По следам академика Опарина

Серёгу Нечаева считали не совсем нормальным. Разбогатев во время жизни в Москве, он построил в родной деревне Вятщине трёхэтажный каменный дом и ни с кем из соседей не общался. Те знали его с детства и на такое поведение обиделись. Родни у Серёги не осталось, и он в деревне начал жить сам по себе.

Иногда из трубы его котельной валил чёрный или оранжевый дым, даже летом. Раздавалось жуткое уханье и вопли. Соседка Татьяна Никитишна, бывшая учительница географии, не боялась нечистиков, о которых болтали другие жители Вятщины. Она знала, что их нет.

Но её мучило любопытство. Серёга понавёз контейнеров, ящиков с яркими рисунками и надписями на странных языках. Целыми днями он не выходил из дома, лишь вечером выползал во двор и курил, сидя на ступеньках крыльца. Лицо у Серёги было измученное.

Татьяна Никитишна глядела на него с чердака своего домишки. Здесь, на старенькой поржавевшей треноге, у неё стоял телескоп, списанный по ветхости из школы. Замаскировав его тряпьём, бывший педагог с помощью сильной оптики стремилась проникнуть в тайны соседа.

Однажды она догадалась посмотреть данные электросчётчика Нечаева, благо, что тот был не в доме, а вынесен на уличный столб. Татьяна Никитишна ужаснулась, подсчитав расход энергии. Она столько электричества за всю жизнь не сожгла, сколько Серёга палил в месяц.

Но ничего вызнать не удалось. Было обидно.

От невозможности разузнать секреты соседа бывшая географичка даже захворала. Укрывшись подаренным дочкой модным бамбуковым одеялом, она пила чай с лимонным вареньем и смотрела телевизор.

Через неделю такой жизни к ней в окно постучали. Это был Серёга.

— Добрый день, Татьяна Никитишна, — сказал он, когда створки распахнулись. — Что-то скучно мне без вашего надзора. Заболели, что ли?

Проглотив обиду обвинения в подсматривании, не растерявшаяся бабулька спросила в лоб: «Ты там самогон гонишь или дурман какой варишь? Говори, а не то я участковому донесу!»

— Да уже донёс кто-то, — засмеялся Серёга. — Приходил он вчера. Выпили с ним, поговорили. Вы, если поправитесь, заходите. Я привык уж, что приглядываете за мной в трубу свою. Заскучал, и пришёл проведать.

Вечером выздоровевшая Татьяна Никитишна взяла с собой тетрадь, ручку, чтобы записать, что интересно будет, и не забыть потом, подпёрла дверь в дом бадогом и пришла к Серёге.

Он раскочегарил в огороде огромный мятый самовар с медалями, насыпал в тарелки сушек и конфет, и стали соседи пить чай. С мятой.

— Что ты такое делаешь, Серёжа? — сразу спросила Татьяна Никитишна. — Очень мне интересно.

Раскрыв тетрадку, она сняла колпачок с ручки и приготовилась записывать.

— Жизнь делаю, — ответил Серёга, наливая в тарелочку мёд из алюминиевого бидончика.

— Какую жизнь? — не поняла бабулька. — Богатую? Так у тебя и так денег много.

Нечаев напомнил бывшей учительнице географии про теорию академика Опарина. Если в кипящий бульон из камней разряжать мощный аккумулятор, там заведутся бактерии.

— Что-то я помню такое, — наморщилась Татьяна Никитишна. — Ерунда какая. Ладно, если полезная бактерия заведётся, а вдруг холерная или чумная зародятся?

Ей стало неинтересно. И уже просто для уважения хозяина она сходила после чаепития в огромный подвал с высоким потолком. Здесь стояли чаны с бурлящей жидкостью, закрытые прозрачными выпуклыми крышками из толстого стекла. Иногда там мелькали синие и красные разряды. Клубы пара стремились вверх, отжимая тугие клапаны. Когда им удавалось выбраться из труб, раздавался тот самый ужасный вой.

— Ну и как, получается? — Татьяна Никитишна равнодушно осмотрела лабораторию.

— Всё лучше, чем пьянствовать, — Серёга улыбнулся. — Всё осмотрели? Всё ясно?

— Спасибо за чай, — бабулька подумала, что Серёга не обихожен, штаны мятые, кроссовки рваные, небрит. Невесту бы ему подыскать.

— До свидания, — она, кряхтя, поднялась по ступенькам из подвала.

Ночью Татьяне Никитишне приснился яркий сон, весь цветной, от начала до конца. Она говорила девятиклассникам про Антарктиду, и вдруг в класс забежал небритый Нечаев. Размахивая пробиркой, он кричал: «Жизнь в кипятке! Током её, током, плюс на минус. Холера её возьми!». Татьяна Никитишна хотела урезонить грубого Нечаева, нельзя же ругаться при детях, но тут из пробирки посыпались мелкие жучки, видимо, те самые бактерии. Откуда — то взявшийся аккумулятор выстрелил в них оранжевой молнией, жучки запрыгали, пытаясь укрыться от разряда. Не успевшие убежать обратились в копии Нечаева и хрипло заорали: «Жизнь! Жизнь!». Синие искры прожгли классный журнал. Татьяна Никитишна завизжала, и сон кончился.

Вздохнув во сне, географичка повернулась на другой бок и вскоре, сладко похрапывая, смотрела другой сон.

Сканируя земную ноосферу, один из следящих зондов грамбатов зафиксировал странный сон старого учителя географии. Просеяв его содержимое сквозь заданные алгоритмы поиска, бездумный робот послал, как и был запрограммирован в таких случаях, сообщение на базовый корабль. Тот находился на земной орбите, укрываясь от любопытного человечества за Солнцем.

— Думаете, теория хандамов начала воплощаться? — куратор Солнечной системы грамбат-23 полил голову тёплой водой, наслаждаясь ощущениями мягкой сырости.

Его помощник, сообщивший о сне Татьяны Никитишны, утвердительно хмыкнул.

— Смотрите, уважаемый Двадцать Три, — он зашелестел синими листами, доставая их из переднего кармана на фартуке. — Налицо неосознанная уверенность в том, что разум приходит извне. Искры попадают в мозг созданий, высыпавшихся из сосуда, и они становятся разумными.

— Это единственный факт?

— Вовсе нет, — помощник подал шефу еще один ковш с тёплой водой. — Понятие «божественной искры» давно существует на Земле.

— Такая же теория есть и у нас, — грамбат-23 принял ковши и снова вылил воду на голову. — Что некое высшее существо вдохнуло жизнь в тела недвижимые.

— Речь не о жизни, а о разуме, — уточнил помощник. — Я внимательно пересмотрел запись нашего сканера.

— И что нового увидели? — шеф расслабленно лежал на мокром полу, наслаждаясь сыростью. — Мы идентичны людям на Земле, все мы потомки хандамов, давно пропавших из галактики. Что же необычного вы смогли углядеть, а, грамбат-1098? У нас эволюция идёт одним и тем же путём, и задача глобальная не решается. Простите, говорите, а то я увлёкся.

Помощник вздохнул и взял в руки синий лист.

— У всех известных нам цивилизаций, а все они, как вы верно отметили, потомки хамдамов, — синий лист задрожал и пошёл волнами. — У всех нас практически одинаковое развитие общества и идентичные представления о строении мира. С небольшими отклонениями. Но в общем все цивилизации мыслят одинаково. Все же мы люди, а другого разума во Вселенной пока не найдено. Но. У всех установилось мнение, что жизнь первична, а разум вторичен.

— Да, да, — шеф завозился на полу, сел и откинулся спиной на стенку. — Это так. А вы хотите сказать, что наоборот?

— Нет, — помощник отложил синий лист. — Разум существовал и существует бесконечно много времени, так же как и Вселенная. Ровно столько, сколько есть и всё остальное. Вещества, из которых появилась жизнь, так же существуют с начала времён.

Грамбат-23 встал и начал одеваться.

— Позвольте, — он завозился с бриллиантовой пуговицей на ширинке юбки. — Но ведь если разум не производное, а есть и был всегда, то кто был разумным до появления жизни? Ведь жизнь если и была с начала времён, то явно неосознанная. Потому что будь она разумной, развития бы не было. Зачем развиваться, если многое ясно? Ведь разум это опыт и способность к анализу и синтезу. Представь себе, в начальный миг появления Вселенной, одновременно появляется разумное существо. Но оно не может быть разумно, так как ничего не знает и не умеет, и научиться ему не у кого, да и что учиться надо, оно не знает.

— Моя версия, выросшая на сне старой жительницы Земли, не противоречит ничему, — помощник встал и помог одеться шефу.

— Разум существует нематериально, — продолжил он. — Разум рассеян по Вселенной. Сам по себе он ничтожен. И только соприкасаясь с чем-то, что может его активировать, он становится разумом. Дуальность, необходимость единения, она и рождает способность мыслить. Это так же как ребенок. Он появляется от родителей, и похожий на них, и своеобразный. Так и разум. Он рождается от связи некой жизненной субстанции и носителя предразума.

— А! — шеф поддёрнул юбку. — Так всё-таки предразум! Хотя. Это ничего не меняет в твоей теории. Интересно мыслите. Пойдёмте, перекусим, и потом обмозгуем эту мою новую версию появления разума. Молодец! Так скоро имя сократим! Станешь три цифры иметь, а это уже хорошо.

В галактике, которую на Земле называли Туманность Андромеды, в центральной звёздной системе, собирались делегаты Великого Клана хамдамов. Их экстренно вызвал Верховный Принц Жёлтой Скалы.

Народ недоумевал. Последний раз такое произошло шестьсот миллионов лет назад, когда пришлось бежать из галактики Двухсот Камней, спасаясь от вышедшей из-под контроля реакции распада тамошних звёзд.

— Ничего ужасного не слыхали? — в пересадочном зале космопорта к Веншему подошёл делегат из Внутренних Миров, бледный и худой мужчина.

— Нет, — пожал плечами Веншем. — Пришёл сигнал и только.

— Хорошо хоть, не об эвакуации и бегстве, — усмехнулся собеседник.

— Ага, — весело оскалился в ответ Веншем.

Огромная полость внутри стальной планеты сияла огнями. Миллионы делегатов занимали свои места на разноцветных бесконечных рядах. В центре полости мягко вспыхнул жёлтый свет и озарил ложу Верховного Принца.

Он поднял руку в старинном жесте, призывающем к тишине и вниманию. Делегаты, прибывшие с миллиардов планет, замолчали. Они ожидали услышать нечто грандиозное, то, ради чего они оставили свои дела и преодолели сотни и тысячи парсеков.

— Мы достигли успеха в одном из самых древних начинаний наших предков, — проскрипел древний тысячелетний Верховный Принц. — Сейчас нам известно, почему мы стали властелинами Вселенной.

Перед каждым делегатом появился экран, а у имеющих импланты картинка пошла прямо в мозг.

Одна из посеянных хамдамами цивилизаций, некие грамбаты всё-таки смогли решить древнейшую проблему.

В своё время философы хамдамов столкнулись с тупиком в размышлениях о развитии своей расы. Если с появлением её особенных вопросов не возникало уже давно, так как было доказано, что хамдамы произошли от бактерий, зародившихся в «первородном бульоне», то с умением мыслить были вопросы.

Ведь из животворного бульона вылезли не только хамдамы, но и растения, животные, насекомые и прочие. Но размышлять могли только одни из них. Отчего так произошло и почему? Многие миллионы лет хамдамы бились над разгадкой. Один из великих философов даже объявил, что эта проблема не имеет решения.

— Наука может объяснить только повторяющиеся явления, так как их можно наблюдать с разных сторон, анализировать, и делать выводы, — сказал он. — А уникальные события объяснить невозможно, они происходят один раз, и почему это случается, никому не дано узнать.

Но тогдашний Верховный Принц решил эту задачу красиво и элегантно, как, впрочем, любой Верховный правитель хамдамов.

Он велел активизировать расселение своего народа на различные планеты. Причём, как можно в больших количествах. Все возражения, что нельзя так делать, надо как следует готовиться к колонизации планет, всё это было сочтено несущественным.

— Если мы и наши потомки начнут активно развиваться, то рано или поздно появятся цивилизации, оторванные от главной, от нашей, — пояснил Верховный Принц. — Разные причины будут этому способствовать. В первую очередь, оторванность, далёкие расстояния, невозможность поддерживать связь, и как следствие — одичание.

— Что же хорошего в диких колонистах? — возражали ему некоторые отсталые учёные.

— То, что они начнут развиваться, не обременённые старыми знаниями и особенно устоявшимися канонами! — отвечал тот. — У них не будет заложено в голове, как у вас, что одно можно делать, а другое нельзя. Например, теория о притяжении тел будет основана на силе тяжести, а не на силах взаимного притяжения, как у нас! Я так предполагаю.

— Но нельзя забывать знания! — вопили учёные. — Они достались большим трудом!

— Под знаниями вы подразумеваете свои имена и своё чванство, — отрезал Верховный Принц. — Из-за этого и тормозится развитие нашего мира и остаётся неизвестной причина появления разума.

После этого пошло активное освоение галактики, известной на Земле как Млечный Путь. На подходящих планетах высаживались отряды колонистов, примерно по пять — шесть миллионов в каждом. И начинали строить свой мир.

Как и предсказывал Верховный Принц, многие из них вскоре одичали без поддержки и связи с метрополией, которой до них, по большому счёту, не было никакого дела. Немного помогали только, чтобы те вовсе не сгинули. Выживали, набирались опыта, утраченного за время дикости, и рано или поздно все они пришли к вопросу, почему они такие умные.

Но, к сожалению, большинство из возрождённых цивилизаций пошло по старому пути. Стали спорить, что было раньше, курица или яйцо. И само собой, решили, что разум вторичен, что он производное от работы и трудов, вызванных необходимостью выживания.

Самой бестолковой считалась цивилизация на Земле. Здесь в своё время оказались не просто колонисты, а ссыльные уголовники.

Получилось это из-за спешки. Торопясь исполнить указание Верховного Принца о срочной колонизации, чиновники хамдамов заполняли межзвёздные корабли кем попало. План по освоению планет как-то раз оказался под угрозой срыва — не хватало желающих покинуть родину. Тогда чиновники стали высылать преступников. Брали тюрьму, под конвоем грузили её обитателей и отправляли их. С Землёй произошла путаница ещё и с поселенцами. Сюда прислали несколько кораблей сразу. На одном были чернокожие жители с планет голубой звезды, на другом выходцы из Внутренних сумрачных миров — бледнокожие. Потом это создало огромные трудности в развитии земной цивилизации, особенно было загадочно существование людей с третьим веком. На Земле решили, что третье веко стало ответом эволюции на проживание в пустынях, так как приходилось часто щуриться, прикрывая глаза от песчаных бурь.

На самом деле это были потомки хамдамов, генетически изменённые для проживания на орбитальных станциях. Третье веко обеспечивало лучший обзор в вакууме, нежели в атмосфере.

Землян приходилось спасать, так как им ужасно не везло. Их чуть не сожрали местные динозавры. Пришлось вырезать всех гигантских рептилий. Неконтролируемые вспышки на Солнце выжигали множество поселений. Поэтому спутник Земли — Луну расположили таким образом, чтобы она прикрывала планету. А с приливами, которые она вызывала, бороться не стали, надоело уже.

Когда развитие земной цивилизации дошло до фараонов и Великой Китайской Стены, решили, что хватит помогать. И забыли про Землю, посчитав случившееся здесь неудачным экспериментом.

И надо же такому случиться, что именно здесь и открыли, как появился разум.

Делегаты Великого Клана хамдамов просмотрели запись. В центре полости вновь озарилась ложа Верховного Принца.

— Сейчас мы знаем, что разум не есть производное от преодоления трудностей, — заскрипел он. — Что ему, вечно витающему в космосе, неуловимому и непостижимому, нужна лишь подходящая жизненная субстанция, чтобы реализоваться.

— А какая нам выгода? — наклонился Веншем к соседу.

Этот вопрос, видимо, интересовал многих, так как в рядах делегатов началось движение и шёпот.

Верховный Принц предвидел этот вопрос.

— Мы сможем сами формировать новые расы, — ответил он. — Можно создавать любые жизненные формы и выносить их под лучи разума, вечно бегущие по Вселенной. Это открывает перед нами блистательные, огромные и неизмеримые перспективы. Мы сделали, с помощью наших потомков землян, большой шаг навстречу бессмертию!

— Ну и куда нам девать такую прорву народа? — ругался Верховный Принц. — Чем их кормить? Чем занимать? Вдруг они забунтуются?

Его помощники разводили руками. Они не знали, что делать. Вдруг один из них засмеялся.

— Переселение, — сказал он, отвечая на недоумённые взгляды окружающих.

— А как же мнение общества? — Верховный Принц почесал затылок. — Они же все кричат, что колонизация это зло. Нельзя мешать развиваться иным формам жизни и прочая ерунда.

— Надо культурно всё обосновать, — помощник улыбнулся. — Например, какая-нибудь грандиозная идея.

— Молодец! — похвалил его Верховный Принц.

Через год в цивилизации хамдамов начался поддержанный обществом поиск причин появления разума. Миллионы межзвёздных кораблей помчались к другим мирам и планетам, чтобы в отрыве от метрополии создать свою теорию, почему они такие умные.

— Разгрузились на восемьдесят процентов, — докладывали помощники Верховному Принцу. — Можно жить спокойно.

— Хорошие вы ребята, — похвалил он их. — С вами наша цивилизация не пропадёт.

— А вдруг и на самом деле кто-нибудь додумается, отчего разум появился? — спросил один из помощников. — Что будет?

— Ну тогда моё имя прославят, — не задумываясь, ответил Верховный Принц. — А вообще, это произойдёт, если произойдёт, то через миллионы лет. И нам до этого не будет никакого дела в наших могилах.

Татьяна Никитишна пропалывала морковку, и когда солнце поднялось в зенит, ушла в тенёчек. Сидя под густыми ветвями вишни, она попивала чаёк и бездумно смотрела на соседский забор. У Серёги Нечаева уже второй день не шёл дым из трубы и никто не вопил разными страшными голосами.

— А ведь, поди-ка, что случилось у парня-то? — подумала бабулька. Поднявшись, она вышла на улицу и побрякала бадогом об калитку соседа.

— Серёжа! — закричала она пронзительным учительским голосом. — Ты дома?!

Минут пять Татьяна Никитишна брякалась, и никто ей не ответил.

По улице, вяло качаясь на ухабах, пылил старенький трактор «Беларусь». Поддатый Михалыч ехал на покосы. Никитишна остановила его и рассказала о своих сомнениях.

Бывалый тракторист вздохнул.

— У него самогон есть? — утвердительно спросил он.

— Он только с участковым пьёт, — вспомнила бабулька.

Михалыч покрутил головой и решительно толкнул калитку.

Серёга сидел за столом. На столе валялись надкусанные огурцы и варёная картошка.

— Ты живой! — обрадовалась Татьяна Никитишна.

— Наливай! — приказал Михалыч, увидев начатую бутылку. Он по-хозяйски присел за стол, отставив в угол монтировку, которой сорвал дверь в избу.

Серёга плавал в прострации. Еле сфокусировав взгляд, он что-то пролепетал и упал на пол. Татьяна Никитишна всплеснула руками.

— Напился, паразит! — закричала она. — Я всем говорю, что Серёжа учёным стал, не пьёт, не курит, а он самогон гонит, оказывается.

В это время Михалыч набулькал себе в стакан, выдохнул и резко выпил. Похмелье, загнездившееся в его голове, начало рассасываться. Трактористу стало хорошо. Он взял в руки валявшийся на столе поблескивающий искрами камень.

— Хорошо отполировал, — Михалыч покрутил его. — В камнерезы, видать, переквалифицировался Серёга.

От произношения сложного слова «переквалифицировался» тракторист вспотел и поэтому налил себе ещё. Камень он положил на пол. От стука Серёга очнулся и приподнялся. Увидев лежащий камень, он подгрёб его к себе и поднялся.

— Татьяна Никитишна, — Серёга, качаясь, сел на стул. — У меня получилось.

— Что получилось? — разозлённая пьянством соседа, грубо спросила та. — Самогон получился?

— Жизнь получилась.

Михалыч поднял брови, Никитишна сморщилась, презирая пьяниц.

В это время камень взвыл и прыгнул. Тракторист усмехнулся и встал.

— Больше не буду сегодня пить, — он откашлялся. — Ещё стаканчик и всё.

Бабулька шикнула на камень и ткнула его ногой.

— Тихо ты! — сказала она. — Тоже пьяницу какого-то вырастил.

Серёга засмеялся.

— Это супероткрытие, — он опёрся рукой на стол. — Понимаете, мне удалось получить жизнь из бульона.

Как бы подтверждая его слова, блестящий камень вдруг подпрыгнул и завопил. Серёга плеснул на него из стакана, налитого Михалычем. Камень заурчал и зачмокал.

— Что ты такого маленького спаиваешь! — зашумела Никитишна. — Отдай мне.

Она забрала камень, завернула его в полотенце, положила в бумажный пакет и ушла.

Серёга с Михалычем гуляли три дня. Потом Нечаев спохватился, где же живой камень?

Он пришёл к соседке.

Камень лежал у той на столе, на аккуратной скатёрке. Татьяна Никитишна читала ему учебник географии за пятый класс.

— Понимаешь, Искорка? — бабулька почему-то решила, что он женского рода. — Повтори.

Камень пробурчал утробно: «Ре-ека Во-олга».

— Молодец, — бывшая географичка капнула на него молоком. — Если выучишь реки России, куплю тебе шоколадку.

— Ну как? — спросил Серёга. — Обучается?

— А куда он денется? — Татьяна Никитишна гордо посмотрела на соседа. — У меня и не такие программу проходили. Да, Искорка? — заворковала она, поглаживая поблескивающий камень.

— Отдайте мне, — попросил Серёга. — Мне надо эксперименты ставить.

— Ты брагу лучше поставь, это у тебя хорошо получается, а сиротку не трогай, — жёстко ответила Татьяна Никитишна. — Или возьми кирпичи, да и пропаривай в своём бульоне. Так ведь, Искорка?

Камень подполз к стакану с молоком и ткнулся в него.

— Сейчас, сейчас, — засуетилась бабулька. — Пей, пей, маленькая.

Серёга вышел на улицу и закурил. На небе сияли звёзды.

«Великий человек был академик Опарин», — подумал он и пошёл домой, продолжать служить науке, да и прибраться надо было после пьянки с Михалычем.

Запнувшись обо что-то, Серёга нагнулся и подобрал половинку раскрошенного кирпича.

— Хм, — он покрутил её в руке. — А тебя мы алгебре научим, — решил он и, подбрасывая кирпич в руке, зашёл в дом.