Подмена

Ray Bradbury Changeling

К восьми часам она приготовила длинные сигареты, достала хрустальные бокалы, опустила зелёную бутылку в серебряное ведёрко с мелко наколотым льдом. Огляделась: картины висят ровно, пепельницы расставлены, как полагается. Тогда она взбила диванную подушку, отступила назад и прищурилась. А после заспешила в ванную и вернулась с пузырьком стрихнина, который предстояло засунуть под газеты на журнальном столике. Молоток и тонкий нож для колки льда уже лежали в нужных местах.

Она была во всеоружии.

Словно проведав об этом, тут же задребезжал телефон. В трубке прозвучало:

— Я уже поднимаюсь.

Он звонил из лифта, бесшумно плывущего по железной глотке здания, а сам тем временем приглаживал аккуратно подстриженные тонкие усы, поправлял белый летний пиджак и чёрный галстук. Сейчас он проведёт рукой по светлым, чуть седеющим волосам — импозантный пятидесятилетний мужчина в прекрасной форме, сохранивший живость характера и охоту наносить визиты красивым женщинам слегка за тридцать, знающий толк в вине и прочих удовольствиях.

— Предатель — шепнула она у двери за миг до того, как послышался негромкий стук.

— Добрый вечер, Марта, — сказал он. — Так и будешь разглядывать меня с порога? — Она коснулась губами его щеки. — Это называется поцелуй? — В его голубых глазах мелькнуло недоумение. — Ну-ка. — Он показал ей пример.

Закрыв глаза, она думала: разве не то же самое повторялось неделю, месяц, год назад? Откуда у меня эти подозрения? Какая-то мелочь. Сущий пустяк, даже не выразить словами. Что-то в нём изменилось — неуловимо, но бесповоротно. От этой бесповоротной, решительной перемены она потеряла сон. Вскакивала с постели в три часа ночи, чтобы успеть до утра слетать на вертолёте в сторону побережья, где без перерыва крутили кино, проецируя изображение прямо на облака неподалёку от Станции, причём фильмы были старые, тысяча девятьсот пятьдесят пятого года: неисчерпаемые, как воспоминания о прошлом, они брезжили в океанской дымке над тёмной водой, а голоса актёров плыли по волнам прилива, словно голоса богов. Вот уже два месяца её не отпускала усталость.

— Не чувствую отклика. — Он отстранил её от себя и окинул критическим взглядом. — Ты чем-то расстроена, Марта?

— Ничем, — ответила она.

А про себя подумала: всем. И добавила: тобой. Где ты сейчас, Леонард? С кем танцуешь весь вечер, с кем пьёшь вино в апартаментах на другом конце города, с кем любезничаешь? Ты определённо не здесь, в этой квартире тебя нет и не было, и мне не составит труда это доказать.

— Что я вижу? — изумился он, глядя под ноги. — Молоток? Собираешься вешать картины, Марта?

— Нет, — засмеялась она, — собираюсь тебя убить.

— Вот оно что, — улыбнулся он. — Придётся тебя задобрить. — И протянул ей бархатный футляр, в котором лежала нитка жемчуга.

— Ах, Леонард! — Дрожащими руками застегнув ожерелье на шее, она обернулась к нему. — Ты меня балуешь.

— Пустяки, — бросил он.

В такие минуты она почти забывала о своих подозрениях. Между ними всё осталось по-прежнему, разве не так? Разве он к ней охладел? Конечно нет. Он по-прежнему внимателен, ласков и щедр. Каждый раз дарит ей украшения — то на палец, то на запястье. Почему же с недавних пор ей с ним так одиноко? Почему она не ощущает его присутствия? Кажется, всё началось с газетной фотографии. Пару месяцев назад, семнадцатого апреля, его сфотографировали с Алисой Саммерс в заведении под названием «Клуб». Снимок попался ей на глаза только месяц спустя; тогда она ему сказала:

— Леонард, ты не рассказывал, что семнадцатого апреля водил в «Клуб» Алису Саммерс.

— Не рассказывал? Ну, да, было такое.

— Насколько я помню, тот вечер ты провёл со мной.

— Что-то здесь не сходится. Мы с тобой обычно ужинаем, а потом до утра пьём вино под симфоническую музыку.

— Ошибки быть не может, Леонард: семнадцатого апреля ты приходил ко мне.

— Боюсь, ты захмелела, дорогая. Не ведёшь ли ты дневник?

— Я уже не в том возрасте.

— То-то и оно. Нет дневника — нет и точных записей. Значит, я приходил к тебе либо накануне, либо следующим вечером. Хватит об этом, Марта, выпей вина.

Но это её не убедило. В ту ночь ей не спалось: чем больше она раздумывала, тем сильнее укреплялась в мысли, что вечер и ночь семнадцатого апреля он провёл с ней. Но так не бывает. Не мог же он одновременно находиться в двух местах.

Теперь они оба уставились на лежащий под ногами молоток. Марта подняла его с пола и положила на журнальный столик.

— Поцелуй меня, — неожиданно для себя самой выговорила она, потому что именно сейчас ей нестерпимо захотелось во всём разобраться.

Он уклонился:

— Для начала — немного вина.

— Нет, — заупрямилась она и сама бросилась его целовать.

Так и есть. Вот оно, различие. Совсем незначительное изменение. О таком никому не поведаешь, даже не опишешь словами. Бессмысленно растолковывать слепому, как выглядит радуга. Как бы то ни было, его поцелуй приобрёл неуловимо иной вкус. Поцелуй мистера Леонарда Хилла стал другим. Не сказать, что он решительно отличался от прежнего, но всё же перемена была налицо, и у неё в подсознании закрутились какие-то шестерёнки. Что мог бы показать химический анализ влаги, взятой с его губ? Нехватку каких-то бактерий? А сами губы сделались не то мягче, не то жёстче. Что-то безотчётно изменилось.

— Теперь, так и быть, — вино, — сказала она, откупоривая бутылку и наполняя его бокал до краёв. — Ой, будь добр, сходи на кухню за подставками.

Стоило ему выйти, как она высыпала ему в вино стрихнин. Вернувшись с подставками, он принял у неё из рук свой бокал:

— За нас.

«Боже, — пронеслось у неё в голове, — а вдруг я ошибаюсь? Вдруг это действительно он? Вдруг у меня паранойя, помутнение рассудка, а я и не догадываюсь?»

— За нас. — Она тоже подняла бокал.

По обыкновению, он выпил залпом.

— Господи! — Его передёрнуло. — Ну и отрава! Откуда это у тебя?

— Из «Модести».

— Больше никогда такого не покупай. Давай-ка я закажу по телефону что-нибудь получше.

— Подожди, у меня в холодильнике кое-что припасено.

Когда она вернулась в комнату с другой бутылкой, он как ни в чём не бывало сидел на диване, бодрый и оживлённый.

— Отлично выглядишь, — сказала она.

— И чувствую себя отлично. А ты похорошела! Кажется, я люблю тебя ещё сильней, чем прежде!

Она ждала, что он вот-вот завалится на бок и остановит на ней остекленевший взгляд мертвеца.

— Продегустируем, — сказал он, вытаскивая пробку.

Вина хватило на час. Всё это время он без устали забавлял Марту смешными историями, держа её за руку и перемежая рассказы нежными поцелуями. Наконец, глядя ей прямо в глаза, он проговорил:

— Ты совсем притихла, Марта. Значит, всё-таки расстроена?

— Вовсе нет.

На прошлой неделе в новостях показали сюжет, который, собственно, и внушил ей тревогу, а потом подсказал план действий; тот же сюжет объяснял, почему ей одиноко в его присутствии. Речь тогда шла о марионетках. О компании «Марионетт Инкорпорейтед». На самом деле такой компании, разумеется, не существовало. Просто поползли странные слухи. Полиция начала расследование.

Искали больших механических кукол, которые выпускались в условиях строгой секретности, дублировали внешность конкретного человека и двигались безо всяких верёвочек. Поговаривали, на чёрном рынке стоимость такой марионетки достигала десяти тысяч долларов. С заказчика якобы снимали мерку и делали ему двойника. Кому осточертели светские мероприятия, тот мог просто заказать свою точную копию, способную пить, есть, обмениваться рукопожатиями и болтать за столом хоть с миссис Райнхарт, сидящей по правую руку, хоть с мистером Симмонсом, сидящим по левую руку, хоть с мисс Гленнер, сидящей напротив.

Подумать только: можно оградить себя от надоевших политических дискуссий! Можно не ходить на идиотские спектакли. Можно осадить любого зануду, не говоря ему худого слова. Наконец, можно на время забыть свою драгоценную возлюбленную, не разрывая отношений. И рекламный слоган придумать нетрудно. «Она не узнает». Или так: «Не признавайся даже лучшим друзьям». Или вот так: «Ходит, ест и пьёт, хандрит, даже «мама» говорит».

От этих мыслей у неё едва не случилась истерика. Конечно, существование таких марионеток ещё не доказано. Просто-напросто очередной слух, но чувствительную натуру это приводит в ужас.

— Снова витаешь в облаках, — заметил он, выводя её из задумчивости. — Чем занята твоя прелестная головка?

Она посмотрела на него в упор. Какой ужас: в любую минуту он может забиться в судорогах и умереть. Как горько она будет раскаиваться за свою ревность.

Тут у неё невольно вырвалось:

— Твои губы… у них странный привкус.

— Вот так раз, — протянул он. — По-твоему, нужно с этим что-то делать?

— Это началось не сегодня.

Впервые на его лице отразилось беспокойство.

— Неужели? Прости. Я посоветуюсь с врачом.

— Ничего страшного в этом нет.

Её охватил озноб, сердце застучало сильнее. Так и есть: его губы. Неужели химия достигла таких высот, что позволяет анализировать и в точности воспроизводить вкус? Трудно в это поверить. Вкусовые ощущения индивидуальны. Она ощущает вкус так, а кто-то другой — иначе. Тайное стало явным. Её терпение лопнуло. Подойдя к дивану, она нагнулась и вытащила из-за подушки пистолет.

— Что я вижу? — Он вытаращил глаза и рассмеялся. — Да у тебя пистолет! Ну и спектакль!

— Со мной такие номера не проходят, — бросила она.

— Какие ещё номера? — холодно переспросил он, стиснул зубы и заморгал.

— Ты меня обманывал. Тебя здесь не было по меньшей мере полтора месяца.

— Да что ты говоришь? А где же я был?

— Ты был с Алисой Саммерс, ни минуты не сомневаюсь. Готова поспорить, ты и сейчас с ней.

— Разве такое возможно? — спросил он.

— Не имею чести знать Алису Саммерс, в глаза её не видела, но могу позвонить ей домой прямо сейчас.

— Давай, звони.

— И позвоню. — Она направилась к телефону.

Её дрожащие пальцы набрали номер справочного бюро. В ожидании ответа она не спускала глаз с Леонарда, а он изучал её с видом врача, заметившего типичные симптомы болезни.

— У тебя пошатнулось здоровье, — сказал он. — Марта, солнышко…

— Сидеть!

— Марта, дорогая моя, — прижавшись спиной к диванной подушке, он усмехнулся, — откуда у тебя такие мысли?

— Читала кое-что о марионетках.

— Эту ересь? Мне за тебя стыдно, Марта. Полная чушь от начала до конца. Я специально наводил справки!

— Что?!

— А как же иначе? — Он был явно доволен собой. — У меня масса светских обязанностей, а моя бывшая жена, как тебе известно, вернувшись из Индии, не отпускала меня ни на шаг, вот я и подумал: хорошо бы для отвода глаз обзавестись двойником, чтобы пустить жену по ложному следу и в то же время не оставлять её одну. Вот было бы славно, правда? Оказалось, это всё враки. Я так и остался в единственном экземпляре. А теперь отойди от телефона, давай выпьем вина.

Она не спускала с него глаз. Поверив ему, уже почти повесила трубку, но тут до её сознания дошло слово «вино». Стряхнув оцепенение, она сказала:

— Постой-ка. Ты же не можешь со мной разговаривать! Я подсыпала тебе в вино яду — столько, что хватило бы на шестерых. А тебе хоть бы что. Это говорит само за себя, правда?

— Ни о чём это не говорит. Разве что об ошибке аптекаря, который снял с полки не тот пузырёк. Жаль тебя разочаровывать, но я чувствую себя великолепно. Будь умницей, перестань терзать телефон.

Она всё ещё сжимала в руке телефонную трубку. Оттуда донеслось:

— Нужный вам номер: АБ — двенадцать — двести сорок девять.

— Хочу удостовериться, — сказала она ему.

— Ради бога. — Он пожал плечами. — Коль скоро мне нет доверия, больше я сюда не приду. А вам, милостивая госпожа, требуется хороший психиатр. Если ещё не поздно.

— Я хочу удостовериться, — повторила она. — Алло, коммутатор? Будьте добры, соедините меня с номером АБ — двенадцать — двести сорок девять.

— Марта, прекрати. — Он сделал последнюю попытку, даже протянул руку, но не двинулся с места.

На другом конце провода раздались длинные гудки. Наконец кто-то ответил. С минуту Марта прислушивалась, а потом бросила трубку.

Глядя ей в глаза, Леонард спросил:

— Ну, как? Довольна?

— Вполне, — процедила она и подняла пистолет.

— Нет! — Он вскочил с кресла.

— В трубке был твой голос, — сообщила она. — Ты был с ней!

— Да ты рехнулась! — снова закричал он. — Боже мой, это ошибка, там был кто-то другой, ты переутомилась, тебе мерещится!

Пистолет выстрелил раз, другой, третий.

Он рухнул как подкошенный.

Подбежав, она склонилась над ним. Ей стало страшно; она содрогнулась от рыданий. Её поразило, что Леонард упал к её ногам. Она-то воображала, что марионетка, целая и невредимая, останется стоять и только посмеётся.

— Я ошиблась. Сошла с ума. Это Леонард Хилл, погибший от моей руки.

Он лежал с закрытыми глазами; губы едва заметно шевелились:

— Марта, почему тебе не жилось одной, ах, Марта!

— Я вызову врача, — прошептала она.

— Нет-нет-нет! — Его вдруг разобрал смех. — Тебе нужно кое-что осмыслить. Что же ты наделала? Впрочем, это я дал маху, просто не подумал.

Пистолет выпал из её разжатых пальцев.

— Я… — Он давился смехом. — Я здесь не показывался… целый год!

— Что?

— Целый год, двенадцать месяцев! Вот так-то, Марта, двенадцать месяцев!

— Ложь!

— Ага, теперь сама не веришь, да? Что же так изменилось в считанные секунды? Думаешь, я — Леонард Хилл? Как бы не так!

— Значит, это был ты? Только что, в доме Алисы Саммерс?

— Я? Ещё не хватало! С Алисой я познакомился год назад, как только бросил тебя.

— Ты меня бросил?

— Да, бросил, бросил, бросил! — Он захлёбывался от смеха, катаясь по полу. — Я измучен жизнью, Марта. У меня слабое сердце. Эти гонки с препятствиями даром не проходят. Однако мне хотелось разнообразия. И я стал ухлёстывать за Алисой, но она мне надоела. Завёл роман с Элен Кингсли — ты, наверно, её помнишь. Она мне тоже наскучила. Потом была Энн Монтгомери. И опять меня хватило ненадолго. Ах, Марта, у меня по меньшей мере шесть клонов, заводных притворщиков, которые отбывают повинность в разных концах города, ублажая шестерых дамочек. А знаешь ли ты, чем я на самом деле сейчас занимаюсь? Я, собственной персоной? Впервые за тридцать лет пришёл домой пораньше и лёг в свою постель, чтобы почитать любимую книжку — «Опыты» Монтеня, выпить стакан горячего шоколадного молока и ровно в десять выключить свет. Вот уже час я беспробудно сплю сном младенца и собираюсь проспать до утра, чтобы встать отдохнувшим и свободным.

— Замолчи! — взвизгнула она.

— Должен тебе кое в чём признаться, — сказал он. — Твои пули перебили мне пару связок, теперь я не могу встать. Но если приедут врачи, они в любом случае меня здесь не застанут. Я не лишён недостатков. Близок к совершенству, но всё же не лишён недостатков. Ах, Марта, не хотелось мне тебя обижать. Поверь. Я только хотел, чтобы ты была счастлива. Потому-то и обставил свой уход с такой тщательностью. Отдал полторы тысячи за свою копию, безупречную во всех отношениях. Но всегда остаётся некий предел погрешности. В моём случае подвела слюна. Досадная неточность. Она-то тебя и насторожила. И всё равно, знай: я тебя любил.

Она еле держалась на ногах, чувствуя, что теряет рассудок. Нужно было заткнуть ему рот.

— А когда я понял, что те, другие, тоже меня любят, — шептал он, глядя в потолок широко раскрытыми глазами, — пришлось одарить клонами и остальных. Бедняжки, они так нежно ко мне относятся. Только ничего им не говори, ладно, Марта? Пообещай не выдавать меня. Я состарился и очень устал; всё, что мне нужно, — это покой, хорошая книга, стакан молока и здоровый сон. Ты ведь не станешь об этом трезвонить?

— Весь этот год, целый год я была одна, одна каждый вечер. — От этой мысли она похолодела. — Моим возлюбленным оказался механический чурбан! Я любила пустое место! А ведь за это время можно было найти нормального человека!

— Я могу по-прежнему тебя любить, Марта.

— О господи! — вскричала она, хватаясь за молоток.

— Не смей, Марта!

Сначала она расколола череп, потом стала наносить удары по грудине, по дёргающимся рукам и ногам. Долго била размягчившуюся голову, и наконец внутри блеснула сталь, лопнули провода, а на комнату обрушилась лавина медных гаек и каких-то мелких деталей.

— Я тебя люблю, — твердили мужские губы.

Она ударила по ним молотком, да так, что язык вывалился изо рта. По ковру покатились стеклянные глазные яблоки. Она колотила бесполезный металл, пока не расплющила его на полу, как игрушечный поезд. И без умолку хохотала.

На кухне нашлось несколько картонных коробок. Она погрузила в них шестерёнки, обрывки проволоки и металлический мусор, а сверху заклеила. Через десять минут уже прибыл вызванный по телефону рассыльный.

— Доставишь эти коробки мистеру Леонарду Хиллу: Элм-стрит, дом семнадцать, — приказала она и сунула ему чаевые. — Прямо сейчас, немедленно. Разбуди его и скажи: сюрприз от Марты.

— Сюрприз от Марты, — повторил парнишка.

Заперев за ним дверь, она опустилась на диван, повертела в руках пистолет и прислушалась. С лестничной площадки доносился удаляющийся грохот перетаскиваемых коробок: лязг металлических обломков, побрякивание шестерёнок и скрежет проводов.

Это было последнее, что она слышала в своей жизни.

1949