Поиск Анны

20102006

«Там надтреснутый утёс был,

Он блестел в далёком море

И к нему плывет девица,

До скалы доплыть стремится.

Но едва туда ступила,

Отдохнуть присесть хотела

На растрескавшемся камне,

На скале, блестевшей в море,

Как упал вдруг в воду камень,

Та скала на дно морское,

А с тем камнем и девица,

С той огромной глыбой Айно.

Так та курочка упала,

Так погибла та бедняжка.»

Калевала

20102006

Хейнясенмаа-Санкт-Петербург.

Хмурый рассвет нехотя занимался над Карелией, словно пытаясь оттянуть то, что должно было случиться так или иначе. Над Ладогой стелился низкий туман, белесым языком слизывая последние осенние краски, маревом клубясь над Хейнясенмаа, словно пытаясь скрыть то, что на нем происходит. Но Анна знала: теперь уже ничего скрыть не получится. Страшная правда, словно Вечный Турсос, поднялась из мрачных глубин, чтобы утащить с собой во мрак весь мир.

Шишки хрустели под их сапогами. Древний мох с тела Левиафана был содран, все покровы вскрыты. А Смолина ощущала, что это с нее сдирают кожу вместе с останками воспоминаний.

«Всего лишь сделай надрез на емкостях…» Всего лишь. Зная, что это приведет к смерти тысяч людей. Тысяч незнакомых ей людей, жизни которых для Смолиной ничего не значат. На другой чаше весов была лишь одна жизнь, но она была для Анны ценнее всего мира. Сутулые плечи, потухший взгляд, непробиваемая броня отстраненной холодности. Ленка. Маленькая, беззащитная Ленка. Как Смолина может причинить ей вред? Но готова ли она стать убийцей ни в чем неповинных людей? Эти мысли разрывали Анну на части, свиваясь вокруг нее в тугой клубок ядовитых змей, расплести который было уже невозможно. Клубок все сжимался, душа Смолину, превращаясь в сингулярность, из которой когда-то родилась Вселенная. Только вот когда происходит такое мощное сжатие результат будет один — взрыв. И сейчас новой вселенной не будет — будет просто конец. Эти мысли сводили с ума. Анна поняла, что чтобы не взорваться изнутри, нужно кричать, или хотя бы говорить — не важно что.

Она обернулась назад — позади нее в белом мареве шли Ловиатар и Рутто. Они направлялись к причалу, на котором их уже ждала лодка. В тумане облаченные в белые одежды мать и сын казались призраками. Вот только они были реальны. «Зло никогда не похоже на зло» — вспомнила Анна слова Светы. Психолог, помогающий потерявшимся в лесу и в себе. И эти — под мнимой белизной скрывались самые черные замыслы.

— Ты готов умереть ради своей веры? — спросила Анна Рутто.

— Когда ты сделаешь надрез у нас будет пара минут, чтобы покинуть метро, — сказал Рутто. — Но если мы задержимся — нам конец.

— Значит, вы карательный отряд — убийцы секты? Летучие мыши? Это вы убили всех этих людей? — с презрением спросила Анна.

— Это не было убийство, — спокойно ответила Ловиатар. — Это было Пхоа.

— Какое очищение кармы могло быть у годовалого ребенка?

— Это была случайность. Она не нужна была нам. Мы искали Листина.

— Он нашел информацию о пропавших Тойво и Юко?

— Они никуда не пропали, — холодно ответила Ловиатар. — Тойво был слабым. Во время медитации в темноте у него случился сердечный приступ. Мы не могли позволить этой информации просочиться наружу.

— Конечно, тогда никто не пошел бы в вашу секту!

— В нашу святую обитель, — поправила ее Ловиатар. — Поэтому нам пришлось зарыть тело Тойво в лесу. Но его другу, Юко, это не понравилось. Он грозился предать огласке. Этим он загрязнил свою карму.

— И последовал за Тойво, верно? — усмехнулась Анна.

— Плохая карма должна быть очищена.

— А потом родственники пропавших обратились к журналисту Листину, и он написал статью…

— Он скомпрометировал всю общину. Годы трудов тысяч людей могли пойти прахом! Ты хоть понимаешь, что это значит для мира? Дети Рассвета очищали Ладогу от радиации, помогали заблудшим душам…

— Убивая их?

— Смерть не конец. Они смогут начать жизнь в новом теле с чистой кармой благодаря нашему Учителю.

— Машенька Лисицына толком не успела начать жить! Вы сожгли ее тело и бросили в лесу в полиэтиленовом пакете!

— Такова цена сохранения общины. Никто не хотел ее смерти и смерти ее матери. Мы искали Листина, а они подвернулись случайно.

— А молодые ребята из Лумиваары — Тайми и Никита? Свидетелями чего они были?

— Они пали жертвами испытаний газа — во благо всех живых существ.

— В убийстве не может быть блага.

— Ты не постигла мудрость Светорожденного, — покачала головой Ловиатар. — Как и все, кто остался на материке. Учитель предупреждал, но его никто не слушал! Над ним смеялись. Пхоа, которые ты совершишь, будет самым массовым. После него слова учителя начнут воспринимать всерьез.

— Вы делаете это потому, что над вашим учителем смеялись? — ужаснулась Анна. Ловиатар спокойно посмотрела на нее.

— Мы делаем это, чтобы спасти человечество.

Они подошли к причалу. Туман поглощал звуки шагов, и казалось, будто они уже пересекли Туонеллу, и это уже не тела из плоти и крови, а их души заплутали где-то среди мрачных миров острова смерти.

Лодка уже ждала их в белом мареве. Анн внезапно поняла, что сейчас она сядет в нее — и все. Выбор будет сделан. Хотя, если подумать — он был сделан давным-давно. Наверное, еще до того, как она три года назад вошла в тот ночной лес в поисках Лисинцевых. Просто внутри Смолиной всегда было чувство, будто она выйдет живой из любой передряги. И только сейчас Анна поняла, что она сама влезла в этот капкан.

Рутто первым шагнул в лодку, в которой уже сидел лодочник в капюшоне. Анна замерла, словно это могло отсрочить катастрофу. Рутто потянул ее за балахон, и из-под него в лодку выпал Тим. Рутто презрительно скривился при виде игрушки.

— Ты так и не избавилась от чувственных удовольствий и зависимостей! Удивительно, что Учитель выбрал тебя для этой миссии. Плюшевый заяц не поможет тебе.

Анна молча шагнула в лодку, подобрала Тима и спрятала за пазухой.

Ловиатар осталась на берегу. Она отвязала канат от причальной тумбы и посмотрела на Анну.

— Иллюзия неуязвимости очень опасна, — словно в ответ на ее мысли сказала Ловиатар. — Думаешь — смерть это то, что случается с другими? Считаешь, что ты умнее, удачливее, что с тобой этого не произойдет. Но это не так, Айно. Ты такая же, как все.

С этими словами Ловиатар оттолкнула лодку от причала. Лодочник завел мотор и Хейнясенмаа исчез в тумане — теперь уже навсегда.

Сквозь толпу горожан, спешащих с работы домой, пробирались двое. Анна и Рутто сменили белые балахоны на городскую одежду, и теперь ничем не отличались от тысяч других жителей Петербурга. Разве только тем, что в их сумках была смерть.

Питерские высотки были похожи на лысые ели, острия которых копьями протыкали серое брюхо неба. Это тоже лес, все тот же чертов лес, подумала Анна. Она так и не нашла из него выход.

Ей хотелось кричать. Туман, поглотивший Петербург, был словно бельмо на глазу. Где-то глубоко внутри Анна осознавала: люди сами не хотят видеть. Они бы предпочли вечно спать и не знать, что рядом убивают людей, похищают детей и изготавливают смертельную заразу. Люди хотели бы, чтобы это было где угодно, только не здесь. Как можно дальше от них, чтобы не тревожить их сон. Но механизм был уже запущен, и остановить его не было возможности. И сработает он именно здесь.

Полтора часа назад лодочник высадил Смолину и Рутто на берегу, где их уже ждала машина. Пока они неслись по дороге, Анна обдумывала возможные варианты — но не находила их. Рутто заранее показал ей рацию, по которой он находился в непрерывной связи с матерью — Ловиатар, которая… которая в этот момент держала у горла Лены остро отточенный ритуальный нож. Анна знала — сектанты не запугивают ее. Они перережут горло ее дочери, если хоть что-то пойдет не так. Для них это — что для Лембо принести в жертву курицу.

Анна смотрела на невозмутимый профиль Рутто, и чувствовала, как ненависть скапливалась внутри в тяжелый шар. От него все также пахло ладаном — благовонием, которое сектанты использовали для Пхоа. Но теперь этим запахом была пропитана и одежда Смолиной. Теперь она тоже вестник смерти — Летучая Мышь.

— Это ты привез Лену на остров?

— Я соблазнил твою дочь, — жестко ответил Рутто. — Начал встречаться с ней, чтобы заманить в секту. Посвятил в истинное учение Светорожденного. Но она оказалась слаба — отринула свет ради тьмы. Она отказалась ехать на остров — выбрала тебя вместо пути Детей Рассвета. Тогда я забрал ее силой.

Анна молча смотрела на убийцу, чувствуя, как на глазах наворачиваются слезы. Лена, ее маленькая девочка, она выбрала Смолину, хотела остаться с ней! А этот ублюдок забрал ее. Если бы можно было убить взглядом — Рутто был бы уже мертв.

В тумане вокруг острова Хейнясенмаа еле слышно скользили десятки лодок. На них в полном молчании с оружием на изготовку затаились люди в камуфляже. Чуть позади других лодок на большом моторном катере стоял Геннадий Резнов. Он хмуро всматривался в туман, затем поднес рацию ко рту.

— Десять минут до штурма.

В городском шуме Анне слышался глухой ритмичный звук. Она вглядывалась в лица прохожих, недоумевая, почему никто не слышит этот шум? Пока не сообразила: она слышит его одна. Словно замедленная бомба это пульсировало сердце Турсоса. Город стал его лесом, жилищем древнего языческого божества.

Вход в метро «Черная речка» был словно погружением в воды Туонелы. Вот он, последний шаг. Сейчас ты сделаешь его, Смолина, и все закончится. Ты станешь убийцей тысяч невинных людей или собственной дочери. Выбирай. Что тебе дороже?

Тоннели метро были венами города, и в них Смолина должна была впрыснуть смертельный яд. Он убьет тысячи людей — тысячи незнакомых ей мужчин, женщин и детей. Они все равно умрут, говорил Светорожденный. Все равно умрут…

Лес так и не отпустил Анну. И теперь ее лес, превратившийся для нее в ловушку, должен был стать братской могилой. «Вы верите в истинное зло?» — вспомнились ей слова Хельви. И сейчас Смолина осознала как никогда ярко, что никакого истинного зла не существует. Как не существует духов, древних богов и проклятий. Существует она — Анна — и ее внутренний лес.

Она, Айно, и есть тот самый Вечный Турсос, поднявшийся из мрака глубин, чтобы погубить мир.

— Проклятые ублюдки, — прошипела Смолина — Специально подгадали время в час пик?

— Это не должно волновать тебя, — Рутто холодно посмотрел на нее. — Помни о своей дочери.

Медленный эскалатор все ниже опускал их в недра города. Мимо плыли плафоны ламп, светящиеся рекламные щиты и люди — сотни, тысячи людей. Они все куда-то ехали, о чем-то думали, что-то переживали, еще не зная, что им отмерено не больше пары минут.

Вот мужчина в костюме стоит на ступеньку ниже Анны — она видит его начинающую лысеть голову. Еще не стар, видно сказываются стрессы на работе. Зачем он столько работает? Наверняка дома ждет семья — ради нее. Анна поискала глазами и увидела кольцо на безымянном пальце. Куда он едет? С работы домой, где ждут любящие жена и дочка? А может, дома все надоело, и он едет в бар или к любовнице? А может, он не любит ни жену, ни дочь, бьет их? Кто из них всех в чем-то виноват, кто прав, кто любит, а кто ненавидит? И вправе ли Анна судить? Вот тебе и треугольник Карпмана. Кто она в нем? Спаситель Лены? Жертва секты? Или агрессор, уничтожающий мир?

Последняя ступенька эскалатор скользнула под подъемный механизм. Смолина одеревенела. Ее тело никак не могло сделать шаг с эскалатора. Сзади напирали люди, и Рутто толкнул ее вперед.

Вестибюль метро был наполнено людьми. После тихого Петрозаводска шум оглушал. А может, Анна просто не хотела слышать и видеть — ей хотелось ослепнуть, оглохнуть, раствориться в воздухе, который пока еще не смертельно ядовит, исчезнуть навсегда.

На бегущей строке над въездом в тоннель появилась сегодняшняя дата — 20.10.2006. Заминированная бомба пророчества была взведена. И привести в действие должна она — Анна.

Смолина вновь безвольно замерла посреди вестибюля. Ладонь, сжимающая сумку со смертью, вспотела.

— Они все грешны, Айно, — негромко сказал Рутто. — Думаешь, их души чисты? Они лгут, воруют, едят мясо мертвых животных. Все, о чем они мечтают — как бы урвать кусок побольше. Им не интересна духовная жизнь, внутренний мир; никто из них никогда не будет очищать берега Ладоги или помогать бездомным. Пойми: ты никого не убиваешь. Потому что внутри они все уже давно мертвы.

— Они живые… — прошептала Анна побелевшими губами. — Они тоже любят, страдают, испытывают боль…

— Они страдают ради себя. Страдать есть смысл ради великого, вечного — и сейчас ты предоставишь им эту возможность.

Тысячи лиц мелькали мимо, чтобы тут же раствориться в потоке. Кто они? Анна не знала. Она их больше никогда не увидит. Что они значат для нее?

— Пойми, сестра: стаду нужен пастух. Направь заблудших овец на истинный путь! Это не убийство. Это помощь.

Во мраке тоннеля уже ревел приближающийся поезд. Сейчас двери распахнутся, и из них на и без того заполненную платформу выплеснется еще несколько сотен людей — навстречу своей смерти. Казалось, сам город на стороне сектантов — подвозит им новые жертвы.

Лодки беззвучно причалили к берегу, и сотни пар ног в военных ботинках ступили на гранитные скалы Хейнясенмаа. Охрана на пристани была обезврежена без единого выстрела. Спецназ незаметно оцепил остров, снайперы заняли позиции на скалах над амфитеатром.

— Ловец, прием, это Орел-3, — зашипела рация Резнова. — Вижу в прицел девочку, привязанную к кресту. Рядом человек в белом балахоне с ножом и рацией в руках. Мои действия?

Рутто поднес рацию ко рту.

— Стоит мне сказать одно слово — и твоя дочь умрет. Если я не выйду на связь через минуту — твоя дочь умрет. У тебя нет выбора, Айно.

Они стояли друг напротив друга — непримиримые враги. Сквозь них текла людская река. Тысячи жизней, которые оборвутся через минуту.

— Им плевать на тебя. Все, кто были тебе дороги, уже мертвы. Осталась только Лена. Вы сможете быть вместе, когда все это закончится.

Анна смотрела в глаза Рутто. Анна смотрела внутрь себя.

— Десять секунд до штурма! — произнес в рацию Резнов. — Начинаю отсчет…

— Я даю тебе десять секунд, Айно, — произнес Рутто. — Потом твоя дочь умрет.

Сознание Анны помутилось. Толпа вокруг слилась в единый поток, лица стерлись. Город вновь стал безликим.

— Десять…

Рутто вложил в ослабевшие руки Анны канцелярский нож.

— Девять…

Спецназовцы взвели курки.

— Восемь… — прошептал Резнов в рацию.

— Эти люди умрут в любом случае, — мрачно сказал Рутто. — Даже если этого не сделаешь ты — это сделаю я. Вопрос только в том — будет ли твоя дочь жить?

— Семь…

Снайпер поймал в прицел голову Ловиатар.

— Шесть…

«Эти люди все равно умрут… Кто они для меня?»

— Пять…

Подошедший поезд остановился на станции. Взгляд Рутто стал ледяным.

— Четыре…

Анна поднесла нож к сумке.

— Три…

Спецназовцы приготовились к рывку.

— Два…

Рутто открыл рот, чтобы дать команду к убийству Лены.

— Один.

Мгновения жизни неумолимо неслись во тьму тоннеля метро. Рутто сузил глаза.

— Время Пхоа, Айно.

— Штурм! — рявкнул Резнов в рацию.

Смолина последний раз окинула взглядом толпу незнакомых людей. По щекам обильно бежали слезы.

— Прости меня, дорогая, — прошептала Анна. — Я люблю тебя больше жизни. Но я не могу позволить этим ублюдкам сделать это.

Затем она перевела взгляд на Рутто и сказала твердо:

— Меня зовут Анна.

Мир прекратил свой безумный бег, замедлившись до почти полной остановки. Анне казалось, что все происходит крайне медленно, словно вместо воздуха была тягучая резина. Вот Рутто распахнул рот, чтобы отдать приказ Ловиатар. Медленно, словно во сне, распахнулись двери прибывшего поезда.

Одним движением Смолина отбросила сумку с ядом и достала из-под распахнутой куртки Тима. Смолина последний раз посмотрела в глаза зайцу, перевернула спиной и резким движением ножа вспорола Тима — прямо по свежему шву, который она сделала совсем недавно. На мгновение внутри себя она увидела ободряющую улыбку Резнова, и эхом пронеслись слова старого поисковика: «Держи это там, где никто не найдет.»

Рутто замер с рацией в руке, непонимающе глядя на Анну. Смолина засунула руку внутрь Тима и рывком достала оттуда пистолет Резнова. От резкого движения пух из плюшевого зайца разлетелся под порывами ветра от прибывающего поезда. Безжизненное, уничтоженное тельце Тима медленно упало на грязный пол метро. Анна направила пистолет на Рутто. В его глазах она увидела удивление, после чего грохнул выстрел, и сектант упал.

Анна стояла с дымящимся пистолетом в руке напротив мертвого тела Рутто. Вокруг кричали люди, в воздухе, словно снег, парил пух — то, что осталось от Тима и от жизни Анны. Этим выстрелом она убила не только Рутто, но и Лену. Последняя слеза скатилась по щеке Смолиной. Она приставила пистолет к своей голове и выстрелила.