Покоренная судьбой

Блядь. Мой член налился кровью, а по телу прокатилась волна желания.

— Мне всегда было интересно, нравится ли мужчинам, когда их трогают за соски. Если это чувственное место для них.

— Я никогда не думал, что это для меня, — прохрипел я, пока Грета продолжала гладить мою грудь.

— Полагаю, что большинство мужчин сосредоточены на своем пенисе. Не могу говорить за всех женщин, но мои соски — очень чувственная зона. Я чувствую это повсюду, если ты прикасаешься ко мне там.

Я бы позаботился о ее прелестных бугорках позже.

Она прикусила губу. — Я слишком много говорю, когда нервничаю.

— Ты в порядке, — сказал я. — И тебе не нужно нервничать.

Я не был уверен, слышала ли Грета мои слова, потому что она снова сосредоточилась на моем члене. Она провела руками по моему животу, ее пальцы проследили за темными волосами, спускающимися к моей эрекции. Она начала прослеживать вену, по которой кровь поступала в мой член, от основания до кончика и я проглотил стон, не желая прерывать напряженное внимание Греты. Ее пальцы обвели мой кончик, затем погладили его по основанию до того места, где собралась капля чистой похоти. Она подцепила ее подушечкой указательного пальца, а затем поднесла ко рту и попробовала на вкус.

— Грета, — простонал я. Мне стоило каждой унции самообладания, чтобы не притянуть ее к себе, разорить ее рот, а затем сделать ее своей.

Моей.

Моей. Черт возьми.

Она проигнорировала меня и провела пальцами по моим яйцам, обхватив их. Она начала нежно массировать их, а затем подняла на меня глаза. — Тебе это нравится?

— Нравится.

Мой голос был грубым и ворчливым.

— Хм. — Грета кивнула, наморщив брови, как будто делала мысленную заметку. Она встала на колени, но наша разница в росте была слишком велика. Я прислонился спиной к умывальнику и встал в широкую позу, пока мой член не оказался на уровне глаз Греты. Я не был уверен, что она собирается делать, и мой мозг был слишком взволнован, чтобы думать слишком много.

С Гретой никогда нельзя было быть уверенным. Может быть, она просто будет смотреть на мой член и действительно принимать его, но я надеялся, что она откроет меня своими губами.

Грета снова погладила мои яйца и приблизила свое лицо к моему члену. К моему замешательству, она наклонила голову в сторону, затем ее язык высунулся и присоединился к пальцам на моих яйцах, после чего она раздвинула рот и втянула часть моего яйца в рот, пока ее проворные пальцы играли с другим.

— Блядь, — прохрипел я, мои яйца подергивались. Я сильно сжал свой член в знак предупреждения, все еще потрясенный движением Греты и так чертовски возбужденный, что боялся, что скоро пролью свою сперму на ее черную корону. К счастью, мой член получил предупреждение и успокоился.

Грета с интересом разглядывала меня, но продолжала лизать и сосать мои яйца. Ее пальцы вскоре перешли к моим бедрам и заднице, проводя ногтями по моей коже самым манящим образом. Она приподнялась и переместилась немного выше, ее губы коснулись основания моего члена.

— Тебе нравится?

Я коротко кивнул.

— Я не хотела начинать с очевидного места. Это как мужчина, который начинает с клитора женщины, а не работает по направлению к нему, верно?

У меня не было возможности вести разговор. — Ты идеальна.

Она одарила меня небольшой, довольной улыбкой, прежде чем снова опустить взгляд на мой член. Она раздвинула губы и обхватила ими кончик моего члена, и статическое электричество заполнило мою голову. Медленно, тщательно она ввела мой член в рот, пока его кончик не уперся в заднюю стенку ее горла, и она задыхалась.

Она втянула воздух через нос и попыталась взять меня глубже. Я нежно погладил ее по волосам. — Тебе не обязательно брать меня до конца. — Очень немногие могли. Я был слишком толстым и длинным, а Грета входила в меня пока только наполовину. Она отстранилась и сделала дрожащий вдох, облизнув губы. На ее лице мелькнуло разочарование. — Я еще не могу делать это правильно. Думаю, нужна практика.

— Минет никогда не бывает правильным. Делай то, что чувствуешь, что тебя возбуждает. Не думай об этом слишком много.

— Я хочу доставить тебе удовольствие.

— Поверь мне, если ты возбудилась, то и я тоже.

— Хорошо, — сказала она, и ее подход изменился. Она больше не думала о технике, она просто действовала. Ее язык обвел мой кончик, затем ободок, следуя за моей по вене вниз к основанию еще раз. Она закрыла глаза, снова приподняла губы и медленно втянула меня в рот, установила медленный, чувственный ритм, ее щеки впадали каждый раз, когда она брала меня глубоко в рот. Одна из ее ладоней ласкала мои яйца, а другая рука обвилась вокруг моего члена, двигаясь в ритме с ее сосанием. Я вцепился в рукомойник смертельной хваткой, наблюдая, как Грета отсасывает мне. Каждый раз, когда мой член раздвигал ее пухлые губы и захватывал ее рот дюйм за дюймом, с моих губ срывался низкий стон.

Грета нашла устойчивый ритм, который заставлял меня подниматься все выше и выше. Я обхватил ее голову, поглаживая шелковистые волосы. Она подняла глаза, но не замедлила шаг. Я терял контроль. Это был новый опыт. Для оргазма мне нужно было сосредоточиться на нем, что означало, что обычно я мог продержаться долгое время, но, увидев Грету с моим членом во рту, я полностью потерял контроль над собой.

— Грета, я больше не могу. Тебе нужно отстраниться.

Она улыбнулась, обхватив мой член, но не отстранилась и не замедлилась. Возможно, она не поняла, что я имел в виду. Черт. Было трудно сосредоточиться. Я просто хотел выплеснуться ей в рот, но в то же время не хотел. — Я собираюсь кончить тебе в рот. Отстранись.

Грета слегка покачала головой, и я больше не мог сдерживаться. Мои яйца сжались, за ними последовал член, а затем оргазм пронесся через меня. Грета продолжала сосать, даже когда я кончал ей в рот, и заглатывала кончик, но все равно часть моей спермы вытекла и скатилась по ее подбородку, прежде чем упасть на грудь. Я застонал от этого зрелища, и мой член задрожал от очередной порции.

Грета попыталась проглотить и его, но еще больше спермы вытекло на ее грудь, а затем скользнуло под вырез. Даже когда мой член перестал дергаться, она обводила кончик языком, пока я не смог больше терпеть. Она была так прекрасна, когда сосала мой член и я мягко толкнул ее назад, пока мой член не выскользнул из нее, все еще наполовину эрегированный.

Грета одарила меня гордой улыбкой, пока я пытался перевести дыхание.

Я покачал головой. — Тебе не нужно было глотать.

— Я хотела. Кажется, вчера тебе понравился мой вкус.

Я ненадолго закрыл глаза, чтобы сделать несколько глубоких вдохов. Когда я открыл их, Грета стояла передо мной, ее подбородок и декольте все еще были покрыты моей спермой.

Она с любопытством потянулась между ног. — Я мокрая.

Она подняла средний и указательный пальцы, которые блестели от ее возбуждения.

— Позволь мне, — сказал я. Должен был почувствовать это сам. Я залез под ее ночную рубашку, осторожно пробрался между губами ее киски и провел пальцами по ее щели. Мне не нужно было проникать глубоко.

Ее киска была мокрой. Если бы на ней были трусики, они были бы мокрыми от ее похоти.

— Не думала, что доставление тебе удовольствия окажет на меня такое сильное воздействие, но твое тело меня очень возбуждает. Видя его, я уже чувствую себя очень возбужденной, но прикосновение к тебе и твой вкус — это гораздо сильнее.

Я обхватил ее щеки и резко поцеловал. Ее непосредственная невинность однажды станет моей смертью. С каждым нестандартным словом из ее уст она заставляла меня влюбляться в нее еще сильнее, и я не знал, как это остановить. Я отстранился, даже не обращая внимания на то, что на моем подбородке была моя собственная сперма от ее поцелуя.

— Давай приведем тебя в порядок и позволим мне попробовать твою киску.

Я потянулся за подолом ее ночной рубашки и стянул ее через голову Греты, затем бросил ее на пол, наслаждаясь ее прекрасным телом. Видя мою сперму на ней, я чувствовал себя невообразимо собственником и хотел претендовать на нее всеми возможными способами и всеми способами, которыми не должен был.

Я повел Грету в душ, когда через окно донеслось громкое ржание, за которым последовало мычание. Грета извиняюще улыбнулась. — Сначала я должна позаботиться о животных. У нас мало времени. Может быть, ты попробуешь меня позже?

Я хихикнул и сладко поцеловал ее, улыбаясь ей в губы. — Я попробую тебя, когда ты захочешь, только скажи.

Через пятнадцать минут мы с Гретой оделись и вышли на улицу. Грета снова несла Дотти, и я был поражен ее силой. Возможно, это была скорее решимость, чем физическая сила. Солнце палило на нас в типичной для Невады манере. Грету в бледно-желтом летнем платье и ковбойских сапогах жара не беспокоила, но я в своей рубашке и джинсах уже вспотел, хотя даже не нес собаку. Она положила ее в тени возле коровника, чтобы она могла облегчиться, прежде чем лечь в поток воздуха из одного из вентиляторов. Медведь и Момо с нетерпением бегали вокруг. Я помог Грете накормить лошадей сеном, а коров и свиней — специальной смесью, прежде чем мы открыли ворота, чтобы они могли выбежать в загон. Я привык к другой форме физического труда, но должна сказать, что и это мне не мешало, возможно, потому, что энтузиазм Греты был заразителен.

Грета сияла, наблюдая за тем, как веселятся ее животные. Она получала радость от их счастья, а я от ее.

— Как давно у тебя это место?

— Всего около года. Папа построил его для меня через несколько недель после твоей свадьбы.

Она положила руки на забор и опустила на них подбородок, позволяя своему взгляду скользить по окрестностям. — Он все еще нуждается в доработке, чтобы я могла принимать больше животных.

— Почему бы тебе не жить здесь постоянно?

Она моргнула против солнца. — Моя семья скучала бы по мне.

Я кивнул. Это была одна из причин, почему она отказала мне. — Они все равно смогут видеть тебя, просто не так часто. — Я обхватил ее сзади и положил подбородок на ее голову. Это было так естественно, и Грета издала небольшой вздох. — Речь идет о ферме или о нас?

Я глубоко вздохнул и поцеловал ее в шею. Нас не было, не совсем. Была Крессида и я, которая существовала в свете, хотя ее основа была гнилой и темной, а затем были Грета и я, связанные с тенью, хотя наша связь была чистой так, как я и не думал.

— Оба.

Она кивнула и сглотнула. — Иногда... иногда я жалею...— Она покачала головой с задыхающимся смехом. Я знал, что она хотела сказать. Она повернулась в моих объятиях.

— Сколько еще осталось до отъезда?

Я взглянул на часы. — Три часа.

Она кивнула, тоска наполнила ее глаза, хотя я все еще был здесь.

— Мы должны использовать каждую минуту, а не тратить ее на а вдруг, — пробормотал я, поднимая ее на ограждение. — Хочешь, я попробую тебя на вкус?

Она просто кивнула. Я опустился на колени, не заботясь о грязи, поднял юбку Греты, обнажив белые трусики и поцеловал край, прежде чем поцеловать ее киску через них. Зацепив пальцем ткань, я потянул ее в сторону, открывая блестящий центр Греты. Большими пальцами я провел по ее пухлым губкам, а затем раздвинул их, открывая набухший клитор и тугое отверстие. Вспомнив ее слова, я проигнорировал ее клитор и сосредоточил все свое внимание на ее отверстии, поглаживая, подталкивая, кружа, пока она не стала отчаянно цепляться за забор, упираясь сапогами в среднюю перекладину, чтобы найти опору.

— Амо, — стонала она, ее пальцы перебирали мои волосы. — Поцелуй меня.

Покинуть ее киску?

— Именно это я и делаю, — прохрипел я, хотя знал, что она имеет в виду. Я погрузил кончик языка в нее, прежде чем поиграть с ее половыми губами, чтобы подчеркнуть свое заявление.

— Мои губы, — сказала она с легким смешком.

Я приподнял бровь, глядя на нее и посасывая губы ее киски.

Она издала возмущенный смешок. — Мой рот.

— Хорошо, — сказал я с ухмылкой. — Просто дай мне еще несколько минут. — Я обвел языком ее клитор, затем провел языком по ее щели, вперед-назад, вызывая в ней еще большее вожделение. Она сжала свои бедра, ее пальцы в моих волосах напряглись, когда ее киска сжалась у моего рта. Ее бедра прижали меня к себе, ее запах ударил по мне, как шаровая молния, заставляя меня отчаянно желать большего. Она сильно содрогалась, цепляясь за меня для равновесия, наслаждаясь своим оргазмом.

Я вскочил на ноги, и она тут же обхватила мое лицо и почти отчаянно притянула меня к себе для поцелуя. Я втиснул свои бедрами между ее бедер, широко раздвигая их, и моя выпуклость прижалась к ее киске. Мне было все равно, если бы я испачкал ее похотью всю свою одежду.

Она задыхаясь хихикнула. — Я хотела кончить от того, что ты целуешь меня, поэтому я и попросила тебя поцеловать меня.

Я провел губами по ее уху. — Мы все еще можем сделать так, чтобы это произошло.

Ее руки обвились вокруг моей шеи, и она прижалась еще ближе, целуя меня почти отчаянно. Я обхватил ее руками, чувствуя, как ее сердце бьется о ребра, в том же нестабильном ритме, что и мое собственное. Наши губы замедлились, и я закрыл глаза, прижавшись носом к ее шее. Мы оставались в таком положении долгое время, окутанные друг другом. Я крепче прижался к ней, моя ладонь гладила ее волосы.

— Я не хочу, чтобы это заканчивалось, — прорычал я.

Грета издала меланхоличный вздох, ее руки ослабли вокруг меня. Через мгновение я позволил ей отстраниться.

Тоска в ее глазах была как удар в живот. — Ты должен лететь обратно через два часа.

— Я знаю. Но я не об этом. Ты сказала «нет», когда я попросил тебя выйти за меня замуж. Но, возможно, ты скажешь «да» на это.

— Интрижка? —

прошептала Грета.

Я погладил ее по скуле, потом по губам. — Не роман. Это больше. Блядь. Я не знаю, что это. Это то, что осталось от того, что могло бы быть. Мне все равно, пока я могу продолжать видеть тебя, говорить с тобой, целовать тебя.

— За спиной Крессиды.

— Я могу сказать ей, что есть кто-то еще, если тебе от этого станет легче. Конечно, я не скажу ей ни имени, ни чего-либо еще. Она все равно не считает меня верным. Мне было бы все равно, если бы она была с кем-то другим.

— Брак не для этого.

Я мрачно усмехнулся. — Я знаю.

— Значит, мы будем встречаться здесь, когда ты сможешь выкроить время и найти хороший предлог?

— Меня не волнует, где мы встретимся, пока мы это делаем.

Грета посмотрела в сторону двух лошадей, которые медленно бежали в нашу сторону. Одна из них была очень худой. Еще одно существо, которое она спасла. — Обычно я всегда хочу поступить правильно, но с тобой... думаю, я выберу неправильно.

Я указал на животных вокруг нас. — Ты и так делаешь достаточно добра. То, что ты со мной, не отменит всего хорошего в твоем существовании.

Грета рассмеялась. — Это не так работает. Ты не можешь набирать бонусные очки, чтобы иногда поступать неправильно.

— Я всегда поступаю неправильно, так что я не знаю. Ты не хочешь меня больше видеть?

Грета зарылась лицом в мою шею. — Я уже скучаю по тебе. Нет, я не могу смириться с мыслью, что мы больше не увидимся. Последний год без тебя был тяжелым, намного тяжелее, чем я думала.

Я вздохнул с облегчением и снова крепко обнял ее и прижался щекой к ее макушке. Мы оба не двигались. Мне было интересно, что происходит у нее в голове. Пыталась ли она прийти в себя от того, что мы только что решили. Я не беспокоился. Я отказался от себя, когда дело дошло до рассуждений о Грете.

Я не был уверен, как я смогу заставить ее работать. Как часто я смогу исчезать на выходные, чтобы навестить ее? Как скоро кто-нибудь что-нибудь заметит? И еще кое-что. Хотя я совсем не был собственником, когда дело касалось Крессиды, одна мысль о том, что Грета может быть с кем-то еще, заставляла мою кровь кипеть.

— Я знаю, что это лицемерно с моей стороны, и, безусловно, я просто мудак, но я не могу делить тебя, Грета. Если мы будем продолжать в том же духе, ты должна быть только моей. Я не хочу, чтобы ты была рядом с другими мужчинами.

Грета подняла голову и пожала плечами. — Это выглядит как односторонняя сделка, определенно немного лицемерная, да. — Она поджала губы, и я был уверен, что она просто откажется от нас. Я знал, что у меня нет никакого права требовать от нее верности, не в нашей ситуации, но меня разорвет на части, если я увижу ее с кем-то другим. Я хотел ее для себя. — У меня нет интереса к другим мужчинам, и я не думаю, что это изменится.

— Если честно, я, наверное, убью любого, кто посмеет к тебе прикоснуться.

Я был предельно серьезен, и она должна была понять, насколько я одержим ею.

— Это то, что сказал бы и сделал Невио.

Я ненавидел, когда меня сравнивали с ним, но в данном случае Грета была права. Я бы превратился в яростного безумца, если бы к ней прикоснулся другой мужчина. — Тогда ты знаешь, насколько это серьезно.

Грета поцеловала меня. — Я не буду с кем-то другим. — Когда наши лица были все еще близко друг к другу, она прошептала: — Но я не хочу, чтобы ты тоже был с кем-то... Я имею в виду...— Она закрыла глаза с ироничной улыбкой. — Я знаю, что ты должен быть с

Крессидой, но я не хочу, чтобы ты был с кем-то еще. — Она покачала головой, ее глаза все еще были закрыты.

— Посмотри на меня.

Она открыла глаза, выражение ее лица было страдальческим.

— Я не буду ни с кем другим, и если я могу избежать этого, я даже не собираюсь быть с Крессидой.

— О, Амо, — сказала Грета отчаянным тоном. — О какой сделке мы здесь договариваемся?

— Мне все равно. Мне просто все равно. Я хочу тебя. Ты мне чертовски нужна в моей жизни. Эта поездка помогла мне это понять. За последние двенадцать месяцев не было ни одной ночи, чтобы ты мне не снилась.

Она кивнула, но ее отчаяние осталось. — Что, если это плохо кончится?

— А что, если нет?

Она прижалась щекой к моей груди. — А как иначе?

23

Грета

Когда Амо уехал, мне показалось, что он забрал с собой частичку моего сердца. Я держалась за колонну крыльца, поглаживая голову Медведя, который прижался к моей ноге, словно хотел поддержать меня. Момо сидел на последней ступеньке, ее нос подергивался, когда он нюхала воздух. Я вздохнула и отвернулась от подъездной дороги. Мы не назначили новую дату, чтобы встретиться снова.

Сколько времени должно пройти, прежде чем я снова увижу его? Несколько недель? Месяцев? Дольше?

Даже просто общаться по мобильнику было бы сложно и рискованно. Я не могла поставить свою жизнь на паузу до тех пор, но казалось, что какая-то часть меня будет лежать в спящем состоянии, пока мы не встретимся снова. Вздохнув, я подняла Дотти с одеяла, на котором она лежала, и отнесла ее на ее любимый участок травы в тени возле дома, чтобы она могла облегчиться.

Мой телефон и часы зажужжали. Я посмотрела вниз. К воротам подъехала машина. Я открыла окно браузера, чтобы проверить камеру наблюдения. Глупая часть меня надеялась, что это Амо, но логика подсказывала мне, что это, скорее всего, просто Джилл вернулась пораньше со встречи с отцом, но когда на экране появилось ухмыляющееся лицо Невио, я замерла.

Он не стал ждать, пока я впущу его. У него, как и у моего отца и дядей, был код, позволяющий обойти все замки безопасности. Машина выехала из поля зрения камеры. Вскоре в поле зрения появился жуткий красный свет фар полностью черного, навороченного Dodge Ram Невио. Невио всегда включал фары, днем или ночью, потому что красное свечение пугало людей, особенно потому, что все в Вегасе знали, кому принадлежит эта машина.

Машина остановилась перед крыльцом, и Невио выскочил из нее. У меня участился пульс при мысли о том, что случилось бы, если бы Невио приехал на десять минут раньше. Он подбежал ко мне, пока Алессио и Массимо выходили из машины.

— Что ты здесь делаешь? — удивленно спросила я.

Медведь зарычал, когда Невио поднял меня с земли. — Мы забираем тебя.

Я обхватила его за плечи, голова кружилась от того, что он крутил меня. Когда он опустил меня на землю, я сказала: — Джилл еще не пришла. Я не могу уйти.

Невио закатил глаза. — Свиньи могут развлечь себя пару часов. — Он наклонился, чтобы принюхаться ко мне. — Ты пользуешься новыми духами? Мне это не нравится.

— Я не пользуюсь духами. — Мои внутренности судорожно сжались. Неужели я пахну как Амо? Алессио пристально смотрел на меня, в то время как Массимо опустился на ступеньку и зажег сигарету.

— У тебя так много медицинских знаний, и все же ты куришь, — сказала я, надеясь отвлечь

Невио от моего запаха.

Массимо посмотрел на меня через плечо, одна темная бровь вздернулась вверх. — Учитывая наш образ жизни, я уверен, что рак легких или другие болезни, связанные с курением, не станут причиной моей смерти.

— Пойдем, Грета. Давай вернемся в город.

— Нам придется взять с собой собак, — напомнила я ему.

— Мы можем поставить их клетки для перевозки на кузов грузовика.

— Но ты должен вести машину осторожно.

Невио бросил на меня возмущенный взгляд. — Хорошо.

Я отправила Джилл сообщение, что сейчас выезжаю с фермы, и когда она ответила, что уже в пути и будет там через тридцать минут, я начала собирать вещи.

Через пятнадцать минут мы уже отъезжали от фермы. Это место всегда много значило для меня, но теперь, когда оно было связано с Амо, оно стало еще более особенным.

— У меня есть для тебя сюрприз, — сказал Невио через некоторое время, возбужденно барабаня по рулю.

Я бросила на него настороженный взгляд. Это могло означать что угодно, и его нервная энергия определенно давала повод для беспокойства.

— Она волнуется, — сказал

Алессио с сиденья справа от меня.

— Как и должно быть, когда Невио чем-то взволнован, — сказал Массимо, расположившись на заднем сиденье. Я сопротивлялся желанию рассказать ему о его шансах выжить в аварии, когда он не пристегнут. Он знал и ответил бы мне то же самое, что и в случае с курением.

— Я искал, чем бы тебя развеселить, и один из наших знакомых дал мне наводку на ферму по разведению этих сумочных собак.

— Чихуахуа?

— Будь здорова, — сухо сказал Массимо.

Я закатила на него глаза.

— Неважно, — сказал

Невио. — Мы направляемся туда сейчас. Ты спасешь несколько собак, а мы посмотрим, сможем ли мы найти развлечение с заводчиками.

— Почему люди так поступают? — прошептала я, покачав головой, мое сердце наполнилось жалостью к бедному существу на моих руках. Мы возвращались после того, как отвезли около тридцати пожилых собак и сорок щенков, некоторым из которых было всего несколько дней от роду, к пенсионерке и ее мужу, с которыми я сотрудничала в прошлом. У них был собачий приют, где собак держали столько, сколько требовалось, чтобы они обрели свой дом, и никогда не усыпляли их, если у них не было серьезных проблем со здоровьем, не поддающихся лечению. Папа ясно дал понять, что не потерпит, чтобы я растила щенков в нашем особняке и вместе с Дотти, Момо и Медведем.

Папа уже был на грани терпимости к собакам, поэтому я выбрала только одну из чихуахуа для себя.

Невио пожал плечами. — Они думают, что это мило — давать им огромные водяные головы и спичечные ножки, а меня называют извращенцем.

— Люди хотят собак, но не хотят обязательств по выгулу и содержанию.

Когда эти крошечные собачки хотят в туалет, хозяева запихивают их в кошачий туалет, а когда те не слушаются, носят их в сумочке. Это удобно, — говорит Массимо совершенно искренне.

— Это собака, а не игрушка! Она не должна быть удобной, — прошептала я, чувствуя, что близка к слезам.

— Если они хотят домашнее животное, которое не требует прогулок или подготовки, они могут завести хомячка или морскую свинку.

Массимо покачал головой из стороны в сторону, не соглашаясь. — Я читал статью о том, что хомяки — самые жестокие домашние животные. Люди запихивают их в самые маленькие клетки, потому что они дешевые, или отдают их своим детям в качестве игрушек.

— Родители, наверное, рады, что дети мучают хомячка, а не беспокоят их, — сказал Алессио, пожав плечами.

Моя грудь сжалась, когда я подумала о том, что повсюду есть домашние животные, с которыми плохо обращаются, потому что люди видят в них игрушки или не удосуживаются изучить их потребности.

— И морские свинки и кролики, вероятно, тоже не должны быть в руках этих людей. Большинство из них содержатся в одиночных камерах, хотя это групповые животные, и люди запихивают их в клетки с решетками в качестве пола, чтобы легче было убирать. Однажды я видела средневековую тюрьму, которая была добрее, чем эти клетки, — продолжал Массимо, а

Невио припарковал машину перед нашим особняком.

— Прекрати, — прохрипела я. — Прекрати! Я не хочу больше ничего слышать.

Невио повернулся на своем сиденье и коснулся моего плеча. — Если не говорить об этом, это не помешает этому случиться.

— Я знаю. Это эгоистично, но я не могу это терпеть, не тогда, когда я не могу ничего сделать, чтобы остановить это.

— Ты слишком хороша для этого мира, Грета.

Покачав головой, я опустила ее и поцеловала слишком большую голову собаки с выпученными глазами, решив назвать ее Тикап. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти как можно больше животных и дать им лучшую жизнь. Я знала, что это не исправит того зла, которое я совершаю, потому что мое сердце не оставляло мне другого выбора, но от этого мне становилось хоть немного легче.

Амо

Из аэропорта я поехал прямо к Крессиде и в свой таунхаус. Это был наш обязательный еженедельный вечер свиданий, и я уже опаздывал.

Каждый фибр моего тела восставал против идеи провести с ней время сегодня. Я открыл дверь и вошел в дом. Крессида сидела в кресле в гостиной и печатала на телефоне.

— Ты опоздал, — с упреком сказала она.

— Я здесь.

Она поднялась на ноги, уже одетая в шикарное платье, туфли на высоких каблуках и дорогие украшения.

Остановившись передо мной, она проверила мой наряд. Я переоделся в аэропорту, поэтому на мне была белая рубашка и черные брюки. — Где твое кольцо? — спросила

Крессида, нахмурившись.

Я посмотрел вниз на свою руку. Она была голая, за исключением тонкой белой линии, обозначавшей место, где обычно находилось кольцо.

Должно быть, я оставил его в Вегасе. Черт побери. Если бы кто-то нашел его там, это был бы конец.

На кольце была выгравирована дата свадьбы, и любой Фальконе сложит два и два и начнет вендетту. Я должен был как можно скорее позвонить Грете и предупредить ее.

— Амо!

Я сосредоточился на Крессиде. — Должно быть, я потерял его во время последней пытки. Поищу его, когда вернусь на склад.

Крессида поджала губы. — Я не хочу знать, чем ты занимаешься на работе. Это отвратительно.

Я приподнял бровь. — Моя отвратительность гарантирует, что у тебя всегда есть самые новые вещи от Louis Vuitton и Balenciaga.

Крессида не хотела, чтобы ей напоминали о моей темноте. Она хотела притворяться. Весь наш брак был притворством.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я буду заниматься с тобой сексом, когда на тебе даже нет кольца.

— Я здесь не для секса, — сказал я совершенно искренне. — Я здесь для нашей еженедельной игры в притворство, чтобы люди думали, что нас действительно что-то связывает.

В ее глазах вспыхнул гнев. Я не был уверен, почему это ее разозлило. Это была гребаная правда, мы оба это знали.

Она подошла ближе и прижала ладонь к моей промежности. — Ты не хочешь секса?

Я схватил ее за запястье. — Отпусти.

Она засмеялась, как будто это была какая-то игра. Я отпихнул ее руку. Сама мысль о близости с ней приводила меня в ужас. Не потому, что Крессида не была привлекательной женщиной. Она была таковой исключительно с физической точки зрения, но я не желал ее. И теперь, после близости с Гретой, я бы не стал прикасаться к другой женщине.

Черт. Я чуть не рассмеялся от иронии.

— Какой мужчина не хочет секса?

— Я хочу секса, но не с тобой.

Она жестко улыбнулась. — Тогда иди к своим шлюхам. Мне все равно. У меня есть все, что я хочу.

Я стиснул зубы. Ярость бурлила прямо под поверхностью, но Крессида была женщиной и моей женой, поэтому я использовал каждую унцию самоконтроля и сдержал его.

— Так куда мы идем сегодня ужинать? Надеюсь, ты забронировал столик в этом новом заведении с тремя звездами Мишлен. 3 звезды Мишлен в отеле Mandarin Oriental. Невозможно получить столик, если не забронировать его хотя бы за шесть недель, а потом места заполняются за минуту. Я сказала своим друзьям, что ты можешь заказать столик там, когда захочешь .

— Конечно, — сказал я. — У нас есть столик с восьми до десяти.

— Они действительно осмелились втиснуть нас во временной интервал? И ты им позволил?

Я действительно попросил свободное время. Они, вероятно, дали бы мне столик на весь вечер, даже если бы это означало отмену трех заказов других людей на этот вечер. Но идея провести больше двух часов с Крессидой, особенно на публике, когда мы должны делать вид, что нам есть что сказать друг другу, была абсолютно невыносимой. — Сегодня вечером мне нужно работать. Двух часов хватит на шесть блюд.

Она ничего не сказала, но по выражению ее лица было понятно, что она очень недовольна.

— Ты готова идти?— спросил я. Было 7:45, и я хотела поскорее покончить с этим.

Крессида одарила меня вызывающей улыбкой. — Знаешь что? Я больше не чувствую что этот наряд подходящий. Пойду переоденусь. Уверена, что они не будут возражать, если мы придем поздно, тогда они могут просто отдать нам столик до конца вечера.

— Мы уходим, — сказал я низким голосом.

Она встретила мой взгляд, затем быстро опустила глаза и пожала плечами, после чего прошла мимо меня к двери. Снаружи она протянула руку, и я взял ее, хотя мое тело я взял ее, даже если мое тело восставало против этого, и повел ее к своей машине, открыл перед ней дверь, а затем занял свое место за рулем.

Каждая секунда в обществе Крессиды казалась мне моей личной версией ада. Я чувствовал это еще больше теперь, когда провел ночь с Гретой, моим гребаным желанием рая.

Когда три недели спустя я въехал в ворота приюта для животных Греты, я чувствовал себя так, словно впал в спячку и медленно просыпался. Я был занят работой и видел Крессиду только один раз наедине после нашего очень жесткого вечера свиданий и один раз на ужине с ее родителями, что было еще хуже, чем остаться наедине с женой.

Моя мать уловила, что что-то не так, и попыталась расспросить меня во время нашего еженедельного семейного ужина. А Марселла, она была ищейкой на тропе, идущей по следу. Она знала слишком много. Хорошо, что Максимус был поглощен своими собственными проблемами, иначе он, вероятно, объединил бы усилия с моей сестрой, чтобы выяснить, что происходит.

Я остановился перед фермерским домом. Грета уже ждала на крыльце, прислонившись к столбу. Лампа над головой освещала ее лицо почти ангельским светом. Уже близилась полночь, и вокруг была кромешная тьма, если не считать далекой жутковатой подсветки города. Эта пятница была занята встречей с корсиканцами, поэтому мне не удалось вылететь раньше.

Распахнул дверцу машины и прокрался к ней. На ней была белая атласная ночная рубашка с обязательными ковбойскими сапогами и слишком большой клетчатой рубашкой, опасно наброшенной на плечи. Она выглядела идеально.

Я сделал сразу все три шага на крыльцо и поднял ее с земли, после чего впился в ее губы отчаянным поцелуем. Медведь отпрыгнул назад с низким рычанием, но мне было наплевать.

На мгновение Грета напряглась, а затем растаяла в моих объятиях. Черт, как все может быть настолько идеальным? Это не имело смысла. Я прижался к ней еще немного, уткнувшись носом в ее волосы. — Я скучал по тебе.

Это было слабо сказано, но эта женщина... я просто не мог перестать думать о ней.

— Я тоже скучала по тебе, — прошептала она, прижимаясь к моему горлу и нежно целуя это место. Я спустил ее с ног и посмотрел на ее лицо.

— Что такое? — Она с любопытством потрогала свою щеку.

— Ничего, — грубо ответил я. — Давай я возьму свою сумку. — Я побежал к машине и схватил рюкзак со всем необходимым на две ночи. Грета протянула руку, и я взял ее, позволив ей провести меня в дом, где она сняла сапоги, после чего мы направились на кухню, где она расставила еду.

— Я приготовила сэндвичи и салат, потому что подумала, что ты можешь быть голоден. — Она показала на миску и тарелку, затем повернулась ко мне.

Я прижался к ее щеке, проводя большим пальцем по ее мягкой коже. — Да, — согласился я низким голосом.

Она покраснела, затем прикусила нижнюю губу. — Что поесть?

Хихикнул во все горло. — Может быть, позже.

Я запустил большие пальцы под ее рубашку и спустил ее с рук. Она упала на пол.

Соски Греты затвердели под шелковистой тканью ночной рубашки, их очертания были манящими. Я наклонился для очередного поцелуя. — Сначала я хочу попробовать тебя на вкус. Ты не против?

Ее «да» было едва ли больше, чем выдох. Схватив ее за талию, я приподнял ее на стойке и протиснулся между ее ног. Я снова слил наши губы и обхватил одной рукой ее шею, а другой легонько погладил руку и плечо Греты. Вскоре мурашки покрыли ее тело, и она обхватила ногами мои бедра, прижимая нас еще ближе. Я провел кончиками пальцев по внешней стороне ее бедра. Ее пальцы на моих плечах сжались, и она прижалась ко мне еще сильнее. Я обхватил ее грудь и отстранился от поцелуя, оставив губы Греты припухшими, а лицо раскрасневшимся, опустил взгляд, чтобы посмотреть на свою руку на груди Греты. Ее сосок стал тверже прижиматься к моей ладони, когда я массировал его сквозь ткань. Я засунул указательный палец под бретельку и потянул его вниз, пока не стал виден сосок, провел по нему большим пальцем, затем смочил подушечку и повторил движение. Губы Греты разошлись, она наблюдала за моей рукой так же, как и я. Я взял ее маленький бутончик между большим и указательным пальцами, затем нежно покрутил его взад-вперед, прежде чем начать вставлять пробки чуть сильнее. Грета застонала и качнула бедрами

навстречу моим. Я продолжал исследовать ее красивые груди еще некоторое время, пока Грета не задыхалась, а мое собственное возбуждение не стало очень неприятным.

Я прочистил горло и прошептал: — Подними бедра. — Она сделала, как я просил, и я спустил ее ночную рубашку. На этот раз на ней были белые стринги, крошечный кусочек кружева, который прижимался к ее киске и был совершенно мокрым. Поглаживая внутреннюю сторону ее бедер, я действительно наслаждался ее видом, очертаниями ее щели, тем, как стринги исчезают между двумя идеально округлыми ягодицами, мягким контуром ее лобковых волос на фоне кружев. Все это возбуждало меня так, как ничто другое.

Я чувствовал себя собственником и голодным. Мне казалось, что я сойду с ума, если не буду претендовать на Грету всеми возможными способами. И еще я чувствовал себя немного не в себе и в отчаянии, потому что это было то, чего я все время хотел, но не мог получить. Черт. Я не привык не получать то, что хочу, и это заставляло меня еще больше желать доказать, что она моя.

— Встань передо мной на колени, — потребовал я.

Она начала опускаться с прилавка, но я остановил ее. В ее глазах мелькнуло замешательство.

— На стойку, попой ко мне.

Она снова прикусила губу, забралась на стойку и встала на колени и руки, дразняще направив на меня свою попку.

Я сглотнул, глядя на то, как ее струна зажата между губами ее киски и в этой позиции.

— Амо?

— Ты слишком совершенна для слов. — Я коснулся ее задницы, кончиками пальцев провел по гладкой коже, затем вверх по спине, по бугоркам позвоночника, затем снова вниз. Я просунул большой палец под шнурок стрингов и медленно потянул за него, пока он не выскользнул между ее ягодицами и губами киски, промокший, как будто она искупалась.

— Блядь, Грета. Я не хочу ничего больше, чем сделать тебя своей, чем вогнать себя в тебя до упора.

Я не собирался озвучивать свои мысли таким образом, но, увидев ее в таком положении, я потерял контроль над собой.

Грета напряглась, затем посмотрела на меня через плечо, ее брови были нахмурены. — Разве это не очень болезненная поза для первого раза?

— Я не собираюсь лишать тебя девственности сегодня, и уж точно не так, — прорычал я, близкий к тому, чтобы полностью потерять рассудок. Если я когда-нибудь лишу Грету невинности, о чем я даже не должен был думать, я сделаю это правильно. С ней на руках, в уютной постели.

Я не позволял себе зацикливаться на этой мысли.

— Хорошо, — просто ответила она. Я поцеловал ее левую, затем правую ягодицу, а затем провел большим пальцем по манящей складке, застонав от ее возбуждения. Мой большой палец скользнул под ее стринги, погладил ее набухшие складочки, затем ее отверстие. Я спустил стринги до колен, затем слегка провел кончиками пальцев по ее киске и позволил указательному пальцу обвести ее

отверстие, затем погрузил внутрь только самый кончик. Я выдохнул при виде этого зрелища. Покачав головой, я сделал шаг назад. — Повернись. Мне нужно видеть твое лицо.

Грета элегантно повернулась ко мне лицом, раздвинув ноги после того, как сняла стринги, сидя на кухонном столе. Она рассматривала мое лицо со спокойным вниманием. — Все в порядке?

Я горько усмехнулся и шагнул к ней, обхватив ладонями ее лицо. — Просто пытаюсь сохранить контроль, — пробормотал я, прежде чем поцеловать ее.

Я видел вопросы на ее лице, но я усилил наш поцелуй, отвлекая ее занятые мысли.

Вскоре Грета погладила мою грудь через рубашку. Она начала расстегивать пуговицы, пока не смогла расстегнуть рубашку. Своими короткими ногтями она дразнила мой пресс и грудь. Я взял ее запястья, поцеловал одну, затем другую ладонь, прежде чем опустить ее руки на стойку.

— Давай сегодня не будем обращать внимания на мои потребности, — настаивал я. Мое вожделение к Грете накапливалось как грозовая туча в течение последних нескольких недель, и сегодня оно смешалось с разочарованием и темным голодом, которым не было места в моей близости с Гретой.

Я провел костяшками пальцев по ее животу, затем провел указательным и средним пальцами по киске Греты. Грета смотрела полуприкрытыми глазами, как я двумя пальцами раздвигаю ее складочки, чтобы помассировать чувствительную внутреннюю часть. Мои пальцы блестели от потребности Греты. Вскоре она покачивала бедрами навстречу моей руке, ее губы разошлись, выражение лица было напряженным от страсти. Я ускорился, уделяя больше внимания ее клитору. Прошло совсем немного времени, прежде чем Грета потеряла себя от оргазма под моими ласками, и у меня пересохло во рту, когда она откинула голову назад и застонала глубоко в горле. Я наклонился вперед, мои губы коснулись ее кожи, затем разошлись. Но в последний момент я остановил себя, мои зубы уже прижались к ее горлу. Я не мог так пометить Грету.

Я отодвинулся, и наши взгляды встретились.

Так много я хотел сказать, но не мог, не хотел.

— Еще, — умоляла Грета, и я ухмыльнулся, радуясь, что она отвлекла меня от моей глупости. — Еще? — тихо спросил я, мой голос был напряжен от возбуждения. Я, наверное, мог бы кончить в штаны, если бы действительно сосредоточился. Она коротко кивнула, и я провел средним пальцем по ее щели, вперед-назад.

Она была такой мокрой. — Грета, я хочу...

Прежде чем я успел сказать ей, что хочу ввести в нее палец, она положила свою руку на мою и слегка надавила. — Амо, мне нужно... я не знаю. Мне нужно...

Я знал, что ей нужно и нежно поцеловал ее, затем провел подушечкой среднего пальца по ее отверстию, прежде чем ввести в нее свой кончик.

Она выдохнула, ее брови опустились, когда она посмотрела вниз по своему телу, туда, где кончик моего пальца скользил по ее каналу.

Я был заинтригован, медленно проникая пальцем в тугое отверстие Греты. Вводил и выводил, покрывая его своей похотью. Мой кончик легко скользнул внутрь, затем я протолкнул его до первой костяшки, после чего снова вытащил. Мой палец красиво блестел, когда я нежно потирал отверстие Греты подушечкой пальца, а затем снова погрузился в нее, на этот раз до второй костяшки. Киска Греты сжалась вокруг меня, и я поднял голову, впервые с тех пор, как начал вводить в нее палец, чтобы проверить выражение ее лица. Она тоже смотрела вниз на мой палец внутри нее, но едва уловимое напряжение преобладало в ее рту.

— Это слишком неудобно? — спросил я низким голосом, мой палец все еще медленно скользил внутрь и наружу.

— Это хороший вид дискомфорта.

Я резко выдохнул и снова приник к ее губам, вводя средний палец до упора. Она задыхалась у меня во рту, ее киска сжалась, веки затрепетали. Я согнул палец, прижав его к ее клитору, и напряжение покинуло ее тело с сильной дрожью и громким стоном, когда она кончила вокруг меня. Мои яйца подергивались, не ожидал, что она кончит так быстро, и это было как топливо для моего и без того горячего желания к ней. Она отчаянно целовала меня, ее бедра раскачивались, пока я продолжал водить пальцами по ней во время ее оргазма. Ее возбуждение стекало по моему пальцу и ладони. Я продолжал держать палец внутри нее, пока мы целовались, и нежно поглаживал ее шею. Щеки Греты порозовели, а глаза наполнились тоской, которую я слишком хорошо понимал.

— Теперь ты, — твердо сказала она. Я не стал спорить, когда она расстегнула ширинку и спустила мои брюки и нижнее белье. Мой член вырвался на свободу, кончик был покрыт спермой.

— Ты хочешь, чтобы я...

— Используй свои руки, — прохрипел я и был на грани контроля. Если бы я сегодня трахал рот Греты, я бы, наверное, сошел с ума и трахнул ее киску тоже, или вылил бы свою сперму в ту же секунду, когда ее губы коснулись моего члена, потому что я был так чертовски возбужден.

24

Грета

Я обхватила пальцами основание эрекции Амо, или так далеко, как могла. Он был очень длинным и толстым, что заставило меня задуматься, как он поместится внутри меня. Его пальцы тоже были длинными и толстыми для пальцев, что было неудивительно, учитывая его высокий рост, но его эрекция была на другом уровне. Я знала, что он каким-то образом поместится. Он физически должен был поместиться, по крайней мере, в целом.

Мои мысли стихли, когда с губ Амо сорвался первый низкий стон. Мне нравился этот звук. Я поглаживала его шелковистую длину вверх и вниз, проводя большим пальцем по кончику. Мне нравилось исследовать его.

Вскоре Амо начал двигать бедрами, и его рука сомкнулась на моей, усиливая давление. Я встретилась с ним взглядом и глубоко вдохнула, увидев выражение похоти и собственничества на его лице. Оба взяли меня за руки и погрузились в мое сердце.

Когда Амо с содроганием и стоном кончил и крепко поцеловал меня, я не могла удержаться от счастливой улыбки на его губах. Амо хихикнул. Я подняла взгляд, впившись зубами в нижнюю губу. Он поцеловал кончик моего носа, удивив меня, и отступил назад. — Давай убираться. Я умираю с голоду.

— Опять? — спросила я.

Он засмеялся, настоящим, глубоким смехом, который наполнил мои внутренности бабочками. Хотя я всегда находила этот термин очень тревожным. Мысль о том, что внутри меня поселилось какое-то животное, не вызывала приятных образов. Хотела бы я знать, кому пришло в голову придумать подобную фразу. — На этот раз я имею в виду еду.

— О, — сказала я, почти немного разочарованная.

Амо покачал головой, снова протиснулся между моих ног и крепко поцеловал меня. — Не волнуйся. Я съем тебя сразу после сэндвичей.

Убрав доказательства нашей деятельности, мы с Амо вернулись на кухню. Медведь смотрел на меня почти с упреком. Как будто я предала его, впустив незнакомца.

Дотти свернулась калачиком рядом с ним. Он уже почти никогда не отходил от нее.

Я потянулась за своей клетчатой рубашкой, но Амо протянул свою белую рубашку. — Возьми ее.

Он помог мне надеть ее. — Ты мне нравишься в моей рубашке. Я все еще помню подвал.

— Я тоже, — сказала я, закрывая пуговицу на груди, но не все остальное. Затем я взяла тарелку с бутербродами и салатницу и поставила их на стол. — Столовые приборы и тарелки вон там. — Я указала на шкаф рядом с

Амо.

Он удивленно посмотрел на него, как будто никогда в жизни не накрывал на стол, что, вероятно, было правдой. Тем не менее, он наклонился и выбрал две тарелки и вилки, после чего подошел ко мне и опустился на скамью. Я устроилась рядом с ним так, что наши ноги соприкасались.

Амо не потрудился надеть ничего, кроме боксеров, и я наслаждалась его полуобнаженным видом.

Он взял сэндвич и откусил больше половины, а затем доел остаток еще одним куском и я моргнула. Я приготовила четыре сэндвича, а теперь думала, хватит ли этого. — Это хумус и чатни из жареных помидоров, — объяснила я.

Амо благодарно кивнул и доел второй бутерброд. Он взглянул на меня. — Разве ты не собираешься что-нибудь съесть?

— Ты можешь поесть первым, я поела до твоего прихода.

Он хмуро покачал головой и протянул мне бутерброд. Вместо того чтобы взять его, я откусила кусок и улыбнулась. Затем я наполнила свою тарелку салатом и смотрела, как Амо поглощает оставшиеся бутерброды.

— Не думала, что ты будешь в таком восторге от моих веганских сэндвичей.

— Я не привередливый едок, когда голоден.

Он скорчил гримасу и проглотил последний кусочек. — Это вышло неправильно. Твоя еда восхитительна.

Я пожала плечами. — Не волнуйся, я слышала все возможные оскорбления в адрес вегетарианской кухни, которые только можно придумать. Не думаю, что ты можешь сказать что-то хуже.

— Жить в семье Фальконе в качестве вегана, должно быть, нелегко.

Я знала, что он говорит это в шутливой форме, но в его тоне чувствовалось скрытое напряжение, и я почувствовала защиту. — Мне нравится быть Фальконе.

— Я бы предпочел, чтобы ты была Витиелло.

Мы оба замолчали. Я поскребла вилкой по тарелке и отделила один кусочек капусты, затем поднесла его ко рту, выжидая время.

— Не обращай внимания на то, что я сказал, — процедил он, откинувшись назад и наклонил свое тело ко мне, его глаза изучали меня.

— Ты хочешь лечь в постель? — спросила я.

Он провел ладонью по глазам, усталость брала свое. — Да. Это был очень длинный день, особенно с разницей во времени.

— Я помою посуду. Ты можешь идти и готовиться ко сну, — сказала я, вставая.

Амо коснулся моей талии и притянул меня к себе. Когда он сидел, а я стояла, мы были на одном уровне. — Я помогу тебе.

Я улыбнулась. — Это было бы прекрасно.

Он поднялся на ноги, и мы вместе направились к раковине. Я начала мыть посуду, а Амо ее сушил. — Ты ведь обычно не делаешь работу по дому?

Он одарил меня ироничной улыбкой. — Нет.

— Избалованный.

Он поднял меня без предупреждения, заставив меня вздрогнуть и чуть не уронить стакан, который я мыла. Я быстро поставила его на место и обхватила его за шею. Когда он держал меня, я могла смотреть на него сверху вниз.

— Почему мне кажется, что мы знаем друг друга целую вечность? — тихо спросил он.

Я покачала головой, и не знала что ответить. Мне казалось, что мы знаем друг друга дольше, чем на самом деле, и на более глубоком уровне, чем это возможно после нескольких встреч.

Я прижалась лицом к его горлу. Такая глубокая связь, это было то, что я никогда не считала возможным ни с кем, кроме моей самой близкой семьи, а то, что было у нас с Амо, во многих отношениях выходило за рамки этого.

Я устало моргнула. Я проснулась в пять часов, потому что хотела пораньше отправиться в святилище. Теперь я чувствовала, как усталость поселилась глубоко в моих костях. А тепло Амо и его запах только еще больше расслабляли меня и я провела пальцами по волосам на его шее и глубоко вдохнула его запах.

— Мне нравится твой запах, — пробормотала я, затем зевнула. — И то, как твое тело прижимается к моему. И твою улыбку. Любовь — такая любопытная штука. Никакой логики, никаких причин. — Я задремала, мои слова звучали беспорядочно для моих собственных ушей. — Как узнать, любишь ли ты кого-то?

Амо

Как узнать, любишь ли ты кого-то?

Мое сердце заколотилось, когда я услышал слова Греты. У меня не было ответа на ее вопрос, я не мог выразить его словами. То, что я чувствовал к Грете... Я не зацикливался на этой мысли.

Тело Греты прижалось ко мне, и ее дыхание выровнялось. Чувствуя странную трогательность оттого, что она уснула в моих объятиях вот так, и я отнес ее в спальню. Осторожно положил ее на кровать, затем повернулась, чтобы взять свою сумку из гостиной. Медведь стоял прямо за мной, его тело напряглось, а глаза были устремлены на меня.

— Ну же, не заставляй меня делать тебе больно, — твердо сказал я. Он не отступил.

Момо и еще одна маленькая собачка проскочили мимо него и запрыгнули на кровать, затем Дотти, прихрамывая, прошла мимо Медведя, обогнула меня и улеглась на удобную собачью кровать. Бросив взгляд на Дотти, Медведь последовал за ней и свернулся вокруг ее меньшего тела. Я криво улыбнулась. Я был не единственным, кого самка водила за яйца. Собравшись в маленькой ванной, я выключил свет, прежде чем направиться в спальню. Грета не сдвинулась ни на дюйм, ее ангельское выражение лица свидетельствовало о том, что она крепко спит. Это странное место в глуши уже больше походило на дом, чем шикарный таунхаус в моем городе — и все из-за женщины в моей постели.

Я вытянулся рядом с ней и провел костяшками пальцев по ее скуле, а затем притянул ее к себе. Она прижалась ко мне с легким вздохом. Ее волосы щекотали мне нос, я смахнул их и поцеловал ее в лоб.

Я знал, что это неправильно. Грета заслуживала большего. Но это было слишком хорошо, чтобы оставить все как есть. Я подумал, не жалеет ли Грета, что отказала мне, но, учитывая ее семейное положение, у нее, вероятно, не было особого выбора. Я определенно жалел, что мне не хватило смелости отменить свадьбу с Крессидой, но я хотел стать Капо. Ради этого я был готов заключить сделку с дьяволом.

Когда я проснулся, Греты в постели не было. Снаружи доносилось мычание и мяуканье, а также звук мотора. Я размял ноги и встал, затем взял с тумбочки пистолет и замер, заметив, что мое обручальное кольцо лежит рядом с запиской от Греты.

Я просканировал записку.

Не хотела отдавать его тебе вчера вечером.

Я был рад, что она этого не сделала. Это омрачило бы наше воссоединение, так же как существование Крессиды омрачило мою жизнь. Я сунул кольцо в сумку, поискал Грету в доме и вышел на улицу, следуя за звуками. С крыльца я увидел, как Грета управляет небольшим погрузчиком и распределяет тюки сена между конюшнями и сараями и с улыбкой прислонился к крыльцу, ошеломлённый увиденным. Грета была наследницей огромного состояния, ее называли принцессой Запада, а здесь она кормила коров, свиней, лошадей и убирала их помет. Она не гнушалась тяжелой работы. Заметив меня, она помахала мне рукой, направляя погрузчик одной рукой в мою сторону. — Там внутри есть кофе! Мне нужно немного, прежде чем я смогу к тебе присоединиться, — крикнула она через заглохший двигатель и проехала мимо меня.

Вернувшись в дом, я наполнил чашку кофе, прежде чем снова выйти на улицу. Попивая кофе, я наблюдал за Гретой вдалеке, как она приветствует животных одно за другим, даже огромную свинью, и мои губы растянулись в улыбке. Это ощущение было сюрреалистичным в самом лучшем смысле этого слова. Я не мог вспомнить, когда в последний раз мне так часто хотелось улыбаться.

Я никогда не хотел жить в сельской местности, так как вырос в большом городе. Это было место, где я чувствовал себя наиболее комфортно, и я все еще не мог представить, что променяю свою жизнь в Нью-Йорке на что-то подобное на неопределенный срок, но присутствие Греты делало это место особенным. Когда я вырос, я всегда знал, какое место называть домом, дом моих родителей был моим убежищем, местом, которое я без колебаний называл домом, но с тех пор, как я переехал, и особенно после свадьбы с Крессидой, ничто не напоминало возвращение домой. Моя квартира казалась промежуточным этапом, а не конечным пунктом назначения, а таунхаус, который я купил для нас с Крессидой, всегда казался чужим домом, а не тем, где тебе рады.

Я сделал еще глоток, и Грета снова помахала мне рукой вдалеке, крикнув что-то, чего я не уловил, но я помахал в ответ. Затем я медленно опустил руку. Это прямо здесь, это чувство спокойствия и принадлежности, это было то, чего я хотел. Но год назад воплощение этой мечты в реальность уже сталкивалось с большими препятствиями. А сейчас? Сейчас, когда я женат на Крессиде, это было почти недостижимо.

В нашем мире развод был запретным, непростительным грехом. Это был единственный способ иметь Грету больше, чем те крошечные кусочки времени, которые я мог выкроить между Фамилией, моей семьей и Крессидой.

Развод был тем, что положило бы конец моим стремлениям стать Капо.

Грета

Мой живот потеплел при виде Амо на моем крыльце, который пил кофе в одних пижамных штанах.

Несмотря на то, насколько рискованными были наши встречи, я не могла представить, что не увижу Амо снова. Я чувствовала себя виноватой во многом: перед своей семьей, перед Крессидой, даже перед семьей Амо. Мы так или иначе солгали им всем. Но всякий раз, когда я думала о том, чтобы положить конец нашим с Амо отношениям, моя грудь сжималась от острой тревоги. Год назад мой выбор был очевиден — выбор невозможный, но неизбежный. Теперь же причины определенного выбора в прошлом становились все менее убедительными.

Я направилась к Амо, как только накормила всех животных, что без помощи Джилл заняло много времени. Она не спросила, почему я хотела, чтобы она провела пару дней с сестрой в Рино. Она знала, что лучше не задавать лишних вопросов.

Улыбнувшись, я взяла руку, которую протянул мне Амо, когда я поднималась по деревянным ступеням. Мы вошли внутрь и позавтракали, хотя, увидев Амо в раздетом состоянии, мое тело испытывало совсем другой голод.

— Как насчет того, чтобы провести для меня подробную экскурсию по ферме? Вряд ли мы сможем совершить поездку куда-то еще.

Я знала много мест, которые хотела бы показать Амо, но он был прав. Это был не вариант. И меня тронуло то, что он хотел побольше узнать о моем убежище.

— Только дай мне быстро одеться.

Я прикусила губу. — Тебе не обязательно одеваться для меня...

Амо усмехнулся, наклонился и обхватил мою шею, чтобы притянуть меня к себе для поцелуя.

Его телефон пискнул, заставив нас разойтись, и он посмотрел вниз, его рот сжался.

— Что-нибудь случилось?

Он покачал головой с принужденной улыбкой и быстро засунул мобильный телефон в карман пижамы.

— Твоя жена?

Он поднялся на ноги, его улыбка все еще не была такой, как обычно, когда он был рядом со мной, однако я видела ее на его лице, когда он общался с другими. — Давай наслаждаться днем.

Я не стала давить на него, потому что мне тоже не очень хотелось говорить о ней. Даже зная, что Амо не был верен, я чувствовала себя виноватой за то, что мы сделали. Я коснулась его губ кончиками пальцев, когда его принужденная улыбка осталась. — Мне больше нравится твоя настоящая улыбка. Ты не должен притворяться для меня, хорошо?

Глаза Амо смягчились, и он наконец перестал улыбаться. — Мало кто поймет, что есть разница.

— Я понимаю, и мне нужны только твои настоящие эмоции. Тебе не нужно ничего навязывать.

Амо поцеловал кончики моих пальцев. — Я не позволю ничему испортить сегодняшний день. Так что давай собираться, чтобы ты могла отвлечь меня.

Сначала я повела Амо в загон, где содержалась большая часть лошадей и ослов. Я забралась на первую доску забора, чтобы иметь лучший обзор, и указала Амо на разных лошадей. — Это Руби. — Я указала на медную кобылу. — Когда я взяла ее восемь месяцев назад, она никогда не видела дневного света за три года своей жизни. Она была в ужасном состоянии, и посмотри на нее сейчас.

Амо медленно кивнул, но его взгляд остановился на мне. Я не совсем поняла его выражение, только то, что оно заставило меня почувствовать себя невероятно увиденной и... возможно, даже любимой, потом я указала еще на нескольких животных, а Амо слушал, не перебивая меня. У меня создалось впечатление, что ему все очень интересно.

Через некоторое время он снова перестал смотреть на загон, а стал наблюдать за мной с выражением, от которого мое тело наполнилось жаром. Я повернулась и села на самую высокую доску.

— Я тебе надоела? — Я рассказывала о своих животных и всех их историях и особых потребностях в течение смехотворно долгого времени.

— Вовсе нет, — сказал он низким голосом, от которого у меня по спине пробежала дрожь. Он шагнул ближе и оказался между моих ног, обхватил мою щеку и наклонил мое лицо для поцелуя. Вскоре простой поцелуй превратился в нечто большее, и я почувствовала, что скоро могу вспыхнуть.

Его руки блуждали по моему телу, бедрам, ляжкам, спине, но никогда там, где я хотела. Я выгнулась навстречу ему, желая большего. Амо зарычал на мои губы и провел ладонью по внутренней стороне бедра, пока его пальцы не коснулись края моих трусиков.

Я обхватила ногами талию Амо, и он поднял меня с ограждения, его губы нашли мои для обжигающего поцелуя. Его пальцы гладили меня по заднице, затем сзади между бедер. Когда он добрался до моей нежной плоти, я застонала, жаждая новых прикосновений. Я прижалась к нему, мои поцелуи стали нескоординированными, пока его пальцы дразнили меня сзади. Вскоре его палец снова скользнул в внутрь и наружу, пока он держал меня. Ощущения были невероятно сильными, когда наши тела сжимались, а мой вес давил на его палец.

Оставался легкий дискомфорт, но мое возбуждение затмило его. Я начала вращать бедрами в мягком движении вверх-вниз, и наш поцелуй стал более глубоким, более чувственным. Моя хватка на плечах Амо усилилась, когда мои стенки начали спазмировать. Я раскачивалась сильнее, потираясь клитором о его пресс, пока его палец медленно, но глубоко двигался внутри меня. Казалось, что в моей сердцевине затягивается узел, готовый вот-вот разорваться. Я закричала ему в рот, когда оргазм пронзил меня насквозь, и с моих губ сорвался дикий иностранный звук. Узел лопнул, посылая волну похоти по всему моему телу.

Прильнула к нему, когда самые бурные волны моей разрядки прошли, и стала наслаждаться более мягкой колючестью между бедер. Я знала, что страсть может проявляться громко, что во время моих случайных блужданий по особняку я слышала, как мои родители или другие члены семьи занимаются сексом, но испытать это ощущение было чем-то совершенно пьянящим.

Я все еще жаждала большего. Возможно, я все еще чувствовала, что все это может закончиться в любую секунду, все еще казалось слишком сюрреалистичным, чтобы быть правдой. Я хотела чувствовать больше, испытывать больше. Хотела испытать все с Амо, но боялась, что этого не произойдет, потому что кто-то узнает наш секрет и разлучит нас навсегда.

— Амо. — Я поцеловала его в шею, потом в щеку, пока он нес меня к дому. Моя хватка на его плечах стала еще крепче, а живот скрутило от волнения. — Я хочу, чтобы ты сделал меня своей. Я хочу спать с тобой.

Пульс заколотился в моих венах, и я почувствовала легкую тошноту от нервов. Я знала, что еще не готова к этому шагу, но лучше сделать это сейчас, пока я еще не готова, чем не сделать вообще. Я хотела этого с Амо. Только с Амо.

Тело Амо стало очень напряженным, его пальцы впились в мою талию, когда он застыл на крыльце.

Кроме этого, он никак не реагировал. Наконец, он отстранился, и я тоже откинулась назад, чтобы видеть его лицо, пока я цеплялась за его талию.

— Ты боишься, что это наша последняя встреча?

Мне было страшно. Наша жизнь была основана на стольких хрупких обманах, и это был лишь вопрос времени, когда они рухнут на нас. Что, если мы так и не попрощаемся? Или мы найдем способ воссоединиться, чего бы нам это ни стоило?

— Я не знаю.

Амо сглотнул, его палец провел по моей скуле, когда он нес меня в гостиную и опустился на диван со мной на коленях. — Мы еще увидимся, клянусь, и будем наслаждаться друг другом каждый раз, но я поклялся себе в одном — я не буду спать с тобой.

— Почему? — Я знала, что он хочет этого, знала, что он сдерживается.

— Потому что ты заслуживаешь, чтобы тебя лишили девственности в брачную ночь, а не так.

— Это старомодное, архаичное мнение.

— А я архаичный человек, когда дело касается тебя.

— Но тогда ты никогда не лишишь меня девственности .

Он обхватил мои щеки, глубоко заглядывая мне в глаза. — В конце концов, эта граница тоже рухнет, как рухнули все мои благие намерения, но позволь мне попытаться быть благородным с тобой до тех пор, пока я могу.

— Может быть, я не хочу, чтобы ты был благороден. Это мой выбор.

— Ты заслуживаешь гораздо большего. Ты заслуживаешь, чтобы тебе поклонялись, как королеве.

— Разве ты не поклоняешься мне?

— Ты королева в моих глазах. Моя королева теней.

— Я с радостью стану твоей королевой теней. Мне не нужен свет.

— Но ты заслуживаешь его.

— Займись со мной любовью.

Вокруг нас воцарилась тишина. Чтобы заниматься любовью, нужно было любить. Мы никогда не признавались друг другу в любви. Может быть, потому, что это было бы как соль на открытой ране.

— Грета, я поклялся, что не буду этого делать. Я и так зашел слишком далеко, дальше, чем обещал себе.

— Амо.

— Ты заслуживаешь того, чтобы подарить это своему мужу.

— Ты хочешь, чтобы я была с кем-то другим.

— Нет, — прорычал он, свирепость исказила его лицо. — Ты моя, только моя.

— И ты мой?

Амо прикоснулся своим лбом к моему. — Каждая часть меня, которая имеет значение, моя душа, мое сердце, моя любовь — твоя. И всегда будет твоей.

— Этого достаточно для меня. Займись со мной любовью, Амо.

Я видела конфликт в его глазах, но также желание и тоску. Он хотел этого, мы оба хотели этого так долго.

— Еще нет, — пробормотал он, но его голос становился все менее убедительным.

Я улыбнулась ему в губы. — Хорошо. — В глубине души я знала, что это было не то время, не сейчас, но в конце концов оно придет.

Мы продолжали целоваться, и я не хотела, чтобы этот момент заканчивался. Мне хотелось, чтобы мы могли сохранить его до нашей следующей встречи.

Когда Амо уехал на следующий день, наше прощание было еще более болезненным, чем в предыдущий раз.

Может быть, потому что конца не было видно. Глубоко вздохнув, я принялась за работу в конюшне. Жизнь должна была продолжаться и я старалась сосредоточиться на хорошем: мои животные, моя семья, балет, а не на том, чего не хватало: Амо.

В течение следующих нескольких месяцев Амо удавалось посещать мое убежище раз в три недели. Этого было недостаточно. Это было лучше, чем ничего. Это было безопаснее, чем встречаться чаще и рисковать тем, что у кого-то возникнут подозрения. Это было... трудно.

Ложь стала второй натурой. Моя тревога, когда я смотрела на брата, отца или мать и без колебаний лгала, не прекращалась, и я воспринимала это как хороший знак. Я не хотела, чтобы обман оставлял меня холодным. Я хотела испытывать тревогу, когда предавала тех, кого любила. Я не хотела, чтобы это стало нормой, даже если это часть моей жизни на данный момент и в непредсказуемом будущем.

Эта встреча ощущалась еще более остро, потому что это было начало декабря и, возможно, наша последняя встреча в этом году.

— Я постараюсь приехать сюда между Рождеством и Новым годом. Я бы хотел провести Рождество с тобой, — пробормотал

Амо, прижимаясь к моему виску, когда мы лежали в постели после восхитительного сеанса поцелуя, от которого у меня все еще пульсировало сердце после двух оргазмов. Я никогда не могла насытиться губами и языком Амо между моих ног. Решимость Амо была все еще сильна, и мы не делали следующего шага. Мы наслаждались друг другом без секса, но я жаждала еще более глубокой связи. Я не была уверена, что секс сможет ее обеспечить.

— Я знаю, что на праздники ты будешь занят своей семьей, как и я.

Я любила Рождество, украшения, хотя от некоторых мигающих огней, которые установили Джемма и Савио, у меня начиналось головокружение, еду, веселье. Наши Рождества всегда были чудесными, но я знала, что в этом году, даже хуже, чем в прошлом, я буду скучать по Амо. Рождество должно быть проведено с любимыми людьми... но он был за тысячи миль.

Я не хотела думать об этом сейчас. Я наклонила голову и притянула Амо к себе для поцелуя, мой язык пробрался внутрь. Кончики пальцев Амо прошлись по моему позвоночнику, прежде чем он по-хозяйски обхватил мою ягодицу. Наши прикосновения стали более настоятельными.

У Амо зазвонил телефон, и он со стоном выпрямился, затем начал шарить в кармане в поисках. Как только ему удалось вытащить его, он бросил взгляд на экран.

— Максимус. Он, вероятно, хочет, чтобы мы встретились и выпили.

Я прикусила губу. Я хотела бы познакомиться с лучшим другом Амо, хотела бы знать больше о его повседневной жизни, чем то, чем он может поделиться со мной. Он рассказал мне больше, чем следовало бы, учитывая проблемные отношения наших семей.

Он ответил на звонок, и тут же выражение его лица напряглось, а тело стало напряженным.

— Где? — Он кивнул, поднял меня со своих колен и встал и провел рукой по волосам.

— Я сейчас не в Нью-Йорке. Постараюсь приехать как можно быстрее, но не думаю, что смогу быть там до вечера. — Амо выслушал, что сказал другой мужчина, затем вздохнул. — Я разберусь с отцом. Будь осторожен и не делай глупостей. Я знаю, что это личное, но тебе нужно сохранять спокойствие.

Амо опустил телефон, и выражение его лица стало сожалеющим, когда он посмотрел на меня. Он всталь на колени на кровать и поцеловал меня. — Мне придется немедленно уехать. Я чертовски ненавижу это, но я нужен моему другу и Фамильи.

— Все в порядке. Ты скоро станешь Капо и должен быть там, когда это важно.

Амо кивнул, поцеловал меня еще раз и поднялся на ноги.

Я смотрела, как Амо одевается, надевает кобуру с пистолетом и запихивает свои вещи в сумку, пока он разговаривал с пилотом арендованного частного самолета. Накинув на плечи халат, я вышла вслед за ним на крыльцо.

Конечно, я знала, что он скоро уедет — завтра, но наше время вместе было настолько ограниченным, что лишение ночи и нескольких часов сильно ударило по мне. Я пыталась скрыть свои эмоции, не желая, чтобы

Амо чувствовал себя виноватым, у него была ответственность в Нью-Йорке.

Он обхватил меня руками и нежно поцеловал. — Я вернусь, как только смогу.

Может быть, я смогу как-то освободить ночь перед Рождеством. Не хочу ждать дольше.

Я кивнула, не веря, что могу говорить. Две недели казались вечностью, хотя я знала, что найду, чем себя занять.

Амо сделал шаг назад, потом еще один, затем выражение его лица стало решительным, он повернулся на пятках и сел в свою машину и я опустилась на ступеньку, когда он уехал, ощущая странную пустоту. Вскоре ко мне присоединились Медведь, Дотти, Тикап и Момо, и я погладила их, глядя вдаль.

Когда мы с Амо впервые договорились встречаться тайно, это казалось вполне приемлемым решением.

У нас обоих не могло быть серьезных отношений по многим причинам, о которых мне не хотелось думать. Я зарылась лицом в свои руки. Все казалось таким простым, но с каждым днем включать и выключать эмоции становилось все труднее. Моя жизнь была разделена на время, проведенное с Амо, и остальную жизнь. Жизнь, всегда частично отложенная. Жизнь, полная лжи, обмана и тоски.

Я не знала, сколько еще смогу так жить, но знала, что не смогу жить и без Амо. Одна мысль об этом заставляла мое сердце болеть самым ужасным образом.

25

Амо

Когда вечером я сошёл с борта частного самолета и включил телефон, количество пропущенных звонков от Марселлы, папы и даже Маттео было ошеломляющим. Максимус больше не пытался звонить. Я дал ему обещание, и он знал, что я его сдержу. Когда я попытался позвонить ему, ответила только его голосовая почта. Вместо него я позвонила Примо. Некоторое время он работал под началом Кассио в Филадельфии, но недавно вернулся к работе на стороне Максимуса в качестве Энфорсера. — Где Максимус?

— Он на пути к складу в Нью-Йорке.

Никаких новостей. Именно поэтому я попросил пилота приземлиться здесь и не хотел терять время.

— Он один?

— Думаю, Ромеро может быть с ним. Я надеюсь на это. Мы с папой тоже едем туда. Максимус не хотел ждать. Ты знаешь, как он жаждет мести. Твой отец и еще несколько человек сейчас тоже направляются туда.

— Хорошо. Пришли мне точный адрес. Я буду там, как только смогу.

Я трусцой побежал к стоянке службы проката автомобилей. Один из сотрудников бросил мне ключи от мотоцикла, который я арендовал по телефону. Я кивнул в знак благодарности. Он был постоянным клиентом кокаина и получил бы специальную цену на следующий заказ.

Адрес склада находился недалеко от аэропорта, а с моим мотоциклом я мог пробираться через пробки, так что я прибыл в назначенное место через десять минут. Я заметил машину Максимуса, старый грузовик Ford, который он использовал в основном для перевозки вещей для святилища или тел. Я сошел с байка, достал пистолет и поспешил к машине, но Максимуса внутри не было и я начал обыскивать окрестности, надеясь, что Максимус не был настолько безумен, чтобы пойти туда в одиночку. Возможно, предположение Примо было верным, и Ромеро присоединился к Максимусу. В конце концов, у него были все основания участвовать в этом деле.

Максимус сказал, что информатор говорил по крайней мере о трех русских в здании. Он был хорошим стрелком, но его подстегивал гнев, а это никогда не было хорошо. Я обогнул здание и обнаружил Гроула и Примо возле одной из стальных дверей, которые пытались войти внутрь.

— Почему он не подождал вас?

— Он обманул нас, — пробормотал Примо. — Мы хотели сначала разведать местность и убедиться, что информатор не завел нас в ловушку, но Максимус не захотел ждать.

Я покачал головой. Гроул, наконец, смог открыть дверь и я взял инициативу на себя, вошел в тусклое помещение склада с Примо и Гроулом рядом. Это был небольшой склад Братвы, что делало его мишенью, но, конечно, Максимус был здесь не за этим.

До нас донеслись голоса, и я приказал Гроулу и Примо спрятаться за деревянными ящиками. Опустив головы, мы двинулись ближе к голосам. Я напрягся, когда заметил две высокие фигуры за одним из ящиков, затем расслабился, узнав Максимуса и его тестя Ромеро. Они направили на нас свои пистолеты, затем опустили их. Я опустился на колени рядом с ними, Ромеро указал на щель между ящиками, в то время как Максимус пристально смотрел на сцену перед ним. Я заглянул в щель.

Трое мужчин играли в карты за столом и рисовали линии своих вещей.

Мои губы скривились. Солдат Фамилии, пронюхавший о наших вещах, был бы жестоко наказан. Нельзя быть лучшим клиентом, если хочешь вести успешный бизнес.

— Тот, без волос, и тот, с большой бородавкой над губой, это двое из тех, кто нас поймал. — Под яростью в голосе Максимуса слышалась боль. Я должен был признать, что почувствовал облегчение от того, что он взял с собой Ромеро. Если бы он пошел сюда один, он бы определенно наделал бы глупостей. Я редко чувствовал себя виноватым, но я действительно ненавидел себя за то, что был слишком далеко, чтобы быть рядом с Максимусом в тот момент, когда он нуждался во мне.

Я коснулась его плеча. — Парень с бородавкой — лидер?

Максимус кивнул. — Он низкий солдат, пользующийся ограниченной властью над чуть менее глупыми солдатами.

— Я пойду вперед, а ты будешь прикрывать меня?

— Это мой бой, Амо. Я ждал, но я хочу их крови.

Похлопав его по плечу, я кивнул, затем приказал ему идти вперед.

— Не убивай их. — Его глаза горели жаждой мести. — Не хочу торопиться.

— Мы оба, — сказал Ромеро. Я бросил на него взгляд и кивнул. В последние годы работа Ромеро в качестве капитана была менее жестокой, чем у

Максимуса, но я чувствовал его потребность в кровопролитии.

По знаку Максимуса мы все пятеро выскочили из своего укрытия. Русские не ожидали нападения и были под кайфом от кокаина, что облегчило нам работу. Мне удалось повалить на землю парня без волос, а Максимусу — того, у которого была бородавка. Ромеро занялся третьим, а Гроул и Примо

следили за окружающей обстановкой на случай, если там есть еще солдаты Братвы, о которых мы не знаем.

Дверь распахнулась и я ударил державшего меня парня по голове своим пистолетом, затем направил его на ворвавшихся, но опустил, когда вошел отец и несколько солдат.

Я поднялся на ноги. Отец едва взглянул в мою сторону, когда подошел к Гроулу и заговорил с ним, а затем перешел к Ромеро, который успел связать русского кабельными ремнями.

— Я хочу отвезти их в наше убежище, — сказал Максимус.

— Вы должны допросить их. Я понимаю, что это очень личное, для вас обоих. — Взгляд отца переместился с Максимуса на Ромеро. — Но нам нужна от них вся информация.

— Они будут петь, как канарейки, — сказал Гроул своим глубоким, рычащим голосом.

Отец сурово улыбнулся. — Я верю во все твои способности.

Так как папа был доволен, игнорируя меня в данный момент, я подошел к Максимусу. — Хочешь, я помогу тебе пытать их?

Максимус покачал головой. — Это должны сделать мы с Ромеро. —:Ромеро посмотрел в его сторону и кивнул.

— Хорошо. Звони мне всякий раз, когда я тебе понадоблюсь. Чтобы поговорить, напиться или выплеснуть адреналин. Я буду рядом.

Максимус схватил меня за руку. — Почему бы тебе не пойти с нами? Я бы хотел, чтобы ты был там, даже если ты не будешь участвовать в пытках.

— Сначала мне нужно поговорить с тобой, — обратился ко мне отец.

— Я приду, как только мы закончим.

Максимус и остальные вынесли трех русских, пока папины солдаты рылись в ящиках, чтобы оценить, что было на складе.

— Пойдем в другое место. — Папа не стал ждать, пока я соглашусь. Он повернулся и ждал, что я последую за ним. Могу только представить, как он был зол. Учитывая, что я не ответил на его последние семь звонков, я знал почему. Последовав за папой к его машине. Он огляделся вокруг, и наконец его взгляд остановился на арендованном мотоцикле. Его глаза сузились. — Где один из твоих мотоциклов? Или машина? С каких пор тебе нужен прокат?

— Это то, что ты хочешь обсудить?

Отец вцепился мне в лицо. — Несколько звонков, и я узнаю, откуда взялась эта прокатная машина, и еще несколько звонков, и я буду точно знать, где ты был.

Я всегда знал, что мой обман в конце концов будет раскрыт и был уверена, что отец мог бы узнать об этом уже давно, но он решил проигнорировать то, что было прямо перед ним. — Мне нужна аренда, потому что я изменяю своей жене с женой видного политика, и я не хочу, чтобы об этом стало известно.

Я не был уверен, поверил ли мне отец. Скорее всего, нет. Я почти желал, чтобы он все узнал.

Вся эта секретность начинала меня беспокоить. Я не хотел встречаться с Гретой тайно. Я хотел кричать о своих чувствах к ней с гребаных крыш, хотел, чтобы Крессида исчезла из моей жизни, а Грета появилась в ней.

Выражение лица отца потеряло намек на суровость, что застало меня врасплох. — Я знаю, что ты ненавидишь быть женатым на Крессиде, но ты не можешь исчезать на несколько часов или дней без единого гребаного следа. У тебя есть ответственность.

— Я вкалываю ради Фамилии , папа. Я отдал свою жизнь этому делу. Блядь, я женился на женщине, которую презираю всем сердцем, ради этого дела, так что не говори мне, что я делаю недостаточно.

Когда твоя работа на Фамилию будет выполнена, ты возвращаешься к маме, а не в пустую квартиру или таунхаус с женщиной, которой ты не можешь доверять. Ты получаешь свою гребаную отсрочку, так что я не буду извиняться за то, что раз или два в месяц пытаюсь отвлечься на день- два.

— Ты не работаешь с девяти до пяти. Твой долг никогда не заканчивается. Мы на войне. Ты все еще это помнишь, не так ли?

Я ухмыльнулся. — Поверь мне, папа, это то, что я никогда не забуду. Это то, что ты навязал и мне. Я был против нападения!

Папа схватил меня за рубашку. — Ты, блядь, прекрасно знаешь, почему я это сделал. Ты не оставил мне выбора! Это был единственный способ убедиться, что ты не будешь продолжать тосковать по этой девчонке.

Я кивнул и сделал шаг назад, так что папе пришлось опустить руку. — Хорошая работа.

Папа посмотрел мне в глаза, и его лицо превратилось в маску настороженности. — Амо. Ты действительно хочешь умереть?

— Ты бы умер за маму?

Папа закрыл глаза. — Что ты делаешь?

— То, что я должен был сделать.

Не дав папе шанса сказать что-то еще, я сел на мотоцикл и уехал. Сегодняшний вечер был посвящен Максимусу, и ничему другому. Но завтра я возьму свою жизнь в свои руки. И если кто-то захочет остановить меня, он узнает, на что способны эти руки.

Черт. Что я собирался делать?

Грета

Я чувствовала себя разорванной между верностью семье и чувствами к Амо. В конце концов, это разорвало бы меня на части и я больше не могла нести тяжесть своего предательства в одиночку. Мне нужно было кому-то довериться. Мне нужна была другая точка зрения, какие-то соображения, которые помогли бы мне решить, как жить дальше. Как продолжать жить этой разделенной жизнью.

Когда я вернулась домой из своего убежища в воскресенье, я обнаружила, что мама занимается воздушной йогой в зале, который она оборудовала в нашем крыле особняка. Она висела вниз головой на разноцветных полотнищах, которые были прикреплены к потолку.

Я иногда занималась йогой вместе с мамой, но меньше ради умственных аспектов, а больше ради растяжки, которая положительно сказывалась на моих балетных навыках.

Мама улыбнулась мне, несмотря на свою красную голову, и медленно привела себя в вертикальное положение. — Хочешь присоединиться ко мне?

— Мне нужно поговорить.

Сразу же мамино выражение лица омрачилось беспокойством, и она опустилась на пол.

Она взяла полотенце с мата и вытерла лицо, а затем указала на низкий диван в углу. Мы опустились, и мама коснулась моего плеча. — Ты можешь рассказать мне все, Грета. Абсолютно все. Я могу хранить секреты.

— Даже от папы?

Задавая этот вопрос, я чувствовала себя виноватой, но мама должна была знать всю серьезность ситуации, а не спотыкаться вслепую.

— Ради тебя я готова хранить тысячу секретов даже от твоего отца. — Она коснулась моей щеки, ее глаза были мягкими. — Но твой отец любит тебя и нашу семью больше всего на свете. Он простил бы тебе все.

— Только не это. Слишком многое поставлено на карту.

Мама сглотнула, ее бледные брови сошлись вместе. — Хорошо. Теперь ты заставила меня по-настоящему волноваться.

— Я даже не знаю, с чего начать.

— Начало — это всегда хороший момент.

Это то, что мог бы сказать Нино. Мне нравилось, как мы все друг от друга отталкиваемся. Мне так много нравилось в этой семье, и поэтому этот обман лежал у меня на сердце как валун. Я решила не ходить вокруг да около. Не было простого способа сказать то, что нужно было сказать. — У меня роман с Амо.

Мама опустилась на подушки, ее рот раскрылся. Она отвернулась и глубоко вздохнула. — Вот это да. Я не ожидала этого. — Я видела, как тяжело она боролась за самообладание. Она тяжело сглотнула, прежде чем повернуться ко мне и посмотреть на меня. Ее глаза изучали каждый сантиметр моего лица. Возможно, она искала дочь, которую, как ей казалось, знала. Она издала ошеломленный смешок. — Ты и вправду пошла на убийство.

Я нахмурилась, не понимая, что она имеет в виду, я никогда не хотела, чтобы эта война произошла, никогда не хотела, чтобы люди умирали.

— Ты не приукрашивала ситуацию, — сказала она, словно видя мое замешательство. Она сделала еще один глубокий вдох, встала и выдохнула длинный воздух.

— Мама?

— Просто дай мне минутку, Грета. Это немного больше, чем я ожидала.

— Я же говорила тебе, что папа никогда этого не простит.

Мама пожала плечами. — Он бы простил тебя, конечно. Но его действия в отношении Витиелло нельзя считать прощающими.

— Он убьет Амо.

— Он и до этого хотел убить его по разным причинам. Боюсь, в глазах твоего отца в этом случае смерти будет недостаточно.

Я закрыла глаза и спрятала лицо в ладонях. Отчаяние когтями впивалось в мою грудь.

Диван опустился, и мама обняла меня за плечи. — Все будет хорошо.

— Как?

— Я еще не знаю. Но все будет хорошо. — Мама погладила меня по голове, как будто я все еще была маленьким ребенком. — Как долго это продолжается?

— Пять месяцев.

— Я заметила, что ты изменилась, но не хотела давить на тебя, чтобы ты заговорила со мной и знала, что ты придешь, когда почувствуешь, что готова.

Я отстранилась. — Я чувствую себя потерянной, не знаю, что делать.

— Не могла бы ты подумать о том, чтобы прекратить то, что между тобой и Амо...— Она покачала головой. — Я вижу по твоим глазам, что это не вариант, верно?

— Я не могу представить свою жизнь без него. Когда мы в разлуке, я очень скучаю по нему. Хотела бы я, чтобы мы всегда были вместе.

— А как же он? Он женат.

— Он не любит ее и уверяет меня, что она тоже его не любит.

— Я верю, что это правда, знаю, как заключаются браки по расчету, и любовь редко является частью сделки, но Фамилия традиционна, и развод не является чем-то приемлемым. Я не знаю ни одного капо или даже младшего босса, который прошел через развод.

— Знаю, я не вижу возможности для нас быть вместе, но я также не могу представить, что никогда больше не увижу его. Ненавижу действовать за спиной у всех , ненавижу ложь, я ненавижу боль, которую тайна может причинить боль. Я ненавижу, что Амо изменяет своей жене, даже если она знает об этом. Я хочу, чтобы у нас все было просто.

— Любовь редко бывает простой и незамысловатой. У нас с твоим отцом так не было, отнюдь. Я никогда не рассказывала тебе всю правду о нас с папой, но думаю, что это помогло бы тебе почувствовать себя лучше. Твой отец похитил меня в день свадьбы.

Я кивнула. Невио однажды сделал странный комментарий, когда нам было по пятнадцать лет, и я сразу же начала свое исследование. Мне не потребовалось много времени, чтобы найти газетные статьи о похищенной невесте, моей матери. В тот день она должна была выйти замуж за другого мужчину.

Мама странно улыбнулась. — Конечно, ты узнала. Наверное, я должна была сказать тебе раньше. — Она вздохнула. — Почему я рассказываю тебе сейчас, так это потому, что некоторые могут расценить мои действия как измену.

Я была обещана кое-кому, но я была в близких отношениях с твоим отцом и у меня не было чувств к человеку, за которого я должна была выйти замуж, и у него тоже.

— Но ты вернулась в семью, несмотря на чувства к отцу. Как они отреагировали?

— Они не знали, что у меня были чувства к папе. Для них это было непостижимо. Твой отец был врагом. В конце концов, он похитил меня.

— Как ты думаешь, если бы ты убедила их в своей любви к папе, что-то бы изменилось? Был бы мир между Каморрой и Нарядом? Ваш брак мог бы объединить то, что было разделено.

Мама горько рассмеялась. — О нет. Это никогда не было вариантом. Между Каморрой и Нарядом было слишком много неприязни. И моя семья никогда бы не приняла мою любовь к твоему отцу. Я пыталась объяснить им, не так прямо, как следовало бы, но я пыталась по-своему. Поступок твоего отца был непростителен в их глазах.

— Разве у нас с Амо не то же самое? Идет война.

— Это другое. Здесь не так много личных обид. Но не буду врать, было бы чудом, если бы Лука и твой отец помирились. Если бы Амо не был женат, было бы больше вариантов, но развод вызвал бы серьезный разрыв в семье. Если Лука не готов столкнуться с негативной реакцией, я сомневаюсь, что он позволит Амо бросить Крессиду.

Я думала обо всем этом миллион раз. Возможно, папа примет Амо в Каморру, если я буду умолять его, но Амо никогда не подчинится приказам папы или Невио.

— Что же мне делать? — прошептала я.

Мама, казалось, тоже была в растерянности. — Хотела бы я знать. Может, тебе стоит подумать о том, чтобы поговорить с отцом.

— Если он узнает, он запретит мне встречаться с Амо, а я не могу так рисковать.

— Это возможно. В этом случае он тоже может меня не послушать. — Мама провела кончиками пальцев по виску, как будто у нее болела голова. — Я больше всего хочу видеть тебя счастливой. Но я также хочу, чтобы ты была в безопасности. Ты встречаешься с Амо за спиной у всех — это риск.

— Амо не причинит мне вреда, мама. Я ему полностью доверяю.

Мама сжала губы в натянутой улыбке.

Я пожала плечами. — А ты думала, что Невио был единственным создателем проблем.

Мама рассмеялась. — Невио создает хаос по любой причине, кроме любви.

— Конечный результат один и тот же. Любовь может быть такой же разрушительной, как и ненависть.

26

Амо

Я провел ночь в доме Тревисан. Он немного напоминал мне убежище Греты, но семья Максимуса держала только собак, в основном питбулей, стаффордширских терьеров, бульдогов и ротвейлеров. По просьбе Максимуса я не участвовал в пытках, как и его отец или брат. Он и Ромеро отвели русских в один из питомников в конце помещения, но крики доносились до самого крыльца, где я сидел с Примо и Рыком. Собаки в своих вольерах и домах завывали и лаяли.

— Похоже, они хотят присоединиться , — сказал я.

В доме с семьей жили только пять собак. Остальные были недостаточно социализированы или слишком опасны.

— Максимус знает, что лучше не использовать собак для пыток. Они попробовали достаточно крови в своей жизни. — Кара, жена Гроула, вышла на крыльцо, закутавшись в шерстяное одеяло.

Ее взгляд был устремлен вдаль, словно она пыталась понять, что происходит.

Гроул поднялся на ноги и подошел к ней и коснулся ее плеча. — Тебе лучше вернуться в дом. Ты не должна это слышать.

— Я тоже слышу это внутри.

— Но внутри ты не увидишь Максимуса, когда он закончит. Не думаю, что ты хочешь видеть его таким, — сказал Гроул.

— Райан, мне все равно, если он будет весь в крови. Я буду рядом со своим сыном, когда он будет нуждаться во мне.

Гроул кивнул и подвел Кару к одному из уютных ротанговых кресел.

Максимус вернулся только рано утром. Я похлопал его по плечу, когда он вошел в дом, чтобы лечь спать и Ромеро шел следом за ним. Ни один из них не был в настроении разговаривать, что неудивительно. Гроул, Примо и я пошли в конуру и убрали оставленный там беспорядок.

После позднего завтрака мы с Максимусом отправились в спортзал Фамильи, чтобы выпустить пар.

Максимус не хотел говорить о событиях прошлой ночи, поэтому я не стал на него давить. После жаркой тренировки мы пошли в раздевалку, но я заметил, что Максимуса что-то беспокоит.

Он опустился на скамейку напротив моей. Некоторое время он смотрел, как я снимаю ленты с запястий, а потом наклонился вперед, положив руки на бедра. — Что, блядь, происходит?

Я показал на двух мужчин, которые спешно одевались. Они схватили свои вещи и кивком дали нам возможность уединиться. Когда дверь захлопнулась, вокруг нас с Максимусом воцарилась тишина. Я не знал, как сказать о том, что я решил. Это было абсолютное безумие. Я доверял Максимусу свою жизнь, а благодаря его браку с Сарой мы были практически семьей.

— Я знаю, что ты уже несколько месяцев берешь отгулы. Я не задавал вопросов, но не могу не задаться вопросом, куда ты, блядь, собрался. Вчера тебе понадобилось несколько часов, чтобы добраться до Нью-Йорка. Ты не был за углом.

Я уставился вниз на свои боксерские туфли. — Я вернулся так быстро, как только мог.

— Знаю, и я здесь не для того, чтобы разыгрывать карту вины. У тебя есть гребаная жизнь. Это нормально и я просто хочу, чтобы ты знал, что можешь мне доверять. Ты помог мне после того дерьмового шоу с Сарой. Блядь, ты все еще рядом, когда ты мне нужен, так какого хрена ты хранишь от меня секрет?

Я горько улыбнулся. — Потому что я предаю Фамилию.

Максимус медленно откинулся назад, его ноздри раздувались, глаза были полны неверия. — Никогда. Ты умрешь...— Он искал мои глаза и я не был уверен, что он пытался увидеть. Затем он покачал головой и рассмеялся. — Надеюсь, я ошибаюсь, поэтому, пожалуйста, скажи мне, что ты не встречаешься с Гретой Фальконе за спиной у всех.

Его голос был таким тихим, что если бы я не знал, что он скажет, я бы его не услышал. Я посмотрела на него, устав врать ему.

— Амо. — Максимус вскочил на ноги, провел рукой по голове. Он уставился на меня, затем снова покачал головой. — Да что с тобой такое? Мы на войне, а ты трахаешь дочь врага. — Он наклонил голову, и на его губах заиграла обнадеживающая улыбка.

— Или это коварный план, чтобы сломить Каморру?

Мне бы очень хотелось, чтобы это было так. — Никакого коварного плана. И я не трахаю Грету и не буду, пока она официально не станет моей. Я не опозорю ее.

Максимус опустился на скамейку, на его лице отразился полный шок. — Надеюсь, это шутка.

Я только уставился на него, и я знал, насколько смехотворно это звучит.

— Ты уже решил, расскажешь ли ты отцу о моем предательстве? Ты его силовик.

Максимус вскочил на ноги и сильно толкнул меня плечом, застав меня врасплох. Скамья опрокинулась назад из-за моего веса, и я со стоном упал на спину. Я не стал подниматься, а лишь криво улыбнулся своему лучшему другу. — Полагаю, это — да?

— Пошел ты, придурок, — прорычал Максимус. — Я буду твоим

силовиком дольше, чем силовиком твоего отца. Никогда не раскрою твоих секретов, какими бы погаными они ни были. Я буду следовать за тобой как мой будущий Капо, но куда, черт возьми, ты приведешь меня и Фамилию?

— К миру с Каморрой.

— Ни за что. Не после дерьмового шоу на твоей свадьбе. Маттео не согласится после того, что случилось с Изабеллой и Джианной. Не говоря уже о том, что Фальконе определенно затаили обиду за то, как мы их обманули. Мир еще никогда не был так далек.

— Я собираюсь развестись с Крессидой и попросить руки Греты. Я не могу продолжать жить так и хочу, чтобы Грета была рядом со мной. Я не остановлюсь ни перед чем, абсолютно ни перед чем, чтобы она стала моей на этот раз.

Максимус протянул руку, и после того, как я принял ее, он поднял меня на ноги. Он схватил меня за предплечье. — И ты думаешь, что на этот раз она согласится?

— Надеюсь. — То, что было у нас с Гретой, стало еще больше, и я знал, что она сожалеет о своем прошлом выборе. Вместе мы с ней найдем способ вернуть мир между

Каморрой и Фамилией. Другого выхода не было. Грета сломается, если приедет со мной в Нью-Йорк без разрешения своей семьи, пока еще идет война. — Я спрошу ее в эти выходные.

— Не говори мне, где ты с ней встретишься. Чем меньше я буду знать, тем лучше. Твой отец спустит с меня шкуру, если узнает, что я знаю об этом. Черт, чувак.

Я похлопал его по плечу. — Сначала ему придется снять с меня кожу. Со временем он одумается.

Максимус посмотрел на меня с сомнением.

Отец определенно был крепким орешком. Но сначала я должен был встретиться с человеком, который воспримет эту новость еще хуже. — Сегодня вечером я иду к Крессиде, чтобы рассказать ей.

Губы Максимуса разошлись. — Сначала ты должен поговорить со своим отцом.

— Я не буду спрашивать его разрешения. Я принял решение и буду его выполнять, что бы он ни сказал. — Больше я не буду спрашивать и взял бы то, что хотел, то, что должен был сделать

давным-давно. Не хочу провести остаток своей жизни с Крессидой. Она делала меня несчастным, и я знал, что она тоже не была счастлива со мной. Она не могла быть счастлива, если только человеческие эмоции не имели для нее никакого значения.

Максимус испустил длинный вздох. На его лице ясно читалось беспокойство. — Она не уйдет тихо, Амо. У Крессиды злая натура. Это не будет приятным Рождеством и она попытается забрать тебя с собой.

— Мне все равно. Этот фарс с браком закончится сегодня.

Когда я вошел в дом Крессиды — он всегда казался мне ее домом, а не моим, — я понял, что сегодняшний разговор не пройдет гладко.

Крессида сидела в гостиной с бокалом шампанского в руке и темноволосой азиаткой у ног, которая красила ногти.

— Я занята, — сказала она, заметив меня, и сделала еще один глоток своего напитка.

— Уходи, — сказал я женщине. Она без колебаний поднялась на ноги и собрала свои вещи. Я протянул ей

стодолларовую купюру, когда она промчалась мимо меня, взяла ее, пробормотав спасибо, прежде чем выйти из комнаты.

— Вы не закончили! — закричала

Крессида, но женщина схватила свое пальто в холле, и через мгновение входная дверь открылась и закрылась. Мое слово имело значение, а не слово Крессиды. Она посмотрела на меня. — Что мне теперь делать с моими ногтями?

— Красить их самой?

Ее глаза расширились, как будто она не могла поверить в такую дерзость. — Женщина моего положения не должна делать маникюр.

— Моя мать сама красит ногти на ногах, поэтому я не понимаю, почему ты не можешь. Она жена капо. А ты нет.

— Твоя мать... — Она запнулась, очевидно, решив, что лучше не оскорблять мою мать в моем присутствии и одарила меня сладкой улыбкой. — Ты так же хорош, как Капо. Твой отец не может делать это вечно. — Она сделала еще один глоток своего шампанского. Наверное, надеялась на его скорую смерть, чтобы наконец-то вознестись к вершинам славы.

Она подняла одно плечо, небрежно пожав плечами. — Полагаю, раз уж ты здесь, мы могли бы провести некоторое время вместе.

Я оглядел комнату с ее слишком плюшевым диваном уродливого сиреневого цвета, с ворсистыми подушками с цветочным узором. Мебель из белого глянцевого дерева с золотыми кронштейнами, увенчанными логотипом Версаче. Это место было таким же чужим для меня, как и в тот момент, когда я впервые переступил порог этого дома. — Когда мы хоть раз проводили время вместе, Крессида?

Каждая наша встреча была наполнена спорами, чувством вины, карающим молчанием или гневным сексом.

Она ничего не говорила, только критически рассматривала свои ноги, как будто отсутствие лака на ногтях было важнее, чем плачевное состояние нашего брака.

— Этот брак был обречен с того момента, как ты заставила меня вступить в него. Нам не следовало жениться.

Крессида наконец подняла взгляд от своих ногтей и торжествующе улыбнулась. — Но мы поженились.

Уставился в ее глаза, не чувствуя абсолютно ничего, даже не был уверен, какие они — голубые, зеленые или серые. Я никогда не смотрел в них достаточно долго, чтобы определить их точный цвет.

Я не ненавидел ее, но определенно не любил и даже не любил. Она была для меня совершенно несущественна. — Вот о чем я хотел с тобой поговорить.

На ее лице промелькнуло замешательство, затем недоверие. — Что ты хочешь сказать?

— Мы разводимся.

Она замерла, затем надменно рассмеялась. — Ты не можешь развестись со мной, тогда ты не станешь Капо.

Мое выражение лица стало более жестким. — Я стану Капо.

Она, спотыкаясь, поднялась на ноги. — Традиционалисты не примут тебя! Они будут на стороне моего отца. Без меня ты будешь никем!

— Они могут принять меня или испытать мой гнев.

— Ты не разведешься со мной, — прошептала она, качая головой. — Ты не сможешь. Есть правила, традиции. Ты лишил меня невинности вне брака, а за такой поступок полагаются последствия.

Я подошел к ней. — Хватит строить из себя жертву. У нас с тобой был очень приятный секс по обоюдному согласию и я никогда не говорил о женитьбе на тебе, никогда не притворялся, что ты мне нравишься. Ты решила заняться со мной сексом вне брака, так что тебе тоже придется принять последствия. До сих пор только мне приходилось расплачиваться, теперь твоя очередь. И если я правильно понимаю, ты все равно не расплатишься, потому что никто не узнает, что у нас был секс до свадьбы.

— Мне придется жить в стыде, потому что ты развелся со мной!

— Ты получишь около пятидесяти миллионов долларов компенсации за менее чем два года брака. Это хорошая сделка, если ты спросишь меня, особенно если учесть 10 миллионов долларов, которые ты уже потратила за это время.

Я видел, как ее мысли работали за ее глазами, и вдруг гнев исчез с ее лица, и ее выражение стало жалким, ее нижняя губа задрожала. — Амо, — прошептала она, проводя ладонями по моей груди. Она посмотрела на меня сквозь ресницы. — Ты не можешь так поступать со мной. Я твоя жена.

Она пропустила это мимо ушей, но я попытался выжать из своего сердца хоть каплю доброты и сказал: — Послушай, Крессида, ты не можешь сказать мне, что счастлива в нашем браке. Я тебе даже не очень нравлюсь. Может быть, ты думала, что любила, когда мы поженились, но не говори мне, что любишь до сих пор. Нам не о чем говорить. Ты хочешь продолжать жить несчастной жизнью?

Прошлое Рождество было худшим в моей жизни. Празднование с Антоначи было неловким и скованным. Ни тепла, ни чувства семьи, даже маминого праздничного настроения не хватило, чтобы улучшить ситуацию. Я был рад, что мне не придется проводить еще одно Рождество с Крессидой и ее родителями.

— Нам даже не придется больше видеться. Ты можешь оставаться в своей квартире все это время, если ты этого хочешь, можешь продолжать спать с другими женщинами, а я буду искать постоянного любовника. Мы будем жить отдельно. Однажды мы сможем использовать искусственное оплодотворение, чтобы я забеременела.

— И что потом? Когда появятся дети, мы вряд ли сможем продолжать жить в разных семьях. Дети заслуживают семьи и родителей, которые не презирают друг друга.

Она рассмеялась. — Почему? Мои родители не любят друг друга, и это сработало.

И посмотри, как это сформировало тебя...

— Они могут поехать в интернаты, тогда они не будут часто видеть нас вместе.

Я покачал головой. — Я не собираюсь отсылать своих детей или позволять им родиться в несчастном браке.

Крессида надулась и ушла, схватив бутылку шампанского. Она отпила прямо из нее, а затем шипела. — Не веди себя так, будто тебе есть дело до детей или кого бы то ни было. Ты не добрый.

И я тоже, поэтому мы с тобой подходим друг другу .

Пара, созданная в аду. — Я не добрый, ты права. Но если у меня будут дети, я хочу, чтобы они были в моей жизни.

Она оскалила зубы в снисхождении. — Думаешь, ты был бы хорошим отцом? Они будут ненавидеть тебя за то, что ты изменяешь их матери.

— Я не буду изменять матери своих детей, но это будешь не ты. — Я ничего не сказал о ее массажисте, хотя был почти уверен, что у нее был роман с ним. Доказательств не было, и она, вероятно, отрицала бы это. В любом случае, это было неважно. Я посоветовал ей найти любовника, и она последовала моему совету.

На ее лице отразилось осознание. — Есть кто-то еще. No hi

— Я тебе уже говорил.

— Было несколько женщин, с которыми ты трахался, думаешь, меня это волновало или я помнила?

У меня не было близости ни с кем, кроме Греты, с момента нашей первой встречи на ее ферме.

— Есть одна женщина.

Она издала пронзительный смех, ее лицо покраснело. — Это из-за нее ты не спал со мной целую вечность?

Я ничего не сказал. У меня было чувство, что обсуждение Греты с Крессидой только разозлит меня.

Она сжала бутылку шампанского перед своей грудью. — Ты был верен своему роману, но не жене?

Я сжал губы. Все, что я скажу сейчас, только ухудшит ситуацию и я уже сказал все, что хотел, не став тратить свое дыхание на большее. Она смотрела на меня, как ученый на жука, которого он пытается препарировать. — Это девушка со свадьбы, не так ли? Девушка Фальконе. То, как ты на нее смотрел... Я думала, мне показалось, но ведь нет, правда?

Я ничего не сказал.

— Ты думаешь, что любишь ее? — Она засмеялась. — Ты не способен на это.

— Крессида, больше нечего говорить. Мы разведемся и оба найдем счастье в другом месте. Я не буду добавлять в свою жизнь еще больше ошибок из-за одной ошибки из моего прошлого. Это заканчивается сейчас.

Она издала яростный крик и швырнула бутылку шампанского в мою сторону, и она разбилась о край мраморного приставного столика, отбросив на пол дорогую лампу Тиффани, которая разбилась на части, и отломив край мраморного столика.

Я сглотнул, пытаясь сдержать свой гнев, так как поклялся себе, что разберусь с этим спокойно.

— Ты можешь оставить этот дом себе. Он всегда был твоим. Как только документы о разводе будут подписаны, ты получишь пятьдесят миллионов.

Я повернулся и вошёл в холл. Затягивать этот разговор было бы бесполезно. Если у Крессиды будет время подумать над моим предложением, она поймет, что это лучшее решение. Она была привлекательной женщиной и найдет себе нового мужа.

Она, пошатываясь, пошла за мной и потянулась за хрустальной вазой из другого дорогого серванта в холле. — Ты думаешь, что сможешь откупиться от меня паршивыми пятьюдесятью миллионами?

— Как насчет семидесяти миллионов, это сделает твою очевидную сердечную боль более терпимой? — процедил я.

Ее глаза расширились, и она швырнула вазу в мою сторону. Она разбилась у меня под ногами. С меня было достаточно. Я подошел к ней и отбросил ее к стене. — Достаточно. Восемьдесят миллионов. Это мое последнее предложение, и тебе лучше принять его.

Ее глаза горели ненавистью. — Надеюсь, ты умрешь.

Я сурово улыбнулся ей. — Многие пытались. — Я отступил назад и вышел, зная, что это еще не конец. Крессида сразу же позвонила бы отцу, и он попытался бы собрать вокруг себя традиционалистов, чтобы заставить меня пересмотреть свое решение, чего не должно было случиться. Я бы развелся с Крессидой и женился на женщине, которую действительно любил. На женщине, которой я буду верен до конца своих дней.

Когда я вышел из дома, я почувствовал, что с моих плеч словно свалился огромный груз. Включил музыку, направляя машину к дому моей семьи. Рассказать Крессиде о своих планах было лишь первым шагом из многих, первым из многих трудных столкновений. Теперь я должен была рассказать отцу, хотя, возможно, Антоначи разговаривал с ним прямо сейчас.

Последним и самым сложным препятствием, которое нужно было преодолеть, был Римо Фальконе.

Я покачал головой с язвительной улыбкой, взял телефон и набрал номер Греты. Я никогда раньше не звонил ей, но сегодня мне просто необходимо было услышать ее голос.

— Амо! Ты ранен?

Услышав беспокойство в ее голосе и представив доброту в ее глазах, я понял, что принял правильное решение, о котором никогда не пожалею, что бы сейчас ни случилось. — Нет, я чувствую себя лучше, чем когда-либо за долгое время. Мне нужно поговорить с тобой.

— Мне тоже нужно с тобой поговорить. Если бы ты не позвонил, я бы попросила тебя позвонить. Амо, я так больше не могу. — Мое сердце упало. Черт, она разрывала отношения? Я бы никогда не принял этого. Что бы ни заставило ее принять такое решение, я бы разбил ее на хрен.

— Я презираю секретность. Знаю, что сказала тебе, что не против быть твоим темным секретом, но это так. Я хочу, чтобы мы все время были вместе, знаю, что мы не можем, но...

— Грета, ты не темная тайна. Ты, блядь, все, и я хочу, чтобы все об этом знали. Я хочу, чтобы все знали, что ты моя и я никогда не хочу, чтобы был кто-то кроме меня.

— Всегда есть только ты.

Мое сердце заколотилось. — Я сказал Крессиде, что хочу развестись.

Грета резко вдохнула. — Правда?

— Правда. Сейчас я еду к родителям. Как только я расскажу им и справлюсь с обратной реакцией, я закажу билет на ближайший рейс в Лас-Вегас и снова попрошу твоей руки. Надеюсь, на этот раз твой ответ будет другим.

Это был бы лучший рождественский подарок всех времен и народов.

— Амо. — Голос Греты дрожал. — Я боюсь, что все это мне снится.

— Если бы это был сон, мы бы уже были в медовом месяце, и я бы делал тебя своей снова и снова.

Грета выдохнула. — Что если...

— Что бы ни случилось, мы будем вместе. Я буду бороться с последствиями.

Что бы ни случилось, это будет стоить того в тысячу раз больше.

— Я поговорила с мамой. И я расскажу своей семье тоже.

Грете предстояла своя собственная конфронтация.

— Должен был сказать тебе раньше, но это не казалось правильным, и, возможно, сейчас тоже не самое подходящее время, потому что мы разговариваем по телефону, но я просто должен тебе сказать. — Я сделал глубокий вдох, потому что никогда раньше не произносил эти три слова. — Я люблю тебя.

— О, Амо, — прошептала Грета.

— Не плачь. — Мне была невыносима мысль о слезах Греты, когда меня не было рядом, чтобы обнять ее.

Она издала небольшой смешок. — Я не буду. Я просто счастлива. И я тоже тебя люблю.

Я усмехнулся, но улыбка исчезла, когда я остановился перед домом моих родителей. — Я у родителей. Расскажи мне, как проходит твой разговор с семьей. Скоро мы будем вместе, и тогда я никогда не оставлю тебя.

Мы повесили трубку, и после минутного успокоения я вышел из машины и направился к входной двери. Не успел я позвонить в звонок как верь открылась, и передо мной предстал Валерио. Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами и скорчил гримасу. — У тебя хватает наглости приходить сюда сейчас. Мама пытается отговорить папу.

Он усмехнулся. — Последние пятнадцать минут я репетировал свой образ Капо перед зеркалом. Что ты думаешь? — Он строго посмотрел на меня.

— У тебя запор.

Он пожал плечами. — Папа выйдет на пенсию не завтра, так что у меня будет несколько лет, чтобы попрактиковаться.

— Удачи.

Валерио похлопал меня по плечу. — Тебе удача нужна больше, чем мне.

27

Ария

— Может быть, ты неправильно его понял, Лука. Он никогда не упоминал Грету. Пожалуйста, не реагируй слишком остро.

Пока мы с Валерио обедали, Лука ходил взад-вперед по гостиной, он был слишком расстроен, чтобы есть.

— Ты не видела его выражения лица. Я уверен, что он все время встречался с этой девушкой Фальконе за моей спиной!

— Для этого нужно иметь мужество, — сказал Валерио с наглой улыбкой. Я послала ему предупреждающий взгляд. Сейчас было не время раздражать его отца, хотя мне и нравился его плутовской менталитет. Он так напоминал мне моего брата Фабиано. Когда Валерио был маленьким мальчиком, он был так похож на него, а теперь, когда ему исполнилось семнадцать, он был таким, каким, по моим представлениям, мог бы быть Фабиано, если бы наш отец не пытался убить его и не сделал его холодным и пресыщенным.

После войны я не видела Фабиано. Если Амо действительно встречался с Гретой, несмотря на войну...

Измена всегда была для меня болезненной темой, учитывая прошлое Луки и мое прошлое, но я не могла злиться ни на Амо, ни на Грету. Я видела, как сильно Амо ненавидел свою жизнь с Крессидой, как она истощала его в дополнение к и без того изнурительному рабочему дню.

У Луки зазвонил телефон, и когда он проверил определитель номера, выражение его лица помрачнело.

— Антоначи. — У меня чертовски плохое предчувствие.