Для местных властителей это звучало, как если бы в США стала под протекторат Мексики.

Но я не видел ничего не исполнимого. Наши войска сейчас, напротив, на подъеме. Отдохнут и многие отправятся на войну, патриотизм и чувство сильной державы велико, боевой дух на необычайном подъеме. Мало того, еще ранее разговоры были с католиками по участию в Крестовом походе русичей. И сейчас все складывается как нельзя отлично. А отсылать часть войска просто необходимо, во время неурожайных лет нет ничего лучшего, пусть и циничного, как кормиться ратникам на чужой территории.

Еще одним политическим фактором, который побуждал к активным действиями, стало то, что Грузинское царство уже выразило интерес участвовать во всех делах, включая и Крестовый поход. Они боялись, что при перекрытии пути на север и в Западную Европу монголам, после поражения от Руси, те обязательно обратят внимание на их государство, тем более, что Грузия становилась некой «костью в горле» для хорезмийского хана Джучи. Русь начинала выступать, как серьезный игрок на политической карте.

- Не горюй, Ермолай! – я похлопал сидящего по левую сторону рядом со мной за столом друга.

- Якоже, калеченый я отныне, не вой боле, - ответил друг.

Ермолай сильно переживал за свою ногу, вернее ступню, которую отсекли монголы. Но нога заживала, а Никифор – умелец наш неизменный, по моей наводке соорудил вполне сносный, пусть и деревянный протез. Так что сейчас Ерема только хромает, но передвигается на своих ногах.

- Запамятовал, что школу воинскую треба рядить, вот ты и станешь в ней головою. Ратник ты добрый, лепей за иных, - подбодрил я друга.

Вопрос о том, кому быть руководителем воинской школы, забрасывать которую ни в коем случае не собираюсь, решился после того, как Ярослав в ультимативной форме потребовал к себе в ближние воеводы Филиппа. И тот, особо не кочевряжился, а сразу согласился. Не малую роль в соглашении Филиппа переехать в стольный град стало стремление к усилению своего лобби со стороны ростовских бояр, выразителем которого все еже являлся воевода. Великого князя проняли полководческие способности молодого воина. Да я и сам поражался, насколько Филипп умеет видеть поле боя, перспективы, слабые и сильные стороны противника, быстро действовать и слаживать все свои подразделения в единый организм, прямо мистика. Думалось даже иногда, что Филипп еще один попаданец, но все проверки и подозрения не подтвердились. Между тем, местные хроноаборигены, по крайней мере, многие из них, были не менее, а более деятельны и смышлены, чем те, из времени которых меня перенесли.

Ярослав же приблизил Филиппа к себе и стал во всем его слушать, что касалось воинского искусства, особенно с то того момента, как воевода, наконец, присоединился к княжеской дружиной, и пошла сплошная череда побед хоть какими силами, и малыми и большими. Монголы, даже лишившись своих ханов, нашли силы и организовались для контрудара, но получили такой отлуп, что вся Булгария очистилась от степняков «от греха подальше». Все бежали, даже башкирские отряды ушли в степь. А русичи стали организовывать засечные черты уже на территории бывшей Булгарии. И днем и ночью работали рабочие строительные артели, собранные по всей Руси и усиленные ратными людьми. Большой обоз со строительным инвентарем и с разобранными механизмами лесопилок. Между тем по Волге вниз по течению сплавлялась древесина в большом количестве. Такого объема военного строительства Русь еще не знала.

Джучи все же сделал попытку ударить, вероятно, рассчитывал, что русичи достаточно потеряли ратников и не смогут оказать сопротивления, а он улучшит свое геополитическое положение. Очень ошибался хан, для себя катастрофически. Жестко выбивали войска Джучи с нижнего Поволжья, выгоняли его и с территорий, что только недавно были под ханом, прочно выходя к Каспийскому морю. Уже там, на новых территориях срочно начиная ставить засеки и рубить крепостицы для обороны – вырабатывалась уже стратегия, когда, не считаясь со стоимостью, все новые территории срочно обзаводились прочными укрепрайонами.

Хан прислал посольство скоро и счел лучшим признать границы по Каспию. По сведениям купцов, у Джучи начались внутренние проблемы – локальные восстания хорезмийцев. Слабого хищника пожирают самого, а монголы ослабли после поражений, проигрыш же в пограничной войне с Русью, возбудило, до этого не осмеливавшихся, противников новой ханской власти и те начали действовать. Пусть эти действия были плохо организованы и даже после нашего вливания серебром, не приобрели больших масштабов, но Джучи пришлось оставить все свои надежды на укрепление и освоение степи на юге бывшей Булгарии.

Между тем, Субедей, вопреки моим прогнозам нашел достаточно сил, чтобы идти на Запад. После поражения Джучи, Талай, номинальный руководитель монгольского войска, и Субедей, вышли на связь с русичами и запросили проход войска по территории Булгарии и, как это ни странно, по Дикому полю, которое степняки посчитали уже русским. Пришлось, конечно, направлять дополнительные силы на юг бывшей Булгарии, как и укреплять всеми, что были в наличие, пушками пограничные крепости. Пришлось так же напрячься и отправить большие обозы с продовольствием к места предполагаемого соприкосновения с монгольским корпусом, что шел в Венгрию. Обещал же Субедею помощь, вот и приходится, даже рискуя для себя, делиться важнейшим ресурсом.

Но некоторую выгоду все же получить удалось. Огромное количество монгольского оружия было, в большинстве своем, не востребовано на Руси и должно было быть переплавлено, удалось обменять на рослых коней, на монголок не меняли, они уже на Руси больше шли на мясо, чем в помощь.

Прошло два года со дня свадьбы Ипатия. Многое изменилось для Руси, да и в моем доме вновь прибавление. Божана разродилась еще одной дочуркой – темненькой с зелеными глазками девчушкой. Назвали Дашей. Ждем еще одного прибавления во все разрастающемся семействе, но уже внука – жена Юрия на сносях. Вот я уже и дедушкой скоро стану, молодым таким дедом, еще озорным и охочем. Уже столько детей, а жизнь только начинается. Так никаких денег не хватит на достойное приданое, шучу, конечно, хватит и останется.

Сам же старший сын, пусть и приемный, но родной, опять отправился на землю сарацинскую, в тот самый Крестовый поход, куда паписты зазывали, а теперь не знают, как выгнать «удачливых схизматиков». Разрозненные армии арабов разгромили без труда, вначале повоевал Филипп, а после его отбытия на Родину, уже Лавр постарался на славу, будучи до этого в учениках у «Филиппа-завоевателя», так нарекли арабы великокняжеского старшего воеводу.

При всем при этом, русские рати шли в авангарде, якобы поведясь на прямую хитрость крестоносцев, что хотели уменьшить большой контингент русских войск и перехватить пальму первенства в походе. Вот только получалось так, что все «самое вкусное» трофеяли русичи, уже неоднократно посылая огромные караваны в сторону Грузии и Трапезунда, откуда они шли, после некоторых торговых операций, на Русь.

Некоторые сложности возникли при взятии Дамаска, и после осада Иерусалима. Дело в том, что Дамаск нашими ратями был взят достаточно быстро, пусть и не без проблем, а вот Иерусалим католики никак не могли покорить, взяли город в осаду, от которой больше страдали сами. Запаса продовольствия у крестоносцев было крайне мало, тут и русичи постарались перекрыть некоторые торговые тракты, по которым к морю шли обозы с зерном. Между тем, венецианцы были готовы предоставить в достаточном количестве и продовольствия и переправить подкрепления, но цену заломили такую, что папа римский даже рассматривал вопрос о предании анафеме Венеции. Шли долгие переговоры, к которым присоединились и франки и германский император. Между тем, крестоносное войско сильно буксовало под Иерусалимом, тогда как арабы стали собирать все большие отряды для беспокоящих ударов по католикам.

Но были очевидны и наши сложности. Так, порох был на исключительной экономии, все никак не могли накопить достаточный запас, поэтому и велась осада, а мы не предоставляли артиллерию, потому как накапливали порох для будущих решительных действий. Да и спесивые европейцы не желали делиться добычей, обвиняя нас уже в том, что русичи осели в Дамаске, и мы в богатейшем городе распространяем свои правила, как будто они не стали так поступать. Так что даже когда были заполнены продовольствием и оружием магазины, скорой помощи крестоносцам не последовало, пусть потолкутся вокруг города, а мы пока торговые, да иные экономические связи наладим. Чего стоит уже то, что ожидается большой караван с Индии с селитрой, которая в этой стране на диво хороша и ее много. Сера из Сицилии уже в изрядном количестве на складах лежит, уголь найдется и на месте, так что на одну войну запаса пороха сделать получится.

Строго настрого были даны указания всем командирам в русском воинстве о действиях на захваченных землях. Русь не приходила на эти территории надолго, а перенять ремесленное мастерство, переслать некоторых ремесленников на Север континента. Не было никакого жесткого ограбления городов, со смертями, с насилием. Да, прецеденты были, но единичные, бессистемные. Ремесленники перемещались на Русь со своим всем скарбом, торговцы откупались от претензий со стороны новой власти половиной своего имущества, и тут могли быть нюансы, если купец мог быть в будущем полезен. Между тем, тихо, но жестко, была выкошена вся правящая элита, вот тут уже экспроприация была безусловной. Было принято решение элиты менять, полностью, чтобы новые власть имущие, которых находили в среде опальных аристократов, или обедневших, были благодарны именно русскому ратнику, на «штыках» которого они пришли к власти. Такая вот форма необъявленного, но фактического вассалитета. Русичи уйдут, но большое посольство останется, как и договоры о беспошлинной и приоритетной торговле. Вопрос о военной базе так же обсуждался, но скорее в Ларнакии, на побережье. А для этого, нужно как то выгнать крестоносцев.

Во время передышки на Ближнем Востоке, пока католики «ковыряли» стены Иерусалима и пошли караваны на Русь, а треть войск были задействованы в охране этих грузов, русские дипломаты, ведомые мной и Нечаем, мы сменялись вахтовым методом по полгода, начали свою работу. Уже сейчас можно говорить о том, что, пусть и временно, но русские купцы стали монополистами в торговле пряностями со странами Европы. Великий шелковый путь, плотно контролируемый ранее монголами был оседлан Джучи на Западе и наместнику Талая на Востоке и оброс рядом договоренностей. Младшему брату удалось не дать развалиться монгольской империи, отбить, не лучшим образом организованные, попытки реванша со стороны Китая и даже немного продвинуться и захватить Пекин и центральную часть азиатского государства. Но тем же монголам срочно понадобились деньги, те же китайские войска частью, из-за повальной коррупции, можно было купить. И тут Русь давала не сверхприбыль, но стабильный доход. Кроме того, огромное количество оружия степняков выменивалось по неплохому курсу за специи, которых у монголов было много и за шелк.

В тоже время на Руси важнейшим товаром стали металлы и не железо, которого шведы изрядно наловчились добывать и нам продавать, а благородные. Проведенные мной подсчеты, насколько хватило знаний и разумений, говорили о том, что производства товаров на Руси резко выросло и в количественном и качественном отношении, в то время, как серебра сильно не прибавилось. Вот и наблюдался дисбаланс. Из-за этого много торговых операций проходило в бартер, что было тупиком для развития экономики даже в среднесрочной перспективе. Нужно было много металла и работа по исследованию соответствия количества и производства товаров, поступление платы из-за рубежа и наличия местного серебра и золота. Никакой революции цен, как это было в другой реальности после увеличения потоков серебра и золота из колоний, нельзя так же допустить. Тогда продукты в европейских странах стоили немыслимое количество серебра, зачем нам это здесь. К примеру, будущая королева Англии Елизавета Тюдор радовалась подарку на День рождения в виде большой корзины овощей. Так что нужно и резервный фонд создать, так, на всякий случай.

Но не металлом единым сыта русская земля, в любом случае, путь на Урал открыт и знания о залежах там серебра имеются. Важнее иное – кооперация со странами Востока. Это во времена Петра Великого, которого здесь может и не случится, была необходимость догонять Европу в промышленном, научном и управленческом потенциале, сейчас же еще Восток не растратил наследие великих исследователей и еще полон и математиками и астрономами и, тем более лекарями. Методы того же Али Ибн Сина – Авиценны, все еще революционные и ими пользуются восточные врачи и XIII веке. А в то время, как Фибоначчи только доказывает в Европе удобство десятеричной системы исчисления и пользу индийских цифр, арабы уже давно прошли этот этап принятия. Тот же Аль-Урди – мой современник, правда еще должен быть сильно молодым, должен стать великим геометром и астрономом, который активно критиковал модель Птолемея и был близок еще до Коперника и Галилео со всякими там Джоржанами Бруно, к гелиоцентрической системе.

На Востоке много книг по различным направлениям, которые канут в Лету или будут уничтожены инквизицией при проникновении в Европу. Огнестрельное оружие и то было впервые применено на Востоке и речь не только о бамбуковых трубках китайцев, но и ручном арабском орудии. Так что есть задача в поиске научных людей и привлечении их к работе на благо Руси. Ну, может в большем количестве переедут и в русские земли некогда булгарского государства, чтобы религиозность не стала раздражителем.

Там, в бывшей Великой Булгарии, даже была заложена Ярославом мечеть в Биляре, по проекту, самая большая на данный момент в мире. Ох, как сложно принимали этот факт церковники, но патриарх Арсений, работающий в тесной связке с князем, дал укорот своим подчиненным. И какой же это был качественный и выгодный ход. В купе с тем, что Русь пришла к булгарам, и буртасам не только с оружием, но и полными кашей казанами, да еще и с грамотной политикой наместника князя Ярослава Атанаса, весть о новой мечете резко поубавила протестные движения. А они начинались, уже формировались подпольные ячейки в городах, уже пришло серебро от Джучи. Но разведка сработала и даже заработала, конфисковав немалое количество хорезмийского серебра и многим меньше золота. Оборот серебряных монет в экономике Великого княжества еще больше увеличился.

В целом же про ремесленников Востока можно долго говорить. Пусть европейцы и кажутся более практичными, то восточное ремесло, это больше искусство. И оно нам нужно. Соединить все технологии и выявить лучшее – залог успеха и мы постараемся его добиться.

Важнейшим для меня делом, стоящее большого труда и все большего роста уважения к деятельности Григория Потемкина, которого может в этом варианте истории и не быть, стала закладка комплекса верфей в Крыму в Трапезунде. Ну, конечно же, данное мероприятие не обошлось без свежеиспеченного «ромея-патриция» Ипатия, ставшего сразу же большим человеком в одном из осколков Византийской империи. Уже то, что он привел с собой в Трапезунд полторы тысячи, прошедших не одно сражение, подготовленных воинов, вызвало икоту у императора Адроника I, которая усилилась, когда Ипатий начал создавать свою воинскую школу. Однако, правитель понял выгоду и уже решил ряд своих проблем на полуострове с помощью новой силы. И друг решился вложиться в дело строительства военного и торгового флотов и Руси и Трапезунда, дав немалые средства на обустройство верфей и строительство целых городов для ремесленников.

Выписанные из Генуи корабелы с переехавшими из Риги уже опытными кораблестроителями-русичами с еще несколькими немцами, во всю готовят новые типы кораблей – прототипы уже улучшенной каравеллы и флейта. Безусловным новшеством становится установленный на кораблях штурвал. Лес для постройки частично готов, частично сушится, частью еще сплавляется по Днепру, пушки отливаются уже на месте, ну а порох… ждем большой караван из Индии.

Конечно, опасно было строить верфи практически на территории Трапезунда, но где еще? В Риге верфи загружены, там так же строится экспериментальный корабль типа «пинасс». Чертежи из книг были мной перерисованы, меры длинны переведены. И по минимум пятнадцати чертежей на один корабль и строится будущий океанский флот. Причем, именно что «пинассы» больше подходят для торговых операций, поэтому есть надежда, что эти корабли будут окупаться со временем.

Планирую ли «открыть» Америку? Да, и еще раз – Да! В планах и путь в Индию проложить, пусть сейчас определенные договоренности с персами и монголами есть по доступу к индийскому рынку пряностей и чая, но не вериться, что те же персы или степняки не попробуют еще раз русичей на зуб. Есть мнение, что этот зуб обломается, но торговые операции могут усложниться. Да и самим, без посредников, поторговать в Индии будет очень заманчиво, даже с учетом затрат на переход вдоль африканского побережья, там и слоновой костью поторговать выгодно получится и застолбить золотые жилы на Юге африканского континента.

Но пока корабли только строятся, а будущие моряки вахтами ходят по морям на имеющихся торговых суднах, готовимся к войне. Именно к ней! Казалось, война и не останавливается, вон крестовый поход все еще идет, пусть католики и немного выдохлись, но он не стал катастрофически провальным для католического мира, как в иной истории, которую знаю только я, но которой не суждено сбыться.

Православные же становятся серьезнейшими соперниками в исторической перспективе, все больше набирают очки в будущем устройстве мирового порядка. Сама идея воевать с Русью должна стать невозможной для будущих поколений, поэтому и достаточно мобилизованное общество, да и война перестала быть убыточным мероприятием.

Следовательно, это поколение русичей должно стать героическим, да уже стало. Но потенциал еще есть, он велик и становится все больше. Неурожайные годы еще идут, но они, по утверждению знающих людей, того же Нечая, более сытые, чем раньше были урожайные. Интересной стала сделка с Джучи. Так вот, Джучи, в том числе при посредничестве Талая, предложил рис, много риса, в обмен на то же оружие. Причем оружие, желательно монгольское, уже распространенное в войске. Ну а этого добра оказалось очень много для всех сделок, ну и сами кое-что по монгольским лекалам стали делать. Так что Русь ест плов. Ну как ест? Пока только познает, что это такое вообще. Но, думается, распробуют. А так как мяса вполне хватает, то голод не предвидится, в отличие от Европы.

Внутри же многоэтнического государства все в порядке. Нет, проблем очень много, но нет нерешаемых. Ярослав собирается объявить о Княжей Раде, как главном совещательном органе при великом князе. Туда должны войти представители наиболее важных регионов строящегося государства. Можно назвать некоторые имена, кто будет совещаться в стольном граде Владимире при принятии князем важных решений. Так, от эстов, ливов и латгалов будет Мейлис, в Ригу Ярослав назначает своего тиуна, но Ревель остается городом вассальных эстов, которые доказали свою верность всем соглашениям еще того, когда ливы и латгалы дрались против русичей. От мордвы будет Антяс и от булгар его почти тезка – Атанас. Последнего «избрали» оставшиеся вельможи и купцы бывшего государства, само собой это стоило и серебра и нервов, но Атанаса я уже знал и очень хотел его на этом месте, а Ярослав не вмешивался в этот процесс, ему хватало проблем со стороны своих родственников-рюриковичей. Прежде всего, Мстислава. От Полоцкой земли был Святослав Всеволодович, от Новгорода – Семьюн.

Должен быть и представитель и от марийцев, но они пока не определились с ним, там развернулась чуть ли не гражданская война и нас попросили не вмешиваться, оно и не нужно, тем более, что дань идет с двух противоборствующих сторон в повышенных объемах – умаслить хотят обе стороны, да мы и не против. Так уже скоро в лесах куниц с другими пушистыми не останется – рухлядью загружены три склада и при этом шитье шуб и шапок не прекращается ни на день. Кроме того, тот факт, что русичи не вмешиваются во внутренние дела уже подконтрольных марийцев, дало определенные дивиденды для формирования Союза. Так, местным элитам было крайне важно, чтобы в их внутренние дела не вмешивались, при этом, что быть в составе большого и сильного государства так же выгодно. Но пусть и думают так, централизация – долгий процесс, может на сто, а, может и на все триста лет. Главное, чтобы это было неумолимо, а то любой проигрыш в каком сражении и начнется сепаратизм.

Оставались еще представители в Раду от Ростова, которым стал Великобор – старший сын умершего Войсила, от Рязани князь Ингвар еще не определился, возможно, и сам будет представлять свое княжество, предлагал мне, так как все еще числился послом Рязани, но это, скорее, было все же в качестве некого вежливого жеста «серому кардиналу», коим меня все больше начинали считать, люди уже могли проанализировать произошедшее и понять, откуда ветер дул при последних событиях.

От Новгорода Семьюн будет советовать в Княжеской Раде, будет и выборный представитель Пскова. Интересным стало то, что Унже так же дали одно представительство. И, видимо, великий князь, сделал это под меня, но тут облом – Гаврила – тысяцкий города пока что станет представлять интересы нашего, уже изрядно многолюдного региона. Остальных до числа двенадцати назначает великий князь, кроме, еще одного представителя от… Киева, вероятнее всего, воеводы Дмитра.

Великий князь Мстислав, прозванный Удалым, скоропостижно скончался в противостоянии с диким кабаном, до этого начав сильно раздражать Ярослава, собирая коалицию против Сереной Руси. Это была отличная операция, проведенная совместно Филиппом и Ипатием. Все близкие родственники одного из некогда самых удачливых князей Руси так же покинули этот мир. И никаких ниточек, ведущих к Ярославу нет, да и сам великий князь Владимирский и не предполагает, что случилось на самом деле. Он даже тосковал по своему тестю. Мстислав Киевский практически формировал коалицию против владимирского князя, привлекая Давида Романовича, Литву, соблазняя черниговцев, даже половцы с венграми выразили желание поучаствовать в авантюре. И ведь знал Ярослав о скором сборе войска против его, но все равно горевал, пил унжанские горячительные напитки, страдая душевно от того, что должен лить русскую кровь.

А модьяры еще не знают, что их ждет, вот и распыляют свои силы. Субедей нашел общий язык с Джучи и отправляется в поход к морю на Западе. Частично его войско, на двадцать тысяч воинов получает от нас оружие, объемы производства оружия никак не уменьшаются. То оружие, которое было у них забрано после всех поражений степняков в Булгарии, уже раздали, поэтому сами производим, монголам много нужно. За это частью степняки рисом платят. Коней же не даем, самим нужно, в степи еще не перевелись лошадки, а нам в сельском хозяйстве нужны. Выносливые низкорослые лошадки, не привередливые в корме, пусть и с трудом, но переучиваются под средневековых аграриев. В купе с тем, ряд оружейных мастерских и кузнечные мануфактуры перевели на мирные нужды и нарастили плугов, борон, как и иных орудий труда, рассчитываем рост сельского хозяйство на треть уже в этом году, тем более, что начали строить остроги и осваивать Дикое поле.

Да, погряз я в грязной политике, и смотреть в, ставшее обыденным на Руси, зеркало бывает и неприятно. Но как же иначе? Тот же Мстислав собирал серьезную силу, включая тех же русичей, были брожения и в умах новгородцев, которые помнили Удатного некогда своим князем. Что было бы? Большая битва и опять жертвы, погибшие и покалеченные сильные мужчины – опора любого государства, как на поле сражения, так и на поле пахотном. Шесть власть имущих человек умирают и сохраняются тысячи жизней и стабильность в державе, чтобы неповадно было захватчикам опять точить ножи на Русь.

Вот и получается, что русские земли, которые некогда можно было назвать Киевской Русью, объединены и уже решают не как устоять, а, как развиваться и отбивать у латинян Царьград.

Ну а с монголами все срослось у всех заинтересованных особ. Так, Джучи нужна стабильность, он строит сильное государство, пытаясь объединить культуру степи и города. Пусть хан и пытается пакостить нам, на данный момент главным своим если не противникам, то соперникам, но так, по мелочи. Между тем монголы все еще пассионарны и готовы к свершениям. Нужно подточить этот этнос, но лучше чужими руками. Венгры, хорваты, вероятно, поляки, если повезет степнякам, то и германские государства – все они остановят монголов. Но какой ценой? Большой! Так как немного, но мы степи поможем.

Эпилог 1

- В лето 6731 по грехам нашим… Тьфу ты, какие тут грехи то, все сложилось то по доброму, - бурчал я, как старый дед.

А почему то, как старый – я и есть старый. Сто двадцать три года уже стукнуло. Долгие года – мое проклятие. Не цепляюсь я за жизнь, устал уже, все слезы выплакал. Каково это было хоронить любимую жену? Божана прожила тоже долго, но ушла уже как двадцать пять лет назад.

Юрий так же уже давно ушел, вот Глеба похоронил только два года назад, а Ульяна год, как почила. Тяжело хоронить своих детей, пусть те и седовласые старики и прожили больше ста лет. Да у меня внуки старики, а правнуки умудренные мужи и многодетные матери. Зато породниться с родом Корнеево-Унжанских не зазорно и принцам, и князьям. Вот Сашка – правнук мой, но для всех он Александр II царь Русский, эмир булгарский, князь полоцкий, великий князь киевский, повелитель Урала, сибирский правитель и прочее и прочее.

А я вот летописанием занимаюсь. Да после реформы языка, когда удалось, наконец, договориться с церковью, писать и сочинять стало легко. Но я собирался только правду писать. Так и начинается повествование – «сие есть правда, как жили наши великие люди». Ага, именно, что, правда, – ха, и еще раз ха. Сколько же грязи и крови пришлось взять на себя за всю жизнь, что лукавый сам придет за мной у смертного одра. А меня уже планируют канонизировать после смерти, только те, кто такую неумную подали, уже сами заждались на небесах ожидать моего прихода.

А людям нужна легенда, героизм, если угодно, патриотическое воспитание на истории. Вот я и пишу для будущих поколений, а не для занудных историков, нечего им облегчать жизнь, пусть поработают, а не просто перепишут мою летопись.

- Деда, деда, а что делаешь? А? А я вот с Шахом играла, так он Филиппа укусил, а неча меня шторхать…- в рабочий кабинет в унжанском дворце влетела ягоза Божана.

Это моя прапра… да не важно, впрочем. Я взял сиротку на воспитание после того, как ее родители погибли при атаке каперов в Карибском море. Она чудо, как похожа на мою жену, такая же красивая девчурка растет, да и мудрости у нее хватает, как и ума, вон старший наставник Семен Абдулов – потомок одного араба-математика, переселившегося в Россию еще лет девяносто назад, говорит, что нарадоваться на Божану не может. Все схватывает на лету.

- Божанка, а что это за слово «шторхать», али тебе старший наставник Семен Федорович не наставничает русскую речь? – сказал я, обнимая любимую внучку. Ну не могу я ее ругать, есть у старика такая слабость.

Шах – это ее любимая собака. Пес огромный и добрый, для своих добрый – достойный потомок легендарного прародителя, который спас мою семью на заре новой жизни в этом мире. Как в Советском Союзе было модным называть собак Рексом да Мухтаром, так и сейчас в каждом дворе свой «Шах». А русская обережная порода ценится во всем мире своей сообразительностью и преданностью. Какое то время торговля щенками была даже весьма прибыльным делом.

- Деда, да ну енто наставничество, лепей меня в классе и нет учня. А в лекарскую школу я и так пройду, - сказала внучка и ухватилась за шоколадку. – Позволишь, деда?

- Да бери уже, ягоза, - произнес я и придвинул нарубленный в тарелке шоколад с орешками.

- Спаси Христос, деда, - сказала Божана, быстро, как будто я передумаю, закидывая куски лакомства в рот. – М-м, эта, м-м. Царь м-м едет.

- Так с того бы и начала, ух Божанка, накажу тебя, - постарался я строго погрозить.

- Не, не накажешь, я с бабкой вельми схожа ликом, - задорно произнесла внучка и прихватив самый большой кусок шоколада, убежала из кабинета.

- И не только ликом ты похожа… Эх Божанка, как ты там на небесах без меня? Вот чувствую, что скоро, подожди еще немного, любая, - сказал я и взяв свой посох, который помогал мне при движении, пошел вниз, дать распоряжение готовится к приезду внука-царя русского.

Еще сын Александра, который так и не стал Невским, но мудро правил после смерти своего брата Федора, взял титул царя. Говорил, что, дескать, негоже русскому государю быть князем, когда Царьград у его вотчине. Дело было нужное и своевременное. Константинополь, правда, не долго был в нашем полном подчинении – Никейская империя в союзе со своими злостными некогда врагами венецианцами, при наущении и финансовой поддержке Священной Римской, то есть германского императора, напала таки. Сражение за Царьград было эпичным – воевода Божко и наместник Алексей держали оборону стойко и устроили из города громадную крепость. Местное население же, узнав, что на них идут венецианцы, было настроено против захватчиков. Даже тот факт, что с европейцами еще и никейцы, особо не изменило отношение.

Тогда состоялось и грандиозное сражение у проливов. Адмирал, я ввел это арабское слово в оборот, Жадоба разбил в пух и в прах весь флот захватчиков. Флейты, даже с небольшим количеством пушек, показали себя на несколько голов выше всех галер и каррак венецианцев.

А в это время, Ипатий в своей манере с тремя тысячами ратных вторгся в Никейскую империю, и там завопили о мире. В итоге, Никейская империя признала сюзереном далекую Русь, но получала Константинополь и ряд городов и территорий, которые были освобождены. Вопрос проливов даже не обсуждался, как только будет попытка их перекрыть, сразу же начнется война. Ипатий же стал вторым, а кто говорит, что и первым лицом в Трапезундской империи, которая так же признала Русь, как главного объединителя православных земель. Да и как не признать, когда войска Ярослава стали главной силой в Крыму, а флот Жадобы, перед его смертью имел пять тысяч моряков и еще больше абордажников.

- Эй, Николка, ты Аглае скажи, кабы снедь готовала, царь едет, - выкрикнул я, только выглянув из-за кабинета, знал, что посыльный всегда в приемной сидит.

Начался переполох. Сразу же прислуга забегала, кто со швабрами и давай драить полы, кто окна протирать, ковры стелить, девок наряжать, мужиков подальше прятать, чтобы своими бородами нечесанными не смущали царя. Прятали и девок, были за внучком грешки, портил девок, а кто из нас без греха, но в моем доме не посмеет озорничать.

- Батюшка, а збитень, али пива, можа вина заморского подать? – перечисляла домоуправительница.

- Не части, старая, внук передохнуть от дел государевых до деда едет, водки Унжанки подашь, да с огурцом прикусить, - распоряжался я.

- Да какая ж я старая, мне и пол доли от твоего, батюшка, нету, - обиделась пятидесяти шестилетняя «молодуха».

- Не ну баба, о старости своей услыхала, а что подать царю, так и нет, вот выгоню, ей Богу, погоню, - ворчал я вслед убегающей ключнице. Ох и ворчливый я стал.

- Дед старый, - буркнула себе под нос Аглая.

- Я все слышу, - крикнул я ей вслед.

А чего обижаться? Уже почти сорок лет Аглая верой и правдой служит в доме. Вначале подавальщицей, а сейчас опытной домоправительницей, ну или ключницей. Стала своей, моим главным собеседником и критиком, пока дом не наполнился счастливым голосом внучки Божаны.

- Едут! – прибежал запыхавшийся Николка.

- Ну и чего оглашенный орешь? – пожурил я взволнованного парня.

Ну, это для меня – внук едет. А для всех присутствующих – царь, великий государь. На самом деле, Александр мог и взволноваться за мое здоровье. Мало того, что только в последний год я начал усиленно болеть и чахнуть, чего не было за все время жизни, так еще и Кирилл – современный наместник Унжи, ну и мой правнук, в последний раз, перед тем, как отправится на Царский Совет, видел меня лежащим в постели с весьма болезненным видом. Знаю, что переполошил весь Совет своими россказнями про то, что сильно плох, гадёныш.

Многие меня считали чудом и Богом целованным, так как никогда не болел, да и являлся я абсолютным рекордсменом в продолжительности жизни. Была даже попытка создания секты, где меня, многогрешного, представляли, как миссию или пророком, но я сам пресек это дело. Между тем, как не прошу патриарха Филарета не делать из меня святого, тот не слушает. Говорит, что люди не поймут, они то знают меня только с лучшей стороны, что я, подобно Прометею, принес и ремесла и семена, что только благодаря мне уже сейчас русская земля насчитывает почти двадцать пять миллионов человек.

Ну, это – да, немало так населения для этого времени, но может и больше живет на Руси. Наша последняя перепись населения не смогла добраться до многих уголков большого государства, что с моей подачи начала именоваться Россией. А как не быть увеличению, если еды хватает, степняки в полон не берут, войны только за пределами державы, да и контрацепция не развита, хотя иногда и нужна. Бабы рожают чуть ли не каждый год и умирают намного чаще мужиков. Как ни проводили разъяснительную работу, никак не хотят понимать. В городах еще более-менее, но в селах и по двадцать и больше детей, но болезненная мать.

- Отец наш! – произнес с поклоном русский царь Александр, как только подошел к парадной дворца.

- Ну тебе, не гоже царю России Великой голову склонять перед старцем дряхлым, - сказал я и подошел ко все еще стоящему в поклоне монарху. – Пошли в дом, внук, говорить будем. Только чарку прими.

- Спаси Христос, батюшка, Корней Владимирович, Унжанка завсегда лепа, - сказал Александр и принял «чарку» - цельный стакан фирменной водки, которую чтут во всей Европе. А я подмигнул ключницы, мол, слушай советы деда, что именно подавать гостям.

- Буде тебе, Александр Андреевич, к деду приехал, какой я батюшка, в монахи не пошел еще, - сказал я и поцеловал троекратно внука-царя.

- Поклон тебе, Корей Владимирович, от всего Царского Совета, Бога молят мужи, дабы тот ниспослал лет тебе, - Александр поклонился.

- Лисы твои радники, внук, хитрые лисы, но и мудры вельми, поклон передавать не гоже царю, а Унжанки по бутылю, да мяска вяленого с халвой, передам. А лета мне не потребны, устал жить то уже. Пошли в дом, Аляксандр, - сказал я и в нарушение норм и правил пошел первым, сейчас я встречал не царя, а внука, а старику далеко за сотню лет, такое можно.

- Так что привело тебя до дряхлеющего деда? – спросил я, как только мы присели за огромный стол из красного дерева – один из элементов «выпендрежа» во дворце.

- Так, проведать, здрав ли ты, батюшка, - ответил Александр.

- Внук и чему тебя научали у Затворе Ростовском, коли ты на седмицу дела бросаешь и едешь к старику чайку попить? Али есть вопросы и радеть нужда? Кирюха там набает, что я и почил уже, ты ж царь, тобе токмо о державе и думы думать, а не о старом, – поучал я внука, с хитрым прищуром, как бы вынуждая ученика самостоятельно прийти к решению задачи.

- Да ведаю я сие, но и ты захворал, а мне порадеть потребно с тобой, - сказал царь и уже озорно продолжил. – Да и все ведают то, что лепей снеди, чем в Унже, нет во всем белом свете. И напои твои по нраву мне.

- То добро, токмо напоями охолони, пьяный царь России не потребен. Я то знаю. Да и с девками достоль уже нагулял, пора и праведником стать. Давай поснедаем, да и вопросы твои выслушаю, - сказал я и позвонил в колокольчик.

Все засуетилось, зашевелилось, люди забегали, принося тарелки и горшки с едой. Все тут было – фаршированная с перцем щука, голубцы в капустных листьях и долма в виноградных, котлеты по унжански (каюсь, передрал у «по-киевски») и запечённая картошка, просоленная в пряном рассоле семга, запечённая под сыром с луком и грибами свинина, шашлык из баранины и много еще всего. Аглая, наверняка сбегала в «Две Насти», что на гостином дворе, да и взяла там всего.

- Да, батюшка, и в царском дворце такого не видал, - сказал Александр и принялся поглощать фирменный унжанский борщ на говядине.

- Так смени слуг, пусть расторопнее будут, - проворчал я по-стариковски и взял кусочек семги.

Поглощали еду степенно, больше, конечно, Александр. Я в последнее время не мог есть, не то, что много, а даже мало. Вон кусочек рыбки, да колбаски и больше ничего не лезет. А молодой, тридцати пяти летний внук, сметал еду со стола. Моя порода, передался ген долголетия Александру. Выглядит то он на двадцать, не больше. Такая особенность у моих потомков, они долго сохраняют свою молодость и доживают, если только не война, до девяноста лет и больше.

А Сашка лучшее взял от своих предков. Каштановые волосы немного кудрявые, правильные мужские черты лица с выразительными голубыми глазами. Статный высокий парень под метр девяносто будет, сильный от природы и еще тренированный с самого мальства, он выделялся даже среди опытных ратников. В войске его уважали, называли «вторым Филиппом-Завоевателем».

Друг мой Филя тогда серьезный вклад сделал в победы Руси, не проиграл ни одного сражения и даже успел написать книгу о тактике и стратегии. Труд этот только недавно рассекретили, а так только воеводы и могли читать.

Ну а за дела государственные Александра всегда называли «корнеев внук». Ну и как же иначе, если Александр имел в родстве и Филиппа и меня, так перекрутились линии судеб.

- Давай уже, говори, Аляксандр, - сказал я, когда убедился, что внук насытился.

- Батюшка, вопросов много, давай начну с франков и англов, - Александр подобрался и даже преобразился. В нем проявилась стать и серьезность. – Просят эти немцы единороги наши и ружья. Все новое просят.

- Ну, Аляксандр, сам же разумеешь, что сие нам не нужно. Старые пушки, да ружья – торгуй, но токмо с франками боле. А, ежели франки почнут побеждать, то англам торгуй боле. Ну, якоже такое не разуметь, внук? – я покачал в осуждении головой.

-То верно, батюшка, токмо англы и были теми ушкуйниками, что корабль Михаила приступом брали и закололи родича нашего, дщерь сиротою оставили, - сокрушался царь.

- Ты личное да державное не мешай! – я аж притопнул. – Виру за то возьмем, уже скоро. Я сам послал своего выученика к карибским ушкуйникам англицким, буде им вольница, да такая, что кровью харкать станут. А торг Руси с воюющими державами вельми полезен и для мошны и для державных дел. Но токмо старыми пушками.

- Они еще кораблей просят, - уточнил проблему внук.

- Ха! Вот прохвосты, лисы, тати, ушкуйники морские. Корабли им? Пора все же шотландцев поддержать. Что там с этим самозванцем Балиллем? Пора возвращать Давида II на шотландский трон. Как раз, Англия втянулась в череду войн с франками. Желаешь совета – вот он. Две тысячи ратных и шесть-семь пушек, далее ставишь королем сына Брюса – Давида и даешь добро ушкуйникам лето палить корабли и франков и англов, - я выдохнул и облокотился на спинку массивного стула. – Старость не в радость!

- Поразмыслю. Другой вопрос – монголы. Китайцы победили степняков, и вышли ратными сотнями на юг Сибири. Монголы просят помощи, и я думаю ее дать, - царь посмотрел на меня, ожидая одобрения.

- Все верно! Нет постоянных врагов, нет и постоянных союзников. Делай только то, что державе твоей пользу несет. Монголов два раза били, но помогли им с походом на венгров и ляхов. Они стали слабыми, нужно теперича сделать слабыми их врагов, дабы самим быть сильными, - я приподнял указательный палец в наставительном жесте. Вот откуда эти старческие жесты и повадки берутся?

- Думал я совместно с татарами ударить по уйгурской державе. Дам степняков, да вольных ратных в наем возьму с пушками, - озвучил свои мысли внук.

- То токмо доля вопроса. Нужно еще и самих китайцев рассорить, да корабли подвести до их городов. Мзду дать боярам китайским, много трудов. И вольных ратных пускай резвиться в те места. Они люди лихие, расширят твою державу знатно. Ну а ты им пороху высылай, да зерно. Людишек вольных, да холопов присылай в те земли, да в Новую Землю шли людишек, дабы там землю пахали, да плодились, - последние слова дались особенно трудно и я закашлялся.

- Что ты, батюшка? Лекаря кликнуть? – взволновано спросил царь.

Я лишь покачал отрицательно головой. Знаю свой организм, готовится он к покою. Да и устал я уже от жизни, психологически устал, может именно по этому, и стала давать сбой моя мистическая регенерация. Прожить в сумме сто восемьдесят лет? Куда еще? Вот не понимаю я этих алхимиков, что «философский камень» ищут, чтобы получить бессмертие.

Кашель отошел, и я припомнил споры, которые разгорелись между мной, Ипатием и Жадобой, как назвать новый континент, который так удачно на третий год после победы над монголами был «открыт» «Жадобой-первопроходцем». Не было в этом времени ни Колумба, ни Америго Виспуччи, может, и будут, но не родились еще. А вот Жадоба был прозван «первооткрывателем». Термин «Жадобия» для адмирала, уже в достаточно уважаемых к этому времени годах не выглядел комичным, мы же с Ипатием смеялись до слез, придумывая, как можно будет называть жителей нового континента «жадобиец», «жадобак». В итоге решили оставить «Новая Земля», ну а первое поселение в Северном континенте было не Виргиния, а Рус. Теперь колониальные товары если не бурной рекой, то основательным ручьем стекаются в Тартус, Севастополь, Ригу и Новгород.

Освоение новых территорий не было бескровным, пусть и далеким от действий конкистадоров. И одной из причин, что государства ацтеков не было, как и развитой культуры воинов. Но, тем не менее, отгремела-таки колониальная война с мешико – предками ацтеков. Те только собирались обосновываться на землях, прекращая кочевой образ жизни, когда появились первые корабли с новгородско-псковскими ушкуйниками. Теночитлана не было, как не стало и самого народа мешико. Ушкуйники проявили крайнюю жестокость и цинизм в купе с зачатками расизма.

Стало об этом известно значительно позже произошедших событий, после того, как на рынках Новгорода и Пскова начали массово попадать диковинные ювелирные изделия, и торговые города перенасытились благородными металлами. Решения после были приняты и сейчас ситуация более-менее контролируемая, а ушкуйников стали контролировать, не запрещать, но регламентировать их разбои.

Вот только европейцы, быстро, я бы сказал молниеносно, перенявшие многие новшества в кораблестроении, начали создавать свой флот, напрягая свои экономики, даже с учетом обнищания и голода в деревнях. Уже через двадцать пять лет после открытия Новой Земли, начало расцветать каперство. Хорошо, что пушки у европейцев были столь примитивные, что наши, даже торговые судна, могли оказать сопротивление нападающим, но не всегда. Тут же разгорелась очередная война с сельджуками, и корабли были необходимы на старой земле. Проблема уже во многом решается, особенно после попытки абордажа «Святой Божаны» английскими пиратами. Тогда героически и погиб отец Божанки – внучки-ягозы, единственной моей отраде. Русский, по большей степени, исследовательский корабль, фиксирующий глубины и собирающий натуралистическую информацию о флоре и фауне, сражался достойно и, потеряв до трети своего личного состава и ученых, так же сражавшихся, не только отбился, но и было захвачено вражеское судно.

А вообще, Русь стала мощнейшим фактором в мире. Новое вооружение, тактика, воспитание и главное – устойчивая инновационная экономическая система дала возможности России расти и крепнуть. Есть мнение, что населения в этом варианте истории хватит и на расселение русских людей до Тихого океана и на колонии в Новой Земле.

- Государь, приглашаю тебя посетить посвящение в державные послушники в унжанский женский монастырь, - обратился я к царю, привставая в знак уважения.

- Хорошо, батюшка, пойдем, токмо учни и наставники книги тебе прислали от Ростовского Затвора. Кланяются и просят, дабы ты их прочитал, да отписался им, свои думы изложил, - уже внук церемониально поклонился, передавая мне сверток, который ранее взял с собой.

- Благодарствую, заутро и отдам. Ты же государь вечерять станешь в «Двух Настях»? – с хитрым прищуром я спросил господаря земли русской.

Тот смущенно кивнул. Я знал, что Настя Даренова – праправнучка «железного короля» Дарена неровно дышит к царю, как и он к ней. Настя уже вдова с сынишкой, Александр уже отец троих парней и двух дочерей, но первая любовь не прошла бесследно. Мне только по-стариковски жаль и их и Февронию – царевну. Но никогда нравоучением не занимался. Феврония была важной партией для тогда еще царевича, на пользу государства. А нынешний царь – государственный деятель, который свои чувства умеет придавливать, пусть и охальник, многие девки плачут в подушку от нынешнего царя – не только царя, но и мужественного красавца. И кто говорит, что царь – отличная работа? Пусть Александр и не безгрешен, но любовь своего юношества несет через всю жизнь.

Державные послушники – это детище моей Божаны. Эта женщина, по праву причисленная к лику святых, много отдала для воспитания молодого поколения, особенно девочек. С ее участием были открыты три ремесленных школы для девочек и одна для парней, она почетный наставник в Ростовском затворе. Ну и ей, как все считают, а я и не переубеждаю, принадлежит идея послушников – пионерия и комсомол в современных реалиях.

Послушники должны обязательно учиться, чтить Бога и родителей, помогать государству, по требованию общества и державы отправляться в самые глухие места и там служить. Это резерв чиновников и служащих, будущих воинов и снабженцев, наши пассионарии и первопроходцы. Благодаря им получается хоть как то сдерживать вольнодумские порывы вольных ратных в Сибире и на Дальнем Востоке. Именно выходцы из этих послушников поплыли на тихоокеанское побережье, и там создают новый регион с центром в Александрии Дальней (продавить Владивосток не получилось, как раз, в год основания города, умер Александр I Ярославович). В Александрии уже есть верфи и ремесленная база, город становится не только важным на Дальнем Востоке, но и важнейшим звеном в кольце «Александрия-Камчатка-Аляска-Росс (Калифорния)-Гавайские острова-Александрия». Теперь уже город – главный торговый центр в регионе, монголы, китайцы, корейцы активно торгуют с Русью-Россией.

Ну а в держаных послушниках молодых людей кормят, образовывают, рассказывают о принципах ведения сельского хозяйства, общаются о перспективах технического прогресса, играют в театральных постановках, ну и много чего еще. Особенно важным направлением для будущих первопроходцев является стройки. Так, в Крыму строятся по новому типу, разработанному унжанскими послушниками в соавторстве с Воинской Царской Унжанской Школой, разделенной на три автономных заведений, города-крепости, на острове Лесбос и на Мальте строятся военно-морские базы России, куда так же добровольцами едут послушники и помогают в благоустройстве новых территорий.

В итоге получаются преданные, патриотические, образованные пассионарии, которые отправляются и в Сибирь и на Урал и в Новую Землю. Некоторые оседают, другие возвращаются с отчетом о выполненной работе и получают уже тут новое задание. Ну а при успешной службе в десять лет на таких поручениях бывшие послушники имеют приоритет при получении должности на царской службе и повышении в табеле о ранге. Так что это серьезный социальный лифт для любого, в том числе и крестьянина.

Все новики бывшей воинской, а ныне конной воинской школы, пушечной воинской школы, воинской школы пешцов, так же являются послушниками.

- Лепо, Корней Владимирович, - выразил свое восхищение царь.

На площади внутри женского монастыря, которую больше можно сравнить с плацем, выстроились полторы сотни подростков, преимущественно девочек лет двенадцати-тринадцати. Все в парадной унифицированной форме по принципу «белый верх, черный низ», с красными галстуками на согнутой левой руке. Этот девайс я, конечно, содрал из советской пионерии, но в современном мире средневековья красный шелковый галстук с оттиском лика Иисуса Христа, освещенный в церкви – это очень сильный удар по неокрепшим умам молодежи. Они держат неотъемлемый атрибут своего гардероба трепетно, благоговейно. Все серьезные, немного боязливые, но гордые непомерно.

Стройные ряды немного зашевелились только тогда, как кто-то узнал подъехавшего на вороном коне царя. Но шепотки быстро пропали, а лица девочек и мальчиков напряглись еще больше.

Началось принятие присяги. Текст послушников мало отличался от того, что декламировали ратники по завершении воинской школы, или которых брали на службу, как рядовых. Школы же готовили уже сразу десятников – будущих офицеров. И это диковинное слово я начал насаждать, но почему то оно пока не особо прижилось.

- Я рад, что в нашей державе столь много дев и отроков, кои животы свои готовы положить за доброе дело укрепления славы России. По сему, повеливаю, кожнаму послушнику, что сего дня дал клятву верности даровать по три рубля бумагой, - увидев воодушевленные лица парней и девчонок от того, что они получат чуть ли зарпалату своих родителей только по факту присяги, царь завершил девизом России. – Православие, держава, народ, и пусть стоит третий Рим вечно!

- Третий Рим навека! – откликнулись послушники.

Бумажные деньги ввели относительно недавно – двадцать лет назад. Много нужно было сделать и создать для их использования. Уже обменные пункты во всех городах и даже постоялых дворах стоили казне огромных масс благородных металлов. И то это было опасным для экономики, пока, наконец, по моей наводке, не обнаружили серебряные копи на Урале и не стали намывать золото в Сибири. Этот ручеек еще слабенький, но он есть и глобального финансового кризиса случиться не должно.

Особенно ситуация стала меняться с приходом в казначейство Митрофана Нечаева. Как и его уже далекий предок Нечай, Митрофан обладал очень гибким умом и был для этого времени очень образованным человеком. Мало того, что он блестяще окончил Ростовский Затвор – наш университет, так еще и стажировался в Византии, был слушателем в Билярском медресе – еще одним учебном заведении, но больше восточного направления науки, на грани искусства. Я сам не меньше пяти раз подробно разговаривал с Митрофаном и должен был себе признаться, что этот человек перерос меня в понимании экономики финансов. Даже пытался переманить его в свой Волжский банк управляющим, но Александр был более убедительный, недаром же царь.

Сейчас бумажные рубли из лучшей, уплотненной, бумаги расходятся по всему царству и уже открылись филиалы Державного банка, как и Волжского и в германских землях и во Франции. Англичане только не пускают нас, но это пока, им придется, так как с каждым годом оборот русских бумажных денег растет, с тем, что хранилища металлов заполняются. Да выпусти на рынок все золото и серебро, что хранится в подвале владимирского и Ростовского банков, так оно станет не многим дороже куска железа по весу, накопили изрядно.

- Пошли, внук, я тебе диковинку покажу, - сказал я и оперся на посох, немного повело, и закружилась голова.

- Батюшка, ты как? Может лекаря? – заволновался Александр.

- Мое время близко, но показать тебе диковинный механизм я должен, - сказал я, приходя в норму.

Мы отправились на оружейный завод. Вот насколько было не выгодно и неудобно его ставить в Унже, так как сырье далековато, но все срослось без моего участия. В свое время Дарен так развернулся, что превратил свою небольшую мастерскую в большой завод с более чем тысячей работников. Это тут начали производить самострелы с кремневыми замками, тут отливали и исследовали пушки, по большей части малых калибров. Еще один пушечный завод из всего трех был основан на Урале, но еще не дающий продукцию, ну и в Новгороде. Будущие Северсталь и Новокузнецк, Кривой Рог и Курск с их железными рудами еще будут, таково мое завещание, которое напечатают сразу же после смерти. Там много чего, Макиавелли со своим «Государем» нервно посапывает в сторонке. Может он уже ничего и не напишет.

- А где парус? – удивленно спросил Александр, когда мы уже стояли на новой, каменной пристани.

- А нет его! – игриво сказал я.

- А то как? – недоумевал хозяин земли русской.

- Механизм на пару, - упивался я успехом.

Неоскудела земля русская своими талантами. Последователи Никифора, который на склоне лет с моей помощью открыл, что-то вроде исследовательского центра уже немало привнесли в мировую науку изобретений. Были там и станки, туже прядильную машину усовершенствовали, создали ткацкий станок, столярный и слесарный, открыли электричество, законы тяготения и сохранения энергии, много чего, что было написано в нескольких книг по физике, что я притащил из другого мира.

Наконец, дело дошло и до установления парового двигателя на корабли. Пока только на небольшие суденышки, но готовится прототип и на бригантину, проблема с турбинами. Но все решаемо, решат и это, благо направление мысли им уже подсказано.

Одна из причин отложенного открытия предприятий на Урале, как раз из-за того, что никак не могут наладить все производственные процессы из-за использования паровых машин.

- Ну, к Насте? – спросил я, засмеялся, вот только смех сменился кашлем.

- Пошли, - как то обреченно сказал царь.

О том гостевом дворе, который был построен в первый год моего попаданчества, уже ничего не напоминало. Добротные здания из кирпича и даже частью мрамора, пять этажей, что является для этого времени просто рекордом. Гостевые домики на три и четыре комнаты с банями. Большой ресторан на сто двадцать посадочных мест и тремя залами, выделанными под разные стили. Тут был и зал для мусульман с халяльным меню, так как много представителей этой веры прижились в Унже еще после Великой войны со степью. Мы же заняли один из залов для переговоров.

Получив мое молчаливое согласие, Александр убежал искать свою зазнобу, я же попросил кофе, пока наша еда будет готовиться. Этот напиток тут, кроме меня и не пьет, но он всегда в наличие в «Двух Настях». Само название имеет корни в том самом, для меня золотом и счастливом прошлом, когда Настя из суздальского поместья переехала в Унжу и стала работать помощницей хозяйки гостиного двора, которую так же звали Настя. Вот и повелось. Вначале, народная молва, ну а после пожара и начала строительства нового гостиничного комплекса, девушки-компаньонки и решили так назвать свое заведение.

Неизменно вкусно, за годы профессионализм поваров только отточился и блюда эталонные. Ну, или я проголодался. Как то в последний час даже нормально себя чувствую.

- Спаси Христос, девочки, - поблагодарил я официанток и пошел на выход, ждать внука смысла не видел.

Большим городом стала Унжа. Я уже владел не поместьем, а частью этого города, так как приток населения заставил застраивать многие пустоши, оставляя место только под поля и огороды, и то они значительно сместились, отобрав не один десяток гектар у леса. По последним данным в городе проживает уже шестьдесят шесть тысяч человек, что больше, чем Владимир в то время, как я его впервые увидел. Сейчас же это целая агломерация в триста двадцать тысяч горожан и без всяких слобод вокруг города. По численности горожан со столицей может сравниться только Киев и Биляр. Рязань и Новгород так же покрупнели, мордва выстраивает свои города, самым крупным из которых был Антяс, в честь своего национального героя и моего друга. Сложно быть единственным свидетелем истории.

Интермедия 9

Царь Александр II Андреевич нежился в объятиях своей зазнобы, в скромном коттедже на территории гостиничного комплекса «Две Насти», когда услышал колокольный звон. Вначале один колокол, потом второй, через пару минут, все колокола вокруг, на всех колокольнях многочисленных церквей звенели. И было в этом звоне необычайно много грусти и сожаления, металл, ударяясь о другой металл, выдавал стон, полный горя и отчаяния. У Александра повлажнели глаза, он еще не знал, но догадывался, что именно случилось – ушла эпоха, Русь, Россия в один момент оскудела, осиротела. А он, монарх самого великого государства эпохи, вдруг, стал такой беззащитный, таким одиноким, что даже уже спешно одевающаяся любимая, дети, уважаемая, но не милая, жена – никто не сможет утолить это одиночество. Умер Корней Владимирович, тот, которого ученые уже хотели называть Великим, а духовенство, вопреки всему, святым. Вот только Дед был против и никто не смел.

- Царь, Александр Андреевич, беда приключилась, даже не ведаю, что, может пожар, али еще что, бунт в граде, даже не ведаю, - сокрушалась растерянная молодая женщина, а монарх все еще находился в ступоре.

- Что? А? Что ты речешь? Все нормально, что же нужно по первой делать-то? – сумбурно, постепенно приходя в себя, бормотал Александр.

- Что, милый? – спросила Настя Даренова.

- Ничего! Клич слуг! Коня быстро! Готовь снедь на поминки, дед почил, - волевым, монаршим голосом сказал царь Александр II, быстро собираясь.

Он, внук своего Деда, уже решил, что именно будет делать – он быстро поедет во Владимир, приказав прежде унжанскому наместнику максимально скрыть факт смерти Корнея Владимировича. Да, царь не сомневался, что Дед почил, он чувствовал, он «знал». Но это события, для всего мира, событие, нужно постараться до поры скрыть. А прежде, срочно собрать Царскую Раду, объявить по войскам тревогу, начать возврат всех офицеров из отпусков, усилить службу в городах, согласовать с печатниками и духовенством пропагандистскую работу. Объявить Корнея святым и Великим. Но главное, показать решимость Руси противостоять всем вызовам, чтобы у врага не было и шанса укусить русского медведя.

А Дед, он поймет, что не могу я рыдать над его гробом, что дела государственные с его смертью важнее личного горя, он поймет…

Эпилог 2

- Так, это мы уже проходили, трали вали, тили тили… Вашу мать, может дадите уже как-то определится и где я вообще, - негодовал я.

- Вы находитесь на орбитальной станции Европа 2, в зоне ответственности Марсианской народной республики, - поведал механический голос от куда-то сверху.

Я ничего не ответил, за свои жизни уже устал как-то удивляться. Что такого? Абсолютно белая комната, капсула, да голограмма, видимо, моего нового тела. Так, обыденность. Ну не продолжать же истерику, что моей судьбой опять какие-то игрища. Подожду, что-то проясниться.

- Приветствую вас, назовите свое имя! – прозвучал уже знакомый голос, но при этом голограмма, недавно демонстрирующая молодого мужчину, сменилась на привлекательную женщину, в которой я узнал…

- Кто вы такие, что используете облик моей жены? – закричал я, крутясь во все стороны, высматривая дверь, окно, или вообще что-то кроме капсулы и голограммы.

- Благодарю Вас, Вы подтвердили свою личность. Рады приветствовать Вас, Корней Владимирович. Все интересанты в эксперименте проинформированы, ожидайте связи и гостей. А пока, прошу вас, не побрезговать, - сухим, безэмоциональным тоном вещала голограмма в образе Божаны, ну почти ее, видимо максимально похожий образ получить у потомков не удалось.

Каким образом материализовался стол с какими-то блюдами на нем, я не понял, как особо и не удивился, что среди блюд я увидел «унжанку» - водку, котлеты по-унжански и еще ряд блюд, так знакомых мне. Я уже понял, что я в будущем и меня так сказать «вызвали» на разговор с потомками может благодарными, а, может, и не очень. Тем не менее, я был спокоен и расслаблен. Цель колонизировать планеты явно достигнута, вероятнее всего, человечество, как вид, не только выжило, но и начало космическую экспансию. Потомки решили показать мне результат моего попаданчества? Очень мило, но явно лишнее…

- Корней Владимирович, к вам глава Председатель Республиканского Совета, примете? – спросил механический голос в облике Божаны.

Странно было понимать, что я тут решаю, кого принимать, а кого – нет. Тем не менее, явно не последнего человека в этом вот Марсианском государстве, следует принять.

В комнате материализовался, опять недоступно для понимания как, журнальный столик и два, я бы сказал, стильных кресла. Смена меблировки комнаты совпала с появлением высокого, с пышными, «буденовскими» усами человека среднего роста. Человек появился, когда часть стены неожиданно отодвинулась. Вошедший поклонился и, не ожидая моей реакции, присел в одно из кресел, которое моментально изменилось, скорее всего, подстраиваясь для максимального удобства по телосложению.

- Мы знаем кто вы, и очень благодарны за Ваш вклад в развитие человечества. Без преувеличений и преуменьшений, Вы неплохо справились. Да, при модуляции самой популярной игры-стратегии, появившейся сразу же после рассекречивания исследования о личности Корнея Владимировича и появлении людей из параллельного мира, многие получают куда больший результат. Но, в целом, не плохо, но… - говорил представитель местной элиты. Да, он первоначально поклонился, как бы «по протоколу», сейчас же он, как будто пытается меня унизить.

- Иди на хрен! – перебил я вошедшего, который даже не представился, пусть и поклонился.

Теперь же принижает мои успехи. В игре добились успехов? А ты прими решение, когда в метре от тебя погибает человек, когда от твоих действий зависят тысячи жизней. А в игре что – НПС? Так их как не наделяй человеческими свойствами, останутся лишь персонажами.

Между тем, на лице какого-там «председателя» чего то там мелькали эмоции. Это и злость, и пренебрежение, сменяемые страхом, после и некой обреченностью.

- Простите, Корней Владимирович, позвольте я поясню проблему, - гамма чувств и эмоций закончилась проявлением покорности и просительными, даже «щенячьими» глазами. – Дело в том, в Солнечной системе два крупнейших государства – Марсианская Народная Республика и Земная Федерация. В двух государствах, несмотря на названия, существуют монархии, пусть они и весьма номинальные при принятии решений, но популярны у народа. Уже пять лет идет война между государствами. Оба монарха – ваши давние потомки. Нам нужен символ для примирения, поэтому вы здесь. Я понимаю, что это цинично, что вы проживете только до момента встречи Корнея Остмана и Юрия Рюриковича. Человечество сделало большой рывок и сейчас в 2125 терроформированы Марс, Венера, некоторые спутники, есть поселения в астеройдном поясе Аль-Массудди. Но война не только притормозила развитие, но и по мнению аналитиков отдаляет нас от создания гипперпрыжкового двигателя, прототип которого был утерян при бомбардировке станции Европа 1.

- Зови моих потомков, - сказал я после долгой паузы, взятой на осмысление сказанного, - Да ремень дай, буду воспитывать драчунов по-семейному…

Конец.