По замкнутому кругу

Глава 13

школа, пятнадцать лет назад

Этот ее День рождения поменял все…

Или, правильнее было бы сказать, позволил им признать то, что раньше никак не желало оформиться. И Данил уже не оправдывался в понедельник «угрозой со стороны Трегубенко», просто ждал Дану у калитки дома утром, чтобы и в школу идти вместе. А она не спрашивала, что он здесь делает — обоим все было понятно… Наверное, с того момента, как после окончания праздника, когда за Даной отец приехал, чтобы забрать дочь с подарками и окончательно закрыть счет в ресторане, а она их познакомила…

Вот лично Данила и Антона Андреевича представила друг другу, как бы оставив в стороне прочих. Хотя Георгия он и так знал, скорее всего, но факт оставался фактом. И отец Даны тоже на него обратил внимание, кажется. Уж очень внимательно Данила с ног до головы осмотрел, пристально, но как-то по-доброму, с интересом скорее, а не свысока или типа того, чего он опасался немного. А потом крепко пожал ему руку.

И это тоже, вероятно, говорило о многом, хотя Данил впервые в подобной ситуации оказывался. В общем, по всей видимости, никто против не был. Да и в школе ни у кого вопросов не возникало… Или же люди предпочитали помалкивать, осознав, что теперь, после памятной химии, Дану приняла, как минимум, часть класса.

Домой он ее тоже провожал без каких-либо вопросов или поводов, просто потому, что самому хотелось невыносимо, да и с Даной в этом моменте они, судя по всему, полностью совпадали. И именно тогда, в первый понедельник после ее праздника, Данил решился на то, чего настолько хотелось еще в том новомодном ресторане: проведя до калитки, он ее поцеловал…

Это как-то само собой вышло, будто и не было иного варианта уже для них. Как сделать следующий вздох, так же неотвратимо и самой жизнью предрешенное…

Данил столько думал об этом ночью после праздника, да и все воскресенье в голове крутилось непереборимое желание, если честно. Уснуть не мог, все воображал, мечтал, фантазировал… А в понедельник вроде уже и не зацикливался, просто наслаждался тем, что рядом идут, что за руку ее держит и Дана в ответ его пальцы не менее сильно сжимает.

Смущения нет, будто они не заметили сами, как перескочили ту удушливую стадию, на которой еще недавно оба краснели, не умея подбирать слова. И сейчас не обсуждали вроде, но оно само по своим местам встало! Все было легко и очень правильно внутренне, не мог иначе описать. Потому ли он и не задумался, на каком-то примитивном и первобытном инстинкте, просто наклонился, потянув Дану за ту самую руку на себя, и накрыл ее губы своими, словно права имел для такого поступка? Возможно…

Только как же его самого проняло!

Нахлынуло внутренней потребностью, до этого момента не пережитой, новой какой-то нуждой: стиснуть, к себе прижать и не отпускать больше!.. Это не жадность даже и не пошлое желание секса, хоть тело в первые же мгновения и отреагировало так, как только и умело — закаменелым пахом. Но вот сердце безумно грохочет за ребрами, и даже не хочется, чтобы Дана ощутила примитивную потребность членов. Потому что в груди нечто большее, объемнее и глобальнее распирает изнутри, то, что вообще не о похоти! Или о смеси слишком высокого, почти невыносимо духовного, не испытанного Данилом еще ни разу, непривычного с той самой, понятной и такой объяснимой, сумасшедшей сексуальной тягой к девушке, от которой крышу рвет!

Отзывается в голове и сердце незнакомой и нетипичной трепетной дрожью! Зубодробительной смесью буйства гормонов, но и довлеющим желанием Дану защитить, хоть и от себя; заставить смеяться, не бояться; настолько же сильно его захотеть по настолько же дикому перечню параметров, которые Данил и сформулировать сейчас не сумел бы!

Дурдом, блин… Мозги вскипели!

Не мог слово, определение этой вспыхнувшей жажде подобрать… Аж колотить всего начало! И оттого только жаднее к губам Даны прижался. Словно вдохнул ее, одним глотком в себя вобрал аромат, вкус, безумно нежный и сладкий жар кожи. Сосуды вместо кислорода Даной наполнил, понимая, что разум захлебывается от избытка всего, что хотел бы получить, что уже занимает тело…

Дана не отступила, не вырвалась и не возмутилась, хоть и ощущалось, что немного потерялась. Однако к нему вперед подалась, легко выдохнув в губы Данила. Покрепче ухватилась за его руку, словно в поисках опоры в новой точке оценки мира сейчас! Немного робко, и как же открыто! Нараспашку! Ему без уловок позволяя ощутить, насколько ее ответной тягой и невыносимо новыми, слишком сильными эмоциями и нуждой в резонанс накрыло! Причем явно менее знакомыми, а то и вовсе неведомыми… Все в том, как к нему припала своим телом, этим вибрировало!

Это только усиливало дурман, затопивший мозги Данила! Они как зацикливались, утопая друг в друге и в тех чувствах, что охватили тела и сердца, не привыкшие еще к эмоциям и накалу подобной силы! Обоих дрожь сотрясала, а они цеплялись руками, губами, тянулись еще ближе…

И плевать, что на улице мороз! А ему стоило бы помнить, только же с больничного выписался… Данилу жарко так, что впору куртку рвануть на груди, сбросить на стылую, замёрзшую землю, и Дану к себе еще ближе, плотнее, кожа к коже, чувствуя, как бухает его… ее сердце… Не разобрать, где чье, один ритм!

Где он взял силы, чтоб выдохнуть, отпустить ее? Ответа на этот вопрос Данил не знал тоже. Но как-то сумел отстраниться на несколько сантиметров, прижавшись щекой к ее виску.

Дана дышала так тяжело, будто на их стадионе у школы только что нормативы по бегу сдавала. Судя по румянцу на щеках, и она про мороз не вспоминала. И продолжала их руки сплетенными держать.

А Данила это так тронуло! Такой важной для него эта девчонка внезапно стала! Как никогда… Никто…

— Я завтра утром тебя тоже тут встречу, — прошептал, сдувая ее волосы своим жадным дыханием. На шапки рукой махнули и он, и она.

— Тебе же из-за этого раньше выходить из дому приходится, — не отодвинувшись ни на йоту, тихо-тихо выдохнула Дана. — А тут идти близко, встретимся все равно рано…

— Я тебя утром тут встречу, красавица, — покачав головой, отмахнулся от ее разумных же доводов. — Мне и уходить не хочется сейчас, до уроков, кажется, не дотерплю, — честно признался в том, как трясет его по ней.

Дана еще жарче румянцем запылала.

— Мне пора, — будто извиняясь, вздохнула она тяжко, — репетитор через час придет… — и ощущалось в голосе девушки, что тоже тут весь вечер и всю ночь простоять готова, с ним рядом.

— Иди… — не хотел ее проморозить, еще Дане заболеть не хватало. Но и самому отойти — выше его сил, так руку и не отпускает. На ее усмотрение оставляет.

Жаль, Дана все же ответственной и правильной оказалась. Коротко прижалась к его обветренным губам, и пошла к калитке, неохотно позволив их руками упасть, расцепив замок пальцев.

— До завтра, Дан, — уже открыв дверь, посмотрела на него этим новым, искрящимся восторгом взглядом. — Не промерзай, только выздоровел же!

— До утра, красавица, — усмехнулся во все лицо он, легкомысленно отмахнувшись. — Молния дважды в одно место не попадает! — подмигнул.

Дождался, пока она закроет калитку, развернулся и побрел до дому, ощущая в голове странный шум. Будто пива на жаре бахнул, все плывет, ни на чем, кроме мыслей о Дане, сосредоточиться не может.

Чем она его так сразила? Какими чарами припаяла, что на безумства готов? Все друзья вон осторожно намекают, что ничего толкового не выйдет, не того поля ягоду захотел в свои руки получить, хоть и по нраву им характер Даны пришелся. Да и сама красавица, чего там! Но ведь, действительно, совершенно разные… А от него все адекватные доводы, как горохом об стенку, от разума отлетают…

Понял, что вообще вокруг не замечает мира, когда встряхнулся от резкого звука автомобильного гудка! Блин! Задумался так, что на проезжую часть выперся, не заметив… Надо бы собраться, мысли в кучу сгрести…

Быстро дорогу перебежал.

Но тут же снова вспомнил, как целовал эти горячие сладкие губы… и про остальное забыл, подальше пока послав! Не хотелось о неприятном думать!

Реальность Даны изменилась. Все стало совершенно другим, неизведанным ранее, неиспробованным еще, чарующим. Весь мир, кажется, на Даниле клином сошелся! Все сейчас, так или иначе, с ним для нее было связанно: неразлучными ходили, считай, только на ночь и расставаясь… И да, в глубине души она не могла не признать, что и ночью невыносимо сильно хотелось оставаться рядом…

Да и снился ей Данил едва не постоянно!.. Что не облегчало для Даны накала, который все тело и душу колотил ежесекундно!

Жаль, у него своего мобильного телефона не было… Хотя и так на домашних «висели» по вечерам. И не сказать, что о продуктивном болтали чем-то, вроде за день все переговорят, что еще обсуждать?! А разорвать звонок ни он, ни она не желали…

Данил звал ее гулять после уроков и на выходных, и Дана искала способы, изворачиваясь между уроками и дополнительными занятиями, любую лазейку находила, училась ночами, лишь бы с ним на свидание пойти.

Они ездили на набережную, гуляли по историческим и культурным памяткам, прячась в музеях от холода зимы. Парень постоянно ее куда-то тянул, хотя, казалось, сам и не особо с интересом осматривал эти выставки. Но и Дане сейчас не панорамы или картинные галереи больше всего интересны были (ну и видела она уже большую часть, мать за ее просвещением следила), а возможность с Данилом ходить рука в руке… Мало что воспринимала настолько ярко и остро, как крепкий захват его горячих и словно претендующих на нее пальцев вокруг трепещущей ладони Даны.

Или поцелуи… Вот, где она точно теряла всякую хлипкую связь с реальностью, как проваливаясь в незнакомое еще и глобально покоряющее чувственное марево, будоражащее ее тело.

На неделе же они чаще гуляли у нее во дворе, пили какао, который мама варила и выносила им на веранду, включали обогреватель. Пару раз Дана уговорила Данила и в дом зайти, все время напоминая, как болел недавно. Но, стоит отметить, парень в таких вопросах артачился до последнего, чего Дана поначалу не понимала… Пока отец не пояснил, что его, очевидно, смущает определенная разница в их материальном положении…

Дане даже стыдно стало, что сама не додумалась до подобного! Видно, на ином совершенно мысли закрутило романтикой и влюбленностью! И ничего не спрашивала больше, если Данил просто предлагал в школе задержаться. Пусть там не то чтобы имелась возможность как-то наедине остаться, чтобы хоть просто обняться. Зато говорить можно было бесконечно, оправдываясь перед учителями подготовкой уроков и помощью друг другу в освоении материала.

Педагоги хоть и понимали лукавство, кажется, все же их не гнали. Да и готовились к урокам Дана с Данилом тоже, просто вдвоем им сейчас все на свете было веселее и интересней делать! Даже сочинения писать.

А ее отец, кстати, один раз с Данилом разговаривал наедине… О чем, не рассказывали ни Данил, ни сам папа.

«В целом, об отношении к миру, ситуации и будущем» — вот и все, что ей суммарно из них обоих вытянуть удалось, потому что просто так оставить этот вопрос Дана не могла, волновалась за Данила. А они отвечали размыто и непонятно, будто специально издеваясь над ней. Правда… вроде бы папе Данил по душе пришелся. Родители не устраивали скандала и не запрещали общаться, так что она немного успокоилась, уверив себя, что привидевшиеся в папином взгляде задумчивые тени — отголосок его рабочих вопросов и проблем, а не претензии к Данилу.

Беспокоили ее и иные мысли. Теребили душу и тело… плотские, распаленные их поцелуями и теми самыми снами, которые не оставляли Дану в покое. Да и она была достаточно просвещенной по всем вопросам секса, пусть и в теории, чтобы точно знать — Данил также неравнодушен и даже более чем возбужден рядом с ней. Но он ни разу не преступал границы адекватности и тех самых поцелуев… Хотя, ох! Как же жарко парень целовал ее временами!

И вот это Дану напрягало, вводя в смятение. Саму раздирали страхи и чувство противоречия. Однако этот вопрос стал интересовать ее все больше… Особенно, учитывая тот факт, что мама теперь регулярно, но как бы не давя, разговаривала уже с самой Даной. О предохранении напоминала… Да, как признавая все-таки, что дочь уже взрослая и ей самой решать, но и постоянно говоря об ответственности, будущем, ну и том, что секс может иногда слишком сильно на жизнь влиять, о чем стоит помнить. Боль причинить… не физическую, моральную. И надо быть действительно готовой принимать все последствия такого этапа отношений, как эмоциональные, так и, не дай бог, иные… А Дане сейчас главное — в университет поступить и выучиться.

В общем, ей не давали забыть о приоритетах, хоть и не ставили запретов. Да и у Даны в этом вопросе с родителями всегда были какие-то правильные, хорошие отношения. Они в свое время очень спокойно отнеслись к ее расспросам о сексе, ответили на все толком, купили книгу, а не пытались что-то придумать, стесняясь или краснея. Так что у нее не сформировалось комплекса или табуирования темы… Это она уже в своих книгах по психологии такие умные термины и пояснения для себя нашла позже.

И все же с самим Данилом ей было как-то очень непросто даже заговорить о чем-то подобном, хоть мысли и закрадывались. Да и не стала бы действительно утверждать, что готова к этому этапу. Но чем жарче становились их поцелуи, тем чаще девушка терзалась сомнениями…

Новый Год семья Даны отмечала у бабушки в пригороде, так что с Данилом расстались еще двадцать девятого. Разумеется, созванивались постоянно, и ровно в полночь Данил как-то умудрился ей дозвониться. Как пробился через завал звонков на линиях? Непонятно. Видно, сильно хотел…

Так и сказал:

— Соскучился дико, красавица. С Новым годом тебя! Очень услышать хотел, — кажется, тоже чувствуя себя не в своей тарелке, поздравил ее, перекрикивая шум у него и у нее в домах. — У нас тут вся родня собралась и друзья еще, пятнадцать человек, извини за гам…

— Ничего, все нормально. У нас тоже десять человек, хотя в доме оно легче вытерпеть, конечно, — рассмеялась смущенно Дана. — И я соскучилась очень, Данил. Не смогу передать как… — прошептала чуть смущенно и приглушенно. — С Новым годом!

— Вернетесь, я тебя зацелую так, что дышать не сможешь! — хрипло и тихо пообещал он в трубку.

А она это очень хорошо услышала, никакой гам не помешал! И затопило лицо предательски румянцем: смущенным и возбужденным вперемешку! Уши под волосами тоже покраснели, в жар кинуло! Крепче сжала телефон.

— Ловлю на слове, — так же хрипло выдохнула она в ответ, зная, что и Данил каждый звук расслышал.