Быкова Анастасия ПОД КУПОЛОМ «ФЕЕРИИ»

Глава 1

Лошадь одарена инстинктами и чувствами гораздо щедрее, чем человек. Слышит лошадь лучше кошки, обоняние тоньше, чем у собаки, она чувствительна к ходу времени, к перемене погоды…

Нет ей равного на Земле животного.

А.И.Куприн.

«У „Феерии“ большие проблемы, из которых цирк может не выкарабкаться».

Раньше Алек редко обращал внимание на свой внутренний голос, но в последние дни от него стало просто невозможно отмахнуться. Ещё бы, попробуйте заткнуть вопящую во всё горло тревогу, которая разве что ночью не играет на крохотных мысленных барабанах.

Неделю назад «Феерии» пришлось прервать гастроли и вернуться в штаб-квартиру. Этот удар стал последним, добивающим, как вишенка на торте.

На старом испорченном торте с давно прокисшими сливками.

За спиной скрипнула дверь.

— Александр, здравствуй.

Алек скривился — с самого детства звучание полного имени вызывало у него лишь дрожь в теле — но быстро взял себя в руки и повернулся навстречу голосу.

— Мама, — кивнул он. — Я рад, что ты вернулась. Две недели прошло, мы волновались.

Он изучающим взглядом оглядел её в поисках хотя бы какого-нибудь намёка на то, как прошла поездка. Едва труппа вернулась в штаб, Мариз велела никому не паниковать и продолжать репетиции, а сама уехала в неизвестном направлении.

Прошло уже четыре с половиной дня.

«Ну же, получилось?»

Но по виду Мариз никогда ничего нельзя было сказать: сейчас она выглядела безупречно, как и всегда. Длинные густые волосы, собранные в высокий хвост, открывали лицо, которого почти не коснулись морщинки. Седина, проявившаяся слишком рано от постоянного волнения за детей, считалась слабостью и моментально закрашивалась.

Фигуру облегало строгое платье с рукавами до локтей, из-под которых выглядывали чёрные татуировки. Для незнающих — это всего лишь ничего не значащие узоры, но для артистов и работников «Феерии» — показатель опыта; у каждого из них есть такие же.

Алек почти неосознанно дотронулся до своей татуировки на шее.

Мариз прошла мимо него и села за стол.

— Присаживайся, — кивнула на кресло напротив. — Как ты знаешь, нам пришлось прервать гастроли, потому что доходы становились всё меньше, а расходы на передвижение всё больше. Если бы мы продолжили выступления, то нам некуда было бы возвращаться…

— На этом существование нашего цирка и закончилось бы, — мрачно закончил мысль Алек.

— К сожалению. Фактически мы остались ни с чем — не можем продолжать гастролировать, потому что это нас разорит, но и оставаться в Нью-Йорке нет смысла, здесь с этой программой уже ничего не заработать.

Алек вздрогнул. Он и до этого прекрасно понимал, насколько не радужные перспективы перед ними открывались, но именно эти слова превратили их проблему в настоящую.

— И что мы можем сделать?

— Не многое. Я ездила к Валентину Моргенштерну, очень хорошему знакомому твоего отца. Сейчас его бывшая жена и дочь работают у нас, Джослин и Кларисса.

Алек резко поднял взгляд.

— Но..?

— Джослин оставила свою фамилию при разводе.

Он присвистнул. Не каждый день узнаёшь о родстве артистов цирка с одним из самых влиятельных людей в американском бизнесе.

— Валентин был нашей последней надеждой. Я ехала к нему, уповая на старое знакомство и на то, что он захочет помочь дочери. И он действительно захотел, Клэри важна для него… Как был и Роберт, — Мариз запнулась.

Алек сжал кулаки до побелевших костяшек.

Кто там говорил, что время лечит? Видимо, это очень долгое и болезненное лечение.

С этой темы хотелось уйти как можно скорее.

— Захотел помочь материально?

— Да… — она откашлялась. — Он даст нам денег в долг, без процентов, но с тем условием, что у него будут пригласительные на все выступления в каждом из городов. И Кларисса должна узнать, что он помог нам. С этим легко разобраться: я проговорюсь, словно невзначай.

— Решил восстановить семейные узы?

— И это нам сейчас как никогда на руку. На эти деньги мы должны создать совершенно новую программу, то, чего мы ещё никогда не делали. Время — до рождественских каникул. Если на премьерном показе в Нью-Йорке не будет ажиотажа, то мы отменяем гастроли, и, боюсь, это будет конец «Феерии».

Алек попытался сделать вид, что не заметил, как к концу фразы голос матери упал до шёпота.

— Но если все получится, то это будет для нас как второе дыхание? Новая программа поможет продержаться, а может даже подняться на новую ступень.

— Возможно, — кивнула Мариз. — Но ты ведь знаешь, что несколько месяцев назад закрылся «Цирк братьев Ринглинг»?

— Конечно. Но дела у них шли плохо ещё с 2016-ого, когда…

— Когда обществу защиты животных удалось заручиться поддержкой мэра и заставить цирк отказаться от «Шоу слонов», которое было их визитной карточкой.

— Но нам раньше не угрожали закрытием по этой причине? — Алек в задумчивости приподнял бровь. — В «Феерии» нет дрессированных слонов или медведей. У нас только один номер с животными.

— Да, один… Твой номер, — Мариз словно спрашивала, понимает ли Алек, какая ответственность на него ложится.

— Мама, — губы растянулись в улыбке. Как и всегда, когда он говорил о своем занятии. — Мы отказались от классической конной акробатики несколько лет назад, сейчас я работаю только со свободными лошадьми. Они мои напарники и мои друзья, а не простые дрессированные животные.

— Вот и покажи это всем, — уголки её губ дрогнули, как будто сопротивляясь улыбке. — Покажи своё мастерство и то, как вы доверяете друг другу.

Алек тяжело вздохнул и, поднявшись с кресла, подошёл к окну.

Осень — самое лучшее время года в Нью-Йорке. Жара уже спала, а липкий холод не успел завладеть улицами. Серые дни, всё ещё слишком пыльные после высоких температур лета, окрашивались в более яркие краски, и кажется, что настроение природы передавалось самому городу, который замедлял свой бег.

Быть в Нью-Йорке в это время удавалось очень редко, если не сказать — вообще никогда. Обычно «Феерия» гастролировала десять месяцев в году и возвращалась лишь в начале зимы, чтобы отдохнуть, поработать над новой программой, выступить в родном городе и вновь отправиться в путешествие.

Но в этот раз судьба распорядилась иначе: вместо выступления Алек стоял в городском кабинете Мариз и разглядывал из окна осенний Нью-Йорк.

— Вообще-то, у меня есть идея, которая может помочь, — Алек отвернулся от окна, за которым всё так же стояла чудесная осень, куда-то спешили жители Нью-Йорка, а солнце радовало тёплыми прикосновениями лучей.

Он ещё никому не говорил о своей затее, так как совсем не был уверен в том, что всё получится. Но это было важно для «Феерии».

— Я не сомневалась. Ты же знаешь, что я горжусь тобой? — Мариз подошла и положила руку ему на плечо. — И напоследок хорошие новости. Я не знаю, как это случилось, может сама Вселенная решила нам помочь, но вчера со мной связался один небезызвестный фокусник и сказал, что не против присоединиться к нам, — в её голосе скользнула неприкрытая надежда.

— Фокусник? — непонимающе уставился на неё Алек.

— Магнус Бейн.

* * *

— Магнус Бейн… — Джейс Эрондейл, который ждал Алека в холле у кабинета Мариз, от удивления приоткрыл рот. — Магнус Бейн! Ущипни меня.

— Всё же тебя в детстве явно роняли, — скептично протянул Алек, но к выполнению просьбы подошёл ответственно, и вот глаза Джейса уже пылали яростью, а руки потирали слегка покрасневшее запястье.

— Надо остальным рассказать, — буркнул он.

Алек усмехнулся и пошёл вслед за приёмным братом. Он-то точно знал, что блондинистая шевелюра и модельная внешность вкупе с кажущейся узколобостью, которые сразу бросались в глаза, были далеко не самыми выдающимися чертами Джейса.

Просто остальные он старался лишний раз не показывать.

Дорога от Линкольн-Центра до стоянки «Феерии» занимала обычно минут сорок без пробок, поэтому Алек кинул ключи от машины Джейсу, сел на пассажирское сидение и попытался заснуть. В последнее время он никак не мог выспаться — мучился бессонницей до поздней ночи или просыпался от кошмаров.

Но его мечтам не суждено было сбыться.

— Магнус Бейн…

Алек застонал.

— Почему один из самых знаменитых фокусников последних лет, у которого собственное неплохое шоу, захотел присоединиться к странствующему цирку с финансовыми трудностями?

— Я не знаю, Джейс.

— Магнус не рос в цирке, а значит, не может прийти на помощь «по дружбе». Да и вообще «Феерия» никогда не имела ничего общего с ним или с его выступлениями. Так почему?

— Я не знаю, Джейс.

— Их выступления собирают аншлаги, интернет заполонили видео, где фокусы Бейна пытаются разоблачить, а численность его фанаток грозит перерасти численность населения всей Америки.

Алек проигнорировал и само высказывание, и нотки зависти, проскользнувшие в голосе Джейса.

— Он понимает, что здесь его зарплата будет ниже, чем в самые неудачные периоды его карьеры?

— Магнус приедет сегодня после обеда, вот тогда и спросим, — Алек отвернулся к окну, давая понять, что разговор закончен.

На самом деле, ему и самому было интересно узнать ответы на все эти вопросы.

Магнус Бейн… Его афиши висели во всех городах, где «Феерия» успела побывать за последний год. Магнус и его друзья выступали не на манежах цирка, но перед ними открывались двери самых лучших площадок.

Алек немногое знал о Магнусе Бейне, лишь видел афиши его шоу: вот тёмная фигура в плаще, вот она же, но в окружении ещё троих напарников, вот лицо, закрытое полумаской. Последний вариант афиши нравился Алеку больше всего — чёрно-белый плакат, маска, добавляющая загадочности образу, хитрая ухмылка, и глаза… Завораживающие глаза с кошачьими линзами были единственным цветным пятном, не считая яркой надписи: «Убедись, что магия реальна. Шоу великолепного Магнуса Бейна».

— А помнишь, что нам про него читала Майя?

Алек исподлобья посмотрел на Джейса, но воздержался от очередного обречённого стона.

— Родители этого Бейна вообще не имели отношения к цирковому искусству. Но они погибли, когда тому было лет десять, после чего его на попечение взял какой-то дальний родственник, который и разглядел скрытый талант.

Алек помнил этот разговор.

Майя тогда прожужжала все уши ещё и о том, что Магнус сам себя называет «маг», а не фокусник. Холост, детей нет, всего себя он отдает миру магии, и не считает, что такое событие, как скорый переход черты тридцатилетнего возраста и отсутствие при этом семьи, должно вызывать такую бурю эмоций.

На этот раз Джейс замолчал, видимо, пытаясь вспомнить, что ещё обсуждалось в цирке. Магнус Бейн был слишком яркой личностью: то Саймон расскажет какой-нибудь факт из его жизни, то Клэри прочитает в газете…

За окном медленно проплывали дома, улицы, люди. Слишком медленно. Проскочить без пробок им всё же не удалось, и сейчас они тащились со скоростью древних черепах, у которых и панцирь поседел от старости.

Но был в этом и один плюс: Алеку всё же удалось провалиться в сон. Правда, понял это, только когда Джейс бесцеремонно толкнул его в плечо и велел вываливаться из машины, чтобы он мог её припарковать.

Слегка покачиваясь, Алек вышел и огляделся. Это место в парке Дог Ран он и называл своим домом. Позади по трассе Сити-Айленд Роуд спешили куда-то машины, но перед его взглядом раскинулась большая поляна, по трём сторонам ограждённая деревьями.

Это место принадлежало «Феерии» уже несколько десятилетий. Когда труппа гастролировала, поляна пустовала, на ней стоял лишь большой старинный особняк и конюшня, по которой гулял ветер. Зато, по возвращении в Нью-Йорк, именно там Алек проводил больше всего времени. Конюшня с запахом сена и лошадей, конюшня, где каждый звук говорил о её обитателях, будь то недовольное фырканье, весёлое ржание или просто глухое постукивание подков по покрытому сеном полу. Рядом с конюшней располагалась левада, в которой лошади могли пастись под открытым небом.

Эта поляна наполнялась жизнью всякий раз, когда «Феерия» возвращалась с гастролей. Вот и сейчас перед домом возвели большой красно-жёлтый шатер, справа от которого стояла череда вагончиков, грузовых автомобилей и коневоз.

Жизнь во время гастролей чётко расписана — в будние дни они переезжают с места на место, устанавливают купол, в выходные показывают шоу, потом демонтируют купол и вновь оказываются в дороге. Жизнь на колёсах никого не обременяет, особенно если учесть, что каждый вагончик — это небольшой дом. В нём есть и удобная кровать, и кухня, и тёплое ковровое покрытие. Живут в вагончиках по два-три человека. Сам Алек последний год делил вагончик с Джейсом и Саймоном. Правда, спал он там через ночь, а остальное время проводил в коневозе, который был почти конюшней на колесах: четыре стойла, отделённых друг от друга перегородкой, и небольшая комнатка с плитой, столом и кроватью. Вот её по очереди и делили Алек и Люк — ветеринар «Феерии».

Вагончики униформистов — работников цирка, не такие комфортные, как у артистов. Всего лишь стол посередине и койки, привинченные к полу, но Алеку всегда казалось, что те гордятся своими условиями жизни. Иначе как объяснить то, что на многочисленные предложения Роберта хотя бы обновить интерьер, те всегда отвечали отказом.

Но в вагончиках все живут с удовольствием только во время гастролей, сейчас же они пустовали — большинство цирковых переехали в свои комнаты в особняке.

Алек так глубоко погрузился в свои мысли, что чёрную взъерошенную макушку заметил только тогда, когда она замерла на уровне его груди в двух шагах.

— Алек, наконец-то. Мама звонила уже два часа назад, все волновались.

Алек моргнул и непонимающе уставился на Макса.

— Два часа? — Алек перевёл взгляд на подошедшего к ним Джейса.

— Пробки, — тот невозмутимо пожал плечами.

— Пробки были только в центре, я смотрел по карте, — гордо заявил Макс.

— Ты ехал в объезд?

Джейс, казалось, даже не смутился.

— Ну, может, решил сделать петлю и полюбоваться видами Бронкса. Или увидел, что ты впервые нормально спишь за последнее время… Кстати, Клэри написала, что нас уже давно все ждут в столовой, — и он зашагал к особняку.

Алек сложил руки на груди. Ну конечно же, кто бы сомневался в том, что Джейс знает о его проблемах со сном. И наверняка не он один, в цирке мало что можно утаить.

— Ну как всё прошло? Что сказала мама? — Макс потянул его за Джейсом.

— Вот именно для этого мы и идём на общее собрание, — Алек усмехнулся и протянул руку, чтобы потрепать Макса по голове, но тот увернулся. Ну ещё бы. Он уже давно считал себя взрослым, а все эти поглаживания по голове и щипание за щёчки остались в детстве. — Но тебе я по секрету скажу, что твой первый выход на манеж всё же состоится.

Макс с победным кличем подпрыгнул. Он был единственным из всей семьи, кто ещё не выступал на манеже. В свои тринадцать Макс только искал себя. С удовольствием тренировался и в метании ножей с Джейсом, и в дрессуре с Алеком. Несколько лет назад он решил, что должен стать выдающимся клоуном, и ходил за Саймоном целый месяц. А после изменил своё решение и заставил Майю с Джорданом Кайлом научить его парочке простых трюков на воздушных полотнах.

Зато, когда Максу исполнится четырнадцать, ему набьют сразу две татуировки: Осведомлённость и Действие. Но что-то подсказывало, что для рун Аккуратности, Выдержки и Умения ему придется хорошенько потрудиться.

Алек помнил себя в этом возрасте. Ему нравилась акробатика, он стрелял из лука, даже немного жонглировал и ходил по канату, но сразу знал, что будет работать с лошадьми. Почти все цирковые, проводившие детство на манеже, имели навыки во многих направлениях, но доводили до совершенства только один или два. Алек сделал упор на дрессуру и конную акробатику, Джейс на метание ножей и на жонглировании ими, а Изабель выбрала воздушное кольцо, хотя и с ножами обращалась неплохо… По крайней мере, обращалась раньше. Чем она занималась после того, как порвала все связи с «Феерией», было неизвестно.

Они дошли до крыльца особняка. Древнее сооружение из красного кирпича ничуть не потеряло своего достоинства за это время, даже наоборот. Поднимаясь по ступенькам, Алек всегда ощущал какое-то гротескное напряжение фасада. Весь его облик говорил о том, что тут жило не одно поколение цирковых.

Зато внутри особняк был знакомым и родным. Ещё при его строительстве много лет назад здесь было всё сделано для удобства цирковых — на первом этаже общая столовая, большое помещение для тренировок, медицинский кабинет, гримёрки и костюмерные, на втором — комнаты артистов. Половина третьего также была отдана под жилые помещения, а во второй половине располагался кабинет, использующийся Мариз для экстренных встреч, и общая гостиная с большим телевизором.

Когда они добрались до столовой, Алек убедился в том, что здесь действительно были все. Даже старик Боб пришёл, а тот вообще редко появлялся на собраниях. Никто уже не помнил, чем занимался Боб в юности, и Алеку иногда казалось, что тот сразу родился старым. Серьёзно, Алеку было уже двадцать три, и даже в младенческом возрасте он помнил Боба, как седого старца, иногда угощающего его леденцами на палочке.

Старик Боб просто был.

Макс как-то сказал, что он похож на оживший амулет, охраняющий цирк и придающий ему сил.

Работники цирка заняли два стола слева от выхода во главе с шапитмейстером[1] Дэвидом — усатым лысым мужчиной под два метра ростом и с горой мышц. Его внешний вид, который пугал любого при первой встрече, совершенно не вязался с добрыми глазами, в уголках которых пролегли морщинки. По другую сторону сидели акробаты Кирк, Мэтт и Эрик. Им без труда удавались слаженные номера и работа в команде. Прыжковая акробатика с её кувырками, переворотами, кульбитами, пирамиды, растяжка… Это мастерство завораживало всех, кто когда-либо видел их выступления. Тоненькие и лёгкие танцовщицы Амабель, Лейла, Морин, Лили и Ливия окружили единственного парня в их коллективе, брата-близнеца Ливии — Тайбериуса. Силач Ходж Старквезер вместе с дочерью, шестилетней Кэсси, расположился рядом с Люком, Джослин, Элейн и Ребеккой Льюис. Джослин пришла в цирк на место их бывшего врача, которая вышла замуж и оставила кочевую жизнь в прошлом. А Элейн и Ребекка властвовали в костюмерной и заправляли гримом.

Себастьян с его платиново-белыми волосами и ясными зелёными глазами притягивал внимание представительниц женского пола сразу, как выходил на манеж. Но чудеса эквилибристики, которые он демонстрировал, ходя по канату или удерживая равновесие на пирамидах из катушек, говорили о том, что он не просто симпатичная мордашка. Он сидел со своими близкими друзьями Майей и Джорданом, которые были друг для друга не просто напарниками, летающими под куполом на воздушных полотнах. Вот куда лучше не лезть, так это в отношения этой тройки.

За последним из занятых столов расположились самые близкие для Алека и Джейса люди — Саймон Льюис, Клэри Фрэй и Лидия Бранвелл.

И если Клэри стала близким человеком вынужденно (попробуй не дружить с подружкой Джейса), Льюис просто всегда таскался за ними, то Лидию Алек действительно уважал. Такую силу воли стоило ещё поискать.

Даже с расстояния в несколько метров можно было услышать Саймона, который потрясал перед друзьями книгой.

— Вот! Видите, я же вам говорил, что клоунада издревле считалась одним из самых сложных жанров на манеже! Всех, кто владел этим искусством, называли элитой.

Алек фыркнул.

— Эй, элита, я уже здесь.

Саймон ничуть не смутился и показал книгу и ему. Видимо, после собрания его тоже ждала лекция о роли клоунады в цирке.

Но пока надо было сосредоточиться на другом.

Алек откашлялся и начал говорить. О том, насколько их проблемы серьёзны, о том, что отчаиваться не стоило, о новой программе и о приезде Магнуса Бейна. После последней новости на несколько мгновений воцарилась гробовая тишина, через секунду сменившаяся одновременным восторженным «Ах!» от танцовщиц.

Загрузка...