По образу и духу своему...

— 1 —

— Ты рассуждаешь, как мальчишка! Неужели ты не понимаешь, что мы тут на хрен никому не нужны?

Ты мне еще морали читаешь! Разуй глаза и посмотри вокруг! — Слава захлебывался криком, брызгая слюной.

— Это только твое личное мнение. Я вот не думаю, что совсем уж так никому не нужны. Просто тебе не повезло, вот и все. И незачем кого-то обвинять в своих неудачах. — Андрей гордился своим спокойным, даже равнодушным, тоном.

— Ну да! Не повезло! Хорошо тебе об этом рассуждать, сидя у всех на шее! — Слава продолжал кричать. — На хер я учился столько лет? Кандидатская моя кому? Что я теперь? Пустое место!

Зарплата копеечная, просто жить не на что! Вся жизнь — коту под хвост. Теперь те на коне, кто себя не утруждал засушиванием мозгов. Да и вообще — кому эти самые мозги нужны, — он как-то потух и махнул рукой. — Сидишь сейчас в своем универе, думаешь стать великим программистом. А вот как диплом получишь, сразу увидишь — тоже на хрен никому не упал, какой бы ты ни был великий. Не нужны мы этой стране. Совсем не нужны.

— Слав, а что ты так кипятишься-то? — Андрей презрительно посмотрел на мужа сестры. — Ты о чем думаешь? О своей глобальной нужности? Ты бы о Светке подумал, об Аленке. А то разорался — мозги зря сушил! Бесплатно сушил, между прочим. А теперь тебе что — все на блюдечке подать требуется? А пошевелить этими самыми мозгами? Сделать что-нибудь настоящее, кроме перекладывания бумажек в своем НИИ? А? Слабо?

— Между прочим, я о них и думаю, Андрюшенька. Мне — тридцать четыре года и здесь я — пустое место. И кроме перекладывания бумажек уже ни на что здесь не способен. Можно, конечно, в коммерцию пойти. Да только противно мне это. Поэтому и уедем. Там, надеюсь, без работы не останемся. А будет работа — не пропадем. Если этой стране на нас плевать, следовательно — нужно менять страну. Ехать туда, где нас оценят, а не выбросят, как ненужную тряпку.

— А никто тебя не выбрасывал, между прочим. Сам в сторону отошел. Защитил кандидатскую и думал, что у тебя весь мир в кармане. А тут — фигушки. Никто с оркестром и фанфарами не бегает, журналисты интервью не берут, никаких поклонниц за автографом в подъезде. Обидно, да?

— Андрей начал злиться. — Теперь вот решил вообще смотаться. И Светку с дочкой тащишь фиг знает куда. И родителей. Их-то зачем? И что ж ты своих не увозишь, раз считаешь, что здесь уже всему конец и все говном пропахло? А?

— С тобой разговаривать, так нужно сначала гороха наесться. — Слава неожиданно успокоился, словно в противовес Андрею. — Я бы и своих родителей забрал туда. Так их сейчас не берут — нет еврейской крови, видишь ли. Вот обживемся там, гражданство получим, я их туда заберу. Нечего им тут голодать с этой пенсией. А по поводу ваших со Светой родителей, так мы это обсуждали миллион раз. И ты сам все прекрасно знаешь. У отца-то инфаркт был. Ты не забыл об этом случайно, в своей Москве сидя?

— Не забыл. И я не сижу в «своей» Москве. Я там учусь. Это ты не забыл? — Андрей сердито смотрел на Славу, оскорбленный его снисходительным тоном.

— Прекрасно, раз не забыл. Ну, вот сам и подумай — сколько стоит твое обучение в этой самой Москве. Не самый дешевый город, согласись. Но ты же у нас — гений, талант, будущий Нобелевский лауреат, не меньше. Поэтому и университет тебе подходит только Московский. На местное учебное заведение ты никак не мог согласиться. Большому кораблю — большое плаванье. — Слава уже издевался.

— А при чем тут моя учеба?

— А при том, что она денег стоит! — рявкнул Слава. — Это такой сопляк, как ты, может думать, что вокруг — только бесплатные пирожные. А мы тут все корячимся, чтобы Андрюшенька учиться мог. Не знаешь, что ли? Ну, так знай! А отцу твоему лечение нужно нормальное. Или через пару лет будет он в белых тапочках аккуратненько так лежать в деревянной коробочке. Поэтому — лучше уж туда. Там у него пенсия будет нормальная. Врачи хорошие. Там он до ста лет проживет. Не то, что здесь. Я ясно излагаю?

— Да уж куда яснее. — Андрей помрачнел. — Все так перевернул, как будто только я и виноват, что жить тяжело. И что у отца инфаркт — тоже я виноват, да?

— Да при чем тут ты? Ты еще мальчишка совсем. Вот закончишь через два года учебу — сам увидишь, что никому здесь это не нужно. И зря ты с нами ехать не хочешь. Родители вот расстраиваются. Все переживают — как ты тут будешь один, бедняжка, крошечка.

— Почему это один? А бабушка? Между прочим, за ней тоже смотреть нужно. Да и вообще, проживу как-нибудь. Не маленький уже. — Андрей гордо вскинул голову. — А вот ты как там будешь? Там ведь стреляют, ты знаешь? И там все в армии служат, а ты и тут-то отмазался. Как там будешь выкручиваться?

— А я выкручиваться не буду. Одно дело — такой дебилизм, как у нас, другое — когда люди свою страну защищают. И я буду защищать. Так-то. — Слава смотрел уверенно, чувствуя, что Андрею уже нечего больше сказать.

— Ну и езжайте! Проживу и без вас! — Андрей понимал, что эта фраза выглядит, как декларация маленького обиженного мальчика, но ничего не мог с собой поделать. Он действительно чувствовал себя маленьким и обиженным.

— А за бабушку не волнуйся. Тут же еще тетя Таня остается. Так что одна она не будет. Слушай, Андрей, может передумаешь, да и поехали все вместе? Что тебе тут ловить? А там программисту можно неплохо устроиться. Мы узнавали. И учиться там можно. Не думаю, что в Тель-Авивском университете хуже преподаватели, чем в Московском. — Слава был уже готов мириться.

— Нет. — Андрей надеялся, что его голос не дрожит. — Не поеду. Я свою страну люблю. Можешь смеяться, сколько угодно, а только я не считаю, что это правильно — убегать, как только чуть хвост прищемили. Я докажу, что настоящее — нужно везде. Только настоящее, Слава, а не твои бумажки.

— Как знаешь. — Слава пожал плечами. — Проводить-то хоть приедешь?

— Не знаю. Как смогу вырваться с учебой. — Андрею хотелось расплакаться.

— Постарайся. А теперь иди к родителям, а то они уже, наверное, думают, что я тебя тут съел.

— Кусачка слаба! — бросил Андрей, выходя из комнаты. Слава только молча покачал головой вслед.