Поиск Анны

Руна 7

«Лемминкяйнена старушка

Не бросает сына в воду,

Снова грабли опускает,

Снова медными проводит

По длине реки подземной,

По длине и поперечно:

Головы кусок и руку,

И спинных костей частицы,

Кости бедренной кусочки

И другие ловит части.

Составляет тело сына,

Лемминкяйнена младого.

Мясо к мясу прилагает,

Примеряет верно кости.»

Калевала

Цветок был похож фигуру девушки. Синий лепесток раскачивался на тонких ножках, стыдливо прикрываясь нежно-зелеными листочками. Бабушка Виена говорила, что у этих цветов разные названия. Их называли «Брат и сестра», «Троецветка» и даже «Мотыльки». Но Аня больше привыкла к Анютиным глазкам.

Старики сказывали: жила-была девочка Анюта, которая очень любила подглядывать за другими и лезть в чужие дела. За то и была превращена в цветок, который назвали Анютины глазки. Вот и сейчас, глазки подглядывали за маленькой Аней из-под зеленых листочков.

Цветок завораживал. Ласковое солнышко тепло светило с неба, и под его лучами листья красиво переливались всеми оттенками зеленого. Аня протянула руку, чтобы сорвать его.

— Не тронь! — послышался голос бабушки Виены и Аня отдернула руку. — Нельзя рвать Анютины глазки в ясный день! Дождь пойдёт.

Аня послушно кивнула. Бабушка Виена просто так говорить не будет.

Несмотря на осень выдался погожий денек, и Аня с бабушкой Виеной бродили по лесу с корзинками для грибов.

— И вообще ни к чему цветы рвать, — сказала бабушка. — Хочешь домой взять — посади в горшочек. Но только не эти.

— Почему, бабушка? — спрашивала Аня.

— Анютины глазки — цветы осени, распускаются когда все уже умирает, — поясняла Виена. — А этим хоть бы что — знай себе цветут! Потому как они цветут не для живых, а для покойников.

Дождь уже вовсю моросил мелкими каплями, когда Анна и Виталик вернулись в Пинин.

— Он видел их раньше, — сказала Смолина. Виталик вопросительно взглянул на нее. — Я поняла это по его глазам.

— Да ты настоящий детектив, милфа! Но он пгав — кто тебе повегит без доказательств?

— Я уверена, что доказательства есть, нужно только искать лучше.

— Может, подсказка в той загадке пго тгубу? — предположил Виталик. — Что за «А» и «Б»?

— Тут все просто — «А» и «Б» — это Тойво и Юко. «А» упало, «Б» пропало.

— И что же осталось на тгубе? — спросил Виталик.

— Светорожденный.

— Глупая загадка. В чем смысл?

— Думаю в том, что чтобы ни происходило и кто бы ни пропадал — на трубе всегда останется он — Светорожденный. И это не загадка. Это — предупреждение.

Они сидели в незаведенной машине и слушали, как дождь стучит по крыше. Словно кто-то невидимый, но огромный стучался сверху. Он наблюдал за каждым шагом глупых людей, возомнивших, что могут что-то изменить в этом мире.

— И что тепегь? — спросил Виталик.

Анна молча смотрела сквозь запотевшее стекло. Ей нечего было ответить. Эта история была покрыта липким туманом, никак не желавшим расступаться перед чужим взглядом. Смолина запустила руку под куртку, туда, где за пазухой сидел верный Тим. Она незаметно потрепала зайца по плюшевой голове.

— Поехали кофе выпьем, — предложила Анна.

— Это свидание? — неуверенно произнес Виталик.

— Блин, нет, — покосилась на него Смолина. — Я просто кофе-задрот. Как ты со своими компьютерами.

Она протянула Виталику сложенное фото Лисинцевых, которое так и держала в руке.

— Брось в бардачок.

Виталик развернул фото. Анна недовольно покосилась на него. Никто не хотел вспоминать Лисинцевых. И она понимала почему. Есть воспоминания, которые причиняют боль. Воспоминания, связанные с этим делом, таили в себе смертельную опасность.

— В бардачок говорю положи!

— Погоди, тут что-то есть.

На колени Виталику выпала небольшая бумажка, спрятанная в свернутом фото. Виталик развернул ее.

— Огзега, семьдесят девять, — прочитал Виталик.

— Какая еще огзега? Дай сюда! — Смолина выхватила записку. — Орзега! Что это за место?

— Дегевня в двадцати кигометгах от гогода.

— Поехали, — Анна сняла машину со стояночного тормоза.

— Что, так сгазу?

— А ты что, опять испугался? — поддразнила его Смолина. — Цирин не просто так этот адрес подкинул. Записка изначально лежала у него в кармане, потому что по селектору ему сообщила — пришли узнать про Листина.

— Почему он не отдал ее сгазу?

— Присматривался. Я так понимаю в этой истории лучше никому не доверять.

Машина сорвалась с места, унося Анну и Виталика из города. Когда Пинин растворился в моросящем дожде, на крыльцо редакции «Слова Петрозаводска» вышел охранник. Он бросил взгляд в сторону уехавшей машины и набрал чей-то номер на телефоне.

Брюхо Пинина жадно глотало белую прерывистую полосу, словно Пакман из старой игры. Иногда, когда Анне было скучно, она представляла, что Пинин так ест, и его задача проглотить как можно больше этих белых палок.

— Так что, мы тепегь напагники? — спросил Виталик.

— Это с чего вдруг? — нахмурилась Смолина.

— Ну, знаешь, как Бонни и Клайд, вместе гасследуем дело.

— Вообще-то Бонни и Клайд были преступниками, убийцами.

— Да? Не важно. Они же тоже ехали куда-то на машине. Как и мы с тобой, — Виталик многозначительно поглядел на Анну.

— Да только вот ты мне зачем? Ты нужен чтобы инфу в даркнете искать. А в поле от тебя какой толк?

— Как это какой? — напрягся Виталик

— Мне с тобой некогда нянчиться, — жестко ответила Смолина. — Мне нужно, чтобы ты выполнял свою функцию.

Виталик сидел нахохлившись, словно воробей под дождем.

— Для тебя все люди — функции? — обиженно спросил он.

— Слушай, тут тебе не игрушки! Ты понимаешь, что это важное дело?

— Пги чем тут это? Ты используешь людей! Мы как элементы твоего пазла, сейчас нужны, а потом нет.

— Я делаю это ради Машеньки.

— Я тебе не вегю. Не один ногмальный человек не влезет в это дело пгосто так.

— Значит, я ненормальная.

— Ты вгешь. Машеньки уже тги года как нет. Ты делаешь это для себя.

— Тебе-то какая разница? — вспылила Анна. — Сам-то чего тут забыл?

Виталик замолчал и отвернулся в окно. Они ехали по пустой трассе среди леса, мимо плыли острые наконечники елей, словно зазубренные копья. Опять лес, опять поиски — подумала Анна. Раньше она любила это. А сейчас? Больше не любит? Смолина старалась не размышлять на эти темы, потому что сквозь их размытые контуры неизменно проглядывал черный как сажа страх.

— Ладно. Ты мне нужен.

— Пгавда?

— Да. Потому что, если честно, ехать туда одной чертовски страшно.

— Почему?

— Потому что я понятия не имею куда и зачем мы едем, и что нас там ждет.

Дорога вилась среди голого леса, лишь иногда сквозь деревья просвечивала бескрайняя гладь Онеги, по берегу которой стелилось шоссе. Вскоре от основной трассы направо свернула грунтовка. Дорога стала хуже, а и так небольшой поток машин иссяк.

Орзега выглядела еще более заброшенной, чем Лахта. Не больше сотни деревенских домов, часть из которых сгнила и обвалилась, обступивший деревню со всех сторон темный лес. Покосившиеся заборы «из говна и веток», как выразился бы Резнов. Пинин поднимал облака пыли. Анна сбавила скорость, а потом и вовсе остановила машину у одного из домов.

Почерневший от времени и дождей сруб если и выглядел жилым, то с огромной натяжкой. Сколько Анна ни стучала в покосившуюся дверь, сколько ни вглядывалась в пыльные окна — изнутри не донеслось ни звука. Таблички с номером на доме не было.

Они обошли еще несколько домов с теми же результатами. Деревня словно вымерла.

— И как нам тут найти семьдесят девятый? — спросил Виталик и поежился то ли от прохладной осенней стужи, то ли оттого, что стоял посреди деревни, которая выглядела мертвой.

— Нумерация считается от центра. Надо полагать, нам на окраину.

— Интегесно, где она здесь центг увидела, — пробурчал под нос Виталик.

Они шли пешком по мертвой деревне. Кое-где на домах висели ржавые таблички с номерами, и Анна поняла, что они движутся в верном направлении. Двадцать девять… Сорок один… Шестьдесят восемь… Ветер завывал среди пустых улиц, колыхал могучие ели, угрожающе раскачивая их макушки. Казалось, сама осень вглядывалась в тех, кто посмел потревожить покой деревни. Смолина поежилась — было ощущение, что чьи-то невидимые глаза наблюдают за каждым их шагом.

— Смотги, этот?

Они остановились на краю деревни перед небольшим домом. Он выглядел посвежее других, хотя время делало свое — тут и там стены зияли щелями, крыша прохудилась и текла.

— Семьдесят девять, — указал Виталик на табличку.

Дом выглядел нежилым. Зачем Цирин дал адрес заброшенного дома в мертвой деревне?

— Может, он ошибся адгесом? — озвучил вслух мысли Анны Виталик. Видно было, что он чувствует себя неуверенно, и это передалось Смолиной, словно страх холодными пальцами проник под теплую куртку. Она глубоко вдохнула.

— Пошли узнаем не ждут ли здесь гостей.

Дверь была закрыта на засов с амбарным замок. Смолина подергала его — держит крепко. И как попасть внутрь? Анна осмотрела окна — на них были решетки. Разбить не получится, да и это уже не просто взлом… Сколько там Резнов говорил дают за проникновение в чужое жилище?

Анна всматривалась в пыльные окна, но видела лишь свое отражение. Загадка никак не хотела быть отгаданной.

— Поехали обгатно? — в голосе Виталика звучала надежда.

Смолина уныло поплелась к машине, а вот Виталик, похоже, наоборот был рад поскорее покинуть это место. Анна села за руль и бездумно уставилась сквозь стекло.

И что, Смолина, ты просто так уедешь? А как же Машенька? А как же Ленка? Над ней все также висит невидимая тебе угроза, как-то связанная с этим делом. Неужели ты сдашься?

— Ну что, едем? — аккуратно спросил Виталик.

— Ага, — хмуро бросила Смолина.

Она завела мотор и Пинин неспешно покатился по тихой улице.

— Нам же в дгугую стогону! — запаниковал Виталик. Анна покачала головой.

— Ты так и не понял? Мы не можем вот так уехать. Если уж влез в это дело — будь готов идти до конца.

Подогнав Пинин к дому, Анна быстро вышла из машины и отцепила трос лебедки, закрепленной на бампере.

— Ты что делаешь? — через открытое окно высунулась взлохмаченная голова Виталика.

— Если не помогаешь, так хоть не мешай!

Смолина закрепила крюк троса на засове двери и вновь села за руль. Виталик испуганно смотрел на нее. Она перевела рычаг коробки передач в положение заднего хода.

— Знаешь такую поговорку: бойся собаку спереди, кобылу сзади, а Смолину за рулем — со всех сторон?

— Разве есть такая поговогка? — испуганно спросил Виталик.

— Теперь да.

Анна вдавила педаль в пол. Пинин вильнул задом, резко подавшись назад, и засов сорвало с двери.

— Охренеть, — проговорил Виталик. — Ты чокнутая милфа!

— Добро пожаловать в мой мир! — мрачно ответила Смолина.

Они вошли в дом и Анна включила фонарь — несмотря на окна, скудного осеннего света не хватало.

В доме гуляли сквозняки. Сквозь прохудившуюся крышу капала вода, которая попадала на дорогую плазму, висящую на стене и на элегантное кресло с резными подлокотниками. Пол под ним прогнил до земли. Рядом стоял изящный диван, в стене зиял черной пастью камин. Несмотря на дыры в крыше и запущенность, внутри дом скорее напоминал загородный отель, нежели избушку в умирающей деревне. Что-то здесь было не так, и вскоре Анна поняла что: здесь никто не жил. Этот дом мог служить местом для свидания, но никак не для жилья. Только вот свиданием для кого?

Тем не менее, сюда явно давно никто не захаживал. Пахло плесенью, старьем и прогоревшим костром из камина, продукты в небольшом выключенном холодильнике давно превратились в прах. Они аккуратно обошли все комнаты.

— Тут пусто… — тихо сказал Виталик.

— Похоже на то, Холмс.

— Как думаешь, туалет габотает?

— Прижало? Вряд ли, но проверь.

Виталик скрылся за дверью уборной. Анна еще раз прошлась фонарем по пыльным полкам — по стене и потолку тут же запрыгали ломаные тени. Ничего.

Не одной из стен Смолина увидела нарисованную углем угловатую летучую мышь. Кому понадобилось рисовать это в пустом доме? Она подумала, что где-то уже видела такой рисунок…

Холодные капли осеннего дождя. Ночь, лес. Луч фонаря скользит по оврагу, в надежде найти выход, но натыкается на сверток в полиэтилене, в котором…

— Виталик! — сдавленно позвала Анна. Горло словно схватили ледяные пальцы, стало душно, а сердце забилось в бешеном ритме.

Внезапно из туалета послышался страшный крик. Анна похолодела и метнулась туда.

Она увидела Виталика, побелевшего и вжавшегося в стену. Его глаза были широко распахнуты, рот открыт, но он больше не издавал ни звука. От выражения его глаз Смолину окатила волна липкого ужаса.

— Ты чего? — Анна тряхнула его за плечи.

Виталик безжизненно поднял руку и указал пальцем куда-то за ее спину. Анна медленно обернулась.

За ней была ванна, прикрытая шторкой. Смолина очень медленно сдвинула ее — заржавевшие колечки скрипнули по душевой штанге и осыпались на пол. Шторка упала, обнажив ванну. В ней Анна увидела скрюченное обгоревшее тело. Она услышала, как сзади Виталика тошнит.