Победа от Виктории

Часть I. Глава 1. Нож в сердце

Моей любимой сестре,

замечательному врачу

и другу

Тот день, изменивший ее жизнь, начался обычно. Разве что Вика проснулась на полчаса раньше. Вставать ужасно не хотелось. В груди тянуло и давило. Вика замерла и прислушалась к себе. Она хорошо знала эти ощущения. Так болела душа. Причины ей тоже были известны. Для того чтобы успокоить тревогу, у нее имелся отличный трюк.

Вика представила, как лезвие острейшего ножа прокалывает кожу, мышцы, связки и легко проникает внутрь, надежнее всего — над пятым ребром слева от грудины. Прямо в это чертово сердце, в центр радости и печали. Прямиком в пульсирующий узел недовольства собой. Она мысленно повертела там острием. Душа испугалась и затаилась. Боль уменьшилась.

Вика досчитала до двадцати, встала и, качаясь, поплелась в душ. Горячая вода помогла проснуться. Она вытерлась нагретым на батарее полотенцем и почувствовала небольшой прилив сил. Хочешь не хочешь, а впереди длинный рабочий день и очередное ночное дежурство в приемном покое. Уже десятое за этот месяц. Так можно и кони двинуть. Вика состроила рожу зеркалу и привычно прошептала отражению:

— Ненавижу себя.

Затем принялась механически собираться на работу. В ее домашние обязанности входил завтрак для семьи. На большее не хватало ни времени, ни сил. К счастью, ее мама имела энергичный и неунывающий характер. Она ходила по магазинам, убирала квартиру, готовила обед и ужин, кормила всех домочадцев. Мужа у Вики не было. Он вполне счастливо жил в соседнем доме и блестяще скрывал доходы, платя крохотные алименты на троих детей. Так что главным добытчиком в семье являлась она. С учетом того, что Вика работала врачом в областной больнице, это было непросто.

Она быстренько сварила овсяную кашу. Залила крупный геркулес водой, а когда варево закипело, добавила молоко и посолила. Как только вся эта смесь полезла вверх, накрыла крышкой и выключила газ. Кастрюлю завернула в детское байковое одеяльце в синюю клетку, оставшееся от старшего сына Бориса, которому уже шестнадцать лет. Когда дети проснутся, каша разбухнет и будет еще теплой. Сытная и полезная еда. Хоть они иногда и протестовали, но были приучены к простому и здоровому питанию.

Сама позавтракать Вика не успела. Время поджимало. Взяла с собой йогурт и яблоко, а также контейнеры с едой. Мама всегда подготавливала их для нее перед дежурством. Так поступали многие врачи и не без участия своих мам.

На улице стоял лютый мороз. Мужики с заиндевевшими бровями и ресницами прилаживали аккумуляторы, забранные на ночь домой. В сибирском городке по-другому завести замороженный автомобиль не получалось. У Вики машины не было, да и идти до больницы было не более пятнадцати минут. В такой холод она добежала за десять. Но и то успела замерзнуть. Пальцы рук онемели, а мышцы лица окаменели. Возле лифта все были такими же и улыбались друг другу кривоватыми ртами.

В ординаторской она быстро переоделась во врачебный костюм. Он ей очень нравился — ярко-синий, с крупными цветами на рубашке. На ее изящной фигурке сидел как влитой. В карманы положила необходимые вещи: телефон, блокнот, ручки, пульсоксиметр. На шею закинула фонендоскоп, вставленный в чехол с заячьей головой. Процедурная сестра отделения вязала такие на заказ. Веселые зверюшки очень нравились маленьким деткам.

Вика по лестнице сбежала с десятого этажа на первый и пересекла холл. Достала магнитный ключ и открыла дверь в реанимацию. Ей хотелось до утренней конференции посмотреть Еву, для этого она и встала пораньше. Вчера вечером звонил дежурный врач и сообщил, что у девочки опять высоченное давление.

В реанимации тоже все было как всегда. Свободных коек за ночь не осталось. Почти бесшумно работала аппаратура, на мониторах вырисовывались разноцветные кривые и цифры, показывающие работу сердца и легких. Дежурный врач со взлохмаченными волосами и усталым лицом протянул лист наблюдения Евы Тавренковой.

— Во сколько ее перевели? — спросила Вика.

— Около восьми вечера. Сестры на отделении померили давление. Испугались. Дежурного вызвали. Тому показалось, что она плохо говорит, запинается. У нас как огурец. Никакой симптоматики. Она своего давления и не чувствует.

— Невропатолог смотрел?

— Конечно.

— Вы что-то меняли в терапии?

— Дополнительно два раза ночью «Коринфар» дал. Больше ничего. Она и так три препарата в лошадиных дозах получает, — ответил реаниматолог и с укором посмотрел на врача.

Что ж, он прав. Его задача спасать, лечить тяжелых пациентов. А кардиолога — подбирать таблеточки. Вика внимательно изучила лист наблюдения. Затем подошла к девочке. Десятилетняя Ева на вид была вполне здоровым и очень симпатичным ребенком, разве что мелковата для своего возраста. И не скажешь, что у нее редкое и очень тяжелое заболевание почек. Оно и стало причиной артериальной гипертензии. Вика наблюдала девочку с рождения. Ева обрадовалась знакомому доктору, встряхнула светлыми кудряшками, вылупила голубые глаза, наморщила курносый носик, сложила губки бантиком и протянула:

— Виктория Андреевна, когда меня переведут обратно?

— У тебя ничего не болит? Не тошнит?

— Все у меня хорошо. Я в палату хочу.

— Обязательно тебя заберу, как только будет можно.

Вика постояла рядом с кроватью, поговорила с девочкой, успокоила ее. Но одновременно с беседой внимательно следила за монитором и два раза померила давление. Затем взглянула на электрокардиограмму. Пока попросила реаниматолога увеличить дозу одного препарата из имеющихся трех. Скорее всего, придется назначать четвертый. Нужно подумать какой. Она пообещала вернуться в реанимацию и, взглянув на часы, понеслась на конференцию. Анжела Васильевна, начмед по педиатрии, не любила, когда опаздывали.

Из-за эпидемии нового вируса утренние конференции проводились в большом зале. Врачи сидели на расстоянии друг от друга, большинство в обычных халатах и масках, некоторые в полной защитной амуниции. Вика почти не слышала тихого голоса дежурного педиатра, но хорошо знала, о чем он говорит.

Все было знакомо до оскомины. За ночь поступили судороги, острые животы, желтухи, обмороки, один свежий лейкоз, опять катотравма, асфиксия в родах… Каждый день нескончаемый поток больных детей, которых в больницу привозили со всей области. Иногда скорые выстраивались в длинную очередь. Возле здания имелась расчищенная от снега вертолетная площадка. В таежном районе было много труднодоступных поселков.

— Они там всей семьей плаценту съели, — прокомментировала доклад педиатра о родах на дому заведующая приемным покоем.

Врачи оживились, зашумели.

— Что за дичь? — спросила Анжела Васильевна.

— Мамаша из общества поклонения плаценте, — пояснила заведующая. — Это которые любят свою плаценту, разговаривают с ней, а потом готовят из нее различные блюда.

— Вкуснее только младенец, — съязвил пузатый педиатр.

Врачи хохотнули. Вика поморщилась.

— Фу, гадость какая, — сказала начмед. — Давайте дальше.

Виктория краем уха выхватывала фамилии детей с кардиологическими проблемами, но сейчас ее волновало совсем другое. У старшего сына Бориса сломалась клюшка, а через день у него важная игра. Нужно исхитриться купить новую, а денег до зарплаты оставалось совсем немного. Пользуясь свободным временем, она искала в интернете объявления. Наконец попалось подходящее. Продавец жил недалеко. Виктория написала ему сообщение.

— Что скажет кардиолог? — спросила начмед.

Виктория вздрогнула и подняла голову. Она увидела дежурного реаниматолога и поняла, что речь идет о детях в общей реанимации.

— О Тавренковой? — на всякий случай переспросила она.

— Да, — строго глядя на нее, сказала начмед.

— Я увеличила ей дозу «Метопролола». Если не поможет, поменяю терапию.

Анжела Васильевна кивнула. Вика вздохнула с облегчением, под гнев этой мегеры лучше не попадать. Начмед, уже немолодая, но все еще красивая женщина, проработала в больнице лет двадцать пять, а то и больше, была предана своей работе до безумия и требовала такого же фанатизма от других. У Вики так не получалось. Весь запал студента, ординатора, молодого врача иссяк. Это случилось не так давно. Года два назад. Раньше ей так нравилось в больнице! Интересные пациенты, дискуссии с коллегами, чувство победы от попадания в точный диагноз и выздоровления тяжелого больного. Теперь она никакой радости не испытывала. Лечила при этом не хуже, а лучше. Выручали опыт и прирожденная ответственность. Только на работу она не бежала, а приползала, ненавидела дежурства и мечтала о редких выходных. А в последнее время появилась эта утренняя боль в груди, когда хочется воткнуть в сердце нож.

Виктория понимала, что находится в затяжной депрессии, но как избавиться от нее, если устранить причины душевного пике невозможно? Пять лет назад от нее ушел муж. Собрал вещи, попрощался и скрылся на некоторое время, ничего не объяснив. Потом оказалось, что он живет совсем рядом. Только с другой женщиной, а для Вики и детей стал чужим человеком.

Три года назад бабушку разбил инсульт. Маме пришлось уйти с работы и ухаживать за лежачей больной. Сейчас бабушке получше, она сидит в кресле и разговаривает, но ходить не может. Вика, чтобы прокормить семью, берет дежурства и подрабатывает в медицинском центре. Но денег катастрофически не хватает.

Вика знала ужасающую статистику эмоционального выгорания у врачей. Теперь для этого состояния даже свой код придумали: «Z73 Проблемы, связанные с трудностями управления своей жизнью». Но легче от того, что ты такой не один, не становилось.

Конечно, ей грех жаловаться. Она хотя бы побывала замужем и у нее прекрасные дети. Борису шестнадцать лет, двойняшкам Инге и Петру — по пятнадцать. Они хорошо учатся и занимаются спортом. Борис хоккеем, Инга лыжами, а Петр фигурным катанием. Благо в их сибирском городе снега и льда навалом и есть замечательные тренеры. Только клюшку все равно нужно где-то достать. Да и у Петьки коньки разваливаются.

В отделении Вика осмотрела своих пациентов, приняла двух новых, написала три выписные справки. Оставалась еще одна. В ординаторской трындели двое коллег. Обсуждали какой-то праздник. Их очень интересовал Роман Анатольевич, новый невропатолог, пришедший в больницу месяца два назад. Вике он не нравился. Она не любила, когда врачи без меры использовали медицинский жаргон, да и его назначения в истории болезни удивляли. Он писал размашистым почерком с огромными круглыми буквами, так что в строчку умещалось не более двух слов.

— Вика, приходи на новогодний банкет. Ты уже года три не была, — сказала одна из коллег, полненькая брюнетка.

— Новогодний банкет? — удивилась Вика.

Боже, скоро Новый год. Сколько раз она сегодня написала дату в истории болезни, но ни разу не подумала, что до праздника осталось всего десять дней. Уже двадцать первое декабря. Подарки! Где, когда и на какие деньги купить подарки?

— Ты совсем заработалась. Нужно ведь и отдыхать, — с сочувствием сказала худосочная блондинка.

— Я думала, все сборища запрещены. Вирус, и все такое, — ответила Вика.

— Большие запрещены. Кафе будут закрыты тридцать первого декабря, а сейчас работают. Нас не так много, человек пятнадцать набирается. Мы посчитали, по полторы тысячи с носа получается, — объяснила полненькая брюнетка.

— Я подумаю. Мне на прием в поликлинику нужно бежать, а до этого еще на неврологию заскочить, — отвязалась от назойливых коллег Вика и подумала, что в реанимацию к Тавренковой она уже точно до приема не успеет.

Если бы у нее были деньги, она все равно не пошла бы на банкет. Видеть, как дамы напиваются и пристают к Роману Анатольевичу… Фу.

Ребенка, которого нужно было посмотреть на неврологическом отделении, вел как раз он.

— Органик и судорожит бесконечно. Я его приглушил, но надолго не цепляет… — в своей манере стал рассказывать Роман Анатольевич.

— Проблема-то в чем? — перебила его Виктория. — Зачем вам кардиолог?

— Так ЭКГ плохая. Экстрасистолы проскакивают.

Виктория взглянула на ленту ЭКГ с единственной экстрасистолой. Потом осмотрела и послушала ребенка. Это был несчастный скрюченный мальчик. Он не мог сам дышать и глотать. Из шеи у него торчала трахеостома, а из живота — гастростома, через которую он получал питание. Он смотрел на мир невидящими глазами и, скорее всего, ни о чем не думал. Рядом с кроватью стоял компактный домашний аппарат искусственной вентиляции легких и сидела остроносая мать ребенка. Она смотрела на врача тревожными глазами.

— С сердцем у него все хорошо, — сказала Вика.

— Слава богу. Я так испугалась, — ответила женщина, и лицо ее разгладилось.

Вика взглянула на часы и помчалась на первый этаж. Возле кабинета в поликлинике ждали двое посетителей с маленькими детьми. Один папаша хмуро посмотрел на растрепанную докторицу и даже не поздоровался. Она сильно опоздала. Если кто-нибудь из них пожалуется, ей влетит.

Прием прошел без приключений. Последним к ней пришел сутулый юноша семнадцати лет со своей такой же сутулой мамой. Было видно, что они обеспокоены эпидемией — сидели в респираторах, перчатках, медицинских шапочках и одноразовых халатах. Странно, что они решились посетить поликлинику, в которой возможность подхватить вирус значительно больше. Вика стала их расспрашивать, надеясь услышать что-нибудь серьезное. Говорила мама, мальчик молчал.

— У него постоянная тахикардия. Просто ужасная. И днем, и ночью.

— Покажите мне результаты суточного монитора, — попросила Вика.

— Мы не делали.

— Откуда вы знаете, что постоянная тахикардия, в том числе и ночью?

— Я сама измеряю ему пульс. Ночью он иногда так дышит… Как будто сейчас умрет.

— Какая частота пульса?

— Меньше ста не бывает. Даже сто двадцать было однажды!

Вика попросила мальчика раздеться. Он испугано переглянулся с мамой.

— Мне нужно его осмотреть. Послушать, — объяснила Вика.

Она подошла к раковине и демонстративно долго и тщательно мыла руки, наверное, сотый раз за день. Потом обработала их антисептиком. Мальчик представлял из себя ходячий скелет. Позвонки и ребра топорщились наружу. Вика поинтересовалась, почему он такой худой, как он ест и нет ли у него каких-нибудь заболеваний желудка.

— Мы сейчас уже лучше питаемся. Я чаще хожу в магазин, — ответила мама мальчика.

Из-за этого нового вируса мир сошел с ума. Для Вики это стало давно очевидно. Это доказывал истощенный испуганный мальчик, мать которого боялась ходить за продуктами. Она измучила его постоянным контролем, не давала спать по ночам, измеряя пульс и боясь, что он перестанет дышать. Хорошо, что она его совсем не угробила. У Вики заныло сердце. Это что еще такое? Раньше душа давала знать о себе по утрам. Потом целый день молчала.

Внутри покололо и успокоилось. Но, после того как она отпустила пациента, вновь сдавило. Казалось, что там раздулся пузырь, который сейчас лопнет и разворотит всю грудь. Такого раньше не было. Она с силой прижала ладонь к грудине. Может, это вовсе не душа, а стенокардия? Она подошла к койке, прицепила себе электроды. На экране монитора вырисовывались кривые совершенно нормальной ЭКГ. Ритм немного частит, но никакой ишемии. Вика подумала, что что-то случится. Душа ныла. Хотелось плакать, то ли от усталости, то ли от страха.

Уже вечером, около девяти, она дошла до общей реанимации проведать Тавренкову. Рядом с ней на койке лежала новорожденная девочка от мамаши, съевшей плаценту. Ребенку стало хуже, и вечером его перевели из отделения патологии новорожденных в реанимацию. Сморщенный, совершенно желтый пупс грелся под ультрафиолетовой лампой и морщил нос, куда были вставлены кислородные канюли. Девочку звали Летиция Иванова. Подобные родители простых имен своим детям не дают.

Когда Вика стояла у стойки и листала историю болезни, она внезапно потеряла сознание, ничком грохнувшись на кафельный пол. Электронные часы на стене показывали 21 час 12 минут.