Поиск Анны

Руна 1

«Да, теперь настало время

Навсегда с землей проститься,

В Маналу пора сойти мне,

В Туонелу опуститься.

Обо мне отец не плачет,

Мать родная не жалеет,

У сестры лицо не мокро,

И глаза у брата сухи,

Хоть уж в воду я спускаюсь,

В море к рыбам направляюсь,

В глубину пучины темной,

В тину, смешанную с илом…»

Калевала

В палате не было никого, кроме Лены, все так же лежащей без движения. Смолина одним прыжком пересекла помещение и оказалась у изголовья. Лицо девочки застыло, словно лик статуи — Лена была в коме, но дышала, капельница по-прежнему качала кровь. Все было как и раньше, за исключением одного — запаха.

Смолина выскочила в коридор больницы и подлетела к стойке регистратуры. Видимо, лицо Анны выражало полнейшее безумие, потому что при виде нее глаза медсестры округлились и в них появился страх — девушка автоматически потянулась за телефонной трубкой.

— Кто был в палате моей дочери? — проревела Смолина.

— Ч-что? — медсестра от неожиданности начала заикаться.

— Кто. Был. В палате. Моей. Дочери. — отчеканила Анна.

— Я… я не знаю…

— Вы стоите тут, мимо вас никто не может пройти!

— Простите, я никого не видела!

— У вас что, нет глаз? — рявкнула Смолина. На крики из палат осторожно выглядывали пациенты, а из кабинета вышел заведующий.

— Павел Вячеславович! — взмолилась медсестра.

— Что тут происходит? — заведующий решительно направился к Анне.

— В палате моей дочери только что кто-то был! — сверкала глазами Смолина. — Ваша работница не может сказать, кто именно!

Заведующий взял со стойки журнал.

— Так, посмотрим… Смолина… вообще посещения вашей дочери запрещены… — нахмурился заведующий. — А с чего вы взяли, что там кто-то был?

— Я… — начала было Анна, и замолчала. Времени на то, чтобы рассказывать почему запах ладана вызывает у нее такую реакцию не было. — Покажите мне запись с камер!

— На этаже нет камер. Люба, вы никого не видели? — заведующий повернулся к съежившейся медсестре.

— Я отошла в туалет буквально на минуту… — пролепетала та.

Смолина смотрела на испуганную молодую медсестру, на заведующего, который недоумевал, отчего весь этот шум, и понимала: ей никто не поможет. В этом огромном мире, полном людей, она один на один с невидимым монстром, щупальца которого опутали всю Карелию, и уже обхватили горло ее дочери.

— Моя дочь больше ни на секунду не останется одна.

Смолина круто повернулась и прошла к телефону под непонимающими взглядами заведующего и медсестры.

— Ты точно решила ехать?

— А какие варианты, Свет?

Света поставила на стул большую сумку с необходимыми ей вещами, наспех собранными после звонка Смолиной. В палате по-прежнему было тихо, мерно гудел аппарат, подающий в легкие Лены кислород.

— Никто ни хрена не хочет решать по этому делу, — негромко сказала Анна, словно боясь потревожить Лену. — У меня дочь в ванной собственной кровью нарисовала на стене хренову летучую мышь, точно такую же, какая была найдена около тел! А теперь она лежит в коме, и убийца Лисинцевых был здесь! Поэтому мне нужно точно знать, что ты справишься. На милицию надежды нет.

По лицу Светы было видно, что слова про убийцу не на шутку ее напугали — но она старалась не подать виду.

— Справлюсь. Ань, у меня первое высшее — медицинское! — заверила ее Света. — Да и Резнов подсуетился насчет частной охраны. За Ленку можешь не переживать, тылы мы тебе прикроем!

Смолина кивнула. Раз тылы прикрыты — самое время наступать.

— Я пока еще кое за чем съезжу, а ты выспись только перед дорогой, — наставляла Света. — Путь не близкий.

Анна и сама понимала, что надо поспать. Спокойный сон в последнее время стал как редкий десерт в ресторане, который подают на огромной тарелке. Тарелка блистала пустой белизной, подчеркивая ценность вот того самого небольшого, но очень желанного, покоящегося в центре. Смолина думала об этом, уже закрывая глаза. Сон накрыл, словно тяжелая осень.

Она опять была в лесу. Только на этот раз с неба не лил ненавистный дождь, трава и листья деревьев были налиты зеленым, а небо не давило серостью — на его голубом платке тепло светило солнце.

Прямо посреди леса шла тропа, и на ней стояла дверь. Увидев ее Анна вздрогнула. Это была дверь, ведущая в комнату отца. Смолина бы ни за что не спутала этот кремовый цвет, местами шелушащуюся краску, большой прямоугольник непрозрачного стекла по центру и круглую пластиковую ручку. Сейчас за дверью был все тот же лес. А перед ней, на тропинке, сидел Тим. Это был тот Тим, которого подарил ей в детстве папа — розовый мех еще не испещрили порезы, и он был красивый и новый, словно из магазина.

Анна взяла Тима на руки. Искусственный мех еще не свалялся, он был таким же, как тогда, двадцать с лишним лет назад. В воздухе пахнуло ощущением праздника. Смолина подумала: сейчас дверь откроется, и оттуда появится отец. Он принесет с собой морозную свежесть. Но только Анна вдруг поняла: этот мороз будет смертельным.

Нужно было срочно уходить. Смолина прижала Тима к груди и побежала по тропе. Пахнуло холодным ветром, на лес упала тень — небо вдруг затянуло тучами, из которых глухо донесся пока далекий удар грома.

Внезапно Анна замерла, как вкопанная. Перед ней снова оказалась кремовая дверь с прямоугольником стекла. Смолина в ужасе бросилась бежать, но чем быстрее она бежала, тем быстрее мелькали двери перед ее глазами, пока она не выбилась из сил, и не упала на пороге.

«От кого ты бежишь, Смолина? — мелькнула мысль. — От самой себя?»

Ей жутко захотелось оказаться в теплой кровати, прижать к себе Тима и зарыться с носом в одеяло. Но для этого нужно было найти выход из леса.

В голове прозвучали слова Хельви: «Единственный способ выйти из водоворота — позволить ему затянуть себя на глубину. Ты должна просто двигаться к центру.»

Прошлое нависало над ней, словно Дамоклов меч. Анна поняла: куда бы она ни пошла, что бы ни сделала — тень отца всегда будет следовать за ней. Пока она не выяснит — что же случилось в детстве?

Анна встала. Небо над головой затянуло тучами, и на землю уже упали первые капли крупного дождя. Смолина протянула руку и потянула за ручку двери.

Дверь открылась. Анна подскочила, вырванная из сна. В палату вошла Света.

— Доброе утро! — негромко, но бодро сказала она. — Выспалась?

Пока Света распаковывала принесенные вещи, Анна окончательно проснулась. Лена по-прежнему была в коме. Мерно гудел аппарат, гофрированная трубка, подключенная к легким Лены, наполняла их кислородом. Анна поцеловала Лену в лоб на прощание.

— Я вернусь, — тихо сказала Смолина. — Найду его, вырву ему сердце, и вернусь.

Она обняла Свету на прощание и вышла из палаты. У дверей уже сидел охранник от Резнова.

Через полчаса Анна остановила Пинин у дома Виталика. Смолина смотрела через лобовое стекло, покрывшееся каплями от мелкой мороси, как Виталик неумело тащит чемодан. На шее у него болтался пленочный «Зенит».

— Ты в поход что ли собрался?

Виталик неуверенно замер.

— Да залазь уже, не стой! — раздраженно сказала Смолина. — Если не передумал, конечно.

— Не пегедумал, — буркнул Виталик, усаживаясь на пассажирское. — Хватит уже спгашивать!

— Надоело за компом от жизни прятаться? Решил на полную хлебнуть?

— Угу, — буркнул Виталик.

— А если труп увидишь — не блеванешь снова? — спросила Анна, включая скорость и выводя Пинин на дорогу.

— А ты? — с вызовом спросил Виталик.

— Ладно, не обижайся, я не со зла. Поехали, раз уж решил.

Смолина не хотела признаваться себе, но с Виталиком она почему-то чувствовала себя безопаснее. Хлипкий парень, похожий на подростка, но все же что-то было в нем такого, что придавало Анне спокойствия. А спокойствие в этом безумном бушующем океане было на вес золота.

Вскоре они доехали до Резнова и пересели к нему в Ленд Крузер.

— Здорово, Зеленые Ботинки! — ухмыльнулся Резнов. Виталик ничего не ответил и демонстративно отвернулся. — Ну что, банда народных мстителей, готовы?

— Поехали уже, — Анна пристегнула ремень. Ей было не до шуток — кроме того, что из головы не шли мысли о Ленке, им предстояла поездка черту в пасть. И что там в этой пасти происходит — было непонятно.

— Ань, не переживай, с Ленкой все будет хорошо, — сказал Резнов, выруливаю из дворов. — Я подсуетил ребят знакомых из охранки, будет под круглосуточным наблюдением. Да и Светка с ней.

— Спасибо, — Смолина посмотрела в глаза старому поисковику. — Это очень много для меня значит.

Резнов промолчал, только хмыкнул. Ленд Крузер нес их сквозь утренний город навстречу неизвестности.

— У нас во дворе одному парню как-то глаз выбило, когда баллончик в костер кинули, — неожиданно сказал Резнов. — Ну, мы так развлекались — баллончик из-под дихлофоса в костер кидали, и стояли вокруг.

— Зачем? — не поняла Анна.

— Как зачем? — удивился Резнов. — Интересно же!

— Что интересно?

— Ну, кому прилетит!

— Как ты вообще дожил до своего возраста, Резнов?

Тот задумчиво почесал бороду.

— Я и сам часто об этом думаю.

— И что пагень? — спросил Виталик с заднего сиденья.

— Вставили стеклянный — в смысле, глаз. Весь двор ему завидовал.

— Чему завидовал? — хмуро спросил Виталик, — Тому, что он идиот?

— Тебе не понять. Ты в семь лет небось титку сосал! Или до сих пор сосешь? А я в семь лет зимой под лед провалился, когда с братом на зимнюю рыбалку вдвоем ходили. Чтоб родители не заругали, мы костёр развели, и пока всё вещи не просушили — домой не пошли. Иначе бы секир башка.

— Ты никогда не упоминал о брате. Кто он? — спросила Анна.

— Никто, — буркнул Резнов, будто понял, что сказанул лишнего.

В машине повисла тишина, разговор как-то сам собой иссяк. Город мерно плыл за окном, машину покачивало. Вскоре Виталик задремал на заднем сиденье. Смолина и сама бы поспала, но как только она закрывала глаза тут же видела Лену с торчащими из нее шлангами.

— О чем задумалась? — Резнов вырвал ее из тягостных мыслей.

— Не знаю, — задумчиво протянула Анна. — Могла ли я что-то изменить тогда, три года назад?

Резнов покосился на нее.

— С чего это вдруг?

Смолина пожала плечами.

— Может что-то все-таки могла?

— Ерундой не страдай, Смолина! Есть вещи от нас никоим образом не зависящие. Ты что, Христос, чтобы их оживить? Как ты могла помочь Лисинцевой, если ее убили еще до твоего появления в лесу?

— Может ты и прав, — Анна отвернулась в окно.

— Не может, а прав, — упрямо сказал Резнов.

За окном проносился город, и Анна поймала себя на мысли, что ей до смерти не хочется его сейчас покидать. Вот это все стало таким родным за несколько лет, что она прожила в Петрозаводске.

Какое-то время ехали молча. Анна задумчиво смотрела в окно.

— Всё еще винишь себя? — спросил Резнов.

— Ты о чем?

— Не заливай! Думаешь, я не вижу?

— Много ты знаешь! — недовольно буркнула Смолина.

— Больше, чем ты думаешь, — усмехнулся поисковик. — Зачем ты занялась этим делом? Воспоминания не дают покоя? Скажи, тебе снится та ночь, когда ты нашла Машеньку? Видишь её в кошмарах?

— Постоянно, — призналась Анна.

— И ты, конечно, думаешь что она перестанет тебе сниться, если ты найдешь убийцу. Но дело не в этом. Тебе нужно сменить точку зрения.

Смолина с удивлением повернулась к поисковику.

— Я правда слышу такое от тебя, Резнов?

— В Союзе был такой армянский пловец Карапетян, — продолжил поисковик, не обращая внимания на подкол. — Однажды он увидел, как троллейбус упал в Ереванское водохранилище. Карапетян нырнул в холодную воду на глубину десять метров, разбил стекло и продолжал нырять, пока не спас сорок шесть человек из девяносто двух. Представляешь? Сорок шесть бессознательных тел он достал со дна, и их откачали. Но после этого во сне ему долго снилась подушка сиденья троллейбуса. Знаешь почему? Вода была мутная, и в один из нырков он вместо человека вытащил подушку от сидения. Понял это только наверху. И потом долго переживал что мог вместо неё спасти человека. Но мог ли? Я считаю что нет. Карапетян потом полтора месяца провалялся в больнице с пневмонией, всё тело было стёклами изрезано. Он сделал всё, что мог. И ты — ты сделала все, что могла. Человек не бог. Научись отпускать.

Анна молчала, погруженная в свои мысли. Вот оно, погружение в водоворот! Карапетян нырнул в собственные бездны. А она, Смолина, готова к этому?

Мимо пронеслась табличка с перечеркнутой надписью «Петрозаводск». Анна подумала, что, пожалуй, отпустить старое придется чтобы освободить место для, того, что грядет. Вот только это будущее, что сейчас маячило в опускающемся на трассу тумане, могло оказаться еще страшнее прошлого.

Мимо проносились желтые пятна леса с почерневшими от дождя проплешинами елей. По мере приближения к Ладоге из стылых болот по обочинам дороги выползал туман. Он стелился по серому полотну шоссе, тянулся из темного леса к Ленд Крузеру, словно невидимые руки призраков. Даже внутри машины Анна кожей чувствовала сырой холод, проникающий под одежду.

Щелкнул затвор фотоаппарата и салон озарила вспышка. Резнов от неожиданности дернул руль, но вовремя выправил машину.

— Заняться нечем? — зло сказал Резнов. Виталик что-то высматривал через объектив в окружающем тумане.

— Мы же ведем гасследование, — парировал парень. — Нужны будут кадры с места преступления.

— До места преступления еще пара сотен километров, а ты мне уже надоел!

— Да ладно тебе, пусть щелкает, — вступилась Анна. — Он кроме монитора-то не видел ничего толком, вот и не нарадуется.

Вскоре они сделали остановку — заправиться и перекусить.

— Сколько нам еще? — спросила Анна.

— Ехать или жить?

— Очень смешно, Резнов!

— Часа два — если ты про ехать.

Заказали обед в придорожной столовой. Виталик застрял в туалете, Анна ждала заказ. Резнов неожиданно нашел старое пианино, притулившееся у стены. На безмерное удивление Анны старый поисковик вдруг очень даже неплохо заиграл. Нежная музыка разлилась по обшарпанному заведению, так не подходящая этому месту и всему тому, что происходило в жизни Смолиной. Таким звукам место в консерватории. Это было что-то очень нежное, тонкое, ранимое. То, чего она никак не ожидала от Резнова. Его грубые пальцы извлекали поразительно мягкие звуки.

— Что это было? — спросила Анна, когда Резнов закончил играть.

— Шопен, осенний вальс. Сколько лет прошло, а пальцы помнят.

— Резнов, ты меня пугаешь.

— У меня же всё по-другому должно было сложиться. Я до двенадцати лет знаешь чем занимался? Никогда не угадаешь.

— Сдаюсь заранее.

— Балетом.

— Да ну, Резнов!

— Зуб даю. Учился в Петрозаводском лицее, родители — преподаватели там же. После лицея — танцы, музыка… Мне лет девять было, я не понимал, чего хочу, а родители из меня пытались интеллигента сделать. Я даже во двор толком не выходил — некогда было. А потом… потом родители развелись. Я остался с матерью, старший брат — с отцом. У мамы от отчима родилась девочка, и как-то меня совсем выпустили из виду.

— Ты раньше не говорил про семью.

— Я и сейчас не буду. Сестра с родителями погибли в аварии в девяносто шестом. Отец от старости… А брат… его тоже больше нет.

— Умер? — осторожно спросила Смолина.

— Для меня — да, — отрезал Резнов и Анна поняла, что продолжать не имеет смысла. — Короче, когда сводная сестренка родилась, я остался сам с собой и с кучей свободного времени, которое не знал куда девать. И во дворе познакомился с местными пацанами — они постарше были на год-два, и такие интересные — какие-то всё секреты у них там были… ну я втерся в доверие. Они машины вскрывали. У нас кинотеатр был на районе, кино полтора часа идёт, ну они и работали на стоянке. Тогда в основном советские были, сигнализации у половины не было, вскрывались как орех. И вот я ночами сбегал из дома и с пацанами вскрывал машины.

— Зачем?

— Не знаю. Пацаны торчали от кассет, магнитол, а у меня всё это и так было — семья не из бедных. Я до сих пор не пойму, зачем это делал. Просто… знаешь, помню когда машину вскрыл, дверь прикрываешь тихонько, и такая тишина наступает. Зима была — Новый Год. Мы в ту ночь мешками магнитолы домой таскали. И вот сижу в копейке — салатовая была, как сейчас помню. Тихо так в машине, и снаружи тихо снег падает. Я магнитолу отковыриваю, а сердце стучит так, что я его слышу. Вдруг хозяин придёт?

— Ты адреналиновый наркоман, Резнов.

— Да уж… — вздохнул помрачневший Резнов. — Вот тогда и случилась в моей жизни роковая точка.

— А в моей — когда я вошла в тот чертов лес три года назад.

Из туалета вышел Виталик, и они как-то сразу замяли тему.

После обеда дорога показалась веселее. Резнов разговорился, шутил, уже почти беззлобно подкалывая Виталика. Тот огрызался с заднего сиденья, но уже тоже понял — старый поисковик ему не враг. И только Анна никак не могла посмеяться от души, хотя и пыталась выжать из себя натужную улыбку. Она все всматривалась в несущийся навстречу Ленд Крузеру туман, ожидая увидеть… что? Она и сама не знала. Прошлое тонуло во мраке, будущее — в тумане. И только настоящее было ясным, но оттого не менее серым: тридцати трехлетняя бесплодная женщина, приемная дочь которой лежит в коме, едет в самое сердце жуткой секты, чтобы разоблачить ее и найти убийцу годовалого младенца.

Вскоре из сырого тумана, окутавшего дорогу и хвойный лес, вырос небольшой дорожный столбик с надписью «Обитель рассвета».