По местам былой славы... (СИ)

Вася Козлов набил новую татуировку: на предплечье, глянцево сверкая чёткими чёрными линиями, красовался крест с загнутыми, будто вращающимися, концами. Свастика. Вася закатал и без того короткие рукава белой рубашки, чтобы было видно полностью, а не только нижнюю часть креста, куцо торчащую из-под рукава.

Учитель истории и по совместительству классный руководитель 11 «А» Елена Михайловна зашла в класс. Учащиеся встали в приветствии.

— Здравствуйте, — и тут её взгляд упал на стоящего Васю, который дерзко смотрел на свою учительницу.

Женщина вплотную подошла к нему.

— Вася, у тебя кто-нибудь воевал? Дедушка или бабушка? Или прадед, возможно?

— Прадед. Мамин дедушка.

— Ясно. Жаль. Он живой?

— Нет. Умер давно. Почти сразу после войны. У него контузия была… А почему жаль?

— Потому что твой прадедушка в гробу перевернулся, когда ты набил… татуху, — и учитель выразительно показала глазами на мальчишеское предплечье. — Да, к тому же выставляешь напоказ. Он убивал тех, кто ходил под этим знаком. Хорошо, что он умер и не видит деяний правнука.

— Ой, Елена Михайловна!! Это просто крест! Рисунок. Ничего не значащая символика! — школьник сделал знак ручкой, махнув в сторону и повторил, — абсолютно ничего не значащая.

Почти все мальчики в классе были выше учителя, и поэтому сейчас Елена Михайловна стояла, задрав голову, чтобы смотреть в глаза учащемуся.

— Это для тебя она ничего не значит. А в войну за такую вот «ничего не значащую» умирали. За флаг, например. Хотя с твоей точки зрения это просто кусок ткани на палке. А тогда прилагали все усилия, чтобы флаг не достался врагу. Его охраняли не хуже, чем сокровище. За него погибали. Вот, смотри, — женщина показала на руку, всю в мурашках, на которой волоски встали дыбом, — вот это — патриотизм, я тоже умру за свой флаг. Ты же… скорее всего первым бросишь его под ноги. Таких, как ты, тоже хватало в войну. Их звали предателями, и в них стреляли свои же, в спину, потому что пули в лоб они не заслужили.

Ребята молчали. Весь класс так и стоял, слушая учителя. Опустив головы, они не смотрели друг на друга, а разглядывали ровную поверхность парт, и молчали.

— Садитесь. Как вы поняли из приведённого примера, тема нашего урока — символика и её символичность. Давайте рассмотрим на примере. Далеко ходить не будем, возьмём герб и флаг Российской Федерации. Итак, начнём с флага. Российский триколор…

Голос учителя то взвивался крещендо, то падал чуть ли не до шёпота, рассказывая всё новые и новые факты. В классе царила тишина, не нарушенная даже после прозвеневшего звонка.

— Домашнее задание запишите. И да, у нас в субботу поход. Одежда спортивная, с собой ничего брать не надо. В семь встречаемся у школы.

— Так рано?! — Ира Малашенко жила через дорогу от школы, но каждый раз приходила тык-впритык со звонком, а иногда и запаздывая на пару минут.

— Ничего, не рассыплетесь! Все свободны.

Школьники змейкой выходили из класса, переговариваясь вполголоса. Напряжение урока прошло, и тут и там стали слышаться шутки и смех. Елена Михайловна стояла на пороге, глядя им вслед, а затем, словно очнувшись, пошла готовиться к следующему уроку.

В субботнее утро школьный двор полнился учениками 11-ого «А». Невыспавшиеся ребята и девчата подтягивались к школе налегке, помня о том, что «ничего с собой брать не надо».

— Все в сборе?

— Вавилов заболел.

— Так, ясно. Малашенко позвоните кто-нибудь! Опять опаздывает. За мной, ребят, — и учитель повела всех в здание.

На пороге класса Арсений Смольцов споткнулся и остановился, а следом стали натыкаться остальные ученики, стараясь выглянуть из-за его плеча и определить, в чём причина затора.

— Сеня, двигай булками, чё застрял?!

Сеня растеряно оглянулся и шагнул в класс, который тут же заполнился галдящими школьниками. Потом все стихли разом.

— Наш поход будет называться «По местам былой славы». Сегодня мы проделаем тот же самый путь, который пошёл отряд сержанта Емельяненко, когда защищал перевал от фашистов, не давая прорваться к выходу на Чёрное море. На ваших партах лежат пакеты с одеждой, берите, переодевайтесь. И рюкзаки, в которых есть всё необходимое. Каждому будет присвоено имя солдата. Оно указано в «медальоне смерти». Сержантом отряда был Егор Емельяненко, им назначается Смольцов Арсений.

После того, как школьники переоделись, по очереди, сначала девочки, потом мальчики, они расселись по местам, в то время как Елена Михайловна раздавала последние указания и отвечала на возникающие вопросы.

— Во Второй Отечественной войне для личного опознавательного знака использовали пластмассовые пенальчики, в которые вкладывался скрученный трубочкой листок с данными бойца. Вы видите их на партах. Можете раскрутить, посмотреть. Иногда пенала не хватала, и солдаты использовали гильзу от патрона к винтовке Мосина. Вытаскивали пулю, высыпали порох, клали в гильзу записку и затыкали отверстие перевёрнутой пулей. К сожалению, такой способ не оправдал себя: бумага отмокала, чернила расплывались, и часто идентифицировать умершего не представляло возможным. Сейчас поисковые отряды знают, как раскрутить пенал или открыть гильзу, а потом развернуть записку, чтобы написанное семьдесят лет назад не рассыпалось прахом.

Класс, неловко вертя в руках кто гильзы, кто пенальчики, внимательно слушал учителя.

— Итак, готовы? Малашенко не ждём, все на выход.

Школьный автобус привёз их за город. Если идти лесом вверх, то можно дойти до перевала — наивысшей отметки, после которой начинается спуск к морю. Именно здесь во время войны стояли насмерть советские бойцы, сдерживая натиск врага и не давая ему шансов, чтобы занять позиции в море.

— Сержант Сеня, скажи своим солдатам, что они галдят, как сороки? Вы же спалитесь фашистам через две минуты, и вас перестреляют, как курят!

Арсений откашлялся и торжественно произнёс:

— Ну, ребят, в натуре, ну что за детсад! Давайте, тихо, а? Камчатка, вас тоже это касается!

Шедшие последними Вася Козлов с другом Эдькой вздрогнули, а остальные рассмеялись.

— Елена Михайловна, а мне в рюкзак воды не положили, а я пить хочу.

Учитель истории в форме медсестры остановилась и глянула на говорящую.

— Люба, к этому времени у отряда два дня как кончилась еда, поэтому перекусов у нас тоже не будет. Вода, к слову сказать, тоже закончилась; утром, правда, но утром вы все пили. Поэтому, сжали зубки и терпим, товарищи бойцы.

И Елена Михайловна первой пошла вперёд. За спиной у неё стояла мёртвая тишина — школьники впервые стали осознавать. В такой же тишине они прошли сотню метров. Учитель остановилась.

— Кто рядовой Симонов?

Маленькая заминка, после которой вперёд вышел Паша Зотчиков.

— Я.

— На этом месте тебя убила пуля. Навылет и в сердце. Прострелила письмо, которое он получил от матери, но так и не успел прочесть, потому что их подняли по тревоге. Теперь ты идёшь молча.

Отряд школьников поднимался выше и выше, теряя своих солдат.

— Стоять. Сержант, здесь ты подорвался на мине и остался без ноги. Тебя нёс рядовой Николайчук. Кто у нас рядовой Николайчук?

Отозвался Женька, здоровый бугай, ничем не похожий на школьника, самый отвязный и проблемный подросток на всю школу.

— Бери своего сержанта и тащи, рядовой.

— Чё? Он чё, баба, на руках его таскать? Не буду!

— Он не баба. Он раненый сержант и твой командир. И товарищ, к тому же. Бери его и неси.

Женя растерялся впервые в жизни и посматривал то на Сеню-сержанта, то на Елену Михайловну.

— Н-но как я его возьму?

— Ох, дети-дети! Рюкзак спереди, сержанта за спину, чуть пригнулся и пошёл. Личные вещи Сени не оставлять, пусть на нём висят. Рядовой Николайчук тащил своего сержанта до следующей остановки, где-то часа полтора отсюда. Через сорок минут после получения ранения сержант умер от шока и потери крови. Рядовой ненадолго пережил своего командира. Его подорвали гранатой на той самой остановке, что будет через полтора часа, — теперь отряд продвигался медленнее, подстраиваясь под шаг Женьки, который тащил своего одноклассника, бывшего уже мёртвым сержантом.

Пробираясь по буеракам то в тишине, то под комментарии учителя, школьники больше молчали. Потные, уставшие, голодные, с сухостью во рту, они шли и шли к перевалу, думая о том, как им повезло родиться в мирное время. Сбивая ноги, спотыкаясь об поваленные деревья, всё больше учеников объявлялись «мёртвыми».

— Рядовой Бугаев! — ещё один ученик вздрогнул. — Здесь отряд нарвался на засаду. Ты вызвался прикрывать отход. Погиб, конечно. — Стоящие полукругом живые и «мёртвые» школьники молчанием словно отдавали честь погибшему герою. Представлен к медали «За боевые заслуги». Посмертно. Рядовой Бугаева! — Ириша Нецвейг в форме медсестры вскинула глаза. — Ты погибла при попытке вытащить рядового Бугаева с линии огня. Вас похоронили в одной могиле. Вы поженились за две недели до этого.

Часам к двум дня класс дошёл до перевала. Ребята стояли возле памятника, установленного в память погибших и выживших при защите такого вроде неважного, на первый взгляд, объекта.

— Рядовой Фардыев!

Вася Козлов вздрогнул.

— Я!

— Поздравляю. Ты выжил. Ты да рядовой Дубовцев, — теперь поднял голову Эдик. — Из всего отряда в сорок человек выжили всего двое. Такие же мальчишки, как вы. Ваши ровесники. А некоторые и младше — часто ребята приписывали себе год-два, чтобы взяли на фронт. Им хотелось играть, бегать, любить и дышать, а они голодали, мёрзли и умирали. Двадцать семь миллионов. Это каждый седьмой. Это вот так — из отряда остаются в живых двое мальчишек по восемнадцати лет…

Школьники стояли вразнобой. Если бы учитель смотрела на детей, она бы заметила слёзы на щеках — девочки плакали, не стесняясь, мальчики пытались сдержаться, закидывая голову назад, словно слёзы могли закатиться обратно в глаза, но у многих в свете лучей блестели мокрые дорожки.

Вася Козлов, один из двоих «выживших», плакал не стесняясь. Солёные капли сбегали по ещё по-детски пухлым щекам, на которых пока не было щетины и падали на гимнастёрку, расползаясь по груди тёмными пятнами.

В понедельник на урок истории Вася заявился первым.

— Здравствуйте, Елена Михайловна!

— Доброе утро, Вася, — кивнула учитель на приветствие и в удивлении вздёрнула бровь, увидев на месте татуировки повязку.

— Ножом срезал, — смущённо пояснил Вася, краснея вплоть до шеи. — И Эдька тоже. Пока ещё заживёт. — И парень робко улыбнулся.