Поиск Анны

Руна 6

«Лемминкяйнена старушка

Грабли с зубьями хватает,

Загребает, ищет сына

В многошумном водопаде,

Средь бурливого потока

Загребает, не находит.

Вот она цепляет глубже:

И сама вступила в воду

По подвязку стала в волны

И до пояса в теченье.

Загребает по потоку,

По теченью ищет сына,

А потом идет напротив

Раз проходит и другой раз;

Ловит там рубашку сына,

Ловит с тяжкою печалью;

Вновь рекой она проходит:

Тащит шапку и чулочки.

Те чулки печально тащит,

Тащит шапку с болью в сердце.

Вновь она ступает глубже…»

Калевала

Аня не любила возвращаться домой, и стеснялась этого. Она никому об этом не говорила. Ведь это ненормально — когда воспринимаешь свой дом, словно тюрьму. Желтые шторы на окнах с вертикальными складками напоминали ей решетку. Там, за окном, был чужой, непонятный мир. Здесь, внутри был мир понятный, но оттого не менее чужой.

Обычно она приходила со школы раньше родителей. Аня старалась как можно быстрее сделать уроки («не сделаешь — гулять не пойдешь!»), а также выполнить обязанности по дому — мытье посуды и полов в прихожей и на кухне. За годы она наловчилась делать это быстро и качественно, потому что плохо делать было бесполезно — придется переделывать. А делать медленно означало, что она не успеет уйти до момента, когда в замке входной двери раздастся оглушающий холодный лязг металла. Это будет означать, что вернулся отец. Поэтому нужно было успеть как можно быстрее переделать все дела, чтобы выскользнуть на улицу до его прихода.

Аня никогда не ездила на лифте, но не потому, что боялась. В лифте она могла встретить отца.

Все было рассчитано по минутам. Девочка приходила со школы в четырнадцать сорок, отец — ровно в шестнадцать ноль-ноль. Полчаса на домашку по математике, полчаса — на литературу. Затем — полы, это занимает около десяти минут. И под конец посуда, как финальный аккорд. На нее у Ани обычно уходило не больше пяти минут. Оставалось еще несколько минут, что успеть одеться и выбежать из дома. Но в этот раз Аня просчиталась.

Мать с вечера напекла пирогов в духовке по бабушкиному рецепту, и противень с пригоревшим тестом никак не желал отмываться. Уроки были сделаны, полы сверкали чистотой, оставался только противный противень. Аня терла его изо всех сил, но поддавался он нехотя. Девочка взглянула на часы — без двух минут четыре.

Противень наконец сдался, и девочка принялась за гору тарелок. Это были любимые тарелки отца. На вкус Ани в них не было ничего необычного — обычные глубокие тарелки из фарфора с синей каймой и выгравированной на обратной стороне дна ценой — «рубль восемнадцать копеек», каким-то образом много лет назад перекочевавшие из советской столовой в их скромную кухню. Аня подозревала, что отец любит их как ту часть великого колоса Советского союза, не выдержавшего собственного веса, и развалившегося на части. От империи остались разве что эти тарелки, которые берегли как зеницу ока.

Сквозь хлипкую входную дверь девочка чутко вслушивалась в подъездные звуки. Вот в лифтовой шахте утробно заурчало, включились моторы, и лифт с девятого этажа поехал на первый. Аня вновь взглянула на часы — без одной минуты четыре. Это был он. Руки Ани в мыльной пене принялись с бешеной скоростью домывать тарелки.

Она знала: лифт едет вниз двенадцать секунд. Еще десять нужно на то, чтобы кабина остановилась, двери открылись и впустили того, кто вызвал ее на первый этаж. Затем пасть лифта захлопывалась с грохотом, который эхом прокатывался по лестничной клетке.

Сейчас старый лифт неспешно ехал вниз. Аня по звуку могла определить, какой этаж он проезжает. Вот их, седьмой этаж, на котором из шахты донеслись голодные звуки, словно некто огромный что-то глотает. Шестой. Пятый. Четвертый. Посудная тряпка в руках засверкала с бешеной скоростью. Еще четыре тарелки. Потом — метнуться в прихожую, схватить балетки — одеть можно будет уже на лестничной клетке между седьмым и шестым этажами. Главное — успеть.

Лифт достиг первого этажа. Утробный металлический звук возвестил о том что его двери открылись.

Три тарелки.

Двери лифта захлопнулись, словно челюсти хищника, вцепившиеся в горло жертвы.

Две тарелки.

Аня слышала, как натужно задрожали тросы, как груз на самом верху пришел в движение, и начал опускаться вниз. Вот он проплыл уже мимо ее седьмого этажа. Значит, лифт на третьем. Кабина неумолимо поднималась наверх.

Одна тарелка.

Скользкий фарфор выскользнул из намыленных рук Ани и тарелка, упав на пол, с треском разлетелась на части.

Сердце перестало биться в груди. Аня слышала, как течет вода из крана, слышала, как замер лифт на седьмом этаже, как распахнулись его двери с металлическим скрежетом. Она продолжала смотреть на осколки, блестящие в солнечных лучах, пробивающихся сквозь ненавистные желтые шторы. В коридоре лестничной клетки слышались тяжелые, неторопливые шаги. Словно вальяжный хищник из передачи «В мире животных», играющий со своей жертвой, знающий, что та уже никуда не сбежит.

На солнце набежала туча, и на осколке донышка тарелки с надписью «рубль восемнадцать копеек» последний раз сверкнул блик.

Отец вогнал ключ в замок, словно нож в тело, и провернул.

2006 год, 27 сентября.

Петрозаводск.

Лифт скользил между этажами, словно погружаясь в бездну. Анна не могла видеть тех, кто находится за ее спиной, но запах становился все отчетливее. Рядом стоящий Виталик, смотрел в стену — от него помощи ждать не приходилось.

Мысли лихорадочно метались в голове. Что, если это просто твоя паранойя, Смолина? Мало ли от кого может пахнуть ладаном! Наверняка человек просто зашел в церковь или магазин благовоний. В здании сотни офисов и помещений — банки, склады, магазины, нотариус, парикмахерская, психолог в конце концов. Эти люди просто пришли сюда по своим делам.

Но почему-то эти мысли казались Анне жалкими попытками откупиться от парализующего страха. Смолина вдруг отчетливо поняла: человек, убивший Машеньку, знает, что Анна занимается его поисками. И пока она, такая самоуверенная, ищет его, он ее уже нашел. И прямо сейчас стоит позади нее и молча усмехается. А может, сжимает в руке шприц со спидозной иглой.

Кто-то позади нее словно ненароком повернулся, чтобы не стоять в неудобной позе, оказавшись к Анне на несколько сантиметров ближе. Смолина чувствовала сзади его дыхание, и оно становилось все ближе. Она уже физически ощущала укол в спину, чувствовала, как тонкая игла проходит сквозь слои одежды и мягко входит в податливую плоть. Погружается в ткани и мышцы, и грязная, чужая кровь мгновенно распространяется по организму. Она смешивается с ее, Анной, кровью, и красные тельца, запертые в сосудах как Смолина в лифте с незнакомыми людьми, несут яд прямо к сердцу, которое уже начало бухать не в такт.

Внезапно лифт дернулся и замер. «Застряли!» — мелькнула паническая мысль, но дверь медленно разъехались в стороны, выпуская жертву.

Анна выскочила из лифта, как ошпаренная и тут же обернулась. Прямо за собой она увидела бабушку в косынке с прозрачным файлом в руке, сквозь который просвечивали какие-то документы. В лифт, смешиваясь с выходящими из него, тут же начали заходить новые пассажиры.

— Дочка, не подержишь — косынка развязалась, — бабушка сунула Анне в руки файл и та на автомате его взяла. Бабушка принялась завязывать косынку, причитая при этом: — Совсем ноги не ходят, а все по нотариусам бегать приходится…

Смолина не слушала ее — взгляд Анны метался по лицам пассажиров лифта. Но те уже слились с толпой, и разобрать где кто было невозможно.

Офис издательства находился в центре города. Пришлось немного потолкаться в пробках, и если бы не кофе, за которым Анна предусмотрительно заехала в ближайшую кофейню, она бы точно кого-нибудь убила.

— Думаешь, он хотел, чтобы ты его заметила? — спросил Виталик, барабаня пальцами по банке энергетика.

— Можно так не делать? — Анна хмуро покосилась на его пальцы (нервы и так не к черту) и Виталик перестал. — Я почти уверена в этом. Он как будто стоял в шаге от меня и насмехался.

— А если это был вообще не он? Мало ли от кого может пахнуть ладаном!

Смолина подумала, что Виталик прав. Но что-то подсказывало ей, что это не было случайностью. Тогда, у лифта, она металась в поисках запаха, как ищейка, потерявшая след. Вглядывалась в лица прохожих, уже понимая, что это бесполезно. Убийца — а Анна все-таки была уверена, что это именно он — оставался невидимым. Он заявлял о себе только тогда, когда считал это необходимым. И самое страшное — это мог быть кто угодно.

Анна свернула на Октябрьский проспект и Пинин влился в поток машин. Мимо неслись старенькие «Жигули» и «Москвичи», подержанные «БМВ» и «Мерседесы». Прогрохотал древний «ЗИЛ». В какой-то момент Смолина поймала себя на мысли, что тревожно скользит взглядом по соседним машинам, словно пытаясь увидеть или скорее почувствовать что-то, поймать чужой взгляд.

— На самом деле ты могла бы меня не уговагивать, тогда, когда пгосила найти инфу пго фигму, — Виталик отхлебнул из банки энергетик, купленный Анной. — Я и сам хотел поучаствовать в поиске.

Анна скосила на него взгляд. Ей вдруг захотелось залепить парню пощёчину от души.

— Тогда зачем ты довел меня до слез?

— А я и не доводил. Ты же сама плакала! — безапелляционно ответил Виталик. — Тем более ты женщина, вы вечно ноете.

— Да уж, — вздохнула Анна. — Теперь я понимаю, почему ты всё ещё девственник.

— Почему? — удивился Виталик.

— Ты вообще слышал про такое понятие как любовь?

— Человек просто набог химических элементов, объединенных манией величия, — с умным видом сказал Виталик. — Так что любовь — это пгосто всплеск гогмонов.

— Потому у тебя и нет секса, биолог хренов, — буркнула Смолина.

Анна остановила машину на парковке у офиса. На фасаде трехэтажного кирпичного здания висела синяя эмблема в виде рупора. Надпись над входом гласила: «Слово Петрозаводска». Газета славилась своей независимостью, и позиционировала себя как голос правды Карелии. Смолиной попадались на глаза несколько их занятных статей-разоблачений, скандалов и расследований — чего только стоила история о рейдерском захвате «Медсервис Интернешнл», прогремевшая на всю Карелию.

— Вы к кому? — охранник на проходной, хмурый парень с бритой головой, критически оглядел парочку.

— Мне нужно поговорить с Глебом Листиным, — ответила Анна.

— Листиным? — удивился охранник. — А вы кто?

— Благотворительная организация «Anna Search». У нас есть информация для Влада.

Охранник как-то странно взглянул на нее и подошел к селектору.

— Тут люди пришли, спрашивают Глеба Листина.

Из селектора что-то ответили, и охранник вернулся к Смолиной.

— Сейчас к вам подойдут, — он не отрывал взгляд от Анны, и что-то в этом взгляде было недоброе.

— Что-то не так? — спросила Смолина. Охранник хмыкнул, и отошел в сторону.

— Зачем ты все постоянно обманываешь пго «Anna Search»? Ты же там больше не состоишь? — шепотом спросил Виталик.

— Заткнись, — процедила Смолина сквозь сомкнутые губы.

— Охганник как-то стганно на нас смотгит, — продолжил Виталик.

— Что, уже страшно стало? — усмехнулась Анна. — Не передумал со мной поисками заниматься?

Двери лифта за турникетами открылись, и оттуда вышел молодой человек с бегающим взглядом. Он остановился у турникетов с другой стороны от Анны.

— Вы спрашивали Листина?

— Меня зовут Анна, я из благотворительной организации «Anna Search». Влад, я хочу поговорить с вами о вашей статье…

— Он здесь больше не работает, — оборвал ее человек.

— Так это не вы? — удивилась Анна. Человек помотал головой. — А где он работает?

— Нигде. Точнее понятия не имею, — отрывисто проговорил человек, словно скупился на слова. — Он исчез три года назад.

Анна молча смотрела на человека, пытаясь переварить информацию. Краем взгляда она поймала на себе внимательный взгляд охранника.

— Мы можем поговорить? Где-нибудь… не здесь?

Человек помялся, потом достал из кармана карточку, приложил к турникету и торопливо прошел к дверям, кивнув Анне. Смолина переглянулась с Виталиком и последовала за ним.

Они вышли в серый день. Человек отошел за угол, встал под табличкой «не курить» и достал из помятой пачки сигарету.

— Вы знали Глеба? — спросила Анна. Человек молча чиркал зажигалкой, пытаясь закурить. Смолина заметила, как нервно подрагивали его руки. На безымянном пальце правой руки блеснуло обручальное кольцо.

— Игорь. Игорь Цирин, — представился человек. Анна вытащила зажигалку и дала ему прикурить. Он нервно сделал глубокую затяжку. — Мы работали вместе. До того как…

— Это случилось после выхода статьи о Светорожденном?

При упоминании этого имени Цирин поперхнулся дымом.

— Мы не обсуждаем это.

— Почему?

— Потому. И вам не советую.

Цирин смотрел куда-то мимо нее, словно разговаривая с пасмурным небом. Руки его были в карманах потрепанных джинс, будто он не желал иметь с этим делом ничего общего.

— Когда вы в последний раз его видели?

— Это было давно. Три года назад, если быть точнее. Я до сих пор помню этот день — была пятница. Глеб говорил, что готовит новую статью, что у него есть некая сенсационная информация. Он должен был привезти материал в понедельник.

— Кто-то подавал заявление о пропаже?

Игорь помотал головой.

— Иногда люди просто уезжают отсюда.

Анна посмотрела на Цирина. Пропал известный журналист, и никто не забил тревогу? Это значило только одно: был дан приказ откуда-то сверху о том, чтобы все помалкивали.

— И больше его никто не видел?

Цирин кивнул головой.

— Но ведь Глеб не просто так заинтересовался Све… — Анна не закончила фразу, увидев тревожный взгляд Цирина.

— Зачем он вам?

— Есть основания предполагать, что этот человек замешан в одном грязном деле.

Цирин покачал головой.

— Вы даже не понимаете, кого пытаетесь обвинить. Этот человек здоровается за руку с губером.

— Это дает ему право убивать людей?

— С чего вы взяли, что он кого-то убил?

— Фирма, которой он владеет, выпустили странный диск…

Цирин насторожился.

— Вы видели этот диск?

— Да.

— Избавьтесь от него как можно скорее, вот вам мой совет.

— Но это же доказательство!

— Этот диск доказывает только одно: то, что его обладатель в опасности. Больше ничего. То, что подросток выбросился из окна, никак не связано с игрой.

— А как же Тойво Роуккула и Юко Миккоев?

— Вы же из поисковой организации? Вам ли не знать, сколько людей теряются в лесах Карелии ежегодно.

— Кто-то теряется, а кому-то помогают, — заметила Анна.

— Без доказательств это всего лишь ваши фантазии.

— Может вы подскажите… — аккуратно начала Анна, — намекнете… где искать доказательства?

Цирин вскинул глаза.

— Я что-то не то сказал? Или как-то странно выгляжу?

— Нет, но…

— Тогда с чего вы решили, что я похож на идиота?

Он бросил бычок мимо урны.

— Забудьте это. Идите домой.

Анна смотрела в его тревожные глаза, в глубине которых притаился страх. Она не сомневалась, что Цирин знает гораздо больше, чем говорит.

— Игорь… Взгляните на это фото, — она достала из кармана сложенный лист и протянула ему.

— Что это? — Цирин не спешил доставать руки из карманов, словно не желая прикасаться к чему-то опасному.

Анна развернула распечатанное фото. На нем молодая улыбающаяся девушка прижимала к себе новорожденного малыша.

— Это Катя Лисинцева с только что родившейся Машенькой. Фото сделано примерно за год до того, как их убили, выбили зубы, а тела сожгли и бросили в лесу, завернутые в грязный полиэтилен.

Цирин молча смотрел на фото. По его изменившемуся взгляду Смолина поняла, что он знает, кто на нем изображен. Игорь достал руки из карманов и взял фото. Складка от вмятины на бумаге как будто отделяла маму от дочери. На лицо Кати упала капля начинающегося дождя и прокатилась по щеке, словно слеза.

— Первый раз их вижу, — Цирин поднял взгляд на Анну и тут же отвел.

— Игорь, у вас есть дети?

Цирин кивнул.

— Две девочки. Четыре и два года.

— Неужели вы не хотите, чтобы они были в безопасности?

— Как раз поэтому я не лезу в такие дела, — Цирин свернул фотографию и протянул Анне.

Он повернулся, чтобы уйти, но на мгновение замер.

— Отгадайте загадку. А и Б сидели на трубе, А упало, Б пропало, что осталось на трубе?

И он быстро зашагал к проходной.