– Она уехала. С ним.
Стенгерберг докладывал лично, и то, что он докладывал лично, было к лучшему. Его присутствие напоминало о том, что такое контроль. Контроль, который при упоминании о ней постоянно летел ко всем драконам.
С ней будут проблемы.
Я понял это сразу, как только Лаура Хэдфенгер впервые переступила порог моего кабинета, а если быть точным – ворвалась в него подобно ледяной волне. Хотя если уж быть до конца с собой честным, ничего ледяного в ней не было. Скорее, она напоминала весенний ветер, переменчивый и непредсказуемый.
С ней будут проблемы.
Я понял это сразу, когда почувствовал, как на нее отозвалось пламя – хотя этого не должно было быть. Лаура Хэдфенгер не была иртханессой, и притяжение к ней было диким, иррациональным, и от этого еще более неправильным.
Когда она устроилась на стуле, демонстрируя ажурный край чулок – тогда мне показалось, что это было сделано нарочно, хотя спустя несколько дней я уже не был так в этом уверен; говоря по правде, с ней я никогда и ни в чем не был уверен, потому что все мои логические цепочки крошились об эту девушку, как хрупкие ледяные наросты – я понял, что изнутри поднимается волна звериного пламени. От желания выставить ее за дверь или просто разложить прямо на столе меня отделяли выдержка и годы тренировки контроля, который именно сейчас почему-то решил дать сбой.
– Что ж, Лаура Хэдфенгер. Почему вы хотите стать первой ферной Ферверна?
– Я не хочу.
Она смотрела в глаза прямо и открыто, и она не играла. Драконы легко чувствуют фальшь, но Лаура Хэдфенгер говорила правду. Она не хотела. В тот момент она действительно не хотела ей быть.
– Что делаем дальше?
Возвращаем.
Швыряем к моим ногам. Ее. И его. Их двоих.
Рука, покрытая чешуей, сжалась непроизвольно. Под защитой дракона – это был единственный шанс остановить горение – пламя по-прежнему жгло. Концентрация пламени в тот момент была такой сильной, что врачи разводили руками. Они не знали, что с этим делать. Я тоже не знал. Моя ладонь продолжала гореть, вобрав в себя такую мощь пламени, которая могла не оставить от моей же собственной резиденции ни камня. Ни крошки. Ото всех, кто там был.
Мысль об этом жгла чуть ли не сильнее, чем текущее сквозь кости и кожу пламя.
– Торн.
– Ты проверил других претенденток?
– Да, с девочками все в порядке. Единственное, я бы не рекомендовал тебе ферну Ригхарн.
– Что с ней?
– Всплыла пикантная особенность ее прошлого. Они с бывшим парнем встречались с женатыми парами, обменивались партнерами в сексе. Ее отец основательно позаботился о том, чтобы об этой истории никто не узнал, но если нашел я, найдут и другие. Чуть раньше или чуть позже.
Я повернулся к нему. Стенгерберг обладал талантом достать из-под земли то, что пытались спрятать даже в ее ядре. Я думал о том, что одно мое слово – и Лаура Хэдфенгер снова будет в моем кабинете. Здесь, где несколько дней назад я был в полушаге от того, чтобы вбиваться в хрупкое податливое тело прямо на этом столе. Чтобы позволить пламени прорваться сквозь чешую и скользить ладонью по ее коже, цепляя стоящие соски, дурея от ее рваных стонов и криков, прорывающихся на пределе сил.
Я действительно мог это сделать. И тогда, в резиденции, когда ладонь лежала на ее хрупкой шее, как последняя преграда между ней и моим звериным началом, и тогда, когда она приволокла ко мне виари, чтобы просить вернуть ее к дракону.
Я почти это сделал. Почти.
То, что я остановился в первый раз было делом привычки. Контроля, разом вырубающего любые чувства и любые эмоции.
То, что я остановился во второй, было чудом.
Поэтому сейчас я сказал:
– Свободен, – и, оставив Стенгерберга за спиной, подошел к окну.
«Она уехала. С ним».
Раскрыв ладонь, я смотрел на текущие между чешуйками искры. Это помогало сосредоточиться, помогало справиться с тем, чего не должно было быть.
Не должно, но оно было.
Именно поэтому чем дальше Лаура Хэдфенгер будет от меня, тем лучше.
Развернувшись, приблизился к коммуникатору, коснулся панели.
– Одер, назначай собеседования. Мне нужно встретиться со всеми претендентками на этой неделе.
– Боюсь, что все по-прежнему без изменений, Торн.
Я смотрю на Ардена, а вижу аэроносилки. Белое, как снег, лицо, огромные глаза, и вспоминаю странное, непонятное чувство, поднимающееся изнутри. Мне хочется порвать всех, кто это устроил, но сейчас мне гораздо больше хочется коснуться ее лица и сказать, что все будет хорошо.
Дико?
Может быть. Я привык к тому, что все разрешается без лишних слов, здесь и сейчас, но с ней мне хочется говорить. Поэтому я наклоняюсь и убираю с ее лица прядку волос, которая ощущается легким скольжением шелка под пальцами. Этот шелк, это прикосновение тает на коже, взамен ему приходит ставшее уже привычным ледяное пламя. Сейчас я чувствую только его, поэтому смотрю на друга в упор:
– Ясно.
Мы с Арденом познакомились в академии, с тех пор наши пути несколько раз сходились и расходились, но он, пожалуй, единственный, кого я могу назвать другом. Пусть и не в классическом понимании: мы не встречаемся за ужинами, пересекаемся только по делу, но когда мы пересекаемся – как сейчас, я знаю, что ему я могу доверять.
– Ты слышал мнения разных специалистов, и все они сходятся.
– Мне не нужны другие мнения. Только твое.
– Пламя не угасает. Ты слишком мощно ударил, оборот – единственный вариант.
Оборот.
В наше время, несмотря на стремительно растущую силу, на расширяющийся от пламени мир, о нем говорят шепотом. Несколько случаев оборотов за последние шесть-семь лет обсуждают за закрытыми дверями на специальных заседаниях Мирового сообщества.
Рэйнар Халлоран – глава Аронгары и его первая леди – Леона Халлоран совершили оборот на грани жизни и смерти. Будучи достаточно сильными иртханами, они оба едва вернулись к истинному облику. Хотя что считать истинным.
Мы больше драконы, чем люди, но мы скрываем это даже от самих себя. Прячемся за законами цивилизации, за костюмами и высотками, хотя в нас гораздо больше звериного, чем человеческого. Долгие годы считалось, что иртхан современности не способен обернуться, а после снова принять человеческий облик – сознание человека тут же сотрет пламя, но мы опровергли эту теорию. Здесь и сейчас, опровергли наши современники, и даже фервернцы.
Джерман Гранхарсен – отличный пример. Сильное пламя, не сказать, чтобы выдающееся, среднестатистически сильное – и он вернулся. Правда, обернувшемся в то же время аронгарцу уже не так повезло, но, если верить словам Рэйнара Халлорана, его пламя было недостаточно мощным. Как бы там ни было, этот парень остался драконом, и именно после этого Мировое сообщество вынесло на рассмотрение законопроект, по которому оборот считается запрещенной манипуляцией.
Запрещенной манипуляцией – то, что долгие годы для сильнейших иртханов древности было как дыхание. Наши драконы и мы – единое целое, но в последнее время мы заглушили голос зверя настолько, что еще чуть – и нас проще будет равнять с виарами.
– Оборот, – повторяет Арден. – Тебе нужно будет подать запрос в Мировое сообщество с указанием причины. Видит небо, я сделал все, чтобы этого избежать.
– Я знаю.
Достаточной причиной для оборота считаются медицинские показания – например, попытка справиться с огненной лихорадкой, которая с древности и по сей день считается неизлечимым заболеванием, редко, но метко уносящим жизни иртханов. В случае ОЛ огонь разгорается внутри и не может угаснуть, выжигает иртхана за считанные дни без возможности вырваться на свободу.
Второй причиной является непосредственная угроза жизни – свод правил приводит конкретные случаи, что считается непосредственной угрозой.
Третьей – спонтанный оборот, совершенный непроизвольно. Правда, в этом случае, совершившему его будет уже совершенно безразлично, нарушил он что-то или нет, поскольку такое может произойти исключительно с детьми или с подростками, не умеющими совладать с собственным пламенем. В данном случае ответственность целиком и полностью ложилась на родителей, наставников или преподавателей.
– Я сделаю заключение. Соберу заключения остальных, все анализы и результаты обследования…
– Не стоит. – Я поднялся.
– Торн, не думаю, что это стоит оставлять так.
– Я не собираюсь это так оставлять. – Никому другому я бы не стал ничего объяснять, но Арден – другое дело. – Мне не нужно ничье разрешение на то, чтобы совершить оборот на своей территории.
Записи с камер были достаточно четкими, чтобы различить двух драконов. Черный зверь раза в три больше крохотной истинной драконицы надорвал ей крыло и швырнул на скалы. Спустя мгновение над заснеженными горами метнулась красная тень, подхватившая раненую. А еще чуть позже появился четвертый дракон. Именно с этой истории начался запрет на обороты.
Династия Гранхарсенов – достаточно значимая династия Ферверна, тем не менее сейчас они отошли в тень. Дело было не только в том, что один из принадлежавших к их фамилии спятил настолько, чтобы охотиться на подводных фервернских драконов, вливать себе их кровь и ломать сознание правящего в то время моей страной. Дело было в том, что Гранхарсены, сколько я их помню, всегда пасовали и прогибались. Или вообще занимались непонятно чем, да пожалуй, всем, чем угодно, кроме политики. Джерман Гранхарсен сбежал в Аронгару и предпочел уйти в шоу-бизнес, где благополучно пребывает и по сей день.
Я смотрел, как два дракона уходят под воду, и как после ввысь взмывает один. Чтобы рухнуть поломанным к ногам уже обернувшейся девушки, бегущей к нему по снегу. Эти двое и были теми, кто вернулся, а вот полыхающий на фоне снегов красный навсегда остался зверем.
Дармин Тергран, преданный Халлорану и совершенно лишившийся рассудка после потери пары. Создавший из обычной девушки иртханессу, нарушивший законы двух миров. Ему не хватило силы вернуться, но его сила не шла ни в какое сравнение с той, которой обладал Халлоран или его жена. Не говоря уже о моей.
Халлоран упирал на то, что ему не хватило привязки – привязка считалась необходимой составляющей оборота, чтобы иртхан мог вернуться, но в древности никаких привязок не существовало. Иртхан был единым целым со своим драконом, и, пожалуй, пришло время напомнить остальным, кто мы на самом деле.
– Ты уверен? – уточнил сидевший рядом со мной Арден.
– Уверен. Иначе бы я тебя не пригласил.
– Всегда приятно знать, что мы встречаемся исключительно по весомым поводам, когда речь идет о жизни и смерти.
– В данном случае повод не настолько весомый.
– Ты недооцениваешь серьезность оборота, Торн.
– Ее переоценивают остальные.
Ждать больше не имело смысла – тем более что я и так ждал слишком долго. Ждал, пока меня снова и снова обследовали. Ждал, пока она уедет из страны.
Она уехала. С ним.
При мысли об этом пламя заворочалось внутри с такой силой, что ладонь полыхнула еще сильнее.
– Торн, – произнес Арден, когда я поднялся. Впервые, кажется, за все время знакомства, я видел в глазах друга тревогу. Медики вообще специфические, не говоря уже о медиках-иртханах, разгребающих последствия секретных спецопераций, но такое выражение его глаз мне не нравилось.
– Иногда – на секунду, мне очень хочется, чтобы в меня верили.
– Это ты сейчас так сострил?
– С чего вдруг такие выводы?
– Да тебе до чешуи, кто в тебя верит, Торн. Ты прешь напролом, и никогда не останавливаешься.
– Когда телохранитель моего отца остановился, это очень плохо закончилось. Ты здесь – поэтому сможешь собрать меня по чешуйкам, если я развалюсь в полете. Твоя лаборатория соберет из них дракона, и вы вместе вернете меня к жизни. Я в тебя верю.
У Ардена кончились аргументы, или его настолько впечатлила моя речь, не представляю. Как бы там ни было, он просто отступил в сторону. Я направился к двери, и в то же мгновение смартфон отозвался звонком. Стенгерберг беспокоил меня исключительно по неотложным делам, поэтому ответил я на ходу.
– Слушаю.
– Она купила тест на беременность.
Я все-таки остановился.
Так с Лаурой Хэдфенгер было всегда, и ярость от осознания этого сейчас была сильнее, чем я мог себе позволить. Потому что Арден не учел одного: рядом с ней я всегда останавливался.
Рядом с ней я становился другим.
И это было непростительной ошибкой.
– Пока отбой. Я сообщу, что делать дальше.
Смартфон остался в кабинете с Арденом, а я все-таки вышел за дверь. Шел, ускоряя шаг и чувствуя, как набирает мощь пламя в груди. Оно растекалось по венам, превращая тело в оголенный нерв, перестраивая его и подготавливая к тому, что не способен пережить иртхан, но с чем способен справиться дракон.
Тест на беременность.
Она вполне могла купить его здесь.
Но она ждала до Раграна.
Думала, что там сумеет от меня спрятаться?
«Если бы помощь требовалась нашему ребенку…»
Могла ли она тогда проговориться? А я был настолько занят внутренней борьбой, что не придал этому значения.
Коридоры резиденции внезапно стали давящей клеткой, сжимающейся вокруг меня с немыслимой силой. Я вырвался из нее, вдыхая ледяной воздух, сгустившийся к ночи колючими иглами мороза, и позволяя пламени рваться сквозь каждую клеточку тела.
Огонь в ладони стал слабым, далеким и бессмысленным, окутавшее меня пламя кроило и перестраивало мое тело по образу и подобию тех, у кого мы его забрали.
Мгновение – и крылья рывком подбросили меня в воздух. Мощные, сильные, огромные, с каждым мгновением земля становилась все дальше, черные изломы гор под снежными шапками казались просто тонкими линиями, которые я в силах надломить одним ударом лапы или раскрошить единственным выдохом.
И я вдохнул, набирая ледяную мощь в раскрывшиеся диким объемом легкие, и выдохнул – вместе с яростью, потоком пламени и рычанием. Мир подо мной больше не был моим, он становился всего лишь куском земли, бессмысленным и бесполезным без той, к кому я рвался отчаянно и безумно.
Обладание.
Дикая, звериная мощь, которую я готов был обрушить на любого, кто посчитает возможным мне помешать.
Она. Должна. Быть. Моей!
Удар хвоста распорол воздух, крылья ударили по нему с невиданной силой. Оставляя за спиной все, что стало неважным, я развернулся в сторону океана.
Сила дракона была невероятной. Ни с чем таким мне раньше сталкиваться не приходилось, когда все доводы разума становятся неестественными, пустыми, ненужными. Когда сама суть рвется к одной-единственной девчонке, которая… да она даже не иртханесса! Пламени в ней – ноль, если не сказать минус. Тогда, в библиотеке, она поглощала его, как бездна, падая в него и задыхаясь от этого слияния. Я лишь на миг утратил контроль, и это пламя как с цепи сорвалось, дракон внутри бился об арматуры человеческого тела.
Стоило это вспомнить – и перед глазами темнело.
Хрупкая, отзывающаяся на каждое прикосновение стоном, а на каждый рывок – криком. Впитывающая мое рычание и мое пламя, распластанная по столу, готовая на все.
Я успел перехватить сознание на границе столкновения со щитом. Боль привела в чувство, и этого мгновения мне хватило, чтобы снова управлять телом, чтобы прийти в себя и развернуться.
Арден, встречавший меня у резиденции, больше не сказал ни слова, а я обошел его и пошел в душ. После чего позвонил ей.
Глубокой ночью. Точнее, это в Хайрмарге была глубокая ночь, в Рагране – уже утро.
Она солгала. Или нет.
В том, что касается Лауры Хэдфенгер, я не был ни в чем уверен, потому что стоило мне услышать ее голос – голос, звенящий привычным вызовом, как ярость снова ударила изнутри таранами. Настолько мощными, что даже сила, разрушившая драгоценный камень, не шла с ними ни в какое сравнение.
Почему эта женщина вызывает во мне такие чувства?
Почему именно она?
Ответа на этот вопрос не было, равно как не было еще множества ответов, но один – и вполне конкретный – я собирался получить в ближайшее время. Поэтому сразу после звонка ей набрал Стенгерберга и сказал, что жду у себя.
Только после этого пригласил Ардена в кабинет.
– Значит, не сработало.
В том, что касается немногословности, он мог поспорить со мной.
– Не сработало.
Я смотрел на руку, покрытую чешуей – мне показалось, или ее стало чуть больше? Возможно, показалось, потому что браслет часов, который мог бы являться границей, отсутствовал. Часы я сначала перекинул на другую руку, а после и вовсе снял. В мире, напичканном электроникой, они были аксессуаром, не более, но камни под стрелками напоминали мне осколки, впаявшиеся в мою ладонь.
– Торн, нужны дополнительные исследования.
– Нет. Не нужны.
– Нет?!
– Нет. Я вполне способен справиться с этим сам.
У Ардена дернулась челюсть.
– Это беспрецедентный случай.
– У меня нет времени отираться в твоих лабораториях. – Я покачал головой, предупреждая, что больше об этом говорить не намерен. – Мне нужно, чтобы ты съездил в Рагран. Это строго секретно, именно поэтому я прошу тебя.
– В Рагран? Туда, где…
– Она беременна. Или нет. Я хочу это знать, и мне нужно, чтобы твои анализы были точными. С погрешностью до минуты зачатия.
– Ты издеваешься? – Он усмехнулся.
– Ты меня понял.
– В последнее время я вообще тебя не понимаю. Ты же без ума от этой девочки. Зачем ты ее отпустил?
Я посмотрел на него в упор. Этот взгляд Арден выдержал, пожалуй, только он и Стенгерберг могли его выдержать.
– Это мое дело.
– Твое. Но я видел, что с тобой творилось, когда ты ее ко мне привез…
– Ты выполнишь мой приказ, и на этом мы закроем тему «этой девочки».
– Иди ты в задницу, Торн.
Арден поднялся и вышел из кабинета, а я открыл ноутбук. График завтрашних встреч включал в себя несколько девушек: Одер работала быстро. Анкеты, которые я уже видел, были дополнены несколькими новыми – именно их проверял Стенгерберг.
Солливер Ригхарн.
Двадцать четыре года, модельный бизнес. Начинала с подиумов, потом перешла на рекламу ведущих модных домов. Сексуальных связей было несколько, и одна – та самая, о которой говорил Стенгерберг – была сразу после совершеннолетия. Я рассматривал ее фото: каштановые волосы, отливающие медью, точеные черты лица, дерзкий взгляд, и думал о том, что с ней могут быть проблемы.
Не просто могут.
С ней они однозначно будут.
Я переслал анкету на почту Одер с пометкой: «Поставить в приоритет» как раз в тот момент, когда ко мне вошел Стенгерберг.
– Мне нужно, чтобы ты сопроводил Ардена с его передвижной лабораторией в Рагран. Все строго секретно. Данные о том, беременна она или нет, мне нужны до начала рабочего дня. Если беременна, забираете ее и привозите сюда.
– А если нет?
– Если нет – просто возвращайтесь. Арден в резиденции, найди его – и вперед. Все контролируешь лично.
После его ухода я еще раз взглянул на фото Солливер Ригхарн.
И захлопнул ноутбук.