Под правильным углом

Собеседник по ту сторону темного экрана видеофона молчал довольно долго. Я уж было решил, что не расслышал слов прощания, и соединение давным-давно сброшено, однако зеленый огонек по-прежнему светился на пластиковой панели. Стало любопытно, чем там занят представитель «Мосуслуг» по имени Максим. Таращится в собственные записи? Шевелит в воздухе руками, проверяя информацию обо мне при помощи куда более крутых и привычных ему прибамбасов? Снисходительно кривит губы?

Но не включать же видеоопцию ради удовлетворения любопытства?

Я в самом начале разговора отклонил запрос системы на прием и передачу изображения. Только звук, только голос. Была в моем поведении какая-то необъяснимая мстительность: дескать, вот какой дремучий собеседник тебе, Максим, достался! Не только до голографического интерфейса не дорос, но и допотопной видеосвязью пользоваться не научился! Терпи, Максим, терпи.

Кого при этом я на самом деле наказывал, ответить было бы сложновато.

— Кирилл Вадимович, — наконец подал голос представитель «Мосуслуг», — а зачем вам это?

Захотелось высокомерно фыркнуть и не менее высокомерно откинуться на спинку кресла. Но без видеосигнала собеседник не смог бы оценить ни позы, ни мимики. А значит, и напрягаться не стоит. Только звук, только голос…

— Как?! — с театральным изумлением воскликнул я. — Вы разве не слышали?! СМИ утверждают, будто бы я в каждой бочке затычка, а все оттого, что еще не все миллионы заработал! Вот освою голографический интерфейс — и, надо думать, заработаю все.

Максим выдержал паузу, на сей раз — совсем короткую.

— Я не об этом, Кирилл Вадимович. — Он был сама вежливость. — Несмотря на ваш саркастический тон, я рискну предположить, что человек вы и впрямь не бедный. Следовательно, могли бы нанять персонального преподавателя, который приходил бы к вам на дом. Я ни в коем случае не утверждаю, что репетитор научил бы вас пользоваться голографическим интерфейсом быстрее и качественнее, чем специалисты Центра… Но раз у вас столько требований, часть из которых не входит в обязанности наших сотрудников, не лучше ли было бы рассмотреть вариант индивидуальных занятий?

Ну понятно. Он совершенно прав, этот молодой человек, чьего лица я не пожелал видеть. Он прав, и оттого мне будет сложно объяснить ему свое решение. Что бы я ни сказал, это все равно будет выглядеть как стариковский каприз.

Когда тебе нет и пятидесяти, и ты всюду появляешься с массивной тростью — это делает тебя импозантным и оригинальным. Когда тебе уже за шестьдесят, твоя трость в глазах окружающих превращается в костыль, без которого ты не можешь обойтись при ходьбе. Даже несмотря на изысканную резьбу, золотой набалдашник и рукоять в виде обнаженной красотки. Даже несмотря на то, с какой легкостью ты этой тростью помахиваешь. Тебе все равно будут уступать место и вообще — относиться с повышенной заботой и нарочитой осторожностью, как… как к инвалиду, да. Подобной «тростью» в моем случае стал пресловутый голографический интерфейс. Полтора десятка лет назад, когда голографические разработки только начали входить в обиход, я мог бы стать тем самым импозантным оригиналом. Но не теперь, когда мне уже за шестьдесят, а я все еще не представляю, с какого боку подступиться к этой технологии!

Голограмма позволяла удостовериться в наличии продуктов в холодильнике, не открывая дверцу и не «выпуская холод». Голограмма предоставляла возможность общаться с абонентом так, будто он сидит на диване напротив. Голограмма демонстрировала твой маршрут, проложенный в трех измерениях, вплоть до подъема на лифте или спуска по ступенькам винтовой лестницы. А еще с помощью этого интерфейса можно было проектировать здания.

Казалось бы, мне, посвятившему архитектуре бо́льшую часть жизни, следовало немедля ухватиться за новые способы проектирования. Был шанс, стоя у истоков, протестировать программу, обнаружить ошибки и недочеты, помочь в их исправлении, проконсультировать программистов-разработчиков… Но нет, я предпочел обойтись позицией «Да заняться мне больше нечем!» и в кулуарах, а иногда и публично высмеивал куцые на тот момент возможности интерфейса.

О, сколько раз я «срезал» студентов, защищавших свои выпускные проекты, выполненные «по новому перспективному методу»! «А какие коэффициенты теплоотдачи от бытовых приборов и жильцов вы, батенька, учитывали при разработке отопительной системы этого здания?» «Поместить резервуары с разлагающими бытовой мусор бактериями в стволах лифтовых шахт — блестящая идея! Особенно если вы, сударыня, объясните нам, как заменить эти резервуары, не прерывая работу лифта». И так далее, и тому подобное. Программа еще не умела выявлять такие упущения со стороны конструктора-человека, здесь нужно было работать головой и ручками. По старинке. Считать, прикидывать, вымерять по линейке, листать справочники, обсасывать каждую деталь, перепроверять все мелочи. Иначе получалось как в том историческом анекдоте: лет сто назад спроектировали и построили здание для военного ведомства, и только после приемки обнаружилось, что в нем нет туалетов. Канализация есть, а вот помещения для справления нужды — отсутствуют. Тоже, наверное, какую-то новую конструкторскую методику использовали, раздолбаи!

Со временем мои насмешки превратились в настоящий затяжной батл: знаменитый архитектор Кирилл Скворцов vs адепты голографического интерфейса. Я не принял эту «трость», я отбросил ее, я запретил своим ученикам и последователям пользоваться ею. И при этом, слывя педантом, не упускающим ни единой детали, я упустил самое главное: консерватор не развивается. А голографический интерфейс год от года совершенствовался.

Я имел полное право на собственное мнение и все основания для своей позиции: к тому моменту по моим проектам в одной только Москве было построено несколько десятков кондоминиумов. Не удивлюсь, если отделение «Мосуслуг», с представителем которого я сейчас общался, тоже расположено в моем детище. А уж сколько частных «умных особняков» на моем счету! Никаких нареканий. Никаких упущений. Ко мне обращались за разработкой индивидуальных проектов такие люди, что…

А теперь вчерашние студенты, «срезанные» мною, но умеющие мотать на ус и делать выводы из собственных ошибок, творили с помощью голокронов поистине невероятные вещи. Десять лет назад назвать их конкурентами не поворачивался язык. Пять лет назад они стали достойными противниками. А день сегодняшний ознаменовался тем, что я фактически проиграл эту гонку. Слился с батла. Спекся. Законы современного мира мало отличаются от законов прошлого: кто успел — тот и съел. И если на тендер на государственной электронной площадке кто-то выставляет проект, предусматривающий оптимальный результат в оптимальные сроки, заказчик не станет разбираться, почему тебе требуется на полгода больше, чем всем остальным. Какая разница, как тебя зовут и сколько домов ты построил раньше, если сейчас речь идет не о твоих заслугах, а о конкретном объекте, каких еще никто не возводил? Какая разница, «головой и ручками» ты работаешь над техзаданием или в голографическом объеме, если качество в обоих случаях сопоставимо?

А я, коль поверить СМИ, еще не все миллионы заработал. Рано мне сдаваться! Рано на покой!

Решение переступить через гордость вызревало несколько месяцев. Досада на себя недальновидного, ярость от бессилия перед обстоятельствами и, наконец, стыд от необходимости сие бессилие признать публично — это вам не коктейль, который можно взболтать за тридцать секунд. Это брага, которой требуется время, чтобы перебродить.

И я попробовал найти курсы, на которых обучали бы пользованию голокронами. В моем представлении подобные занятия проводить даже с детьми уже не было никакой необходимости — сейчас любой карапуз, сидя на горшке, управляется с голограммами на уровне опытного пользователя: видел, знаю. Мне казалось, что таких упрямых ослов, отставших от жизни по собственной прихоти, окажется не больше десятка на всю нашу необъятную — и каждый, разумеется, станет объектом насмешек.

И вдруг выяснилось, что Правительство Москвы не так давно запустило программу обучения и переподготовки горожан, которые хотели бы овладеть управлением голографическими девайсами на том или ином уровне. И курсы пользуются популярностью! Во всяком случае, при каждом отделении «Мосуслуг», коих насчитывается более двух сотен, существуют Центры, бесплатно проводящие теоретические и практические занятия. Хочешь перейти с допотопного универсального видеофона или морально устаревшего смартфона на голокрон нового поколения — записывайся и приходи на курсы для начинающих. Хочешь переустановить систему «Умный дом» и перейти на бесконтактное невербальное управление — милости просим. Хочешь повысить свою квалификацию — пройди курсы голографической медицинской диагностики или технического обслуживания автомобилей. Научись играть на гигантском органе Домского собора, не выходя из гостиной. Соверши кругосветное путешествие на парусной яхте, не вылезая из постели. Создай особняк своей мечты в пространстве голографического объема…

Были еще — прав Максим! — индивидуальные репетиторы, оказывающие ту же услугу на дому, конфиденциально и в любое удобное время. Хоть под покровом ночи, чтобы даже соседи знать не знали, если вдруг тебе совестно признаться, будто чего-то не умеешь. Скрыть свой позор — естественная реакция нормального человека. Вполне логично, что я должен был бы уцепиться за такую возможность. Но это было равносильно тому, что свой костыль я бы мастерил ночами, тайком, приняв меры повышенной секретности — а пользоваться-то им все равно придется на людях. Глупо.

К тому же я уже свыкся с мыслью о предстоящем стариковском унижении, в лицах и красках нарисовал сцену своего публичного обнажения, принял решение испить сию горькую чашу до дна, вытерпеть наивысшую степень пыток, стать буквально святым мучеником… Оказывается, пафосное самоедство — тоже мой конек, хоть и не имеет отношения к профессиональным навыкам. Неприятная стадия боязни уронить авторитет была пройдена, теперь я в какой-то мере даже наслаждался предстоящим свержением с пьедестала и намеревался пасть в глазах коллег так низко, чтобы это смог оценить любой желающий.

Ах, Настасья Филипповна, почто ж ты который век подряд западаешь в душу и смущаешь читательский ум самоуничижением и жертвой своей?..

Однако Максим из «Мосуслуг» никак не годился на роль князя Мышкина, и меня совершенно не интересовало, что он обо мне подумал, когда я попросил его записать меня в группу с наибольшим количеством учеников. Я постарался предельно корректно и при этом максимально невразумительно ответить на его последний вопрос — и на том распрощался.

В воскресенье к назначенному часу я уже был возле кондоминиума, в котором располагалось ближайшее районное отделение «Мосуслуг». Дорога на машине заняла буквально семь минут, этого времени хватило лишь на то, чтобы при помощи обычного смартфона проследить, как коптер-доставщик бережно погружает заказанные моим «Умным домом» продукты в охлаждающий гель. В быту я был не так консервативен, как в работе, и потому еще пару лет назад переоборудовал свою кухню, заменив в том числе обычный холодильник на систему откидных лотков, наполненных желеобразным биополимером. Система занимала всю стену, зато в закрытом виде была куда незаметнее массивного двухкамерного холодильника, что при дефиците пространства в моем скромном жилище явилось решающим фактором. Теперь при желании на кухне можно было играть хоть в бильярд, хоть в настольный теннис, не боясь зацепиться ногой за угол морозильной камеры. Впрочем, у геля имелись и другие плюсы: система подзаряжалась от дневного света и самостоятельно перераспределяла энергию от пустых лотков туда, где холод был важнее; в каждом лотке — индивидуальные условия, наиболее подходящие тем или иным продуктам. Биополимер долго хранил нужную температуру даже без подзарядки. А еще он выполнял роль герметичного контейнера для овощей и фруктов и обладал бактерицидными свойствами, так что, например, яблоки, вынутые из геля, можно было уже не мыть. Для кого как — а для меня это серьезный довод.

Коптер справился с разгрузкой продуктов аккурат к окончанию моей поездки и был выпущен «Умным домом» наружу через техническую форточку в тот же самый момент, когда я вылез из машины. Автомобиль доставил меня к северной башне кондоминиума — видимо, по его данным, здесь было больше свободных парковочных мест. Я сверился со списком операторов-парковщиков, за которыми числился этот дом. Кажется, у меня были виртуальные жетоны для оплаты услуг одного из них. Пока искал в смартфоне нужное приложение, по соседству успел остановиться еще один гость. У этого дела шли явно быстрее, чем у меня: не прерывая общения по голокрону, он парой скупых взмахов вызвал парковочный диск. Я скривился — ну да, все тот же пресловутый интерфейс, азам работы с которым мне сегодня предстоит научиться. Потом скривился еще раз, невольно услышав несколько фраз из его разговора.

— Нет, ты представляешь?! — возмущался он, затягиваясь сигаретой. — Это уже восьмой штраф за месяц! Понатыкали камер, гады… И, главное, фото присылают такие, что и не понять, я это намусорил или еще до меня. Ну, ты ведь знаешь, какие у них снимки: вот ты — а вот фантик у тебя под ногами. А может, это вовсе и не я его выкинул! Оспорить? А ты когда-нибудь пробовал оспорить штраф? Угу, скорее, они еще пару случаев отыщут, чем этот простят. Не, ну а что? Мы же все люди, все можем случайно бумажку обронить или мимо урны промахнуться! Правильно я говорю? В конце концов, я же налоги им плачу — пусть уборщиков наймут на эти деньги, а не камеры на каждом дереве вешают!

Докурив, он щелчком пальцев отправил бычок в сторону проезжей части и, кажется, даже не заметил этого. Оставалось только покачать головой и развести руками. И почему штрафы возмущают лишь тех, кто их действительно заслуживает? Нет ответа…

Наконец виртуальный жетон был активирован, и сверху на крышу автомобиля упал парковочный диск. Через несколько секунд он уже уносил машину в заоблачную высь. Ну, заоблачную — это ради красного словца. На самом деле линия стояночного антиграва располагалась чуть выше уровня крыши северной башни. Я знал это наверняка, поскольку кондоминиум был построен по моему проекту лет двадцать назад. В те годы как раз шла ожесточенная борьба противников магнитных и антигравитационных парковок с властями. Какие только аргументы не звучали! И что кузов автомобиля от этого портится, и что однажды машины, будто переспевшие яблоки, посыплются сверху на головы горожан, и что тень от цепочки машин, в прямом смысле слова зависших в воздухе, любой яркий день превратит в сумерки… Во втором вопросе я и сам сомневался, до тех пор пока не удостоверился в надежности конструкторских решений аварийной системы безопасности. А про тень даже говорить смешно: автомобиль на высоте в полкилометра — не больше булавочной головки. Вы станете переживать из-за булавочной головки в том смысле, что она загораживает от вас солнце? Особенно если тень от нее падает ровно в ту же сторону, что и тень от гигантской двухсотэтажной башни.

Система «Умный жилой комплекс» в кондоминиуме была теперь куда современней и совершенней, чем та, что предполагалась в моем проекте двадцать лет назад. Она знала, понимала и умела гораздо больше, чем ее предшественница. А помещалась, надо думать, там же, где я и отвел ей место. Несмотря на более внушительные размеры и разветвленную сеть дополнительных модулей. Один из предметов моей профессиональной гордости — умение запланировать «про запас» объемы для будущих технических мощностей и не создать при этом дефицита пространства в других секторах. Даже если в ближайшее время машины научатся не только парковаться в воздухе, но и перемещаться в нем, доставляя пассажиров непосредственно к окнам и балконам, в этих башнях найдется пара-тройка бонусных возможностей для личных причалов, заложенных мною заранее. И даже если автомобили исчезнут совсем, а транспортную функцию примут на себя какие-нибудь кабинки телепортаторов, здесь будет где их разместить, не проводя глобальных перепланировок здания. Ничего удивительного: в плане технических решений архитектор должен быть немного футурологом, немного фантастом и при разработке очередного проекта предугадывать появление в будущем тех или иных новшеств. Иначе он обречен на то, что его творения идейно устареют и пойдут под снос уже через десяток лет.

Перед металлической калиткой на входе в комплекс мне пришлось замедлить шаг: система дистанционно считывала информацию со смартфона, идентифицировала личность и сверяла данные с заявкой, оформленной представителем «Мосуслуг» Максимом. Звуковой сигнал оповестил меня, что гостевой допуск перекочевал из системы в персональный гаджет, и, стало быть, теперь я имел полное право находиться на территории кондоминиума. Разумеется, не во всех помещениях, а только в тех, которые открывал гостевой допуск: магазины, парикмахерские, тренажерные залы, а также все расположенные внутри объекты «Мосуслуг», в частности — Центр обучения и профессиональной переподготовки населения.

Я пересек просторный двор: зеленая зона, за двадцать лет превратившаяся в небольшую рощицу; цветники и фонтанчики, велосипедные и гироскутерные дорожки, взлетно-посадочная поляна для джетпаков, четыре спортивные площадки, два детских и два игровых сектора. Сейчас заполнена была только половина игровых и спортивных площадок — другая половина относилась к школе и детскому садику, которые в воскресенье, разумеется, не работали. По этому проекту учебные заведения не выносились в отдельно стоящие здания, а располагались на вторых-третьих этажах каждой из четырех башен кондоминиума.

Западная башня, большой яркий холл, приветливый консьерж, готовый при необходимости решить любой вопрос, любую проблему. Направо — проход к лифтам жилого блока. Прямо — турникеты и широкая лестница на «школьные» этажи. Я свернул влево — к лифтам делового сектора. Гостевой допуск предполагал, что я направляюсь на сто двадцатый этаж, так что мне даже не пришлось нажимать кнопки — скоростной лифт прекрасно знал, где меня высадить.

То ли я несколько задержался, пока искал жетоны для парковки, то ли здесь было принято на первое занятие приходить чуть раньше, но у меня сложилось впечатление, что в аудитории ждали только меня. Аудитория — обычный кабинет с одноместными партами, похожий на уменьшенную копию школьного класса. Впрочем, я уже давно не бывал в классах и не проектировал зданий под учебные заведения; может, они сейчас везде такие и есть. Была ли это действительно самая большая группа — не знаю. На первый взгляд, здесь находились человек семь-восемь, все довольно преклонного возраста. Навскидку я мог бы дать им от шестидесяти до восьмидесяти пяти. А преподаватель, надо полагать, годился во внуки каждому из учеников. Точнее, учениц — похоже, я был единственным мужчиной среди жаждущих овладеть интерфейсом.

Интересно, это Максим оказался настолько мстительным и намеренно засунул меня в женский коллектив? Или дамы и тут оказались инициативнее мужчин, предпочитающих убивать время более традиционными способами? Помнится, кто-то говорил мне, что на занятиях бальными танцами хронически не хватает партнеров. Но с танцами все понятно. Неужели же и эти курсы считаются занятием «для девочек»?

Если так — уже пора чувствовать себя неловко. Может, сказать, что я журналист? Или проверяющий из какой-нибудь общественной организации? Дескать, не заниматься пожаловал, а поприсутствовать? Да ну, глупости. Пришел за порцией унижения — вкушай по полной программе.

Едва я поздоровался и расположился за свободной партой, преподаватель хлопнул в ладоши и с радушной улыбкой объявил:

— Меня зовут Игорь Александрович, и в ближайший месяц я буду вашим проводником в мир голографических технологий. Каждый из вас пришел сюда, преследуя определенную цель, и совсем не обязательно, что эти цели совпадают. Но тут как с чтением: кому-то хочется читать любовные романы, кому-то техническую документацию и научные трактаты, кому-то вывески и ценники — а начать все равно придется с изучения букв. Вот и мы с вами займемся основами. За месяц вы освоите все базовые функции, необходимые в обиходе. Если кому-то потребуется более глубокое и детальное изучение какого-либо направления, после завершения начального курса вы сможете перевестись на следующий уровень.

— Перейти во второй класс? — спросила старушка с первой парты, и все вокруг рассмеялись.

— Можно сказать и так, — подтвердил молоденький преподаватель. — А теперь достаньте свои гаджеты и тетради для записей…

Старушки зашелестели бумажными тетрадями и блокнотами, а я поднял руку.

— Ничего, если я буду записывать все необходимое в смартфон?

— Так как в процессе занятий вам придется проводить с гаджетом разнообразные манипуляции, мне кажется, вам будет неудобно скакать из приложения в приложение, — виновато развел руками Игорь Александрович.

Настроение стремительно портилось. Максим ни о чем подобном не предупредил, а сам я не подумал, не предусмотрел. Впрочем, Максим-то скорее всего не виноват — он мог сказать, что именно понадобится для занятий, мог даже направить мне на почту список, вот только я слишком зациклился на самом событии, чтобы обращать внимание на сопутствующие мелочи… Рядом со сжатой в кулак ладонью на парту лег листок в клеточку, а следом — гелевая авторучка, каких я уже полвека в руках не держал.

— Возьмите, — шепнула соседка справа. — Я запасливая!

Я кивнул, пробурчав какие-то слова признательности.

— Теперь взгляните на выдвижные панели своих парт. Здесь расположены все необходимые разъемы и точки доступа для подключения ваших устройств. У кого-то голографический интерфейс уже предустановлен — в таком случае мы обновим его до последней версии. Остальным мы инсталлируем эту программу. Не беспокойтесь, это не займет много времени.

— Провода, видимо, тоже нужно было принести с собой? — сердито спросил я.

— Провода? — удивился преподаватель. — Зачем провода? Постойте-ка… Можно взглянуть?

Он протянул руку, и я нехотя вложил ему в ладонь свой смартфон.

— Вот это да! — восхитился Игорь Александрович, разглядывая гаджет, как некую диковинку. — Если не ошибаюсь, этой модели лет двадцать?

— Двадцать два, — сквозь зубы выдавил я, ощущая на себе взгляды всех дам одновременно.

— Впечатляющее долгожительство! — оценил молодой человек. — Вот только вынужден вас огорчить: в этой модели не предусмотрена работа с голографическим интерфейсом, она выпущена задолго до появления новых технологий. При всем своем желании я не смогу установить на ваш смартфон даже облегченную версию программы.

— То есть можно идти домой?

Уж не знаю, как мне удалось выдержать приток крови к лицу и ушам — казалось, она ринулась туда отовсюду, изо всех артерий и мельчайших капилляров. Стыдно сделалось невыносимо.

— Ну зачем же? — ободряюще улыбнулся Игорь Александрович. — Сегодняшнее занятие предполагает больше теории, нежели практики. Вот в следующее воскресенье без устройства уже не обойтись, поэтому постарайтесь через неделю принести… что-то более современное.

И чего ты сюда приперся, мазохист хренов? Мог бы сидеть дома и, как прежде, тешить себя мыслью, что гениальные Микеланджело и да Винчи вполне обходились без голографических интерфейсов. От них не требовалось носить с собой «что-то более современное», типа голокронов нового поколения с предустановленными программами. Вот и следовало тебе, старый дурак, уподобиться великим мастерам хотя бы в этом. Головой и ручками, дружище, головой и ручками!

Меж тем Игорь Александрович ходил по рядам, запускал загрузку программ и обновлений на каждом принесенном дамами устройстве. А сам вещал:

— Предшественниками голографических технологий можно назвать виртуальную и дополненную реальности из нашего с вами не такого уж давнего прошлого. Однако для того чтобы «существовать» в виртуальном мире, пользователю требовались специализированные приспособления. И пусть их развитие шло по пути миниатюризации, от вирт-шлема к очкам, а от очков к линзам, совсем без них обойтись было невозможно. Ну и вы наверняка помните, сколько дискуссий о вреде здоровью вызвали те же электронные линзы. Действительно, их невозможно было носить постоянно, глазные мышцы и зрительные нервы перегружались, что вызывало и общую усталость, и падение зрения, и головные боли. А снимать линзы каждые два-три часа, когда ты в городе, в поездке, в общественном месте, попросту неудобно… Сейчас постарайтесь не трогать ваши устройства, идет инсталляция приложений… Так вот: голографические технологии — это дополненная реальность совсем другого уровня! Интерфейс может быть установлен в любую систему, домашнюю или офисную, на любой смартфон… — Он хитро покосился на меня. — Ну, почти на любой… Пользователям не придется приобретать и носить с собой или на себе нечто специализированное вдобавок к уже привычным гаджетам.

Преподаватель вернулся на свое место, достал из портфеля телевизионный рулон, развернул и закрепил его на стене, в том месте класса, где в мое время висела меловая или маркерная доска, а в нынешних школах — экран из полимерной органики, одинаково качественно воспроизводящий как плоские, так и трехмерные проекции — я никогда ничем подобным в своей работе не пользовался, но видел на различных презентациях, как пользуются другие.

— Взгляните, — предложил Игорь Александрович, указывая на экран телевизора. — Перед вами улица Маросейка. Именно такая, какой вы привыкли видеть ее в последнее десятилетие. Обратите внимание: на этих кадрах вы не заметите никаких вывесок, никаких афиш, никаких рекламных надписей, портящих исторический облик центральной части города и в частности — облик вот этой самой улицы. Если взять фотографии полувековой давности, вы ужаснетесь! Нет, рекламные щиты и перетяжки к тому времени уже убрали, однако хватало и обычных вывесок. Каждый магазин, каждый салон красоты, сетевое кафе или бизнес-центр считали своим долгом изготовить нечто несуразно оригинальное, вычурное, светящееся в темноте, дополненное эмблемой или картинкой и занимающее часть фасада или фронтона на особняке позапрошлого века. Руководителей и сотрудников не интересовало, что это за фасад, какому историческому объекту он принадлежит, какой памятник старины перекрывает баннер или вывеска. Лишь бы собственное название было ярким, заметным! И ладно бы, если бы вывески выдерживались в едином стиле! Но нет, тогда лепили кто во что горазд, без согласования с соседствующими организациями, а зачастую и с властями.

— А зачем нам брать фотографии? — передернула плечами седовласая дама в брючном костюме. — Мы все это прекрасно помним, мы застали. Жили мы среди этого, понимаете, Игорек Александрович? Жили и не ужасались. Потому что сравнить-то могли только с тем, что в самом начале века было, — как раз с теми штендерами, щитами и перетяжками, о которых вы говорили.

— Сейчас стало лучше или хуже? — с любопытством склонил голову набок молодой человек.

— Конечно, лучше! — с некоторым возмущением фыркнула дама.

— Замечательно! — одобрил Игорь Александрович. — Но как же быть с теми, кто плохо ориентируется в центре города? Как им найти нужный банк, ресторан или бутик, если на зданиях нет вывесок? — Он выдержал паузу и снова указал на телевизионный экран. — А теперь взгляните, как тот же самый отрезок Маросейки выглядит, если воспользоваться голокроном.

Я поперхнулся. Натуральным образом поперхнулся!

Здания по обе стороны улицы расцветились аккуратными надписями и указателями: «Аптека», «Кондитерская лавка», «Модный дом Алферовой — в арку направо, 2-й этаж», «Дантист: записаться на прием сейчас», «Армянский переулок — поворот через 100 метров», «Билетная касса: открыть репертуар театров на первую декаду нового сезона»… Номера домов, вывески, таблички — все это последовательно укрупнялось, повинуясь движению пальцев невидимого пользователя. Не нужно было прищуриваться, чтобы рассмотреть указатель на противоположной стороне улицы. Не нужно гадать, в правильном ли направлении ты идешь. Не нужно сомневаться, входишь ты в магазин оптики или в ресторан. Голографический интерфейс предоставлял тебе все данные, вплоть до количества свободных столиков в кафе и наличия ботинок твоего размера в обувном магазине!

Признаться, ничего подобного я не ожидал. Я до сих пор пользовался встроенным в смартфон навигатором, который, похоже, не обладал и десятой частью того, что умела и показывала голограмма. Не раз мне приходилось останавливаться и озираться, а то и спрашивать прохожих, если никак не удавалось найти нужный дом или переулок.

— Если вас не интересуют магазины и конторы, — продолжал Игорь Александрович, — вы всегда можете переключиться на экскурсионную опцию интерфейса и, прогуливаясь, читать или слушать исторические справки о каждом здании, мимо которого проходите. Программа будет выделять фрагменты построек, о которых идет речь, подсвечивать окна, из которых когда-то выглядывали знаменитые жильцы, предоставлять сведения о книгах и фильмах, где фигурировал конкретный дом…

— Игоречек Александрович, — не вытерпела дама в джинсовом жилете, — а как же так получается, что все это увижу только я? Ведь голограмма — это не виртуальный путеводитель на внутренней поверхности очков, которые сидят только на моем носу! Если на площади устанавливают голографическую скульптуру или новогоднюю елку — их видят все! А вывески, которые появляются благодаря моему гаджету, — их тоже может увидеть кто-то другой?

Наверняка преподавателю не один десяток раз уже приходилось отвечать на подобные вопросы.

— Все зависит от правильно выставленного в настройках гаджета угла зрения, — с неизменной улыбкой проинформировал он. — Если вы приглядитесь к окружающим вас людям, например, в транспорте, вы сможете заметить крохотные фрагменты светящихся фигур и символов возле лиц некоторых из них. Правда, только если станете приглядываться с нужной стороны. Эти фрагменты можно принять за солнечные блики, за отблески фонарей или фар. Чаще всего разглядеть подробности не получится — из-за неправильного угла зрения фигуры и буквы бывают сильно искажены. Ну, разве что встать четко за спиной пользователя и достаточно близко от него…

— «Я не люблю, когда читают письма…» — раздалось негромкое справа.

— «…Заглядывая мне через плечо…», — не удержавшись, закончил я фразу и лишь после этого посмотрел вправо.

Кажется, это была та самая женщина, что поделилась со мной листком из тетради и лишней авторучкой. Она благожелательно улыбнулась — судя по всему, оценила тот факт, что престарелый обалдуй, пользующийся допотопной рухлядью, узнал цитату.

И пусть переговаривались мы вполголоса, Игорь Александрович услышал и отреагировал:

— Да, разумеется, заглядывать в индивидуальный голографический объем из-за спины считается плохим тоном. Еще более некультурным считается работать с не настроенным под себя интерфейсом, когда из-за неправильно выставленного угла ваше общение или переписка становятся видны окружающим. Ну, это все равно что слушать громкую музыку в общественном транспорте.

Старушки одобрительно зашелестели. Игорь Александрович дал им пару минут обсудить хороший тон и бескультурье нынешних поколений, затем снова заговорил:

— Сегодня мы начнем с самых элементарных вещей — со входа в голографический объем и совершения в нем простейших операций. Возьмите ручки и запишите…

Надо признать, следующий час прошел совсем не скучно. Правда, пальцы устали. Вроде и конспект-то получился коротеньким, но отсутствие практики письма от руки довело до боли в суставах, заставило подозревать у себя ураганно развивающийся артрит. Думаю, что мои соседки чувствовали аналогично, когда складывали тетради в сумочки и прощались с преподавателем.

— Он молодец, правда? — шепнула мне та, что цитировала Высоцкого.

— Милый молодой человек, — неопределенно ответил я.

— Он так старается!

— Вы считаете? — удивился я. Мне-то казалось, что Игорь Александрович не прикладывает вообще никаких усилий — так легко прошло первое занятие.

— А вы разве никогда не слышали, как общаются его сверстники? — в свою очередь удивилась собеседница, идя рядом со мной в сторону лифта. — Столько незнакомых слов, столько молодежного сленга и профессиональных терминов… Прислушайтесь на досуге! А Игорь старается говорить так, чтобы нам все было понятно. Хотя для него этот язык… ну как для нас — старорусский.

Она тихонько рассмеялась. Наверное, именно в этот момент я решил, что она мне симпатична.

Про второе занятие я едва не забыл — слишком уж непривычным делом было для меня посещение чего бы то ни было в выходной день. Поработать над проектом — это да, но собираться куда-то, готовиться, ехать… Нет, это из другой жизни, не моей.

Главное, голокрон приобрел сразу же, буквально в понедельник, и даже проследил, чтобы современный интерфейс был уже предустановлен — все меньше Игорю Александровичу возни со мной. А к концу недели курсы из памяти вроде как выветрились. Но успел: увидел, как в техническую форточку влетает коптер-доставщик, — и вспомнил, при каких обстоятельствах я наблюдал за ним в прошлое воскресенье.

А вот на третье занятие я уже летел на всех парусах. Мне нравилось. Честное слово, мне дико нравилось на курсах! И старушки оказались милыми, и Игорь Александрович — действительно старательным, и получаться у меня кое-что стало…

— Давайте-ка проверим, хорошо ли вы справились с домашним заданием. Откройте объемы, напишите с помощью голографического интерфейса небольшой текст, буквально пять-шесть предложений, и отправьте мне на почту…

— «Дайте мне шесть строчек, написанных рукой самого честного человека…»

— «…И я найду в них что-нибудь, за что его можно повесить!»

Мы с Вероникой Сергеевной переглянулись и рассмеялись. Это была игра. Нет, не так: это была замечательная, потрясающая игра, подчас понятная лишь нам двоим. Один начинал цитату — другой подхватывал. Мы угадывали фразы с полуслова, потому что — и это очевидно! — читали одни и те же книги и смотрели одни и те же фильмы. И даже больше того — нам нравились одни и те же книги и фильмы! Во времена моей молодости подобное взаимопонимание назвали бы «на одной волне». Сейчас — наверное, сказали бы что-то типа «в одном объеме». Или «под правильным углом».

— Отлично! — похвалил нас Игорь Александрович, когда восемь писем одновременно упали на его почту. — А теперь давайте перейдем к более сложным вещам — к созданию объемных аватарок для абонентов из списка ваших контактов. Все вы не раз видели — как минимум в кино, — как человек общается с голограммой, в деталях копирующей облик абонента. Голограмма улыбается, кивает, пожимает плечами, чешет в затылке — в общем, ведет себя, как живой человек. При этом не следует забывать, что она — всего лишь движущаяся аватарка, симуляция, а не реальное изображение. Реальное изображение — на плоском экране видеофона. Иногда такой вид связи — наилучшее решение, не стану даже спорить. Но ведь куда интереснее смотреть, как собеседник прохаживается перед тобой или сидит в соседнем кресле, верно?

Старушки одобрительно зашелестели. Не буду скрывать — единственный старичок тоже добавил в их шелест с десяток невразумительных, но явно позитивных звуков.

— Прежде всего вам понадобится как минимум минутный видеоролик с участием конкретного человека. Если этот абонент — ваш хороший знакомый, можно попросить его попозировать специально для вашего голокрона: принять разные позы, пожестикулировать, изобразить разнообразные эмоции, произнести несколько фраз с разной интонацией. Такой ролик, залитый в специальное приложение, и станет основой для трехмерной анимированной аватарки. Программа обработает видео с данным героем, распознает его мимику и ключевые жесты, соотнесет с вопросительной или восклицательной интонацией… А дальше — дело техники: уже при следующем разговоре с абонентом вы увидите, что аватарка кивает, хмурится или улыбается, будто и впрямь реагирует на ваши слова. Чем длиннее загруженный ролик, чем больше разнообразия в поведении его героя — тем естественнее получится его голографический образ. Если у вас уже есть старое видео с участием абонента, можно загрузить и его. Только имейте в виду: если это видео с научной конференции, где слова выступающего серьезны, а мимика скупа, получившаяся аватарка даже новые анекдоты будет иллюстрировать с каменным лицом. Ну или наоборот: если на видео человек вальяжно расположился в кресле или дурачится на пикнике — вам будет крайне трудно общаться с его аватаркой о чем-то важном или тревожном. Предлагаю сейчас попрактиковаться и создать голограммы друг друга. Контактами вы, думаю, уже обменялись, поэтому откройте голографический объем и…

Дома я заставил голокрон воспроизвести новенькую, всего час назад созданную аватарку Вероники Сергеевны и несколько минут молча смотрел на нее. «Вызвать абонента?» — светились в интерфейсе аккуратные буквы. Я не знал, что ответить на вопрос устройства. Честное слово, не знал.

Вызвать? А зачем? Просто поболтать? Сделать вид, что чего-то не понял на занятии и решил уточнить? Пригласить в кино? В театр?

Ну что за глупости!

Рассердившись, я выключил аппарат. Что это взбрело тебе в голову, старый дурак?! Ты не помнишь, сколько тебе лет? Не помнишь, как в прошлом месяце прихватывало сердце? А у Вероники Сергеевны медицинский трикодер на запястье видел? Подобные браслеты просто так не носят! Не для красоты они, ох, не для красоты! Что у нее — гипертония? Почечная недостаточность? Астма?

Зачем вы друг другу на старости лет? Сидеть в гостиной, делиться болячками и перебрасываться цитатами из «Белого солнца пустыни» и «Трех товарищей»?

Ты вообще-то помнишь, дружище, ради чего пошел на курсы? Тебе этот интерфейс нужно освоить, чтобы снова с головой уйти в работу! Вот сиди и жди этого момента! Жди и терпи…

В пятницу меня вызвал по видеофону Андрюшка Васин, старинный приятель, тоже архитектор в прошлом. Он никак не мог предположить, что я теперь умею пользоваться голокроном, а я и не стал хвастать, уж для таких разговоров мне и видеофон вполне сгодится. Из профессии Васин ушел несколько лет назад, но по-прежнему консультировал инженерно-строительные службы при перепланировке или сносе зданий. Старая гвардия — она такая! Даже если ее отправляют на пенсию — не сдается. И временами все еще востребована, пусть даже не по профилю.

Хотя, признаться, меня его звонок вогнал во грусть-печаль. Архитектор — а вынужден рушить дома! Не возводить новое-прекрасное, а возиться со сносом. Причем время наступило такое, что городские власти приступили к ликвидации объектов, которые нам когда-то ставили в пример, которые проектировали наши учителя и кумиры молодости. Да, морально устарели, обветшали — куда без этого? Судьба таких строений логична и предсказуема. Но это был еще один удар по и без того уязвленному самолюбию. Учителя уже ушли, теперь уходит их наследие, ставшее никуда не годным и никому не нужным. А мы? Как скоро и нас ждет забвение?

И пусть в отношении себя я все-таки надеялся не на снос, а на перепланировку (научусь, освою интерфейс и такой вам объект забабахаю!), оптимизма мне этот разговор не прибавил.

— В воскресенье дом Виктора Гавриловича рушим, — пожаловался Андрюшка. — Помнишь его?

Я помнил и Виктора Гавриловича, одного из наших наставников, и дом, о котором шла речь. Прикинул расположение — и даже не особо удивился.

— В воскресенье? — переспросил я. — Андрей, а ведь в воскресенье я буду неподалеку, посмотрю на процесс из окошка сто двадцатого этажа, отдам, так сказать, последние почести… «Мне сверху видно все, ты так и знай!»

Какая-то нехорошая мысль выползла из подсознания, но я быстро прогнал ее. Андрюшка — молоток, он наверняка все предусмотрел. Все будет хорошо.

В воскресенье я, разумеется, был не в настроении. Разговори меня — и пришлось бы иметь дело с самым невыносимым брюзгой этого города. По счастью, на общение времени не оставалось — мы проходили объемный интерьер.

Я старательно смотрел куда угодно, кроме правого ряда парт, где, по обыкновению, сидела Вероника Сергеевна. Мне казалось, что, стоит ей перехватить мой взгляд, она тут же догадается, как неделю назад я пялился на ее аватарку и едва, грешным делом, не пригласил на романтическую прогулку. Ну, уж это точно стало бы для меня избыточным испытанием!

Я был так напряжен, что даже в ушах загудело.

Тем не менее однажды мне все-таки пришлось повернуться. Дама в брючном костюме, Наталья Пална, как раз пожаловалась Игорю Александровичу, что при компоновке воображаемого кухонного гарнитура одна из секций никак не хочет устанавливаться на отведенное ей в голографическом объеме место. Я, скорее по привычке, подал голос:

— «Пилите, Шура, пилите!»

И насторожился, когда не услышал отклика, продолжающего фразу из старого фильма.

На первый взгляд, с Вероникой Сергеевной все было в порядке. Она пошевеливала пальцами в невидимом мне голографическом объеме, взгляд — отрешенный. Ну, увлеклась, прослушала цитату, всякое бывает. Хотя мне сделалось обидно из-за того, что наша с нею игра дала сбой.

А не слишком ли она бледна?

В этот момент с улицы донесся шум, который не смогли заглушить даже электрохромные стеклопакеты.

— Игорь Александрович, вы позволите отвлечься от задания? — спросил я.

Преподаватель удивленно пожал плечами, но разрешил мне подойти к окну. Дом, спроектированный Виктором Гавриловичем, находился в пятидесяти метрах от северной башни; мне пришлось вывернуть голову и прижаться щекой к прозрачному «умному» пластику, чтобы зацепить взглядом хотя бы угол здания далеко внизу. Здание рушилось. Защитный графоновый полог, которым его обнесли по периметру, натягивался и колыхался, сдерживая разлетающиеся обломки: обманчиво тонкий материал способен был выдержать поистине космические нагрузки, не говоря уже о нескольких тоннах железобетона. Над пологом тут и там вспыхивало плазменное поле, поглощающее и отражающее пыль и бо́льшую часть децибел.

Дом Виктора Гавриловича вздыхал, пошевеливался, будто пытался сопротивляться, но все-таки постепенно рассыпа́лся.

А потом в аудитории погас свет и пискнули разом все смартфоны и голокроны, уведомляя хозяев об отсутствии сети. Стало так тихо, что я мог бы, наверное, различить дыхание наших старушек, если бы не неуемное гудение в ушах.

Позвольте, да в ушах ли?!

Заговорили все разом; растерянный Игорь Александрович понятия не имел, что произошло, почему исчезли электричество и связь, но старался ответить каждой из перепуганных дам. Я в отличие от него понимал, что случилось, вот только отвечать мне было некогда.

— Вероника, что с тобой? — кинулся я к парте в правом ряду.

Она виновато улыбнулась посиневшими губами и молча продемонстрировала трикодер: медицинский браслет гудел, вибрировал и мигал красным огоньком. Я же с самого начала слышал этот звук! Старый болван, как ты мог не сообразить?!

— Какой у тебя диагноз?

— Сахарный диабет, — пролепетала она, смущенная моей строгостью.

— Но в таком случае в твоем трикодере должна быть доза инсулина!

— Даже две, — кивнула она, — две дозы по шесть кубиков. Впрыскивается автоматически, как только… как только возникает потребность. Но я вчера с внуками сидела допоздна, осталась на ночь, а оттуда — сразу на курсы…

— Ты сумасшедшая? Почему ты не зашла в здешний медпункт?

— Я собиралась! — Она едва не плакала, напуганная моим тоном больше, чем наши товарки отсутствием электричества. — Я собиралась сразу после занятий спуститься в аптеку — она на первом этаже. Немножко не рассчитала…

— Игорь!

Он и сам уже все понял, метнулся к выходу, но тут же вернулся.

— Лифт не работает… — потрясенно констатировал молоденький преподаватель.

Я наклонился, чтобы заглянуть Веронике в глаза, и почувствовал запах ацетона. Совсем худо.

— Может, по лестнице? — робко предложила Наталья Пална.

Никто не прореагировал. Сто двадцатый этаж. Вниз Игорь еще кое-как спустится, но вот подняться обратно…

— Проверьте аптечку, здесь наверняка должна быть аптечка! — распорядился я, ни капельки не веря, что среди стандартного набора медикаментов может оказаться инсулин. — Тревожная кнопка в твоем трикодере есть? Автоматический сигнал в «Скорую» ушел?

— Ушел.

— Давно?

— Пару минут назад…

Значит, бригада только что подъехала. Или находится в одном из застрявших лифтов. В любом случае оперативно она сюда не поднимется.

— Игорь, в Центре сейчас идут еще какие-нибудь курсы?

Он покачал головой.

— На соседних этажах в «Мосуслугах» могут быть сотрудники и посетители? Здесь же наверняка должна дежурить хотя бы медсестра!

— Воскресенье же! Выходной. Нет посетителей — нет и медперсонала. Может, операторы какие-нибудь и сидят, но я понятия не имею, где именно!

— Девочки, — обернулся я к нашим старушкам, — попробуйте подняться на этаж-другой выше и спуститься ниже. Дергайте двери, стучите, зовите на помощь.

— А что случилось-то? Почему сети нет, почему лифты остановились?

Я ткнул пальцем в сторону окна:

— По соседству сносят дом. Понятно, что его обесточили, отключили от силовых магистралей, изолировали. Но мы с вами в старом районе, здесь все коммуникации проложены еще до нашего рождения, то есть — не автономны для каждого здания. Я могу только предполагать, что при сносе не рассчитали глубину закладки силового кабеля и каким-то обломком перебили бетонный канал, замкнув либо оборвав провода.

— Но мой голокрон от аккумулятора работает, а связи все равно нет!

— Значит, местные волновые ретрансляторы тоже были запитаны от этого кабеля.

Ах, Андрюшка, Андрюшка!.. Что ж ты так сплоховал, консультант хренов? Ведь хотел я тебе напомнить про бетонные колодцы Виктора Гавриловича! Будто почувствовал, что с его былым новаторством, замешенном на экономии, возникнут проблемы. Это ты мог забыть, потому что в последние десятилетия все коммуникации прокладывают иначе. Но я-то! Я-то, никогда не упускающий ни единой детали, знал, помнил из занятий полувековой давности про старый кабель-канал, который сегодня достаточно было бы накрыть графоновым полотном, чтобы избежать аварии! Но проклятущая деликатность не позволила дать товарищу пару советов…

— И что теперь будет?

Я и без вопросов со стороны лихорадочно соображал, что будет дальше. Прямо сейчас, в эти минуты, система «Умный жилой комплекс» приходит в себя, встряхивается, озирается: подключился аварийный генератор, начался опрос модулей и датчиков. Четыре башни по две сотни этажей… В первую очередь пройдет проверка школьного и жилого секторов — нет ли где пожара, короткого замыкания или иной критической ситуации. Это пятнадцать минут. И дай Бог, никаких аварий не обнаружится, потому что в противном случае дело может затянуться. Затем — лифты, но приоритет — снова у жилого сектора: кто-то наверняка застрял, кто-то в панике рвется из квартиры вниз, на улицу, или вверх, к оставшимся дома детям. Еще четверть часа. Затем — системы жизнеобеспечения и прочие коммуникации: в жилом блоке заработает вентиляция, появится освещение, подключатся антенны и роутеры, оживут в квартирах индивидуальные «умные дома». Еще десять минут.

Здесь очень хорошая система. Новая. Современная. Быстродействующая. Умеющая постоять за себя и защитить жильцов. Она наберет обороты за две трети часа, максимум — за час. Тот, кто сейчас спит, читает бумажную книгу или моет посуду, вообще ничего не заметит, никаких перебоев. Для большинства же эта проблема станет всего лишь нежданным неудобством, мелкой неприятностью, с которой технические службы, конечно же, справятся в самое ближайшее время. Действительно, ну что в этом такого — подождать тридцать-сорок минут? Можно послушать музыку, загруженную в гаджет, можно пройти пару уровней игры из бездонных запасов голокрона, посмотреть полфильма на смартфоне, пообедать, позаниматься любовью — масса вариантов!

И ни одного варианта для человека, у которого началась диабетическая прекома.

— Через полчаса мы все пойдем домой, — ответил я в пространство. — А может, и раньше. Не волнуйтесь, система уже работает, аварию ликвидируют быстро. Тут же еще инженерно-технические службы через каждые пятьдесят этажей расположены — они помогут автоматике. — И уже Веронике: — Ты как? Держишься? Чем же таким тебя вчера накормили-напоили, что приступ спровоцировали?

Хотелось, чтобы вопрос прозвучал шутливо, но лицедей из меня плохой.

— Это не всегда от питания зависит, — глубоко и шумно дыша, проговорила она. — Чаще от переживаний.

— Внуки безобразничали?

— Нет, они у меня послушные… Просто я теперь… всегда переживаю… перед курсами.

И она сконфуженно посмотрела на меня. Что ж, красноречивое признание. И от него, несомненно, был бы толк, если бы о симпатиях Вероники Сергеевны я узнал в прошлые выходные, а не сейчас. Сейчас, простите, не до амуров, сейчас ее спасать надо.

Я мотнул головой, отзывая Игоря Александровича в сторонку.

— Я сказал «полчаса», но по факту может затянуться и на час. Мы не в жилом секторе, а в деловом, и система знает, что сейчас здесь практически пусто. Поэтому внимание нам уделят в самую последнюю очередь. Конечно, консьерж доложит, что наверху люди. А если бригада «Скорой» только что подъехала — они расскажут и о прошедшем на пульт сигнале с трикодера.

— Кому доложат, кому расскажут?

— Спасателям. В таких случаях всегда являются спасатели. Вопрос: как они до нас доберутся в обесточенном секторе?

— Я программу недавно смотрел, там говорили, что сотрудники МЧС поднимаются по лестнице на сороковой этаж за десять минут.

— Они не роботы, и потому на путь от сорокового до восьмидесятого у них уйдет уже не десять, а двадцать минут. Дальше — еще больше. Какие еще варианты?

— Джетпаки?

— Снаружи? — Я задумался. Реактивные ранцы — отличная идея, но… — Здесь триста метров. Очень высоко. Не дотянут. А лететь на джетпаках по лестничным пролетам — самоубийство. Вот если бы парковочные диски могли зависнуть посередине! Но у них нет такой функции. Либо до конца вниз, к автомобилю, либо до конца вверх, к стояночной линии.

— Но как же так?! — обиженно вопросил преподаватель, немедленно становясь похожим на обманутого ребенка. — Ведь все говорили, что жить и работать в кондоминиумах — абсолютно безопасно!

— В этом мире нет ничего абсолютного, Игорь Александрович. С технической точки зрения кондоминиум действительно безопасен, но система не несет ответственности за безалаберное отношение к своему здоровью кого-то из жильцов или гостей. Случись здесь пожар — на нас бы сейчас лилась вода. Возникни короткое замыкание — сюда бы уже мчались роботы-электрики. Пробей эту стену… ну, не знаю, коптер какой-нибудь или метеорит — здесь бы уже вовсю орудовали роботы-монтажники. Важные приборы и устройства — например, оборудование в медицинских блоках, — на автономном питании. Учтены буквально все критические ситуации. Но если кто-нибудь захочет выпрыгнуть из окна или повеситься в собственной гостиной… Короче, такого рода безопасность уже не зависит от технических возможностей системы.

— И что вы предлагаете?

— Я не медик, мои познания поверхностны, но… Если последнюю инъекцию инсулина трикодер сделал Веронике Сергеевне вчера вечером, то диабетическая прекома могла начаться уже несколько часов назад. Просто симптомы не слишком сильно проявлялись и не беспокоили ее. А теперь уже дошло до пограничной стадии: движения вялые, язык заплетается. И запах ацетона — вот что самое скверное. Я не знаю, продержится ли Вероника этот час до восстановления всех мощностей или прихода спасателей. В любой момент она может впасть в кому. Ее нужно срочно эвакуировать.

Последнее слово даже меня самого заставило передернуться. Когда читаешь или смотришь новости про экстренную эвакуацию людей — чаще всего строки и кадры изобилуют неподдельной болью и ощущением безвозвратной потери. Эвакуация — это уже из разряда крайних случаев.

— Вниз?! — ужаснулся молодой человек. — Но ведь это нереально! Быстрее лифт заработает… если верить вашим словам.

— Согласен. — Я нервно потеребил бровь; время неумолимо уходило. — Но я не предлагаю вниз, я предлагаю в жилой сектор.

— Медицинские блоки с оборудованием на автономном питании? — догадался он.

— Именно. Там их несколько, и они равномерно рассредоточены по этажам. Ближайший к нам — на сто пятнадцатом. И в каждом — настоящий врач. И инсулин в нужном количестве.

— Откуда вы знаете, на каком этаже медблок?

— Я сам проектировал эту башню. Давно. Но кое-что помню. А теперь другой вопрос: как нам попасть в жилой сектор? У тебя есть допуск?

— У меня пропуск сотрудника «Мосуслуг»…

— Значит, практически тот же гостевой. В помещениях делового сектора — куда угодно, а в жилой — ни-ни.

Я проверил экран голокрона. Ах, если бы была хотя бы связь! Если бы она появилась сию секунду! Дозвониться до спасателей, до охраны, до консьержа, описать ситуацию… Наверняка они смогли бы уговорить какого-нибудь жильца открыть нам дверь на сто пятнадцатом этаже с той стороны лестницы! Так близко! Всего ничего по сравнению с той высотой, на которой мы застряли…

— Может, попробуем выломать дверь в жилой сектор? — жалобно спросил Игорь.

Ох, Игоречек-Игорек, такие двери выламываются только с куском стены.

Я снова взглянул на экран голокрона. Время, время!

— Скажи, Игорь Александрович, ты в программировании что-нибудь понимаешь?

— Ну, вообще-то я больше по информационным технологиям… Но кое-что помню с институтских времен.

— Сумеешь сымитировать на своем аппарате сигнал с датчика?

— С какого?

— С любого! «Засор мусоропровода», «На этаже необходима уборка», «Неисправности в электропроводке» — что угодно, лишь бы приемное устройство распознало сигнал и дало команду роботу.

Игорь активировал интерфейс, пробежался пальцами по воздуху, отодвинул что-то невидимое, щелчком раскрыл какой-то объемный текст — его глаза заметались по строкам.

— Допустим… смогу, — не отрываясь от чтения, замедленно ответил он. — Но как передать этот сигнал, если связи нет?

— Там Li-Fi. Передача данных с потоком видимого света. В моем голокроне есть такая функция, значит, должна быть и в твоем. Просто я понятия не имею, как это делается.

Молодой преподаватель сосредоточенно кивнул и уточнил:

— А там — это где?

— Технический этаж. Если ты действительно в состоянии создать имитацию сигнала с датчика — у нас есть шанс. Только надо шевелиться. Я все объясню по дороге.

Труднее всего было заставить Веронику двинуться с места.

— Кирилл, ты уверен? — округляя больные глаза, раз за разом спрашивала она. — А вдруг врачи поднимутся сюда уже через двадцать минут? Я могу потерпеть. Ты правда уверен, что мне нужно идти?

— «Помилуйте, королева, разве я позволил бы себе налить даме водки?..»

И снова она не отреагировала на цитату. Ни словом, ни улыбкой. И это напугало меня куда больше, чем синева губ и вялые движения.

Может быть, действительно остаться и ждать? Не тревожить ее, уложить на сдвинутые парты и уповать на то, что организм выдержит уже запустившийся процесс ацидоза? Что более преступно с точки зрения человеческой морали? Бездействие? Сидеть и смотреть, как умирает пожилая женщина? Или попытка спасти, но при этом тормошить, заставлять ее расходовать последние ресурсы — и все это без уверенности в конечном результате?

13, 63, 113, 163 — таких кнопок нет на панели в кабине лифта; лифт остановится на этих этажах, повинуясь исключительно допуску сотрудника инженерно-технической службы или работников вертикальной фермы. В деловом крыле здания на этих этажах — помещения с саженцами, семенами, грунтом, удобрениями — и собственно проход к застекленной торцовой стене башни, по всей ширине и высоте которой расположены лотки с растущими круглый год овощами-ягодами-зеленью. Гигантская местная теплица или, говоря иначе, вертикальная ферма, обогреваемая и освещаемая за счет постоянного движения скоростных лифтов. А в противоположном от лифтов и лестницы крыле на том же сто тринадцатом этаже — технические помещения с мусоросжигателями, компрессорами, пожарными резервуарами, бойлерными, прачечными и стоянкой всевозможных роботов, занимающихся обслуживанием выделенного сегмента. Технический этаж — сквозной, своим дальним концом он упирается в лестницу жилого блока в противоположном торце башни. Сейчас нам требовалось спуститься на несколько пролетов вниз, затем пройти мимо компрессоров и бойлерных и в завершение подняться на четыре пролета — на сто пятнадцатый этаж, где расположен медицинский кабинет. На словах — все просто.

На деле — куда сложнее. Лестницы не освещены, Веронике каждый шаг дается с трудом, врач мог отлучиться с рабочего места еще до того, как лифты перестали ходить… Но хуже всего, что двери на технический этаж заперты точно так же, как и все остальные двери. Требуется допуск. Или хитрость и определенные знания. Я рассчитывал на второе, но не был уверен даже на тридцать процентов. Все могло измениться за двадцать лет. Все могло измениться буквально неделю назад или даже вчера — никто и не подумал бы уведомить об этом архитектора, который когда-то подготовил проект данного кондоминиума.

Конечно, был вариант оставить Веронику на попечение других старушек, сходить на техэтаж вдвоем с Игорем, проверить, осуществим ли план, а затем вернуться за нашей больной. Но с каждой минутой она будет все слабее и слабее, и, вернувшись через десять минут с хорошими новостями, мы рисковали застать ее уже в том состоянии, когда она не сумеет сделать ни шагу. Нести на руках? Не знаю, осилил бы я. Вряд ли. Просто упал бы вместе с ношей, покатился по ступенькам… А у Игоря была задача, с которой никто, кроме него, справиться не сумеет, — разобраться с имитацией сигнала датчиков и запрограммировать голокрон на передачу данных через Li-Fi.

Поначалу нам было достаточно поддерживать Веронику Сергеевну под локти с двух сторон. Она с трудом переставляла ноги, но все-таки старалась идти сама. В свободной левой руке я держал гаджет, подсвечивая ярким экраном ступени. Игорь, положив устройство в карман, свободной правой рукой на ходу шустро возился с голографическим интерфейсом. На пятом пролете Вероника стала спотыкаться. Пришлось закинуть ее руку себе на шею и обхватить за талию. Скорости нам это ничуть не прибавило, но мы все же спускались, а не топтались на месте. На восьмом пролете я ощутил, как предательски дрожат мои колени — нет, не от страха, от напряжения. Запротестовало сердце, выступила испарина, но на передышку времени не было. К двенадцатому пролету Вероника перестала перебирать ногами; мы несли ее, будто изможденные солдаты своего тяжело раненного, но покуда еще не упавшего товарища.

Когда наконец мы добрались до сто тринадцатого, я вдруг испугался: не сбились ли мы со счета, не промахнулись ли? Сил на еще один рывок, пусть это даже был бы один-единственный пролет, уже не осталось. Но очертания технического люка убедили, что мы не ошиблись.

Бережно опустив Веронику на пол и прислонив к стене, мы приступили к той части, от которой зависело буквально все.

На стене напротив технического люка находился светодиод, который и посылал импульс на активацию того или иного робота, если какой-либо датчик сигнализировал о проблеме на ближайших этажах.

— Кирилл Вадимович! — в ужасе зашептал Игорь. — Даже если люк откроется — как же мы в него протащим Веронику Сергеевну?!

— Достаточно пролезть одному из нас. — Я похлопал вспотевшей ладонью по нормальной двери из «металлического» пластика. — С обратной стороны на ней — кодовый замок.

— Но ведь сюда еще не подали напряжение! — Он все еще возился с программой. — Как же вы наберете код?

— Замок механический. Нужно всего лишь нажать комбинацию из трех кнопок с цифрами. Никакой электроники. Просто одновременно притопить кнопки — и все.

— И вы знаете код?!

— Надеюсь, знаю. Раньше он везде был одинаковым.

— Вы авантюрист! — Он коротко глянул на меня. — А если комбинацию сменили? Если мы напрасно пришли?

— Не напрасно. Ты ведь сам только что сказал — электричества до сих пор нет. Значит, и помощь наверх еще не пришла… — Сердце не унималось. — Ну? Что там у тебя? Долго еще?

— Готово! У-уф… Если не сработает, я не знаю, что сделаю! Куда мне встать? Куда направлять импульс? Сюда?

Я ткнул пальцем в нужную точку и закрыл глаза. Если не сработает — значит я ошибся, и второго шанса уже не будет. В голове отчетливо щелкали секунды. Одна. Две. Три.

Не сработало.

— Черт возьми! — завопил Игорь. — Да как же так?!

— Поводи лучом из стороны в сторону, — посоветовал я, чтобы хоть что-то сказать, и опустился на корточки перед Вероникой. — Прости меня, пожалуйста. Я ошибся. Прости старого дурака…

Она дышала — глубоко, шумно. Но уже никак не реагировала ни на слова, ни на прикосновения.

Она знала много цитат и афоризмов, у нее была милая улыбка, а еще она иногда сидела с внуками — по сути, это все, что я о ней знал. Я даже не поинтересовался, ради чего она пошла на эти курсы.

— Минуточку! — вдруг воскликнул Игорь. — Я ведь не конкретизировал сегмент, из которого якобы пришел сигнал! Система просто не понимает, с какого техэтажа ей выпускать роботов!

— Игорь, — устало проговорил я, — система еще не полностью активирована. Она пока не контролирует процесс. В жилом секторе — возможно, но здесь — ты сам видишь, даже освещения нет. Запирающее устройство люка, как и приемный элемент, как и большинство роботов за этой дверью, — на автономном питании, на индивидуальных «вечных» батарейках.

Мне казалось, он меня даже не слушает — так бойко он шуровал обеими руками в голографическом объеме. И все-таки он мне ответил:

— Даже если у каждого робота — персональная программа, способная запускаться независимо от системы, робот должен понимать, на какой этаж ему следует подняться или спуститься. И если в импульсе будет указан, например, пятидесятый этаж, ни один механизм со сто тринадцатого не шевельнется, потому что отсюда дальше до места срабатывания датчика, чем… с какого там? С шестьдесят третьего? А если не будет указано никакого этажа… — Он исполнил всеми десятью пальцами замысловатый аккорд, вновь направил устройство на приемник и завопил, заставив меня вздрогнуть: — Ну давай, зараза! Давай!

С приглушенным щелчком сработал магнитный запор. По ту сторону люка загудело.

— Я же говорил!!! Ура!

Конечно же, я с облегчением выдохнул. Хотя кричать «ура» было еще ой как рано.

— Как только вылезет робот — не мешкай, ныряй в люк, пока тот не закрылся. Я назову тебе код…

— Вот уж нет! Это вы не мешкайте! Ныряйте, открывайте замок — и бегите туда, зовите помощь, доставайте инсулин, подавайте лифт. А я… постараюсь на руках… как-нибудь…

У меня чуть слезы из глаз не брызнули. Оглянувшись на темный силуэт возле темной стены, я от всей души пообещал набраться решимости и таки позвонить ей, когда она поправится. Театр? Ну, пусть будет театр…

Из-за отошедшей в сторону крышки люка показался механический паук высотой мне по колено, шустро засеменил лапками и мгновенно растворился в темноте лестничного пролета. Я, пригнувшись, ринулся в низкий проем — и врезался лбом в корпус второго робота. Отпрянул, посторонился, пропустил, но не успел вновь пригнуться — как из люка полез третий полотер… за ним четвертый…

— Дьявол! Кирилл Вадимович, я не знаю, как это отменить!

Три минуты, четыре, пять — пауки все лезли и лезли, бесшумно разбегаясь по этажам. Все это время я был на низком старте, всякий раз дергался, боясь упустить момент, когда сгинет последний полотер и люк начнет закрываться…

Не упустил. Прополз на четвереньках в проем, торопливо поднялся — коленные суставы хрустнули и стрельнули острой болью. Здесь было так же темно, как и на лестничной площадке. Я двинулся на ощупь, споткнулся, чудом удержал равновесие, добрался до двери и зашарил по ней ладонями. Где-то здесь, где-то здесь…

А может, уже и нет никаких механических кодовых замков? Может, давно уже отдали и эти двери под контроль «Умному жилому комплексу»? Меня пробил озноб, а сердце, верно, пропустило пару тактов. К счастью, уже в следующий миг пальцы наткнулись на выпуклые кнопки. Ну, с Богом!

Замок немелодично лязгнул, дверь подалась наружу.

— Йееее!!! — закричал Игорь. — Все, бегите, Кирилл Вадимович!

«Беги, Форрест, беги!» — непременно сказала бы прежняя Вероника.

«А движения неловки, будто бы из мышеловки…» — непременно сказал бы прежний я.

Но так или иначе — я побежал. Семьдесят метров в непроглядном густом киселе. Натыкаясь на выступы, ударяясь о трубы, перелезая через застывшие до поры агрегаты, огибая совершенно непонятные препятствия. Я попытался подсвечивать себе дорогу экраном голокрона, но через десяток шагов выронил и разбил аппарат вдребезги. Кололо сердце, заплетались ноги, дыхание превратилось в череду коротких истеричных всхлипов.

В дверь в противоположном конце техэтажа я впечатался со всей дури. Притопил ту же комбинацию и…

За дверью был свет — и еще четыре лестничных пролета наверх.

Врач — совсем молодая женщина — вышла навстречу, видимо, заслышав буханье моих шагов по коридору.

— Ой, батюшки! Да что ж вы так распереживались-то? Всего-то свет ненадолго отключили. Видите? Уже все в порядке! Накапать вам успокоительного?

— Инсулин! Техэтаж! — хрипло каркнул я и, не в силах больше вымолвить ни слова, несколько раз ткнул указательным пальцем в сторону лестницы.

Сразу все поняв, она метнулась в медблок и уже через пару секунд умчалась вниз с большим диагностическим трикодером и чемоданчиком с красным крестом. «Наверное, надо было сказать ей про носилки», — подумал я и, кажется, отключился.

На пятое, заключительное занятие я шел сильно заранее. В этом не было особого смысла — просто сидеть дома сделалось невыносимо скучно. К тому же я знал наверняка, что наши старушки устроят мне допрос с пристрастием, начнут охать и ахать — так уж пусть проделают это до начала урока.

Пересекая просторный двор, я вдруг заметил в курительной кабинке неподалеку от входа в западную башню знакомую фигуру.

— Игорь? — изумился я. — Вы курите?

Он засмущался и затушил сигарету.

— Вчера у друга день рождения справляли, я немножко перебрал, простите… Нужно было освежиться перед занятием. А так — нет, не курю.

Я покивал.

— Знаете, — вдруг вспомнилось мне, — в детстве мой дедушка мечтал изобрести жевательную резинку, которая бы не портила зубы, а лечила. С какими-нибудь добавками против кариеса, с кальцием и фтором для укрепления эмали. Ну, чтобы взрослые не ругали детей за жвачку, а наоборот, покупали в изрядных количествах. Не успел он вырасти, как нечто подобное уже поступило в продажу. А мой отец в подростковом возрасте примерно то же думал о сигаретах — дескать, вот было бы здорово, если бы каждая затяжка очищала легкие от городского смога. Или вот, — я указал на утилизатор, в котором исчез потушенный окурок, — снимала похмелье, освежала дыхание…

Игорь пристыженно хихикнул.

— А что дальше? — продолжил я, жестом приглашая своего учителя проследовать в башню. — Водка с присадками от гастрита? Коньяк для восстановления функций печени? У человечества отбирают право на вредные привычки. Собственно, даже не право отбирают, а сами привычки, превращая их в полезные.

Мы синхронно поздоровались с консьержем и свернули налево, к лифтам делового сектора. Пока ждали кабину, не сговариваясь смотрели в сторону лестницы.

— Вы ведь слышали? — спросил Игорь Александрович. — Бригада «Скорой» добралась до семьдесят восьмого этажа. Своим ходом. Потом дали свет, заработали лифты…

— Слышал, да. А спасатели вызвали вертолет, провесили от него вниз антигравитационный ствол, двое поднялись по стволу на диске типа парковочного и собирались прыгать с диска в окно сто двадцатого этажа. А там метров восемь-девять, ближе вертолет не мог подлететь.

— У них реактивные ранцы были. Но все равно… на такой высоте…

— Хорошо, наши дамы их заметили, замахали руками — мол, отбой!

— Да…

Нас не бросили. Про нас не забыли. Упрямые люди, рискуя здоровьем и жизнью, лезли наверх, чтобы спасти еще одну жизнь. Думать об этом было приятно, и нам еще предстояло выговориться, выплеснуть эмоции, когда нас обступят старушки. А пока мы просто зашли в лифт и наконец посмотрели друг другу в глаза. Как-то так правильно посмотрели. Под правильным углом.

«Если бы не вы, Игорь Александрович…»

«Если бы не вы, Кирилл Вадимович…»

— Как она? — сверкнув улыбкой, поинтересовался молоденький преподаватель.

— Идет на поправку. Жалеет, что не окончила курса. Говорит, что придется заново к вам записываться, как только отпустят из больницы. Да и я, сказать по правде, не весь материал усвоил. Так что, вероятно, наши встречи по выходным продолжатся и в следующем месяце… Уж не серчайте на стариков.

В его глазах скакнули бесенята:

— А вы расскажете мне о других секретах кондоминиума?

Лифт бесшумно разомкнул створки на сто двадцатом этаже.