Вот теперь я вижу в нём настоящего Инквизитора. Возможно, впервые с нашего знакомства прорывает бархатную оболочку сталь в его голосе, а взгляд становится таким тяжёлым и властным, что всяческие возражения застревают у меня в горле. Не знаю, почему, но это очень важно для него — то, что он надеется увидеть в том моём воспоминании. И возможно, именно поэтому мне не хочется его показывать. Не сейчас, когда у него такое чужое лицо.
Поэтому упрямо качаю головой и поджимаю губы.
— Моё воспоминание! Не отдам.
— Ты как ребёнок, Эби! Честное слово, — вздыхает синеглазый и всё-таки чуточку смягчается. Но недостаточно, чтобы я успокоилась. Как будто что-то хрупкое, что родилось между нами, разобьётся на осколки, если я сделаю, как он просит. Но, кажется, моего разрешения тут не нужно. Чтоб им, этим Инквизиторам…
Отворачиваюсь, чтоб показать, до какой степени обижена и расстроена тем, что он без спроса лезет в мою голову… но неожиданно нежное касание к щеке снова заставляет забыть обо всём. Забыться в этой случайной ласке. Неправильной, невозможной.
Он проводит кончиками пальцев по щеке, осторожно поглаживает. Мне снова слишком приятно, чтобы это можно было списать просто на его мужское обаяние. Какая-то странная магия рождается от этого притяжения кожи к коже, от нашего столкновения — словно двух звёзд в небесной бездне, так долго летевших мимо друг друга, но неожиданно сошедших с орбит.
— Покажи, Эби! Мне правда это нужно.
Больше не приказывает — просит. И возможно, именно это заставляет снова приоткрыться двери моих воспоминаний, которые я устаю сдерживать.
…За окном снег. Такие пушистые огромные хлопья падают с тёмного неба в ранних сумерках. Девочка в белом платье с двумя туго заплетёнными косичками сидит у окна и смотрит, как мимо идут нарядные люди. Смеются, поют песни. Семьи, дети. Девочка одна — она почти всегда одна, но у неё есть целая свеча, обережный круг света, разгоняющий тьму по углам, и она ждёт возвращения дорогого ей человека. Терпеливо ждёт, прислонившись лицом к стеклу, увитому морозными узорами.
Домик совсем маленький — один этаж, две комнаты и закопчённая кухня с печкой. Но это всё равно намного лучше, чем было летом, когда девочка с мамой жили в лачуге на окраине деревни. В городе вообще лучше — интереснее, есть на что посмотреть за окном. Здесь девочка с мамой живут уже два месяца, им удалось убедить горожан, что они просто пекут хлеб на продажу. Всё-таки, у них обеих белые платья, а это рождает меньше подозрений. Да и булочки у мамы получаются выше всяких похвал.
Скрип двери. Девочка срывается с места так быстро, что падает стул. Бежит навстречу со всех ног… и замирает у порога.
В открытую дверь входит женщина в чёрном. Белые хлопья снега не тают на её плечах и потерянном, бледном лице.
В руке женщины зажата горсть золотых монет. Целое состояние. На них можно купить здоровенный дом в центре города и вообще не работать. Вот только…
— Мам… что ты сделала, мам?! Почему оно стало чёрное? Почему твоё платье чёрное?!
Женщина молчит, не отвечает и будто даже не видит девочку.
— Это была она…
Слышу слова за спиной, словно выдохнутые сквозь стиснутые зубы. Оборачиваюсь. В шаге от меня у грубой бревенчатой стены стоит Инквизитор. У него страшное лицо — потемневшее, и даже глаза будто стали не синие, а чёрные.
Первый порыв — отшатнуться и убежать от него куда-нибудь… но это моё воспоминание, и мне некуда отсюда бежать. А ещё… мне не хочется оставлять его наедине с болью, которую вижу в его глазах и которая так сильна, что даже по моей коже проходит волнами и опаляет, будто искры, что разлетаются от костра.
Поэтому делаю очередную безумную вещь. Ещё полшага — и кладу руки ему на плечи, хоть для этого приходится привстать на цыпочки.
— Почему ты так говоришь? Почему так смотришь? Что случилось?
Инквизитор стискивает в горячих ладонях мои запястья, словно хочет отбросить мои руки прочь, словно ему противно моё прикосновение — но отчего-то так и не делает этого, и его жар опаляет кожу. Взгляд тёмных, как зимняя буря, глаз впивается в моё лицо.
— Десять лет назад некая ведьма Лорен из Тормунгальда убила мою жену. В самый разгар медового месяца. Прекрасную девушку с добрым сердцем, которая никогда никому в своей жизни не делала зла. Именно после этого я решил стать Инквизитором. Жаль, что не добрался первым до убийцы — это сделали другие. Но я не знал, что у неё осталась дочь.