По старой дружбе

Глава 1. Венера

Шумно. Взрослые смеются, но совсем не искренне. Как будто бы им стыдно за их веселье. Зрелище удручающее, нечего сказать. Элька не сводит глаз с мамы, которая как раз в это время бесцеремонно шепчет что-то на ухо Васеньке. О. Васенька совершенно не похож на моего отца, однако маму это нисколько не смущает. Вино в ее бокале переливается на свету: те остатки красного полусухого, которые по какой-то нелепой случайности так надолго задержались в ее бокале. Мамины пальцы с длинными ногтями обхватывают локоть Васеньки, и я отворачиваюсь. Дальше смотреть не хочу.

— Пусть повеселится, — говорит Элька, и я замечаю в ее глазах торжество.

Готова поспорить, что за эти несколько секунд она успела сравнить свою мать с моей, сделать выводы и мысленно возвысить свою семью до небес.

— Ушла! — выпаливает Элька и легонько толкает меня в ребра. — Ну же, не тормози! Твой выход.

Элька откидывается на спинку дивана с блуждающей улыбкой, готовится к шоу. Что ж, я ей его устрою. Не в моих правилах нарушать данное мной слово.

В комнате осталось не так много народу: двое незнакомых важных мужчин в углу; тетя Жанна в кресле у камина, восседает с таким видом, будто бы она – по меньшей мере королева этого дурацкого банкета, хотя по ее глазам я вижу, что она смертельно устала; Васенька, помощник отца, молодой и, честно признаться, красивый, только вот больно затюканный и правильный, но это мы быстро исправим; Элька, Макс и Лешка – одноклассники, именно им я и проспорила.

— Музыку! — требую я громко, чтобы все слышали.

Элька тихонько хихикает и наклоняется к Лешке. Он тут же кивает, прикрывая глаза, и протягивает мне мобильный телефон. Я с удовольствием переключаю нудную песню на свою, встаю на ноги и расправляю плечи. Знаю, что сейчас все взгляды устремлены на меня. Даже эти важные индюки в углу вытянули свои коротенькие шейки, не сомневаюсь. Начинаю ритмично покачивать телом, сгибая локти и закрывая глаза. Вступление в песне заканчивается слишком быстро, но мое тело привыкло к танцам, не зря я занимаюсь ими с самого детства.

Оказываюсь на столе в считанные секунды и отдаюсь танцу полностью. Кто-то громко ахает, наверняка тетя Жанна. Слышу звон разбитого стекла, кажется, задела блюдо с канапе, меня это только сильнее раззадоривает. Поворачиваюсь в сторону Васеньки. Он сидит с открытым ртом, весь сжался, на щеках выступил румянец. Мое платье слишком короткое: вот, что говорит его взгляд. Двигаюсь по направлению к нему, снося по пути пустые бокалы. Юбилей удался на славу, наверняка, не одна я так думаю. Провожу рукой по волосам и опускаюсь на колени. Лицо Васеньки не поддается описанию, тут просто буря эмоций: от смущения, стыда и страха до удовольствия, желания и возбуждения. Не переставая двигаться, протягиваю руку и крепко сжимаю его синий галстук. Его губы изгибаются в дежурной улыбке, это он не мне улыбается, а всем остальным, дескать, посмотрите, его выбрали для этого циркового номера. Я не обижаюсь, нет, пусть обманывает кого угодно, но я-то знаю его истинную суть. Все они одинаковы.

Тяну его галстук на себя, и его лицо подается вперед. Теперь его глаза округляются от удивления. Главное не рассмеяться. Что же ты, Васенька, думал, что это все, на что я способна? Рывком притягиваю его лицо к своему и целую его в губы страстно, жарко, жадно.

Нас прерывает грозный рев моей матери.

— Елена!!!

Отрываюсь от дрожащего Васеньки и отпускаю его галстук. Его щеки пунцовые, а глаза, как у зверя, попавшего в ловушку.

— Слезай немедленно! — грохочет мать, и пытается стянуть меня со стола.

Я вырываюсь и спускаюсь сама. Тетя Жанна хлопает в ладоши и кричит «Браво!». Элька уже тут как тут, тянется к моему уху и шепчет:

— Венера, ты что творишь? Этого в споре не было!

Я равнодушно пожимаю плечами и отвечаю:

— Небольшая импровизация.

Мама тем временем подбирается ко мне, хватает меня за руку и тащит в коридор.

— Мы сейчас же уходим! — громким шепотом приказывает она. ­— Как ты могла, дочь? Ну что же мне с тобой делать?!

Вместо того, чтобы сесть в машину, мама тащит меня на тротуар. Конечно, привез же нас Васенька, я бы удивилась, если бы и обратно нас повез он. Меня такой исход устраивает, интересно одно: как она собирается прошагать пешком весь путь до дома на таких каблучищах?

— Ты еще и улыбаешься?! — недоумевает мама. — Ты понимаешь, что опозорила меня?

— Разве? — сухо откликаюсь я. — Я думала, тебе понравится.

— Что ты несешь?!

— Думала, ты хочешь с ним породниться. Липла к нему весь вечер.

— Да как ты… — от возмущения ей не хватает воздуха. — Всё! Дома поговорим.

Ошибаешься, мама. У меня совершенно другие планы на сегодняшний вечер. А вот, собственно, и они.

Грохот приближается. Все хорошо в мотоциклах кроме этого ужасного звука. Наконец шум мотора стихает, а всадник слезает со своего коня.

— Миледи, ­— говорит он и протягивает мне шлем.

Мама сверлит глазами мужчину и, не говоря ни слова, отпускает мою руку. Я напяливаю шлем, глядя на маму и ее спокойную реакцию. Она – мастер по сдерживанию эмоций. Представляю, что на самом деле сейчас творится у нее внутри. Как же так, дочке же запретили водиться с этим хамоватым байкером, а она не послушалась? Ой-ой-ой.

— Мы еще поговорим, — процеживает мама сквозь зубы. — Ох как поговорим.

— Боюсь-боюсь, — шутливо отзываюсь я, забираюсь на мотоцикл, обхватываю талию своего хамоватого байкера руками и посылаю маме воздушный поцелуй.

Глава 2. Краснов

— Нет, все-таки шокировать наша Венера умеет. Вытворить такое на глазах у собственной матери!

— Пошло. Очень пошло. А главное – с языком.

— Заткнись, Макс! Не пошло, а смело. А Васеньку видели? У него чуть приступ не случился!

— Эй!

­— Хотел бы я такой приступ.

— Эй там! В рубашке!

Нехотя поворачиваю голову. На меня смотрит три пары любопытных глаз.

— Слышь, ты же тоже там был. Что скажешь?

— Скажу, что вы мне мешаете. Вообще-то мы пишем контрольную.

— Тьфу ты, ботан. Пиши свою контрольную дальше.

Отворачиваюсь и поправляю очки. Юбилей моего отца действительно произвел неизгладимое впечатление. Особенно на маму. Сколько восторгов вызвал у нее танец на столе полоумной пьяной дуры, не описать словами. Я, конечно, маму люблю, но общего у нас с ней нет ничего. Такие сборища я ненавижу всем сердцем. Глупые разговоры, притворные улыбки, еще и одноклассники, которых я не перевариваю. Мама специально их приглашает, думает, что иначе мне будет скучно. Не понимает она, что ли, что делает только хуже?..

­— Она сегодня даже в школу не пришла, — продолжают шептаться эти недалекие. — Попало, наверно.

— Венере? Попало? Шутишь, что ли? Она всегда выходит сухой из воды. Наверняка, родители еще прощения попросят за то, что случилось.

Отключаю все посторонние звуки и пишу контрольную. Каждый раз, приходя в школу, чувствую себя не в своей тарелке. Эти мажоры только и говорят, что о деньгах, тачках, вечеринках и пластических операциях. Если бы мой отец не был таким богатым, и я бы учился в нормальной школе, все могло бы быть по-другому. Тогда бы нашелся хотя бы один человек, с которым я мог бы просто по-человечески поговорить.

Звонок с урока отвлекает меня от мрачных мыслей. Быстро сдаю контрольную и спешу в раздевалку. Не выношу толпы, поэтому всегда стараюсь свалить из школы одним из первых. Набрасываю на плечи куртку и покидаю школу с зудящим чувством безнадежности. Еще один бессмысленный день.

У ворот школы, черных и решетчатых, стоит та самая девчонка, которую все зовут Венерой исключительно из-за фамилии. Лена Венерина. Обычная девчонка из необычной семьи. Как и все здесь. Отец – бизнесмен, мать – известная актриса в прошлом и домохозяйка в настоящем. Если бы наши матери не были подругами детства, я бы ни за что не запомнил ее имя. Ничем не примечательна, на мой взгляд. Все девчонки в этой школе, будто бы клоны одного человека. Волосы, как правило, прямые и блестящие, как у кукол. Одежда брендовая и обязательно оголяющая те места, которые якобы должны привлекать мужское внимание. У меня это вызывает только тошноту. Не понимаю я этого. Какой смысл встречаться с девчонкой, прелести которой видела вся школа? Явно ничего нового не узнаешь, а мне такое не подходит.

Несмотря на то, что мама знает мое мнение обо всем этом, она не оставляет попыток внушать мне, что в моем возрасте просто необходимо общаться с девочками, встречаться и выполнять эти ежедневные ритуалы по прогулкам, поцелуям и долгим объятиям. Она не может понять, что я уже нашел ту, что мне действительно дорога. Нам хорошо и без показных влюбленных взглядов, объятий и прочей мишуры.

— Даниил! Краснов, да стой же ты!

Поднимаю на Лену задумчивые глаза и поправляю очки в тонкой оправе. Она семенит за мной, буравя меня пылающим взглядом. Останавливаюсь и тихо вздыхаю. Она догоняет меня и останавливается совсем рядом.

— Краснов, — выдыхает она мою фамилию, — дело есть. Иди за мной.

Я не думаю ее слушаться и стою на месте. Она же, похоже, уверена, что, если она поманит пальцем, все должны беспрекословно подчиняться, потому что идет вперед, даже не оглядываясь.

Затем все-таки поворачивается и посылает мне гневный взгляд.

— Краснов, блин! — взрывается она.

Проходящая мимо женщина вздрагивает от Лениного выкрика и смотрит на меня с явным осуждением. Женская солидарность?..

Если она продолжит в таком духе, скоро вокруг нас соберется толпа любопытных. Венерина очень упряма.

Медленно бреду к ней. На этот раз Лена бесцеремонно берет меня за руку и тянет в ближайшее кафе. Там она падает на первый попавшийся стул, за столик, который оказывается занят двумя грозными с виду мужиками. Лену это нисколько не смущает. Она прицеливается в них своим излюбленным высокомерным взглядом и делает выстрел:

— Погуляйте, мальчики.

Лицо одного из мужчин вытягивается в полнейшем недоумении. Губы второго изгибаются в кривоватой ухмылке. Вмешиваться в это я не собираюсь. Сама доигралась. Представляю, что сейчас начнется. Венерина просто не может жить без шоу. Как это все мне чуждо. Один из мужчин, тот, что ухмылялся, встает со своего места. Пошло-поехало…

— Как?! — непроизвольно вырывается у меня.

Мужчины просто поднялись и пересели за другой столик. Без скандалов, да вообще без слов. Как у нее это получилось?!

Вместо ответила Венерина указывает подбородком на освободившиеся места. Я опускаюсь на стул напротив нее и все еще с изумлением смотрю на Лену. Ее лицо не выражает абсолютно ничего. Можно подумать, она проделывает такое каждый день.

— Будешь моим парнем?

С моим лицом происходит что-то невообразимое. У меня что-то со слухом, или она действительно только что это сказала? По ее бесстрастному лицу непонятно.

— Что?

Теперь она смотрит на меня, как на болвана.

— Дважды не повторю, ­— заявляет она. — Ну, так что?

— Ну… Нет. Это всё?

Лена чему-то улыбается несколько мгновений, затем ее лицо становится предельно серьезным.

— Мне что, тебя уговаривать?

— Понятно, ­— говорю я, встаю со стула и направляюсь к выходу.

— Да что тебе понятно? — Венерина догоняет меня уже на улице.

— То, что я не собираюсь играть в эти ваши игры, — равнодушно отвечаю я, невольно ускоряясь.

Надоело мне ее слушать. Сплошные глупости. Что еще ожидать от этой самовлюбленной дурочки? И зачем вообще поплелся за ней? Надо было идти домой, как и собирался изначально. Отлипла бы рано или поздно. Наверное.

Глава 3. Венера

Хожу из угла в угол, заламывая пальцы и то и дело поглядывая на часы. Опаздывает. Или передумал? Нет, не мог. Просто опаздывает. Хотя это совершенно не в его стиле. Он же такой правильный, пунктуальный, умный и чего-то там еще. Не помню. Это слова мамы.

Слава богу, раздается щебетанье птиц: это Краснов звонит в звонок. Я бегу к двери, забыв надеть тапочки, и открываю дверь. Лицо Краснова, как всегда, унылое и какое-то серое. Невольно сравниваю его со своим байкером, и мне даже становится его жаль. Понятно, почему он такой умный, ведь ему больше нечего делать, кроме как важные книжки читать. Бедняга.

— Не стой на пороге, — говорю я, — давай уже, заходи. Сейчас быстренько отыграем пьесу в стиле Шекспира и пойдешь…

Я чуть было не говорю «читать важные книжки», но вовремя одергиваю себя.

— …по своим делам.

Он заходит медленно, нерешительно, как-то бочком. Стягивает кроссовки и здоровается с мамой, показавшейся в прихожей.

— Данечка? — ласково воркует она. — Вот это сюрприз!

— Он ко мне, — говорю я, хватаю Краснова за руку и утягиваю в свою комнату.

Как только мы оказываемся внутри, отпускаю его руку. Краснов глубоко вздыхает и усаживается на компьютерное кресло.

— Долго еще? — гундит он, кружась в кресле, как маленький.

— Не ной! Начало положено. Скоро придет папа, и тогда…

— Привет, молодежь! — в комнату просовывается папино лицо и улыбается нам.

Эта улыбка не искренняя. Я слишком хорошо знаю папу, он предпочел бы, чтобы сегодня мы ужинали только семьей. А завтра бы он со спокойной душой отправил бы меня в пансион монашек на перевоспитание. Только он не учел одного: я далеко не ангел, и в церкви мне не выжить.

— Привет, па.

— Здрасьте, дядь Володь.

— Не знаю, как вы, а я голоден как волк. Подтягивайтесь тоже.

Как только папино лицо исчезает из дверного проема, я в очередной раз напоминаю Краснову, что говорить и как себя вести.

— Назовем это – «Миссия: фальшивые влюбленные», ­— подвожу итог я. — Все запомнил?

— Ага, — легкомысленно отзывается Краснов и идет на кухню.

Я еле поспеваю за ним, но, к счастью, он замирает возле двери на кухню, пропускает меня вперед и по сценарию выдвигает для меня стул. Мама, как назло, пропускает эту часть нашего спектакля, зато папа замечает и бросает короткий странный взгляд на Краснова. Пока мы едим салат, слышен только скрежет вилок о тарелки. Затем я подаю голос.

— У нас для вас новости, — заявляю я и вытираю губы салфеткой. — Мы встречаемся.

Я кладу ладонь поверх руки Краснова и улыбаюсь родителям. Мама удивленно таращится на меня, папа же продолжает есть, как будто бы я не проронила ни слова.

— Это правда? — мама обращается к Краснову, и я даже не знаю, что с ним сделаю, если он решит включить свою «правильность» и сказать правду.

— Абсолютная, — откликается он и неуклюже обнимает меня за плечи.

Он хоть и худощавый, но руки, блин, тяжелые. Мог бы и не напирать так. Как только мы выйдем из кухни, обещаю себе его пихнуть.

— Но… — мама настолько шокирована, что не может сформулировать мысль. — Как же…

— Не прокатит, — вдруг говорит папа, отпивая из стакана грейпфрутовый сок, затем удовлетворенно выдыхает воздух через ноздри и откидывается на спинку кресла.

Он следит за мной хитрый взглядом, затем скашивает глаза на Краснова и говорит:

— Даня – парень хороший, но он не поможет тебе, родная, с тем, что ты задумала. Мы и в правду были бы рады, если бы вы стали парой, но даже это бы никак не повлияло на твой отъезд.

Меня дико бесит, что папа так быстро раскусил мой план. Я хочу высказать свое возмущение и обиду, у меня изо рта даже вырывается какой-то булькающий звук, но Краснов сжимает мое плечо так, что мне становится больно.

— Вы зря нам не верите. Мы действительно вместе. Знаете, почему она так себя вела на именинах отца? Мы поругались. Она просто на меня злилась.

Э-э-э. То есть, Краснов видел мое показательное выступление на банкете? Вернее, наступление. На Васеньку. Странно. Я его совершенно не помню. Наверно, за книжками спрятался.

— Вы же знаете, какими порой способами женщины стараются привлечь внимание, — продолжает Краснов мягко.

— Хорошая попытка, — ухмыляясь, говорит папа, — но почему-то я тебе не верю. Моя дочь перешла все границы дозволенного, и в этот раз я намерен принять радикальные меры.

— Ничего, что я тут сижу? — встреваю я и убираю ладонь с руки Краснова, больше это не нужно, все равно не помогло. Чувствую, как нервы натягиваются, как струны. — Или вам бы было удобнее, если б я вышла? Я не поеду туда, папа! Я сбегу из дома!

— Поедешь как миленькая.

— Нет! Не поеду! Не поеду!!!

Я выбегаю из кухни, размазывая соленую мерзкую жижу по щекам. Мама уже успела запереться в своей комнате, и я собираюсь закрыться в своей. Так решаются проблемы в нашей семье.

Глава 4. Краснов

Владимира Венерина я знаю с самого детства. Только вот раньше он казался мне большим справедливым и улыбчивым, кем-то вроде доброго медведя, а сейчас я вижу перед собой очень занятого и несчастного человека. На его голове появилась небольшая залысина, улыбка теперь выглядит неестественной, как будто кто-то стоит у него над душой и требует улыбаться, щеки впали, а живот, наоборот, округлился. Он смотрит на меня вымученным взглядом и ждет, когда я уже уйду.

— Я знаю, она бывает по-настоящему… безумной, ­— говорю я, — неконтролируемой. Капризной. Даже грубой. Но, если вы ее отошлете, вы можете ее потерять насовсем. Упустите момент, понимаете? Она нуждается в вас.

Эта квартира напоминает мне о наших днях детства, поэтому я все это и говорю. Я вдруг становлюсь жутко сентиментальным. В любой другой ситуации я бы наплевал и ушел. Мне давно уже по барабану жизнь Лены Венериной.

Дядя Володя снова прищуривает глаза и качает головой.

— Вы что, правда сошлись? — недоверчиво спрашивает он.

Я улыбаюсь и не отвечаю. Пусть думает, что хочет. Мое дело – высказать мою точку зрения, а уж там пусть сами решают, что с ней делать. Поднимаюсь из-за стола и зацепляюсь взглядом за детское фото Венериной, в рамке с ракушками. Там Лена недовольно смотрит в камеру, нахмурив брови и сморщив нос. Когда-то она не любила фотографироваться. Были такие времена.

— Вы отправите ее в этот пансион? — вырывается у меня, и в этот момент я презираю сам себя.

Откуда эта ностальгия, тоска по прошлому? Хватит уже лезть в чужие дела. Влез уже однажды, хватит. Разочаровался потом так, что все лето из дома не выходил.

— Это самое легкое решение, — задумчиво говорит Владимир Евгеньевич, — и я рад, что ты напомнил мне об этом. Самое простое решение, как правило, ошибочно. Нет, я позвоню в пансион и все отменю. Она останется здесь. Подожди, Даниил. Не уходи. Я не знаю, что у вас с ней за отношения, но я попрошу тебя об одном одолжении.

Я крепко сжимаю зубы, потому что я знаю, что он скажет дальше, и я не хочу ему отказывать, но и уходить в такой ситуации невежливо. Поэтому я поворачиваюсь к нему и жду.

— Присмотри за ней, — взгляд Владимира Евгеньевича мягкий и обволакивающий, прям как в детстве. — Ты же умный парень. Поднатаскай ее по предметам. Отвлеки от этих жутких байкеров. Я в долгу не останусь.

— Я, конечно, извиняюсь, — говорю я максимально спокойно, — но ее родитель – вы, а не я.

С этими словами я выхожу из кухни и думаю двинуться сразу домой, но почему-то передумываю и захожу к Венериной в комнату. Она лежит на кровати на животе, уткнувшись лицом в подушку. Может быть, она задохнулась, и мне не придется с ней разговаривать?..

— Что? — ее голос глухой и далекий.

— Ты никуда не едешь, не благодари.

Она тут же подскакивает и впивается ногтями в мое плечо.

— Не шутишь? — ее лицо блестит от слез.

— Нет. А тебе бы пора перестать уже вести себя, как пятилетняя.

— А тебе бы пора перестать вести себя, как сорокалетний! — почти что кричит она мне в лицо и отворачивается. — Тоже мне. Книжный червь.

— Сама червь. И больше не лезь ко мне, Венерина. Просьб «ради старой детской дружбы» больше быть не должно. Мы – уже не дети. И уж тем более – не друзья.

Она хочет съязвить что-то в ответ, нагрубить, обозвать меня, но этого не делает. От многочисленных усилий мускулы на ее лице еле заметно подрагивают, как рябь на экране телевизора.

— Ладно, — бормочет она.

— Ладно, — повторяю я и выхожу из ее комнаты.

Раньше мы часто здесь играли, но комната Лены с тех пор изменилась до неузнаваемости. И это хорошо. Моей подруги Лены давно уже нет. Здесь живет Венера: надменная и избалованная.

Когда я надеваю кроссовки, в горле образуется ком, который мне не удается проглотить. Зря я пришел сюда. Очень зря.

Глава 5. Венера

— Бэйби, ты просто конфета, — говорит Алмаз и застывает с шлемом в руках.

Мне нравится, как он на меня смотрит, но очень не нравятся эти его английские словечки, которые он так любит использовать. В такие моменты он напоминает мне первоклассника, пытающегося выговорить непонятные буквы.

— Привет, Алмазик, — целую его колючую щеку и усаживаюсь на мотоцикл, юбка слишком узкая и приходится действовать осторожно. — Подбросишь до школы?

— Может, ну ее? — предлагает Алмаз. — Полетаем?

Я бы с удовольствием согласилась «полетать», скорость и ощущение того, как сердце уходит в пятки, я обожаю, но лучше пока папу не провоцировать прогулами. Поэтому я прижимаюсь к холодной спине Алмаза и молчу.

— Понял тебя, крошка. Тогда держись!

У школы он останавливается и помогает мне слезть.

— Значит, папаша передумал? — уже второй раз спрашивает он.

— Да. Ты что, не рад, что я остаюсь? — мрачно интересуюсь я.

— Что ты, очень рад. Вечером свободна?

Обида проходит мгновенно, губы сами растягиваются в улыбке.

— А что? Есть предложения?

— Есть одно. Сегодня ночью в центре еженедельные гонки. В этот раз мой конь в лучшей форме, но мне нужна муза.

— Не знала, что для победы в гонках нужно вдохновение, — улыбаюсь я.

— Еще как нужно, бэйби. Ну, до вечера.

Он прижимается к моим губам, и я тут же чувствую знакомую слабость в коленях и головокружение.

Элька не понимает моей страсти. Она подходит ко мне и останавливается рядом. Мне не надо смотреть на нее, я и так знаю, что за выражение на ее лице. Что-то вроде смеси из отвращения, раздражения и презрения. Когда Алмаз скрывается за домами, я все же поворачиваюсь к ней. Она демонстративно засовывает два пальца в рот.

— Ты гадкая, — говорю я и начинаю двигаться в сторону школы.

Элька идет в ногу со мной и молчит. Затем все-таки не выдерживает.

— Не понимаю я, что ты в нем нашла! — недоумевает она. — Жирные немытые патлы, высокомерие и вонючая куртка – вот, что вижу я при взгляде на него.

— Он взрослый, — я пожимаю плечами. ­— От глупости и наивности ровесников меня тошнит. А он мыслит реалистично.

— Как это? ­— не понимает Элька.

Если бы она узнала, что между ее бровей в эту секунду пролегла глубокая складка, она бы немедленно бросилась к косметологу.

— А так. Он ничего не ждет от меня, а я – от него. Все эти условности, свойственные парам, нам чужды. Мы не обременяет себя этим.

— То есть… — У Эльки такой вид, будто она складывает в уме пятизначные числа, — ты хочешь сказать… Он спит с другими?!

Посылаю подруге взгляд, полный разочарования.

­— Ты видишь только то, что хочешь видеть. Мы вместе, но мы свободны, вот, что важно.

— Дурость, — говорит Элька, и на этом наш разговор, к счастью, заканчивается.

Мы заходим в класс. Элька виснет на Леше, а я сажусь за пустую парту, уставившись в никуда. Почему-то от разговора с Элей у меня неприятный осадок на душе. Поднимаю голову и встречаюсь глазами с Красновым. Он равнодушно продолжает скользить взглядом по лицам одноклассников и садится за первую парту. Мне вдруг становится совсем грустно.

После уроков я, Элька, Лешка и Макс сидим у школы и греемся на солнышке. Делать нечего, и мы строим планы на выходные. Точнее, это они строят. Я же думаю о том, что произойдет сегодня. Алмаз как-то участвовал в этих еженедельных гонках, но в тот вечер у мамы случился неожиданный материнский припадок, и она заставила меня идти вместе с ней и ее подружками в какой-то клуб. Отвертеться не удалось, и гонки я пропустила. Через неделю с мотоциклом Алмаза что-то случилось, он долго сокрушался и сыпал ругательствами вперемешку с незнакомыми словами, служившими, как мне думается, названиями каких-то испорченных частей его «коня». Зато теперь мотоцикл в порядке, у меня нет никаких дел, и не будет, потому что я не собираюсь заходить домой, так что на этот раз гонки я увижу. И от предвкушения этого зрелища сердце начинает биться чаще.

Элька тыкает пальцем мне под ребра, и я перевожу на нее гневный взгляд.

— Макс задал тебе вопрос, — говорит Эля и многозначительно приподнимает брови.

Максима я знаю так же давно, как и Элю. Поэтому мне не составляет труда угадать, в чем заключался прослушанный мной вопрос, но я все равно переспрашиваю.

— Сегодня пятница, — говорит Макс и улыбается мне. На его порозовевших щеках появляются ямочки, и он мне кажется совсем ребенком.

— Это не вопрос, — замечаю я.

Элька в очередной раз щипает меня за руку. Она не прочь, чтобы я наконец-то уделила внимание Максу и приняла его ухаживания. Она считает, что в нашей компании катастрофически не хватает парочек.

— Да, я знаю. Ты не дала мне договорить. Сегодня пятница, и я хотел… Может, ты согласишься сходить… Э-э…

Чувствую на себе Элькин недовольный взгляд, но мне все равно. Она любит повторять, что я холодная. Видимо, сегодня просто заледеневшая, потому что, глядя на мое лицо, Максим совершенно забывает слова и опускает глаза. Лешка хлопает его по плечу и выдает:

— В другой раз тебе повезет!

Элька удрученно качает головой. Лешка без особого успеха пытается сдержать смех. Макс краснеет еще сильнее и смотрит себе под ноги.

— Сегодня я иду смотреть гонки, — быстро говорю я, чтобы как-то все сгладить.

— Опять твои байкеры? — хмурится Леша. — Это же опасно, Венера! Надеюсь, ты не собираешься принимать в этом участие?

— У меня нет мотоцикла, — не люблю говорить очевидные вещи, но приходится, — как и прав. Я собираюсь просто посмотреть и поддержать Алмаза.

Макс хмыкает и прикрывает глаза.

— Что это такое было?

— Она собирается поддержать Алмаза, — дразнит меня Макс. — У него имя-то есть? Настоящее имя?

Начинаю жалеть о том, что не пошла домой. Разве друзья так поступают? Кажется, друг должен принимать выбор другого друга. Но ты, Макс, ведь рассчитываешь совсем не на дружбу, не так ли?

Глава 5.2

Больше не хочу тратить время на них. Смотреть на эти их хмурые лица, как будто они куда взрослее и умнее меня и точно знают, что я совершаю непоправимую ошибку. Мне надоело, что все пытаются указывать мне, что делать!

Подношу смартфон к уху и громко выпаливаю:

— Да!

— Бэйби не в духе?

— Прости. Есть немного.

— Я хотел сказать, что не смогу за тобой заехать. Доберешься сама?

Дальше я слушаю долгие и нудные объяснения, как добраться до окраины города на метро и нескольких автобусах. Как будто он действительно думает, что я потащусь туда на общественном транспорте. Но я все равно выслушиваю все, что он говорит, и только, когда он замолкает, прошу скинуть мне адрес смской и быстро прощаюсь. Мне не нравится, что у Алмаза вдруг нашлись дела поважнее меня, но, наверное, его жизнь непредсказуема. И да, мы мыслим реалистично и ни в чем не ограничиваем себя. Даже если он занят другой девушкой, я не должна расстраиваться и уж тем более злиться. Так сильно.

— Еще немного и ты его раздавишь, — голос Эльки раздается из-за моей спины.

Я неохотно перевожу на нее взгляд. Она неуверенно улыбается и добавляет:

— Телефон.

И правда, я сжимаю телефон довольно сильно, слишком сильно. Если бы Элька не вмешалась, я бы, наверное, раздавила стекло. Но меня напрягает не это, а неожиданное появление подруги. Я же специально ушла от них подальше, а она никак не успокоится. Готова поспорить, что она в очередной раз начнет свою занудную речь под названием: «Ты достойна большего».

Я ошибаюсь. Некоторое время мы просто молчим, а потом она невнятно бормочет:

— Где будут эти гонки?

— Что?

— Ты слышала, — уже чуть громче говорит Эля. — Где будут проходить эти гонки?

Смотрю на нее во все глаза, и губы невольно изгибаются в улыбке.

— Кому мне нужно заплатить, чтобы узнать, где я смогу увидеть несколько десятков мужиков в кожаных штанах?!

— Хорошо, я скажу тебе, — несмотря на все недостатки, Эля может быть очень забавной, и у меня появляется приятное ощущение, будто с плеч падает груз.

Мы решаем пройтись по магазинам, чтобы найти что-то подходящее для просмотра гонок на мотоциклах. («Что-то дерзкое и… гм… черное!» - уточняет Элька). К счастью, во время шоппинга она ни разу не заговаривает о Максе. Сейчас я совсем не готова слушать ее монологи о том, как нам с ним могло бы быть хорошо вместе, ведь его отец – успешный косметолог. А разве так часто можно встретить хорошего косметолога?

Об Алмазе она не говорит тоже. С ней вообще происходит что-то странное. Уже прошло столько времени, а она ни разу не упомянула ни одного мужского имени.

Она выбирает черную обтягивающую кофточку с серыми блестящими вставками, которую все равно никто не увидит под курткой, и короткую красную юбку. Она удовлетворенно кивает, глядя на свои покупки и с недоумением смотрит на меня. С недоумением – потому что у меня в руках пусто.

— В чем дело? — спрашивает она.

Покупать я люблю. А одежду – просто обожаю. Но сегодня мне не хочется торчать в примерочной и любоваться собой. Мое настроение испорчено окончательно.

— В детстве у меня был точно такой же плащ, — говорю я, глядя на ребенка, шагающего рядом с мамой.

— Мы можем догнать его и отобрать у него плащ, — предлагает Элька с серьезным выражением лица. — Правда, возможно, его мать потом отберет что-нибудь у нас. Например, жизнь.

— Забудь, — говорю я и становлюсь в очередь на кассу.

Вряд ли я рассказывала Эльке историю об этом плаще. Мне подарила его тетя Жанна – мама Краснова. И я очень любила эту вещь. Это был желтый яркий и длинный плащ, и, когда налетал ветер, он надувался, и мне казалось, что я могу взлететь. Я носила его каждый раз, когда замечала на улице тучи, пока однажды не порвала его, зацепившись за железное ограждение. Мы играли в салки, и меня практически «осалил» противный мальчишка, у которого постоянно ручьем текли сопли. Я так боялась, что он дотронется до меня своей сопливой рукой, что не обратила внимания на проблемы с плащом. Я рванулась вперед, и послышался звук раздираемой ткани.

Помню, как я рыдала, сжимая в руках две неровные половины плаща. И как на меня смотрел Краснов. И как мальчишка с липкими руками дотронулся до моих волос. Во всей видимости, так он хотел меня успокоить, но все вышло совсем наоборот. Краснов повалил его на землю, привел меня к себе домой и сказал тете Жанне, что плащ порвал он. Его отругали и заставили передо мной извиняться. Если бы он знал, чем закончится наша дружба, он бы так не поступил. Он бы оставил меня с сопливым мальчишкой и драным плащом и пошел бы играть в приставку.

— У тебя такой вид, как будто ты сейчас заплачешь, — говорит Элька, любуясь своими покупками. Она специально делает отстраненный вид, чтобы я все ей рассказала. Хитрая она.

— Неправда, — отзываюсь я. — Может, уже пойдем?

До гонок еще есть время, и мы тратим его, бесцельно шатаясь по торговому центру. Элька покупает себе черную бейсболку со сверкающей молнией на козырьке. Она говорит, что таким образом она отвлечет на себя внимание всех байкеров, чтобы Алмаз победил. При слове «Алмаз» ее нос не морщится, как обычно. Даже не знаю, чем я заслужила такое.

— Никогда бы не подумала, — говорю я, усаживаясь в такси, — что ты захочешь пойти со мной смотреть гонки. Ты же не любишь мотоциклы и все, что с ними связано.

Элька отрицательно качает головой, и длинные серьги в виде фиолетовых звезд царапают ее шею.

— Мне не нравится твой Алмаз, — признается она с абсолютно спокойным выражением лица, — все, что у вас происходит. А мотоциклы мне нравятся. Это круто!

— Мм…

— Не обижайся, но это действительно так. Ты целовалась с Васенькой, он там катает невесть кого на своем…

— Не продолжай!

— Я хотела сказать «байке», — усмехается Элька, — но ты поняла мою мысль верно. Отношения такими не должны быть. Разве ты счастлива? Если и так, то по тебе этого не скажешь.

Глава 5.3

— Не говори ерунду! — огрызаюсь я и кручу головой. — Алмаз бы никогда… Блин!

Я ничего не могу поделать со своими глазами. Алмаз действительно прижимается к своему мотоциклу и присасывается к серой банке. Рядом с ним стоит брюнетка на шпильках и в коротком синем платье, открывающим стройные ноги, и хихикает, прикрывая рот рукой. С другой стороны – блондинка с короткой стрижкой, на шестерку из десяти, с унылым выражением лица. И неудивительно: с брюнеткой тягаться будет сложновато. Элька подталкивает меня в спину. Я прямо чувствую ее обиду за меня и злость. Но меня злят не девушки.

— Скажи мне, что оно безалкогольное.

— Бэйби! — Алмаз широко мне улыбается и пытается меня обнять, но я уворачиваюсь. Ответ мне уже подсказал тошнотворный запах.

— Не верю глазам! ­— мне совсем не хочется учить жизни взрослого мужика, но ведь это и ежу понятно, что садится за руль нетрезвым опасно. ­

— Без паники, — говорит Алмаз и пытается сделать лицо серьезным. Я замечаю еще две пустые банки у его ног. — Все под контролем.

­— Твой мотоцикл снова сломался, и ты не участвуешь?

Вот теперь лицо Алмаза меняется. Он подходит ко мне и увлекает меня в сторону.

— С ним все хорошо! — громким разраженным шепотом говорит он. — Не позорь меня! Я же тебе говорил, что для участия в гонках мне необходимо вдохновение.

А-а. Вот, что он имел в виду. Взрослые тоже могут быть идиотами. Девиз сегодняшнего дня.

— Мог бы взять «вдохновение» подороже, — ядовито процеживаю я, глядя в упор на жестяную банку, которую он сжимает так сильно, будто боится, что я ее сейчас отниму.

Алмаз смотрит на меня несколько секунд и молчит. Затем разворачивается и двигается обратно к своим дамочкам. И двигается не особенно грациозно, по пути задевает какого-то бородатого мужика плечом, но я уже отворачиваюсь. Не хочу смотреть на этот позор. Алмаз казался мне необыкновенным, каким-то дерзким, совсем из другого мира. Но сейчас в этом месте каждый второй – из другого мира, и Алмаз больше не уникален. Хотя в груди все равно что-то сжимается. Я разочарована и обижена. Мы провели довольно много времени вместе, и мы были свободны. Мне нравилось быть свободной вместе с ним. И он пригласил меня на гонки, я так этого ждала. Только вот все пошло не так.

Несколько мгновений мой мозг пытается понять, чего я хочу, но ноги опережают его и двигаются в сторону Алмаза. Похоже, конфуз с бородачом уже улажен, потому что он рассеянно улыбается девочкам и слушает их болтовню. Я подхожу близко, очень близко. Боюсь, что по-другому в таком состоянии он попросту меня не заметит.

— Как тебя зовут? — спрашиваю я и понимаю, как глупо это звучит.

Он поднимает глаза кверху, как будто пытается вспомнить собственное имя, затем, видимо, в его голове что-то происходит, и он хмурится и сердитым взглядом впивается в мое лицо.

— Что за вопрос?!

— Имя, — нетерпеливо повторяю я.

­— Миша. Если уж тебе так интересно!

Когда я узнаю, что его настоящее имя Миша, вся его оставшаяся таинственность и загадочность рассеивается окончательно.

— Угу, ясно. Так вот, Миша, ты пьян. И ты не сядешь на мотоцикл сегодня, если не хочешь угробить себя или кого-то еще.

Миша хлопает глазами и роняет банку на землю, из которой тут же начинает сочиться белая пена. Интересно, что он собирается делать дальше? Потому что его глаза наливаются кровью. Вряд ли девушки раньше запрещали ему что-либо.

Но он не успевает открыть рот, перед ним вырастает женская фигура и злобно скалится.

­— Слышь ты, выскочка, — истерично вопит она и встряхивает желтыми волосами, — ты вообще кто такая?!

Краем глаза замечаю брюнетку, которая незаметно пятится подальше от этой суматохи. Красивая и умная, надо же.

— Не твое дело, — огрызаюсь я и обращаюсь к Алмазу. Или к Мише. — Давай ключи.

— Ты забываешь, с кем говоришь, бэйби, — отвечает он, не сводя с меня затуманенного взгляда.

— Да неужели?!

Блондинка вдруг выскакивает вперед и загораживает Алмаза своим хрупким телом. Это выглядит довольно забавно, но, тем не менее, мои колени начинают меня подводить: слабеют и подрагивают.

— Ты не смеешь так с ним разговаривать! — задыхаясь от возмущения, визжит она.

Мне невольно видится картина, как она набрасывается на меня, как сумасшедшая тигрица.

— Отошла, — встревает Элька металлическим голосом. — А ты, взрослый и свободный, поступай, как знаешь. Но учти одно: к тебе в тюрьму Венера наведываться не станет. И сомневаюсь, что эта кошелка станет.

— К-как ты меня назвала?! — у блондинки начинает дергаться щека, ее чересчур накрашенные глаза вылезают из орбит. — Куда?! А ну, стоять!

Элька ее не слушает, разворачивается и уверенно шагает в противоположную сторону. Ее влажная горячая рука крепко сжимает мою. Последнее, что я вижу перед тем, как отвернуться: поникшую голову Алмаза и его грустные глаза. Он выглядит, как нашкодивший подросток.

— Не говори этого, — прошу я подругу.

Мне хочется уйти отсюда. Гонки вот-вот начнутся, но мое настроение на нуле.

— Нет уж, — огрызается Эля. — Я тебе говорила, слышишь? Я тебе говорила!

Мое сердце вдруг замирает в груди, предчувствуя опасность. Я дергаю Элю за руку и резко разворачиваюсь. Блондинка несется на нас, сверкая глазами и сжимая кулаки. Несмотря на мой боевой характер и привычную легкомысленность, эта картина вызывает у меня неподдельный ужас. Я никогда ни с кем не дралась. И, честно говоря, не планировала начинать.

Вместо того, чтобы как-то собраться и приготовиться отражать нападение, я просто стою и жду, что будет дальше. Я будто бы смотрю на все это со стороны: завороженная и окоченевшая от страха.

Когда блондинка оказывается в непосредственной близости, я зачем-то закрываю глаза. Но дальше ничего не происходит. Нет ни ударов, ни боли. Даже дуновения ветра. Когда я решаюсь открыть глаза, передо мной лишь чернота. Наверное, я попала в ад. Но через секунду все же выясняется, что это не адская бездна, а всего лишь чья-то спина, облаченная в черную кожаную куртку.

Глава 6. Краснов

Не ожидал, что увижу ее здесь. Это место мое, и меня злит, что эта ненормальная приперлась сюда и снова вынуждает меня погрузиться в прошлое с головой. Еще и вляпалась в очередную историю. Она что, только что родилась, и не знает, что связываться с бухими девками, липнущими к байкерам, опасно?!

— Уходите, — рычу я.

На самом деле впервые со времен, когда Венерина была ребенком, я заметил страх на ее лице. Разъяренная растрепанная блондинка дышит мне в грудь и пытается испепелить меня взглядом.

К счастью, за спиной начинается возня, и я слышу удаляющиеся поспешные шаги. Хоть раз она решила меня послушаться. Готов поспорить, если бы я снял шлем, и она бы меня узнала, Венерина обязательно ввязалась бы в драку. Чисто назло.

Блондинка тем временем заметно успокаивается. Её глаза больше не метают молнии, теперь она скорее заинтересована, чем разгневана. Она мгновенно забывает про потасовку, и все свое внимание сосредотачивает на мне.

Я устало смотрю на то, как она накручивает прядь волос на единственный палец без нарощенного ногтя, и на ее губы, которые изгибаются в бесстыдной улыбке.

— А ты у нас рыцарь? — щебечет она. — Где же твой конь?

— Где надо.

Моя грубость, определенно, ей нравится. Она кладет ладонь мне на грудь и приподнимается на цыпочки, пытаясь разглядеть мое лицо, скрытое шлемом. Меня жутко печалит, что девушки в наше время совершенно забывают про гордость и самолюбие, как только видят мало-мальски симпатичного парня.

Замечаю стройную девчонку в красно-синих коротких шортах и топе, оголяющем живот. Она выходит на середину дороги, покачивая бёдрами, и поднимает яркий флажок над головой. Всем приготовиться.

Я срываюсь с места и в считанные секунды оказываюсь на своём мотоцикле. Из-за этой дуры Венериной чуть не прошляпил старт. Завожу мотор, и теперь мне плевать на все на свете. Я вижу только дорогу, а слышу только биение собственного сердца.

Девчонка в шортах держит напряженную паузу, заставляя меня и, думаю, всех окружающих собраться и насладиться этим мгновением. Мои глаза сосредоточены на флажке, а руки крепко сжимают руль. Вдруг происходит нечто непонятное. Мотоцикл подо мной дергается и раскачивается. И только, когда чьи-то цепкие руки обхватывают меня за талию, я понимаю, что происходит.

Флажок резко опускается, и мотоциклы рядом со мной срываются со своих мест.

— Уйди! — ору я, пытаясь перекричать шум моторов. — Слезь, блин, чучело!

Плевать! Я резко трогаюсь с места, и переднее колесо приподнимается в воздух. Моя незваная пассажирка, а я уверен, что это именно пассажирка, прижимается ко мне всем телом, и мне становится трудно дышать. Я не могу сосредоточиться на дороге, все мои мысли о том, как избавиться от балласта за моей спиной. Тем не менее, мне удается обогнать какого-то типа на зеленом байке и поравняться с другим - желтым. Создание позади меня издает оглушительный восторженный вопль, когда мы наклоняемся в повороте. Я обгоняю еще двоих, но прекрасно понимаю, что первым мне уже не прийти.

Не знаю, что я с ней сделаю, когда остановлюсь. Лучше бы вообще не останавливаться!

Когда мы подъезжаем к перекрестку, и байк передо мной поворачивает налево, я подрезаю желтого, поворачиваю направо и таким образом съезжаю с гоночной трассы.

— ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?! — орет это одноклеточное существо женского пола, и меня тут же передергивает, потому что этот ор я узнаю.

Я прибавляю скорость и несусь по пустой дороге, как сумасшедший. Меня охватывает такая злость, что всего меня начинает трясти.

— ОСТАНОВИСЬ! — визжит Венерина, и я сбавляю скорость и сворачиваю на обочину.

Она спрыгивает за секунду до того, как я глушу мотор.

— Чокнулся?! — истерично вопит она. — Что ты себе позволяешь?!

Я слезаю с мотоцикла, снимаю шлем с изображением черепа и со злостью швыряю его на землю.

— Как же ты меня достала! — глядя на ее перекошенное лицо, кричу я. — Когда ты оставишь меня в покое?!

Венерина делает шаг назад, и ее брови ползут вверх.

— Ты? Но…

— Повзрослей, Венерина! Дай людям жить! Тебе хотя бы на секунду приходила в твою глупую голову мысль, что от тебя одни неприятности?!

— Краснов.

— Лучше бы тебя упекли в монастырь! Лучше бы я вообще никогда тебя не встречал!!!

— Краснов, черт тебя подери! Оглянись!

— Я не собираюсь…

Мой крик прерывает громкий звук сирены. Я медленно поворачиваю голову и вижу машину с мигалками, останавливающуюся рядом с моим мотоциклом. Приехали… Вот, чего мне сегодня не хватало для полного счастья!

Глава 6.2

Мой взгляд почему-то останавливается на шлеме. Он лежит на обочине: видимо, отлетел туда, когда я с силой швырнул его об асфальт. Я все еще зол на Венерину, но гнев уходит на второй план. Я пялюсь на свой шлем, как дурак, потому что не хочу смотреть на долбанную машину с мигалками.

— Стой на месте, — безаппеляционным тоном говорит Венерина. — Стой и жди.

Я не отвечаю, и она поворачивается ко мне спиной и уверенно шагает в сторону машины. Водительская дверь открывается, и оттуда высовывается жирное лоснящееся лицо дпсника. Венерина что-то тихо ему говорит, обходит машину и влезает на пассажирское сиденье. Не знаю, что она задумала. Думать об этом тошно. Надо что-то сделать, вмешаться, пока она не наворотила новых дел.

Однажды я уже попался такому же типу в едрено-желтом жилете. Тот факт, что у меня нет прав, здорово развеселил его. Но при виде мой платиновой кредитной карты, он сразу же подобрел, и расстались мы друзьями. Можно было попробовать снова провернуть такой фокус, но один мой знакомый, теперь уже бывший мотоциклист, рассказал, что они бывают упертыми и принципиальными, кто бы мог подумать? И в таком случае ничего хорошего мне не светит. А главное, о моем фиаско обязательно донесут родителям. А им знать о моем увлечении нельзя. Мама сойдет с ума, снова начнет пить антидепрессанты и таращиться в одну точку днями и ночами. Не хочу быть тому причиной.

Я двигаюсь к машине, но Лена замечает это и делает мне жест рукой. «Стой на месте», — вот, что значит ее приподнятая ладонь. Она продолжает о чем-то переговариваться с жирдяем, еле помещающимся на водительском кресле. Машинка для него явно маловата. Затем обворожительно улыбается, покидает машину и идет ко мне. Дпсник провожает ее жадным взглядом, затем заводит мотор и отъезжает. Через секунду задние фонари его машины уже еле заметны вдалеке.

— Фокус-покус! — улыбаясь, говорит Венерина. — Что ты делаешь?

Я тыкаю пальцем в экран телефона и, не глядя на нее, отвечаю:

— Вызываю тебе такси.

— Вот как? — недовольно хмыкает она. — Это твоя благодарность? Мог бы и подвезти.

— Не мог бы. И на какую благодарность ты рассчитывала? Если бы не ты, я бы не попался этим уродам! Зачем? Зачем ты это сделала?!

Я снова начинаю закипать. Как можно быть такой тупой? А если бы она запрыгнула на мотоцикл какого-нибудь извращенца? Я знаком со многими мотолюбителями, и они кажутся вполне адекватными людьми, но как бы поступил любой из них в такой ситуации одному Богу известно.

— Я и представить не могла, что это ты, — сквозь зубы процеживает Венерина. — И не думай, что я тебя преследую. Это нелепая случайность.

— Случайность, как же. Твой байкер оказался алкашом, и ты решила найти ему замену через секунду.

Венерина сжимает кулаки и смотрит на меня с черной ненавистью. Задел за живое, что ж, кто-то должен был сказать это тебе в лицо!

Фары подъезжающего авто ослепляют меня, и я сощуриваю глаза. Такси притормаживает возле нас, и Венерина с ожесточением несется к нему, забирается внутрь и громко хлопает дверью.

Как только эта полоумная исчезает из моего поля зрения, дышать становится легче. Я поднимаю шлем, отряхиваю от пыли и сажусь на мотоцикл.

Дома никого нет, и это меня радует. Родители ушли на какой-то прием, кажется, они упоминали до ужаса скучный аукцион древностей. Такая муть. Как будто они увлекаются историей. Люди с деньгами обязательно должны выпендриваться друг перед другом. Иначе какой смысл быть богатым?..

Я дико проголодался, но прохожу мимо кухни и целенаправленно поднимаюсь в свою комнату, падаю на стул, включаю ноутбук и захожу в чат.

«Ужасный день», — быстро печатаю я.

Ответ приходит незамедлительно:

«Сейчас станет лучше».

Я улыбаюсь. Мне и в правду уже лучше. Просто потому, что она мне это написала. Сашка. Моя поддержка и моя родная душа.

Догадываюсь, что бы сказала мама, если бы узнала обо всем этом. Во-первых, она бы удивилась и заговорила о том, что я умный парень, а эти переписки – несерьезны и ни к чему не приведут. Во-вторых, она бы сказала, что, если уж я и общаюсь через интернет, то мог бы найти девушку хотя бы из своего города. Я уверен, дальше она бы снова перешла к «во-первых». И в финале, после долгих разглагольствований о моем потраченном времени и загубленном будущем, она бы пустила слезу и пообещала бы привести на обед одну из дочерей своих бесчисленных подружек. И, застыв у двери, она бы тихо произнесла свою любимую фразу:

— Ты такой хороший, Дан. Но не от мира сего.

Глава 6.3

Просыпаюсь, лежа на открытом ноутбуке. Шея страшно болит, а глаза слезятся. Вчера мы так долго переписывались с Сашкой, что, кажется, я заснул на середине разговора. Ей понравилось то, какими словами я называл Венерину, она присылала много смеющихся смайликов и даже придумала несколько новых уничижительных прозвищ для нее. В отличие от моих школьных ровесников, она думает не только о себе и способна поддержать любую беседу, волнующую меня. Казалось бы, девушки не в восторге, когда им говорят о других девушках, но только не Сашка. Она знает обо мне все, и она мне доверяет. Как и я ей. Скоро мы встретимся. Очень скоро. Осталось потерпеть совсем недолго.

Умываюсь и иду обратно в комнату с желанием дочитать роман, который посоветовала мне Сашка, но застываю в коридоре. Из гостиной раздаются звуки дурацких иностранных попсовых песен, и это очень странно. Если родители идут вечером на какое-либо мероприятие, их потом не видно и не слышно добрую половину дня. Но не сегодня.

Осторожно открываю дверь, и тут же встречаюсь глазами с мамой. На ней бежевое платье, которое я раньше никогда не видел, и туфли на высоком каблуке. Она растягивает губы в улыбке и манит меня рукой.

— Посмотрите, кто проснулся! — весело говорит она и поворачивается к незнакомой мне женщине, восседающей во главе стола. Вокруг ее шеи обмотаны нити с крупными перламутровыми жемчужинами. Отца не видно. Зато в комнате присутствует молодая особа, прячущая лицо за кофейной чашкой. Ее личико настолько маленькое, что ей почти удается скрыть его полностью.

— Вообще-то обычно он встает рано, — говорит мама, обращаясь к даме в жемчугах, и начинает вальяжно двигаться в мою сторону, — но сегодня случилось настоящее чудо, и мой дорогой сын решил как следует выспаться.

Она подходит ко мне совсем близко и говорит приглушенным голосом.

— В каком ты виде? Я же просила Виолу отнести в твою спальню рубашку! Она этого не сделала?

— Утро, — бормочу я.

— У тебя на щеке отпечаталась клавиатура, — мрачно сообщает мама.

— Вчера допоздна писал реферат, — вру я. — Утро, мама, утро субботы!

— Так, — мама выпихивает меня из комнаты в коридор и возмущенно изгибает брови. — Приведи себя в порядок и возвращайся в зал. У нас гости, и я не могу развлекать их одна!

­— Ты принялась за старое? — интересуюсь я. — Или ты думаешь, что я не заметил, что твоя подружка привела свою дочку?

— Как ты со мной разговариваешь? — мама театрально прижимает руку к груди. — Оденься и возвращайся к нам! И слышать ничего не желаю!

Опустив голову, плетусь в свою комнату. Задерживаюсь возле кухни и обмениваюсь приветливыми взглядами с Виолой. Она тут же вытирает руки о передник и семенит ко мне.

— Не вздумай, — шепчет она мне и тут же испуганно оглядывается по сторонам. — Знаю, что ты хочешь сбежать, но не делай этого. Пожалуйста. Твоя мама отыграется на мне. Сегодня она дала мне четкое указание следить за тобой. Рубашка на вешалке в твоем шкафу. Брюки рядом.

Я устало киваю и продолжаю движение по направлению к моей комнате.

— Она ничего, — тихо говорит Виола мне в спину. — По крайней мере, симпатичнее прошлой. Может попробуешь…

Она не успевает договорить, потому что я плотно закрываю за собой дверь и прижимаюсь к ней спиной. Виола, конечно, не виновата, и меня сразу же атакует чувство вины. Кто виноват, так это мама. Готов поспорить, что она и сама не рада принимать гостей с утра. Всё ради меня. Откуда у нее эта навязчивая мысль свести меня с кем-то? Почему бы не дать мне самому сделать выбор?

Рубашка на мне висит мешком. Не люблю носить подобную одежду дома. Это, как минимум, странно. На брюки я и смотреть не могу. Надеваю потертые серые джинсы с огромными дырами на коленях. Возможно, кто-то когда-то упал в них с велосипеда, а потом продал мне. Я бы не удивился.

Когда я захожу в комнату, сухо здороваюсь с незваными гостями и шествую по залу, чтобы занять свободное место, мама окидывает меня пронзительным взглядом. Ее глаза останавливаются на моих коленях, и она морщит нос.

Как только я усаживаюсь на стул, наливаю себе кофе и тянусь за бубликом, мама громко говорит:

— Познакомься с моей дорогой подругой. Это Калерия Андреевна.

— Что ты, просто Калерия. Мне же не сто лет!

Они тихонько хихикают, и мама продолжает:

— А это Ульяночка. Она собирается поступать в МГУ. Думаю, вы найдете общий язык.

«Ульяночка», похоже, так и просидела все это время с кофейной чашкой у лица. При упоминании ее имени, она решает поставить чашку на стол. Наверное, у нее уже онемела рука. Она посылает мне быстрый зашуганный взгляд и снова хватается за спасительную чашку. Да уж, мне ее жаль.

— Значит, Даниил, — говорит Калерия, перебирая пальцами жемчуга на шее, — как же так получилось, что такой красавец вечером в пятницу пишет рефераты вместо того, чтобы… Как это у вас называется? Оттягиваться на полную катушку?

— Спроси что-то полегче, — отмахивается мама, как будто вопрос задали ей. — Он ходит только в школу и библиотеку. У нас скоро книжные полки закончатся! Иногда мне кажется, что он запирается в своей комнате и придумывает лекарство от рака!

­— Я не писал реферат, ­— вставляю я.

До моих слов никому нет дела.

— Моя точно такая же, — наклонившись вперед, сообщает Калерия. — Мне приходится выгонять ее из дома силой! Как-то раз я отвезла ее на вечеринку в честь дня рождения ее одноклассницы и сидела в машине два часа рядом с подъездом. И, не поверишь, дважды я ее ловила и отводила обратно!

— Боже… — подает голос несчастная «Ульяночка».

— Мы – подруги по несчастью, Лерочка. Мы просто обязаны сжечь их рефераты и отвести их за ручку в клуб!

­— Я НЕ ПИСАЛ РЕФЕРАТ!

На этот раз мне удается привлечь их внимание. Все взгляды обращены на меня, и я перестаю контролировать свою речь.

— Я не писал реферат, — повторяю я, — я разговаривал со своей девушкой.

Никто не рискует прервать тишину, кроме колонок. Но и там Эд Ширан издает последний протяжный вопль и затихает.

Глава 7. Венера

В субботу просыпаюсь около полудня и еще полчаса валяюсь на кровати и смотрю в потолок. В голове все еще не укладывается, каким козлом оказался Алмаз. Миша. Фу!

Мысли о нем улетучиваются почти сразу же и на смену им приходят слова Краснова:

Твой байкер оказался алкашом, и ты решила найти ему замену через секунду.

То есть, вот как я выгляжу в его глазах? Он считает, что я из тех сопливых девчонок, которые и дня не могут прожить без парня?

Вскакиваю с кровати и рывком срываю с себя шелковую ночную рубашку молочного цвета. Она летит в угол и обиженно сворачивается в клубок. Быстро надеваю домашний белый халат и направляюсь в ванную. Горячий душ всегда поднимает мне настроение, но не в этот раз. На кухне я оказываюсь в ужаснейшем расположении духа.

Мама сидит в кресле и разговаривает по телефону. На меня она кидает заинтересованный долгий взгляд, прикрывает трубку рукой и спрашивает:

— Во сколько ты вчера пришла?

— В десять, мама, — хмуро отвечаю я и открываю холодильник.

Вчера я заставила таксиста навернуть три круга вокруг дома. Мне хотелось подумать и хоть немного прийти в себя. Водитель пытался со мной заигрывать, и это здорово помогло.

Мама удаляется в другую комнату, но задерживается рядом со мной и, улыбаясь, на секунду прижимает меня в себе. Ее глаза светятся какой-то безумной радостью, и мне от этого не по себе. Она выходит из кухни и продолжает свой разговор уже за дверью. Очень надеюсь, что это не очередной ее поклонник.

Мой мобильник, который я положила на стол, начинает жужжать, и я отрываюсь от кофе-машины и прижимаю трубку к уху.

— Значит, как я добралась вчера до дома тебя ни капельки не волнует? — недовольство из Эльки так и прет. — Маленькая распутница! Рассказывай давай, как прошло свидание?

— Гм. Нормально.

Кофе-машина начинает тихо ворчать, и я иду к креслу, на котором только что сидела моя мама. Оно все еще теплое и пахнет мамиными едкими духами.

— Мне долго ждать? — кричит мне в ухо Элька. — До финиша он не доехал, а значит, повез тебя развлекаться! Что вы делали? Какой он, этот мачо? Хорошо целуется?

Откидываюсь на спину кресла и закрываю глаза.

— Он… Напомнил мне кое-кого. Как насчет пробежки?

Элька, как всегда, в кислотно-зеленом спортивном костюме, который облегает ее фигуру так, что прохожие пожирают ее глазами. Мужчины – с жадностью. Женщины – с завистью, плавно переходящей в злобу.

Мы бежим трусцой по тротуару, пересекаем пешеходный переход и направляемся к парку.

— Как ты думаешь, — говорю я, стараясь управлять собственным дыханием, — что пошло не так? Тогда, в детстве. С Даней.

— С кем? — переспрашивает Элька.

— С Красновым. Я знаю, что появились вы: Ты, Макс, Лешка. Но почему он не вписался в нашу компанию?

Элька закатывает глаза и останавливается, тяжело дыша. Я бегу на месте, чтобы не выбиться из ритма и ожидаю ее ответа. Она утирает пол со лба и говорит:

— Не знаю, что на тебя нашло. Я думала, тут все и так ясно. Он – зазнайка и домосед. Думает, что все мы ниже его, а он самый умный! Ваши дороги разошлись бы в любом случае. Зачем мы вообще об этом говорим?

Мне вдруг кажется, что Элька как-то уж слишком разнервничалась, но я не придаю этому значения. Однако по какой-то причине я не говорю ей о том, что вчерашний мотоциклист – Краснов собственной персоной.

— Он ненавидит меня, ­— выдыхаю я и делаю кружок вокруг Эльки, — хотя в том, что мы перестали дружить виноваты оба. Он просто пропал. Перестал отвечать на звонки. Да вообще перестал выходить на улицу. Я просто не могу понять…

— Хватит уже, — огрызается Элька и хватает меня за плечо. Я замираю и внимательно смотрю на ее раскрасневшееся лицо. — У меня голова от тебя идет кругом. Краснов понял, что тебе с нами интереснее и отступил. Это было много лет назад, забудь.

— Ты права, — киваю я, — если бы он хотел общаться, то ничто бы ему не помешало. Просто я… не знаю… думала об этом. Если он считает, что я променяла его на вас, это его проблемы!

— Правильно! — с воодушевлением соглашается Элька. — А теперь расскажи мне про вчерашнего чувака. И с подробностями!

Мы бегаем по парку, и я на ходу сочиняю красивую любовную байку. О том, как мы катались всю ночь, останавливались в темных уголках и любовались звездами, разговаривали о высоком, смеялись и держались за руки.

— Как-то слащаво, — недоверчиво говорит Элька, когда мы останавливаемся на перекрестке, где обычно расходимся по домам. — Когда вы снова встречаетесь?

— Вряд ли это повторится, — пожимаю плечами, — это была единичная встреча.

— Что-то ты не договариваешь, подруга, — Элька грозит мне пальцем и тут же улыбается. — Ладно. Завтра идем в кино, помнишь?

— Как я могу забыть?

Я подхожу к своему подъезду и с раздражением замечаю припаркованный знакомый мотоцикл. Алмаз уже идет мне навстречу и растягивает губы в дружелюбной улыбке.

— Хай, бэйби, — говорит он, — полетаем?

— У тебя с головой все в порядке? — интересуюсь я. — Иди выпей пивка с корешами!

Он обгоняет меня и преграждает мне дорогу к подъезду.

— Долго еще будешь дуться?

— Я не желаю больше тебя видеть, — терпеливо говорю я. — Как, доходчиво? Уйди с дороги.

— Ты несерьезно, — произносит он, убежденный в своей правоте, но отступает в сторону. — Дам тебе несколько дней.

Я качаю головой и захожу в подъезд. На лестничной клетке стоит паренек в капюшоне и ожидает лифта. Я присоединяюсь к нему, и мой взгляд невольно падает на его обувь. Я вздрагиваю и делаю маленький шаг назад.

— Краснов?

Он поворачивает голову ко мне и удивленно моргает.

— О, — говорит он. — Очень вовремя. Нужно поговорить.