Под кожей (СИ)

Глава 1

— Привет. — Взгляд мужа пристальный.

Сконцентрировав его на моем лице, Вадим складывает на груди руки.

За его спиной капот черного «Мерседеса», и фары подсвечивают висящую в воздухе осеннюю морось.

— Привет, — отвечаю, передернув плечами.

На мне коктейльное платье и плед, который одолжила в гардеробе ресторана, перед которым мы с Вадимом находимся. Там, внутри, празднует тридцатилетний юбилей моя приятельница, и я покинула заведение, потому что Вадим попросил уделить ему минуту.

Оценив невольную дрожь моих плеч, он тянется к молнии на своей парке, но я вскидываю ладонь и прошу:

— Не надо. Давай просто закончим поскорее. Чего тебе надо, Балашов?

Изобразив на губах скупую невеселую улыбку, он возвращает руки в карманы парки и сообщает:

— Поговорить. По-моему, мы оба созрели для разговора, нет?

— Я сейчас занята, — киваю на панорамные окна, за которыми даже отсюда видно — чертов праздник в самом разгаре.

— Карина, — говорит с нажимом. — Нам нужно поговорить. Ты от меня бегаешь. Что за ребячество? Чем мы занимаемся?

— Мы разводимся, — напоминаю.

Это слово царапает горло. Каждый раз, произнося его вслух, я испытываю страх, панику и путаницу в мыслях.

Я стала женой бизнесмена Вадима Балашова семь лет назад. Мне было двадцать два, а ему — двадцать семь. Он был взрослым, успешным, красивым. Высокий брюнет с невероятными голубыми глазами. Я влюбилась, другого было не дано. Мои родители были безмерно счастливы отдать меня за своего надежного бизнес-партнера, его семья радовалась тому, что он наконец остепенился. Все были на седьмом небе.

Судя по всему, все, кроме него самого.

Иначе теперь, спустя семь лет, я бы не застала его в гостиничном номере в компании какой-то двадцатилетней девки.

Я подала на развод.

Наплевав на скандал, который нас ждет. На его просьбы поговорить, на здравый смысл. На давление его родителей и моих, которое, уверена, не за горами. Как только все вокруг узнают…

Я горела злостью, обидой. Ведь ее, в отличие от меня, он трахал на полную катушку. Иначе в том номере на развороченной постели она бы не выглядела так, будто побывала под асфальтоукладчиком.

Со мной же он всегда обращался до тошноты уважительно.

— Твое решение поспешное, — чеканит он. — Я не хочу развода. Я… признаю свою вину. Я совершил ошибку. У нас семья. Каждая семья проходит через кризис, у нас он тоже случился. Я готов… обратиться к семейному психологу, готов приложить усилия, чтобы мы выкарабкались из этой ситуации. Хотя бы ради Сабины.

Имя нашей дочери, слетевшее с его губ, вгоняет меня в очередной раздрай! Каждое его слово вгоняет. Снова проклятые сомнения. Правильность и неправильность. Кризис. Наша дочь росла в окружении любви и заботы, и ее пятилетний мозг не мог уловить того самого кризиса, который подкрадывался в течение этого года.

Мое решение было слепым, аффективным. Но когда красный туман перед глазами рассеялся, я отказалась забирать свое заявление назад. Каждый раз, когда нутро вопило о здравом смысле, я вспоминала своего мужа в обмотанном вокруг бедер полотенце на пороге того гостиничного номера…

Ошарашенного, шокированного не меньше меня самой.

Меня колотит уже не от ветра, а от гнева. От него и голос дерганый, когда говорю:

— Ты должен был подумать о ней до того, как снимать штаны.

— Это моя ошибка, — повторяет он. — Прямо сейчас мы можем пойти куда-нибудь и поговорить? Как взрослые люди.

— Как взрослые люди?! — взрываюсь. — Кризис?! Ладно, но я ни разу в жизни не представляла на твоем месте другого мужчину! А ты завел любовницу! И знаешь что? Я не хочу, чтобы ты до меня дотрагивался. Я вообще не хочу тебя видеть!

Он сжимает зубы и смотрит в сторону. Его крепкая фигура напряжена, и меня это устраивает.

Сердце стучит в горле. Я снова на взводе.

Я даже не знаю, от чего беснуется моя душа — от боли или от дикой злости. Ведь ни разу… ни разу с тех пор, как мы вляпались в этот кризис, мой муж не сказал мне того, чего я годами хотела от него услышать. О том, что любит…

Он меня не любит.

Я поняла это еще в первый год нашей супружеской жизни. Трахает, да. Преподносит друзьям, партнерам, своим родителям? Да. Он хотел ребенка и получил его. Хотел статус семейного человека. Хотел расширить бизнес за счет моей семьи, и этого он тоже добился. Но он никогда не был моим. Не так, как я, наивная двадцатидвухлетняя девчонка, мечтала…

Теперь мне двадцать девять, и внутри у меня гребаный комплекс неполноценности, ведь я не знаю, что делала не так и почему Вадим Балашов, черт его дери, не смог меня полюбить!

Проведя по лицу ладонью, он стирает с него осеннюю морось. Усталым голосом произносит:

— Я не рассчитывал на то, что у нас этот разговор получится с первого раза.

— Если ты закончил говорить, то я пойду, — бросаю ему. — Холодно.

Он смеряет меня тяжелым взглядом. Туфли на шпильках, прическу — мои дешевые попытки почувствовать себя привлекательной. И шмотки — это не то, чем бы я могла его удивить. Такой он видел меня сотни раз, но это не помешало ему разворотить постель гостиничного номера в компании долбаной студентки.

— Мы не закончили, — говорит он. — Но, если тебе нужно время, я подожду.

Мои каблуки стучат по асфальту, пока я иду к дверям ресторана.

Балашов объявился здесь без предупреждения, и, чтобы оправиться от этого разговора, мне потребуется куча времени. Возможно, я и до утра не справлюсь.

Как бы то ни было, меня вышвырнуло из зоны комфорта. Я пытаюсь обустроиться в квартире, в которой ни дня в своей жизни не жила. Там все чужое и непонятное. Запахи, виды из окна. Это не мой дом. Мой дом — это место, в котором я прожила последние семь лет, куда привезла свою дочь из роддома. Первый дом, где я стала хозяйкой. Для него я подбирала наволочки и диванные подушки. Каждую мелочь. Но это собственность Балашова, и мне было необходимо покинуть наш дом самой, а не попросить убраться оттуда хозяина.

Вернув плед в гардероб, я прохожу мимо банкетного зала, из которого гремит музыка. Пройдя в пустой бар, забираюсь на высокий стул и пытаюсь унять колотящую тело дрожь. Тру друг о друга ладони, пока бармен интересуется:

— Чего хотите?

— Чего-нибудь покрепче, — отвечаю ему.

— Текила?

Я не уверена, но все же качаю головой, изображая «да».

Он выставляет передо мной шот и чашку с какой-то красной жижей. Подняв глаза, спрашиваю:

— А это что?

— В Мексике текилу лаймом не закусывают, — поясняет бармен. — Запивают вот этим коктейлем. Он острый, осторожно.

Выдохнув, я опрокидываю в себя и то и другое. Это и правда ядреная кисло-сладкая смесь. Закашлявшись, машу рукой, запрещая мне повторять.

— А я тебя искала, — на плечо опускается ладонь Лиды, именинницы.

Слезы на моих глазах — результат пожара в желудке, но, смаргивая их, я в этом не уверена. Возможно, эта мексиканская бурда растревожила застрявший в горле ком.

Когда все же поворачиваю голову, вижу, что Лидия пришла не одна, а в компании двух мужчин. Один из них мне отлично знаком — это ее муж, Борис Галицкий, а второго вижу впервые.

Мужчина бросает на меня медленный расслабленный взгляд, как настоящий пресыщенный женским вниманием козел. Ему позволительно — он спортивный, хоть и среднего роста. Тусклый свет в баре не дает разглядеть цвет глаз, но они первое, что притягивает на его лице взгляд. Слишком светлые для таких густых черных ресниц и не менее густых каштановых волос. Белая рубашка оттеняет его прекрасные гены идеально.

— Мы тоже хотим чего-нибудь покрепче, — хлопает Лида ладонью по барной стойке. — Что это такое? Сделай мне то же самое, — просит она бармена.

Посмотрев на брюнета, добавляет:

— Это моя подруга, Карина. Карина Балашова. А это Денис Алиев…

Мой взгляд снова возвращается к лицу мужчины, и не для того, чтобы пересчитать его ресницы. Всматриваясь в черты красивого лица, вижу, как его собственный взгляд стал чуть пристальнее, хотя на губах все та же расслабленная ухмылка. Но даже она не может скрыть тот легкий прищур, с которым на этот раз он осматривает меня с ног до головы.

Именно поэтому делаю вывод, что совпадений быть не может.

«Этот дагестанский ублюдок», — именно в таком контексте в последние два года мне приходилось слышать имя Дениса Алиева. Прокурора, который вцепился в бизнес Балашова как питбуль, и выйти из этой схватки без потерь моему мужу не удалось. А вот прокурор Алиев обеспечил себе новые звезды на погонах.

Я никогда не видела его раньше, но именно этому человеку обязана тем самым кризисом, который изрубил на куски нашу с Балашовым семью. Бесконечные суды, адвокаты. Это был сложный для него период.

Возможно, я должна сказать этому человеку гребаное «спасибо», ведь именно в трудностях познается семья, но, когда он протягивает мне ладонь со словами «привет», я бросаю на нее кислый взгляд и спускаюсь со стула.

Игнорируя повисшую в воздухе руку, забираю с барной стойки сумочку и обращаюсь к Лидии:

— Пойду проветрюсь.