Даже слепые видят сны.
Уже год эта мысль не давала Ольге покоя. Красочный калейдоскоп длиною в ночь? Захватывающие приключения или стылые иглы кошмара под кожу? Всё это было раньше. Теперь, просыпаясь, она помнила только чернильную, непроглядную тьму. Тёплую и вроде бы даже осязаемую.
Всему виной тест, пройденный год назад в Новосибирском Институте Межпланетных Исследований перед первым в жизни «прыжком» на другую планету в составе восстановительной экспедиции. Казалось бы, ну выявили они там «уникальные способности» и «чрезвычайную предрасположенность» к внесению в сознание Ординатора, ну и что с того? Но нет. Сны Ольга видеть перестала в первую же ночь после той странной процедуры.
С другой стороны, не такая уж и большая плата за возможность оказаться в числе космопроходцев…
– Как спалось сегодня, Ольга Андреевна?..
В белую палату, больше похожую на изолятор для душевнобольных, вошёл грузный мужчина с табачной одышкой и честными глазами. Это был Константин Корстнев, начальник лаборатории восстановления межпланетных сообщений НИМИ и непосредственный руководитель предстоящей экспедиции. Тут, на Земле. Потому как на Ясной командовать станет если не Рома, в скором времени её законный супруг, то наверняка Саныч. Впрочем, гарантий не было никаких, могли объявиться и тёмные лошадки.
– Опять ничего, Константин Николаевич.
– Роман просил встречи с вами. Я не пустил. Обычным психосерверам Ординатора внести – только рукава засучить. А с подобными вам… С вами надо быть очень осторожными. Вы уникум, таких по пальцам руки за всю историю, – он одышливо вздохнул. – И со снами вашими… Я говорил с начальником корпуса психподготовки. Она тоже недоумевает. Не должно быть так.
Корстнев хорошо знал Рому. И с самого начала проникся этой её маленькой проблемкой со снами. Даже слишком уж проникся. Порой казалось, что она что-то упускает или ей недоговаривают что-то, и от того, видит ли она сны, зависит гораздо больше, чем представлялось.
– Что ж поделать правила! – развёл пухлыми руками начлаб и добавил: – Прям как в роддоме!..
Вышло неуклюже, повисла тягучая пауза. Он напрочь забыл, что для Ромы с Ольгой тема детей – крайне болезненная…
– Сегодня инструктаж? Что мы имеем по Ясной? – Ольга была сама серьёзность.
Корстнев прочистил горло с виноватым видом.
– Отчёт по Ясной мы внесём в Ординатора. С этими чёртовыми бюрократами нет времени ни на что! – Он явно нервничал, хоть и пытался это скрыть выражением честных глаз.
Ольга не протестовала, но отсутствие хоть сколько-нибудь вразумительных данных по экспедиции выглядело, мягко говоря, странным. Они готовились вернуться не на какую-то там Цереру-3 и даже не на Анубис. Наконец появилась возможность восстановить связь с колонистами Ясной – той самой планеты, из-за отчёта по которой, говорят, мир и сорвался в геенну военных действий.
– А сегодня внесение. И погружение – тоже сегодня.
– Как – сегодня?! – воскликнула Ольга.
– Я человек маленький, Ольга Андреевна, – Корстнев вытер платком оба подбородка и сальную шею в складках. – Приказ… сверху. Торопят! Говорят, что-то с сигналом квантовых маяков. Даже наблюдателя к нам прислали. Сюда, в ЦУП, представляете!..
– Американец?
– А как же!
– Он тоже в составе экспедиции?!
Ясная была последней планетой, с которой так и не наладили оборванное войной сообщение. И руководство вынуждено было пойти на невиданный ранее шаг – допустить к отечественной программе «прыжков» бывших врагов из Альянса. Потому как вдруг возникший после девятнадцати лет молчания сигнал с квантовых маяков получили именно они.
– Увольте, Ольга Андреевна. При мне ни один американец не ляжет в капсулу квантового приёмника!
Участников экспедиций не знакомили между собой. Для пресечения конфликтов существовал Ординатор, космопроходцам незачем было привыкать друг к другу, и по прибытии им оставалось только выполнять свои профессиональные задачи. Но так было не всегда. До всего этого кошмара длиной в четыре с небольшим года, уничтожившего треть родной планеты и связи с колониями на других планетах, люди проходили долгие процедуры: совместные тренировки, тесты, инструктажи. Теперь же не было ни времени, ни возможности, ни, в сущности, необходимости. Ординатор выдавал любую информацию, если хотя бы один член экспедиции знал её. И, что немаловажно, ему доверяли. Безоговорочно. Он давно перестал быть чем-то из ряда вон. Во многом благодаря ему война окончилась Пактом «Доброй воли», а не поражением, и население Союза воспринимало Ординатора как нечто неотъемлемое.
Корстнев проводил Ольгу в лабораторию, где всё уже было готово для неё одной. Она ждала этого момента ради него, они с Ромой даже отсрочили очередную попытку экстракорпорального оплодотворения в единственном уцелевшем центре страны. Но он всё равно настал неожиданно. Как-то уж очень неожиданно и сумбурно.
– Вас погрузим первой, Ольга Андреевна, намного раньше остальной группы, – ласково, почти как с ребёнком говорил начлаб. – Внесём Ординатора, понаблюдаем. Вы будете спать. И может, даже видеть сны, кто знает.
Две лаборантки внимательно слушали какого-то парня в белом халате и старомодных очках вместо линз. Да с таким интересом, будто он прямо там раскрывал тайну происхождения Ординатора. Едва автоматические двери лаборатории шумно сомкнулись, вся троица обернулась.
– Алексей! – воскликнул начлаб, явно не ожидавший увидеть тут сына.
Ольга даже не предполагала, что Корстнев-младший имеет допуск до такого уровня лабораторий. С Ромой и Санычем они частенько засиживались в баре «Под углом», единственном на весь режимный Циолковский. Этот парень был ненамного старше её и возник в поле их зрения внезапно, вот прям как в этой лаборатории. И если вспомнить, то как раз где-то год назад… Буквально сразу после тестов на психоактивность, где её признали уникумом.
Иначе как Лёшкой Рома его не называл. Слишком часто фигурировал этот Лёшка в их жизни последний год. Заочно, понятное дело. И заочно же Ольга его недолюбливала.
– Ольга Андреевна! – всплеснул руками тот, но вместо того, чтобы пойти навстречу и что-то, возможно, сказать, он почти бегом бросился к противоположному выходу. – Вызывают! Отец – всё готово!
Ничего более он пояснить не удосужился.
– Вы уже совершали «прыжок» Антонова?
Ольга зыркнула на подошедшую лаборантку. Что за вопрос?.. Разве может работница лаборатории восстановления межпланетных сообщений не знать «прыгал» ли человек, в этот самый момент готовящийся к погружению?! И почему она её не видела раньше?
– Конечно.
Наверное, новенькая. Едва она подумала об этом, повернулась вторая лаборантка. Ольга немного подвисла, глядя то на одну, то на другую.
– Присаживайтесь на кушетку, пожалуйста, – указала первая близняшка.
Нет, их она точно видела впервые. Никаких близнецов среди лаборантов раньше не было. Тем более таких… странных.
Они постоянно улыбались – еле уловимо так, вроде бы даже исподтишка. И зубками белыми, мелкими, остренькими. Девушки напоминали ласок, и не в последнюю очередь грацией спрятанных под белые халаты точёных тел – Ольге не нужно было видеть их, чтобы оценить.
– Жаль, – произнесла одна.
– Чего?.. – переспросила Ольга, усаживаясь на кушетку.
– Таких волос, – ответила за сестру другая и бесцеремонно провела пятернёй по волнам цвета спелого злака с задорными завитушками на кончиках.
– Отрастут, – Ольга отстранилась и попыталась поймать взгляд Корстнева. – После «прыжка» они растут быстрее.
Но честные глаза начлаба блуждали по чему угодно, лишь бы не смотреть в лицо Ольге. Какая-то тревожная атмосфера возникла в пустой лаборатории, предназначенной для погружения в транспортный раствор её одной. Атмосфера подлога. Шоу. Словно бы она видела себя на экране интервизора, была невольной участницей сумасшедше рейтинговой за океаном развлекательной программы «Ойкумена». Будто из-за обесточенных капсул квантовых приёмников вот-вот выскочит андроид Джордж с каким-нибудь узнаваемым персонажем на лице-экране, а следом подчёркнуто неторопливо выйдет его острый лицом соведущий Артур, шлёпнет близняшек по заду и скажет сокровенное: «если вы нас видите – вы и есть Ойкумена».
В вену на руке воткнули порт-инъектор.
– Очнётесь на Ясной – не вставайте. Ждите, пока кто-нибудь из группы к вам подойдёт, – Корстнев говорил прямо противоположные Уставу вещи. В обязанности психосервера как раз входило обеспечить пробуждение экспедиции. Потому как они, психосерверы, всегда пробуждались первыми.
Голова пошла кругом – нейролептики в крови достигали мозга. «Нести» Ординатора гораздо труднее, чем просто пользоваться его возможностями. Но она к этому готова. Ольга сконцентрировалась на одной точке, как учили на факультете. Ею стала капсула напротив, сквозь лицевой стеклопластик которой бликовал под светом ламп прозрачный транспортный раствор.
Ольгу бережно уложили и навесили над ней «шатёр» ультразвукового сканера. Близняшки действовали слаженно, точно знали что, как и где, и поэтому предвзятость к ним понемногу таяла. Они совершенно точно не первый раз готовили психосервера к «прыжку».
– У вас был контакт с мужчиной?.. Две недели…
– Что?.. – не поверила ушам Ольга. – Что вы спросили?
Но лаборантки молчали и что-то увлечённо наблюдали на панелях состояния. Голова плыла. Никто не спешил с разъяснениями.
Наверное, почудилось. Нейролептики, помноженные на никогда не покидающие голову мысли о детях. Успокоиться, выдохнуть.
Без «точки опоры» взгляд плыл, отчего подкатывала ненужная тошнота. Ольга повернула голову набок и опять уставилась в прозрачность транспортного раствора внутри капсулы. Именно в него её, бессознательную, сегодня и погрузят. А очнётся она уже на Ясной. Рядом с Ромой…
Ольга больше не могла пошевелиться. Слабость сделала тело неподъёмно-чугунным, руки и ноги похолодели – кровь обосновалась в мозге. Когда её начали раздевать, Корстнев был ещё рядом, но возразить Ольга уже не могла. Впрочем, не особо-то и хотелось. Отчего-то стало не так важно, видит ли её наготу посторонний мужчина. Важным сделалось другое.
Почему стрелки часов над автоматическими дверями лаборатории идут навстречу друг другу?..
Вдруг над ней возникли честные глаза, пахнуло табаком и сожалением.
– Прости, Оленька… – Голос Корстнева по-молодецки ускакал эхом куда-то под потолок: – Прости… Прости… Прости…
И всё поглотил туман. Он выполз из-под капсул и самих приёмников, паучьими нитями спустился с высокого потолка, утыканного шахтами вентиляции, и наперво проглотил почему-то извиняющегося начлаба. Близняшки тоже оказались съедены, вообще всё в лаборатории затянул туман. Осталась только она, Ольга, капсула, «точка опоры» её застекленевшего взгляда и просматриваемый коридор до дверей, в которые они с Корстневым не так давно вошли.
Стрелки часов останавливались. Изогнувшись, они нашли друг на друга, и стали похожими то ли на недовершённую цифру восемь, то ли на спираль ДНК. И когда совсем замерли, автоматическая дверь лаборатории распахнулась.
Она была очень красивой. Неописуемо, по-детски прекрасной. Раскосые зелёные глаза смотрели с задорным прищуром, будто девочка вот-вот побежит от неё, прикованной к кушетке, с криком «догоняй!». Но в то же время было в них что-то отталкивающее, ненастоящее. Хоть и неясно что.
Шурша лёгким платьицем, девочка приближалась. Босые ножки ступали невесомо и оставляли на холодном чёрном кафеле отпотевшие следы. Когда она очутилась рядом с капсулой, транспортный раствор внутри вдруг помутнел, в глубине его проступили голубоватые прожилки, похожие на тончайшие вены. Только сейчас Ольга поняла, что на самом деле неотрывно смотрит на него, и вообще неведомо как видит окружающее.
Девочка подошла вплотную и взяла Ольгу за руку.
– Ты любишь петь, – она не спрашивала, она утверждала. – Ты споёшь колыбельную, когда придёт время. Колыбельная уймёт боль. Колыбельная остановит Небесного паука.
Произносимые ею слова не имели вообще никакого значения. Ольга чувствовала, что настоящее общение происходит гораздо глубже, и не было никакой уверенности, что она хоть сколько-нибудь контролирует этот процесс. Она никак не ожидала, что Ординатор персонифицируется для неё маленькой девочкой. Или это не он?.. Может, это долгожданный сон?..
Осознание пришло поздно, холодом по спине. Вносимая в сознание информация не дополняла Ольгу, а заполняла почти без остатка, замещала и меняла её. И это был не Ординатор.
– Небесный паук не придёт, – сама себе пообещала гостья.
И вдруг стало ясно, что именно в раскосом взгляде маленькой девочки блестело отталкивающе и неестественно.
Это был неживой машинный расчёт.