Под землёй и над ней

Майк ГелпринПод землей и над ней

Река текла с юга на север и делила Зону на две части. А возможно, река текла с севера на юг. Автор не знает, как она называлась. Может быть, Яуза. Или Нева. Или Днепр. Автор надеется, что река не была ни одной из них.

Уселись мы, значит, с Черномазым Джерри и Небритым Хуаном в каптерке, основательно так уселись, надолго. Хуан посуду расставил, Джерри закусь тесаком своим нарубил, ну а я достал заветную, что у Санчиты из медицинского взвода поутру выцыганил. Но только пробку у родимой скрутил, только разливать намылился, как замахнул вдруг в каптерку без стука Павиан.

– Расселись, вижу, мать вашу, – заорал он с порога. – Сержанты хреновы! Со спиртиком под тушеночку, да? А ну подъем, добровольцы долбаные! Во втором секторе Заразы двух салаг подстрелили.

Что ж, повскакали мы с мест, засуетились. Павиан знай орет: быстрей, мол, сучьи дети. Хорошо, я родимую успел по новой пробкой заткнуть да за пазуху прибрать, а то салагам только дай волю в каптерку залезть, пока сержантов нет.

Вывалились мы вчетвером из казармы, ночь – как у Черномазого Джерри задница, не видать ни рожна. Ну, Павиан фонарь врубил, ручищей махнул, и погнали мы ко второму сектору, а это, как-никак, километра два от нас будет, опортупеешь бежать. Ладно, за это нам деньжищи и платят, хрен где такие еще заработаешь. В основном, правда, за риск платят, за то, что добровольно под смертью ходим, но и за работу тоже. В общем, нацепил лычки – полезай в пекло.

Пока рысили вдоль колючки, что Зону огораживает, Павиан на бегу только и успевал отзывами на пароли отбрехиваться. Не любим мы его, Павиана. Офицер он, конечно, грамотный, нетрусливый и службу знает. А вот не любим, и все, потому что жизни наши ему до звезды. Прикажут выстроить всю роту и расстрелять, Павиан и глазом не моргнет – лично и расстреляет.

Он у нас раньше в Долболомах ходил, Павианом стал с тех пор, как Заразы ему стрелу в жопу всадили. Рейд тогда был, двумя взводами в Зону вошли, и, пока до развалин добирались, все тихо было. А едва добрались, приспичило Долболому по нужде. Делать нечего, забился в щель куда-то и присел. Тут как раз в правую ягодицу стрела ему и прилетела. Откуда ее Заразы пустили – пойди разберись. Зона вся в дырах да норах, из них Заразы из-под земли на свет божий и выныривают. У них, у сволочей, стрелы – не приведи господь. Их даже ядом сдабривать не надо – плюнет Зараза на наконечник – и все, почище любого яда будет. Но они для верности наконечники в крови тухлых крыс вымачивают, мне Санчита по секрету говорила. В общем, заорал Долболом на всю Зону, мы уж думали – накрылся. Хорошо, однако, Пенициллин не подкачал, он вообще славный парень был, даром что врач-недоучка, всюду аптечку с собой таскал. Вот Пенициллин Долболому всю аптечку прямо на месте в жопу и вколол. С тех пор красная она, словно воинское знамя. Салаги в бане, кто по первому разу видит, шарахаются. Так что жив-здоров Долболом, только в Павианы его перекрестили, а вот Пенициллин месяц спустя из рейда не вернулся.

Короче, добежали мы, наконец, до второго сектора. Там уже и прожектора врубили, и медиков подогнали, да поздно. Вот они, салаги, оба тепленькие, и у каждого по аккуратному пулевому отверстию во лбу. Огнестрельного у Зараз мало – только то, что в бою у наших добыто, но тем, что есть, пользуются они отменно. В темноте подбираются на расстояние выстрела, паскуды, ночью-то они как днем видят, всю жизнь под землей прожили. И берут наших на прицел. А дальше – как кому повезет. Этим двоим не повезло.

– Эй, Вань, – из-за спины меня окликнули, – подойди сюда, брат.

Оглянулся я: Макс, дружок мой закадычный. Само собой, подойду: земляков, с кем по-русски поговорить можно, у меня здесь не так много. А уж таких, как Максик, считай, вообще нет. Он четвертый год уже здесь, тоже сержант, да какой – один из лучших, с ним сам Полкан за ручку здоровается, когда не в строю.

Обнялись мы, тут Макс мне на ухо и прошептал:

– Слышь, Вань, только тебе говорю, ты не болтай пока. Мне полковник вчера по секрету шепнул, хотя он и сам наверняка не знает. Ходят слухи, Вань, что на следующую неделю штурм назначен. Да я и сам смотрю, все к тому идет: новый призыв пригнали, пайки увеличили и, похоже, отпуска отменили. Седого Джованни знаешь, сержанта из четвертого сектора?

– Знаю Седого, – кивнул я, – встречались. И что он?

– Да ничего. Ему в отпуск с субботы идти, а вчера столкнулись с ним на складе, когда обмундирование для салаг получали. «Все, – сказал, – накрылся отпуск, отменили без объяснения причин». И еще одна вещь есть, совсем паскудная.

– Что за вещь? – спросил я с досадой.

Куда уж тут паскудней. В прошлый штурм сотня наших без толку полегла. Не знаем даже, удалось ли хоть сколько-нибудь Заразы прищучить, они своих подбирают, трупов не оставляют, в подземелья оттаскивают.

– Полковник думает, – Макс сказал, – что весь личный состав на штурм бросят. Что штурмовать будем до последнего. Атака не закончится, пока всю Заразу не перебьем. Или… – Макс сделал паузу, посмотрел мне в глаза исподлобья, сплюнул в сторону и добавил: – Или пока они нас.

Я аж варежку раскрыл, да так и застыл с распахнутой. Ерунда, конечно, не могут такой приказ отдать, что ж, начальство на голову совсем никакое, что ли? Зараз этих под землей пес знает сколько. Они там, считай, у себя дома – все ходы-выходы знают. Никаких людей не хватит, чтобы всех перебить. Раньше считалось, что Зараза сама вымрет, от блокады, только что-то вымирать они не торопятся. Уже девятый год пошел, как карантин вокруг Зоны стоит, а воз и ныне там.

– Максик, – промямлил я наконец, – а ты не врешь, часом? Не может такого быть.

– А я думаю – может. – Макс пачку сигарет мне протянул, зажигалкой чиркнул. – Прикинь, когда мы последний раз в рейд на Зону ходили.

Почесал я в затылке: точно, давно не было рейдов. Правда, временами их и раньше подолгу не было.