Подкидыш

Атли с замиранием сердца следил, как скачет по неровной стене кустарника маленький солнечный зайчик. «Давай же, давай, взлетай!» — про себя молил он, сжимая оперение стрелы вспотевшими пальцами. Зайчик остановился, мигнул и резко взмыл вверх. Когда он встретился с другим жёлтым огоньком, что завис над кустами парой мгновений ранее, Атли спустил тетиву.

Куропатка, не успевшая набрать высоту, тяжело плюхнулась на тонкие ветви, затем на землю. Когда мальчик подошёл к добыче, она уже была мертва, лишь пальцы слегка подрагивали. Охотничий азарт прошёл, и теперь Атли скорее жалел птицу, чем радовался. «Петушок, — подумал он, оценив размер и ярко-коричневое оперение жертвы. — Прости, брат. Не токовать тебе весной у того озерца в предгорьях». Он присел и вытащил стрелу, листьями стёр с неё птичью кровь.

Солнечные зайчики сделали круг над головой Атли и негодующе заплясали перед самыми глазами.

— Извините, ребята, — опомнился мальчик, — чуть не забыл. Вы молодцы, без вас бы у меня ничего не получилось!

Прыг — более золотистый, чем жёлтый, — и Скок — более жёлтый, чем золотистый, — заискрились, довольные похвалой. Сколько Атли себя помнил, два маленьких блуждающих огонька всегда были рядом. В детстве они любили дразнить его, мельтеша перед глазами и разбегаясь в разные стороны в надежде на догонялки. Взрослые смеялись и хлопали ладонями по головам, когда маленький Атли носился по всему хутору в погоне незнамо за кем. Как-то он попробовал показать их маме, но мама улыбнулась и обняла его. Она не видела их, как и все остальные. Зато мама часто понимала Атли без слов и, что важнее, знала, когда слова не нужны. А Прыг и Скок в это время безобразничали под потолком и скакали на шитых полотнах. Тогда-то мальчик и решил, что живые огоньки будут его тайной.

Постепенно шалуны остепенились и даже стали приходить на выручку своему подопечному. Именно так. Атли давно заметил, что огоньки считали себя ужасно важными, будто мальчик без них не может и шагу ступить, чтобы не вляпаться в неприятности. А избавиться от сверкающих надоед можно было только ночью. Атли не знал, куда с заходом солнца исчезали Прыг и Скок, чтобы наутро объявиться как ни в чём не бывало, но предполагал, что им, как и людям, нужно спать.

В этот раз зайчики здорово помогли ему. Без них птицу можно было б до вечера гонять по этим бесконечным кустарникам. Атли в кои-то веки возвращался домой с добычей и мог надеяться на то, что тётя Илза не будет так уж сильно ворчать и жаловаться матери. А дядя Эймунд перестанет хмуриться, похвалит своим коротким: «Добро», — и наконец-то разрешит отправиться на сетер пасти скотину. Как в прошлом году, когда старый Хьярре подвернул ногу, и Атли почти всё лето провёл с его коровами. К удивлению взрослых, ни одна не потерялась, все были сытые, здоровые и молока давали больше обычного. На все расспросы мальчик только пожимал плечами и улыбался, спрятав руку в карман. Это была ещё одна его маленькая тайна. На сетере хорошо: можно валяться в душистой траве, слушать жужжание мух и фырканье стада, смотреть сквозь ресницы на солнце и ни о чём не думать. Представлять, будто он, Атли, в целом мире один, а хутор, насмешки, косые взгляды — всего лишь странный сон, который вскоре забудется…

Мальчик настолько углубился в приятные мысли, что не сразу заметил тревогу своих маленьких спутников. Они быстро-быстро метались над зарослями справа от тропы, по которой шёл Атли, и беспокойно подрагивали, давая понять: что-то здесь не так. Атли остановился, прислушался, но было поздно. Из кустов с громкими криками выскочили двое — один перед мальчиком, другой сзади. Последний от души саданул палкой по ноге Атли, и тот со стоном плюхнулся на замшелую землю. Рядом шлёпнулись лук, стрелы и куропатка. Нападавшие довольно расхохотались, и Атли чуть не застонал во второй раз. Кузены. Сыновья дяди Эймунда и тёти Илзы.

Гуннару зим было столько же, сколько и Атли, то есть двенадцать. Рагнару — на одну больше. Старший был приземист, коренаст, длинные руки заканчивались внушительными кулаками — даже взрослые избегали задирать его лишний раз. Рагнар готовился стать воином и демонстрировал это всем своим видом и поведением. Голова его была обрита на висках и затылке, на макушке, наоборот, красовалась внушительная копна волос, а косая чёлка падала чуть не на глаза. Гуннар — повыше брата и тонок в кости, но не настолько, как Атли. Был он хорош лицом и особенно гордился густыми золотистыми волосами, которые обожал расчёсывать. За это хуторские мальчишки дразнили его Девчонкой, пока Рагнар не выбил из них дурь. После этого все стали звать Гуннара Красавчиком — во многом, чтобы польстить Илзе, которая в своём младшем души не чаяла. В отличие от брата, полагавшегося на кулаки, Красавчик умел располагать к себе людей и на раз втирался в доверие. Это часто позволяло избежать наказания за подленькие проделки, до которых он был большой охотник.

Братья совершенно не походили друг на друга, но кое-что их объединяло: они ненавидели Атли и никогда не упускали случая поиздеваться над ним.

— Итак, посмотрим, что за добыча досталась сегодня великим налётчикам! — с гаденькой улыбочкой провозгласил Гуннар.

— Неважнецкая добыча, — Рагнар смачно сплюнул, явно подражая кому-то из старших, — вонючий Подкидыш и облезлая куропатка.

— Куропатку можно зажарить в нашем разбойничьем логове, — предложил брату Гуннар, — а что нам делать с Подкидышем? Может, продадим его в рабство?

— Да кому он нужен, — усмехнулся Рагнар, — Атли Криворучка! Его и задаром никто не возьмёт!

— Ты прав, брат, — с притворным разочарованием произнёс Красавчик, — он совсем ни на что не годен. А раз так, может, убьём его?

«Да что я лежу, — разозлился на себя Атли, — надо встать!» Но подняться он не успел: палка Рагнара ударила его в грудь, потом по плечу. Восторженно улюлюкая, к забаве присоединился Гуннар.

Атли вертелся волчком, но удары сыпались и сыпались сверху злым каменным дождём. «Они убьют меня!» — загорелась в сознании паническая мысль. В отчаянии Атли сжался в клубок, закрыл руками голову, которой уже несколько раз досталось, и вдруг увидел свой лук. Он валялся на земле, совсем рядом.

Не понимая, зачем это делает, мальчик схватил оружие и перевернулся на спину. Тупая боль в кисти — пальцы разжались, Рагнар пинком отбросил лук в сторону. Атли застонал от боли и унижения.

— Да ты хотел застрелить меня, Подкидыш! — удивлённо воскликнул Гуннар, замахиваясь палкой, но рассмеялся и выкинул её в кусты. — Позволь узнать, чем? Пальцем?

— Лук — оружие трусов, — сплюнул Рагнар. — А криворуким Подкидышам вообще не полагается оружия.

Он подобрал лук Атли, согнул, снял тетиву. Примерился и с громким «Ха!» сломал об колено.

— Нет! — закричал Атли и вскочил на ноги. Рагнар, грубо рассмеявшись, бросил в него обломками.

— Так-то лучше, — хмыкнул Гуннар, — с луком любой дурак сможет добыть птицу. Даже ты, Подкидыш. А как насчёт сбить её палкой в полёте?

— Если получится, мы больше не будем звать тебя Криворучкой, — пообещал Рагнар. — Так что дерзай.

— А мы пойдём готовить нашу добычу, — Красавчик ухмыльнулся и помахал куропаткой. — До скорого!

Кулаки Атли сжались, глаза щипало от подступивших слёз. Прыг и Скок гневно плясали над головами обидчиков, но сделать ничего не могли. Вскоре братья исчезли в кустарнике.

Атли прижался к ближайшей берёзе и заплакал. Лёгкий ветерок остужал горячие слёзы, тёплая береста словно гладила по мокрой щеке. Мальчик поднял глаза — солнечные зайчики зависли в воздухе и слегка подрагивали. Жалели.

— Спасибо, — Атли решительно вытер слёзы и улыбнулся своим маленьким друзьям, — мне уже лучше.

Он посмотрел на сломанный лук и вдруг очень ярко представил выпученные глаза Красавчика, стрелу в его животе, окровавленную рубаху, растерянность во взгляде наглеца Рагнара… «Плохие мысли, — мальчик помотал головой, отгоняя видение, — нельзя так думать. Даже о них, — Словно в подтверждение в животе закололо. — Сам виноват. Не схватись за лук, может, и не сломали бы», — подумал он, подбирая с земли разбросанные стрелы — их-то братья испортить не догадались. И то жир. Ничего, не в этот год, так на следующий рутсинги возьмут Рагнара с Гуннаром в поход на Гулленгрё, где местные зарубят их своими большими топорами. И он не проронит по ним ни слезинки. А пока — избегать и терпеть.

Атли потрогал распухшую скулу, поморщился и, прихрамывая, побрёл в сторону хутора. Зайчики привычно скакали впереди, указывая дорогу.

Дорога до дома благодаря болячкам заняла больше времени, чем обычно. Особенно неприятно было перебираться через Аргово ущелье: мост — узкий деревянный настил шага в два шириной — давно не ремонтировали, и он коварно скрипел. Но лучше уж идти по нему, слушая шум горной реки внизу, чем хромать в обход. Этак он только к ночи домой доберётся — мама волноваться будет. А после ущелья до хутора рукой подать. Одолев мост, Атли вытер пот со лба и облегчённо вздохнул, но тут же снова пал духом. Сейчас ему меньше всего хотелось попасться на глаза тёте Илзе, которая и наказала добыть что-нибудь к ужину. Ведь объяснять, что остался без куропатки благодаря её драгоценным сыночкам — гиблое дело. Не раз уже так бывало. Зато, когда Гуннар притащит на кухню его, Атли, птицу, сразу начнёт щебетать, какой сынок у неё добытчик. «А меня, значит, в колыбель альвы на погибель хутору подбросили», — мрачно хмыкнул мальчик, вспомнив глупую байку. Да, чернявый он, да, глаза тёмные, не фиордландские. Но человек! И чего они не успокоятся, ведь даже тинг постановил, что никакой он не альв, а сын своего отца?

Об отце мальчик знал немногое. Тот носил имя Скъягги и погиб, когда Атли едва месяц исполнился. Был ульфхеднаром и славился на всю долину крутым нравом. Ох и досталось бы на орехи всяким пустословам, вернись он живым из того похода! И на тётку с кузенами управа бы нашлась — Скъягги приходился Илзе родным братом. И никто не посмел бы назвать Атли Подкидышем, а маму — колдуньей.

Впереди показался невысокий палисад. Мальчик вздохнул, предвкушая головомойку, но, похоже, обитателям хутора нынче не было дела до его неудач. Почти все они сгрудились на небольшой площади меж тремя домами и чего-то ждали. Вон дядя Эймунд — оделман хутора и мамин брат, вон Горм — мастер по оружию, а вот Илза, при ней стервецы Гуннар с Рагнаром. Матери только не видно. Атли не хотелось упустить ничего важного, и он заковылял быстрее.

Послышался стук копыт, и на площадь въехали всадники. Прыг и Скок заплясали на конской сбруе, привлекая внимание к передовому кавалькады. Это был грузный мужчина с густой рыжей бородой, заплетённой в две массивных косицы. Буйная рыжая шевелюра перехвачена лентой, расшитой золотыми нитями. Видавшая не один бой кольчуга аккуратно подлатана и начищена до блеска. На богато украшенном поясе меч заморской работы в простых ножнах. Херсир Гудмунд. А чуть поодаль — его хирдманны, всего пятеро.

Атли хорошо помнил херсира — раньше он и другие рутсинги были частыми гостями хутора. Неудивительно, ведь Гудмунд — старый друг и побратим Эймунда, на их счету десятки походов и сотни битв плечом к плечу. В одном из этих походов дядя потерял руку, в другом — сгинул отец Атли. Волна смыла его с палубы, когда корабль попал в суровый шторм у берегов Фиордланда.

Предводитель рутсингов остановил коня в пяти шагах от оделмана и склонил голову в приветствии.

— Здравствуй, Эймунд Гаральдсон, кровный брат и брат по оружию, — проговорил он низким, хриплым, как боевой рог, голосом. — Дашь ли приют мне и моим людям в стенах твоей усадьбы, да стоит она крепко до самого Ранъяради?

— Приветствую могучего херсира, — откликнулся дядя Эймунд, так же склонив голову, — мой дом — твой дом, Гудмунд Магнуссон.

Улыбка тронула толстые губы рутсинга. Он ловко, будто мальчишка, соскочил с коня и порывисто обнял хозяина хутора. Тот крепко сжал окольчуженное плечо здоровой рукой.

— Две зимы от тебя не было никаких вестей, — проговорил Эймунд, когда объятия разомкнулись.

— Я был нужен моему ярлу, — тряхнул шевелюрой Гудмунд, — славные дела творились на западе, и много смелых бойцов отправилось в Гъялдсхейм. Гарир и Браги пируют с Хёганом, но взамен боги послали других добрых воинов, и мы снова в деле.

— Добро. Эй, а вы что застыли? — крикнул Эймунд хирдманнам. — Или не рады мне? Сигольд, образина, хватит на девок пялиться — слазь с коня! Бьярне, что, дар речи потерял? Где виса в мою честь? Тилле, Стурле, что мнётесь, как красны девицы?

Под смешки и весёлые крики хуторян, рутсинги слезали с коней, сердечно приветствовали Эймунда, искали в толпе друзей да знакомцев.

Вниманием Гудмунда завладела тётя Илза, сияющая, как альмарское серебро. Справа от неё стоял Рагнар, слева — Гуннар. Мальчишки пожирали херсира восторженными взглядами.

— Да прибей меня Гар, если это не прекраснейшая из хозяек! — воскликнул Гудмунд и склонился в шутливом поклоне. — Не будь здесь твоего мужа, я б тут же дал волю рукам!

— Так дай им волю, могучий херсир, — игриво подбоченясь, откликнулась Илза, — ведь у тебя-то их две!

Кто-то рассмеялся, но большинство подавленно замолчало, видя, как багровеет лицо Эймунда.

— Так-то так, — поспешно откликнулся Гудмунд, — но по тому, что между ног, мы с твоим мужем на равных! — рутсинги поддержали вождя громким смехом, хуторяне присоединились к ним. Оделман улыбнулся и махнул рукой.

— А это у нас кто, — продолжил херсир, хитро глядя на Гуннара, — хорошенький мальчик или страшная девочка?

Красавчик зарычал и кинулся на обидчика с кулаками. Херсир одной рукой принял удары мальчишки, второй ловко ухватил его за волосы и, смеясь, прижал к себе.

— Но-но, пошутил я, — сказал он вырывающемуся Гуннару. — Пара шрамов добавит тебе мужественности. И скоро у тебя будет возможность их заработать, — Гудмунд отпихнул драчуна и перевёл взгляд на Рагнара. — А тебя я не буду дразнить: ты смотришь волком и крепок, как молодой дубок. Занимаешься каждый день? — тот кивнул, тряхнув длинной чёлкой.

— Горм учит его владеть оружием, — вклинилась Илза, — и говорит, что Рагнар — обоерукий!

— Хо-хо, — херсир взялся за бороду, — обоерукие нам нужны. Отпустишь их со мной следующим летом, брат?

— Почту за честь, — сказал Эймунд. — Но ты ведь не за этим приехал, верно?

— Верно. Мне нужны кое-какие припасы и телеги, чтобы отвезти их к Дагфьорду. Там нас ждут «Морской Пёс» и остальные.

— Куда потом?

— В Поморье, — был ответ. — Оттуда вместе с Хъёрлёвом Быстрым и Аре Пол-уха вверх по течению в Гулленгрё. Если повезёт, и к вэлам заглянем.

— Понял тебя, брат, — сказал оделман, и Атли показалось, что во взгляде его промелькнула тоска. — Хоть вы и торопитесь, но так просто я вас не отпущу. Не каждый день у нас такие гости! Горм, приготовь повозки! А ты, женщина, — бросил он жене, — распорядись насчёт пира!

Толпа оживлённо загалдела и начала расходится. Часть хуторян отправилась по своим делам, несколько мужчин ушли с Гормом, а кому-то не повезло попасться Илзе, раздающей указания направо и налево. Атли застыл в раздумьях. Стоило, наверно, сразу пойти к тётке с повинной, но очень уж не хотелось. Может, лучше укрыться в ближнем лесу да поиграть с Прыгом и Скоком? В кутерьме, царящей нынче на хуторе, вряд ли кто будет его искать. Кому нужен ни на что не годный Подкидыш?

— Атли, вот ты где! — мягкая рука взъерошила тёмные волосы мальчика и плавно опустилась на плечо. — Что случилось? Твоя тётка опять жаловалась на тебя.

— Мама, я … — начал было он, но осёкся — расквашенная губа саднила.

— Синяк, синяк, ссадина, — Фрейдис провела рукой по лицу сына, — опять Рагнар с Гуннаром? Атли, — вздохнула она, — если не научишься давать сдачи, так и будешь всё время бит.

— Но они ведь скоро уйдут, — Атли с мольбой посмотрел ей в лицо, — так?

— Так, — кивнула Фрейдис, — но младшие повторяют всё за ними, и, когда твои братья уплывут за море, здесь найдётся, кому тебя колотить. Ты понял меня?

Атли не ответил. К ним, неторопливо беседуя, приближались Эймунд и херсир. Последний, завидев Фрейдис, остановился и учтиво кивнул. Мать сдержанно поклонилась ему и как-то поспешно взяла Атли за руку.

— Вечером пир. У нас много работы, идём, — сухо сказала женщина и потянула сына за собой. — Идём, Атли.

И всё же мальчик запомнил, как пристально смотрел им вслед Гудмунд и как на плечо его, словно утешая, легла единственная рука оделмана.

Атли не любил пиры. Взрослые на них громко кричали, пили дурно пахнущее пиво и странный мёд, от которого мутилось в голове и схватывало горло. Но на этот раз дядя был неумолим, и Атли пришлось занять место рядом с матерью, которая, судя по всему, тоже не горела желанием здесь присутствовать. Во главе стола посадили Гудмунда, Эймунд сел по правую руку от него, Илза — по левую. Только что она трясла перед носом херсира зажаренной куропаткой, восхваляя охотничьи способности Гуннара. «Великий охотник» сидел рядом с отцом и строил Атли дурацкие рожи. Рагнар глумливо скалился и заливал в себя кружку за кружкой, стараясь не отстать от взрослых. Хирдманну Бьярне по прозвищу Медоглас никак не сиделось на месте. Он постоянно вскакивал, то предлагая здравицу за хозяев, то «вспомнив славную сагу», то шлёпнуть по заднице симпатичную рабыню из тех, что приносили еду и напитки. Один раз подвыпивший Медоглас не рассчитал и девушка, ойкнув, пролила пиво на Сигольда Полуротого — худого как жердь, седого, заслуженного рутсинга. Сигольд ощерился и двинул Бьярне в челюсть недогрызенной костью. Это вызвало новый взрыв пьяного смеха, а Бьярне, слегка шепелявя, припомнил очередную «забавную» историю. Веселье продолжалось.

Напротив Атли с Фрейдис сидели братья Тилле и Стурле из хирда Гудмунда. Молодые, безбородые, с длинными светлыми волосами, они мало пили, а говорили и того меньше. Наблюдать за ними было скучно. Мальчик бросил взгляд на другой конец стола. Гудмунд вежливо внимал болтовне тёти Илзы. При этом порой посматривал на мать Атли. В этих взглядах Подкидышу чудилась застарелая боль и какая-то мрачная тайна. Херсир нравился мальчику: в нём не было высокомерной угрюмости дяди Эймунда, пустого бахвальства Медогласа, коварной скрытности Полуротого. От него веяло спокойной силой, мудростью и какой-то проникновенной усталостью зрелого мужа, воина и вождя. Такой, которая приходит только с опытом, позволяя встречать невзгоды со стойкостью камня, а победы — с прозорливым спокойствием. Ещё он знал отца Атли, да не просто знал. Гудмунд, Эймунд и Скъягги были друзьями и побратимами. Последние не только смешали кровь в обряде, но и породнились. Илза пошла за Эймунда, Фрейдис — за Скъягги. А Гудмунд до сих пор не женился, хотя женихом был завидным.

Общим вниманием снова завладел Бьярне. Размахивая кружкой, он завёл балладу об альве и волшебной пряже. Хирдманны принялись отстукивать по столу такт костями и кулаками. На третьей строфе Фрейдис решительно встала и с каменным лицом покинула пиршественную залу. Илза проводила её ехидным взглядом и что-то прошипела вслед. Гудмунд помрачнел и с неудовольствием посмотрел на Медогласа. Но тот был изрядно пьян и увлечён песней, так что продолжал как ни в чём не бывало.

Атли поначалу хотел последовать за матерью, но этой баллады он раньше не слышал, да и пел Бьярне недурно. Рассказывалось в ней о девушке, что заключила сделку с альвом. Он прядёт ей волшебную пряжу в приданое, а взамен получает её первенца. Если только она не угадает имя альва. Конечно же, альв оказался глупым и хвастливым и сам его выболтал хитроумной девушке. В итоге та стала женой конунга, а альв с позором вернулся в Страну Холмов.

Бьярне закончил и церемонно раскланялся. Взрослые шумно хвалили его и стучали кружками по столам. Атли хмыкнул и засобирался на улицу. В зале было душно, да и маму не мешало найти. Понятно, что баллада про альва напомнила ей о наветах и оскорблениях. Угораздило же пропойцу-скальда из сотен историй выбрать именно эту! Не иначе, тётка подначила. А сама история глупая: альвы не дурачки, так просто их не проведёшь. Чего им вообще дались человеческие дети? Зачем забирать их в Страну Холмов, а людям оставлять своих подкидышей? Ведь здесь им придётся хлебнуть горя — уж Атли-то знал. Вряд ли волшебный народ настолько жесток.

Мальчик вышел на крыльцо. Прыг со Скоком куда-то исчезли, хотя солнце ещё не зашло. Мамы тоже нигде не видно. Навстречу ему попался один из хирдманнов Гудмунда — наверное, выходил облегчиться и теперь возвращался к столу.

— Чего хмуришься, малыш? — Атли вздрогнул от неожиданности. Бросил на рутсинга быстрый взгляд и неопределённо пожал плечами. — Прости, если напугал. Я Рольф, сын Хрольфа.

— Атли, сын Скъягги, — представился мальчик.

— О, так ты племянник оделмана?

Атли нехотя кивнул. Наверняка этот Рольф слышал про местного Подкидыша. Что ж, теперь сможет похвастать, что видел диковину воочию. Мальчик дерзко вскинул подбородок, но ничего обидного в глазах рутсинга не заметил. Они были карие, внимательные, со смешливыми искорками. Долго смотреть в них не получалось — будто какая-то сила отводила взгляд в сторону.

— Вижу, ты не очень разговорчивый, — Рольф улыбнулся в бороду и протянул руку. На ладони его что-то лежало. — Вот, держи. Это Молот Гара, — он передал Подкидышу грубый железный амулет на кожаном шнурке. — Гар — воин и кузнец, разрушитель и созидатель. Защитник Митнагарда от великанов и прочей нечисти. Носи и будь сильным, как он.

— Спасибо, я постараюсь, — кивнул мальчик. Хирдманн ещё раз улыбнулся и пошёл ко входу в залу. Атли, затаив дыхание, смотрел на нежданный подарок. Потом решительно надел символ на шею. Металл был тёплым, и в груди у Атли тоже стало тепло. Осталось найти маму.

Рутсинги ушли наутро, увозя с собой телеги, полные еды, бочек с пресной водой, досок для ремонта корабля. На одну из телег также положили Бьярне, который мучился головой и не мог ехать верхом. Горм и ещё шестеро отправились проводить гостей да помочь с погрузкой. Атли смотрел им вслед из-за частокола. До того, шныряя по хутору, он слышал разговор девушек, которые перебирали зерно. Они, краснея и хихикая, обсуждали хирдманнов Гудмунда. Девчонки! Больше всех их занимали Тилле со Стурле, но и про Рольфа кое-что узнать удалось. Оказалось, кареглазый рутсинг родом не из Фиордланда, а из далёкой Страны Вэлов. Его привезли как раба на спине «змеи», но он сумел завоевать уважение, почёт и свободу. На усадьбу его господина напала банда налётчиков, и Рольф, сражаясь как бешеный, убил их главаря, а остальных обратил в бегство. Походы с рутсингами только увеличили его славу, и сам Гудмунд позвал его в свой хирд.

Всадники превратились в еле различимые точки на горизонте. Атли сглотнул и потрогал под рубахой Молот Гара. Сейчас ему было жаль, что разговора с Рольфом не получилось. Теперь кто знает, когда вернётся на хутор кареглазый ваэлец, прошедший путь от невольника до хирдманна. Да и вернётся ли — рутсинги часто гибли в походах или оставались на новых землях.

Атли обнаружил, что дядя тоже смотрит вслед процессии. И во взгляде его читалась жадная, больная тоска пополам с гневом. Широкие ноздри оделмана возмущённо трепетали. Мальчик вздрогнул. Эймунд, опомнившись, свирепо зыркнул на племянника, быстро отвернулся и неровной походкой отправился в дом. Опять будет пить не просыхая, как уж не раз бывало после визитов старых товарищей.

День выдался на редкость спокойным. Рагнар с Гуннаром получили в подарок от херсира по богатому ножу и теперь ходили петухами — Подкидыша для них просто не существовало. Илза тщетно пыталась образумить мужа, а посему никто не мешал Атли слоняться да размышлять до самого вечера, прерываясь на мелкие поручения матери и тёти Тинны.

Поразмыслить было о чём. Например, что за цверг пробежал между мамой и Гудмундом? Сколько Атли помнил, Фрейдис всегда относилась к херсиру со сдержанной вежливостью, и только теперь стало понятно, что она избегает внимания рутсинга. Но почему? Несмотря на возраст, Гудмунд был завидным женихом — один из самых известных и богатых людей долины, правая рука ярла Гарира, славный воин и мудрый вождь.

Неужели у них было это, ну что бывает между мужчиной и женщиной, что скальды в своих песнях называют «любовь», а потом что-то случилось, и мать больше не хочет его видеть? Или, может, до сих пор любит отца? В её рассказах он представал героем, который не ведал страха, не раз спасал друзей, поступал мудро и справедливо. Но на хуторе об ульфхеднаре Скъягги говорили совсем другое. Редко и тихо, по углам, чтоб не слышала Илза. Будто мать его сношалась с волком, и младенец родился с зубами и в серой шерсти. Будто пил без просыху, терзал свою плоть и на людей бросался, как злая собака. А ещё говорили, будто это мама наслала тот шторм, что погубил Скъягги. Наслала, чтоб спасти себя и Атли.

Мальчик искоса посмотрел на мать, занимавшуюся полотном. Фрейдис была мрачна и сдержанна, на лице печаль и усталость. Атли знал, что в таком настроении разговорить её не получится. Всё та дурацкая баллада от пьяницы Бьярне! Да и ладно, ни к чему ворошить прошлое.

Он тихонько поднялся и вышел на крыльцо — захотелось подышать ночным воздухом. Дал о себе знать мочевой пузырь и мальчик, вздохнув, побрёл к отхожему месту. Добравшись, торопливо развязал штаны и облегчённо выдохнул, наблюдая, как поднимается вверх тёплый пар.

Он постоял ещё чуть-чуть, подтянул штаны и завязал их на шнурок. Послышались голоса — мальчик заторопился. Наверное, люди Горма обходят территорию — зачем лишний раз мозолить им глаза? Однако, прислушавшись, Атли замер. Теперь он отчётливо слышал голос матери и чей-то ещё, мужской, грубый, повелительный. Вот они подошли к сараю для зимнего сена, вот хлопнула дверь.

Атли давно уяснил, что лезть в дела взрослых — себе дороже. Но его насторожили интонации матери — было ясно, что спутник ей неприятен и идёт она не по своей воле. Поэтому Атли быстро и тихо — уж что-что, а передвигаться бесшумно он умел — пробрался к стене сарая. Большая щель меж досками пришлась очень кстати — Атли тут же прильнул к ней любопытным глазом.

— Я не понимаю тебя, брат. Я устала за день и хочу спать.

— Да всё ты прекрасно понимаешь! — дядя Эймунд! И как Атли не узнал сразу? Наверное, потому что дядя был пьян, здорово пьян. Едкий запах пивного перегара чувствовался даже на таком расстоянии. — Надоело за тобой бегать! То ты больна, то у тебя дела, то возишься со своим Подкидышем!

— Не смей называть его так!

— Как хочу, так и буду называть! А ты не смей затыкать мне рот, женщина! — Эймунд был не на шутку разозлён, и слова его падали тяжёлыми жерновами. — Ты здесь ничто, пустое место! Вы с ублюдком живы только благодаря мне и Гудмунду!

Атли затаил дыхание — казалось, боги в кои-то веки обратили внимание на его робкие помыслы и решили открыть тайну, которая не давала покоя.

— Я благодарна херсиру за это. Он справедливый и мужественный человек. И не позволил бы себе оскорблять женщину и ребёнка.

— Вот видишь, ты не так уж глупа, — усмехнулся оделман. — Гудмунд Магнуссон — мой кровный брат и лучший человек в этом сраном Митнагарде. Он любит тебя, и ты должна стать его женой.

— Гудмунд Магнуссон — видный мужчина, несомненно, — мальчик подивился злости в голосе Фрейдис. — Но он опоздал: я верна своему мужу Скъягги.

Дядя Эймунд гулко расхохотался — наверное, так хохочут горные тролли, по вине которых с вершин сходят лавины.

— И поэтому заделала ему ублюдка? — продолжил он, вытирая выступившие слёзы. — Ой, не могу — да это ж просто обосраться можно!

— Атли — сын Скъягги.

— Атли — сын шлюхи! — проорал дядя и со всей силы вмазал кулаком по деревянной стене. — Которая изменила мужу с альмарским недоноском и опозорила наш род перед всей долиной! Если бы не Гудмунд, мы бы до сих пор ратились с молодчиками Гаркеля из-за твоего вонючего трупа!

— Вижу, у тебя хорошая память, брат, — Фрейдис сложила руки на груди, — надеюсь, тебе не составит труда вспомнить, из-за кого я стала женой Скъягги?

Эймунд опустил голову.

— Скъягги… проклятый выродок! — пробормотал он. — Как бы я хотел плюнуть ему в глаза перед тем, как он отправился к Селт!

— Ты достаточно оплевал его при жизни, — холодно заметила женщина.

— Та девушка, рабыня, должна была стать моей! — словно не слыша, заявил оделман. — Боги ослепили хёвдинга, и он отдал её негодяю Скъягги!

— Ты пошёл против слова хёвдинга, украл женщину кровного брата, оскорбил его, и после этого он — негодяй? — подняла бровь Фрейдис.

— Да! — в бешенстве взревел Эймунд. — Этот выродок отрубил мне руку! Правую руку! Я был воином, славным рутсингом, моя кровь жаждала битвы! И кто я теперь? Жалкий обрубок, калека, перед которым закрыты врата Гъялдсхейма! Обречён гнить здесь, среди баб, тупиц и недоносков, пока другие сражаются… — дядя уронил голову на грудь и, казалось, сейчас зарыдает.

— Какой же ты дурак, Эймунд, сын Гаральда, — медленно проговорила Фрейдис. — Иногда я жалею, что Скъягги отсёк тебе руку, а не голову…

— Лучше бы голову, — побледнев, прошептал дядя, — но ты лукавишь, женщина: я вижу это в твоих глазах. Ты ненавидела его не меньше. Он презирал тебя: ты была вирой за ту рабыню, вещью, заложницей…

— Замолчи!.. Он был моим мужем, — процедила Фрейдис.

— Он был подонком, чудовищем, — так же тихо продолжил Эймунд, — ты молила богов, чтобы он не вернулся с похода. И они услышали. Теперь ты свободна, а мне он оставил подарочек — свою сестрицу, змеюку Илзу…

— В этом тоже подсобил твой премудрый херсир.

— Не трожь Гудмунда, женщина! — взревел оделман. — Он сделал это ради нас! И заплатил ту же цену, что и ты!

— Ради тебя, — холодно заметила Фрейдис. — Но раз мы с ним в расчёте, то я не хочу продолжать этот разговор.

— Да мне плевать, хочешь ты или нет! — снова повысил голос Эймунд. — В этой усадьбе повелеваю я! И ты станешь женой Гудмунда, иначе буду отрезать твоему Подкидышу палец за пальцем!

— Если с головы Атли упадёт хоть один волос, — прошипела Фрейдис, — лучше сразу убей меня, брат. Потому что я доберусь до тебя!

— Да клал я на твои угрозы, — заявил Эймунд, — мне надоело разговаривать. Я хочу пива и крови! — дядя решительно направился к двери, но мать преградила ему дорогу.

— Я поговорю с Гудмундом, — тихо произнесла она.

— Вот, так бы сразу! — расхохотался оделман. — Ты совсем двинулась на своём Подкидыше, сестра. Он что, того альмарского дристуна напоминает?

Фрейдис ударила сильно, с оттягом, так, что даже грузный Эймунд пошатнулся. На лице дяди вспышкой проявилось изумление, которое сменилось бешенством.

— Дрянь! — взревел он и целой рукой отшвырнул мать Атли. Женщина ударилась в стену и осела на пол, опустив голову.

— Мама! — закричал Атли и ворвался в сарай.

Оделман мгновенно развернулся к нему. Грудь Эймунда вздымалась как кузнечные меха, глаза налились кровью, огромный кулачище покачивался взад-вперёд.

— Ты! — проскрежетал дядя. — Ты, маленький сукин сын!

Сознание Атли будто раздвоилось. Одна его часть завороженно наблюдала за тем, как медленно, словно продираясь сквозь толщу воды, бредёт к нему разгневанный Эймунд. Другая же лихорадочно пыталась придумать, что делать. И вдруг, будто лёгкий ветерок, прошелестели тихие слова матери:

— Беги. Беги, сынок…

В мгновение ока всё вернулось на свои места. Мальчик опрометью бросился к двери, и ручища оделмана схватила пустоту. Дядя помянул цвергов и ринулся в погоню, но споткнулся о порожек и с громким проклятьем растянулся на земле. Атли был уже далеко.

Когда хутор скрылся за пологом кривых ветвей предгорного леса, Подкидыш перевёл дух и попробовал сообразить, что же делать дальше. Теперь ведь ясно как день: он не сын Скъягги. Атли едва не взвыл в голос: надежда на законное место в этом мире растаяла как туман над озером. Оказалось, отцом его был неизвестный гуляка с дальнего юга. И все об этом знали, но лгали, чтоб выгородить себя и снять с клана позорное клеймо! «Так постановил тинг», — мальчик зло сплюнул и потёр кулаками сухие глаза. Хотелось плакать, но слёз не было, будто гнев высушил их без остатка. Порыв ветра обдал осенним холодом, листья жалобно зашелестели, в тёмной чаще почудилось злобное ворчание, треск веток и тяжёлые шаги. Испугавшись, Атли побежал дальше и вскоре наткнулся на небольшую уютную поляну. Здесь было тихо и сухо, тревога отступила. Можно передохнуть.

Мысли тут же вернулись к его невесёлой истории. Теперь понятно, в кого Атли пошёл статью, цветом глаз и волос. Альмары были неизменными гостями большой ярмарки в долине — смуглые красивые люди, торговцы диковинными безделушками, породистыми лошадьми и волшебными зельями. То-то дядя Эймунд кривился при одном их упоминании!

В общем, Атли действительно повезло, что Скъягги не добрался до дома. Реши он умертвить ребёнка, никто бы это не оспорил. И как жить дальше? Смотреть в глаза матери с дядей и делать вид, что ничего не произошло? Радоваться, что тебя называют Подкидышем, а не Ублюдком? Чем больше Атли думал об этом, тем меньше ему хотелось возвращаться. Уйти? Но куда? В долине его каждая собака знает — быстро вернут домой. Перевалить горы и напроситься к саммепам? Он точно не осилит такой путь один, без припасов. Пойти на побережье и сесть на корабль, идущий в Поморье? Но ведь ему и заплатить будет нечем…

В унынии, Атли уставился в куст орешника и едва не рухнул с коряги, на которой сидел. Прямо из куста на него пялились два огромных зелёных глаза. Заплетающимся языком Подкидыш забормотал заговор против варульвов, но глаза, сверкнув, приблизились почти вплотную… и оказались небольшими болотными огоньками. Почти такими же, как…

— Прыг, Скок? — не веря, прошептал Атли. Огоньки отрицательно качнулись. — Тогда кто вы?

Вместо ответа пришельцы переместились влево и призывно мигнули. Подкидыш отбросил сомнения: идти и так некуда, а тут ему указывают путь.

Наблюдая за проводниками, мальчик понял, чем они отличались от его зайчиков, кроме зеленоватого свечения. Эти огоньки держались очень строго и организованно, не позволяли себе шалить и разбегаться, плыли медленно и величаво. Атли стало не по себе от такого открытия: чья-то воля вела его через ночной лес, и он не знал, злая ли, добрая и зачем он ей вообще понадобился. Но продолжал идти за огоньками, впрочем, стараясь запоминать дорогу.

Идти пришлось долго, порой продираясь через цепкий кустарник, перескакивая быстрые ручьи. Наконец провожатые вывели его на просторную поляну, посреди которой лежал большой плоский камень прямоугольной формы. А на камне стоял некто высокий в длинном зелёном плаще с капюшоном. Огоньки почтительно сверкнули и заняли место над его плечами.

— Здравствуй, Этельстен, — приветливо сказал незнакомец. Голос был приятным, он словно щекотал виски, расслабляя, помогал довериться говорившему.

— Здравствуйте, — слегка склонился мальчик. — Я — Атли.

— Атли? Да, она тоже называла меня этим странным коротким именем, — рассмеялся собеседник, — на самом деле, ты, как и я, Этельстен.

Он откинул капюшон, и Атли застыл в изумлении. Тонкие, точёные черты лица, огромные тёмные глаза, длинные, цвета воронова крыла волосы — всё в нём было прекрасно, почти совершенно. С замиранием сердца Атли понял, что именно таким видел себя в своих грёзах — открывающим неведомые земли, спасающим маму от жутких тварей, побеждающим отпетых негодяев, подозрительно похожих на Рагнара с Гуннаром. Но больше всего мальчика вдохновляло чувство связи с этим полубогом, ощущение, что он видит его, Атли, мысли, чувства, разделяет боль и радость.

Этельстен улыбнулся и понимающе кивнул. В голове Атли сама собой зазвучала та мелодия, что часто напевала у колыбели мама, но слова были на языке, которого мальчик никогда не слышал. Дивном, чарующем каждым звуком — даже пауза томила ожиданием. Заслушавшись, он и не заметил, как местность позади незнакомца преобразилась. В небытие канули переплетения древесных корней, сучьев, ветви кустарников — до самого горизонта простиралась равнина. Серебристая трава её мягко шелестела, приглашая прикоснуться, звёзды на тёмно-синем небе казались такими близкими, что протяни руку — и возьмёшь в ладонь. Повсюду холмы, будто сторожевые вышки вокруг усадьбы могучего оделмана. А над их верхушками мириады разноцветных огоньков кружили в хаотичном, но восхитительном танце.

— Добро пожаловать в Страну Холмов, сын.

— Отец, — прошептал Атли и, всхлипнув, бросился к неподвижной фигуре, но его встретила пустота. Он помотал головой и увидел альва чуть поодаль.

— Сожалею, Этельстен, — печально сказал тот, — но я не смогу прикоснуться, пока на тебе есть то, что люди зовут «железом».

— Да-да, сейчас! — торопливо проговорил Атли, обшаривая карманы.

Но в них ничего не было, кроме маленькой берестяной дудочки. «Что же ещё?» — спрашивал он себя, замерев. Тут рука его скользнула по груди, задев кожаный шнурок. Мальчик сглотнул и медленно снял амулет-молот, подаренный Рольфом. Грубый треугольник на ножке, похожий на странный гриб, — память о единственном человеке, кроме мамы, который был к нему добр.

— Спасибо, — прошептал Атли, — спасибо и прости. Мне больше не нужно быть сильным.

Он размахнулся и бросил вещицу в заросли у края поляны.

В этот же миг чудесные холмы придвинулись ближе, слух и обоняние наполнили новые звуки и запахи. Этельстен одобрительно улыбнулся.

— Обними же меня, сын. Наконец-то Великие Звёзды соединили наши пути, и встреча состоялась. Я знаю, тебе через многое пришлось пройти, — сказал он, поглаживая волосы мальчика, — но пришёл черёд оставить мир, где тебе не рады, и занять своё истинное место.

— Значит, я никакой не Подкидыш? — шмыгнул носом Атли.

— Конечно нет. Ты сын — мой и твоей матери, смертной женщины.

— Фрейдис, её зовут Фрейдис, — сказал мальчик.

— Да, Фрейдис, — альв улыбнулся, обнажив безупречные зубы.

Теперь Атли понимал маму: рядом с таким красавцем херсир казался толстым уродливым цвергом, настырным и грубым. Неудивительно, что она отвергла его ухаживания. Ничего, сегодня они с отцом заберут её в Страну Холмов и будут жить там долго и счастливо!

— Папа, а они есть у всех нас? — спросил он, глядя на один из огоньков.

— Да, — был ответ, — мы называем их «ви». При должной тренировке они становятся отличными слугами и помощниками. Главное, не позволять им распускаться.

— Но Прыг и Скок мои друзья, — мальчик удивлённо посмотрел на отца, — они помогают мне, а я с ними играю.

Болотные огоньки над плечами альва слегка вздрогнули, выражая одобрение, но тут же застыли под холодным взглядом хозяина.

— Тебе ещё многому предстоит научиться, Этельстен, — со вздохом сказал он, — жизнь нашего народа не одни лишь игры да песни, как полагают глупые смертные. У Страны Холмов есть могущественные враги, и только Стражи Границы могут биться с ними на равных.

— Стражи Границы?

— Да. Величайшие воители нашего народа. И ты можешь стать одним из них, Этельстен. Но только после долгих стадий тренировок и послушания. Готов ли ты к послушанию, сын?

— Готов, — горячо заверил Атли, — я буду послушным, отец.

— Тогда нам пора. Следуй за мной, Этельстен, — альв поднял руку, и прямо в воздухе возникло золотистое мерцание. Миг, и внутри него проявились очертания какого-то помещения. У Атли захватило дух, но шага вперёд он не сделал.

— В чём дело? — альв развернулся и посмотрел на сына в упор. Огоньки над его плечами мелко задрожали.

— Отец, а мы возьмëм с собой маму?

— Это исключено, — покачал головой Этельстен, — воздух Страны Холмов гибелен для простых смертных.

— Но… но… — на Атли было жалко смотреть, — она же будет искать меня…

— Я пошлю ей весточку, — заверил его альв, — а теперь идём.

Мальчик застыл в раздумье. Он возвращался домой — туда, где был нужен. С ним отец, который нашёл его. Лучший отец на свете. Казалось, о чём тут размышлять — просто сделать шаг и всё. Так же, как он пошёл за огоньками. Но что он, Атли, знал о Стране Холмов? То, что сейчас рассказал ему Этельстен, да несколько сказок про прекрасных, но непостижимых альвов. Что там было-то в сказках? И были ли сказки? Мальчик пытался вспомнить, но у него не получалось. Мысли унеслись далеко вперёд, где воин в радужных доспехах крушил сверкающим мечом шеренги отвратительных созданий, и воином этим был он — Атли. Это то, о чём он мечтал всю жизнь: быть среди своих, быть нужным, приносить пользу. Надо идти, отбросить все эти детские глупости! Мама поймёт!

Мама. Атли вызвал в памяти образ её красивого бледного лица со светлыми косами под льняной косынкой. Каково ей будет остаться в этом жестоком холодном мире совершенно одной? Мама всегда была с ним, любила, поддерживала, отец… отец же пришёл только сейчас. «Будь сильным», — радужный воитель повернулся к нему лицом, из прорезей шлема на Подкидыша прямо смотрели знакомые карие глаза. Смотрели с вызовом. И мальчик решился.

— Я должен увидеть её в последний раз, — твёрдо произнёс он, — сказать, что люблю её и что всё будет хорошо…

Но отец был непреклонен:

— Мы должны идти, Этельстен. Ты обещал быть послушным.

— Почему мне нельзя?

— Первое правило, — тон прекрасного голоса изменился, стал ледяным, — не задавать вопросов старшим.

— Я ухожу! — рассерженно воскликнул Атли.

— Я должен доставить тебя к старейшинам, — сухо произнёс отец, — и я это сделаю.

Огоньки, хищно сверкнув, быстро полетели в направлении мальчика, который, не дожидаясь, бросился прочь.

Атли бежал по лесу, рискуя переломать ноги, совсем не разбирая пути. Внезапно что-то тугое и липкое обвило лодыжку и резко дёрнуло. Он вскрикнул и упал, сильно ударившись ладонями и коленом. Неведомая сила тащила его назад — туда, где мерцал золотой полукруг и стоял, скрестив на груди руки, отец.

— Нет, не хочууууу!!! — взвыл Атли, из последних сил цепляясь за мох, корни и жидкие кустики на краю поляны. Но бестолку — альв и мерцание неумолимо приближались.

Один из ви плыл совсем рядом. Мальчик с ненавистью уставился на огонёк. Тот сочувственно моргнул в ответ.

«Помоги! Пожалуйста, помоги мне!» — уже ни на что не надеясь, прошептал Атли. Огонёк смущённо потупился, пригас и вдруг ярко вспыхнул.

Где-то совсем рядом тускло блеснул металл. Рука сама выкинулась в том направлении и сорвала кожаный шнурок с амулетом с ветки кустарника.

В следующее мгновение сзади раздался страшный крик и невидимое щупальце, тянувшее за лодыжку, исчезло. Атли быстро надел амулет Гара и вскочил на ноги. Золотистое мерцание пропало, Этельстен хрипел и корчился, прижимая к груди правую руку, будто обжёг или обварил её кипятком.

— Отец! С тобой всё в порядке, отец? — окликнул его Атли, но тут же осёкся: взгляд, полный боли и дикой злобы, вышиб из мальчика холодный пот.

— Ты… Ты… — прошипел альв, — ты посмел ослушаться… Маленький неблагодарный seisse! Только благодаря мне ты и твоя мать до сих пор живы!

— Что? — спросил Атли, не веря своим ушам.

— Dav’svoil, — альва трясло от бессильной злобы, — я, я наслал шторм, в котором погиб Скъягги Гаркельсон! Я спас ваши поганые жизни!

— И где ты был всё это время? — медленно проговорил мальчик. На глаза навернулись слёзы. — Почему пришёл только сейчас?

Альв успокоился, посмотрел на него внимательно и проникновенно.

— Я не мог раньше, нужно было убедить старейшин… А сейчас нет времени, сын. Я пришёл за тобой, потому что ты в опасности.

— В опасности?

— Старый тролль Тогнондахр очнулся от спячки. Голод и злоба привели его сюда.

— Тролль? Но если он набредёт на хутор…

— Люди справятся, — отрезал Этельстен, — за двести лет они извели почти всех троллей на этой земле. Что им убить ещё одного?

— Но там же дети, женщины, ТАМ МАМА! — растеряв остатки терпения, прокричал Атли. — Идём быстрее, ты должен их спасти!

— Нет. Ты должен оставить мир людей. Ты — один из нас.

— Не хочу быть одним из вас! — вскинулся Атли, чувствуя прилив небывалой злости. — Ты лгал мне! Она тебя ждала, а ты бросаешь её на съедение троллю! Ненавижу тебя и твою страну, проглоти её Фенриз!

В небе что-то ухнуло, сияние Страны Холмов померкло, отдалилось, ясное небо заволокло покрывалом туч. Этельстен выпрямился, во взгляде читалась грусть.

— Твои слова ранили меня, сын, — медленно произнёс он. — Ты проявил ужасающее неуважение и непослушание. Но ещё не поздно вернуться.

— Нет.

— Твоя жизнь слишком ценна, чтобы рисковать ей.

— Так защити меня, раз ты мой отец.

— Не могу, Этельстен, — покачал головой альв. — Ты знаешь всё, что нужно. Прощай.

И вмиг исчез, будто и не было. Атли мгновение таращил глаза, потом стремглав помчался к хутору. Рука нащупала в кармане берестяную дудочку.

Тролль Тогнондахр был голоден, очень голоден. Несколько веков он беспробудно спал в своей берлоге в скалах, но теперь пришло время набивать брюхо. Обострившееся чутьё вывело его из предгорий прямо к селению людишек.

Людишки были дурной едой — мелкие, костлявые, но у них всегда водились эти вкусные четвероногие твари с острыми зубьями, которые так приятно щекотали глотку, проваливаясь внутрь. Людишки держат их в деревянных ловушках, откуда их очень удобно доставать.

Так было и на этот раз. Глупые двуногие не ждали Тогнондахра. Ему нравилось глядеть, как они бегали и пищали, выбираясь из своих деревянных ловушек. Один, особо надоедливый, набросился на его ногу и принялся бить блестящей штуковиной — взмах каменной лапы, и вот он уже лежит, не двигается. Потом им займёмся. Твари испуганно мычат — рот наполняется слюной, в животе бурлит, будто сель сходит. Сейчас будет вкусно.

Тролль был огромен. Если поставить друг на друга все три дома, получилось бы как раз вровень с его уродливой головой, словно вытесанной из острого куска скалы. Мощные передние лапы с крючковатыми пальцами споро срывали крышу с коровника, хвост с жёсткой кистью волос был похож на длинную шипастую дубину. Глумливо ворча, тролль запустил в загон лапу, потом вторую. Скотина уже скорее выла, чем мычала. Послышался хруст позвонков и рёв обречённого животного.

Горм с проклятьем метнул копьё, которое отскочило от каменной шкуры чудовища. Сигурд и Свен тихонько пробирались вдоль стены коровника с большим мотком верёвки. Но вряд ли у них получится запутать ноги гиганта и повалить на землю: тут силы всех мужиков хутора не хватит — очень уж здоров тролль.

«Значит, придётся мне», — вздохнул Атли и приложил дудочку к губам. Над растревоженным хутором зазвучала звонкая задорная мелодия, от которой хотелось пуститься в пляс — напряжённые мужчины, сами того не замечая, стали притоптывать в такт. Тогнондахр выпустил трепыхающуюся добычу и повернулся на звук. За спиной его стоял мальчик и наигрывал на дудочке. Вернее, Атли просто держал её у рта, а играла дудочка сама — так ему казалось. Тролль шумно выдохнул и сделал шаг, потом ещё один, медленный и нетвёрдый.

— Верёвку, быстрее, сукины дети! — злобно проорал Горм и бросился к опешившим Свену и Сигурду. Хуторяне опомнились и начали разматывать моток.

Обернуть несколько раз ноги околдованного исполина, навалиться всем миром — вдруг запнётся каменная туша и рухнет, пускай даже на один из домов — не страшно. Дальше дело за кайлами и заступами — им-то поддастся твёрдая шкура, и придёт чудищу конец.

Но тут Атли подвели его бедные ноги, уставшие после пробежки от леса до хутора. На каждый шаг Тогнондахра ему приходилось отступать на пять своих, и немудрено, что в конце концов он споткнулся о предательский камень и упал на спину. Дудка выскочила из рук и откатилась в сторону.

Тогнондахр помотал головой, а потом лёгким усилием стряхнул мужиков, уцепившихся за верёвку. Те попадали на землю, но тут же вскочили и бросились врассыпную. Взгляд твари остановился на Атли. Маленькие глазки загорелись злобой. Кулак размером с утёс взмыл вверх. Атли оцепенел от ужаса и мог только наблюдать, как идёт вниз эта убийственная громада.

Чьи-то сильные руки вцепились ему в плечи, подняли рывком, швырнули в сторону. Атли упал на жёсткую землю, и его тут же подбросило вверх — чудовищный кулак с грохотом горного оползня влетел в то место, где совсем недавно находился мальчик. Атли сел на корточки и закашлялся. Его спаситель был уже рядом.

— Поднимайся! — прокричал он, тряхнув длинной чёлкой. Рагнар!

Атли раскрыл рот, а кузен, бормоча проклятия, схватил его за руку и потащил за собой. Вовремя: волной от очередного удара их швырнуло на землю. На этот раз Подкидыша не пришлось уговаривать — он быстро поднялся и рванул влево. Рагнар понял без слов и побежал вправо. Тогнондахр завертел головой и издал громкий рык — никак не мог определиться, кого из мальчишек преследовать. Потом взгляд его остановился на загоне, где билась заломанная корова и жались к стенам другие. Тролль фыркнул, выпустил изо рта длинные отвратительные слюни и решительно двинулся туда. Ему не терпелось продолжить прерванную трапезу.

Мальчики встретились за сенным сараем.

— Где дудка? — спросил Рагнар, привалившись к стенке.

— Нет больше дудки, — тяжело дыша, ответил Атли, — одни щепки остались…

— Цверги, — выругался сын Эймунда и сплюнул на землю. — Мы покойники. Эту тварь ничем не проймёшь!

— Первый луч солнца обратит его в камень, — вспомнил Атли фразу из сказки.

— Думаешь, он не знает? — оскалился Рагнар. — День переждёт в горах, а следующей ночью вернётся! Ты понимаешь? Хутору конец!

Подкидыш выглянул за угол. Тогнондахр как раз занимался коровой, поглощая переднюю часть разорванной надвое туши. Мальчика чуть не вырвало, и он поспешил вернуться к брату.

— Где моя мама? — спросил он с затаённой мольбой.

— Женщины, старики, дети ушли к Дагфьёрду, — ответил кузен, — с ними Гафнир, Аре и почти все лошади. Здесь только Горм и его ребята.

— А твои отец и брат?

— Отец, — Рагнар опустил глаза, — ему досталось… Он ровно обезумел — кинулся на него один, с мечом…

«Кто я теперь? Жалкий обрубок, калека, перед которым закрыты врата Гъялдсхейма!» — вспомнил Атли. Вот оно что!

— Горм вынес его, — продолжил кузен, — хвала Хёгану, тварь отвлеклась на коров…

— А Гуннар?

— Гуннар…

Ночной воздух потряс ужасающий рёв, от которого заложило уши. Мальчишки даже присели от неожиданности, но тут же выглянули за угол. Тогнондахр, продолжая реветь от боли и злобы, носился по хутору, размахивая лапами, круша всё на своём пути. Его хвост, длинный пушистый хвост был объят пламенем! До ноздрей добрался смрад палёной плоти.

— Вот тебе и Гуннар! — прокричал сын Эймунда, указывая на фигурку, которая, петляя, бежала прочь от коровника. Присмотревшись, Атли разглядел в руках кузена копьё с примотанной к наконечнику паклей. Пакля ещё тлела. Ай да Гуннар! Ай да цвергов сын!

Люди приободрились и начали швырять в тролля жерди, вымоченные в китовом жире. Горели они хорошо, но особых неприятностей чудищу не доставили. Хвост его потух и обуглился, и Тогнондахр был зол, очень зол. Он перестал метаться и начал охоту на своих обидчиков. Горму и ребятам пришлось туго. Сигурд и Свен чудом успели отскочить — бочка с китовым жиром превратилась в большую кляксу на земле. Горм и его зять Хельги снова попытались опутать ноги тролля верёвкой и едва не были раздавлены.

Рагнар, которому было невмоготу стоять без дела, помянул цвергов и бросился на помощь защитникам хутора. Атли собирался последовать за ним, но его остановила неожиданная догадка. «Отец сказал: я знаю всё, что нужно. Что я знаю?»

Двое человек спрятались в доме — Тогнондахр заметил это и теперь разносил его по брёвнышку, ожидая, пока людишки не полезут наружу. Остальные принялись кричать и стучать щитами, пытаясь отвлечь страшилище, но тролль твёрдо вознамерился добраться до засевших в доме бедолаг.

«Что я знаю? О троллях, об альвах?» — при мысли об альвах в голове зазвучали слова баллады Бьярне.

Тролль нагнулся над сорванной крышей и торжествующе заревел. Мгновение спустя его лапа выхватила из месива досок и перекрытий неподвижную человеческую фигурку. Лапа медленно поползла к ужасной пасти. «Имя! Я знаю имя!»

— Тогнондахр! — раздался звонкий мальчишеский голос. По телу тролля прошла судорога, крючковатые пальцы разжались и выпустили добычу. Толстая шкура покрылась трещинами и осыпалась мелкой каменной крошкой. Тролль словно стал меньше, ссутулился, из чудовищной глотки вырвалось что-то похожее на стон. — Тогнондахр! — тролль взревел, словно от боли, и повернулся на окрик.

— Догони меня, старая развалина! — прокричал Атли и бросился наутёк. Сердце его тревожно ухнуло, когда первый шаг твари гулко сотряс землю.

Никогда в жизни Атли не бежал так быстро. Ног он почти не чувствовал, земли под ними — тоже. Будто летел птицей в странном, замедлившемся мире, который стал неуловимо походить на отвергнутую Страну Холмов. О реальности напоминали только бухающие за спиной шаги тролля. То, что тварь ещё не догнала его, было чудом, но мальчику некогда было придумывать объяснения чудесам. В голове стучалось только одно: Аргово Ущелье.

Если он успеет пересечь мост, троллю его не достать. И Атли успел.

Опустившись на каменистую почву, он наблюдал, как ярится на той стороне тролль. Сердце, казалось, сейчас выскочит из груди, а ноги совсем не слушались. Но вид обескураженного чудовища придавал силы.

— Хлипкий мостик, да? — крикнул Атли, забавляясь. — Не выдержит такое прожорище! Как же ты достанешь меня, Тогнондахр? Глупая каменная голова!

Глазки тролля налились кровью и стали напоминать маленькие угольки. Он протянул к Атли скрюченную лапу и зарычал.

— Давай! — подзадоривал его мальчик. — Иди ко мне! Если ты меня не схватишь, я всем расскажу, как зовут старого, толстого, глупого тролля!

Тролль заревел и отступил на шаг. Потом ещё и ещё. «Что он делает?» — удивился Атли, и в следующий момент Тогнондахр рванулся вперёд. Громадная туша, оттолкнувшись, взмыла в воздух и, выставив длинные ручищи, обрушилась на другую сторону ущелья. Грудь тролля с грохотом врезалась в кручу, но шесть сильных узловатых пальцев вцепились в поверхность, не дали хозяину съехать вниз. Чудище поднатужилось, подтянулось и занесло на твёрдую землю свои короткие кривые ноги. Мальчик в ужасе наблюдал за тем, как исполин поднимается, закрывая собой небо. Тогнондахр расправил плечи и злобно загоготал. От этого смеха всё внутри Атли сжалось, последние силы исчезли струйкой воды в горячем песке.

— Отец, — прошептал он, — спаси меня, отец…

И тут рядом с головой тролля зажглись два маленьких зеленоватых огонька. Тогнондахр бестолково ухнул и во все глаза уставился на незваных гостей. Огоньки гневно заискрились и пошли в атаку. Глаза-то и были их главной целью. Раз за разом налетали они и жгли снопом ярких изумрудных искр — тролль нелепо размахивал лапами и чуть не визжал от боли и ярости. Но страшные удары проходили сквозь ви без всякого вреда, а запас искр, казалось, был бесконечным. Одна из них попала Тогнондахру в ноздрю — тролль завертелся на месте, потерял равновесие и с рёвом рухнул в Аргово ущелье, захватив с собой мост. Громыхнуло так, что затряслись скалы. Атли бросился к краю и, оцепенев, глядел на громадное пятно, полностью перекрывшее реку. Оно лежало на месте и не двигалось.

Два маленьких блуждающих огонька спустились и повисли перед лицом Атли.

— Спасибо, — выдохнул он. — Что такое? Это… это вы?

Прыг — более зелёный, чем изумрудный, — и Скок — более изумрудный, чем зелёный, — жалобно мигнули. Свет их поутих, стал прерывистым — видно, битва забрала много сил.

— Вы никогда не приходили ночью, — волнуясь, прошептал мальчик, — вам от этого плохо, да? — Огоньки запрыгали, подтверждая. — Тогда идите спать! Завтра поговорим!

Прыг и Скок немедленно сузились и растаяли в предутреннем воздухе.

— Атли! Атли! Как ты там?

Мальчик поднял голову и увидел на той стороне всадников. Гуннар и Хельги.

— Я в порядке! — прокричал он. — Тролль на дне ущелья!

— Мы видим! — прозвучало в ответ. — Сейчас бросим тебе верёвку!

Если бы кто-то буквально вчера сказал Атли, что вскоре он будет ехать на одной лошади с Гуннаром, Подкидыш бы горько рассмеялся и похлопал ладонью по голове. А сейчас он даже не думал об этом — усталость навалилась и сковала его, как боги Фенриза. Хотелось только убедиться в том, что с мамой всё в порядке, а потом спать, спать, спать. Последнего хотелось даже больше, ибо стук-постук копыт да покачивание убаюкивали не хуже колыбельной.

— Приехали, — сказали откуда-то снизу, и Атли недоумённо помотал головой — сам не заметил, как задремал. Картина разгрома потрясала. Два дома нуждались в ремонте, третий, похоже, придётся перестраивать. Конюшню тролль снёс начисто, коровник лишился крыши, да почти в каждой постройке найдётся, что латать. В общем, работа хуторянам предстояла нешуточная.

Атли слез с коня и обнаружил, что все взгляды прикованы к нему.

— Живой! — Рагнар оттолкнул стоявших на пути и стиснул Подкидыша в медвежьих объятиях. — Живой, клянусь костями Селт!

Не все разделяли радость сына Эймунда. Кое-кто из хуторян поглядывал настороженно, не выпуская из рук оружие. Откуда-то сбоку появился Свен — растрёпанный, чумазый.

— Атли, — будто не узнавая Подкидыша, сказал он, — Атли, брата моего спас! И я тебе жизнью обязан — тоже в том доме был! — Свен горячо обнял спасителя.

Гуннар принялся стучать по земле древком копья. Рагнар в такт мощно бил в ладоши. Их поддержали другие. К Атли потянулось множество рук. Люди хлопали его по плечу, трепали волосы, смеялись, называли счастливчиком и троллеборцем. И, хотя Атли предпочёл бы лечь подремать, внутри вдруг стало тепло-тепло и приятно-приятно. Так, будто он долго странствовал в чужих непонятных краях, а теперь вернулся домой.

— Хорош, хорош, замучили парня, — это Горм пробился сквозь тесный круг и взял Атли под свою опеку. — Ему ещё к оделману идти. Слышишь, герой, дядя тебя видеть хочет.

— Да, Атли, — улыбнулся Рагнар, — иди, проведай его.

Эймунд лежал на скамье в доме и тяжело дышал. Левый бок сильно распух — видимо, досталось по рёбрам. Правая нога неестественно вывернута. Что уж говорить про многочисленные синяки и ссадины?

— Вот и герой пожаловал, — непонятным тоном произнёс он. — Скажи на милость, кто ты такой, а?

— Атли, сын Скьягги, — пожал плечами мальчик, проводив взглядом ушедшего Горма.

— Да перестань. Будь ты сыном Скьягги, я придушил бы тебя в колыбели!

— Вы хотели попасть в Гъялдсхейм, да? — перебил его Атли.

— Цверги, — прохрипел оделман, — ты догадлив. Да, я хотел уйти пировать с Хёганом. Хёган любит безрассудных, — Эймунд закашлялся. — Но меня не принял. Выходит, не время.

— Я рад, — искренне ответил Атли.

— Значит, обиды не держишь? Добро, — дядя облегчённо вздохнул и замолк, размышляя. — Раз уж ты вернулся, и мы все у тебя в долгу, проси, чего пожелаешь. Выполню — слово оделмана.

— Да ничего мне не надо, — устало отмахнулся Подкидыш, — только понять хочу, что там за дела у моей матери с херсиром Гудмундом?

— Это старая, грустная история. Они полюбили друг друга чуть не с первого взгляда, но тогда, ужасно давно, Гудмунд был простым рутсингом, и наши родители дали ему от ворот поворот. Гудмунд не вылезал из походов, добывал золото и славу, чтобы однажды вернуться и забрать свою Фрейдис. Я и Скъягги были рядом. Из-за нас всё и пошло Фенризу под хвост, — Эймунд покачал головой, хмурясь. — Как-то твой дядька смертельно оскорбил Скъягги и лишился за это руки. Никто из нас не принял бы виры — очень уж злы были друг на друга, а это означало войну. Кланы сошлись бы в кровавой бойне, мстя одни — за оскорбление, другие — за увечье родича. Гудмунд пытался нас образумить, но тщетно. И вот как-то Скъягги ляпнул, что откажется от мести, если получит Фрейдис — он давно на неё заглядывался. Бессердечный ублюдок! А мне нравилась Илза — я ж не знал, что она змеюка. Гудмунд взял с нас клятву, и по прибытии мы сыграли две свадьбы. С тех пор твоя мать ненавидит Гудмунда, а Гудмунд — себя, — Атли потрясённо молчал, не зная, что сказать. Дядя снова закашлялся.

— А почему вы назвали меня альмарским ублюдком? — наконец спросил мальчик.

— Мне донесли, твоя мать тайно встречалась с ихним торговцем. Тот был недурён собой, и я думал, это шашни в отместку мужу. Он бил и унижал её, грязное животное. Но теперь понимаю, что тут другое.

— Что другое?

— Зелье. Альмары продают зелья. Она не хотела понести от Скъягги.

— А потом встретила моего настоящего отца, — пробормотал Атли.

— Да. Скъягги точно прибил бы вас в ярости, но выродка прибрало море. Его отец, Гаркель Олавсон, потребовал на тинге смерти для тебя и Фрейдис. Мол, ты ублюдок, она — колдунья. Но Гудмунд Магнуссон утёр ему нос, как сопливому мальцу, — во взгляде оделмана блеснула гордость. — Скъягги был ульфхеднаром, сказал он, а их дети всегда отличаются. Нашёл какого-то старика, который видывал не одну бурю при ясной погоде у тех берегов. Тинг вас оправдал. Вот, думал я, сейчас и свадебку сыграем. Но Фрейдис упёрлась, и ни в какую. Будто ещё больше херсира возненавидела…

«Немудрено», — подумал Атли, припомнив дурманящие речи альва. Вслух же произнёс:

— Я поговорю с ней.

— Добро! И вот что, Атли, давай-ка занимайся вместе с Гуннаром и Рагнаром. Горму я скажу. Хочу, чтобы ты отправился за море с ними.

— Почту за честь, — поклонился Подкидыш, — но сначала на стройке помогу: столько всего порушено…

За спиной раздались торопливые шаги, и, едва не снеся племянника, в дом ворвалась Илза. Плача и причитая, устремилась к закатившему глаза Эймунду. Атли ухмыльнулся и почёл за лучшее скрыться в дверном проёме.

И почти сразу попал в объятия матери. За её спиной мужчины помогали детям и женщинам слезать с лошадей, разгружать захваченные второпях пожитки.

— Атли…

— Мама, — Фрейдис в кои-то веки без косынки — не до неё было во время ночного погрома. Атли зарылся в светлые волосы и заметил то, чего раньше не замечал. Маленькая изящная заколка в виде листа дерева. Нездешнего дерева. Он нахмурился и взял её двумя пальцами. Заколка превратилась в пыль и тут же исчезла. Мать замерла и всхлипнула. Атли крепко обнял её, глядя, как поднимается из-за посветлевшего горизонта алый шар солнца.

— Во, на месте лежит! Почернел весь и растрескался! — крикнул Гуннар, свесившись с края обрыва.

— Всю речку перегородил, — покачал головой Рагнар, — целый порог получился.

— Троллий порог, — усмехнулся Атли, — пусть теперь так называется.

— Точно, — просиял Гуннар. — Крепко лежит. Не верится, что ночью эта каменюка бегала и крушила дома.

— Настанет день, когда детям расскажут сказку, как появился Троллий порог, а они будут глазеть да не верить…

— Ага, — поддержал кузена Рагнар, — и будет в этой сказке про Атли Троллью Смерть, и про Рагнара Обоерукого, и про Гуннара Красавчика…

— И про сломанный мост, и про тролличий хвост, — закончил последний. Мальчишки рассмеялись. — Знаешь, твоя мать смотрит в сторону моря, — вдруг сказал Гуннар Атли.

— А ты что, смотришь за моей матерью? — поднял бровь тот, но на сердце сделалось легко.

— Да нет, просто я тоже туда смотрю.

— И я, — признался Рагнар. — Херсир вернётся и возьмёт нас с собой. Он обещал.

— И тебя тоже. Мы теперь братья по оружию и везде должны быть вместе.

— Придётся, — вздохнул Атли, — пропадёте без меня. Тролли сожрут.

— Добро, — протянул Рагнар, и все опять засмеялись. — Ладно, хорош штаны протирать — нас за чем послали? За хворостом. Так вперёд.

— Слушаюсь, мой херсир.

— Ох, договоришься ты, братец.

Сыновья Эймунда, лениво переругиваясь, побрели к чахлым деревцам. Атли задержался на краю ущелья и посмотрел вниз. Вода горной речки, бурля, преодолевала Троллий порог и неслась дальше, к морю. В голову пришла какая-то умная мысль, но тут перед глазами возникли две яркие жёлтые точки.

— Здравствуйте, сони, — улыбнулся мальчик, — вас только не хватало. Айда собирать хворост!

Солнечные зайчики сердито запрыгали и помчались вдогонку.

Никто не заметил, да и не мог заметить две фигуры, наблюдавшие с кручи.

— Что ты затеял, Волосатое Лицо? — спросил первый. — Почему помешал забрать его? Мальчишка мог погибнуть.

— Я и не мешал. Он выбрал сам. Слегка помог, только и всего.

— Он быстро всё схватывает, но ему не хватает дисциплины, послушания!

— В нашем деле это не главное, Этельстен. Поверь мне: из парня выйдет толк! — сказал второй и отвернулся. В прорезях радужного шлема насмешливо сверкнули карие глаза.