Под шепот волн

Глава 1

До четырех этот день ничем не отличался от любого другого рабочего дня Рея Адамса.

Как обычно, в четыре часа Рей вошел в приемную, приветливо улыбнулся секретарше Соне и направился в свой кабинет. Он почувствовал на себя взгляды всех находившихся в приемной женщин.

Соня тепло улыбнулась.

— Почта у вас на столе, доктор.

Соня недавно вышла замуж за государственного служащего, была любима и вся так и светилась счастьем. Каждый раз, глядя на шефа, Соня задавала себе вопрос и не находила ответа: как могла жена Рея Адамса оставить его? Нет на свете женщины, на которую не произвели бы впечатления серые глаза, излучающие чувственность и доброту, открытое мужественное лицо с ямочкой на подбородке; нет такой женщины, которая не отметила бы особую стать стройного, сильного молодого мужчины.

— Благодарю, Соня.

Рей прохаживался по кабинету, массируя под открытым воротом рубашки затекшие шейные мышцы и радуясь возможности размять ноги после нескольких часов, проведенных в операционной. Собрание хирургического отделения назначено на четыре тридцать. У него есть время просмотреть почту и сделать несколько неотложных телефонных звонков. Рей начал перебирать корреспонденцию, аккуратной стопкой сложенную на столе.

В глаза ему бросился белый конверт из тисненой бумаги. Институт, название которого было напечатано замысловатым шрифтом на конверте, находился в Лондоне и являлся одним из самых известных в Европе центров детской пластической хирургии — медицинской специальности Рея. Он медленно опустился на стул и распечатал конверт.

Прошло десять минут, но Рей по-прежнему держал перед собой письмо, напечатанное на дорогой бумаге. Ему предлагают работу. Прекрасную работу. Превосходную во всех отношениях. Любой хирург, специализирующийся в этой области, может лишь мечтать о таком. Преподавание, операции, возможность заниматься научной деятельностью плюс жалованье, сумма которого заставила его присвистнуть.

Это может стать началом новой жизни в другой стране, в другой клинике, с другими людьми, которым ничего не известно о Кэтти и Джейке.

Надо продать дом, где прошли четыре недолгих года их супружеской жизни с Кэтти и где вот уже целый год он жил один. Продать дом, который так любила Кэтти, и вместе с ним избавиться от всех воспоминаний. Начать все заново?

Рей закрыл лицо руками и прислушался к засевшей глубоко в нем уже привычной боли. Прошло двенадцать долгих месяцев с тех пор, как Кэтти покинула его, но не было дня, чтобы он не ощутил ее присутствия. Она шла рядом с ним по коридорам клиники, сидела у окна на кухне, и отблески солнечного света играли в ее прекрасных каштановых волосах, лежала рядом на их широкой кровати в спальне, где они вместе пережили столько сладких мгновений.

Зачем уезжать в чужую страну? Ее образ неотступно будет следовать за ним повсюду.

Звонок телефона заставил Рея вздрогнуть. Он поднял трубку:

— Адамс у телефона.

— Доктор Адамс, если у вас есть время, — он услышал в трубке голос Сони, — к вам посетители. Кэррол и Гарольд Кортни. Они просят извинения, что не договорились о встрече заранее.

Рей сразу вспомнил эту пару. Два года назад в его клинике умерла их маленькая дочка от ожогов третьей степени, что, по его мнению, было для ребенка избавлением от страданий. Отложив в сторону письмо из Англии, он сказал:

— Пожалуйста, Соня, пусть заходят.

Первой в кабинет вошла Кэррол, ее голубые глаза излучали радость. Последний раз, когда Рей виделся с ней, в них застыло отчаяние. Муж Кэррол, Гарольд, костлявый и неуклюжий, вошел следом за ней, на руках он держал ребенка. Рей почувствовал, что внутри у него шевельнулось неприятное чувство.

Кэррол смущенно произнесла:

— Мы приехали на очередной осмотр. Нам захотелось зайти к вам и поделиться радостью — у нас родилась дочь. Доктор Адамс, мы никогда не забудем вашей доброты… Гарольд, покажи доктору малышку. Ее зовут Джина.

Гарольд обошел вокруг стола, наткнулся по дороге на стул, задел стопку книг на журнальном столике — книги посыпались на пол. Несмотря на свою неуклюжесть, он слыл отличным мастером по резной мебели и не раз получал призы на местных выставках. Он даже конверт с младенцем держал как полено.

Рей взял маленький сверток, поборов внутренний протест. Сердце его отозвалось болью. Потревоженная Джина на секунду открыла голубые с поволокой глазки, зевнула и снова заснула. У нее были крохотные в ямочках ручки с ноготками красивой формы.

Рей произнес избитую фразу и не узнал своего голоса:

— Она прекрасна. Представляю, как вы счастливы.

— Очень. — Кэррол со счастливой улыбкой посмотрела на мужа. — Нам никто не заменит Мелани, но мы должны были начать все заново. Правда, Гарольд?

Те же слова когда-то сказал и я, подумал Рей. Гарольд потер подбородок и, не поднимая глаз, произнес:

— Вы всегда были откровенны с нами, доктор, не скрывали от нас самой горькой правды. Когда от тебя утаивают правду, потом бывает еще хуже. Вы помогли нам пережить горе, доктор.

Джина захныкала во сне.

— Я очень рад за вас. Желаю вам и ребенку всего самого лучшего… Гарольд, возьмите ее, пока она не расплакалась. Садитесь, пожалуйста.

— У вас есть дети, доктор?

— Нет.

Простой, короткий ответ, он ненавидел его. Рей постарался сосредоточиться на рассказе Кэррол о перестройке дома, затеянной Гарольдом в связи с рождением ребенка, и сделанной им вручную резной колыбельке для Джины.

— Нам пора, доктор. Мы знаем, как вы всегда заняты. Надеюсь, у вас тоже все хорошо. — Кэррол поднялась и протянула ему руку.

Определенно им ничего не известно о его личной жизни. Рей обрадовался окончанию разговора:

— У меня все прекрасно. Спасибо, что заглянули ко мне. Очень рад был познакомиться с Джиной.

Когда дверь за ними закрылась, Рей тяжело вздохнул и подошел к окну. Отсюда открывался великолепный вид на горы, но он ничего не замечал. Брак Кэррол и Гарольда выстоял перед лицом постигшей их трагедии, они нашли в себе мужество дать жизнь второму ребенку в этом жестоком и непредсказуемом мире. Они заслужили право на новую жизнь.

Рей с горечью подумал, что непременно примет приглашение лондонского института и уедет отсюда к чертовой матери. В Англии по крайней мере ничто не будет напоминать ему о Кэтти. К тому же пора подумать о личной жизни. Возможно, ему следует вновь жениться.

Но для этого придется развестись с Кэтти.

Развестись с Кэтти? Но это же абсурд!

Тяжело вздохнув, Рей собрал приготовленные Соней документы для выступления на собрании и вышел из кабинета. Похоже, сегодня он не сдержится и даст волю чувствам по поводу бюрократических проволочек и идиотских сокращений правительством расходов на медицину.

Собрание затянулось надолго. Рей поспешил в кабинет, чтобы сменить легкие брюки и рубашку, которые обычно носил в клинике, на строгий серый костюм и белую сорочку. Поправив перед зеркалом шелковый галстук, он тщательно причесал волосы. Появившаяся седина в его густой светлой, выгоревшей на солнце шевелюре совсем незаметна окружающим. Но Рей прекрасно знает, что она есть. В конце концов, ничего удивительного — ему уже тридцать семь. Немало, и если он решил начать все заново, то лучше это сделать сейчас.

Он еще раз перечитал письмо из института. Рею польстило, что работу ему предлагают до объявления открытого конкурса. Письмо заканчивалось вежливой просьбой дать ответ не позднее первой недели сентября.

Завтра утром он попросит Соню сообщить им по телетайпу, что вылетает в Лондон и на месте даст окончательный ответ. Со следующей недели у него отпуск, и он уже условился со старым приятелем провести десять дней на яхте. Придется изменить планы и посвятить отпуск решению личных проблем.

Если начинать новую жизнь, подумал Рей, то пусть ее началом станет свидание, назначенное на сегодняшний вечер с одной из его коллег. Доктор Жаклин Блондо, врач-офтальмолог, переехала в Мельбурн полгода назад из Аделаиды и успела за короткий срок работы в клинике привести в порядок глазное отделение.

Рей сразу отметил, что доктор Блондо блестящий специалист, к тому же умная, красивая и весьма утонченная женщина. Судя по всему, она явно неравнодушна к нему. Это уже их третье свидание, но пока все ограничивалось лишь случайными прикосновениями, когда он брал ее под руку или помогал поправить наброшенный на плечи плащ. Сегодня он будет решительным. Настало время вычеркнуть прошлое из памяти, предать забвению женщину, которой он больше не нужен, и найти ту, которой станет необходим.

Рей ободряюще подмигнул своему отражению в зеркале, взял ключи от машины и устремился вниз по лестнице на стоянку. Встреча с Жаклин назначена в баре в центре города в семь, нужно спешить.

Он приехал на пять минут раньше и с удовольствием наблюдал, как Жаклин плавной походкой идет через бар к его столику. Мужчины оборачивались ей вслед, разговоры стихали. Рей понимал, что она чувствует эти взгляды и это ее ничуть не смущает. Он поднялся с места, пошел навстречу и поцеловал в щеку. Запах духов — тонкий, волнующий, даже слегка вызывающий — был явным контрастом ее деловому костюму и строгим золотым украшениям.

Рей не сомневался, что все в туалете Жаклин было тщательно продумано. Чувствуя легкое возбуждение, он выдвинул для нее стул, отметив изящество ее движений; ничего удивительного, что официант сразу подскочил к их столику.

— Пожалуйста, сухой мартини, без оливок, — произнесла она с едва заметным французским акцентом, выдававшим ее происхождение. — Извини, что опоздала, Рей. Очередное собрание по поводу сокращения дотаций. Сокращают все, кроме продолжительности собраний.

Он улыбнулся.

— Мое сегодняшнее поведение на собрании нашего отделения шокировало всех. Я был слишком резок. Хотя мне плевать на это.

Они заговорили о проблемах клиники, о недавней поездке Жаклин в Париж и о конференции в Риме, в которой участвовал Рей. Ему все время казалось, что их разговор — всего лишь условность.

Когда они заканчивали вторую порцию коктейля, он предложил:

— А не уйти ли нам отсюда? Может быть, поужинаем в новом итальянском ресторане, который все так хвалят?

— Или… — сказала Жаклин, — поедем ко мне.

Она не отвела от него глаз.

— Ты так хочешь? — спросил Рей.

— Я всегда знаю, чего хочу.

Рей перевел взгляд на свои руки. Пару месяцев назад он попытался отказаться от привычки носить обручальное кольцо, но не смог. Тогда он пошел с собой на компромисс и теперь носил кольцо на правой руке.

— Вообще-то говоря, я женат, — сказал он, — хотя не живу с женой уже год. Ты знаешь об этом?

Она утвердительно кивнула.

— Я обратила на тебя внимание в первые же дни работы в клинике и узнала, что вы разошлись. Ты выглядел полуживым. Но позже увидела, как ты в столовой заразительно смеялся над чьей-то шуткой. Этот раскованный Рей был полной противоположностью угнетенному, подавленному доктору Адамсу, каким я привыкла его видеть. Я загорелась и поняла, что хочу быть с тобой.

— Выходит, я для тебя что-то вроде приманки? — сухо заметил он.

— Я очень разборчива, Рей, — сказала она, поставив бокал.

— Я так и думал, — ответил Рей.

Ну что ж, ее предложение так же заманчиво, как приглашение на работу в Лондон.

Он не нужен Кэтти, но это не значит, что он не нужен другим. Рей почувствовал внезапное раздражение и одним глотком допил до конца свой бокал.

— Я подброшу тебя до твоей машины и поеду следом за тобой.

Спустя пятнадцать минут он уже стоял в гостиной квартиры Жаклин. Обстановку комнаты отличало то же неброское изящество, свойственное хозяйке, хотя огромная ваза в углу комнаты с яркими искусственными пионами говорила о том, что Жаклин не чужда некая вычурность. Она предложила ему выпить и, извинившись, вышла из комнаты. Рей сделал большой глоток очень мягкого на вкус виски и постарался расслабиться. Нельзя же чувствовать себя подростком на первом в жизни свидании!

Он снял пиджак, ослабил галстук и прошелся по гостиной Жаклин, разглядывая гравюры на стенах и полки с книгами, подбор которых свидетельствовал о разносторонних интересах хозяйки дома. Но почему он чувствует такую пустоту в душе?

Рей услышал за спиной тихий голос Жаклин:

— Ты читал последнюю книгу Херберта? Я всегда покупаю книги в твердом переплете, потому что не могу дождаться их выхода в мягком.

Он пришел сюда не для бесед об австралийской литературе. Рей обернулся. Она сменила костюм на черный велюровый комбинезон, облегающий стройное тело. Глубокий вырез подчеркивал белизну красивых плеч и шеи. В мягком свете единственной освещавшей комнату лампы ее глаза и волосы тоже казались черными.

— Где у тебя спальня? — неожиданно спросил Рей, рывком стянул с себя галстук и бросил его на диван.

В ее глазах мелькнул огонь.

Жаклин провела его в спальню, зажгла свечи по обе стороны широкой кровати и откинула покрывало. Рей подумал, что это напоминает декорации на съемочной площадке — сцена соблазнения, дубль первый. Он быстро начал расстегивать рубашку.

— К чему так торопиться, Рей? У нас вся ночь впереди, — сказала Жаклин.

— Я не был ни с кем, кроме жены, с того самого дня, как познакомился с ней, — сказал Рей, избегая произносить имя жены в этой комнате.

Он подумал, что, возможно, ей приятно об этом узнать.

— Ага… Я польщена.

Ему не понравилось, что Жаклин читает его мысли. К черту мысли, сказал он себе, к чему они, когда речь идет о сексе. Ты должен наконец вырваться из клетки, в которую сам себя загнал. Сломай ее.

Он стянул с себя рубашку. Пальцы Жаклин скользнули по его груди, и она, подняв голову, потянулась к нему для поцелуя. Рей привлек ее к себе и поцеловал — яростно, почти со злостью. Одной рукой Рей гладил ее волосы, его удивила их мягкость; другой он безошибочно нашел вздымающуюся под мягкой черной тканью грудь.

Его мозг и тело переполняло нестерпимое, страстное желание обладания женщиной. Рею казалось, что он впервые в жизни открывает для себя это чувство. Но вдруг смятение в душе заблокировало нахлынувшее желание — Рей ожидал обнаружить пышную грудь Кэтти, такую знакомую и желанную, а под его рукой оказалась твердая, небольшая выпуклость другой женщины. Абсолютно чужой ему женщины.

Он обнимал женщину, которая никогда не заменит ему Кэтти.

Руки Рея похолодели. Или этот леденящий холод шел из его сердца? Со стоном он оторвался от губ. Жаклин, выпустил ее из объятий и тяжело опустился на кровать. Рей обхватил голову руками, запустив пальцы в свою шевелюру, смутно догадываясь, что тяжелое дыхание, которое он слышит, его собственное.

Не желая показать Жаклин, как дрожат его пальцы, он сжал руками колени и хрипло произнес:

— Мне жаль… Прости… Я не могу заняться с тобой любовью, Жаклин. Просто… не могу.

— Ты все еще любишь жену?

Рей посмотрел на нее. Голос Жаклин звучал спокойно, лицо ничего не выражало. Нельзя было понять, что она сейчас чувствует. Рей подумал, что эта молодая женщина виртуозно владеет искусством скрывать от других мысли и чувства, и внезапно почувствовал прилив необъяснимой ярости.

— Я не знаю ответа на этот вопрос. Если и так, то я просто идиот, — раздраженно сказал он.

— Как ее зовут?

— Ты хочешь сказать, что тебе о ней не рассказывали?

— Я не слушаю сплетен, Рей, — холодно произнесла Жаклин, скрестив руки на груди. — Я поинтересовалась твоим семейным положением только ради собственного спокойствия.

— Ее зовут Кэтти.

— Почему она ушла от тебя? Полагаю, не ты был инициатором разрыва.

— Тут ты права, — сказал Рей с горечью, большей, чем бы ему хотелось. Он протянул руку к лежащей на полу рубашке и надел ее. Ему неприятен этот разговор о Кэтти, но ради приличия он должен что-то объяснить Жаклин. — Давай вернемся в гостиную.

— Мы поступим иначе. Пойдем на кухню, я приготовлю омлет, — сказала Жаклин.

Рей внимательно посмотрел на нее.

— Тебя не удивляет то, что произошло? — спросил он. — Вернее, то, что не произошло.

— Нет, не удивляет. Но думаю, что тебе стоило рискнуть.

— Ты играешь со мной, Жаклин.

Она пожала плечами:

— Я просто хотела лечь с тобой в постель, вот и все.

Рею вдруг стало неприятно, что кто-то может предугадать его поведение лучше, чем он сам.

— Тогда почему ты не удивилась?

— Недавно в отделении лазерной терапии я случайно услышала разговор медсестер, сокрушавшихся по поводу того, что ты никому не назначаешь свиданий. Поскольку явных признаков твоих гомосексуальных наклонностей не наблюдалось, я поняла, что ты не чувствуешь себя свободным.

Диагноз был поставлен с дьявольской точностью. Стараясь не показать недовольства проницательностью Жаклин, Рей пожал плечами и сказал:

— Не могу поверить, что ты так хочешь меня, что готова пойти на риск получить отказ. Что произошло, то произошло… Нет, я не напрашиваюсь на комплименты.

— Тогда ты их не получишь. — Она посмотрела на него широко раскрытыми темными глазами. — Омлет по-испански?

— Чтобы положить конец моим романтическим настроениям, признаюсь: я страшно голоден, — сказал Рей. — Джеки, давай нанесем урон здоровью, повысив содержание холестерина в организме, и сделаем омлет из шести яиц.

— Из четырех, — сказала она. — Три тебе и одно мне. Пойдем на кухню.

Жаклин достала из холодильника зеленый и красный перец и пучок зеленого лука.

— Порежь это. Очень мелко, — попросила она.

Рей с рвением принялся за работу. На столе быстро выросла небольшая кучка нарезанных кубиками овощей.

— Мне сегодня предложили работу в Англии, — поделился Рей.

— Да? Расскажи, что за работа.

Когда он посвятил ее во все детали, она спросила:

— Ты примешь это предложение?

— Я собираюсь отправиться туда и решить на месте.

— Итак, ты и от этого откажешься?

В огромном фартуке, завязанном вокруг талии, она выглядела совсем по-домашнему. Рей положил нож и прямо сказал:

— Жаклин, мне все ясно, постарайся понять меня и ты: я не готов к роману — серьезному или мимолетному. А еще я не готов ни перед кем открыть душу и обсуждать мой разрыв с женой.

Он стал снимать стягивающую пучок лука резинку.

— Надо бы уехать из Мельбурна, чтобы не удивлять медсестер тем, что не бегаю на свидания. Ну а если серьезно, то мне надо забыть обо всем, что связывало меня здесь с Кэтти, забыть о том времени, когда мы были счастливы… Мне нужно начать все сначала. Может быть, у меня это получится в Англии?

— Здесь тебя будет не хватать, — произнесла Жаклин.

От мысли, что она могла в него влюбиться, Рею стало не по себе.

— Возможно, но недолго. Незаменимых нет.

— А как же Кэтти? — спросила она, и он впервые почувствовал нотки раздражения в ее тоне.

Вопрос задел его за живое.

— Порезать весь лук? — постарался сменить тему Рей.

— Хватит и половины. — Резким движением она разбила яйца. — Я не была замужем, Рей. Чувствую, что пора завести семью, я хочу успеть родить ребенка.

Нож в его руке не дрогнул.

— Ты такая привлекательная женщина, Жаклин. Многие мужчины почтут за честь жениться на тебе.

— Но не ты.

— Нет, Жаклин. Не я.

Она с такой силой опустила на стол глубокую тарелку, что желтая жидкость чуть не выплеснулась через край.

— Когда-нибудь потом я буду благодарна тебе за этот разговор и за то, что ты не лег со мной в постель. Но сейчас меня обуревают самые разные чувства, но только не чувство благодарности.

Черт возьми, он не чувствовал своей вины, он не дал ей ни малейшего повода считать, что готов ответить на ее призыв. И вдруг эта чужая кухня, умная и красивая женщина, устремившая на него проницательный взгляд, искусственная атмосфера семейного очага — все стало невыносимо ему.

— Жаклин, давай оставим приготовление омлета. Думаю, мы оба не расположены сейчас ни есть, ни беседовать. Похоже, мы все уже сказали друг другу.

— Прекрасно, — бросила она. — Надеюсь, ты помнишь, где дверь.

Рей поднялся с места.

— Прости, если обидел, я не хотел этого. Прощай, Жаклин.

Он прошел через гостиную быстрым шагом, на ходу схватил пиджак и галстук, щелкнул замком и вышел на лестничную площадку. Дверь за ним тихо захлопнулась. Рей спускался по лестнице, перешагивая через несколько ступенек, и чувствовал себя школьником, сбежавшим с уроков.

Рей быстро миновал центр города и выехал на автостраду. В этот час дорога была свободна, он мчался на большой скорости. То, что произошло сегодня в спальне Жаклин, лишило его надежды положить конец тягостному одиночеству, он понял, что абсолютно не готов начать новую жизнь.

Рей свернул с автострады на свою тихую зеленую улицу. Впереди, обрамленный цветущими кустами азалий, белел его дом. Кэтти часто говорила с лукавой улыбкой, что у этого дома есть душа, и называла его старым надежным другом. Рей был счастлив в нем три с половиной года.

Он открыл входную дверь и вошел в холл. Пусть теперь вещи Кэтти не висят больше в шкафу, пусть исчез запах духов и не слышно ее голоса, обращенного к нему с приветствием, но везде, в каждом уголке этого дома печать ее присутствия.

Рей остановился на пороге гостиной. Она не отличалась изяществом гостиной Жаклин, но в ней хранится множество милых его сердцу вещей — от морских раковин, собранных Кэтти на Багамских островах, где они познакомились, до коллекции эбонитовых статуэток, обнаруженных ими на одном из базаров в Кении. Одно время на короткий срок она увлеклась вышиванием подушек, и теперь они украшали каждый стул. Над камином висел пейзаж в стиле импрессионистов, в который она буквально влюбилась в Париже, и он с огромным удовольствием купил ей эту картину.

Рей был уверен, что любой дизайнер подивился бы такому хаотичному нагромождению несочетающихся вещей. Но комната дышит теплом Кэтти, ее любовью к жизни.

Ему не нужна Жаклин. Ему не нужен никто, кроме Кэтти.

Мысленно он окинул взором весь дом. Кухня никогда не была любимым местом Кэтти, хотя она умела печь прекрасные ватрушки, тающие во рту, и ей нравилось готовить жаркое. Кэтти никогда не пользовалась висящими под потолком медными сковородками, они так и остались элементом дизайна, но она любила наблюдать, как на закате солнечные блики отражались от них на стенах бирюзовым отсветом. Ванная была отделана по ее просьбе в зеленые и пурпурные тона, потому что, как она любила говорить, каждый день, прожитый с Реем, был похож на рождественский праздник. Из спальни, чтобы не лишиться от тоски рассудка, он убрал все, что напоминало ему о Кэтти. Неохотно Рей заставил себя вернуться из мира воспоминаний в пустой дом. Он поднялся наверх в свое «логово». Фотографии из спальни он перенес сюда. Лицо Кэтти улыбалось ему из золоченой рамки на книжной полке, на другом снимке, стоящем на письменном столе, в ее глазах отражалась голубизна вод океана у Багамских островов, растрепанные ветром каштановые локоны казались золотистым сиянием вокруг головы. И рядом — фотография Джейка.

Джейка, их сына, умершего полтора года назад, когда ему исполнилось семь месяцев. Его смерть стала причиной ухода Кэтти, оставившей его в одиночестве в этом большом доме.

Он долго смотрел на дорогое личико — белые кудряшки, глаза того же цвета, что и у Джины, беззубая, ликующая улыбка, выражающая радость появления на свет и восторг от окружающего его мира.

Рей отвернулся и вышел из комнаты. Он прошел мимо детской, дверь которой всегда была закрытой, и спустился вниз. Звук его шагов гулким эхом разнесся по дому. На кухне он достал из холодильника пиццу и сунул ее в духовку. Положив руки в карманы, он подошел к окну. В темноте были видны только очертания вековых деревьев, раскинувших могучие ветви на фоне усыпанного звездами неба. Он вдруг физически ощутил тишину этого дома, еще острее почувствовал одиночество.

Он забыт, брошен. Он страдает и в то же время не способен быть ни с кем. Он отлучен от всех радостей жизни с любимой женщиной.

Ему тридцать семь лет.

Ему нужен ребенок. Мысль о том, что он может остаться бездетным, была невыносимой. Он вспомнил, как держал сегодня на руках малютку Джину, вспомнил ее миниатюрное совершенство. Ему нужна семья, дети, секс — и это нормальные человеческие потребности. А Кэтти лишила его всего.

Предложение работать в Англии не заинтересовало бы его, если бы Кэтти по-прежнему жила с ним. Он уверен в этом так же, как в том, что солнце вновь взойдет завтра утром. Его вполне устраивает работа в той же клинике.

Рей подумал, что в список потерь должен внести еще одну: он утратил прежнюю решимость, позволил своей профессиональной карьере зависеть от Кэтти. Он не продал этот дом, где они жили вместе, лишь потому, что надеялся на ее возвращение. Он даже не позволил себе завести любовницу!

Что же он за человек?

Сродни одной из тех пустых раковин, оставленных Кэтти в гостиной.

Надо, черт возьми, что-то делать. Но что? Нельзя же до конца жизни питаться замороженной пиццей и жить в доме, где поселились одни воспоминания.

Прошло пять месяцев с их последней встречи. В апреле он летал в Сидней, где она теперь жила, и умолял ее вернуться. С бледным, каменным лицом она отказала ему. И он побитой собакой вернулся в пустой дом, чтобы в одиночестве зализывать раны.

Довольно, черт побери, подумал он. Однажды Кэтти сказала ему, что никогда не стоит никого умолять сделать что-то. Тогда зачем он умолял ее вернуться? Никогда больше он не станет этого делать. Никогда.

А если он просто вбил себе в голову, что все еще любит ее? Возможно, он цепляется за что-то существующее лишь в воображении, а неумирающая любовь к Кэтти — лишь романтическая фантазия.

Словно клятву, он продолжает твердить слова, произнесенные им в день свадьбы. «Лишь смерть разлучит нас». Смерть действительно разлучила их, но совсем не так, как рисовалось на церемонии бракосочетания.

Неужели это правда? Неужели, увидев Кэтти, он поймет, что тесные узы, некогда связывающие их, распались сами собой?

Он не находил ответов на свои вопросы. Он чувствовал только, что ему смертельно надоело быть получеловеком, опустошенным, лишенным радостей здоровой человеческой жизни. Он устал чувствовать себя загнанным в угол и глубоко несчастным. Скоро он надоест всем своим друзьям, а женщины вроде Жаклин станут смотреть на него как на чудаковатого стареющего холостяка, от которого лучше держаться подальше.

Раздался сигнал таймера плиты. Рей положил пиццу на тарелку и сел за стол. Он принялся за еду, но ему казалось, что вместо сыра и грибов он жует картон. Смятение в душе росло.

Он должен поехать и увидеться с Кэтти, он скажет ей — либо она возвращается и будет, как прежде, его женой, либо он подает на развод. Пусть скажет прямо: да или нет.

Бессмысленно умолять ее вернуться, к тому же очередной отказ причинит ему новые страдания. Еще не зарубцевались в душе раны, которые Кэтти нанесла ему в апреле. Хватит быть зомби.

Он предложит ей сделать честный выбор: супружество или развод. И тогда станет ясно, как ему жить дальше. Вполне возможно, что она готова к разводу, факт остается фактом: за целый год Кэтти не сделала ни одной попытки связаться с ним. Ни телефонных звонков, ни писем, даже открытки к Рождеству не прислала.

Развод. Рей мысленно повторил это ненавистное ему слово. Но разве может он надеяться, что после стольких отказов Кэтти бросится в его объятия, как только увидит его? Вполне возможно, она просто захлопнет перед ним дверь.

Если она снова — уже в третий раз — отвергнет его, Рею придется научиться жить без Кэтти. Самым острым из скальпелей он отсечет ее от себя, вырвет из своей души, а потом будет долго и тяжело выздоравливать, перестраивать жизнь. Рискнет жениться вновь и завести детей.

Но прежде чем окончательно расстаться, он должен с ней увидеться.

Пицца незаметно исчезла. Рей налил себе пива, взял последний номер медицинского журнала и отправился наверх.

В ту ночь он впервые за многие месяцы спал спокойно, а утром решимость действовать еще больше окрепла в нем. Он будет жить полноценной жизнью, с Кэтти или без нее. И чем скорее он увидится с ней, тем лучше. Однако прежде чем ломиться в ее дверь, не мешает узнать, не уехала ли она куда-нибудь на лето. Поэтому днем он позвонил в Сидней Монике Верт, своей теще.

— Говорит Рей. Как вы, Моника?

— Я рада тебя слышать, — с неподдельной радостью сказала Моника. — Очень много работы, а так — все в порядке.

Моника работала судебным патологоанатомом и всегда была завалена работой. Теща часто бывала резка в общении, но зятя Моника любила и искренне расстроилась, когда Кэтти ушла от Рея.

— А как там Кэтти? — спросил он. — Мне необходимо с ней увидеться, но, пожалуйста, пока не говорите ей об этом.

— Гм… видишь ли… она еще в мае уехала из Сиднея, — замялась Моника.

Нашла другого мужчину? — пронеслось в голове у Рея, и решимость расстаться с Кэтти навсегда мгновенно улетучилась.

— Вы хотите сказать, что она переехала? — тупо спросил он.

— Она на лето устроилась работать на острове Тасмания.

Итак, это временно. Рей ослабил пальцы, с силой сжимавшие телефонную трубку.

— Когда она вернется?

— Насколько мне известно, не раньше октября.

Стоял конец августа. Закипая яростью, Рей сказал:

— Я не могу так долго ждать. Дайте мне ее адрес, я поеду к ней.

На этот раз пауза затянулась. Наконец Моника неохотно произнесла:

— Она взяла с меня слово, что я не скажу тебе, где она находится.

— Ради всего святого, — взорвался Рей, — что это за игры?

— Она пытается по мере сил разобраться в своих чувствах, Рей.

— Дай ей Бог, — прорычал он. — Моника, вы должны сказать мне, где она. Мне предложили работу в Англии, и я хочу продать дом. Не могу сделать этого, не посоветовавшись с ней.

— Пришли мне по телетайпу все детали, и я ей все передам.

— Благодарю покорно, но я не буду этого делать. Она моя жена, Моника, я должен с ней увидеться.

— Я связана обещанием, Рей, пойми меня.

Да, Кэтти по-прежнему полна решимости держаться от него подальше, спрятаться, чтобы он не смог ее найти.

Плохо, Кэтти, очень плохо, мрачно подумал Рей. Но на этот раз тебе это не удастся.

— Прежде чем уехать в Англию, я должен сначала поговорить с ней о разводе. Вы должны меня понять, Моника. — Итак, он произнес это слово.

— О, Рей, — чуть слышно сказала Моника, — неужели зашло так далеко?

— Я устал быть в ложном положении: ни женат, ни свободен, — резко ответил он.

— Я прекрасно понимаю тебя. — Последовала еще одна долгая пауза, что было совсем не в характере Моники. Затем она медленно сказала: — Думаю, Грейс поддерживает связь с Кэтти… попробуй поговорить с ней… Подожди, звонят в дверь… У меня сегодня гости… Я должна идти, Рей.

Они попрощались.

Грейс — старшая из трех дочерей Моники. Рей мало общался с ней. Он набрал номер Грейс и заставил себя смягчить тон:

— Грейс? Это Рей. Хотел узнать, нет ли у тебя адреса Кэтти. Я звонил Монике, но она занята.

Ты солгал, мерзавец, сказал он себе, но ради правого дела.

По мнению Рея, одним из немногих достоинств Грейс было полное отсутствие любопытства к жизни других людей.

— Она сейчас на острове Тасмания, где-то недалеко от Хобарта, на побережье, — сказала Грейс. — Погоди-ка… Сорочий мыс, кажется. Она работает там в небольшой гостинице под названием «Си Клифф». Похоже, это на краю света. Но ты же знаешь Кэтти… Она всегда была немного чокнутая.

Да, но если бы четыре года назад Кэтти вдруг не решила отправиться на Багамы, чтобы путешествовать на яхте, Рей никогда бы не встретился с ней.

— Благодарю, — сказал он и на всякий случай поинтересовался: — Ты с ней давно не виделась?

— Господи, конечно, давно. Неужели ты думаешь, что я поплыву на дрянном старом суденышке, воняющем рыбой, на какой-то Богом забытый Сорочий мыс. Такое не для меня. Она вернется в Сидней через месяц, тогда и увидимся.

— А зачем она туда поехала?

— Она потеряла работу в книжном магазине. Приятель Нэнси знает супружескую пару, владельцев этой гостиницы. Им, кажется, был нужен помощник на лето. — Грейс зевнула. — Дурацкая выходка, и так похоже на Кэтти.

Нэнси была младшей сестрой Кэтти.

— Ну, спасибо за информацию, Грейс. Если позвонит Кэтти, не говори ей ничего о нашем разговоре, ладно?

— Как тебе угодно, — с безразличием произнесла Грейс. — Хочешь совета, Рей? Постарайся свести до минимума свои потери там, где дело касается Кэтти.

— Возможно, я так и сделаю.

— Прекрасно, — ответила она. — Рада это слышать… Она себя так ведет последние полтора года, что тебе можно только посочувствовать.

Одно дело, когда так думает Рей, совсем другое — услышать это от ее сестры.

— Она потеряла ребенка, Грейс.

— И ты тоже. Но ее бегство только все усугубляет.

Рей почувствовал, как ставшая привычной боль сдавила горло, но справедливость суждений Грейс очевидна.

— Спасибо за адрес, — сказал он хрипло. — Не перетруждайся на работе.

Рей медленно положил трубку.

Он вспомнил, как в последние шесть месяцев их совместной жизни он безуспешно пытался бороться с ее замкнутостью. Кэтти как бы отрезала себя от внешнего мира, она избегала людей, своих клиентов, друзей. Рей никак не мог смириться, что происходило это с Кэтти, так любящей жизнь, людей и получавшей когда-то огромное удовольствие от общения. Она имела диплом массажиста и после рождения Джейка работала один день в неделю; когда его не стало, она потеряла к работе всякий интерес.

В Сиднее она работала в одном из книжных магазинов, сеть которых разбросана по всей стране, и царившая там атмосфера позволяла ей оставаться наедине со своими мыслями. Теперь же она решила отступить еще дальше и провести лето на краю света.

Остров Тасмания. Ему придется попросить Соню забронировать для него номер в гостинице под вымышленным именем. На следующей неделе он увидится с Кэтти, а завтра свяжется с институтом в Лондоне и сообщит, что ему потребуется еще некоторое время для принятия окончательного решения.

А потом, если случится худшее, ему придется жить своей жизнью. Без Кэтти.