«И павшие простирались у ног моих…»
Невин стоял на широком каменном балконе дворца и смотрел на потонувший в ночной темноте город. Тут и там виднелись огни факелов, которые ничего не освещали и служили всего лишь ориентирами для заплутавших в переулках жителей.
Причудливая архитектура построек чернела на фоне темно-синего неба фантасмагорическими силуэтами и превращала Бальгон в логово чудовищ. Частоколом поднимались на горизонте иглы шпилей, увенчанных железными флюгерами, выкованными в форме драконов, змей, нетопырей и других причудливых существ; круглились купола и каскадами бежали к набрякшему свинцовыми тучами небу изломанные крыши зданий. Вдалеке же, едва различимые, высились увенчанные сахарно-белыми снежными шапками горы – Кадрады окружали город со всех сторон, и лишь небольшое ущелье, тщательно охранявшееся днем и ночью, позволяло проникнуть в него или покинуть его.
Мрачные пики и утесы казались в темноте синими пятнами, они спали подобно северным великанам, легенды о которых были известны не только в Калливорге и Межморье, но и в Синешанне, откуда со временем пришли в Малдонию. Тихие и громадные, Кадрады высились над Бальгоном, укутанные бархатной и прозрачной темнотой, которую не нарушали ни скрытые низко висящими облаками звезды, ни луна. Покой царил над городом, вековой и неизменный, как сама бесконечность.
В матовой темноте огненным кругом сияло гигантское колесо, установленное в самом центре озера, которое образовывали стекавшие с гор реки. Вода вращала его, и в люльках, прикрепленных к лопастям, плавно взмывали вверх и опускались, скользя над темной водой, вампиры. До дворца доносились их крики и веселый смех. Несколько десятков факелов, закрепленных в уключинах на колесе, расчерчивали небо оранжевыми хвостатыми искрами. Вода в озере дрожала и казалась жидким золотом, время от времени кто-нибудь прыгал в нее, и тогда Невин слышал тихий всплеск и восторженные вопли зрителей.
– Что ты здесь делаешь?
Невин обернулся на голос и увидел Мелиссу.
Вышедшая на балкон женщина была высока ростом и прекрасно сложена. Цвет ее кожи отличался матовой белизной, напоминавшей слоновую кость, а голубые глаза с нежностью смотрели из-под тонких, слегка изогнутых бровей. Казалось, они были способны как воспламенять, так и умиротворять, как повелевать, так и умолять. И Невин на собственном опыте знал, что это соответствует действительности, ведь эта женщина была его женой, единственной любовью и радостью всей его долгой жизни.
Привычка к всеобщему поклонению и власти над окружающими, дарованная тем высоким саном, который она занимала, придавала Мелиссе особую величавость, вообще свойственную жителям Бальгона, почитавшим себя превыше всех остальных народов, включая бессмертных эльфов.
Густые черные волосы, отливающие синевой, были украшены рубинами и тяжело падали на плечи подобно сверкающим алой кровью змеям. Тонкая драгоценная диадема молниевидным росчерком пробегала по ее гладкому высокому лбу, а на шее висела серебряная цепочка с медальоном, изображавшим нетопыря – символ клана Грингфельда, к которому она принадлежала. Поверх темно-синего шелкового платья было накинуто другое – белое, ниспадавшее до самой земли, с многочисленными разрезами и просторными рукавами, доходившими только до локтей. Тонкие пальцы, унизанные кольцами, заканчивались красивой формы длинными ногтями, а на запястьях мелодично позванивали тонкие браслеты.
– Думаю о том, что сказал третьего дня Ванхорн, – ответил Невин, окинув взглядом безупречную фигуру Мелиссы. – Если Малдония нападет на нас, битва будет страшной. Рыцари сильны и могущественны, им служат боевые машины и колдуны, умеющие повелевать огненными шарами.
– Бальгон хорошо защищен, а наши воины смелы. – Мелисса ласково коснулась кончиками пальцев сумрачного лица мужа. – Кроме того, никто не знает, где расположен наш город. А что касается колдунов, то мне кажется, слухи об их могуществе сильно преувеличены. Простолюдины любят пугать друг друга страшными сказками. Но не нам бояться их.
– Конечно, ты права, – Невин взял руку женщины в свою. – Однако рыцари готовятся к войне. Возможно, кто-то предал нас и открыл дорогу в Город Мертвых. Иначе откуда у них столько уверенности в том, что им удастся заставить нас принять бой?
– Никто не посмел бы нарушить Закон, – покачала головой Мелисса. – Заветы нашего бога нерушимы. Любого, кто покусится на них, ждет смерть.
– Только не для отступников! – Невин ударил ладонью по каменным перилам балкона.
Мелисса невольно вздрогнула.
– Среди нас таких нет, – сказала она тихо. – Все предатели давно ушли в другие земли.
– Им на смену могли родиться новые.
– Они принадлежат своим Хозяевам, и их воля не может навредить нам.
– Если только тот, кто ими управляет, сам не стал предателем, – возразил Невин. – Но в любом случае мы ничего не можем поделать, – он вздохнул и направился в комнату.
– Может быть, стоит спросить совет у Молоха? – предложила Мелисса, следуя за мужем.
– Он уже давно не отвечал на наши обращения, – отозвался Невин, наливая из высокого кувшина в два бокала темно-красную жидкость, распространяющую терпкий сладковатый аромат. Он протянул один из них жене. Мелисса взяла его и несколько секунд задумчиво рассматривала, а затем выпила несколькими долгими глотками.
«Как же она красива!» – думал Невин, глядя на жену. Он не уставал любоваться ею и удивляться этому. Обычно вампиры были непостоянны в любовных делах, и их брачные союзы оказывались скоротечны. Но для Невина Мелисса была всем – с того самого момента, когда он впервые увидел ее. Иногда он представлял, что было бы, если бы она по какой-то причине умерла, но каждый раз гнал от себя эти мысли, не дав им воли.
– Спроси у Оракула, не знает ли он, чем мы не угодили Молоху, – сказала Мелисса. – Бог не может сердиться на нас долго, ведь он знает, что мы всегда верой и правдой служили ему.
– Эртанор ничего в этом не понимает! – Невин раздраженно махнул рукой. – Не знаю, с чего он взял, будто Великий станет говорить с ним.
– Прежде так и было, – напомнила Мелисса.
– Слишком много времени прошло с тех пор, как мы были призваны и началось наше Служение. Иногда мне кажется, что Кровавый забыл о нас. Возможно, он больше не нуждается в своих слугах.
– Ты говоришь… ужасные вещи! – Мелисса поставила пустой бокал на столик и отступила на шаг. – Может быть, времени прошло и много, но только не для Молоха. Кто знает, возможно, для него пролетел один только миг. Для богов время течет по-иному. Их мир не подчиняется обычным законам. И мы всегда мечтали, что и для нас рамки правил раздвинутся, а то и будут разрушены. Именно поэтому мы так верно служим Кровавому – в надежде заслужить если не саму вечность, то хотя бы жизнь, подобную ей.
Невин молчал, глядя в темноту. Медленно и задумчиво кружились в свете желтых фонарей снежинки, похожие на белых ленивых ос. Мощенные булыжником улицы казались спинами растянувшихся по всему городу драконов. Этажи дворцов громоздились друг на друге, их окна маячили в ночи горящими квадратами, в которых двигались черные силуэты.
– Ты сделаешь это, соберешь Вардан? – спросила Мелисса, подходя ближе. – Ради Бальгона. Мы сейчас нуждаемся в единстве, как никогда. Настало время испытаний, и наша раса должна сплотиться.
– Все это началось с Валерио, – с горечью сказал Невин. – Когда его клан осудили на изгнание, те, кто уцелел, поклялись отомстить. Мне кажется, сейчас мы пожинаем плоды своей недальновидности и поспешной… жестокости.
– Странно слышать это от тебя, ведь ты голосовал за изгнание. И прошу, не говори о Валерио, этом грязном предателе! Слишком многие погибли из-за него. Бальгон опустел с тех пор, как Валерио увел свой клан в Межморье. Он преследовал свои цели, не думая ни о чем, не спросив Оракула. Его имя недостойно звучать здесь.
– Ты права, – согласился Невин. – Но я говорю не об этом. Те, кто, несмотря ни на что, остался верен Валерио, представляют угрозу для Бальгона. С этим нельзя не считаться.
– Люди не станут сотрудничать с ними, – возразила Мелисса. – Они ненавидят весь наш народ. Мы для них – воплощенный страх, который слишком давно поселился в их крови, чтобы с ним так легко можно было расстаться.
– Но предатели могут найти того, кто не побоится воспользоваться их услугами. Возможно, кто-нибудь из них тайно сотрудничает с Малдонией, – ответил Невин. – Чернь ведь не обязательно посвящать в планы власть имущих. – Он поставил пустой бокал на столик. – Меня беспокоит этот новый полководец. Почему никто не знает, откуда он взялся? Мы уже потеряли одного нашего соглядатая, а ведь он считался одним из лучших.
– Все эти рабы ничего не стоят, – Мелисса брезгливо поморщилась. – Нужно собрать Вардан, пускай Большой Совет решит, что делать.
– Сначала я схожу к Оракулу, – возразил Невин. – Если он даст ответ, то в собрании не будет необходимости.
– Поступай, как знаешь, – сказала Мелисса, кладя руку ему на плечо. – До сих пор ты не ошибался, и мы все верим тебе. Ты же знаешь, все кланы признали твою власть.
– Но не все сделали это с радостью, – возразил Невин.
– Тебя это беспокоит?
– Разумеется. От недовольства недалеко до предательства.
– Я знаю, что тебя развлечет, – сказал Мелисса, улыбнувшись.
Невин вопросительно поднял брови.
– Надеюсь, ты не забыл, что сегодня твоя жена выступает на Арене?! – спросила Мелисса с притворным испугом. – Это было бы чрезвычайно обидно!
– Конечно, я помню, – усмехнулся Невин. – Уверен, это будет что-нибудь незабываемое.
– Именно так! – подтвердила Мелисса. – И мне пора переодеваться.
Она отстранилась и направилась к двери.
– Не опаздывай, – бросила она, прежде чем скользнуть в коридор.
Невин снова наполнил бокал, сделал глоток и вышел в коридор, освещенный двумя рядами масляных ламп, располагавшихся почти под самым потолком. Пол из резного камня был так истерт, что некогда четкий узор теперь едва просматривался. Все несло на себе отпечаток сотен лет, прошедших с тех пор, как был построен Бальгон, или Город Мертвых.
Невин свернул налево, затем поднялся по витой каменной лестнице и оказался в открытой галерее. Перед ним простиралась круглая арена, засыпанная снегом. Окруженная невысокой каменной стеной, утыканной факелами, она казалась гигантским кратером вулкана. На скамейках кишели вампиры, сверкая украшениями, оружием и пестря дорогими одеждами. Рабы сновали взад и вперед, вверх и вниз, спеша удовлетворить малейшие желания своих господ, угадывая их по едва заметным жестам. Все они были людьми, добровольно позволившими заклеймить себя в надежде когда-нибудь стать такими же, как и их хозяева, носферату, – жестокими, вечно молодыми и бессмертными.
При появлении Невина внизу затрубили герольды, подняв к ночному небу позолоченные горны с развевающимися шелковыми знаменами. Зрители поднялись со своих мест, чтобы приветствовать повелителя Бальгона, и он отвечал им, подняв руку с раскрытой ладонью.
В стене напротив галереи были большие ворота, закрытые решеткой из толстых железных прутьев. Как только герольды опустили горны, она начала медленно подниматься, и через минуту на арену, разбрасывая снег, выскочили три черных пантеры в сверкающих шипами ошейниках, с раскрашенными красной и серебряной красками мордами. Подобно теням они обежали арену, время от времени пытаясь перебраться через каменную ограду, но стены были слишком высоки. Животные глухо и яростно рычали, роняя слюну, в жарких пастях трепетали алые языки, а клыки сверкали подобно жемчужинам.
Вампиры неожиданно разразились криками, и через секунду из-под галереи, где имелся еще один выход, показалась горстка людей, вооруженных пиками, мечами и боевыми топорами. На некоторых были панцири, латы и шлемы, другие шли в легких рубахах и штанах. Они испуганно остановились, озираясь по сторонам, но тут же из ворот позади них выскочили четверо вампиров и несколькими толчками выпихнули обреченных на середину арены.
Пантеры свирепо хлестали себя по бокам хвостами, расхаживая вдоль стен, но, заметив людей, медленно двинулись к центру арены, подобно акулам, устремившимся к добыче. Гладиаторы сгрудились, встав спиной к спине, и выставили перед собой оружие.
Первый хищник прыгнул неожиданно, пролетел над остриями копий и опустился на голову одного из людей. Тотчас группа в панике рассыпалась, и тогда остальные пантеры кинулись на тех, кто оказался к ним ближе всего. Через минуту на арене уже лежало три неподвижных окровавленных тела. Один зверь терзал труп своей жертвы, два других кругами ходили вокруг оставшихся в живых, но полумертвых от ужаса людей.
Вампиры свистели и улюлюкали, подзадоривая пантер, некоторые даже бросали в них камнями, чтобы еще больше разозлить. Один булыжник угодил в голову хищника, слишком близко подошедшего к ограждению, и животное, взвившись на миг в воздух, понеслось поперек арены, потом метнулось в сторону, вцепилось в шею одного из гладиаторов, повалило его, подмяло и с торжествующим ревом разорвало когтями грудь, разбрасывая вокруг себя кровавые куски дымящейся плоти.
Невин зааплодировал, и тотчас другие носферату разразились овациями. Две пантеры бросились на оставшихся в живых людей, и через пару минут все было кончено. На арену выскочили вампиры и быстро утащили трупы. Звери сторонились их, настороженно фыркая. Они шли в нескольких шагах позади носферату, не желая расставаться с добычей, но и не рискуя напасть на тех, кто, как подсказывало им чутье, был мертв.
Когда пантеры остались одни, на арене появилась тоненькая женская фигурка. Зрители поднялись в единодушном порыве, выражая свое восхищение. Мелисса приветствовала их, подняв руку, унизанную драгоценными перстнями. Она сменила голубое платье на черный кожаный костюм и высокие сапоги на ременных застежках. Латы с металлическими бляшками прикрывали только грудь и спину, вокруг шеи сверкал стальной воротник. Никакого оружия у Мелиссы не было.
Она обошла арену, не обращая внимания на хищников, затем повернулась к ним лицом и легко побежала навстречу одной из пантер. Животное присело, охаживая себя по бокам хвостом, алая пасть разверзлась, обнажив белоснежные клыки. Две тени, звериная и человеческая, метнулись навстречу друг другу, столкнулись, и пантера с жалобным воем отлетела назад, тяжело ударившись о землю. Однако зверь мгновенно поднялся, мотнул головой и в три прыжка приблизился к Мелиссе на расстояние не более пяти футов. Две других пантеры кружили вокруг сражавшихся, роняя слюну и издавая приглушенное рычание.
Невин следил за каждым движением женщины, видел, как она готовится отразить атаку, и мысленно улыбался. Он вспомнил свою жену такой, какой увидел ее впервые несколько сотен лет назад возле храма, куда ее привезли венчаться с каким-то человеком (он даже не разглядел его). Хрупкая девушка в белом платье, с голубыми лентами в черных как смоль волосах, она была прекрасна – самое красивое, что он когда-либо видел. Невин прикрыл на секунду глаза, чтобы воссоздать ее лицо, светящиеся счастьем глаза, радостную улыбку. Она ничуть не изменилась. Поистине, эта женщина стоила того, чтобы быть увековеченной.
Зрители взревели от восторга, и, открыв глаза, Невин увидел, что Мелисса сидит на холке пантеры и терзает шею животного когтями. Разорванный ошейник валялся неподалеку, а из артерий на землю толчками лилась кровь. Зверь еще какое-то время пытался избавиться от непрошеного наездника, а затем медленно завалился на бок.
Мелисса соскочила с него и, отряхнув с рук кровь, двинулась к двум другим пантерам. Те с глухим рычанием дожидались ее возле ограды.
Одна взвилась в воздух, но Мелисса перехватила ее на лету и швырнула об землю. Другая попыталась схватить ее за ногу, но вампирша легко подпрыгнула и, полоснув хищника по спине когтями, приземлилась позади него. Оба зверя бросились на женщину, рыча от ярости и боли. Они двигались со скоростью молний, но Мелисса оказалась быстрее. Два точных удара – и одна пантера лишилась глаза, а у другой на шее проступила кровь. Оба зверя с визгом бросились прочь. Мелисса пустилась в погоню, догнала одного из хищников и резким ударом вырвала у животного позвоночник. Пантера на полной скорости грохнулась на землю, по инерции проехала на брюхе футов пять и замерла навсегда, превращенная в груду дымящегося на морозе мяса. Другой хищник прижался к решетке, скуля от страха. Мелисса не торопясь подошла к нему и быстрым, как взмах катаны, движением оторвала голову. Держа ее за загривок, она показала свой трофей задыхающимся от восторга зрителям. Мелисса прошла по арене, оставляя за собой кровавый след, затем бросила голову и поклонилась публике.
Невин знал, что она смотрит на него, он аплодировал, и торжествующая улыбка замерла на его губах. Эта женщина была его мечтой, его жизнью, его сердцем. Он восхищался каждым ее движением, каждым словом и ревновал к тому, что тысячи глаз разделяют с ним этот восторг.
Некоторое время спустя Невин и Мелисса, вновь одетая в длинное платье, на этот раз темно-фиолетовое, шли в сторону тронного зала по широкому коридору, на стенах которого висели картины, потемневшие от времени, покрывшиеся густой паутиной трещин. С них сурово глядели прежние правители Бальгона: Айрак из клана Лергуса, Владемир из клана Ванхорна, Трийдон из клана Майрено, Ругар из клана Валерио… Все давно мертвы…
– Когда-нибудь и я займу здесь свое место, – сказал Невин, останавливаясь перед свободным пространством на стене, подготовленным смотрителем замка сразу же после его воцарения.
– Все правители Бальгона увековечены в этой галерее, – сказала Мелисса. – Они были великими…
– Ты же знаешь, – перебил Невин, – что, даже если я не сделаю ничего значительного, мой портрет все равно будет висеть здесь. – Он тряхнул головой и пошел дальше. Мелисса нагнала его и остановила:
– Тебе понравилось мое представление?
– Конечно, разве могут быть сомнения? – Невин наклонился и нежно поцеловал жену. – Это было незабываемо!
– Я хочу, чтобы ты был со мной сегодня, – сказала Мелисса, притянув его к себе. – Слышишь? Приходи, когда закончишь с делами.
Невин молча кивнул.
Мелисса повернулась и пошла прочь по коридору, быстро удаляясь. Ее фигура, не отбрасывавшая тени, казалось, скользила по полу, со всех сторон освещаемая неверным светом факелов.
Проводив ее взглядом, Невин направился к высокому мраморному трону, скрытому в полумраке зала. Едва он дошел до середины, как вбежали Слуги (так назывались вампиры, подчиняющиеся воле носферату, обратившего их; лишь после смерти Хозяина они становились самостоятельными и могли превращать людей в себе подобных), одетые в серые с красным костюмы, на спине которых был вышит знак их господина – черный нетопырь. Они несли факелы и жаровни, которые расставили вокруг трона, так что сразу стало светло. Один из слуг подошел к Невину и, низко поклонившись, спросил:
– Что прикажет Повелитель?
– Пригласи ко мне Владека из клана Лергуса, – распорядился Невин, – и Сервеса из клана Майрено.
– Да, Хозяин. – Слуга с поклоном бросился выполнять указание.
Невин опустился на трон. Его окружал огонь – языки пламени плясали на тонких черных каркасах жаровен, но не грели и не обжигали. Громкий треск масла и смолы наполнял тронный зал, и Невин ясно чувствовал распространявшийся вокруг запах. Он протянул руку и задумчиво поводил ею над огнем. Пламя обвилось вокруг его длинных бледных пальцев, но не причинило вреда. Невин ощутил только легкое покалывание, как если бы огонь высосал из него немного силы.
Он нетерпеливо побарабанил ногтями по мраморному подлокотнику трона, вот уже несколько веков бывшего символом власти князей Бальгона. Если бы не смерть Прародителя Грингфельда, погибшего несколько лет назад в Аллохеймских горах Кар-Мардуна, Невин сейчас не сидел бы на нем, а по-прежнему оставался всего лишь Слугой. Одна смерть освободила тысячи… Все они стали Хозяевами и его подданными.
Искусная резьба покрывала трон, огромные рубины, сверкавшие при свете факелов, были вделаны в белый, весь в тончайших розовых и фиолетовых прожилках, мрамор. Еще не так давно взойти на него означало получить власть над всей Малдонией: от Холодного Моря на западе и Нордора на юге до Казантара на востоке и Океана на севере. Но в последнее время все изменилось – с тех самых пор, как люди, эти жалкие животные, так быстро размножающиеся и распространяющиеся по земле, прежде всегда покорные воле князя Бальгона, решились объявить Городу Мертвых войну. При этой мысли Невин презрительно скривился. Все это из-за нового военачальника, который командовал армией Малдонии в последнем сражении и одержал позорную для Бальгона победу. Невин в раздражении ударил кулаком по подлокотнику. Кто он такой? Откуда взялся? Рабы-шпионы доносят, что никто не знает, из какого рода происходит этот новый любимец народа. А люди обожают его, своего спасителя и освободителя. Да и этот глупец король, как его… Мирон, кажется… тоже обожает своего воинственного вассала, чье имя никому не было известно всего только три месяца назад. А теперь он получил прозвище Железного Герцога, которое выкрикивает на улицах Венста и Ялгаада чернь, а рыцари пьют за его здоровье в кабаках и на званых приемах!
Двери распахнулись, прервав мысли Невина, и в зал вошли двое. Первый был высоким и мускулистым, тяжелый темный плащ окутывал его с ног до плеч, заколотый спереди золотой брошью в форме черепа. Длинные светлые волосы лежали спокойно, тонкие губы были плотно сжаты, а серые глаза смотрели холодно и высокомерно. Второй, одетый в черный с сиреневым костюм, был ниже ростом, его голубые глаза казались стеклянными на бледном неподвижном лице. Оба были молоды и вооружены короткими мечами.
Остановившись перед троном, они опустились на колени и склонили головы.
– Встаньте, – велел Невин и, когда они повиновались, сказал: – Я решил, что нам всем необходим совет Оракула. Отправляйтесь в Храм и передайте Эртанору, что мы придем завтра в первом часу ночи.
– Да, Повелитель, – оба поклонились. – Мы благодарим вас за оказанную честь.
Движением руки Невин отпустил их. В зал снова вбежали Слуги.
– Какие будут приказания, Хозяин? – спросил старший из них.
– Позовите Мейстера, – велел Невин. – Хочу немного развеяться.
– Не нужно беспокоить этих никчемных пустомель! – тоненький голосок раздался у дверей, и в тронный зал вбежал горбатый карлик в ярко-красной одежде, на животе перехваченной золотым поясом. – Я всегда появляюсь сам и, заметьте, неизменно вовремя. Ну, чего встали? – бросил он слугам. – Убирайтесь! Не видите, вы надоели Повелителю?
Невин с улыбкой отпустил Слуг и поудобнее устроился на троне, окидывая придворного шута ироничным взглядом.
– Мой князь желает развлечься? – карлик расшаркался, едва удерживая равновесие. При этом его левый глаз, словно уголек, вперился в лицо Невина. – Могу предложить первосортных шлюшек с лучших восточных базаров. Берег для себя, но чем не пожертвуешь ради любимого правителя? Нет? Ах да, ведь у вас есть жена. Виноват, каждый раз забываю. Тогда, быть может, повелитель не откажется выслушать коротенькую и поучительную историю, недавно услышанную мною из уст одного заморского купца, до смерти замученного в застенках этого благословенного замка, да прольются все мыслимые щедроты на его доброго хозяина?
– Пожалуй, – милостиво согласился Невин. Мейстер, потомственный шут, всегда знал, как поднять ему настроение. Неистощимый на выдумки, грубый и циничный, он был живым символом Бальгона.
– Тогда позволь мне, князь, примоститься у твоих ног. – С этими словами карлик подковылял к трону и уселся на нижнюю ступеньку. – Так тебе будет удобнее пнуть меня, если мой рассказ не понравится, – пояснил он.
– Начинай, – велел Невин.
– Хорошо. Итак, в некотором королевстве жил один жестокий правитель. Он прославился тем, что обожал сажать людей на кол. Для этого он часто заманивал в свой замок не только врагов, но и собственных подданных, которых почитал за скот и подозревал во всевозможных изменах. Поистине ни до, ни после не было в известных нашим картографам землях короля, способного сравниться в зверствах с этим человеком. Иногда по совершенно неизвестной причине он казнил население целой деревни, расставив по склонам холма колья различной длины и самый высокий предоставляя старосте, дабы он мог перед смертью в последний раз окинуть взглядом свои владения.
Если же кольев не хватало (по нерадивости палачей, не сумевших угадать всю меру ненасытной жестокости своего господина, или же из-за нехватки леса), то остальных обреченных варили живьем, душили, вешали, колесовали, разрывали деревьями, четвертовали или ослепляли. Словом, не существовало пытки, неизвестной этому жестокому и, вероятно, безумному тирану.
– Признайся, ты все это выдумал, – перебил шута Невин. – Никто не может быть так бесчеловечен!
– Уверяю вас, повелитель, – проговорил Мейстер, приняв обиженный вид, – что каждое слово в моем рассказе – истинная правда!
– Ладно, – Невин махнул рукой, – можешь продолжать.
– Благодарю, мой господин, – карлик слегка поклонился. – Так вот. Однажды этот правитель, показавшийся вашей милости столь необузданно жестоким, отмочил шутку позабористей. Он согнал на холм множество народу, и на глазах у несчастных солдаты сожгли их дома, а затем начали сажать всех подряд на колья. К вечеру склон превратился в лес безжизненных или извивающихся тел, а по его склонам рекою лилась кровь. Один из дожидавшихся своей участи содрогнулся при виде этого, и тогда прославленный правитель, о котором идет речь в моем повествовании, велел посадить несчастного на самый высокий кол, дабы уберечь от неприятных запахов человеческих фекалий и крови. Сам он спокойно ужинал у подножия, наблюдая за агонией умирающих. – Карлик остановился и выдержал паузу, ожидая, что Невин засмеется. Правителя Бальгона действительно позабавил рассказ шута, но не настолько, чтобы он пришел в доброе расположение духа. Мейстер, почувствовав это, набрал в легкие побольше воздуха и заговорил снова: – Но на этом не кончается моя повесть. Был еще и такой случай. Однажды этот правитель пригласил в свой замок бедняков, усадил их за свой стол, накормил, а затем объявил, что вся пища была отравлена, после чего преспокойно наблюдал за медленной агонией умиравших. Тех, кто мучился слишком долго и наскучил хозяину замка, добили слуги. Потом этот убийца, столь хладнокровно расправлявшийся с ни в чем не повинными людьми, не раз говаривал, что сделал это для того, чтобы искоренить в своем королевстве бедность, ибо не мог выносить страданий простого народа.
Невин усмехнулся.
– Что ж, это тоже способ, – кивнул он, разглядывая мозаику на полу. – Но я предпочитаю шутки повеселее. Ты сегодня слишком мрачен, мой дорогой шут.
Карлик скорчил недоумевающую физиономию и пожал плечами:
– Ну хорошо, у меня осталась еще одна история, но если и она не удовлетворит Ваше Величество, то я умываю руки.
– Идет, – согласился Невин. – Подожди только, пока я позову слугу. Думаю, ты не откажешься промочить горло.
– Разумеется, нет, – отозвался Мейстер.
Когда слуга принес графин и два наполненных золотистым вином бокала, Невин подал один карлику, а другой взял себе.
– За то, чтобы твои шутки стали веселее и мне не пришлось искать нового шута, – провозгласил он и пригубил вино.
– Выпью за это с удовольствием! – отозвался Мейстер, залпом осушая бокал. – Теперь я могу продолжать?
– Пожалуй.
– Ну, так вот. Все у того же правителя была любовница. Застав его однажды в дурном расположении духа, она решила развеселить его, сообщив, что беременна. Поистине, только женщине могло взбрести в голову воспользоваться столь сомнительным способом поднять мужчине настроение!
Словом, как и следовало ожидать, ее любовник отнюдь не обрадовался новости, обвинил свою пассию во лжи и, чтобы тут же уличить ее, выхватил меч и распорол ей живот…
– Хватит! – прервал его Невин, ставя бокал на подлокотник. – Убирайся, мне не нравятся твои шутки.
Карлик скатился со ступеньки и принял обиженную позу.
– Ты меня слышал? – спросил Невин. – Оставь меня!
Шут мигом ретировался за дверь, семеня коротенькими ножками, похожий в своем алом костюме на перезрелый помидор.
Невин вызвал слуг, велел унести из тронного зала светильники, а затем направился в свои покои. По пути его мысли вернулись в прежнее русло. От решения Оракула зависело очень многое. Действовать по указанию бога – это одно, а подчиниться голосованию – совсем другое. Лучше бы Молох на этот раз внял зову своих слуг и объявил свою волю. Конечно, война с Малдонией начнется в любом случае, но кто ее развяжет – вампиры или люди, – решит либо Оракул, либо Вардан.
Хотя правителем Бальгона был Невин, его слово не всегда было последним – мнению Большого Совета придавалось большое значение. Почти все серьезные решения принимались на нем.
Невин взошел на трон после того, как погиб Грингфельд – первый созданный Молохом Прародитель и глава рода, к которому принадлежал Невин. Его жена Мелисса имела статус Слуги, и как бы ни хотел он освободить ее, не мог ничего поделать, разве что умереть, поскольку Хозяином она могла стать только после смерти обратившего ее. Это угнетало его, он хотел, чтобы его жена была свободна, но закон посвящения в носферату оставался неизменен.
Думал ли он, что их отношения изменятся? Едва ли. Скорее, он чувствовал себя виноватым перед Мелиссой, ведь по статусу она была ниже его, а ему хотелось быть с ней равным во всем.
Невин внезапно остановился на полдороге в свои покои. Постояв несколько секунд, он свернул в ближайший коридор, а затем спустился по узкой каменной лестнице в подземелье замка. Здесь всегда было темно, но в стенах виднелись железные уключины для факелов. На полу толстым слоем лежала пыль, лишь в центре прохода темнела протоптанная дорожка.
Невин задержался перед невысокой мраморной плитой, служившей дверью в усыпальницу, где были захоронены герои – в основном прославившиеся воины Бальгона. Он опустил рычаг, и проход начал медленно открываться. В лицо пахнуло сыростью и плесенью. И это несмотря на сложную вентиляционную систему, устроенную в замке.
Невин стал спускаться по крутой каменной лестнице. Вокруг царил кромешный мрак, но ему это не мешало, ибо он, как и все носферату, прекрасно видел в темноте.
Через некоторое время он оказался в длинном зале с низким сводчатым потолком. Здесь было светло – тридцать факелов располагались на сложенных из крупных, едва обработанных, камней стенах. Трое Слуг сидели за квадратным столом и играли в кости. Одного из них Невин знал – это был смотритель подземелий по имени Карий, из клана Ванхорна.
При появлении Невина они подскочили и в недоумении смотрели на него несколько секунд, а затем Карий, опомнившись, поспешно поклонился, и остальные последовали его примеру. Они находились в согнутом положении несколько дольше, чем было необходимо, – видимо, для того, чтобы искупить свое первоначальное замешательство.
– Я слушаю Ваши приказания, Повелитель, – проговорил Карий голосом, полным благоговения.
– Покажи мне тело Владемира, – проговорил Невин, окидывая взглядом несколько десятков каменных саркофагов, испещренных рунами и гербами вампирских кланов.
– Сюда, Ваше Величество, – Карий с поклоном пригласил Невина следовать за ним.
Он провел его между двух рядов мраморных гробниц и остановился перед отполированной до блеска ониксовой плитой, покрытой черным бархатом, под которым угадывался человеческий силуэт. Там, где должна была быть голова, материя обрывалась вниз, отчего фигура выглядела укороченной и неестественной.
Невин подошел и коснулся пальцами холодного камня. Он был абсолютно гладким.
– Ты свободен, – бросил Невин Карию через плечо. – Можешь идти.
Смотритель поклонился и поспешил через зал обратно к своим приятелям.
Невин обошел плиту, пристально вглядываясь в очертания покрывала. Владемир из клана Майрено, один из величайших воинов Бальгона, был повержен людьми в последнем жестоком сражении. Ему отрубили голову и закопали ее неизвестно где, а сердце пронзили осиновым колом. Теперь он лежит, бесформенный и неподвижный, и нет более силы в руках, сотни лет сжимавших меч Калигорст, Дарующий Смерть.
Владемир был древним вампиром и жил достаточно долго, чтобы вместе с кровью поглотить жизненную силу тысяч людей. Поэтому его вторично умершее тело не разложилось сразу, как это обычно происходило с молодыми вампирами, а некоторое время сохранялось в целости.
Сколько слуг стали Хозяевами после его смерти? Тысяча, две, три? Кто знает? Армия Владемира была огромна, она шла, повинуясь Зову своего Господина и сметая все на своем пути.
Но не в этот раз. Многие полегли на Комариных Топях, преданные, по убеждению Невина, изгоями из клана Валерио. Четыре дня прошло с тех пор, как уцелевшие воины принесли обезглавленное тело своего предводителя в Бальгон и положили его в усыпальнице замка Брандеген.
Они рассказывали о том, кто вел армию людей и одолел Владемира, – огромном человеке, чье лицо скрывала черная маска. Некоторые считали его колдуном, другие – просто могучим воином, но все сходились во мнении, что он не был ни королем Малдонии Мироном, ни его старшим сыном Мархаком, ни кем-либо из сражавшихся прежде с воинством Бальгона.
Невин лег рядом с мертвым телом. Повернув голову, он увидел, что теперь, когда Владемир без головы, они сравнялись в росте.
Невин прикрыл глаза и подумал о том, что наступило странное время, когда боги больше не помогают своим детям, а люди не боятся тех, кто служит богам.
Когда он проснулся, в зале было тихо. Невин сел, спустил ноги на пол и прислушался. Слабо потрескивала смола на факелах и масло в светильниках. Пискнула мышь и прошуршала по холодным каменным плитам. Невин встал и пошел между гробницами к выходу. Смотритель спал, сложив на груди большие тяжелые руки, его помощники пристроились подле в различных позах. Игральные кости валялись где попало, в том числе и на полу.
«Неужели рассвет?» – подумал Невин, проходя мимо и открывая дверь. И тут он вспомнил о Мелиссе, которая ждала его, и поспешил наверх, в свои покои.
– Почему ты так долго? – спросила женщина, приподнимаясь на локте, когда он отворил дверь и вошел.
– Я заснул в Погребальном Зале, – ответил он, снимая ремень с ножнами и бросая его на пол возле кровати. – Прости.
– Скоро рассвет, – сказала она, следя за ним большими зеленоватыми глазами.
– Часа два осталось, – отозвался Невин, коснувшись пальцами стоявших на полке песочных часов, сделанных в виде двух переплетающихся змей. – Ты не спала?
– Нет, – Мелисса покачала головой. – Я ждала тебя и думала о том, что ты сказал. Про Большой Совет, – добавила она, заметив, что он ее не понял. – Ты ведь не хочешь его устраивать, верно?
– Нет, – согласился Невин, снимая толстый кожаный панцирь, покрытый крупными серебряными бляшками. – Валентин наверняка постарается всех запугать и устроить так, чтобы Вардан решил начать войну.
– А почему ты против этого? – спросила Мелисса. – Армия Бальгона все еще сильна, и рыцарям не устоять перед ней. Смерть Владемира прискорбна и неожиданна, – она запнулась, подбирая слова, – но она не означает… что нам следует сложить оружие!
– Что для нас столетие? – спросил Невин, растягиваясь на одеяле. – Всего лишь миг. А тот великан, что сокрушил Владемира, успел бы за это время умереть.
Повисла пауза. Наконец, Мелисса спросила:
– Ты боишься его? – В ее голосе прозвучало недоверие. – Но ведь он один, что он может против наших воинов, если останется без армии?
– Не знаю, – ответил Невин. – Но у меня странное предчувствие, что он не такой, как… другие.
– Надеюсь, ты не веришь в эту глупую поговорку?
– Какую?
– «Один в поле воин». Кажется, так говорят в королевстве Алых Копей, что лежит на юго-западе, у берега Холодного моря. Кто-то рассказывал мне, уже не помню когда.
Невин усмехнулся:
– Нет, я не верю в эти сказки. Но нам не нужна война. Рыцари стали сражаться иначе, они почувствовали уверенность, у них есть лидер, который нас не боится. Он сокрушил нашего полководца, и все эти видели. Армия носферату бежала. Такого позора не было еще никогда. До сих пор мы были непобедимы. Даже оборотни не могли тягаться с нами в искусстве войны. – Невин медленно покачал головой. – Мне кажется, этот человек опасен. Ты знаешь, я не боюсь никого и готов умереть во имя Служения, но рисковать Бальгоном… Не думаю, что имею на это право. Молох воздвиг его и вручил нам не только чтобы мы в нем жили, но и на хранение, как величайшую реликвию, доказательство его могущества. Нет, милая, нам не нужна эта война.
– Но не мы хотим ее, – возразила Мелисса. – Рыцари стараются выяснить, где расположен Бальгон, это они стремятся уничтожить нас. Люди не желают больше бояться, они хотят расправиться с нами, но мы сильны, и, кроме того, на нашей стороне Молох. Пускай он давно не отвечал на наши молитвы, но это не значит, что он оставил нас. По крайней мере, я не верю в это!
– Пусть так, – согласился Невин. – Но все равно, лучше бы Оракул решил, что нам делать, а не Вардан. Так мой авторитет как правителя не будет поколеблен, наоборот, я всегда смогу сказать, что действую по воле Кровавого.
– Это верно. Ты уже сообщил Эртанору, что хочешь говорить с ним?
– Да. Мы отправимся к башне завтра в первом часу.
– Молох может и не заговорить, – заметила Мелисса, помолчав. – Лично я в это не верю, но все возможно. Нужно быть готовым к любому исходу.
– Знаю, – ответил Невин. – Если Кровавый промолчит, останется только Большой Совет, и я не уверен, что меня послушают. Кланы имеют силу и свои интересы. Кроме того, у них есть право решать. Полагаю, они им воспользуются. – Невин неожиданно рассек воздух ладонью. – Неужели придется делать вид, что я придерживаюсь того же мнения, что и большинство, каким бы оно ни было?!
– Если Вардан состоится и ты увидишь, что все за войну, лучше самому внести это предложение, иначе Валентин выступит за нее и покажет, что имеет влияние на Совет. Этого нельзя допустить, особенно сейчас, когда нам всем нужен единый лидер, – проговорила Мелисса вкрадчиво.
– Да, пожалуй, ты права, – согласился Невин, подумав. – Но как угадать, чего хотят все? Пока я слышал доводы и за открытую войну с Малдонией, и против. Какая чаша весов окажется тяжелее?
– Думаю, это станет ясно после визита к Оракулу.
– Остается только ждать. Как странно, у меня впереди целая вечность, а я не могу дождаться следующей ночи. – Невин усмехнулся.
Некоторое время они лежали молча.
– Что ж, полагаю, завтра действительно будет видно, как себя вести, – Мелисса прикрыла глаза и глубоко вздохнула: – Спокойного тебе сна.
– Спокойного сна, – отозвался Невин, продолжая смотреть в потолок. – Да хранит нас Великий Молох.
На окраине древнего города, ныне превратившегося в руины, из пещеры показались два существа, напоминавшие покрытых панцирями людей. Даже их лица состояли из плотно подогнанных друг к другу пластин.
Они были одеты в длинные накидки, перехваченные ремнями, на которых висели небольшие кинжалы и средних размеров тубусы из тисненой кожи. Существа называли себя мурскулами и принадлежали к касте Искушенных, долгое время считавшейся проклятой, но в последние годы занявшей главенствующее место в обществе этой расы. Помогло же этому появление Састара Раваны, правящей особи, превратившей рассеянных по джунглям Архатлы мурскулов в армию сильных и жестоких воинов. Тогда Искушенные должны были открыть Красные Врата, древний портал, и впустить на Землю полчища демонов ракшасов и их повелителя, владыку Хаоса Эреба. Но тогда великая битва была проиграна, и мурскулам пришлось укрыться под землей и в горах. На них охотились, и многих перебили, но нескольким сотням удалось спастись.
Один из мурскулов достал из-за пазухи металлическую трубу и, приложив ее к глазам, принялся сосредоточенно подкручивать расположенные на краю прибора рифленые ободки.
– Ну что? – проговорил его спутник спустя несколько секунд. – Видишь?
– Плохо, – ответил первый мурскул, отнимая от глаз трубку. – Но она приближается.
Второй фыркнул:
– Естественно! Вот только с какой скоростью?
Его напарник задумчиво покрутил в руках трубку.
– Сделать бы такую побольше, – проговорил он.
– Не из чего! – отрезал второй мурскул, отбирая у товарища прибор. – Да и времени в обрез! – Он приложил трубку к глазам и некоторое время рассматривал ночное небо. – Еще недели две-три, – сказал он, возвращая устройство. – Мы должны успеть.
– Все зависит от Ака-Мура-Сахада, – отозвался второй мурскул, бережно убирая трубку за пазуху. – Вчера он говорил, что волшебный шар снова едва не взорвался.
– Но не взорвался же.
– Это дело случая.
– У него все получится. Ты же знаешь Ака-Мура-Сахада: он всегда жалуется, а потом оказывается, что все готово.
– Тут ты прав, – мурскул усмехнулся. – Но третьего дня шар действительно был готов взорваться. Я сам видел. По нему пошли белые прожилки, и воздух вокруг загудел так, словно пещеру наполнили тысячи взбешенных насекомых.
– Ака-Мура-Сахад тогда просто перестарался, – проговорил второй мурскул недовольно. – У него еще есть время.
– Зачем нам вообще передвигать эти скалы? – спросил его товарищ, с беспокойством оглядываясь на цепочку столовых гор, тянувшихся с запада на восток.
– Састару нужны корабли. Большие, надежные и прочные. Что может подойти лучше камня?
– Например, железо.
– Давно ли ты работал в рудниках? – В голосе мурскула прозвучал сарказм.
– Что ты имеешь в виду?
– Я хочу сказать, что мы уже давно не добываем металлы, – вздохнув, объяснил мурскул приятелю. – Кроме того, это было бы трудно скрыть от людей.
– Но три первых взрыва мы утаили, – возразил ему товарищ. – А тогда помнишь, сколько сбежалось народу?
– Да уж! Наверное, решили, что горы ожили! – мурскул коротко рассмеялся. – Но, помимо всего прочего, добыча руды требует специальных приспособлений, которых у нас нет, – добавил он. – Так что придется састару довольствоваться камнем.
– По-моему, я видел там огонек, – его напарник обеспокоенно указал в темноту.
– Где?
– Вон там, среди деревьев.
– Да, верно.
– Пора уходить.
– Ты прав. Мы видели все, что хотели.
Оба мурскула развернулись и скрылись в пещере. Через секунду вход в нее закрылся каменной плитой, практически полностью слившейся со склоном.
Ялгаад, столица Малдонии, располагался недалеко от берега Холодного Моря и был городом портовым, а потому довольно богатым. Дворцы и дома хоть и уступали по великолепию постройкам Межморья, тем не менее считались в Синешанне одними из самых замечательных.
История столицы насчитывала уже не одну сотню лет, за которые город разросся, заняв пространство между двумя полноводными реками, берущими начало в озере Зеркальное, расположенном на юго-западе от Кадрадских гор, чьи белоснежные вершины можно было увидеть уже через пять дней пути от Ялгаада.
Город пересекало множество каналов и канавок, вырытых так давно, что никто уже не помнил, для чего они служили. Теперь по их каменным набережным прогуливалась знать и наперебой предлагали свои товары лотошники. Они же заполняли площади, парки и аллеи, которых имелось в столице большое количество, но все они располагались на первом, самом высоком, ярусе, венчал который огромный и великолепный королевский дворец, внутреннее убранство которого, впрочем, отнюдь не соответствовало внешнему блеску, ибо нынешний король отличался особенной скупостью и приказал все украшения снять и спрятать в подвалах вместе с казной. Странная причуда, особенно если учесть, что последняя вовсе не нуждалась в пополнении: в Малдонии находились самые рудоносные медные шахты в Синешанне и деньги текли в страну рекой.
Второй ярус занимали дома высокопоставленных чиновников и мелкой знати, там же располагались казармы рыцарей, а также оруженосцев, конюшни, тренировочные арены, ристалища и постройки для слуг. Обычно там обитало всего несколько сотен человек, но сейчас второй ярус кишел людьми – время было военное, и рыцари могли понадобиться в любой момент.
Здесь в воздухе реяли разноцветные флаги со всевозможными гербами. Приглядевшись, можно было различить и перекрещенные секиры на поле из белых и красных клеток – символы ордена Гемаркха, чьи рыцари поклонялись богу войны, и охваченный пламенем замок на голубом с прозеленью фоне – эмблему ордена Мастрода, покровителя раздора, и более мирные изображения: оленей на желто-синем поле, герб Нотингора; стайку голубей с неоперенной стрелой внизу, символы Пархаоза. Словом, все воинские кланы, семьи и ордена Малдонии собрались в столице, составив могучую армию, готовую отразить атаку любого неприятеля.
Третий ярус занимали ремесленники. Цеха, кустарные мастерские и мелкие промыслы, а также портовые доки, пристани и пирсы – все это находилось в постоянном движении, наполняя рабочую часть города шумом, криками и всевозможными запахами.
Последний, самый нижний, ярус находился отдельно от остальных и был смещен к востоку от основной пирамиды. Здесь были кабаки, таверны, публичные дома, арены для азартных игр и скачек, а также собачьих, крысиных и прочих бегов. Маленькие театры с сомнительными репертуарами, деревянные помосты для бродячих и местных трупп, игорные дома и, как главная достопримечательность яруса, огромная тюрьма – одноэтажное здание с множеством пристроек, тянувшееся от Моста Висельников до Позорной площади, где публично наказывали преступников. Там же жил главный городской палач, занимавший небольшой особняк с островерхой крышей, утыканной башенками и шпилями с разнообразными флюгерами. Возле его дома постоянно дежурила охрана из двух-трех стражников.
На упомянутой Позорной площади имелись не только традиционные подмостки для сечения кнутами и избиения батогами, но также дыба и колесо, а если стояла хорошая погода, то главный экзекутор распоряжался вытащить из тюремных казематов железную деву и устраивал особое представление. Но случалось это обычно в летние или весенние периоды, да и то не часто, поскольку хитроумное и громоздкое приспособление боялось сырости и при первой же возможности покрывалось ржавчиной.
Но все это предназначалось только для простолюдинов. Жителей первого и второго ярусов, а также обитателей третьего казнили и наказывали на главной городской площади, для чего имелись специальные экзекуторы и особые приспособления.
Основным украшением Ялгаада, помимо перечисленных архитектурных построек, были, безусловно, многочисленные храмы, одни величественные и монументальные, другие крошечные, но столь же богато украшенные. Их жрецы и служители составляли особую прослойку населения столицы, ибо пользовались многими привилегиями и, кроме того, имели право содержать и действительно содержали многочисленную армию Храмовников, рыцарей-послушников, защищавших святыни культа.
Храмы можно было найти на всех без исключения ярусах города. Позолоченные купола и плоские крыши сверкали даже на самом нижнем, возвышаясь среди лепившихся друг к другу кабаков и домов терпимости. Впрочем, не следует думать, будто этот район считался нищенским и был городской клоакой, куда приличному человеку противно зайти. Отнюдь. Даже здесь на улицах царил относительный порядок, хотя, конечно, его нельзя было сравнить со сверкающей чистотой двух верхних ярусов. Здесь можно было увидеть и попрошаек, и бандитов, и просто шатающихся от безделья матросов, прибывших на чужестранных кораблях и получивших увольнительные на берег. Иногда проходил в сопровождении телохранителей купец или даже какой-нибудь лорд, обычно надвинув на лицо широкополую шляпу или низко опустив просторный капюшон.
За порядком следили стражники, ходившие по двое или вчетвером, в зависимости от района, в котором несли дежурство. Особенно трудным считался самый отдаленный от центра Квартал Наслаждений, известный своими многочисленными публичными домами и ежегодным карнавалом.
Такова планировка Ялгаада, столицы Малдонии. И в тот вечер, накануне которого астрологи возвестили о приближении к Земле кометы, на четвертом ярусе царило особенное оживление.
В таверне было сумрачно, пахло кислым вином и отбросами. Люди сидели за круглыми липкими столиками, а официанты бесшумно двигались по залу, поднося выпивку и закуски.
В большинстве посетителей можно было легко узнать моряков и людей ночных профессий: налетчиков, взломщиков и грабителей. Одни молча сидели в полумраке, другие свободно разговаривали между собою, а третьи, надвинув на лица просторные капюшоны, полушепотом обсуждали свои дела.
В дальнем правом углу расположился человек огромного роста с резкими, грубыми чертами лица и смоляными волосами, завязанными в длинный хвост. Его звали Хорг Ариган Дьяк, и на вид ему можно было дать лет сорок. На столе подле него лежал в дорогих ножнах меч, по рукоятке которого было видно, что цена ему – гора золотых: серебряный эфес украшал крупный ограненный рубин, а по гарде шла причудливая резьба, состоявшая из эльфийских рун и букв какого-то древнего, давно забытого языка. Тем не менее, несмотря на роскошь отделки, переплетенная медвежьей кожей рукоять ясно говорила о том, что назначение меча состояло не в том, чтобы услаждать взор, но быть удобным во время сражений. Да и сам хозяин оружия производил впечатление скорее наемника, чем щеголя, – столь разнообразным был его наряд, что едва ли кто-нибудь смог бы причислить его к армии какой-либо известной страны. О профессии его также говорили и причудливые доспехи, видневшиеся из-под темного шерстяного плаща, сделанные из черного металла и покрытые искусной насечкой.
Дьяк сидел, вытянув под столом ноги, и задумчиво глядел на стоявшую перед ним кружку, на дне которой еще оставалось немного эля. Таких кружек он выпил за вечер уже пять, но никакого опьянения не чувствовал, и если бы кто рискнул подойти и заглянуть ему в глаза, то не увидел бы в них свойственной пьяным поволоки. Взгляд Дьяка был ясен, но от него веяло холодом и какой-то непомерной отчужденностью, так что можно было бы принять его и за сумасшедшего.
На помост, установленный в глубине таверны, вышли танцовщицы в длинных грязных юбках, слишком пестрых, чтобы их можно было назвать хоть сколько-нибудь приличными. Обыкновенные проститутки, которым платит хозяин кабака за то, чтобы они поплясали перед посетителями под аккомпанемент оборванцев, едва держащихся на ногах. Потом эти девки пойдут к столикам, спрашивая разрешения присесть, и будут набиваться в постели к изголодавшимся по женской ласке морякам.
Дьяк отвернулся и жестом подозвал официанта.
– Еще две кружки пива, – сказал он тихо, когда тот подбежал и почтительно склонился, чтобы выслушать заказ. – И не тяни.
– Конечно, господин, все будет сделано тотчас же, – уверил его служка.
– Очень на это надеюсь, – процедил Дьяк. – И вытри стол, он слишком грязный, чтобы класть на него руки.
– Сию секунду, – с этими словами официант убежал, а через минуту вернулся, неся в каждой руке по кружке пива, а на плече – мокрое полотенце. Его лицо выражало готовность исполнить любое желание посетителя. Размазав грязь по столу, он пододвинул пиво поближе к Дьяку и, наклонившись к самому его уху, прошептал:
– Не желает ли господин развлечься? Наверху есть прекрасные комнаты, а наши девочки…
– Пошел вон! – перебил его Дьяк, смерив таким взглядом, что официант отшатнулся и тотчас ретировался за стойку, где сидел, скучая, хозяин кабака. Перед ним лежала большая черная кошка и щурила зеленые глаза на коптящие у потолка лампы.
Дьяк обвел глазами таверну и задержал взгляд на сидевшем за соседним столиком грузном человеке в распахнутом полушубке, из-под которого виднелась кожаная рубаха с крупными металлическими бляшками. Он был вооружен короткой железной палицей и широким изогнутым кинжалом ольтодунской работы. Поглаживая окладистую русую бороду и прищурив светлые глаза, человек степенно возражал своему тощему и подвижному собеседнику, терзавшему в руках круглую шапочку с плоским верхом и грязным синим пером. Третий из их компании сидел, откинувшись на спинку стула, и молча прихлебывал из дубовой кружки пиво. У него были длинные темные волосы с сединой на висках, широко поставленные глаза и тонкие губы.
– Вот что я тебе скажу, Паг-Данур, – протянул бородатый, ударив кончиками пальцев по краю стола. – Все эти бредни о комете – сущая ерунда! Не понимаю, почему какой-то огонек должен повлиять на нашу жизнь. Может, конечно, в каком-нибудь Орнабуле и верят в эти сказки, но меня этим не собьешь, нет! Я не собираюсь очертя голову бежать из Ольтодуна, бросать дом, добро и прятаться в грязной пещере! – он скривил брезгливую гримасу.
– А знаешь, Рал-Эка, – его собеседник положил тощие локти на стол и тряхнул давно не чесанной головой, – ты вот сейчас упомянул Орнабул и посмеялся над тем, что там, дескать, верят в предзнаменования, а ведь в Каргадане живут люди, чай, поумнее тебя. И если бы один из их колдунов сказал мне, что комета принесет несчастье, то я бы, ни секундочки не сомневаясь, поверил.
– Это потому, что ты трус! – прогудел Рал-Эка, поднося к губам кружку с элем. – Тебе бы только про конец света и говорить. А я повторяю: наши боги ничего про комету не говорили и никаких бед от нее не предсказывали.
– Так-то оно так, – нехотя согласился Паг-Данур. – Да только когда все вокруг говорят об одном, начинаешь прислушиваться, а потом постепенно и верить. Не может ведь быть такого, чтобы все ошибались, а ты был прав.
Рал-Эка фыркнул.
– Ну, ты и сказал! – воскликнул он возмущенно. – Или, может, забыл, что наши боги – истинные, а что там кому врут чужие, нас не касается? Да пусть хоть весь мир потонет в скверне лжи, лично я не дрогну, ибо моя вера – сильна!
– Ты просто паникер, Паг-Данур, – подал голос третий, убирая со лба волосы. – Где ты видишь, чтобы кто-то всерьез относился к этим предсказаниям? Конечно, о них говорят, но никто ведь не собирает вещички и не бежит, не прячется. Оглядись: люди спокойно сидят в кабаках и попивают пиво, им и дела нет ни до комет, ни до астрологов.
Дьяк отвернулся, залпом осушил одну из своих кружек и принялся набивать трубку.
В этот момент, слегка качаясь, в таверну вошел невысокий худощавый человек в сером дорожном плаще и такого же цвета широкополой шляпе. Зоркими юркими глазами, отнюдь не соответствующими его пьяным движениям, он оглядел помещение и едва заметно кивнул продолжавшему неподвижно сидеть на своем месте Дьяку, а затем направился к стойке, за которой лениво расположился хозяин «Веселого дракона» – человек грузный, широкоплечий и, видимо, довольно сильный. Его круглое лицо с широко посаженными серыми глазами обрамляла рыжая борода лопатой, доходившая ему до середины груди. От того, что одет он был в кумачовую рубаху, борода казалась огненной и словно растекалась по всему его объемному телу.
Новый посетитель сел и, аккуратно сняв с головы шляпу, положил ее на стойку. Он спросил эля и, когда получил кружку, начал пить его маленькими глотками так, словно это был чай. Время от времени он поднимал глаза и смотрел на расположившихся за столиками людей, скользя иногда взглядом по фигуре Дьяка и явно ожидая от него какого-то знака.
Наконец тот подозвал его легким движением кисти. Человек подхватил шляпу и, согнувшись в поясе, быстро подошел к Дьяку. Он уже забыл, что изображал пьяного, и Дьяк усмехнулся, видя такую неумелую маскировку.
– Позволите? – спросил человек, осторожно берясь за спинку стула. Дьяк кивнул и, когда тот сел, едва слышно спросил:
– Никто не следил?
– Нет, – человек энергично помотал головой. – Я все делал, как обычно. Можете быть уверены. И спокойны.
– Не думаю, что это довод. Если ты всегда притворяешься так же ловко, как сегодня, тебя давно уже должны были разоблачить.
– Почему это? – спросил человек слегка обиженно. Было заметно, что он растерялся.
– Потому что роль надо играть до конца, а не бежать, словно щенок, едва тебя поманят. Теперь все в таверне знают, что ты пришел только для того, чтобы встретиться со мной.
– Мне кажется, вы слишком низкого мнения о моих актерских способностях, – человек задрал подбородок. – Да будет вам известно, что я полгода играл на сцене…
– Бродячего театра, – перебил его Дьяк с усмешкой.
– Именно так, – человек удивленно поднял брови. – Откуда вы знаете?
– Ни в какую другую труппу тебя бы не взяли, – ответил Дьяк. – Но хватит о глупостях.
Он достал из-за пояса звякнувший кошелек и протянул собеседнику. Тот, несмотря на то что секунду назад надулся от обиды, сразу повеселел и принял его, ловко спрятав за пазуху.
– Получишь еще столько же, если приведешь его сегодня, – сказал Дьяк едва слышно.
– Никак не возможно, господин, – покачал головой человек, но Дьяк видел, с какой жадностью блеснули его глаза. – Только завтра ночью. Это самый ранний срок.
– Хорошо, как знаешь, – Дьяк пожал плечами. Он понимал, что, если Курад отказывается от золота, значит, именно так дела и обстоят. – Но если ты меня обманул…
Человек предупреждающе поднял руку.
– Я сам заплачу вам вдвое больше, чем вы дали мне сейчас, если не будет так, как я сказал, – проговорил он твердо.
– Ты заплатишь гораздо больше, – процедил Дьяк, – если окажется, что ты превратился из полезного человека в того, кто слишком много знает.
– Этого не случится, – заверил его Курад, залпом допивая свой эль и поднимаясь из-за стола. – Я знаю правила и ни за какие деньги не захотел бы стать помехой. Мы договорились.
Он слегка поклонился, надел шляпу, надвинув ее на глаза, и направился к выходу. Через некоторое время Дьяк подозвал официанта, бросил ему серебряную монету и, не слушая благодарностей, вышел на улицу.
Сгущались сумерки. Снег падал крупными мокрыми хлопьями, печально оседая на мощенную булыжниками улицу. Одинокий фонарь болтался под крышей «Веселого дракона», едва различимый в полумраке, похожий на крупного желтого светляка.
Дьяк отошел в тень ближайшего переулка и тихо свистнул. Через несколько секунд послышался клекот и шелест крыльев. Широкая тень промелькнула у него над головой. Дьяк вытянул руку, и на нее опустился крупный сокол с белым венчиком из перьев вокруг головы – редкий вид, выведенный специально для королевского рода Малдонии. Несколько дней назад Дьяк позаимствовал одну птицу из питомника и обучил для своих целей. Надев на шею соколу тонкий золотой браслет, он прошептал что-то и затем подбросил пернатого охотника в воздух. Тот расправил крылья и взмыл в небо. Теперь он будет высматривать Курада, а когда найдет, то последует за ним хоть на край земли. И Дьяк всегда будет знать, чем занимается этот проходимец. Конечно, деньги делают чудеса, но не стоит слепо доверять тем, кто готов продать за них собственную душу. Удовлетворенно кивнув, Дьяк вышел из тени и огляделся. Было довольно тихо, только из таверны доносились крики, смех и звуки расстроенных инструментов. Несколько одиноких прохожих торопливо проскользнули под фонарями, стараясь не попадаться никому на глаза. Несмотря на то что улицы патрулировались гвардейцами, ходить ночью было довольно опасно – грабители выходили на свой рискованный, но доходный промысел. Поэтому те, кому было что оберегать, обычно держали двух-трех телохранителей, вербуя их из наемников и прочих отчаянных ребят, которые в мирное время оказывались не у дел, а стало быть, на мели.
Дьяк поплотнее закутался в плащ и отправился знакомой дорогой в Квартал Наслаждений. Чем ближе он подходил, тем светлее и оживленней становилось вокруг: горели окна и разноцветные фонари, из домов и поминутно распахивающихся дверей слышались смех, ругань и пьяные крики. Изредка улицу перебегали полуодетые люди или переходили, пошатываясь, пьяные.
– Эй, приятель, не дашь монетку? – Какой-то пьяный оборванец, прислонившись к стене, устремил на Дьяка выцветшие глаза. Красные веки слезились, нижняя губа отвисла, обнажив ряд гнилых зубов. – Старому солдату на стаканчик вина. Проливавшему кровь за отечество, не щадившему живота своего.
– И в какой же войне ты участвовал? – поинтересовался Дьяк, останавливаясь.
– Во всех, – решительно ответил пьяный и, словно в подтверждение своих слов, изо всей силы тряхнул головой.
– А в последней? Может быть, ты слышал о битве при Комариных Топях?
– Нет, добрый человек, там я не был.
– Как ты меня назвал?
– Добрый человек, – повторил с готовностью попрошайка. – Ты ведь не откажешь бедняку в скромной милостыне? Я ведь не прошу многого. Столь блистательный господин не обеднеет, если подкинет старику пару медяков, а уж я, как водится, выпью за ваше здоровье со всем моим удовольствием.
– И в какой же компании ты научился пить? – спросил Дьяк.
– Компании? – переспросил пьяный, икнув. – Да с приятелями водился, а теперь и не знаю, где они. Кто помер, а кого сцапали стражники. Не знаю, – он развел руками. – Вроде украли они там что-то.
– Сколько тебе лет? – спросил Дьяк, вынимая из кармана монеты.
– Мне-то? Пятьдесят три года, – отозвался попрошайка с готовностью, протягивая к медякам сморщенные, красные от мороза руки. – Или около того, раньше я точно помнил, а теперь позабыл.
– Выпей хорошенько, – сказал Дьяк, пересыпая ему в ладони монеты. – Не скупись, ведь даровые деньги быстро расходятся.
– Конечно, господин, – легко согласился пьяный, зажимая медяки в кулаке. – Я сейчас же и пойду… ваше здоровье. Век буду помнить и богов молить, – его речь потеряла всякую связность, так не терпелось ему найти ближайший кабак.
– Забудь обо всем, напейся до беспамятства, – добавил Дьяк, отходя. – А потом завались куда-нибудь, где никто тебя не заметит, и сдохни наконец.
Попрошайка на какой-то миг поднял на него глаза, но потом снова забормотал слова благодарности.
Дьяк его уже не слушал. Он свернул в узкий переулок, затем прошел через арку и пересек небольшой внутренний дворик, очутившись перед трехэтажным зданием с затемненными плотными шторами окнами. Возле крыльца сидел дюжий охранник с дубинкой на коленях и задумчиво курил трубку. При виде Дьяка он поспешно поднялся на ноги и, слегка поклонившись, отворил тяжелую, окованную железом дверь.
– Рады видеть вас снова, господин, – сказал он негромко, принимая от Дьяка серебряную монету и ловко пряча ее в карман. – Давно вы не изволили к нам заходить. Три луны, пожалуй, будет?
– Я был далеко, – ответил Дьяк, заходя в натопленное помещение, обставленное с большим вкусом. На стенах висели шпалеры, изображавшие сцены из придворной жизни, а также портреты правителей Малдонии, прославленных рыцарей и некоторых придворных, известных своими заслугами перед государством. Выставленные в публичном доме, они выглядели, по меньшей мере, пикантно. Добротная дубовая мебель была обита темно-зеленым бархатом и украшена искусной резьбой. Паркетный пол, натертый до блеска, отражал покрытый росписью высокий потолок. Дьяк прошел на середину комнаты и огляделся. Повсюду теплились небольшие бронзовые жаровни, наполняя помещение таинственным и уютным полумраком.
Тяжелый занавес напротив входной двери всколыхнулся, и навстречу Дьяку выплыла высокая стройная женщина, одетая в просторное светло-серое платье с глубоким декольте. Открытую шею украшали нитки жемчуга, в ушах поблескивали серебряные серьги с опалами. Волнистые темные волосы аккуратно лежали вокруг головы, образуя подобие морской раковины – на такую прическу нужно было потратить не один час. Тонко очерченные губы, слегка подведенные глаза – все очень пристойно и никак не выдает в женщине хозяйку борделя.
Приветливо улыбнувшись, она проговорила:
– Снова к нам? Желаете как всегда?
– Да, Россина, – ответил Дьяк, протягивая ей небольшой кошелек. – Пятый номер?
– У вас прекрасная память, господин, – женщина слегка склонила голову. – Она как раз свободна. Желаете каких-нибудь напитков? Я сейчас же распоряжусь. Может быть, приготовить ванну?
– Да. Сегодня я очень устал.
– Глядя на вас, этого не скажешь, – заметила Россина, улыбнувшись.
– Пожалуйста, что-нибудь расслабляющее, – напомнил Дьяк, слегка поклонившись, давая таким образом понять, что оценил комплимент. – Возможно, немного масел и трав. Впрочем, вы и сами все прекрасно знаете.
– Благодарю, господин герцог, вы очень любезны. Я лично займусь этим. Можете быть уверены, все будет в лучшем виде. Вы не пожалеете, что решили провести этот вечер у нас.
– Мне и в голову не приходило сомневаться в вашем гостеприимстве. Столь очаровательная хозяйка не может разочаровывать.
Россина сделала реверанс и с улыбкой удалилась, а Дьяк отдал плащ охраннику и начал подниматься по широкой лестнице с резными перилами.
Адая завернулась в одеяло и села на постели. По обнаженным плечам скользнул холодный лунный свет и сразу же погас, оплетенный раскачивавшимися за окном деревьями. Женщина какое-то время пристально глядела на Дьяка, ее большие темные глаза казались влажно подрагивающими агатами.
Он стоял перед большим тазом с водой, опустив в нее кончики пальцев. Затем достал из сумки маленький мешочек, распустил шнурок и бросил две щепотки его содержимого в воду, которая тотчас же задрожала, стала чернеть, а затем внезапно прояснилась, показав заснеженную улицу, тускло горящие фонари и белые двускатные крыши. В толпе прохожих Дьяк разглядел фигурку в широкополой шляпе и длинном сером плаще, торопливо протискивающуюся к овальной арене, обнесенной низкой деревянной оградой, за которой бросались друг на друга лохматые огромные псы. Это, без сомнения, был один из кварталов четвертого яруса. Вероятно, Курад должен встретиться здесь с тем, кого обещал привести Дьяку. Если только он не зашел сюда просто сделать ставку.
– Что ты делаешь? – спросила Адая.
– Ничего интересного, – отозвался Дьяк через пару секунд. – Нужно кое-что проверить.
– Сейчас?
– Да, мне скоро нужно уходить.
Адая убрала от лица волосы и, склонив голову к плечу, некоторое время разглядывала Дьяка. Затем сказала негромко и с едва слышным вздохом:
– Нет в тебе любви. И страсти нет. Одна боль. И ненависть еще. Ими и любишь.
Дьяк смешал рукой изображение в воде.
– Мне нужно идти, – сказал он негромко. Но подошел не к двери, а к окну.
Снег падал тихо и медленно, крупными хлопьями. Ровно ложился, покрывая следы лошадей и людей пушистым белым саваном.
– Грустно, – сказала Адая, садясь перед зеркалом. Лицо ее было строгим и словно окаменевшим.
– Каждый день я чувствую печаль, – заговорил Дьяк, прижавшись лбом к холодному стеклу и следя за падением снежинок. – Проходят дни, годы, столетия, а я не знаю, зачем родился. Мне известен конец мира, его смертный час, но свое назначение непонятно. Неужели я появился только для того, чтобы участвовать в гонке Отцов?
– Почему тебя это так удивляет? – пожала плечами Адая. – Нечто подобное происходит каждый день, а быть может, и каждый час. Именно так рождаются люди.
– Знаю, – отмахнулся Дьяк. – Но ведь здесь проигравшие умирают. А я живу вечно.
– Возможно, тебе не следовало покидать свое царство?
– Пустоту? Но там я тоже не нашел бы ответа, – Дьяк медленно покачал головой. – Его можно отыскать только в Мире.
Адая встала и подошла к нему. Ласково погладив по руке, сказала:
– Такие, как ты, есть и здесь, среди обычных людей. Они тоже всегда что-то ищут, но не могут отыскать. У них строгие и печальные лица. Мы называем их «ильдары», вечные путники. Они проходят мимо и не возвращаются – словно снег, что никогда не ложится на землю дважды. Странники, потерявшие покой. Или никогда его не имевшие.
– Прощай, – сказал Дьяк, отстраняясь и идя к двери. – Моя нежность остается с тобой.
– Я знаю, – отозвалась Адая. – Когда ты снова придешь? Придешь? – добавила она поспешно.
– Через две или три луны, – ответил Дьяк, открывая дверь.
– Я люблю тебя, слышишь?! Знаю, для тебя это ничего не значит, но я хочу, чтобы ты помнил об этом.
– Ты ошибаешься! – Дьяк оглянулся. – Мне всегда приятно бывать здесь, с тобой. Я рассказал тебе о себе то, что знают очень немногие. Я верю тебе.
– Я не подведу, – девушка кивнула. – Буду молчать, как рыба.
– Хорошо.
– А знаешь, что говорят про комету, которая появится через восемнадцать дней? Что она очень красивая, но принесет людям несчастье. Ты в это веришь?
– Нет. А теперь прощай, мне пора.
Адая нерешительно подняла руку в прощальном жесте, но Дьяк не заметил его. Он отворил дверь, на короткий миг свет из коридора залил часть комнаты, а затем девушка снова погрузились в зимний полумрак.
Дьяк вышел во двор и направился по узенькой темной улочке на главную площадь Ялгаада. Снег кружился вокруг крупными хлопьями, таял на одежде, скрипел под ногами. Деревянные, обитые железом ставни были закрыты, но сквозь щели пробивался колеблющийся желтый свет – жители столицы жгли лучины или свечи – в зависимости от достатка.
Дьяк свернул на бульвар, в центре которого располагался ряд фонтанов, выполненных в виде фигур, изображавших отпрысков королевского рода. Бронзовые головы статуй казались седыми из-за покрывавшего их снега.
Несколько человек стояли у высокого раскидистого дерева и, казалось, возбужденно спорили. Затем двое из них выхватили кинжалы и бросились друг на друга. Остальные отступили и боязливо огляделись, опасаясь ночной стражи. Один из них заметил Дьяка и похлопал по плечу своего приятеля, привлекая его внимание к одинокому путнику. Они отделились и пошли навстречу высокому прохожему.
– Доброй ночи, господин, – обратился один из них к Дьяку. – Прекрасная погода, не правда ли?
– Истинно так, – ответил Дьяк, останавливаясь. – Ваши друзья что-то не поделили?
– Возможно, – сказавший это был приземист и коренаст, от него пахло вином и конским потом. Под темно-синим плащом можно было заметить очертания меча. – Мне кажется, я вас знаю.
– Неужели?
– Да и мне ваше лицо знакомо, – вмешался другой, жилистый блондин в черной широкополой шляпе и отороченном лисьим мехом плаще. – Уж не вы ли ограбили моего друга три дня назад возле набережной Серых Доков?
– Верно-верно! – подтвердил его спутник. – Это он! Я сразу понял, что где-то видел…
Он не успел договорить. Рука Дьяка, затянутая в кожаную перчатку, с быстротой молнии метнулась из-под плаща, и тонкое обоюдоострое лезвие кинжала пронзило горло незнакомца. Его товарищ отскочил проворно, как кошка, и крикнул, выхватывая из ножен короткий меч:
– Сюда!
Те, что следили за дракой, обернулись и, на ходу обнажая оружие, поспешили на помощь. Однако прежде, чем первый из них успел добежать до Дьяка, тот уже расправился со своим противником, пронзив его мечом. Теперь он остался один против пятерых – те, что бросились друг на друга с кинжалами, забыли ссору и присоединились к окружившим Дьяка товарищам.
– Кто вас послал? – спросил Дьяк тихо.
– Ты убил наших друзей, этого достаточно, – ответил один из его противников, одетый горожанином, что не помешало Дьяку узнать в нем воина.
– Я все равно узнаю, – предупредил Дьяк. – Вопрос лишь в том, кому из вас придется мне об этом рассказать.
В ответ двое бросились в атаку, нападая с разных сторон. В ладони у Дьяка лопнул крошечный сосуд, распространяя черный удушливый дым. Его противники закашлялись, протирая рукавами слезящиеся глаза. Меч Дьяка ударил одного из них под ребра, а другого – в живот. Оба упали, истекая кровью.
Оставшаяся троица отступила, изрыгая проклятья, однако в их голосах звучала не столько воинственность, сколько растерянность. Дьяк выступил из дымного облака, клинок в его руке холодно блестел, отражая лунный свет.
– Спрашиваю еще раз, – сказал Дьяк, наступая. – Кто вас послал?
– Бежим! – выдохнул один из противников, разворачиваясь спиной.
Но прежде, чем двое других последовали его примеру, Дьяк ударил одного мечом в горло, а другого обезоружил и сбил с ног.
– Придется тебе поговорить со мной, – сказал он ему, провожая взглядом убегавшего человека и стараясь запомнить его приметы. – Так кто вас нанял? Не вздумай юлить, иначе я отрублю тебе руки.
– Мы не знаем их, – заговорил поверженный противник, вытирая с лица снег. – Двое, одеты почти одинаково: зеленое платье, малиновые плащи. Капюшоны были опущены на лица, и говорил из них только один, да и тот прикрывал рот платком, так что мы не смогли бы узнать его даже по голосу.
– Когда они наняли вас? – поинтересовался Дьяк, держа меч так, что конец его лезвия покачивался перед лицом говорившего.
– Примерно час назад. Они подошли к нам на углу Яблоневой и Цветочной улиц и предложили по десять серебряных лун на каждого за выполнение одной работенки.
– Вы продешевили, – заметил Дьяк.
– Теперь я вижу это, господин, – отозвался убийца.
– Они заплатили вам сразу?
– Да, и ушли, но предупредили, что будут неподалеку, чтобы убедиться, что мы выполнили свою работу.
– Значит, сейчас они где-то здесь?
– Скорее всего.
Дьяк огляделся, но никого не заметил. Впрочем, вокруг было столько темных закоулков, что спрятаться не составляло никакого труда. Можно было, конечно, воспользоваться магией, но при свидетелях, пусть даже случайных, Дьяк старался этого не делать. В Малдонии колдовство было запрещено, и уличенного могли сжечь на костре. Конечно, он не боялся, но ему еще многое предстояло сделать в этом королевстве, и он не собирался компрометировать себя по пустякам. Что ж, пускай те, кто хочет его смерти, увидят, что справиться с ним не так-то легко.
– Ты знаешь, кто я? – спросил он у лежавшего подле его ног человека.
– Нет, господин, откуда? Когда тебе предлагают деньги за то, чтобы кого-нибудь пришить, ты не спрашиваешь имен.
– Меня зовут Хорг Дьяк.
– Великий Аргал! Железный Герцог?! – убийца был изумлен. – Но… что вы здесь…? Нет, простите мое любопытство, я умолкаю! Однако если бы я знал, что это вы… что эти подлые мошенники наняли нас, чтобы мы покусились на вашу светлость!.. Да я бы лично продырявил их, клянусь!
– Во всяком случае, у тебя был бы шанс остаться в живых, – отозвался Дьяк.
При этих словах его поверженный противник побледнел и беззвучно зашевелил губами, будто хотел что-то сказать, но голос изменил ему. Он только выставил вперед руки, словно хотел защититься от холодной стали, направленной ему в грудь.
Дьяк поднял меч, держа его острием вниз, и резким движением пригвоздил убийцу к земле. Тот захрипел, инстинктивно хватаясь сведенными агонией руками за лезвие, но Дьяк вырвал клинок и, обтерев о плащ убитого, убрал в ножны. Затем огляделся и широкими шагами отправился своей дорогой – к главной площади Ялгаада, где стоял дом главнокомандующего армии Малдонии Хорга Аригана Дьяка, прозванного в народе Железным Герцогом.
Когда Невин открыл глаза, было уже темно. С улицы доносились протяжные удары гонга, возвещавшего, что солнце село и ночь разлилась по улицам древнего города. Невин повернул голову и увидел, что Мелиссы рядом нет. Как странно: она с ним всего несколько сотен лет, а он уже отвык от одиночества.
Невин встал и принялся одеваться. Его мысли обратились к предстоящим событиям. Некоторое время он размышлял, какой ответ даст Оракул. Хорошо бы Кровавый запретил вампирам начинать наступательную войну, это дало бы Невину время собрать новую армию. В конце концов, ее ряды пополнить несложно, например, в Нордоре есть хорошие воины. Если их обратить, то Малдония не устоит. Правда, сделать это будет не так-то легко: нордорцев много, они будут отчаянно сражаться, да и в Нордор так просто не войдешь – даже ночью он прекрасно охраняется. Придется начинать войну и с ним, а это повлечет новые жертвы. Нет, определенно такой способ не стоит внимания. Но неважно. Он бы нашел средства подготовиться к походу против Малдонии, если бы ему дали время. В конце концов (Невин невольно усмехнулся этой мысли) можно было бы не обращать нордорцев, а нанять их. Казна Бальгона потянула бы подобные расходы, тем более что победа над Малдонией с лихвой покрыла бы любые затраты.
Невин не понимал, почему многие вампиры не хотят признать, что Бальгону необходимо восстановить силы после поражения на Комариных Топях, где пало множество прекрасных воинов. Носферату рвутся в бой, мечтая о возмездии, словно за прожитые века они так и не научились терпению.
Невин надеялся, что, в отличие от них, Молох понимает, что спешка может привести к очередному, на этот раз окончательному, разгрому, и не допустит скоропалительного похода. Впрочем, до конца оставалось не ясно, действительно ли Оракул передает волю Кровавого или выдает за нее свои собственные взгляды и желания. Если это так, то хорошо бы мнение пророка совпадало с чаяниями Невина.
Впрочем, в любом случае было понятно, что для Бальгона настали странные и тревожные времена. Люди побеждали, их сердца больше не сковывал страх перед мощью и бессмертием ночных воинов, они стремились уничтожить ненавистных противников и не щадили себя в кровавых битвах. Должно быть, поистине великий вождь вел их в сражения, и Невин чувствовал, что его следует опасаться. Он не может допустить победы Малдонии, это было бы позором для всех Призванных к служению Молоху.
Облачившись, Невин вышел из своих покоев и направился к тронному залу. По дороге он встретил дворцового распорядителя и велел ему отыскать Мелиссу и сказать ей, что шествие к Оракулу начнется через час. В это трудное время ему была особенно важна поддержка жены, пусть выражающаяся даже в простом присутствии.
В замке Брандеген полным ходом шло приготовление к торжеству. Когда стало известно, что Повелитель отправится в Вещую Башню, замок стал похож на муравейник – рабы и слуги метались по лестницам и коридорам, выполняя поручения своих Хозяев: Невина должна была сопровождать процессия, состоявшая из глав кланов и их приближенных.
Обращение к Оракулу – событие редкое и всегда связанное с важными государственными вопросами – должно было войти в историю Бальгона. Соответственно, его предстояло со всею аккуратностью вписать в Летопись, для чего Невин послал за Хранителем Ключей – своим приближенным, Астерием из клана Грингфельда.
Хранитель обладал необычной внешностью: высоким лбом, обтянутым бледной кожей, глубоко посаженными черными задумчивыми глазами, широкими крепкими скулами и величавой осанкой. Некогда он был ученым в Каргадане, но после Обращения пристрастился к военному искусству, которым владели практически все в Бальгоне, даже женщины. По этой причине, когда летописец появился в замке, неся под мышкой внушительный фолиант, переплетенный человеческой кожей и покрытый тиснеными письменами, на боку у него в богато украшенных самоцветами серебряных ножнах висел меч.
С ним явился и Мейстер, вырядившийся в шутовской колпак и пестрое трико, обтягивавшее его уродливый горб. На рукавах болтались золотые помпоны, на груди перекрещивались алая и зеленая атласные ленты, а на короткой шее сверкали массивные цепи с медальонами. Карлик всегда старался одеваться тем нелепее, чем торжественнее было предстоящее событие. Он неуклюже поклонился Невину, помахал рукой присутствующим и подковылял к трону.
– Вижу, сегодня намечается что-то выдающееся?! – проговорил он громким шепотом, задирая голову, чтобы видеть лицо Невинна. – Все суетятся, прихорашиваются. Не поверите, но, когда я шел сейчас сюда, по дороге мне попалась молодая вампирша, искавшая зеркало, чтобы поправить прическу. Вот умора! Пришлось мне напомнить этой дурехе, что она уже лет сто как не отражается. Впрочем, не знаю, сколько ей на самом деле.
– Признайся, Мейстер, что ты все это выдумал, – заметил Невин, улыбаясь. Он не чувствовал желания веселиться, но не хотел, чтобы кто-нибудь заметил, что он волнуется из-за предстоящего визита к Оракулу.
– Чистая правда! – воскликнул карлик, возмущенно отшатываясь и хватаясь рукой за сердце. – Как перед алтарем!
– Ну, хватит! – отмахнулся Невин. – Все знают, что для тебя клятвы – пустой звук.
– Истинные гении всегда обречены на непонимание современников, – заметил шут, делая значительную мину. – Чувствую, недалек тот день, когда на меня объявят гонения.
– Боюсь, ты слегка переоцениваешь собственное значение, – вмешался в разговор Астерий, стоявший неподалеку. – Незатейливые шуточки никогда еще не становились причиной притеснений. Особенно шутов.
– Лорд Хранитель! – Мейстер изумленно поднял брови. – Вы подкрались так тихо, что сделали бы честь любому ночному грабителю. Право, не будь вы при дворе, могли бы сделать неплохую карьеру.
– Ты все так же остер на язык, как и триста лет назад, – благодушно усмехнулся Астерий. – Но мне хотелось бы поговорить с нашим правителем с глазу на глаз, если ты не против.
– Я?! – карлик обиженно надулся. – Я вообще всегда «за». Особенно за разговоры с глазу на глаз. Вот видите, начинается! – шепнул он заговорщицки Невину, слезая со ступенек. – Сначала меня изгоняют от ваших ног, где мое законное место, а там уже не за горами публичное сожжение.
Когда карлик отошел на достаточное расстояние и привязался к стоявшему у дверей с несколькими слугами Первому Советнику Ванхорну, Астерий приблизился к Невину и, наклонившись к самому уху, сказал:
– Господин, вчера у меня пытались украсть Книгу.
– Что?! – Невин отшатнулся, едва сумев сдержать возглас. – Как?!
– Замок был поцарапан – его без сомнения пытались взломать. Признаться, я обеспокоен.
– Ты кого-нибудь подозреваешь?
– Увы, нет, – Астерий пожал плечами. – Такого не случалось никогда, и я ума не приложу, кому могла понадобиться Книга. Да и зачем? В ней нет ничего, не известного самому рядовому вампиру. Списки с нее имеются в каждом доме.
– Странно, – Невин побарабанил пальцами по подлокотнику. – И подозрительно. Во всяком случае, раз она кому-то нужна, нельзя допустить, чтобы этот кто-то ею завладел. Это может нанести вред, даже если мы еще не знаем, какой. После сегодняшней церемонии запри ее и выставь у дверей Хранилища стражников. У тебя есть надежные слуги?
– Разумеется, повелитель. Только им и можно доверять. Свободные вампиры не так хорошо контролируются, мы можем рассчитывать только на их верность, но не более.
Невин поморщился. Разговоры о лояльности подданных оставались для него больной темой.
– Не будем обсуждать всех, – сказал он твердо. – Нас интересует лишь тот, кто пытался проникнуть в Хранилище. Итак, ты меня понял? Поставь охранников и прикажи навесить новый замок. Нельзя позволить кому бы то ни было действовать у нас за спиной. – На самом деле Невин имел в виду свою спину.
– Будет исполнено, повелитель, – Астерий слегка поклонился. – Я займусь этим сразу же после церемонии.
Невин кивнул.
– Это все? – спросил он.
– Да, повелитель, простите, что прервал ваш разговор.
– Правильно сделал. Ничего важного откладывать нельзя. А болтовню Мейстера едва ли можно назвать разговором.
– Совершенно с вами согласен. Но порой он бывает забавен.
– У него было время потренироваться. Как-никак все его предки были шутами, да и сам он вот уже почти пять сотен лет пребывает в этой должности.
– Да, его обратил еще незабвенный Грингфельд.
– Забавно, – Невин усмехнулся. – У князя и шута – общий прародитель.
– Как можно сравнивать, повелитель?! Вы на восемь тысяч лет старше этого карлика!
– Знаю, Астерий. Я пошутил.
– Простите, – Хранитель поклонился.
– Ступай. И не забудь о том, что я тебе сказал. Береги ее, – Невин едва заметным движением указал на Книгу, которую Астерий держал под мышкой.
– Конечно, повелитель, я все понял, – отозвался Хранитель, отходя.
К Невину подошел дворцовый распорядитель и доложил, что княгиня Мелисса переодевается к торжеству и обещала быть не позже, чем через полчаса.
– Объяви сбор во дворе замка, – велел Невин. – В полночь мы должны начать шествие.
– Будет исполнено, – отозвался вампир с низким поклоном.
Невин встал и направился в покои Мелиссы. Ему хотелось обсудить с ней то, что рассказал Астерий. Попытка украсть Книгу сильно его обеспокоила: за ней могли стоять чьи-то далеко идущие планы. Несмотря на то что он говорил Хранителю об общеизвестности содержания Книги, оба прекрасно знали, что в фолианте есть места, написанные не на каратари, тайном языке вампиров, а на другом, неизвестном даже Астерию. Считалось, что их вписал в Книгу сам Молох, и многие Хранители, в том числе Астерий, не раз пытались подобрать к ним ключ, но прочесть их еще никому не удалось.
Дверь в покои Мелиссы была не заперта. Невин толкнул ее и вошел. Его жена стояла в центре комнаты, а три служанки помогали ей одеваться. Тяжелое белое платье, состоявшее из четырнадцати отдельных частей, сверкало тысячами разноцветных искр – алмазы, рубины и изумруды переливались в свете масляных светильников и казались каплями жидкого металла, плененного гением портного-ювелира. Невин с сожалением подумал о том, что на солнечном свету вся эта роскошь смотрелась бы еще великолепнее.
– Здравствуй, – сказала Мелисса, обернувшись, – я скоро буду готова. У нас ведь еще есть время?
– Да, не торопись, – Невин окинул взглядом служанок и вздохнул: было ясно, что без них Мелисса не сможет надеть платье, а значит, поговорить о Книге Молоха не удастся.
Невин посмотрел на жену и вспомнил ту ночь, когда впервые увидел ее. Роскошный особняк ее родителей, ажурные беседки, наполненные веселыми гостями; горбатые каменные мостики, переброшенные через каналы, и черная вода, трепетавшая на ветру, с плывущими по ней венками и лентами. В воздухе кружились осенние листья, черными мотыльками порхая вокруг факелов и рассыпаясь тлеющими угольками.
Она готовилась к свадьбе, стоя перед зеркалом, а вокруг нее суетились служанки, охала и причитала мать. Благословен будь тот, кто решил, что церемонию лучше провести ночью, одновременно с фейерверком в честь окончания осени – прекрасная традиция, благодаря которой Невин увидел Мелиссу, чья красота вмиг покорила его сердце!
Наполненный первым дыханием весны, ветер срывал с розовых кустов белые лепестки и гнал через сад, ронял в воду, оставлял на траве, и они кружились подобно ночным бабочкам, то появляясь, то исчезая в темноте.
За пятнадцать минут до полуночи все, за исключением Невина и Мелиссы, были в сборе и расположились во дворе замка Брандеген. Стояла глубокая ночь, и все звезды были видны необычайно отчетливо. Тонкий серп луны казался выточенным из сахара, и при его свете устремленные вверх башни Бальгона походили на скопище диких и фантастических зверей. Снег падал медленно и печально, устилая вымощенную плоскими булыжниками землю тонким белым покрывалом.
Мелиссу и Невина ожидали паланкины, возле которых стояли рабы, свита же должна была идти пешком. Зловещий силуэт Вещей Башни чернел на фоне темно-синего неба, из узких стрельчатых окон пробивался красный колеблющийся свет. Время от времени вампиры бросали в ее сторону исполненные благоговения взгляды. Оракул, вещавший от имени Молоха, всегда был особой фигурой в Бальгоне. Одни, наиболее дерзкие, подозревали его в мошенничестве, другие свято верили в истинность каждого его слова.
Когда Невин и Мелисса спустились во двор, вельможи склонили головы и подняли их только после того, как княжеская чета заняла место в роскошном паланкине из красного дерева, украшенного золотыми изображениями Кровавого Бога, и облаченные в белые одежды рабы подняли его, положив на могучие плечи выкрашенные красным и черным палки.
Зазвучала тихая музыка, сопровождающаяся прекрасным, но немного печальным женским пением – хор появился из ворот замка и занял место в конце процессии. Длинные, ниспадающие складками платья придавали движениям плавность, так что казалось, будто в потоках воздуха покачивается толпа призраков.
Колонна дрогнула и медленно двинулась вперед по заснеженным улицам, и там, где она проходила, на земле оставался черный след.
Так, в торжественном молчании, сопровождаемые пением хора, вампиры достигли Вещей Башни, возвышавшейся над Бальгоном подобно громадному маяку. Она была сложена из крупных черных камней, древняя, как сам Город Мертвых, покрытая несколькими рядами резных узоров и письменами, на которых осевший снег лежал бледным кружевом. Массивная железная дверь была открыта, из нее шел пар и лился оранжевый свет. Казалось, будто огромный дракон распахнул пасть и изрыгает огонь.
Рабы опустили паланкины, и Невин с Мелиссой сошли на землю. Процессия двинулась внутрь Башни, снаружи остался только хор, умолкнувший и хранивший почтительное молчание. Шелестели одежды, тихо бряцало оружие, скрипел под ногами снег. Вельможи один за другим исчезали в огнедышащих дверях, скрываясь в белых клубах пара.
Изнутри Башня казалась больше, чем снаружи. Прямо от входа начиналась широкая лестница, насчитывавшая три с половиной тысячи ступеней. Она вела на самый верх, в обитель Оракула.
Невин и Мелисса поднимались первыми, остальные шли следом.
Прежде чем Слуги Башни распахнули перед ними золотые, покрытые чеканкой, створки, прошло не меньше получаса. Зал, в который они попали, имел форму полусферы. В центре виднелся каменный бассейн. В нем бушевал огонь, а позади неистового пламени на широком обсидиановом троне восседал Оракул – высокий и величественный, одетый в пурпурную мантию, отороченную голубым мехом. У него были пронзительные глаза, цвет которых не мог бы определить никто из смертных или вампиров. На голове Оракула поблескивала узкая серебряная корона с рубином в центре. Руки с унизанными перстнями пальцами спокойно лежали на черных каменных подлокотниках.
Пока вампиры входили в зал, он сидел совершенно неподвижно, походя на каменное изваяние. Носферату располагались соответственно знатности. Каждому хотелось слышать все, что произнесет пророк.
– Я слушаю тебя, Невин арра Грингфельд, – заговорил Оракул, когда шум наконец стих. Его голос звучал тихо и отчетливо. – О чем ты хочешь спросить Великого Молоха? – При этих словах все пришедшие с Невином, и в том числе Мелисса, опустились на одно колено, устремив глаза в покрытый искуснейшей мозаикой пол.
Невин сделал два шага вперед и сказал:
– Малдония готовится идти войной на Бальгон. Ее армия победила нашу в последнем сражении. Есть опасность, что люди узнают, где расположен Город Мертвых. Что мне делать: ждать нападения или ударить первым? – Он не один час репетировал эту фразу, стремясь добиться предельной точности формулировки. Почему-то ему казалось, что Молох предпочитает краткие вопросы.
Оракул некоторое время оставался неподвижен, затем медленно поднялся с трона и неожиданно энергичным жестом простер руки к огненному бассейну. Его губы бесшумно зашевелились, и пламя вспыхнуло с еще большей силой, устремилось вверх, лизнув каменный потолок, а затем рассыпалось на тысячи искр. В колеблющемся воздухе остался висеть мираж: высокий замок, громоздящийся витыми ажурными башенками, устремленными в бездонную черную пустоту. Золотом горели тонкие шпили, искрились самоцветами купола, черепичные крыши переливались всеми цветами радуги, то вспыхивая подобно алмазам, то приобретая матовость перламутра или оникса. Все строение дышало неземной гармонией и соразмерностью и казалось очевидным, что возвести его было под силу только зодчему иного, куда более совершенного мира.
Затем изображение потускнело, задрожало, на его месте возникло другое, вначале расплывчатое и неясное, но вскоре приобретшее иллюзию реальности: белоснежный единорог со скоростью ветра несся по бескрайним просторам, у горизонта теряющимся в серебристой дымке и переходящим в бледно-серое, затянутое плотными кучевыми облаками небо.
Внезапно все исчезло, и место прекрасного видения заняла картина мрачного замка, ощерившегося многочисленными башнями. С неба крупными хлопьями сыпался снег, яростные порывы ветра поднимали с земли тучи колючего инея и бросали в неприступные зубчатые стены, слепые бойницы которых, казалось, источали древний, беспросветный ужас. Сам замок поддерживали на могучих плечах врытые по пояс в землю гигантские каменные атланты, и поэтому казалось, будто крепость парит над бескрайней мертвенно-белой пустыней.
По рядам вампиров пронесся благоговейный шепот узнавания.
– Келтебрун! – выдохнула Мелисса, не отводя глаз от легендарной обители Грингфельда, выстроенной, если верить преданиям, самим Молохом еще до Призвания вампиров и начала их Служения Кровавому Богу.
Молнии с треском пронзили мираж, и тот исчез, растаяв без следа. Напоенный колдовской силой воздух зримо заструился над огненным бассейном и потек искрящимся потоком в Оракула, заставив тело Эртанора забиться в конвульсиях. Казалось, тот терпит невыразимую муку – его глаза закатились, изо рта шла обильная розовая пена, пальцы свела судорога. Зрители замерли, не в силах оторваться от происходившего на их глазах Откровения.
Наконец все стихло, а помещение заполнил непонятно откуда появившийся голубоватый дым. В нем чувствовался запах муската, воска, можжевельника и сладко-приторный запах крови.
– Война неизбежна, – возвестил Оракул громовым голосом, от которого вздрогнул даже Невин, – и не имеет значения, кто ее развяжет. Таков ответ Великого Молоха. Удовольствуйся им, князь. – Эртанор тяжело опустился на трон и опустил голову.
Вампиры переглянулись, а затем разом зал наполнился гомоном и шепотом. Каждый спешил поделиться с соседом своим пониманием пророчества. Но все взгляды то и дело обращались к Невину, от которого зависело, как воспользуются носферату услышанным.
Бассейн успокоился, огонь едва виднелся над его краем. Оранжевые искры лениво сыпались на пол бесшумным дождем, исчезая еще в полете. Невин церемонно поклонился Оракулу и спустился из ложи. Его свита поднялась и почтительно расступилась. Повелитель Бальгона с женой вышли из зала на лестницу, и остальные молча последовали за ними, склонив головы и все еще находясь под властью увиденного и услышанного. Они искали глазами своего повелителя, ждали знака, по которому можно было бы догадаться, как истолковал слова Молоха князь.
Когда последний из вельмож покинул Обитель, золотые двери закрылись за ним и щелкнули невидимые засовы.
– Теперь дело за Варданом, – процедил Невин сквозь зубы так, что его могла слышать только Мелисса. – Эртанор дал ответ, который позволяет объявить войну. Валентин уцепится за этот шанс, чтобы продемонстрировать свое влияние. Сомневающиеся в могуществе его клана получат отменное представление.
– Почему бы тебе самому не объявить войну? – спросила Мелисса так же тихо. – Тогда ему не о чем будет спорить.
– За что бы я ни высказался, Валентин будет против.
– Так позволь ему говорить первым.
Невин взглянул на жену, еще раз удивляясь тому, насколько она умна. Пожалуй, Мелисса всегда была его самым лучшим советником. Действительно, пускай Валентин скажет, что требует войны, и тогда он, Невин, поддержит его. В конце концов, раз войны не избежать, не все ли равно, кто ее развяжет. Он усмехнулся, почти удовлетворенный.
– Я рад, что повстречал тебя, – сказал он Мелиссе, помогая ей сесть в паланкин. – С тех пор жизнь приобрела для меня особенный смысл.
– Я тоже, – шепнула Мелисса, улыбнувшись. – Быть носферату гораздо лучше, чем женой человека. Я очень благодарна тебе за то, что ты обратил меня. – Она улыбнулась и добавила, положив руку ему на плечо: – Мой князь.
Следующей ночью Невин объявил, что собирает Вардан. Когда наиболее древние и прославленные Хозяева явились в замок Брандеген и выразили готовность принять участие в Большом Совете, он велел им через час собраться в Южной Башне, самой большой и высокой в городе. Все с поклонами вышли, задержался только Валентин – председатель Вардана, вампир из клана Владислава, оставшийся недовольный тем, что трон Бальгона занял Невин, а не он.
Остановившись в дверях, он обернулся и сказал:
– Мой повелитель, не предупредишь ли ты меня, о каком предмете пойдет речь на Большом Совете, чтобы я мог подготовить речь и лучше служить тебе?
– А разве сам ты не догадываешься? – притворно удивился Невин. – Ведь ты был вместе со всеми у Оракула.
– Неужели слова Молоха были не ясны тебе, о мудрейший? И тебе нужна наша помощь, чтобы понять их смысл? – Валентин говорил нарочито почтительным тоном, чтобы компенсировать дерзость вопроса.
– Полагаю, то, что мы слышали в Вещей Башне, может быть истолковано однозначно. Войне быть! Теперь пришло время решить, кто ее начнет: мы или люди. Полагаю, ввиду неизбежности столкновения наших государств, не имеет смысла тянуть с Варданом.
– Князь хочет начать войну с Малдонией? – спросил Валентин, и Невин заметил, как он напрягся.
– Я хочу вынести этот вопрос на обсуждение Большого Совета, – сказал Невин, чуть нахмурившись, чтобы Валентин решил, будто он колеблется.
– Я понимаю, повелитель, – вампир поклонился. – Позволишь ли ты мне до назначенного часа присоединиться к остальным?
– Разумеется, – ответил Невин, легким взмахом руки отпуская Валентина.
Тот, еще раз поклонившись, вышел. Двое слуг, появившихся словно из ниоткуда, тотчас закрыли за ним тяжелую бронзовую дверь.
Зал, предназначенный для Большого Совета и располагавшийся в Южной Башне замка Брандеген, имел круглую форму. Плоский, покрытый письменами древнего вампирского языка, потолок поддерживала анфилада стройных, украшенных искусным барельефом колонн, вырезанных сотни лет назад из обсидиана первыми рабами Грингфельда. Мозаичный пол, сложенный из кусочков кровавика и нефрита, представлял собой причудливый узор, в центре которого можно было разглядеть силуэт нетопыря с расправленными крыльями. Со стороны головы располагалось высокое каменное кресло, украшенное крупными изумрудами и предназначенное для председателя Вардана, чью должность занимал Валентин арра Владислав. Оно стояло напротив входа, дверь которого была сделана из меди и покрыта чеканкой, а также украшена различными драгоценными камнями. Над ней располагалась ложа для Князя и его жены, она была ярко освещена рядом масляных светильников – так же, как и весь зал.
По правое крыло нетопыря амфитеатром поднимались почти до середины стены места для членов Совета, а по левое – для их личных телохранителей. И мужчины, и женщины имели равные права при обсуждении и голосовании, нужно было только быть Хозяином или высокопоставленным Слугой, как, например, погибший Владемир из клана Ванхорна.
Невин и Мелисса появились в ложе, когда все были в сборе, а Валентин занял свое кресло председателя. Вампиры поднялись и общим поклоном приветствовали повелителей Бальгона. Невин знаком разрешил всем занять свои места и, когда шелест одежд стих, заговорил:
– Нам известно, что Малдония копит силы, чтобы уничтожить нас. Новый военачальник, появившийся неизвестно откуда, уже одержал одну победу в битве, когда погиб один из наших великих воинов, Владемир арра Ванхорн, – Невин сделал скорбную паузу, и все присутствующее, кроме Валентина, на несколько секунд склонили головы. – Многие из вас были вместе со мной у Оракула и слышали его слова. Война неизбежна. Нет сомнений в том, что мы одолеем армию Малдонии, но необходимо решить: будем ли мы ждать, пока людям станет известно месторасположение Бальгона – а мы узнали, что они прилагают к этому все усилия, – или же нападем первыми и уничтожим Ялгаад, Венст, а вместе с ними и другие города. – Невин помолчал. – Это предстоит решить вам сегодня. Да здравствует Великий Молох, Дарующий Жизнь! – закончил он речь традиционной фразой и опустился в кресло рядом с Мелиссой.
Хор голосов оглушительно повторил:
– Да здравствует Великий Молох, Дарующий Жизнь!
После этого просили слова и поднимались вампиры. Старые и молодые, Хозяева и Слуги – все они приводили доводы за начало войны с Малдонией, лишь некоторые выражали сомнение в необходимости выступать против нее немедленно, предлагали накопить силы, и тогда Невин чувствовал, как с тревогой ищут его взгляда глаза Валентина. Поэтому владыка Бальгона смотрел перед собой, не меняя выражения лица, делавшегося от этого похожим на маску.
– Позвольте и мне сказать! – раздался тоненький голосок, и вслед за тем со своего места поднялся Мейстер, по-прежнему одетый в свой шутовской наряд, но с серьезной миной на лице. По залу пронесся тихий смешок, но карлик, словно не заметив его, принял важную позу и обвел присутствующих взглядом.
– Говори, Мейстер арра Грингфельд, – проговорил Валентин, кивнув. – Но не забывай, что ты на Вардане. Здесь мы не нуждаемся в твоих шутках.
При этих словах Невин внутренне усмехнулся. Председатель намекал на то, что князь Бальгона проводит время в развлечениях, тогда как обстоятельства требуют решительных действий. Что ж, придет время, и он рассчитается с этим выскочкой. Но не сейчас.
– Я знаю, где нахожусь, – отозвался карлик, не удостаивая Валентина взглядом. – И буду говорить как член Вардана. – Он обвел присутствующих взглядом. – Мы долго терпели наглость людишек, которые смели мешать нам идти путем Служения. Они жалели свои никчемные жизни, хотя прекрасно знали, что нам необходима их кровь, чтобы жить. Мы не требовали многого, не резали по ночам путников словно разбойники, а брали только необходимое.
Но смогли ли они оценить нашу доброту, нашу щедрость? Нет, эти грязные животные презрели нас, бессмертных слуг бога, рядом с которыми они не достойны даже умирать, не то что жить!
И я призываю вас, братья мои, не спускать им их наглости. Настало время достойного и справедливого возмездия! Обнажим мечи и ринемся к стенам Ялгаада, сокрушим их и покажем стаду этих упрямых баранов, кто здесь хозяин! – Мейстер низко поклонился и сел.
Несмотря на полнейшую абсурдность речи, шут сорвал гром аплодисментов. Многие хлопали с улыбками, но, несмотря на это, согласно кивали. После Мейстера никто больше не изъявил желания выступить.
Тогда поднялся Валентин. Какое-то мгновение он стоял молча, словно раздумывая. Невин понимал, что его негласный противник озадачен тем, что не знает, какой позиции придерживается князь. Наверняка он еще и раздражен, однако этого Валентин никогда не покажет.
– Слова нашего Повелителя, – председатель почтительно поклонился княжеской ложе, – которыми он начал собрание, поистине справедливы. Война неизбежна, и мы должны решить, кто ее развяжет. Конечно, можно было бы подождать и собрать новую армию, обратив несколько сотен людей и сделав из них наших соратников, но… – Валентин поднял палец и выдержал паузу. – Можем ли мы допустить, чтобы людям стало известно местоположение Бальгона? Не лучше ли будет уничтожить их прежде, чем их попытки, о которых также упомянул Повелитель, увенчаются успехом? Даже если допустить, что такое возможно, – добавил Валентин с презрением, адресованным то ли людям, то ли Невину, предположившему, что Город Мертвых может появиться на карте. – Итак, предлагаю голосовать. Кто за то, чтобы ждать, пока армия Малдонии подойдет к стенам города?
Ни одна рука не поднялась. Вампиры слишком хорошо помнили позор недавнего поражения и мечтали о мести. Невин поджал губы и отодвинулся в тень, чтобы скрыть выражение своего лица от глаз Валентина, забывая, что носферату не нужен свет, чтобы видеть.
– Кто за то, чтобы атаковать Ялгаад и сровнять его с землей? – возгласил председатель.
Волна шелеста прокатилась по залу – все руки взметнулись вверх.
– Единогласно! – Валентин поклонился Невину, однако его лицо выражало сомнение и недовольство – от носа к губам пролегли складки, брови были слегка сдвинуты. Он не смог удержаться и скрыть разочарование от неудавшейся демонстрации своего влияния. Затем председатель вернулся на свое место и выжидающе уставился на ложу. В его глазах светился неподдельный интерес – он ждал реакции князя на результаты голосования.
Поднявшись на ноги, Невин приблизился к барьеру и обвел взглядом присутствующих.
– Я верю, что вы приняли верное решение, – проговорил он бесцветным голосом. – И в ближайшем времени мы атакуем Ялгаад. Однако есть еще один вопрос, который нам следует сегодня обсудить. Как вам известно, Владемир, до сих пор командовавший армией Бальгона, пал от руки нового полководца Малдонии. – Скорбный и гневный шепот пронесся по залу, но Невин, сделав на мгновение паузу, продолжал: – И поэтому необходимо выбрать нового героя, который поведет нас к победе. В соответствии с древним обычаем я предлагаю турнир, – с этими словами он сел.
Валентин поднялся и вышел на середину. Он не собирался спорить – эта партия уже была сдана, а отыгрываться в мелочах не входило в привычки председателя, – поэтому просто предложил проголосовать вначале тем, кто поддерживал предложение князя, а затем тем, кто был против. Идея турнира была принята единогласно.
– Теперь нужно назначить Устроителей, – провозгласил Валентин. – Предлагаю Веденея арра Лергус и Горимира из клана Владислава. – Оба кандидата, как было известно Невину, поддерживали Валентина и неприязненно относились к новому князю Города Мертвых.
Тем не менее, с разным количественным перевесом голосов, претенденты были избраны.
– Не предложит ли Повелитель своих двух Устроителей? – обратился Валентин к Невину, следуя традиции.
– Дамир арра Ванхорн и Борислав из клана Майрено, – ответил Невин.
Он него не укрылось, как дернулся уголок рта у председателя – то ли насмешливо, то ли раздраженно.
Кандидаты Невина также были избраны. После этого оставалось еще выбрать место и время для турнира. Их должны были предложить Устроители. Кто-то назвал Большую Королевскую Арену, на которой недавно прошло выступление Мелиссы с пантерами, другие отстаивали различные ристалища и горные плато. После некоторых трений остановились на том, что биться следует в полумиле от Бальгона, в Колизее Смерти, через два дня.
Невин закрыл Совет, поручив Дамиру, начальнику гарнизона, заняться снаряжением войска, пока не будет известен новый полководец. После этого они с Мелиссой покинули Южную башню. За их спинами поднялся гомон, выкрикивали имена претендентов на должность главнокомандующего, тут же спорили, проклинали людей, и в особенности убийцу Владемира, Железного Герцога.
– Ты победил, – сказала Невину Мелисса, когда они в сопровождении телохранителей шли по коридорам.
– Да, – ответил он. – Похоже, что так.
– Вардан принял не то решение, которое ты хотел, но Валентин не смог выступить против тебя. Он бы ратовал за объявление войны, и его предложение прошло бы – ты ведь видел, проголосовали все.
– Да, ты права. В любом случае нам придется сойтись с рыцарями Малдонии. Может быть, даже лучше, если это произойдет не у стен Бальгона.
– Как ты думаешь, кто станет полководцем?
– Надеюсь, что Дамир. Он верен мне.
– Прежде всего он верен Ванхорну, не забывай об этом.
– А Ванхорн – мой Первый Советник, – отозвался Невин. – Он никогда еще не подводил меня. Кроме того, его клан всегда имел общие интересы с нашим.
– Я доверяю ему, но никогда не следует терять бдительности. Грингфельд мертв, и теперь оставшиеся Прародители могут начать борьбу за первенство. По-твоему, Валентин будет участвовать в турнире?
– Непременно. Он ни за что не упустит шанс встать во главе армии Бальгона.
Мелисса взглянула украдкой на Невина, и ей показалось, что в его усмешке сквозила горечь. Найдя руку мужа, она крепко сжала ее, и тот ответил ей благодарным и любящим взглядом.
Стражники тихо переговаривались, прислонив алебарды к стене. Тяжелое оружие было бесполезно в узком коридоре и представляло скорее атрибут. А вот полуторные мечи, пристегнутые к поясам, действительно были смертельным оружием, особенно в руках опытных воинов, каковыми являлись Слуги Астерия.
Они расположились перед окованной железными полосами дверью, запертой на два массивных замка: один встроенный, а другой навесной, поставленный всего пару часов назад. У вампиров был строгий приказ никого не подпускать к Хранилищу и не позволять кому-либо ходить по коридору. Даже рабам было велено обходить это место по другому этажу.
– Ты не знаешь, что случилось? – спросил один охранник другого, перебирая в руках страницы тоненькой книжицы в синем кожаном переплете. – Из-за чего сыр-бор?
– Точно не скажу, но думаю, кто-то пытался влезть в Хранилище, – отозвался второй, лениво наблюдавший за действиями напарника. – Видишь, даже новый замок поставили.
– Думаешь, поэтому? Странно, там же, кроме Книги, ничего нет.
– Ну, так верно, за ней и лезли.
– А кому она нужна? – Стражник пожал плечами и провел ладонью по развороту, где были изображены кометы различных форм и размеров. – У меня дома лежит список, и у тебя наверняка тоже.
– Оно, конечно, так, да только ведь не зря же ее всегда охраняли. Значит, есть в ней чего-то… эдакое.
– Да просто старая книга, – пожал плечами напарник. – Думаю, кто-то перестарался. И наверняка наш старик Астерий. Не иначе как ему хочется придать своей должности побольше значительности, вот и придумывает всякое.
– Ладно, не наше это дело. Скажи-ка лучше, что это за книжонку ты там листаешь?
– А, это… Так, один трактат о кометах. Ты же слышал, что через пару дней над нашими головами…
– Надеюсь, ты в это не веришь? – перебил его напарник, рассмеявшись.
– Во что именно? В то, что она прилетит?
– Нет, это-то понятно. Я сам видел уже парочку этих красавиц, так что и в этот раз наверняка все будет. А спрашиваю я про всю ту чушь, которую городят насчет несчастий, символов и знамений, которые будто бы предвещают появление этой кометы.
– Нет, не верю, – отозвался стражник, рассматривая эстампы. – Я видел одну двести лет назад, и ничего особенного тогда не случилось. По крайней мере, нас никакие несчастья не коснулись. Да и что может сделаться с теми, кто уже мертв?
Они рассмеялись.
– А вот почитать о них довольно интересно, – продолжал охранник, показывая своему приятелю незамысловатые рисунки, которыми был снабжен трактат. – Гляди, один астролог составил классификацию комет по форме их хвостов.
– Ну-ка, ну-ка! «Лисица», «Пума», «Катана». Ха-ха, спорю, этот парень даже не видел столько комет, сколько здесь нарисовал.
– Еще бы! Но какое воображение!
– Брось ты эту книжку. В ней одни только досужие вымыслы.
– Уж больно скучно стоять.
– Давай перекинемся в кости, – предложил охранник, доставая из-за пазухи кубики.
– С ума сошел? Если Астерий нас застукает, придется дежурить на Дозорных Башнях, а я только неделю назад сменился. И скажу тебе: лучше скучать здесь, чем там.
– Твоя правда. – Его напарник с видимым сожалением убрал кости.
– Эй, смотри! – первый охранник захлопнул книжку и показал рукой в конец коридора.
– Что это?
– Не знаю. Похоже на чью-то тень. Должно быть, раб.
– Ясно, что раб, мы-то теней не отбрасываем. Эй, ты! Здесь ходить запрещено. Поднимайся этажом выше.
– Оглох, что ли? – Один из стражников положил руку на эфес меча. – Дважды предупреждать не стану.
– Идет сюда, – заметил другой, обнажая оружие. – Сейчас позабавимся.
– Постой. Может, его послали к нам.
– Какая разница? Мы на посту и не подчиняемся ничьим приказам, кроме Астерия.
– Верно. Чего же ему тогда надо?
– Сейчас выясним.
Тень приближалась, маленькая и уродливая, но никого живого видно не было. Тьма дрожала на стенах, стелилась по полу, и в коридоре даже раздавались шаги, но охранники никого не видели.
– Проклятье! – выругался один из них, тоже обнажая меч. – Похоже, не зря нас сюда поставили. Бей тревогу!
Его напарник кивнул и вынул из-за пазухи короткий посеребренный рожок, но прежде, чем успел поднести его к губам, из пустоты вылетел кинжал и впился охраннику в горло.
– Что за шутки! – воскликнул он, выдергивая клинок. – Кто ты такой?! Покажись!
Тень была уже рядом. Стражники сделали по выпаду, но мечи лишь рассекли пустой воздух. Тотчас одному из них что-то обожгло ногу, а затем пронзило бок. С криком охранник упал на одно колено, и его напарник с ужасом увидел, как голова приятеля отделилась от шеи и, упав на пол, покатилась к стене. Секунду стояла тишина, а потом с мокрым хрустом невидимый меч перерубил позвонки второго стражника, и тот рухнул, истекая темной кровью. Воздух быстро наполнялся запахом тления, плоть двух обезглавленных тел стремительно разлагалась, в то время как тень облепила дверь. Висячий замок дернулся и начал раскачиваться. Послышались скрежет и щелчки, через минуту он открылся и, отделившись от щеколды, медленно опустился на пол.
Вскоре и другой, встроенный, замок поддался натиску невидимого взломщика, и дверь в Хранилище распахнулась. Тень скользнула внутрь, но спустя всего несколько секунд появилась вновь и, прикрыв дверь, устремилась по коридору прочь, издавая тихие дробные звуки шагов.
Ночью крики наполняют Старый Город, как его называют многие жители, – четвертый ярус Ялгаада, столицы Малдонии. Убийцы, воры, проститутки и сутенеры, контрабандисты и множество мелких шаек – все выходят на улицы для промысла или чтобы выяснить отношения. Стража, хоть и патрулирует улицы, старается держаться от опасных мест подальше, ей еще предстоит хоронить утром тех, кому не повезет и от чьих тел не сочтут нужным избавиться.
Каналы и пруды хранят тайны многих преступлений, равно как и скелетов, орудий убийств и припрятанных до времени кладов. Некоторые отчаянные головы отправляются на поиски сокровищ, берут лодки и под покровом утреннего тумана ныряют, стараясь добраться до дна и разжиться воровскими схоронами, но редко кому сопутствует удача. Да и опасное это занятие: хозяева клада могут разыскать добытчика и расквитаться, а мало кому охота занять место поднятого со дна реки сундука.
Но, несмотря на таящиеся за каждым углом опасности, Дьяк бесстрашно пересек четвертый ярус, поднялся на третий, миновал второй и оказался на первом. На все это ушло около двух часов, из чего можно сделать вывод, сколь велик Ялгаад. На то, чтобы обойти обычный город Синешанны, у человека, как правило, уходит не более часа.
Миновав вытянувшуюся при виде него стражу, Дьяк вошел в подъезд своего дома, по всем признакам гораздо более походившего на крепость: высокие толстые стены с узкими бойницами, массивные, окованные железом двери, смотровая башня на восточном углу.
Здесь же находилось три десятка воинов – личных телохранителей Дьяка, испытанных в бою и слепо преданных своему кумиру, победителю армии ненавистного Ристогона и самого Владемира, чье имя давно вошло в самые страшные легенды. Большинство из них обучалось военному искусству с ранних лет, других заметил в бою и отобрал сам Дьяк. Почти каждый день четверо его приближенных, чьи лица всегда скрывали тонкие полотняные маски, что многих наводило на мысль о том, что они принадлежали к ордену наемных убийц, тренировали гвардию герцога, обучая невиданным прежде в Малдонии приемам, так что уже через два месяца любой его солдат-телохранитель мог по праву считаться одним из лучших бойцов страны.
Сбросив тяжелый, подбитый куньим мехом плащ, на лету подхваченный камердинером, Дьяк взбежал по лестнице в свои покои и, не разоблачаясь, позвонил в серебряный колокольчик. Тотчас же явился слуга и почтительно согнулся, ожидая приказаний.
– Ужин и две бутылки вина, – распорядился Дьяк, располагаясь у камина.
Молча поклонившись, слуга вышел, притворив за собой дверь. Герцог не любил лишних разговоров и избыточных знаков почтения, считая это напрасной тратой времени, и приучил своих домашних к простоте обращения и тишине. Благодаря этому в замке редко раздавались чьи-либо голоса, и почти всегда они свидетельствовали о том, что случилось нечто важное или непредвиденное.
Дрова весело потрескивали, пламя освещало заваленную свитками и картами комнату. Повсюду виднелись книги, большая часть – в изрядно потрепанных временем кожаных переплетах с богатым золотым тиснением. Некоторые из них Дьяк привез с собой, другие приобрел в Ялгааде у книготорговцев, зачастую не представлявших истинной стоимости выставленных на продажу томов.
На полу и столах рядами стояли бронзовые и железные канделябры с оплавившимися почти до основания толстыми белыми и желтыми свечами, что свидетельствовало о привычке хозяина дома засиживаться допоздна.
Тихо скрипнула дверь.
– Простите, что беспокою вас, господин, – голос камердинера заставил Дьяка поднять глаза, – но к вам посетители. Очень высокопоставленные лица, насколько я могу судить.
– Ты их знаешь?
– Они одеты в длинные плащи, а лица прикрыты капюшонами, поэтому я не мог бы узнать их, даже если бы захотел. Но можете мне верить, это не простолюдины.
– Стража пропустила их?
– Да, все они показали грамоты.
– Вот как? Тогда к чему такая скрытность? – Дьяк поднялся на ноги и несколько раз прошелся по комнате, обдумывая новость. Странный ночной визит. Очевидно, случилось нечто важное, однако это не объясняло стремления скрыть свои имена. Что, если под видом посвященных в его дом проникли завладевшие пропусками убийцы? Дьяк усмехнулся тому, что у кого-то может всерьез возникнуть мысль попытаться расправиться с ним. Для осуществления столь дерзкого плана необходимо было обладать по крайней мере недюжинным колдовским могуществом, и то у напавшего не было бы шансов уцелеть. Остановившись в центре комнаты, он сказал: – Вот что, Диодор, распорядись, чтобы… Кстати, сколько их?
– Пятеро, господин.
– Чтобы десять воинов дежурили в соседней комнате. Если услышат шум, пусть идут сюда, но только в этом случае. Проследи за этим. И вообще оставайся с ними. Смотри, чтобы они не переусердствовали. Я не хочу, чтобы они выскочили из засады в неподходящий момент, а потом весь город говорил, будто я дрожу от страха при каждом шорохе и даже дома окружаю себя кучей телохранителей.
– Никто не посмел бы сказать такого, мой господин.
– Ты понял, что я имею в виду. Попридержи их.
– Все будет исполнено, господин, – камердинер поклонился. – Так мне позвать этих людей?
– Не раньше, чем воины займут свои места.
– Слушаюсь.
Через несколько минут дверь отворилась, и в комнату один за другим вошли одетые в черное люди. Снег на их плечах и капюшонах растаял, и гостей окутывало легкое облачко пара.
– Чему обязан столь позднему визиту, господа? – осведомился Дьяк, стоя за креслом и положив на его изогнутую спинку большие жилистые руки, привыкшие владеть мечом и любым другим оружием, известным в подлунном мире. Таким образом, между ним и таинственными посетителями оставалась какая-никакая, но преграда. Во всяком случае, при необходимости Дьяк сумел бы ею воспользоваться.
– Нас никто не слышит? – приглушенно отозвался один из вошедших, делая шаг вперед.
– Только я, – уверил его Дьяк.
Тогда говоривший поднял руки и откинул капюшон. Дьяк увидел, что у него длинное худое лицо сорокалетнего мужчины, темные с проседью волосы и внимательные серые глаза. Правое веко едва заметно подергивалось.
– Лорд Виль! – воскликнул Дьяк, почувствовав, как внутреннее напряжение приготовившегося к прыжку зверя спало. – Вот так встреча! Какой сюрприз! Но к чему столько таинственности и предосторожностей? Вы всегда желанный гость в моем доме.
– На то есть причины, герцог, – отозвался Первый Советник Короля.
– А кто ваши спутники? – спросил Дьяк.
– Мои друзья и единомышленники. Мы явились сюда, чтобы сделать вам одно заманчивое, как нам думается, предложение. Но вы уверены, что никто нас не слышит? Я хочу сказать: ни одна живая душа? – Лорд Виль нервно огляделся по сторонам.
– Разумеется. Но, может быть, сначала вина или ужин? – перебил его Дьяк с самым учтивым видом, на который была способна его огромная фигура. – Я прикажу подать сюда, если угодно.
– Ни в коем случае! – воскликнул Советник. – Никто, кроме вас, не должен знать, что мы были здесь сегодня.
– Хорошо, – согласился Дьяк. – Но если вас беспокоят слуги, то они не болтливы. Кроме того, можно устроить все так, что о вашем присутствии…
– Не нужно! – прервал его лорд Виль, подняв руку. – Мы не голодны.
Дьяк мгновение помолчал, внимательно изучая лицо Советника, потом кивнул:
– В таком случае к делу. Я вас слушаю, – жестом он предложил гостям садиться.
Когда посетители расположились в креслах, лорд Виль заговорил, тщательно взвешивая каждое слово:
– Как вам известно, я и мои друзья занимаем весьма высокие посты в государстве. Мы искренне любим нашу страну и желаем ей всяческих благ и процветания. Однако Город Мертвых, сколько помнят летописи Малдонии, всегда угрожал нашему спокойствию. Никто не мог одолеть армию вампиров, пока не появились вы и не стали главнокомандующим. Один Аргал знает, как вам это удалось, но речь о другом. Наш король, Мирон, слаб. Он не может править государством и держится на троне только благодаря древности своего рода и славе предков. Его сын Мархак, наследный принц, возможно, сумел бы снискать для Малдонии славу, но его отец еще не так стар, чтобы можно было надеяться на то, что он вскоре передаст власть наследнику. – Лорд Виль сделал многозначительную паузу, а затем продолжил: – Тем не менее существуют люди, в чьих жилах течет кровь достаточно древняя, чтобы народ признал их притязания на трон законными. Сейчас ни к чему называть их имена, – добавил он поспешно.
– И чего же вы хотите от меня? – спросил Дьяк, видя, что лорд Виль замолчал и смотрит на него с ожиданием.
Советник откашлялся:
– В данный период времени вы – герой Малдонии, победитель армии вампиров. Солдаты преданы вам так же, как и простой народ. Более того, лучшие вельможи и рыцари королевства пойдут за вами на край света. Этими настроениями можно воспользоваться во славу Малдонии. Я подчеркиваю, что нами руководят не личные интересы, а исключительно желание послужить на благо своей страны.
– Ближе к делу, – попросил Дьяк. Он уже понимал, к чему клонит Первый Советник, но предпочитал в подобных вопросах ясность, ибо она всегда позволяла в дальнейшем при необходимости скомпрометировать собеседника. Тот факт, что негласными свидетелями разговора были камердинер и телохранители, его не смущал: первому он безоговорочно доверял, а вторые были ему бесконечно преданы.
Веко лорда Виля задергалось сильнее. Аристократ не смог удержаться, чтобы не прижать его пальцем, но тут же отдернул руку. В течение нескольких секунд на его лице отражалась мучительная борьба.
– Чтобы вы при поддержке армии посадили на трон того, кого мы вам укажем, – сказал он наконец.
На пару мгновений повисло тяжелое молчание. Лорд Виль в упор смотрел на Дьяка, который стоял с делано равнодушным видом.
– А зачем мне это? – спросил он наконец, медленно выговаривая слова. Черные, глубоко посаженные глаза остановились на лице лорда.
– Вы будете вознаграждены, – ответил лорд Виль, судорожно сглотнув. – И очень щедро.
Дьяк пожал плечами.
– Пожалуй, слишком туманное обещание, – заметил он. – Должен предупредить, я не беден.
Он знал, что такой ответ ободрит его собеседника, ведь в нем не содержалось отказа. Так и случилось.
– Когда нужный нам человек займет трон, – сказал Советник, – вы станете не только главнокомандующим, но и государственным казначеем. Понимаете, какие выгоды сулит эта должность?
– Прекрасно понимаю, – отозвался Дьяк. – Но ответьте, что помешает мне самому занять престол?
Лорд Виль вздрогнул, а его спутники беспокойно зашуршали плащами, однако не произнесли ни слова.
– Народ не допустит этого, – ответил Виль после непродолжительной паузы. – И армия в том числе. Никто, кроме потомков древних родов, не может править Малдонией. Рыцари отвернутся от вас, если вы попытаетесь захватить власть. Не забывайте, что, несмотря ни на что, вы чужак.
Дьяк усмехнулся.
– Вижу, вы все продумали, – сказал он. – Кроме, возможно, одного.
– А именно?
– Король Мирон сейчас, должно быть, любим народом не меньше, чем я. Не забывайте, что именно при его правлении воинство Города Мертвых было разбито. Я – всего лишь орудие в руках освободителя. Возможно, меня чествуют как героя, но победителем считают короля.
– Мы это учли, – отозвался Виль. – Не беспокойтесь. Все будет сделано так, что наш нынешний правитель окажется чуть ли не предателем. Об этом мы позаботимся. От вас требуется только согласие содействовать нам.
– Оно будет означать предательство. Как вы можете предлагать это мне, столь облагодетельствованному королем и его щедростью?
– То, что делается ради блага Малдонии, не может быть предательством! – возразил Виль, вздернув узкий сухой подбородок. – Правление слабого короля дает внешним врагам шанс открыто выступить против нас. Этого нельзя допустить, учитывая, что наша армия ослаблена боями с армией Бальгона. Если бы я считал вас обычным наемником, пекущимся лишь о собственной наживе, то, конечно, я не предложил бы вам…
– Думаю, что именно предложили бы, – прервал его Дьяк. – Разве наемник отказался бы от казны? Но не будем отвлекаться на лесть. Война с Городом Мертвых еще не закончилась, впереди нас ждут новые сражения. Впрочем, если все пойдет по моему плану, обойдемся малой кровью. С нашей стороны, разумеется.
– В этом мы, как и прочие жители Малдонии, доверяем Железному Герцогу, – отозвался лорд Виль, слегка поклонившись. – Но теперь вы и сами видите, что нельзя упускать из виду ослабление нашей армии. Только абсолютная и крепко удерживаемая власть может спасти Малдонию. Согласитесь на наше предложение, и вы не пожалеете о своем выборе, милорд герцог, обещаю. Благодарность всего народа, который вы защищаете, будет этому порукой.
– Говорите вы сладко и складно, – заметил Дьяк, неопределенно покачав головой. – Я дам ответ через несколько дней, – добавил он, поразмыслив минуту, в течение которой чувствовал устремленные на него из-под черных капюшонов глаза пришедших. – Пусть в конце недели кто-нибудь из вас придет ко мне.
Лорд Виль молчал, буквально буравя герцога взглядом. Он словно хотел прочесть ответ на свой немой вопрос: не арестуют ли его за измену спустя четверть часа после того, как он выйдет отсюда?
Наконец он судорожно сглотнул и проговорил:
– Хорошо, тогда следует договориться о пароле.
– «Семнадцать лун» вас устроит?
– Вполне. – Лорд Виль поднялся. – Доброй ночи, герцог.
– И вам того же, господа, – отозвался Дьяк. – Если вам удастся заснуть. Диодор проводит вас. – С этими словами он позвонил в серебряный колокольчик, и на зов явился камердинер.
– Наши гости уходят, – сказал ему Дьяк.
Слуга с поклоном пропустил пятерых людей в коридор и закрыл за собой дверь.
Оставшись один, Дьяк уселся в кресло и, глядя на пылавший в камине огонь, задумался. Ему не нужна была казна Малдонии. К тому же он был уверен, что новый правитель не захочет с ней расстаться. Если уж ввязываться в политические авантюры, то играть по-крупному, ставить на карту все. Король Мирон действительно никудышный правитель, но его сын мог бы занять его место. Однако Дьяк был почти уверен, что заговорщики действовали не от имени Мархака. Вероятно, у них на примете был кто-то другой.
Дьяк прикрыл глаза и попытался вспомнить всех наиболее знатных вельмож Малдонии, но он пробыл в стране не так долго, чтобы успеть разобраться в генеалогии многочисленных родов. Поэтому, когда Диодор принес ужин, он предупредил камердинера, что скоро уйдет, и приказал передать двум своим телохранителям, чтобы они были готовы. Слуга откланялся, не сказав ни слова по поводу того, что близится рассвет. Он привык к необычному распорядку дня герцога.
Дьяк решил отправиться в городскую библиотеку, чтобы изучить записи о генеалогических древах и попытаться понять, кто может претендовать на престол Малдонии. Кроме того, его занимала другая мысль: кому понадобилось подсылать к нему убийц?
Он вышел из комнаты, накинул поданный Диодором плащ и, сделав телохранителям знак следовать за ним, отправился на Площадь Семерых Отважных, где располагалось здание городского архива.
Сторож спал, положив голову на свернутый валиком тулуп. Разбуженный громким стуком, он заворчал, но, узнав посетителя, впустил его с глубоким поклоном. Дьяк сунул ему мелкую монету и велел не беспокоить. Низко поклонившись, смотритель скрылся в своей каморке и свернулся возле железного очага, в котором едва тлели прогоревшие поленья.
Библиотека осталась в полном распоряжении Дьяка. Три огромных зала с теряющимися в темноте потолками шли параллельно друг другу, и в каждом из них с двух сторон располагались стеллажи с книгами. Их можно было рассматривать часами, но, чтобы прочитать все, не хватило бы нескольких жизней. Однако Дьяка в данный момент интересовали геральдические и генеалогические записи. Выбрав с полок нужные фолианты, он разложил их на одном из многочисленных столов, придвинул удобное кресло, сел и начал читать.
Время от времени он поднимал голову и хмурился, а иногда прислушивался к тому, как в соседнем зале его телохранители играют в кости. Кубики дробно падали на каменный пол, и звук разносился по всей библиотеке. Кроме этого, приглушенных голосов игроков и шелеста страниц, переворачиваемых Дьяком, ничто не нарушало тишины в городском архиве.
Прошло несколько часов, прежде чем Дьяк позвал сторожа и велел принести пергамент и принадлежности для письма. Когда все было расставлено перед ним на столе, он обмакнул перо в чернила и быстро написал несколько строк, затем, дождавшись, когда листок высохнет, сложил его и спрятал в карман.
Поручив смотрителю поставить фолианты на место, Дьяк окликнул телохранителей и вышел на площадь. Уже светало, над Ялгаадом занималась заря. Солнце золотилось над горизонтом, заливая покрытые инеем флюгера и выполненные в виде причудливых фигур коньки. Бледно-розовое марево растекалось по железным крышам и шпилям, придавая лежавшему на них снегу необъяснимую легкость кремового пирожного.
Когда Дьяк приблизился к дверям своего дома, навстречу ему вышел Ольгерд Эрнадил – начальник стражи. Он был одет в легкие кожаные латы, обильно усыпанные крупными стальными бляшками и прошитые толстой кольчужной сетью. На голове красовался островерхий шлем, украшенный плюмажем из черных и желтых конских хвостов, шею защищал высокий металлический воротник. Двуручный меч тяжело висел вдоль правого бедра – Ольгерд был левшой.
– Мой господин, в ваше отсутствие мы поймали трех наемных убийц, которые пытались пробраться в дом, – сообщил он с коротким поклоном.
– Вот как? – Дьяк нахмурился. – Что значит пытались? Им это не удалось?
– Нет, господин, мои люди перехватили их, когда они карабкались на крышу.
Суровое лицо Ольгерда было бледным, на нем читалась тревога. Снег лежал на его шлеме и непокрытых плечах – видимо, он торопился встретить Дьяка и даже не набросил плащ.
– Кто их нанял? – спросил Дьяк, входя в дом.
– Мы их пока не допрашивали. Ждали вас, господин, – отозвался Ольгерд.
– Где они сейчас?
– В подземелье.
– Ну, что ж, – проговорил Дьяк, отдавая плащ стоявшему в ожидании Диодору. – Надо на них взглянуть. – Знаком он велел начальнику стражи и телохранителям следовать за ним.
Когда они спустились по узкой каменной лестнице, Ольгерд и его люди вынули из гнезд несколько факелов и пошли впереди, освещая дорогу. На полу коридора стояли лужи, стены покрывала серо-зеленая плесень. Катакомбы, вырытые еще до строительства дома, остались от прежней постройки – винного склада. Перекрытия прохудились и пропускали влагу, от которой, как ни старались слуги Дьяка, никак нельзя было избавиться. Факелы освещали туннель, шипя и разбрасывая оранжевые искры, тут же исчезавшие на сыром полу. На сложенных из крупных камней стенах метались искаженные тени идущих. Тяжелый, наполненный спорами грибков и плесени воздух соответствовал мрачной обстановке подземелья.
Не одна сотня людей была замучена в этом лабиринте еще при прежних владельцах, так что казалось странным использовать его как-то иначе. Дух пыток и допросов буквально витал здесь вместе с душами умерших. Когда Дьяк занял этот дом казненного за нелояльность королевскому роду барона, то по достоинству оценил приспособления, которыми снабжали катакомбы профессионалы разгадывания чужих тайн. Здесь можно было найти и дыбу, и колесо, и железную деву, но успех всегда зависел от мастерства того, кто допрашивал, а не от средств, которыми он пользовался. Это лучше, чем кто бы то ни было, понимал Дьяк, оставивший прежний персонал подземелья.
Через некоторое время навстречу людям повеяло жаром, показался колеблющийся свет, и уже ясно можно было различить звон металла и хриплые крики, мешающиеся с каркающим хохотом. Дьяк в сопровождении Ольгерда и телохранителей вошел в круглый каменный мешок, полный едкого дыма и отчетливого запаха животного ужаса.
С низкого потолка свисали ржавые, но все еще прочные цепи, а к ним были прикованы за ноги три обнаженных человека. Их тела покрывал причудливый алый рисунок – кровь из множества мелких ран тонкими ручейками стекала в огромную медную чашу, расположенную прямо под узниками. Палач стоял здесь же, с узким длинным кинжалом в руке. На нем была кумачового цвета рубаха, резавшая глаза. Из широких рукавов торчали тощие жилистые руки с большими узловатыми кистями. Вид у хозяина подземелья был чахоточный, что неудивительно, если учесть, что его комната располагалась здесь же за стеной. Вообще, все слуги, исполнявшие свои обязанности в катакомбах, носили печать болезненности.
У палача были тонкие губы, водянистые голубые глаза и черные как смоль волосы, заплетенные в мелкие тугие косички. Все называли его Вопрос, настоящего же имени не знал никто. Его обязанности сводились к тому, чтобы узнавать секреты у тех, кто их имел и не желал открывать.
Ему всегда помогали от двух до четырех человек, чьи лица скрывали шелковые черные маски. Из-за жары и духоты они были обнажены по пояс, так что можно было видеть, как перекатываются под блестевшей от пота кожей стальные мускулы. Они крутили барабан, на который наматывались цепи, и тогда пленники опускались ниже или, наоборот, взмывали под потолок – по желанию Вопроса.
Когда вошел Дьяк, палач резко обернулся, держа кинжал перед собой на уровне живота. Увидев герцога, он поклонился, при этом его мокрые от пота волосы упали на лоб. Острые холодные глаза лихорадочно остановились на Дьяке.
– Мой господин! – Голос его походил на карканье ворона. Казалось, необходимость говорить раздражала его. Видимо, он предпочитал слушать, что неудивительно при его профессии.
– Это те наемники, которых поймали в мое отсутствие? – поинтересовался Дьяк, разглядывая подвешенных к потолку людей.
– Да, мой герцог.
Дьяк пристально посмотрел на пленников. Они впились в него взглядами, в которых сквозил животный страх. Обычные люди, чрезвычайно напуганные, почти сломленные ожиданием своей участи. Впрочем, хорошо развитые физически – очевидно, не случайные убийцы. Главное – выяснить, кто их послал. Отомстить этим троим за неудачную попытку? Нет, это ниже достоинства Железного Герцога, а вот расправиться с недоброжелателем (Дьяк усмехнулся про себя этому слову) придется непременно. Оставлять за спиной врагов не входило в планы будущего правителя Малдонии, которым уже почти собрался стать Дьяк.
– Ты добился от них чего-нибудь? – спросил он Вопроса.
Палач поклонился еще раз и ответил:
– Они напуганы, но невероятно упорны. Несут всякую… простите, мой господин. Они пытаются запутать меня.
– Вижу, ты еще только разметил холст? – заметил Дьяк, указывая на мелкие порезы, покрывавшие тела узников.
– Именно так, мой герцог, – на секунду подобие улыбки проскользнуло по лицу палача. – Вы прекрасно осведомлены о технике моей работы.
– Раньше ты называл это искусством, – сказал Дьяк. – И с каждым разом я все больше убеждаюсь в справедливости твоих слов. Не следует быть излишне скромным, ведь это сродни лжи, которую ты так ненавидишь, не правда ли?
Вопрос молча поклонился. Он был польщен и явно оценил шутку, но не мог заставить себя улыбнуться.
– Страдание заставляет чувствовать себя живым, – продолжал Дьяк. – Боль причиняет не только муки, но и осознание того, что ты все еще жив. А порой это так важно. Однажды я прочитал в одном философском трактате такую строчку: «Я страдаю, следовательно, живу». Ты не слышал о нем?
– Рад сообщить милорду герцогу, что действительно имел удовольствие изучить этот труд, – ответил Вопрос. – Несколько лет назад, когда был в Карилоссе.
– Вот как? Тогда ты, должно быть, расстроился, узнав, что этот город разрушен?
– Трактат был не настолько хорош, а я – не так сентиментален.
– Что ж, понятно. Вернемся к делам насущным. Когда они заговорят?
– Очень скоро, мой господин, обещаю.
В это время два помощника палача принесли для Дьяка дубовое, обитое синим бархатом кресло, и он опустился в него, оказавшись как раз напротив узников. Те слегка извивались, мучимые болью, причиняемой им сетью порезов. Герцог взглянул на них равнодушно и без особого интереса. Любыми сведениями, извлеченными из них, он будет обязан палачу, и никому другому – Дьяк прекрасно понимал это. Жалости же или сочувствия к пытавшимся убить его людям он не испытывал, впрочем, как и к остальным обитателям земли.
Вопрос повернулся к пленникам и, протянув свободную руку, натянул кожу на животе одного из мужчин. Сверкнул кинжал, и в ту же секунду раздался пронзительный визг, а на пол перед Дьяком выплеснулась узкая полоска крови. Вопрос запустил пальцы в сделанный разрез, извлек часть какого-то органа и бросил в медную чашу.
Дьяк не чувствовал к происходящему ни интереса, ни отвращения. Вопли, грохот цепей и скрип барабанов, хриплый голос палача, настойчиво повторявшего одни и те же вопросы, создавали для него шумовой фон, который позволял задуматься о действительно важных вещах – какое имя из тех, что он выписал в библиотеке, принадлежало претенденту на престол Малдонии. Машинально коснувшись кармана, где лежал листок пергамента, Дьяк поднял глаза и досадливо поморщился: пока Вопрос не вытянет из пленников нужные сведения, ему придется думать еще и о том, кто так настойчиво желает его смерти, что устроил два покушения за ночь.
С трудом подавив зевок, Дьяк откинулся на высокую резную спинку и стал наблюдать, как палач отрезает один за другим куски плоти и бросает их в уже почти полную крови чашу. Он мог бы и сам причинить этим упрямым людям нестерпимую боль, чтобы развязать им языки, но в Малдонии не знали о его магических способностях, и его это устраивало.
– Кажется, этот человек умер, – заметил он через какое-то время, указывая рукой на убийцу, от которого Вопрос только что перешел к следующему.
– Вы правы, мой господин, – ответил тот, обернувшись с поклоном. Его водянистые глаза смотрели на Дьяка выжидающе.
– Нет, ничего, продолжай.
– Как прикажете. – Палач вернулся к своим обязанностям. Прошло еще полчаса, прежде чем Вопрос окликнул Дьяка:
– Господин?
Дьяк поднял голову – он начал задремывать, видимо, сказалась бессонная ночь, перед его глазами вставали видения давно минувших лет, веков, тысячелетий. Некоторые он встречал радостным узнаванием, другие ничего не затрагивали в его сердце. Договор с Миром, обрекший его на постепенное забвение, давал себя знать, и образы, иногда прекрасные, а чаще ужасные, проходили чередой, не находя в душе Дьяка отклика.
– Теперь мне известно все, что знали они, – возвестил палач, опуская свои, словно покрытые багряной ржавчиной, инструменты в принесенный одним из помощников таз с водой.
Дьяк взглянул на маленькие песочные часы в изящной серебряной оправе, стоявшие неподалеку. Прошло всего три часа. Недолго, если учесть, что допрашиваемых было трое.
– Я слушаю.
– Их нанял сегодня ночью какой-то человек, которого они прежде никогда не встречали. Он был высок, худ и черноволос. Лицо свое он прятал под простой шелковой черной маской, такого же цвета была и вся его одежда, весьма богатая. Один из узников заметил также, что на эфесе меча, скрытого под плащом, но открывшегося, когда незнакомец отсчитывал деньги, сверкал крупный алмаз.
– Вот как?.. – протянул Дьяк, словно что-то припоминая. – И во сколько же меня оценили?
– Пятьсот солнц задатка, мой господин, и еще столько же в случае удачи.
– И где же эти деньги? – поинтересовался Дьяк.
Вопрос жестом приказал своему помощнику принести стоявший поодаль ларец черного дерева.
– Хорошо, – сказал Дьяк, вставая. – Ты хорошо поработал и заслужил достойную награду. Оставь их себе.
– Господин герцог чрезвычайно щедр, – ответил Вопрос, перегибаясь пополам.
– И вот еще что, – добавил Дьяк, уже направляясь к выходу, – расчлени этих неудачников и распорядись отослать на кухню. Повару я дам нужные указания.
– Да, мой господин, как пожелаете. – Голос палача прозвучал глуше обычного, и Дьяк про себя усмехнулся: он смог пронять даже такого хладнокровного человека, как Вопрос.
Сделав знак телохранителям следовать за ним, Дьяк вышел из пыточной.
Снова таинственный наниматель, столь неискушенный, что не догадался скрыть свои богатство и знатность. Это значительно сужает круг возможных врагов, если только все эти символы принадлежности к высшему обществу не демонстрировались специально. Но что-то подсказывало Дьяку, что беднякам не из-за чего держать на него зуб, да и денег у них не хватило бы. Надо же, пятьсот солнц одного задатка! Это много даже для него, слишком много. Чей же кошелек мог позволить себе такую трату? И ведь результат должен ее стоить. Лишь одно имя вертелось у Дьяка в голове, и чем дольше он размышлял, тем больше догадка приобретала черты уверенности.
Вернувшись в свои покои, он развернул список претендентов на малдонский трон. За ними нужно было установить слежку и заранее выяснить, кто метит в короли. Тогда в нужный момент окажется, что вакансия внезапно и скоропостижно опустела, и он сможет легко занять ее. Конечно, аристократия будет против, но что эти зарвавшиеся бароны и герцоги смогут сделать? Они и глазом моргнуть не успеют, как он сошлет их в родовые замки или бросит в подземелья. При его правлении никто не станет плести интриг и составлять заговоры против «законного» владыки. Император сидит высоко и все видит. От него не скроется ни недовольство, ни предательство. А если он не может крепко держать скипетр, то грош ему цена.
Дьяк решительно тряхнул головой и, аккуратно сложив листок, убрал его за пазуху. Потом позвонил в колокольчик и вызвал камердинера. Когда Диодор вошел, он приказал подать завтрак.
– Я сегодня буду работать в лаборатории, – сказал он камердинеру. – Никого не пускай и проследи, чтобы меня не беспокоили.
Через час Дьяк вошел в большую круглую комнату одной из башен, бойницы которой были заложены камнем, и потому на стенах имелось больше факелов, чем обычно было нужно для освещения такой комнаты.
В центре стояли два длинных высоких стола, заваленных рукописями, фолиантами, заставленных ретортами, медными приборами, назначение которых понятно в замке было только Дьяку. Также были две массивные чернильницы и десятка три отточенных перьев. Прозрачные трубки и другие хрупкие приспособления для опытов хранились в большом деревянном ящике, обитом изнутри сафьяном.
Дьяк никому не позволял ни заходить, ни убирать в лаборатории, и потому в доме за ним закрепилась слава не только полководца, но и алхимика. Впрочем, за порог эти разговоры не выходили – даже слуги умели хранить тайны своего господина, – и оттого обитель Железного Герцога казалась всем еще загадочнее и таинственнее.
На этот раз Дьяка волновал один трактат, который он заметил неделю назад в одной книжной лавке и купил на всякий случай, но еще не открывал. Книга в синей обложке с золотыми тиснеными буквами нашлась под ворохом пергамента.
На обложке красовалось пышное заглавие: «Ученый труд о природе, смысле и периодичности явления небесных тел, именуемых кометами, составленный Иохар-Далмейром Ольтодунским в год 1255 по летоисчислению Синешанны».
«Значит, лет пятьдесят назад, – быстро прикинул Дьяк, сбрасывая с кресла огарки и усаживаясь поближе к камину. – Посмотрим, из-за чего вокруг этих комет разгорелись такие страсти».
Россина с приятной улыбкой пригласила молодого и в высшей степени элегантно одетого человека в гостиную. От него пахло дорогими духами, светлые волнистые волосы были аккуратно причесаны, на холеных пальцах поблескивали два кольца: одно с крупным бриллиантом, другое с голубым сапфиром.
Правильные черты лица, большие ясные глаза, прямой нос с небольшой горбинкой, тонкая улыбка светского человека на розовых, как раковина, губах. Россина невольно залюбовалась посетителем, когда он усаживался в кресле, свободно положив руки на подлокотники и скрестив ноги.
– Господин прибыл в паланкине? – спросила она, занимая место напротив.
– Отнюдь нет, почему вы так решили? – молодой человек слегка поднял тонко очерченные брови.
– На улице мороз, а вы вошли без плаща, – пояснила Россина.
– Мне не было холодно, – ответил посетитель, осматривая убранство комнаты. – Вижу, ваше заведение процветает, – заметил он, устремляя на нее светло-голубые глаза, к которым очень шел его жемчужного цвета кафтан, расшитый серебряной нитью.
– Да, мой дом – один из самых приличных в квартале, – ответила Россина с достоинством.
– В городе, – заявил молодой человек уверенно. – Не скромничайте, прошу вас. Мои друзья уверяли, что ваше заведение не сравнится ни с одним другим. А они знают в этом толк, поверьте.
Россина улыбнулась, показывая, что оценила шутку.
– Они рекомендовали мне ваш дом и, даже более того, одну девушку, – продолжал гость. – Говорят, она разборчива, но я надеюсь ей понравиться.
– Без сомнения, вы ее очаруете, господин. И, конечно, столь состоятельному вельможе, как вы, пять лун не покажутся высокой ценой.
– Называйте меня Эйгер-Шар. Я придерживаюсь того мнения, что хорошие вещи должны стоить дорого. Вот деньги, – посетитель вынул из-за пазухи кошель и отсчитал необходимую сумму.
– Вы из Ольтодуна? – спросила Россина, пряча монеты в складках платья.
– Почему вы так решили?
– Там очень распространены двойные имена.
– Вот как? Не знал. Но я не оттуда.
– Так о какой девушке идет речь? – напомнила Россина.
– Кажется, ее зовут Адая.
– О, у вас и ваших друзей прекрасный вкус, господин Эйгер. А могу я узнать их имена?
– Я поражен! – молодой человек отшатнулся, словно в испуге. – Мне казалось, о подобных вещах в приличных домах не спрашивают.
– Простите! – Россина смутилась. – Разумеется, вы правы. Я не имела в виду…
– Довольно, – посетитель остановил ее движением руки. – Я вас прощаю. – Он встал. – Итак, она сейчас свободна?
– Конечно, я немедленно провожу вас.
– Буду чрезвычайно признателен.
– Следуйте за мной, господин Эйгер.
Почти бесшумно ступая по коридору с подсвечником в руках, Россина думала о том, как приятно, что ее заведение посещают столь благовоспитанные люди, как этот иностранец или герцог Дьяк. Ничего удивительного, что они предпочитают Адаю – такая милая и славная девушка. Интересно, кто же мог порекомендовать ее этому очаровательному господину? Россина перебрала в уме несколько имен.
Жаль, что она спросила, от кого он узнал про Адаю, ему это не понравилось. Вдруг он больше не придет?
И все же странно, что ему совсем не холодно. Конечно, он мог приехать с севера, но едва ли там намного холоднее, чем в Малдонии. А что, если он просто не хотел признаваться, что воспользовался паланкином? Кто их знает, этих чужеземцев. Эта мысль удовлетворила Россину, и когда она отворяла дверь в комнату Адаи, то была почти спокойна.
– Милая, к тебе пришли, – сказала она негромко. – Прошу вас, господин.
– Эйгер, – напомнил молодой человек. – Я не стесняюсь своего имени.
Он вошел в маленькую, освещенную единственной масляной лампой комнату и плотно притворил за собой дверь. Девушка сидела на кровати, одетая в открытое розовое платье, и раскладывала на одеяле карты.
– Вижу, вы заняты? – сказал посетитель с улыбкой. – А мне сказали, что вы сможете меня принять.
– Ну что вы, господин, – смутившись, девушка сбросила карты на пол. – И называйте меня просто Адая. Говорить мне «вы» будет слишком много чести.
– Не стоило, – заметил Эйгер, показывая на карты. – Кто знает, может быть, там выходило что-нибудь интересное.
– Погадаю потом. Господин желает вина? – Девушка сняла с маленького столика газовую накидку, и на нем оказались две бутылки и сладости.
– Нет, я не люблю… этого, – отказался Эйгер, подходя и присаживаясь на край кровати. – Ты действительно очень красивая, – заметил он, окинув Адаю взглядом. – У меня есть для тебя подарок.
– Вот как? – девушка заинтересованно взглянула в устремленные на нее голубые глаза. Такие глубокие и… красивые.
– Смотри, – Эйгер сунул руку за пазуху и извлек оттуда что-то маленькое, сверкающее при свете лампы темно-желтым и зеленым.
– Ой, какая прелесть! – не удержалась девушка, увидев на его ладони фигурку жука размером не больше миндального ореха, но выполненную с чрезвычайным искусством: можно было разглядеть каждую прожилку на золотых щитках, прикрывающих крылья, тоненькие усики, членистые ножки, фасеточные глаза, которыми служили цельные изумруды.
– Это не все, – сказал Эйгер и прикоснулся кончиками пальцев к выпуклой спине насекомого.
Тотчас же драгоценность ожила и, перебирая ножками, шевеля длинными усами, поползла по его руке.
– Возьми его, не бойся, – предложил Эйгер, протягивая жука Адае.
Она послушно подставила ладонь, и насекомое переползло к ней.
– Это тебе, – сказал Эйгер, наблюдая за ней с тонкой улыбкой.
– Правда? – Адая взглянула на него с недоверием. – Но ведь это… должно быть, очень дорогой подарок?
– Чрезвычайно, – подтвердил Эйгер. – Но ты его стоишь. Не возражай, – он легко коснулся указательным пальцем ее губ, словно запечатывая их.
– Ой! – Адая вздрогнула и уронила жука на одеяло. Насекомое упало на спину и зажужжало, перебирая в воздухе лапками.
– Что случилось? – спросил Эйгер.
– Он меня укусил, – ответила девушка, рассматривая ладонь. – Даже кровь есть.
– Мне очень жаль, – сказал Эйгер.
Адая взглянула на него и попыталась улыбнуться, но перед глазами вдруг поплыл туман, в ушах застучало, а свет масляной лампы стал таким ярким…
– Что?.. – пролепетала она, теряя сознание.
Эйгер проследил за тем, как она мягко упала на подушки, затем поднялся, подошел к двери, прислушался и, убедившись, что за ней никого нет, вернулся к постели.
– Сюда, – приказал он, протягивая руку.
Уже успевший перевернуться жук поднял щитки, расправил крылья и с тихим жужжанием взлетел. Покружив пару секунд вокруг Эйгера, он опустился на рукав и пополз вверх, ловко цепляясь за складки невидимыми коготками.
Эйгер расстегнул кафтан и вынул из-за пояса тонкий стилет длиной около восьми дюймов.
– Пора тебе послужить нам, – сказал он, становясь на кровать коленями и переворачивая девушку на живот. – Надеюсь, в тебе достаточно крови, чтобы пережить это.
Аккуратно расстегнув платье, он провел рукой по обнаженной спине, нащупывая нужные жилы и мышцы.
– Думаю, здесь, – пробормотал он, приставляя лезвие стилета к белоснежной коже и делая уверенным движением глубокий надрез. – Тебе понравится эта девочка, – сказал он, взглянув на жука, подобно броши примостившегося на его плече.
Кровь полилась по спине, заливая платье и постель. Эйгер зажал рану и, аккуратно сняв насекомое двумя пальцами, положил его на разрез. Жук зашевелился, задвигал усами и, как только Эйгер убрал руку от раны и отпустил его, сунул голову в кровь, рванулся вперед, быстро исчезая в теле девушки.
– Аккуратно, – велел Эйгер, – не повреди ее.
Через несколько секунд жук скрылся полностью, и Эйгер несколько раз провел по ране ладонью. Она быстро затянулась, рубец разгладился, и кожа приобрела свой обычный оттенок.
– Дело сделано, – пробормотал Эйгер и, поднявшись с постели, огляделся. «Конечно, останется кровь, но это не страшно. Скажу, что она пошла у меня носом, а девушка потеряла сознание при ее виде. Такое случается», – решил он.
Затем Эйгер отворил дверь и выскользнул в коридор.
На дне ущелья клубился молочно-белый туман, из которого время от времени вырывались струи газа. На склонах виднелись небольшие пещеры – словно ласточкины гнезда. Из них тянулись вниз толстые кишки из серого эластичного материала.
На высоте двух сотен футов над туманом неподвижно висела каменная плита, неровно вырубленная по краям и снизу, но ровная сверху. На дне у нее были установлены четыре металлических цилиндра, из которых вертикально вырывалось ослепительное пламя. Оно заставляло туман клубиться, и в его завихрениях можно было различить неясный силуэт какой-то конструкции, напоминавшей платформу, стоящую на гигантской треноге.
В центре платформы располагалась металлическая полусфера, вход в которую был открыт. По обе стороны от него стояли вооруженные экрахеммами мурскулы. Внутри же имелось углубление, над которым в воздухе висело призрачное изображение звездного неба и летящей под углом кометы: за белой точкой тянулся длинный хвост, от которого отлетали частицы льда, образуя тонкую светящуюся дугу, что делало небесное тело похожим на анкас погонщика слонов.
Перед голограммой стоял Кулхугара. Его тело сплошь состояло из костяных пластин, защищавших его не хуже скафандра. На первый взгляд казалось, что мурскул внимательно наблюдает за кометой, но на самом деле он рассматривал колонки символов, висевшие справа от нее.
– Чудесно! – прошептал он на языке своей расы. – Просто замечательно.
– Ну что? – Голос вошедшего мурскула заставил его обернуться. – Как наши дела? – Ака-Мура-Сахад кивнул в сторону голограммы.
Изобретатель был одет в плотную длинную одежду, покрытую пятнами химических веществ и ожогов – следы экспериментов по созданию двигателя, который позволил управляться с обломками скал. Ака-Мурад-Сахад сделал его, руководствуясь чертежами и материалами, оставшимися от древней Архатлы – тем, что удалось спасти и укрыть в пещерах. На это он потратил почти полтора года упорной работы и несколько раз едва не погиб. Сейчас он занимался тем, что пытался усовершенствовать Золотые корабли, заставив их двигаться быстрее.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Кулхугара. – Разве ты не должен быть на испытаниях?
– Мне тоже полагается отдых, – Ака-Мурад-Сахад подошел ближе и пробежал глазами столбики символов рядом с изображением кометы. – Ого! Это то, о чем я думаю?
– Похоже на то. – Кулхугара коснулся голограммы и легким движением заставил часть нее увеличиться. – Видишь, это данные, которые идут на наш приемник.
– Послание Эреба! – проговорил Ака-Мурад-Сахад с благоговением.
– Точно, – кивнул Кулхугара. – Скоро мы восстановим прежний порядок. – Легким прикосновением он свернул голограмму. – А теперь прости, мне нужно работать.
В это время от одной из стен ущелья с низким гулом отвалился кусок горной породы и пополз по склону вниз. Но на полдороге затормозил и начал медленно принимать горизонтальное положение. На его «дне» виднелись цилиндры, из которых с разной интенсивностью вырывалось белое пламя. Цилиндры поворачивались, заставляя обломок менять угол, пока он не завис над клубившимся в ущелье туманом.
На той стороне, что стала верхом, можно было разглядеть три фигурки мурскулов, один из которых стоял чуть впереди. Таким образом группа образовывала равнобедренный треугольник. В руках у каждого были экрахеммы, и мурскулы совершали ими повторяющиеся движения. Затем жесты впередистоящего изменились, и через несколько секунд обломок поплыл вперед – к тому месту, где в воздухе висела каменная платформа.
На склонах началось движение: из пещер выходили мурскулы с металлическими ранцами за спиной и бросались вниз. Они пролетали футов двадцать, а затем начинали планировать и постепенно взмывали к обломку скалы, хватались за выступы и повисали на них точно огромные насекомые. Они доставали экрахеммы и принимались постукивать ими по камню, выбивая определенный ритм. Через некоторое время часть породы отслаивалась и падала на дно ущелья, исчезая в тумане. Мурскулов становилось все больше, так что вскоре транспортируемая к платформе гора оказалась густо покрытой их копошащейся массой. Они «обтесывали» ее, придавая форму плоского параллелограмма. Особенно усердно мурскулы обрабатывали ту сторону, которая была ближе к платформе. Вниз сыпались срезанные скалы. Иногда отрывался довольно внушительный кусок, так что находящимся поблизости мурскулам приходилось взлетать.
Наконец, обломок оказался почти вплотную к платформе. Он завис, едва заметно подрагивая. Вырывавшееся из цилиндров пламя разгоняло туман над треногой конструкцией внизу. Управлявшие горой мурскулы опустили экрахеммы и собрались в центре, что-то обсуждая. Их товарищи, экипированные ранцами, продолжали обрабатывать скалу, придавая ей форму, схожую с формой платформы.
Из пещеры побольше других вылетел овальный металлический предмет диаметром около десяти футов в поперечнике и двенадцати в длину. Передняя часть у него была открытой, и внутри виднелся мурскул, управляющий аппаратом при помощи двух экрахемм. Он направил «корабль» к платформе и аккуратно посадил его поблизости от трех мурскулов. Они уже поджидали его. В боковой стенке эллипсоида открылось прямоугольное отверстие – это сидевший внутри мурскул отодвинул дверь. Он спустил наклонную доску с набитыми на нее на манер лестницы рейками (больше походившую на корабельный трап), и трое его сородичей поднялись в аппарат.
Когда он оторвался от скалы и направился обратно к пещере, часть мурскулов перебралась с пригнанного обломка на платформу. При помощи экрахемм они вычленили из армирующей решетки несколько тысяч нитей и сплели их в канаты, перекинутые от одной горы к другой – словно собирались взять обломок на абордаж. Единым ментальным усилием они очень медленно и аккуратно подтянули обломок к платформе и, когда две скалы столкнулись, бросились скреплять их друг с другом.
От удара с обеих гор посыпались тонны камней, их края стали неровными, и мурскулам пришлось вновь «обтесывать» их, перелетая при помощи ранцев с одного уступа на другой.
Объединенные платформы, парящие в воздухе, представляли собой зрелище поистине грандиозное. Казалось, кусок Земли оторвался от планеты и взмыл наперекор всем законам мироздания. Но для мурскулов это было привычным зрелищем и каждодневной работой, которая только началась: им предстояло поднять в небо и соединить еще не одну гору.
Кулхугара вышел наружу и остановился на краю платформы, наблюдая за работой мурскулов. Ака-Мурад-Сахад последовал за ним.
– Не отмахивайся от меня, – проговорил он насмешливо. – Я знаю, почему ты хочешь избавиться от моего общества.
Кулхугара раздраженно дернул плечом.
– Ты заблуждаешься, – сказал он. – Твое присутствие…
– Тебе неприятно, – перебил его изобретатель. – Но дело не во мне, а в машинах, которые я создаю. Они пугают тебя.
– Меня ничего не пугает, – проговорил Кулхугара сухо. – Запомни это.
– Возможно, я неточно выразился. Но признай, что все это, – Ака-Мурад-Сахад широким жестом обвел платформу и летающих мурскулов, – нарушает привычный тебе порядок вещей.
– Раньше у нас были экрахеммы, – сказал Кулхугара, немного помолчав, – а теперь мы летаем на Золотых кораблях и ворочаем скалы.
Ака-Мурад-Сахад кивнул.
– Об этом я и говорю, – сказал он. – Ты не можешь принять то новое, что появилось в нашей жизни и невольно винишь в этом меня. Но то, что я делаю, все эти вещи, которые позволяют нам выжить, – это наследие наших предков. И ты легко в этом убедишься, если обратишься к своей предковой памяти.
– Думаешь, я этого не делал?
– Тогда в чем дело?
Кулхугара покачал головой:
– Ни в чем. Все отлично.
– Машины – это власть. Они делают нас сильнее. У людей есть катапульты, баллисты, требучеты и прочие примитивные приспособления. А у нас – Золотые корабли, левитационные ранцы и двигатели, позволяющие поднимать в воздух скалы. Чем больше машин мы возродим, тем сильнее мы будем. С каждой новой вещью возрастает вероятность нашей победы, разве не так?
– Ты совершенно прав. Умом я это понимаю.
– Но не сердцем?
– Нет.
– Со временем твои взгляды изменятся.
– Возможно.
Кулхугара слышал, как изобретатель отошел, но не обернулся. Он наблюдал за работами. Они должны быть закончены вовремя – такова его задача, и он выполнит ее, несмотря ни на что. Ради Нибиру. Во имя Эреба.
С самого вечера жители Бальгона устремились на турнир, который должен был определить, кто станет во главе новой армии Города Мертвых.
Ранее было объявлено, что состязание, назначенное Варданом, произойдет между искуснейшими рыцарями-Хозяевами в присутствии самого князя Невина арра Грингфельда, так что вечером накануне той ночи, на которую был назначен турнир, бесчисленное множество вампиров и рабов устремилось к месту проведения состязания. Всем хотелось присутствовать при столь выдающемся событии, несмотря на то что его слава немного меркла ввиду недавнего божественного Откровения, явленного Молохом Эртанору в присутствии всех знатнейших представителей вампирских родов.
Выбрано место турнира было также на Большом Совете: биться решили на горном плато, расположенном в полумиле от Бальгона. Широкая и ровная площадка, обнесенная каменной стеной, с трех сторон обрывалась глубокими ущельями, на дне которых бурлили, скрытые вечным туманом, потоки Каллады – реки, берущей начало в верховьях Кадрад. В нее иногда сбрасывали провинившихся рабов и проигравших гладиаторов. Но на этот раз Колизею Смерти предстояло стать ареной для еще одного исторического для Бальгона события: битвы за должность Военного Предводителя, которая освободилась после гибели Владемира арра Майрено.
Для въезда бойцов на арену в противоположных стенах ристалища были сделаны решетчатые ворота, достаточно широкие, чтобы четверо всадников могли проехать в ряд. У каждых ворот стояло по восемь трубачей, одетых в серые и красные ливреи (цвета ныне правящего клана Грингфельд), расшитые серебром, с эмблемой черного нетопыря на спинах. Все они были рабами и потому имели на запястьях особые клейма, служившие паролем при прохождении через ворота Бальгона и скрытые длинными рукавами.
Перед южными воротами стояли четыре высоких шатра. Средний был предоставлен Бориславу из клана Майрено. Рядом с его шатром по правую сторону был расположен шатер Веденея арра Лергус, а по левую – Горимира из клана Владислава. Четвертый шатер принадлежал Дамиру арра Ванхорну, командиру гарнизона Бальгона. Этих рыцарей выбрали всеобщим голосованием как наиболее достойных претендентов на звание военного предводителя.
За северными воротами арены помещались палатки, предназначенные для вампиров, которые захотели бы оспорить эти кандидатуры и сами попытать счастья на ристалище.
Рядом расположились кузнецы и оружейники, готовые в любую минуту оказать рыцарям соответствующие услуги. Их окружали подмастерья, суетившиеся вокруг мехов, горнов и прочих приспособлений, которые должны были быть готовы к работе в любой момент.
Невин заметил, что среди рыцарей не было Валентина. Не видел он его и среди зрителей. Тем не менее Невин не сомневался, что председатель Вардана не упустит шанса занять должность Военного Предводителя.
Вдоль ограды амфитеатром были устроены галереи, увешанные тяжелыми драпировками и устланные пушистыми коврами, на которых были разбросаны небольшие подушки, чтобы женщины и высокопоставленные носферату могли здесь расположиться с возможно большими удобствами. Узкое пространство между этими галереями и оградой было предоставлено слугам. Что же касается рабов, то они должны были размещаться на дерновых скамьях, устроенных на вырубленных в склонах ближайших гор ступенях.
В середине восточной галереи, как раз напротив центра арены, было сделано возвышение, где под алым балдахином с княжеским гербом стояло высокое кресло вроде трона. Вокруг этой почетной ложи толпились пажи, оруженосцы, стража в богатой одежде, и по всему было видно, что она предназначалась для Невина, его жены и их свиты.
Постепенно галереи наполнились Хозяевами и Слугами. Их длинные темные мантии составляли приятный контраст с более светлыми и веселыми нарядами женщин, которых здесь было лишь немногим меньше, чем мужчин. Любой из них можно было дать на вид не больше девятнадцати-двадцати лет, в то время как возраст самой младшей насчитывал сто восемьдесят четыре года. Нет нужды говорить, что все они были прекрасны и выглядели здоровыми и цветущими даже в ночных сумерках.
Нижние галереи и проходы вскоре оказались битком набиты жителями Бальгона, включая слуг и рабов.
Вскоре общее внимание было привлечено появлением на арене Невина, Мелиссы и их многочисленной свиты, состоявшей в основном из телохранителей, приближенных и Прародителей кланов. В числе последних были Ванхорн, Майрено и Лергус. Мех и золото обильно украшали их одежды, из-под которых виднелись тонкие кольчуги, носившие скорее декоративный характер и указывающие на принадлежность этих носферату к высшему в Бальгоне, рыцарскому, сословию. Не отставал от них и придворный шут. Мейстер сверкал золотом и пурпуром, похожий на клубок драгоценных тканей, грубо намотанных друг на друга. На его голове красовалась круглая шапочка с плоским верхом, украшенная огромным количеством длинных белых перьев, из-за чего карлик походил издалека еще и на кадку с экзотическими цветами. Кроме того, он прицепил к поясу короткий меч в дорогих ножнах, только что не волочившихся по земле. Мейстер прибыл в Колизей на низкорослом пони, покрытом попоной с огромными кистями.
Окруженный своими приближенными, Невин выехал на арену верхом на прекрасном коне вороной масти, рядом с ним на белоснежной лошади ехала Мелисса в багровом с золотым шитьем платье. На князе был великолепный темно-зеленый костюм, а на голове – шапка, отороченная лисьим мехом, из-под которой на плечи ниспадали длинные белые волосы. Зрители встретили его восторженными возгласами и рукоплесканиями, а герольды сыграли положенный при появлении княжеской четы приветственный гимн.
Невин с Мелиссой поднялись в ложу и сели в свои кресла. Мейстер, демонстративно растолкав всех локтями, пробрался вперед и уселся у ног своего господина. Остальные не спешили: вначале вокруг Невина и его жены расположились телохранители, образовав некое подобие живого кольца. Они подчинялись только князю Бальгона и своему командиру и, не раздумывая, убили бы любого, кто заступил бы внутрь круга. Любого, исключая уже примостившегося возле трона Мейстра, разумеется: шут был слишком мал, слаб и убог, чтобы представлять опасность, кроме того, воспринимался скорее как игрушка, которая не способна причинить вред владельцу. Тем не менее пара телохранителей не спускала с него глаз, так что, если бы карлику вздумалось испытать их бдительность, он бы мигом пожалел об этом.
Когда свита собралась, Невин подал двум герольдам в красных ливреях знак объявить правила турнира, которые были таковы: пять выбранных голосованием рыцарей вызывают на бой всех желающих. Каждый рыцарь, решивший участвовать в турнире, имеет право выбрать себе любого противника, для чего должен прислать тому официальный вызов.
После того как каждый участник турнира сразится пять раз, Невин должен будет объявить, кто из них стал победителем, и прикажет выдать ему маршальский жезл из чистого золота, увенчанный крупным рубином и усыпанный бриллиантами. Также новый полководец Бальгона получит меч своего предшественника, Владемира из клана Майрено, Калигорст, Дарующий Смерть, прославленный в боях и столетиях.
Герольды закончили чтение правил возгласом: «Да восславится Великий Молох, и да выберет он достойнейшего из своих слуг!» – считалось, что все важные решения князя так или иначе отражают негласную волю Кровавого Бога. В ответ на это со всех галерей посыпался дождь золотых монет, символизирующий благоволение Молоха к предстоящему состязанию. Рабы присоединяли к нему свои радостные крики, в то время как трубачи оглашали воздух воинственными звуками длинных горнов, обернутых белыми и красными полотнами.
Когда наконец шум утих, герольды покинули арену, заняв свои места у подножия трона Невина. Одни лишь Смотрители в полном боевом вооружении верхом на закованных в пластинчатые панцири вороных конях неподвижно, словно статуи, стояли у обоих ворот арены. В их обязанности входило следить за порядком проведения турнира и вмешиваться в случае грубого нарушения правил. Все они принадлежали к клану Лергуса.
В отличие от человеческих турниров, на которых бились в основном тупыми копьями, вампиры сражались настоящими, заканчивающимися стальными наконечниками. Единственное условие – древко не должно быть сделано из осины, несущей смерть любому носферату. Так что правил было немного, и в основном они сводились к тому, что запрещалось пытаться убить противника, то есть, например, отрубить ему голову. Тем не менее все участники турнира носили традиционные для вампиров панцири со стальными воротниками – на всякий случай.
К этому времени палатки у северного входа заполнились вампирами, желавшими принять участие в состязании, и их рабами. Здесь царили кутерьма и возбуждение, смешанное с предвкушением боя. Мастера подгоняли латы, сбрую и оружие, рыцари молили Молоха о победе и приносили ему жертвы. Вокруг палаток колыхалось целое море разноцветных плюмажей, сверкающих шлемов и длинных копий, украшенных узкими флажками, которые, колеблясь на ветру, придавали картине вид охваченного огнем воинства.
Наконец, восемь рабов открыли ворота, и первая четверка рыцарей въехала на арену. Все они были вооружены мечами, топорами и булавами, притороченными к седлам. Вампиры не пользовались помощью оруженосцев и поэтому держали все оружие при себе. Кроме того, это позволяло сэкономить время при необходимости перевооружиться.
Они заранее выслали вызовы своим будущим противникам и теперь дожидались их появления, обмениваясь приветствиями с публикой. Через несколько минут из палаток показались рыцари, чье право бороться за звание военного предводителя решили оспорить первые претенденты. Они въехали на арену под предводительством Дамира арра Ванхорна, и каждый встал напротив того вампира, с которым ему предстояло сразиться. Противники обменялись приветственными возгласами и жестами, и затем в Колизее наступила тишина: все замерли в ожидании начала боя.
Герольды протрубили сигнал, и противники ринулись друг на друга. Арена нарочно была сделана достаточно длинной, чтобы лошади успели хорошенько разогнаться, и схватка была более зрелищной. Столкновение закованных в тяжелые доспехи рыцарей и впрямь было грандиозно: с грохотом и лязгом противники Дамира, Веденея и Горимира свалились с лошадей на землю, сбитые мощными и точными ударами. Противник Борислава направил копье в шлем своего соперника, но опытный воин легко уклонился, отведя нацеленное в него древко своим оружием, и ударом в щит сбросил врага с лошади.
Когда смолкли крики зрителей и сигналы герольдов, возвещавшие окончание первой схватки, победители под рукоплескание трибун возвратились в свои шатры, а побежденные, поймав лошадей, удалились с арены.
После этого последовало еще пять состязаний, и в каждом из них четверка под предводительством Дамира арра Ванхорна одерживала верх над своими противниками. Вампиры внимательно следили за ходом турнира и даже делали ставки – в основном просто чтобы развлечься. Все ждали решающего поединка.
Наконец, после того как герольды в очередной раз протрубили сигнал окончания состязания и побежденные рыцари покинули арену, появился одинокий всадник.
Все сразу узнали Валентина арра Владислава. На нем был стальной панцирь с богатой золотой насечкой; на щите красовался переломанный когтистой рукой меч, а надпись гласила: «Встреча со мной – смерть!» Ехал он на превосходном вороном коне.
Проезжая вдоль галерей, он изящным движением склонил копье, приветствуя Невина и Мелиссу. В ближайшее время должен был показаться его противник, и зрители гадали, кому Валентин послал вызов.
Когда на арену выехал Дамир арра Ванхорн, по трибунам пронесся возглас удивления. Все были удивлены дерзостью Валентина, решившего начать с самого грозного противника.
Председатель Вардана кивнул сопернику в знак приветствия и отсалютовал копьем трибунам. Дамир ответил ему тем же. На щите у него была эмблема клана: боевой топор, обагренный кровью. Высокопоставленные Слуги, так же как и Хозяева, могли иметь собственные эмблемы, особенно если они отличились в сражениях.
Когда противники закончили обмен приветствиями, герольды подняли трубы и возвестили начало схватки. Рыцари пришпорили лошадей и ринулись друг на друга. Их копья с треском разлетелись, кони взвились на дыбы и попятились назад. Дамир с трудом справился со своим скакуном, заставив его опуститься и едва удержавшись в седле, в то время как лошадь Валентина послушалась седока почти сразу – жеребцы клана Владислава славились даже в Бальгоне, так же как их тренеры.
Противники поворотили коней и, разъехавшись, взяли у рабов новые копья.
Дав лошадям отдохнуть несколько минут, герольды дали сигнал к бою. Как только резкие звуки горнов пронзили воздух, противники помчались навстречу друг другу и сшиблись с такой быстротой и силой, что, казалось, воцарившаяся за миг до этого напряженная тишина лопнула подобно медной литавре – столь велика была сила сошедшихся на поединок бойцов.
На этот раз Дамир метил в голову своего противника. Удар должен был выбить того из седла. Разгадав его маневр, Валентин чуть пригнулся и направил свое копье в корпус соперника. Его острие со скрежетом уперлось в панцирь Дамира, и древко разлетелось на десяток щепок. Вампир покачнулся в седле и тяжело рухнул на землю. Лошадь испугалась и потащила его по арене. Изловчившись, Дамир выхватил короткий кинжал и, согнувшись пополам, перерезал стременной ремень.
Освободившись, он вскочил на ноги и выхватил тонкий двуручный меч. Валентин соскочил с коня и также обнажил хищно сверкнувший в лунном свете клинок. Это нарушало правила турнира, и распорядители, пришпорив коней, встали между соперниками, чтобы остановить их. Скрестив обмотанные праздничными лентами копья, распорядители заставили Дамира и Валентина покинуть арену. Их уход сопровождался рукоплесканиями зрителей и их разочарованными возгласами – они предпочли бы досмотреть поединок до конца.
Не слезая с коня, Валентин послал вызов Веденею. Пока раб бегал к шатру, победитель выпил кубок легкого вина и позволил кузнецам осмотреть свои доспехи. Также конюший проверил седло, подпруги и прочую упряжь.
Наконец, на ристалище выехал Веденей, огромного роста вампир в сверкающей кольчуге гномьей работы. Как ему удалось ее заполучить, вот уже несколько веков оставалось тайной для большинства жителей Бальгона. Подгорный народ ненавидел носферату не менее люто, чем оборотней и прочих мертворожденных, так что едва ли Веденей купил кольчугу у самого кузнеца. Скорее всего, отобрал у носившего ее человека или заказал через подставное лицо. В любом случае стальная рубаха, побывавшая не в одной битве, выглядела великолепно.
Веденей был вооружен полосатым красно-белым копьем, а в левой руке держал круглый желтый щит, в центре которого был нарисован лошадиный череп с выползающей из пустой глазницы змеей. Зрители приветствовали его бурными аплодисментами и принялись делать ставки.
По сигналу герольда противники столкнулись, и копья у обоих рыцарей переломились. Однако соперники решили не брать новых, а предпочли рукопашную. Валентин схватил притороченную к седлу булаву, а Веденей выбрал секиру. Они скрестили оружие в яростном ударе и разъехались, но лишь для того, чтобы вновь схлестнуться. Валентин чиркнул булавой по плечу Веденея, и тот едва заметно покачнулся, но тут же отплатил сопернику, зацепив его секирой по груди. Пока что ни один из сражавшихся не понес урона, и они ужесточили свои атаки. Прикрываясь щитом, Валентин ринулся на Веденея и, отведя его оружие, толкнул противника в живот. При этом он обрушил свою булаву на голову соперника, отчего завязки шлема лопнули, и Веденей остался с непокрытой головой. Валентин размахнулся и попытался проломить ему череп, но Веденей успел в последний момент отклониться назад, едва не вывалившись при этом из седла. Взревев от ярости, он описал секирой полукруг и нанес Валентину сокрушительный удар по ребрам. Однако председатель Вардана удержался на лошади и коротким выпадом сунул булаву в незащищенное лицо противника. Потеряв равновесие, Веденей опрокинулся назад и рухнул на землю. Герольды протрубили окончание схватки.
В третьем поединке против Валентина выступил Горимиром. Вампиры столкнулись, выбив друг друга из седел, но почти сразу поднялись и обнажили мечи. Однако распорядители тотчас выехали на арену, чтобы остановить их. Соперникам пришлось убрать оружие и вернуться на свои места, чтобы снова сесть на коней и взять копья.
Они помчались друг на друга по сигналу герольдов. На этот раз Валентин нацелил копье в голову Горимира, а тот – в корпус противника. В последний миг Валентин поднял щит и его краем приподнял оружие соперника, отведя его острие от себя. Его же собственное копье ударило Горимира в шлем и выбило всадника из седла. Это была явная победа, и герольды объявили об окончании поединка.
Четвертая схватка была с Бориславом. Валентин сбил его ударом в стальной воротник, что считалось среди вампиров, больше всего опасавшихся потерять в битве голову, наиболее блестящим приемом. Эту новую победу председателя Вардана многие вампиры приветствовали стоя, а на арену посыпался дождь золотых жетонов, специально выпускаемых в чеканных мастерских замка Брандеген по большим праздникам. При желании их можно было приобрести и одаривать победителей – все монеты тщательно собирались рабами, а затем вручались любимцу публики. Так было и на этот раз – пока Валентин объезжал с поднятым копьем арену, к нему подбежал раб и протянул увесистый кожаный мешок, набитый золотыми. Председатель подхватил его облаченной в боевую перчатку рукой и, развязав шнурок, широким жестом швырнул жетоны обратно в ряды зрителей – это считалось особенно изысканным ответом на приветственные крики и аплодисменты. Слуги и рабы кинулись подбирать и прятать жетоны, а Валентин поворотил коня к воротам арены.
Настало время назвать победителя первой ночи турнира. Через час должен был наступить рассвет, и носферату торопились вернуться под защиту стен Бальгона.
Когда герольд огласил имя лучшего бойца, тысячи радостных голосов слились в восторженном реве – так зрители приветствовали единодушное решение Невина и распорядителей, присудивших приз Валентину. Даже те носферату, которые не были его сторонниками, не могли не восхититься мастерством рыцаря.
Невин и распорядители поздравили победителя, вручив ему украшенный серебряной насечкой круглый щит для пешего боя. Сверкающий диск был покрыт искусной чеканкой и украшен золотыми гвоздями, выпуклые шляпки которых складывались в контур нетопыря – герб ныне правящего клана Грингфельд. Подобных подарков удостаивались только лучшие бойцы, и Валентин по праву заслужил его.
На следующий вечер, едва солнце скрылось за горизонт, к ристалищу потянулись зрители – в основном рабы и слуги, спешившие занять места получше. Вслед за ними явились распорядители и герольды. Предстояло составить списки участников двух отрядов, члены которых сразятся в общем бою, где правила гораздо более мягкие и в ход которого распорядители редко вмешиваются. Собственно, именно предстоящее зрелище и составляло главный аттракцион турнира, поскольку представляло собой почти настоящее сражение.
Валентин был признан главой одного отряда, а Дамира, как лучшего после него бойца, назначили предводителем второго. Всего же в схватке должно было участвовать по пятьдесят рыцарей с каждой стороны. Это означало, что на арене будет настоящая схватка, в ходе которой многие будут ранены. Из-за большого числа пожелавших принять участие в соревновании тем, кому не повезет, скорее всего, придется остаться в гуще сражения и ждать, когда оно закончится. Так что можно было надеяться, что в бою сойдутся самый отчаянные воины Бальгона.
К двум часам ночи в Колизей Смерти поспешили всадники и всадницы, большинство из которых были Хозяевами, а также их любимые Слуги, составлявшие свиту. Над головами висела молочно-белая луна, время от времени перечеркиваемая прозрачной пеленой проплывавших облаков. Серебряный свет ложился между утесами, курился в облачках выдыхаемого лошадьми пара.
Через четверть часа после того, как все заняли свои места, герольды возвестили прибытие Невина с супругой. Когда княжеская чета устроилась в ложе, раздалась торжественная музыка и звуки хора, наполовину заглушаемые приветственными криками толпы. Блестящие доспехи рыцарей отражали свет факелов, бойцы проверяли оружие и делали ставки на собственную победу. Между рядами воинов шныряли букмекеры, собиравшие золото и выдававшие билеты.
– Похоже, наш председатель все же вырвет победу у Дамира, – заметил Мейстер, пристроившийся у правого подлокотника кресла, в котором сидел Невин. – За него болеют многие прежде нейтральные вампиры.
– Всего лишь Слуги, – отозвался Невин.
– Но и они когда-нибудь могут стать свободными, – возразил карлик, доставая из-за пазухи кошель с золотыми жетонами. – Я решил на всякий случай одарить его монетками, – пояснил он, – а то ведь неизвестно, кто займет трон следующим. Нужно быть готовым ко всему.
– Наглец! – отозвался Невин с усмешкой. – Как ты смеешь говорить мне подобное? Я обвиню тебя в заговоре.
– Помилуйте, Ваше Величество! Просто готовлю себе теплое местечко. Разве такой убогий калека, как я, не может подумать заранее о собственной шкуре?
– Если бы ты действительно заботился о ней, то не говорил бы мне всего этого, – заметил Невин.
– Просто откровенность – мой девиз! – произнес карлик с пафосом. – Честность у меня в крови!
– Ты говорил о том, что на сторону Валентина перешли многие носферату, – перевел разговор Невин. – Но их симпатии не помогут ему выиграть турнир.
– Ваши слова, как всегда, справедливы, – с готовностью согласился Мейсер. – Вы прозрели самую суть.
– Тогда зачем ты болтаешь глупости?
– У меня, Ваше Величество, такая работа, – отозвался карлик с притворной грустью.
В этот момент герольды призвали к молчанию: они собирались зачитать правила предстоящего соревнования. По сути, они сводились к запрету пытаться убить своего противника, все остальное разрешалось.
Объявив правила, герольды призвали всех участников храбростью заслужить право возглавить армию Бальгона, после чего встали на свои места. Вслед за этим на арену выехали рыцари и выстроились друг против друга в два отряда. Так они стояли, пока распорядители пересчитывали бойцов, чтобы убедиться, что в обоих отрядах их поровну. Когда они, убедившись, что никто не будет иметь преимущества, удалились с арены, Невин подал знак к началу состязания, подняв над головой золотой жезл, усыпанный рубинами, самый маленький из которых не уступал размером перепелиному яйцу.
Герольды дали сигнал, и передние ряды обоих отрядов помчались навстречу друг другу, склонив копья. С грохотом они сшиблись в центре арены, и через пару мгновений сражавшихся окутали клубы поднятой лошадями пыли, так что поначалу зрителям было трудно понять, что происходит. Когда видимость улучшилась, стало ясно, что большая часть рыцарей выбита из седла и многие ранены. Получившие наиболее тяжкие увечья протискивались через ряды продолжавших сражаться – им, конечно, не грозила смертельная опасность, но регенерация поврежденных частей тела требовала определенного времени.
Теперь, когда копья были сломаны, всадники обнажили мечи или взялись за секиры и булавы. Они гарцевали друг против друга, обмениваясь яростными ударами, так что над ристалищем стоял оглушительный грохот. Отряду Валентина удалось на некоторое время оттеснить соперников к краю арены, но рыцари под предводителем Дамира постепенно отвоевали инициативу и, в свою очередь, начали отжимать противников к ограде. Впрочем, в данном турнире имела значение победа лишь одного участника – того, кто получит Калигорст и власть над армией носферату. На данный момент Валентин, как лидер предыдущей ночи, был самым вероятным претендентом, но, если он будет повержен, ему придется отстаивать свое право на должность Военного Предводителя в личной схватке с победившим его рыцарем.
Битва шла полным ходом около четверти часа, а потом ряды сражавшихся начали постепенно редеть: некоторым раненым все же удалось покинуть ристалище, другие отказались от борьбы, потеряв все свое оружие. Дамир с Валентином оказались лицом к лицу и немедленно кинулись друг на друга. Вокруг них образовалось небольшое открытое пространство: остальные рыцари словно предоставили Предводителям возможность самим решить вопрос первенства.
Валентин и Дамир были прекрасными воинами, и довольно долго ни один из них не мог получить преимущества. Они обменивались яростными ударами, но оба до сих пор уверенно держались в седле и почти не сбавили темп боя.
Тем временем отряд Дамира разрезал ряды соперников пополам и, разделив их таким образом, ослабил. Горимир и Веденей, ставшие негласными лидерами группы, громили противников, опрокидывая всадников и топча конями пеших воинов. Постепенно отряд Валентина превратился в две горстки рыцарей, окруженных со всех сторон соперниками. Убедившись в неминуемой победе отряда, Горимир и Веденей решили, что должны помочь Дамиру справиться с Валентином и таким образом окончательно исключить Председателя Вардана из числа претендентов на Калигорст. Развернув коней, они помчались на Валентина.
Невин с трудом удержался от того, чтобы приподняться на своем кресле, но ни в коем случае нельзя было выдавать своего волнения. Князь должен быть спокоен, беспристрастен и готов ко всему. Сейчас он – просто судья турнира, и его симпатии или антипатии должны уйти на второй план.
О приближении Горимира и Веденея Валентина предупредили возгласы зрителей, треть из которых искренне поддерживала политику клана Владислава. Председатель Вардана ударил Дамира мечом по щиту, отбросив противника на три шага назад, и осадил коня, уворачиваясь от атаки Веденея и Горимира. Нападавшие пронеслись мимо, их оружие со свистом рассекло воздух. Но они тотчас перестроились и теперь вместе с Дамиром напали на Валентина.
Улучив момент, Владислав ударил Горимира мечом по шлему. Оглушенный, вампир рухнул на землю, запутавшись в стременах. Испуганная лошадь понесла и потащила своего хозяина по арене. Несколько носферату бросились ее ловить.
Разделавшись с одним противником, Валентин направился к Веденею. Бросив меч, сломавшийся в схватке с Горимиром, он выхватил из ременной петли возле седла тяжелую секиру, сделанную в форме зазубренного с одной стороны полумесяца, и так ударил Веденея по щиту, что тот потерял стремя и опрокинулся на землю. Однако он быстро поднялся и подобрал валявшийся неподалеку моргенштерн. Размахивая им над головой, он двинулся на Валентина, пытаясь обойти его сбоку. Председатель Вардана развернул коня так, чтобы быть лицом к противнику и в то же время не терять из виду Дамира. Последний стоял в нескольких шагах, выжидая удобного момента для нападения. Видя, что его товарищ оказался пешим, он пришпорил коня и атаковал Валентина. Последнему пришлось предпринять отчаянный маневр: пустить лошадь на Веденея и заставить отпрыгнуть в сторону, тем самым выйдя из-под удара Дамира.
Валентин отъехал от своих противников и развернулся. По арене к ним направлялись распорядители. Приблизившись, они объявили, что Веденей должен покинуть ристалище: он потерял свое оружие и не должен был подбирать чужой моргенштерн. Вампиру пришлось уйти вместе с распорядителями, и Валентин остался один на один с Дамиром.
Зрители продолжали делать ставки, повсюду слышались звон золота и выкрики букмекеров.
– Не желаете заключить скромное пари, Ваше Величество? – поинтересовался Мейстер у Невина. – Поставьте немного денег на того, кто защищает ваши интересы.
– Ты забываешь, что я играю роль судьи, а значит, должен сохранять нейтралитет, – напомнил Невин, отрицательно покачав головой.
– Вы тонко подметили, Ваше Величество, – кивнул карлик. – Именно, что «играете роль». Я же предлагаю вам сделать ставку как князю, а не как судье.
– Снова ты несешь чушь! – усмехнулся Невин. – Как можно это совместить?
– О, я уверяю Ваше Величество, что множеству людей это легко удается!
– Но я не человек, – заметил Невин холодно, тоном давая шуту понять, что тот увлекся.
– Простите, повелитель, – мигом отозвался Мейстер. – Я перегнул палку.
– Самую малость.
Тем временем Валентин и Дамир столкнулись в жестокой схватке, но не успели они обменяться и десятком ударов, как лошадь Дамира, раненная в предыдущих сражениях, не выдержала и свалилась на землю – в отличие от своего всадника, она не была бессмертной. Дамир едва успел выпрыгнуть из седла. Перекувырнувшись, он встал на ноги и развернулся, ожидая противника. Валентин соскочил с коня и, вращая секиру над головой, двинулся на соперника.
Вокруг них угасали последние схватки: оставшиеся на ногах носферату заканчивали поединки и удалялись с арены, заодно подбирая тех, кто не мог идти сам. Предводителей отрядов оставили одних решать вопрос первенства в этом турнире. Теперь никто не мешал им, и все внимание зрителей было приковано только к ним.
Дамир отразил первые два удара Валентина, а третий пропустил: секира врезалась в панцирь, почти пробив его, но большого вреда не причинила. Дамир ответил рядом выпадов, из которых лишь два достигли цели, но сбить Валентина с ног ему не удалось.
Схватка пеших вампиров могла продолжаться довольно долго, поэтому Невин решил, что следует слегка изменить ход турнира. Распорядители вывели на арену двух свежих коней. Валентин и Дамир должны были сесть на них и сразиться. Когда они вскарабкались в седла и разъехались по разным концам ристалища, им дали по копью, и герольды протрубили сигнал к началу состязания.
Противники устремились навстречу друг другу и сшиблись со всею накопленной за время турнира яростью. С грохотом они слетели с лошадей, которые тоже повалились на землю. Однако Валентин не выпустил щит и обломок копья, в то время как Дамир лишился и того, и другого. Кроме того, он не смог встать: его панцирь был пробит и на землю лилась кровь. Валентин же сумел перевернуться на бок и подавал признаки жизни. Герольды объявили об окончании турнира, и в тот же миг на арену толпой устремились слуги и рабы, чтобы подобрать своих раненых Хозяев и перенести их Бальгон, где они будут дожидаться регенерации. Большинство, конечно, будет в порядке уже этой ночью, но многим придется провести в постели не один день. Валентина и Дамира унесли в числе прочих.
Теперь Невину предстояло рассудить, кто из рыцарей наиболее отличился в бою, и он был вынужден отдать победу Валентину, одолевшему восьмерых противников и повергшему на землю предводителя отряда соперников.
Рабы наскоро обмыли с доспехов и лица Валентина кровь и пыль, и распорядители повели его по арене к княжеской ложе.
– Валентин из клана Владислава! – сказал Невин. – Мы объявляем тебя победителем турнира и вручаем тебе жезл Военного Предводителя и меч твоего предшественника, доблестного Владемира из клана Майрено.
После этих слов распорядители вынесли на двух бордовых подушках, обшитых золотыми кистями, золотой, усыпанный рубинами жезл и меч Владемира, Калигорст, Дарующий Смерть. Победитель опустился на левое колено перед княжеской ложей, и Невин сошел на арену по приставленной рабами лестнице, покрытой тончайшей резьбой, инкрустированной самоцветами и устланной алым бархатом. Он взял у распорядителей жезл и вручил его Валентину, а затем передал ему Калигорст со словами:
– Служи Великому Молоху, Бальгону и роду вампиров!
– И моему повелителю! – ответив согласно традиции, Валентин низко поклонился, коснувшись лбом песка арены, а затем, высоко подняв над головой жезл и меч, продемонстрировал их зрителям, которые тотчас же разразились восторженными криками.
Хор затянул хвалебную песнь, на арену выбежали музыканты, а с трибун полетели разноцветные ленты, золотые жетоны и платки, которыми присутствовавшие награждали победителя.
На этом турнир закончился, но торжество продолжилось шествием к Бальгону, во время которого Валентина приветствовали и чествовали, осыпали жетонами и подарками.
Он ехал впереди процессии, окруженный своими единомышленниками и членами клана Владислава, везшими свои знамена, гербы и штандарты.
– Прямо душа радуется, – прогнусавил Мейстер, утирая лицо шелковым платком. – Такое событие, такое событие! Слава Молоху, дожил! Теперь и умирать не жалко, – карлик позвенел так и не израсходованным золотом.
Он ехал в открытом паланкине, который несли четыре раба. Закутанный в меховую шубу, сверкающий драгоценностями, он показался в этот момент Невину особенно забавным.
– Не расстраивайся так, – сказал он насмешливо. – Ведь твой кумир победил.
– Нет, не уговаривайте, Ваше Величество. Ибо я не в силах сдержать слез умиления.
– Но, я вижу, жетоны ты сохранить сумел.
– Исключительно по рассеянности! Так сказать, увлекшись ходом турнира, совершенно позабыл о бренном и презренном металле. – С этими словами Мейстер поспешно спрятал кошель за пазуху.
Невин поискал глазами Астерия и, заметив Хранителя в толпе приближенных, повернулся к Мелиссе со словами:
– Прости, но я вынужден ненадолго оставить тебя. Мне нужно сказать несколько слов Астерию. Уверен, Мейстер не даст тебе скучать.
– О, Ваше Величество может не беспокоиться об этом, – откликнулся шут. – Все знают, что я очаровательный кавалер.
– А главное, у тебя есть редкое качество, – заметила Мелисса.
– Как, всего одно?! И какое же?
– Умение смеяться над собой.
– Мое тело – единственный товар, который мне не жалко продавать, – ответил карлик.
Невин не слышал продолжения беседы. Он поворотил коня и подъехал к Астерию. При его приближении Хранитель почтительно поклонился.
– Как продвигаются поиски? – спросил Невин тихо.
– Плохо, Ваше Величество. Мои слуги прочесали все мало-мальски сомнительные заведения, но не нашли никаких следов Книги. Ума не приложу, куда она могла деться. – Голос у Хранителя был совершенно убитый.
– Надеюсь, ты не привлекал к поискам рабов?
– Нет, доверять можно только тем, кого контролируешь, поэтому я использовал лишь своих слуг.
– Хорошо. Но фолиант необходимо разыскать. Даже если кто-то уже воспользовался им в своих целях, для всеобщего спокойствия Книга должна быть на месте.
– Поверьте, я делаю все, что могу. В конце концов, моя должность обязывает меня к этому.
– Я рад, что ты помнишь об этом, Хранитель.
Астерий склонил голову, и Невин вернулся к Мелиссе и Мейстеру.
– Что-нибудь случилось? – спросила женщина.
Она знала о пропаже Книги и поняла, о чем муж разговаривал с Хранителем.
– К сожалению, нет.
– Отсутствие новостей порой тоже хорошие новости, – заметил Мейстер.
– Возможно, иногда, – согласился Невин.
– Но не в этот раз? – спросил карлик. – Если происходит что-нибудь тревожное, умоляю рассказать мне, возможно, я еще успею спасти свою драгоценную шкуру.
– Не беспокойся. Тебя это не коснется.
– Что ж, тем лучше. Вашему Величеству всегда удается меня успокоить.
– Я рад.
В этот момент процессия въехала в Бальгон, и вампиры разделились. Одни направились по домам, другие – в крытые галереи, третьи, и в том числе Невин с Мелиссой, – в замок Брандеген. Близился рассвет, и носферату пора было искать себе укрытие. Некоторые ложились спать, другие собирались для пиров. Но улицы быстро пустели – никто не хотел быть застигнутым солнечными лучами.
На стенах города появились патрули рабов, которым предстояло нести дневной дозор и следить за тем, чтобы сон их хозяев не потревожили.
С вечера разыгралась настоящая метель. Снег облеплял стекла и стены, сыпался с покатых железных крыш подобно муке, роился вокруг освещенных окон домов.
Дьяк, закутавшийся в теплый меховой плащ с высоким медвежьим воротником, шел, слегка нагнувшись вперед, чтобы противостоять резким порывам холодного ветра, обрушивавшего на Ялгаад все новые и новые волны бурана. Позади него едва перебирали ногами четыре темные фигуры – телохранители.
Процессия направлялась в дальний конец третьего городского яруса, где у портовых доков должна была состояться долгожданная встреча, которую обещал устроить Курад, за что и получил от Дьяка в «Веселом драконе» деньги. Железному Герцогу так и не удалось воспользоваться охотничьим соколом: хитрец если с кем-то и встречался, то не на улице, а в помещении, куда птица проникнуть, естественно, не могла, так что пришлось ждать назначенного часа, чтобы узнать, как выглядит тот, с кем обещал свести Дьяка Курад.
Вокруг было темно, дома стояли мрачные, с плотно закрытыми ставнями, никто не появлялся ни на улицах, ни на площадях столицы, только во дворце короля Мирона желтыми овалами горели восемь окон. Все мешалось в бело-черной крутящейся мгле и казалось призрачным, особенно устремленные в небо шпили и башни Ялгаада, то появляющиеся, то исчезающие в водоворотах метели.
Дьяк свернул на аллею, где недавно расправился с несколькими подосланными к нему убийцами, а затем прошел по узкому грязному переулку, в котором пахло нечистотами и псиной. Телохранители следовали за ним, едва различимые сквозь метель и похожие на призраков.
Вскоре ветер подул еще сильнее, его ледяные порывы пронизывали насквозь – это означало, что набережная теперь недалеко. Дьяк уже мог различить черный занавес неба, спускавшийся до самого горизонта и сливавшийся с разбушевавшейся рекой. Через некоторое время показались высокие мачты и темные силуэты кораблей. Дьяк свернул в переулок, спасаясь от ветра, затем пересек небольшую площадь и остановился перед двухэтажным зданием с освещенными окнами, из которого доносились возбужденные хриплые голоса и время от времени слышался грубый смех.
– Ждите меня в первом зале, – велел Дьяк телохранителям, когда они догнали его. – Согрейтесь, закажите выпить, но не перебирайте. Вы можете мне понадобиться.
– Да, господин, мы не подведем вас, – ответил тот, кто был за старшего. У него был высокий лоб, глубоко посаженные серые глаза и тяжелый волевой подбородок. Звали его Северин, и он служил в чине капитана.
Дьяк толкнул рукой дверь и сразу ощутил волну горячего воздуха, вырвавшегося на улицу. Внутри сидело несколько матросов, одетых в короткие теплые бушлаты; они пили грог из оловянных кубков и громко разговаривали. У них на коленях устроились девицы в красных и пестрых юбках, преувеличенно весело смеявшиеся охрипшими низкими голосами, выслушивая остроты своих кавалеров.
Дьяк выбрал свободный столик и сел, уперев руки в колени. Хозяин, тощий лысеющий брюнет с бегающими глазами, выскользнул из-за стойки, приблизился и, почтительно склонившись, осведомился:
– Что желает господин? – Его лицо выражало одновременно радость оттого, что удалось заполучить богатого на вид клиента, и удивление по поводу его присутствия в столь низкопробном заведении.
– Ужин и грог моим друзьям, – ответил Дьяк, указывая глазами на телохранителей. – И скажи, не приходил ли Курад? Я должен с ним здесь встретиться с минуты на минуты.
– Этого имени я не слышал, но полагаю, что знаю, о ком вы говорите, – кивнул хозяин. – Человек, которого вы ищете, просил передать, что будет ждать вас в седьмой комнате, что на втором этаже. И он велел сказать, чтобы вы приходили один.
– Хорошо, – сказал Дьяк, выкладывая на стол серебряную луну. – Выполняй заказ.
Хозяин поклонился, подобрал монетку и поспешно ушел на кухню. Вскоре служка принес выпивку и доверительно сообщил, что скоро начнется «представление», так что господам имеет смысл задержаться. Не дождавшись ответа, он ушел, смущенно прижимая поднос к животу.
Через некоторое время Дьяк с легким стуком поставил на стол опустевший кубок и, приказав телохранителям оставаться в зале, направился к лестнице. Преодолев десяток скрипучих ступеней, прогибавшихся под его тяжестью, он двинулся вдоль темного коридора, вглядываясь в полустершиеся цифры, мелом выведенные на дверях.
Остановившись перед седьмым номером, Дьяк огляделся и постучал. Какое-то время ничего не происходило, а затем послышался легкий шорох и звук приближающихся шагов. Дверь приоткрылась, и Дьяк разглядел едва освещенное лицо Курада, напряженно уставившегося в полумрак. В комнате, судя по всему, горело несколько свечей, на стенах дрожали резкие тени. Курад узнал Дьяка и посторонился, приглашая его войти.
В дальнем углу номера, расположившись в глубоком кресле, сидел человек. На его лицо падала тень, и все равно оно казалось неестественно бледным. Длинные черные волосы были убраны назад, а подбородок подпирал высокий жесткий воротник. Черную куртку и такого же цвета штаны украшала причудливая серебряная шнуровка, а темно-сиреневая рубашка казалась в темноте пятном сумрака.
– Доброй ночи, – сказал он, обращаясь к Дьяку. – Рад, что вы пришли. Наш общий друг, – незнакомец указал на Курада, – сказал, что вы хотите получить одну… вещь. Но сначала позвольте представиться. – С этими словами он встал и поклонился, при этом оказавшись на свету: – Мстислав арра Валерио.
– Хорг Ариган Дьяк…
– Герцог Ноксбургский, полководец Малдонии, – с улыбкой перебил вампир Дьяка. – В отличие от моих соплеменников, изгнавших род Валерио из Бальгона, и жителей этой страны, я видел вас раньше, в другом месте и при иных обстоятельствах.
Дьяк нахмурился – он понял, что носферату имеет в виду войну в Межморье, где клан, к которому он принадлежал, сражался на стороне Алкузула против воинства людей, эльфов и гномов. Среди них был и Дьяк, старший сын короля Нумидана.
Он мельком взглянул на Курада, с интересом прислушивавшегося к разговору. Мстислав заметил это и, усмехнувшись, приложил палец к губам.
– Только между нами, друг мой, – сказал он. – Ну, а теперь перейдем к делу. Что конкретно вы хотите от меня?
– Книгу Молоха, – ответил Дьяк.
– Зачем она вам?
– Полагаю, там указано месторасположение Бальгона. Это поможет нам сокрушить Город Мертвых.
Мстислав сделал несколько шагов по комнате.
– Однако вы неожиданно откровенны. А почему вы решили, что я помогу вам? – спросил он через несколько секунд. – Предательство считается у нас самым страшным преступлением. Вампиры никогда не шли друг против друга.
– Но ваш клан изгнали! – возразил Дьяк. – Теперь вы ничем не обязаны своим соплеменникам.
– Мы остались слугами Великого Молоха, нашего создателя, – отозвался Мстислав. – То, что наши собратья заблуждаются, не значит, что мы освобождены от службы ему. Предать Бальгон – значит лишить Молоха верных слуг.
– Давно ли Молох говорил с вами? – спросил Дьяк.
– Ты ставишь под сомнение существование нашего Создателя? – Мстислав остановился перед Дьяком, холодно глядя ему в лицо.
– Нет, но я не уверен, что он следит за вами. Кроме того, разве великий бог не достоин лучших слуг? Уничтожьте тех, кто заблуждается, идет против своих братьев, и займите их места. Это будет только справедливо.
Мстислав усмехнулся:
– Ты прекрасно знаешь, что против нас все остальные кланы. Кроме того, открытая война между вампирами невозможна. Она привела бы к тому, что все больше людей вставали бы на сторону сражающихся, попадая в ряды носферату. В конце концов мы бы лишили себя пищи.
– Поэтому я и предлагаю тебе помочь нам, – сказал Дьяк. – Мы застанем Бальгон врасплох и захватим его.
– А что будем иметь с этого мы?
– Мы? Разве ты говоришь не от своего имени?
– Это неважно. Впрочем, ты должен знать, что интересы рода для вампиров превыше собственных. Наш Прародитель нарушил это правило и обрек тем самым на изгнание многих, шедших за ним лишь по велению долга. Так что принесет победа людей нам, клану Валерио?
– Мы отдадим вам Бальгон, – ответил Дьяк, помолчав. – Если вы поклянетесь не охотиться в Малдонии. – Мстислав замер.
– Это правда? – спросил он через некоторое время, испытующе глядя на Дьяка. – Вы не разрушите Город Мертвых, а отдадите его нам?
– При условии, о котором я упомянул.
– Откуда нам знать, что это не обман?
– Я ведь доверяю твоей клятве, – заметил Дьяк. – Но я должен быть уверен, что ты можешь говорить от имени остальных.
– Разве я был бы здесь иначе? Я первый из обращенных Валерио, мой возраст схож с возрастом нынешнего правителя Бальгона Невином арра Грингфельдом.
– Значит, тебе и достанется трон?
– Вероятно. – Вампир на некоторое время задумался, а потом добавил: – Мне нужно поговорить с другими Хозяевами. Ответ будет через три дня. Встретимся здесь же.
– Хорошо, – согласился Дьяк, поворачиваясь, чтобы уйти. – Да, кстати, мне нужен подлинник.
– Простите?
– Я имею в виду Книгу Молоха. Не список, а фолиант, написанный рукой Молоха.
На лице Мстислава отразилось колебание.
– Это… как бы выразиться… сложнее, – потянул он.
– Но возможно?
– Не могу ответить сразу. Вероятно, – вампир пару секунд помолчал. – Быть может, вы согласитесь на другой вариант? Ведь вам нужен только путь в Бальгон?
– В общем, да.
– Но мы ведь и так можем показать дорогу к Бальгону.
– Вообще-то, я люблю древности, – отозвался Дьяк. – Особенно редкие. Так что я все равно хочу получить эту книгу.
– Как только Город Мертвых станет нашим, вы сможете сами забрать ее из Хранилища.
– Что ж, это меня устроит.
– Тогда до встречи, – вампир уселся обратно в кресло.
– До встречи, – Дьяк слегка кивнул, а затем открыл дверь и, поманив за собой Курада, вышел в коридор.
Когда тот выскользнул за ним, Дьяк сказал:
– Ты пойдешь со мной.
– Зачем?
– Об этом разговоре не стоит знать никому, кроме нас.
– Я буду молчать, – начал было Курад, но Дьяк перебил его:
– Не спорь, – сказал он. – Иди вперед.
Курад побрел по коридору. Внизу Дьяк велел своим телохранителям присматривать за ним, и они отправились домой. За то время, что Дьяк провел в гостинице, погода улучшилась: снег падал медленно и ровно, ветра не было, а на небе показались редкие звезды.
На улице Дьяк тихо свистнул, и к нему слетел сокол. Герцог подставил ему руку и, когда птица села, крепко ухватившись когтями за латную перчатку, снял с нее браслет.
– Ты славно потрудился, – сказал он птице и передал ее Северину: – Позаботьтесь о нем.
– Да, господин, – капитан бережно принял сокола и накрыл ему голову сафьяновым колпаком.
Улицы Ялгаада были пустынны. Только в королевской обсерватории горел свет. Там астрологи высчитывали, какие несчастья может принести комета, до появления которой оставалось чуть больше двух недель. Массивное здание с железным куполом располагалось на первом ярусе столицы и служило жилищем всего для семи ученых, которым помогали тридцать учеников. Последние доставляли в обсерваторию пищу, а также все необходимое, расклеивали на стенах предсказания, которые астрологи считали достойными опубликовывать. Обычно они касались урожая и к тому времени, когда наступала пора его собирать, прочно и надежно забывались, так что никто не мог с уверенностью сказать, сбываются обещания ученых мужей или нет.
Обсерваторию учредил и построил дед ныне царствующего короля Мирона. Он был крайне суеверным, и его царствование отмечено возросшим количеством астрологов, предсказателей, гадалок, пророков и юродивых, а также мошенников, неплохо нагревших руки на модном увлечении знати, стремившейся подражать своему правителю.
Купол обсерватории был виден практически отовсюду, и Дьяк задержал на нем взгляд, когда подходил к своему дому. Ему тоже было интересно поглядеть на приближавшуюся комету. За минувшие тысячелетия он видел уже не одну, но эти хвостатые небесные огни всегда завораживали его – они казались одним из тех чудес Мира, тайны которых он не спешит раскрывать.
– Заприте его, – велел Дьяк воинам, указывая на Курада, когда они вошли в дом, – и позаботьтесь, чтобы его кормили.
– За что?! – воскликнул Курад. – Я же помогал вам, герцог!
– Не бойся, это только на время, – отозвался Дьяк, думая о том, стоит ли оставлять мошенника в живых. Он слышал, как генерал Малдонии договаривался с вампиром и обещал не трогать клан Валерио. Если ему придет в голову шантажировать его… Лучше сразу припугнуть этого человека, а там будет видно.
Дьяк вошел в свою комнату и внезапно остановился, молниеносным движением наполовину обнажив меч. В дальнем углу у окна виднелась тень, примостившаяся в кресле.
– Спокойно, герцог! – Голос доносился оттуда, но его обладателя нигде не было видно. – Это всего лишь я. Прелестная ночь, не так ли?
– Как ты сюда проник?
– Ваш вопрос меня обижает, герцог.
– Оставим это! – Дьяк запер дверь и сел напротив своего невидимого собеседника. – Как продвигается наше дело?
– Это зависит от того, способны ли вы выполнить условия соглашения.
– Да, разумеется.
– Я до сих пор не могу поверить, что это возможно.
– И тем не менее ты получишь то, что я обещал. Как только Книга будет у меня.
– Не пойдет. Простите, герцог, но я вам не доверяю. Вы должны понять причину моего…
– Хорошо, – прервал его Дьяк. – Что ты хочешь?
– Сначала вы совершите перемещение, а потом я отдам вам Книгу.
– Когда ты ее достанешь?
– Она уже у меня.
Дьяк подался вперед:
– Неужели? Можно взглянуть? Я должен знать, что это именно то, что мне нужно.
– Я не так глуп, – в голосе послышались насмешливые нотки, – и не прихватил ее с собой. Но она станет вашей, как только вы совершите перемещение.
– Я должен вначале ее увидеть. – Дьяк откинулся на спинку кресла и сложил руки перед собой. – Без этого сделки не будет.
– Я покажу ее вам, не сомневайтесь. Но после этого…
– Договорились, – снова перебил Дьяк, – но не забывай, что после превращения ты будешь в моей власти, и если попытаешься обмануть…
– Зачем мне это? – на этот раз тень сама его прервала. – Я получу свое, ты – свое.
Дьяк заметил, что собеседник больше не обращается к нему на «вы», и усмехнулся.
– Хорошо. Когда ты покажешь Книгу?
– Завтра.
– И опять проникнешь ко мне, как сегодня?
– Если ты не против.
– Думаю, смогу это пережить.
– Тогда договорились. Доброй ночи.
– Вернее, того, что от нее осталось. Понимаю, тебе нужно торопиться. Ведь скоро рассвет.
– Жаль, что ты не можешь исправить и этого.
– К сожалению, – Дьяк развел руками.
– Прощай.
– До завтра.
Тень отделилась от кресла и пересекла комнату. Невидимая рука отперла дверь, и ночной посетитель исчез в коридоре.
Спустя пару минут Дьяк позвонил в колокольчик и, когда вошел Диодор, приказал подать легкий ужин и бутылку вина. Ему нужно было многое обдумать, на сон и отдых времени не оставалось. Мстислав не смог достать для него Книгу, но фолиант все равно скоро будет у него, и тогда его планы осуществятся. Теперь оставалось просчитать все варианты развития событий, чтобы быть готовым к любому повороту.
Дом располагался на третьем ярусе. Три этажа, двускатная крыша, выложенная синей черепицей, – довольно богато для рабочего района. Перед распахнутой дверью, из которой валил пар с запахом приготовляемой пищи, сидел на крыльце коренастый человек в заячьем полушубке и задумчиво курил трубку, щурясь на одинокий фонарь, вокруг которого лепились крупные снежинки, похожие на порхающих капустниц.
Перед домом остановился легко одетый молодой человек.
– Господин Эйгер-Шар! – Мужчина тяжело поднялся и сошел с крыльца ему навстречу. – Хозяин давно ждет вас.
– Надеюсь, – бросил Эйгер, проходя мимо. – Кого ты здесь караулишь?
– Просто вышел покурить. Вы же знаете, Хозяин не разрешает дымить в доме.
– И правильно делает. Странная привычка. Совершенно бесполезная. – Эйгер сунул руку в карман, а затем протянул что-то, зажатое в кулаке, собеседнику.
Тот испуганно отшатнулся и спрятал трубку за спину.
– Нет, господин Эйгер, прошу вас! Я и так еле сумел ее раздобыть. Ночью купить новую трубку не так-то просто.
– Еще бы! Люди не часто пускают в дом кого попало. А с такой рожей, как у тебя… – Молодой человек расхохотался и раскрыл ладонь, в которой оказалось несколько крупных термитов, сразу же побежавших по пальцам, стремясь заползти в рукав, спасаясь от холода.
– Видите, даже ваши… э-э…
– Насекомые, – подсказал Эйгер.
– Ну да, словом, эти козявки, и те не желают жрать мою трубочку.
– Они просто замерзли, глупец.
– То-то они сразу уползли, – закивал мужчина покладисто. – Под одеждой-то, чай, теплее.
– Их греет не мое тело, а Дар. Как меня утомляют эти новообращенные! – Эйгер быстро поднялся по ступенькам. – Собираешься оставаться здесь?
– Я скоро приду, только докурю, – вампир виновато показал трубку.
– Надеюсь, Мстислав хоть чему-нибудь тебя научит, – бросил Эйгер и вошел в дом.
Поднявшись на второй этаж, он привычно скользнул взглядом по дорогим шпалерам, изображавшим сценки из военных кампаний Малдонии, сделал несколько шагов по пушистому ковру, скрадывавшему все звуки, и постучал в дубовую, инкрустированную медными пластинками, дверь.
– Заходи, Эйгер-Шар, – донесся негромкий голос, – не заперто.
Молодой человек провел рукой по одежде, словно стараясь ее разгладить, и вошел в комнату.
Мстислав сидел у камина, перебирая тонкими пальцами длинную шерсть развалившегося у его ног иссиня-черного пса. Окна закрывали плотные шторы, а снаружи имелись толстые железные решетки. На низком диване, полуприкрыв глаза, лежала белокурая женщина в длинном обтягивающем платье и лениво разглядывала переливающиеся в свете масляных ламп драгоценности, беспорядочной кучей лежавшие перед ней.
– Вижу, ты не теряла времени, – заметил Эйгер, приветствуя ее легким поклоном.
– Это не в моих правилах, – отозвалась она, едва шевельнув ресницами.
– Калхадия придерживается того мнения, что вечность не стоит проводить в праздности, – заметил Мстислав, улыбнувшись. – Сейчас ты видишь, как старательно она претворяет этот принцип в жизнь.
– Глупости! – Женщина поморщилась и примерила кольцо с крупным бриллиантом. – Сегодня я уже достаточно потрудилась и заслужила несколько минут отдыха.
– Чтобы насладиться плодами трудов, как я вижу, – подхватил Эйгер.
– Именно! – Калхадия стянула украшение и взяла другое. – Эти гусыни все равно не сумели бы оценить свои побрякушки.
– Но ты сделаешь это за них?
– Разумеется. Должен же кто-то разбираться в прекрасном.
– Эйгер, – Мстислав жестом пригласил молодого человека сесть напротив него, – расскажи, как прошел твой визит… в обитель порока, – он улыбнулся.
– Прелестно. Девчушка довольно мила, и я понимаю нашего герцога.
– Фи, как пошло! – подала голос Калхадия, заставляя изумрудную брошь играть при свете ламп. – Поистине, все мужчины одинаковы, вне зависимости от того, принадлежат ли они к роду людей или вампиров.
– Вы несправедливы, дорогая Калхадия, – возразил Эйгер, демонстрируя в улыбке ровный ряд белоснежных зубов, нарушенный лишь слегка удлиненными клыками, – я говорю исключительно с точки зрения пользы дела.
Женщина фыркнула.
– Не отвлекайся, – напомнил Мстислав Эйгеру, – ты сделал все, что было нужно?
– Да, никаких сложностей не возникло. Теперь мы узнаем обо всем, что Железный Герцог расскажет своей маленькой любовнице.
– Если он расскажет, – заметил Мстислав. – Порой мужчины не столь глупы и сентиментальны, как кажется нашей дорогой Калхадии.
Женщина никак не отреагировала на эту реплику, продолжая разглядывать и примеривать драгоценности. Казалось, она больше не прислушивалась к разговору.
– Главное, мы воспользовались единственным шансом узнать хоть что-то об этом таинственном царедворце, – сказал Эйгер. – Посмотрим, будут ли результаты.
– Да, ты прав. В любом случае это нужно было сделать. Герцог слишком подозрителен. Но у него есть реальная власть, и она может послужить клану Валерио.
– Было бы глупо не попытаться вернуть былую славу, – сказал Эйгер, и его лицо внезапно приобрело жестокие черты, мгновенно утратив очарование молодости.
– И мы не упустим свой шанс, – кивнул Мстислав.
– А важно ли тогда, кто этот герцог? Главное, чтобы он оказался на нашей стороне.
Мстислав поднял палец!
– Не следует впадать в крайности. Мы должны знать, с кем имеем дело.
– Ты прав, – Эйгер кивнул, – нельзя расслабляться.
– Мы не знаем наверняка, что нужно этому человеку. Возможно, он ненавидит всех вампиров и хочет нашей гибели не меньше, чем падения Бальгона.
– Скорее всего, так и есть. Но мы же сможем воспользоваться им прежде, чем он станет опасен?
– Он уже опасен, – ответил Мстислав. – Не следует его недооценивать. Просто настанет момент, когда он перестанет быть полезным, и тогда мы должны избавиться от него.
Эйгер-Шар усмехнулся:
– Сделать это не так-то просто.
– А эта девушка?
– Я не управляю ею. Только получаю информацию. И она даже не знает об этом.
– Ну, ничего. Мы найдем способ.
– К нему уже подсылали убийц, – заметил Эйгер. – Ни один не уцелел. С некоторыми расправился он сам, с другими его телохранители.
– Вот как? – Мстислав удивленно поднял брови. – Не знал, что его люди так хорошо подготовлены.
– Говорят, их тренируют какие-то воины, скрывающие лица под масками. Скорее всего, члены какого-то ордена убийц. Герцог привез их с собой.
Женщина встала и подошла к стоявшему на низком ореховом столике аквариуму. Опустив обнаженную руку в воду, попыталась поймать одну из рыбок, но та ловко проскользнула между пальцами, шевеля золотистыми плавниками.
– Что ты делаешь? – спросил Эйгер.
Женщина лениво перевела на него взгляд:
– Ничего, просто забавляюсь.
– Оставь, – сказал Мстислав, – они мне нравятся. И стоят слишком дорого, чтобы доставлять удовольствие кому-то, кроме меня.
– Как скажешь, – Калхадия пожала плечами и вернулась на диван.
Все трое молчали. В доме было тихо, только на первом этаже расхаживал, тяжело ступая, новообращенный слуга Мстислава, выколачивая и вновь набивая трубку, выглядывая в окна, переговариваясь с приходящей кухаркой, готовившей ужин для рабов, прислуживавших вампирам.
В таверне было шумно. Собралось много народу – все хотели послушать молодого певца, сидевшего на помосте с лютней в руках. Юноша был очень хорош собой: высокий, стройный, со смуглой кожей, темными глазами и белокурыми волосами. Он оглядывал лица присутствующих и немного смущенно улыбался, хотя знал, что его музыка и голос очаруют слушателей и добудут ему кусок хлеба и ночлег.
Нами-Зар всего неделю как приехал из Ольтодуна в Малдонию, но уже успел приобрести известность. Послушать его приходили не только обитатели четвертого, но и третьего яруса. А не далее как вчера какой-то человек пригласил его поиграть за хорошее вознаграждение в доме одного знатного вельможи. Наверняка из второго яруса. В глубине души Нами-Зар надеялся, что когда-нибудь его пригласят и в первый, но скромность не позволяла ему всерьез мечтать об этом.
Юноша тронул струны, и зрители притихли. Он откашлялся и улыбнулся. Какие разные лица. И десятки глаз. Нами-Зар провел пальцами по струнам и запел:
В далеком краю нет жестокости,
Нет смерти, предательства и войны,
Там много отважных рыцарей,
Но они бесконечно добры.
В далеком краю нет холода,
Нет снега, дождя и ветра,
Там солнце светит ярче,
И земля его теплом согрета.
В далеком краю нет старости,
Нет разочарования и лжи,
И цветы растут круглый год,
И волны не смывают следы.
В далеком краю нет ханжества,
Казней, пыток и лести,
Нет воровства, грабежей,
Злобы, ненависти и мести.
Боги, я все наврал в этой песне!
Везде есть то, о чем говорил я,
Просто там, где мне было так сладко,
Живешь ты, Кахамилья!
Он умолк, сыграв последний аккорд, и прикрыл струны ладонью. Не поднимая глаз, ждал реакции своих слушателей. И они разразились аплодисментами, свистом и криками. Нами-Зар не смог сдержать счастливой улыбки. А потом он увидел человека, приглашавшего его в дом вельможи. Тот стоял, прислонившись к стене, и, заметив, что Нами-Зар смотрит на него, помахал юноше рукой. Затем остановил официанта и что-то заказал. Тот почтительно поклонился и бросился к пивному бочонку.
Зрители продолжали хлопать, и хозяин кивнул Нами-Зару, чтобы он пел дальше. Юноша исполнил еще четыре песни, а затем попросил позволения передохнуть. Сойдя с помоста, он протолкался к прихлебывавшему эль воину. Тот пригласил его за свой столик. Нами-Зар вспомнил его имя: накануне он представился Ольгердом.
– Уверен, мой господин по достоинству оценит твое мастерство, – сказал воин, заказывая юноше пива.
Нами-Зар промолчал о том, что хозяин и так обещал поить его бесплатно. Ему не хотелось перебивать своего собеседника, чьи слова так радовали его сердце.
– Сегодня после выступления, если ты не против, мы пойдем к нему. Ты переночуешь у него в доме, а перед обедом покажешь, как умеешь петь. Что скажешь?
Нами-Зар не мог поверить в такую удачу: приглашение не только осталось в силе, но ему даже удастся сэкономить на ночлеге.
– Это было бы прекрасно! – ответил он, а затем, набравшись храбрости, добавил: – А позвольте спросить, где находится дом вашего господина?
– На Главной Площади, разумеется. Где еще может жить такой знатный человек, как мой хозяин?
– Неужели?! – Нами-Зар едва сдержался, чтобы не вскочить со своего стула. – И… какой же у него титул?
– Герцог, малыш. Кто, по-твоему, может жить чуть ли не напротив королевского дворца? Уж, конечно, не какой-нибудь занюханный барон! – Ольгерд явно любовался произведенным на юношу эффектом. – Так ты согласен?
– На что? – растерялся Нами-Зар.
– Пойти к нему сегодня же.
– О да, разумеется! – юноша кивнул.
– Вот и славно! – воин хлопнул юношу по плечу. – И не забудь свой инструмент, – добавил он шутливо. – А теперь выпьем за твой успех! – он придвинул Нами-Зару принесенную официантом кружку с пивом.
Через пару часов они вышли из таверны. Нами-Зара провожали аплодисменты и прочие выражения восторга уже изрядно охмелевших посетителей. Да и сам он слегка покачивался: они с Ольгердом успели приговорить по три кружки эля, причем куда крепче того, что подавался обычно, – должно быть, хозяин расстарался для богатого гостя.
– Вижу, ты покорил нижние ярусы Ялгаада, – заметил воин, пока они шли. – Теперь пришла пора верхних.
Юноша улыбнулся.
– Не скромничай, – Ольгерд хлопнул его по плечу. – Каждый должен получать то, что заслуживает.
Они шли долго, пока не остановились перед домом Железного Герцога. Нами-Зар сразу узнал его – даже недолго пробыв в Ялгааде, он нашел время осмотреть этот маленький замок уже ставшего легендой человека.
– Нам сюда, – сказал воин, ударяя в дверной молоток, выполненный в форме медвежьей головы.
Через полминуты в воротах открылось маленькое окошечко, и в нем показался охранник в круглом шлеме. Он скользнул взглядом по провожатому Нами-Зара и внимательно оглядел юношу.
– Проходите! – бросил он затем, захлопнув окошко.
Раздался звук отодвигаемого засова и звон ключей. Когда все замки были отперты, Нами-Зар и его спутник вошли во двор, хорошо освещенный кострами, вокруг которых сидело человек семь-восемь стражников. Никто из них не поднял головы, когда пришедшие направились к крыльцу, возле которого их встречал старик с большим масляным фонарем.
– Прошу, господа, – сказал он, пропуская их вперед, – милорд ждет вас.
– Как? – прошептал Нами-Зар, наклонившись к своему спутнику. – Разве ваш господин уже знает, что я здесь? Я думал, мы встретимся только завтра.
– Вероятно, кто-то видел в окно, как мы пришли, и доложил ему, – ответил тот, скидывая плащ и отдавая его подбежавшему стражнику, – Идем.
Они поднялись по лестнице, прошли по длинному коридору и очутились в большой, прекрасно обставленной комнате с пылающим камином. На столе стояли кувшины с ароматными напитками и вазы, наполненные изысканными яствами.
Хозяин дома сидел в глубоком кресле с высокой спинкой. Он молча оглядел вошедших.
– Позвольте представить вам, милорд, Нами-Зара из Ольтодуна, молодого, но уже прославленного певца и музыканта, – проговорил Ольгерд с поклоном.
– Он действительно очень красив, как ты и говорил, – заметил Дьяк, не двигаясь. – Пожалуй, подойдет.
Юноша улыбнулся, не совсем понимая, что имел в виду этот великолепный вельможа. На какой-то миг ему в голову даже закралось подозрение: не попал ли он в лапы извращенца? Но он отбросил эту мысль как нелепую: за две недели он вдоволь наслушался россказней о Железном Герцоге, и тот никак не походил на любителей мальчиков.
– Пригласи нашего гостя к столу, Ольгерд, – сказал герцог, переводя взгляд на воина.
– Садись, Нами, не стесняйся, – тот показал юноше на одно из пустых кресел. – Угощайся. И не говори, что сыт, я заметил, что мошенник-хозяин той таверны, где ты пел, только подливал тебе своего дешевого пойла, но совсем не кормил.
– Благодарю, милорд, но я не смею принимать пищу в вашем обществе. Мое место на кухне, – проговорил Нами-Зар, краснея.
– Не говори глупости, – сказал герцог, подавшись вперед, чтобы налить в серебряные кубки вино из кувшина, – твое дело повиноваться, а не возражать.
На это Нами-Зар не нашел, что ответить, и послушно сел за стол.
– Ольгерд говорил, ты хорошо поешь, – бросил Дьяк, поднимая кубок. – Выпьем за то, чтобы твой дар не пропал. Я не предложил бы этот тост, если бы не видел много раз, как люди губят свои таланты.
Нами-Зар дрожащей от волнения рукой поднял свой кубок и, подождав из вежливости, пока герцог сделает глоток, тоже отпил. Вино оказалось на удивление крепким, но чрезвычайно приятным – не то что та кислятина, которой торговали в тавернах. Вот что значит оказаться в гостях у герцога. Боги, как же ему повезло!
В голове у Нами-Зара поплыло, он глуповато улыбнулся, стараясь удержать равновесие, но перед глазами появились темные круги, и юноша, неловко взмахнув руками, повалился на бок, но был вовремя подхвачен Ольгердом.
– В лабораторию! – коротко бросил Дьяк, вставая.
Ольгерд позвал слуг, и они взяли бесчувственного Нами-Зара и понесли вслед за герцогом и начальником его телохранителей по плохо освещенным коридорам, пока не остановились перед окованной железом дверью.
– Вы свободны, – сказал им Дьяк, отпирая замок.
Вдвоем с Ольгердом они внесли юношу в лабораторию и положили на заранее подготовленный стол.
– Проспит до завтра, – сказал Дьяк, выходя. – Ты молодец, – он протянул начальнику телохранителей приятно звякнувший кошель.
– Благодарю, милорд, всегда рад служить, – ответил Ольгерд, с поклоном принимая деньги.
– На сегодня ты свободен, – сказал Дьяк, запирая дверь и убирая ключи. – Можешь идти спать.
– Да, господин.
Когда воин ушел, Дьяк вернулся в комнату, где принимал Нами-Зара, и опустился в кресло. Теперь он сможет выполнить условия сделки и получит наконец Книгу Молоха. А на нее у него имеются планы, идущие гораздо дальше, чем выяснение расположения Бальгона, этого Города Мертвых. О, намного, намного дальше!
Король Мирон сидел в просторном зале с низким сводчатым потолком, черным от копоти факелов, свечей и масляных светильников – всего, что освещало это служившее трапезной помещение в течение долгих десятилетий правления его рода.
На длинном дубовом столе, покрытом грубой коричневой скатертью, были расставлены блюда, кубки и в беспорядке лежали приборы – ужин монарха.
В противоположных концах ярко освещенного зала пылали камины, забранные толстыми железными решетками. Возле них возвышались небольшие поленницы сосновых дров.
На стенах висели щиты, палицы и боевые топоры, а также несколько луков и охотничьих рогов. Выложенный цветной мозаикой пол покрывал красный ковер с коротким ворсом, местами уже весьма потершийся и покрытый пятнами – следами пролитых соусов и оброненных костей. Три огромных черных пса лениво лежали около стола, прищурив налитые кровью маслянистые глаза.
Там, где сидел Мирон, пол был немного приподнят. Это место отводилось для членов королевской семьи и приближенных, а также здесь могли сидеть особо важные гости, например, послы из других стран, которые, надо сказать, довольно часто посещали Малдонию и всегда бывали удивлены убогостью интерьера столь роскошного внешне дворца.
За креслом, которое можно было бы принять за трон скромного монарха, висели темно-красные драпировки и знамена Малдонии. Здесь же имелись флаг Ялгаада и шпалера с гербом королевского рода. На первом красовались перекрещенные мечи на зеленом поле, а со второго злобно взирала голова вепря, под которой можно было прочесть девиз: «Сила и Власть».
Рядом с креслом короля стояло другое, поменьше, предназначавшийся для хозяйки, вот уже семь лет как пустовавшее – жена Мирона скончалась во время родов, выкинув девочку. Тем не менее к нему была подставлена изящная скамеечка для ног, покрытая ажурной резьбой. Такие делали далеко на востоке, где, по слухам, жили огромные животные, у которых вместо носа были змеи, а из пастей торчали длинные изогнутые клыки; и гигантские птицы, питавшиеся этими удивительными созданиями, утаскивая их в крепких когтях на вершины скал, где они вили гнезда и выкармливали птенцов, рождавшихся раз в пятьсот лет.
Мирон сидел на своем месте, положив грузный подбородок на кулак согнутой в локте руки. По его красному припухшему лицу было видно, что он злоупотребляет вином и сном. Среднего роста, широкоплечий, с короткими руками, он выглядел непропорционально и смешно. Более того, король имел вид человека, пренебрегающего своим туалетом, а жестокий взгляд выдавал в нем натуру нетерпеливую и вспыльчивую.
Голову довольно правильной формы покрывала круглая охотничья шапочка темно-зеленого цвета с коротким белым пером. Из-под нее градом катился пот, но Мирон, казалось, не замечал его, задумчиво глядя на обглоданные кости, лежавшие перед ним на тарелке.
На короле был синий кафтан, отделанный у ворота и обшлагов пушистым белым мехом, а под ним виднелась просторная зеленая рубаха, которая тем не менее не могла скрыть полноты правителя. Штаны того же цвета были заправлены в высокие сапоги, застегнутые на четыре ремешка каждый. На полных руках блестели золотые браслеты, с шеи спускалась на грудь массивная цепь с круглым медальоном. Богато расшитый золотой нитью и драгоценными камнями пояс охватывал внушительную талию монарха. К нему был привешен короткий меч с богато отделанной рукоятью. Никакого другого оружия на короле разглядеть было нельзя, да он и не нуждался в нем, поскольку за его креслом всегда стояли по крайней мере два преданных ему телохранителя. Их мощные фигуры и сейчас возвышались в полумраке на фоне тяжелых драпировок. Оба откровенно скучали.
Несколько слуг смотрели в глаза своему королю и ожидали его приказаний. Двое из них стояли на помосте рядом с креслом Мирона, а остальные располагались возле стола или стен.
Уже несколько дней повелитель Малдонии пребывал в дурном настроении. Его сын, Мархак, настаивал на том, чтобы сменить Железного Герцога на посту полководца, объясняя это тем, что у чужеземца слишком много власти. Конечно, глупости, но короля раздражала назойливость сына. Кажется, тот решил, будто разбирается в государственных делах и теперь все время лезет с советами. Наверняка не может дождаться, когда папа умрет, чтобы занять трон! Мирон брезгливо поморщился: обойдешься, сынок, мы еще поцарствуем!
Вдобавок к этому он скучал. Недавняя победа над армией Бальгона сделала его в глазах простого люда чуть ли не героем, и Мирон жаждал новых подвигов. Однако его полководец, этот герцог Дьяк, все тянул и отговаривался тем, что Малдония понесла большие потери. Король выражал свое неудовольствие грубыми замечаниями, чаще всего обращая их к своему кравчему, который время от времени подносил ему на серебряном подносе небольшой кубок с вином.
Вдруг дверь распахнулась и вошел смотритель замка, подобострастно согнувшись в пояснице и с елейным выражением лица. Это был упитанный человечек небольшого роста, абсолютно лысый, одетый в светло-коричневый кафтан, препоясанный синим широким поясом. Длинные рукава доходили до середины ладоней, оттеняя драгоценные перстни, в основном фамильные и с гербовыми печатями, ибо смотритель принадлежал к древнему знатному роду, и должность его была наследственной.
Остановившись в трех шагах перед столом, он поклонился Мирону и замер, ожидая позволения заговорить.
– Ну, что тебе надо? – поинтересовался король, недовольно поморщившись.
– Герцог Ноксбургский, Ваше Величество, просит удостоить его высоким вниманием.
– Пусть войдет, – разрешил Мирон, подбирая полы мантии и стараясь принять величественную позу, – он не хотел, чтобы главнокомандующий подумал, будто он слаб и распустился, с удовольствием переложив все заботы на армию.
Смотритель поклонился едва ли не до пола и выскользнул из трапезной так быстро, как позволяли его коротенькие ножки.
Дьяк вошел широким шагом и, остановившись перед возвышением, на котором располагалось кресло короля, припал на правое колено, откинув парадный, отороченный мехом горностая, плащ.
– Полно, мой друг, – сказал Мирон ласково. – Герою ни к чему соблюдать все церемонии. Что не разрешено простым смертным, то позволено богам, – добавил он с улыбкой, которая тем не менее получилась кисловатой.
– Я всего лишь покорный и преданный слуга Вашего Величества, – ответил Дьяк, поднимаясь.
– Ну, будет, будет! – отмахнулся король шутливо. – Какое дело привело тебя ко мне?
– Я хотел просить вас и вашего сына, принца Мархака, быть сегодня у меня на званом ужине, – ответил Дьяк.
– В честь чего торжество? – поинтересовался Мирон.
– В честь Вашего Величества, государь, самого мудрого и победоносного правителя на земле, сумевшего одолеть воинство вампиров.
– Хм. Это мне нравится, – одобрил Мирон. – Что ж, я принимаю твое приглашение, но едва ли смогу прийти, у меня много важных дел. Но принц Мархак прибудет обязательно.
– Благодарю, Ваше Величество, – ответил Дьяк.
– Больше ты ничего не хочешь мне сказать?
– Нет, мой король.
– Тогда можешь идти.
Поклонившись, герцог развернулся и вышел из трапезной. Его кратковременный визит удивил Мирона. С чего это вдруг полководцу понадобилось устраивать в его честь пир? Чтобы показать, что он не боится разделить с ним славу своих побед? Но это было бы даже дерзко. Впрочем, от этих чужеземцев всего можно ожидать. Король вздохнул и приказал слуге принести еще вина.
Из дворца Дьяк отправился к себе домой, где первым делом вызвал шеф-повара и спросил:
– Что ты сделал с трупами тех наемников, что я прислал тебе недавно?
– Отнес в холодную, мой герцог, – ответил толстяк, которого била мелкая дрожь, ибо его новый господин внушал ему суеверный ужас: повар искренне верил, что обыкновенный человек, даже при поддержке многотысячной армии, не может разбить воинов Бальгона.
– Сегодня я устраиваю званый ужин, – объявил Дьяк. – Приготовь из этих мертвецов столько блюд, сколько сможешь, и постарайся, чтобы гости пальчики облизали.
Повар побледнел и открыл рот, чтобы спросить, не ослышался ли он, но слова замерли у него в горле, когда он встретился взглядом с Дьяком. Нет, никаких сомнений быть не могло: герцог сказал именно то, что хотел.
Захлопнув рот, повар сказал:
– Все будет сделано, мой господин.
– Вот и хорошо! – Дьяк подошел к ларцу сандалового дерева и достал из него увесистый кошель. – Это тебе за преданную службу, – добавил он, отдавая его повару. – Надеюсь, в чем она заключается, объяснять не нужно?
– Нет, господин, об этом будем знать только вы и я. Даже мои помощники останутся в неведении.
– Ступай, – сказал Дьяк. – Уверен, ты еще не раз будешь вознагражден за преданность.
– Благодарю, мой герцог, – повар поспешно поклонился и выскользнул за дверь.
Увесистый мешок оттягивал карман, а золото жгло грудь даже через одежду. В голове крутилась последняя фраза хозяина. Меньше всего повару хотелось вновь оказывать ему «услугу» подобного рода – даже несмотря на щедрость герцога. Толстяк перевел дух и помчался на кухню, чтобы исполнить волю этого страшного человека, которого боги послали ему в хозяева.
Гости сидели за длинным дубовым столом, покрытым белоснежной скатертью и ломившимся от всевозможных яств.
Многочисленные повара, составлявшие кухонный штат дома Дьяка и занимавшиеся иными, нежели их непосредственный шеф, закусками, стремились разнообразить блюда, подаваемые на стол, и потому приготовляли кушанья таким образом, что они приобретали необычайный вид. Порой им удавалось довести даже обыкновенные съестные припасы до степени полной неузнаваемости, в результате чего на столе оказались фантастические животные, напоминавшие одновременно лебедей, фазанов, куропаток, голубей и прочую живность, обыкновенно подаваемую в состоятельных домах Малдонии.
Помимо блюд домашнего изготовления, тут было немало тонких яств, привезенных из чужих краев, жирных паштетов, сладких пирогов и белого хлеба, который подавался только за столом у знатнейших особ.
Пир увенчивался наилучшими винами, как иностранными, так и местными, особенной же популярностью среди дам пользовалось легкое золотистое, изготовляемое по заказу самого Дьяка. Его можно было выпить много, но захмелеть лишь слегка, что особенно ценно при длительном застолье.
Вельможи, привыкшие к роскоши, были довольно умеренны в пище и питье, отдавая предпочтение изысканности, а не количеству съеденного. Однако принц Мархак имел в этом отношении, как и его отец, склонность к излишествам. Он сидел во главе стола, мрачный и молчаливый, время от времени бросая подозрительные взгляды на расположившегося по правую от него руку Дьяка. Герцог был одет в темно-синий костюм, под которым виднелась белоснежная, тонкого полотна, рубаха. Мархак недовольно нахмурился, заметив, что даже теперь полководец не снял своего панциря. Можно было подумать, будто он ежесекундно опасается покушения. Принц уже открыл было рот, чтобы язвительно поинтересоваться о том, чью руку хозяин дома подозревает в коварном умысле, но почему-то передумал.
Справа от него сидели двое вельмож, обсуждавших комету, которая должна была скоро появиться в небе. Один из них, молодой герцог Каллиширский, энергично жестикулируя, говорил своему собеседнику, толстому и неповоротливому барону Гамму:
– Нет, милый Дейст, я собираюсь провести это время с максимальным для себя удовольствием. Конечно, я не верю в мрачные предсказания, которыми пичкают нас астрологи, но на всякий случай следует устроить себе праздник. Чтобы не обидно было умирать, – он весело усмехнулся.
– Фу, какие вещи ты говоришь! – барон поморщился. – Разумеется, ни о каком конце света не может быть и речи. Но все равно, не стоит с этим шутить. Боги порой бывают капризны, а судьба изменчива.
– Не думаешь ли ты, что мои шутки способны повлиять на решение высших сил? Это было бы слишком лестно для меня, дорогой Дейст! – герцог Каллиширский громко расхохотался.
– Значит, ты полагаешь, что те, кто отправляется в храмы для молитвы или же становится паломником, напрасно растрачивают оставшееся время? – поинтересовался барон, наливая себе вина. – И будь комета на самом деле предвестником несчастий, следовало бы провести его в наслаждениях и веселье?
– Именно так! – подтвердил молодой герцог. – И не далее как вчера, во время моего посещения одного прелестного публичного дома, я заметил, что число посетителей намного возросло. На мой вопрос хозяйка ответила, что это продолжается уже три дня и она ожидает прибавления гостей. Так что, как видишь, не один я так считаю, но и многие другие проводят время с пользой. А как поступил бы ты, Дейст, если бы верил в то, что комета принесет нам конец света?
– Я бы проводил дни в молитвах и просил богов пощадить меня.
Герцог рассмеялся:
– И ты полагаешь, что они спасли бы тебя? Одного?
– Конечно, нет. Но я бы чувствовал, что делаю все, что в моих силах.
– Ты просто лицемер! – воскликнул молодой герцог с притворным возмущением. – Давно ли ты был в храме?
Барон нехотя пожал плечами.
– Между прочим, – заявил герцог, – кое-кто считает, что несчастья в первую очередь коснутся городов, особенно Ялгаада. Дескать, он – колыбель грехов и скверны. Вчера я видел несколько повозок, нагруженных домашним скарбом, направлявшихся из города.
– Неужели? – барон поднял брови. – Надеюсь, нашим слугам не придет в голову сбежать?
– Едва ли, – рассмеялся герцог. – Они уже давно отвыкли от жизни вне роскошных домов и дворцов. Боюсь, в деревнях смерть от голода настигнет их раньше, чем от кометы.
– Ты прав, одна надежда на их рассудительность.
– Не будь паникером, Дейст. Ничего страшного не случится.
Мархак отвернулся. Он уже не раз слышал подобные разговоры, и они раздражали его так же, как и вообще все это скопище ни на что не годных баронов, герцогов и прочих аристократов, пекущихся только о собственной шкуре. Была б его воля, он разогнал бы их в одночасье. Но пока власть в руках отца, он вынужден терпеть общество этих обленившихся крыс.
В этот момент Дьяк, поднявшись со своего места, попросил общего внимания и предложил тост за короля Мирона. Все присутствующие единодушно поддержали его и с громким звоном столкнули кубки, после чего Дьяк объявил, что настало время для главного блюда вечера.
– Не так давно я охотился в лесу на дикого вепря, – сказал он. – И почти настиг зверя, когда моя лошадь вдруг угодила ногой в мышиную нору и споткнулась, в результате чего я, естественно, вылетел из седла.
В трапезной послышался легкий шепот – приглашенные были удивлены случаем на охоте, о котором ничего не знали.
– И тогда зверь бросился на меня, – продолжал тем временем Дьяк, – но мне удалось подняться с земли и увернуться, а когда вепрь пронесся мимо, ослепленный собственной яростью, я заколол его охотничьим ножом, нанеся удар в загривок и перебив шейные позвонки.
Присутствующие разразились громкими аплодисментами. Рассказанное было неслыханным случаем, и многие не поверили словам Дьяка, но не подали виду. Никому не хотелось ссориться со столь успешным царедворцем.
– Я прошу вас отведать этого красавца, – заключил Дьяк, беря в руки нож и передавая его Мархаку. – Не окажет ли Ваше Высочество нам честь, отрезав первый кусок?
Принц поднялся с кресла и взял длинный нож. С каким удовольствием он бы вонзил его в шею хвастливого герцога! Или своего напыщенного и обрюзгшего папаши!
Двери распахнулись, и четверо слуг внесли и поставили на стол перед принцем огромный бронзовый поднос, на котором возвышался вепрь невиданной величины. Все ахнули, и даже Мархак с завистью поджал губы. Как бы герцог ни прикончил этого зверя, самому принцу не удавалось даже выследить кабана, хотя бы отдаленно напоминавшего размерами этого. Тем не менее он принял торжественный вид и, отделив первый кусок, положил его по традиции хозяину дома. Дьяк с благодарностью поклонился. Затем Мархак продолжал резать вепря, а слуги наделяли гостей. Наконец, когда с этим было покончено, все взялись за приборы и принялись есть. Мясо оказалось очень вкусным и нежным, так что принц снова невольно позавидовал Дьяку.
Когда гости насытились, слуги внесли чаши с вином, грогом, пивом и прочими горячительными напитками. Их встретили радостными одобрительными возгласами. Долго звенели кубки, тосты сыпались из уст гостей, гремели отодвигаемые стулья. За круговой чашей гости разговорились о подвигах прошедшего сражения. Обо всем говорилось с военной прямотой, шутки и смех звучали по всему залу. Один принц Мархак сидел, угрюмо нахмурившись. Только иногда под влиянием своих приближенных он на минуту принуждал себя заинтересоваться происходящим. В такие минуты он хватал со стола кубок с вином, выпивал его залпом и, чтобы поднять настроение, вмешивался в общий разговор, нередко невпопад.
Его мучила зависть. Он не верил, что герцог сам прикончил могучего вепря, и хотел унизить царедворца. Время от времени он вперял в него свой тяжелый взгляд, но хозяин пиршества не замечал его.
Наконец Мархак, решившись, поднялся, опершись о стол обеими руками, и, когда все постепенно замолчали и повернулись к нему, отчетливо проговорил:
– Я слышал, герцог, что вы любите диких животных и даже держите у себя дома зверинец с различными опасными хищниками.
– Вы совершенно правы, принц, – отозвался Дьяк с поклоном. – Я действительно вывез из далеких земель нескольких животных.
– Не покажете ли вы нам свое мастерство охотника? Уверен, что для человека, собственноручно расправившегося с диким вепрем, не составит труда убить и хищника.
Вокруг раздались протестующие возгласы.
– Жаль убивать редкий экземпляр ради развлечения, – заметил Дьяк.
Мархак усмехнулся, словно давая понять, что понимает нерешительность герцога.
– Тогда, возможно, вы сможете просто продержаться против него, скажем, минут пять. Это не так мало, если речь идет о настоящем хищнике.
– Вас устроит саблезубая кошка? – спросил Дьяк, с тихим стуком ставя на край стола кубок.
– Вполне. Я слышал, эти животные считаются одними из самых опасных.
– Так говорят, – кивнул герцог. – Но я знаю хищников и пострашнее.
– Неужели? Например?
– Люди, – ответил Дьяк, разведя руками.
Гости одобрительно захлопали.
– Браво, герцог! – сказал Мархак. – Для присутствующих это, безусловно, комплимент. Как для истинных воинов, – он с презрением обвел глазами охмелевших аристократов. Среди них всего семь-восемь человек были достойны своих титулов и богатства – те, кто участвовал в битве при Комариных Топях. Принц взглянул на Дьяка:
– Ну так что, герцог, вы порадуете нас маленьким представлением?
– С удовольствием, принц. Но никаких убийств!
– Это ваши животные. Поступайте, как сочтете нужным.
– Так пять минут?
– Именно.
– Принесите часы! – велел Дьяк, хлопнув в ладоши.
Через минуту слуга вошел с серебряным подносом, на котором стоял бронзовый водяной хронометр.
– Прошу за мной, господа! – Дьяк поднялся со стула и направился к двери.
Гости повалили следом, и вскоре толпа очутилась во дворе дома, где вокруг костров стояли стражники.
– Пошлите за смотрителем зверинца, – бросил Дьяк приблизившемуся к нему Ольгерду.
Тот с поклоном скрылся в доме, а через некоторое время появился в сопровождении низкорослого мужчины, одетого в кожаный фартук и просторную холщовую рубаху. Он отдувался, отчего его голову окутывало облачко пара.
– Мой герцог, – смотритель склонился в низком поклоне.
– Принц Мархак желает посмотреть, как я выстою пять минут против саблезубой кошки, – сказал Дьяк. – Прикажи привести Панамию на задний двор, и пусть твои помощники будут наготове. Не хотелось бы, чтобы она набросилась на кого-нибудь из гостей.
При этих словах по рядам присутствующих прошел испуганный шепот.
– Да, милорд, – смотритель поклонился и, повернувшись, поспешил обратно.
– Прошу, – Дьяк провел толпу через железные ворота на задний двор, где обычно тренировались его воины.
Справа имелась приставная лестница на галерею, куда и поднялись гости. Герцог остался внизу и, отстегнув оружие, передал его сопровождавшему его Ольгерду. Через несколько минут послышалось рычание, и четверо слуг вытащили во двор, держа за толстые цепи, огромное животное песочного цвета, с широкой темной полосой, идущей вдоль хребта. У хищника имелась пара длинных изогнутых клыков, торчащих из пасти. В желтых глазах пылала ненависть. Смотритель зверинца шел позади, выкрикивая указания. Он набросил на плечи шерстяной плащ и вооружился длинным анкасом. Его сопровождали еще двое слуг со стрекалами и сетями – на случай, если животное вырвется.
– Отпустите зверя! – велел Дьяк слугам, выходя на середину двора. – Диодор, поставь часы.
Камердинер водрузил хронометр на перила галереи так, чтобы он был виден всем, и наполнил его водой. Как только слуги выпустили цепи и вместе со смотрителем бросились за решетчатые ворота, захлопнув их за собой, он открыл клапан, и на дно резервуара упала первая капля. Глаза всех присутствующих устремились на оставшегося один на один против дикого животного Дьяка.
Саблезубая кошка заметила человека и мотнула огромной круглой головой. Широко расставив лапы, она втянула ноздрями воздух и зевнула, выпустив облако пара. Дьяк стоял не двигаясь, опустив руки вдоль тела, выставив одну ногу вперед. Зверь начал медленно приближаться, описывая вокруг него полукруг.
Герцог ждал, пока кошка не оказалась от него всего в семи шагах. Затем он опустился на корточки, поставив руки на землю. Животное остановилось, а затем приготовилось к прыжку, уставившись на Дьяка большими желтыми глазами.
Они прыгнули одновременно, столкнулись, сплелись в единый клубок, грохнулись о покрытую снегом землю, перекувырнулись и рассыпались. Зверь и человек мгновенно поднялись на ноги и снова бросились друг на друга. Но на этот раз Дьяк увернулся, и животное промахнулось. Взревев, оно развернулось, на секунду прижалось к земле и взвилось в воздух. Герцог шагнул вперед, оказавшись под ним, протянул руку, схватил кошку за переднюю лапу и дернул на себя. Хищник перевернулся в воздухе, описал сальто и шлепнулся на спину, выдохнув облако пара. Зрители разразились восторженными аплодисментами и криками, но Дьяк не обратил на них никакого внимания. Он стоял перед своим противником, слегка подавшись вперед. Зверь неуверенно сделал шаг вперед, остановился, оскалил зубы, потом приготовился к новому прыжку.
– Время! – крикнул Диодор, поднимая и показывая всем часы.
Тотчас ворота распахнулись, из них выбежали слуги со стрекалами и другие, поймавшие цепи, прикрепленные к ошейнику, и потащили хищника назад. Животное заревело и, развернувшись, бросилось на них, но люди встретили его стрекалами и после некоторых усилий увели со двора.
Зрители вопили от восторга и требовали выпивки для новых тостов. Все предлагали по достоинству отметить новую победу Железного Герцога.
– Вы действительно великий воин, – заметил Мархак, когда, спустившись с галереи, встретился с Дьяком. – Жаль, что подобных вам нет в нашей стране. Мы бы уже давно расправились с вампирами.
– Победа над Бальгоном уже не за горами, – ответил Дьяк, принимая из рук Ольгерда оружие. – Скоро армия будет достаточно сильна, чтобы сокрушить обитель носферату.
– Когда именно, герцог?
– Не знаю наверняка, но не позже чем через месяц.
– Вот как? – Мархак удивленно откинул голову. – Не знал, что все идет столь обнадеживающими темпами.
– Да, дела обстоят неплохо.
– В таком случае нам действительно есть что отметить.
– Прошу всех обратно в дом, – Дьяк обвел взглядом всех присутствующих. – Торжество еще не закончилось.
Толпа с радостными криками повалила за ним и Мархаком, шедшими впереди. Принц старался делать безразличное лицо, но внутри у него все кипело. Этот чужестранец так легко разделывается с опаснейшими хищниками, чего же от него ждать простым людям? Он украдкой взглянул на возвышавшегося над ним воина. Тот казался спокойным, словно не стоял несколько минут назад на пороге смерти. А может быть, и правда не стоял? Кто знает, возможно, для него такие поединки – обычное дело?
– Ваше Высочество чего-нибудь желает? – осведомился Дьяк, опустив глаза. – Я заметил ваш взгляд.
– Нет, герцог, ничего. Прекрасный праздник. Уверен, король будет в восторге, когда я расскажу ему обо всем.
Дьяк слегка поклонился.
– Рад, что вам нравится.
Пир закончился лишь к четырем часам утра. Одни гости ушли сами, других унесли слуги. Когда дом опустел, Дьяк вошел в свои покои и устало опустился в кресло. Он действительно утомился, развлекая всех этих обленившихся господ. Среди них было всего несколько человек, по праву носивших свои титулы, – настоящие воины, отважные и сильные. Когда он станет королем, то многое изменит в Малдонии.
Дьяк прикрыл глаза. Он очень мало спал в последнее время, и теперь его одолевала усталость. Веки казались тяжелыми и горячими, тело требовало отдыха.
– Вижу, ваша светлость сегодня не в настроении? – раздался знакомый голос, и Дьяк мгновенно вскочил на ноги.
– Зачем так пугаться? – Насмешливые нотки рассердили его, но он промолчал, глядя на примостившуюся у подоконника тень. – Вы забыли о нашем уговоре? Я принес Книгу Молоха, если вам это еще интересно.
– Прекрасно! – Дьяк сел обратно и побарабанил пальцами по подлокотнику. – И где же она?
– Вот. – Тень двинулась к нему, и герцог внутренне приготовился ко всему, но его невидимый собеседник остановился в двух шагах, а затем на столике перед Дьяком появилась книга в золотом переплете, украшенном рубинами и алмазами.
– Как видите, она и сама по себе стоит недешево, – заметил голос. – Но вас, я так понимаю, в ней привлекают не драгоценности.
– Именно. Меня интересует содержание, – ответил Дьяк, беря фолиант в руки и открывая. – Это действительно подлинник?
– Прямо из Хранилища, – подтвердила тень, возвращаясь на подоконник. – Так как насчет… того, что вы обещали?
– Все готово, – отозвался Дьяк через пару секунд, перелистывая страницы. – Хочешь взглянуть на свое новое тело?
– Конечно! – Голос дрогнул. – Думаю, вы меня понимаете.
– Вполне. Как поступим с Книгой? Ты ведь не собираешься отдавать мне ее прямо сейчас?
– Верно. Прошу пока что вернуть ее. На хранение.
– А ты уверен, что я не могу отобрать ее? – поинтересовался Дьяк. – Ведь она уже у меня.
– Я видел ваш поединок с саблезубой кошкой, герцог, и не сомневаюсь, что вы сумели бы отстоять фолиант. Но зачем вам лишний враг, тем более невидимый? Сегодня вы не заметили моего присутствия. Усталость притупила ваши чувства, а ведь и в будущем может настать такой день, когда я подкрадусь к вам и припомню обман. Вы понимаете меня, герцог?
– Вполне, – отозвался Дьяк, кладя книгу обратно на стол. – Просто хотел, чтобы между нами не было недосказанности. Что ж, прошу за мной. Я покажу тебе твое новое тело. Предупреждаю: достать его было нелегко.
– Не скромничайте, герцог. Мне кажется, для вас мало невозможного, а уж трудного – тем более.
Тень приблизилась, и Книга исчезла. Дьяк поднялся и вышел из комнаты. Вдвоем с невидимым гостем они пошли по коридорам и лестницам, пока не очутились перед дверью в лабораторию.
– Сюда, – сказал Дьяк, отпирая замки.
Они вошли в комнату. Было темно, и герцог зажег светильники.
– Это он? – Тень приблизилась к столу, на котором по-прежнему без чувств лежал Нами-Зар.
– Да. Нравится?
– Красив. И молод. Откуда он?
– Из Ольтодуна. Недавно прибыл в Малдонию. Он музыкант, и очень неплохой.
– Вот как? Что ж, это мило. Впрочем, меня мало волнует, чем он занимался.
– Понимаю, тебе нужно лишь его тело.
– Да, и оно меня устраивает. Вижу, ты не поленился.
– Надеюсь, это того стоило.
– Не сомневайся. Ты получишь Книгу, как только перемещение будет завершено. Полагаю, уже сегодня? – Дьяку послышались в голосе надежда и тревога.
Он отрицательно покачал головой.
– Времени до рассвета осталось слишком мало. Приходи завтра.
– Хорошо. Хотя каждый день ожидания для меня как острый нож. Много лет я пребывал в отчаянии, затем смирился. Но ты пробудил во мне надежду. И теперь я терплю постоянную муку, мечтая о том, во что до сих пор не могу окончательно поверить.
– Неужели? Но я знал множество уродливых людей, и они не казались мне такими уж несчастными.
– Каково было бы тебе, герцог, если бы на протяжении сотен лет тебя все время спрашивали, правда ли, что уродство – единственный дар, которым удостоила тебя тьма? – В голосе прозвучали нотки ненависти, всегда столь легко узнаваемые.
– Думаю, я не пришел бы от этого в восторг, – отозвался Дьяк. – Но как ты собираешься вернуться в клан после перемещения? Как объяснишь, почему у тебя новое тело? Да и поверят ли тебе?
– Возвращаться? Я и не собираюсь. Зачем?
Герцог удивленно поднял брови:
– Станешь одиночкой?
– Я свободен. Никто не может силой вернуть меня.
– А как же твое Служение? Мне казалось, вы придаете ему много значения.
– Молох давно уже не разговаривал с нами. Думаю, мы ему больше не нужны. Кроме того, если я понадоблюсь Кровавому, он всегда сможет призвать меня. И я, конечно, тотчас явлюсь.
– Похвально. Что ж, я понял тебя. До завтра. Не задерживайся, процесс долгий и потребует много времени.
– Я приду в полночь.
– Буду ждать.
Тень проскользнула мимо Дьяка и растворилась в темноте коридора. Герцог какое-то время слышал удалявшиеся шаги, а затем в доме воцарилась тишина.
Предстояло заняться еще одним важным делом. Некромантия требует специальных средств и волшебных предметов. Они всегда имелись у Дьяка в наличии, но на этот раз предстояло не совсем обычное колдовство. Душу, а вернее, то, что заменяло ее у вампиров, требовалось не извлечь из Зала Ушедших, а переместить из одного тела в другое. Для этого нужно было подготовить тоннель, по которому она будет двигаться, а для его создания были необходимы особые предметы – магические накопители, способные удерживать результаты ритуала. Дьяк не ожидал, что сделка состоится так быстро, и не заготовил их заранее. Конечно, можно было обойтись и без их, но тогда придется постоянно частью сознания удерживать уже сделанное, а это будет отвлекать. Если учесть, что колдовство предстоит непростое, рассеивание внимания может помешать, и тогда прощай, Книга.
Так рисковать Дьяк не хотел и поэтому решил, что артефакты придется изготовить. По приблизительным подсчетам, на это должно было уйти часа три-четыре. Значит, утром будет чем заняться. Дьяк погасил светильники, запер лабораторию и отправился спать – творить колдовство лучше на свежую голову.
Невин долго стоял перед окном, глядя на индигово-черное, усыпанное бриллиантами звезд, небо. Ущербная луна низко висела над кромкой хвойного леса, черными зубцами вырисовывавшегося у горизонта. Озеро в центре города сверкало, в нем отражались факелы, вода дрожала и расходилась волнами от скользивших по нему лодок и небольших прогулочных барж с косыми разноцветными парусами.
Мелисса, закутавшись в белую шаль, сидела возле пылающего камина и, протянув к огню бледные, тонкие, словно выточенные из слоновой кости пальцы, смотрела, как на них пляшут оранжевые отсветы. Драгоценности искрились подобно кубикам льда, переливаясь всеми цветами радуги, и бросали на стены крошечные блики.
– Оракул не разрешил моих сомнений, – заговорил Невин, кладя ладонь на прохладное, чуть запотевшее стекло, – а Валентин занял место полководца. Теперь он командует армией Бальгона.
– Воины верны только тебе, ты же знаешь, – отозвалась Мелисса, тихо вздохнув. – Они никогда не пойдут против законного правителя Города Мертвых. Так же, как и Валентин. Это страшное преступление, и никто не поддержит его. Ты избран.
– И все же меня мучают нехорошие предчувствия, – сказал Невин, отходя от окна и вставая за спинкой кресла, на котором сидела Мелисса. – Я чувствую приближение беды.
– Что-то случилось? – спросила Мелисса, прижимаясь щекой к его руке, лежащей у нее на плече. – Кажется, все идет не так уж плохо. Ты ведь не думаешь, что мы проиграем? Когда бы наша армия ни встретилась с рыцарями Малдонии, они не смогут устоять. Только не в этот раз. Тогда мы не были готовы, но теперь совсем другое дело! Ты же сам отбирал воинов, которые должны будут сокрушить нового предводителя людей, этого чужеземного герцога.
– Ты права, – согласился Невин, прикрыв глаза. – Все будет прекрасно. Людям никогда не одолеть слуг Великого Молоха. – Он подошел к столу, взял бронзовый канделябр на три свечи и сказал: – Мне нужно сходить в Северную башню.
– Думаешь, стеклянный шар скажет тебе больше, чем Оракул? – спросила Мелисса с сомнением.
– Я попробую поговорить с ним, – ответил Невин, подходя к двери. – Кто знает, что он видит.
– Хочешь, чтобы я пошла с тобой?
– Нет, не нужно.
– Хорошо, я буду ждать тебя здесь. – Мелисса поправила шаль.
Невин вышел в коридор и отправился по коридорам и переходам замка в ближайшую башню, прилегавшую к княжеским покоям. Он часто наведывался в нее, но редко пользовался хранящимся там волшебным сокровищем – большим прозрачным шаром, сделанным из чистейшего хрусталя, внутри которого пульсировал красноватый, едва различимый огонек, похожий на крохотное рубиновое сердце.
Невин остановился перед железной дверью, по обе стороны которой неподвижно стояли два закованных в сплошные доспехи рыцаря. Они держали руки на эфесах обнаженных двуручных мечей, концы которых упирались в пол. Лица стражников скрывали глухие забрала, только за крестообразными прорезями угадывалась леденящая душу пустота. Доспехи, сделанные из позолоченных и черненых пластин, отливали красным, а по рукам и ногам сбегал причудливый рисунок, состоявший из букв и слов древнего колдовского языка. Стражники были големами, недавно купленными у магов Шасайета.
Вынув из нагрудного кармана ключ, Невин вставил его в замочную скважину причудливой формы и дважды повернул. Раздался резкий щелчок, и дверь бесшумно отворилась внутрь. Подняв канделябр над головой, Невин вошел в Северную Башню. Прямо перед ним виднелись крутые ступени уходящей вверх винтовой лестницы. Закрыв за собой дверь, Невин начал подниматься на верхнюю площадку башни, где хранился Палантир, о происхождении которого не было известно никому в Бальгоне, даже Грингфельду-Прародителю. Знали только, что его оставил в городе Мертвых сам Великий Молох, создатель вампиров.
Ступени тихо скрипели под торопливыми шагами Невина, вокруг клубилась потревоженная им пыль. На стенах плясали глубокие резкие тени, очертания которых напоминали фантастических существ хаоса.
Наконец, Невин достиг последней площадки и, откинув люк, оказался в круглой комнате с низким сводчатым потолком, увешанной гобеленами и уставленной столами с лежащими на них аккуратно перевязанными разноцветными ленточками пергаментами – Северная Башня служила ему одновременно и рабочим кабинетом.
Поставив канделябр на пол, Невин с трепетом приблизился к покрытому черным бархатом покатому возвышению, под которым был скрыт Палантир, и, протянув руку, взялся за край расшитого серебряной нитью покрывала. Легкая дрожь пробежала по вампиру, когда он сдернул его, и хрустальный шар вспыхнул оранжевыми отсветами. Внутри него клубилась чернильная темнота, в центре которой сверкал красный огонек.
– Заклинаю тебя именем Молоха, – заговорил Невин, кладя ладони на гладкую прохладную поверхность. – Ответь мне, Палантир!
Шар словно ожил – его поверхность подернулась легкой дымкой, затем тьма, заполнявшая его, рассеялась, а рубиновое сердце разделилось, превратившись в два огненных глаза.
– Что ты хочешь знать? – зазвучал в голове Невина далекий приглушенный голос.
– Кто такой герцог Дьяк, новый предводитель армии Малдонии? – задал Невин мысленный вопрос.
Некоторое время с шаром ничего не происходило, а затем внутри него начали появляться и сменять друг друга различные картины: вот у королевской четы Нумидана рождается мальчик, ставший невольной причиной смерти своей матери, не пережившей ночи, в которую он впервые огласил мир своим криком, а вот черноволосый гигант руководит постройкой огромного мрачного замка, окруженного хвойным лесом, от которого веет суеверным ужасом; а вот пылает какой-то город, а сотни воинов несутся друг на друга, сталкиваются, и начинается кровавый бой, а тот, кого зовут Дьяком, сражается в самой гуще, разя врагов направо и налево, и кажется, что нет противника, способного победить его. Затем видения исчезли, и снова зажглись в глубине шара красные тревожные глаза.
– Опасен ли он для Бальгона? – задал Невин следующий вопрос.
В ответ Палантир показал собравшееся на смотр воинство, насчитывающее по крайней мере тридцать тысяч рыцарей, мечников, пикинеров и лучников. Над шлемами реяли малдонские знамена и сверкали на солнце позолоченные штандарты.
Дьяк на огромном вороном коне гарцевал перед строем, выкрикивая какие-то гневные слова.
– Где он сейчас? – спросил Невин.
Волшебный шар помедлил, а затем в его глубине возникла панорама Ялгаада, столицы Малдонии. Невин подождал несколько секунд и на всякий случай повторил свой вопрос, но ничего не изменилось. Тогда он со вздохом отошел от Палантира, сожалея о том, что тот не может предсказывать будущее – несколько предыдущих попыток увенчались неудачей. Он поднял бархатное покрывало и уже хотел накинуть его на хрустальный шар, как вдруг с удивлением заметил, что из его глубины на него смотрит лицо белокурого мальчика лет двенадцати, чьи детские черты странно не соответствовали властному и жестокому выражению больших небесно-голубых глаз. Невин вглядывался в изображение, которое делалось все четче, пока не стало казаться, будто голова мальчика заключена в полый внутри стеклянный шар. Тогда неожиданный посетитель заговорил, вернее, его розовые, как створки морской раковины, губы медленно зашевелились, а в голове Невина зазвучала речь, похожая на перезвон серебряных бубенцов.
– Слушай меня, носферату, – приказал мальчик, глядя в глаза князю Города Мертвых, отчего тот почувствовал странное жжение в веках и желание моргнуть, но сделать этого не смог – какая-то сила сковывала движения и подчиняла своей железной воле. – Скоро мы с тобой встретимся, – говорил тем временем мальчик. – Когда придет время, найди меня в Келтебруне, что, как тебе известно, находится в Кар-Мардуне. Это место хранимо богами, и лишь посвященный сможет попасть в него. Природа носферату подскажет тебе Путь.
После этого изображение стало расплываться, пока не превратилось в легкий туман, а голубые глаза мальчика не стали красными точками, которые через некоторое время слились в одно пульсирующее сердце. Только тогда Невин смог с усилием моргнуть и отвести взгляд от Палантира. Какое-то время он ждал, не покажет ли шар что-нибудь еще, но тот только все больше темнел, так что Невин прикрыл его накидкой и задумался над произошедшим. Кто такой этот мальчик, и почему он оказался в Палантире? По своей ли воле он там оказался и к нему ли, Невину, обращался? И, что больше всего встревожило князя Бальгона, почему взгляд и слова этого юного незнакомца имели над ним, повелителем чар, такую власть?
Появление мальчика казалось наваждением, так что Невин даже с сомнением посмотрел на скрытый под покрывалом шар – а не почудилось ли ему? Но внутренний голос настойчиво и неумолимо твердил, что нет, таинственный посетитель действительно приходил.
Невин подхватил канделябр и начал спускаться. Заперев дверь в башню, он спрятал ключ в карман и направился в покои, где ждала его Мелисса.
При виде мужа женщина поднялась с кресла.
– Ты увидел что-нибудь важное? – она шагнула ему навстречу. – Кажется, Палантир взволновал тебя?
– Нет-нет, – отозвался Невин, – ничего полезного. Похоже, наш противник, этот герцог, был знаменит и прежде, только в других землях. Шар показывал мне картины битв, и этот человек всегда одерживал победы. Страшные, сокрушительные победы, – добавил он. – Знаешь, мне кажется, что сама судьба воплотилась в его облике на Земле. И сейчас она не на нашей стороне.
– Не думай об этом, – попросила Мелисса, беря его лицо в ладони. – Вы с Валентином победите. Как бы он к тебе ни относился, он мечтает одолеть Дьяка и прославиться.
– Да, я знаю, ты права, – Невин кивнул. – Конечно.
Он взглянул в окно, где бледно-розовая ущербная луна совершала неторопливый путь над утесами и пиками Кадрадских гор.
– Хочешь, я убью этого герцога? – тихо предложила Мелисса.
Невин резко отстранился от нее. Он выглядел испуганным.
– Ты что? – спросила Мелисса, растерявшись.
– Даже не думай! – Невин взял жену за плечи и серьезно посмотрел ей в глаза. – Слышишь?
Мелисса кивнула:
– Хорошо, как скажешь.
– Я приказываю! – проговорил Невин негромко.
– В этом нет необходимости. – В голосе женщины послышался холодок.
Невин знал, почему: он напомнил ей, что она была его Слугой. Ему не хотелось этого делать, однако он должен был быть абсолютно уверен, что она будет в безопасности.
– Прости, – сказал он, – это для твоего же блага.
– Я знаю, – она покачала головой. – Ты пойдешь к себе?
– Да. Спокойной ночи.
– И тебе, – она нежно поцеловала его.
Подходя к своей комнате, Невин ощутил нехорошее предчувствие: внутри кто-то был. Сразу нельзя было определить, враждебно ли настроен незнакомец, но постороннее присутствие ощущалось достаточно ясно. Невин оглядел коридор в поисках стражи – в трех шагах замерли телохранители со скрещенными на груди руками, всегда готовые обнажить оружие ради Хозяина. Не позвать ли их на помощь? Но чутье подсказывало Невину, что ему предстоит встреча, в которую не следует посвящать посторонних. Он повернул ручку, толкнул дверь и вошел.
Было темно, свет ущербной луны проникал в комнату через единственное стрельчатое окно, и в его вытянутом проеме виднелся он – крылатая тень, без сомнения вампир, чье длинное мускулистое тело слабо фосфоресцировало, отражая свет звезд. На плечах незнакомца блестели бронзовые пластины, покрытые серебряной насечкой, а тело защищал легкий кожаный панцирь, на груди, особенно в области сердца, укрепленный стальными щитками, наложенными друг на друга подобно рыбьей чешуе. В первую секунду Невину показалось, что он видит Прародителя Грингфельда, но этот мираж сразу рассеялся.
– Кто ты такой? – поинтересовался Невин, прикрыв дверь, но не запирая ее.
– Меня зовут Дарон из клана Майрено, – представился носферату, не меняя позы. – Я пришел предложить свои услуги.
– Почему ты решил, что они нужны мне настолько, что ты можешь позволить себе вламываться в княжеские покои? – осведомился Невин холодно.
– Мы все служим одному Хозяину, – ответил вампир, ничуть не смутившись, – и он пробудился.
– О чем ты?
– Молох призывает своих слуг. Настало время Кровавого Бога! Я прилетел сюда из Келтебруна. Там, в Кар-Мардуне, возле вулкана Мальтан, погиб твой Прародитель, Грингфельд, созданный первым. – На мгновение Дарон скорбно опустил голову, но сразу же продолжил: – Молоху, всевидящему и всезнающему Господину, известно, что Бальгон находится на краю гибели. Наш противник очень силен и хитер, его трудно победить. Кровавый Бог еще не обрел всей своей прежней силы – слишком долго он был занят делами, не связанными с нашим миром. Но теперь он собирает своих слуг, носферату, под единым флагом. Он ждет их в Келтебруне. Скоро, уже очень скоро непобедимое воинство бессмертных должно будет исполнить свое предназначение. – Дарон умолк и продолжал неподвижно сидеть на подоконнике, словно ожидая от Невина ответа.
– Если все действительно так, как ты говоришь, то почему Молох не поможет нам? Разве он допустит гибель города, который сам построил? Многие из его преданных слуг погибнут, если враг действительно настолько силен.
– Я ведь уже сказал, что наш Повелитель слаб. Он может видеть, но еще не в силах непосредственно влиять на события. Ты предупрежден. Постарайся воспользоваться теми знаниями, которые передал тебе Господин, чтобы спасти столько вампиров, сколько возможно. Бальгон можно сдать врагу, если это будет необходимо. Когда Великий Бог обретет былое могущество, он покорит множество земель и народов, и тогда будут воздвигнуты новые города.
– Во славу Великого Молоха! – отозвался Невин. – Я верю тебе и исполню волю Повелителя. Но ты говоришь, что был там, где нашел свою гибель Прародитель моего клана?
– Да, он не успел скрыться от солнечных лучей, – ответил Дарон, помолчав. – Рассвет сжег его. А мне удалось забиться в горное ущелье и переждать день; и даже лава, извергнутая Мальтаном, обошла меня стороной.
– Я вижу, у тебя есть крылья, – заметил Невин. – Тьма отличила тебя, наделив таким же Даром, как и Прародителя.
– Это так, – отозвался Дарон, – и поэтому я занял Келтебрун, его резиденцию. Именно там меня и нашел Великий Молох.
– Он сейчас там? – спросил Невин.
– О нет! Никому не известно местопребывание Кровавого бога, но он следит за нами и отдает приказы. Летучие мыши прилетают ко мне по ночам и приносят написанные на пергаменте, сделанном из человеческой кожи, приказы. Но однажды я видел его: он явился мне посреди комнаты, полупрозрачный и колеблющийся, как пламя лучины.
– Как он выглядел?
– Мальчик, – ответил Дарон, – белокурый мальчик. Но в его глазах – сама власть! Поверь мне, князь, глядя в их холодные глубины, нельзя ошибиться, ибо кровь тысяч убитых взывает об отмщении со дна этих стальных мертвых озер.
Невин слушал, словно завороженный. Наконец-то! Наступает час славы для племени носферату! Создатель поведет их в бой, и они исполнят свое предназначение: служить ему и умирать за него, чтобы прославить и увековечить имя его!
– Но мне пора, – сказал вдруг Дарон, расправляя крылья. – Возможно, мы увидимся раньше, чем хотелось бы. Прощай.
– Слава Великому Молоху! – отозвался Невин, но вестник уже сорвался с подоконника и, окунувшись в ночь, растворился в черном, наполненном кружащимся снегом, небе.
Повелитель Бальгона остался наедине со своими думами. Неужели скоро вернется пора славы, сражений и Служения? Вампиры вновь обретут своего господина, который соберет их под единым флагом и поведет за собой, огнем и мечом обращая племена и народы в свою, единственно священную, веру. Города и страны падут, люди будут простираться ниц при появлении непобедимой армии бессмертных! Непобедимых?! Невин со злостью ударил кулаком в стену. Проклятый герцог, позор, павший на головы носферату! Он должен умереть любой ценой, и лучше, если это случится до воцарения Великого Молоха. Конечно, Кровавый Бог предупредил, что почти ничего изменить нельзя, и Бальгон падет, но ведь есть еще надежда. Увести вампиров из города – вот приказ Повелителя. Невин открыл дверь и, выйдя в коридор, подозвал своих телохранителей.
– Найдите Астерия, – велел он. – Немедленно!
Воины поклонились и отправились выполнять распоряжение, а Невин прислонился спиной к холодной каменной стене, глядя, как пляшут на полу отсветы факелов. Он думал о том, что кончается одна эпоха, и начинается другая, и он, Невин арра Грингфельд, совсем недавно пришедший к власти, попадет в летописи Бальгона не просто как один из правителей, но как правая рука Молоха, его самый верный и преданный слуга. Он поднял глаза и прислушался – по коридору разносились чьи-то торопливые шаги. Через минуту перед Невином предстал Астерий в ниспадающих белых одеждах. Он поклонился и приветствовал своего князя, а затем принял почтительную и выжидательную позу.
– Идем, – сказал Невин, открывая двери в свои покои, – мне нужно многое тебе рассказать.
На следующий день из Бальгона потянулась цепочка обозов, увозивших в Кар-Мардун ценности и носферату, которым особым приказом было предписано отправляться в Келтебрун. Весть о том, что Кровавый Бог скоро воцарится над своими слугами, Невин утаил от своих подданных, опасаясь, что в порыве религиозного рвения они откажутся покидать Город Мертвых и тем самым нарушат волю Великого Молоха.
Несмотря на исход вампиров из Бальгона, в его стенах оставалось еще достаточно жителей. Кроме того, спешно вооружались рабы, которым предстояло взять на себя оборону города, о чем они, правда, пока не знали. Носферату расхаживали по улицам в доспехах и при оружии, устраивая смотры и учения, словно нападения малдонской армии ожидали в любую минуту. Впрочем, так оно и было, но об этом знали только посвященные – сам Невин, Мелисса, Астерий, Ванхорн и несколько первых советников. Повсюду царила суматоха, вызванная неожиданной отправкой обозов, причины которой не объяснялись. Князю постоянно докладывали о визитах высокопоставленных вельмож, которые хотели знать, что происходит, но которым упорно отказывали в аудиенциях.
Мелисса стояла на балконе замка Брандеген и глядела на устремленные в пасмурное небо шпили и башни Бальгона, который ей предстояло покинуть, – то была воля ее мужа, которой она не могла противиться. И не только потому, что он был ее Хозяином, – она верила ему и знала, что он делает то, что угодно Молоху.
Конечно, скоро город опустеет, останутся только рабы, которые не продержатся против армии Железного Герцога и двух часов, но когда Кровавый Бог вернется, ни один смертный не сможет остановить воинство носферату.
Мелисса подняла меховой капюшон и, закутавшись в теплый плащ, начала спускаться по широкой винтовой лестнице во двор замка, чтобы затем пересечь его, выйти за ворота и пройтись по улицам Бальгона, уже несколько столетий бывшего ее домом.
На этот раз в лаборатории было светло почти как днем. Горели восемь ламп, заправленных так, чтобы масла хватило до рассвета. На столе лежал Нами-Зар. Он так ни разу и не пришел в сознание – Дьяк всегда вовремя усыплял его.
До полуночи оставалось не более четверти часа – этого времени как раз должно было хватить на то, чтобы подготовить необходимые артефакты. Дьяк достал из ящика восемь черных и столько же красных свечей – непременный атрибут некромантических ритуалов. Он расставил их вокруг Нами-Зара в следующем порядке: четыре у ступней, четыре у колен, две у бедер, четыре у локтей, одну над головой и одну, закрепленную в специальной плоской посудине, водрузил юноше на грудь. Затем зажег несколько пучков магических трав – их дым должен был повысить чувствительность Дьяка, ведь на этот раз ему нужно будет работать с максимальным числом энергетических нитей. Уловители были готовы, и Дьяк поставил их с четырех сторон от стола, на специально приготовленные бронзовые треножники.
За пять минут до полуночи у двери раздался тихий стук, и Дьяк отодвинул засов. Тень проскользнула в лабораторию и замерла в центре комнаты.
– Ну что, вы готовы? – спросил голос, в котором отчетливо слышалось волнение.
– Разумеется. Можем начинать.
– Уже?
– Тебя это не устраивает? – Дьяк насмешливо поднял брови.
– Нет, почему же! – поспешно отозвался голос. – Я готов.
– Тогда, может, примешь свой настоящий вид? А то работать с невидимкой я не привык.
– Да-да, конечно! – Тень начала постепенно таять, а на ее месте вырисовывался низенький круглый силуэт, пока не превратился в горбатого карлика, одетого в простой темный костюм. – Как видите, герцог, я не зря жаловался на судьбу, – усмехнулся он, разводя короткими руками.
– Мы это исправим, – проговорил Дьяк, критически оглядев гостя. – Надеюсь, я получу Книгу, как мы и договаривались?
– Без сомнения.
– Хорошо. Ложись сюда, – Дьяк указал на второй стол, специально принесенный в лабораторию для предстоящего ритуала.
Карлик с трудом вскарабкался и лег на спину, следя глазами за Дьяком. Тот достал еще один набор свечей и принялся расставлять их в нужном порядке.
– Вы уже делали подобное, герцог? – спросил карлик.
– Никогда, – честно признался Дьяк.
– Думаете, получится?
– Надеюсь.
– А это… опасно? – карлик заметно нервничал.
– Слушай, ты ведь все равно не передумаешь, верно? – проговорил Дьяк, на мгновение перестав расставлять свечи. – И мы оба это знаем.
Вампир медленно кивнул.
– Ты прав, – сказал он тихо, – это мой единственный шанс.
– Вот и хорошо! – Дьяк продолжил подготовку к ритуалу. – Если тебя это обнадежит, могу сказать, что редко терплю неудачу.
– Ну хоть что-то! – невесело усмехнулся карлик.
– Не бойся. Хуже не будет, – заметил Дьяк.
Когда все было готово, он зажег по очереди все шестнадцать свечей. К этому времени комната уже была наполнена ароматным дымом трав, и Дьяк чувствовал, как энергетические нити требуют, чтобы он их заметил. Он сосредоточился и мысленно провел по ним взглядом. Они были натянуты и готовы исполнять его приказы. Несмотря на то что на крошечный кусочек пространства их приходились тысячи, он чувствовал каждую, мог проследить, куда и откуда она ведет, с какими пересекается.
Дьяк начал нараспев произносить слова заклинания, и вскоре карлик потерял сознание. Свечи разгорались все ярче, и воск с шипением стекал на столы и неподвижные тела вампира и человека. Дьяк дотронулся до нитей, проходящих через душу Нами-Зара, пересчитал их и собрал в один пучок, затем связал концы в петлю и закрепил на уловителе.
Потом проделал то же самое с духом карлика. Теперь нужно было перенести его в тело музыканта. Дьяк ухватил в одну руку дух вампира, а в другую душу человека и одновременно исторг их из тел. По комнате пронесся ледяной ветер, и раздался тихий протяжный стон. Дьяк перебросил дух карлика в Нами-Зара, закрепил его в нем, а затем отпустил нити. Душу юноши он освободил из невидимых пут, и она улетела в Зал Ушедших. Он не мог поместить ее в тело карлика, ибо оно было мертво, а настоящая душа не может существовать в мертвой плоти, на это способен лишь дух вампира, оборотня или эльфа, ибо он является частью дыхания кого-либо из Духов или Демонов, что в принципе одно и то же.
Итак, Нами-Зар умер, а тело карлика, лишенное духа, стремительно разлагалось. Ароматный дым скрадывал отвратительный запах гниения, но Дьяк все равно облил останки особым эликсиром и поджег. Мертвая плоть вспыхнула зеленоватым пламенем и через полминуты превратилась в горстку пепла, который Дьяк аккуратно собрал в глиняный тубус и плотно закупорил. Теперь вампир, обретший молодое и прекрасное тело, будет какое-то время находиться без сознания, пока его дух привыкнет к новой оболочке.
Дьяк погасил свечи, травы и, наложив на носферату связующее заклятье, которое не позволит ему встать, даже если он очнется, вышел из лаборатории. Еще одна ночь напряженной работы требовала отдыха. Он запер дверь, спрятал ключи и отправился в свои покои. Ему нужно было поспать.
Адая прильнула к плечу Дьяка и прикрыла глаза. Она вновь почувствовала боль в спине и какое-то мучительное ощущение тревоги.
– Что с тобой? – спросил Дьяк.
– Ничего, – девушка мотнула головой и невольно поморщилась.
– Ты больна?
– Нет. Не думаю. Просто… спина болит.
– Дай посмотреть.
Дьяк положил Адаю на живот и провел рукой по белоснежной коже от шеи до ягодиц. Никакого признака болезни он не почувствовал.
– Где именно болит?
– Справа под лопаткой.
Дьяк нахмурился. Проверив эту зону более внимательно, он задумался. Адая была абсолютно здорова. Он сконцентрировался и нащупал невидимые энергетические струны, пронизывающие все пространство. Они проходили и через тело девушки. Дьяк начал перебирать их, стараясь не пропустить ни одной. Это заняло довольно много времени, но наконец Дьяк нащупал инородное тело. Металлическое, размером с орех. Оно находилось в Адае примерно в том месте, где она время от времени чувствовала боль. Дьяк положил ладонь девушке на затылок, и она, тихо вздохнув, заснула. Теперь можно было заняться странным предметом. Дьяк приставил кончики пальцев к спине Адаи и сосредоточился, посылая по нитям приказ. Через пару секунд плоть послушно раздвинулась, пропуская ладонь Дьяка в тело. Он нащупал металлический предмет и, крепко ухватив его, извлек. Это оказался золотой жук с изумрудными глазами. Насекомое зашевелилось, попыталось поднять щитки и освободить крылья, но Дьяк быстро перехватил его другой рукой, лишив возможности двигаться. Затем положил ладонь на спину девушки и закрыл рану. Девушка проснулась.
Через несколько секунд, когда горничная принесла таз с водой, Адая смыла кровь, а Дьяк сполоснул жука. Девушка с интересом рассматривала насекомое.
– Как странно! – сказала она. – Мне его подарил один клиент. Но я не думала, что так… буквально.
– Кто именно? – повернулся к ней Дьяк. – Опиши его.
– Молодой, красивый. Светлые волосы, темные глаза. – Девушка пожала плечами: – У него тогда пошла кровь из носа, и я упала в обморок. Он ушел, и я думала, что он забрал жука с собой.
– Ты сама все это помнишь?
– Нет, мне рассказала Россина. А ей – Эйгер.
– Кто?
– Этот самый клиент. Так его звали. Эйгер-Шар.
– Он что, из Ольтодуна?
– Не знаю. Ой, нет, вспомнила! Россина его расспрашивала, и он сказал, что приехал из другой страны.
– Какой?
– Он не сказал. И вообще Россине показалось странным, что он был так легко одет. На улице мороз, а у него ни плаща, ни шапки. Правда, она решила, что он приехал в паланкине, но он сказал, что пришел пешком.
– Вот как… – Дьяк задумался, потом спросил: – Это все, что ты можешь вспомнить?
Девушка кивнула:
– Вроде да.
Дьяк вынул из кармана браслет и надежно прикрепил к драгоценному жуку.
– Что ты делаешь? – поинтересовалась девушка.
– Хочу узнать, кто подарил тебе эту вещицу, – отозвался Дьяк, подходя к окну и открывая его.
– Холодно, – пожаловалась Адая.
Дьяк выпустил жука и закрыл ставни.
– Зачем ты его выбросил? Это же… подарок.
– Довольно опасный. Ты не находишь?
– Да, – девушка вздохнула, – конечно.
– Не расстраивайся, я подарю тебе другого. Не хуже.
Адая улыбнулась.
– Не нужно, – сказала она. – Я не хочу.
Дьяк подошел к тазу с водой и высыпал в него какой-то темный порошок. Потом начертил пальцами магические знаки, и через несколько секунд появилось изображение.
Жук летел по улицам Ялгаада, уверенно огибая дома, деревья и памятники. Внизу мелькали редкие прохожие, мимо неслись снежинки, справа то и дело появлялась полная луна.
Наконец, насекомое начало снижаться и спустя несколько секунд ткнулось в дверь какого-то здания. Дьяк улыбнулся – он узнал улицу и запомнил очертания дома: три этажа, синяя черепица; переулок Радуги на втором ярусе.
Дверь отворилась, и на пороге показался круглолицый мужчина с погашенной трубкой во рту. Отмахнувшись от жука, он выругался. Насекомое влетело внутрь и двинулось вдоль лестницы на второй этаж. Дверь в одну из комнат была открыта, и Дьяк склонился над водой, чтобы не пропустить ни одной детали.
В комнате сидели трое. Одного он узнал: это был Мстислав. Кроме него была еще женщина в красном платье и молодой человек, похожий по описаниям на визитера Адаи.
– Подойди-ка, – позвал Дьяк девушку, – взгляни сюда.
Адая встала с постели и приблизилась.
– О! – воскликнула она. – Как ты это делаешь? Волшебство?
– Только никому не говорить об этом, хорошо?
– Конечно! – Адая с готовностью кивнула.
– Это Эйгер-Шар? – Дьяк показал на молодого человека. Теперь жук сидел на его плече, и лицо было отчетливо видно.
– Да, действительно, – девушка прищурилась, – точно, он.
Эйгер-Шар снял жука с плеча и недоуменно его рассматривал. Потом его губы беззвучно зашевелились – браслет передавал только изображение.
«Откуда он взялся? – прочитал по губам Дьяк. – Это тот самый, которого я оставил в девке герцога».
Потом Эйгер-Шар коснулся жука, и тот перестал шевелиться, сложил лапки и принял вид обычной драгоценности. Губы носферату снова задвигались:
«На нем какой-то… браслет. Странно. Что с ним делать?»
Очевидно, ему кто-то ответил, потому что Эйгер-Шар кивнул и передал украшение женщине.
– Какая красивая! – заметила Адая, рассматривая ее.
– Не завидуй, – сказал Дьяк, – она не настоящая.
– Как это?
– Это вампиры.
Адая вздрогнула:
– И он?
– Конечно. Но не беспокойся, он не собирался убивать тебя. Только оставил своего соглядатая. Этот жук должен был передавать ему все, что я скажу. Но ничего не вышло.
В это время белокурая женщина вернула браслет Эйгер-Шару, и тот убрал его в верхний ящик стоявшего рядом стола. Изображение исчезло – вернее, в тазу стало темно.
Дьяк легко ударил рукой по воде, затем повернулся к Адае и сказал:
– Мне нужно идти. Сама понимаешь, все это нельзя оставлять… так просто.
– Да, конечно, – девушка кивнула и застенчиво улыбнулась: – Я ведь не подвела тебя, нет?
– Нет, не беспокойся, – Дьяк поцеловал ее и начал одеваться. – Так даже лучше.
– Правда?
– Да.
Через час он стоял во дворе своего дома в окружении телохранителей.
– Мне стало известно, – говорил он Ольгерду, но так, что все было слышно и остальным, – что в Ялгааде находятся шпионы вампиров. Я также знаю, где их логово. Их необходимо уничтожить!
– Мы немедленно займемся этим, господин! – сказал Ольгерд, обводя взглядом остальных воинов. Те согласно закивали.
– Запомните: второй ярус, переулок Радуги, трехэтажный дом с синей черепицей. Привратник курит трубку.
– Сколько их всего, милорд?
– Кроме него, по крайней мере двое. Мужчина и женщина. Будьте осторожны.
– Мы справимся, милорд. Положитесь на нас.
– Возьмите все, что нужно: осиновые колья, стрелы, чесночную настойку. Постарайтесь застать их врасплох. Не миндальничайте, убивайте сразу. И вот еще: на втором этаже в верхнем ящике стола вы найдете браслет. Принесите его мне. Если там его не будет, ищите в других местах.
– Хорошо, милорд. Мы не забудем.
– Отправляйтесь не раньше чем через час. Так нужно. Я ухожу и надеюсь на вас.
– Мы не подведем, – Ольгерд поклонился и махнул телохранителям рукой: – В оружейную!
Когда воины ушли, Дьяк отправился на встречу с Мстиславом.
В таверне все было как обычно, только более людно. Посетители кричали, горланили песни и пили за то, «чтобы все обошлось», кажется, имея в виду комету, до появления которой оставалось все меньше времени.
Дьяк поднялся по лестнице и постучал в дверь одного из номеров.
– Не заперто! – ответил знакомый голос.
Дьяк вошел и сразу отметил про себя, что вампир один. Значит, остальные, скорее всего, по-прежнему там, куда он послал своих телохранителей. Что ж, это к лучшему: накроют всю компанию.
– Перейдем сразу к делу? – спросил он, останавливаясь у порога.
– Как угодно. – Мстислав сидел у камина с кубком в руке. – Я поговорил с другими Свободными клана, и мы решили, что при условии возвращения нам Бальгона по возможности целым и невредимым мы готовы указать к нему тайный путь.
– Вот как? Даже так?
Вампир пожал плечами:
– Осадой вам никогда не взять Город Мертвых. Поймите, герцог, это не обычная крепость, ее построил сам Молох. Ни одна армия не сокрушит его стен. Мы проведем ваших воинов тайным путем.
Дьяк прошелся по комнате, обдумывая слова носферату.
– Хорошо, – сказал он наконец, – так, конечно, гораздо лучше. Когда вы сможете осуществить условия сделки?
– Когда вам будет угодно.
– Через две недели я соберу армию.
– Значит, решено. Не отметить ли нам это событие? – Мстислав отбросил со столика тонкое покрывало, и там оказался кувшин вина. – Не беспокойтесь, герцог, этот напиток придется вам по вкусу.
– Главное, чтобы он не приходился по вкусу вам, – отозвался Дьяк, прикидывая, сколько Ольгерду нужно времени, чтобы расправиться с тремя носферату.
– Нет-нет, это не кровь, – усмехнулся Мстислав. – Хотя, должен заметить, вы беспокоитесь напрасно. Человек может выпить пинту крови и не почувствовать никакого… неудобства.
– Неужели?
– Так вы принимаете мое приглашение?
– Почему бы и нет? – Дьяк сбросил плащ и сел напротив Мстислава.
Вампир наполнил его кубок золотистым вином.
– За успех! – предложил он, поднимая свой.
– За успех, – согласился Дьяк.
Стук насторожил Гербака. Он вынул трубку изо рта и поднялся на ноги, бросив взгляд на дверь второго этажа.
– Кто там? – донесся оттуда женский голос.
– Сейчас посмотрю, – отозвался Гербак.
– Разве мы кого-нибудь ждем? – спросила женщина кого-то в комнате.
– Нет, – голос Эйгер-Шара прозвучал удивленно, – и я не думаю, что Мстислав уже вернулся.
Гербак пересек комнату и отодвинул стальной засов. Отворив дверь, он уставился на рослого воина в высоком шлеме с гребнем. За ним виднелись люди в плащах.
– Господа желают?.. – начал было он и в это время заметил нацеленные в его грудь арбалеты. Прежде чем он успел закричать, три коротких стрелы вонзились ему в сердце.
«Осина!» – пронеслось в голове у Гербака, когда древки обожгли его плоть. Он упал на колени, разлагаясь на глазах у переступивших через него воинов, сбрасывавших плащи, перезаряжавших арбалеты и достававших мечи и склянки с чесночным экстрактом.
Эйгер-Шар услышал топот и вскочил с кресла. Калхадия прислушалась.
– Что происходит? – она нахмурилась.
– Кажется, стражники! – отозвался Эйгер-Шар, подходя к двери. Болт вонзился в двух дюймах от его лица, следующий пригвоздил рукав к косяку.
Вампир отпрянул назад в комнату, разорвав одежду.
– На нас напали! – крикнул он женщине, подбегая к окну и срывая портьеры. – Проклятье! Мстислав перестарался! – Он в бешенстве изо всей силы ударил по ставням, на пол полетели осколки.
– Решетки! – простонала Калхадия. – Придется драться?
– Да, ты готова?
Она не успела ответить – в комнату ворвались воины с арбалетами, мечами, кольями и склянками. Эйгер-Шар швырнул им навстречу стол, молниеносным движением загасил одну за другой лампы. В темноте просвистели болты, раздался звон склянки и вопль Калхадии.
Затем комнату наполнило жужжание. Эйгер-Шар пробирался вдоль стены. Он выпустил рой термитов и ос, скрывавшихся на его теле под одеждой, и насекомые вступили в схватку с напавшими на вампиров воинами. Раздались крики, послышался грохот ломаемой мебели.
Калхадия пробивалась к двери, перепрыгивая через попадавшихся на пути противников. С торжествующим воплем она, наконец, метнулась к двери, но путь ей преградил Ольгерд с арбалетом в руках. Женщина не успела остановиться, как стрела ударила ей навстречу и прошла навылет.
– Ошибся! – прошипела она, вздрогнув. Если осина не задерживалась в теле вампира, он еще мог регенерироваться.
Вместо ответа Ольгерд плеснул ей в лицо экстрактом. С визгом Калхадия закрылась руками. Начальник телохранителей отшвырнул арбалет и выхватил меч. Женщина отшатнулась, но он ее опередил. Лезвие сверкнуло со скоростью молнии, и окровавленная, изуродованная экстрактом голова полетела на ковер.
Эйгер-Шар упал на Ольгерда с потолка и повалил. В спину ему ударила стрела, чей-то клинок чиркнул по плечу. Носферату вскрикнул, резким движением выдернул болт и, поморщившись от боли, бросился вперед, перепрыгнул через перила, ограждавшие галерею второго этажа, и полетел вниз, выбрасывая тучи саранчи, распространявшейся по дому и бросавшейся на все живое.
– Догнать! – крикнул Ольгерд, поднимаясь.
Воины дали залп из арбалетов вслед убегавшему вампиру, но он промчался по стене словно гигантский паук и бросился к двери. Там его ждали два телохранителя с мечами. Сталь врезалась в мертвую плоть, брызнула кровь. Эйгер-Шар когтями разорвал горло одному, оттолкнул другого и выскочил на улицу.
– Упустили! – простонал Ольгерд, швырнув меч об пол. – Только женщина. Ладно. Обыщите стол, вернее, поройтесь в его обломках. Ищите браслет. Вы слышали герцога, он ему нужен.
– Да здесь полно побрякушек, – заметил один из воинов, поднимая с пола ворох ожерелий и других драгоценностей.
– Берите все, – решил Ольгерд, – герцог знает, что ему нужно. А этих, – он показал на разлагающиеся трупы Гербака и Калхадии, – облить экстрактом. Они слишком воняют. Выяснить, кто хозяин дома, и привести ко мне. Думаю, милорд захочет знать, почему он укрывал в Ялгааде вампиров. И закройте лица капюшонами. На всякий случай.
– Да, капитан, – двое телохранителей вышли из дома и через несколько минут уже стучались к соседям, чтобы спросить, кому принадлежит дом.
Оказалось, что здание купили два месяца назад, а прежний владелец исчез. Соседи полагали, что он уехал из города.
Закончив все дела, воины ушли, заперев дом.
Эйгер-Шар видел их с крыши другого дома на той же улице, но не стал преследовать. Раны были серьезными, и он едва сумел вскарабкаться по стене, чтобы спрятаться за печной трубой и увидеть, как убийцы будут покидать дом. Конечно, было жаль, что нельзя выяснить, кто их послал, но вампир чувствовал, что слишком слаб и может попасть в руки врагов. Для регенерации требовались время и покой. К счастью, он не чувствовал холода и поэтому мог лежать на крыше сколько угодно. И, кроме того, оставаясь здесь, он сможет вовремя заметить и предупредить Мстислава, который должен был вернуться через пару часов. Если нападавшие оставят засаду, он нарушит их планы.
В предрассветном сумраке армия Малдонии двигалась между горными ущельями, направляясь к скрытому от глаз смертных Бальгону. Восходящее солнце еще слабо окрашивало вершины пиков и хребтов, которые отбрасывали длинные прозрачные тени. Окутанные легкой утренней дымкой, Кадрадские горы казались призрачным нагромождением фантастических остовов кораблей, зданий и животных.
Дьяк, одетый в черные доспехи и накинутый на широкие плечи темно-синий плащ, ехал в середине колонны. На поясе у него висел Эрнегор, Холодный Ветер – меч, подаренный ему горными эльфами двенадцать лет назад. Большой круглый щит с нарисованным в центре белоснежным барсом был приторочен к седлу, так же как и шлем с глухим, сильно выдающимся вперед забралом.
Рядом с Дьяком ехал Мархак, одетый щеголевато, но по-походному: в сиреневом плаще, такого же цвета штанах и рубахе, поверх которой был надет прочный панцирь. Кроме этого, на принце красовалась светло-коричневая кожаная куртка со шнуровкой, покрытая крупными стальными бляшками.
Оба всадника сопровождали небольшую одноместную повозку, запряженную парой лошадей и обитую плотной темной материей. Помимо этого, все окна в ней были занавешены черными бархатными портьерами, расшитыми серебряными и пурпурными нитями. Дьяк на ходу негромко переговаривался с тем, кто ехал внутри.
– Судя по карте, до Бальгона остается не больше восьми миль, – говорил он, рассматривая небольшой кусочек пергамента, который держал в руках. – Когда начнутся первые дозорные посты?
– Еще немного, – отозвался таинственный спутник. – Две белые башни расположены по обеим сторонам ущелья, сужающегося милях в трех впереди. С них открывается обзор на две мили, поэтому нас скоро заметят.
– Есть способ этого избежать? – спросил Дьяк.
– Возможно. В Кадрадских горах часто с утра лежат густые туманы. Они могли бы скрыть армию от глаз рабов.
– Но сейчас довольно ясно, – возразил Дьяк, – а через пару часов воздух станет совсем прозрачным.
– Я возьму это на себя, – сказал человек из повозки, немного помолчав. – Полагаю, ты слышал о Дарах?
При этих словах Мархак удивленно поднял брови и взглянул на Дьяка.
– Конечно, – ответил Дьяк, – не знал, что они действуют и днем.
– Не так, как ночью, но вполне достаточно для нашего предприятия. Только помни, кто подарил тебе туман.
– Не забуду, – пообещал Дьяк.
Дальше он ехал молча, время от времени поглядывая на небо и горы.
Вскоре пошел снег. Редкие крупные хлопья падали отвесно, покрывая горы и дно ущелья, по которому двигалась армия, пушистым сверкающим ковром. Небо затянула белесая мгла, сквозь призрачную пелену проглядывало розовое солнце. Постепенно снегопад становился все гуще, пока не окутал воинов Малдонии плотным роящимся облаком.
Дьяк постучал затянутой в перчатку ладонью по крыше повозки и проговорил:
– Это надолго?
– Хватит, чтобы добраться до Бальгона, – отозвался таинственный спутник.
Мархак окинул Дьяка долгим испытующим взглядом и нахмурился. Он ехал, постукивая сложенной вдвое уздечкой по мускулистой шее своей лошади, и время от времени искоса поглядывал на черную повозку и кучера, правящего парой рысаков, покрытых плотными серыми попонами, лишенными каких-либо гербов, эмблем и украшений.
Дьяк заметил интерес принца, но старательно делал вид, что не замечает его вопросительных взглядов, и упорно молчал. Меньше всего ему хотелось, чтобы выяснилось, с кем он заключил союз в войне против Города Мертвых. Конечно, если принцу захочется поднять занавеску и заглянуть в повозку, никто не посмеет этому воспротивиться, но Дьяк надеялся, что у него хватит благоразумия не делать этого, тем более что Мархак явно начал что-то подозревать. С другой стороны, желание сместить Дьяка с поста главнокомандующего могло победить в молодом человеке, и тогда он мог бы решиться на опрометчивый поступок. Пока же казалось, что принц размышляет над тем, не следует ли ему выяснить, кто скрывается в повозке и как он связан с разыгравшимся так удачно для армии Малдонии бураном. «Впрочем, – решил Дьяк, – Мархак так хочет уничтожить вампиров, что, вероятно, не станет предпринимать ничего, что может повредить предпринятой кампании».
Течение мыслей Дьяка прервало появление лазутчиков, которые сообщили, что впереди стали видны две сторожевые башни, расположенные по обеим сторонам ущелья. Подозвав адъютантов, Дьяк велел остановить колонну, а затем отправил вперед два отряда вооруженных пехотинцев, чтобы уничтожить охрану башен. Это были лучшие воины, частично наемники, приглашенные им из Нордора. Они обернули свое оружие приготовленными заранее полосами ткани, чтобы оно не звенело, и, накинув белые маскировочные плащи, исчезли в носящихся по ущелью порывах метели. Впрочем, надо заметить, что ветер был довольно теплый, а снег не слепил глаза, и вообще буран не причинял армии Малдонии больших неудобств.
Примерно через час воины вернулись и доложили, что сняли часовых и путь свободен.
– Теперь можно не опасаться дозоров, пока не покажутся стены города, – предупредил голос из повозки. – Торопитесь, уже светло, и метель может скоро кончиться.
Дьяк отдал приказ, и армия тронулась в путь, скрытая от любопытных глаз бураном.
– Потом вы мне все объясните, – процедил сквозь зубы Мархак, обращаясь к Дьяку.
– Конечно, мой принц, – отозвался Дьяк спокойно, – после. Как вам угодно.
На одной из крепостных башен Бальгона, обращенной на юг, дежурило четверо рабов. Трое из них сидели вокруг небольшого костра, разведенного прямо на смотровой площадке, и грелись, протянув к огню озябшие руки, а последний смотрел вдаль, впрочем, без особой надежды что-нибудь разглядеть: во-первых, дно ущелья скрывал густой снегопад, а во-вторых, человек знал, что местоположение Бальгона не известно никому из непосвященных.
На других дозорных башнях также горели костры – рабы бодрствовали, охраняя своих хозяев и повелителей, внушавших одновременно страх и восхищение, вызывавших желание стать такими же – бессмертными и всесильными.
Между тем буран уже подбирался к стенам древнего города, его белые волны накатывались на зубчатые бастионы и разбивались, чтобы снова собраться в кружащийся рой. Снежная пелена поднималась все выше, пока не перекинулась через башни и не захлестнула стоявших на смотровых площадках рабов, которые оказались в плотном, норовящим залепить глаза, тумане.
Дьяк остановил свою армию перед возвышавшимися мрачными стенами, сложенными из огромных необработанных камней, и постучал по крыше повозки.
– На северо-востоке есть потайной ход, – донесся оттуда слабый голос. – Отодвиньте каменную плиту, и пусть отряд лучших воинов проникнет в город и откроет ворота. Рабов не так много, и они почти ничего не видят в буране, так что сделать это будет не трудно.
– Как открыть дверь? – спросил Дьяк. – Не может быть, чтобы плита отодвигалась так легко. Там должны быть хотя бы какие-нибудь засовы.
– Верно, но без штурма стен или ворот это единственный способ проникнуть внутрь, – отозвался его собеседник. – А ни таранов, ни катапульт вы не прихватили.
– Нам нужно было успеть к утру, – напомнил Дьяк недовольным голосом.
– Поэтому ломайте дверь, – заключил таинственный спутник.
Выругавшись, Дьяк подозвал своих телохранителей, спешился и, оставив себе из оружия только меч, пошел вдоль стены в северо-восточном направлении. Через некоторое время он и воины скрылись в тумане.
Пробравшись незамеченными к одной из башен, они увидели слегка выступающую каменную плиту. Дьяк велел ее отодвинуть, но ничего не вышло – она стояла намертво. Тогда, отстранив телохранителей, Дьяк снял перчатки и приложил ладони к холодной шероховатой поверхности. Прикрыв глаза, он сосредоточился на двери и постарался почувствовать ее механизм. Ему удалось увидеть замки и засовы, шестеренки и прочие детали, приводившие в движение плиту. Дьяку не хотелось, чтобы его люди знали, что он колдун, это могло повредить ему в глазах жителей Малдонии, с подозрением относившихся к магам. Поэтому он при помощи незаметного волшебства отпер дверь, а затем надел перчатки и сказал:
– Попробуем вместе.
Они навалились на плиту, и она подалась: вначале медленно, словно нехотя, а затем легко, сдаваясь под общим напором. Воины, утирая проступивший пот, с восхищением и удивлением смотрели на Дьяка – им казалось, что именно его недюжинная сила сыграла решающую роль в этом мероприятии.
– Не будем терять время, – решил Дьяк, обнажая меч и первым ступая в потайной ход.
Одновременно ему в голову пришла мысль: «А вдруг это ловушка? Что, если вампиры просто задумали убить его и заманили в этот тоннель, а после его смерти армия Малдонии будет разбита появившимися из засады воинами?» На мгновение он замедлил шаг, но отступать было поздно, и Дьяк, тряхнув головой, двинулся дальше. Его меч, Эрнегор, слегка светился в темноте, так что он и его телохранители могли видеть, куда идут.
Стены были сухими и гладкими, время от времени попадались пустые железные гнезда для факелов. Коридор шел довольно ровно, постепенно поднимаясь и плавно уходя влево. Шаги идущих гулко разносились под низкими сводами. Несколько раз из-под ног выскальзывали большие серые крысы и с пронзительным писком скрывались в темноте.
Наконец отряд остановился перед невысокой дверью, окованной железом. На этот раз засовы оказались с этой стороны, так что Дьяк легко их отодвинул.
Они оказались внутри башни, это было ясно по круглой форме зала, увешанного шпалерами, одна из которых скрывала от глаз потайной ход, из которого появились Дьяк и его телохранители. Внутри было пусто и тихо. Деревянная дверь вела во двор, где кружилась метель, уже не такая густая, как прежде, – по-видимому, сила прятавшегося в черной повозке вампира начинала слабеть. Дьяк и его люди побежали к видневшимся в сотне метров воротам – двум высоким башням, между которыми темнели железные створки.
Когда они уже были рядом со сторожкой, где помещался механизм, поднимающий засовы, их заметили, и раздались тревожные крики, а затем расцвели огнями сигнальные костры. Дьяк высадил плечом дверь и ворвался с обнаженным мечом в руке в комнату, где за столом сидели два воина, одетые в длинные кольчуги. Они играли в кости, а оружие лежало рядом, убранное в ножны. Один из них едва успел приподняться, как тотчас же упал, сраженный Дьяком. Второго застрелил капитан телохранителей из арбалета: выпущенная с такого близкого расстояния стрела пробила кольчугу и глубоко вошла в грудь стражника.
Тем временем вдоль зубчатых стен, равно как и по узким и извилистым лестницам и коридорам, ведущим к бойницам и другим защитным пунктам, бежали вооруженные рабы. Слышны были голоса рыцарей, воодушевлявших своих подчиненных и распоряжавшихся обороной; их возгласы заглушались звоном оружия и воинственными криками тех, к кому они обращались.
Дьяк убрал меч в ножны и, схватившись за рычаг замкового механизма, навалился на него всей тяжестью своего огромного тела. Шестеренки заскрипели, но не подались, пока на помощь ему не подоспели еще три дюжих воина. Вместе им удалось повернуть вал. Загремели цепи, поднимающие засовы, внутри башен что-то протяжно заскрипело. Еще одно усилие, и окованные железом балки, вложенные в кольца ворот, начали отъезжать в стороны.
В это время небольшой отряд, состоящий из рабов, приблизился к сторожке. Дьяк и его воины вступили в бой первыми. Они без труда разметали мечников, но пущенные из арбалетов стрелы унесли жизни нескольких телохранителей. Тем не менее ворота были отперты, оставалось только раздвинуть створки. Дьяк и три его помощника перешли к следующему механизму и принялись крутить вал, но это оказалось сделать еще труднее. Пришлось позвать на помощь еще двоих. Остальные держали оборону от подоспевшего подкрепления рабов.
Когда ворота наконец распахнулись и армия Малдонии с конными рыцарями во главе ворвалась в город, из отряда телохранителей, прикрывавших своего герцога, в живых осталось только семеро, и те были сильно изранены. Обступившие их защитники Бальгона при виде хлынувших в ворота врагов обратились в бегство, но были без труда настигнуты и перебиты. Дьяк распорядился вынести раненых телохранителей и оказать им необходимую помощь, а сам, вскочив на подведенного ему оруженосцем коня, помчался по улицам Бальгона туда, где возвышался мрачный и высокий, как скала, замок Брандеген.
Часть воинов устремилась вслед за Дьяком, а остальные вступили в бой с защитниками Бальгона. Прикрываясь щитами, они вламывались в дома и осыпали укрывшихся там рабов и вампиров стрелами, а потом начиналась рукопашная схватка, в которой последнее слово оставалось за мечами и топорами.
Дьяк спешился перед крепостными стенами замка и дал воинам знак занять позиции для осады. Начинать следовало с небольшой башни, предназначенной для защиты ворот. С нее открывался прекрасный обзор на пространство перед подъемным мостом, так что гарнизон мог постоянно обстреливать атакующих. Башню окружал ров, и с остальной крепостью она сообщалась только посредством навесного моста, ведущего на бастион замка.
Дьяк проверил диспозицию и послал гонца за подкреплением – ему нужно было больше лучников. Предполагалось, что часть стрелков будет атаковать стены Брандегена, а часть – обстреливать башню, обеспечивая прикрытие штурмовым отрядам пехоты.
Когда все было готово, Дьяк отдал приказ начинать атаку. Лучники подняли оружие, и в небо взметнулась целая туча стрел. Малдонцы стреляли так слаженно, что ни одно окно или бойница, в которых показывались защитники замка, не ускользали от их внимания. Стрельба была такая частая и ровная, что стрелы падали, как град, хотя каждая из них имела свою особую цель. Они десятками влетали в бойницы и амбразуры, и вскоре несколько рабов были убиты и несколько ранены.
Обороной замка командовал человек по имени Арий. Когда-то он был полководцем одного из северных королей, но променял свой удел на возможность обрести бессмертие. Он приказал отвечать нападавшим выстрелами из арбалетов, луков, пращей и других метательных снарядов. Кроме того, в замке имелось множество баллист и небольших катапульт, которые тоже незамедлительно были пущены в ход. У осаждающих было довольно слабое прикрытие (вокруг крепостных стен нарочно не строили домов, чтобы атакующим не было где укрыться), и поэтому они несли куда большие потери, чем осажденные.
Арий и один из его капитанов по имени Радислав пошли на стены, чтобы непосредственно наблюдать за тем, как разворачиваются события. Оба считали, что наиболее уязвимым местом в обороне замка были ворота. Конечно, они отделялись от нападавших глубоким рвом, но если малдонцы усилят натиск, то придется привлечь туда главные силы защитников, а тем временем осаждающие смогут прорваться в другом месте. Ввиду малочисленности защитников замка, Арий мог только расставить по всем стенам часовых, чтобы они в случае неожиданного нападения немедленно подняли тревогу. Большинство же воинов были сосредоточены возле ворот.
Арий поручил Радиславу набрать человек двадцать в резерв, готовый защитить любое место замка, которое окажется под угрозой нападения. Кроме того, он должен был послать людей разбудить столько вампиров, сколько будет возможно: внутри замка они могли сражаться, хоть и не были так же сильны, как ночью. Конечно, эти меры не могли помешать осаждающим в конце концов овладеть Брандегеном, но Арий твердо решил выполнить свой долг и до последнего вздоха защищать крепость.
Тем временем малдонцы перебросили через окружавший передовую башню ров мостки и ворвались внутрь. Чтобы перебить остававшихся в живых рабов, им понадобилось не более пяти минут, и теперь в бойницах башни показались стрелки Дьяка. Это значительно ухудшило положение осажденных, поскольку нападавшие получили возможность обстреливать их из надежного укрытия.
Кроме того, возле замка начали собираться остальные войска малдонцев, которых Мархак отправил на подмогу Дьяку. Арий и Радислав не могли предугадать, где именно развернется главное наступление, и их воины, несмотря на свою отвагу, все время находились под гнетом тревожной неизвестности.
Когда передовая башня была захвачена, Дьяк послал эту радостную весть Мархаку; в то же время он просил принца как можно быстрее зачистить город, чтобы помешать гарнизону сосредоточить силы для тыловой атаки.
Тем временем по приказу Дьяка был сооружен плавучий мост. Герцог отобрал лучших воинов, вооруженных не только мечами и топорами, но и тяжелыми арбалетами, болты которых были способны пробить практически любые доспехи. Мост столкнули в ров, и он образовал узкий переход. Понимая, как важно захватить неприятеля врасплох, Дьяк, а за ним и другие воины спрыгнули на него и перебрались на другой берег, где принялись рубить топорами ворота замка. Передовую группу защищал небольшой навес, выступающий над воротами, но остальные оказались под массированным обстрелом защитников Брандегена. Двое, пронзенные стрелами, были убиты, двое других упали в ров. Арбалетчики отстреливались, стараясь обеспечить прикрытие своим товарищам, их поддерживали лучники, осыпавшие бойницы замка десятками стрел.
Положение Дьяка и его соратников тем не менее оставалось довольно опасным, и оно было бы еще опаснее, если бы стрелки, засевшие в захваченной башне, не мешали осажденным обрушивать на взламывающих ворота замка метательные снаряды, которыми те пытались уничтожить навес над головами дерзких малдонцев.
Видя отчаянное положение защитников, сложившееся на этом рубеже, Арий схватил железный лом и начал подсовывать под расшатанный камень крепостной стены, который был так велик, что если бы упал вниз, то неминуемо обрушил бы навес и, вероятно, покалечил бы часть переправившихся по плавучему мосту воинов.
Однако, прежде чем Арию удалось послать огромный камень вниз, на него налетел ледяной вихрь и закружил, пытаясь сбросить вниз. Подоспевшие воины едва успели схватить своего командира за руки и удержать от падения. Этого хватило Дьяку, чтобы при помощи магии поджечь ворота. Поскольку внимание большинства было приковано к борьбе Ария с неизвестно откуда появившимся смерчем, этого почти никто не заметил, а те, кто все же стал свидетелем волшебства, решили, что Железный Герцог воспользовался факелом.
В любом случае тяжелые створки горели с необычайно быстротой, так что Дьяку пришлось отступить назад, чтобы не быть опаленным стремительным огнем. Лучники продолжали осыпать защитников замка градом стрел, и несколько тел полетели в ров. Арий снова схватил лом, но было уже поздно: ворота рухнули, взметнув облако золы, и рыцари Малдонии ринулись внутрь. Тем временем воины Мархака прикатили откуда-то катапульту и, зарядив ее бочонком с горящим маслом, выстрелили. Снаряд угодил как раз в то место, где полминуты назад стоял Арий, перепоручивший столкнуть камень своим людям, а сам помчавшийся вниз, во двор, чтобы сразиться с прорвавшимся неприятелем. Бочонок лопнул, и кипящее масло окатило рабов, которые с криками посыпались вниз, находя облегчение мукам в водах рва. Некоторых из них тут же прикончили лучники и пикинеры, другие, потеряв сознание или имея слишком тяжелые доспехи, пошли ко дну.
Арка ворот стала ареной рукопашной схватки двух бойцов. Гулко отдавались под каменными сводами яростные удары, которые наносили они друг другу: Арий – топором, а Дьяк – мечом. Наконец Арий получил такой удар, что рухнул на пол. По его подбородку потекла кровь. Он попытался встать, но Дьяк ему не позволил: подскочив к поверженному противнику, он молниеносным движением пронзил ему грудь.
Тем временем полчища малдонцев врывались во двор замка, одного за другим уничтожая его немногочисленных защитников. Одна из угловых башен уже была объята пламенем – в нее бросили горшок с зажигательной смесью, – но в других частях замка толщина стен еще противилась действию огня. Зато повсюду бушевала человеческая ярость, почти столь же разрушительная, чем пламя пожара. Осаждающие теснили защитников замка, нещадно преследуя их и удовлетворяя ту жажду мести, которая давно уже накопилась у них против жителей Бальгона. Большинство рабов защищалось до последнего вздоха; немногие просили пощады, но никто не получил ее. Воздух был наполнен стонами и звоном оружия, пол был скользким от крови умирающих и раненых. Однако малдонцы жаждали смерти вампиров, а их нигде не было видно. Некоторые воины устремились в подвалы, чтобы сорвать двери с петель и найти ненавистных носферату, но повсюду было пусто.
В самый разгар сражения появился Валентин, окруженный горстью конных и пеших вампиров. Все они были с ног до головы закутаны в плотные черные хламиды, защищавшие их от солнца. На головах были просторные капюшоны, а лица скрывали железные маски с узкими прорезями для глаз. По распоряжению Валентина остатки гарнизона замка устремились к воротам, чтобы обеспечить прорыв.
В то же время часть осаждающих, прорвавшаяся во главе с Дьяком со стороны передового укрепления, образовала нечто вроде живого заслона, препятствуя бегству осажденных. Однако воодушевленные появлением Валентина и других вампиров рабы дрались с величайшим мужеством; их было немного, но они были хорошо вооружены, и им удалось несколько раз оттеснить напиравшую на них толпу осаждающих, только Дьяк неизменно двигался вперед, окружая себя изуродованными трупами. Он неумолимо приближался к гарцевавшему в гуще битвы Валентину, крушившему врагов тяжелой ошипованной палицей. Когда новый предводитель армии носферату заметил Дьяка, то сразу узнал его и ринулся навстречу, мощными ударами расшвыривая попадавшихся на пути малдонских рыцарей, как котят. Приблизившись, он заставил коня взвиться на дыбы, приподнялся на стременах и в то мгновение, когда лошадь опускалась на передние ноги, попытался нанести Дьяку сокрушительный удар, используя силу ее падения. Однако Железный Герцог подставил меч, и палица скользнула по клинку, задев плечо Дьяка, но не оставила на черных доспехах даже царапины. Самому генералу малдонского воинства она тоже не причинила никакого вреда. Изрыгнув какое-то замысловатое проклятие, Валентин отбросил палицу и вытянул из ножен Калигорст, хищно сверкнувший на солнце. Через мгновение он скрестился с Эрнегором, а затем Дьяк молниеносным движением нырнул под брюхо коня Валентина и одним мощным ударом выпустил животному кишки, посыпавшиеся на землю грудой красных змей. С хриплым ржанием лошадь повалилась на бок, и Валентин едва успел соскочить с нее. Приземлившись на ноги, он поднял меч и бросился на Дьяка, который парировал три удара, а затем перешел в решительное наступление. Заставив своего противника обороняться, он одним выпадом сорвал с него капюшон и распорол балахон. Солнечные лучи скользнули по коже Валентина, и она задымилась. Из прорези в маске брызнул синий огонь, и предводитель армии вампиров с воплем бросился прочь, ко входу во внутренние покои замка, однако на полдороге, уже весь охваченный пламенем, споткнулся, упал, снова поднялся и, позабыв на земле Калигорст, с протяжным воплем ворвался в одну из огромных крытых галерей, которыми изобиловал Бальгон и по которым можно было попасть практически в любой район города.
Рабы, ставшие свидетелями его бегства, впали в отчаяние и были быстро оттеснены к стенам замка и перебиты. Носферату, вступившие в сражение вместе с Валентином, еще держались около получаса, но в конце концов пали, окруженные грудами окровавленных тел, часть из которых была попросту разорвана на куски. Битва переместилась во внутренние покои замка, где также скопилось немало рабов и вампиров.
Тем временем подоспел принц Мархак с остальной частью воинства. Он немедленно скомандовал наступление, и вся армия Малдонии ринулась в ворота замка Брандеген, чтобы наводнить его залы, комнаты, переходы и лестницы. Вокруг же полыхали крепостные стены и дозорные башни, и черный дым заволакивал небо над Городом Мертвых.
Когда отряд под командой принца Мархака, выломав железную дверь, ворвался в Вещую Башню, то столкнулся с отрядом закованных в глухие доспехи воинов, тотчас яростно набросившихся на нападавших. Все они были вооружены длинными мечами, а в левых руках держали круглые железные щиты с зазубренными краями. Самого Оракула нигде не было видно, впрочем, его и не искали – малдонцы не имели представления о том, кто был обитателем этой башни, они просто штурмовали здание за зданием, одну укрепленную постройку за другой.
Латники рубились мастерски и с необыкновенной для облаченных в тяжелую броню людей ловкостью. Мечи, со свистом рассекая воздух, с чудовищной силой обрушивались на щиты и доспехи малдонцев, с лязгом и скрежетом выбивая синие и зеленые искры.
Несколько рыцарей были повержены прежде, чем Мархаку удалось мощным ударом снести с плеч одного из охранников украшенный изображениями переплетающихся змей шлем. Однако, к удивлению его самого и остальных воинов, вместо окровавленной головы из шлема с глухим стуком выкатился полуистлевший череп. В пустых глазницах еще теплилось зеленоватое пламя, а челюсти омерзительно клацали.
– Это мертвяки! – воскликнул кто-то из рыцарей. – Здесь прячется некромант!
– Рубите им головы! – С этим криком Мархак, лишь на мгновение растерявшийся при виде поверженного скелета, бросился на ближайшего противника, нанося и отражая удары. Костяные воины дрались, не отступая и не ослабляя натиска, однако их было слишком мало. Малдонцы смели их за четверть часа и, разбросав по полу пустые доспехи, бросились вверх по лестнице, надеясь захватить чародея.
Однако все залы и комнаты были пусты, повсюду виднелись только разбросанные манускрипты, большей частью на неизвестном людям вампирском языке, а также книги, колбы, реторты и различные чертежные инструменты, которые были немедленно преданы яростному уничтожению распаленными битвой малдонцами.
– Отсюда должен быть потайной ход, – решил Мархак, задумчиво обводя глазами роскошно убранные помещения. – Нужно проверить. Двадцать человек за мной, остальные – на улицу, и продолжайте прочесывать город.
Два десятка бойцов из личной гвардии Его Высочества мгновенно столпились вокруг Мархака, и небольшой отряд двинулся вниз по лестнице на поиски скрытой двери – если из башни и вел тоннель, то вход в него должен был начинаться из подземелья или с первого яруса.
Воины принялись тщательно простукивать стены и плиты, из которых был сложен пол, а Мархак при помощи десяти мечников выбил дверь в подвал и во главе этого маленького отряда начал спускаться по узкой каменной лестнице, скользкой от покрывавшей ступени плесени.
Затхлый воздух становился все теплее – здесь, на глубине, зима была не властна. Стены постепенно становились выше, а затем неожиданно расступились, пропустив рыцарей в огромный зал со сводчатым потолком. Из глубины, скрытой во мраке, тянуло холодом. Свет от факелов, что держали перед собой рыцари, плясал на влажных камнях и странного вида саркофагах, рядами выстроившихся по обе стороны, образуя некое подобие прохода.
– Не нравится мне это место! – заметил один из воинов шепотом.
– Еще бы! – подхватил другой, тоже едва слышно. – Впрочем, чему тут удивляться – мы же в Бальгоне, – добавил он.
– Тихо! – бросил им Мархак, вглядываясь в темноту. – Идем вперед. Факелы выше, оружие наготове.
Рыцари осторожными шагами начали продвигаться в глубь зала, озираясь по сторонам. Тени плясали по замшелым стенам, выхватывая то покрытые незнакомыми письменами саркофаги, то старинные барельефы.
– Похоже на усыпальницу, – заметил мечник, шедший подле Мархака, один из его самых преданных телохранителей по имени Гарн.
Принц молча кивнул. Вдруг он остановился, подняв руку. Остальные замерли, мгновенно приготовившись отразить любую атаку.
– Слышите? – Голос Мархака едва слышно прошелестел по залу. – Какое-то движение…
В этот миг с оглушительным грохотом с нескольких ближайших саркофагов слетели тяжелые крышки и, ударившись об пол, разлетелись на десятки осколков, некоторые из которых, угодив в рыцарей, сбили их с ног. Впрочем, воины сразу же поднялись.
Из каменных гробов со скрежетом и глухим стуком поднимались облаченные в позеленевшие от времени и сырости доспехи скелеты. В костлявых руках они сжимали мечи, топоры, палицы, цепы, булавы и моргенштерны. Рогатые шлемы, украшенные высокими гребнями, защищали полуистлевшие черепа. Мертвецы двигались довольно проворно, в пустых глазницах призрачно светились красные огоньки.
– Назад! – крикнул Мархак, отступая и выставив перед собой факел. – Нам их не одолеть!
В это время из темноты донесся грохот и вой – там пробуждались от смерти новые стражи подземелья.
– Проклятый некромант! – воскликнул Гарн, делая шаг вперед, чтобы прикрыть своего господина, – скелеты бросились в атаку, размахивая проржавевшим и изъеденным временем оружием. От первого же удара меч мертвеца разлетелся на куски, его окутало пыльное облако ржавчины. Телохранитель рубанул наискось, рассекая латный воротник, проламывая ключицу и часть ребер.
– Отходим, быстрее! – еще раз крикнул Мархак, отражая атаку другого скелета, вооруженного осадным ножом с длинным железным древком.
Но быстрого отступления не получилось. Мертвецы окружили отряд рыцарей, преградив им выход из погребального зала, и бросились в атаку, прикрываясь щитами и размахивая оружием. Воздух наполнился звоном металла и грохотом рушащихся на землю костей. Однако даже изуродованные стражи подбирали части своих тел, приставляли на место и снова вступали в бой.
– Прорываемся! – Мархак отразил удар широкого меча, дважды наискось ударил по круглому щиту, мгновенно разлетевшемуся на куски, а затем вонзил острие в одну из пылавших красным глазниц и провернул его, раскалывая череп. На стража это не подействовало, он взмахнул клинком и нанес принцу ловкий удар в плечо. Если бы его меч был так же крепок, как и столетия назад, когда он еще не успел истлеть, Мархак получил бы серьезную рану. Теперь же он только отлетел на пару шагов – скелеты, несмотря на хрупкость, обладали чудовищной силой.
Тем временем несколько воинов прорубились к выходу, раскидав стражей подземелья. Встав по обе стороны тоннеля, они подзывали остальных, приготовившись прикрывать их отход. Мархак, Гарн и еще несколько рыцарей выскользнули из зала, а за ними последовали остальные. Отступать пришлось медленно – мертвецы упорно преследовали их. Даже те, кто лишился ног, продолжали ползти, сжимая в уцелевших руках мечи и секиры. Через некоторое время они стали отставать, а затем и вовсе остановились, не сводя, однако, с удалявшихся людей горящих глаз.
– Похоже, некроманту удалось скрыться, – заметил Гарн. – Жаль, что мы его не догнали, наверняка он был у вампиров каким-нибудь знатным бароном.
– Еще бы! – подхватил другой рыцарь, утирая с лица градом катившийся пот. – Раз жил в такой башне.
Рыцари вышли из тоннеля и, плотно прикрыв за собой дверь, оказались на улице, с облегчением вдохнув свежий воздух. Впрочем, некоторые продолжали с опаской поглядывать на вход в башню, словно ожидая, что из нее начнут выскакивать решившие возобновить преследование скелеты.
– Отзовите остальных! – приказал Мархак одному из воинов. – Некроманта нам уже не поймать, – он обвел взглядом захваченный замок, над которым занималось зарево пожара, – а здесь дела еще найдутся.
Невин почувствовал, что его будят. Он открыл глаза и увидел Радамира, по выражению лица которого сразу понял, что стряслось нечто ужасное.
– Повелитель, на нас напали! Малдонские рыцари ворвались в город и штурмуют замок! Нас слишком мало, несколько башен охвачены пожаром. Мастер Валентин погиб, его сразил Железный Герцог! – Невин вскочил, чувствуя усталость. Его члены плохо повиновались ему – сказывалось дневное время и прерванный сон. Оттолкнув Радамира, он открыл стенной шкаф и извлек из него двухлитровый сосуд, наполненный кровью. Выдернув пробку, он сделал несколько глотков, а затем с отвращением бросил на пол. Склянка лопнула, со звоном разлетелись осколки, а по полу растеклось красное пятно.
Одевшись и пристегнув меч, Невин отослал Радамира, а сам разбудил Мелиссу.
– Что случилось? – спросила она, открывая глаза и приподнимая голову.
– Малдонцы ворвались в Бальгон! – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее. – Нужно уходить. Одевайся и возьми оружие.
Через несколько минут они покинули свои покои и скорым шагом направились к Южной Башне. Несколько раз им по дороге попадались вооруженные рабы и носферату, но малдонцы, видимо, еще не успели пробиться в эту часть замка.
Только в последнем коридоре Невин с Мелиссой столкнулись с вражеским отрядом мечников. Вступив с ними в бой, они ранили троих и нескольких убили, но остальным удалось окружить их и оттеснить от входа в башню.
Невин решил применить свой Дар Крови. Переводя взгляд с одного противника на другого, он пытался встретиться с ними глазами и, когда ему это удавалось, заставлял нападавшего опустить меч и застыть. Таким образом он вывел из боя, а затем убил четверых. Сам он был ранен в грудь, а Мелисса – в правое бедро. Тем не менее противников становилось все меньше, и Невин уже решил, что им удастся добраться до южной башни, когда в коридор ворвались арбалетчики и несколько рыцарей во главе с двухметровым черноволосым гигантом, на голове которого красовался рогатый шлем, выполненный в форме разинувшего пасть барса. Князь Бальгона сразу же узнал его: это не мог быть никто иной, кроме Железного Герцога.
Ненависть мгновенно вскипела в Невине, и он, раздавая удары, бросился на знаменитого противника. Однако на полдороге его встретил рой осиновых болтов, так что Невин едва успел прикрыть лицо. Арбалетные стрелы с глухим стуком отскочили от его доспехов и упали на пол. Только три или четыре попали в руки и ноги, отчего Невина пронзила мучительная боль. Стиснув зубы, он выдернул болты и обернулся, чтобы позвать Мелиссу.
И тут его сердце сковал ужас, ибо женщина лежала без движения, утыканная стрелами, – те, от которых, пригнувшись, увернулся Невин, угодили в нее. Издав ужасный крик, князь Бальгона бросился к ней и, легко подхватив на руки, помчался обратно по коридору. Вслед ему полетели новые стрелы, часть которых вонзилась в незащищенные икры, но Невин даже не замедлил бег. Позади слышался топот погони, но у вампира еще остались силы, и ему удалось оторваться от преследователей, завернув за угол и скрывшись в одном из потайных ходов замка.
Положив Мелиссу на пол, он одну за другой вытащил из ее тела стрелы, хотя уже понял, что она мертва, – два болта пронзили шею. Вокруг быстро распространялся запах разложения, кожа женщины чернела на глазах, словно тлела. Затем от нее повалил густой дым, и через минуту Мелисса обратилась в пепел. Невин оказался сидящим перед пустыми доспехами. Он никогда еще не чувствовал такой боли, наполнившей его существование и затмившей разум. Казалось, внезапно нахлынувшее отчаяние стало его сущностью. На мгновение время словно остановилось, звуки исчезли, а затем ощущение невосполнимой потери заполонило его, и он, словно в тумане поднявшись на ноги, извлек из ножен Семеракх и, отворив потайную дверь, вышел в коридор.
Здесь он тут же столкнулся со стоявшими в растерянности преследователями. Прежде чем они успели понять, откуда он взялся, Невин молниеносными выпадами сразил двоих арбалетчиков и снес голову одному мечнику. Рыцари обернулись и бросились на него, подняв оружие. Тело вампира мигом покрыли несколько ран, один клинок оцарапал щеку.
Отражая и нанося удары, Невин высматривал Дьяка, но Железного Герцога нигде не было. Нападавшие падали один за другим, сраженные Семеракхом. Расправившись с ближайшими к нему воинами, Невин подпрыгнул и, взвившись к потолку, опустился за спинами врагов. Не оборачиваясь, он помчался по коридору в надежде отыскать своего заклятого врага.
Быстро оторвавшись от изнуренных битвой преследователей, он очутился в конце концов в Тронном Зале. Там были выбиты все витражи, а в дальнем конце на возвышении сидел тот, кого он искал: положив меч на колени, на троне Бальгона разместился Дьяк. Его причудливый шлем лежал на полу возле ног, а черные спутавшиеся волосы рассыпались по широким плечам.
Подняв меч, Невин решительно направился к нему, но первый же оконный просвет остановил его – полоса солнца лежала поперек Тронного Зала, став непреодолимой границей между невозмутимым спокойствием Дьяка и кипящей ненавистью Невина.
– Приветствую тебя, – заговорил Железный Герцог, подняв на князя равнодушные глаза, – твой город пал, а женщина, которую ты любил, мертва. Что тебе осталось? – Даже для героя он был на удивление спокоен. Оставшись лицом к лицу с вампиром, люди себя так не вели. Конечно, пока его защищала полоса света, он мог чувствовать себя в безопасности, но первая же туча уничтожит это препятствие на пути Невина, и тогда носферату ничто не остановит. Железный Герцог должен был понимать это.
– У меня еще есть долг служения Кровавому богу, – ответил Невин, размышляя над тем, как преодолеть преграду.
– Тебе тоже придется умереть, вампир, – проговорил Дьяк, вставая на ноги и направляясь к Невину. – Скоро здесь будут рыцари, и ты окажешься в ловушке. Ты сам загнал себя в нее, поддавшись гневу и жажде мести.
– Сразись со мной, трус! – выкрикнул Невин, поднимая Семеракх. – Подойди и прими бой!
Дьяк отрицательно покачал головой:
– Зачем мне это? Ты все равно погибнешь с минуты на минуту. Я уже слышу топот бегущих сюда воинов.
Невин выругался, но прислушался. Железный Герцог не врал – из коридора действительно доносились звуки стремительных шагов: малдонцы рыскали по замку в поисках правителя Города Мертвых.
– Мы еще встретимся! – пообещал Невин, отступая к выходу из Тронного Зала. – Обещаю тебе!
– Беги, беги! – отозвался Дьяк, мрачно усмехнувшись. – Не бойся, я не стану преследовать тебя.
Скрипнув зубами от бессильной ярости, Невин повернулся и выбежал в коридор. За гобеленом, изображавшим рыцарский турнир, имелся еще один потайной ход. Надавив на нужный камень, бывший правитель Бальгона открыл замаскированную дверь и вошел в узкий тоннель, по наклонной уходивший вниз, в подвалы замка Брандеген, и выводивший к подземной реке, по которой можно было выплыть из города.
Через полчаса Невин очутился на каменистом берегу. Отовсюду доносились звуки капающей воды, разносившиеся эхом по пещере. Во мраке плескались слепые рыбы и неведомые твари. Полая лодка была привязана к стальному кольцу. Невин оттолкнул ее от берега и при помощи двойного весла вывел на середину реки. Сильное течение подхватило его и понесло в темноту, сулящую свободу или смерть, ибо никто еще не ходил этим путем и не знал, какие опасности он в себе таит.
По вымощенной грубыми булыжниками мостовой неторопливо шел высокий белокурый человек, одетый в темную кожаную куртку, из-под которой торчал край зеленой рубахи и того же цвета штаны, заправленные в грубые солдатские сапоги на толстой, подкованной железом подошве. За голенище правого был заткнут кривой нож с серебряной, оплетенной буйволовой кожей рукоятью, длинной и очень удобной. О бедро бились деревянные ножны, легкие и украшенные резьбой. Вложенный в них короткий широкий меч, весьма популярный среди наемников севера, был выкован в Нордоре, о чем свидетельствовало крупное клеймо, поставленное на выполненной в виде бычьей головы гарде.
На вид человеку можно было дать лет двадцать с небольшим. Прямые светлые волосы падали на красивое мужественное лицо, с которого внимательно смотрели яркие голубые глаза.
Многие считали Ольгерда правой рукой Железного Герцога, но сам он имел на этот счет гораздо более скромное мнение и просто старался верно служить своему господину, которым искренне восхищался. Данное ему поручение он рассматривал как оказанную честь, несмотря на то что его выполнение не позволило ему принять участие в походе, предпринятом против Города Мертвых.
Ольгерд остановился перед одноэтажным зданием с пестревшей над крыльцом вывеской «У Барка». Именно об этой таверне говорил ему Герцог, снабжая необходимыми указаниями. Выдохнув, Ольгерд поднялся по узким подгнившим ступеням и, толкнув дверь, вошел.
Он очутился в обычной на вид городской забегаловке, разве что более грязной и шумной. Из-за промасленной занавески доносились приглушенные смех, ругань и звон посуды; тянуло жарким и тушеными овощами – судя по всему, там располагалась кухня.
Сама же таверна представляла собой большую прямоугольную комнату, наполненную винными парами и копотью чадивших на стенах светильников. На некоторых столах стояли подсвечники, накрытые зелеными и желтыми абажурами, во многих местах прожженными. На окнах висели плотные цветастые занавески, а от посыпанного опилками пола шел кислый запах.
За круглыми непокрытыми столами сидели посетители, ни один из которых при появлении Ольгерда не поднял головы – все были заняты своими делами, только здоровенный детина в кумачовой рубахе с заткнутым за пояс кистенем смерил его твердым и внимательным взглядом, но, не обнаружив в облике нового посетителя ничего подозрительного, отвернулся и продолжил разговор с разбитной черноглазой девицей, одетой в пеструю юбку и узкую синюю кофту. Она обмахивалась бумажным веером и со скучающим видом поглядывала на сидевших за столами мужчин. Скользнув по Ольгерду взглядом, она слегка улыбнулась и подмигнула ему.
Ольгерд отыскал глазами свободный столик в дальнем углу зала и направился к нему. Расположившись в тени, он положил обе руки на стол и огляделся. В полутемном помещении было двенадцать столов, и все они были заняты беседующими вполголоса людьми, на лицах многих из которых отпечатались следы разбойничьего промысла – покрытые шрамами и татуировками руки и лица, уродливые клейма, отсутствие ноздрей и ушей.
Хозяин трактира, толстый и неопрятный человек с разделенной надвое рыжей бородой, облаченный в черный, лоснившийся на животе фартук, возил тряпкой по стойке, за которой расположились трое, одетые путешественниками – на них были длинные шерстяные плащи, высокие сапоги с острыми медными шпорами и кожаные штаны; круглые шапки с меховой оторочкой лежали рядом. Под плащами угадывались очертания мечей, и Ольгерд не сомневался, что все трое носят кольчугу или легкие панцири. Обычно таких людей считали следопытами, но были люди, утверждавшие, что это не так. Слишком, мол, они хорошо вооружены, да и всегда на лошадях, а форзайтийцы, напротив, из оружия имеют только кинжалы или короткие мечи, доспехов не носят, а передвигаются пешком и так, что их почти никогда и не встретишь. На вопрос же, кто тогда эти странные люди, вразумительного ответа никто дать не мог, а предположения высказывались самые разные. Находились даже такие, кто утверждал, будто это переодетые эльфы. Ольгерд с интересом рассматривал троицу, когда к нему подошел хозяин таверны.
– Чем могу услужить? – поинтересовался он, всем своим видом показывая готовность быть полезным.
– Плотный ужин, любезный, – ответил Ольгерд, извлекая из-за пояса серебряную монету и кладя ее на стол. – Принеси мне козлятины с тушеными овощами и бутылку красного. И не вздумай разбавлять его водой, я чую подвох за версту! – С этими словами он подмигнул хозяину и откинулся на спинку стула. При этом его плащ распахнулся, и рукоять меча тускло сверкнула в свете ближайшего светильника.
Хозяин поспешно поклонился и отправился на кухню отдавать приказания. Тем временем Ольгерд заметил, что путешественники у стойки проявляют к нему интерес. Один из них, бородатый брюнет с ястребиными чертами лица, бросил на него несколько коротких, но внимательных взглядов, а затем подозвал охранника, беседовавшего с девицей, и сказал ему несколько слов. Последний при этом кивал, а перед тем как вернуться на свое место, посмотрел в сторону Ольгерда. Что-то коротко бросив девице, он скрылся за занавеской, отгораживающей кухню.
Через минуту оттуда появился официант с оловянным подносом и, ловко маневрируя, направился к столику Ольгерда. На его бесстрастном лице, казалось, застыла вечная полуулыбка учтивости. Когда блюда были расставлены, а графин красного вина водружен в центр скромного пиршества, Ольгерд кивнул и принялся за еду.
Едва он успел расправиться с куском козлятины и запить его изрядным количеством вина, как заметил, что из дальнего конца зала к нему направляется здоровенный лохматый детина с увесистым кистенем в покрытой шерстью руке. Его бычью шею покрывал пестрый узор татуировки, изображающий льва, пожирающего дракона, – знак наемника, распространенный на юге Синешанны.
– Ты кто такой? – спросил он негромко, останавливаясь перед столиком Ольгерда.
– Тебе-то что? – ответил тот спокойно. Смерив взглядом потенциального противника, он без труда определил, что громила может рассчитывать лишь на грубую силу, а в бою с настоящим воином успех зависит от быстроты и ловкости.
– Мне шепнули, ты нездешний, – проговорил здоровяк, пожевав губами, – разнюхиваешь что-то. Спрашиваешь о том, о чем некоторым знать не положено. Что на это скажешь?
– Ничего, – Ольгерд обтер пальцы салфеткой и, скомкав, бросил ее перед собой. – Я просто зашел поужинать.
Здоровяк криво усмехнулся и сделал движение, словно собираясь уйти, но затем резко вскинул над головой кистень и с хриплым криком нанес удар. Стальной шар ударился о крышку стола, и во все стороны полетели щепки и осколки, недопитое вино брызнуло словно кровь, а кости с глухим стуком посыпались на пол. Тотчас же вокруг поднялся шум, и посетители повскакивали со своих мест, на всякий случай хватаясь за скрытые одеждой рукояти мечей и кинжалов. Ольгерд схватил цепь, напряг мускулы и рванул на себя кистень, одновременно поднимаясь на ноги и одним движением освобождаясь от плаща. Наемник, не удержавшись на ногах, был вынужден податься вперед, и Ольгерд встретил его прямым ударом в лицо, сопровождавшимся влажным звуком. Здоровяк откинул голову, и из его разбитого носа сначала тонкой, а затем широкой струйкой потекла кровь. В ярости наемник шевелил губами, бесшумно осыпая Ольгерда проклятиями, но тот, не теряя времени, нанес еще один удар, после которого глаза его противника закатились, и он начал опускаться на пол. Однако Ольгерд притянул его к себе и, схватив свободной рукой за волосы, с размаху опустил головой о засевший в столешнице шар кистеня.
Вокруг воцарилась тишина. Ольгерд столкнул наемника на пол, сел и придвинул к себе остатки мяса. Внутренне он весь сжался, приготовившись ко всему, но внешне был абсолютно спокоен.
Тем временем из-за занавески показался высокий худощавый старик, одетый в длинную хламиду то ли фиолетового, то ли пурпурного цвета, починенную и заляпанную во многих местах. У него были тонкие черты лица и длинные седые волосы, аккуратно расчесанные, что не соответствовало неопрятности в одежде. Чисто вымытые сухие руки, сложенные на животе, едва заметно подрагивали, а на среднем пальце правой сверкал драгоценный перстень. Трактирщик, семенивший рядом с ним, обеспокоенно поглядывал на распростертого возле стола наемника. Повинуясь знаку старика, он приблизился к телу и, опустившись на корточки, приложил два пальца к бычьей шее.
– Все в порядке, – сказал он через некоторое время с видимым облегчением, – Раин жив.
– Перенесите его в задние комнаты, – велел старик столпившимся возле стойки официантам и нескольким охранникам, появившимся неизвестно откуда.
Когда они, подхватив бесчувственного наемника под руки и взяв за ноги, поволокли его за занавеску, старик приблизился к Ольгерду и опустился на свободный стул. Какое-то время он разглядывал свои сухощавые пальцы, а затем поднял глаза и, твердо посмотрев на Ольгерда, проговорил:
– Мне ты можешь сказать, что тебе нужно. Если я скажу «нет», твои поиски окончатся. Никто больше не ответит на твои вопросы.
– Я ищу одного человека, – сказал Ольгерд. – Он нужен моему хозяину.
– Чего же он хочет от него?
– Помощи.
Старик кивнул:
– Продолжай.
– Мне нужно отыскать его и попросить уделить немного времени моему господину. Он хорошо заплатит.
– Вот как? И кого же ты ищешь?
– Мне неизвестно его имя, но я могу узнать его по описанию.
Старик удивленно поднял брови.
– Я слушаю, – сказал он через секунду.
Ольгерд отрицательно покачал головой:
– Нет, мне приказано самому найти его. Вы можете мне помочь? Разумеется, за определенную плату.
– И сколько же ты готов предложить?
– Пятнадцать золотых.
– Хм. Не так плохо, – старик усмехнулся в усы, – но подумай, что мешает мне приказать своим людям забрать у тебя эти деньги даром, а тебя порубить на куски и скормить свиньям?
– Мой хозяин, – ответил Ольгерд, понижая голос так, чтобы никто их не слышал.
– И кто же он?
Вместо ответа Ольгерд вынул из-за пояса небольшой медальон и, накрыв ладонью, пододвинул по столу к старику. Тот взглянул и, побледнев, поспешно спрятал его в кулаке и вернул Ольгерду.
– Хорошо, – сказал он, заметно волнуясь, – пятнадцать золотых. Но я еще не слышал, какой помощи ты от меня ждешь.
– Мне нужно попасть к игрокам в кости, – ответил Ольгерд. – В клуб «Седьмой ястреб».
Старик растерянно огляделся, потер переносицу и, подавшись вперед, заговорил совсем тихо:
– А ты знаешь, что его посещают… непростые люди и не каждый может попасть в него? И тот, кто оказывается за игровым столом, должен молчать обо всем, что видел или слышал?
– Меня не интересуют сплетни, – отозвался Ольгерд, поднимая с пола плащ, оброненный в стычке с наемником. – Только один человек. Я не стану разговаривать с ним, если он не пойдет со мной после того, как увидит знак, что я показал тебе.
Старик на некоторое время задумался.
– Следуй за мной, – сказал он, вставая.
Он провел Ольгерда на кухню, где суетились поварята, которыми командовал круглолицый толстяк в посеревшем от копоти фартуке и с лоснившимся потным лицом. Старик велел двоим топтавшимся поблизости охранникам отодвинуть большую железную плиту, и, когда они оттащили ее от стены, оказалось, что за ней есть невысокая, в половину человеческого роста, дверь, окованная медными полосами. Ее покрывала чеканка, изображавшая сцены охоты на диких кабанов и буйволов, а по краю шел причудливый узор из переплетающихся змей. В центре же красовались исполненные с особым старанием семь соколов, державших в клювах игральные карты. Старик вытащил из складок своих одежд большой бронзовый ключ с широкой бородкой и, вложив в замочную скважину, трижды повернул. Один из охранников толкнул дверь, и та с легким скрипом поддалась, открыв темный проход с низким потолком и дощатыми стенами. Старику подали масляный фонарь, и он, сделав Ольгерду знак идти следом, нырнул в тоннель.
Двигаться пришлось согнувшись едва ли не пополам, потолок стал выше только в самом конце пути, когда впереди показалась большая железная дверь, вся покрытая крупными заклепками. На ней не было ни замочных скважин, ни висячих замков, и Ольгерд понял, что она отпирается изнутри. Старик постучал три раза коротко и затем еще четыре раза с небольшими промежутками. Как ответ на условный сигнал, послышался лязг отодвигаемых засовов, и дверь распахнулась.
На пороге стояли двое обнаженных по пояс мужчин, чьи тела были покрыты пестрыми татуировками, изображавшими различных птиц, в основном охотничьих – ястребов, кречетов и соколов. Также можно было увидеть множество разноцветных змей и рыб. Из одежды на мужчинах были только короткие белые штаны. Старик кивнул им, и они поклонились ему в пояс. Ольгерд обратил внимание на то, что пол был покрыт песком, а татуированные люди босы.
Следуя за своим провожатым, он вскоре очутился в длинной прямоугольной комнате, вдоль стен которой сидело человек двадцать. По одну сторону низкого игрового стола, находившегося почти на уровне пола, располагались мужчины с татуировками, они принимали ставки и бросали кости – перед ними стояли глиняные стаканы и ровными стопками лежали черные и белые фишки. Напротив них сидели посетители игорного дома. Их лица скрывали легкие шелковые маски, а одежды, хоть и дорогие, мало чем отличались друг от друга – никто из них не желал выделяться или быть узнанным.
Старик молча указал Ольгерду на свободное место за игральным столом и, когда тот опустился на песчаный пол, отступил в тень. Охранники посмотрели на него вопросительно – видимо, обычно старик не проявлял интереса к игре, – но ничего не сказали. Игроки, казалось, были удивлены увидеть в своих рядах человека, одетого простым воином и не прячущего лица под маской, но татуированные крупье объявили ставки, и всеобщее внимание снова сосредоточилось на костях и фишках.
Ольгерд какое-то время следил за игрой, а затем начал украдкой рассматривать посетителей. Конечно, узнать того, за кем он пришел, было практически невозможно – его лицо скрывала маска, однако Ольгерд знал одну примету, по которой рассчитывал обнаружить нужного человека. Давая указания, герцог Дьяк особенно подчеркивал его полное равнодушие как к проигрышам, так и к выигрышам. Конечно, следить нужно было предельно внимательно – не так легко заметить реакцию людей, чьи лица не видны. Но недаром Железный Герцог послал именно его, Ольгерда. Это задание открывало новые возможности для честолюбивого воина и царедворца, и Ольгерд рассчитывал в случае успешного выполнения занять еще более высокое положение среди титулованных особ малдонского двора.
Игроки вели себя спокойно, словно занимались рутинным и скучным делом, хотя на столе появлялись и исчезали целые состояния. За все время никто, кроме банкометов, не произнес ни слова, только стучали глиняные чашки и сухо падали на длинные узкие столы белые с черными крапинами кости.
Ольгерд старался ловить каждое движение игроков, сам же сидел, положив руки на колени и не делая никаких ставок. Через некоторое время он выделили троих – они, кажется, относились к своим проигрышам и выигрышам абсолютно невозмутимо. Поднявшись на ноги, Ольгерд поочередно подошел ко всем троим и молча положил перед каждым по золотому жетону с изображением запечатленного в прыжке барса. Игроки недоуменно обернулись, глядя на него сквозь прорези масок, охранники слегка подались вперед, положив ладони на эфесы мечей, но Ольгерд, сделав вид, что не замечает этого, коротко кивнул укрывшемуся в тени старику и направился к двери. Она была заперта, но старик сделал знак, и стражники выпустили их.
– Чего теперь желает молодой господин? – поинтересовался старик сухо. Он явно был недоволен тем, что Ольгерд повел себя таким странным образом, ведь это могло напугать игроков и отбить у них охоту посещать в дальнейшем игорный притон.
– Я останусь на какое-то время в твоем заведении, – ответил Ольгерд, – а затем уйду. Распорядись подать мне горячий чай.
– Как угодно, – отозвался старик, поднимая повыше фонарь и освещая замочную скважину. Звякнул ключ, и они оказались в таверне.
Ольгерд расположился за двухместным столиком у окна. Посидев четверть часа, выпив чай и расплатившись за ужин, он накинул плащ и вышел на улицу.
Была метель: холодный ветер дул в лицо, поднимая в воздух и нося над мостовой тучи снега. Тускло горели фонари ратуши, но они были далеко и походили на затерявшихся в тумане светляков. Ольгерд поплотнее запахнулся, поднял меховой воротник и побрел по улице, не глядя по сторонам, но прислушиваясь к каждому шороху. Тот, кого он искал, должен был встретиться с ним, но кто знает, какой будет эта встреча.
Миновав пару переулков, Ольгерд свернул на аллею, по обе стороны которой торчали черные голые деревья, чьи раскидистые ветки, укрытые снегом и провисшие под его тяжестью, чертили на земле только им самим ведомые знаки. Время от времени попадались редкие прохожие, спешившие по своим делам; какой-то ремесленник прокатил скрипучую тачку, нагруженную кожами. Ольгерд не пропускал ни одной фигуры, незаметно провожая глазами даже детей (их крикливая стайка выскочила из-за угла прямо перед ним), но человек, необходимый герцогу Ноксбургскому, не появлялся. Возможно, он решил проигнорировать весть своего старого знакомого, а может, не считал себя настолько обязанным Железному Герцогу, чтобы прерывать ради него игру. Занятый подобного рода мыслями, Ольгерд остановился и в ту же секунду ощутил позади себя чье-то присутствие. Чтобы развернуться, одновременно кладя руку на эфес меча, понадобилось не более одного-двух мгновений, и вот уже Ольгерд встретился глазами с худощавым, но, очевидно, довольно сильным человеком лет тридцати, одетым в темно-синий костюм, из-под которого виднелся ворот тонкой кольчуги. Плечи незнакомца укрывал длинный плащ, отороченный рысьим мехом, а на поясе висел в простых железных ножнах полуторный меч с серебряным эфесом, выполненным в форме усевшегося на шар паука.
Темные глаза смотрели прямо и внимательно, бледная кожа туго обтягивала скуластое лицо с тонкими, благородными чертами – красиво очерченный рот, нос с легкой горбинкой. Коротко подстриженные волосы на висках, несмотря на молодость их обладателя, были тронуты сединой.
– Это ваше, – проговорил человек негромко, протягивая Ольгерду золотой жетон, матово сверкнувший в обтянутой черной перчаткой руке.
– Герцог Дьяк просил вас оставить это у себя до тех пор… пока вы с ним не встретитесь.
– Как его светлости будет угодно, – ответил человек, пряча жетон за пояс. – Что еще он просил передать?
– Герцог желал бы, чтобы вы следовали за мной. Мне поручено проводить вас в дом его светлости. – Ольгерд не знал толком, как следует обращаться с этим господином (а в том, что перед ним не простой ремесленник или наемник, сомневаться не приходилось – слишком спокойно и уверенно он держал себя).
– И я охотно исполню его просьбу, – мужчина слегка улыбнулся. – Простите, что не представляюсь вам, но мне пока не известно, входит ли это в планы герцога.
– Меня зовут Ольгерд Эрнадил, – проговорил Ольгерд, спохватившись. – Прошу извинить мою невежливость.
– Не стоит, мы оба оказались в… необычной ситуации. А теперь, если нас ничего не задерживает, давайте отправимся в дом герцога. Он не любит ждать и никогда не приглашает по пустякам.
Слегка поклонившись, Ольгерд направился к главной площади, мужчина же двинулся следом, отставая самое большее на шаг, – он предпочитал держаться немного позади, вероятно, из привычной осторожности.
Десятки вампиров, закутавшись в тяжелые плотные плащи, бежали через Кадрады на юго-запад. Солнце палило их, обжигая на секунду обнажавшиеся части тел. Носферату двигались подобно черным точкам: по отдельности, различными путями. Никто их не преследовал. Они стремились в Кар-Мардун, чтобы встать в ряды новой армии и исполнить любой приказ своего Создателя, Молоха.
Но был один, кого не коснулась эта война. Он не был в Бальгоне во время его штурма, не принадлежал он и к клану Валерио, ожидавшему исхода осады в своих, хорошо спрятанных от людских глаз, укрытиях. Его звали Мейстер арра Грингфельд.
Смуглый юноша стоял перед зеркалом, робко трогая кончиками пальцев свое отражение, до сих пор не смея поверить, что это – ОН. Потом он склонил голову набок и счастливо засмеялся. При том, что Мейстер сохранил все остальные свойства вампира, его новое тело могло отражаться – вероятно, потому, что во время перемещения духа было живым.
– Я красив, красив, красив! – шептал он, заливаясь хохотом, повалился на пол и распластался, скаля белые ровные зубы в улыбке.
Затем поднялся, одернул светло-желтую куртку, провел ладонью по бордовой шелковой рубахе и подмигнул испуганно уставившейся на него темноволосой девушке, сидевшей в разобранной постели.
– Не бойся, просто… впрочем, тебе не понять. Вот, держи! – он бросил ей звякнувший кошель. – Приходи завтра снова, ты мне понравилась.
– Мне уйти?
– Да. Подожди, скажи: я красив? Говори правду.
– Конечно, господин, вы очень хороши. Редко встретишь кого-нибудь столь же симпатичного. – Девушка, отбросив одеяло, начала одеваться, время от времени с опаской поглядывая на Мейстера.
– Ладно, – он сел за стол и обмакнул перо в чернильницу, – сойдет. Пошевеливайся, ты меня отвлекаешь.
Перед ним лежал лист пергамента, наполовину исписанный, и Мейстер, аккуратно разгладив его, принялся водить пером:
«Что такое красота? Разве не сами люди придумали ее, разделив изначально целостный мир пополам? Уродство как антоним прекрасного появилось только благодаря человеку. Это он внес его в мир так же, как ввел в свою душу понятия зла и добра, хотя очевидно, что на самом деле не существует ни того, ни другого – все зависит от того, с какой стороны смотреть. Для человека носферату зло, а их уничтожение – добро. Для вампира же собственная смерть расценивается, разумеется, как зло, так же, как и пытающийся расправиться с ним человек.
Я заметил, что многих художников, живших в разное время (а я могу судить об этом, ибо прожил не одну сотню лет), тянуло к так называемым патологиям. Вспомним хотя бы Борсеха, Гольдаю или Кубирна. Кто осмелится сомневаться в том, что их картины – искусство? И тем не менее они воспевали уродство, каждый в свое время, но с одинаковой страстью. Это свидетельствует о том, что человек с каждой эпохой все более возвращался к теме смерти и страха перед собственной гибелью, ибо ему трудно представить себе нечто более ужасное, чем небытие. В этом видится непреодолимое желание человечества оправдать смерть, перекрасить ее в другой цвет, чтобы доказать самому себе, что она не так страшна».
Мейстер отложил перо, перечитал написанное, удовлетворенно кивнул и посыпал пергамент мелким белым песком.
За окном, на черном небе, висел месяц, снег лепился на стекло, а в комнате горели светильники, стояли кувшины, полные изысканных напитков, курились редкие благовония. Мейстер был очень богат и все свои сбережения, покидая Бальгон, прихватил с собой. Теперь он тратил деньги, наслаждаясь своим новым телом, чувствуя себя совершенно счастливым.
Дьяк стоял на бастионе замка Брандеген и смотрел в даль, ограниченную сверху чистым куполом звездного неба, а снизу – заснеженными вершинами Кадрадских гор. В руке он держал Эрнегор, еще теплый от пролитой крови. Его длинное, идеально ровное лезвие, покрытое магическими эльфийскими рунами, испускало слабое зеленоватое свечение.
Рядом с Дьяком стоял Мстислав, на лице которого было написано удовлетворение и торжество. Глаза вампира лихорадочно блестели, а кожа цвета слоновой кости матово белела на фоне черной кладки замка. Он был одет в длинный кафтан с прорезями на рукавах и по бокам, через которые виднелась красная рубаха. На груди тускло блестел серебряный медальон. Правую, обтянутую шелковой перчаткой, руку Мстислав держал на эфесе Калигорста, подобранного во дворе замка.
Они смотрели вверх, где на фоне черного неба медленно разгоралась белая, с красным ореолом, звезда. Она пульсировала, становясь все больше и больше, походя на раскрывающийся фантастический цветок, расцветший на небосводе.
– Вот она, долгожданная комета! – проговорил вампир. – Она действительно принесла несчастье, но только нашим врагам. А для моего клана стала счастливым знаком, символом победы. Поистине, ничто в мире не бывает однозначным, у всего есть две стороны!
– Таков закон всего сущего, – согласился Дьяк. – С тех пор как мужское и женское начала слились, породив Мир, у всего есть две правды.
– Она прекрасна, – сказал Мстислав, не сводя глаз с приближающейся к земле кометы. Теперь она уже больше походила на подвешенный к небу фонарь.
– Мне кажется, она скорее символизирует начало, чем конец, – заметил Дьяк.
– Возможно. Хотя для меня это скорее апофеоз борьбы моего клана за то, что было у нас несправедливо отобрано. Но теперь все это принадлежит нам, – Мстислав обвел широким жестом раскинувшийся внизу Бальгон, – клану отверженных, которые всего лишь исполнили свой долг и предназначение – пошли на смерть вслед за Хозяином. Кстати, я вспомнил тебя, – добавил он, поворачиваясь к Дьяку. – Ты был там, в Межморье, когда армия Красного Дракона была разбита и чей-то меч освободил нас, – взгляд вампира скользнул по Эртанору, но Дьяк никак не отреагировал на слова Мстислава. Он только провел рукой по черным волосам, снимая осевшие снежинки, и затем вытер ладонь о меховую короткую куртку, надетую уже после сражения. – Но с тех пор прошло несколько лет, – продолжал вампир задумчиво. – И уже неважно, кто на чьей стороне сражался, тем более что Вардан счел действия Валерио преступными по отношению к роду носферату и Предназначению, которое обязывает нас служить Молоху, а не своим личным интересам.
– Поистине, война – отец всему и царь надо всеми, – промолвил Дьяк, вкладывая меч в ножны. – Всегда находятся два начала, готовые противоборствовать друг другу и сражаться вплоть до полного уничтожения противника. Это как неизменное противостояние огня и воды, неба и земли, человека и стихий. Ярость и ненависть, стремление к победе, желание всегда быть первым – они делают историю.
Мстислав пожал плечами.
– Что есть история? – промолвил он равнодушно.
– То, что мы записываем в летописи и увековечиваем для потомков, считая великим и достойным, – ответил Дьяк. – Не мелкие события, а глобальные, граничащие с катастрофой, – именно они восхищают и завораживают нас подобно лесному пожару, наводнению или извержению вулкана.
– Сражения оставляют жизнь сильным, а слабых обрекают на смерть, – кивнул Мстислав. – Битвы рождают новые государства, которые всегда сильнее тех, на руинах которых их возводят. Мелкие феоды исчезают, объединяясь вокруг центра, затем новые формирования тоже сливаются, и, наконец, рождается империя.
– Большим государством трудно управлять, – заметил Дьяк. – Оно стремится расползтись, едва ослабевает надзор, а внутренние противоречия постоянно подтачивают его.
– Поэтому у императора должна быть сильная армия, состоящая из преданных воинов, – заметил Мстислав. – Только единая сила может удерживать империю.
– Но после смерти императора государство наверняка распадется, – покачал головой Дьяк. – Поэтому империи напоминают мне цирковую арену, создаваемую одним человеком для собственного развлечения.
– Пусть так. Но потом придет другой и соберет осколки. И родится новое государство, лучше прежнего.
Дьяк с сожалением посмотрел на вампира. Как мало он знал и понимал, этот мертворожденный, надеющийся на вечную жизнь. Если бы он видел, как рос Мир, как он развивался и как с течением времени мельчал человеческий род, как сокращался срок человеческой жизни! В Эпоху Первых Времен Мстислав считался бы заморышем, тогда как сейчас его рост выше среднего.
– Я оставляю вам город, как и обещал, – сказал Дьяк. – Армия Малдонии уйдет с рассветом. Нам нужно перевязать раненых, иначе мы не остались бы здесь и лишней минуты.
– Не сомневаюсь, – отозвался Мстислав. – Полагаю, раненых немного? – добавил он чуть насмешливо.
– Да, ваши воины умеют убивать, – подтвердил Дьяк, поворачиваясь и начиная спускаться с бастиона во внутренний двор замка, где были разведены костры и стояли палатки. – Когда остальные члены твоего клана прибудут в Бальгон?
– Скоро, – отозвался Мстислав, следуя за ним, – через несколько дней. Между прочим, не только наши воины хорошо сеют смерть. Твои тоже почти в совершенстве овладели этим искусством.
– Благодарю. У них было меньше времени для тренировок.
– Да, человеческая жизнь не в пример короче нашей, – усмехнулся вампир. – Жаль только, что ты позволяешь им тренироваться на своих союзниках.
– Что ты имеешь в виду? – Дьяк удивленно поднял бровь.
– Я знаю, что это твои люди расправились с Калхадией и пытались убить Эйгер-Шара.
– Эти имена ничего мне не говорят, – отозвался Дьяк невозмутимо.
– Еще бы! – вампир усмехнулся. – Зачем утруждать себя выяснением таких мелочей? Но знай, мы никому ничего не прощаем. Виновные поплатятся.
– Ты обвиняешь меня в смерти каких-то своих сородичей? – Дьяк удивленно поднял брови.
– Членов клана, – поправил его Мстислав. – Нет, герцог, я не так глуп, чтобы угрожать тебе, тем более здесь и сейчас. Но Эйгер-Шар сможет узнать убийц, и возмездие не минует их.
– Предупреждаю, смерть хотя бы одного из моих людей вызовет ответные действия, – заметил Дьяк спокойно. – Не забывай, что я – победитель Бальгона, а не ты и не твои… не знаю, как вы друг друга называете. Однокланники? – Дьяк усмехнулся.
– Да, слава досталась тебе, – согласился Мстислав, холодно улыбнувшись. – Но мы не перестали быть врагами, просто заключили временный союз. Он потеряет силу, если нам не позволят совершить возмездие.
– Око за око? Этот закон действует в обе стороны, и ты знаешь, что вам его соблюдение обойдется дороже. Я не стану жертвовать своими людьми, что бы ты ни говорил.
– Так ты признаешь, что убийства были совершены по твоему приказу?
– А что это меняет? – Дьяк усмехнулся. – Вам меня все равно не прикончить.
– Оставим пока этот разговор, – сухо проговорил Мстислав.
– Хорошо. Вернемся к делам насущным.
– Каким именно? Разве мы еще не все решили?
– Помни об условии, на котором я передаю тебе Бальгон: вы не должны больше охотиться в Малдонии. – Дьяк не торопясь направился к ближайшему костру, чтобы погреться. Мстислав последовал за ним. Он мог вызвать или прекратить снегопад, в этом заключался его Дар Крови, но не в его силах было поменять зиму на лето или весну, так что вокруг было по-прежнему холодно. – Кстати, принц Мархак наверняка захочет сжечь город.
– Пусть попробует! – отозвался Мстислав мрачно. – Посмотрим, как ему это удастся при сильном снегопаде. Скоро солнце зайдет, и мои силы восстановятся. Ночью разразится такой буран, что ветер будет срывать огонь с факелов.
– Надеюсь, никто не пострадает? Ураган может снести палатки.
– Принц, скорее всего, решит поджечь Бальгон перед уходом, на рассвете. Не станет же он ночевать в пылающем городе.
– Верно, – согласился Дьяк.
Они разошлись возле костров, и Мстислав скрылся в одном из переулков Бальгона. К Дьяку приблизился Мархак. На нем был длинный, подбитый мехом, плащ, отороченный куницей, и такая же шапка, надвинутая до бровей. Изо рта вылетал прозрачный пар.
– Кто этот человек? – спросил он и, увидев, что Дьяк изобразил недоумение, пояснил: – С которым вы только что разговаривали, герцог. Он не из наших воинов, это видно.
– Это один из моих людей, Ваше Высочество, – ответил Дьяк. – Он выполняет для меня мелкие поручения, и сейчас я отправил его с одним из них.
– Вот как? А где человек, ехавший в повозке, крытой черным бархатом? Я не видел, чтобы он из нее выходил, а между тем ее распрягли и оставили во дворе. Вы обещали сказать мне, кто он, герцог.
– Это один колдун, – отозвался Дьяк. – Я привез его с юга, и он не выносит солнечного света. Какое-то редкое заболевание кожи. Куда он делся, я не знаю. Полагаю, что магам подвластно многое, и они могут перемещаться так, как им вздумается. – При этих словах Дьяк поклонился, чтобы принц не подумал, будто он советует ему не лезть не в свое дело.
– Пусть будет так, – согласился Мархак, немного помолчав. – Утром мы подожжем Город Мертвых и уйдем обратно в Ялгаад.
– Как пожелаете, мой принц. Воины будут готовы.
– Раненые перевязаны?
– Ими сейчас занимаются. Я прослежу, чтобы о них как следует позаботились, Ваше Высочество.
– Хорошо! – Мархак запахнул плащ и, повернувшись, направился к своему шатру, окруженному кострами гвардейцев и фигурами телохранителей.
Дьяк вошел в огромный мрачный замок, который служил резиденцией князьям Бальгона. Внутри было прохладно, факелы и масляные светильники валялись на полу, опрокинутые или сломанные. Стараясь не наступать на трупы, Дьяк побрел по коридору, осматривая стены и попадавшиеся по дороге комнаты. Повсюду были видны следы битвы: окровавленные тела, пустые доспехи разложившихся вампиров, оружие, разбитые победителями сундуки и разломанная в поисках ценностей мебель.
Дьяк вошел в тронный зал, где рабы сражались особенно яростно. Белые заострившиеся лица мертвецов провожали его застывшими навеки взглядами. Повсюду царил запах смерти, терпкий и сладковатый. Разложение еще не началось, но кровь, покрывавшая пол и стены, могла бы вызвать у непривычного к подобным зрелищам человека приступ рвоты.
Дьяк пересек зал, время от времени наступая на окаменевшие ладони и хрустящее под сапогами оружие, и сел на высокий трон, уже изрядно подпорченный кинжалами победителей, пытавшихся выковырять из него драгоценные камни. Он был прохладным, но удобным. Дьяк прикрыл глаза и вздохнул, а затем поднял веки и перевел взгляд на стену, где виднелась мозаичная картина заснеженных Кадрадских гор. Над Бальгоном висела медвяного цвета луна, россыпь звезд казалась осколками разбитого боевым молотом бриллианта. Дьяк подумал о том, что всю жизнь пытался собрать мир как мозаику. Однажды, очень давно, он поймал стрекозу и посадил под стеклянный колпак – ее изумрудные глаза завораживали его, ему казалось, что в них скрыта тайна бытия, и он желал увековечить ее для себя. Однако, когда насекомое умерло, прекрасные глаза потемнели и стали матово-коричневыми, и в них уже не отражалось ничего, кроме смерти. Тогда Дьяк понял, что для того, чтобы постичь Мир, нужно прежде всего жить.
Он встал и подошел к стене, на которой была выложена мозаика. Проведя пальцами по заиндевелой поверхности, ощутил ее гладкий рельеф. Затем вытащил из ножен орочий кинжал и выбил несколько смальтовых частиц, которые, сверкнув подобно льдинкам, с глухим звуком полетели на пол. Дьяк проводил их взглядом.
Желая знать все о Мире, он согласился на забвение. Он одновременно и узнает новое, и забывает старое. Одно знание в конце концов всегда сменяется другим, и ему никак не удается сложить из них целостной картины. Поэтому Дьяк всегда испытывал интерес к мозаикам, законченным и совершенным. Конечно, они были ограничены стенами, полом и потолком, но в них заключался единый образ, сложенный из ничего отдельно друг от друга не значащих частиц. Выбив несколько смальт, Дьяк отошел и окинул взглядом картину. В ней ничего не изменилось, зиявших чернотой выбоин почти не было заметно. Дьяку пришло в голову, что, даже если всю ее постепенно разрушить, все равно останется память о ней, тот самый целостный образ, которого он так стремился достичь. О, если бы Мир предстал перед ним хоть раз во всей своей неповторимой полноте! Этого Дьяк не забыл бы никогда! Никакое постепенное забвение, вырывающее у него частицы знания подобно смальтам, не отняло бы у него этой величественной картины,
– О чем размышляешь, мой друг? – раздался голос, и, обернувшись, Дьяк увидел Мстислава, сидевшего на освободившемся троне. – Я вижу, это место навевает на тебя какие-то думы.
«Когда я вижу красоту Мира, то вспоминаю его зарождение, – хотел ответить Дьяк. – Появление той самой Вселенной, что одна на все времена, и другой не будет. Больно знать, что в этой красоте нет ни частицы тебя».
– Какая грусть… – начал Дьяк, но сдержался и лишь усмехнулся, встретив взгляд вампира.
– Примеряешь новую для себя роль? – спросил он.
– Это не обычный трон, подобно тем, какие мастерят для себя люди, чтобы возвыситься над окружающими, – отозвался Мстислав, поглаживая подлокотники. – Он создан самим Молохом и вручен нам. Наши правители знают, от кого получили власть и зачем.
– И зачем же?
– Чтобы служить Создателю.
– И ты будешь хорошим слугой? – спросил Дьяк.
– О да! – Мстислав с улыбкой кивнул. – Когда-нибудь Кровавый Бог придет и призовет нас в свою армию, и тогда он увидит, что я был достойным правителем Бальгона, хотя и взошел на трон обманом.
– Ему об этом знать не обязательно, – заметил Дьяк. – Просто добрый совет.
– Никто не может обмануть Бога! – возразил Мстислав. – Он и сейчас видит и слышит нас.
– Ну, хорошо, – согласился Дьяк, не желая вступать в спор. – Оставайся со своим величием, а мне нужно возвращаться в лагерь. Прощай, новый владыка Города Мертвых! – С этими словами он развернулся и направился на улицу, оставив вампира любоваться своим троном, который, надо заметить, действительно был великолепен даже теперь, подпорченный кинжалами победителей.
Утром принц Мархак приказал построиться, а затем запалить факелы и поджечь Бальгон, ибо никто из смертных не отважился бы жить в нем, даже несмотря на то, что его очистили от вампиров.
Однако, когда огонь заплясал на пакле, подул сильный пронизывающий ветер и повалил мокрый снег. Факелы гасли, пламя срывалось и исчезало, и предать город огню никак не удавалось. Наконец, примерно через час после всех неудачных попыток, Дьяк подошел к Мархаку и сказал:
– Ваше Высочество, должно быть, стены этого проклятого города хранят злые духи. Оставим мертвых хоронить своих мертвецов и уйдем отсюда. Пусть время сделает дело за нас.
– Пожалуй, вы правы, герцог, – отозвался Мархак, раздраженно наблюдавший за суетой бегавших с факелами воинов. – Эй! – крикнул он, подзывая несколько человек. – Скажите, чтобы прекратили. Мы уходим! – велел он и, запахнувшись в плащ, направился к лошади, возле которой его дожидался конюший, услужливо державший стремя.
Когда армия двинулась в путь, направление ветра переменилось, и теперь он дул в спину, словно подталкивая рыцарей убраться прочь от Города Мертвых, что было соответственно истолковано солдатами, которые и сами не желали оставаться в проклятом месте дольше, чем необходимо.