Подбитые ветром

Сказки Шематона для особенно взрослых и особенно для маленьких.

Если Вы полагаете, что Шематоном называется какая-либо затерянная страна или местность, то чур Ваша ошибочка. Шематон — моё прозвище. В Шематоны меня записали после того, как я пошёл за орехами и угодил в переплёт. Я имею ввиду переплёт той самой книги, которую Вы собираетесь читать. Орехов я, между прочим, нарвал целый мешок. Но не это главное. Главное, что, проделав путь всего наполовину, я заблудился в сумрачном лесу. То есть дорогу туда я нашёл легко и быстро. А дорогу обратно вообще не нашёл. Пока я стоял и вспоминал, как в таких случаях поступают опытные следопыты, прямо мне под ноги свалилась всклокоченная сова. Видимо, она во сне выпала из дупла. Но не это главное. Главное, что мне теперь было у кого справиться, далеко ли до ближайшего населённого пункта.

— Здесь я задаю вопросы! — напыжилась сова. — Причём спрашиваю последний раз! Деньги есть?!

— Нету, — честно признался я. — Орехи есть.

И протянул ей мешок с орехами. Сова немедленно вытряхнула орехи на землю и взлетела с мешком на дерево.

— Эй! — крикнул я вслед сове. — А станция в какую сторону?!

— Забудь об этом, — набивая карманы широченных штанов моими орехами, посоветовал невесть откуда взявшийся заяц. — Выбрось из головы. Я уже пять лет, как в Африку собираюсь.

— И что? — растерялся я.

— А то! — принялся объяснять заяц нравоучительным тоном. — Все дороги отсюда ведут только в Рим! Так мне Вау сказала, понял?! А если Вау сказала так, значит именно так оно и есть!

— Ну дела! — я окончательно расстроился. — Меня же дома к ужину ждут!

— Вот Шематон! — усмехнулся заяц. — Настоящий Шематон!

В Риме мне делать было нечего. И я остался жить в лесу. Позже я узнал, что шематонами на местном диалекте называют легкомысленных бездельников, а иначе говоря — ветрогонов. С этим прозвищем я легко затерялся среди здешних обитателей, ибо все они были слегка с приветом. Другими словами — подбитые ветром. Так-то.

С приветом, Шематон.

"Искать в тёмной комнате чёрную кошку

очень легко. Даже если её там нет. Только

найти очень трудно."

Вау

Посвящается Юленьке Белявской

Содержание

Глава 1. О том, как мышонок Серафим летучим стал

Глава 2. О том, как сова Сплюшка похитила мышонка Серафима

Глава 3. О том, как страус Лёва построил дирижабль

Глава 4. О том, как Вау разоблачила Всякую Всячину

Глава 5. О том, как Ехидна приодела Морскую свинку

Глава 6. О том, как Морская свинка за дичками охотилась

Глава 7. О том, как Валерьян попал на необитаемый остров

Глава 8. О том, как сова Сплюшка нашла свой сундук

Глава 9. О том, как страус Лёва летал на тыкве

Глава 10. О том, как долгопят Ленивка устроился на службу

Глава 11. О том, как Сажа попал в историю

Глава 1

О том, как мышонок Серафим летучим стал

отите знать, почему мыши не летают как птицы? Я имею ввиду самых обыкновенных полевых полевых мышей. Например, мышонка Серафима, живущего на дне лесного оврага в маленьком, но вполне уютном доме. Ну так хотите знать, почему они не летают? А я вам объясню: у них нет крыльев.

Чего нельзя сказать про страуса Лёву, который тоже не летает. Но совсем по иной причине. У него очень короткие крылья. И, наоборот, очень длинные ноги. С такими ногами Лёва мог бы ставить мировые рекорды по прыжкам. Но прыжки его не интересовали. Разве, что — с парашютом.

С самого детства Лёва мечтал стать именно лётчиком. Он страстно хотел пикировать, входить в "штопор" и делать "бочку". Словом, исполнять фигуры высшего пилотажа. Все другие известные ему птицы, даже грач по прозвищу Сажа, летали, совершенно не задумываясь над тем, какими большими возможностями они обладают. Лёве же с его бесполезными крыльями оставалось шататься по окрестностям и каждому встречному рассказывать о своих воображаемых ночных вылетах, воздушных боях и вынужденных посадках. В конце концов все, включая самого Лёву, поверили в эти истории и действительно стали считать его бывалым пилотом. Даже сова Сплюшка, разбуди её среди бела дня, могла почти без запинки поведать о том, как у страуса однажды заело шасси и ему пришлось садиться на брюхо.

Но однажды Лёва понял, что на одних воспоминаниях далеко не улетишь. И начал строить аэроплан. Из его гаража с утра до вечера слышался стук молотка и свист ножовки.

— Не к добру это, — говорил Афрозаяц, косо поглядывая на гараж. — Изведут меня. Точно изведут.

Этот заяц был очень подозрительным. Ему повсюду мерещился заговор с целью извести его, зайца, полностью и окончательно.

— И какая муха его укусила? — спрашивали друг у друга знакомые.

На самом деле зайца укусила оса.

— Покусание, — сказал доктор Валерьян, приложив к месту укуса лист подорожника. — И ничего более. Просто осиновое покусание.

— Покушение?! — в испуге переспросил заяц.

— Покусание, — подтвердил доктор.

И с тех пор зайца как будто подменили. Он даже взял другое имя. Прежде его звали Русаком. А русаков на свете было много. Русакам счёт не вёлся. И тогда заяц решил стать Африканским. Или, сокращенно, Афрозайцем. Чтоб занесли его, как последнего Афрозайца, в "Красную книгу" для исчезающих зверей.

— Я исчезаю, — говорил Афрозаяц. — Меня уже практически не осталось. Практически я уже исчез.

Он так надоел окружающим со своей уникальностью, что его почти перестали замечать.

Ну так вот. Для безопасности Афрозаяц установил за гаражом постоянное наблюдение. И стал единственным очевидцем возвращения Лёвы в большую авиацию. Когда он увидел выходящего из гаража страуса, то для страховки присел в траве.

Лёва был оснащён по первому слову техники. То есть — "этажеркой". Так назывались все первые аэропланы. За сходство с этим предметом обстановки. На голове его красовался кожаный шлем с наушниками. Глаза прикрывали очки-консервы. А ноги, для скорости разбега, были обуты в ботинки с роликами.

Перед страусом вплоть до самого лесного оврага простиралась поляна. И заканчивалась песчаным обрывом.

— Земля! Я первый! Как слышно?! — сказал Лёва в наушник. — Проверка связи!

— Слышно, слышно, — пробормотал заяц. — Охота была с ненормальными связываться.

В следующее мгновение страус вихрем промчался мимо Афрозайца и пропал за кромкой обрыва.

— Кажется, пронесло! — вздохнул заяц с облегчением.

Но тут из оврага донёсся подозрительный шум. И заяц для страховки залёг.

Надо сознаться, что после падения техника пострадала только слегка. Куда чувствительнее пострадал сам Лёва. При иных обстоятельствах это падение можно было назвать мягкой посадкой. Поскольку дно оврага было песчаным. Но не в данном случае. В данном случае Лёва почувствовал, как вдребезги разбились его последние надежды.

Когда он зарылся головой в песок, то даже решил, что лучше ему так и остаться. В таком вот положении. Навсегда.

— Зря стараешься! — раздался снаружи насмешливый голос. — Я тут всё перекопал. И в другом месте тоже копал. Нету червей.

Грач Сажа описал над оврагом круг и, позвякивая ведёрком, полетел в сторону леса. Судя по тому, как Сажа крепко держал в обеих лапах это ведёрко и как оно тянуло его к земле, можно было догадаться, что он определённо лукавил. Видимо, в другом месте черви всё-таки нашлись.

Страус вытащил голову из песка, но грача он уже не обнаружил. Грач уже скрылся за верхушками деревьев. Зато Лёва обнаружил, что авария приключилась рядом с домиком Серафима. И тут страуса посетила счастливая мысль. Лёва решил, что если ему не суждено вернуться в небо, то он хотя бы должен подготовить себе достойную замену. Он подхватил "этажерку" и заковылял на роликах к домику мышонка.

А Серафим и не догадывался о своей будущей участи авиатора. Потому что именно в этот момент он готовился в моряки. Хотя плавать он стремился не больше, чем летать. Если честно, то Серафим вообще боялся воды. Но ещё больше он боялся огорчить Морскую свинку.

А Морская свинка была в действительности самой обыкновенной свинкой. Морской её прозвали из-за тёмной полоски, пролегавшей между глаз вплоть до самого пятачка. Что несколько напоминало тельняшку. Свинка с детства привыкла к своему прозвищу и давно считала себя бывалым моряком. Многие верили. Даже известный своей подозрительностью Афрозаяц, который вообще мало кому верил, и тот мог с закрытыми глазами рассказать, как Морская свинка получила пробоину во время ужасного шторма в Северном Ядовитом океане и чудом спаслась вплавь.

Вот потому-то мышонок Серафим и проходил курсы юного моряка, битый час раскачивая Морскую свинку в собственной качалке посреди собственной комнаты собственного дома.

— Давай Серафим! — азартно кричала Морская свинка. — Жми! Мышонок старался изо всех сил.

— Вот это качка! — радовалась Морская свинка.

Громкий стук в дверь заставил Серафима бросить качалку. Вернее, дал ему возможность для небольшой передышки.

Морская свинка, между тем, продолжала раскачиваться по инерции. Она была очень грузная. А в подобных случаях вообще не известно, что тяжелее: раскачать кресло или же остановить его.

Так вот. Серафим выглянул в окно и увидел страуса.

— Эй! — окликнул он Лёву. — Ты полегче! Полегче!

— Я полегче?! — удивился страус. — Это ты — полегче!

— Я полегче?! — Серафим растерянно оглянулся назад. Туда, где Морская свинка плыла на кресле по волнам своей памяти.

— Ты! — подтвердил Лёва, переминаясь с ноги на ногу. — "Этажерка", понимаешь, мой вес не держит. А ты, вроде, полегче.

— Не могу! — шёпотом ответил Серафим. — У меня свинка!

— Заболел?! — страус покачал головой. — Ладно! Я сейчас!

Как был — с "этажеркой" и на роликах, — он помчался в "Смотровую" за доктором.

"Смотровая" находилась в зарослях камыша на берегу реки, то есть совсем не далеко. Она принадлежала камышовому коту Валерьяну. А Валерьян, в свою очередь, принадлежал гомеопатии. Он верил в гомеопатию. Особенно — в валериановые капли. Поэтому и взял себе имя Валерьян. В "Смотровой" кот принимал пациентов. А жил он в старом, окованном медью сундуке. Вернее, он там спал.

— У Серафима "свинка"! — закричал Лёва врываясь в "Смотровую". Валерьян покосился на Лёву:

— "Свинка" или раздавание?!... Или раздувание шеи?! Лечится гумепатически!

Он хотел сказать "гомеопатически", но от частого употребления валерьянки у кота заплетался язык и развилось косоглазие, которое он лечил валериановыми каплями.

— Или гумапетически?! — спросил он у Лёвы, извлекая из сундука аптечку.

Эту аптечку Валерьян всегда брал с собой на вызовы. На всякий случай.

Когда страус и доктор добрались, наконец, до Серафима, тот лежал на полу посреди комнаты. А Морская свинка обмахивала его полотенцем.

— Укачало, — пояснила она. — С новичками это случается. Доктор решительно отстранил Морскую свинку и осмотрел Серафима.

— Откройте рот! — распорядился он, поигрывая чайной ложечкой. Эту ложечку Валерьян всегда носил с собой. На всякий случай. Морская свинка с готовностью открыла рот и зажмурилась. Вообще-то Валерьян обращался к Серафиму. Но, по причине косоглазия, смотрел на свинку.

В этот момент дом содрогнулся. Лёва, застрявший в дверях со своей "этажеркой", предпринимал отчаянные попытки войти в помещение. Он так переживал за здоровье Серафима и так спешил оказать ему скорую помощь, что просто не догадался оставить "этажерку" снаружи. Морская свинка обернулась на шум и увидала своего всегдашнего соперника и лучшего друга, когда от аэроплана уже остались одни обломки.

Лёва и Морская свинка часто ссорились из-за того, что важнее — флот или авиация. Но каждый раз важнее всего оказывалась дружба. Поэтому Морская свинка и Лёва часто мирились.

— Лёва! — воскликнула Морская свинка.

— Морская свинка! — бросив разгромленную "этажерку", Лёва ринулся в комнату.

И ветераны заключили друг дружку в объятия.

— Не забыл?! — Морская свинка похлопала страуса по спине.

— Ещё бы! — обрадовался Лёва. — Делаю вираж!... Земли не видно!

— А лоцман кричит: "Вижу землю!" — подхватила Морская свинка.

— И тут кончается горючее! — перебил её Лёва. — Что делать?! Хватаю парашют и командую!...

— Суньте градусник под мышку, — пока друзья предавались воспоминаниям, Валерьян извлёк из аптечки термометр.

— ...И командую! — Лёва перехватил у доктора градусник и сунул его под мышонка.

— Шлюпки на воду! — Морская свинка от избытка чувств повалилась в кресло.

Валерьян достал из аптечки пузырёк, накапал в чайную ложку три капли валерьянки и осторожно выпил.

— Обморок! — важно произнёс он, занюхивая лекарство пробочкой. — Обмороки лечатся гуматически!

После чего спрятал пузырёк в карман халата, подхватил аптечку и нетвёрдым шагом направился к выходу. А поскольку он плохо знал расположение дверей, то зашёл по ошибке в шкаф. А поскольку в шкафу было темно, то он решил, что уже наступила ночь и лёг поспать.

Тем временем Лёва вспомнил про Серафима. Он сбросил ботинки с роликами, наклонился над мышонком и проверил у него пульс.

— Бьётся? — с надеждой спросила Морская свинка.

— Стучит, — подтвердил страус, делая Серафиму искусственное дыхание.

— Отличный парень! — заметила свинка. — Я думаю, он справится!

— Точно, — согласился Лёва. — Сейчас приведём его в себя и будем готовить пополнение.

— Пополнение?! — оживилась Морская свинка, поглаживая живот. — Надо! Надо готовить! А то на пустой желудок...

— Не в том смысле, — страус посмотрел на свинку. — Я думаю из мышонка получится первоклассный лётчик.

— Кто?! — Серафим тут же открыл глаза.

— Юнга! — свинка хлопнула его по плечу. — Будет плавать!

— Ну так вот! — вскакивая, заявил мышонок. — Хочу, чтоб вы сразу знали: ни летать, ни, тем более, плавать я не собираюсь! Мне ещё жить не надоело!

— Жить?! — возмутился Лёва. — И это ты называешь жизнью?!

— Да! — Морская свинка потянулась. — Без моря — это не жизнь!

— А ну идём, — Лёва потащил мышонка к двери.

— Куда? — упираясь, спросил Серафим.

— А на птичий базар!

— Вот это — дело! — засуетилась Морская свинка. — Чтоб мне три фунта под кильку! Базар — это!..

И, опрокинув качалку, она устремилась следом.

Обычно на птичьем базаре шла самая оживлённая торговля. Но только не в тот день. Взору троих приятелей предстали пустые прилавки. За одним из них дремал грач Сажа.

— Это, что ли, птичий рынок? — скептически спросила Морская свинка.

— Базар, — поправил её Лёва, подходя к единственному продавцу. — Эй, Сажа, а где народ?

— Известно, — встрепенулся грач. — В поле народ. На посевной.

— А ты чего ж? — поинтересовалась свинка.

— У меня товар живой, — Сажа встряхнул ведёрко. — Выбирай морячок! Не пожалеешь!

— Слушай, Сажа, тебе летать нравится?! — Лёва отодвинул свинку в сторону.

— Кого?! — грач клювом достал из ведёрка червя и бережно выложил на прилавок.

— Летать, говорю, нравится?! — гаркнул Лёва.

— Ты не безобразничай! — рассердился грач. — Ты бери червей и отходи! Не видишь — очередь ждёт!

— Слыхал?! — Лёва обернулся к Серафиму. — Всем нравится!

И хотя мышонок ничего такого от Сажи не слышал, он почему-то опустил голову.

— Идём! — Лёва решительно увлёк Серафима за собой.

— Как это — "идём"?! — очнулась вдруг Морская свинка, загораживая дорогу страусу. — У тебя нынче и крыльев-то нету! А у меня — лодочка на ходу! Так-то!

Она отпихнула Лёву животом, схватила окончательно сбитого с толку Серафима в охапку и помчалась к реке. Так мышонок очутился на берегу.

— И запомни, — учила его Морская свинка, забираясь в лодку, привязанную к причальному мостику, — надо говорить не компас, а компáс. Эй! Ты что?! Уснул?! Прыгай на палубу!

— Мне и здесь хорошо, — мышонок уселся на причальный мостик.

— Ладно. Будем играть по правилам, — свинка достала из-под сиденья удочку. — Сейчас поймаем рыбу и спросим, где лучше — там или здесь?

Она размотала леску и забросила удочку в воду:

— Главное — не зевай. Следи за поплавком.

— Разве я зевнул? — удивился мышонок.

Из реки, шумно отфыркиваясь, вынырнула рыба Макрель. Макрелью её прозвали от того, что она все время была мокрой.

— Клюёт? — спросила Макрель с интересом.

— Тебе какое дело? — свинка перебросила удочку подальше.

— На что ловим? — допытывалась Макрель. Свинка промолчала.

— На червя надо, — заметила Макрель со знанием дела. — На червя — хорошо!...

Она лениво шевельнула хвостом и подалась прочь.

— Видал?! — всполошилась вдруг Морская свинка. — Видал, поплыла?!

— А черви, небось, у грача на базаре, — подсказала Макрель напоследок.

— Все плавают! Даже эта мокрица! — Морская свинка развернулась к Серафиму. — А ты что — рыжий?!

— Нет, — мышонок мотнул головой.

— Ты что — против острых ощущений?! — наседала Морская свинка.

— Рокфор, — вздохнул Серафим. — Очень острый. Мне нравится.

В этот момент на берегу показался Лёва. Он, как говорится, не заставил себя ждать. Его, собственно, никто не ждал. Но так уж говорится. Он успел сбегать в гараж и откопать в куче старого хлама дельтаплан из папиросной бумаги. На этом дельтаплане Лёва пробовал летать, ещё когда был маленьким. Примерно таким, как мышонок.

— Вот! — Лёва взмахнул дельтапланом. — Надёжная вещь! Не успеешь оглянуться, как улетучишься!

— Да я не умею! — стал отказываться Серафим.

— Правильно. Это как раз такое слово, — пояснил Лёва, завязывая у него на груди лямки дельтаплана. — Летишь и одновременно учишься.

— Полундра! — Морская свинка оглушительно свистнула. — Юнга! Прыгай ко мне! Сейчас плавать будем!

— А я говорю — летать! — возразил Лёва, соскакивая в лодку вместо Серафима.

— Плавать! — Морская свинка толкнула его животом.

— Летать! — Лёва ударил свинку грудью, и та кубарем полетела на дно лодки.

— Плавать! — вскочив, свинка натянула Лёве кожаный шлем по самый клюв. И пользуясь тем, что страус временно потерял зрение, она дёрнула шнур подвесного мотора.

Мотор взревел. Лодка устремилась вперёд. А лодка была привязана к причальному мостику. А Серафим как раз топтался на мостике, пытаясь освободиться от дельтаплана.

Хотите знать, что такое сёрфинг? Это езда по волнам на мостике с криками "караул!"

Морская свинка, вцепившись в руль, уверенно управляла лодкой.

— Как бороздит! — радовалась она. — Морской волк! Настоящий морской волк!

Мостик под мышонком накренился и стал переворачиваться. Но Серафим уже поймал дельтапланом ветер и взмыл над водой.

— Лечу! — испуганно кричал он, набирая высоту. — Лечу! Помогите! Лодка пронеслась мимо "Смотровой". Из камышей показался кот Валерьян. Он уже успел выспаться и отлично себя чувствовал.

— Только гупатически, — промурлыкал кот, помахав над головой чайной ложечкой. — Или гуматически?!

Лёва, наконец, избавился от шлема и увидел пролетающий над головой дельтаплан с мышонком.

— Как парит! — прошептал он восхищенно. — Орёл! Настоящий орёл!

— А говорил — рокфор! — ехидно заметила Морская свинка.

Глава 2

О том, как сова Сплюшка похитила мышонка Серафима

каком-то смысле катание мышонка на мостике можно считать бесподобным, а его полёт — неповторимым. И знаете почему? После этой истории Серафим ясно дал понять своим друзьям, что ничего подобного он больше не повторит. Таким образом, Лёва и Морская свинка потеряли единственного ученика.

И если Морская свинка вскоре нашла себя в огородном деле, — она так и говорила: "Я нашла себя в капусте!", — то Лёва остался верен прежней мечте.

— Мои интересы выше! — заявлял он, таинственно поглядывая куда-то вверх.

В своём стремлении подняться над мелкими земными страстями Лёва использовал все когда-либо известные виды крыльев. Катастрофы в лесу следовали с частотой рейсовых вылетов в каком-нибудь бойком аэропорту. Больше всех страдал грач Сажа, чьё гнездо, как он его ни переносил с места на место, постоянно оказывалось на Лёвином пути. Грач даже завёл себе специальный ремень. Стоило страусу появиться на горизонте, как Сажа, словно дисциплинированный пассажир, пристёгивался к ветке.

На этот раз Лёва испытывал очередную модель махолёта под номером 109. Испытания предыдущих ста восьми вариантов создавали в окрестностях такие сквозняки, что Афрозаяц, оберегая своё здоровье, стал носить вторую шубу. Вернее, так было, пока он не встретил сову Сплюшку. А к чему это привело, вы скоро узнаете.

Итак, Лёва следовал привычным маршрутом, мощно взмахивая изогнутыми крыльями. Он легко одолел "взлётную полосу" и углубился в лес. Тут он попробовал с ходу проскочить между парой деревьев. Но врезался сразу в оба. На одном из них предупредительно щёлкнула пряжка. И грач Сажа повис вниз головой, словно сбитая в тире мишень. А в дупле другого подпрыгнула на заячьей шубе спящая сова.

— Что?! Уже пора?! На этот... Как его?! — пробормотала она. — За этим... Как его?! Хр-р! Хр-р!

Сова Сплюшка собиралась устроить налёт на Серафима. И получить с него выкуп.

У совы, как у любой уважающей себя налётчицы, была заветная цель. Когда-то она закопала на склоне оврага сундук. Сплюшка хотела наполнить его звонкой монетой, а потом промотать в малине всю выручку. Именно так поступают настоящие "крутые" ребята. Что такое "промотать", сова, честно говоря, не знала. Зато малина росла у неё прямо под боком. В смысле — под деревом, в котором было совиное дупло. Но осуществление этого плана затянулось. Во-первых, в лесу ни у кого не было денег. Во-вторых, сова забыла, где зарыт сундук. А пока суть да дело, Сплюшка промышляла мелким разбоем. То есть — присваивала себе имущество наиболее робких соседей. Чаще всего сова устраивала засаду где-нибудь на дереве. Но поскольку днём сова спала, а ночью спали все остальные, этот промысел, можно сказать, был убыточным.

Правда иногда ей везло. Как в случае с Афрозайцем. Сплюшка сорвалась с дерева прежде, чем заяц успел миновать опасное место, проснулась от удара о землю и наставила на него ружьё. Но забыла, что в таких случаях спрашивают.

— Кошелёк или жизнь? — догадался Афрозаяц. — Спрашивала уже! Нет у меня кошелька!

— Попрыгай, — хмуро глядя на зайца, потребовала сова.

— И жизни у меня никакой нету! — заяц попрыгал. Причем прыгал он в сторону ближайших зарослей крапивы. — Разве это жизнь, когда тебя каждый встречный ухлопать норовит?! Это жизнь, я спрашиваю?!

— Стой! — скомандовала сова, заподозрив неладное. — Скидывай шинель! А то пристрелю как собаку!

— Где наша не пропадала! — дерзко ответил Афрозаяц, сбросил старую шубу и пропал в крапиве.

Но дело на этом не закончилось. Не таковский был заяц, чтобы бросить своё добро. Афрозаяц решил застать Сплюшку врасплох. То есть — в тот момент, когда совы не будет дома. И устроить ей обыск.

— Кто посеет ветер, — сказал Афрозаяц, — тот пожнёт бурю! Когда Лёва испытывал свой махолёт, заяц сидел в кустах малины, дожидаясь удобного случая.

Знаете, как высиживают сову? Очень просто. Главное — обнаружить её дупло. И высидеть в кустах до тех пор, пока сова не отправится по своим делам. И тогда нагрянуть к ней с обыском.

После столкновения с деревом Лёва катапультировался прямо в малиновые кусты. На Афрозайца это произвело такое впечатление, что он сразу перешёл к решительным действиям.

— Караул! — заверещал он, бросаясь в самую чащу леса. — Держи вора!

— Неужели ошибка в расчётах?! — Лёва озадаченно потрогал шишку на голове. — Нет. Без механика не обойтись.

Страус, прихрамывая, направился к домику Серафима.

— Эй, дружище! — позвал он мышонка, заглядывая в окно. — У меня тут возникла идея... Только не говори сразу "нет".

— Нет, — сразу сказал Серафим, разгуливая вокруг стола, на котором в тарелке лежал его любимый рокфор.

Мышонок нагуливал аппетит. Такое у него было правило.

— Давай по честному! — Лёва снял с груди медаль с надписью "За 109 парашютных прыжков". — Если выпадет надпись — ты идёшь ко мне в механики.

Эту медаль страус вручил себе накануне последнего испытания. Он подбросил медаль. Медаль блеснула в воздухе и упала кверху надписью "За 109 беспосадочных вылетов".

— И передай Морской свинке, — добавил на ходу Серафим, — что с кругосветным плаванием, кажется, тоже ничего не выйдет.

Так Лёва и сделал.

— Ну и пусть! — отмахнулась Морская свинка, яростно работая лопатой. — Чего у нас мало?! Культуры у нас мало! Капусты мало! Труфелей нету вообще! Думаешь, труфеля сами растут?! Ты их, труфеля, сперва посади!

Лёва заинтересовался:

— Слушай, свинка! А если меня посадить?! Как думаешь, крылья-то вырастут?!

— Можно попробовать, — согласилась свинка.

А мышонок решил попробовать рокфор. Он посыпал сыр перцем, обнюхал и примерился отрезать ножом первый ломтик, когда дверь его дома с треском распахнулась. На пороге стояла сова Сплюшка с ружьём наперевес. Её глаза угрожающе мерцали в круглых прорезях колготок, натянутых на голову.

— Всем ни с места! — рявкнула она, поводя ружьём. — Бросай оружие! Это налёт!

Нож со звоном упал на пол.

— Кажется, должен прийти мужчина, — произнёс мышонок с надеждой.

— Ты, что ль, этот?!... Как его?! — Сплюшка опустила ружьё и задумалась.

— У вас колготка поехала, — деликатно заметил Серафим.

— Хр-р! Хр-р! — ответила сова.

Серафим стал осторожно пробираться к выходу.

— Руки вверх! — грозный оклик настиг мышонка у самой двери. — Ты, что ль, будешь этот?!... Как его?!

— Не знаю, — Серафим поднял лапы. — Лёва говорит, что я буду лётчиком, а Морская свинка... Бу-бу-бу...

Сплюшка затолкала Серафима в мешок:

— Ладно! Там разберёмся!

Она взвалила мешок на спину, схватила когтями ружьё и развернула его прикладом вперёд.

— Шухер! — гаркнула сова, нажимая на курок.

Грянул выстрел, и Сплюшка, словно ракета, вылетела в окно.

А пока она разбойничала на воле, Морская свинка посадила страуса. Лёва стоял, закопанный на глубину одной ноги, и придирчиво рассматривал свои крылья. Морская свинка утрамбовала землю и взялась за лейку. Она щедро полила почву вокруг страуса.

— У меня нога затекла, — пожаловался Лёва, пробуя шевельнуться.

— Само собой! — засопела свинка. — Одной воды сколько израсходовано!

И всё же воды ещё осталось много. Ещё у забора остался полный таз дождевой воды. Туда-то и угодил грач Сажа.

Совершенно случайно грач стал свидетелем злодейского похищения мышонка. И это вывело его из равновесия. Вот почему, опустившись на забор, Сажа не удержался и упал в таз. Равновесие подкачало.

Пытаясь выбраться, грач захлопал по воде крыльями. Такие получились жидкие аплодисменты. Свинка раскланялась и произнесла с лёгким иностранным акцентом:

— Морской свинка! — она указала на Лёву. — Сажать страусы!

— Ты чего?! — Лёва выразительно постучал себя по лбу. — Это же Сажа!

— Тьфу! — Морская свинка снова взялась за лейку. — Я и сама думаю: откуда тут негр?!

— Мне с вами лясы точить некогда, — Сажа исподлобья глянул на Лёву. — Пока вы тут сажаете всякую дребедень, Сплюшка умыкнула Серафима! И затащила в дупло! Так что он теперь в затащ-щ-щении!

Сажа встряхнулся, обдав приятелей брызгами, и улетел по делам.

— Не понимаю, — свинка посмотрела вслед грачу. — Серафим умыкнул плюшку и положил в дупло?!

— Сплюшка! — Лёва попытался выдернуть ногу. — Сова, которая ловит мышей!

— Ты что?! — свинка одним рывком извлекла Лёву из грядки. — Ты хочешь сказать, что она поймала нашего юнгу?! Да я её!... Я её на абордаж возьму!

— А я — на таран! — заявил страус.

— На абордаж! — свинка толкнула его животом.

— На таран! — Лёва ударил свинку грудью. В результате оба очутились на земле.

— Ладно, — согласилась Морская свинка. — Главное — найти дупло.

— Нужно допросить Афрозайца, — смекнул страус.

Зайца они обнаружили в "Смотровой", куда тот забежал за успокоительными каплями.

Кот Валерьян как раз лечил своего пациента.

— Будь здоров, косой! — Валерьян выпил успокоительных капель и протянул пузырёк Афрозайцу. Глаза его при этом отчаянно косили.

— Будем, — согласился заяц, принимая пузырёк. Лёва и Морская свинка переглянулись.

— Слушай ты! — свинка потрясла осоловевшего пациента. — Заяц Африканский! А ну, быстро вспоминай, где сплюшкино дупло!

— Я её сам возьму, — заяц посмотрел на свинку сквозь пузырёк, и глаза его воинственно блеснули. — Я её прихлопну! Вот так!... Вот так!...

Он стал хлопать вокруг себя лапой в поисках оброненного пузырька.

— Месицина! — важно сказал Валерьян. — Мюси... Ми-зе-цин-ски!

— Так её!... Туда её!... — заяц продолжал колотить лапой по траве.

— А сова спит, — сказал вдруг Валерьян. — Спит. Дупло в тресь...

— В треснувшем дубе?! — догадался Лёва.

— Ага, — кивнул доктор. — Я ей прыжки бодрые прописал. Валерьян хотел сказать "порошки".

Получив необходимые сведения, друзья поспешили к треснувшему дубу.

— Будь здоров, косой! — донёсся сзади голос Афрозайца. Видно, пузырёк всё-таки нашёлся.

Уже сгущались над лесом сумерки, когда Лёва и Морская свинка добрались до места. Они остановились под треснувшим деревом. Тем самым, в которое недавно врезался Лёвин махолёт.

— Сплюшка! А, Сплюшка?! — прокричал страус, сложив крылья рупором.

— Надо её разбудить! — Морская свинка энергично хлопала себя по плечам. — А то мы здесь точно дуба дадим!

Солнце зашло, и в лесу стало весьма даже прохладно. Из дупла выглянул мышонок:

— Тише вы! Сплюшку разбудите!

— Серафим! — обрадовался Лёва.

— Живой! — взвизгнула свинка.

— Живой, живой... — проворчал мышонок. — Вот только не знаю, как отсюда спуститься.

— Ты погоди! — обнадёжил его Лёва, исчезая в темноте. — Я мигом!

— А что сова? — поинтересовалась Морская свинка.

— Спит, — сообщил Серафим, перебираясь на ветку. — Как прилетели, так сразу и завалилась. Просила к ужину разбудить.

Вскоре страус вернулся. За его спиной на бечёвке висел ярко размалёванный прямоугольник с изображением какого-то злодея. Злодей показывал длинный язык.

— Вот! — пояснил страус. — Воздушный змей! Сейчас я его выпущу, а ты хватайся за верёвку и — полный вперёд!

Страус приподнял змея за уголки и тот, подхваченный порывом ветра, взвился вверх. Серафим, учитывая безвыходность положения, на этот раз долго не раздумывал. Он уцепился за бечёвку и вместе со змеем взмыл над лесом.

— Ур-р-ра! — воскликнул Лёва.

— Пора?! — из дупла показалась заспанная сова. — Что?! Уже пора?! А где этот?!... Как его?!...

Глаза Сплюшки медленно закатились. Она упала навзничь и исчезла в дупле.

— Хр-р! Хр-р! — донеслось оттуда.

— Мой ученик! — всматриваясь в вечернее небо, заметил страус.

— Морской змей, я считаю, был бы надёжнее, — проворчала свинка.

Глава 3

О том, как страус Лёва построил дирижабль

днажды в лесу ударили морозы и наступила зима. Так говорится: "наступила", "ударили"... На самом деле ничего подобного не было. Просто стало холодно и выпал снег.

А вот Лёва, тот действительно с разбега наступил на грабли, и они его ударили по лбу. Но произошло это ещё осенью, когда Лёва испытывал новый планер, а Морская свинка сгребала опавшие листья для утепления погреба. И забыла грабли на поляне.

Афрозаяц, как всегда, крутился поблизости.

— Ну что там? — спросил жадный до новостей заяц у доктора, когда тот вышел от пострадавшего.

— Ушибся, — был краток Валерьян. — О грабли.

— Ограбили?! — заяц присвистнул.

— О грабли, — подтвердил доктор.

И вскоре по лесу разнёсся слух, что у Лёвы из гаража вынесли всё до последнего винтика. Этот слух очень взволновал сову Сплюшку, решившую, что у неё появился таинственный конкурент.

А Валерьян после тщательного осмотра установил у страуса шишку и прописал ему холодный "пятачок". Пятачок был у Морской свинки. Но её пятачок был всегда теплый. Морская свинка, готовая ради друга на всё, целый день просидела в погребе, чтобы его остудить. И заработала простуду. Так что вместо пятачка пришлось использовать медаль.

Остаток осени Лёва провалялся в постели с медалью на лбу. Чем очень порадовал грача. Пока страус болел, Саже не надо было при каждом дуновении ветра пристегиваться к ветке ремнём. И грачу так понравилась эта новая жизнь, что он решил подумать о своём будущем.

— Пора тебе, Лёва, подумать о своём будущем, — сказал Сажа, навестив больного страуса. — Я имею ввиду — взяться за голову.

Лёва взялся за голову и болезненно застонал.

— Вот-вот! Именно это я имею ввиду! — заметил грач. — Надо жить так, чтобы не было мучительно больно, Лёва!

После чего отбыл на Юг.

Каждую осень Сажа улетал на Юг. Потому, что зимой в лесу червей не было. А на Юге — были.

Ремень Сажа оставил доктору на хранение. А на изнанке нацарапал: "Мой ремень". Так-то. А Валерьян его на шею вместо шарфа намотал. Только прежде зачеркнул "ремень" и написал "нашейник". Получилось: "Мой нашейник".

Лёжа в постели и размышляя над словами грача, Лёва сделал кое-какие выводы. Он решил построить новый летательный аппарат — дирижабль. Дирижабли, как известно, взлетают без разбега. И, стало быть, Лёва мог избежать случайных ушибов.

Когда выпал первый снег, дирижабль был готов к полету.

Лёва встал на лыжи и отправился в лес за топливом. Поскольку дирижабль работал на дровах. Страус наслаждался лыжной прогулкой и во все глаза смотрел по сторонам. Смотреть по сторонам, вообще говоря, дело интересное. В одну сторону посмотришь — там одно, а в другую глянешь — уже совсем другое.

Так как Лёва смотрел по сторонам, он не сразу заметил Морскую свинку, съезжавшую на санях по склону оврага.

— Лыжню-ю! — скомандовала свинка. Страус благоразумно посторонился.

— Что?! Крылья на лыжи поменял?! — весело крикнула свинка, промчавшись мимо него в облаке снежной пыли.

— Ну, ты тоже не на катере, — парировал страус.

Морская свинка мчалась весьма быстро, и когда Афрозаяц выскочил на проезжую часть, она уже не смогла затормозить. Она была очень грузная. А в подобных случаях вообще не известно, что тяжелее: разогнать сани или же их остановить. Сани сбросили зайца с дороги и перевернулись на полном ходу.

— Убили! — ощупывая себя, причитал Афрозаяц. — Вычеркните меня из "Красной книги"! Нету больше африканских зайцев!

— Эй! — окликнула зайца Морская свинка, барахтаясь в сугробе. — Ты живой?!

— Мёртвый, — ответил заяц.

— А это что?! — свинка заметила странное существо, стоявшее на обочине и облепленное снегом.

Заяц тут же вскочил на ноги.

— Моя снежная баба! Я нашёл! — обхватив существо, заявил он. — Моя морковь!

И действительно, у существа вместо носа было что-то красное, похожее на морковку.

Существо шевельнулось, и снег с него осыпался, обнажив дрожащую от холода мохнатую птицу с длинным клювом.

— Сам ты баба! — сказала птица с досадой. — Я — Цапель! Не цапля, а — Цапель! Прошу не путать!

Вдруг совсем рядом прогремел ружейный выстрел, и заяц нырнул в сугроб. Сверху обрушилась всклокоченная сова. Под крылом у неё было зажато ружьё, а в когтях — бумажка.

— Стоять! А то как жахну! — прохрипела она, отдышавшись. — Куда зайца дели?!

— Я тебе жахну! — Морская свинка скинула бушлат и двинулась на сову. — Бушлатом загоняю, мышеловка пернатая!

Она давно искала случая рассчитаться с совой за похищение Серафима.

— Хр-р! Хр-р! — ответила Сплюшка.

Глаза у совы предательски закатились, и она как подкошенная рухнула в снег.

— Есть, — сказала Морская свинка. — Нокаут. Цапель робко тронул её за плечо.

— Слышь, морячок! — просипел он, вздрагивая от холода. — На Юг мне надо! От клина я, понимаешь, отбился!

— Чего? — свинка подобрала оброненную совой бумажку и прочитала. — "Вызов. Сейчас верни шубу. Или будем драться один на один. Афрозаяц".

— Пропаду я здесь! — Цапель переминался с ноги на ногу. — Совсем закоченею!

— Ну заяц! Ну даёт! — свинка наколола бумажку на совиный клюв и поставила опрокинутые сани на полозья. — От клина, говоришь? Ладно. Прыгай на корму. Там разберёмся.

Цапель поспешно влез на сани. А Морская свинка, широкая душа, накинула на него свой бушлат, вскочила сзади на полозья и оттолкнулась ногой. Экипаж тронулся с места и исчез за поворотом.

А заяц откопался из сугроба и осторожно подошёл к спящей сове.

— Говорил я тебе, что мы ещё встретимся?! — процедил он сквозь зубы.

— Хр-р! Хр-р! — ответила сова, поворачиваясь на бок.

— Ну так вот! — пообещал заяц. — Мы ещё встретимся!

Он отбежал на безопасное расстояние и бросил в сову снежком. Но не добросил. Потому, что расстояние было безопасное.

А Лёва, тем временем, готовился к полёту. Он критически осмотрел своё хозяйство. Большая серебристого цвета "сигара" дирижабля возвышалась посреди гаража. Рядом стояла корзина для пассажиров. Поленница с топливом была аккуратно сложена у стены. Единственное, чего не хватало, так это печки. Той самой печки, которая должна была нагнетать горячий воздух в дирижабль и приводить его в действие.

Дверь гаража заскрипела на ржавых петлях и впустила внутрь Морскую свинку. Вокруг неё клубилось облако пара. А за спиной маячило долговязое существо с голыми ногами и длинным клювом.

— Ага! — воскликнула свинка. — Вот он — дирижабль!

И, отстранив Лёву, вразвалочку приблизилась к серебристой "сигаре". Она, конечно, знала что Лёва строит у себя в гараже, но видела это впервые. Свинка приложила ухо к поверхности "сигары" и постучала по её корпусу.

— Пустой! — удивилась она.

— А ты как думала? — ядовито поинтересовался Лёва.

— Ну-у-у!... — неопределённо произнесла Морская свинка.

— Пустой! — страус забегал по гаражу. — Вот именно, что пустой! А когда в нём будет горячий воздух, он полетит быстрее Сажи!

— А когда будет? — робко спросил долговязый, кутаясь в бушлат.

— Печки нет, — мрачно ответил страус.

— Да вот, познакомься! — спохватилась Морская свинка. — Это Цапель. На Юг ему надо.

— Выручайте, братки! — просипел Цапель. — Третий день прозябаю в лесу-то! Совсем прозяб!

— Эх, сюда бы ледокол! — крякнула свинка.

— Ладно, — Лёва принял решение. — Все за мной.

А мышонок Серафим в этот зимний день чувствовал себя замечательно. Он сидел в качалке рядом с печкой, пил из блюдца горячее молоко и рассматривал в телоскоп приколотую к стене булавками карту звёздного неба.

Карта, печка и телоскоп достались Серафиму от дедушки. А дедушка у мышонка был знаменитый. Когда-то дедушка играл в театре. Вернее, сыграл он всего одну роль, но зато как сыграл! До этого дедушка долго прожил под сценой, благодаря чему выучил назубок почти весь театральный репертуар.

Однажды в театре выступала приезжая труппа. И, можете себе представить, дедушка в жизни не слышал такой скучной пьесы. Актёры молча скакали по сцене, выбивая из досок пыль, вертелись и дрыгали ногами. Видимо, они позабыли текст. И тогда дедушка решил спасти представление. Он вышел на сцену и произнёс всего одну реплику.

— Любимая! — воскликнул он. — Ты слышишь, как вращаются светила?

Главная героиня сразу упала в обморок. Зрители засвистели и затопали ногами. Словом, успех был оглушительный. Кто-то из зала бросил в дедушку подозрительной трубой. В такие трубы зрители иногда подозревают актёров. Дедушка счёл за лучшее скрыться в суфлёрской будке. А трубу он прихватил с собой. И тогда же он, кстати, понял, почему актёры промолчали весь спектакль. Потому, что в будке суфлёра не было.

После этого дедушка ушёл из театра и стал астрономом. Он поселился в заброшенной медной печке. По ночам он смотрел через дымоход в подозрительную трубу и составлял карту звёздного неба. Эту трубу дедушка назвал телоскопом. Поскольку наблюдал сквозь неё за скоплением небесных тел.

Серафим вспоминал своего дедушку с благодарностью. Каждую зиму он доставал печку с чердака и кипятил на ней молоко.

Мышонок рассматривал на карте созвездие Тельца и думал о том, что, может быть, ему следует завести корову, когда в дом ввалились Морская свинка, Лёва и какой-то долговязый тип. При виде непрошеных гостей Серафим вскочил с кресла и выронил телоскоп.

— Нет! — воскликнул он. — Нет, нет, нет и еще раз нет! И не уговаривайте!

— Серафим! — великодушно произнес Лёва. — Ты можешь спокойно пить своё молоко!

— Правда? — удивился мышонок.

— Да, — кивнул страус. — Нам нужна только твоя печь.

— Не отдам! — Серафим загородил фамильное достояние. И тогда вперёд выступила Морская свинка.

— Посмотри! — она указала на долговязого. — Это Цапель! Если его не доставить на Юг, знаешь, что будет?!

— Что? — спросил мышонок.

— Плохо будет! — объявила Морская свинка.

— А у нас без горячего дыма дирижабль не летит, — вздохнул страус.

Цапель заморгал. По его клюву скатилась слеза и упала на пол.

— Да уж, браток! — просипел он. — Выручай!

А у мышонка Серафима было чувствительное сердце. Он не мог бросить в беде постороннего. И, вместе с тем, не желал расстаться с печкой. Вот так мышонок отправился в очередной полёт.

Друзья очень обрадовались, что у них появился не только двигатель "внутреннего сжигания", но и опытный воздухоплаватель.

А сейчас вы узнаете, откуда появилось это слово — "воздухоплаватель". Собираясь в южную экспедицию, Морская свинка ворчала, что небо, мол, не её стихия и что её, чего доброго, ещё запишут в воздушные свинки, а её дело — плавать. Но тут вмешался Лёва.

— Это аэропланы летают, — успокоил он свинку, — а дирижабли — плавают в воздушном океане. И ты теперь что-то вроде воздушного моряка.

— А ты — морской летчик?! — догадалась свинка.

— Точно, — согласился Лёва. — Или все вместе мы — воздухоплаватели.

Вскоре дирижабль был готов к отлёту. Печка, закреплённая в корзине, раскалилась докрасна, дым, валивший из медной трубы, наполнил гигантскую "сигару" дирижабля, и сама эта "сигара" приподняла над утрамбованной снежной площадкой корзину с путешественниками.

— Отдать концы! — скомандовала Морская свинка.

Лёва обрезал шпагат, державший корзину на привязи. И дирижабль устремился вверх.

— Летательный исход! — констатировал доктор Валерьян, провожавший воздухоплавателей. — Летальность!

Он приложился к пузырьку с валерьянкой и потуже затянул свой нашейник. Поскольку дул сильный "орд-ност".

"Орд-ност" — как заявила Морская свинка — дул в южном направлении. Так что дирижабль мчался прямо на Юг.

Пожалуй, надо сообщить, как друзья его назвали. Они назвали дирижабль в честь Цапеля — "Цапелин".

Чтобы дым из трубы непрерывно поступал в открытое сопло дирижабля, Лёва и Морская свинка, словно паровозные кочегары, по очереди закидывали в печку дрова. Серафим, вцепившись в край корзины, с ужасом смотрел на убегающую землю. Цапель же, накрывшись бушлатом, сидел на дне и только повторял:

— Давай, братки! Не подведи!

— Сколько узлов делаем? — интересовалась Морская свинка, заглядывая в топку.

— Зачем? — Лёва проверил крепления, удерживающие корзину под брюхом "Цапелина". — Не надо узлов. Верёвки хорошие. Крепкие.

"Цапелин" стремительно летел над лесом. Но ещё более стремительно где-то внизу мчался Афрозаяц. За ним гналась разъярённая сова Сплюшка.

Заяц хотел заманить её в самую чащу. Подальше от посторонних глаз. И там разделаться с ней по всем правилам восточного боевого искусства. На востоке это искусство называлось "у-шу". Заяц довел его приёмы до совершенства и назвал "у-ку-шу".

Сплюшка выбилась из сил. И, к тому же, хотела спать. Поэтому решила закончить погоню одним махом. Она опустилась на снег и вскинула ружьё.

— Ну всё! — задыхаясь, пробормотала сова. — Убью мерзавца!

Тут её и сморило. Падая на спину, Сплюшка успела спустить курок. Ружье было заряжено дробью. И весь заряд точно угодил в пролетавший над лесом дирижабль. Точнее — в его серебристый фюзеляж. Горячий воздух со свистом вырвался из многочисленных пробоин. И корзина с воздухоплавателями под собственной тяжестью устремилась к земле.

Серафим зажмурился.

— Лёва! Руби мачту! — сохраняя присутствие духа, крикнула Морская свинка. — Нас сносит на скалы!

Корзина упала на крутой склон оврага, скользнула вниз и остановилась на дне.

Так закончилось это путешествие.

— Мы что, братки, того?... На Юге уже? — спросил Цапель, снимая с головы бушлат.

— Порядок! — ответил Лёва, выбираясь из корзины. Он был доволен. Полёт всё-таки состоялся.

Вечером Серафим и Цапель пили кипячёное молоко и по очереди смотрели в телоскоп на карту звёздного неба.

— Перезимуешь у меня, — говорил Серафим, дуя на блюдце. — А как тепло станет, ну там, пожалуй, можно и на Юг.

Глава 4

О том, как Вау разоблачила Всякую Всячину

ау имела совершенно оригинальный взгляд на вещи. Вау смотрела на них с точки зрения сыщика. И довольно часто её взгляд шёл, как говорится, вразрез с общепринятым. А если принять во внимание, что оригинальный значит — подлинный, настоящий, истинный и так далее, то из этого следует, что Вау всегда была права.

Например, Вау считала, что искать в тёмной комнате чёрную кошку очень легко. Даже если её там нет.

— Искать легко, — говорила Вау, — только найти очень трудно.

Во всём, что касается поиска, Вау обладала удивительно тонким чутьём.

— Обонятельная особа! — высказывал своё мнение о ней Валерьян. — Такая прелесть!

Вау могла бы стать великим детективом. Но ловить преступников ей было скучно. И хотя она держала в своей пещере частное сыскное бюро, в этом бюро из красного дерева в основном хранились разные редкости: пуговицы, раковины, посудные черепки и прочие ценные предметы. Они-то и являлись вещественными доказательствами истинного увлечения Вау. Да и сама пещера напоминала антикварную лавочку.

Целыми днями Вау бродила по речной отмели в поисках новых экземпляров.

— Вау! — восклицала она, обнаружив очередную находку. — Какой экземпляр!

Зимой речную отмель заметало снегом. И Вау, лишённая возможности собирать свою коллекцию, принималась её разбирать.

— Вау! — удивлялась она, извлекая из бюро прозрачный камешек или рогатую раковину. — Какой экземпляр!

Со всеми обитателями леса, кроме совы Сплюшки, Вау поддерживала ровные отношения. И могла запросто ходить к ним в гости. Но не ходила. Она полагала это пустым занятием. И, вообще, относилась к соседям несколько свысока.

Её пещера располагалась под самым обрывом. Поэтому Вау занимала более высокое положение, чем остальное общество.

Но это совсем не значит, что все брали с неё пример. Серафим, Цапель и Морская свинка, как раз наоборот, собирались в гости к страусу Лёве на сорок дней.

В канун Рождества исполнилось ровно сорок дней с тех пор, как "Цапелин" рухнул в овраг. И, по случаю памятной даты, Лёва пригласил всех участников "южной" экспедиции на блины.

Морская свинка из уважения к хозяину прибыла на обед загодя. Так, что Цапелю и Серафиму, которые слегка задержались, пришлось перейти сразу к чаю.

— Давайте почтим наш "Цапелин" минутой вставания, — предложил страус, поднимаясь из-за стола.

— Хватит о грустном, друзья! — Морская свинка сделала вид, что встаёт. — Мы снова вместе! Я хочу выпить этот чай за вас, мои дорогие!

— За меня не надо, — Серафим поспешно пододвинул свою чашку поближе. — За меня ты уже съела блины.

— Тогда — за тех, кто в море! — свинка залпом выпила чай.

— Эх, братки, — вздохнул Цапель. — В тропиках молочные орехи прямо на деревьях растут. Захотел поужинать... Хрясь! — забывшись, он стукнул клювом по блюдцу.

Яблоко, изображённое на блюдце, раскололось пополам.

— А мой дедушка рассказывал, что под Рождество на ёлке тоже Всякая Всячина появляется, — задумчиво отозвался мышонок.

— Под Рождество?! — Морская свинка заёрзала. — Это же сегодня! А твой дед не рассказывал на какой именно ёлке?!

— Захотел добавки!... Хрясь! — Цапель вогнал клюв в щель между досками обеденного стола.

— Похоже, этот тип решил перебить все тарелки, — заметила свинка.

— Тип?! Тарелки?! Конечно! — озарённый внезапной догадкой, Лёва присел на краешек стула. — Всякая Всячина — это тип летающей тарелки!

После его слов наступила тишина, нарушаемая только скрипом клюва, который Цапель пытался извлечь из западни.

— Одумайся, Лёва! — очнулась Морская свинка. — Какие тарелки?! Всякая Всячина — это же ёлковые плоды!

Цапель рванулся изо всех сил и упал со стула.

А мышонок удивлённо наблюдал за яростной перепалкой, вспыхнувшей между авиацией и флотом.

— Его дедушка был звездочёт! — горячился Лёва, ссылаясь на Серафима. — Он следил за небесными телами!

— Следил, — соглашалась Морская свинка. — Я тоже слежу за своим телом. А причём тут Всякая Всячина?

— Это же пришельцы! — кричал Лёва, бегая по гаражу. — Да они ушли от нас далеко вперёд в умственном развитии!

— Ушли, — соглашалась свинка. — Но не далеко. Если не знают, как тарелками пользоваться.

— Тебе бы только брюхо набить! — выпалил страус.

— Я ещё кое-кому сейчас набью кое-чего! — пообещала Морская свинка, бросаясь на обидчика.

Лёва и свинка покатились по полу, опрокидывая мебель. После того, как Цапелю и Серафиму с трудом удалось растащить бойцов, Морская свинка вернулась к предмету разговора.

— Ладно, — отдышавшись, сказала она. — Со Всякой Всячиной мы разберёмся. Главное — на какой ёлке она появится! Вот, что главное!

— На самой высокой, — убеждённо произнёс Лёва. — Чем выше ёлка, тем что?!...

— Что? — за всех спросил Серафим.

— Тем до неё из космоса путь короче! — Лёва торжествующе посмотрел на приятелей. — А чем короче путь, тем...

— Короче! — перебила его Морская свинка. — Лично я иду за мешком. Желающих много, а Всякая Всячина одна.

И в предвкушении сытного ужина, свинка отправилась домой за мешком.

Предвкушение — это такое состояние духа, за которым, как правило, следует само вкушение. То есть — сам ужин.

— Если страус не подложит какую-нибудь свинью, — бормотала Морская свинка, увязая в глубоком снегу, — то Всякая Всячина будет моя!

Она преодолела очередной подъём и очутилась на опушке леса:

— Ещё возьмёт, да и проболтается! Ненормальный!

— Псих! — подтвердил кто-то над головой.

— Точно! — кивнула свинка.

— Псих! Псь-хи! — с ветвей дерева на неё обрушилась снежная лавина. — А-псьхи! Псих!

Свинка выбралась из завала и встретилась взглядом с доктором. Если так можно сказать. Потому, что глаза Валерьяна глядели в разные стороны.

— Это Сплюшка! — Валерьян указал на дупло. — У неё насморок. Я ей чихальные капли приписал.

— Псь-хи! — сова выглянула из дупла.

— А если Всякая Всячина появляется не каждый год?! — испугалась вдруг Морская свинка. — Если, допустим, только в високосный?!

— Этого о чём? — спросила сверху сова. — Псих! Этого что ещё за Всячина?!

— Этого о том! — передразнила её свинка. — Что сегодня на самой длинной ёлке Всякая Всячина появится! А после пришельцы с тарелками набегут и — пиши пропало! Амба! До следующего високосного года!

— Высококостный, — произнёс Валерьян с ученым видом. — Костность. Ключица.

— Вот и я говорю — включиться! — заторопилась Морская свинка. — Надо всем включиться в поиски! Надо найти эту ёлку! Тогда пришельцы с носом останутся!

Последнее обстоятельство больше всего напугало зайца, который прятался в снежном окопчике. Заяц следил за простуженной совой. Время от времени, когда Сплюшка чихала, он, на всякий случай, менял укрытие.

Афрозаяц хотел взять сову с понятыми. Заяц представил, как понятые приводят к нему связанную сову. А, представив связанную сову, он заснул. А, заснув, он увидел такую картину.

— Сплюшка! Отныне и навсегда! Приговариваю тебя к высшей мере — отнятию ружья! — сурово произнёс Афрозаяц, глядя в "Красную книгу".

У Сплюшки тут же осыпались все перья. И она убежала. А заяц стал ходить с понятыми по лесу и стрелять из ружья. И все их боялись.

Тут Сплюшка чихнула. Заяц проснулся, увидел под деревом посторонних и поменял укрытие. Сначала он подумал, что пришли понятые. Но потом разглядел Морскую свинку и доктора.

Свинка, как раз, говорила о Всякой Всячине. Поскольку расстояние от зайца до дерева было безопасным, тот смог разобрать лишь отдельные слова. Но и этого было достаточно. Самое главное Афрозаяц понял. Он понял, что в рождественскую ночь на самой высокой ёлке засядет пришелец по кличке Амба, что глаза у него размером с тарелку и, кроме того, огромный нос.

Нос привёл зайца в трепет. С таким носом Амба, конечно, всех разнюхает. Глаза Афрозайца не беспокоили. На то у него имелась "маскировальная" белая шуба. А вот нос — это уже было серьёзно.

— Бежать! — сказал себе заяц. — Спрятаться у Вау в пещере! Среди экземпляров!

Он хотел, таким образом, убить, за исключением себя, сразу двух зайцев: во-первых, сохраниться для "Красной книги", а во-вторых, предупредить об опасности Вау. И получить от неё вознаграждение.

Между тем, Сплюшка, несмотря на простуду, разработала план операции под названием "Центр — перехват".

Вот этот план:

1. Слимонить у Серафима телоскоп.

2. Найти в центре леса самое высокое дерево.

3. Взлететь на верхушку и засечь в телоскоп Всякую Всячину.

4. Перехватить её до прихода Морской свинки.

И тут в глазах у совы потемнело.

Сплюшка вообще обращала внимание, что зимой в глазах темнеет гораздо раньше, чем летом.

К счастью её разбудил спасительный насморк. Она так громко чихнула, что упала с лежанки. Сова заторопилась. Ружьё она на этот раз оставила в дупле. Ружьё в таком деле было только лишней обузой.

А дальше всё складывалось, как нельзя лучше. Серафима не оказалось дома. Сплюшка забралась через форточку в комнату, схватила со стола телоскоп и, тем же путём выбралась наружу.

События развивались в строгом соответствии с планом "Центр — перехват". Сова взлетела на верхушку огромной ели и, устроившись поудобнее, стала обозревать окрестности. Иногда она чихала, отгоняя нежелательный и даже крайне опасный в её положении сон. Падение с такой высоты могло обернуться большими неприятностями.

В сгустившихся сумерках Сплюшка разглядела в телоскоп Афрозайца. Рядом с ним была Вау.

Сова относилась к Вау с опаской. Она чувствовала в этой рыжей бестии скрытую силу. И предпочитала держаться подальше.

Когда Афрозаяц появился в пещере, Вау раскладывала на своём бюро, словно пасьянс, перламутровые пуговицы.

— Вау! — сказала она, заметив дрожащего зайца. — Какой экземпляр!

— Очень опасный Амба! — залепетал Афрозаяц. — Очень! Надо срочно забаррикадировать вход!

— Надо перестать трястись, — продолжая своё занятие, ответила Вау. — Надо вытереть ноги. И рассказать всё по порядку.

Вау была любознательная особа. Но её интересовали только по-настоящему хорошие вещи и только по-настоящему загадочные события. А событие, о котором поведал заяц, если опустить лишние подробности, было как раз из таких. Поэтому Вау сама захотела отправиться в лес и поглядеть на "опасного" Амбу.

Отговаривать Вау было бессмысленно. И заяц решил отправиться с ней. Заяц боялся оставаться в чужой пещере один. И он сказал, что будет у Вау "тылохранителем". Он будет охранять её с тыла.

Таким образом, под самой большой елью собралось всё население леса. Да-да. И Валерьян тоже.

— Пришлецам вполне понадобится врач, — объяснил он своё присутствие. — Пришлецы тоже болеют.

Лёва прибыл на встречу летающей тарелки в сопровождении Серафима и Цапеля. По этому случаю он изготовил специальную медаль "За встречу разумов".

Но раньше всех на сбор "ёлковых плодов" явилась Морская свинка с необъятным мешком. Свинка разложила его под деревом и, задрав голову, стала всматриваться в темноту.

"Пришельцы" не заставили себя ждать. Сначала прилетел телоскоп. Он упал точно на ногу Афрозайцу.

— Амба! — взвизгнул заяц и сиганул в кусты.

— Они, — Лёва поднял телоскоп и стряхнул с него снег. — Пришельцы.

— Дай-ка, — Морская свинка отобрала у Лёвы телоскоп. — Что-то не похоже на ёлковые плоды.

— Дедушкин! — заволновался Серафим.

Он выхватил телоскоп у свинки и прижал к груди.

Да. Сова, сидя на верхушке ели, всё-таки заснула. Всё же она не выдержала борьбы со своей слабостью. Заснула прямо с открытыми глазами.

— Садятся! — прошептал страус. — Зажгли посадочные огни! Это горели в темноте глаза падающей Сплюшки.

— Всякая Всячина! — Морская свинка с мешком заметалась под елью. — Ёлковые плоды сыплются!

Сова упала прямо в мешок. И свинка взвалила его на спину.

— Вам тоже хватит! — успокоила она остальных. — Видали, какие они здоровые?!

— Ты засахари-и-ила! — донеслось у неё за спиной приглушённое пение. — Ва-сю мою мали-и-ину!...

Морская свинка в панике бросила добычу.

Из мешка выкатилась всклокоченная Сплюшка, отряхнулась и, выдернув из хвоста перо, вручила его свинке:

— ... И перо за это получа-а-ай!

— Бис, — Вау поаплодировала. — Впечатляюще.

— А ты сперва докажи! — Сплюшка затравленно оглянулась. — Я, может, на свиданку пришла! Вот с ней!

Она кивнула на Морскую свинку, которая с бормотанием, трясла пустой мешок:

— Не может этого быть!... Быть этого не может!... Этого быть может не!...

— Зацепились! — Лёва обхватил ель с намерением взобраться и помочь пришельцам.

— А кто сказал, — остановила его Вау, — что на этой ёлке вообще что-то есть?

— Мышиный дедушка сказал, — пояснил Цапель, кутаясь в бушлат.

— Ага, — подтвердил Серафим. — Он сказал, что на ёлках под Рождество бывает Всякая Всячина.

— Ну да! — усмехнулась Вау. — Конечно! Ёлочные игрушки!

— Как игрушки?! — Морская свинка продолжала шарить в мешке. — Зачем игрушки?!

— Обыкновенно, — Вау пожала плечами. — В некоторых домах на Рождество ёлку украшают игрушками.

— А если нам эту ёлку тоже украсить? — предложил Серафим.

— Украсть елку?! — засопела сова. — Ну ты, парень, совсем того! Как же ты её украдёшь, если она в землю закопана?!

Решив, что ловить ей здесь больше нечего, сова снялась с места и улетела.

— Что-то у неё со слухом, — Вау проводила сову долгим взглядом. — Да и с голосом тоже. Вы бы, доктор, за ней последили.

— За ней Афрозаяц следит, — Валерьян глотнул из пузырька и прищурился. — Вот я лучше вас провожу. А то другие в темноте заблуждаются.

— Почему бы и нет? — Вау взяла Валерьяна под лапу, махнула друзьям на прощание пушистым хвостом и грациозно удалилась.

— Ну что? — Морская свинка свернула бесполезный мешок. — Пора домой. Присядем на дорожку?

— Холодно, — поёжился Цапель. — Простудимся.

— А мы на ёлке присядем, — Лёва с сожалением спрятал медаль за пазуху. — Примета всё-таки.

Воздухоплаватели взобрались на ёлку и расселись на ветвях. Получилась рождественская ёлка.

Глава 5

О том, как Ехидна приодела Морскую свинку

звестно ли вам такое выражение: "Красота спасёт мир"? Если да, то, вероятно, вы слышали и про Ехидну, которая любила его повторять.

— Красота, — говорила она, — вот, что спасёт мир. Его спасёт элегантная фигура и лёгкая походка. И ещё, пожалуй, строгая линия бедра.

Внешне Ехидна походила на подушку утыканную вязальными спицами. А внутренне она была особой колючей и придирчивой. Таким образом, Ехидна сохраняла единство формы и содержания.

Она содержала салон модного платья под вывеской "Для тех, кто в форме".

Но, несмотря на то, что она довольно ловко шила и вязала, Ехидна очень скоро осталась без клиентов. Виной этому был её безукоризненный вкус. Ехидна во всем искала совершенства. А совершенства не было. Особенно в тех, кто к ней обращался. И тогда Ехидна принималась бороться за красоту на собственный манер. Судите сами.

Один пожилой волк собирается на вечеринку в знакомое стадо. И заказывает у Ехидны "домино" в чёрную и красную клетку. Он хочет прибыть на вечеринку в костюме арлекина. Устроить такой, знаете, приятный сюрприз. И что же он получает взамен? Он получает коробку с набором игральных костяшек и напутствие:

— В вашем возрасте, милок, лучше забивать "козла" с приятелями. А за тёлками пусть молодые бегают.

Или другой случай. Заглядывает в салон жираф и просит "бабочку". Он, допустим, считает, что "бабочка" выгодно подчеркнёт его врождённое благородство.

— Вам какую? — вежливо интересуется Ехидна. — Махаона? Или, может, капустницу?

— Белую мне, — скромно просит жираф.

И тут же получает от Ехидны пузырёк с прозрачной жидкостью.

— Это что?! — недоумевает жираф.

— Пятновыводитель, — хладнокровно заявляет Ехидна. — Сперва надо шею вымыть. А после — "бабочку" надевать.

Такое странное обслуживание посетителей очень скоро закончилось. Посетители закончились. И обслуживание закончилось.

Ехидна закрыла салон и отправилась на поиски совершенства.

Ранней весной эти поиски привели её на берег реки, где намётанным глазом Ехидна сразу приметила отличное место для швейной мастерской. И решила начать новое дело.

Услышав стук молотка, Вау вышла из пещеры. Каково же было её удивление, когда под корнями кривой сосны, что росла на обрыве, она обнаружила Ехидну.

— Здесь мои корни! — нахально заявила Ехидна. — И здесь я останусь! Имейте это ввиду!

Забивая очередной гвоздь, на последнем слове она сделала ударение. Ехидна прибивала к сосне вывеску "Швейное дело. Ехидна и сыновья".

— Конечно, мадам, — любезно ответила Вау. — Только оставайтесь чуть-чуть потише.

— Мадемуазель, — сухо поправила её Ехидна. — Я пока девица. Вау прочла вывеску и задумалась. Она никогда не слышала про мадемуазель, у которой были бы сыновья. Или, хотя бы, дочери.

— Ладно, — сказала она. — Так даже лучше. От детей всегда шум. Сыновей Ехидна придумала для солидности. Так поступают многие крупные компании. А под вывеской печатными буквами добавила список предлагаемых услуг: "Шью, плету и вяжу".

Первой к Ехидне пришла Морская свинка. Она хотела слегка приодеться.

Весной вообще все стараются как-то изменить свой облик. Видимо, таково действие природы.

Например, мышонок Серафим пушил свой хвост. Он мечтал хотя бы издали смахивать на Вау.

— На два слова! — сказала Морская свинка, заглядывая к Ехидне. Та без особого энтузиазма оглядела фигуру посетительницы.

— Естественно, — вздохнула она, выходя из мастерской.

— Красный цвет, — Морская свинка прищурилась. — Яркий такой красный. Как считаете?

— Бычкам нравится, — фыркнула Ехидна. Из реки вынырнула Макрель.

— На рыбалку? — поинтересовалась она. — А я тут щуку встретила. Хорошо бы её того...

— Как насчёт красной жакетки? — Морская свинка подмигнула портнихе. — Для завязки отношений?

— Лучше всего поставить капкан, — рассуждала вслух Макрель. — Тогда щука подумает, что это её родственник и полезет целоваться. А тот ка-а-ак!...

— Вы бы, милочка, почистились! — перебила рыбу Ехидна. — Нехорошо! Вы же вся в чешуе!

После этого замечания Макрель буквально онемела. Она долго думала, что бы такое ответить. А потом молча ушла под воду. Быть может, с тех пор и говорят: "Нем, как рыба".

— Ну так что?! — заторопилась Морская свинка. — Договорились?! Она спешила на огород. На поливку апельсинов. Вернее, пока только одной косточки, от которой ожидался обильный урожай. Косточку ей подарил грач Сажа по возвращении с Юга.

— Ну ты загорел! — удивилась Морская свинка. — Совсем чёрный! Сажа выложил перед ней подарок.

— На Юге из таких костей красные мячики растут. Апельсинами называются, — пояснил грач. — А я за это на твоём огороде червей буду копать.

Вот почему свинка заказала у Ехидны именно красный жакет. К моменту созревания апельсинов она хотела соответствовать.

Совершив, таким образом, выгодную сделку, предприимчивый грач полетел к Валерьяну за своим ремнём.

Валерьян лежал в "Смотровой" на спине, жевал травинку и рассматривал набухающие на деревьях почки. С чисто, разумеется, медицинской точки зрения.

Получив ремень обратно, Сажа понял, что его имущество безнадёжно испорчено.

— Мой на-шей-ник, — прочитал Сажа, перебирая ремень, словно телеграфную ленту. — Здесь была надпись: "Мой ремень"!

— Я мыл, — ответил доктор. — Даже с мылом.

— А пряжка где?!

Пряжку Валерьян "ампутировал". Пряжка была стальная и для нашейника не годилась. Потому, что зимой иногда к ней приклеивался язык.

Грач так разозлился, что Валерьяну пришлось спасаться бегством. Некоторое время Сажа преследовал его по "Смотровой". А потом Валерьян скрылся в сундуке.

— Мания преследования! — сказал он изнутри. — Чёрная горячка!

История этого сундука такова. Некогда сова Сплюшка стала жаловаться на провалы в памяти. От подобных заболеваний гомеопатия знала одно сильное средство — корень болиголова. Корень вызывал легкую головную боль. Что, по мнению Валерьяна, заставляло больных сосредоточиться.

Так вот. Откапывая на склоне оврага корень болиголова, Валерьян обнаружил этот самый сундук. В сундуке лежала свёрнутая трубочкой бумага. А на бумаге были изображены три скелета, протянувшие передние конечности в направлении креста.

Валерьян трезво рассудил, что на схеме отмечен пункт "скорой помощи". Скелеты же остались от тех, кто в ней нуждался, но, почему-то, не дошёл. Тогда Валерьян перетащил сундук в "Смотровую". И стал в нём спать.

Как вы, наверное, догадались, сундук принадлежал сове Сплюшке, которая мечтала наполнить его деньгами. Она и закопала сундук на склоне оврага. Не особенно полагаясь на свою память, сова начертила план, где обозначила крестом место захоронения сундука. А план забыла внутри. Что же касается трёх скелетов, то это всего лишь древний разбойничий знак. И обозначает он смертный приговор всякому, кто покусится на Сплюшкино добро.

Оставшись без ремня, Сажа прямиком полетел к страусу Лёве. Чтобы как-нибудь с ним договориться. Поскольку шансы быть сбитым во время испытаний очередного аэроплана, по мнению грача, составляли так примерно процентов сто.

Лёву он застал в гараже. Упираясь ногами в пол, страус толкал к выходу какой-то тяжёлый на вид механизм.

— Это что? — с опаской спросил Сажа.

— Двигатель, — страус перевёл дух, — реактивный. Сажа постучал клювом по металлической поверхности:

— Работает?

— Двигается! — ответил страус, налегая плечом на механизм.

Сажа вздрогнул. Он представил, как эта железная махина врежется в дерево с его новым гнездом.

— Чепуха! — убеждённо заявил Сажа. — Теперь на таких не летают. Про винтолёт слыхал?!

И грач в общих чертах описал страусу устройство аппарата.

— Толково придумано! — похвалил страус.

Идея Лёве понравилась. Он вообще понимал, что наука не стоит на месте. И что ему тоже давно пора сделать шаг вперёд.

— А разгоняться надо вдоль берега, — предупредил его Сажа. — По песку. Там сцепление лучше.

Вскоре винтолёт был готов к испытаниям. Он состоял из велосипеда и шеста с пропеллером, прилаженного к раме.

Конечно, разгоняться вдоль берега оказалось сложнее, чем на поляне. Колёса винтолёта глубоко увязали в песке.

Зато сцепление было, действительно, что надо.

Лёва сцепился с Афрозайцем, который сиганул ему на грудь из камышей с воплем: "По-по-жар!"

Винтолёт опрокинулся, и заяц со страусом оказались на песке. Причём Лёва пропахал клювом глубокую борозду.

— Рождённый ползать, — философски заметила Вау, — летать не может.

Вау грелась на солнце у входа в пещеру и с интересом наблюдала за происходящим.

— По-по-жар! — пролепетал Афрозаяц, вырвался из Левиных объятий и припустил в сторону "Смотровой".

А страус, так ничего и не успев понять, взвалил винтолёт на плечо и побрёл в гараж. Техника требовала капитального ремонта.

Дело в том, что Афрозаяц давно задумал одну диверсию. Он подкрался к совиному дуплу, когда Сплюшка отдыхала после ночной вылазки, и бросил туда зажжённую паклю. А потом побежал всех предупредить об опасности.

— По-по-жар! — сообщил он Валерьяну, влетев в "Смотровую".

— Заикание?! — промурлыкал доктор, облизываясь.

Он только что опробовал новую настойку. И был в отличном расположении духа.

— Заикание лучше всего лечить скороговоркой, — Валерьян задумался. — Говори. Только быстро. Карл у карлы украл нашейник.

— Куда спешить-то? — спросил Афрозаяц, как-то сразу успокоившись.

Между тем, Ехидна трудилась над первым заказом. Вдруг на неё упала чья-то тень. Ехидна оторвалась от работы и подняла голову.

Вход в мастерскую загораживала разъярённая сова. Перья на ней слегка дымились.

— Ты, что ли, будешь сыновья?! — рявкнула Сплюшка.

— Потише, милочка! — вежливо отозвалась Ехидна. — Соседи жалуются!

— Здесь, что ли, этого... Как его?! — Сплюшка ещё раз глянула на вывеску. — Вяжут?!

— А вы что хотите связать? — поинтересовалась Ехидна.

— Зайца! — проскрежетала сова, вращая глазами. — Смотри сюда! Это видишь?! А это?!

Она повернулась к Ехидне опалёнными боками.

— Вам к доктору надо, милочка, — вздохнула Ехидна.

— Сами управимся! — грубо ответила Сплюшка.

И в следующее мгновение в мастерской опять стало светло.

— Естественно, — пробормотала Ехидна, вновь принимаясь за прерванную работу.

А Морской свинке уже не терпелось увидеть свой новый жакет. Она умылась, "надраила" пятачок и пошла к Ехидне. По дороге свинка заглянула к мышонку Серафиму.

— Пушишь? — спросила она.

Серафим отложил гребешок и показал ей хвост.

— Шик! — одобрила Морская свинка. — А Цапель где?

— На болотах, — ответил Серафим. — У родственников.

— У меня новая жакетка! — похвасталась свинка. — Отличная вещь! И поспешила к Ехидне.

— Ну как?! — с порога спросила она. — В талии жать не будет?!

— Не будет, — успокоила её Ехидна.

И вручила готовый заказ. Красную шапочку с длинным козырьком.

— Это чего?! — растерялась Морская свинка.

— Жокейка, — хладнокровно пояснила Ехидна. — Для верховой езды. Вам надо, милочка, вес немного сбросить. У вас велосипеда, случайно, нет?

— У Лёвы есть, — ответила свинка.

И напялила жокейку задом наперёд. По-моряцки. Со временем все в лесу привыкли к странностям Ехидны. И многие даже стали ей симпатизировать.

— Не странен кто ж? — философски заметила Вау.

Глава 6

О том, как Морская свинка за дичками охотилась

ногие, я думаю, слышали поговорку: "У страха глаза велики". Но вряд ли вам известно, что она имеет самое прямое отношение к ужу Отшельнику. Кто бы ни встретил ужа, глаза его тотчас увеличивались от ужаса настолько, что готовы были выскочить из своих орбит.

И уж поневоле сделался Отшельником. Он стал вести уединённый образ жизни.

Причиной страха, который Отшельник внушал окружающим, было его слабое зрение. Отшельник носил монокль. И вот это маленькое увеличительное стекло в стальной оправе всех повергало в состояние паники. Общительного и добродушного ужа принимали за очень опасную и ядовитую очковую кобру.

Так продолжалось, пока Афрозаяц не разыскал Отшельника на диком пляже.

Дикий пляж находился вверх по течению реки. Сразу за лесом. Там, где ручей пробегал между редкими деревьями и впадал в широкий водный поток.

Как-то Сажа летал туда за ручейниками. И вернулся темнее тучи. Я имею ввиду его настроение.

— Наловил? — спросила Морская свинка.

— Держи карман шире! — ответил грач с досадой. — На южном диком пляже, по крайней мере, "бичи" встречаются. После них полезный мусор остаётся. А здесь вообще ничего нету. Пустыня!

Рядом, в одной из лунок, прятался Афрозаяц. Такие лунки заяц накопал по всему лесу, в овраге и даже на Лёвиной "взлётной полосе".

После пожара сова Сплюшка на личном оружии поклялась ликвидировать зайца при первой же встрече. И заяц принял особые меры безопасности, для многих имевшие совершенно обратный результат.

Страус Лёва прискакал в "Смотровую" с вывихом ноги. Там он встретил понимание и сочувствие. Доктор уже дважды расшибал себе лоб, спотыкаясь о заячьи лунки.

— Того и гляди кто-нибудь с пероломом прибегнет, — предсказал Валерьян, накладывая страусу повязку.

Он хотел сказать: "Прибежит с переломом". Соседи ругали зайца на все лады.

— На мировой войне ещё больше полегло! — оправдывался заяц.

Теперь заяц передвигался по лесу короткими перебежками, при любом шуме ныряя в ближайшую лунку. И держал ухо востро, чутко прислушиваясь к своему окружению. Окружения заяц боялся сильнее всего. Поэтому часто менял ямочные квартиры.

Подслушав разговор грача со свинкой, заяц тайком отправился на дикий пляж. Если, допустим, бичи встречаются на Юге, решил Афрозаяц, то должны быть и здесь. А с бичом заяц ещё мог за себя постоять.

Ему сразу повезло.

— Вот это бич! — обрадовался заяц при виде загоравшего на солнце ужа Отшельника. — Таким бичом я загоню Сплюшку, куда грач своих костей не нашивал!

Заяц схватил Отшельника и щёлкнул им над головой, словно заправский кучер.

Отшельник присвистнул от удивления.

— Отлично свистит! — заяц стеганул ужом по зарослям крапивы.

— Ты ш-ш-то?! Спятил?! — Отшельник зашипел от боли и свернулся в клубок.

Заяц как ошпаренный бросил ужа и с воплем отпрыгнул в сторону.

— Не бойся, — успокоил Отшельник зайца, — я не кусаюсь. У меня и зубов-то нет.

Он открыл рот и продемонстрировал отсутствие зубов.

— Ладно! — Афрозаяц попытался унять дрожь в коленках. — Точно у тебя зубов нету?!

Отшельник ещё раз показал свой рот.

— Значит нету зубов?! — окончательно успокоился заяц. — А у меня есть! Во!

Он угрожающе оскалился:

— Так что держись подальше! А то — как цапну!

Заяц повернулся к Отшельнику спиной и запрыгал прочь.

— Эй, приятель! — окликнул его уж. — Тебе бич-то нужен?!

— Ну? — заяц остановился.

— Я буду бичом, — вздохнул Отшельник. — Все-таки лучше, чем очковой коброй.

— Ладно! — подумав, согласился заяц. — Совы не боишься?! Ладно! Он обмотал ужа вокруг туловища и завязал на "бантик":

— Не туго?

— Ничего! — просипел Отшельник, с трудом ворочая головой. — Сойдёт!

— Только если встретим сову, — предупредил Афрозаяц, — ты её сам будешь сечь.

А сова Сплюшка безмятежно храпела в своем дупле, даже и не подозревая о тех передрягах, что ожидали её в самом ближайшем будущем.

Причина одной из них заключалась в бандероли, доставленной английским почтовым голубем на адрес Морской свинки.

Голубь приземлился на огороде и положил бандероль перед собой.

— Я есть почтовый служащий, — отрекомендовался голубь. Его появление осталось незамеченным.

Морская свинка металась по огороду, а грач Сажа описывал над ней зловещие круги. По крайней мере, так показалось англичанину. Но, будучи джентльменом, голубь решил не вмешиваться.

— Левее! — кричал Сажа. — Ещё левее! Теперь — осади назад! Точно следуя указаниям грача, Морская свинка осела на землю и вытерла жокейкой пот.

Накануне она обвинила Сажу в том, что тот всучил ей фальшивую косточку. А грач сослался на плохие климатические условия. Дескать, апельсиновые мячи созревают только в солнечных местах. И взялся лично руководить посадкой.

День, как назло, выдался пасмурный. Солнце то и дело скрывалось за тучами. В поисках солнечного места свинка вытоптала почти все грядки.

— Кто есть Морская свинка? — спросил англичанин.

— Козырёк у тебя хороший! — Сажа с завистью разглядывал жокейку. — Червей удобно копать!

— Тут есть маленький посылка! — не дождавшись ответа, голубь кивнул на бандероль.

— Это кто? — Морская свинка, наконец, обратила внимание на почтальона.

— Ты кто? — спросил Сажа.

— Я выполнять свой долг! — голубь высокомерно поглядел на грача. — Я есть джентльмен!

Он сдержанно откланялся и, расправив крылья, взял курс на Британские острова.

— "Есть, есть"!... — передразнила его Морская свинка. — Самим есть нечего!

Она обнюхала бандероль и сорвала обёртку.

— От моего дяди, — сообщила она. — Йоркширского борова. Внутри посылки находился странный предмет, изогнутый в виде буквы "Г".

— Бумеранг, — сразу определил Сажа. — Им бори-гены дичь сбивают. Меня на Юге чуть по ошибке таким не сбили.

— Дядя мне однажды гарпун прислал, — свинка попробовала бумеранг на зуб. — Тогда я и решила пойти в матросы.

Дядя Морской свинки уже многие годы служил старшим охотником при дворе её величества английской королевы. Но родственников помнил. Он был умён. А умный боров не забывает, что произошёл от простой свиньи.

— Если с бумерангом охотятся на дичь, — подумала вслух Морская свинка. — То, уж я думаю, с ним охотятся и на дички.

Дичками в лесу называли дикие яблоки. Свинка их любила. Особенно в печёном виде.

Вот почему, закончив дело с посадкой апельсинов, она отправилась на охоту. В качестве оруженосца она решила прихватить с собой мышонка Серафима.

А Серафим чувствовал себя довольно скверно. Он уронил на карту звёздного неба стакан молока. В правом нижнем углу образовалось белое пятно. Это пятно впоследствии получило название Млечный путь.

Такой поступок требовал примерного наказания. И Серафим встал в угол.

— Ты дички ешь? — спросила Морская свинка, заглядывая в комнату.

— Ем, — мрачно изрёк мышонок. — Вот стою, как раз, ем дички. Свинка пропустила шутку мимо ушей.

— Тогда идём на охоту! — предложила она. — Пока солнце не село!

— Чего это ему садиться? — Серафим шмыгнул носом.

Вопрос был кстати. День, как говорится, стоял в полном разгаре.

— А если дождь пойдёт?! Видишь, тельняшка села после стирки?! — свинка одёрнула на себе подол морской формы.

Между тем, сову разбудил требовательный стук в дерево. Заспанная Сплюшка выглянула из дупла. Глаза её злорадно вспыхнули. Внизу стоял Афрозаяц. Он уже полчаса стучал пяткой по узловатому дубу. И натрудил изрядную мозоль.

— Медленно! — пыхтела сова, переваливаясь через край дупла. — Очень-очень медленно!... А уши себе оставлю. Буду ими ружьё чистить.

Она мешком свалилась вниз.

— Правило номер один! — произнесла Сплюшка, наступая на Афрозайца. — Не буди лихо, пока оно тихо!

Заяц попятился и поспешно развязал на животе "бантик".

Стремительно размотавшись, Отшельник отвесил сове звонкую оплеуху. Сплюшка штопором ушла в небо. Пролетев до ближайшей ветки, сова вцепилась в неё когтями и повисла вниз головой.

— Расслабься! — процедил заяц сквозь зубы. И отбил на радостях чечётку.

— А ну, напрягись! — приказал он Отшельнику. Уж напрягся.

— Вот это мускулатура! — восхищённо отметил заяц, щупая ужа. — Ладно! Пошли отсюда! Тут рядом ещё кое-кому причитается!

Отшельник сквозь монокль холодно глянул на зайца.

— Топай один, — сказал он. — Уж лучше я коброй останусь, чем у тебя вышибалой работать.

И скрылся в траве.

— Эй! Бич! — крикнул заяц. — Я пошутил!

Ответа не последовало. Заяц опасливо глянул на сову и прыгнул в кусты.

Сознание к Сплюшке возвращалось медленно. Словно издалека до неё долетел голос Морской свинки:

— Вон дичок, Серафим! На ветке висит!

В воздухе что-то прошуршало, и бумеранг английской работы угодил сове точно в лоб. Сова сделала "солнышко". Так называется у гимнастов похожее упражнение на перекладине. А бумеранг, отскочив, упал на землю.

— Ну всё! — разъярённая Сплюшка влетела в своё дупло. — Ну достали!

— Посмотри в траве! — сказала Морская свинка Серафиму, ползая на коленях под дубом. — Я чувствую, что он упал где-то здесь!

Мышонок усердно помогал ей в поисках сбитого дичка. Свинка, задрав голову, посмотрела на ветки.

— Ага! — обрадовалась она. — Вон ещё один!

Это была сова, которая свесилась из дупла с ружьём навскидку.

— Правило номер два! — Сплюшка взвела сразу оба курка. — Не трать время на болтовню!

Морская свинка размахнулась и запустила бумеранг. Ствол ружья, срезанный словно бритвой, упал к ногам охотников.

— Это что?! — в недоумении спросила свинка.

— Вроде бинокль, — Серафим подобрал ружейный ствол и посмотрел сквозь него на свинку. — Только без стёкол.

— На этом дереве, кажется, пусто, — свинка повесила бумеранг на плечо.

А сова, сидя в дупле, изучала повреждение.

— Ну и этого... — зевнула она. — Обрез будет.

Утомлённая впечатлениями, Сплюшка повалилась на своё ложе и крепко уснула.

Вскоре Морская свинка и Серафим разыскали настоящую дикую яблоню.

Свинка так спешила отведать свежих дичков и так сильно метнула бумеранг, что он глубоко засел в самой верхушке яблони.

— Что? — раздался над охотниками насмешливый голос. — Подвела английская вещь?