Подчиненная с приветом

35

— Папа! — резко вскакиваю, едва не опрокидывая стол. — Как ты можешь? Не говори так.

— Лада, успокойся, все нормально, — Кирилл ласково гладит мою руку.

— Нет! Не нормально! Я по-твоему кто? — обращаюсь к отцу. — Дура набитая? — глаза и нос щиплет, тело пробирает дрожь. Я никогда так не говорила с родителями. Всегда. Всегда с пониманием относилась ко всем их закидонам. Но это уже перебор.

— Ты не дура, Лада. Просто жизни еще не знаешь. Что мы с твоей матерью еще должны думать? Что генеральный директор крупной компании вдруг наплевал на все социальные различия и воспылал ослепляющей любовью?

— А я что этого не достойна?

— Ты достойна самого лучшего, дочь. Ты настоящее сокровище. И этот хлыщ явно не дурак, ясное дело, — зажмуриваюсь от стыда, мне ужасно неудобно, что папа говорит о Кирилле в третьем лице. — То что я инженер на заводе не значит, что меня можно одурачить. Я прекрасно вижу его мотивы. Наивную, восторженную девочку из провинциального городка гораздо проще прогнуть под себя и сделать из нее послушную зверушку. Ты будешь детей рожать, дома сидеть, а он в это время по курортам с модельками таскаться.

Господи, я точно отцовская дочь. Я ведь и сама об этом думала, и не раз. Но только в начале отношений, ну и во время ПМС иногда бывает, когда эмоциональные приливы и отливы дурят голову.

— Александр Михайлович, я многое готов выслушать в свой адрес, но насчет Лады вы не правы. Вы же, как никто другой знаете свою дочь. И потому прекрасно осознаете, что уж кого-кого, а вот Ладу совершенно невозможно заставить делать что-либо против ее воли. И повторюсь, я ее люблю.

Кирилл говорит спокойно, с аристократическим достоинством, но без излишней пафосности. И от этого на фоне наших горячих споров с отцом смотрится еще более чуждо, но так привлекательно. При одном взгляде на него, такого красивого и благородного, клокочущая по венам злость медленно затихает.

Что я в самом деле так завелась? Знала ведь, как будет и морально готовилась отбиваться от нападок папы.

— Я тоже его люблю, пап. И вас с мамой люблю, очень. Пожалуйста, доверьтесь мне. Ты прав, я еще не знаю жизни. Но как мне ее познавать, если вы, как две квочки надо мной кудахчете?

Судя по маминой грустной и виноватой улыбке понимаю, что один родитель проникся, а вот второй… Папа отводит взгляд в сторону и думает. Беззвучно, но при этом парадоксально громко. Несколько секунд напряженной тишины кажутся вечностью. Не скатиться в истерику не дает лишь, то что Кирилл крепко держит мою руку, поглаживая большим пальцем запястье, и уверенно удерживает мой взгляд. В этом молчаливом зрительном контакте читаю обещание — выдержать все испытания и ни за что от меня не отказываться.

— Хорошо, — обреченно вздыхает папа, а за ним и я с мамой. — Но если что… хоть одна слезинка — бабки тебя не спасут, даже если армию телохранителей себе наймешь, усек?

— Более чем, — кивает Кирилл понятливо.

— Ладно. Кать, а горячее у нас сегодня будет или как? — неожиданно весело произносит папа.

— Да-да, сейчас принесу. Сиди, дочка, я сама. У меня все готово, — а я сказать по правде и не собиралась помогать. Не готова я еще папу с Кириллом наедине оставлять.

— И настойку мою брусничную неси. Выпьем за знакомство, — папа мне подмигивает и примирительно улыбается.

После нескольких часов застолья, две бутылочки настойки и парочки совместных перекуров на балконе, между папой и Кириллом установились, если не теплые, то сдержанно-учтивые отношения.

— Хороший, — неловко бросила мама, когда мы на кухне наводили порядок, перед отходом ко сну.

— Да неужели? — не сдержалась от ядовитого сарказма.

— Ну, прости, дочка. Нам с папой очень тяжело. Мы понимаем, что ты уже большая, но для нас ты еще кроха. А он такой взрослый, с властью и деньгами. Страшно.

— А если бы он был таксистом, сантехником или электриком было бы не так страшно?

— Честно. Да. Но главное ты его любишь. Расскажи лучше, как у вас все закрутилось. Красиво ухаживал, да? — заговорщически прошептала мама.

Пришлось немного приврать. Вряд ли реальная история зарождения отношений добавит очков Озёрскому. Благо воображение у меня всегда было живым, да и Кирилл за эти месяцы не подкачал, и был образцовым парнем. На романтику он не скупился. Завтраки в постель, неожиданные поездки загород, а там и ужины при свечах или перед камином. А сколько цветов я получила за это время и дорогущие подарки.

Мама поохала, повздыхала восторженно и окончательно успокоилась.

— А это что такое?

Я недоуменно уставилась на своего неандертальца, застилающего постель в зале на диванчике, под строгим наблюдением отца. С одной стороны смешно. В прошлом скандально-известный мажор, ныне восходящая звезда бизнес-сообщества стелет себе простынку с таким несчастным видом. С другой, это уже детский сад. Мы живем вместе. К чему эти нелепые маневры с раздельной ночевкой?

— Папа, — вздыхаю устало. — Кирилл не поместится на этом диване. Ты бы его еще на стул спать отправил.

— Переживет одну ночку.

— Папа!

— Ой, делайте, что хотите, — папуля что-то еще пробубнил себе под нос и пошлепал в спальню.

— Пошли, бедолага, — не сдержавшись рассмеялась глядя на Кира. Он явно уже тысячу раз пожалел, что принял тот звонок от папы. Ничего, так ему и надо. Будет впредь думать прежде, чем самовольничать.

Тихо закрыв дверь моей комнаты он тут же прижал меня к себе, жадно набросившись на мои губы.

— Даже не думай. Ничего не будет.

— Рыжик, я вообще не уверен, что у меня встанет пока твой батя рядом.

— Ты как вообще? Досталось тебе, мой хороший.

— Да не. Что-то подобное я и предполагал. Не зря же ты так трусила рассказывать родителям о нас. Но мне было приятно, как ты защищала меня и наши отношения. Настоящая воительница! И знаешь, я рад, что у тебя такие родители. Именно таких дедушку и бабушку я хочу своим детям.

— Эй, полегче, ковбой. Не рановато ты разговор о детях завел?

— Да нет.

— Озёрский, имей в виду — ближайшие года два я даже задумываться об этом не стану. А потом только можно будет начать что-то обсуждать.

— Угум, — кивнул покорно, но совершенно не искренне. Брусничная настойка что ли ему в голову слишком сильно вдарила?

— Так. Давай-ка проясним — срок два года я назначила гипотетически. При условии, что между нами все будет хорошо. А ты не можешь с уверенностью утверждать, что нас ждет через два года.

— Могу.

— Я хочу нормально защититься, набраться опыта в своей профессии и достичь определенных успехов. А еще попутешествовать, повидать мир.

— Дети всему этому не помеха. В конце концов я буду помогать. Еще могу кучу нянек тебе нанять.

— Не хочу я нянек!

— Ладно-ладно. Дома обсудим.

— Можешь заобсуждаться, да хоть с волшебным зеркалом, но когда беременеть решать буду я.

— Хорошо. Тогда я решаю, когда нам жениться! — безапелляционно произносит он.

— Кир, — ошеломлённо выдыхаю. Он же не собирается? О, боже, судя по выражению лица еще как собирается.

— Лада, выходи за меня, — он достает из кармана футляр, раскрывает его. А там кольцо. Небольшой камень на тонком ободке. Изящно, и без помпезности. Как я люблю. — Я планировал это сделать за обедом, но побоялся довести до инфаркта твоего отца.

— Мы ведь всего ничего вместе.

— Пофигу вообще. Хочу тебя навсегда, Рыжик.

— Кир, — отшатываюсь от него, суетливо наворачиваю круги по комнате, тормошу волосы, даже по щекам отхлестать себя готова. Не верится, что это происходит на самом деле.

Кирилл наблюдает за мной требовательно, но в глазах мелькает страх и растерянность.

— Я сейчас, — взмахивает пальцем, вылетает из комнаты и возвращается со своей дорожной сумкой. Выуживает от туда обувную коробку, швыряет в сторону крышку и протягивает мне. А там… мамочки. Там сабо. Не те, что он тогда выбросил в Греции мне на зло, но очень похожи, только в разы дороже. Этот бренд мне не по карману. — Ну! Скажешь что-нибудь уже?

— Ты слишком торопишься, нашим отношениям всего три месяца.

— Сказал же пофиг.

— Я буду легкомысленной дурой, если соглашусь.

— Ты будешь самой счастливой, обещаю.

— Только давай родителям пока не будем рассказывать.

— Рыжик, — Кирилл выдыхает со смесью облегчения и радости, а затем сводит меня с ума жарким поцелуем.