Рабочий день следователя Высокогорской прокуратуры Баширова начинался в восемь утра. Так было и в это солнечное августовское утро. Hyp сидел в своем небольшом уютном кабинете и листал бумаги. Следователь готовился к допросу свидетеля по делу о хищении.
Открылась дверь, и на пороге появилась Галина, секретарь прокуратуры. Смешливая и задорная, она сейчас слишком серьезно, даже официально, сказала:
— Вас просит к себе прокурор.
— Что случилось? — поднял голову Баширов, но Галина уже ушла.
Прокурор Гудков был явно озабочен. Значит, что-то серьезное. Пока Гудков отдавал какие-то распоряжения по телефону, Баширов быстро пробежал глазами лежавшую на прокурорском столе сводку. За прошедшую ночь в районе никаких происшествий. «Что же могло быть?» — подумал следователь.
— Вот что, Hyp, — прокурор положил трубку, — десять минут назад мне позвонил председатель Николаевского сельсовета. Сегодня рано утром в колодце около деревни Дубровки нашли труп местной жительницы. Молодая женщина. Предполагают, что это убийство. Дружинники несут охрану. Оперативная группа работников милиции готова. Выезжаем…
Внимательно слушая прокурора, Баширов мысленно представил Дубровку. Пятнадцать-двадцать крестьянских изб на склоне холма, а вокруг — бесконечные лесе. Деревушка стоит вдалеке от шоссейных дорог, на самом краю района. Зимой ее задувает снегом по самые крыши, но зато летом там благодать. Густым дубняком поросли склоны окрестных холмов. В лесах всегда безлюдно, тихо. Красивейшее место. Здесь можно великолепно отдохнуть, побродить с ружьем по чащобам и лесным тропинкам, скоротать летнюю ночь у костра.
— Происшествие серьезное, — заключил прокурор. — Предстоит большая и трудная работа.
Происшествие… Сколько раз приходилось слышать это неприятное слово! Сколько раз поднимало оно следователя в ночь, в пургу, в осеннюю слякоть! И он немедленно шел, ехал, чтобы выполнить свой долг, чтобы раскрыть тайну преступления, обезопасить преступника. Следователь не спал ночи, чтобы спокойно могли спать другие…
Оперативный «газик» трясся по разбитому большаку. Шофер Вася, молодой парень, одетый в непомерно большой, не по росту комбинезон, поминутно чертыхался, проклиная каждый ухаб и каждую выбоину персонально и всякий раз поминая недобрым словом какого-то Латыпова из дорожного отдела. Клубы пыли врывались иногда в кабину, густо припудривали пассажиров. Наконец «газик» свернул с грейдера и покатил проселочной дорогой. Тряска прекратилась.
— Сразу видно, Латыпов сюда не добрался, — сказал Вася, — не успел дорогу испортить. Ведь ему что надо в первую очередь? Ему давай план. Погонные метры. А как по ним ездить, по этим булыжным метрам, Латыпова не касается.
Сегодня на первое в жизни происшествие ехал стажер прокуратуры, студент-юрист Миша Васильков, совсем еще юный, с припухлыми губами, человек, которому очень хотелось казаться солидным. Миша бросал взгляды на своих спутников — на прокурора Гудкова, на Баширова, на судебно-медицинского эксперта Веру Матвеевну, на сотрудника уголовного розыска Роганова, который еще помнил, как не на жизнь, а на смерть воевала милиция с кулаками в тридцатые годы, — и не понимал: ну как эти люди могут быть так спокойны, почему никто за эти полтора часа даже словом не обмолвился о происшедшем? Почему они говорят о каких-то совершенно посторонних вещах — о мормышках, о донках, о сомовых омутах? Одним словом, типичный рыбацкий треп. Самого его так и распирало от сознания того, что он едет раскрывать преступление, да еще какое — убийство!
Васильков, конечно, еще не представлял себе, насколько это сложнейшая и напряженнейшая работа. Она потребует от следователя огромной внутренней собранности, максимума физических и духовных сил. И внешняя сдержанность, умение отвлечься перед этой работой, которую Васильков едва не принял за беспечность, воспитывается многими трудными годами.
Всего этого Миша Васильков и не мог еще знать. И потому, прижатый на боковом сиденье к стенке и чувствуя у своего колена недружелюбное посапывание служебной собаки Ермака, он уже собирался высказать какую-нибудь очень умную мысль об убийстве. Его собственную мысль. Но не успел.
Машина резко свернула налево, начался крутой подъем в гору, потом еще один поворот — и на пригорок выскочила из-за леса деревушка.
— Это и есть Дубровка, — сказал Вася и на этот раз даже не вспомнил о дорожнике Латыпове. Вася работал в уголовном розыске значительно больше стажера.
…Не много молодежи в деревне. Теплыми летними вечерами парни и девчата собирались обычно у «бочаровки» — небольшой конторки бригадира Бочарова — или на зеленой лужайке перед чьим-нибудь домом. Танцевали, пели под гармошку. И почти каждый вечер из маленького лесного поселка приходила сюда Маруся Власова — семнадцатилетняя девчушка, веселая, озорная, острая на язычок, певунья. В Дубровке ее хорошо знали. Про нее говорили даже, что Маруся частушки сама складывает. Многие ребята заглядывались на нее.
Но трудно было угадать, кому она отдаст предпочтение.
Общественное мнение в лице полутора десятка дубровских старух, заседавших на соседних бревнах, большинством голосов высказывалось в пользу Романова Ивана. Парень недавно вернулся из армии, работал на колхозной ферме. И умен и собой хорош. Правда, все сходились и на том, что если Маруся с Иваном и дружат, то дружба у них какая-то непонятная.
На вечеринке Маруся делала вид, что вроде никакого Ивана она и знать не знает. Танцевала все время с другими. Иван же сидел на бревнах один как сыч — молчком. Только и знал, что курил папироску за папироской. И даже на шутки в его адрес не обращал внимания. А когда за полночь все расходились по домам, Иван неизменно шел провожать свою горделивую по-другу.
— Форс она перед ним свой показывает, — решали старухи.
Ходили слухи, будто Иван, оставшись с ней наедине, грубил, ссорился и даже поколотил ее. И, мол, если так будешь себя вести, не то получишь…
Ранним августовским утром пожилая колхозница Устинья Леонтьева отправилась с серпом на луг, что под горой, за тальником. Когда она проходила мимо заброшенного колодца, далеко за деревней, то обратила внимание на тряпку, которая плавала в воде. Устинья заглянула в колодец — и ноги у старой подкосились. Она хотела крикнуть, а голос пропал. Словно в страшном сне. Но набралась храбрости, заглянула еще. Она, Маруся Власова!
Здесь, у старого, заброшенного колодца, вырытого в незапамятные времена, и остановились работники следствия. Рассказывали, что из этого колодца любители самогона раньше брали воду для первача и таскали ее в небольшой овражек слева, где они обычно ставили нехитрую аппаратуру. Самогонщики прикрывались от посторонних взоров густой дубовой рощей, что окаймляла весь овражек. Со временем самогонщиков повывели. Вздохнули спокойно женщины. А за местечком этим так и осталось прилепившееся к нему название «Пьяного ключа».
Трое парней-дружинников стояли около колодца, не подпуская любопытных. Несколько колхозниц невдалеке сбились в кружок возле лежащей на земле женщины, причитавшей от горя в голос.
«Мать, — сразу определил Баширов. И тут же почему-то подумал: — Одна растила, без мужа».
Труп подняли из колодца и несколько раз пустили Ермака по следу. Баширов объяснял понятым их задачу. Прокурор о чем-то тихо говорил с судебно-медицинским экспертом — невысокой женщиной, недавно приехавшей в район.
Даже видавшие виды следователь, эксперт были поражены тем, как страшно обезображено тело многими ранами.
Миша Васильков, до этого всем своим видом показывавший, что он не последнее лицо в предстоящем расследовании, вдруг сразу затих, и в глазах его промелькнуло что-то похожее на страх.
— Васильков, — взглянув на него, сказал прокурор, — вы поможете Баширову осмотреть место происшествия.
И Миша почувствовал в его голосе ободряющие нотки.
Всякий раз, начиная новое расследование, Баширов помнил: если обнаружены признаки насильственной смерти, необходимо провести самый тщательный осмотр трупа, всей окружающей местности. Чтобы восстановить общую картину преступления и по возможности угадать причины смерти, нельзя упустить ни одной самой, казалось бы, незначительной детали, самого пустякового предмета, которые потом могут сослужить важную службу как вещественное доказательство. Преступления, как правило, совершаются тайно. Но как бы ни пытался даже опытный преступник скрыть каждый свой шаг, все равно он оставляет какие-то следы. Они-то и образуют основу для раскрытия преступления.
Пока Баширов вел осмотр, прокурор, казалось, просто наблюдал за его работой, лишь изредка, как бы мимоходом, обращал внимание следователя на отдельные детали. Однако Hyp по опыту знал, что прокурор уже включился в работу, руководит следствием. Вот он о чем-то говорит с работниками милиции, и те, сделав записи в блокнотах, быстро разошлись. Прокурор успел побеседовать с подъехавшим на лошади председателем сельского Совета, и тот, взяв с собой двух дружинников, уехал в деревню.
За пять лет Баширов хорошо изучил своего прокурора. Он знал, что в прошлом тот сам был одним из лучших в республике следователей, и потому всегда ценил его советы. Да и сам Гудков, уже став прокурором, любил следственную работу и большое внимание обращал на эту важную часть его весьма сложных служебных забот.
— Смерть, видимо, наступила от потери крови. Нанесено очень много ранений, — отметила судебно-медицинский эксперт Вера Матвеевна, немногословная, даже несколько хмурая женщина. Не раз приходилось ей участвовать в подобных операциях, но Баширов не мог не заметить, как дрогнули губы у эксперта, когда Она наклонилась над девушкой, — мать.
— Чем нанесены ранения? — спросил следователь и подумал: «Ровесница, наверное, ее Люське. Даже чем-то похожи».
— По всей вероятности, предметом с заостренными гранями. Обратите внимание на перемычки на внутренней поверхности ран.
Предположение подтвердилось. Вскоре был обнаружен конец расплющенного металлического стержня. Когда его извлекли, оказалось, что это поржавевшее слесарное зубило.
Это была уже очень важная деталь во всем процессе следствия.
Баширов передал зубило сотруднику уголовного розыска Голубеву и попросил немедля объехать близлежащие села и предъявить его кузнецам: возможно, что кто-нибудь из мастеровых и опознает. Каждый кузнец имеет свой «почерк». Голубев тотчас уехал.
Осмотр продолжался до позднего вечера. И только когда совсем уж стемнело и ничего нельзя было различить в двух шагах, устроили перерыв до утра.
Работников следствия разместили в помещении сельской школы, и, когда они пришли туда, их уже ждали несколько местных жителей, вызванных для допроса. Вернулся тут же и Голубев. Он объехал восемь сел и деревень, но установить, чье это зубило, кто его изготовил, не удалось. Выяснил только, что сделано оно из пальца от тракторного мотора.
— У вас уже есть какая-нибудь версия, Hyp Закиевич? — спросил Васильков.
— А у тебя? — в свою очередь, спросил Баширов.
— Очень много. Но, кажется, ни одной стоящей. Пока все так туманно.
— У меня есть одна, и, по-моему, очень стоящая. Тебе надо немедленно ложиться спать. Слишком много впечатлений для первого дня практики. Иди ложись, — улыбнулся следователь.
«Да, пока действительно туман», — подумал и сам Баширов, устраиваясь на соседней с прокурором кровати. Но заснуть в эту ночь ему так, кажется, и не удалось — мысли об убийстве не давали покоя. Долго ворочался он с боку на бок и, наконец, поднял голову. Было нестерпимо душно, а за окном уже брезжил рассвет. Четыре часа. Тут только следователь заметил, что соседняя кровать, на которой спал, завернувшись в плащ, прокурор, пуста.
Баширов вышел на крыльцо, жадно глотнул утренний лесной воздух. Тревожно загоготали гуси. По тропинке от села к дому шел прокурор.
— Там, в низинке, ключ, вода ледяная, сходи освежись, — посоветовал он Баширову. — Все равно не заснем.
Они присели около душистой копны, и со стороны можно было подумать, что эти двое горожан приехали на воскресенье в деревню. Пожилая колхозница из соседнего дома принесла и поставила перед ними кринку парного молока. Она не осмелилась вступить с ними в разговор, а стояла невдалеке и с надеждой смотрела на этих серьезных людей, приехавших помочь односельчанам в их горе. Постояв несколько минут, она, так и не проронив ни слова, ушла.
— Ты обратил внимание на одно странное обстоятельство, — заговорил Гудков, — на убитой надеты чулки, а туфель нет. Это раз. И второе. Судя по характеру ранений, она должна была потерять много крови, однако ни в колодце, ни вокруг крови не видно.
— Это верно, но есть, по-моему, еще одно обстоятельство, — сказал следователь, — девушка должна была отчаянно защищать свою жизнь. Судебно-медицинский эксперт считает, что многие раны по своему характеру не смертельны. Но где же следы борьбы? Вокруг колодца этих следов тоже нет.
— Ты хочешь сказать, что убийство совершено в другом месте? — спросил прокурор.
— Именно так.
— Где же?
— Думаю, что не в деревне, — размышлял вслух Баширов. — Это маловероятно. Мария там не жила. Подруг у нее не было. У Романова, как показывают свидетели, она никогда не ночевала. Да и небезопасно перетаскивать труп через всю деревню, чтобы спрятать в колодце.
— Ее могли убить в лесу, — продолжил его мысль прокурор. — Либо по дороге домой, либо из дома в Дубровку. В этом случае подозрение падает на Романова. Им-то тебе сегодня и придется заняться.
— Лес велик. Как искать?
— Позовем на помощь колхозников.
В шесть утра Баширов попросил бригадира Бочарова собрать колхозников. Через полчаса все население Дубровки от мала до велика, взволнованное происшедшим, уже толпилось возле школы.
Короткой была речь Баширова — нужно помочь найти преступника.
— Если кто-либо из вас. обнаружит в лесу следы крови, одежды — ничего не трогать и немедленно звать меня или наших товарищей.
Людей разбили на три группы. Шаг за шагом изучается окрестность. Тщательно прочесывается каждая лесная просека, каждая лужайка и рощица.
После долгих поисков в лесу на тропинке и в кустах были обнаружены следы крови. Тут же нашли гребенку, три выбитых зуба и окровавленный листок бумаги, свернутый кульком, с остатками семечек. Метрах в пятнадцати от этого места лежал листок тетрадной бумаги. Карандашом на нем было написано:
«Мама, до свидания. Передай привет всем подругам. Маруся».
— Значит, самоубийство? — взволнованно спросил Васильков. — Такая версия у меня тоже была.
— Не думаю, — ответил Баширов. — Но проверить и эту версию нужно.
Теперь следователь располагал гораздо более обширным материалом, нежели час назад. Преступник оставил следы.
Баширов предъявил гребенку матери убитой, Ольге Николаевне, и та подтвердила: да, гребенка Марусина. Продавец сельпо Прусакова вспомнила, что за день до случившегося Мария купила в магазине семечки. Да, да, в этом самом кульке. Кулек бумажный. Из листка, вырванного из старой сельскохозяйственной книги. Оставшуюся часть этой книги продавец передала следователю.
Было совершенно очевидно, что место в лесу, обнаруженное колхозниками, — это и есть место убийства Марии Власовой. Правда, записка прямо говорила о самоубийстве Власовой. Однако, сопоставив все факты — и характер ранений и расстояние от места преступления до колодца, следователь исключил эту версию. Про себя Баширов твердо решил, что Мария убита. Тогда что же означает эта записка? Очевидно, преступник подготовился заранее, чтобы симулировать самоубийство. Нужна графическая экспертиза.
Колхозники сообщали следователю все новые и новые факты из жизни убитой, высказывали десятки предположений.
Баширову удалось установить, что между Романовым и Власовой часто происходили размолвки и ссоры. Маруся, говорили одни, отказывалась дружить с Иваном, а он на этой почве избил ее незадолго перед этим трагическим днем. А буквально накануне убийства, вечером, Иван приходил к Власовым, искал Марусю, а когда узнал, что она пошла в соседнюю деревню, кинулся вслед, по той же тропинке.
— Чует мое сердце — он убил, — дрожащим голосом шепчет Васильков. — Ревность.
— Не знаю, — отвечал Баширов. — Следствию нужны факты, доказательства. Допроси соседку Власовых, что ей обо всем этом известно, где она была в тот день, в общем все, что она знает. Протокол Дашь мне.
Сам Баширов тем временем тщательно осматривал каждую складку одежды Романова. Увы, ничего похожего на улики. Иван, широкоплечий, кудрявый, явно напуган случившимся и еще более — упорными слухами о том, что убийца он. Он путается в показаниях, умоляюще смотрит на следователя и… ничего не может сказать в свое оправдание.
Действительно, он договаривался с Марусей встретиться 4 августа вечером. В поселке, возле ее дома. Пришел, как обычно, около восьми. Присел на бревне за ее домом. Подождал около часа, посвистел, как у них было условлено. А она не вышла. Обиделся и ушел обратно домой. А утром…
— Почему вы не зашли в дом, чтобы убедиться, дома Мария или ее нет? — спрашивает следователь.
— З-наете, — мнется Романов, — мать запрещала Марусе дружить со мной. Она не любила, когда- я приходил к ним в поселок. Дома у них я ни разу не был. — Иван передохнул и тихо добавил: — Против меня все. Но я не убивал.
В глазах парня — невыносимая тоска. Глядя на него, Баширов начинал сомневаться, не идет ли он по ложному пути. «Чует сердце», — упрекал он себя тут же. Сомнения, как и догадки, должны быть подтверждены убедительными, неопровержимыми фактами. Только тогда следователь имеет право опровергнуть одну версию и приняться за другую. Да, следователь беспристрастен, но не равнодушен. Нельзя принимать на веру любую догадку. Недаром говорил Горький: «Из десяти догадок — девять ошибочны».
И снова беседы с жителями деревни. Подпасок Коля Грибков накануне, 3 августа, около девяти часов вечера видел Власову в лугах, недалеко от того места, где нашли ее труп. «Маруся была одна, — рассказывал пастух, — шла по тропинке и пела песню «Калина красная». Я спросил: «Что это ты такая веселая?» — а она мне говорит: «Мал ты еще, Колька, все равно ничего не поймешь», — и спросила, какое сегодня кино в Дубровке. Больше ее я не видел».
Об Иване Романове большинство людей отзывается хорошо: работник он неплохой, парень честный, скромный. Ну, что же, допустим, что Иван Романов не мог убить Власову. Но убийца должен жить здесь же, в этой деревне. И сейчас он слышит все, видит, как допрашивают людей, как пала тень на невинного, и он прячется за чужие спины. И молчит. Сам он не придет и не скажет: «Это я, берите меня».
И следователь снова и снова выясняет все, что известно людям о жизни Марии Власовой, о ее знакомых.
— Я ее хорошо знаю, — рассказывает молодая колхозница Вера Цивильская, у нее еще не поворачивается язык сказать «знала». — У Маруси близких подруг не было. Со мной она была просто в хороших отношениях, вместе ходили в школу, в соседнее село, но ПОТОМ она учиться бросила, начала работать, и мы встречаться стали реже.
— Кто из ребят дружил последнее время с Марусей?
— Кроме как с Романовым, она, по-моему, ни с кем не дружила. Хотя подождите-ка, подождите… Со мной по соседству живет Мишка Шамин. Так вот, как-то на сенокосе, в июле, что ли, Мишка мне сказал, что мать собирается женить его и, мол, самой подходящей невестой для него будет Маруся Власова — девка веселая, работящая и красивая. Я спросила в тот же вечер у Маруси насчет Михаила, а она удивилась. «Впервые, — говорит, — слышу о таком предложении». А потом засмеялась: «Не нужны мне такие золотые».
— Что значит — золотые? — спросил Баширов.
— Так они же, Шамины, все «с приветом», — ответила девушка и покрутила пальцами у виска.
Это была уже новая деталь, которая могла пролить свет на многие неясные вопросы. Убийство мог совершить либо человек с неустойчивой психикой, либо тот, кто питал сильную злобу к потерпевшей.
Но могла ли Мария Власова за свою короткую, у всех на виду жизнь сделать что-то такое, что вызвало бы в ком-то лютую ненависть? Едва ли… Остается другое — ее убил человек с ненормальной психикой. Против Шамина имелись подозрения и потому, что еще в первый день осмотра места происшествия Ермак взял след, который шел от колодца через луг до узкой тропинки в гору. След потерялся при входе в деревушку. Причем Шамины, как выяснил Баширов, живут в крайнем доме. Как раз там, где исчезал след.
На допросе Михаил Шамин. Ему восемнадцать лет. Бесцветные глаза неспокойны. Баширов уже установил, что и отец и сын Шамины, оба страдают расстройством психики и находятся под наблюдением психоневрологического диспансера.
— Марию Власову знали?
— Знал.
— Близко ли были с ней знакомы?
— Не, не близко.
— Собирались на ней жениться?
— Мамка сватала.
И начались вопросы и однообразные ответы Михаила Шамина. И только одно запомнилось следователю в этом допросе. Михаил без конца твердил, что Иван Романов, к которому Шамин, видимо, питал неприязнь, знает, кто убил Марию:
— Это его соперники.
Баширов и сам понимал, что нужно тщательно проверить взаимоотношения Романова не только с Марией, но и с другими жителями деревни. По отдельным фактам, намекам, замечаниям надо нарисовать полную картину жизни этих людей — их симпатии и неприязни, страсти и характеры.
— Вы поинтересовались бы комбайнерами, — подсказал — Баширову один из колхозников. — Мы тут все ищем виновников, а они и на глаза никому не кажутся. Даже на работе их сегодня нет.
Комбайнеры работали в поле за деревней в течение нескольких дней до убийства. Следователь выяснил, что один из них, Александр Михалев, молодой чернявый парень, тоже ухаживал за Марией и провел с ней несколько вечеров.
Жил Михалев с двумя своими товарищами на квартире у старой женщины, по соседству с Власовыми. 4 августа, на другой день после убийства, комбайнеры почему-то ушли из деревни, бросили комбайн прямо в поле. Родом комбайнеры из большого села Пермяки в семи километрах от Дубровки. Следователь выехал туда. При обыске в доме Михалева были найдены окровавленные рубашка, пиджак, майка. На теле у него — кровоподтеки и царапины. Как выяснилось, Михалев в день убийства был пьян.
— Вы убили Марию? — в упор спросил следователь.
— Нет!
Но когда был задан вопрос о том, где Михалев провел вечер 3 августа, последовали путаные ответы. Михалева задержали. Улик против него было много.
И вскоре он сам заявил работнику милиции:
— Марию убил я. Отпираться бесполезно. Все кончено… Как убил, подробностей не помню, был сильно пьян.
— Значит, будем заканчивать следствие? — спросил Васильков.
— Почему?
— Но Михалев же признался. Убийца найден.
— Видите ли, товарищ Васильков, — сказал ему Баширов, собственное признание подозреваемого в доказательстве своей вины — еще не все. Кроме этого, нужны объективные доказательства. Михалев в тот вечер был сильно пьян. Вы когда-нибудь выпивали столько, сколько он тогда?
— Нет, — признался Васильков.
— И никогда не пейте, потому что в этом состоянии человек теряет рассудок. И память тоже.
Конечно, формально преступник, совершивший страшное убийство, найден. Теперь составить обвинительное заключение, и он получит заслуженное наказание по приговору суда. Можно отдохнуть после стольких дней напряженных поисков. Но почему-то Баширов не испытывал удовлетворенности от такого финала. На душе у него было неспокойно. Не верил он з виновность Михалева. Зря наговаривает на себя парень. Баширов и сам не знал, что в этом комбайнере заставило его еще и еще раз проверять заново все факты, шаг за шагом изучать жизнь Михалева, вникать во все мелочи, подвергнуть сомнению каждую улику, каждое его показание.
Он предложил Михалеву на месте показать, как им было совершено убийство. Комбайнер долго мялся, а потом заявил, что ничего не помнит и показать место убийства не может. Сомнения в душе следователя превратились в уверенность: Михалев невиновен.
Докладывая итоги следствия прокурору, Баширов знал, конечно, что прокурор не останется безразличным к судьбе Михалева.
— Не кажется ли странным то обстоятельство, — выслушав его, сказал прокурор, — что, признавая себя виновным в убийстве, Михалев категорически отрицает связь с кем-нибудь в убийстве? Но записка, найденная в лесу, написана не его рукой. Это подтверждено криминалистической экспертизой. А ведь именно записка говорит о том, что убийство готовилось заранее и что было намерение симулировать самоубийство. Кроме того, не проверены до конца взаимоотношения Власовой с подругами, — как-то ворчливо закончил прокурор, и Баширов с удовлетворением понял, что Гудков тоже не верит в виновность Михалева, что он внутренне протестует против такого «легкого» финала этого запутанного дела, в котором еще очень многое неясно. Баширов вдруг остро почувствовал, что он обязательно и теперь уже скоро отыщет истинного преступника.
На первый взгляд произошло невероятное: Михалев сам признался в убийстве, а следователь заявляет ему, что не верит этому, что он зря наговаривает на себя. Пораженный, Михалев долго недоуменно моргал глазами. И, только убедившись, что никто не расставляет ловушек, стал откровеннее. Тогда-то и выяснилось, почему он решил признаться.
— В тот вечер я был сильно пьян, — рассказывал Михалев, — с кем-то подрался. Проснулся и увидел, что весь в крови, лицо исцарапано. Потом мне сказали — убита Мария. Все было против меня, вот и решил, что отпираться бессмысленно.
Следователь должен быть объективным. Баширов никогда не отступал от этого важнейшего принципа. Он твердо помнил, что малейшее нарушение социалистической законности влечет за собой тяжелые, а иногда и непоправимые ошибки. Следователь должен уметь не только разоблачить преступника, но и защитить от случайностей, от оговора запутавшегося, но невинного человека. И часто, бывая в зале судебного заседания, где рассматривались расследованные им дела, Баширов с удовлетворением убеждался, что собранные им доказательства проходят по делу в стройной системе и что у суда не бывает оснований сомневаться в их объективности и убедительности.
Несколько лет назад, окончив юридический факультет, Баширов был направлен на работу в адвокатуру. Сколько он ни доказывал тогда маститым юристам из распределительной комиссии, что его место только в прокуратуре, на следственной работе, комиссия все же решила, что он «по складу характера и способностям» должен быть адвокатом. Потянулись однообразные дни стажирования в юридической консультации. Небольшая комнатушка в одноэтажном домике на углу тихой улицы, стоящие друг на друге канцелярские столы…
Просиживая за различными скучными жалобами, Баширов продумывал план своего ухода из этого учреждения. А когда окончился срок стажирования, Баширов пришел к председателю коллегии адвокатов и наотрез отказался от работы.
— Хочу быть следователем! — упрямо заявил он.
— Но мы даем вам хорошую и интересную работу в большом промышленном районе города.
— Эта работа не по мне.
Председатель коллегии, уже немолодой человек, отдавший адвокатуре четверть века, никак не мог понять Баширова, о котором хорошо отзывались в юридической консультации. И наконец, сдался:
— Приходится только удивляться вашей настойчивости. Но, как говорят, невольник не богомольник. Можете увольняться.
Утром следующего дня Баширов уже был в отделе кадров республиканской прокуратуры. Начальник отдела кадров вспомнил его. Год назад, будучи членом комиссии по распределению молодых специалистов в университете, он слышал, как Баширов настаивал, чтобы ему дали работу следователя.
— Желание ваше весьма похвально, — сказал он. — Думаю, что вы действительно будете неплохим следователем. Только в городе сейчас вакантных мест нет. Могу предложить Высокогорский район. На днях был у меня районный прокурор. Просил подобрать хорошего товарища на следственную работу. Район трудный, но коллектив там слаженный и дружный.
— Согласен.
— Через два дня получите приказ и поезжайте на работу. Желаю вам удачи.
Начальник отдела кадров не ошибся. Баширов стал опытным следователем. То, о чем он мечтал, сбылось. Годы упорного труда, напряженной работы над разгадкой самых неожиданных, порой немыслимых ситуаций только укрепили его любовь к своей профессии. И как не раз бывало за последнее время, в самых трудных, казалось бы, самых безвыходных положениях какое-то особое, шестое чувство, следовательское чутье подсказывало нужный выход.
Так случилось и теперь.
…Допросы Романова дали Баширову одно новое обстоятельство. Он установил, что Иван еще до ухода в армию дружил с Лидой Алексеевой, а вернувшись, перестал с ней встречаться. Лидия ревновала его к Марусе и неспроста относилась к ней неприязненно. Даже подружек настраивала против Власовой. На допросе Алексеева отрицала свою причастность к убийству.
Не один час идет обыск в квартире Алексеевых. Осмотрено уже все, куда может человек спрятать уличающие его доказательства. Но следователь не прекращает поисков. Кажется, что могут дать школьные принадлежности младшего брата Лидии? Но Баширов обратил внимание на обычную ученическую тетрадку в клетку. Один листок из нее вырван. Следователь достал записку, найденную на месте убийства, и положил ее в тетрадь. Края совпадали.
Записка написана на листке из этой тетради!
Пока это только предположение. Законом следователю не предоставлено право быть экспертом, он не может давать заключения, касающегося свойств и качеств каких-либо предметов. Тем более по расследуемому им самим делу.
Сразу же после обыска Баширов выехал в город, в научно-исследовательскую криминалистическую лабораторию. На этот раз Вася вел машину на большой скорости и даже не ворчал на ухабы и неровности дороги, не вспоминал Латыпова. По лицу Баширова он чувствовал, что следователь нашел что-то очень важное по делу. Вася привык к дисциплине и молчал. Только иногда многозначительно говорил: «Да, дела!» Однако Баширов не поддерживал разговора.
«Устал, наверное, третью ночь не спит», — думал Вася.
Пока эксперты изучали вещественные доказательства — тетрадь, записку и образцы почерка Алексеевой, Баширов перелистывал фотоальбомы лаборатории.
— Идите погуляйте, — работница лаборатории мягко улыбнулась, — на вас лица нет.
— Ерунда. Я лучше покурю, если вы не возражаете.
Наконец заключение получено. Научный сотрудник,
передавая акт экспертизы, сказал:
— Не ошиблись вы, товарищ следователь. Все точно.
Тетрадный лист, обнаруженный на месте происшествия, вырван именно из тетради, изъятой при обыске у Алексеевой. Записка написана рукой Алексеевой Л. И.
Под тяжестью предъявленных улик Алексеева рассказала:
— Убила я. Мария отбила моего парня.
И Алексеева восстановила, как все это произошло. Задумав свой страшный план мести разлучнице, Алексеева заранее написала от имени Власовой записку. Взяла из дома зубило и вечером за деревней, в лесу стала ждать Марию.
Завязав с ней спор, Алексеева ударила Марию зубилом по лицу. Мария побежала, но Алексеева догнала ее, повалила вниз лицом и стала бить ее зубилом по голове, по лицу, по рукам. При одном ударе зубило застряло у Марии в затылке…
Алексеева собрала окровавленную землю, листву и бросила все в кусты. Труп она решила спрятать в колодце. Пришлось перетащить его через весь луг.
— Я долго тащила ее к колодцу, плакала и снова тащила ее через луг, выбиваясь из сил, потом все-таки бросила ее в воду, — рассказывала Алексеева.
Во время борьбы туфли упали с ног Марии, и Алексеева спрятала их на дне небольшого ручья, протекающего через луг. Все это подтвердилось при проверке: со дна ручья из ила были извлечены туфли. В лесу на месте убийства Алексеева показала на местности, как все произошло.
Ее объяснения полностью совпадали с обстоятельствами, установленными следствием…
Второй день идет заседание выездной сессии Верховного суда республики. Зал районного Дома культуры заполнен до отказа.
Люди доверили высказать свое мнение, свой гнев к убийце от имени народа общественному обвинителю, уже немолодой учительнице Анне Ивановне Липатовой.
— Все мы клеймим позором преступницу. Народ наш гуманен. Но не к извергам. Только суровой кары заслуживает презренная убийца…
…И снова склонился над бумагами Баширов. Он в знакомом уже нам кабинете просматривает первые протоколы следствия по делу о хищении в магазине. Рядом с ним примостился стажер Васильков. Снова дело они ведут вместе.
Курсант ремесленного училища шестнадцатилетний Анатолий Кисляков в нетрезвом состоянии вечером разбил стекло в витрине магазина и украл несколько бутылок вина, печенье.
— Будем арестовывать? — спрашивает Васильков.
— Нет. Пусть его судят его же товарищи. Это сильнее приговора суда. Возьмут на поруки, если еще ему доверяют, или отдадут под суд, если он себя отрицательно проявит в коллективе. Парень сглупил. Его можно перевоспитать и б)гз лишения свободы. Ты видел, как он себя вел? Он не преступник.
— М-да, — задумчиво сказал Васильков, — сложная это штука — следствие…
— Иди в адвокатуру, — сказал Баширов, — там проще.
— Нет, я уж буду проситься к вам, — сказал Васильков. — Возьмете?
— Посмотрим, — улыбнулся Баширов, — пока возьмем тебя на поруки. А там будет видно. Как себя проявишь.