Покойник в отпуске

Ах, если б можно было жить

В обратном направлении,

Я б отмечал Дни Смерти

Точно Дни Рождения…

Был Серега парнем классным,

Да и жил он не напрасно:

Плавать на Шарташ ходил,

Водку с колой пить любил,

В техникуме МХК преподавал,

Ну прям во всем надежды подавал!

Случилась же такая вещь

Сереге в ухо впился клещ.

Клещ не простой, а элитный,

Эн — це — фа — лит — ный…

В Сереге было все прекрасно,

Да и жил он не напрасно…

Сергей — это звучало гордо,

Пока его кормили тортом,

Пока поили лимонадом,

Пока пугали детским садом.

Затем Сергей стал большим

Его уже боялись малыши.

Потом Сергей стал взрослым

Красивым, плечистым и рослым.

Еще был значок на груди у него,

Больше не знали о нем ничего.

И вот Сергей стал старым

Сморщенным, дряхлым и вялым,

Ребенком со слезливой мордой…

Сергей — это звучало гордо?

В одном порыве мы припали к изголовью.

Его последние слова были «Кхе-кхе».

Он оставил в жизни след — он кашлял кровью.

Он стал глашатаем идей чучхе…

Господа офицеры! Я поручик Голицын!

Я корнет Оболенский! Схоронитесь, враги!

Наливал я в бокалы молоко в психбольнице.

Надевал ордена и кресты из фольги…

Доставал я патроны у завхоза — у чурки

И Россию спасал. Были красные — в дурке…

Он был славным малым,

Хотя и довольно большим.

Когда мы его отпевали,

Он шевелил камыши.

Когда проводили поминки,

Тучи на небе согнал,

Швырял ложки и вилки,

Часы в коридоре сломал…

А ведь когда-то, ребята,

А ведь когда-то был мал…

Едва он вылез из утробы,

Как встал, осмотрелся и лег,

Сказал, что он без задних ног,

И захлопнул крышку гроба…

Любви все вожраста покорны,

Как сказал один покойник,

Набив безгубый рот поп-корном

И взгромоздясь на подоконник.

Видно, на то была причина,

Раз свалился рукомойник…

А какой был мужчина,

Настоящий покойник!..

Всю свою жизнь

Любил он спать.

Теперь могила

Его кровать…

Он так лелеял свое тело,

Так холил его и нежил,

Что черви, когда выползли на дело,

Морщились: «Фу! Какой свежий!»

Он не был ни крестьянином

И ни христианином.

Он был простым и милым

Советским гражданином.

Имел он домик махонький

С квадратиком земли,

И на участок крошечный

Дела его влекли.

Любил он землю серую

Навозом удобрять,

За это черви и теперь

Его благодарят…

Любил он землю твердую

Лопатою копать…

Теперь в земельке рыхлой

Ему будет мягче лежать…

Намедни на голову бедному

С неба упала мотыга…

Плохое было настроение

У соседа-забулдыги…

Он в бессмертие верил

И в переселение душ…

В тот день он закрыл все двери

И принял контрастный душ.

Выпил отравленный чай,

Сказал, что получил задание…

Он не сказал «прощай».

Он сказал «до свидания».

А ведь он не хотел умирать,

Мечтал до утра продержаться.

Шептал: «Шампанского подать!

Шоу должно продолжаться!»

Вы знаете, каким он парнем был?

Кушать, пить и спать любил.

Слюнки текли — как он ел винегрет!

Салаты остались — его уже нет.

Гриб несъедобный попался ему,

А он — у Зеленого Змея в плену.

С закусью этой глотал он текилу

Теперь и его поглотила могила…

Здесь похоронен

Сочинитель эпитафии

На надгробье босса

Местной мафии…

Что ты ищешь, друг сердечный

В жизни этой скоротечной?

Легких денег? Шумной славы?

Брось мальчишечьи забавы!

Все равно погасит пламень

Этот вот могильный камень.

Прекратится круговерть,

И найдешь ты только смерть…

Я похоронен в этом склепе.

Лежу я здесь с начала лета.

Братва! С любым из вас

На безымянный холмик

Я поменялся бы тотчас,

Но с кем, скажите, с кем

Вести обмены?..

В этой комнате пятеро нас

Я… и стены…

Хочь он и умер, от него не убудет!

Он был. Он есть. Он будет.

Ну и слава богу, что подох этот псих…

Но он и таперича живее всех живых!

Водил он коз на пастбище.

Был мужиком что надо.

А энтот крест на кладбище

Евой от нас награда.

Был он первым на деревне

И не последним в городе.

Если б был он греком древним,

То его утопили бы в золоте.

А он обклеил грамотами туалет

И ушел как будто бы без боли.

Если в этой жизни счастья нет,

То уж в той — тем более…

На последние деньги

Похоронила баба деда,

А затем легла с ним рядом

И продремала до обеда.

А после маркером кровавым

На плите приписала едко:

«Наипоследние бабки

Унес распоследний дедка.»

Он часто ездил поездом

За шмотками в Москву.

Хотел поймать жар-птицу он,

Ну а поймал — сову…

Как-то в дороге дальней

В один из многих рейсов

На станции «Гусь-Хрустальный»

Поезд сошел с рельсов…

Не делайте хмурые лица,

Ведь наша жизнь — пустяк.

Хотел он найти жар-птицу,

Ну а нашел — гуся…

Всю жизнь собирал он вещи

И был их верным стражником.

Теперь ему будет легче

Лежать в гробу с багажником.

О, ответьте, ответьте, пожалуйста,

Ну какие же тайные тропы,

Кроме одной, кроме жалости,

К сердцу ведут мизантропа?

Дяди Сережи не стало на свете.

Каемся. Да, мы жестокие дети.

Его мы дразнили ботаником, лохом.

Ему хорошо, а нам теперь плохо.

Жизнь, отданная школе без остатка.

Он остался должен Коле две десятки.

Он был лысым, без зубов. Его не жалко.

И живым он был готов для катафалка.

Он был очень странным

Почему-то любил людей.

Не смог разгадать этой тайны

Местный маньяк-злодей.

Никуда не уйдешь от судьбы!

Так пиво любил он — нет силы!

Ничего, кроме грязной воды,

Не попьет он теперь в могиле.

Пущай так и не заседал он в Думе,

Мы голосуем за него обеими руками.

Он сделал для нас лучшее — он умер.

Поставим свечки. Скажем «Аминь»!

Он был хорошим человеком.

Он нас кормил и защищал.

Ну а когда он умер, то при этом

Бо-о-ольшие деньги завещал.

Ну не мог он плыть

В семейной лодке.

Ну и с горя стал пить

Много-много водки.

А однажды с криками «Тону!»

Пошел к холостяцкому дну…

Он умирал со страхом,

Потому что боялся стать духом.

Ну вот и стал он прахом.

Пусть будет земля ему пухом.

Ну вот и все. Спасибо вам,

Кто был со мною рядом,

Кто верил всем моим словам…

Я был последним гадом.

Себя любил я больше всех,

Мечтал о жизни славной,

И верил, ждет меня успех,

И… забывал о главном…

О том, что знает каждый встречный

Жизнь коротка, искусство вечно…

Он писал, и писал, и писал…

А Смерть поставила точку…

Он жил — как будто и не жил:

Ни квартиры, ни машины с дачей.

У соседа он червонец одолжил,

Так весь город до сих пор судачит…

Вы что, ребята, охренели?

Я спал. Меня похоронили.

Взяли из теплой постели.

Зарыли в холодной могиле.

Ну вы совсем оборзели!

Мне же здесь жестко лежать!

Где мое одеяло, подушки?

Где моя дорогая кровать?

Как сказал отец Григорий,

Снова в моде крематорий.

Что ж, спасибо энтой моде

Сэкономили на гробе.

Здесь похоронен телевизор «Темп».

Муж так любил пред ним сидеть,

Что просил, чтоб зарыла рядом…

Я зарыла… А что мне смотреть?

Она была такая модница,

Все свои наряды собрала,

А когда умирала, негодница,

В платейный шкаф легла.

У фараонов египетских

И не то находили в могильнике…

А ты, Степан, проголодаешься,

Бери колбасу в холодильнике!

Недавно купил гарнитур

В магазине «Багдад»,

Купил заграничный тур,

А отправился в ад…

Он прочитал стремглав

Все восемьдесят глав

Библиотечной книги…

В конце увидел фигу…