Похищение королевского рубина

— Весьма сожалею… — сказал Эркюль Пуаро. Но его прервали… Не грубо, нет, скорее почтительно, не противореча, а искусно пытаясь переубедить.

— Пожалуйста, не отказывайтесь сразу, мсье Пуаро. Это дело затрагивает серьёзные государственные интересы. Ваша помощь получит достойную оценку в высших сферах.

— Вы чрезвычайно любезны, — Пуаро сделал рукой отстраняющий жест, — но я действительно не могу принять ваше предложение. В это время года…

И снова мистер Джесмонд прервал его.

— Рождественские праздники, — сказал он убедительно. — Подумайте только. Рождество на старинный лад в английской деревне.

Эркюль Пуаро содрогнулся. Мысль об английской деревне в зимнее время нисколько его не привлекала.

— Доброе старое Рождество, — подчеркнул мистер Джесмонд.

— Но я ведь не англичанин, — заметил Пуаро. — В моей стране Рождество — это детский праздник. Мы празднуем Новый год.

— В Англии, — сообщил мистер Джесмонд, — Рождеству придаётся большое значение, в Кингс Лейси вы увидите, как его у нас празднуют. Это, знаете ли, чудесный старинный дом. Один из его флигелей был построен ещё в четырнадцатом веке.

Дрожь снова пробежала по спине Пуаро. При одной мысли об английской усадьбе четырнадцатого века ему стало не по себе. Он уже достаточно натерпелся в таких старинных загородных домах. Пуаро одобрительно обвёл глазами своё комфортабельное жилище с многочисленными радиаторами и новейшими приспособлениями, исключающими всякую возможность сквозняков.

— Зимой, — твёрдо произнёс он, — я не покидаю Лондон.

— Мне кажется, мсье Пуаро, вы недооцениваете серьёзность данного дела.

Мистер Джесмонд бросил взгляд на своего спутника, потом перевёл его на Пуаро.

Второй посетитель не произнёс ещё ничего, кроме нескольких вежливых слов при знакомстве. Это был молодой человек лет двадцати трёх, не больше. Он сидел, уныло глядя на свои хорошо начищенные ботинки. Смуглое лицо его выражало тревогу, он казался очень подавленным.

— Да нет же, — возразил Пуаро, — я прекрасно понимаю, что дело очень серьёзное и от всей души сочувствую его высочеству.

— Ситуация чрезвычайно деликатная, — добавил мистер Джесмонд.

Пуаро внимательно на него посмотрел. Если бы кто-нибудь попытался одним словом описать мистера Джесмонда, то этим словом, вероятно, была бы «сдержанность». Всё в его облике было сдержанным. Хорошо сшитый, но не броский костюм; приятный голос воспитанного человека, который редко поднимался выше монотонного журчания; светло-каштановые волосы, слегка редеющие на висках; бледное, серьёзное лицо. Пуаро подумал, что он знавал не менее десятка подобных мистеров Джесмондов и каждый из них, раньше или позже, непременно произносил эту фразу: «Ситуация чрезвычайно деликатная».

— Полиция, — сказал Пуаро, — умеет, когда это требуется, соблюдать строжайшую секретность.

Мистер Джесмонд решительно покачал головой.

— Надо обойтись без полиции, — объявил он. — Возвращение того, о чём идет речь, почти неизбежно повлечёт за собой судебное разбирательство, а нам так мало известно. Пока у нас нет ничего, кроме подозрений.

— Сочувствую от всей души, — повторил Пуаро. Если он воображал, что его сочувствие произведёт какое-то впечатление на посетителей, то он ошибался. Они нуждались не в сочувствии, а в практической помощи. Мистер Джссмонд снова заговорил о прелестях английского Рождества.

— Старое английское Рождество вырождается, знаете ли, — сказал он. — В наши дни многие проводят его в ресторанах. Где то время, когда вся семья собиралась вокруг праздничного стола, а дети вывешивали свои чулки для подарков? Где старое английское Рождество с ёлкой, индейкой и пудингом, с хлопушками и снеговиком за окном?..

Тут Пуаро прервал мистера Джесмонда, так как любил точность:

— Чтобы слепить снеговика — необходим снег, — заметил он назидательно. — А снег не выпадает по заказу, даже ради английского Рождества.

— Я только сегодня разговаривал с одним приятелем-метеорологом, — сказал мистер Джесмонд, — и он сообщил мне, что на Рождество ожидается снег.

Ему не следовало этого говорить. Ещё более сильная дрожь пробежала по телу Пуаро.

— Снег в деревне! — воскликнул он. — Что может быть ужаснее! Большой, промозглый каменный дом.

— Вот уж нет, — поправил его мистер Джесмонд. — Многое изменилось за последние десять лет. Там теперь центральное отопление.

— В Кингс Лейси центральное отопление? — спросил Пуаро. Он, казалось, в первый раз заколебался.

Мистер Джесмонд не упустил представившейся возможности.

— Именно так, — сказал он, — радиаторы в каждой спальне, в ванных комнатах горячая вода. Поверьте, дорогой мсье Пуаро, и в зимнее время Кингс Лейси на редкость комфортабельный дом. Не исключено, что вам там покажется даже слишком жарко.

— Ну, это маловероятно, — возразил Пуаро. Мистер Джесмонд умело перевёл разговор.

— Ведь вы понимаете, какая перед нами сложная дилемма? — спросил он доверительным тоном.

Эркюль Пуаро кивнул. Вопрос был, действительно, не из лёгких. Сидевший перед ним юноша, единственный сын правителя богатой восточной страны, в будущем сам должен был стать монархом. Он прибыл в Лондон несколько недель назад. В его стране в последнее время было беспокойно. Общественное мнение, лояльное по отношению к отцу, который неизменно придерживался традиционного образа жизни, относилось с некоторым недоверием к младшему поколению. Сын явно стремился копировать западные нравы, и это вызывало осуждение.

Но недавно было объявлено о его помолвке с кузиной, девушкой, принадлежащей к их роду. Образование она получила в Кембридже, но остерегалась проявлять свою приверженность к западным тенденциям в собственной стране. День свадьбы был назначен. Молодой принц совершил поездку в Англию, захватив с собою некоторые фамильные драгоценности, для которых он должен был заказать соответствующую современную оправу в фирме Картье. В числе украшений был и всемирно известный рубин.

Искусные ювелиры вынули его из громоздкого старинного ожерелья и оформили совершенно по-новому. Всё шло хорошо, но вот случилось непредвиденное. Никто не сомневался, что молодой человек, обладающий большим состоянием и склонный к весёлому времяпрепровождению, имеет право на некоторые безумства самого приятного свойства. Это не вызвало бы порицания. Юные принцы должны развлекаться — это общеизвестно. Наш принц мог спокойно отправиться со своей дамой на Бонд Стрит и подарить ей изумрудный браслет или бриллиантовую брошь в качестве награды за её благосклонность. Такой подарок нашли бы совершенно естественным и отвечающим его положению, точно так же, как те «кадиллаки», которыми его отец неизменно одаривал танцовщиц, пользующихся его расположением в данный момент.

Но принц совершил непростительную нескромность. Польщённый интересом своей приятельницы, он показал ей знаменитый рубин в новой оправе и был настолько неосторожен, что позволил ей надеть это украшение на один вечер!

Развязка была быстрой и прискорбной. Во время ужина леди удалилась на минуту, заявив, что ей необходимо напудриться. Время шло. Она не возвращалась. Выяснилось, что она покинула ресторан через запасной выход, после чего растворилась в пространстве. К несчастью, рубин в новой оправе исчез вместе с ней.

Таковы были факты. Их невозможно было опубликовать, не вызвав в высшей степени неприятных последствий. Пропавший рубин не был обычным драгоценным камнем. Он наследственная собственность королевской семьи; ему придаётся величайшее значение. К тому же обстоятельства его исчезновения были таковы, что огласка могла вызвать серьёзные политические осложнения.

Мистер Джесмонд был не из тех, кто способен изложить факты простым языком. Напротив, он облёк их в сложную, многословную форму. Эркюль Пуаро не знал точно, кто такой мистер Джесмонд. Ему уже приходилось встречаться с подобными людьми. Этот джентльмен не уточнил, связан ли он с министерством внутренних дел, иностранных дел или с одним из более скромных учреждений. Он действовал в интересах Британского Содружества — вот и всё. Рубин должен быть возвращён.

И только Эркюль Пуаро, деликатно настаивал мистер Джесмонд, был способен это сделать.

— Может быть, может быть, — допустил Пуаро, — но вы так мало мне сообщили. Предположения, подозрения — этого недостаточно, чтобы начать действовать.

— Ну что вы, мсье Пуаро, я убеждён, что это не превышает ваших возможностей.

— Мне не всегда сопутствовала удача.

Но скромность Эркюля Пуаро была напускной. Его тон ясно свидетельствовал о том, что «взяться» за какое-нибудь дело и «добиться успеха» были почти синонимами в его словаре.

— Его высочество ещё очень молод, — сказал мистер Джесмонд. — Было бы грустно, если бы простое юношеское легкомыслие омрачило всю его последующую жизнь.

Пуаро доброжелательно взглянул на молодого человека, который казался чрезвычайно расстроенным.

— Молодость — это время безумств, — сказал он ободряюще. — Для обыкновенных молодых людей всё значительно проще. Добрый папа оплачивает счета; адвокат семьи помогает уладить все затруднения; сам молодой человек извлекает полезный урок из своего опыта, и всё кончается благополучно. В вашем положении это действительно сложно. Приближающаяся женитьба…

— В том-то и дело. Это именно так, — молодой человек, наконец, заговорил, и слова полились потоком: — Видите ли, это очень, очень серьёзная девушка. И к жизни она относится тоже в высшей степени серьёзно. В Кембридже она усвоила новые идеи. В моей стране должно быть образование, школы и тому подобные вещи. Всё это во имя прогресса, во имя демократии. Люди больше не будут, говорит она, жить, как во времена моего отца. Она знает, конечно, что в Лондоне я буду развлекаться, но скандала быть не должно. Вот что по-настоящему важно: чтобы не было скандала. Этот рубин — очень, очень знаменитый камень. За ним тянется долгий след, многовековая история. Кровопролития, убийства!..

— Убийства, — задумчиво произнёс Пуаро. Он посмотрел на мистера Джесмонда. — Надо надеяться, что до этого не дойдёт.

Мистер Джесмонд издал странный звук, слегка напоминающий кудахтанье курицы, которая собралась было снести яйцо, но потом раздумала.

— Нет, нет, что вы! — воскликнул он, поджимая губы. — Я уверен, что ни о чём подобном не может быть и речи.

— И всё же полной уверенности в данном случае быть не может, — возразил Пуаро. — У кого бы ни находился рубин в настоящий момент, не исключено, что на него найдутся и другие охотники, и они ни перед чем не остановятся, поверьте.

— Не думаю, однако, что нам следует заниматься подобными предположениями. Это совершенно бесцельно, — сказал мистер Джесмонд ещё более сдержанно.

— А я, — сказал Эркюль Пуаро, и иностранный акцент в его речи стал вдруг более заметен, — что касается меня, то я, по примеру политиков, принимаю во внимание все возможности.

Мистер Джесмонд бросил на него нерешительный взгляд. Наконец, он спросил:

— Так как же, мсье Пуаро, вы согласны? Поедете вы в Кингс Лейси?

— А как я объясню там свой приезд? — спросил в свою очередь Пуаро.

Мистер Джесмонд уверенно улыбнулся.

— Ну, это очень легко уладить, — заявил он. — Не сомневайтесь, пожалуйста, — всё будет выглядеть совершенно естественно. Я уверен, что семья Лейси вам понравится. Это очаровательные люди.

— Простите, а вы не ввели меня в заблуждение относительно центрального отопления?

— Нет, нет, как можно! — оскорбился мистер Джесмонд. — Вы найдёте там полнейший комфорт.

— Tout confort moderne, — перевёл для себя Пуаро. — Eh biеп[1], — сказал он, — я согласен.

Сидя у одного из высоких окон гостиной в Кингс Лейси, Эркюль Пуаро беседовал с хозяйкой дома. В комнате было очень тепло. Миссис Лейси занималась рукоделием. Не вязаньем кружев или вышиванием цветов по шёлку, но более прозаической работой: она подрубала кухонные полотенца. Не отрываясь от шитья, она говорила мягким, рассудительным голосом, который Пуаро назвал про себя «чарующим».

— Надеюсь, мсье Пуаро, вам понравится у нас. Мы проводим Рождество в узком семейном кругу. Не будет никого, кроме моей внучки и внука с его приятелем, а также моей внучатой племянницы Бриджит, кузины Дианы и старинного нашего друга Дэвида Велвина. Настоящий семейный праздник. Но Эдвина Моркомб сказала, что это именно то, что вам хотелось бы видеть: Рождество на старомодный лад. А ведь ничего более старомодного, чем мы сами, не найти! Мой муж, надо вам сказать, живёт полностью в прошлом. Ему хочется, чтобы всё здесь оставалось точно таким, как в то время, когда двенадцатилетним мальчиком он приезжал сюда на каникулы. — Она улыбнулась своим мыслям. — Всё те же старинные обычаи: ёлка, чулки, подвешенные для подарков, суп из дичи, индейка, собственно две индейки — одна вареная, а другая жареная — и рождественский пудинг, в который следует положить кольцо, пуговицу и всё прочее. Мы теперь не пользуемся шестипенсовиками, потому что их больше не делают из чистого серебра. У нас подают весь старинный десерт: засахаренные сливы, миндаль, изюм, глазированные фрукты и имбирь. Боже мой, я будто читаю каталог из магазина «Фортнам и Мейзн»!

— У меня уже текут слюнки, мадам.

— Я думаю, что к завтрашнему вечеру у всех нас разболятся животы, — сказала миссис Лейси. — Теперь ведь не привыкли так много есть, верно?

Её прервали громкие голоса и взрывы смеха за окном. Она выглянула наружу.

— Чем они там занимаются, хотела бы я знать? Какая-нибудь игра, вероятно. Я всё время опасалась, что наше Рождество покажется молодёжи скучным. Но оказалось как раз наоборот. А вот моим собственным сыну и дочери, так же как и их друзьям, было труднее угодить: они считали, что праздновать Рождество дома слишком старомодно и предпочитали идти в ресторан и танцевать там. Но, по-видимому, младшее поколение находит всё это удивительно привлекательным. Кроме того, — добавила практично миссис Лейси, — школьники и школьницы вечно хотят есть, вы не находите? Их, должно быть, просто морят голодом в этих учебных заведениях. Ведь ни для кого не секрет, что в этом возрасте дети съедают не меньше, чем трое взрослых мужчин.

Пуаро рассмеялся и сказал:

— С вашей стороны, мадам, и со стороны вашего мужа было очень любезно пригласить меня на ваш семейный праздник.

— О, мы оба просто в восторге, уверяю вас, — поторопилась заверить его миссис Лейси, — и если Гораций покажется вам несколько ворчливым, — добавила она, — не обращайте на это внимания. Просто у него такая манера.

В действительности же её муж, полковник Лейси, сказал следующее:

— Не понимаю, зачем тебе понадобилось приглашать одного из этих проклятых иностранцев? Он испортит нам Рождество! Разве он не мог приехать в другое время? Терпеть не могу иностранцев! Ну, хорошо, хорошо, значит Эдвина Моркомб захотела, чтобы он провёл праздники у нас. А она тут при чём, спрашивается? Почему она сама не пригласила его?

— Ты ведь прекрасно знаешь, — ответила миссис Лэиси, — что Эдвина всегда ходит на Рождество в ресторан «Кларидж».

Муж бросил на неё проницательный взгляд и осведомился:

— Ты что-то замышляешь, не так ли, Эм?

— Я? Замышляю? — Эм широко раскрыла свои голубые глаза. — Конечно же, нет, что это тебе пришло в голову?

Старый полковник Лейси рассмеялся глубоким рокочущим смехом.

— Я бы не сказал, что ты на это неспособна, Эм. Когда ты выглядишь особенно невинной, у тебя всегда что-то на уме.

Вспомнив об этом разговоре, миссис Лейси продолжала:

— Эдвина сказала, что вы, вероятно, сумеете нам помочь… Не представляю себе, каким образом, но она меня уверяла, что вам удалось выручить ваших друзей в аналогичных обстоятельствах. Я… но вы, может быть, не знаете, о чём я говорю?

Пуаро бросил на неё одобрительный взгляд. Миссис Лейси было лет семьдесят. Она держалась совершенно прямо, у неё были белоснежные волосы, розовые щёки, голубые глаза, забавный нос и решительный подбородок.

— Если только это будет в моих силах, — сказал Пуаро, — я буду счастлив вам помочь. Насколько я понимаю, речь идёт о неприятном для вас увлечении молодой барышни?

Миссис Лейси кивнула.

— Да. Просто удивительно, что я решаюсь говорить с вами об этом. Ведь вы для нас совершенно чужой человек…

— И к тому же иностранец, — добавил Пуаро многозначительно.

— Это верно, — подтвердила миссис Лейси. — Но в каком-то смысле, пожалуй, так даже проще. Во всяком случае, Эдвина думает, что вы кое-что знаете об этом Десмонде Ли-Уортли, и нам это может пригодиться.

Пуаро ответил не сразу. Он с восхищением подумал об изобретательности мистера Джесмонда, о том, как тактично тот сумел использовать леди Моркомб для исполнения своего замысла.

— У этого молодого человека, как я понимаю, неважная репутация? — спросил он деликатно.

— Вы не ошибаетесь. Просто очень плохая! Но на Сару это не действует. Ведь с молодыми девушками всегда так, вы не находите? Нет никакого толку говорить им, что тот, кто их интересует, не пользуется доброй славой. Это только делает его более привлекательным в их глазах.

— Вы совершенно правы! — сказал Пуаро.

— Когда я была молода (Боже, как давно это было!), — продолжала миссис Лейси, — нам не позволяли поддерживать дружбу с некоторыми молодыми людьми, что, конечно, только повышало наш интерес к ним; и если нам удавалось потанцевать с ними или остаться наедине в тёмной оранжерее… — Она засмеялась. — Поэтому я не позволила Горацию принять решительные меры, хотя он и настаивал.

— Скажите, пожалуйста, — попросил Пуаро, — что именно вас беспокоит?

— Наш сын был убит на войне, — сказала миссис Лейси, — а моя невестка умерла при рождении Сары. Поэтому внучка всегда была с нами, мы её вырастили. Может быть, мы воспитывали её недостаточно разумно, не знаю. Но мы всегда считали, что нам нужно как можно меньше ограничивать её свободу.

— По моему мнению, это разумно, — сказал Пуаро. — Нельзя противиться духу времени.

— И я всегда так думала. А ведь с девушками очень сложно в наши дни.

Пуаро посмотрел на неё вопросительно.

— Как бы это получше сказать? — продолжала миссис Лейси. — Ну вот: Сара связалась с компанией завсегдатаев баров и кафе. Она не хочет посещать балы и выезжать в свет, как это принято. Вместо этого она снимает две довольно противные комнаты в Челси, у реки, носит эту смешную одежду, которая им всем нравится, и чёрные или светло-зелёные толстые чулки, должно быть, страшно колючие. К тому же она обходится без мытья головы и без причёски.

— Са, c'est tout fait naturel[2], — сказал Пуаро. — Это сейчас очень модно. Со временем они от этого отвыкают.

— Я знаю. Это меня не очень беспокоит. Но она, видите ли, встречается с этим Десмондом Ли-Уортли, а у него действительно весьма неблаговидная репутация. Говорят, он пользуется огромным успехом у женщин и живёт в основном за счёт состоятельных девушек. Ему почти удалось жениться на мисс Хоуп, но её родители обратились в суд и учредили над ней опеку или что-то в этом роде. И конечно, Гораций хочет поступить так же. Он говорит, что это необходимо, чтобы её защитить. Но я считаю, что это неразумно. Они тогда просто убегут в Шотландию, Ирландию, Аргентину или ещё куда-нибудь и вступят в брак, а может быть, будут жить просто так. И хотя это было бы неуважением к суду и всё такое, но разве проблема была бы разрешена? Особенно если бы ожидался ребёнок. Ведь в таких случаях приходится сдаться и дать разрешение на брак. Насколько мне известно, через год или два молодые супруги разводятся, девушка возвращается домой и, как правило, по прошествии ещё года или двух выходит замуж за милого, но беспредельно скучного молодого человека, и всё приходит в норму. Но это особенно печально, когда имеется ребёнок, потому что отец и отчим — далеко не одно и то же, даже если отчим хороший. Нет, я думаю, что в дни моей юности поступали гораздо лучше. Как правило, человек, в которого влюблялась девушка, был нежелательной партией. Я помню, как я безумно влюбилась в одного юношу. Господи, как же его звали? Как странно, я никак не могу вспомнить его имени! Фамилия его была Тиббитт. Молодой Тиббитт. Само собой разумеется, мой отец отказал ему от дома, но нас приглашали в одни и те же компании, и я с ним танцевала. Иногда мы незаметно уходили с вечеринки и усаживались где-нибудь вдвоём. Время от времени наши друзья устраивали пикники, и там мы тоже встречались. Всё это было запрещено и поэтому особенно весело и увлекательно. Но мы не переходили черты, как это делают современные девушки, и через некоторое время мистеры Тиббитты исчезали из нашей жизни. Можете себе представить, когда я его встретила четыре года спустя, я никак не могла понять, что я раньше в нём находила! Он мне показался таким неинтересным, пресным, знаете ли. И собеседник он был никудышный.

— Нам всегда кажется, что дни нашей юности самые лучшие, — заметил Пуаро назидательно.

— Знаю. Это так утомительно для окружающих, не правда ли? Я не хочу давить на Сару — она в самом деле славная девочка, но вместе с тем я не хочу, чтобы она вышла замуж за Десмонда Ли-Уортли. Она с детства дружила с Дэвидом Велвином, который тоже гостит у нас; они всегда были так привязаны друг к другу, и мы с Горацием надеялись, что они поженятся, когда вырастут. Но теперь, конечно, она находит его малоинтересным и страшно увлечена Десмондом.

— Я не совсем понимаю, мадам, — сказал Пуаро. — Он теперь тоже гостит у вас, этот Десмонд Ли-Уортли?

— Да, и это моих рук дело, — ответила миссис Лейси. — Гораций был против, как вы понимаете. Конечно, в дни его молодости отец или опекун девушки отправился бы на квартиру к молодому человеку, захватив с собой хлыст! Гораций решил было отказать Десмонду от дома и запретить Саре встречаться с ним, но я решила, что это было бы ошибкой. «Нет, — сказал я, — лучше пригласим его сюда. Пусть он приедет отпраздновать Рождество в кругу нашей семьи». Мой муж само собой разумеется, нашёл, что я сошла с ума. Но я сказала: «Во всяком случае, надо попробовать. Пусть она посмотрит на него в нашей атмосфере, в нашем доме. Будем с ним очень приветливы, очень вежливы, может быть, тогда он перестанет казаться ей таким интересным!»

— Я думаю, мадам, в этом что-то есть, как говорится, — одобрил Пуаро. — Это разумная точка зрения, гораздо разумнее того, что предлагает ваш муж.

— Будем надеяться, что это так, — сказала миссис Лейси с некоторым сомнением. — Но результаты пока ещё невелики. Хотя, с другой стороны, он здесь всего два дня. — Неожиданно на её морщинистой щеке появилась ямочка. — Признаюсь вам, мсье Пуаро, что против моей воли он мне самой начинает нравиться. Я не хочу сказать, что он мне в самом деле нравится, но у него есть обаяние, это для меня ясно. О да, я вижу, что именно Сара находит в нём. Но я достаточно стара и опытна, чтобы понимать, что он всё равно никуда не годится. Несмотря на то, что мне его общество приятно. Впрочем, — задумчиво и чуть сожалеюще добавила миссис Лейси, — у него есть некоторые действительно хорошие черты. Он попросил разрешение привезти с собой сестру, которая перенесла хирургическую операцию и только что выписалась из больницы. Было бы грустно, сказал он, оставить её там на время рождественских праздников. Если её пребывание не причинит вам слишком большого беспокойства, я бы взял её с собой. Он заявил, что сам будет относить ей еду и вообще ухаживать за ней. Ведь это хороший поступок, как вы считаете, мсье Пуаро?

— Это свидетельствует о внимательном отношении к сестре, — отметил задумчиво Пуаро, — хотя и не очень-то вяжется с вашим описанием характера молодого человека.

— Право, не знаю. Мне кажется, можно быть привязанным к своим близким и в то же время охотиться за приданым молодых девушек. Вы знаете, Сара ведь будет очень богата. Мы-то ей оставим немного, потому что большая часть нашего капитала вместе с поместьем перейдёт Колину, нашему внуку. Но её мать имела большое состояние, и Сара унаследует его целиком, когда ей исполнится двадцать один год. Ей сейчас только двадцать. Нет, я думаю, со стороны Десмонда было очень мило позаботиться о своей сестре. К тому же он не пытался представить её лучше, чем она есть. По специальности она машинистка-стенографистка и работает секретарём в Лондоне. Он сдержал слово и бегает вверх и вниз по лестнице, относя ей подносы с едой. Не всякий раз, конечно, но очень часто. Я считаю поэтому, что он не лишён положительных качеств. Тем не менее, — решительно заключила миссис Лейси, — я против того, чтобы Сара вышла за него замуж.

— Всё, что я услышал, — сказал Пуаро, — убеждает меня в том, что это действительно было бы большим несчастьем.

— Как вы думаете, сможете вы нам помочь? — спросила миссис Лейси.

— По всей вероятности, — ответил Пуаро, — но я не хотел бы обещать слишком много. Дело в том, что господа Десмонды Ли-Уортли умны, мадам. Однако не надо отчаиваться. Может быть, мне кое-что и удастся. Во всяком случае, я приложу все старания для этого, хотя бы из благодарности за ваше любезное приглашение. — Он огляделся. — А ведь в наши дни, должно быть, совсем нелегко праздновать Рождество по-настоящему?

— В самом деле нелегко, — миссис Лейси вздохнула и немного наклонилась вперёд. — Знаете, мсье Пуаро, о чём я мечтаю, чего мне действительно хотелось бы?

— Расскажите, пожалуйста, мадам.

— Мне очень, очень хотелось бы жить в маленьком современном коттедже. Ну, может быть, коттедж не совсем точное слово, а скорее, в небольшом современном доме, где нетрудно вести хозяйство. Такой дом можно было бы построить где-нибудь в нашем парке. Там была бы чудесная кухня со всеми новейшими приспособлениями и полностью отсутствовали бы длинные переходы и коридоры. Всё было бы легко и удобно.

— В высшей степени практичная мысль, мадам.

— Но для меня невыполнимая, — заметила миссис Лейси. — Мой муж просто обожает этот дом. Ему ужасно нравится здесь жить. Он легко мирится с некоторыми неудобствами и недостатком комфорта, но приходит в ужас от одной мысли о жизни в коттедже.

— Значит, вы жертвуете собой ради него?

Миссис Лейси выпрямилась.

— Для меня это не жертва, мсье Пуаро, — сказала она. — Выходя замуж за Горация, я мечтала сделать его счастливым. Он был для меня хорошим, любящим мужем все эти годы, и я хочу, чтобы он был счастлив.

— Так вы будете жить здесь и в дальнейшем? — спросил Пуаро.

— Но ведь в самом деле здесь не так уж и неудобно, как вы находите?

— Нет, нет, — поспешил заверить её Пуаро. — Напротив, это очень комфортабельный дом. Центральное отопление и горячая вода — настоящее совершенство.

— Мы потратили массу денег, чтобы в доме было приятно жить, — сообщила миссис Лейси. — Нам удалось продать часть нашей земли. «Пригодной к эксплуатации», — так это, кажется, называется? К счастью, этот участок находится в другой стороне парка и его не видно из дома. Совсем некрасивый участок, по правде говоря, но мы продали его очень выгодно. Это нам позволило переоборудовать дом с максимумом удобств.

— Ну, а как с прислугой, мадам?

— С этим у нас, как ни странно, меньше затруднений, чем можно было бы предположить. Нельзя рассчитывать, конечно, что слуги будут ухаживать за вами и обслуживать вас так, как вы к этому привыкли. Из деревни к нам приходит несколько человек. Две женщины утром, две другие готовят обед и моют посуду, а вечером их снова сменяют. Очень многие согласны работать несколько часов в день. Что касается Рождества, то всё складывается особенно удачно. Моя дорогая миссис Росс обязательно является каждое Рождество. Она замечательно готовит, это действительно первоклассная кухарка. Она покинула нас лет десять назад, но приходит помочь всякий раз, когда бывает необходимо. Кроме того, есть милейший Пиверелл.

— Ваш дворецкий?

— Да. Он ушёл на покой и живёт в домике рядом с привратницкой. Но он так нам предан, что каждое Рождество настаивает на том, чтобы прислуживать за столом. Поверите ли, мсье Пуаро, он уже такой дряхлый, так неуверенно двигается, что всякий раз, когда он несёт что-нибудь тяжёлое, мне кажется, что он вот-вот это уронит. Смотреть на него настоящее мучение. Сердце у него слабое, и мне всё время страшно, что он слишком много работает. Но если бы я не разрешила ему прийти, это страшно бы его оскорбило. Он начинает охать и причитать, когда видит, в какое состояние пришло наше столовое серебро. Через три дня после его прихода оно снова сверкает. Да, это дорогой и преданный друг. — Она улыбнулась Пуаро. — Так что, как видите, мы готовы к празднику. К тому же это будет белое Рождество, — добавила она, выглянув в окно. — Видите? Пошёл снег. А вот и дети возвращаются. Я хотела бы познакомить вас, мсье Пуаро.

И миссис Лейси представила ему по всем правилам сначала своего внука Колина и его друга Майкла, славных, воспитанных мальчиков лет пятнадцати, из которых один был шатеном, а второй блондином; потом их кузину Бриджит, на редкость живую девочку с тёмными волосами.

— А вот моя внучка, Сара, — сказала миссис Лейси.

Пуаро с интересом поглядел на привлекательную девушку с копной рыжих волос. Её манера держать себя показалась ему слегка возбуждённой и даже вызывающей, но в её обращении к бабушке сквозила настоящая привязанность.

— А это мистер Ли-Уортли.

На мистере Ли-Уортли была матросская фуфайка и узкие чёрные джинсы. Волосы у него были порядочной длины, и трудно было утверждать с уверенностью, что утром он брился. Полной ему противоположностью казался молодой человек, которого миссис Лейси представила как Дэвида Велвина. Он был плотный, спокойный, с приятной улыбкой, и весь его облик свидетельствовал о его приверженности к воде и мылу. Среди вошедшей группы была и красивая молодая девушка с несколько напряжённым выражением лица. Её звали Диана Миддлтон.

Внесли чай со множеством бутербродов, булочек, лепёшек и тремя сортами печенья. Молодёжь отнеслась к еде с должным вниманием. Последним в гостиную вошёл полковник Лейси, пробормотав неопределённо:

— Чай? Ах да, чай.

Взяв чашку из рук жены, он положил себе на тарелку две лепёшки, взглянул с отвращением на Десмонда Ли-Уортли и сел как можно дальше от него. Это был рослый мужчина с густыми бровями и красным обветренным лицом. Его можно было принять скорее за фермера, чем за владельца барской усадьбы.

— Пошёл снег, — заметил он. — Будет настоящее белое Рождество.

После чая общество разошлось в разные стороны.

— Сейчас они, вероятно, включат свои магнитофоны, — сказала миссис Лейси, обращаясь к Пуаро.

Она снисходительно посмотрела вслед внуку, выходившему из комнаты. Слова её звучали так, будто она говорит о детях, которые собираются играть в солдатики.

— Они, конечно, разбираются в технике, — добавила она, — и очень важничают по этому поводу.

Однако мальчики и Бриджит решили пойти к озеру и посмотреть, будет ли лёд достаточно крепким, чтобы кататься на коньках.

— Мне ещё утром показалось, что можно кататься, но старина Ходжкинс не разрешил. Он всегда так ужасно осторожен.

— Пойдём погуляем, Дэвид, — тихо сказала Диана Миддлтон.

Дэвид секунду поколебался. Глаза его были прикованы к рыжей головке Сары. Она стояла рядом с Десмондом Ли-Уортли и не отрывала от него взгляда.

— Хорошо, — ответил Дэвид, — пойдём.

Диана торопливо взяла его под руку и они направились к двери. Сара спросила:

— Может быть, и нам пойти, Десмонд? В доме ужасно душно.

— Что за радость ходить пешком? — сказал Десмонд. — Я выведу машину. Поедем в «Пятнистый кабан», выпьем чего-нибудь.

После минутного колебания Сара предложила:

— Лучше в «Белый олень», в Маркет Ледбюри. Там гораздо веселее.

Сара никогда бы не решилась пойти в местный бар с Десмондом, хотя она ни за что бы в этом не призналась. Это было бы наперекор всем традициям Кингс Лейси. Женщины их семьи никогда не посещали «Пятнистый кабан». У неё было смутное чувство, что, пойди она туда, она бы предала старого полковника Лейси и его жену. Почему? — вероятно спросил бы её Десмонд. Но он бы должен сам знать почему, подумала Сара с лёгким раздражением. Разве можно без серьёзной причины расстраивать её дорогих стариков, дедушку и милую Эм? Их доброта просто удивительна! Они позволяют ей жить в Челси, вести образ жизни, который ей нравится, совершенно не понимая, зачем ей это нужно, но принимая всё как должное. Этим Сара обязана Эм, разумеется. Если бы не она, дедушка непременно поднял бы страшный шум.

У Сары не было иллюзий относительно мнения дедушки на этот счёт. И то, что Десмонда пригласили погостить в Кингс Лейси, не было его заслугой, конечно. Это всё благодаря Эм. Эм прелесть.

Когда Десмонд пошёл за машиной, Сара просунула голову в дверь гостиной.

— Мы собираемся поехать в Маркет Ледбюри, — объявила она. — И зайдём в «Белого оленя».

Её тон был чуть-чуть вызывающим, но миссис Лейси, казалось, не обратила на это внимания.

— Ну что ж, моя дорогая, — сказала она, — не сомневаюсь, что вы приятно проведёте время. А вот Диана и Дэвид пошли прогуляться. Я так рада. Как это хорошо, что мне пришла мысль пригласить на Рождество Диану. Очень грустно остаться вдовой в таком возрасте, ведь ей всего двадцать два. Я надеюсь, что она скоро опять выйдет замуж.

Сара внимательно посмотрела на неё.

— Ты что-то задумала, Эм? — спросила она.

— У меня действительно есть небольшой план, — весело заявила миссис Лейси. — По-моему, она как раз то, что нужно Дэвиду. Я знаю, конечно, что он был безумно влюблён в тебя, Сара, милочка моя, но тебе-то он не нравится. Я и сама поняла, что это не твой идеал мужчины. Мне не хочется, чтобы он продолжал страдать, и я думаю, что Диана ему подойдёт.

— Как ты любишь сватать, Эм, — заметила Сара.

— Я знаю. Все старые женщины таковы. Мне кажется, Диана уже влюблена в него. А ты не думаешь, что она как раз то, что ему нужно?

— Нет, пожалуй, — ответила Сара. — По-моему, Диана слишком — как бы это сказать — слишком серьёзная, слишком впечатлительная. Думаю, Дэвиду было бы с ней страшно скучно.

— Ну что ж, посмотрим. Ты, во всяком случае, ведь не хочешь выйти за него, дорогая? — спросила миссис Лейси.

— Нет, нет, — сразу ответила Сара и вдруг добавила напряжённо: — Тебе ведь нравится Десмонд, правда, Эм?

— Да, он мне кажется очень милым.

— Дедушке он не нравится.

— Ты вряд ли могла рассчитывать на это, как ты сама понимаешь, — рассудительно заметила миссис Лейси, — но я думаю, что он изменит своё отношение к нему, когда привыкнет к этой мысли. Ты не должна торопить его, милочка. Старые люди очень медленно меняют свои мнения, а твой дедушка к тому же довольно упрям.

— Мне всё равно, что дедушка говорит или думает, — сказала Сара. — Я выйду замуж за Десмонда, когда мне этого захочется.

— Я знаю, дорогая, я знаю. Но постарайся посмотреть на это трезво. Ведь дедушка мог бы причинить тебе большие неприятности. Ты ещё несовершеннолетняя. Через год ты сможешь поступать, как тебе вздумается. Я полагаю, что дедушка гораздо раньше примирится с твоим решением.

— Но ведь ты на моей стороне, правда, дорогая? — спросила Сара. Она обняла бабушку и нежно её поцеловала.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива, вот и всё. Ах, твой друг уже вывел машину. Знаешь, мне нравятся узкие брюки, которые носят теперь молодые люди. Очень элегантно, только, к сожалению, они подчёркивают острые колени.

Да, подумала Сара, у Десмонда в самом деле торчат колени, хотя она этого до сих пор не замечала…

— Поезжай, дорогая, развлекитесь немного, — напутствовала её миссис Лейси.

Она смотрела из окна до тех пор, пока её внучка не села в машину, потом вспомнила о своём иностранном госте и направилась в библиотеку. Однако, заглянув туда, она увидела, что Эркюль Пуаро сладко дремлет, улыбнулась и пошла через холл на кухню, чтобы посовещаться с миссис Росс.

— Поехали, детка, — сказал Десмонд. — Ну что, твои родные подняли шум из-за того, что ты собираешься в бар? Они здесь отстали на много лет, ты не находишь?

— Они и не думали возражать, — резко ответила Сара, садясь в машину.

— Скажи, пожалуйста, что это им пришло в голову пригласить сюда этого иностранного типа? Ведь он, кажется, сыщик? Что здесь можно искать?

— Он здесь не как сыщик, — пояснила Сара. — Моя крестная Эдвина Моркомб попросила пригласить его. Насколько мне известно, он давно уже не занимается профессиональной деятельностью.

— Судя по твоему описанию, можно подумать, что это старая, разбитая ломовая лошадь, — сказал Десмонд.

— Я думаю, ему хотелось посмотреть на старое английское Рождество, — неопределённо проговорила Сара. Десмонд презрительно рассмеялся.

— Какая чепуха все эти праздники. Не понимаю, как ты выдерживаешь.

Сара отбросила назад свои рыжие волосы, воинственно вскинула подбородок.

— Мне это нравится! — сказала она с вызовом.

— Не верю. Давай-ка бросим всё это завтра. Поедем в Скарборо или ещё куда-нибудь.

— Это совершенно невозможно.

— Почему?

— О, это оскорбило бы их чувства.

— Ерунда какая! Ты сама знаешь, что тебе не может нравиться этот детский сентиментальный вздор.

— Ну, может быть, не всерьёз…

Сара остановилась и виновато подумала, что ждёт с нетерпением наступления Рождества. Ей всё в этом празднике нравилось, но она стеснялась признаться в этом Десмонду. Теперь было не принято любить Рождество и семейные радости. На мгновение она подумала, что лучше бы Десмонд не приезжал сюда на Рождество. Собственно говоря, ей почти захотелось, чтобы Десмонд вообще не приезжал сюда. Встречаться с ним в Лондоне было гораздо приятнее, чем в деревне.

Тем временем мальчики и Бриджит возвращались с озера, всё ещё серьёзно обсуждая проблемы катания на коньках. Снежинки падали всё гуще и гуще, и вид неба предвещал в ближайшем будущем сильный снегопад.

— Снег будет идти всю ночь — это ясно, — сказал Колин. — Готов побиться об заклад, что к утру Рождества наметёт сугробы высотой не меньше двух футов.

Это была приятная перспектива.

— Давайте сделаем снеговика, — предложил Майкл.

— Боже мой, — сказал Колин, — я не занимался этим с тех пор, как мне было года четыре.

— Не думаю, что это легко, — заметила Бриджит, — ведь нужно знать, как за это взяться.

— Мы могли бы слепить фигуру мсье Пуаро, — сказал Колин, — и украсить её большими черными усами. Я видел пару таких усов в ящике с маскарадными костюмами.

— Не понимаю, — задумчиво сказал Майкл, — как это мсье Пуаро мог быть детективом, изменять свою наружность.

— Да, — подтвердила Бриджит, — невозможно себе представить, что он бегает с микроскопом в руках в поисках улик или измеряет следы.

— У меня идея! — воскликнул Колин. — Давайте разыграем для него комедию.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Бриджит.

— Устроим для него убийство.

— Вот это мысль! — восхитилась Бриджит. — Ты хочешь сказать, тело на снегу и всё такое?

— Именно. Он тогда почувствует себя в своей стихии, правда?

Бриджит захихикала.

— Кто его знает!

— Если снегопад не прекратится, — сказал Колин, — наше преступление будет выглядеть особенно эффектно. Тело и следы на снегу. Нужно будет всё внимательно продумать. Мы стащим один из дедушкиных кинжалов, а пятна крови сделаем краской.

Они остановились и, не обращая внимания на усилившийся снегопад, стали возбуждённо обсуждать детали будущего спектакля.

— В старой классной есть коробка с красками. Можно её взять. Кармин, наверное, подошёл бы.

— Мне кажется, кармин немного светлее, чем нужно, — сказала Бриджит. — Пятна должны быть бурыми.

— А кто будет изображать мёртвое тело? — спросил Майкл.

— Я, — быстро ответила Бриджит.

— Послушай-ка, — вмешался Колин, — я сам собирался исполнить эту роль.

— Вот уж нет! — вскричала Бриджит. — Я и никто другой. Эту роль должна сыграть девушка. Представляете себе волнующее зрелище: прекрасная безжизненная девушка на снегу.

— Прекрасная, ха-ха! — насмешливо вставил Майкл.

— А кроме того, у меня чёрные волосы, — заявила Бриджит.

— И что из этого?

— Ну, они будут хорошо выделяться на снегу, а я ещё надену мою красную пижаму.

— Если ты будешь в красной пижаме, кровавые пятна на ней не будут заметны, — заметил практичный Майкл.

— Зато она будет так эффектно выглядеть на снегу, — возразила Бриджит. — А потом, у неё белая отделка — на ней кровь будет хорошо видна. Ой, это будет потрясающе! Как вы думаете, удастся нам провести его?

— Да, если мы все сделаем как следует, — сказал Майкл. — На снегу будут только твои следы и следы ещё одного человека, мужчины, конечно, которые будут вести к телу и от него. Пуаро не решится приблизиться, чтобы их не затоптать, поэтому он не заметит, что в действительности ты живая. А что, если… — Майкл остановился, поражённый неожиданной мыслью. Его друзья посмотрели на него. — Вы не думаете, что ему это будет неприятно?

— Да нет, — ответила Бриджит уверенно. — Он, конечно, поймёт, что мы хотели его развлечь, доставить ему удовольствие на Рождество.

— Мне кажется, в самое Рождество этого не следует делать, — сказал Колин, поразмыслив. — Дедушке это вряд ли понравится.

— Тогда на второй день, когда дарят подарки, — предложила Бриджит. — Да, тогда это будет в самый раз.

— И у нас будет больше времени, чтобы подготовиться, — продолжала Бриджит. — Ведь сделать надо немало. Пойдём поищем всё, что нам нужно.

И они поспешили в дом.

В этот вечер у всех было много дела. В дом принесли целые охапки остролиста и омелы, в столовой установили ёлку. Все помогали её украшать, прикреплять ветки остролиста за картинами и подвешивать гирлянды омелы в холле.

— Мне и в голову не приходило, что такой архаизм ещё где-то существует, — тихо сказал Десмонд, наклонившись к уху Сары, и насмешливо усмехнулся.

— Мы всегда это делали, — ответила Сара, как бы оправдываясь.

— Это не аргумент!

— Ах, пожалуйста, перестань ворчать, Десмонд. Мне это нравится.

— Сара, радость моя, быть этого не может!

— Ну, не по-настоящему, пожалуй, но всё же в какой-то мере.

— Кто из вас решится пойти к полуночной мессе, несмотря на снег? — спросила миссис Лейси, когда часы показывали без двадцати двенадцать.

— Только не я, — сказал Десмонд. — Пошли, Сара.

Взяв её за руку, он направился в библиотеку и подошёл к шкафчику с пластинками.

— Всему есть предел, дорогая, — сказал он. — Ты только подумай, полуночная месса!

— Да, действительно, — ответила Сара.

Но остальная молодёжь согласилась пойти. Церковь находилась в десяти минутах ходьбы от дома. С шумом и смехом оба мальчика, Бриджит, Дэвид и Диана собрались и ушли. Постепенно их смех замер вдали.

— Полуночная месса! — сказал полковник Лейси, презрительно фыркнув. — Никогда не ходил к полуночной мессе в дни моей юности. Месса, скажите на милость! Папистские штучки! О, простите, мсье Пуаро.

Пуаро успокоительно махнул рукой.

— Всё в порядке. Не обращайте на меня внимания, пожалуйста.

— На мой взгляд, для любого человека вполне достаточно заутрени, — заявил полковник. — Вот это настоящая воскресная служба. «Внемлите ангельскому пению…» и все добрые старые рождественские гимны. А потом домой, на праздничный обед. Ведь так, Эм?

— Да, дорогой, — сказала миссис Лейси. — Для нас. Но молодёжи нравится полуночная служба, и мне очень приятно, что они хотят на ней присутствовать.

— Кроме Сары и этого парня.

— Видишь ли, милый, по-моему, ты ошибаешься. Саре этого хотелось, но она не решилась признаться.

— Но почему её интересует мнение этого субъекта? Нет, это выше моего разумения.

— Просто она ещё очень молода, — добродушно сказала миссис Лейси. — Вы уже идёте спать, мсье Пуаро? Доброй ночи, приятных снов.

— А вы, мадам? Вы ещё не ложитесь?

— Пока нет. Я должна положить молодёжи подарки в чулки. Все они, в общем, уже не дети, и, тем не менее, им приятно находить эти подарки. Я кладу разные мелочи, разные глупости для смеха. Всё это просто для веселья.

— Вы тратите много сил, чтобы сделать этот дом счастливым, — заметил Пуаро. — Я восхищаюсь вами.

И он почтительно поднёс её руку к губам.

— Гм, — проворчал полковник Лейси, когда Пуаро вышел, — ну и цветистый язык у этого парня. Но он сумел тебя оценить.

Миссис Лейси улыбнулась ему и на щеках её появились ямочки.

— Разве ты не видишь, Гораций, что я стою под омелой[3]? — спросила она застенчиво, как могла бы спросить девятнадцатилетняя девушка.

Эркюль Пуаро вошёл в свою спальню, просторную комнату, хорошо обогреваемую центральным отоплением. Приблизившись к большой старинной кровати с пологом, он увидел на подушке какой-то конверт; открыв его, он вынул оттуда листок бумаги, на котором было начертано кривыми печатными буквами следующее послание:

Пуаро вытаращил глаза. Поднял брови.

— Загадочно, — пробормотал он, — и в высшей степени неожиданно.

За рождественский обед уселись в два часа дня. Это был настоящий пир. Огромные поленья весело потрескивали в широком камине, но ещё громче был шум множества голосов, говоривших одновременно. Суп из дичи был уже съеден, за ним две гигантские индейки, а оставшиеся от них кости убраны. Наступил торжественный момент: внесли рождественский пудинг! Восьмидесятилетний Пиверелл, несмотря на дрожащие от слабости руки и ноги, не захотел уступить этой чести никому другому. Миссис Лейси, полная опасений, нервно сжимала руки. Она не сомневалась, что когда-нибудь, во время такого рождественского обеда, Пиверелл упадёт замертво. Поставленная перед альтернативой: способствовать его гибели или оскорбить его чувства до такой степени, что он сам предпочтет умереть, — она до сих пор всякий раз выбирала первое.

Рождественский пудинг красовался на серебряном блюде во всём своем великолепии: настоящий футбольный мяч, а не пудинг. В центре его, как победный флаг, возвышались веточки и ягоды остролиста, а вокруг плясали красные и синие язычки пламени. Все дружно приветствовали появление пудинга радостными криками.

Миссис Лейси добилась одного: она сумела убедить Пиверелла не обносить сидящих за столом, а поставить блюдо перед ней. Когда пудинг в целости и сохранности был водружён на столе, у неё вырвался вздох облегчения, и она стала быстро передавать тарелки, на которых язычки пламени всё ещё лизали внушительные порции.

— Загадайте желание, мсье Пуаро, — крикнула Бриджит, — поторопитесь, пока огонь не погас. Бабушка, дорогая, скорей, скорей!

Миссис Лейси удовлетворённо откинулась на стуле. Пудинг удался на славу. Перед каждым стояла всё ещё пламенеющая порция. На минуту вокруг стола воцарилось молчание: все торопились загадать желание.

Никто не заметил странного выражения на лице Пуаро, когда он посмотрел на кусок пудинга, поставленный перед ним. «Не ешьте ни кусочка рождественского пудинга». Что, ради всех святых, означало это мрачное предостережение? Его порция пудинга не могла ничем отличаться от любой другой! Со вздохом признавшись себе, что он озадачен, — а Эркюль Пуаро не любил делать подобных признаний — он взял в руки вилку и ложку.

— Немного соуса к пудингу, мсье Пуаро?

Пуаро с признательностью полил свой кусок соусом.

— Опять позаимствовали мой лучший бренди, а, Эм? — добродушно спросил полковник с другого конца стола. Глаза миссис Лейси блеснули.

— Видишь ли, дорогой, — сказал она, — миссис Росс настаивает на этом. Она говорит, что качество соуса зависит именно от сорта бренди.

— Ничего, ничего, — успокоил её полковник. — Рождество бывает только раз в году, а что касается миссис Росс, то это прекрасная женщина. Прекрасная женщина и великолепная кухарка.

— Вот это правда, — подтвердил Колин. — Потрясающий пудинг. — И он с удовольствием продолжал есть.

Осторожно, почти с опаской, Пуаро принялся за свою порцию. Он съел одну ложку. Пудинг был восхитителен! Он съел вторую. Что-то звякнуло на его тарелке. Он проткнул пудинг вилкой. Бриджит, сидевшая слева от него, пришла к нему на помощь.

— Вам что-то досталось, мсье Пуаро, — сказала она, — интересно, что это?

Пуаро отделил маленький серебряный предмет от приставших к нему изюминок.

— О-о! — воскликнула Бриджит. — Это «пуговица холостяка»! Мсье Пуаро досталась «пуговица холостяка»!

Пуаро положил серебряную пуговку в чашу для ополаскивания пальцев, которая стояла рядом с его прибором, и смыл с неё крошки.

— Очень хорошенькая, — отметил он.

— Это означает, что вы останетесь холостяком, мсье Пуаро, — услужливо объяснил Колин.

— Как и следовало ожидать, — серьёзно сказал Пуаро. — Я был холостяком много долгих лет, и маловероятно, чтобы это положение изменилось теперь.

— О, никогда нельзя зарекаться, — заметил Майкл, — я на днях только читал в газете про одного мужчину девяноста пяти лет, который женился на двадцатидвухлетней девушке.

— Значит, я не должен терять надежды, — заключил Эркюль Пуаро.

В этот миг полковник внезапно издал какое-то восклицание. Лицо его побагровело. Он поднёс руку ко рту.

— Проклятье, Эммелина, — прогремел он, — почему ты разрешила кухарке класть стёкла в пудинг?

— Стёкла? — удивлённо переспросила миссис Лейси. Полковник извлёк изо рта предмет, вызвавший его негодование.

— Я мог сломать зуб, — проворчал он, — или проглотить эту проклятую штуку и получить аппендицит.

Он опустил кусок стекла в чашу с водой, ополоснул его и показал всем.

— Господи, помилуй! — воскликнул он. — Это красный камень от наших щипцов для орехов.

Пуаро проворно перегнулся через свою соседку, взял камень из рук полковника Лейси и внимательно его осмотрел. Камень был огромный и по цвету напоминал рубин. Когда он повернул его, свет отразился на его гранях и они засверкали. Неожиданно раздался какой-то стук. Кто-то из сидевших резко отодвинул свой стул, потом снова придвинул его.

— Фью! — присвистнул Майкл. — Вот было бы здорово, если бы он оказался настоящим.

— А может быть, он в самом деле настоящий, — сказала Бриджит с надеждой в голосе.

— О, не будь дурочкой, Бриджит. Рубин таких размеров стоил бы много тысяч фунтов. Разве не так, мсье Пуаро?

— Да, действительно.

— Но для меня совершенно непонятно, — сказала миссис Лейси, — каким образом он попал в пудинг.

— О! — воскликнул Колин. Что-то в последнем кусочке пудинга, который он ел, привлекло его внимание. — Мне досталась «свинья». Это нечестно.

Бриджит тут же начала распевать:

— Колин получил «свинью»! Колин получил «свинью»! Колин — жадная, прожорливая свинья!

— Мне досталось кольцо, — сказала Диана ясным, высоким голосом.

— Это хорошо, Диана. Ты выйдешь замуж раньше всех.

— А я нашла напёрсток, — простонала Бриджит.

— Бриджит останется старой девой, — забубнили мальчишки. — Вот это да! Бриджит останется старой девой.

— А кому досталась монета? — спросил Дэвид. — Миссис Росс сказала мне, что в пудинг положили настоящую золотую монету в десять шиллингов.

— Я этот счастливец, — сообщил Десмонд Ли-Уортли. Сидевшие рядом с полковником Лейси услыхали, как он пробормотал:

— Как и следовало ожидать.

— А у меня тоже кольцо, — объявил Дэвид. Он посмотрел через стол на Диану. — Удивительное совпадение, вы не находите?

Все продолжали смеяться и никто не заметил, что мсье Пуаро, как бы задумавшись, небрежным жестом опустил красный камень в карман.

За пудингом последовали пирожки с миндалём и изюмом, потом рождественский десерт. После чего хозяин и хозяйка пошли прилечь перед вечерним чаем, во время которого должны были зажечь свечи на ёлке. Эркюль Пуаро, однако, и не подумал отдыхать. Вместо этого он направился в огромную старинную кухню.

— Будет ли мне позволено, — спросил он, осматриваясь и лучезарно улыбаясь, — поздравить повара с приготовлением чудеснейшего обеда, какой мне когда-либо доводилось отведать?

После минутной паузы миссис Росс торжественно вышла ему навстречу. Это была крупная женщина величественного телосложения, двигалась она с достоинством театральной герцогини. В буфетной, примыкавшей к кухне, были ещё две женщины, худощавые и седоволосые, которые мыли посуду, а также девушка с волосами цвета пакли, сновавшая между кухней и буфетной. Но все они были явно всего лишь на положении подручных. Несомненной королевой этого кухонного царства была миссис Росс.

— Мне приятно слышать, сэр, что вам понравилось, — сказала она благосклонно.

— Понравилось! — воскликнул Эркюль Пуаро. Нелепым, совсем не английским жестом он поднёс свою руку к губам, поцеловал её, потом лёгким взмахом как бы направил поцелуй кверху. — Да ведь вы гений, миссис Росс! Настоящий гений! Мне никогда не случалось есть ничего подобного. Суп из дичи… — и он выразительно причмокнул губами, — а также индейка, фаршированная каштанами, были для меня подлинным откровением.

— Любопытно, что вы это заметили, сэр, — всё так же благосклонно ответила миссис Росс. — Эта начинка сделана по особому рецепту. Мне его сообщил австрийский повар, с которым я работала много лет назад. Всё остальное, — добавила она, — это добрая простая английская кухня.

— А разве есть что-нибудь лучше её? — спросил Пуаро.

— Очень любезно с вашей стороны так говорить, сэр. Как иностранный джентльмен, вы могли бы, конечно, предпочитать континентальную кухню. Хотя нельзя сказать, что я не способна готовить и континентальные блюда.

— Я уверен, миссис Росс, что вы можете приготовить всё что угодно. Но надо вам сказать, что английская кухня — я имею в виду хорошую английскую кухню, а не то, что подают во второразрядных отелях или ресторанах, — очень высоко ценится гурманами на континенте. Если я не ошибаюсь, в начале девятнадцатого века в Лондон была направлена специальная кулинарная экспедиция из Франции. В своем отчёте она особо писала о замечательных английских пудингах, в первую очередь, — с жаром продолжал Пуаро свои восхваления, — о рождественском пудинге, таком, как мы ели сегодня. Ведь он был приготовлен дома, не правда ли, а не куплен в кондитерской?

— Совершенно верно, сэр. Я сама его приготовила по собственному рецепту, тому самому, которым я пользуюсь уже много, много лет. Миссис Лейси, надо вам сказать, предложила купить пудинг в Лондоне, чтобы облегчить мне работу. О, нет, — возразила я, — вы очень добры, мадам, но покупной рождественский пудинг не может сравниться с домашним. Заметьте, — продолжала миссис Росс, увлечённая этой темой, как и следовало ожидать от истинного художника, — он был сделан слишком поздно. Настоящий рождественский пудинг должен быть приготовлен за несколько недель до праздника и лежать на холоде; чем дольше он выдерживается — в разумных пределах, конечно, — тем вкуснее он бывает. Я помню, что когда я была ребёнком и мы ходили в церковь каждое воскресенье, то мы всегда ждали определённой молитвы, которая служила сигналом для того, чтобы приступить к изготовлению пудингов. В воскресенье произносилась молитва, и не позже следующей недели моя мать обязательно готовила рождественский пудинг. Так следовало бы сделать и здесь в этом году. Но вышло так, что пудинг был приготовлен всего три дня назад, накануне вашего приезда, сэр. Как бы то ни было, я сделала всё, как полагается. Все живущие в доме должны были прийти на кухню размешивать пудинг и загадать желание. Таков старинный обычай, сэр, и я всегда придерживаюсь его.

— В высшей степени интересно, — сказал Эркюль Пуаро. — И что, все пришли сюда?

— Да, сэр. Молодые джентльмены, мисс Бриджит, лондонский джентльмен, который гостит здесь, его сестра, мистер Дэвид и мисс Диана (я, конечно, должна была бы сказать миссис Миддлтон)… и каждый из них размешал немного, да, сэр.

— А сколько пудингов вы сделали? Только один?

— Нет, сэр, четыре. Два больших и два поменьше. Я собиралась подать второй из больших на Новый год: меньшие предназначаются для полковника и миссис Лейси, когда они останутся одни, а остальные уедут.

— Понимаю, понимаю.

— Собственно говоря, — сказала миссис Росс, — сегодня вы ели не тот пудинг, который следовало.

— Не тот пудинг? — удивился Пуаро. — Как так?

— Видите ли, сэр, у нас есть большая форма для рождественских пудингов. Фарфоровая форма с выпуклым узором из остролиста и омелы на крышке. Рождественский пудинг мы всегда делали в ней. Но сегодня случилась неприятность. Утром, когда Энни снимала её с полки в кладовой, она выскользнула у неё из рук и разбилась. Само собой, сэр, я не могла подать этот пудинг, ведь в него, возможно, попали осколки. Так что нам пришлось воспользоваться тем, который был во второй форме и должен был подаваться на Новый год. Это тоже хорошая круглая форма, но пудинг в ней получается не такой нарядный. Представления не имею, где нам удастся достать другую такую форму, как разбитая. Теперь таких больше не делают. Всё какие-то мелкие модные штучки. Не купишь даже простого блюда для завтрака, на котором поместилось бы восемь-десять яиц с ветчиной. Ах, теперь всё не так, как прежде.

— Это верно, — подтвердил Пуаро, — но о сегодняшнем дне этого не скажешь. Сегодня Рождество здесь праздновали, как в прежние времена. Вы согласны со мной?

Миссис Росс вздохнула.

— Мне приятно, что вы так говорите, сэр, но, конечно же, у меня теперь нет таких помощников, как бывало раньше. Опытных помощников, хочу я сказать. Девушки в наши дни… — и она слегка понизила голос. — Не могу сказать о них ничего плохого, сэр, они очень усердны и услужливы, но не вышколены, если вы знаете, что я имею в виду.

— Да, времена меняются, — подтвердил Эркюль Пуаро. — Я тоже иногда нахожу, что это грустно.

— Этот дом, сэр, — сказала миссис Росс, — слишком велик, знаете ли, для хозяйки и полковника. Хозяйка понимает это. Жить, как они живут, занимая только часть дома, — в этом нет ничего хорошего. Дом оживает, можно сказать, только на Рождество, когда собирается вся семья.

— Насколько я знаю, мистер Ли-Уортли и его сестра гостят здесь в первый раз, не так ли?

— Да, сэр, — тон миссис Росс стал более сдержанным. — Очень приятный молодой человек, но, по нашему разумению, это неподходящий друг для мисс Сары. Впрочем, в Лондоне иначе смотрят на вещи. Как грустно, что его сестра так плохо себя чувствует. Она ведь перенесла операцию. В первый день их приезда она казалась вполне здоровой, но к вечеру, после того как мы размешивали пудинги, ей снова стало нехорошо и с тех пор она всё время в постели. Я думаю, она поднялась слишком рано после операции. Ах, эти современные доктора! Они выписывают людей из больницы, когда те едва на ногах стоят. Да вот, жена моего собственного племянника…

И миссис Росс пустилась в долгое и красочное описание больничного лечения, которому подверглись многие её родственники; ничего похожего, по её мнению, на то внимание, которое уделялось пациентам в прежние времена.

Пуаро выразил своё сочувствие должным образом.

— Мне остается только, — заключил он, — поблагодарить вас за великолепный, изысканный обед. Разрешите предложить вам это скромное доказательство моего восхищения.

И хрустящая бумажка в пять фунтов перешла из его руки в руку миссис Росс, которая вскользь заметила:

— Но, сэр, вы не должны этого делать.

— Ах нет, я настаиваю.

— Вы очень, очень добры, сэр, — миссис Росс приняла дань его восхищения как должное, не более того. — А вам, сэр, я желаю веселого Рождества и счастливого Нового года.

Этот рождественский день закончился, как большинство подобных дней. Зажгли ёлку, к чаю был подан восхитительный рождественский пирог. Его приветствовали с восторгом, но ели весьма умеренно. Позже был холодный ужин.

Пуаро, как и его хозяева, рано удалился на покой.

— Доброй ночи, мсье Пуаро, — сказала миссис Лейси — Я надеюсь, что вы хорошо провели время.

— Это был чудесный день, мадам, просто чудесный.

— Вы кажетесь очень задумчивым.

— Я размышляю об английском пудинге.

— Вы нашли его тяжеловатым? — деликатно спросила миссис Лейси.

— Нет, нет, я говорю не с гастрономической точки зрения. Я размышляю о его значении.

— Что ж, оно, безусловно, связано с традицией, — сказала миссис Лейси. — Спокойной ночи, мсье Пуаро, и пусть вас не мучают сны о рождественских пудингах и сладких пирогах.

— Да, — сказал себе Пуаро, раздеваясь, — этот рождественский пудинг, действительно, проблема. Чего-то я здесь не понимаю. — Он досадливо покачал головой. — Ну что ж, посмотрим.

После некоторых приготовлений, Пуаро лег в постель, но, видимо, спать не собирался.

Часа через два его терпение было вознаграждено. Дверь его спальни тихо приоткрылась. Он улыбнулся про себя. Всё шло так, как он предвидел. Его мысли вернулись на мгновение к чашке кофе, любезно переданной ему Десмондом Ли-Уортли во время ужина. Когда Десмонд отвернулся от него, он на минуту опустил чашку на стол, а потом снова поднял её, и Десмонд мог с удовлетворением убедиться (если ему это, действительно, доставило удовлетворение), что Пуаро выпил кофе до последней капли. Но сейчас лёгкая усмешка приподняла усы Пуаро. Он подумал, что кто-то другой, а не он, спит особенно крепко в эту ночь. «Этот славный молодой человек, Дэвид, — сказал себе Пуаро. — Он взволнован, он несчастлив. Ему не повредит хорошо выспаться. А сейчас посмотрим, что произойдёт».

Он лежал совершенно тихо и ровно дышал, издавая время от времени не храп, о нет, а лишь легчайший намёк на храп.

Кто-то подошёл к его постели и склонился над ним. Потом, удостоверившись, что Пуаро спит, посетитель повернулся и подошёл к туалетному столику. При свете маленького карманного фонарика он осмотрел вещи Пуаро, аккуратно разложенные на нем. Его пальцы ощупали бумажник, открыли без малейшего шума один за другим ящики столика, потом продолжили поиски в карманах одежды Пуаро. В заключение, посетитель снова подошёл к постели. Его рука осторожно скользнула под подушку. Вытащив руку, он постоял несколько секунд в нерешительности, как будто сомневаясь, что делать дальше. Обошёл всю комнату, заглядывая в вазочки, отодвигая безделушки, зашёл в ванную, вышел оттуда. Потом раздражённо пробормотав что-то себе под нос, покинул комнату.

— Ах, вот как, — беззвучно произнёс Пуаро. — Значит, вы разочарованы? Да, да, вы очень разочарованы. Неужели вы могли всерьёз предположить, что Эркюль Пуаро спрячет что-то там, где вы сумеете это разыскать?!

Затем он повернулся на другой бок и мирно уснул. На следующее утро его разбудил лёгкий, но настойчивый стук в дверь.

— Qui est la[4]? Входите, входите.

Дверь отворилась. На пороге стоял запыхавшийся Колин. Лицо его покраснело от волнения. За ним показался Майкл.

— Мсье Пуаро, мсье Пуаро!

— Да? — Пуаро сел на постели. — Вы принесли мне чай? Ах нет, это вы, Колин. Что случилось?

Колин помолчал с минуту. Он казался очень взволнованным. На самом же деле, его органы речи были временно парализованы зрелищем Эркюля Пуаро в ночном колпаке. Наконец, сделав некоторое усилие, он заговорил:

— О, мсье Пуаро, не могли бы вы нам помочь? Произошло нечто ужасное!

— Что именно?

— Это… это Бриджит. Она лежит там, на снегу. Мне кажется… она не двигается и не говорит… О, лучше выйдите и посмотрите на неё сами. Мне так страшно… Боюсь, что она мертва.

— Что? — Пуаро откинул одеяло. — Мадемуазель Бриджит мертва?!

— Я думаю… Похоже на то, что её убили. Там кровь. Идите скорее, пожалуйста.

— Ну, конечно, конечно. Одну минуту.

С величайшей поспешностью Пуаро просунул ноги в уличные ботинки и набросил прямо на пижаму пальто, подбитое мехом.

— Я готов, — сказал он. — Вы разбудили всех в доме?

— Нет. Мы никому пока не говорили, кроме вас. Мы думали, так лучше. Дедушка и бабушка ещё не встали. Внизу накрывают на стол, но мы ничего не сказали Пивереллу. Она — Бриджит — лежит с другой стороны дома, недалеко от террасы и библиотечного окна.

— Понятно. Идите вперёд, я следую за вами.

Отвернувшись, чтобы скрыть торжествующую усмешку, Колин первым спустился по лестнице, и они вышли во двор через боковую дверь. Было ясное утро. Солнце только поднималось над горизонтом. Снег уже не шёл, но всё вокруг было покрыто нетронутым белоснежным покровом. Мир казался чистым и удивительно прекрасным.

— Там! — сказал, задыхаясь, Колин. — Это — там!

И жестом полным драматизма он указал на что-то. Сцена, представившаяся их взорам, была действительно драматична. Бриджит лежала на снегу в нескольких ярдах от них. На ней была алая пижама и белый шерстяной платок, наброшенный на плечи. На платке виднелись красные пятна. Голова её была повернута вбок, лицо скрывалось под массой чёрных распущенных волос. Одна рука была прижата к телу, вторая откинута в сторону, пальцы её были сжаты. В центре большого красного пятна торчала рукоятка изогнутого курдского кинжала, который полковник Лейси только накануне вечером показывал своим гостям.

— Mon Dieu[5]! — воскликнул Пуаро. — Совершенно, как на сцене.

Майкл издал слабый звук, как будто он подавился. Колин бросился ему на выручку, стараясь исправить положение.

— Я знаю, — сказал он. — Всё это выглядит нереально, не правда ли? Видите вы эти следы? Вероятно, их нельзя трогать?

— Ах да, следы. Нет, мы должны быть очень осторожны, чтобы их не уничтожить.

— Я так и думал, — сказал Колин. — Поэтому я и не хотел, чтобы кто-нибудь приблизился к ней до вас. Я подумал, что вы знаете, как поступить.

— Как бы то ни было, — возразил Пуаро, — первым долгом мы должны выяснить, жива она или нет. Разве не так?

— Ну, разумеется, — растерянно подтвердил Майкл. — Но мы, видите ли, думали… мы не хотели, хочу я сказать.

— О, вы были очень осторожны! Вы начитались детективных романов. Очень важно ни к чему не прикасаться и оставить труп в том положении, в каком он был найден. Но ведь мы ещё не уверены, что это труп. В конце концов, хотя осторожность и замечательное качество, обыкновенная человечность должна быть на первом месте. Вы не считаете, что о враче следует подумать раньше, чем о полиции?

— О да, конечно, — подтвердил Колин, захваченный врасплох.

— Мы только подумали, — торопливо добавил Майкл, — мы подумали, что лучше позвать вас, прежде чем что-то предпринять.

— Хорошо. В таком случае, оставайтесь оба здесь, — решил Пуаро, — а я обойду с другой стороны, чтобы не затоптать следы. Какие отличные следы, правда? И такие чёткие. Следы мужчины и девушки, ведущие к тому месту, где она лежит. Потом мужские следы идут в обратном направлении, но следов девушки больше нет.

— Это следы убийцы, как вы думаете? — предположил Колин, затаив дыхание.

— Именно, — кивнул Пуаро, — следы убийцы. Узкая, длинная ступня и не совсем обычные ботинки. Очень интересные следы и, как я думаю, легко узнаваемые. Да, эти следы сыграют важную роль.

В этот момент Десмонд Ли-Уортли и Сара вышли из дома и присоединились к ним.

— Что это вы все здесь делаете? — спросил Десмонд несколько театрально. — Я увидел вас из окна моей спальни. Что случилось? Боже мой, что это? Это похоже на… на…

— Вот именно, — докончил Эркюль Пуаро. — Это похоже на убийство, не так ли?

Сара, не в силах произнести ни слова, бросила быстрый подозрительный взгляд на мальчиков.

— Вы хотите сказать, что кто-то убил эту девочку — я забыл её имя — эту Бриджит? — спросил Десмонд. — Кому могло понадобиться убивать её? Это неправдоподобно!

— Многие вещи кажутся нам неправдоподобными, — сказал Пуаро. — Особенно перед завтраком. Вы со мной не согласны? А ведь это слова одного из ваших классиков: «шесть невозможных вещей перед завтраком». — Потом Пуаро добавил: — Пожалуйста, подождите меня здесь.

Осторожно обойдя вокруг, он приблизился к Бриджит и на мгновение нагнулся над телом. Колин и Майкл тряслись от подавленного смеха. Сара подошла к ним и тихо спросила:

— Что это вы затеяли?

— Ну, Бриджит сильна! — прошептал Колин. — Ведь не шелохнётся.

— Никогда не видел, чтобы кто-нибудь выглядел таким мёртвым, — пробормотал Майкл. Эркюль Пуаро выпрямился.

— Это ужасно, — сказал он.

В голосе его слышалось волнение, которого раньше в нём не было.

Не в силах больше сдерживать веселье, Майкл и Колин отвернулись. Майкл спросил сдавленным голосом:

— Что… что теперь нужно делать?

— Остаётся только одно, — ответил Пуаро. — Мы должны вызвать полицию. Может кто-нибудь из вас это сделать, или вы предпочитаете, чтобы это был я?

— Я думаю, — сказал Колин, — я думаю… А ты, как полагаешь, Майкл?

— Да, — кивнул ему Майкл, — я тоже считаю, что игра окончена.

Он сделал шаг вперёд. Сейчас он казался немного неуверенным.

— Простите нас, пожалуйста, — сказал он, — я надеюсь, вы не очень рассердитесь. Это была в некотором роде рождественская шутка и всё такое. Нам хотелось разыграть для вас убийство…

— Вам хотелось разыграть для меня убийство? В таком случае, это… это…

— Это просто комедия, которую мы придумали, — пояснил Колин, — для того, чтобы вы себя почувствовали в своей стихии.

— Ах, вот что! — сказал Пуаро. — Понимаю. Вы хотели надо мной подшутить, как на первое апреля. Но сегодня не первое апреля, а двадцать шестое декабря.

— Вероятно, мы не должны были этого делать, — продолжал Колин. — Но… но вы ведь не очень сердитесь, скажите, мсье Пуаро? Бриджит! — позвал он. — Вставай. Ты уже, наверное, замерзла до полусмерти.

Фигура на снегу, однако, не шевельнулась.

— Странно, — сказал Пуаро, — она как будто вас и не слышит. — Он задумчиво посмотрел на них. — Вы говорите, что это шутка. Вы в этом уверены?

— Ну, конечно, — в голосе Колина послышалась тревога. — Мы не думали, что это может причинить ей вред.

— Но почему же тогда мадемуазель Бриджит не встаёт?

— Я и сам понять не могу, — сказал Колин.

— Бриджит, Бриджит, — нетерпеливо позвала Сара, — перестань дурить и вставай.

— Мы в самом деле очень сожалеем, мсье Пуаро, — сказал Колин с тревогой. — Извините нас, пожалуйста.

— Вам не за что извиняться, — произнёс Пуаро каким-то необычным тоном.

— Что вы хотите этим сказать? — Колин смотрел на него во все глаза. Потом снова повернулся к девочке. — Бриджит! Бриджит! Что с тобой! Почему она не встаёт? Почему она продолжает лежать?

Пуаро сделал Десмонду знак, чтобы он подошёл.

— Вы, мистер Ли-Уортли. Подойдите сюда, пожалуйста…

Десмонд подошёл.

— Пощупайте её пульс, — сказал Пуаро. Десмонд Ли-Уортли нагнулся, прикоснулся к руке Бриджит, к её запястью.

— Пульс не прослушивается… — он вытаращил глаза на Пуаро. — Её рука окоченела. Боже мой, она в самом деле мертва!

Пуаро кивнул.

— Да, она мертва, — сказал он. — Кто-то комедию превратил в трагедию.

— Кто-то? Кого вы имеете в виду?

— Здесь ряд следов, ведущих к телу мадемуазель и возвращающихся. Эти следы очень похожи на те, которые оставили вы, мистер Ли-Уортли, пройдя от дорожки к этому месту.

Десмонд Ли-Уортли обернулся.

— Что за черт?.. Вы обвиняете меня, что ли? МЕНЯ? Да вы с ума сошли! Зачем бы я стал её убивать?

— Зачем? В самом деле, зачем?.. Сейчас посмотрим…

Он нагнулся и очень осторожно разогнул неподвижные, сжатые пальцы Бриджит.

Десмонд тяжело перевёл дыхание. Он смотрел вниз, не веря своим глазам. На ладони умершей лежал большой камень, по цвету напоминающий рубин.

— Это та проклятая штука из пудинга! — воскликнул он.

— Правда? — спросил Пуаро. — Вы уверены?

— Ну, конечно.

Быстрым движением Десмонд наклонился над Бриджит и схватил красный камень.

— Вы не должны были этого делать, — сказал Пуаро с упрёком. — Нельзя было ни к чему прикасаться.

— Но я не прикоснулся к телу, не правда ли? Что касается этой штуки, она могла затеряться в снегу, а ведь это улика. Самое главное, нужно, чтобы полиция приехала как можно скорее. Я пойду позвоню.

Он повернулся и быстро побежал к дому. Сара подошла к Пуаро.

— Я не понимаю, — прошептала она. Лицо её было смертельно бледно. — Я ничего не понимаю. — Она схватила Пуаро за руку. — Что вы имели в виду, когда говорили о следах?

— Посмотрите сами, мадемуазель.

Первоначальные следы, ведущие к телу и от него, ничем не отличались от тех, которые Десмонд Ли-Уортли оставил, когда последовал за Пуаро.

— Вы думаете, это был Десмонд? Совершенная бессмыслица!

В чистом воздухе вдруг отчётливо раздался шум мотора. Все обернулись и увидели машину, которая с огромной скоростью мчалась по центральной аллее от дома. Сара узнала её.

— Это Десмонд, — сказала она. — Это его машина. Он… да, должно быть, он сам поехал за полицией, вместо того чтобы звонить.

Диана Миддлтон вышла из дома и бросилась к ним.

— Что случилось? — спросила она прерывающимся голосом. — Десмонд только что вбежал в дом, крикнул, что Бриджит убита, попытался куда-то дозвониться, но телефон не работал. Он сказал, что провода, вероятно, перерезаны и что остаётся только самому поехать за полицией. Почему за полицией?..

Пуаро сделал неопределённый жест рукой.

— Бриджит? — Диана посмотрела на него широко раскрытыми глазами. — Но разве это была не шутка? Я что-то слышала вчера вечером. Они как будто собирались подшутить над вами, мсье Пуаро.

— Да, — сказал Пуаро, — вначале они действительно хотели подшутить надо мной. Но пойдём лучше в дом, здесь можно простудиться насмерть. Всё равно ничего нельзя сделать, пока мистер Ли-Уортли не вернётся с полицией.

— Но позвольте, — запротестовал Колин, — не можем же мы бросить Бриджит здесь одну.

— Вы ничем ей не поможете, оставаясь здесь, — мягко сказал Пуаро. — Увы, это страшная трагедия, но мы уже ничего не можем сделать для мадемуазель Бриджит. Войдём в дом, обогреемся немного и выпьем, может быть, по чашечке чая или кофе.

Они послушно последовали за ним в дом. Пиверелл как раз собирался звонить в гонг. Если он и нашёл странным, что большая часть обитателей дома выходила в такой ранний час и что Пуаро был в пижаме и наброшенном на плечи пальто, то он никак не проявил своего удивления. Несмотря на преклонный возраст, Пиверелл оставался идеальным дворецким. Он не замечал того, на что его не просили обратить внимание. Все вошли в столовую и уселись вокруг стола. Когда перед каждым была поставлена чашка кофе и они начали его пить, Пуаро заговорил:

— Мне хочется, — начал он, — рассказать вам небольшую историю. Я не имею права сообщить вам все её подробности и изложу поэтому основное. Речь идёт об одном молодом принце, приехавшем в эту страну. Он привёз с собой знаменитый драгоценный камень, с тем чтобы оправить его заново и преподнести даме, на которой собирается жениться. К сожалению, до своего отъезда из Лондона, он завёл дружбу с одной очень хорошенькой молодой особой. Эта хорошенькая молодая дама не очень интересовалась им самим, зато её привлёк его замечательный камень. Он её привлёк настолько, что в один прекрасный день она скрылась вместе с этой исторической драгоценностью, принадлежавшей семейству принца в течение многих поколений. Таким образом, бедный юноша оказался в чрезвычайно затруднительном положении. Для него самое главное было не допустить скандала, поэтому он не мог обратиться в полицию. Тогда он пришёл ко мне, Эркюлю Пуаро. «Прощу вас, — сказал он, — верните мне мой исторический рубин».

Eh bien, выясняется, что у этой молодой дамы есть друг и этот друг осуществил несколько весьма сомнительных операций. Он был замешан в шантаже, а также в продаже драгоценностей заграницу. Совершая эти операции, он всякий раз вёл себя очень умно. Его подозревали, но ничего не могли доказать. Мне стало известно, что этот весьма ловкий молодой джентльмен должен был провести праздник Рождества в этом доме. Сразу после похищения драгоценного камня хорошенькая молодая особа должна была на некоторое время исчезнуть с горизонта, чтобы на неё не могли оказать давления, задавать ей вопросы и т.д. Поэтому ловкий молодой джентльмен постарался устроить так, чтобы она тоже приехала в Кингс Лейси под видом его сестры…

Сара тяжело перевела дыхание:

— Этого не может быть! Он не стал бы приводить её в мой дом.

— Но это было именно так, — возразил Пуаро. — При помощи довольно несложной манипуляции мне тоже удаётся приехать сюда на Рождество. Предполагается, что молодая дама только что вышла из больницы. Приехав сюда, она чувствует себя гораздо лучше. Но неожиданно сообщают, что здесь будет гостить Эркюль Пуаро, широко известный сыщик. Она начинает паниковать и прячет рубин в первое попавшееся место. Сразу же после этого ей снова делается нехорошо и она ложится в постель. Она не хочет, чтобы я её видел, так как у меня несомненно имеется её фотография и я могу её узнать. Она ужасно скучает, но сделать ничего нельзя — ей приходится оставаться в своей комнате, а её брат относит ей подносы с едой.

— А рубин? — спросил Майкл.

— Я думаю, — сказал Пуаро, — что в тот момент, когда был упомянут мой приезд, молодая дама находилась на кухне со всеми вами, смеясь, болтая и размешивая рождественские пудинги. Тесто для пудингов раскладывают в особые чаши, и молодая дама опускает рубин в одну из них, вдавив его в будущий пудинг. Не в тот, который предназначается для Рождества, — она хорошо знает, что он находится в специальной форме. Она кладёт его в тот, который подадут на Новый год. А она собирается покинуть Кингс Лейси, не дожидаясь Нового года, и, без всякого сомнения, надеется захватить пудинг с собой. Но тут в дело вмешивается случай. Утром, в первый день Рождества, происходит нечто неожиданное. Рождественский пудинг в его нарядной форме роняют на каменный пол, и форма разлетается вдребезги. Что делать? Милейшая миссис Росс берёт другой пудинг и отправляет его в столовую.

— О, Господи! — воскликнул Колин. — Не хотите ли вы сказать, что когда дедушка ел пудинг, ему попал в рот настоящий рубин?

— Я именно это хочу сказать, — подтвердил Пуаро. — И вы можете себе представить, что почувствовал мистер Десмонд Ли-Уортли, увидев, что рубин в этом пудинге. Eh bien, что же дальше? Все по очереди рассматривают рубин, и мне удается незаметно опустить его в карман. Я это делаю небрежно, как бы случайно. Но по крайней мере один человек наблюдает за мной. Ночью, когда я лежу в постели, он обыскивает мою комнату. Он обыскивает меня. Но ему не удается найти рубин. Почему?

— Потому что, — сказал Майкл прерывающимся голосом, — вы передали его Бриджит. Вы это имели в виду? И поэтому — но я не совсем понимаю — я хочу сказать… Послушайте, что же в самом деле произошло?

Пуаро улыбнулся ему.

— Пройдём в библиотеку, — предложил он, — и выгляните в окно. То, что я покажу вам, может быть, объяснит загадку.

Он прошёл вперёд, остальные последовали за ним.

— Посмотрите-ка ещё раз, — сказал Пуаро, — на место преступления.

Он указал за окно. Крик изумления сорвался одновременно со всех уст. Тела Бриджит больше не было видно. Не оставалось ни малейшего следа от происшедшей трагедии, кроме заметного углубления в снегу.

— Может быть, всё это было сном? — спросил Колин слабым голосом. — Или кто-нибудь унёс тело?

Пуаро покачал головой. В глазах его зажглись весёлые огоньки.

— Эта история называется, — улыбаясь сказал он, — «Тайна исчезнувшего тела».

— Боже мой! — воскликнул Майкл. — Мсье Пуаро, вы… Послушайте, ведь он всё время водил нас за нос.

Огоньки в глазах Пуаро стали ещё ярче.

— Это правда, дети мои, я тоже сыграл с вами маленькую шутку. Дело в том, что я знал о вашем небольшом заговоре и в противовес ему устроил свой собственный. Ax, voil[6] мадемуазель Бриджит. Надеюсь, с вами ничего не случится от лежания на снегу. Я никогда бы себе не простил, если бы вы схватили une fluxion de poitrine[7].

Бриджит как раз входила в комнату. На ней была тёплая юбка и шерстяной свитер. Она смеялась.

— Я послал une tisane[8] в вашу комнату, — сказал строго Пуаро. — Выпили вы его?

— Одного глотка было достаточно! — засмеялась Бриджит. — Со мной всё в порядке. Но скажите, мсье Пуаро, хорошо ли я провела свою роль? Господи, у меня рука до сих пор болит от жгута, который вы заставили меня наложить.

— Вы были великолепны, дитя моё, — заверил её Пуаро. — Просто великолепны! Но, как видите, остальные ещё не совсем в курсе дела. Вчера вечером я зашёл к мадемуазель Бриджит, сказал ей, что я знаю о вашем маленьком complot[9], и спросил, сумеет ли она сыграть для меня небольшую роль. Она проделала всё очень толково. Для следов мистера Ли-Уортли она воспользовалась его ботинками.

Сара сказала вдруг осипшим голосом:

— А какой во всём этом смысл, мсье Пуаро? Зачем было посылать Десмонда за полицией? Они очень рассердятся, когда узнают, что это просто мистификация.

Пуаро покачал головой.

— Но я ни на минуту не допускаю мысли, мадемуазель, что мистер Ли-Уортли поехал за полицией, — сказал он. — Мистеру Ли-Уортли ни к чему быть замешанным в таком преступлении, как убийство. Он совершенно потерял самообладание и думал только о том, как бы заполучить рубин. Схватив его, он пошёл в дом, разыграл комедию с телефоном, который будто бы не в порядке, сел в машину и умчался под предлогом необходимости вызвать полицию. Думаю, что вы не скоро увидите его снова. У него, насколько я знаю, есть особые возможности, для того чтобы покинуть Англию. Ведь у него собственный самолёт, не так ли, мадемуазель?

Сара кивнула.

— Да, — подтвердила она. — Мы собирались…

И она остановилась.

— Он хотел, чтобы вы бежали с ним, правда? Eh bien, это очень удобный способ вывезти похищенный камень. Если вы бежите с девушкой и это становится известно, никто не заподозрит вас в том, что вы собираетесь увезти ещё и историческую драгоценность из страны. О да, это был бы великолепный камуфляж.

— Я не верю этому, — сказала Сара. — Я не верю ни одному слову из всего этого.

— Тогда спросите у его сестры, — посоветовал ей Пуаро, кивнув головой на кого-то за её спиной.

На пороге появилась платиновая блондинка в меховом манто. Глаза её метали молнии. Было ясно, что она вне себя.

— Его сестра? Как бы не так! — крикнула она. — Эта свинья мне не брат! Выходит, он смылся и оставил меня одну расхлёбывать эту кашу? Это всё он придумал! Он заставил меня это сделать! Это верные деньги, говорил он, и преследовать тебя не будут из страха скандала. Я всегда могла пригрозить, что скажу, будто Али подарил мне эту его историческую драгоценность. Мы должны были с Десом разделить добычу в Париже, а теперь эта свинья сбежала! Я готова его убить! — Она резко повернулась. — Чем скорее я уеду отсюда… может кто-нибудь из вас вызвать для меня такси?

— Машина уже ждёт у ворот, мадемуазель, чтобы отвезти вас на станцию, — сказал Пуаро.

— Вы обо всём успеваете подумать, верно?

— По большей части, — добродушно подтвердил Пуаро. Но он ещё не совсем отделался. Когда он вернулся в столовую, посадив мнимую мисс Ли-Уортли в машину, Колин поджидал его. Мальчишеское лицо его было хмурым.

— Послушайте, мсье Пуаро. А как же рубин? Не хотите же вы сказать, что позволили ему удрать с добычей?

Пуаро помрачнел, затеребил свои усы. Казалось, ему не по себе.

— Я ещё верну его, — сказал он слабым голосом. — Есть и другие возможности. Я…

— Ну ещё бы! — воскликнул Майкл. — Допустить, чтобы этот мерзкий тип украл рубин!

Бриджит оказалась более проницательной.

— Да ведь он снова разыгрывает нас! — закричала она. — Я угадала, мсье Пуаро?

— Проделаем, если хотите, последний фокус, мадемуазель. Пощупайте-ка в моём левом кармане.

Бриджит опустила туда руку и тут же вытащила её с торжествующим возгласом. Огромный рубин сверкал на её ладони во всём своём пурпурном великолепии.

— Теперь понимаете? — спросил Пуаро. — Тот камень, который вы сжимали в руке, был поддельным. Я привёз его из Лондона на случай, если окажется возможным подменить оригинал. Ясно? Мы не хотим скандала. Мсье Десмонд постарается избавиться от рубина в Париже, Бельгии или другом месте, где у него имеются контакты, и тогда выяснится, что камень ненастоящий! Что может быть забавнее? Всё заканчивается в высшей степени удачно: мы избегаем скандала, мой принц получает обратно свой рубин, возвращается домой и заключает благоразумный и, будем надеяться, счастливый брак. Всё кончается хорошо.

— Только не для меня, — прошептала Сара. Она произнесла это так тихо, что её никто не услышал, кроме Пуаро.

— В этом вы ошибаетесь, мадемуазель Сара, — возразил он. — Вы приобрели опыт, а опыт всегда полезен. Я предсказываю вам счастье в дальнейшем.

— Спасибо на добром слове, — только и сказала Сара.

— Но послушайте, мсье Пуаро, — обратился к нему Колин, нахмурив брови. — Как вы узнали о спектакле, который мы собирались для вас разыграть?

— Я обязан всё знать: это моя профессия, — ответил Эркюль Пуаро, подкрутив усы.

— Да, конечно, но я всё равно не понимаю, как вам это удалось. Может быть, кто-нибудь из нас проговорился, рассказал вам об этом?

— Нет, нет.

— Тогда как же? Скажите.

Все остальные подхватили:

— Да, скажите, пожалуйста!

— Не стоит, поверьте, — запротестовал Пуаро. — Если я расскажу, как всё было, вам это покажется неинтересным. Точно так же, когда иллюзионист рассказывает о том, как он проделывает свои фокусы. Это всегда скучно.

— Расскажите, мсье Пуаро! Расскажите, пожалуйста.

— Вы в самом деле хотите, чтобы я раскрыл вам эту последнюю тайну?

— Да, пожалуйста. Продолжайте.

— Ах, не думаю, что следует это делать. Вы будете разочарованы.

— Ну, пожалуйста, мсье Пуаро. Как вы это узнали!

— Ну, хорошо. Позавчера, видите ли, я отдыхал, сидя у окна в библиотеке. Я задремал, а когда проснулся, услышал, как вы обсуждаете ваши планы во дворе под окном.

— И это всё? — недовольно воскликнул Колин. — Как просто!

— Не так ли? — сказал, улыбаясь, Пуаро. — Вот видите, вы в самом деле разочарованы.

— Ну, что ж, — заметил Майкл, — во всяком случае, теперь мы всё знаем.

— Вы так думаете? — пробормотал Пуаро, обращаясь к самому себе. — Что касается меня, то я не всё знаю. И это я, чья профессия заключается в том, чтобы знать всё.

Он вышел в холл, покачивая головой. Уже в двадцатый раз, пожалуй, он вытащил из кармана грязноватый клочок бумаги:

Эркюль Пуаро продолжал задумчиво качать головой. Он, который мог объяснить всё на свете, этого объяснить не мог. Какое унижение! Зачем это написали? Пока он этого не выяснит, у него не будет ни минуты покоя. Внезапно его вывел из задумчивости какой-то странный звук. Он быстро посмотрел вниз. На полу возилось, стоя на коленях, существо с волосами цвета пакли, в цветастом балахоне, вооружённое совком и щёткой. Оно уставилось широко раскрытыми круглыми глазами на бумажку в руке Пуаро.

— О, сэр, — вымолвило существо. — О, сэр. Прошу вас, сэр.

— Кто вы, топ enfant[10]? — добродушно спросил Пуаро.

— Энни Бэйтс, сэр, к вашим услугам, сэр. Я бываю здесь, чтобы помогать миссис Росс. Поверьте, сэр, я не хотела сделать ничего такого, чего я не должна была бы делать. У меня были хорошие намерения, сэр. Я желала вам добра.

И тут Пуаро осенило. Он указал на грязный клочок бумаги.

— Это вы написали, Энни?

— У меня ничего плохого не было на уме, сэр. В самом деле, ничего.

— Ну, конечно, Энни, я знаю, — он ей улыбнулся. — Но расскажите мне об этом. Почему вы так написали?

— Так вот, сэр, это из-за тех двоих, сэр. Из-за мистера Ли-Уортли и его сестры. Хотя она никакая ему не сестра, конечно. Никто из нас этому не верил. И ни чуточки она не была больна. Мы все это понимали. Мы думали — мы все думали, — что тут творятся какие-то странные дела. Я вам честно всё расскажу, сэр. Я была в её ванной, доставала чистые полотенца и кое-что подслушала. Он был в её комнате и они разговаривали. Я слышала всё яснее ясного. «Этот сыщик, — сказал он, — этот тип Пуаро, который собирается приехать сюда. Мы должны что-то сделать. Нужно как можно скорее убрать его с дороги». Потом он понизил голос и добавил таким противным, зловещим тоном: «Куда ты положила это?» А она ответила: «В пудинг». О сэр, моё сердце так и подскочило. Мне казалось, что оно вот-вот перестанет биться. Я подумала, что они хотят отравить вас, подсыпать аду в рождественский пудинг. Я просто не знала, что делать! Миссис Росс не стала бы слушать такую, как я. Тогда мне пришло в голову вас предупредить. Я так и сделала и положила эту записку вам на подушку, чтобы вы нашли её, когда будете ложиться спать.

Энни остановилась, перевести дыхание. Пуаро посмотрел на неё долгим, серьёзным взглядом.

— Я думаю, вы смотрите слишком много детективных фильмов, Энни, — сказал он, наконец, — а может быть, это телевидение? Но главное, у вас доброе сердце и вы славная девочка. Когда я вернусь в Лондон, я пришлю вам подарок.

— О, благодарю вас, сэр. Очень вам благодарна, сэр.

— Какой подарок хотели бы вы получить, Энни?

— Можно мне попросить всё, что я захочу? Любой подарок, сэр?

— Да, — ответил Пуаро осторожно, — в разумных пределах, конечно.

— О сэр, могли бы вы мне купить сумочку для косметики? Настоящую модную косметичку, такую же шикарную, как у сестры мистера Ли-Уортли, которая на самом деле не его сестра?

— Хорошо, — сказал Пуаро, — я думаю, это можно будет устроить. Удивительная вещь, — продолжал он задумчиво. — На днях я был в музее, видел экспонаты древнего Вавилона и другие предметы тысячелетней древности. Так вот, я увидел там сумочку для косметики. Поразительная стойкость. О женщины!

— Простите, сэр?

— Ничего, ничего, это я рассуждал сам с собой. Вы получите свою сумочку, дитя моё.

— О, благодарю вас, сэр. Я очень вам благодарна, сэр.

Энни удалилась, преисполненная восторга. Пуаро посмотрел ей вслед, удовлетворённо кивая головой.

— Да, — сказал он себе. — А теперь пора уезжать, я здесь больше не нужен.

Неожиданно две нежные ручки обвились вокруг его шеи.

— Не могли бы вы стать прямо под омелой? — спросила Бриджит.

Эркюль Пуаро был очень доволен. Он прекрасно провёл рождественские праздники в Кингс Лейси.