Подарок

Посвящается Пашкиной спасительнице

Двенадцатый фонарик получился особенно удачно. Проволочные кружева причудливо оплетали домик. Димка передвинул незаметный рычажок и полюбовался уютным оранжевым огоньком, расцветающим в глубине. От него домик казался обжитым и уютным. Верилось, что там внутри горит камин, кружка с горячим шоколадом исходит вкусным паром, а на столе стоит блюдо с еще теплыми плюшками.

Димка утвердил домик на столе и принялся включать и выкладывать рядом остальные фонарики. Лампа Алладина, кораблик, маяк, снеговик, елочка, сова… Светились загадочные огни святого Эльма, праздничная звезда, желтые птичьи глаза. Джинн дразнился из лампы красным языком пламени. Сияло улыбчивое солнышко. Месяц надменно испускал настоящий лунный свет. И разноцветно сверкала радуга.

Вместе с Димкой на все это богатство черными глазками-бусинками взирал Мотя – стеклянный розовый слон. Давным-давно он позволил найти себя в парковом фонтане. Он удачно скрывался за мерцающими струями, и Димка был уверен, что, если бы Мотя захотел, никто никогда не нашел бы его. Просто Димка ему понравился. Вот он и показался будущему другу. С тех пор они были неразлучны. Однако именно эту свою работу Димка от него пока скрывал. Ему хотелось, чтобы Мотя оценил результат. От этого зависело Чудо.

Совершить Чудо Димка решил еще месяц назад, когда Пашка писал письмо Деду Морозу. Вообще-то это был секрет, но Пашка по малолетству не умел их хранить. Точнее, скрывать по-настоящему. Кроме того, он только недавно научился писать печатными буквами и тратил на это многотрудное дело все силы. А потому не замечал того, что творится вокруг, - что старший брат заглянул ему через плечо и прочел главное: «Подари мне свет».

Пашка начал терять зрение еще летом. Он растерянно шарил глазами по небу, когда ему кричали «Смотри, самолет!». Не замечал парус на горизонте. Стал страшно неуклюжим. А когда перестал узнавать издалека соседей, мама с папой повели его к врачу. Потом к другому, третьему. Пашка нервничал, плакал и видел все хуже и хуже. Лекарства не помогали. А один врач сказал:

– Он слишком верит в свою болезнь, его нужно разубедить, – и добавил непонятное, – психосоматика, что вы хотите.

Папа с мамой разубеждали Пашку по-своему – они ничего «не замечали». Учили его читать и писать («когда пойдешь в школу, пригодится»), дарили яркие раскраски, играли с ним в мяч. Но серый туман в Пашкиных глазах становился все гуще, и Димке казалось, что он даже стал видимым. И вот теперь брат просит о чуде. Понятно, у кого еще просить, как не у Деда Мороза. Но только на Деда надейся, а сам не плошай. И Димка приступил к работе.

Каждую свободную минуту он теперь посвящал фонарикам. Он рассуждал просто – ведь это праздничный свет, Пашка обязательно его увидит. И обрадуется. Он поверит в свое выздоровление и на самом деле вылечится. Только фонарики должны быть особенными. И Димка старался. Сколько раз он начинал и бросал, сколько заготовок выбросил, прежде чем начало получаться что-то стоящее. Он менял цвета и краски, формы, задумки. Каждому фонарику он сочинял историю, с каждым разговаривал. Для каждого выбрал песню. Димка представлял, как пробьют часы, он попросит Пашку закрыть глаза и загадать желание. Быстренько повесит фонарики на елку и выключит свет, ведь в темноте они будут сиять еще ярче. И тогда брат откроет глаза и…

– Не то, – сказал Мотя.

Димка не поверил своим ушам.

– Почему?!

– Не тот свет, - ответил Мотя.

Сердце упало. То есть на самом деле стало холодным и тяжелым, как бетонная плита, и ухнуло куда-то в живот. Он не мог не верить Моте, ведь тот разбирался в чудесах куда лучше Димки. Но и так сразу согласиться с поражением не хотелось.

– Сегодня Канун. Я больше ничего не успею. А может, все-таки…

– Успеешь. Поделись улыбкою своей.

– Что? – Димка растерялся. Но Мотя больше ничего не сказал. Додумывай сам, как знаешь.

С минуту Димка сидел, уставившись на горящие огоньки, и осмысливал сказанное. Песню он знал и тихо ненавидел, как любой детсадовский ребенок с хорошим голосом. Но при чем тут она?

«Поделись улыбкою своей

И она к тебе не раз еще вернется.

И тогда наверняка

Вдруг запляшут облака…»

Слова зазвучали в его голове почти против воли. Отмахиваясь от них, Димка, наверное, освободил дорогу неожиданной мысли, которая дремала где-то в глубине и вдруг всплыла на поверхность. А что, если…

Боясь передумать, Димка нырнул под кровать и достал старую пенопластовую коробку. Бережно погрузил в нее по-прежнему включенные фонарики, прикрыл крышкой и сунул коробку в большой рюкзак. Натянул сапоги и куртку, посадил Мотю в забранный прозрачным пластиком карманчик, привычно «забыл» шапку и шагнул в снежные сумерки короткого зимнего дня.

Почему-то ему казалось, что нужно торопиться, хотя куда идти, Димка не представлял. Для начала он направился к метро. Срезая для скорости путь, он пошел не по дорожке, а вдоль домов, как вдруг его словно что-то толкнуло. Он поднял голову и увидел в окне бабку.

Это была одна из тех старух, которые всегда всем недовольны, одних осуждают, на других жалуются, а детей просто гоняют по поводу и без повода. Димка не знал, как ее зовут, но знал, что она сейчас позвонит его матери и скажет, что «ваш-то опять на улицу без шапки вышел». К гадалке не ходи. И вдруг заметил то, на что сразу не обратил внимания.

Бабка сидела в темной квартире и смотрела на улицу через забранное решеткой окно первого этажа. По потолку не бегали сполохи от елки или голубого экрана. То ли экономила, то ли просто настроение не праздничное. В соседних окнах уже вовсю готовились, а то и отмечали. Бабка сидела одна.

Димка потоптался под окном, скинул с плеч рюкзак, достал фонарик-елочку. Она была, как и полагается, зеленой, и приветливо излучала надежду на лучшее. Она радовала глаз и могла хоть ненадолго прогнать одиночество. Димка подпрыгнул и подвесил фонарик на спиралине оконной решетки.

Бабка ахнула, не ожидая ничего хорошего. Но фонарик покачивался перед глазами, и в воздухе вдруг зазвучала давно забытая песенка:

Елочка, ёлка –

Лесной аромат.

Очень ей нужен

Красивый наряд.

Пусть эта ёлочка

В праздничный час

Каждой иголочкой

Радует нас.

Что-то дрогнуло в нерадостных глазах. Какое-то время бабка смотрела на фонарик, потом перевела взгляд на Димку. И расцвела такой сказочно теплой улыбкой, что Димка поневоле расплылся в ответ и помахал ей рукой. Мотя вдруг коротко стукнул в кармане, словно сердце, – теперь все правильно.

Дальше Димка летел, как на крыльях. Стало ясно, что делать дальше: просто раздать фонарики. Или не просто? Когда навстречу попались две расфуфыренные девицы, у Димки не появилось никакого желания что-то им дарить. И Мотя помалкивал. Мимо прошел пьяненький дядечка. Замученная женщина с полными сумками ловила такси. Димка проводил ее взглядом, гадая, куда это она такая груженая в самый канун. И никаких других мыслей.

К остановке подъехал автобус. Димка почти машинально влез в него, даже не посмотрев на номер, и сел на первое попавшееся свободное сиденье. Как обычно, придвинулся к самому окну. Редкие пассажиры вольготно устроились в полупустом автобусе. Наискосок от Димки сидел некто небритый и усталый. Время от времени он потирал щеку и висок быстрым движением, и тогда становилось заметно, что пальцы у него дрожат. Вдруг затрезвонил мобильный. Пассажир дернулся, выхватил телефон из кармана и нажал на кнопку, не донеся аппарат до уха.

– Катя, я…

Трубка завибрировала. Женщина почти кричала, Димке было слышно каждое слово.

– Где ты?

– Еду?

– Нашел?

– Да нет нигде такой игрушки! Где я только не был. Где еще открыто, конечно.

– Костя…

– Да знаю я! Но она прям звезду с неба просит. Да еще падающую, чтоб желания исполняла. Я б тоже не отказался, знаешь!

– Что поделать, Кость, ей так нужно… она…

– Найду, найду, – торопливо перебил пассажир, – ну что ты! Буду искать. Я ж понимаю. Ну все, все.

Он неловко пихнул трубку в карман, и тут Димка узнал его. Это был тот самый сантехник, после визита которого пришлось делать сразу два ремонта – себе и соседям внизу. Про себя Димка удивился такому совпадению, но не колебался ни секунды. В конце концов, комета тоже звезда с хвостом, сойдет за падающую. Он раскрыл рюкзак, вынул фонарик, дождался остановки. Когда автобус затормозил, Димка встал и быстро пошел по проходу. Задержавшись рядом с сантехником, сказал:

– Вот, возьмите, – и неуклюже сунул комету ему в руки.

На небритую щеку лег многоцветный отсвет. Непонимание в темных глазах сменилось изумлением, потом осознанием. Губы дрогнули, поползли вверх брови. Словно земная кора треснула под напором лавы – мрачное лицо раздалось в счастливой улыбке, дышащей жаром благодарности.

– Ты че, серьезно?

Димка кивнул и выскочил в дверь, ежась от стеснения. В кармане одобрительно теплел Мотя.

Оказавшись на улице, Димка какое-то время соображал, где находится. Оказалось, он выскочил на остановке у больницы. Подумав, он решил, что ему это подходит. Здесь должно быть полно тех, кому особенно грустно в предпраздничный день. Только как бы туда попасть? Интересно, когда у них кончаются приемные часы? Димка задрал голову, пытаясь угадать, есть ли у больных посетители. Под ноги он не смотрел, а потому наткнулся на что-то мягкое и подпрыгнул от испуга, когда это мягкое извергло на него волну грязных слов и таких же запахов. Димка отшатнулся и пробормотал: «Простите», стремясь покончить с неприятным инцидентом и бежать дальше по своим делам.

– Сударь, вы невежа, – неожиданно сказал бомж. – Сразу видно, что вы приехали издалека.

Димка ответил не задумываясь:

– Хоть я и приехал издалека, но не вам учить меня хорошим манерам.

Бомж расхохотался, стащил с головы засаленную лыжную шапку и сказал с изящным поклоном:

– Эти слова мне по душе! Так и быть, прощаю вам вашу оплошность. За знание канона!

Димка неловко поклонился в ответ и хотел было шмыгнуть мимо, как его собеседник вдруг сказал:

– Дайте мне что-нибудь, какую-нибудь вещицу, принадлежащую вам, которая служила бы доказательством, что все это не приснилось мне.

Димка мучительно подбирал подходящую цитату, но так ничего и не вспомнил. Не говорить же от имени королевы, в самом деле!

– Это была шутка, юноша, – бомж покровительственно похлопал его по плечу. – Продолжайте свой путь, вас ждут великие и, несомненно, благородные дела!

– Вы так добры, сударь, – неожиданно для себя ответил Димка. – Прошу, примите сей скромный дар, который скрасит ваше одиночество в эту ночь.

С этими словами он достал из сумки звездочку и повесил ее на пуговицу рваного ватника, в который кутался его собеседник. Подсвеченное снизу красное отечное лицо стало совсем уж неприглядным. Но только до тех пор, пока улыбка, как в песне, не коснулась сначала повлажневших глаз, а потом потрескавшихся губ.

– Да благословит вас бог, мой юный друг!

И бомж с достоинством склонил голову, а Димка впервые пожалел о том, что с головы нечего снять и нечем выписать ответный вензель. Мотя весело топтался в кармане.

…Димка оказался в родном подъезде только незадолго до полуночи. Мобильник разрывался от сообщений, грозных обещаний и ультиматумов. Он прилежно слал в ответ сердечки и заверения вернуться вовремя, умалчивая о том, когда именно. Он твердо решил не возвращаться, пока не раздаст все. А это оказалось труднее, чем он думал. Но теперь рюкзак опустел, все фонарики нашли хозяев. Маленькая девочка, которая вышла искать Деда Мороза и потерялась, - Димка отвел ее домой, благо, адрес она знала, освещая дорогу маяком. Сторож на стройке, особенно злой из-за праздничного дежурства. Ему согрело душу солнышко. Соседский балбес, который из-за двоек остался без подарков – он получил кораблик. И многие другие, по большей части люди неприятные, к кому Димка в здравом уме никогда не подошел бы. Даже себе самому он не мог объяснить, что толкало его отдавать свои сокровища тому или иному человеку. Однако он ни разу не ошибся. Ни разу его подарок не был встречен насмешкой, равнодушием или неблагодарностью. И всякий раз Мотя подтверждал, что Димка выбрал мудро.

Хлопнула дверь. Димка сбросил куртку, ботинки, выхватил из кармана Мотю. Прошел в гостиную, где папа, мама и Пашка уже стояли у елки, готовясь загадывать желание и поздравлять друг друга. Папа посмотрел укоризненно, мама испепеляюще, Пашка рассеянно. И тут пробили часы. Один! Пашка зажмурился, губы его шевелились. Два! «Подари мне свет» - угадал Димка. Три! Четыре! Пять! Вдруг он заметил, что мама тоже прикрыла глаза и шепчет желание. Шесть! Семь! Папа взял маму за руку. Восемь! Девять! Димке стало страшно – а вдруг… Но он не позволил себе додумать. Десять! Одиннадцать! И на двенадцатом ударе он протянул Пашке раскрытую ладонь, на которой стоял Мотя. Пашка распахнул глаза и уставился на слона.

В стеклянной глубине занимался рассвет, напоенный сегодняшними улыбками и нечаянной радостью. Он постепенно набирал силу, становясь все ярче и теплей, и вскоре на Пашкиной ладошке засиял истинный Свет, сотворенный добротой и любовью старшего брата. Он озарил детское лицо, зажег искорки в глубине затуманенных глаз. Словно все розданные фонарики отразились в них. И серый туман по ту сторону зрения неохотно отступил и рассеялся. Ледок, подернувший глаза, начал таять. Пашка опустил ресницы, глубоко вздохнул. Слон погас, зато просияло Пашкино лицо. Он моргнул, и ставшие голубыми глаза подарили замерших в ожидании родных ясным и радостным взглядом.