Зур’дах лежал в казарме с раскрытыми глазами. Вокруг спали все остальные дети. Уснуть он не мог. Не после того, как вспомнил их всех: всех погибших, одного за другими — всех тех, кого они потеряли убегая, спасаясь.
Он будто заново прожил всё это. Смерть каждого. Гибель племени, а потом скитания с Драмаром.
Рисовал он почти бессознательно, не смотрел на то, что и как рисует, просто рисовал. Всё получалось само собой. Он просто вспоминал каждого, а руки рисовали. Каю он нарисовал последней. Это далось ему сложнее всего. Вспомнить и не сорваться, дорисовать. Помогли в этом немногие светлые воспоминания, именно поэтому он нарисовал ее веселой, счастливой — такой, какой она была.Такой он хотел запомнить ее навсегда, а не с перекошенным от ужаса лицом, как в последние мгновения жизни.
Правда, все-таки последним воспоминанием о ней была вспышка огня и свет пауков-огневок, в котором она исчезла со спокойным и умиротворенным лицом.
На следующий день все дети увидели эту большую картину, которую он нарисовал. Скрыть подобное было невозможно. Сначала увидел кто-то один, потом второй, а дальше эта новость разнеслась по остальным. Но главное — ее увидели Кайра и Тарк. Они несколько минут молча стояли над ней, а потом обняли Зур’даха. Он и сам пришел посмотреть на то, что получилось вчера, потому что тогда из-за слез он не смог как следует рассмотреть. Ему было сложно, и, если бы не друзья, он, возможно, снова не сдержал бы слез. Слишком живо все напоминало о прошедшем. Сами же Кайра и Тарк сказали ему спасибо. Всё потому, что никакой другой возможности увидеть тех, кто не с ними, у них не было, а он дал им ее. Память обоих уже смазывала детали, сглаживала черты лиц. Только Саркх несколько дней ходил мрачный и надутый. Он не сказал ничего, но со временем успокоился.
Остальные дети живо интересовались тем, кто же изображен на картине. Но им ни ЗУрДах, ни Кайра так и не ответили. Ответил Тарк и уже через пару дней острый интерес к изображению на заднем дворе казармы у детей поугас.
Когда первое потрясение от всплывших воспоминаний прошло, Зур’дах стал приходить к рисунку уже без страха и боязни. Может потому что теперь с ним ходила туда Кайра. Сам он не хотел идти и звал ее. С ней было легко. Перед тренировкой буквально минуту-другую они посмотрели на Драмара, Инмара и вновь Кайра обняла его.
Ни у кого из них никого не осталось. Только они.
— Какая красивая у тебя мама. — сказала Кайра.
— Была… — добавил Зур’дах и тихо стиснул зубы.
В одном он был уверен точно, — второй раз такое он не смог бы нарисовать.
Изображение, к радости Зур’даха, никто не трогал, не размазывал. Ни у кого нога на это не поднялась, даже у Саркха.
Пару раз гоблиненок, сворачивая на задний двор казармы, видел одиноко стоящего Тарка возле рисунка. В такие моменты он разворачивался и шел обратно — мешать мальчику он не хотел. Возможно, Саркх тоже приходил сюда, но видимо умудрялся найти такой момент, когда его никто не видел.
С каждым днем у них становилось все меньше свободного времени. Зур’дах даже если бы захотел, не успел бы рисовать, да и мелок брать в руки после того, что нарисовал, он не собирался. По крайней мере, в ближайшее время.
Он едва успевал кормить паучка и изредка погрузиться в его сознание. Брать его с собой он не рисковал, хотя иногда хотелось.
Всю следующую неделю однорукий вдалбливал в их тела боковые удары. Он считал, что на этом основы кулачного боя они получили и вскоре можно приступать к тренировкам с оружием. Пока же он усложнял текущие задания, повышая нагрузку и в целом ничего не меняя.
Отдельно Тар’лах занимался с Маэлем, тем самым мальчишкой с измененными ногами, совсем как у самого Тар’лаха. Его тренировки отличались, — мальчишку учили бить ногами, для остальных это умение однорукий видимо считал либо бесполезным, либо ненужным. Для Маэля ноги были в будущем дополнительным оружием, наряду с тем, что будет в его руках. Поэтому когда общие тренировки заканчивались, Маэль еще оставался на площадке. Уходя, Зур’дах и остальные могли видеть как мальчишка встает в незнакомую им стойку и долбит мешок удар за ударом. Только ногой.
Интересно, — думал гоблиненок, — А нога у него такая же крепкая как и мои руки? Или послабее будет?
Он поднял руки. То, что его руки — страшное везение ему объяснил как Дах так и однорукий. Они давали ему значительное преимущество над теми, у кого измененный участок тела не является конечностью. Но гоблиненок всё же скоро не удержался и спросил почему их, остальных, не учат ударам ног.
— Вам это не нужно. Для вас ноги это прежде всего прыжки, перемещения, уклонения и всё, что с этим связано, а для Маэля — это главное оружие. Удар твоей ноги не пробьет броню монстра, пусть и слабого, а его — может, при правильном исполнении. Кроме того, даже кулаками вы, естественно, драться не будете. Я учу вас владеть собственным телом, и кулачный бой в этом сильно помогает. Однако, для большинства из вас, попытка ударить кулаком монстра будет самоубийственной.
А потом он посмотрел на Зур’даха и сказал:
— Кроме тебя. Твои руки выдержат всё.
Вскоре им позволили гулять чуть дальше. Это произошло раньше чем планировалось — теперь они могли заходить шагов на сто дальше. Немного, но даже это немного всех их сильно обрадовало. Да, надсмотрщиков хватало, но всё равно.
Куда пока им запретили заходить, так это на территорию других четырех групп детей постарше. Парочка детей решивших нарушить этот запрет поплатились своими спинами. Дах нещадно отделал их плеткой, чтобы впредь неповадно было.
Зур’даху же больше всего хотелось добраться до Разлома: подойти поближе, посмотреть как ведет себя тьма вокруг него и может ли он на нее воздействовать. Но в ту сторону идти им по-прежнему не разрешалось. А специально нарушать запреты он сейчас не хотел. Возможно позже, когда нарушение будет выглядеть как случайность.
Время в Ямах для Зур’даха текло гораздо быстрее чем в Подземельях. Когда они брели с Драмаром, каждый день казался бесконечным, была наполнен событиями и тварями, возможно еще и потому, что они даже толком не знали прошел день, или нет, не было биения сердца Предка, не было распорядка жизни племени, на который можно ориентироваться — они просто шли вперед. Тут же…одно и тоже, одно и тоже. День за днем.
По-другому к Зур’даху стал относится Тар’лах, который первым увидел рисунок за задней дворе. Он раньше был предельно жесток на тренировках, так и осталось, но в остальное время, он будто бы стал меньше кричать и меньше доставать свою плетку.
Еще одну неделю однорукий заставлял их делать всё те же удары, но уже просто в воздух, не в мешок. «Бой с тенью», как он говорил, хотя теней на площадке особо не было.
Удар, сместиться, удар сместиться, удар, сместиться. Это оказалось в каком-то смысле сложнее. Привычка стоять на месте и долбить в одну точку крепко въелась и теперь нужно было заставлять тело двигаться по новому, сохраняя при этом правильность удара.
Зур’даху было непривычно ощущать отсутствия телом сопротивления. Бить воздух было…странно. Кроме того, это мешало: из-за отсутствия конечной цели удара он терял равновесие и устойчивость стойки. Впрочем, как и подавляющее большинство детей.
— Не бейте изо всех сил, тут нет мешка. Контролируйте всё тело на протяжении всего движения. Ударяете — и обратно в стойку. Как можно быстрее. Это работа на скорость и передвижение. — говорил однорукий.
В первый день этот тип тренировок давался особенно сложно, но по прошествии двух-трех дней стал привычным.
Гонял однорукий их до седьмого пота. Тысячи и тысячи ударов и это только на одной тренировке. Одной из четырех в день. Зато движения детей стали отточенными. Зур’дах заметил, что любое движение, выполненное огромное количество раз, даже неправильно, — приобретает какую-то особенную резкость и убойность.
Тем не менее, удары в воздух он считал глупостью. Без ощущения того, как кулак врезается в плотный, набитый камнями мешок он не чувствовал, что тренируется по-настоящему. Для тренера же главным, как оказалось, было то, что они учились не стоять на месте.
— Бить вы умеете, осталось это совместить с передвижением. Сила удара для вас сейчас не так важна.
Это он их и заставлял делать — перемещаться из одной позиции в другую и следил за этим. Те же, кто на его взгляд делали это недостаточно проворно, получали ускоряющие удары плеткой.
На такие тренировки ушла неделя, а после нее начались тренировочные спарринги с другими детьми.
Тогда Зур’дах и его группа увидели других детей. Ранее они не пересекались, и с виду те были старше их лет на пять. Что было более важно, большинств из них уже участвовали в настоящих боях, в основном по два-три раза, самые сильные — больше пяти.
Перед тренировкой Тарлах сказал:
— Прежде чем мы начнем тренировки с оружием, вам нужно хорошо закрепить всё то, что вы натренировали на мешках, а для этого у вас в ближайшие недели будут тренировки с детьми постарше. Это вам будет очень полезно. Понять разницу между вами.
В тот день они отправились на другую площадку, в другую,, зону,,.Зур’дах глазами паучка уже видел эти строения и площадки, когда тот сидел на своей черной паутине на крыше казармы. Но одно дело видеть сверху, да еще чужими глазами, а совсем другое — своими и вживую.
Площадка во всем напоминала их родную, отличались только строения вокруг и…дети.
Новоприбывших выстроили в ряд.
Напротив стоял другой тренер, и, как у всех тренеров, у него имелось серьезное увечье, — отсутствовал один глаз. В остальном он выглядел как и Тардах: в кожаной кирасе, поножах и наручах, и, конечно, с плеткой.
Вид у него был уставший. Он махнул рукой и однорукий начал раздавать указания. Всем старшим обмотали руки и ноги плотными слоями шерсти, а сверху еще и кожей. Получилось подобие мягких перчаток, по которым нужно было бить.
— А это не лишнее? Что твоя малышня сможет сделать моим? — спросил уставший тренер у однорукого.
— Поверь, не лишнее. — ответил Тар’лах, — У моих мальцов сильный удар, но пока только по мешку. Надо заставлять их двигаться и бить в подвижную цель. Твои выкормыши для этого подойдут.
Чужой тренер скептически осмотрел мальцов и кивнул.
— Хорошо. Как раз опыта наберутся, а мои отдохнут.
Зур’дах рефлекторно прислушивался к разговору тренеров. Кайра рядом тоже наклонила голову. Что-то они понимали, что-то — нет. В разговоре, кроме гоблинских слов, частенько проскакивали дроуские, и если часть их была знакома, то часть до сих пор нет. Самые основные слова дети уже знали, а остальные, менее необходимые, запоминались постепенно, от случая к случаю.
Новыми словами почти всегда интересовалась именно Кайра, которая подходила к Даху и выспрашивала, как звучит то или иное слово и что оно значит, а потом уже учила мальчишек. Память на слова у нее была хорошая.
— А ты, Зур’дах, будешь тренироваться со мной. — неожиданно сказал однорукий, который закончил разговор и теперь раздавал указания.
Шутит, или нет?
Нет, не шутит. — понял он через мгновение, когда Тар’лах натянул себе на руки и ноги такие же тренировочные защитные намотки как у остальных детей.
Детей однорукий привел сюда уже после разминки, поэтому приступили к делу сразу.
Второй тренер распределял кого с кем поставить, а однорукий только молча наблюдал и кивал головой, одобряя тот или иной выбор. Но пару раз он все-таки вмешался и переставил детей так, как считал нужным. Чужой тренер с ним ни разу не спорил, признавая авторитет однорукого.
Задачей малышни было попадать по рукам и ногам старших собратьев. Однако, в отличии от мешков те не стояли неподвижно, а убирали руки и разрывали дистанцию, вынуждая детей двигаться. Дети же должны были догнать и нанести удар. Оказалось, это сложнее чем кажется. Почти все удары детей уходили в пустоту. Чужой тренер ходил и поправлял пары, следя за каждым. В этом плане он был такой же дотошный как и Тар’лах.
Зур’дах тем временем стал напротив довольно ухмыляющегося однорукого. Он сразу понял, что достать тренера будет непросто. Хоть гоблиненок быстро рос и теперь не испытывал недостатка в еде, Тар’лах всё равно был выше его более чем на две головы.
— Давай-давай!
Гоблиненок встал в стойку и ударил.
Не попал.
За миг до удара рука тренера дернулась, уходя из под атаки. Казалось что Зур’дах не попал всего чуть-чуть, что кулак прошел близко, — но это было не так.
Гоблиненок стиснул зубы и повторил.
Справа и слева раздавались шлепки и сопение других детей, которые тоже пока не могли попасть по своим старшим собратьям.
Эта тренировка отличалась от всего, что было раньше.
— Не дотягивайся! Это уже не удар, а просто касание. Мне нужен удар! Ты должен правильно прикинуть расстояние и сблизиться. Вот так.
Однорукий стал в стойку и сделал даже не прыжок, а полу-перешаг. Вначале показал медленно, а потом ускорился. Но совершал этот прыжок он так плавно, что Зур’дах даже не понял, как это у него получается.
Тренер двигался будто какое-то странное насекомое.
— Туловище остается фактически неподвижным, смещаются только ноги, понял? Стойка старая, ничего меняешь, следишь за ногами, они — ключ к тому, чтобы подобраться к врагу на нужное расстояние. Показываю еще раз.
Несмотря на демонстрацию Тарлаха, гоблиненок всё равно не понял как это сделать. На тренировках именно такое они не отрабатывали.
Зур’дах на мгновение оглянулся вокруг. Чужой тренер объяснял остальным детям примерно тоже самое, собрав их в кучку и на время прекратив спарринги.
— Не отвлекайся! — однорукий резко приблизился, и шлепнул его ладонью в перчатке по голове, — Давай!
Они продолжили тренировку, и Зур’дах сразу почувствовал себя беспомощным.
Ему нельзя было просто взять и догнать тренера, или рвануть к нему, он должен был преодолеть это короткое расстояние в два крохотных плавных прыжка. Вот только и Тарлах на месте не стоял.
Выглядело это, будто гоблиненок гоняется за фантомом однорукого и никак не может попасть. Каждый раз рука в перчатке оказывалась в стороне от нанесенного удара. А если Зур’дах начинал двигаться неправильно, обычными шагами или рывками, тренер сразу делал ему жесткую подсечку, заставляя терять равновесие. Пару раз от таких подножек гоблиненок упал — слишком они были быстрыми и неожиданными.
Это начинало его злить. И если первые десять падений он воспринял совершенно нормально, рядом валились и другие дети, причем валились просто старших собратьев, а не от тренера, то на сотый раз он аж вскипел от злости.
Сколько можно⁉
Хоть бы раз достал!
Ни разу!
По гребаной руке Тар’лаха было просто невозможно попасть!
— Давай-давай! Активней! У тебя точно седьмой круг? Что-то ты слабоват как на него, — ухмылялся однорукий, пытаясь еще больше подначивать Зур’даха.
Зур’дах стиснул челюсть и неосознанно выпустил часть крови в глаза. И…тут же получил хороший такой подзатыльник.
— Без этого! Ты теряешь контроль! Нельзя его терять! — рявкнул однорукий, — Для крови у нас будут другие тренировки, потом. Сейчас только свои силы. Давай!
Гоблиненок сделал вдох-выдох и успокоился. Кровь послушно спряталась подальше.
Ярость после полученного подзатыльника удалось подавить.
— Не злиться! Нельзя! В бою нет места эмоциям. Рванешь так вперед и потеряешь контроль — так тебя просто порвут на части. Ты должен следить за каждым своим шагом и движением. Давай! По-новой.
Удар. Удар. Удар.
Зур’дах после каждой неудачи старался держать себя в руках. Никак не реагировать. Мышцы постепенно забивались от стольких ударов, а он пока даже не приблизился к результату — ни одного попадания по тренеру.
Вытерев пот под ошейником он продолжил.
Удар. Удар. Мимо. Мимо. Удар. Удар. Мимо. Мимо.
Да хоть раз я попаду⁈
Надо расслабиться. — понял он вдруг, — Кровь тут не поможет, значит надо искать Баланс. Нужно поймать это ощущение, не зря же я его тренировал.
Тренировка продолжалась.
Удар и обратно. Удар и обратно. Однорукий заставлял двигаться Зур’даха полупрыжками, и это уже неплохо получалось. Так казалось гоблиненку. Зато и наваливалась усталость. Ноги горели сильнее обычного. Несмотря на подготовленность начинала сдавать дыхалка, а он всё еще не попал по тренеру.
Они двигались вперед-назад. Плечо от постоянных ударов уже просто-напросто болело, рука норовилась опуститься. Он расслабленно потряхивал ею, пытаясь хоть немного восстановить силы.
Л адно.
Миг — и он перешел в левостороннюю стойку. Однорукий натренировал их бить с обеих рук равноценно. Не у всех получалось: у кого-то возникали проблемы, Зур’даху же было всё равно. Ни малейшего дискомфорта или неудобства он не чувствовал, когда менял стойку.
Он сосредоточился на балансе, но пока что ни единой возможности его вызывать не выдавалось.
Обычно баланс он мог поймать либо когда был очень-очень уставший, либо полностью расслабленный, либо когда балансировал на крыше казармы. И точно никогда в то время, когда наносил удары.
Удары требовали и расслабленности, и зажатости, вернее, в них чередовалось и то и другое. Это сбивало с толку, не давая найти ощущение расслабленности.
Вдруг Зур’дах понял в чем проблема. Он не чувствует ритма. Он двигается рывками, резко, рвано, зажато, а во время Баланса одно движение являлся продолжением другого. Одно вытекает из другого.
Гоблиненок продолжил выполнять удары, но пытался сократить время задержки между движениями. Попытался делать это непрерывно.
— Оооо… — протянул однорукий, заметивший изменения в движениях ребенка.
Раз. Два. Раз. Два.
Нет, не так!
Раз. Раз. Раз.
Оба прыжка он стал считать за один, за одно движение. Зур’дах не знал как именно это ему поможет, но знал, что так правильно.Само тело подсказывало ему что так надо. Что это верный путь.
Глаза его стали следить не за ладонью, а за туловищем учителя, реагировать на малейшие изменения. Только дернулось плечо — Зур’дах уже летит навстречу, действуя на опережение.
Неудачно.
Прыжок. Он вновь чуть сдвигается назад, потом обратно.
Раз двадцать Зур’дах делал непрерывную череду прыжков с ударами, пока не понял, что делал ошибку. Почему он прыгал именно так, прямо? Однорукий ведь не говорил ему как и откуда нападать, он сам долбился в лоб. Не обязательно делать это так прямолинейно. Ведь достаточно второй прыжок сделать чуть вбок и ударить сбоку, и рука гарантированно дотянется до перчатки.
Бум!
Рука впервые ощутила твердое сопротивление.
Попал! И баланс не нужен! И кровь не нужна! Нужно просто было подумать! Однорукий специально не подсказывал! Ждал, пока я сам догадаюсь.
— Ну наконец-то, кто-то вспомнил то у него есть мозги… — прошипел наставник и отдернул руку.
Зур’дах явственно увидел на его лице гримасу боли. Значит он так сильно ударил?
У меня такой сильный удар?
Он так довольно улыбнулся, что однорукий сместился влево и отвесил ему подзатыльник.
— Чего лыбишься? Хуже всех справляешься. Вон, посмотри на остальных.
Зур’дах оглянулся. Уже многие из его группы успешно попадали по старшим собратьям. Однако, у старших движения не были такими быстрыми и точными как у наставника. Однорукий был значительно быстрее. Но если говорить про количество успешных ударов, настигших цель, то тут конечно гоблиненок был хуже всех. Справа и слева раздавались звуки попаданий, звуки шлепков.
Однорукий просто намного быстрее. — успокоил себя Зур’дах и продолжил.
Теперь он знал что делать. Вот только и безрукий был теперь еще внимательнее.
Зур’дах при тех же движениях, тех же полупрыжках незаметно пытался менять дистанцию, прыгать на разное расстояние, путать тренера. И два раза почти вышло — он почувствовал кулаком кожаную ткань перчатки, вот только однорукий в последний момент отдернул перчатку. Касание несомненно было.
— Уже лучше. — скупо похвалил он гоблиненка.
Прошло наверное минут десять всего, а Зур’дах устал так, как не уставал ни разу прежде. Потому что сейчас он каждый раз нанося удар был предельно собран, нацелен на результат, а не тупо молотил бездушный мешок с камнями, который стоял на одном месте.
Все это заставляло расходовать тело силы сильнее и быстрее чем прежде. Однако, несмотря на бешеную усталость, гоблиненок пытался поддерживать заданный собою же ритм и скорость.
Зур’дах услышал как справа и слева с шумом упали отдыхать часть детей.
Пока еще он держался, хоть интенсивность его тренировки не шла ни в какое сравнение с остальными детьми.
Он уже три раза, пусть вскользь, но задел однорукого.
Скоро начала давать знать о себе усталость; Зур’дах стал обращать внимание на свое тело. То вдруг стрельнула рука, то плечо начало гореть как не в себя от сотен ударов, то кололо в груди, то сдавливало легкие. Все признаки усталости налицо. Уже даже смена стойки не помогала. Слишком много времени он потратил на бессмысленную тренировку, поняв что делать только под конец.
Мышцы торса устали постоянно разворачиваться и пот заливал глаза, мешая. Однако если вытрешь его, сразу выбьешься из ритма и потеряешь ритм, а заново разогнаться до такой скорости и интенсивности Зур’дах за эту тренировку уже не смог бы. Надо было продолжать.
Начало подводить то, что уже дано не подводило Зур’даха — дыхалка. Каждодневным бегом до изнеможения однорукий добился того, что все дети были чрезвычайно выносливы. А гоблиненок, со своими семью кругами выжимал из тела еще больше остальных.
Сейчас он почувствовал как легкие с каждым ударом, с каждым прыжком сдают. Они давно горели уже, но он не обращал внимания. В беге такое было постоянно. Но сейчас каждый вдох сопровождался резкой болью за грудиной.
Терпеть! — приказал он себе.
Терпеть! Я могу еще продолжать!
Он существенно замедлился. И стал громко дышать. Руки через раз опускались.
Продолжать.продолжать…
Силуэт однорукого стал размываться.
Зур’дах на секунду остановился. Вытер глаза, и продолжил.
Боковым зрением он заметил, что площадка какая-то пустая…и звуков никаких нет.
А потом осознал, что на ногах остался он один. Остальные давно отдыхали.
Еще десяток уколов в грудине и он упал на колено. Тело не выдержало.
— Не слишком ли ты их жестоко и интенсивно тренируешь? — спросил после тренировки второй тренер, Схар, — Такую тренировку и я бы не выдержал. Это было на грани.
— Глупости, — отмахнулся Тар’лах, — Если речь идет о жизни и смерти, не может существовать слова слишком жестоко. Жестоко — жалеть их только потому, что они дети. Хоть они и дети, они пережили дерьма не меньше нашего, и еще больше дерьма их ждет впереди.
— Они дети… — проговорил Схар.
— Они не дети, Схар, они бойцы. Это раз. А два, — будь у них больше времени, я так их может и не тренировал бы, но мы никогда не знаем сколько у них времени, каждого из них могут выдернуть в любой момент по желанию Айгура, поэтому мальцы должны отрабатывать по-полной каждую неделю. КАЖДУЮ! Кулачный бой я уже в них вдолбил, осталось только спарринговаться.
— Кулачный бой им не поможет в Ямах, — заметил Схар, — Лучше бы ты их учил сразу владению оружием, подбирал каждому свое.
— Много ты знаешь, — фыркнул Тарлах.
— Оружие повысит их выживаемость гарантировано, подумай об этом.
— Я тороплюсь и так, но успею. Сначала кулаки и движения и выносливость, а потом оружие. Оружие требует больше времени на овладение чем кулаки.
Схар не ответил.
— Слушай, а ты еще не учил их управлять кровью?
— Нет, это я оставил на потом.
— Почему?
Однорукий вздохнул.
— Это основы, Схар, почему ты задаешь подобный вопрос, ты же должен знать ответ? Сначала они должны развить свои тела, быстро укрепить, тогда это улучшит их контроль крови, более того, тело будет способно выдерживать более длительное использование крови. Года им хватит.
— Другие говорят, что это никак не связано. Это твои домыслы.
— Ты работаешь уже со готовыми детьми, которых уже обучили. Ты никогда не обучал малышню с нуля. Ты не знаешь и не видишь как они развиваются. Я вижу малейшие изменения.
Схар на мгновение вспыхнул, а потом сразу успокоился. Тарлах действительно был сильнее и….опытнее.
— А этот, мальчишка…ты его чуть до смерти не довел. Он стоял вдвое дольше остальных детей.
— Ничего, не помрет. У него седьмой круг.
— Седьмой? — ошеломленно воскликнул Схар, — Ничего себе! У нас уже давно не было такого высокого круга.
— Да, давно. Очень давно. — подтвердил Тар’лах. — И я хочу чтобы он выжил. Он ценнее остальных. Его будут бросать в самый рискованные бои как самого сильного. Он должен быть готов.
— Так он сдохнет еще до боев. — хмыкнул Схар.
— Не помрет. — качнул головой однорукий, — У этих, из Подземелий, у всех выносливость сумасшедшая. Ты видел девочку? — спросил он.
— Конечно, единственная девочка, как не заметить. Схватывает моментально. Мой сопляк, который стоял с ней, под конец не смог уклониться ни от одного удара.
— Да. У нее конечно всего лишь второй круг, это немного, но движения и способность схватывать новое потрясающая. Не знаю какие планы на нее у Айгура, давно не было у него девочек-мутантов, Кайра только вторая за долгое время. Надеюсь он даст ей время подрасти.
— Ну… — протянул Схар, — Пару лет у них есть. Даже моих не часто ставят в бои, а им уже по двенадцать-тринадцать лет.
— Это ни о чем не говорит. Всегда самыми интересными и жестокими были поединки самых маленьких. На них больше всего ставят. Они самые непредсказуемые. Почему ты думаешь у нас две группы таких маленьких бойцов? Все набраны в этом году, думаешь стал бы Айгур тратить столько денег, если б ничего не затевалось? Думаю, их не растят на вырост, их растят на убой, и довольно скорый.
— Ладно, — мрачно оборвал разговор Схар, — Что об этом говорить, наше дело готовить их.
— Да… готовить…