Черт, а пощечина-то была увесистая. Ладонь пылает, как и мои щеки от стыда. Откуда только силы взялись ума не приложу. Как себя вести дальше тоже.
— Извини… те. Рефлексы сработали, — пищу еле слышно.
— Угум, — нехотя отозвался Озёрский, уткнувшись в свой телефон. Кажется он обиделся.
Сказать, что я растеряна это ничего не сказать. С одной стороны целовать меня он права не имел, с другой — шоковая терапия сработала. Паническая атака отступила. Сейчас последнее, что меня беспокоит, так это то, что мы заперты в лифте.
А еще губы горят. Он же их буквально растерзал. Лицо пылает, сердце отбивает чечетку.
Мамочки, как он меня целовал. Ух, что-то жарко мне стало.
— Я… Я правда не хотела. Сама не знаю, как так вышло.
— Сделай одолжение — заткнись уже. И забудь об этом. Это была вынужденная мера.
Вот какой же он хам и грубиян. Всякое желание идти на мировую отпадает.
Но полушарие, отвечающее за рациональность требует сгладить неловкость. Все-таки с начальством куда выгоднее дружить, чем враждовать. К тому же те несколько минут перемирия, что царили между нами были довольно приятными. И я вовсе не о поцелуе. Хотя…
Пока я обдумывала дальнейшие действия лифт резко дернулся и я испуганно вскрикнула. Вцепилась в Озёрского, едва не запрыгнув к нему на колени.
— Сиди, — процедил он, решительно отстраняя меня от себя прижал к стене, а сам поднялся и вплотную прижался к створкам. — Саныч, что у вас там происходит?
— Минуту, Кирилл Александрович. Механик уже здесь. Сейчас вытащим вас, — послышался голос завхоза.
Лифт еще пару раз дернулся и наконец начал опускаться вниз. На маленьком табло засветилась циферка 1 и двери открылись.
Никогда еще звук «дзынь» не ласкал так мой слух. Озёрский развернулся, схватил меня огромными лапищами и поставил на ноги. О деликатности и нежности, конечно же, речи и не шло. Не удивлюсь, если на предплечьях останутся синяки.
Мы оказались в холле, нас окружила толпа рабочих склада, а мне все равно мерещился ветер. Порывистый, освежающий. Воздух был таким сладким, и я с жадностью хватала его ртом.
— Разойдитесь, — рявкнул Озёрский, продолжая удерживать меня. — Рыжая, ты как? К врачу надо?
— Нет, — произнесла тихо, удивленно хлопая глазами. Что-то екнуло в груди. Переживает, что ли за меня? Хотя чему я удивляюсь. Представляю, какой жалкой выгляжу в его глазах и вообще.
— Уверена? — недоверчиво уточнил он.
— Да, точно. Я в полном порядке.
— Отлично. Есть кто на машине?
— Да, почти все.
— Надо отвезти рыж… Ладу домой. На сегодня я тебя отпускаю домой. Григория предупрежу сам.
Буквально вручив меня в руки какого-то рабочего в спецовке с логотипом нашей фирмы генеральный стремительно удалился в компании завхоза.
К счастью, мой сопровождающий дядя Миша оказался очень приятным человеком, чем-то напомнил мне моего дедушку. Поэтому всю дорогу до самого дома мы вели душевные беседы и много смеялись.
Этот день однозначно можно назвать одновременно странным, до тошноты стрессовым и удивительно приятным. Остаток дня я провела в раздумьях. И все мои мысли кружили вокруг Озёрского.
Несомненно он один из самых неприятных личностей, что встречались на моем жизненном пути. Но ситуация в лифте в очередной раз подтвердила философский тезис о том, что мир не черно-белый.
Как ни крути, надо признать — при всех отрицательных его качествах, неандерталец не лишен и добродетели.
В голове заезженной пластинкой крутились его слова о том, как он взял на себя заботу о племяннике, перед глазами всплывала картинка его наглой, но чертовски обаятельной улыбки.
Набравшись храбрости я позволила себе быть честной и откровенной с самой собой — я хочу, чтобы он также улыбался мне и дальше. Не хочу больше ловить на себе взгляды полные презрения.
Наше знакомство действительно вышло наперекосяк, но это не значит, что мы непременно должны враждовать до скончания веков.
С этими мыслями я вновь взялась за приготовление чизкейка. Помнится в прошлый раз он умял его с удовольствием, хоть и кривил морду.
А еще этот чертов поцелуй… Я стараюсь о нем не думать, но губы продолжают гореть из-за фантомных прикосновений. Обонятельные рецепторы упрямо продолжают улавливать запах Озёрского.
Вот черт! Черт! Черт!
Закинув готовый десерт в холодильник, отправилась нежиться в ванне. Может запах шампуня и геля для душа наконец перебьют этот навязчивый аромат мужской туалетной воды. Как раз в тот момент, когда ванна почти набралась, квартиру пронзил дверной звонок. Кто-то не переставая нажимал на кнопку.
— Кто там?
— Это я Вика.
Распахнув дверь обомлела. Моя подруга вся опухшая от слез стояла на пороге с чемоданами.
— Можно я у тебя поживу? — завыла она, сотрясаясь от рыданий.
— Конечно, проходи. Что случилось? Вы с Тёмой поругались?
— Пожалуйста, не спрашивай ни о чем. Я не готова.
— Конечно-конечно.
Я никогда еще не видела Вику в таком состоянии. Поэтому не задавать вопросы было очень сложно. Лучшая подруга заперлась в ванной на пару часов и голову заполнили самые тревожные мысли. Вика далеко не истеричка, даже представить боюсь, что такого между ними произошло, что она даже вещи собрала. Изменил? А вдруг руку поднял?
Все это время металась по квартире, не зная, как помочь подруге. Когда я уже всерьез задумалась над тем, как выломать дверь Вика наконец вышла.
Один беглый взгляд и вся моя решительность улетучилась. Она выглядела такой убитой. Едва передвигая ногами, избегая зрительного контакта со мной просто рухнула на надувной матрас, который я уже приготовила и застелила для нее.
Свернувшись калачиком, накрылась одеялом с головой.
Это не моя Вика.
Моя подруга сильная, смелая и неисправимая оптимистка. За три года отношений они с парнем ругались не раз, но вот чтобы до такого состояния никогда.
Я выбрала вещи на завтра, отнесла на кухню, чтобы утром тихо собраться и не разбудить Вику. Быстро приняла душ, высушила волосы и легла спать. Как ни странно, несмотря на рой мыслей уснула я довольно быстро. Этот день исчерпал все энергетические ресурсы.
Утром с тихим удовольствием наблюдала за безмятежным сном подруги. На всякий случай заказала доставку еды и дождалась пока ее привезут. Оставила записку строго наказав Вике обязательно поесть.
По дороге на работу бережно держала в руках чизкейк. Невольно на лице наворачивалась улыбка, представляя, как он будет ее уплетать за обе щеки.
Правда хорошее настроение быстро улетучилось, как только оказалась в холле здания. Целых десять минут топталась возле лифта, но войти в кабину так и не решилась. Вчерашние потрясения не прошли бесследно.
Понимаю, что глупо, но страх он на то и страх. Глупо сетовать на его иррациональность.
Матерясь, как сапожник двинулась в сторону пожарного выхода, чтобы подняться пешком по лестнице. Где-то на седьмом этаже удалось убедить себя, что это достойная альтернатива физическим упражнениям.
Добравшись до своего этажа еле сдерживала слезы счастья.
— Привет, а ты чего такая красная? — удивленно уставилась на меня Оксана.
— Сильно?
— Ты как будто из парилки. Все нормально? Ты хорошо себя чувствуешь?
— Да, просто пешком поднималась. Вот черт. А … генеральный у себя?
— Кирилл Александрович? Да. Он про тебя уже спрашивал.
— Блин.
— Пойдем быстро попьем кофе, заодно приведем тебя в порядок. Никуда он денется.
Пока навороченная шайтан машина, как я называю кофеварку, которая частенько на меня рычит варила нам кофе, Оксана быстро припудрила меня и причесала. Вдоволь насладившись бодрящим напитком, обсудив пару рабочих сплетен с Оксаной уверенно пошла к Озёрскому.
— Входите, — рявкнул он, после моего вежливого стука в дверь. Гневные нотки меня смутили и я на какое-то время замешкалась, не решаясь войти. Испуганно вздрогнула, когда дверь сама распахнулась. — Тебе что особенное приглашение нужно? Или у тебя новый прикол стучать и не входить?
— Я… вот… при-нес-ла теб… вам, — запинаясь протянула чизкейк, на этот раз порезанный на кусочки в контейнере. Красивых картонных коробочек у меня не осталось.
— С чего вдруг? — нахмурился он, бросив свой фирменный брезгливый взгляд на мой презент.
— Благодарность за… за…
— За? — издевательски повторил он в ожидании продолжения. А я не знаю, как мысли в слова оформить. За что собственно его благодарю? За то, что поцелуем не дал в обморок грохнуться? Только сейчас до меня дошло, что испечь ему в благодарность чизкейк было крайне глупой идеей. Он же сам сказал забыть об этом. Чувствую, как предательски щеки опять покрываются стыдливым румянцем.
— Рыжая, ты с каких пор заикаться начала? — усмехнулся криво.
— Ой, не хочешь, как хочешь. Я просто, как хорошо воспитанный человек спасибо сказать хотела, за помощь в стрессовой ситуации.
Резко развернулась, собираясь гордо покинуть приемную. Краем глаза заметила, как Оксана застыла статуей у полки с папками, отчаянно делая вид, что не видит нас и не слышит.
— Стоять! — рявкнул Озёрский. А я отчего-то повиновалась и даже обернулась. — Дай сюда! — сделал шаг и нахально забрал из рук контейнер. — В конце концов я и вправду заслужил. На такую жертву вчера пошел, чтобы в чувства тебя привести. Мне теперь психолог нужен.
Что?! Поцеловать меня это прям жертва с его стороны была? Что прям психологическую травму получил? Вот же неандерталец. Сраный гомо эректус.
Ну, все! Всему есть предел, моему терпению тоже. Плевать, если он меня уволит после этого, но я сейчас выскажу ему все, что думаю о нем!
Открываю рот и ошарашенно захлопываю его. Озёрский уже стоял на пороге своего кабинета, держась за ручку двери. Его лицо скривилось в самодовольной ухмылке и прежде, чем захлопнуть дверь он мне подмигнул.
Дерзко, обольстительно. А мне опять стало жарко…