Джеймсу Паркеру, Эмме Мари, Джеку Оуэну и Джеймсу Ли от любимой тетушки
Человек, сидевший на барном стуле, подался вперед, уступая место ширококостной рыжеволосой девице, которая потянулась за двумя ранее заказанными бокалами пино гриджо. Сам он, пока бармен был рядом, попросил еще один «хайнекен», прикинув, что может с удовольствием выпить второй стакан, прежде чем хоть кто-то в этом ресторане надумает обратить на него внимание.
Он умел сливаться с фоном даже самой неброской обстановки, а здесь, учитывая веселье в конце барной стойки, его уж точно никто не заметит. Четверо мужчин в костюмах и слегка распущенных галстуках опрокидывали уже по второй рюмке лимончелло в компании девиц, ради которых, собственно, этот человек и пришел сюда. Впрочем, его интересовали не все три, а только одна, высокая блондинка.
Обычно он тратил больше времени на выбор, но сегодня вечером ему очень нужна девушка. Это первый пункт в его графике, и к тому же сложный. Нолита[1] годилась для начала ничуть не меньше, чем любое другое место. Масса баров. Море выпивки. Множество старательно развлекающейся молодежи, почти не замечающей таких, как он.
Не меньше получаса он слонялся по району, пока не высмотрел троицу, переходившую улицу Принса. Блондинка явно была заводилой. Две другие так, ничего особенного. Одна — обычная на вид брюнетка в обычной одежде, вторая, изящная, — чуть интересней из-за своих черных коротко остриженных волос и ярко-желтого платья.
Но высокая блондинка была просто сногсшибательна, причем она и сама об этом знала. Черные брючки в облипку и красный шелковый топ с большим декольте, а под ним — лифчик «пуш-ап» для борьбы с законом всемирного тяготения. Завершало наряд V-образное колье, призывно указывавшее на вертикальную складочку между грудками: «Смотреть сюда!» И волосы у нее были роскошные — длинные, блестящие, белокурые волны.
Когда девицы проходили мимо, он нырнул в «Лорд Уиллис»[2] на улице Мотт, где некоторое время разглядывал парадные рубашки, а затем следовал за ними, отставая метров на двенадцать, пока они не обосновались у барной стойки в «Луне». К счастью, девушки дожидались места за столиком, заказанным на восемь, так что у него была уйма времени, чтобы получше разглядеть блондинку и принять окончательное решение.
То, что он видел, ему нравилось. У него даже была возможность перекинуться с ней парой слов, когда блондинка, отколовшись от подружек, пошла в туалет. Это было рискованно с его стороны, но две другие девицы были так увлечены парнями и лимончелло, что ничего не заметили.
Он почувствовал разочарование, когда хозяйка зала сообщила девушкам, что можно пройти за столик. Затем услышал мужской голос: «Погодите, давайте еще по одной». Господа в костюмах явно полагали, что усиленное спаивание девчонок приведет к чему-то большему.
Вместо этого невысокая девушка в желтом платье вручила одному из мужчин свой сотовый и попросила сфотографировать ее с подружками втроем. Исполнив задуманное, брюнетки прошли за администратором к столику, бросив напоследок лишь «спасибо» своим «ликерным» благодетелям. И только блондинка обняла каждого из них, прежде чем последовать за подружками.
После ухода девушек уровень шума у барной стойки заметно снизился. Другие посетители, похоже, вздохнули с облегчением, однако он воспринял это как сигнал к отходу.
Он вышел на улицу Мотт и направился к северу, в сторону улицы Хаустена, изо всех сил замедляя шаг. Его машина стоит всего в десяти кварталах отсюда, а ужин займет у девушек не меньше часа.
У него еще уйма времени.
Почему-то Стефани Хайдер всегда знала, что ее дружба с Челси Харт приведет вот к такому вечеру.
С того самого дня, когда Стефани представили второму классу начальной школы в Форт-Уэйне[3] как новенькую из Майами, девочки были неразлучны. К концу третьей недели учебы Стефани впервые в жизни была оставлена после уроков — их с Челси застукали на спортивной площадке за чтением «Женушки» Джуди Блум.[4] Разумеется, девчонки твердили, что ошиблись, приняв эту книжку за продолжение «Жирдяйки».[5] Однако в глазах учительницы Челси уже успела заработать дурную репутацию.
В последующие годы Стефани порядком натерпелась из-за Челси. К примеру, она могла постучать Стефани в окно поздно вечером, когда родители уже не разрешали выходить из дома, и выманить на улицу ради запретной сигаретки. Во времена средних классов Челси непременно затевала на вечеринках запретную игру «Правда или действие?».[6] Однажды, уже в девятом классе, Стефани пришлось утешать и убаюкивать рыдающую Челси, после того как ее послал Данкан Гир, даже несмотря на то, что в предшествующие выходные они забавлялись на заднем сиденье отцовской машины. А на первом курсе они как-то раз добирались домой автостопом после студенческой вечеринки в городе Энн-Арбор.
Челси несомненно была источником неприятностей. Мама Стефани ласково называла ее Отъявленным Ч.У.Д.Ом (это расшифровывалось как «Челси, удивительно дурной образец»). Однако была в ней какая-то искра, делавшая безрассудство притягательным и заразным. Вдобавок ей была присуща неизменная преданность, поэтому в течение последних десяти лет они со Стефани оставались близкими подругами.
Они даже вместе поступили в колледж и делили одну комнату в общежитии. Родители Стефани предупреждали, чтобы девушка не удивлялась, если в Индианском университете их пути все-таки разойдутся, однако первый курс уже подошел к концу, а они здесь, в Нью-Йорке, вместе проводят весенние каникулы — неразлучные, как всегда.
До последнего вечера Челси более или менее удавалось сдерживать свои порывы. По настоянию Стефани они посетили Музей Метрополитен, Музей современного искусства и Музей Гугенгейма. Джордан, их соседка по общаге, копила все входные билеты и значки, купленные в музеях, для памятного альбома, который пообещала собрать по возвращении домой. Девушки взяли за правило посещать каждый день какой-нибудь новый район: Верхний Ист-Сайд, Верхний Вест-Сайд, Мидтаун, Гринвич-Уиллидж, Сохо и даже Чайнатаун. На третий день путешествия они сменили такси на метро, а на пятый какой-то человек остановил их на улице с просьбой подсказать дорогу.
Но в тот вечер, последний из проведенных на Манхэттене, Стефани почувствовала, что испорченный ребенок, дремавший в Челси, намерен выйти и поразвлечься. Сначала вульгарный наряд, затем поход в итальянский ресторан. Челси мало было внимания парней в баре — надо было еще и флиртовать с какими-то мужиками по пути к столику, сочиняя фальшивую биографию (она всегда так поступала в подобных случаях).
Будь воля Стефани, они бы ушли рано, сразу после ужина, насытившись пастой и мороженым. Но Джордан была согласна с Челси и тоже считала, что последние часы на Манхэттене надо оттянуться на полную катушку. Из Маленькой Италии они прогулялись до Нолиты, затем через Сохо и Вест-Уиллидж до района Мясного рынка. Джордан вбила себе в голову, что им обязательно следует зайти в «Пульс», потому что, если верить «ЮС уикли», три недели назад Джаред Лето отмечал в этом клубе день рождения.
И снова благодаря их фальшивым водительским правам и мегаваттной улыбке Челси им позволили обойти красный бархатный шнур и оказаться за тяжелыми дубовыми дверями. Стефани пришлось признать, что они попали в настоящий клубный рай площадью четыре с половиной тысячи квадратных метров. Диджей работал в поднятой на высоту кабине, окруженной несколькими площадками-сценами. Камеры проецировали на стены изображение танцующих, пульсирующее в такт музыке. От барной стойки через зал тянулась восьмиметровая подсвеченная розовым площадка.
Даже воскресным вечером здесь было не протолкнуться. Джордан прокладывала путь, и девушкам все же удалось пристроиться на свободном пятачке рядом с танцполом. Стефани успела лишь разок глотнуть здешнего фирменного мартини — ядреного зелья, похожего на лимонад, сдобренный микстурой от кашля, и тут заметила, что Челси уже болтает с каким-то патлатым блондином. Перехватив взгляд подруги, Челси радостно потыкала пальцем в сторону белых штор, отгораживающих ВИП-зону, и скрылась за ними вместе с блондином.
Стефани колебалась. Ей очень не нравилась эта манера мгновенно сходиться с незнакомыми людьми. Челси, хоть порой и ошибалась, была в душе человеком добрым и порядочным, а потому автоматически — и неосмотрительно — считала таковыми других. И все-таки, как обычно, Стефани и Джордан пошли за ней.
Стефани спохватилась лишь ближе к часу ночи — обратив внимание на время, она уловила затуманенный взгляд покачивающейся Челси. Стефани показала ей на часы, но этот жест ничего не дал. Через три четверти часа она все-таки забралась к Челси на площадку-подиум и сказала, что пора домой. Но ответом ей было растянувшееся на две песни дурацкое вихляние бедер и задранных вверх рук.
Наконец в два тридцать сдалась даже Джордан. Они со Стефани принялись рассчитывать время. Рейс в семь утра. В аэропорт к шести. Такси — в пять тридцать. Встать надо в пять, самое позднее — пять пятнадцать, если они заранее соберут вещи и не станут принимать душ. Остается поспать в лучшем случае часа два, если уйти прямо сейчас. С весельем пора завязывать.
Стефани обнаружила, что Челси танцует на скамье, стоявшей у стены. Патлатого парня сменил еще один — высокий и тощий, с угловатым лицом. Он протягивал Челси очередную порцию виски со льдом. Челси схватила Стефани за руку и попыталась затащить на скамью, однако Стефани с той же силой тянула подругу к себе, и Челси пришлось выпустить ее руку.
— Хватит, Челс, — сказала Стефани, перекрикивая музыку. — Нам еще собраться надо. Пошли.
Челси посмотрела на часы, скривилась и дернула плечиком.
— Смысла нет ложиться спать. Лучше уж гулять всю ночь.
— Двое против одного. — Указательным пальцем Стефани отодвинула штору, отделявшую зал ВИП, чтобы Челси увидела Джордан; она свернулась на диване, положив голову на свою черную лакированную сумочку. — Ты в меньшинстве. Пора идти, детка.
Она снова и снова тянула Челси за руку, но та вырывалась.
— Зачем же быть такой занудой? — раздался за спиной у Стефани мужской голос.
Она обернулась, чтобы повнимательней оглядеть нового дружка Челси. Ростом он был примерно метр восемьдесят два, а по возрасту — лет двадцати пяти. Свои каштановые волосы он гелем уложил в короткий ирокез. На нем были узкие черные брюки, остроносые черные туфли и белая рубашка с узким черным галстуком. Стефани метнула в него убийственный взгляд и снова переключилась на Челси.
— Ты что, серьезно? Ты лишаешь нас «быстрого сна» из-за этого Дюран Дюрана?
— Ты про Джейка? Он похож на Джейка Джилленхола, правда?
Однако Стефани не удостоила парня еще одним взглядом.
— Мы хорошо погуляли, Челе. Но теперь нужно уходить.
— Валяйте! — прокричала Челси. — Мне и одной неплохо.
Стефани снова посмотрела на Джордан — та явно засыпала, несмотря на ухающие басы, сотрясающие блестящий белый паркет.
— Не глупи. Мы без тебя не уйдем.
— Да все в порядке! Я успею к рейсу. Обещаю!
Допив остатки виски, она вскинула руку в скаутском салюте, а затем притворилась, будто шлепает себя по попе.
Стефани не смогла удержаться от улыбки при виде ее ужимок.
— Пожалуйста, обещай, что ты не уедешь с этим представителем «новой волны».
Челси рассмеялась.
— Нет, конечно! Я возьму такси. Просто хочется еще потанцевать. Похоже, сегодня лучшая ночь в моей жизни!
Стефани оглядела клуб и поняла, что уговаривать Челси бесполезно.
— Наличные есть?
Челси соскочила с лавки и быстро обняла подругу.
— Да, мамуля. И кредитка.
— Нам нельзя опаздывать на рейс, — предупредила Стефани.
— Разумеется. Я скоро приду, самое позднее — после закрытия, ладненько?
Следуя за Джордан к двойным дверям «Пульса», Стефани безуспешно пыталась унять тревогу. Через час здесь заканчивали продавать алкоголь. Что такого ужасного может случиться с Челси?
Выйдя на улицу, она не обратила внимания на припаркованный неподалеку синий «Форд Таурус». И не видела, как обрадовался сидевший в машине человек, когда понял, что девушки уехали на такси вдвоем, без подруги.
Говорят, Нью-Йорк — город, который никогда не спит. Однако Элли Хэтчер знала, что в пять утра он довольно-таки сонный. Как и она сама.
— Просыпайся!
Элли почувствовала, что ее веки задрожали, открылись и снова сомкнулись, защищая глаза от ослепительного света, попадавшего в ее спальню через непрошеную щель в двери. Щель увеличилась, комната потонула в ярком свете, и Элли натянула на голову одеяло.
— О-о-ох, — простонала она из своего темно-синего убежища.
Она почувствовала удар в бедро и услышала голос брата:
— Вставай, Эл!
Голос его звучал раздражающе бодро, и Элли сделала то, что на ее месте сделал бы любой нормальный человек, услышав столь неприлично-радостные нотки в такую рань, — не обратила на него никакого внимания.
На нее обрушился следующий удар — теперь он пришелся почти в голову.
Элли сорвала с себя одеяло, сбросив на паркетный пол орудия утренней пытки — ее собственные кроссовки «Сокони».
— Уходи, — пробормотала она, снова зарываясь в одеяло.
— Сама виновата, — сказал Джесс, ухватив ее за обтянутую носком ступню, не прикрытую одеялом. — Кажется, ты грозилась брать с меня плату за жилье, если я тебя сегодня не разбужу. Это же твое условие было: пропускать не больше двух дней в неделю, но только не подряд. Знакомые слова? Ты же вчера отоспалась.
Когда тебя попрекают твоими же собственными словами, подумала Элли, самое ужасное в том, что с этим не поспоришь.
Первые два километра они бежали молча.
Этот договор они заключили три недели назад. Для Элли пробежка в пять утра была ранним началом рабочего дня, для Джесса — поздним завершением рабочей ночи. А для обоих — хорошим противовесом сигаретам и спиртному, к которым слишком часто их тянуло в последнее время. Поскольку Элли была большой сторонницей четких ритуалов, они ввели правило: пропускать пробежку можно не чаще двух раз в неделю, и только не подряд.
Джессу пришлось выучить и еще одно, уже не такое жесткое правило: пробежки не предназначены для обсуждения недавней поездки Элли в Вичиту, их родной город. Эта поездка, как они оба понимали, но не желали признавать, и была истинной причиной Эллиной потребности в этом ежеутреннем уединенном ритуале.
Однако этим утром в парке Ист-Ривер они оказались не одни.
— Как думаешь, что там такое? — спросил Джесс.
Элли посмотрела в ту сторону, куда глядел брат, и увидела компанию из трех мужчин, которые топтались у забора, окружавшего небольшую стройплощадку возле ФДР — шоссе Франклина Делано Рузвельта. Они были в футболках и шортах для бега, а телосложение выдавало в них серьезных спортсменов. Один из них, на котором была поясная сумка, разговаривал по сотовому. С такого расстояния слов было не разобрать, но Элли видела, как, поглядывая сквозь сетчатое ограждение, его спутники что-то кричат ему.
А еще она услышала характерное попискивание телефонного рингтона. Мелодия показалась ей знакомой.
— Меньше знаешь — крепче спишь.
Больше всего Элли хотелось добраться до дома, отдышаться и дать отдых уставшим ногам. Эта стройплощадка появилась в западной части парка еще до того, как они начали свои утренние пробежки. Для Элли интерес представляло лишь то, что она находилась неподалеку от Вильямсбургского моста — места, где они обычно поворачивали назад, к дому. Взгляд Элли был по-прежнему устремлен на дорожку: чуть впереди — теннисные корты, за ними мост, а потом можно пускаться в обратный путь.
— А где же твоя тяга к приключениям? — Джесс потрусил к ограде.
Элли не могла понять, как ее брат — при его-то образе жизни — умудряется с такой легкостью выдерживать эту физическую нагрузку. Она поддерживала форму при помощи кикбоксинга и тренажеров, но серьезные пробежки всегда выматывали ее. Однако любой сторонний наблюдатель легко ответил бы на этот вопрос — достаточно было разок взглянуть на Элли и Джесса. Объем легких — лишь одно из множества отличий.
— Если я остановлюсь, тебе придется тащить меня до дому, — пропыхтела она.
— Для этого ты слишком тяжелая! — крикнул Джесс, показав язык. Он бежал, развернувшись лицом к сестре. — Давай глянем, что заинтересовало компанию порядочных ньюйоркцев.
Приблизившись к трем спортсменам, Элли заметила озабоченное выражение на их лицах. Владелец поясной сумки захлопнул свой мобильник.
— Они едут, — объявил он.
Волна облегчения пробежала по лицам бегунов. Элли видела это бесчисленное множество раз, приезжая на место преступления в форме и с полицейским жетоном.
Джессу было любопытно, что могло отвлечь рядовых горожан от привычного распорядка дня, а Элли снедало неприятное предчувствие. Она попыталась убедить себя, что дело, возможно, всего лишь в вандализме — наверняка какой-нибудь бродяга ищет себе место для привала.
— Что тут у вас такое интересное? — полюбопытствовала она.
— Вам, наверное, лучше не смотреть, — ответил один из мужчин.
Бегуны расступились, и Элли приготовилась к худшему, но даже она не могла предугадать, что за картина явится ее глазам. Одна из проволочных секций между накренившимися столбами провисла, образуя изрядную брешь в ограждении стройплощадки.
На груде белых пластиковых труб, словно брошенная тряпичная кукла, лежала женщина — скорее, совсем молодая девчонка. Руки были прижаты к бокам, а ноги — неуклюже расставлены. Ее красная блузка была расстегнута, под ней виднелся черный атласный лифчик; трусики были такие же, наверное, из комплекта. Ноги у нее были голые, на ступнях болтались золотистые босоножки на шпильках. Одежда, прикрывавшая нижнюю часть тела, исчезла.
Элли охватила злость, переходящая в ярость. Она уже повидала немало убийств, но никогда не встречалась с подобной жестокостью. Вьющиеся волосы девушки были вырезаны пучками, так что образовались обширные проплешины. Ее тело и лицо были иссечены короткими глубокими колотыми ранами, по расположению напоминающими сетку для игры в крестики-нолики. Элли содрогнулась, представив себе ужас жертвы при первом отблеске лезвия.
Она услышала слова одного из мужчин, что они не смогли нащупать пульс, но уже поняла, что проверять бессмысленно. Она заставила себя сосредоточиться на фактах, которые потребуются ей для отчета.
Странгуляционные бороздки алели на шее девушки, словно ожерелье из цветов дельфиниума. Глаза выпучены, между губами, покрытыми засохшей коркой слюны и желчи, распухший язык. Трупное окоченение пока не наступило, но кожа девушки — наверняка еще несколько часов назад живая и сияющая, — стала серой и начала синеть, особенно на нижних конечностях. Соединительную оболочку глаз испещряли красные пятнышки кровоизлияний.
Увечья были не только чудовищны, но и беспричинны. Ведь умерла девушка скорее всего от удушения.
Электронное попискивание, которое Элли слышала раньше, повторилось, на этот раз громче. Источник звонка находился недалеко от тела.
Элли вздрогнула, уловив характерный для рвоты звук. Она обернулась и увидела Джесса — согнувшись, он стоял возле столба ограды, на котором висел черный брезент. И тут издалека донеслось завывание сирен.
— Разрешите? — обратилась она к одному из спортсменов, указав на его мобильный.
Набирая номер, который в свое время запомнился на удивление быстро, она увела бегунов в сторонку от того места, которое вскоре оцепят как место совершения преступления.
Едва она закончила разговор, как подъехала первая патрульная машина.
Попискивание, оказавшееся мелодией песенки Гвен Стефани, доносилось из мобильника убитой девушки. Сигнал был выставлен на 5.32 утра. Элли проснулась за тридцать две минуты до этого времени. Через час и двадцать восемь минут должен был начаться ее рабочий день в 13-м участке.
Какое значение имело это время для неизвестной девушки? Возможно, по понедельникам она предпочитала вставать именно в 5.32. А может быть, так она напоминала себе, когда нужно вернуться домой в воскресную ночь. Или принять лекарство. А может, погулять с собакой? Для чего бы она ни выставила этот сигнал, в 5.32 девушка уже была мертва, и звонок помог лишь одним — тем, что привлек к ее трупу трех бегунов.
Эллиному напарнику потребуется не меньше двадцати минут, чтобы добраться до места преступления от своего дома в районе Бруклинские высоты. Теперь ей следовало убедиться, что этот путь он проделает не напрасно.
Первым из патрульной машины вышел полицейский, занимавший пассажирское сиденье. С виду — типичный новобранец. Сильный. С детским лицом. Энергичный. Коротко стриженный. В другое время такой наверняка завербовался бы в армию. А теперь небось мама его отговорила. И он пошел в блюстители закона.
Патрульный направил фонарик на убитую девушку. По его реакции Элли догадалась, что труп он видит впервые.
— О боже! — Он рефлекторно схватился за живот.
— Всем слабонервным: блевать там. — Элли указала на Джесса, который, как было велено, стоял поодаль, глядя на реку и глубоко дыша. — Детектив Хэтчер, убойный отдел Южного Манхэттена. Мне нужна ваша рация.
В отделе по расследованию убийств Элли проработала всего неделю, и до сих пор, так сказать, «осваиваясь», ей приходилось лишь помогать новому напарнику зачищать хвосты в старых делах и подстраховывать другие команды. И вот теперь она наткнулась на труп этой бедняжки прямо на территории Южного Манхэттена. Из всех полицейских Элли первой оказалась на месте, а ведь она детектив. И если она сейчас не ухватится за это дело, значит, не заслуживает нового назначения.
Патрульный оторопело моргал, глядя на Элли. Сначала обезображенное тело, а теперь пропотевшая женщина в футболке и трениках нахально требует у него рацию.
— Но…
Зато напарница молодого полицейского, выбравшись с водительского места, сразу нашла нужные слова, которые никак не мог подобрать парнишка.
— Я запрошу подтверждение, — заявила она, поднимая руку к микрофону, закрепленному у нее на плече. — И никто не должен пользоваться нашими рациями. Простите, мэм.
Элли кивнула. Эта женщина — хороший полицейский. Возможно, этот труп — первый и для нее, все зависит от того, на каком участке ей приходилось работать. Но она отлично держалась. Лучше, чем ее партнер. Она бегло глянула на тело, а затем внимательно осмотрела всех присутствующих. Три бегуна, бродившие туда-сюда. Потная женщина, требующая их рацию. Растерянный долговязый парень, стоящий у воды.
— Проследи, чтоб этот парень никуда не делся, — велела она партнеру.
Да, она определенно хороша. Из всех, кто здесь оказался, Джесс был единственным объектом, которого зарегистрировал бы радар любого полицейского. А попросив молодого коллегу составить ему компанию, она позволила очевидно нервному патрульному отойти подальше от тела.
— Вы правы, — согласилась Элли, примирительно поднимая руки. — Свяжитесь с вашими. Но скажите, что убойный уже здесь. Жетон 27990. Хэтчер. У них я записана как Эльза.
Она слушала, как женщина-полицейский передает информацию. Они в парке Ист-Ривер, южнее улицы Хаустена и севернее теннисных кортов. У них 10–29–1.
Стандартный десятичный код.[7]10–29–1 означает следующее: 29 — уже совершенное преступление, 1 — убийство. По всей стране коды постепенно вымирают, сменяясь обычным языком. Министерство национальной безопасности дошло до того, что заставило Полицейское управление Нью-Йорка обучить сотрудников такому вот языку, что, как они предполагали, должно облегчить совместную работу различных служб в случае экстренной необходимости. Однако для ПУ Нью-Йорка идея восьмичасового тренинга стала очередной возможностью высмеять федералов.
— Нам все-таки нужна «скорая», — постановила патрульная.
Бригаду неотложной помощи можно было вызвать обычным звонком по 911, но в последние дни на «скорую» держался большой спрос, а потому она приезжала гораздо позже патрульных. Вызов на убийство означал, что сюда прибудут криминалисты и судмедэксперты. Они-то и нарушат уединение на Ист-Ривер.
Элли жестом поторопила патрульную. Та проверила номер Эллиного жетона и сообщила диспетчеру, что детектив из отдела убийств уже на месте.
— Скажите им, что Джей Джей Роган тоже едет сюда, — добавила Элли. — Джеффри Джеймс Роган, мой напарник. Пусть внесут наши данные. Нет необходимости вызывать кого-то еще.
Женщина повторила информацию. Элли удовлетворенно кивнула и направилась проведать Джесса.
— Я вижу, вы уже познакомились с моим братом, — обратилась она к юному патрульному. — Он не так опасен, как кажется.
Джесс вскинул руку, оттопырив большой палец и нацелив указательный на полицейского.
— Оказывается, твой соратник — настоящий фанат «Собачьей площадки».
Так именовалась рок-группа Джесса. Их самыми крупными концертами были выступления в кабаках Вильямсбурга, вмещавших не больше десятка столиков, и случайные вечера на открытых площадках Манхэттена. Назвать «Собачью площадку» многообещающей группой значило бы серьезно понизить рангом команды, которые действительно карабкались по лестнице славы.
— Я знала, что кто-нибудь любит их не меньше, чем я, — сказала Элли.
— Да, мир тесен. — Полицейский воодушевленно улыбнулся.
Джесс поверил ему, однако Элли заподозрила, что радость у патрульного вызвала скорее возможность поговорить о чем-то более приятном, чем только что увиденный труп.
Она обернулась на шум мотора и увидела второй сине-белый автомобиль.
— Вас не затруднит подбросить моего брата домой… э-э-э… Капра? — спросила Элли; сощурившись, она-таки прочитала именной знак патрульного. — Мне кажется, сегодня утром его сердце уже достаточно потренировалось.
— Конечно, без проблем.
— Он передаст вещи, чтобы я могла переодеться, и остальную экипировку, если вы не против, конечно.
— А, ну да. — Капра глянул на свою напарницу, словно беспокоился, как она к этому отнесется. Сначала его чуть не стошнило на труп. Теперь ему дают задание.
— Мне действительно нужна экипировка, — сказала Элли, проследив за его взглядом. — Я скажу ей, что это моя просьба.
Она тронула брата за плечо.
— Поспи немного. Я позвоню тебе позже.
Элли взглянула на часы. 5.45. Сорок пять минут назад Джесс запустил кроссовку ей в голову. Тридцать четыре минуты назад она засекла время, выходя на пробежку. А тринадцать минут назад впервые раздался рингтон — песенка Гвен Стефани.
Она посмотрела на девушку, брошенную на кучу строительного мусора. Если бы Элли не прервала пробежку, это дело ушло бы кому-нибудь другому. Кто-то другой сообщил бы печальную новость семье. Кто-то другой неубедительно пообещал бы, что сделает все возможное и найдет преступника, сотворившего такое с их дочерью. Но она не побежала дальше. Она заставила патрульную назвать ее имя по рации. Теперь это ее дело. Она отвечает за эту девушку.
Пришло время выяснить имя неизвестной.
В шестидесяти метрах оттуда, на другой стороне шоссе Ист-Ривер, возле жилого дома на улице Манжена стоял синий «Форд Таурус». Мужчина за рулем наблюдал, как подъехала вторая патрульная машина, а за ней «неотложка» с включенной сиреной и проблесковым маячком. Две машины с четырьмя полицейскими приехали раньше медиков. В этом была какая-то нелепость. Хорошо, что девушку уже не спасти.
Первая патрульная машина, выехав из парка, направилась к северу по Рузвельтовскому шоссе. Впереди — коп. Сзади штатский без наручников. Все остальные пока в парке. Ему хотелось остаться и посмотреть, как дело пойдет дальше, но он знал, что вскоре полиция начнет прочесывать округу.
Он повернул ключ зажигания. Цифровые часы на торпеде показывали 5.46. Он настроил радио. До программы Говарда Стерна еще четырнадцать минут.
5.48. В тридцати пяти километрах восточнее парка, в Майнеоле на Лонг-Айленде, Билл Харрингтон резко открыл глаза — разносчик газет снова промахнулся, и, вместо того чтобы попасть на крыльцо, тяжелый сверток угодил под окно его спальни. Тело казалось липким. Билл откинул одеяло и с удовольствием ощутил холодок на босых ногах.
Ему снилась Робби.
Сон начался на заводе «Алкоа» под Питтсбургом; он давненько не был там, ведь Пенни настояла, чтобы после выхода на пенсию они поселились на Лонг-Айленде. Но двадцать пять лет своей жизни он плавил и лил сталь на этом заводе по пять дней в неделю, и по большей части это время было счастливым. Во сне он вошел в знакомую комнату отдыха для сотрудников, однако оказался у старого кухонного стола, служившего Харрингтонам с незапамятных времен.
В тот день Робби исполнилось шесть. А Дженне было всего двенадцать, однако она выпросила позволение испечь торт лишь с минимальной помощью мамы. Торт вышел комковатый и кривобокий, покрытый коркой подозрительной зеленой глазури. Однако Робби, казалось, ничего не заметила.
А вот и она — коленки стоят на виниловой обивке кухонного стула, локотки упираются в стол, светлые волосы зачесаны назад и убраны под розовую бумажную корону именинницы. Девочка нетерпеливо поглядывает на шесть горящих свечек, а Билл, Пенни и Дженна выводят последнюю строчку поздравительной песенки, чтобы продлить волнительное ожидание. Билл улыбнулся во сне, когда Робби зажмурилась, набрала побольше воздуха и осторожно выпустила его на каждую из свечек.
— У меня получилось, папа! Я затушила все, как ты учил. Мое желание правда исполнится?
— Тебе придется подождать, чтобы узнать это, Робби. Но помни — о нем никому нельзя рассказывать!
Во сне Робби слезла со стула и вышла из кухни туда, где, по его представлению, несколько минут назад находился завод. Билл пошел следом, желая побыть с девочкой еще немного, но было уже поздно. Он нашел ее такой, какой видел в последний раз почти восемь лет назад, — обнаженной, на железной каталке, покрытой простыней.
Все последующие годы Билл ловил себя на том, что думает о младшей дочери. Он никогда не считал, насколько часто это происходит; наверняка не меньше раза в день, обычно даже чаще. И, как раньше, когда Пенни еще была с ним и Дженна жила неподалеку, Билл порой просыпался от снов, переходящих в кошмары.
Однако очень давно воспоминания о Робби не были настолько яркими.
Элли все еще была в футболке и спортивных штанах, когда Джей Джей Роган, сбросив скорость своего белого «Форда Краун Виктория», перескочил через обочину Рузвельтовского шоссе и забил себе место для парковки — участок голой земли.
Направляясь к напарнику, она проклинала молодого патрульного Капру за то, что он до сих пор не вернулся. В ее голове возникла такая картина — ее братец похваляется перед новым поклонником свеженьким гитарным рифом, а она торчит на месте преступления в грязной спортивной одежде.
Когда Роган вышел из машины, она смутилась еще больше. Как обычно, он был при параде. Сегодня его наряд состоял из черного костюма с пиджаком на трех пуговицах, накрахмаленной серо-стальной рубашки и лилового галстука в мелкий белый горошек. Два дня назад она заметила ярлык на другом его пиджаке, небрежно повешенном на спинку стула: «Канали». Штуки две, не меньше. Она прикинула, что этот потянет примерно на столько же.
Элли так и не поняла, откуда у ее напарника деньги на такой гардероб, а также на другие, менее явные прихоти, но не удивилась бы, узнав, что после службы он подрабатывает моделью. Джей Джей был среднего роста и крепкого телосложения — возможно, в нем было немногим меньше метра восьмидесяти, а весил он как минимум девяносто килограммов. Кожа темного оттенка мокко. Наголо бритая голова. И очень приятная улыбка.
Короче говоря, внешность у Джей Джея Рогана была на высшем уровне.
И, похоже, это понимали детективы из отдела убийств 13-го участка, который почти полностью состоял из мужчин. Не ускользнуло от их внимания и то, что Элли тоже недурна собой. Однажды она слышала, как один из коллег обозвал их «Цыпочкой и Таббсом».[8] Она надеялась, что со временем коллеги придумают что-нибудь поумнее, но главный мотив уже прозвучал.
— Даже шести еще нет, Хэтчер. Знаешь, на эту фигню стоило бы вызвать кого-нибудь другого.
— Хочешь сказать, если бы ты оказался первым на месте преступления, ты подождал бы, пока дело заберет кто-нибудь еще?
Она так и не поняла, устроил такой ответ ее напарника или он просто решил перейти к делу, однако Роган направился прямо к стройплощадке. Один из криминалистов по-прежнему огораживал место преступления желтой полицейской лентой.
При виде тела Роган поморщился.
— Да, кажется, тут кто-то серьезно постарался. Что у нас есть?
— От медэкспертов никаких официальных сообщений пока не поступало. Но, судя по опухшим лицу и глазам, я полагаю, что она умерла от удушения.
Согласно кивнув, Роган осветил тело фонариком.
— А порезы просто ради забавы. Похоже, большинство из них нанесены посмертно. — Если сердце перестает биться и качать кровь, посмертные колотые раны остаются сухими. Кожные покровы убитой напоминали разрезанный пенопласт. — Личность установили?
— Мы нашли сумочку — вероятно, ее перебросили через ограду, но ни кошелька, ни удостоверения личности в ней не было.
— А как насчет волос?
— Пока никак. Он отрезал их либо до того, как привез ее сюда, либо забрал с собой — возможно, в качестве сувенира.
Роган все еще рассматривал тело.
— Слишком чистенькая для проститутки. Следов от инъекций нет. Свежий педикюр. Комплект нижнего белья.
Элли уже обратила внимание на эти детали.
— Сколько ей, по-твоему? Знаешь, я в этом не силен, — признался Роган, усмехнувшись.
Неделю назад, когда они с Элли только познакомились, он сказал, что по виду ей не больше двадцати. А затем добавил: если речь идет о белых, ему трудно судить.
— Чуть за двадцать, не больше. А может, и двадцати еще нет.
Роган прищелкнул языком.
— Мы вытащили сотовый из-под тела, — продолжила Элли. — Видимо, телефон выпал, когда этот тип выгружал ее здесь, еще до того, как он выкинул сумочку.
— Значит, проверь все ее контакты. Давай выясним, кто эта девушка.
— Легко сказать. Тут что-то с дисплеем. Пока я отключала сигнал, он все время мигал. А теперь картинка и вовсе пропала — одни черные полосы.
Роган посмотрел на испорченный телефон.
— У меня такое же было, когда я свою «Моторолу» в спортзале уронил. Сдохла эта штуковина.
— Правда, в ее сумочке я нашла вот это. — Элли показала напарнику пакетик с пластиковой застежкой, в котором лежала белая пластиковая же карточка размером с визитку.
Он улыбнулся, поняв, что находится в пакетике.
— Ну, это сужает поиск. А ты планируешь весь день ходить в своих потных шмотках?
И тут, словно по команде, к машине Рогана подкатил полицейский автомобиль. Вышедший оттуда Капра держал в руках знакомый синий рюкзак. Элли надеялась, что Джесс не забыл положить ее жетон, «Глок» и смену белья.
— Я почти готова, — заявила Элли.
Белая пластиковая карточка, украшенная монограммой из заглавной «Н» в изящном завитке «О», оказалась электронным ключом от гостиничного номера.
— У нас три «Хилтона» на Манхэттене, — заметил Роган. — Таймс-сквер, Рокфеллеровский центр и Финансовый район. Выбирай.
Тем временем Элли, извиваясь, переодевалась на заднем сиденье, стараясь не думать о всевозможной слизи и прочих следах, которые могли оказаться на обивке с момента последней дезинфекции салона.
— Девушки в таком возрасте не останавливаются возле Уолл-стрит.
— Конечно, если они не уличные проститутки, — вставил Роган.
— А мы про нее так не думаем. Значит, из оставшихся я выбираю Таймс-сквер. Кто теперь не любит Таймс-сквер?
Элли уже застегивала кобуру, когда Роган подкатил к гигантским медным часам, стоявшим на 42-й улице, перед одним из входов в гостиницу. Выйдя из машины, она жестом отослала одетого в униформу парковщика. Выбравшись следом, Роган сунул ему под нос жетон.
— Мы по-быстрому, парень. Спасибо.
К их удивлению, вестибюль гостиницы располагался на двадцать первом этаже. На скоростном лифте, оформленном в стиле арт-деко, они миновали нижние этажи высотного здания, где находились разнообразные конторы. Роган и Элли пробрались к стойке, возле которой выстроилась длинная очередь постояльцев, вероятно, выезжавших из гостиницы.
Их приветствовала бледная дамочка с рыжими, собранными в пучок волосами и очками на цепочке.
— Чем могу помочь?
Роган протянул ей гостиничный ключ и, понизив голос, объяснил, что им нужно и почему.
— О господи, — служащая тоже заговорила вполголоса. — К сожалению, это не наш ключ.
— Вы уверены?
— Абсолютно. — Она показала белую карточку, которая выглядела также, как найденная у жертвы, но с надписью «Таймс-сквер» над логотипом. — Вот один из наших ключей. Знаете, людям нравится здесь, на Таймс-сквер. Нас называют «бутик-отель». Это тоже нравится людям. Вам стоит обратиться в наш отель у Рокфеллеровского центра. У них больше двух тысяч номеров.
— А тот, что в Финансовом округе? — спросила Элли.
— Там пятьсот шестьдесят пять.
— Значит, если учесть вероятность…
— Наш филиал у Рокфеллеровского центра расположен на стыке 53-й улицы и 6-й авеню.
В лифте, пока детективы спускались на первый этаж, Элли наблюдала, как Роган осматривает в зеркале свою свежевыбритую голову. Она украдкой глянула на себя, но все же решила не всматриваться. Элли по опыту знала, что ее светлые волосы, по длине доходящие до плеч, торчат сейчас в разные стороны — все из-за заколки, при помощи которой она убирала их в хвост на время пробежки, и из-за того, что она вспотела. Надо будет выбрать момент, раздобыть расческу и хотя бы умыться.
— Почему же нам сразу не пришло в голову проверить ту громадную гостиницу? — недоумевала Элли, не сводя глаз с дисплея, на котором шел обратный отсчет этажей.
— Думаю, нас ввели в заблуждение первые двадцать этажей. Из-за них эта гостиница кажется больше, чем на самом деле.
— Это ты про бутик? Про то, что та бабушка с очочками лепетала? Так это она надвое сказала. — Элли не собиралась язвить по поводу администраторши, это получилось само собой.
Роган рассмеялся. Смех был хорошим. Громким. От души.
— Осторожней, Хэтчер. Если пройдет слух, что у тебя есть чувство юмора, наши парни так за тебя возьмутся, что я не смогу тебя защитить. Да, но при условии, что ты все-таки найдешь время заскочить в душ.
Поток машин, характерный для утра понедельника, полился из тоннеля Линкольна в Мидтаун. Роган то и дело сигналил передними фарами и уже через четыре минуты вырулил на круговую дорожку у входа в «Хилтон» со стороны 6-й авеню. Поставив машину позади здоровенного автобуса «Трейлуэйз»,[9] он показал служащему жетон, и они с Элли, пробираясь сквозь толпу подростков, которые были одеты в футболки с эмблемой оркестра школы Джона Маршалла, направились в вестибюль гостиницы. Юные музыканты, обвешанные рюкзаками и футлярами с инструментами, болтались туда-сюда в ожидании посадки в автобус; многие из них, достав мобильники, делали последние кадры с видами Манхэттена.
Элли поняла, что они попали в нужное место, когда заметила двух девушек, стоявших в другом конце вестибюля, возле конторки посыльного. Слов с такого расстояния было не разобрать, но повышенный тон беседы говорил о том, что девушки очень взволнованны. Похоже, они спорили, но потом одна расплакалась, а другая обняла ее за плечи. Посыльный в красной униформе и фуражке с кокардой смущенно глядел на девушек, явно желая устраниться.
Джей Джей направился к стойке, однако Элли, схватив его за локоть, кивком указала на встревоженных девушек.
— Пойди расспроси их, — велел он. — Я покажу ключ портье и попробую что-нибудь разузнать.
По пути к конторке посыльного Элли смогла уловить завершающую часть разговора.
— Мы не можем уехать без Челси. — У плачущей девушки были темно-каштановые волосы, собранные в хвост и прихваченные черным ободком. На ней был розовый спортивный костюм и теннисные туфли «Пума».
Подруга гладила ее по плечу, пытаясь успокоить.
— Я не говорила, что мы должны уехать без нее. Я просто сказала, что нам пора в аэропорт. Возможно, Челси уже там.
Роль утешителя досталась щупленькой брюнетке со стрижкой эльфа. Из-за пояса ее джинсов виднелась верхняя часть какой-то татуировки. Нахмурившись, девушка посмотрела на свои часики.
— Мы все равно опоздаем на рейс. Уже почти семь часов.
— Сказали ведь, что его задерживают, — напомнила ей девушка с хвостиком. Она уже почти перестала плакать. — Челси не могла бы так поступить с нами.
Еще один посыльный пробежал мимо расстроенных подружек и схватил ключи от машины, лежавшие на конторке.
— Андейл! — крикнул он, пролетев мимо растерянного товарища, которого задерживали девушки.
— Так вам нужно такси?
От этого вопроса заплаканная девушка снова принялась всхлипывать; посыльный наконец сдался, схватил со стойки ключи и ринулся к выходу.
— Вам нужна какая-нибудь помощь? — спросила Элли.
Девушка-эльф бросила на нее раздраженный взгляд, словно внимание посторонних только усугубляло неоправданную драму.
— Все хорошо, мэм. Мы не хотели устраивать сцену.
— Можете не извиняться. — Элли показала свой жетон, пристегнутый к поясу брюк. — Вы ищете кого-то из друзей?
— Она просто задерживается. Все нормально…
— Да перестань же, ничего не нормально, Джордан. — Заплаканная девушка скинула с плеча руку подруги. — Она пропала. Должна быть здесь, а ее нет. Она знала, во сколько мы уезжаем, но не пришла. Она… она пропала.
Элли почувствовала боль, которую девушка вложила в это слово. Она произнесла его с осознанием того, что пропасть — значит не просто находиться неизвестно где.
Миниатюрная девушка со стрижкой эльфа и татуировкой, та, которую, по всей видимости, звали Джордан, сказала, что им просто нужно в аэропорт. Если они смогут добраться туда, они возьмут билеты на более поздний рейс и подождут Челси там.
— Сказала же, я никуда не поеду.
Джордан что-то пробурчала себе под нос. Услышав сказанную фразу, Элли понадеялась, что заплаканная девушка ее не разобрала.
Однако она все поняла и выдала вполне предсказуемый ответ.
— Ты серьезно? Челси пропала, а тебе пришло в голову сказать, что ты убьешь ее? Ты хоть понимаешь, насколько это отвратительно?
— Так, постарайтесь-ка успокоиться, обе. Тебя зовут Джордан? — Элли обратилась девушке с татуировкой. Та кивнула. — Так вот, Джордан, никто никого не будет убивать.
— Ну да, извините. Прости, Стеф.
— А ты Стеф? — спросила Элли заплаканную девушку.
— Да, Стефани. Стефани Хайдер.
— Хорошо. По всей видимости, вы расстроены, но я хочу, чтобы одна из вас, только одна, — добавила Элли, подняв палец, — рассказала мне, что произошло. Ты можешь это сделать, Стефани?
Девушка несколько раз всхлипнула и нервно подтянула хвостик.
— Мы на каникулы приехали. Наш рейс вылетает утром — собственно, уже сейчас. А нашей подруги Челси нет.
— Но… — хотела вмешаться Джордан.
— Твоя очередь еще настанет, — заверила Элли, подняв руку.
Стефани подгонять не пришлось.
— Вчера вечером мы ходили в клуб. Было уже поздно, но Челси не хотела идти домой. Она не пошла вместе с нами. Мне следовало остаться с ней, но нужно было домой. А она обещала!..
Джордан снова обняла подругу за плечи, и на этот раз Стефани сопротивляться не стала. Сквозь слезы и всхлипы она продолжила:
— Глядя мне в глаза, она пообещала, что к этому времени вернется. Обещала, что будет здесь. Обещала! А ее нет. Что-то с ней случилось. Что-то плохое.
Роган сделал цифровой снимок девушки из парка Ист-Ривер, но Элли не хотелось, чтобы ее опознавали таким образом. Во всяком случае, не в переполненном вестибюле гостиницы. И не сейчас.
— У вас есть фотография подруги?
Девушки покачали головами.
— Точно? — Элли вспомнила, как ребята из школьного оркестра делали снимки на телефоны. — Ни в мобильном, нигде?
— А, да. Ну конечно. — Девушка, которую звали Джордан, подошла к сумкам, громоздившимся в уголке, возле стойки посыльного. Порывшись в большой белой сумке, она вытащила клатч из лакированной кожи и принялась разбираться в его плотно упакованном содержимом. — Извините. Для полетов надо раскладывать вещи в две сумки.
Наконец она извлекла айфон и, несколько раз нажав на кнопки, передала его Элли.
— Это вчера вечером, за ужином. Вот она, в серединке.
Элли взяла айфон и всмотрелась в снимок. Подружки прижались друг к другу, застыли на миг, широко улыбаясь, как будто смеясь. А вот случайный очевидец на заднем плане вовсе не выглядел таким довольным. Вероятно, девчонки слишком уж расшумелись в ресторане. По крайней мере их последний совместный вечер прошел весело.
Экран был маленький, но все три лица можно было как следует разглядеть. Справа Стефани Хайдер с распущенными волосами и сверкающими глазами, совсем не такими, как сейчас — покрасневшими и припухшими. Слева Джордан со стрижкой эльфа.
Элли узнала и девушку в центре. Узнала светлые волосы, длинные и блестящие, позже грубо обрезанные. И красную блузку без рукавов, наверняка подобранную под длинные сережки из малиновых бусин, выглядывавшие из-под роскошных светлых локонов. Узнала улыбающееся лицо, которое потом использовали, как разделочную доску.
Когда Элли было семь лет, ее отец однажды вернулся домой с забинтованной головой.
Джерри Хэтчер больше месяца работал по делу о пропавшем ребенке. О пропаже дочери семья знала больше тридцати суток. Больше месяца они знали, что в последний раз девочку видели, когда та выходила из Кипарисового парка со взрослым мужчиной, чью внешность никто не мог описать.
Отец Элли сосредоточился на подозреваемом, которого ранее задерживали в этом парке за непристойное обнажение перед детьми. В день похищения этот тип не явился на работу. На следующий день тоже. Улика была шаткой, а дело — громким. Отец Элли сумел получить ордер. Он обнаружил тело девочки в бочке, спрятанной под ванной комнатой, прямо под новеньким джакузи подозреваемого.
Три дня спустя, сообщая новость семье ребенка, детектив Джерри Хэтчер говорил о девочке в прошедшем времени. Он не знал, как нарушить затянувшееся молчание родителей — они сидели бок о бок на диване, не сводя глаз со вставленного в рамку портрета их дочки-второклассницы. «Все говорят, у вашей дочки была такая улыбка, что в комнате светлело», — сказал он тогда.
Это сентиментальное замечание было высказано из добрых побуждений. Возможно, оно было банальным, но шло от чистого сердца. Отец убитого ребенка опрокинул кофейный столик и с такой силой толкнул Джерри Хэтчера, что тот шарахнулся головой о каминную полку. За что? За то, что слишком рано заговорил в прошедшем времени.
Среди воспоминаний Элли об отце было множество таких историй. Другие папы, вернувшись с работы, рассказывали о встречах с клиентами. Трудностях на маршруте доставки груза. Или сложном перекрестном допросе свидетелей в суде. Эллин папа объяснил, почему у него забинтована голова, и раз уж пришлось попутно рассказать историю о восьмилетней девочке, похороненной в бочке, ничего не попишешь.
Тогда Элли еще не осознавала этого, но она училась на его историях. В тот самый день она поняла, что никогда не следует использовать прошедшее время. Даже сообщая новость семье. Даже после официального опознания. Даже когда тело уже предано земле. До тех пор, пока сами родственники не начнут употреблять прошедшее время, о погибшем стоит говорить в настоящем.
Конечно, подруги Челси по-прежнему говорили о ней в настоящем. Они не знали, что ее тело лежит на столе из нержавейки в лаборатории судмедэксперта.
По 13-му участку Роган шел впереди всех — мимо стойки дежурных, комнаты совещаний, двух зарешеченных отсеков для задержанных и дальше по узкой лестнице на третий этаж в отдел убийств. Детективы быстро прошли через помещение отдела, до предела заставленное столами, стульями, картотечными шкафами и разнокалиберными коробками с уликами, ожидающими описи. Джек Чен, один из юных гражданских сотрудников, сидел на высоком стуле за стойкой приемной.
Вытащив из кармана двадцатидолларовую купюру и протянув Чену, Роган попросил его принести два кофе и слоеные пирожные. Из-за спины напарника Элли показала Чену три пальца и подмигнула.
Обходя столы, Роган направился в дальний угол отдела, затем вышел в коридор, ведущий к трем комнатам для допросов. Миновав первые две, он открыл последнюю и придержал дверь, пропуская Стефани, Джордан и Элли. Комната для допросов № 3 располагалась в самом конце коридора, реже использовалась и поэтому была самой приличной.
Там стояло всего три стула, а в центре — небольшой стол с ламинированной столешницей. Два слева. Один справа. Два детектива. Один подозреваемый. Так и было задумано.
Девушки стояли в нерешительности, пока Элли не указала им на стулья. Джордан и Стефани сели рядом, бок о бок.
Начали с имен и дат рождения. Встревоженная шатенка с хвостиком и ободком — Стефани Хайдер. Брюнетка с короткой стрижкой и татуировкой на пояснице — Джордан Маклафлин. Их пропавшую подругу звали Челси Харт.
Элли быстро записала в блокнот все три имени, в этом самом порядке. Последнее она обвела в кружок. Всем девушкам было по девятнадцать лет.
Роган предоставил ей право вести допрос.
— В гостинице вы сказали, что приехали в Нью-Йорк на весенние каникулы.
— Верно, — подтвердила Стефани. — Мы прибыли во вторник. Должны были улететь сегодня утром. Прошлой ночью Челси не вернулась в отель и, когда мы должны были выезжать в аэропорт, ее тоже не было.
Джордан поерзала на стуле. Похоже, она до сих пор думала о полете домой.
— Когда вы в последний раз видели Челси? — спросила Элли.
— Вчера ночью. Ну, можно даже сказать, сегодня утром. Мы поздно вернулись.
— Чем же вы занимались?
Девушки уставились в стол. Стефани старательно разглядывала свои перламутрово-красные ногти. Джордан покусывала нижнюю губу.
— У вас потерялась подруга. Думаю, мы не станем обращать внимания на вашу прогулку по барам.
— Мы в клуб ходили. Ушли оттуда примерно в полтретьего. — Стефани умолкла и опустила голову. — А Челси осталась.
Элли черкнула у себя в блокноте: «2.30».
— Где она осталась? Название у этого клуба есть?
— Да. Он называется «Пульс».
Элли была почти уверена, что слышала про это место — одно из самых новых и клевых заведений Манхэттена среди множества подобных. Правда, для нее такие места были слишком крутыми, и она редко ходила туда.
— Это в районе Мясного рынка, верно?
Девушки кивнули.
— В какие еще клубы вы ходили?
— Больше ни в какие, — покачала головой Стефани. — Это все.
— Ты уверена? Никуда больше не заскакивали? Может, просто забыла?
Девушки покачали головами. Они ходили только в один клуб.
— Вы пошли в клуб прямо из гостиницы? — спросила Элли.
Девушки заговорили разом, затем Джордан снова уступила подруге.
— Нет, сначала мы пошли ужинать. В какой-то ресторан в Маленькой Италии. Погодите, у меня осталось название. — Стефани сунула руку в свою черную сумочку и достала смятый клочок плотной желтой бумаги. Разгладив его пальцами, она прочитала: — «Луна».
Элли хотелось точно зафиксировать временную последовательность, пока девушки относительно спокойны, пока она еще не сообщила им новости. Она заставила их припомнить все, чем они занимались накануне. Завтракали «У Нормы» в 10.30. К 12.30 были в Музее современного искусства. В пять часов выпили по одному напитку в гостиничном баре. К шести вернулись в свои номера — собрать вещи. Сели в такси до Сохо в 19.15. В баре ресторана «Луна» были к восьми. Сели за столик в 20.30. Ели примерно с девяти до десяти. Вышли около одиннадцати и пешком дошли до «Пульса». Две девушки ушли из клуба в 2.30. Челси осталась.
Все это было занесено в блокнот. В рамках этой временной последовательности Челси обнаружил убийца.
— Весь день вы были только втроем?
Два кивка. Да.
— Никаких парней?
Две головы дружно качнулись. Нет. Элли не поверила.
— Тогда расскажите мне про ресторан, про «Луну». Вы ни с кем там не разговаривали?
— Нет, — ответила Стефани. — Мы ели одни. Ну, сначала мы выпили в баре с юристами, а потом, когда сели за столик, больше их не видели.
— Возможно ли, что Челси дала одному из них свой номер и встретилась с ним позже, вечером?
Стефани покачала головой.
— Нет. Тем парням было, наверное, лет по тридцать. Староваты для нас.
— Ты в этом уверена? — спросил Роган. — Ты говорила, вы пили с ними в баре.
— Да мы с ними, в общем-то, и не знакомились, ничего такого. Челси назвала им вымышленные имена, сказала, что мы — модели, приехали в город на автошоу. Они знали, что мы дурачимся.
Элли всегда считала, что в Нью-Йорке знакомиться проще мужчинам, но эти девочки рисовали совсем иную картину.
— А как насчет клуба? Там вы с какими-нибудь парнями знакомились?
Девушки пожали плечами, но, судя по ускользающим взглядам, немного занервничали. Потом Стефани сказала:
— Она познакомилась с какими-то ребятами в одном из ВИП-кабинетов. Мы все там тусовались.
— Какие-нибудь имена запомнили? — спросила Элли.
— Нет.
Элли посмотрела на Джордан. Та покачала головой.
— Ничего? Хотя бы имена? Или прозвища?
— В таких местах очень шумно. Ты просто говоришь, типа: «Привет, классное место, был тут раньше?» В таком духе, а если хочешь и правда поговорить, надо выходить наружу.
— А вы не видели, Челси выходила?
Головы снова качнулись.
— Ладно, а с кем-нибудь в особенности Челси в этом ВИП-кабинете общалась? Или только с большой компанией?
— В основном со всей компанией, — отозвалась Стефани. — Но, когда мы только пришли туда, она разговорилась с одним парнем, он как раз и привел нас в ВИП-кабинет.
— Можешь описать его?
— Он высокий, метр восемьдесят два, наверное. Такой лохматый, волосы светло-песочные. Симпатичный.
— А, я его помню, — поддержала Джордан. — Челси была с ним часа два, наверное. Танцевали они. Крутой такой, симпатичный парнишка.
— Это был просто флирт, — напомнила Стефани.
— Да знаю я. Говорю только, я заметила.
— Значит, тебе он тоже приглянулся? — поинтересовалась Элли.
Джордан кивнула.
— Он похож на Зака Эфрона, только чуток постарше. Ну, знаете, не красавец, но симпатичный.
— А откуда я должна его знать?
— «Классный мюзикл»? «Лак для волос»? Да он во всех бульварных журнальчиках появлялся.
Чувствуя себя несколько старше, чем минуту назад, Элли постаралась не думать, насколько было бы проще, если б народ в манхэттенских клубах стал представляться друг другу, как делают все нормальные люди. Теперь ей нужно было усадить этих девочек с полицейским художником в слабой надежде найти кого-то, видимо, похожего на постаревшего подросткового кумира и, возможно, не имеющего никакого отношения к смерти Челси.
— Так, Джордан. Ты сказала, Челси провела с этим парнем пару часов. Еще с кем-нибудь ты ее видела?
Джордан покачала головой, но заговорила Стефани.
— Да, она танцевала еще с одним типом, когда я пришла сказать ей, что мы уходим. Правда, я его не очень разглядела. Он жутко мешал мне, когда я пыталась увести Челси. Боже мой, зачем я дала себя уговорить! Надо было все-таки заставить ее пойти с нами домой.
Джордан сказала Стефани, что та не виновата. Элли показалось, что эти слова произносились сегодня утром уже много раз.
— Ты что-нибудь можешь про него вспомнить?
Стефани хмыкнула:
— Ага. Я обозвала его Дюран Дюран — из-за выпендрежной прически, короткого ирокеза.
— Волосы уложены гелем и торчат на макушке? — спросила Элли.
— Точно, — согласилась Стефани. — И одет он был как звезда восьмидесятых. Узкие штаны. Узкий галстук. Дурацкий вид.
— А как насчет общих параметров? Рост, вес, возраст?
— Тоже вроде высокий. Но не такой, как первый. Примерно метр восемьдесят. Немного старше нас, возможно, двадцать с чем-то. Темно-каштановые волосы. Кажется, худой. Я, правда, особо внимания на него не обратила, но, наверное, узнала бы, если бы снова увидела.
— Что ж, я понимаю, за таким нарядом человека не разглядишь. — Элли надеялась, что небольшая доза юмора позволит предотвратить очередной всплеск раскаяния Стефани.
— А еще Челси называла его Джейк.
— Это его имя? — уточнила Элли.
— Нет, это из-за Джейка Джилленхола. У Челси была такая манера: если кто-то внешне был похож на знаменитость, она его этим именем и звала. Так вот, я этого парня не разглядела, но, по словам Челси, он был похож на Джейка Джилленхола.
Теперь Элли понимала, почему парень с такой внешностью, невзирая на его прикид, мог привлечь внимание девятнадцатилетней девчонки из Индианы.
— Хорошо. Итак, у нас есть лохматый парень, который привел вас в ВИП-кабинет и по-дурацки одетый Джейк, — подытожила Элли. — Еще кого-нибудь с прошлого вечера помните?
Нет.
— А как насчет возвращения? У Челси есть парень?
— Он не здесь, — сообщила Стефани.
— А где он? — поинтересовалась Элли.
— В Индиане. Он поехал в Канкун на каникулы, но вчера вернулся, чтобы не пропустить занятия. О боже, он с ума сойдет, когда не обнаружит нас в самолете.
— Побеспокоимся об этом позже. Как его зовут?
— Марк. Марк Линтон.
Еще два слова в блокнот. Элли не волновало, где ночует этот парень — пусть даже в тропических лесах Амазонки. Пока она не проверит его местонахождение, он останется подозреваемым.
— Кто еще?
Стефани вскинула голову, явно недовольная вопросом. Джордан укоризненно взглянула на подругу.
— Был еще кто-то помимо Марка Линтона? — повторила Элли. — Я к тому, что они ведь не были женаты, верно?
— Не были, — задиристо ответила Стефани. — Но они встречались. Причем уже месяцев девять. Он ее парень, понятно? Ну, танцевала она вчера с другими, так и мы тоже.
— Ладно, я поняла. Извини, если обидела. Просто мне казалось, что в колледжах все еще ходят на свидания с несколькими людьми. Девочки, а вы сами-то как? Может, вам перерыв нужен — умыться и все такое?
Джордан подняла руку.
— Детектив Роган тебя проводит.
Джордан прошмыгнула мимо подруги и последовала за Джей Джеем; тем временем Элли продолжила расспрашивать Стефани. Врагов у Челси не было. Никто за девушками не следил. Никто не преследовал. За время каникул не было никаких пошлых интрижек, никаких дел с наркотиками. Парни в «Пульсе» казались вполне безобидными, но Челси все равно не стоило с ними оставаться.
Это была просто веселая ночь. И действительно, перед тем как подруги расстались, Челси сказала Стефани, что это лучшая ночь в ее жизни.
Когда Роган и Джордан вернулись, напарник бросил на Элли многозначительный взгляд, которого она и ожидала.
— Хорошо, девочки, вы молодцы. И очень нам помогли. Нам нужно кое-куда позвонить, и мы сразу вернемся.
Элли с напарником вышли в коридор. Когда дверь закрылась, она спросила:
— Ну что?
— Мисс Всеамериканская Невинность, клянусь своей черной задницей.
Элли изобразила осуждение и, цокнув языком, назвала напарника полным именем:
— Боже мой, Джеффри Джеймс, вы так циничны!
Факты. Реальность. Истина. Временная последовательность. Все это на первый взгляд объективно. Абсолютно. Как черное и белое.
Но на самом деле это не так. Иногда рассказ меняется, поскольку свидетель лжет. Но чаще — просто потому, что у истории есть и другая сторона.
По словам Рогана, он легко расколол Джордан.
— Когда она вышла из туалета, я остановил ее и сказал, что заметил, как она посмотрела на Стефани, когда та заявила, будто у Челси был только один парень. Она выдала обычное: «Я ничего не хочу говорить о своей подруге».
— И тогда ты сказал, что нам нужна правда, иначе мы не сможем помочь.
Роган кивнул.
— Челси вчера оттянулась по полной. Ночью все девчонки были под газом, но Челси, вероятно, больше всех. А она была деваха отвязная. Да, у нее был парень, Марк Линтон, однако это не останавливало ее от флирта с другими у него за спиной, а то и прямо перед носом.
— Она только флиртовала, или что-то за этим следовало?
— Вот тут девушка не слишком уверена. Она лично видела, как Челси обжималась с парнями в барах — не вчера вечером, но раньше. Думаю, она подозревает, что время от времени дело заходило и дальше, но точно сказать не могла, а злословить в данных обстоятельствах не стала.
— У нас мало времени, скоро все об этом узнают, — сказала Элли.
Местные криминальные репортеры охотно набрасываются на дела, в которых замешаны молодые привлекательные женщины, чьи фотографии отлично смотрятся на первых полосах. А тут еще туристка, модный ночной клуб в самом злачном месте Манхэттена. История Челси Харт станет настоящим хитом.
— Нам надо успеть связаться с родителями, до того как этот дурачок обнаружит отсутствие девушек в самолете, — добавил Роган. — И нам определенно стоит заручиться поддержкой шефа.
Идея привлечь лейтенанта Дэна Экелса к делу, по которому работала Элли, вызывала очень большие сомнения. Сказать, что Элли не входила в число его любимых подчиненных, — все равно что утверждать, будто мышки неплохо относятся к кошкам.
— По крайней мере ты можешь подкрепиться, прежде чем предстанешь перед начальством.
Из-за угла показался Джек Чен, ловко балансирующий подставкой с тремя пластиковыми стаканами кофе и пакетом со слойками. Элли догадалась, что и то, и другое куплено в кулинарии на 3-й авеню. Взяв один из стаканов, она вынула из пакета вишневую слойку и салфетку. Чен протянул Рогану пять долларов с мелочью. Роган отмахнулся, и Чен, поблагодарив, понес оставшееся угощение девушкам.
Элли глотнула долгожданного кофе.
— Встретимся здесь в десять? — предложил Роган.
— Ты куда-то уходишь?
— Пойду к девушкам, подготовлю их к работе с нашим художником, — объяснил он, указав большим пальцем себе за спину. — А тебе все-таки придется рассказать Экелсу о своей утренней пробежке.
Секунд десять Элли разглядывала своего начальника в промежутки между планками жалюзи, висевшими на стеклянной перегородке — она отделяла его кабинет от помещения отдела. Невысокий коренастый Дэн Экелс сидел в черном кожаном кресле. Насколько могла судить Элли, он бездельничал, неподвижно глядя в окружающее пространство. Она трижды стукнула костяшками пальцев в закрытую дверь.
— Войдите.
Прямоугольная физиономия Экелса помрачнела, когда, подняв глаза, он узрел на пороге кабинета Элли.
— Доброе утро, шеф. А я вам булочку принесла. — Она протянула лейтенанту обернутую салфеткой слойку.
— Хэтчер, это сахарная пудра сверху или ты увлеклась и посыпала ее мышьячком?
— Говорят, у вас блестящее чувство юмора.
Это было неправдой. Так не говорил никто. Ни один человек. Ни разу. Элли подавила урчание в животе и постаралась не думать о том, с каким удовольствием она слопала бы эту вишневую слойку.
В ответ на ее фальшивую улыбку Экелс усмехнулся. Нельзя сказать, что это его красило. Благодаря квадратной голове, поседевшей шевелюре и низкому лбу усмешка придавала ему сходство с чудовищем Франкенштейна.
— Дай-ка догадаюсь. Ты пришла сюда с этой инфарктоопасной плюшкой, чтобы объяснить, почему сегодня, когда я пришел в семь утра, вы с Роганом уже давно были на вызове.
— Ну, вроде того. — Элли рассказала, что утром наткнулась на место преступления раньше, чем приехали первые патрульные. — Я уже была там, шеф. Что мне оставалось делать? Забыть о преимуществах расследования ради возможности завершить пробежку? — Она произнесла это так, словно и впрямь страстно желала пробежать еще километра полтора.
— Знаешь, в чем твоя проблема, Хэтчер? Ты умничаешь, прямо как Фланн Макилрой.
Лучезарная улыбка исчезла с Эллиного лица. В последний раз она видела детектива Фланна Макилроя на катере возле Сити-Айленда — он умирал у нее на руках от ранений в горло и живот.
— Макилрой был отличным полицейским.
— Он был хорошим сыщиком. Чутье у него было, и он этим пользовался. Проблема в том, что из-за этой своей интуиции он все делал через задницу и не желал слушать ничего и никого. Считал себя умнее всех. — Экелс обвел пальцем воображаемых людей, будто бы сгрудившихся вокруг его кабинета. — Думал, он может действовать собственными методами, если облапошить всех прочих дураков.
— Я не такая, сэр, и я не вожу вас за нос.
— Но и ты держишь меня за дурака, — заметил Экелс, откидываясь в кресле.
— Разумеется, нет, сэр. — До этого момента Элли и в голову не приходило, в какой неуверенности, должно быть, живет лейтенант.
Экелс поймал ее взгляд и цыкнул. Элли подняла руки.
— Ладно, лейтенант, шутки в сторону. Я пришла по делу. И не стану больше носить вам завтрак, чтобы не навредить вашему сердцу. Да и вообще, я не из тех, кто любит подлизываться.
— Ну надо же, — проворчал Экелс, наклоняясь вперед. — Давай выкладывай, что там у тебя.
Она в общих чертах изложила ему данные, которые удалось собрать.
— Студентка колледжа, приехавшая на весенние каникулы, убита на Манхэттене? Пожалуйста, скажи, что она была уродкой.
Элли покачала головой.
— Она была очень хорошенькой. Блондинка. Я слышала, публика любит криминальные истории о блондинках со Среднего Запада.
Это самокритичная шутка, касавшаяся ее собственного опыта общения с прессой, вызвала у Экелса еще одну жутковатую улыбку.
— Хэтчер, ты так вцепилась в это дело, что мне захотелось передать его другой команде. Но знаешь что? Ты ведь хочешь оказаться в центре этого дерьмового урагана? Так вперед. Ты пролезла в этот отдел, проработав всего пять лет? Посмотрим, как сильно тебя полюбит начальство, когда твои проколы вылезут на первые полосы всех газет в стране. — Он растопырил руки, изображая размеры заголовков: «Убийство в Большом яблоке».[10]
— Я не скажу, что меня не предупреждали.
— Держи меня в курсе, симпапуся. Макилрой никогда этого не делал.
— Непременно, сэр.
Она уже собиралась выйти из кабинета, но Экелс продолжил:
— Как у тебя дела с Роганом?
— Нормально. Пока все в порядке. Спасибо.
— Имей в виду, я бы дал тебе в напарники этого ленивого черта Уинслоу, если бы Роган тебя не спас. Так что не создавай ему геморрой.
Элли вышла, не придержав хлопнувшую дверь.
Роган сидел за своим серым металлическим столом и говорил по мобильному телефону.
Два десятка расставленных по отделу столов можно было объединить по меньшей мере в восемь разновидностей. Кто-то, слегка обезумев от такого разнобоя, предпринял однажды попытку подобрать одинаковые комплекты хотя бы для партнеров. Восемь вариантов. Двадцать столов. Математика не сработала. Элли уселась за свой стол из шпона.
Понизив голос до полушепота, Роган повернулся спиной к напарнице. Она услышала, как он пробормотал что-то о «трех тысячах». Ей стало любопытно, имеет ли этот звонок отношение к его гардеробу. Возможно, такова цена его нового костюма. Или ставка в споре, которая поможет оплатить еще один.
Чтобы не показалось, будто она подслушивает, Элли тоже взялась за телефон.
— Питер Морс, — прозвучало в трубке.
— Приветик.
— Привет и тебе. Рад, что ты позвонила. Я уж забеспокоился: а вдруг ты нашла себе другого, оставшись вчера без присмотра?
— На такое я была способна лишь в свои сумасшедшие годы. Вчера вечером я торчала дома одна. — Элли была знакома с Питером всего два месяца, причем половину этого времени провела в Канзасе. Но после ее возвращения большую часть вечеров они проводили вместе. — Много наработал?
Питер был криминальным репортером в «Дейли пост» днем и честолюбивым сочинителем вечером. Выходные они провели вместе, а потом Элли настояла на двухдневной разлуке, чтобы у него появилось время писать.
— О, будь здоров. Страниц сорок, не меньше. Контракт на книгу не за горами, в комплекте с оплаченным авторским туром и первыми строчками бестселлерных списков.
Питер старался не показывать, насколько важна для него творческая работа, и в этом ему помогал сарказм.
— Ну, если дело так заспорилось, может, стоит и следующий вечер пропустить?
— Даже не шути так. Вообще-то я думал заскочить к тебе сегодня.
— He-а. Два вечера. Таково правило.
— Черт бы побрал тебя и твои гнусные правила.
— Ты же сам говорил, что после долгого перерыва тебе нужен день на раскачку.
— Черт бы побрал меня и мой болтливый язык.
— Сегодня ты будешь в ударе.
Бурчание на том конце провода свидетельствовало о сомнениях.
— А завтра?
— А завтра мы наверстаем упущенное.
— Вот это слышать приятно.
Роган снова повернулся к ней и захлопнул телефон.
— Слушай, мне пора бежать. Завтра позвоню.
— Обещаешь?
— Я всегда отвечаю за свои слова, — сказала она и положила трубку.
— Извини, — проговорил Роган, показывая на свой телефон. — Сегодня ты выдернула меня в такую рань, что я не успел уладить кое-какие личные дела.
— Можешь не объяснять.
— Итак, барышни из Индианы оказались крепче, чем ты предполагала. Я сказал им, что мы нашли тело девушки сегодня утром. Сказал, что мы с тобой оба ее видели. Что она похожа на их подругу, которую они показали нам на фотографии.
— Но ты же не все им рассказал, правда?
Роган покачал головой.
— Я, конечно, разъяснил им, что необходимо официальное опознание, но они знают: мы почти уверены. Для таких девчонок они справились с этим вполне прилично. Было, конечно, много слез, но я уговорил их отдать мне телефоны, пока мы сами не свяжемся с семьей Челси. — Роган выдвинул ящик стола и показал два мобильника.
— Художника вызвали?
— Дело сделано, — сказал он. — Похоже, они неплохо разглядели лохматого парня, так что с ним у нас шанс есть. А вот описания того, кого они называют Джейком, настолько туманны, что это наверняка дохлый номер. Ладно, пусть наш рисовальщик разбирается. Когда они закончат, можно пригласить адвоката, чтобы он отвез их в «Хилтон».
— Что дальше?
— Я звоню родителям. Ты звонишь криминалистам и судмедэкспертам. Спроси, готово ли что-нибудь для нас.
Сообщать о смерти дочери или узнавать новости от экспертов? Распределение весьма неравное. Звонок в Индиану полагалось сделать ей, раз уж она приняла ответственность за девушку, найденную во время пробежки.
Для полицейского это всего лишь очередной звонок по очередному делу. Сначала нужно сообщить новость, а потом начать настоящее расследование. Но для людей на другом конце провода этот телефонный звонок — некий рубеж, за которым вся жизнь пойдет иначе. Эту минуту они никогда не смогут стереть из памяти. Только что жизнь текла своим чередом: они беспокоились из-за дорогого ремонта кухни, пытались сбросить несколько лишних килограммов до предстоящей встречи выпускников, размышляли, что приготовить на ужин. Но зазвонил телефон — и все потеряло смысл.
Отец не раз говорил Элли, что это худшая часть работы — осознание, что хорошие люди навсегда запомнят твой голос, твои слова, этот единственный телефонный звонок, мгновенно изменивший всю жизнь. Элли не горела желанием сообщать новости родным, но понимала, что однажды ей все-таки придется сделать такой звонок.
— Не слишком честная сделка, — заметила она.
— Этого звонка будет достаточно, чтобы с непривычки у тебя снесло крышу на целые сутки. Лучше позвонить самому, чем целый день возиться с невменяемой напарницей.
Роган решил взять ответственность на себя. Он проработал в отделе убийств чуть больше восьми лет. То есть на восемь с небольшим лет дольше Элли. Так что, чувствуя себя немного виноватой, она с удовольствием согласилась.
Звонки отняли у нее меньше трех минут. Криминалисты сообщат предварительные данные с места преступления через час. Судмедэкспертам понадобится еще два часа.
Роган все еще говорил по телефону. Опустив голову, закрыв глаза, держа трубку правой рукой и массируя висок левой. Как будто представлял, что он вовсе не в этой комнате и не в Нью-Йорке, а в Форт-Уэйне, в Индиане, стоит на крыльце рядом с родителями Челси. Элли вообразила, как Роган, глядя в глаза господину и госпоже Харт, говорит им: «Ваша дочь должна была взять такси до гостиницы, но так и не доехала».
Это видение навело ее на мысль. Открыв «Интернет Эксплорер», Элли через «Гугл» отыскала Нью-Йоркскую комиссию по такси и лимузинам и набрала указанный на сайте номер.
Десятилетиями водители нью-йоркских такси заполняли путевые листы самостоятельно, ручкой вписывая в документ пункт назначения и стоимость каждой поездки. Попытка найти по этим бумагам водителя одной из тринадцати тысяч желтых машин была равносильна пресловутой попытке отыскать иголку в стоге сена.
Однако в прошлом году в бумажном море случился отлив — вступило в силу решение оснастить все лицензированные такси новым высокотехнологичным оборудованием. И хотя отдельные таксисты пытались воевать с комиссией из-за его дороговизны, в основной массе автомобилей были установлены компьютеры. С их помощью можно было не только принимать платежи с кредитных карт, но и пользоваться GPS-навигаторами, сменившими устаревшие путевые листы. Раньше получить список таксистов, оказавшихся в радиусе одного квартала от «Пульса» в тот момент, когда там перестали продавать алкоголь, было бы невозможно, теперь же все решалось несколькими ударами по клавиатуре компьютера.
Десять минут спустя оба детектива закончили говорить по телефону. Роган узнал, что родители Челси вылетят в Нью-Йорк первым же рейсом. Элли отправила по факсу фотографию Челси Харт, и теперь ее раздадут всем водителям, оказавшимся ранним утром в районе Мясного рынка. А жизнь Пола и Мириам Харт изменилась навсегда.
На месте преступления в парке Ист-Ривер работа была в самом разгаре. Машины Полицейского управления Нью-Йорка оцепили парк, замедляя движение на Рузвельтовском шоссе в обоих направлениях, поскольку сгоравшие от любопытства водители сбрасывали скорость. Желтая полицейская лента, усиленная патрульными в форме, охватывала парк от 6-й до Вишневой улицы.
Элли и Роган предъявили жетоны полицейскому, караулившему место преступления со стороны теннисных кортов, подлезли под желтую ленту и направились к стройплощадке. При свете дня Элли еще никогда здесь не была. Среди бесформенных ям и вывороченных комьев грунта стоял экскаватор и еще какие-то неизвестные ей механизмы. Этот участок парка наверное пустовал бы, как и во время ее предрассветных пробежек, если бы не суматоха полицейского расследования.
Четыре полицейских трудились за оградой. Роган прямиком двинулся к высокой женщине с рыжими волосами, заплетенными в косу. Она сидела на корточках, перекладывая что-то пинцетом в небольшие пластиковые пакетики.
— Флокорски?
Застегнув пакетик с уликой, женщина распрямилась и встала. При виде Рогана на ее широком лице расцвела улыбка.
— Приветик, Дважды Джей. Рада тебя видеть. — Сдернув латексную перчатку, она протянула правую руку сначала Рогану, потом Элли. — Мария Флокорски.
— Элли Хэтчер, — представилась Элли, отвечая улыбкой и рукопожатием.
— Новая напарница, — пояснил Роган.
— Ах, ну да, — кивнула Флокорски. — Я вспомнила ваше имя.
Элли не сомневалась, что этим она обязана своему единственному делу, завершенному два месяца назад. Тогда ее помощь потребовалась в расследовании серии убийств, связанных со службой интернет-знакомств. К моменту окончания дела убийца был арестован, русская шайка интернет-мошенников накрыта, а один из лучших копов, которых знала Элли, погиб. И наверняка после этих событий ее имя стало известно в полицейских кругах.
— А как же Кейси? — спросила Мария.
— На пенсию вышел. В прошлом месяце.
— Да ты что! Все-таки отправился в свой Скоттсдейл.
— На следующей неделе переезжает. — Повернувшись к Элли, Роган пояснил: — Мой прежний напарник, Джим Кейси. Он всем подряд рассказывал, что уйдет в отставку и уедет в Аризону.
— Его единственным желанием было умереть в Скоттсдейле на поле для гольфа, — кивнула Мария.
— Со стаканом джин-тоника в руке, — добавил Роган.
— Справляешься без него?
— У меня Хэтчер есть, она умница.
Элли отвесила шутливый поклон.
— Ну, по крайней мере не пришлось связываться с ленивым слизняком Уинслоу.
Элли попыталась сообразить, где она слышала это имя, затем вспомнила замечание лейтенанта Экелса, что ее прикрепили бы к Уинслоу, если бы не Роган.
— Я так понимаю, это дело ваше.
— Что удалось узнать? — спросил Роган.
— Ну, могу сказать, что жертва была убита не здесь.
Роган разочарованно поджал губы. Место преступления всегда очень важно. На нем можно собрать богатый урожай улик. Но главное — первичное место преступления, где с большой вероятностью можно обнаружить кровь, слюну, сперму, волосы, волокна и отпечатки — все те материальные улики, на предоставлении которых все чаще настаивают присяжные, особенно теперь, когда вымышленный мир сериала «CSI: место преступления» прочно запечатлелся в умах простых людей.
Мария указала на полицейского, который прилежно фотографировал почву.
— Неподалеку от тела оставлено множество следов, все с характерным для спортивной обуви рисунком. К счастью, наши бегуны не толпились вокруг, они стояли несколько дальше. Ближе к трупу есть следы от гладкой подошвы, на кроссовках такой не бывает; они ведут к телу и обратно. Один и тот же тип. Он принес ее сюда, бросил и ушел.
— Может, есть вероятность, что эта обувь сшита на заказ в предгорьях швейцарских Альп? — спросил Роган.
Мария улыбнулась и покачала головой:
— Похоже, такие отпечатки украшают любое руководство для желающих заниматься бальными танцами. Округлый мысок, квадратный каблук. Никаких отметин. Самые что ни на есть обыкновенные.
— Откуда ты знаешь — может, он пришел сюда вместе с девушкой, а ушел один?
— Челси была на шпильках, — напомнила Элли.
— К счастью для нас. — Мария сделала несколько шагов к синему пластиковому контейнеру, стоявшему на земле за лентой оцепления, и достала оттуда большой пакет с босоножками на высоких каблуках. Элли узнала их: они были на Челси утром.
— Эти негодники оставили бы отпечатки, похожие на большой восклицательный знак.
— Что-нибудь еще? — поинтересовался Роган.
— Мы набрали тут кучу всякого хлама: банки из-под колы, сигаретные окурки и прочее. Проверим на отпечатки. С медэкспертами уже говорили?
— Это следующий пункт программы, — сказал Роган.
— Ладно, у меня есть хорошая новость. Я взяла обувь, а медэксперты забрали одежду. Но еще до того как они унесли жертву в автобус, я сняла отпечатки с ее блузки. На внутренней стороне верхней пуговицы нашелся один, правда, очень слабенький.
— Возможно, это ее собственный.
Мария кивнула.
— Возможно. Но это не самое главное. — Она выдержала паузу, чтобы убедиться в полном внимании слушателей. — Обследуя блузку, я нашла пятно, которое могло быть оставлено семенной жидкостью.
Роган потер руки:
— Это я и хотел услышать!
— Ты пока особо не радуйся. Почем знать — девушка могла и коктейлем облиться. Через несколько часов я смогу пробить отпечаток по базе и узнать, есть ли совпадения. С пятном разберусь в течение дня или около того и скажу, что это — физиологическая жидкость или молочный десерт. В последнем случае потребуется не меньше двух недель на получение результатов анализа ДНК.
— Но с отпечатком ты разберешься через несколько часов?
— Самое позднее — к концу дня.
— Позвони мне на сотовый, ладно? — Роган протянул ей свою визитку.
— Без проблем. А вас, Хэтчер, я поздравляю с тем, что вам достался Джеффри Джеймс. Он отличный парень.
А чуть севернее, примерно в восьми километрах от парка, мужчина вышел из поезда, следовавшего по 6-й линии метро, на станции 103-я улица и Лексингтон-авеню. Он опустил голову, сунул руки в карманы и сосредоточился на шагах, пытаясь не обращать внимания на толкающихся пассажиров подземки, которые торопились на ожидающий поезд.
Он терпеть не мог физические контакты с людьми, неизбежные в общественном транспорте. Зрительные контакты. Толчею. Потные тела, прижатые друг к другу, спешащие втиснуться в поезд, пока не закрылись двери. Уже одно название — общественный транспорт, транспорт для масс, для всех, — говорило само за себя. Проход этих самых масс через турникеты напоминал ему проход скота через сортировочные ворота. Му-у, коровы, му-у.
Его ненависть к подземке отчасти служила объяснением тому, что он платил за машину и две парковки: около дома и возле работы. Но сегодня он отогнал машину на 11-ю западную улицу, чтобы ее салон как следует очистили: пропылесосили сиденья, помыли шампунем коврики, отполировали все поверхности. Вчера ночью на пустынном углу Трайбеки возле Голландского туннеля он действовал быстро, но осторожно. Задушив девушку на переднем сиденье, он перенес тело на аккуратно расстеленную пленку и резал уже там. А теперь ее следы окончательно исчезнут из «Тауруса», и всего лишь за сотню баксов.
По Лексингтон-авеню он быстро приблизился к знакомому кирпичному дому на 105-й улице. Отпер ключом дверь в подъезд. Здесь не было никаких консьержей. Никаких лифтов, а значит, никаких камер наблюдения. Никаких электронных систем, фиксирующих приход и уход жильцов. Все эти приметы достатка впоследствии могут дорого обойтись.
Он поднялся по лестнице на третий этаж. Вставил ключ в скважину дополнительного замка. Услышал металлический щелчок. Другой ключ вставил во врезной замок. Этот же ключ — в дверную ручку. И вот он дома.
На всякий случай он быстро осмотрел квартиру. Гостиная, кухня, спальня, ванная, две кладовки. Всё на своих местах. Проверил автоответчик. Звонков не было.
Он выкатил обитый коричневой кожей пуфик из-под такого же кресла и придвинул к стене гостиной. Затем сел на пол спиной к пуфику, скрестил ноги по-турецки и осторожно извлек шесть деревянных паркетных плиток, складывая их аккуратной стопкой слева от себя. Затем пошарил указательным пальцем под паркетом. С третьей попытки ему удалось вытащить прямоугольный кусок ДСП. Вот как превосходно он сумел подогнать его — как последний фрагмент мозаики, неотличимо сливающийся с окружающим пространством.
Осторожно прислонив панель к дивану, он сделал глубокий вдох. Затем нащупал и вынул из панели два пластиковых пакета с застежками. Положил их на пол перед собой. Он не осмеливался вытащить содержимое правого пакетика — слишком велик был риск что-то выронить. Но позволил себе открыть левый и вытащить оттуда сережку и маленькую пластиковую карточку.
Длинная сережка из прозрачных и красных бусин была закреплена на простой золотой дужке. Пластиковый прямоугольник оказался водительскими правами, выданными в Индиане. Прежде он лежал в крохотной девичьей сумочке вместе с помадой, мобильным телефоном, гостиничным ключом и кредиткой. Имя — Дженнифер Грин. Судя по дате рождения, ей было двадцать четыре.
Права, наверное, не настоящие. Она не говорила, что приехала из Индианы, вдобавок такие девушки нередко пользуются фальшивыми именами и документами. Не говоря уже о том, что, как он теперь понимал, фотография была слишком хорошей — качественной и даже постановочной — такие в УТС[11] не делают.
Кредитка была на другое имя, и ему пришло в голову, что девушка ее украла. Он выкинул карточку в урну на Рузвельтовском шоссе вместе с брезентом и брючками девушки.
Впрочем, на правах была изображена именно Дженнифер. Те же ярко-голубые глаза, круглые щечки, упрямо выступающий подбородок. Та же соблазнительная улыбка, чуть искривленная с одной стороны, словно ее хозяйка обладала неким секретом, которым была не прочь поделиться в благоприятных обстоятельствах. И, настоящая или нет, эта карточка принадлежала ей. Она брала ее с собой, трогала, использовала. Именно это было важно, а вовсе не имя и адрес.
Мужчина посмотрел на часы. Он почти забыл о времени, а в три часа у него встреча. Он осторожно зажал карточку двумя пальцами левой руки — большим и указательным, а правой расстегнул брюки. В течение последующих трех минут его взгляд был прикован к другому пластиковому пакетику, тому, что оставался закрытым, а его содержимое — нетронутым. Чудесные светлые локоны, обрамлявшие лицо Дженнифер Грин на поддельных водительских правах, теперь принадлежали ему.
По расчетам Элли, от парка Ист-Ривер до конторы судмедэкспертов, находящейся неподалеку от больницы Бельвью, нужно было ехать никак не меньше восьми минут, даже с полицейской мигалкой. Восемь минут — это немного, но ехать в полном молчании надоест, и она успеет задать не дающий покоя вопрос.
— Я так поняла, Мария Флокорски считает везением, что тебе в напарники не достался Ларри Уинслоу.
Элли встречала Уинслоу в отделе. Насколько она могла судить, он работал один и в основном с бумагами.
— Ты запомнила фамилию Флокорски с первого раза? А я думал, что только у меня хорошая память на имена.
— Честно говоря, больше меня заинтересовало имя Ларри Уинслоу.
— Мужику скоро на пенсию. И он лентяй. Вот Кейси, мой прежний напарник, поступал верно. Все знали, что после выхода на пенсию он мечтает перебраться в Аризону, но каждый день он выкладывался на сто процентов. Все удивились, когда он ушел спустя ровно двадцать лет. А Уинслоу прямо часы считает. Никто в отделе с ним не хочет работать. Мне повезло, что появилась ты.
— Но тебе бы его и не дали, ведь твой напарник уже ушел на пенсию. Экелс ясно объяснил, что Уинслоу должен был достаться мне. Кстати, он сказал, что я должна благодарить тебя, ведь ты меня пожалел.
Роган протянул руку к радио, нажал на кнопку и принялся подыскивать подходящую музыку. Он остановил выбор на «Хот-97», популярной радиостанции, крутившей хип-хоп. На песне Канье Уэста он прибавил громкость, а Элли, потянувшись к приемнику, уменьшила ее до предела.
— Извини, но раз уж мы теперь напарники, тебе нужно знать, что я предпочитаю решать проблемы напрямик. Если я забываюсь и говорю не то, что надо, просто скажи мне об этом. Я примолкну. Но зачем же заглушать меня музыкой?
— Не выдумывай. Просто у меня фишка такая, понимаешь? — В такт музыке Роган начал мотать головой.
— Да, знаю. А еще я знаю, что напарниками нас сделали неспроста. И если это известно всему отделу, мне кажется, я тоже имею право знать.
— Видишь. Уже началось. Вот, значит, в чем дело. — Роган выключил радио.
— Что значит — «уже началось»?
— Да весь этот разговор. — Роган жестом указал сначала на себя, а потом на Элли. — Это все равно что выяснять отношения со своей девчонкой. Вроде: «Знаешь, малыш, нам надо поговорить».
— Ага, только я не твоя девушка и малышом тебя не называла.
— Я не это имел в виду. Просто, знаешь, напарники должны по-настоящему чувствовать друг друга. Ну вот, а некоторые из наших не слишком уверены, что ты способна их понять, а они — тебя.
— И это все потому, что у меня между ног ничего не болтается? С этим я действительно ничего не смогу поделать.
— Неужели? Да, возможно, дело отчасти в этом. Но гораздо важнее то, как ты попала в отдел. То, что тебя продвигал Макилрой, не поможет. Мама учила меня не говорить дурно о покойниках, но этого парня у нас никто не любил. Он был выпендрежник. У него на столе стояла фотка, где он с Биллом Браттоном и Руди.[12] Ну кто так делает? А затем разразилась вся эта шумиха вокруг дела об интернет-знакомствах, и вдруг в газетах появилась твоя физиономия, а не его. А затем ты, умница такая, в рекордный срок перескакиваешь на следующую ступень — и вот ты уже у нас в отделе. Ты должна понять: такую пилюлю проглотить нелегко. Поэтому ребята в отделе и задаются вопросом: кто твой рабби?
Старое выражение, пришедшее из Таммани-холла,[13] стало кодовым обозначением связей в полицейской среде. Элли уже не раз задумывалась, сколько времени потребуется другому детективу на попытку выяснить механизм ее нового назначения. После четырех лет службы в патруле она проработала детективом всего лишь год, после чего прославилась в деле об интернет-знакомствах и обнаружила, что обрела поддержку в лице руководства управления. Для человека с ее уровнем подготовки перевод в отдел убийств был делом хоть и необычным, но возможным, и Элли свой шанс не упустила. Она считала, что сама сыграла роль своего «рабби».
— Послушай, я знаю, что оказалась в отделе быстрее многих, и должна отработать свое. Но я вовсе не стремилась попасть в газеты с делом об интернет-знакомствах.
— Поездка в Канзас не была большим секретом.
— Это было мое личное время. Я потратила его на свою семью. И те, кто хоть на секундочку допускает, что мне по кайфу было болтать с прессой об отце, не имеют ни малейшего понятия, что нам пришлось пережить.
Больше двадцати пяти лет полиция Вичиты настаивала, что Джерри Хэтчер покончил с собой. Больше четверти века Эллина мама расхлебывала последствия этого решения — она не получила ни страховки, ни пенсии, ни ответов на свои вопросы. Поездка в Вичиту была возможностью доказать, что отец не по своей воле оставил жену вдовой, а детей — сиротами. Разумеется, Элли должна была поехать. А когда «Дэйтлайн» попросила у нее интервью, пришлось согласиться.
— Я не говорю, что это справедливо, — заметил Роган. — Просто все так и есть. Ты работала с Макилроем. Ты появляешься в новостях, как и он. А значит, неизбежно наследуешь все его дерьмо. Да вдобавок ты женщина, к тому же еще и блондинка, хорошенькая и вся такая цветущая. Люди думают, что ты продвинулась именно поэтому.
— А как это соотносится с тем, что меня едва не сделали напарницей Уинслоу?
Прежде чем ответить, Роган выдержал паузу.
— Потому что лейтенант Экелс во всеуслышание заявил, что он так и сделает, если не найдется доброволец. У Экелса такая манера руководить — убедиться, что все знают: он отнесется одобрительно, если мы окажем тебе холодный прием. Ты бы видела физиономию Уинслоу. Как ни смешно, я не думаю, что дело в тебе. Просто ему неохота снова работать по вызовам.
— Так почему я не с Уинслоу, а с тобой?
Если иметь в виду то, как она получила назначение, неудивительно, что Экелс не здоровался, по утрам сталкиваясь с ней у раздевалки. И всю прошлую неделю поручал лишь тяжелую работу. Она бы не удивилась, даже если бы он дал ей в напарники неудачника вроде Уинслоу. Единственное, чего она не понимала, — это почему Роган стал рисковать ради нее. Она бы справилась со скептическим отношением других полицейских. Тоже мне новость! И постепенно склонила бы их на свою сторону. А вот человек без всяких видимых причин протянувший ей руку помощи — это уже совсем другая история.
Роган упорно смотрел на дорогу.
— Поскольку, видишь ли, я не намерена вступать в личные отношения с коллегами по работе.
Непроницаемая мина сменилась сдержанной улыбкой, затем он расхохотался.
— Мечтать не вредно, девушка. Я не свободен. О господи, посмотрите только, она считает себя неотразимой!
— Я не это имела в виду. Просто я не понимала, почему вдруг… Нет, я, правда, не это имела…
— Именно это. Болван Экелс ляпнул тебе, что я сам взял на себя ответственность, и ты решила: единственной причиной, почему мужчина берется помочь тебе, — его тайные намерения что-то с этого поиметь. Ты не думай, я с такой критикой уже сталкивался в отделе. А еще они считают, что я проявил к тебе сочувствие из-за всей той фигни, которую болтали у меня за спиной: «Его взяли по квоте, для разнообразия, чтобы в дискриминации не обвинили».
— Значит, и не поэтому тоже?
— Нет.
— И что — это навеки останется секретом? К тайнам Д. Б. Купера и Джимми Хоффы[14] добавится еще одна: почему Джей Джей Роган спас Элли Хэтчер?
Свернув на 1-ю авеню, Роган перестал улыбаться.
— Я доверяю своему чутью. Я подумал, что Экелс лоханется, прикрепив тебя к Уинслоу, а контора потеряет хорошего копа. И, скажем так, мне самому не всегда везло с напарниками.
Похоже, другого ответа Элли не добьется, по крайней мере пока.
— И ты меня спас, — многозначительно подытожила она.
— Если хочешь, думай так.
— Хочу.
— Вот и хорошо. Можно мне включить радио?
— Можно.
Он прибавил громкость и снова принялся двигать головой в такт музыке.
— Конечно, мне жаль тебя расстраивать, Хэтчер, но я и впрямь не свободен. Не далее как вчера вечером я рассказывал своей девушке, что мы с тобой нормально поладили.
Элли глядела в окно и тоже легонько покачивала головой.
Манхэттенский офис главного судмедэксперта располагался на пересечении 1-й авеню и 30-й улицы, с северной стороны медицинского центра Бельвью. Проезжая мимо крытого стеклянного входа в новую пристройку, они мельком увидели оригинальный исторический фасад, по-прежнему видневшийся за осовремененным входом.
В здании Бельвью располагались самые первые в стране служба неотложной помощи и родильное отделение, а также старейшая общественная больница в штате. Но за пределами Нью-Йорка она известна только одним — своей психушкой. Элли прожила в Нью-Йорке десять лет, но даже теперь при слове «Бельвью» у нее в голове невольно возникал образ немытого и нечесаного человека в смирительной рубашке, завывающего, как гиена.
Роган нашел местечко для парковки перед зданием судмедэкспертизы. Когда детективы вышли из машины, меж облаков выглянуло солнце, а воздух будто бы застыл.
Пройдя через стеклянные двери, они поднялись на четвертый этаж. Дежурный в окошке взглянул на их жетоны, нажал кнопку, пропуская их, и указал в сторону коренастого мужчины, который стоял у ближайшего стола, наговаривая что-то в цифровой диктофон. У него были курчавые каштановые волосы, седоватая бородка и белый халат, прикрывавший синий свитер и брюки цвета хаки. Заканчивая свою мысль, он предупреждающе поднял палец, а затем щелкнул кнопкой и выключил диктофон.
— Джей Джей Роган, если не ошибаюсь?
Роган пожал протянутую руку.
— У вас хорошая память, док. А это моя напарница, Элли Хэтчер.
— Ричард Карр, — представился мужчина, протягивая руку. — Мы с вами говорили по телефону. Первое убийство?
— Второе, — поправила Элли. — Вы почти угадали.
— Ну ладно, а для нас с вами, значит, первое. Будем надеяться, что я смогу вам помочь. Когда вы звонили, детектив, вы сказали, что нашей юной мисс Харт было девятнадцать и что в последний раз ее видели живой в ночном клубе в два тридцать, верно?
— Верно.
— Это соответствует моему выводу о времени смерти. Трупное окоченение тогда еще не наступило. — Тело твердеет примерно через три часа после смерти, что вызвано биохимическими изменениями в мышцах. — Я обнаружил непереваренные макароны. Вы сказали, последний раз она ела в десять?
— Такое время указали ее подруги.
— И снова все сходится. Процесс желудочного пищеварения давно окончился, и пища переместилась в двенадцатиперстную кишку…
— Ее убили между двумя и пятью часами утра? — поинтересовалась Элли, переходя к главному.
Последний раз подруги Челси видели, как она танцует, в два тридцать. Когда Элли обнаружила ее в пять тридцать, ее кожные покровы уже приобрели серый оттенок. Так что тут и так все ясно.
— Простите, некоторых детективов наука завораживает, а некоторых — нет, — пояснил доктор Карр. — Ладно, в таком случае займемся прочими находками. Возможно, это вам уже известно, но в этом самом клубе мисс Харт от души напробовалась горячительных напитков. Содержание алкоголя в крови два с половиной промилле.
— Трижды пьяная, — заметила Элли.
— Не трижды, а трижды с четвертью, если быть точным. Так вот, печени требуется от шестидесяти до девяноста минут, чтобы переработать одну порцию спиртного, то есть его концентрация в крови продолжает увеличиваться в течение этого времени, а уж потом уменьшается. В зависимости от того, как долго она пила…
— Подруги сказали, что они выпили перед ужином, — вмешалась Элли, — но настоящая гулянка началась часов в десять. Наверняка в половине одиннадцатого она выпила еще, а клуб закрылся в четыре утра.
Карр кивал, глядя в потолок, и что-то подсчитывал.
— Хорошо, тогда так. Учитывая, что употребление алкоголя продолжалось, я, вероятно, не ошибусь — на момент смерти она все еще была под кайфом. Я прихожу к выводу, что при весе всего пятьдесят пять килограммов за вечер ей нужно было выпить девять или десять бокалов.
Элли покачала головой — как же это все глупо. Привлекательная, вызывающе одетая девушка. Несовершеннолетняя. Вдрызг пьяная. Одна среди ночи разгуливала по улицам Манхэттена. За год по нескольку девушек погибают из-за такой неосторожности. И, похоже, на их ошибках никто не учится.
— К тому же мы получили результат токсикологической экспертизы. Обнаружен метамфетамин.
А вот это уже сюрприз. Элли всегда считала, что легко распознает лжецов, однако во время разговора с подругами Челси у нее не возникло подозрений. Двусмысленности в их речах не было: ни секса, ни наркотиков.
— Можете сказать, когда она его употребила?
— Не раньше, чем за четыре часа до момента смерти.
Еще и под наркотой — вдобавок к привлекательности, полуоголенности, юности и опьянению. Трудно представить более опасное сочетание.
— Криминалисты полагают, что девушку убили в другом месте и только потом привезли на площадку в парке Ист-Ривер, — вмешался Роган.
— О, да. Разумеется. Вероятно, вы знаете, что сердцебиение смешивает в сосудах наши кровяные тельца и тромбоциты. — Жестом он изобразил смешивание. — А когда сердце биться перестает и «миксер» теряет силу, красные кровяные тельца начинают оседать под действием силы тяжести. Это и вызывает характерное для синюшности изменение цвета — кажется, что под кожей слой виноградного джема.
— А изменение цвета у Челси? — спросила Элли.
— Ее тело хоть и нашли в сидячем положении, однако «джем» у нее на спине.
Это означало, что тело Челси Харт после смерти лежало лицом вверх и только потом оказалось в том положении, в каком его обнаружили.
— После смерти девушки ее тело не только перемещали. Основываясь на незначительном количестве крови по краям ран, я делаю вывод, что порезы, которые вы видите на руках, ногах и лице, нанесены посмертно. Если бы вы сказали, что ее погружали в воду, — в горячую ванну, к примеру, — я бы мог пересмотреть свое мнение о порезах. Но подтверждений этому нет, особенно если учесть быстроту обнаружения тела.
— Значит, причина смерти — удушение?
— Мне все-таки нужно завершить вскрытие, но в общем — да, я уверен, что в конечном счете так и окажется. По расположению синяков на шее можно сказать, что душили ее вручную, спереди. — Он показал детективам руки с сильными широкими пальцами. — Большие пальцы положили на гортань, ладони — на каротидные артерии, а другими пальцами обхватили шею сзади. Если она лежала на спине, а он находился на ней, давление было колоссальным.
По многим признакам удушение руками — самый целенаправленный способ убийства. Оно не может стать результатом мгновенно принятого решения, это ведь не нажать на спусковой крючок и не перерезать горло. И отчуждения тут нет — это же не отравление и не заказное убийство.
Ничто не отделяет убийцу от жертвы — ни веревка, ни шарф, ни ремень, он все делает сам. В таких случаях овладей убийцей хоть капля сомнения, помедли он хоть миг, он может остановиться. Среди всех убийц душители, обходящиеся лишь собственными руками, всегда были самыми целеустремленными и раскаивались реже других.
И почти всегда их мотивом оказывалось сексуальное желание.
— Есть ли свидетельства сексуального насилия? — осведомилась Элли.
— Удивительно, однако никаких признаков вагинальной или анальной травмы нет. Разумеется, я все равно провел полное обследование. Иногда результат обнаруживается в мазке из полости рта. Но для получения первичных результатов по мазкам понадобится пара дней, и несколько недель для анализа ДНК, если нам все же удастся найти какую-либо жидкость для исследования. Могут ли отыскаться доказательства добровольного секса в течение нескольких последних дней?
— По словам ее подруг, нет. У нее есть парень, который, по предварительным данным, всю неделю пробыл в Мехико.
— Что ж, по крайней мере будем знать, что любая обнаруженная ДНК нам пригодится. Вот пока и все, — внезапно закончил беседу Карр, — но я дам знать, когда мы получим результаты анализов.
Когда они возвращались к машине под солнцем, которое прогревало холодное утро, переходящее в день, Элли думала о последнем часе жизни Челси, о страхе и боли, которые та наверняка испытала. А затем представила себе эту же девушку двумя часами ранее: как она улыбалась, танцевала и говорила своей подруге, что это лучшая ночь в ее жизни.
Любимыми фильмами Челси Харт были «Беги, Лола, беги», «Дневник памяти» и «Принцесса-невеста». Любимыми книгами — «Грозовой перевал» и «Невыносимая легкость бытия». Любимый коктейль назывался «Поцелуй ангела» — смесь темного ликера «Крем де какао» и жирных сливок, которая, по ее клятвенным уверениям, предотвращала похмелье. Ей хотелось познакомиться с Эллен Дедженерес[15] и Джонни Деппом.
У нее было девяносто два друга.
Элли еще раз просмотрела страничку Челси на «МайСпейс», одновременно уплетая ложкой «Нутеллу», которая всегда лежала в верхнем ящике ее стола.
— Ты уверен, что совсем не хочешь? — спросила она, протягивая открытую банку Рогану.
Он сверкнул глазами.
— Мы так и будем повторять этот ритуал каждый день? Ты мне предлагаешь гадость, которую называешь едой, чтобы я сказал: «Нет, спасибо»?
Она снова поставила банку перед собой и зачерпнула полную ложку.
— Вроде как неприлично не предложить.
— Ты можешь предлагать мне это сегодня, завтра и каждый день, пока я не выйду на пенсию, и, обещаю, я всегда буду отказываться. Поэтому, когда речь идет об этой ерунде, можешь считать себя свободной от любых общественных обязательств.
Элли было только лучше. Делиться не надо — ей больше достанется.
В числе лучших друзей Челси значились Стефани, Джордан и некий Марк; Элли решила, что это и есть ее парень, Марк Линтон. В списке своих кумиров она указала: «мои родители, друзья и случайные люди, которых я встречаю каждый день».
Элли кликнула на ссылку «Мои фотографии». На большинстве снимков были запечатлены подростки — сбившись в кучку, они обнимали друг друга за плечи. Челси обычно стояла в центре группы. Стефани — почти всегда рядом.
Целый альбом посвящался бело-коричневому английскому бульдогу по кличке Стэйси Кич.[16] Другой содержал фотографии Челси в разнообразных постановках школьного театра: «Весть Божья», «Кордебалет», «В лесах».[17] Еще один — Челси в фиолетово-золотистом спортивном трико. Элли вглядывалась в лицо на снимке — в девушку, прибывшую на финиш первой, — и видела потрясающее сочетание счастья, гордости и боли. Удивительно, как такая девушка могла оказаться в Нью-Йорке одна, среди ночи, пьяная и под метамфетамином.
— Надо связаться с родителями Челси, — сказала Элли. — Стоило мне в «Гугле» набрать «Челси Харт», как тут же вывалилась ее страничка на «МайСпейс». Когда весть разнесется, все репортеры кинутся прочесывать Сеть, отыскивая подробности ее личной жизни. Нужно сказать, чтобы они закрыли страничку.
— Они сейчас уже должны быть в самолете. Когда я говорил с ними сегодня утром, они собирались отправиться в аэропорт сразу после нашего разговора.
— Тук-тук. — Джек Чен притворился, будто стучит в воображаемую дверь. — Детективы, тут вас кое-кто хочет видеть. Говорят, родители Челси Харт.
— Как по заказу. — Элли шутливо поежилась. — Даже страшно.
У Рогана зазвонил телефон. Прежде чем ответить, он предостерегающе поднял указательный палец.
— Роган… Точно, это мое дело… Да, кажется, они вошли в участок секунду назад… Само собой. Конечно… Я непременно скажу им, что вы звонили. — Он повесил трубку. — Поправка: вот сейчас, черт возьми, по-настоящему страшно стало. Это был заместитель руководителя аппарата мэра. Кажется, они хотят убедиться, что мы уделяем Хартам самое пристальное внимание.
Роган и Элли направились было к дверям отдела, когда из кабинета высунулся Экелс.
— Можно вас обоих на пару слов? — сказал он, жестом подзывая к себе.
— Родители убитой уже здесь, сэр.
— Мне только что звонил помощник начальника. Харты уже успели пообщаться с мэрией.
— Мы знаем, сэр. И не хотим заставлять их ждать.
— Правильно. Пойдете с ними в третью?
— Если она свободна, — ответила Элли, следуя за Роганом.
— Я хочу присутствовать.
— Конечно. Как скажете.
У Пола Харта были красноватая кожа и редеющие каштановые волосы; его полное тело отягощали девять-десять лишних килограммов. Он был одет в рубашку, синий джемпер с вырезом под горло и темно-синие широкие брюки. Его жена Мириам надела длинное черное трикотажное платье — то ли из-за траура, то ли потому, что оно почти не мнется в пути. У нее были седоватые — прежде, вероятно, светлые — волосы, чуть прикрывавшие шею. Казалось, ее совершенно не заботит отсутствие макияжа и красные припухшие глаза.
Им, наверное, недавно исполнилось пятьдесят, женаты лет двадцать. Они вошли в третью комнату для собеседований, держась за руки. Даже в самый тяжелый день своей совместной жизни Харты вели себя с достоинством.
Роган всех представил и предложил супругам занять места рядышком. Сам он сел напротив них. Элли и Экелс остались стоять у окна, чтобы не слишком отвлекать своим присутствием.
— Спасибо, что так быстро откликнулись, — поблагодарил Роган. — Мы ждали вас не раньше сегодняшнего вечера.
— Мы сделали несколько звонков по пути в аэропорт, — сказала Мириам. — Один наш приятель общается со знакомым друга гендиректора «Сентениал Уайрлесс». У них есть частный самолет, который нас уже ждал в аэропорту Форт-Уэйна.
— Близкие люди делают для нас все возможное. — Пол сжал руку жены. — По крайней мере в этом нам повезло.
Элли подумала, что на их месте не смогла бы найти повода для радости. Ее всегда поражало, насколько по-разному люди реагируют на несчастья.
— Знаете, вокруг нас возникла целая сеть — люди созваниваются из-за нас, что-то делают, а мы сидим в самолете и пытаемся осознать все это, — продолжала Мириам с таким видом, словно речь шла о бизнесе. — Оказалось, что зять Пола учился вместе с каким-то человеком из аппарата мэрии. Он сделал несколько звонков, и сегодня после обеда мы встречаемся с добровольцами из Фонда Полли Клаас[18] — знаете, просто чтобы помочь нам разобраться в системе и понять, что сейчас нужно делать.
— Это замечательная организация, — сказала Элли, опасаясь, что ее слова могут прозвучать неискренне, в тон ее ощущениям.
— Просто скажите, чем мы можем помочь, — предложил Экелс.
— Вы поможете, — твердо произнес Пол, — если найдете человека, убившего нашу дочь.
Элли поспешно вмешалась, чтобы Экелс, сам того не желая, снова не обидел Хартов.
— Что касается расследования, мы делаем все возможное. Криминалисты и судмедэксперты собрали улики, которые могут оказаться очень важными. Сегодня утром мы получили подробные сведения от подруг вашей дочери. Они очень помогли нам. Благодаря Стефани и Джордан у нас есть точный график всех вчерашних перемещений девушек, и мы проверяем все версии.
— А девочки здесь? — спросил Пол.
— Ушли несколько минут назад, — сказал Роган. — Они часа два работали с нашим художником…
— У вас уже есть подозреваемый? — перебила Мириам, выпрямляясь.
— Слишком рано говорить. Мы знаем лишь о человеке, с которым Челси разговаривала вчера вечером в клубе. Но наш художник хочет поработать с девушками и завтра, поэтому мы вызвали адвоката, чтобы он проводил их в гостиницу.
— Нам нужно, чтобы они на несколько дней задержались в Нью-Йорке, — добавила Элли. — Как только у нас появится подозреваемый, надо будет провести срочное опознание.
Мириам кивнула.
— Я позвоню сегодня их родителям и в университет, объясню, что девочкам пока необходимо остаться здесь. Мы тоже останемся, не важно, сколько времени это займет. Бедняжки, — сказала Мириам дрогнувшим голосом. — Я обещала их родителям, что помогу им с этим справиться.
— Они девочки сильные, — возразил Роган. — Они держатся.
— Я все-таки думаю, что они отчасти винят себя в случившемся, — добавила Элли.
— Не стоит. Знаете, сколько раз я заставала Челси на улице в неположенное время, выясняя при этом, что Стефани тщетно пыталась увести ее домой?
— Наша дочь была не идеальной, но все же замечательной девочкой, — заметил Пол.
Этой фразы было достаточно, чтобы самообладание Мириам рухнуло. Плечи ее задрожали, она судорожно всхлипнула, подавляя рыдания.
— Она была неповторимой, изумительной и замечательной во всем. Но делала что хотела, Пол. Я пыталась объяснить, что Стефани и Джордан не виноваты. Они тут ни при чем.
— Тс-с-с. — Пол обнял жену за плечи. — Что мы еще должны сделать? — тихо спросил он.
— К сожалению, придется попросить вас быть готовыми к вниманию прессы. Репортеры будут задавать вопросы, выпрашивать фотографии Челси, старые ежегодники выпускников. На ее страничку в «МайСпейс» до конца дня заглянут тысячи людей.
— В Фонде Полли Клаас нам тоже так говорили, — подтвердил Пол. — Сразу же. Они от нашего имени свяжутся с этой компанией и попросят убрать эту страничку.
— Хорошо, — похвалила Элли. — Они помогут вам отбиться от прессы. Кроме того, вы можете ссылаться на отдел внешней информации Полицейского управления Нью-Йорка.
— Что еще? — спросил Пол.
Роган деликатно кашлянул.
— Когда будете готовы, нужно провести официальную идентификацию тела.
Мириам снова громко всхлипнула, но Пол выдержал это стоически.
— Мы готовы. Я сам, — сказал он жене. — Тебе не нужно это видеть.
— Я могу отвезти вас в судмедэкспертизу, — предложил Экелс, — а детективы Роган и Хэтчер продолжат расследование.
Харты пробормотали слова благодарности и поднялись. Проходя мимо Элли, Мириам Харт обернулась и посмотрела ей в лицо припухшими красными глазами, полными мольбы.
— Челси была не просто пьяной девчонкой в ночном клубе. Она была моим ребенком.
— Я знаю, — сказала Элли, тоже глядя ей в глаза. — Она любила «Грозовой перевал» и своего бульдога. Блистала на сцене и могла лететь, как ветер. Была хорошей подругой. Она объединяла своих друзей и умела рассмешить их, несмотря ни на что.
Слеза скатилась по щеке Мириам, и она беззвучно шепнула:
— Спасибо.