Просыпаюсь прилепившаяся к горячему мерно вздымающемуся боку, прислушиваюсь к глубокому дыханию.
Мир, перевернувшийся этой ночью, не спешит возвращаться в привычное состояние, а я стараюсь не задумываться, как так вышло.
Всегда забавляло, когда девчонки теряли головы после горячей ночи. Казалось, да что там? Нелепые телодвижения, иногда по чистой случайности приводящие к удовольствию, если повезет — обоюдному.
Оказывается, все бывает совсем не так.
Совсем по-другому.
Когда целуют прямо в сердце, дышат сразу в душу, когда происходит соитие.
И кто бы что ни говорил, управляет этим процессом мужчина. Женщина может позволить, раскрыться, но ведет в этом танго всегда Он.
Денис не просто взял то, что ему причиталось, он сделал так, что я не пожалела. Несмотря на то, что он явно за что-то был на меня зол.
И не было ничего стыдного в том, как он меня…
Я заливаюсь краской от неприличных воспоминаний и от романтической чуши, накрывающей меня. Наверное, в голове у Гордеева все намного прозаичней, но я ему благодарна.
Не удержавшись глажу татуированный живот.
— Террористка, — ворчит сквозь сон Денис, и я вспыхиваю, вспомнив, как настаивала на продолжении.
Жертва обстоятельств, угу.
Подтянувшись повыше и набравшись храбрости, чмокаю непроснувшегося Ящера в щеку, клюю быстро, как тогда на кухне, и, не успев даже пискнуть, оказываюсь опрокинутой на спину.
Сонный щетинистый Гордеев утыкается носом мне в шею и сопит, от чего мне становится щекотно и волнительно. Придавленная мощным телом, я замираю от плавящих эмоций.
И все бы ничего, если бы не пришла маленькая нужда. С сожалением, начинаю выползать из-под Дениса.
— А ты беспощадная, — с одобрением произносит он, восприняв это как заигрывание.
— Мне надо в душ, — смущенно оправдываюсь я.
На меня смотрят так, будто я предала страну, но позволяют смыться в ванную.
Там-то я и понимаю, что с сексом я завязала, ну на сегодня так точно. Хотя при малейшей мысли о вчерашнем вдоль позвоночника маршируют полчища мурашек.
Очнись, Ксюша. Даю я себе ментальную затрещину.
С Денисом был последний раз. Разошлись пути. Он сделал, что обещал. Ты расплатилась.
Не реветь! Не сейчас!
Дома будем нюни распускать.
Уперевшись руками в раковину, бестолково смотрю в зеркало на тухнущие огоньки в глазах. Замечаю на теле несколько отметин, оставленных губами Гордеева.
Как я так вляпалась-то?
Прокручивая в голове все возможные варианты нашего расставания, принимаю быстрый душ. Самым ужасным будет, если он просто попросит Николая отвезти меня домой.
Это меня доконает.
Порепетировав равнодушный взгляд в зеркале, возвращаюсь в комнату, в которой меня уже никто не ждет. Наверное, Денис внизу, а я надеялась еще немного с ним поваляться в постели.
Впрочем, спустившись, на кухне я Ящера не обнаруживаю. Только Коля переливает из стакана блендера в кружку серо-буро-малиновую жижу.
У меня неприятно ноет под ложечкой. Неужели я угадала, и расставание будет максимально унизительным для меня.
Стараясь не подавать вида, как меня задевает такой расклад, хочу покинуть кухню, но Николай хищно двигается в мою сторону, на полном серьезе угрожая мне кружкой.
— Нет! — сразу отказываюсь я от сомнительного угощения. У меня еще вчерашний имбирный фрэш на дровах дровами из памяти не выветрился. И я резво даю задний ход, налетая тылом на что-то большое и горячее.
Заполошно обернувшись, застываю не в силах отвести взгляда от соблазнительной картины.
— Ты готова? — спрашивает Денис, под моим голодным взглядом сосредоточенно воюя с манжетами в рубашке нараспашку.
Смуглое тело так и хочется погладить руками.
Может, погорячилась я насчет целибата?
— К чему? — сглотнув, уточняю я.
— К завтраку, — он поднимает на меня глаза.
Тяжкий Колин вздох демонстрирует, как нами разочарованы.
— Зря вы так, — обижается Николай. — Я добавил апельсин.
— Ты сам-то пробовал, экспериментатор? — усмехается Гордеев.
— Нет, но я уверен, что это вкусно, — насуплено говорит водила. — А главное, полезно.
Мы с нескрываемым, прямо-таки исследовательским интересом смотрим на Колю. Пусть первый дегустирует.
И лицезреем, как его перекашивает после первого же глотка.
— Ладно. Я понял, — он убирает кружку в холодильник и двигает на выход. — в «Ла Мар»?
— Здраво, — хвалит его Гордеев.
По дороге он звонит Лютаеву, и из общей канвы беседы я понимаю, что Макс присоединится к нашему завтраку. И даже, похоже, не один. А с какой-то Каринкой, чье имя Денис произносит с доброй теплой усмешкой, заставляя внутри меня поднимать голову очень мерзкому чувству.
И вот мы сидим с этой Кариной за столиком в «Ла Мар», пока мужики вышли на террасу. Отсюда вижу, что Гордеев курит, даже не ежась от холодного ветра, а Макс вертит сигарету в руках. Мне немного неловко рядом с незнакомой девушкой, с которой мне не о чем разговаривать, и, хотя она явно проявляет дружелюбие, ей тоже немного не по себе. Поддерживать светскую беседу не получается.
Наверное, из-за меня. Карина старается, а я…
Я видела, как на нее смотрит Лютаев, хотя делает вид, что не смотрит, но на самом деле следит за каждым движением. И они вместе. По-настоящему. [Историю Макса Лютаева и Карины смолиной можно прочитать здесь: https:// /ru/book/devochka-lyutogo-b419271]
Что-то черное ворочается в душе. Самое близкое к этому ощущению — зависть.
Поковырявшись в тарелке и не дождавшись Дениса, я с извинениями отбываю в дамскую комнату. Надо взять себя в руки.
Никто никому ничего не обещал. Мне никаких авансов и намеков не давали.
И это хуже всего. У меня даже формального повода нет на что-то рассчитывать.
Хорошо, что в это время в ресторане почти никого нет, богатенькие буратины либо еще спят, либо уже зарабатывают свои бешеные мульёны.
В пустой уборной вытираю неожиданно выступившие слезы влажным полотенцем, ругая себя за дурость. Как все изменилось всего за несколько дней. Приплыли, Ксюша! А смотрела тогда в клубе на Таню с внутренним превосходством.
Нужно хотя бы видимость гордости сохранить. Не стану вешаться на шею.
Выключаю сушилку, и мое внимание привлекают голоса за дверью.