Почти идеальная месть

Кажется, пробка рассасываться не собиралась… Уставшие после трудового дня и слегка измученные жарой водители обречённо сидели в своих автомобилях, с тоской глядя на то, как день превращается в вечер, а солнце медленно скатывается к линии горизонта.

Я похвалила себя за то, что у меня хватило ума не отправиться в путь, нацепив свой довольно громоздкий карнавальный костюм. Сейчас на мне были майка и шорты, и с тех пор, как дневная жара начала спадать, я чувствовала себя абсолютно прекрасно.

Моё ярко-синее бальное платье в стиле рококо было аккуратно разложено на заднем сиденье. Там же лежали ажурные чулки, телесного цвета лодочки на шпильке, светло-русый высокий парик и бархатная чёрная маска.

Я ехала на карнавальную ночь в университетский кампус. Праздник этот ежегодно проводился в самую короткую ночь в году, но посещать его можно было только тем студентам, которые уже окончили как минимум три курса университета.

Я как раз недавно сдала сессию и перешла на четвёртый курс. Сегодня состоится первое почти светское мероприятие, которое я решила посетить с тех пор, как… С тех пор, как моя жизнь поделилась на "до" и "после".

Конечно, между "до" и "после" тоже кое-что происходило, в течение целых двух недель. Именно от последствий этих двух недель я и не могла избавиться на протяжении целого года.

И вот сегодня опять двадцать первое июня, и опять у Ольги день рождения. Но теперь я совершенно не обязана присутствовать на этом празднике жизни и общаться с "нужными" людьми. Так что Антон, который по-прежнему волочится за мной, а мои и его родители всячески этот процесс поощряют, будет разочарован.

Да, прошёл целый год. Или всего год, а не целая жизнь? Прошёл год с того момента, как я села в машину Матвея Белова, будучи невинной и немного наивной дурочкой. А через две недели он высадил меня у дома родителей. Выкинул из своей жизни, в которую сначала забрал без спроса, фактически не оставив мне выбора.

Тогда, по прошествии двух недель, я была уже совсем другим человеком. Невинной дурочки и след простыл. Её место заняла молодая женщина, которая знает, как доставить удовольствие мужчине. Но не всякому мужчине, нет! Одному-единственному. Тому, чьё тело она изучила в мельчайших подробностях, знала наизусть каждый миллиметр.

Знала, чтонравится любимому больше всего. Научилась доставлять ему максимальное удовольствие и удовлетворение. А он так же изучил её, и она перестала быть не только хозяйкой собственного тела, превращаясь всякий раз в послушный воск от одного лишь прикосновения. Она, то есть, я перестала быть хозяйкой собственного сердца. Этот жалкий трус оказался ещё и вором, похитившим моё сердце. И я даже не знаю, где оно теперь. Но точно не при мне, потому что я перестала чувствовать.

Матвей, зачем тебе моё сердце? Верни его уже! Ведь я выполнила свою миссию на все сто. Отыграла в придуманном тобой спектакле от и до. Из меня получилось прекрасное орудие твоей идеальной мести, я не подвела тебя. А потом отправилась домой, на заслуженный отдых, как вышедший в тираж провинциальный клоун.

Ни о чём я сейчас не жалею так сильно, как о том, что рассказала тогда тебе, Матвей, о своих чувствах… Да что там! Я готова была на коленях за тобой ползти, лишь бы ты позвал меня. Лишь бы снова прикоснуться к тебе, почувствовать запах и вкус твоей кожи, ощутить твои руки и губы на своём теле. Дура! Наивная идеалистка.

Матвей ушёл так же, как появился. Как в старой песне: из ниоткуда и в никуда. За прошедший год я ничего не слышала о нём, не получила ни единой весточки. Я даже не знаю, жив ли он вообще. А я жива. Правда, иногда не могу понять, зачем.

Конечно, сейчас приступы тоски и боли приходят всё реже. Но иногда приходят. Вот и сегодня я поехала на этот праздник, чтобы не быть с самой собой и не думать. А если бы поехала на приём по случаю дня рождения Ольги, то вспоминала бы и думала ещё больше. Ведь всё началось именно там и тогда.

Первое время после того, как Матвей выбросил меня, словно ненужную вещь, я помню очень смутно. Я ничего не чувствовала и почти ничего не понимала. Даже из комнаты своей почти не выходила. Потом отец привёз какого-то врача, а тот назначил лечение. Видимо, доктор и вправду знал своё дело, потому что к сентябрю, к началу третьего курса, я была уже в полном адеквате.

Окунувшись в учёбу и в студенческую жизнь, я начала восстанавливаться ещё быстрее. Вскоре частично вернулся вкус к жизни, и восстановился цвет лица. Я также начала более-менее нормально питаться и перестала напоминать самой себе призрак из старинного за́мка.

Тогда же я приняла решение съехать от родителей и купить собственную квартиру на деньги, оставленные мне покойной мамой и ждущие своего часа. Покупка собственного жилья — маленькой современной студии в новостройке — окончательно вернула меня к жизни. Я постоянно ездила по каким-то инстанциям, оформляя документы, это отнимало кучу времени и не давало сосредоточиться на переживаниях.

Потом я обставляла квартиру, вкладывая в это занятие всю душу и всю нерастраченную энергию. А потом ещё нашла удалённую работу, и жизнь опять заиграла новыми красками.

Как только я вернулась к нормальной жизни, в ней тут же объявился Егор. Он был до глубины души оскорблён тем фактом, что я не выходила с ним на связь во время его летней археологической практики, как обещала. Обиделся настолько, что полностью игнорировал меня, даже не здоровался при случайных встречах.

Мне тогда было совсем не до него, если честно, и не до его обид, хоть я и понимала, что он имеет полное право обижаться.

А перед наступлением Нового года Егор вдруг активизировался. Я тогда уже жила отдельно, и праздник собиралась провести в одиночестве. Мне не хотелось ехать к родителям, потому что там в новогоднюю ночь всегда собиралась толпа весёлых гостей.

С родителями я сохраняла нормальные отношения, ровные. Я не считала себя вправе осуждать отца или Ольгу, хоть и не понимала того, как они поступили когда-то с Матвеем. Матвей полностью отомщён, и поступил он ничуть не лучше, чем отец и Ольга.

Так вот, Егор… Егор однажды подсел ко мне за столик в университетской столовой. Думаю, он нарочно подкараулил меня, потому что знал, что я всегда хожу обедать именно туда. Посидели с ним, поболтали о новостях, об общих знакомых. О том, что произошло летом, не было сказано ни слова. Возможно, поэтому я приняла приглашение Егора и пошла с ним в кино.

Егор вёл себя адекватно и пристойно, а общаться с ним мне всегда нравилось, ведь он очень остроумный и эрудированный собеседник. Так мы встретились снова, а потом ещё раз, и ещё…

Я не помню, кому из нас первому пришла в голову идея встретить вдвоём Новый год. Скорее всего, мы подумали об этом одновременно. Поскольку Егор жил с родителями, праздновать решили у меня.

Начинался вечер вполне неплохо. Мы смотрели старые фильмы, потом выпили шампанского, загадали свои желания в ожидании звона Курантов, а затем вышли на улицу и запустили салют.

Когда вернулись домой, я поняла, что у Егора далеко идущие планы в отношении меня. Конечно, я и сама предполагала нечто подобное, желая окончательно "излечиться" от своего наваждения. Мне казалось, что если моё тело будет принадлежать не Матвею, а другому мужчине, то я получу, наконец, обратно и своё сердце, и свою долгожданную свободу. Не тут-то было.

Едва Егор начал настойчиво целовать меня и касаться ладонями моей груди, спины и плеч, я словно превратилась в кусок льда. Чем сильнее заводился Егор, тем больше мне хотелось оттолкнуть его. Что я в итоге и сделала. Да, я идиотка и дура набитая. Я выгнала Егора, а перед этим поставила его в известность о том, что между нами никогда ничего не будет.

Не знаю, какой бес в меня вселился тогда. Но я ни разу не пожалела о своём поступке. Не жалею и сейчас. Общение с Егором полностью прекратилось.

… Наконец моя машина движется с нормальной скоростью, и я даже не опаздываю на маскарад. Я буду там одна, без сопровождающих, и очень надеюсь, что меня никто не узнает. Ночь обещает быть весьма интересной.

Переоделась я в комнате матери и ребёнка, расположенной в одном из гипермаркетов неподалёку от кампуса. Надеюсь, мамочки с детьми на меня не в обиде. Можно было, конечно, переодеться в одной из примерочных, но не хотелось шокировать публику.

В комнате матери и ребёнка, помимо пеленального столика и нескольких стульев, оказалось неплохое зеркало. Я натянула чулки. Кстати, подарок креативного Матвея, который спрятал в коробочке с чулками свою идиотскую записку. Жалкий трус. Но чулки красивые, надо сказать. И явно очень дорогие.

Скользнула ногами в лодочки, а потом взялась за платье. Красивое получилось платье, мне его сшили на заказ. Я решила, что останусь неузнанной, потому особо не скромничала: платье позволяло любоваться моим пышным бюстом в глубоком декольте, красиво приподнимая грудь.

Спрятав волосы под высокий парик и прилепив над губой провокационную мушку, я надела маску. Ну что ж, я выгляжу прекрасно, и отрицать это глупо.

К счастью, комната матери и ребёнка находилась почти у выхода к стоянке. Машину я решила оставить возле гипермаркета. Мало ли, вдруг мне захочется выпить шампанского, и придётся возвращаться домой на такси.

Я прошла через стоянку и очутилась прямо перед одним из входов в кампус. Приложила пропуск к турникету, и вот я уже в университетском дворе. Со стороны ботанического сада, на территории которого проходил праздник, доносилась музыка.

Увидев ещё нескольких человек в карнавальных костюмах, я смешалась с ними и вошла в сад. Музыка была живая, играл приглашённый инструментальный ансамбль. Всюду были развешаны китайские фонарики. В нескольких местах работали выездные кафе.

Купив для начала бокал осветленного яблочного сока, я медленно пошла по дорожке, рассматривая участников маскарада. Чем дальше я шла, тем больше мне здесь нравилось. Особенно, потому, что я не могла узнать никого, и меня никто не узнавал. Всё было очень загадочно и романтично.

Однако в какой-то момент мне стало неуютно. По характерным мурашкам, побежавшим по спине, я поняла, что за мной кто-то наблюдает. Начала осторожно оглядываться и вскоре определила источник своего беспокойства.

Чуть в стороне от основной массы участников праздника стоял мужчина в костюме Зорро. Разумеется, он был в маске, да и в саду уже почти совсем стемнело, однако я видела, что незнакомец смотрит на меня, буквально глаз с меня не спускает.

Вот он поднёс к губам бокал, и меня охватило странное волнение, даже коленки ослабли. Его движения казались мне слишком знакомыми. Кажется, я с ума схожу. Это не может быть Матвей. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Но это совершенно точно его рост и его фигура. Шея, подбородок… Глаз не видно, и волосы скрыты под шляпой.

Отвернувшись, я смешалась с толпой и, лавируя, переместилась в другой конец сада. Однако, спустя несколько минут, я вновь увидела его. Мне стало по-настоящему страшно, сердце готово было выскочить из груди от охватившей меня паники. Кем бы ни был этот человек, я боюсь его. Потому что я уверена: это точно не один из моих знакомых студентов. Не однокурсник, не приятель.

Ещё немного потолкавшись в самой гуще гостей, я приняла решение сгаситься с карнавала в темпе вальса. Но для начала нужно было выбрать самый безопасный путь отхода.

Я (как в анекдоте) делала вид, что прогуливаюсь, а сама медленно и осторожно продвигалась в толпе к одной из тропинок, ведущих к выходу из ботанического сада.

А потом почти бегом приспустила по этой тропинке. Сердце гремело прямо в ушах, а дышала я так, что слышно, наверно, было даже на Марсе. Мне почти удалось достигнуть цели, когда дорогу мне преградила высокая тень. И я, не успев изменить траекторию своего пыхтящего полёта, с размаху влетела прямо в объятия Зорро.

Если у меня и были ещё сомнения, то они рассеялись тут же, едва я оказалась прижата к его груди. Правда, я не понимала, почему всё ещё дышу, а моё сердце продолжает гулко биться, отдаваясь прямо в груди Матвея.

— Здравствуй, девочка моя, — тихо прозвучал прямо у моего уха до боли знакомый голос. — Потрясающе выглядишь.

Я закрыла глаза и сжала зубы, от всей души надеясь, что не расплачусь прямо тут. Я ведь была уверена, что никогда больше не увижу Матвея. Никогда.

А через несколько секунд меня уже нет, потому что Матвей начинает меня целовать. Сначала у меня отнимаются ноги, и я падаю в бездну. Потом начинаю взлетать и парю над землёй. А потом язык Матвея касается моего языка, и у меня окончательно сносит крышу.

Дрожащими пальцами я пытаюсь развязать его маску, но у меня ничего не получается. Как выяснилось позже, не получилось, потому что у маски нет завязок, маска держится за счёт специальной резинки.

Чувствуя мои мучения, Матвей одним движением стягивает с себя маску и шляпу, бросает всё на траву. Мои пальцы погружаются в его шевелюру, и из моей груди вырывается не просто стон. Нет, это больше похоже на рычание, на крик боли.

Я всё же начинаю плакать. Трясу Матвея, вцепившись в ворот его рубашки, как тогда, при расставании. Поздравляю, Милана, кажется у тебя начинается истерика. Хвалёное самообладание, уверенность и спокойствие, достигнутые титаническими усилиями, — всё летит в тартарары.

Матвей берёт меня на руки, прижимает к себе, баюкает. Постепенно начинаю успокаиваться, хотя до сих пор судорожно дышу и всхлипываю. Матвей что-то шепчет, но я понимаю только с третьего раза.

— К тебе или ко мне?

— Туда, куда ближе, — хрипло отвечаю я.

Матвей куда-то несёт меня на руках. Его маска и шляпа так и остаются на одной из тропинок университетского сада.

— Моя машина припаркована около супермаркета, на охраняемой стоянке, — вспоминаю я.

— Завтра заберём, — Матвей с нежностью смотрит на меня.

— Смотри под ноги, — пытаюсь ворчать я. — А то рухнем.

— Не могу смотреть под ноги. Могу смотреть только на тебя.

— Да ладно? — кажется, я начинаю потихоньку приходить в себя, хотя продолжаю говорить в нос, а голос мой хрипит. — Целый год прекрасно мог не смотреть, а тут вдруг не можешь?

— За этот год я не переставал думать о тебе ни на минуту. Ни на секунду. Но мы это обсудим позже, обязательно.

— Я тебе не верю, — сообщаю я.

— Твоё право, — к Матвею полностью вернулась его обычная невозмутимость.

— Не может молодой, здоровый мужчина с твоим темпераментом обходиться без секса в течение целого года.

— А я и не говорю, что обходился.

Я начинаю энергично вырываться, но Матвей ещё сильнее сжимает меня в объятиях.

— Отпусти меня! — с хрипа я перехожу на шипение. — Ненавижу!

— Можешь дальше ненавидеть, но я тебя теперь точно не выпущу из рук.

— Катись к своим подружкам!

— Нет у меня никаких подружек. С тех пор, как влюбился в одну сумасшедшую и дикую девчонку. Угораздило же взрослого, серьёзного дяденьку. Мы пришли.

Матвей, не отпуская меня, достаёт из кармана брелок, и знакомая чёрная машина приветствует меня, подмигивая. Матвей запихивает меня в машину, стаскивает с меня парик и маску.

— Вот так, — и он целует меня в нос. — Что мне не понравилась в твоём наряде, так это парик и маска. Они скрывали твои роскошные волосы и твои прекрасные глаза.

Матвей закрывает дверцу около моего сиденья и обходит машину. Я слежу за ним жадным взглядом, несмотря на то, что на улице уже почти темно. Наконец-то он садится рядом, и я возвращаюсь к теме, которая меня очень волнует.

— И кто они?

— Кто они? — невинно переспрашивает Матвей.

— Женщины, с которыми ты спал в течение года.

— Милана, давай не будем углубляться в эту тему. Если бы я сказал тебе, что у меня ничего ни с кем не было, ты бы всё равно не поверила. А так хоть взбодрилась.

— Ты мне за это ответишь, Матвей! Обещаю. За каждую минуту и секунду этого года.

— Жду не дождусь, — улыбается он и достаёт с заднего сиденья шикарный букет. — Я никогда не дарил тебе цветов. Надо как-то восполнять этот пробел.

— Весь прошедший год — один сплошной пробел, Матвей. Замучаешься восполнять.

— Я справлюсь, — самонадеянно заявляет этот невозмутимый тип.

Что ж, посмотрим, кто кого, Матвей Александрович. Я в течение этого длинного и тяжёлого года тоже времени даром не теряла. Размышляла много и очень напряжённо, анализировала…

— Ты знаешь, где я живу? — вскидываюсь я, понимая, что Матвей везёт меня в сторону моего дома. — Ты что, опять следил за мной?

— Я же сказал, что не переставал думать о тебе ни одной минуты. Ни одной секунды, — серьёзно отвечает Матвей.

Я смотрю на его красивый профиль, на шею в вырезе чёрной рубашки, на раздвоенный подбородок, на тёмные ресницы и брови, на серые глаза, на волосы, которые стали чуть длиннее, чем год назад. Раньше Матвей носил более короткую стрижку.

Мой взгляд останавливается на руках Матвея, спокойно лежащих на руле, и я чувствую, как от шеи вверх поднимается жаркая волна, а в животе начинает привычно холодеть.

Я хочу его. Прямо сейчас. Уже открываю рот, чтобы приказать ему припарковаться где-нибудь, но разум берёт верх. Нет, не так. Не здесь и не в спешке. Мы так давно не были друг с другом! Всё должно быть гармонично и красиво. Вот как этот прекрасный букет, который Матвей мне подарил.

Однако неторопливости всё же не случилось, потому что мы начали раздевать друг друга, как только за нами закрылись двери моей квартиры.

Матвей, превосходно справившись с крючками на лифе (я попросила сделать их сбоку, а не на спине, потому что знала: помогать мне будет некому), легко стянул с меня платье, а следом бюстгальтер и трусики.

Я осталась в одних чулках, стояла и смотрела на тяжело вздымающуюся от возбуждения широкую грудь Матвея. Глаза его горели странным огнём. Он быстро скинул рубашку и притянул меня к себе, целуя.

— Ты превратилась в настоящую соблазнительницу, — тихо заговорил он, касаясь ладонями моей спины, плеч, груди, спускаясь к бёдрам. — Ты уже не та невинная и неопытная девочка, какой была.

Ну ещё бы! С таким-то талантливым наставником!

Я расстёгиваю ремень на брюках Матвея, осторожно касаюсь его члена, пока через ткань его белья. Вижу, как Матвей сжимает челюсти и закрывает глаза, не в силах справиться с собой.

— Ещё, — шепчет он. — Ещё, пожалуйста…

Я отодвигаю резинку его боксеров и касаюсь горячей напряжённой плоти. В следующее мгновение Матвей хватает меня и быстро несёт к кровати. Мы оба больше не в силах терпеть, мы набрасывается друг на друга, как безумные, и через несколько минут нас почти одновременно накрывает.

Потом всё повторяется, только неторопливо и сладко. Мы привычно изучаем все изгибы и линии друг друга, понимая, что не забыли ничего, ни малейшего нюанса.

Впервые за прошедший год я засыпаю на плече Матвея, уставшая, но очень-очень счастливая. Даже сквозь сон я чувствую, как он обнимает меня, не отпуская ни на миг.

Я просыпаюсь первая, и сначала мне страшно открывать глаза, хоть я и чувствую Матвея. А вдруг это всё же сон? Кажется, я не переживу, если это был всего лишь сон. Открываю один глаз и вижу губы Матвея. Это не сон. Значит, можно жить и дышать дальше, как в песне.

Осторожно высвободившись из рук Матвея, я бегу в туалет и в душ, привожу себя в порядок и иду готовить завтрак. Впервые за то время, что я живу в этой квартире и готовлю сама, я делаю это с удовольствием.

Слышу, как Матвей встаёт и идёт в душ. А потом подходит ко мне сзади и обнимает меня.

— Доброе утро, моя девочка.

Его губы касаются моего уха, и я начинаю теряться во времени и в пространстве. Итак, можно себя поздравить. После упорной борьбы за независимость, длящейся целый год, я вновь лишилась всего: гордости, мозгов и тела. Что до сердца, так мне его не вернули ещё в прошлый раз.

Надо ли говорить, что сразу после завтрака мы вновь очутились в кровати? Но разговор всё же состоялся, правда, спустя некоторое время, в течение которого мы радовали соседей с обострённым слухом утренним скрипом кровати, вздохами, стонами, а я ещё и воплями.

— Зачем ты приехал, Матвей? — спросила я, легко касаясь кончиками пальцев смуглой кожи на его груди, когда мы отдыхали. — Зачем снова появился в моей жизни?

— Я не исчезал из твоей жизни, — он погладил меня по волосам и поцеловал в висок.

— Исчезал! Тебя не было целый год, и я иногда всерьёз думала, что сдохну! Ты жестокий, бессердечный кретин, Матвей!

— Жестокий, бессердечный, влюблённый кретин, — прошептал он. — Прости меня, если сможешь. Я сразу знал, что не смогу без тебя жить, потому и бежал, сломя голову. Моим самым огромным желанием было забрать тебя с собой, как ты просила. Я нуждался в тебе, как в воздухе. Но я должен был убедиться в том, что и я нужен тебе.

— Целый год убеждался?

— Да, — серьёзно ответил Матвей. — Пойми, Милана, ты ещё очень молода. Это мне сейчас тридцать четыре, и я прекрасно знаю, чего хочу. И знаю, что это навсегда, я в себе уверен. А тебе было тогда всего двадцать, и я был у тебя первым. Понимаешь? Ты не знала других мужчин.

— Я их не знаю и сейчас. И не хочу узнавать, не собираюсь. Для меня их не существует. Для того, чтобы это понять, совсем не нужно ждать, когда мне стукнет тридцать четыре.

— Но сейчас я убедился в том, что ты по своей воле избегаешь соблазнов, хотя у тебя не раз была возможность с кем-то сойтись. И зимой мне было очень страшно. Я по-настоящему боялся, что у вас с Егором получится что-то. Мне казалось, я прошёл прямо по кромке обрыва. Ты меня провела по ней. И сама же спасла меня. После этого я занялся покупкой дома для нас с тобой там, далеко, где я живу. Теперь всё готово для нашей семейной жизни, и я приехал за тобой. Хочешь ли ты по-прежнему быть со мной всегда? Готова уехать?

Ничего не ответив, я сползла по Матвею вниз и начала ласкать его губами и языком. Отклик был мгновенным — мне всегда удавалось завести Матвея таким способом. Потом я устроилась верхом на Матвее и не смогла сдержать стон. Осторожно двигаясь, я спросила:

— Значит, ты готов жениться на мне и провести со мной всю жизнь?

— Да, — выдохнул Матвей. — Это моя самая заветная мечта.

— То есть, ты готов дать ответ на тот вопрос, который проигнорировал год назад?

— Я люблю тебя, ты это прекрасно знала тогда, и знаешь сейчас, — Матвей положил ладони на мои предплечья. — Люблю настолько, что мне плевать на всё и на всех. Для меня существуешь только ты.

— Но ты же понимаешь, что украл у нас с тобой целый год жизни? А в самом деле, гораздо больше?

— Я готов понести любое наказание. Разумеется, кроме разлуки с тобой.

Я начала двигаться чуть быстрее и почувствовала, что Матвей скоро достигнет предела.

— Не надо наказания. Что я, зверь? Но испытания будут. Помнишь, ты говорил: будет, как в сказке. Вот и сейчас. Три испытания.

— Я готов, — прерывающимся голосом ответил Матвей, и я начала двигаться ещё энергичнее.

Вскоре Матвей кончил. Лежал с закрытыми глазами и блаженно улыбался. Я легла на него сверху, вытянулась всем телом, и он обнял меня.

— Вот и договорились, — сказала я. — Ты проходишь три испытания, и после этого я становлюсь твоей женой. Я последую за тобой туда, куда скажешь.

— Спасибо, родная! — Матвей касался моих волос быстрыми и лёгкими поцелуями. — Я сделаю всё, что ты велишь.

"Вот и молодец, — мысленно усмехнулась я. — Ты даже не представляешь, какой сюрприз тебя ожидает в конце. Ты ответишь мне за всё. За каждую мою слезинку".

* * * * * * * * * * * *

— А эти задания, — Матвей гладил меня по голове, перебирал мои волосы. Я знала, что он обожает мою шевелюру, просто с ума сходит от моих рыже-каштановых длинных волос. — Ты мне скажешь их сразу или постепенно, одно за другим?

— Постепенно, — промурлыкала я. — От простого к сложному. Хотя… Возможно, это я так воспринимаю всё, а тебе покажется наоборот — от сложного к простому.

— Мне уже не терпится начать выполнять твои задания. Ведь чем быстрее я их выполню, тем быстрее мы уедем, и ты станешь моей женой.

"Ну да, ну да, надейся! Та дурёха, которая мечтала стать твоей женой, умерла год назад. Осталась на обочине дороги, где ты её выпер из своей машины и своей жизни. А теперь нарисовался — тоже мне, подарок! Думал, я на коленях за тобой поползу? Да, есть у меня слабость к тебе… Но на этот раз мы будем играть по моим правилам".

Конечно, вслух я ничего подобного не сказала. Улыбнулась, провела ладонью по щеке Матвея. Он поймал мою руку и прижал к своим губам.

— Неужели и вправду так торопишься, Матвей?

— Да, — серьёзно ответил он. — Я очень люблю тебя. Ты исцелила меня, Милана. Как бы странно это ни звучало, но с тех пор, как ты появилась в моей жизни, моя душа воскресла. Я перестал жить прошлым, поставил на нём жирный крест. Ты полностью возродила меня. Ты и твоя всепрощающая, светлая любовь. Скажи, что любишь меня, пожалуйста! Что не разлюбила меня за прошедший год.

Матвей с волнением вглядывался в моё лицо.

— Я люблю тебя, Матвей, можешь не сомневаться.

Он судорожно прижал меня к себе. Я слышала, как он дышит, как бьётся его сердце. И я чувствовала, как он быстро вытер рукой свои глаза.

В этот момент я едва не утратила решимость довести начатое до конца, но мне удалось взять себя в руки. Я не солгала. Я по-прежнему люблю Матвея. Люблю ничуть не меньше, чем раньше, когда я готова была идти за ним пешком на край света. Но тогда Матвей безжалостно оттолкнул меня и оставил одну на целый год.

Оставил без поддержки, без своей сильной руки, без своей любви. Я была унижена. А любовь моя — растоптана, как придорожный цветок. Я боролась одна со всеми невзгодами и со своими бедами. Я скучала по Матвею и умирала каждый божий день. Я не хотела просыпаться по утрам и начинать новый день, который будет прожит без Матвея. К счастью, Матвей часто снился мне. Мои грёзы были единственным местом, где мы могли встретиться, где Матвей любил меня душой и телом.

А он прекрасно жил без меня и ни в чём себе не отказывал, пока я мучилась, страдала и горела в адовом огне. Потому теперь пришла его очередь мучиться и страдать.

Я знаю, что месть — это ужасное, отвратительное и разрушающее чувство. Месть порождает месть. Матвей отомстил отцу и Ольге, а теперь я буду мстить Матвею.

— Ты не пожалеешь о своём решении, девочка моя, — Матвей покрывал быстрыми и короткими поцелуями моё лицо, мои волосы. — Я знаю, как сделать тебя по-настоящему счастливой, поверь. Я всё для тебя сделаю. Буду жить для тебя, работать для тебя.

— Я верю, Матвей!

— Тогда скажи, каким будет первое задание.

Я задумалась на несколько секунд. Но не потому, что моё задание не было готово. О, нет! Прошедшей ночью я много думала и построила много мысленных конструкций.

— Если ты хочешь, чтобы я стала твоей женой, значит, ты доверяешь мне, Матвей?

— Да, безусловно, — тут же ответил он. — Безоговорочно.

В моей душе опять шевельнулось сомнение, но голос обиды и пережитых унижений вновь заглушил его.

— Тогда я хочу знать, где находится твой дом. Тот самый, в котором мы с тобой прожили две недели. И я хочу, чтобы мы отправились туда.

— Без проблем, — кивнул Матвей. — Хоть сейчас. У тебя ведь каникулы?

— Да. Я, конечно, подрабатываю, но на удалёнке, потому не привязана к месту. Так что я готова ехать с тобой. Только надо сначала забрать мою машину со стоянки гипермаркета.

— Пойдём сейчас за машиной, прогуляемся, а обратно приедем на твоей машине, — предложил Матвей и коснулся пальцем кончика моего носа. — Я не хочу ехать на своей машине, ведь тогда мы потом будем возвращаться порознь. А в дом потом уже поедем на моей.

— Прогуляемся? — улыбнулась я. — На автобусе, ты хочешь сказать? Пешком идти слишком далеко. Или на такси?

— Раньше туда ходил ещё трамвай. Сейчас ходит?

— Ходит. Матвей…

Я замялась. Мне вдруг стало очень тревожно. Одно дело — лелеять и вынашивать план мести самой, и совсем другое — думать о том, что Матвею может угрожать опасность. Я отчётливо поняла, что не переживу, если с ним что-нибудь случится.

— Что? — он опять прижал мою ладонь к губам.

— А тебе не опасно вот так просто передвигаться по городу?

— Я не преступник, в розыске не нахожусь. Единственный человек, который может быть для меня опасен — твой отец. Но вероятность встретиться с ним, просто прогуливаясь по городу, ничтожно мала. К тому же, на его яд у меня есть противоядие. Не так уж выгодно Валере устраивать мне экзекуцию. Так что не бойся за меня.

— А в чём ты пойдёшь? Неужели в чёрной рубашке?

— Нет, вчера я принёс из машины рюкзак с вещами и повесил воооон там, у входной двери. А ты даже не заметила. Там джинсы, футболка и даже кроссовки в специальном пакете.

— Ещё бы я заметила, — пробормотала я. — Как мы с тобой в подъезде не начали раздевать друг друга, вот вопрос!

— А я заметил кое-что, — загадочно сказал Матвей. — Ты была вчера в тех чулках, которые я подбросил в твои вещи год назад.

— Да. Это мои единственные чулки.

— Мы займёмся этим вопросом в ближайшее время. Купим ещё.

— Зачем? — удивилась я.

— Знаешь, — Матвей смущённо улыбнулся. — Так приятно думать, что я единственный в своём роде, не такой, как все, неповторимый. Но когда я вижу тебя в чулках, у меня реакция обыкновенного среднестатистического мужика. Почему-то именно чулки действуют на нас магически.

— А мне нравится такая реакция с твоей стороны.

— Не дразнись, а то я сейчас опять не выдержу. Мысль о тебе в чулках меня слишком сильно заводит. Давай будем выбираться из кровати.

Матвей отпустил меня, встал и подал мне руку. Прежде, чем встать, я несколько секунд любовалась его телом. Какой он всё же красивый и гармоничный… Всего в меру.

…Мы ехали в трамвае. Сидели рядом и смотрели на залитые летним солнцем улицы и дома. Всё происходящее было настолько нереально и прекрасно, что я опять терялась в пространстве и во времени. Матвей казался совсем молодым, почти ровесником мне. Ему необычайно к лицу была светлая футболка без всякого принта. Брендовые джинсы красиво облегали его бёдра и ноги.

Когда в нашем разговоре возникла пауза, Матвей вдруг сказал:

— Расскажи мне о Егоре.

— Зачем?

— Хочу знать. Я же рассказал тебе об Ольге, когда ты попросила.

— Ольга была твоей невестой, ты любил её. А я никогда не любила Егора. Возможно, полюбила бы, мы совершенно точно были увлечены друг другом. Но появился ты, и я забыла обо всех других парнях.

— Но потом вспомнила?

Офигеть! Сам написал мне письмо, в котором уверял, что я должна найти себе мужчину, создать семью и родить детей, а теперь предъявляет! А он именно предъявляет, надо видеть его напряжённое лицо и слышать напряжённый голос!

Что ж, тем лучше. Матвей ревнует, а значит, моя месть будет осуществлена в лучшем виде!

— Егор сам ко мне подошёл. В университетской столовой, зимой. Мы с ним поболтали, а потом он пригласил меня в кино. Начали встречаться. Даже в Новый год были вдвоём. Именно тогда я и поняла, что не могу быть ни с кем, кроме тебя.

— Этот гад хватал тебя? Прикасался к тебе? Целовал?

— А сам ты как думаешь?

— Чёрт, как я мог это допустить? Олух! — Матвей сжал зубы и закрыл глаза.

— Ты же сам сказал, что я должна кого-нибудь встретить и полюбить. Это был твой наказ, — я уже не пыталась скрыть свою язвительность.

— Но я не думал, что ты такая послушная и исполнительная!

Должно быть, со стороны мы выглядели очень забавно. Хорошо, что в трамвае было мало пассажиров. Мы сидели в самом конце вагона, а впереди ехали несколько пожилых женщин.

Я не выдержала и захохотала. Матвей с укоризной посмотрел на меня, встал и пошёл у выходу. Как раз объявили остановку, и я едва успела выскочить из вагона и догнать Матвея уже на улице.

— Матвей, ну что за детский сад?! — я схватила его за руку, и он вдруг остановился.

— Прости, — тихо ответил он. — Я с тобой скоро совсем с ума сойду.

— Прощаю, — не обращая внимания на любопытных прохожих, я обняла Матвея и поцеловала его.

Он отвечал мне, горячо и страстно.

— Ты только моя, — прошептал он. — Я тебя никому не отдам.

А вот это мы ещё посмотрим! Я бы не была столь уверенной.

— Долго ещё ехать? — спросил Матвей.

— Две остановки. Можем и прогуляться.

— Тогда пойдём пешком, — улыбнулся Матвей и взял меня за руку. — Я мороженого хочу, а ты?

— И я тоже.

Вскоре мы увидели небольшой киоск с мороженым. Матвей купил два рожка с шоколадным пломбиром, и мы продолжили путь.

Нам с Матвеем так понравилось гулять по городу, взявшись за руки, что…

В общем, пока мы шли до стоянки, той, что у гипермаркета, увидели парк аттракционов. Ну как увидели? Мы оба выросли в этом городе, а парк был там, где был, очень давно: с пятидесятых годов двадцатого века.

Конечно, аттракционы обновлялись, а деревья вырастали всё выше, но парк имени Горького был в нашем городе величиной постоянной, неизменной.

— Я тут, в само́м парке, лет двадцать пять не был, только мимо проезжал!

Матвей удивлённо оглядывался по сторонам. Конечно, двадцать пять лет назад тут всё было, наверно, по-другому. А я была в парке два года назад, с братьями.

— И тогда случайно попал, — продолжал вспоминать Матвей. — У соседского мальчика, моего приятеля, был день рождения, и родители его повезли сюда. Он пригласил меня и ещё одного мальчишку из нашего двора. Летом все разъезжались кто куда, много гостей не пригласишь. Вот тогда я здесь и был, в первый и в последний раз.

— А где сейчас этот друг? — проглотив комок в горле, спросила я.

Мне до ужаса жаль было маленького, никому особо не нужного Матвея, который в детском парке был лишь однажды, и то с чужими людьми.

— А потом эта семья переехала из нашего двора, — равнодушно сказал Матвей. — Точнее, они вообще уехали в другой город.

Задрав голову вверх и прищурившись, он смотрел на колесо обозрения.

Я не поверила его нарочито равнодушному голосу. Поняла, что в детстве он очень переживал отъезд единственного друга.

— А потом, в студенческие годы? Когда вы встречались с Ольгой? Почему не приходили сюда?

— Ольгу не интересовали развлечения такого плана. Хотя… Если честно, я и сам особо не стремился к развлечениям, некогда было. Учился, работал, очень уставал. Приходил домой и падал спать замертво, даже поесть иногда не было сил. Надо было на свадьбу зарабатывать. Пойдём на колесо, Милана?

— Нет-нет, я на это не подписываюсь! Высоты боюсь, — выставив перед собой ладони, я отступила на пару шагов.

На что, спрашивается, надеялась? Уже через несколько секунд я послушно шла с Матвеем к терминалу оплаты. Матвей купил карту парка и закинул на неё довольно внушительную сумму.

— Мы остаёмся тут жить? — с сарказмом спросила я. — Какой из домиков снимем? Или сразу замахнёмся на целый павильон?

— Ты даже не успеешь заметить, как мы спустим все деньги! — рассмеялся Матвей, взял меня за руку и повёл к колесу обозрения.

… Машину мы забрали только через пять часов. Я везла Матвея к себе, а он сидел на пассажирском сиденье и с аппетитом ел карамельный попкорн из огромного стакана. Совсем как мальчишка. Вид у взрослого дяди был весьма и весьма довольный. Чувствовалось, что не зря в парке выстоял очередь в киоск, где продавался попкорн.

Я размышляла о том, каким разным может быть Матвей. Многоликим. Год назад, в день нашего знакомства, он сначала был настоящим дьяволом. Я помню до сих пор, каким огнём горели его глаза, когда он разговаривал с моим отцом и с Ольгой.

Потом, когда мы заметали следы и прятались от преследователей в лесу, Матвей был уже другим: весёлым, остроумным, даже немного смешным.

Когда мы любим друг друга, он неизменно бывает горячим, страстным и ненасытным.

А в остальное время он холодноватый, отстранённый, невозмутимый… Такой, каким был в тот день, когда высадил меня из машины неподалёку от дома родителей.

Правда, с тех пор, как мы встретились вчера на маскараде, отстранённым Матвей ещё не был. Теперь он опять новый: чувствительный, ранимый, ревнивый, страстный, временами грустный. Такое ощущение, что оставил меня год назад один человек, а вчера забрал обратно совсем другой.

Однако это совершенно точно он — мой Матвей.

Сегодня в парке он был неутомим. Мы обошли почти все аттракционы, не побывали только на самых детских. Матвей даже в комнату страха меня затащил. Я орала, как ненормальная, какие-то мальчишки лет десяти в голос ржали надо мной. А Матвей гладил меня по голове, успокаивал, но сам, паршивец этакий, тоже надо мной подсмеивался втихаря.

Потом я обиделась на него, не разговаривала с ним. И он, умоляя меня о прощении, при всех встал передо мной на колени прямо на асфальтовой дорожке. Ну вот как злиться на этого ненормального? Он одним словом, одним жестом, одним взглядом обезоруживает меня. При этом уверяет, что это я его свела с ума, и он теперь зависим от меня. Ага, как же!

— Мне кажется, или нам лучше поехать ко мне завтра утром? — спросил Матвей, когда мы вернулись, наконец, в мою квартирку. — Сегодня ты устала, да и поздно уже. А ты хотела запомнить дорогу и по пути всё как следует рассмотреть.

— Да, пожалуй, — скинув кроссовки, я без сил опустилась на ближайший табурет.

— Вижу, совсем устала, — Матвей подошёл и погладил меня по голове. — Измучил я тебя.

— Нет, всё хорошо. Прекрасный был день. Спасибо, Матвей!

Я откинулась спиной на стену и прикрыла глаза.

— Тогда в душ и баиньки? — вполне невинно предложил Матвей.

— Угу, да, я сейчас, — сонно пробормотала я, не открывая глаз. — Ты иди пока, а я после тебя.

Я слышала, как Матвей начал раздеваться, а потом, кажется, погрузилась в полудрёму на некоторое время. Проснулась от того, что почувствовала, как Матвей снимает с меня футболку, а потом бюстгальтер.

Матвей осторожно провёл ладонями по моей груди, и соски тут же напряглись. Предательское тело! Я могу говорить что угодно и строить из себя кого угодно ровно до того момента, как Матвей коснётся меня…

Ладони Матвея скользнули по моему животу, спустились к застёжке джинсов. Придерживая, Матвей поднял меня с табурета, и через мгновение я была уже без джинсов и без трусиков. Осталось всего ничего — носки, и с ними Матвей разобрался очень оперативно. Потом взял меня на руки и отнёс в душевую. Едва оказавшись там вдвоём с Матвеем, я окончательно проснулась.

Сначала мы мыли друг друга: Матвей мыл меня, а я — его. А потом, не выключая воду, Матвей опустился передо мной на колени и начал целовать мою грудь, живот, бёдра.

Всё моё тело горело огнём, я возбудилась до предела. До сих пор мы ни разу не занимались любовью в ду́ше, и необычность обстановки буквально сводила меня с ума.

Сначала Матвей вообще любил меня только под покровом ночи. Это потом я сама начала соблазнять его в любое время суток, и он довольно быстро привык к этому, начал сам инициировать близость в "неурочное" время.

А теперь мы собираемся заняться любовью в ду́ше. Ска́жете, банально? Возможно, когда размышляешь об этом со стороны. А вот когда готова сползти по стене, потому что изнемогаешь от ласк, — это совсем другое.

Продолжая исследовать моё тело губами, Матвей осторожно раздвинул мои ноги и нежно провёл пальцами по естеству. Вскрикнув, я схватила его руку, не давая ему убрать её.

— Пожалуйста, Матвей! Я хочу так, — взмолилась я.

Матвей встал и начал целовать меня, при этом продолжая ласкать в самом интимном месте. Я чувствовала возбуждённый и горячий член Матвея, гладила его, осторожно сжимала.

Вскоре я почувствовала, как моё напряжение нарастает, а потом наступила бурная разрядка. Матвей что-то шептал мне, но я не могла разобрать слов, потому что моё сознание полностью заволокло сладким туманом, а тело продолжало вздрагивать от волн потрясающего, почти невыносимого удовольствия.

Наконец я затихла и открыла глаза. Матвей стоял, прижавшись ко мне, и тяжело дышал. Он ещё не кончил. Я упёрлась ладонями в его плечи и заставила его прижаться спиной к стене, а сама встала на колени. Обхватив ладонями ягодицы Матвея, я начала ласкать его член губами и языком.

Матвей ещё ни разу не позволил мне довести этот процесс до логического завершения, но сегодня я была полна решимости. В какой-то момент он попытался отстранить меня, но я покачала головой: нет.

— Милана, не надо, — умоляюще попросил Матвей, но я опять покачала головой, продолжая начатое.

Вскоре я почувствовала, как по телу Матвея прошла дрожь, а его ладони крепче сжали мои плечи. А потом случилось то, что я уже давно хотела испытать с Матвеем. Он был полностью в моей власти, и остановиться уже не мог, вплоть до самой разрядки.

— Боже, Милана, это фантастика, — выдохнул Матвей, немного придя в себя. — Спасибо тебе, любимая. Как ты?

— Отлично.

Я встала и прижалась к Матвею. Мне сложно было описать своё состояние, но мы с Матвеем определённо стали ещё ближе друг другу, перешли на новый уровень доверия.

Одеваться не было сил. Едва добравшись до кровати, мы забрались под одеяло, прижались друг к другу и уснули.

Утром я проснулась от того, что услышала, как Матвей готовит завтрак. А сразу после завтрака мы выехали на машине Матвея.

Каково же было моё удивление, когда оказалось, что дом Матвея находится в черте города, хоть и достаточно далеко от центра, и тем более, от дома моих родителей. Езды было от силы полчаса, а год назад Матвей специально долго кружил по дорогам, пользуясь темнотой и моим ошалелым состоянием. Потому я и была уверена, что он живёт где-то далеко.

— Добро пожаловать домой, любимая! — сказал Матвей, распахивая передо мной ворота.

Я стояла у ворот, не решаясь шагнуть во двор. Сердце билось с немыслимой скоростью, в ушах шумело. Столько всего было связано с этим домом! Волнение просто зашкаливало.

Видимо, Матвей всё понял, потому что подхватил меня на руки и сделал шаг вперёд. Через секунду ворота за нашими спинами закрылись. Матвей поставил меня на ноги.

Держась за руку Матвея, я оглядывалась. Здесь ничего не изменилось, всё было так, как прежде. Наконец я немного успокоилась и выпустила ладонь Матвея, которую сжимала, что было сил. Обошла двор и сад, остановилась у беседки.

— Ты пока гуляй, а я пойду обед готовить, — Матвей поцеловал меня в щеку и пошёл по тропинке к дому.

Он ушёл, а я в изнеможении опустилась на скамейку беседки. Слишком много эмоций. Слишком.

К вечеру мне всё же удалось освоиться и свыкнуться с мыслью о том, что меня никто больше отсюда не выгонит. Теперь я точно знала, что Матвей любит меня, на сто процентов была уверена в своей власти над ним.

… - Завтра мне нужно будет съездить в город, у меня дела, — прошептал Матвей, когда мы уже готовились отойти ко сну.

Моя голова лежала на его плече, а моя левая ладонь — на его груди. Матвей обнимал меня, то и дело касаясь губами то моей макушки, то моего виска, то моей щеки.

— Мне как раз тоже нужно у город, я поеду с тобой. Есть некоторое формальности в универе, да и в офис надо заехать, давно там не была.

— Но потом мы обязательно встретимся и вернёмся сюда, — с тревогой сказал Матвей.

— Конечно, — успокоила я его. — Не переживай так. Я ведь не маленькая.

"И я жила как-то без тебя целый год, — мысленно добавила я. — А у тебя даже сердце обо мне не болело".

— Я всегда был рядом с тобой, — прошептал Матвей, хотя я абсолютно точно не говорила ничего такого вслух. — От самого начала и до нашей с тобой встречи позавчера на маскараде.

Я вздрогнула от неожиданности, а Матвей обнял меня ещё крепче.

— Мы обязательно встретимся завтра, Матвей, и вместе приедем сюда. Или ко мне домой, — прочистив горло, заверила я.

— Мы вообще больше не будем расставаться, — глухо проговорил Матвей. — Хватит.

— Согласна, — невольно улыбнулась я.

Его слова звучали, как музыка.

— Но я должен выполнить ещё два твоих задания, — напомнил Матвей. — Первое я выполнил. Теперь самое время узнать второе.

— Да, — согласилась я. Я как раз собиралась поговорить с ним об этом. — Но сначала я хочу спросить тебя кое о чём, пока не забыла.

— Спрашивай.

— Вчера, когда мы собирались ехать на трамвае к гипермаркету, ты сказал, что у тебя есть противоядие на яд моего отца. Что ты имел в виду?

И вот тут я почувствовала, как Матвей на мгновение растерялся, а потом сразу поняла, что он сейчас скажет мне неправду.

— Возможно, ты будешь думать обо мне плохо, даже скорее всего, Милана. Но мне нужна была страховка. Я собираюсь прожить долгую и счастливую жизнь с тобой, потому не могу бездумно рисковать. Я отдал Валерию не все оригиналы, которые обещал. Кое-что припрятал в очень укромном месте.

— Ты всё сделал правильно, — мне удалось это сказать серьёзно и убедительно, хотя пламя любопытства полыхало во мне со страшной силой. — У тебя обязательно должна быть страховка.

— Так каким же будет твоё второе задание?

В голосе Матвея звучало облегчение. Думает, что обвёл меня вокруг пальца!

— Я не зря спросила об отце, мне нужно было убедиться, что тебе точно не угрожает опасность, — начала я. — А моё второе задание тесно связано с третьим.

— Я весь внимание.

— Через несколько дней, в следующую пятницу, состоится одно из торжеств по случаю тридцатилетия фирмы моего отца. Когда-то эту форму организовал мой дед. Сначала руководил всем он, а потом к делу подключился его младший брат, вернувшийся из Европы, дядя моего отца. Потом этот дядя серьёзно заболел, и его не стало. А вскоре дедушка ушёл на покой, и фирму возглавил папа. Дедушка и бабушка сейчас живут за границей. Я тебя обязательно с ними познакомлю потом, позже. Так вот, в пятницу состоится большой приём. Он будет проходить в доме родителей, точнее, в саду. Я обещала папе, что непременно буду, и слово нарушить не могу; я ведь и так не приехала на день рождения Ольги. Итак, моё второе задание заключается в следующем: ты должен тоже приехать на этот приём. Без приглашения, разумеется. Приехать отдельно от меня.

— Хорошо, — я чувствовала, что Матвей улыбается. — А третье задание?

— А третье задание заключается в том, что ты должен попросить у папы моей руки прямо на приёме. По-настоящему, чтобы это было головокружительно и красиво.

— Что ж, логично. И я согласен. Я даже рад, что уже в пятницу всё окончательно решится, и ты официально станешь моей невестой. Перед всем светом.

Ну да, ну да… Даже такие умные и изворотливые парни, как Матвей, бывают иногда наивны и уязвимы. Это исключение, подтверждающее правило.

Матвей без приглашения приедет в дом моих родителей и при всех присутствующих сделает мне предложение… а я ему при всех официально откажу! Но это сюрприз, о котором никто не знает и даже не догадывается. Это даже не холодное блюдо, это мегахолодный десерт, который я подам Матвею. Я прилюдно пошлю его на все четыре, и пусть катится.

— Да, любимый, — проворковала я. — Вот и договорились. Рада, что ни одно из моих заданий не показалось тебе невыполнимым.

— Наоборот, ты сделала меня счастливее. А в пятницу я стану ещё счастливее. И сразу начнём подготовку к свадьбе.

Утром Матвей высадил меня около университета и уехал по делам. Мы договорились встретиться в восемнадцать ноль-ноль у меня дома, а значит, времени впереди целая уйма.

В деканате я задержалась ровно на пять минут, и потом отправилась домой за машиной. А ещё через час я сидела в кабинете отца, в офисе фирмы.

Папа был безумно рад мне, ведь я очень давно не забегала к нему вот так. Сначала мы поговорили о делах фирмы, потом о моей прошедшей сессии.

— Значит, ты теперь на каникулах, почти свободна? Сможешь приехать в пятницу?

— Да, папа! Я же обещала. Непременно приеду. А сегодня как раз приехала, чтобы уточнить подробности: куда и в какое время приезжать, какая форма одежды.

— Доча, ты можешь хоть с утра приезжать, хоть накануне вечером. Хоть в пижаме. Ты же знаешь, как мы рады будем тебе. Тем более, ты теперь редкий гость у нас.

Отец замялся. Я поняла, о ком он хотел сказать, но вовремя остановился.

— Всё давно хорошо, пап! — успокоила я его. — Не переживай!

— Всё же этому гадёнышу удалось вбить между нами клин, — отец задумчиво смотрел в окно. — Как бы я хотел отплатить ему, просто руки чешутся. Стереть даже следы этой твари с лица Земли, не то, что его самого.

Мне стало не по себе. Я в который раз за прошедшие дни усомнилась в правильности принятого решения. Однако процесс уже запущен, поздно пытаться что-либо изменить.

* * * * * * * * * * * *

Когда я вернулась домой, Матвей уже ждал меня у моего подъезда, сидя в машине. Едва завидев меня, выскочил и быстро пошёл навстречу.

— Ты почему не позвонил?

— Ты почему не позвонила?

Мы сказали это одновременно, посмотрели друг на друга и рассмеялись. Я обняла Матвея за пояс, а он, прижав мою голову к своему плечу, гладил меня по волосам.

— Останемся сегодня здесь? А завтра в дом уедем? — спросила я.

Матвей молча кивнул, продолжая обнимать меня.

— Как день прошёл? — спросила я за ужином.

— Работал. В офисе появляюсь крайне редко, потому меня там сразу атакуют со всех сторон.

— Матвей, скажи честно, ты хакер?

Несколько секунд Матвей удивлённо смотрел на меня, а потом захохотал.

— Ну вообще, я могу. И в своих личных интересах пользуюсь подобными методами. А на работе — нет, никогда. Там всё солидно, всё официально, всё в рамках закона.

— Вот и хорошо, — выдохнула я.

— Волнуешься? — Матвей тепло смотрел на меня.

— А сам как думаешь?

— Ты любишь меня, Милана? — спросил он очень серьёзно.

Однако меня этот вопрос не испугал. Мне не нужно было лгать и изворачиваться. Я, по своему обыкновению, устроилась на коленях Матвея и заглянула в любимые серые глаза, в которых сейчас ясно читалось беспокойство.

— Я люблю тебя, Матвей. Ты самый лучший. Нет, ты просто единственный.

— Прости меня за эту тревогу, девочка моя! Просто мне иногда кажется, что ты где-то далеко, в своих мыслях, и эти мысли не сулят мне ничего хорошего.

Мне стало не по себе от осознания того, насколько тонко Матвей меня чувствует. Я успокаивающе провела ладонью по его волосам, потом по щеке, коснулась подбородка кончиками пальцев.

— Нет, Матвей, ничего такого нет. Я волнуюсь за тебя — это да. Ведь в общении с моим отцом ты ходишь по лезвию.

— Не переживай об этом, любимая. Всё будет хорошо.

"Откуда ты знаешь? Почему ты так уверен в этом?" — хотелось выкрикнуть мне, но я сдержалась.

Меня вдруг охватила паника.

А по мере приближения пятницы, беспокойство моё лишь нарастало. В конце концов, у меня даже аппетит пропал. Я постоянно думала о том, какую кашу заварила, и от этих мыслей мне становилось всё хуже.

Мой откровенный мысленный разговор с самой собой произошёл в ночь со среды на четверг. Матвей мирно спал, а я, хоть и была утомлена бурными ласками любимого, не могла уснуть. Лежала молча и пялилась в потолок. Уже почти рассвело, а я по-прежнему не могла сомкнуть глаз.

В итоге я решила признаться самой себе: мстить Матвею я не могу, хотя очень хочу. До отчаяния, до зубовного скрежета я мечтаю отыграться за своё унижение и за свои страдания. Мне нравилось в течение всех этих дней строить план мести, прорабатывая его минута за минутой. Теперь же, когда всё готово и должно вот-вот свершиться, я поняла, что не смогу отыграть партию, которую сама же для себя сочинила.

Я миллион раз мысленно представляла себе прилюдное унижение Матвея, то, как он будет растоптан, повержен, деморализован, морально убит.

Но на деле моя способность к реальной мести оказалась детским лепетом. Я была словно пятилетний малыш, вооруженный водным пистолетом, и сама же не принимала всерьёз собственные прожекты. Я больше жизни люблю Матвея и никогда не смогу причинить ему зло. Не смогу унизить его, тем более, после всего того, что ему пришлось пережить когда-то по вине моего отца.

А ещё я только сейчас сподобилась как следует посмотреть правде в глаза и признать: после такой мести у нас с Матвеем не может быть совместного будущего. Готова ли я к будущему без Матвея? Прошедший год в красках показал мне истину.

Продолжая смотреть в потолок, я молча плакала, стараясь не всхлипывать, чтобы не разбудить Матвея, и мысленно крыла себя самыми последними словами. Я так и не поняла, за что ругала себя сильнее: за то, что решила мстить, или за то, что не смогла это сделать.

… - Матвей, нам нужно серьёзно поговорить, — сказала я за завтраком.

— Слушаю, — улыбнулся Матвей.

Он невозмутимо и спокойно намазывал маслом кусок багета.

— Я передумала по поводу заданий, Матвей. Ничего не нужно, мы с тобой поженимся просто так, без всяких условий. Я не хочу больше никаких заданий. Я хочу выйти замуж по любви, как в песне.

— Просто по любви? Я согласен. Спасибо, любимая!

Матвей внимательно и ласково смотрел на меня. Порой (вот например, сейчас) мне казалось, что он видит меня насквозь, и все мои мысли для него не секрет. Даже самая маленькая мыслишка, спрятанная в укромном уголке сознания, — даже она не секрет.

— То есть, ты поедешь на праздник к родителям одна? Или не поедешь совсем?

— Поеду, Матвей. Я обещала. Поеду одна, а ты будешь ждать меня в квартире. Я не буду там слишком долго, мне не хочется.

— Хорошо, Милана, договорились, — кивнул Матвей.

— А когда мы подадим заявление, Матвей? После выходных?

— Это сейчас делается легко и быстро, абсолютно без привязки ко времени и к месту, — беззаботно ответил Матвей. — Но мне очень хочется, чтобы сначала у нас с тобой была настоящая помолвка, Милана. Даже если она будет только для нас двоих.

— Я за! — сердце моё подпрыгнуло от радости. — Давай организуем праздник для нас двоих в субботу или в воскресенье, после того, как пройдёт приём?

— Давай. Я найду подходящий ресторанчик и всё организую. А твоя задача — выглядеть так же потрясающе, как всегда.

— Как когда именно? — мне захотелось немного подразнить Матвея.

С того момента, как я решила не мстить Матвею, мне даже дышать стало легче, настроение улучшилось в разы, и появился аппетит.

— Как тогда, когда ты одета, девочка моя. Я умру от ревности, если какой-нибудь мужчина увидит хотя бы малую часть того, что имею счастье видеть я. И не только видеть.

— Я заметила, какой ты ревнивый, Матвей, — продолжала беззлобно подтрунивать я. — Раньше ты не был таким.

— Да почти сразу, как познакомился с тобой лично, я стал таким, — возразил Матвей.

— Я тоже тебя ревную, даже к твоей работе, — задумчиво ответила я.

Мне вдруг стало грустно и тревожно.

— Обещай, что всегда будешь только моим, Матвей!

— Легко. Но подумай сама, а если у нас родятся дети? То есть, нет, не так! Акогда у нас родятся дети, Милана, я ведь буду любить их не меньше, чем тебя.

— Детей и я буду любить не меньше, чем тебя. Дети не в счёт, их можешь и даже должен любить. Даже больше, чем меня.

— Больше невозможно, только так же. Тогда обещаю. И ты обещай.

— И я обещаю, что буду только твоей.

… В пятницу, в девятнадцать ноль-ноль, я приехала на праздник в дом родителей. Мне казалось, что меня будет мучить дежавю, однако ничего подобного не случилось. Видимо, потому, что Матвей ждал меня дома, и я была абсолютно спокойна и счастлива.

Я ходила среди гостей, останавливаясь то тут, то там. Мои губы и щёки уже затекли от старательно удерживаемой на лице улыбки, а язык устал вести светские беседы.

А потом ещё приехали Русецкие, и рядом со мной возник Антон. Выглядел он импозантно и стильно, впрочем, как всегда. Я видела, как смотрят на него девушки и женщины из числа гостей, и не могла понять, почему он опять таскается за мной, как приклеенный. Ведь мы почти не виделись в течение прошедшего года! Неужели его и мои родители продолжают лелеять мысль о слиянии капиталов? Нет, мне это совсем не нравится, категорически! Кажется, вечер перестаёт быть томным, и мне пора делать ноги. Приличия соблюдены, и этого вполне достаточно.

Я усиленно напрягала извилины, изобретая небольшую и непринуждённую прощальную речь, когда рядом раздался голос, заставивший меня вздрогнуть. Сердце моё ушло в пятки, а по спине пополз противный холод.

— Вечер добрый! Прекрасный праздник, вы не находите?

Я впервые в жизни физически ощутила, как бледнею, и была уверена: в моём лице не осталось ни кровинки. Титаническими усилиями мне удалось заставить себя поднять взгляд, и мои глаза сразу встретились с глазами Матвея.

— Здравствуйте! — мне даже удалось вновь натянуть на измученное лицо какое-то подобие улыбки. — Согласна с вами.

— Вы танцуете? — игнорируя возмущенный взгляд Антона, Матвей встал почти вплотную по мне.

Он был в стильном светлом костюме и выглядел, как всегда, превосходно. Сногсшибательно. Я уловила едва заметный аромат моего любимого мужского парфюма, и голова моя закружилась.

— Потанцуем? — Матвей протянул мне руку.

У Антона чуть глаза на лоб не вылезли от такой наглости, однако мы с Матвеем уже забыли о нём.

Я вложила дрожащую ладонь в руку Матвея, и мы пошли к площадке для танцев.

— Матвей, — зашипела я, когда он повёл меня в танце. — Мы же договорились! Ты же обещал!

— Я пришёл к выводу, что первый наш уговор мне нравится больше. И не прогадал: ведь не появись я здесь, этот молодой хлыщ так и продолжал бы увиваться за тобой.

— Матвей, только не пытайся меня убедить в том, что ты ревнуешь меня к Антону! — поморщилась я.

— Тогда к кому надо ревновать? — Матвей нарочито внимательно огляделся по сторонам.

— На меня смотри, пожалуйста, — приказала я Матвею. — Ты ведь со мной танцуешь.

— На тебя я могу смотреть вечно, но мне необходимо быть в курсе, кто ещё на тебя смотрит.

— Матвей, ты всё шутишь, а дело серьёзное. Ты зачем приехал?

— Сначала ты хотела, чтобы я приехал, значит, для этого была причина, — Матвей осторожно погладил мою спину, и я невольно поёжилась. — А потом ты передумала, значит, и для этого была причина. Я очень любознательный парень. Ты, наверно, знаешь об этом.

Мне не понравился ответ Матвея. Он хочет докопаться до истины, а я всерьёз рискую выдать себя и обнаружить план несостоявшейся мести.

— Матвей, это был просто каприз взбалмошной девчонки, — я старалась говорить максимально убедительно. — Забудь о нём. Я, к счастью, опомнилась вовремя. Ведь ты очень рискуешь, находясь здесь.

— Я не хочу быть трусом в твоих глазах, Милана, — хмуро ответил Матвей. — Это недопустимо.

— Да не считаю я тебя трусом, Матвей! — испуганно воскликнула я. — Только не тебя…

Не успела я договорить, как рядом раздался голос, который я сейчас хотела услышать меньше всего, несмотря на всю свою любовь к его обладателю:

— Белов?

Рядом с нами стоял папа и сверлил тяжёлым взглядом Матвея.

— Как видишь, Валера, — невозмутимо ответил Матвей, не выпуская меня из объятий, и смерил отца холодным взглядом.

— Как тебя впустили? Ты не должен был присутствовать на этом мероприятии. Тебя никто не приглашал.

— Меня пригласила Милана. Правда, девочка моя? — Матвей поднял бровь.

— Да, — слабым голосом ответила я, не в силах спорить с ним.

Лицо отца напряглось и приобрело даже какой-то сероватый оттенок. Я поняла, что он в бешенстве.

— Как только закончите танцевать, я жду тебя для разговора, Белов! Ты знаешь, где.

Отец отвернулся и пошел прочь. Я лихорадочно размышляла о том, как бы увязаться в кабинет отца вместе с Матвеем, но понимала, что он запретит мне идти с ним.

В конце концов, я сделала вид, что увидела старую знакомую, оставила Матвея одного, а сама что было сил припустила к дому. Я знала, где хранится запасной ключ от кабинета отца. Вскоре я была в кабинете, и даже успела запереться изнутри. Пока размышляла, где бы спрятаться, услышала приближающиеся шаги и голоса.

Едва я успела шмыгнуть за длинную штору из плотной синей ткани, как в замке повернулся ключ, и в кабинет вошли Матвей и папа.

— Выпьешь? — резко спросил отец и достал из бара бутылку виски.

— Нет, — покачал головой Матвей.

— Как знаешь, — отец достал один стакан и плеснул в него янтарного цвета жидкость. — Не боишься оставаться со мной с глазу на глаз?

— Нет, — Матвей усмехнулся и сложил руки на груди. — Тебе гораздо выгодней, чтобы я был жив и здоров.

— Почему? — отец сделал глоток из стакана, пристально глядя на Матвея.

— Мне кажется, я уже не раз говорил, но теперь расскажу более подробно. У меня есть душеприказчик — человек, который будет выступать от моего имени в случае… В случае наступления непредвиденных обстоятельств. Например, моего исчезновения. Или моей неожиданной кончины. Просто поверь, Валера, что такой поворот событий совсем не в твоих интересах.

— Как тебе удалось раскопать это? — хмуро спросил отец.

— Просто я был уверен, что найду компромат на тебя, Валера, потому рыл всё подряд, везде и всюду. Понимаешь, такой ты человек. Если ты непорядочно поступил по отношению ко мне, то с какой радости ты будешь честным и принципиальным в отношениях с другими людьми? И результат моих поисков не заставил себя ждать.

— Доказать ничего не получится. Я непричастен к смерти дяди.

— Это официальная версия, Валера. Чья-то недоработка. Очень уж кстати не стало твоего дядюшки. До такой ли степени он был болен? И почему безвременно ушли в мир иной сиделка и повар, жившие тогда у твоего дяди? Слишком много совпадений, не находишь? Сначала дядюшка отдаёт Богу душу, потом сиделка неожиданно попадает в автокатастрофу. А потом на повара нападает какой-то психопат.

Я не могла поверить собственным ушам. Вытаращив глаза и зажав ладонями рот, я молилась только о том, чтобы не обнаружить своё присутствие раньше времени. Неужели всё это происходит наяву? Это не страшный сон?

— Однако я свято чту презумпцию невиновности, — невозмутимо продолжал Матвей. — Сейчас уже невозможно что-либо доказать, потому лично я смею предположить: вероятность твоей вины — пятьдесят на пятьдесят. И это гарантия моей безопасности. А для тебя — гарантия моего молчания при соблюдении тобой определенных условий.

— Будь моя воля, Белов, от тебя бы мокрого места не осталось! — в голосе отца звучала не просто неприязнь, а настоящая ненависть. — Самая большая ошибка в моей жизни — это то, что я отпустил тебя тогда, когда ты был ещё желторотым нищим студентишкой.

— Можешь попробовать уничтожить меня, — усмехнулся Матвей. — И увидишь, что будет.

— Да пошёл ты! Я слишком уязвим из-за своей семьи, этим ты и пользуешься. Что у тебя с Миланой?

— Тебя это не касается, — покачал головой Матвей. — Я в твою личную жизнь не лезу, а ты не лезь в мою.

— Милана моя дочь! — крикнул отец так, что я вздрогнула. — До тебя мне нет никакого дела, а до неё есть!

— Милане двадцать один год. Она уже по всем канонам совершеннолетняя и взрослая, так что поумерь любопытство, Решетников. Могу лишь успокоить твоё отцовское волнение: Милана — последний человек в этом мире, которому я способен причинить зло. Я никогда её не обижу.

— Почему я должен тебе верить, Белов? Особенно, после того, что произошло год назад?

— А у тебя нет другого выхода. Но если у тебя есть хоть немного мозгов, ты и сам поймёшь, что я не лгу. Так вот. Два условия моего молчания: моя безопасность и твоё невмешательство в наши с Миланой дела. А сейчас мне пора, меня Милана ждёт. Надеюсь на твоё благоразумие.

— А я на твоё. Давай, иди уже, я понял всё, — отец устало махнул рукой.

Я подождала, пока шаги Матвея стихнут, и лишь тогда вышла из-за шторы. Мне стало даже жаль отца — настолько он испугался и побледнел, увидев меня.

— Доча? — прошептал он.

— Да, папа, это я. И я всё слышала. Знала, что вы с Матвеем будете разговаривать здесь, пришла раньше и спряталась.

— Видимо, плохо я тебя воспитывал, недостаточно внимания уделял этикету. Не внушил, что подслушивать чужие разговоры нехорошо.

— Даже если разговаривают два человека, которых я больше всего люблю в этой жизни? Даже больше самой жизни?

— Не знаю, как реагировать на твои слова, дочь.

— И я не знаю. Но факт остаётся фактом, папа: я люблю тебя и люблю Матвея, и при этом вы друг для друга самые первые враги. Вы по-настоящему ненавидите друг друга.

— Зачем он тебе, доченька? Он старше тебя на тринадцать лет. Непонятно, где живёт. Непонятно, чем занимается.

— Ты тоже старше Ольги на тринадцать лет, папа. Почти на четырнадцать. Не забыл?

Отец плотно сжал челюсти, с яростью глядя на то место, где недавно стоял Матвей. Так, что если бы Матвей по-прежнему был там, то, наверно, превратился бы в горсть пепла.

— Я дал Ольге уверенность, благосостояние и семью. Что может тебе дать этот авантюрист и проходимец?

— Самого себя. А мне больше ничего и не нужно. Только Матвей способен сделать меня счастливой, только рядом с ним я живу полной жизнью. И вообще дышу.

— Романтический бред, дочь! А его на хлеб не намажешь.

— Не переживай за нас, папа, мы найдём, что намазать на хлеб.

— За вас?!

— Кстати, папа, ты тоже авантюрист, и далеко не всегда действуешь в рамках закона и совести. Взять хотя бы историю с Матвеем. Но я верю в то, что ты непричастен к смерти твоего дяди.

— Спасибо, дочь, — горько усмехнулся отец. — Знатно вы с твоим великовозрастным кавалером припёрли меня к стене.

— Подожди, — я подняла ладонь. — Но я записала ваш с Матвеем разговор…

Я отчаянно блефовала, потому что не сообразила сделать запись. Я блефовала, а отец верил! Он во все глаза смотрел на меня, а лицо его стало почти зелёным.

— Записала и успела переслать кое-куда. Поэтому, папа, если хоть один волос упадёт с головы Матвея по твоей вине… Ты понимаешь?

— А ещё говоришь, что любишь меня, — папа покачал головой, в изнеможении опустился на один из стульев и плеснул в свой стакан ещё виски. — Предательница и шантажистка. Да и дружок твой наверняка сделал запись, куда ж без этого?!

— Не бросайся такими громкими обвинениями, папа! Я всего лишь борюсь за свою любовь, так, как это когда-то делал ты. Только, в отличие от тебя, я никому не причиняю зла и никого не обездоливаю. И я меньше всего заинтересована в том, чтобы моя запись увидела свет. Просто предупредила. Мало ли, тебе вдруг покажется, что я вовсе не должна быть с Матвеем, и ты решишь убрать его с дороги. Мне нужны гарантии, что этого никогда не произойдёт.

— Можешь быть спокойна, Милана. Этого никогда не произойдет. Я слишком дорожу тем, что имею.

— Вот и отлично, папа! Я рада, что мы с тобой опять находим общий язык, прямо как в старые добрые времена. А теперь я пойду, а то Матвей, наверно, уже обыскался меня.

Я поцеловала папу в щеку и выскочила из кабинета. Потом вышла из дома через кухню, сделала ещё небольшой крюк и появилась в саду со стороны беседки.

Вскоре я увидела Матвея, и сердце моё бешено забилось.

Он стоял возле музыкантов, исполняющих живую музыку, а в руках у него был шикарный букет.

Проклятье! Со всеми треволнениями сегодняшнего вечера я совсем забыла о своём третьем задании. Раз уж Матвей самовольно выполнил второе, то…

Я приближалась, умоляюще глядя на улыбающегося Матвея.

"Пожалуйста, не надо!" — кричали мои глаза.

Но Матвей либо не понял моей мольбы, либо не захотел понимать. Едва я приблизилась, как он сделал знак музыкантам, и те замолчали.

— Дамы и господа! — громко сказал Матвей. — Прошу минуточку внимания! Извините за то, что столь бесцеремонно отнимаю ваше драгоценное время, но думаю, вы простите меня, когда узнаете, с какой целью я это делаю.

Гости остановились, с любопытством глядя на Матвея. Разговоры стихли.

— Я очень хочу разделить с вами этот поистине судьбоносный для меня момент, — продолжал Матвей.

Я увидела, как из дома вышел отец и остановился неподалёку от музыкантов.

— Чуть больше года назад, на празднике в этом доме я встретил прелестное создание, — продолжал Матвей. Теперь он смотрел на меня. — Эта девушка оказалась чудесной, самой лучшей, и ей единственной удалось сделать меня по-настоящему счастливым. Не буду вас томить: я говорю о Милане Решетниковой, дочери хозяев этого гостеприимного дома. И сегодня я хочу официально сделать предложение Милане.

Матвей повернулся ко мне и встал на одно колено. Помимо букета, в руках он держал шикарную атласную коробочку серебристого оттенка. Она сама по себе была шедевром, и я боялась даже представить, какое в ней кольцо. Однако действительность превзошла все мои ожидания: кольцо из белого золота с огромным бриллиантом было фантастическим, необыкновенным.

— Прошу тебя, Милана, стань моей женой! Провести всю жизнь с тобой — моё самое огромное, самое сокровенное желание.

По саду пронёсся гул одобрения и восторга. Однако тут же идиллия была нарушена неожиданным событием. Я уже готова была протянуть руку Матвею и побыстрее сказать "да", когда раздался громкой голос Антона Русецкрго:

— Стойте! Подождите!

Это было настолько неожиданно, что я даже не сразу узнала голос Антона. Сам Антон решительно приблизился ко мне и тоже опустился на одно колено. В руках у него была коробочка из синего бархата, а в ней — кольцо с огромным сапфиром.

— Я прошу тебя стать моей женой, Милана! — громко сказал Антон. — Я очень давно люблю тебя, с детства, а не без году неделя, как некоторые. Ты прекрасно знаешь меня и можешь быть уверена, что тебя впереди не подстерегают неприятные сюрпризы и открытия. Я всё сделаю для твоего счастья.

Я была в таком шоке, что и сло́ва не могла вымолвить. Матвей и Антон продолжали стоять передо мной, опустившись на одно колено, и ожидали моего решения.

— Мне кажется, выбор очевиден!

Холодный и резкий голос принадлежал, конечно же, моему папе.

— Молодость и определённость! Милана и Антон знакомы с детства, и у них нет за пазухой никаких сюрпризов, а в карманах — крапленых карт. Однако это моё мнение, а решать будет, безусловно, моя дочь.

В течение нескольких секунд я смотрела на обоих соискателей, а в голове моей билась мысль: "Бойтесь своих желаний! Мечтала отомстить Матвею как следует, и вот он, случай! За что боролись, как говорится!"

А уже через несколько секунд я подошла к Матвею и протянула ему свою руку.

— Матвей, — громко сказала я. — Я очень люблю тебя! Люблю больше жизни. Стать твоей женой — моя самая заветная мечта.

Сказав это, я вдруг заметила огромное облегчение в глазах Матвея. А когда он надевал кольцо на мой палец, его руки слегка дрожали. Неужели он не был уверен в моём выборе?! Ну и ну!

Матвей встал, и мы с ним начали целоваться так, словно мы остались одни на всём белом свете, и никто нас не видит. Когда Матвей, наконец, отпустил меня, Антона рядом не было. Не было его и в саду — Русецкие покинули праздник.

Мы с Матвеем почти сразу уехали домой. Ну как сразу? Сначала нас все поздравляли с помолвкой. Даже отец смог собраться с силами и изобразить хорошую мину при плохой игре. Мне было всё равно, ибо я мечтала только об одном: как можно скорее остаться с Матвеем наедине.

Однако уже в машине я поняла, что всё не так легко и радостно, как хотелось бы. Начать с того, что Матвей повёз меня не в дом, а в мою квартиру. Взглянув в его напряжённое лицо, я не решилась задавать вопросы. Какая, в принципе, разница, куда ехать? Главное, чтобы Матвей там был со мной.

Остановив машину у моего дома, Матвей вышел, открыл передо мной двери и подал мне руку, однако, когда я выбралась, он вернулся за руль.

— Куда это ты собрался? — я не дала ему закрыть дверцу машины перед моим носом, как он собирался сделать.

— У меня дела, Милана, — сухо ответил он.

— В выходной день? В одиннадцатом часу вечера? — я продолжала держаться за дверцу двумя руками.

— Мне нужен мой компьютер.

— Значит, мы вместе должны были ехать в дом. Но и здесь ты прекрасно работаешь на моём компьютере, — не сдавалась я. — И вообще, тебе не кажется это странным — оставлять меня одну в вечер помолвки?

Несколько секунд Матвей смотрел прямо перед собой, потом вздохнул и начал выбираться из машины.

Так, первая преграда снесена. Пока преимущество на моей стороне. Я уже поняла, что Матвей догадался обо всём, прочитал мои мысли, как обычно, и мне придётся очень постараться, вымаливая прощение.

От ужина и от чая Матвей отказался. Полчаса провёл за компом, а потом принял душ и лёг спать, сославшись на головную боль и усталость. Я тоже сходила в душ, выключила ночник и улеглась рядом с Матвеем.

Он, казалось, крепко спал, отвернувшись от меня. Во всяком случае, дышал глубоко и ровно. Однако это меня не остановило. Из одежды на мне не было ничего. Обняв Матвея за пояс, я прижалась к нему всем телом. Не дождавшись реакции, положила ладонь на плоский живот Матвея, а потом медленно спустилась ниже. Отодвинула пояс его боксеров и осторожно сжала рукой член. Он тут же напрягся, мне даже делать больше ничего не пришлось.

Итак, Матвей не спит, а притворяется! Не хочет иметь со мной дел, сердится. Но вот его "приятель" отнюдь не солидарен с ним, а как раз очень даже расположен к общению со мной.

Откинув одеяло, я быстро освободила Матвея от лишних элементов одежды и обхватила губами его напрягшийся член. Перестав притворяться, Матвей застонал, лёг на спину и обхватил ладонями мой затылок.

— Пригрел на груди змею подколодную, — прерывисто прошептал он. — Делает теперь со мной всё, что ей вздумается.

Я тихо рассмеялась и тут же вернулась к своему занятию. Вскоре Матвей уже не мог говорить всякие гадости. С его губ слетали лишь хриплые стоны, а также "Да, Милана!" и "Ещё, пожалуйста!"

Я довела его до оргазма очень быстро, а потом отстранилась, откинулась на подушку и закрыла глаза. В течение нескольких минут ничего не происходило. Я слышала лишь, как Матвей выравнивает своё дыхание.

Потом он прижался ко мне, одной рукой лаская мою грудь, а второй проникая в самое сокровенное место. Я всхлипнула от удовольствия, потому что Матвей прекрасно знал, чтонужно делать, икак. Начав, он уже не останавливался, и моё возбуждение нарастало.

Закрыв глаза, я впилась пальцами в плечи Матвея, а он спустился ниже и начал ласкать меня языком. Однако у меня хватило сил и терпения: потянув Матвея вверх, я пошире раздвинула ноги, и вскоре он послушно вошёл в меня. Вцепившись друг в друга, мы двигались так, словно от этого движения зависела наша жизнь, пока не кончили одновременно.

— Вот видишь, — как только я смогла говорить и шевелиться, положила голову на плечо Матвея и гладила его широкую грудь. — Я судьба твоя. Не упрямься.

— Сегодня в твоих глазах было сомнение, — прошептал Матвей. — Всего несколько секунд, но оно было. И теперь я не знаю, как это пережить.

— Глупенький, — с нежностью сказала я.

Как приятно хоть изредка чувствовать своё превосходство над моим большим, сильным и таким взрослым возлюбленным! Почти мужем…

— Моё сомнение никакого отношения не имело к предложению Антона и вообще к Антону. А как всегда, только к тебе. Вот, слушай, придётся всё рассказать.

И я подробно рассказала Матвею о своём недостойном плане. Он слушал меня, а руки его всё теснее прижимали меня к нему.

— Тебе всё удалось, любовь моя, — с нежностью сказал Матвей, выслушав меня. — Те несколько секунд, которые я пережил, были поистине ужасны.

— Как тебе могло прийти в голову, что я думаю, чьё предложение принять? Эх, Матвей, Матвей!..

И я, к своему ужасу, почувствовала, как горячие слёзы хлынули из моих глаз. Моя душа полностью освободилась, наконец, от скверны и от мстительных мыслей.

Матвей утешал меня, просил прощения и сжимал в объятиях. А потом мы вновь любили друг друга, и опять так, будто в первый раз.

Вот так закончилась история моей ме́сти и началась наша с Матвеем общая история.

В августе мы поженились. Матвей и отец (в первый и в последний раз эти двое сошлись во мнениях) настаивали на большой и пышной свадьбе, но мне удалось их переупрямить. Торжества как такового вообще не было: мы расписались и тут же улетели в путешествие.

С тех пор мы не расстаёмся с Матвеем ни на миг. Живём на две страны. Где именно — так никто, кроме нас, и не знает. В гости к родителям мы приезжаем всегда сами. Возможно, отец и провёл какое-нибудь собственное расследование для того, чтобы успокоиться, но я твёрдо уверена: он не станет вмешиваться в нашу жизнь.

Окончательно папа примирился если не с Матвеем, то с тем, что Матвей — самый главный человек в моей жизни, когда стал дедом. Год назад на свет появился наш с Матвеем первенец, Максим Белов. Однако останавливаться на достигнутом мы не планируем: я непременно рожу Матвею дочь и ещё одного сына. И в этом папа, как ни странно, меня от души поддерживает. "Надо больше внуков!" — таков теперь его девиз.

Вот так наша с Матвеем семья гармонично существует на фоне взаимной неприязни моего мужа и моего отца, и все мы давно к этому привыкли. Главное, что мы все есть друг у друга и мы безумно счастливы от этого, а всё остальное — лишь элементы окружающего антуража, второстепенные штрихи…