Пока не побежали крысы...

Незадолго до того, как крысы начали бежать с корабля, в дверь каюты постучали.

— Скорее! — прошептал дон Родриго де Саламедра. — У нас мало времени!

Я не стал спрашивать, почему надо торопиться: спасательный пояс из южноиндийской пробки на моем полуночном госте говорил больше, чем многотомный словарь в судовой библиотеке.

— Почему? — все же не стерпел я.

— Не знаю, — ответил дон Родриго. — Не знаю, но чувствую, что идем ко дну! Карамба!

Я прислушался. Слышался лишь тихий плеск дорогих голландских парусов да воды за бортом. Все спали, даже кот Джузеппе, который в это время обычно карабкался по реям, преследуя жирную крысу, осмелившуюся выбраться из трюма на лунный свет. Крыса… Крысы!

— Дон Родриго, а не изменяет ли вам шестое чувство? — спросил я. — Ведь крысы еще не бегут с корабля!

— Юнга, — сказал дон Родриго и с такой жалостью посмотрел на меня, что с непривычки можно было бы просто испугаться. — Сын мой, зачем ждать крыс? Ведь человек — существо разумное. И если это так, то о некоторых вещах он должен догадываться раньше крыс. По крайней мере я так думаю. Я пережил восемь кораблекрушений и двенадцать капитанов и могу подтвердить, что это очень мудрое правило для терпящих бедствие.

Я начал собирать багаж, но дон Родриго потащил меня на палубу.

На мостике слышалось бормотание сливного бачка в уборной. Значит, наверху не спали.

— Дон Родриго, — прошептал я. — Надо бы предупредить капитана!

Не говоря ни слова, а лишь сверкнув глазами, старый морской волк указал мне на небольшой плот в тени корабля. Пришлось подчиниться.

Стояла невероятно тихая ночь. Ослепительно сияла луна, огромная и белая, зацепившаяся как медаль за Южный крест. В кильватере бесшумно скользили черные плавники трех акул.

Мы осторожно спустились по канату, потом дон Родриго перерезал складным морским ножом пуповину, которая все еще связывала нас с «Арабеллой». И через мгновение первая крыса прыгнула в воду.

Корабль быстро шел вперед. Акулы осторожно обошли нас и устремились за ним. Старый морской волк окунул палец в море и поднял его наверх, чтобы узнать направление ветра. Ветра не было.

— Дон Родриго, — осмелел я. — Почему вы не предупредили капитана? Может, корабль успел бы спастись?

— Боже мой, — сказал дон Родриго. — Сегодня я уже дважды спас тебе жизнь! Во-первых, при таких обстоятельствах, если хочешь уцелеть, лучше держаться подальше от капитана. Каждый знает, что капитан тонет вместе со своим кораблем. И, во-вторых, по старой морской традиции того, кто первым сообщит о неполадках с кораблем, объявляют распространителем слухов и вешают на рее еще до того, как заработает первый насос. А судно, сын мой, утонет, даже если ты и не будешь висеть где-то на рее. И кому суждено спастись, тот останется жить, а кому не суждено…

Вдруг издалека донеслось испуганное мяукание, потом команды, боцманский свисток, плеск парусов, крики. И наконец — долгое и зловещее бульканье.

— Всегда так, — сказал дон Родриго после благочестивой молитвы. — Был корабль — с мачтой, парусами, был капитан, экипаж, судовой дневник, груз, платежная ведомость — все как полагается. А утром — ни тебе корабля, ни капитана, ни ведомости… Только жирное пятно на поверхности моря, а иногда даже и его нет…

«Арабелла» утонула, не оставив жирного пятна, хотя имела на борту триста тонн кокосового масла и десять бочек маргарина. Утром подул слабый ветерок. Мы смогли поднять паруса и устремиться навстречу неизвестности.

— Дон Родриго, — решился я, — не кажется ли вам, что лучше бы взять курс на восток? Ведь в том направлении, где-то в пятидесяти милях-континент!

— Ветер не подходящий, — ответил дон Родриго.

— Будем маневрировать, нас этому учили в училище!

— Юнга, — проникновенно сказал старый морской волк. — Ты меня изумляешь! Идти против ветра! Что это даст? Думаешь, он начнет слабеть? Или переменится по твоему желанию? Нет, ночью я пережил свое девятое кораблекрушение и потерял тринадцатого капитана и не могу бросать вызов судьбе. Запомни, надо всегда плыть по ветру, если ветра нет — стой на месте и жди, откуда подует. А сейчас молчи и смотри, не покажется ли какая посудина.

До обеда не прошло ни одного судна, вода в термосе перегрелась. Дон Родриго молча опустил туда два пакетика английского чая.

К вечеру чай кончился. Обессиленные, лежали мы на плоту и мечтали о дожде. Но напрасно. Только один дельфин показался из воды и просвистел сигнал прогноза погоды, который дают по радиопрограмме «Горизонт».

— А если не дождемся? — спросил я, когда снова взошла луна.

— Дождемся, — сказал дон Родриго. — Успокойся, мы действуем по всем правилам. Если ты сумел покинуть корабль еще до того, как с него побежали крысы, и если плот плывет точно по ветру, обязательно подойдет корабль и подберет тебя, Санта-Мария де Гваделупа!

Через два дня безумного плавания в водах Тихого океана, галлюцинаций и двух моих попыток съесть своего благодетеля на горизонте наконец-то появилась долгожданная белая точка.

Ни платочками, ни трусами мы не махали. Не было сил. Мы лежали и смотрели, как «Френсис Дрейк» приближается к нам — огромный, белый, будто только что выкрашенный, со снежно-белыми парусами, украшенный флажками, шарами-как при пересечении экватора.

Капитан, в белом парадном кителе, рассматривал нас в позолоченную подзорную трубу, а перед мостиком, в тени, судовой оркестр исполнял марш «Пошли со мной, Хуанита».

«Френсис Дрейк» деликатно подошел к нам слева, чтобы прикрыть нас от солнцепека.

Капитан дал знак оркестру остановиться, взял сверкающий рупор и произнес традиционную фразу при встрече с потерпевшими кораблекрушение:

— В чем нуждаетесь, господа?

— Воды, два бутерброда и лосьон от солнечных ожогов, — ответил дон Родриго.

На корабле все были потрясены. Один из оркестрантов упустил свою трубу в воду.

— А не хотите ли погостить у нас? — спросил, заикаясь, капитан.

— Спасибо, сеньор, — поклонился дон Родриго. — Благодарим за приглашение и желаем вам приятного и плодотворного путешествия и успешного его завершения.

Здесь я потерял сознание и не слышал, чем закончился обмен любезностями. Очнулся я, когда корабль уже был в миле от нас.

— Дон Родриго, — спросил я, — почему?

Старый морской волк не ответил. До нас донеслись знакомые крики, команды, боцманские свистки. А потом — долгое и скучное бульканье.

«Френсис Дрейк» утонул, и на поверхности расползлось большое масляное пятно.

— Всегда так, — сказал задумчиво дон Родриго. — Был корабль, и все у него было, чтобы называться кораблем, и вдруг-ни корабля, ни капитана, ни ведомостей… Только масляное пятно. А иногда и его нет…

— Ну почему, дон Родриго?

— Не знаю, юнга, не знаю. Многое я пережил — десять кораблекрушений, четырнадцать капитанов, пять переучетов, восемь сокращений, но не знаю. Знаю только одно — не садись на обреченный корабль.

— А как распознать, что он обреченный?

— Очень просто, юнга. На нем — все как на «Френсисе Дрейке» — и музыка, и парадные мундиры…

И дон Родриго задымил своей маленькой скандинавской трубкой и уставился на горизонт, откуда непременно должно было показаться судно без парадных мундиров и духового оркестра. Я же стал описывать события на клочке оберточной бумаги, чтобы сберечь о них память, если не дождемся корабля.

Бумага неприятно попахивала занзибарской брынзой, но со временем этот запах улетучится и останется только запись, а она — сущая правда, клянусь св. Терезией де Кордова!