Санкт-Петербург. Аэропорт Пулково. Наш самолёт приземлился.
Встречал нас папа Артёма, по которому мы, так же, как и по всем остальным членам семьи, несказанно соскучились.
Мы ехали вдоль улиц родного города, и я понимала, что этот город стал другим. Другим для моего сердца. Такой родной, но сковывающий страхом рассудок. Мне страшно, что наши пути с Давидом могут разойтись. Не хотелось даже думать об этом, но серость города так и навеивала тревогу.
«Ты моя, Амели. И теперь этого никто не изменит» — раз за разом повторяла самой себе слова, что дарили моей душе веру и грели своим теплом.
Дома нас встречала наша большая семья. Я готова была обнимать родителей целую вечность, ведь, увидев их, поняла, что сильно истосковалась. Я чувствовала перед ними вину. За все: за слабость, что влюбилась в другого, за раннее возвращение в Петербург, причиной которой стали не они. Мне было стыдно смотреть им в глаза, ведь они даже не догадывались, как прошли последние месяцы моей жизни. Не знали, от чего болит душа и кем заняты мысли. Я никогда им не врала и ничего от них не скрывала. А сейчас…
«Лучше бы ты врала им, но не предавала их выбор» — уколол разум, испепеляя меня изнутри.
Вечер проходил в теплом семейном кругу, мы с Артёмом без умолку рассказывали им обо всем, что не успели рассказать по телефону. Настроение было приподнятым, и я не понимала, как могла принять настолько отчаянное решение — вернуться к семье только за неделю до свадьбы. Теперь мне хотелось продлить дни с ними ещё на годы вперёд.
— Амели, нас ждут друзья, поедем? — убирая телефон в карман брюк, обратился ко мне Артём.
— Хорошо, — растеряно согласилась я.
Страх и паника окутали меня, понимая, о каких друзьях идёт речь. Все казалось слишком бездумным, но я, улыбнувшись, вышла изо стола, заметив мамину ехидную улыбку. Она поняла, что ему написала Марта, но не догадывалась по какой причине с ним еду и я.
Усталость от перелёта сказывалась сильно, но все улетучилось в миг, как только я представила, что скоро вновь увижу любимые глаза. Я так скучала по Давиду, что не могла даже на секунду подумать об отказе на встречу.
— Он что-нибудь решит, ты же понимаешь? — подъезжая к назначенному месту, Артем взял меня за руку, чтобы взбодрить.
— Надеюсь, Тём. Ибо я потеряю рассудок.
— Ты его уже и так потеряла, подруга, — улыбнулся, растормоши мне волосы.
Его бодрый настрой успокаивал меня, и ситуация уже казалась не такой безвыходной.
Мы встретились в тёмном переулке с ребятами. Я крепко обняла Марту, будучи очень счастлива видеть её, а после посмотрела на него.
— Привет, — вымолвила, не сводя глаз, и не могла пошевелиться.
Он взял меня за руку и потянул к себе.
— Я скучала, — призналась шёпотом.
А он молча обнял меня, и я забыла о всех страхах о нашем будущем. Они растворились в его объятиях.
Артём с Мартой хотели посидеть в кафе, нам же с Давидом хотелось уединения. Ребята уехали, а мы, сев в машину к Давиду, поехали в неизвестном мне направлении.
— Есть одно место загородом. Поедем туда, — уточнил он, как только сел за руль.
— Куда угодно, — улыбнулась ему в ответ.
Он протянул свою руку к моей, взял ее и не отпускал всю оставшуюся дорогу, то и дело поглаживая легкими движениями костяшки пальцев. В эти мгновения я чувствовала себя по-особенному счастливой.
Спустя час, мы прибыли на просторное поле, за которым расстилался лес, чьих границ не было видно. Тишина, умиротворяющая тишина окутала нас. Давид заглушил машину и повернулся ко мне.
— Мой ангел, — касаясь мои волос, улыбнулся он.
— Скучал? — спросила, не выдержав.
— Ты порой такие глупости спрашиваешь, — рассмеявшись, он потянулся и обнял меня.
— Давид, — прошептала, удивляясь, как он спокоен. — Тебе не страшно?
— Почему мне должно быть страшно? — он взглянул на меня, нахмурив брови.
— Ну то, что скоро я… — не посмев продолжить, остановилась.
— Пару дней и все решится, — вымолвил уверенно.
Он уткнулся в мои волосы и выдохнул:
— Как же я люблю их аромат, — произнёс с наслаждением
— Моих волос? — удивилась.
— Да. Микс из цветов?
— Давид, я не удивлюсь, если ты ещё угадаешь каких цветов, — рассмеялась, не удержавшись.
— Нет, не угадаю.
Он оторвался от меня, а я продолжала улыбаться, отмечая его внимательность. Мы не могли наговориться и насладиться друг другом, утопая в разговорах, что перетекали с темы на тему. Его уверенность в “завтрашнем дне” малыми частицами проникала в разум, и к концу дня я тоже поверила в то, что все у нас будет хорошо. Вместе…
* * *
На следующий день мы прогуливались по пустому лесу, не думая ни о чем.
«Поляна счастья или мой Петербургский Эз» — так я охарактеризовала это место. Только здесь я могла расслабиться и прочувствовать умиротворение рядом с ним. И предстоящий решающий день уже не так страшил меня. Давид рядом — и это главное…
Раздался звонок на телефон. Звонила мама и просила срочно приехать к тёте Раисе домой. По её настороженному голосу я поняла, что что-то произошло, поэтому, извинившись перед Давидом, попросила его отвезти меня к Артёму, который находился с Мартой. Всю дорогу я нервно изводила себя. Чувство тревоги нарастало и все тело поддалось жару.
«Что-то случилось. Мама бы никогда не позволила себе быть такой взвинченной, не случись чего…» — констатировала факт.
Мысль о том, что с близкими людьми приключилась беда, сводила с ума. Молчание в салоне автомобиля нарушил телефонный звонок.
— Да, брат? — спокойно произнёс Давид, принимая вызов.
Он молча слушал собеседника на том конце провода, а я внимательно следила за выражением его лица. Кто ему позвонил? И от чего его черты лица стали такими суровыми, а мышцы рук напряглись, нервно сжимая руль?
— Ты дома? Куда подъехать? — наконец спросил Давид.
— Хорошо. Буду, — раздраженно ответил и сбросил вызов.
В машине стало тяжело дышать. Его взвинченность стала ещё больше пугать меня, и я не сдержалась:
— Кто звонил?
— Твой брат.
— Мой брат? — удивилась я.
— Роберт.
— Что произошло? — меня затрясло, ведь теперь было очевидным, что что-то не так.
Давид ничего не ответил, остановил машину у обочины и взял моё лицо двумя руками.
— Амели, единственное, что я сейчас должен сказать тебе — это то, что ради тебя, ради твоего счастья, я готов пожертвовать всем.
Я озадачено смотрела в его глаза, в надежде найти ответы на десятки всплывающих вопросов.
— Мне выпал шанс, о котором ты говорила, — я встретил тебя. — Многозначно вымолвил он.
«— Просто не всем выпадает такой шанс на счастье; не каждому дано встретить того, кого он сможет полюбить. Понимаешь?
— Понимаю.» — всплыл в голове наш диалог.
Я была в растерянности. Я не понимала, почему именно сейчас он говорит мне об этом. Что происходит. Он не стал ждать моего ответа, взял мою ладонь, поцеловал, а после завёл машину и поехал дальше.
«Это было признание в любви или я что-то перепутала?» — этим вопросом я задавалась всю дорогу.
Через час, мы с Артёмом стояли у дверей квартиры, где живёт семья сестры моего отца. Двери распахнулись перед нами через считанные секунды, и я увидела перед собой обеспокоенное лицо матери.
— Доченька, — она обняла меня, крепко прижав к себе.
— Мам, что произошло? — спросила сходу, всматриваясь в ее потерянные глаза.
— Артём, дорогой, ты можешь ехать по своим делам, — мама коснулась руки друга и вымученно улыбнулась.
— Как скажете, — мы удивлённо переглянулось с ним, ведь обычно он остаётся с нами. — Если что, я на связи.
— Пока, — поцеловала друга на прощание и прошла в дом.
Я сразу почувствовала аптечный запах.
«Валокордин» — отметила четко.
Поспешила снять обувь и войти в гостиную. А войдя, замерла. Сидела только две семьи: мои родители и родители Роберта и Сандры. Я сразу заметила тётю, которая сидела вся заплаканная, а рядом, их помощница мерила ей давление.
— Здравствуйте, — потерянно произнесла я.
— Здравствуй, доченька, — поприветствовал меня дядя Рубен.
Я прошла и поцеловала каждого.
— Что происходит? — спросила, сев рядом с папой и озадачено смотря на всех.
— Амели, Сандра ничем с тобой не делилась в последнее время? — аккуратно спросила мама.
— Нет, — сморщила лоб. — Мы с ней в последний раз общались перед моим отлётом. С ней что-то не так?
— Она… — мама будто бы не знала, как правильней преподнести мне новость.
— Аманда, говори, как есть. Наша дочь опозорила нас! Сбежала с парнем! — резко выдал дядь Рубен.
— Что? — голос затрясся.
— Доченька, если ты вдруг знаешь хоть что-то про этого парня, расскажи нам.
— Мама, я не знала, что она общалась с кем-то, — прошептала в ответ.
«Бегство? Сандра встречалась с кем-то, а я даже ничего не знала. Но Разве это выход? Почему моя сестра пошла на такое?»
Неожиданный гулкий плачь Раисы был схож с ножевыми ранениями, что наносились на глубины души. Я не могла смотреть на состояние тёти, на её истерику. Она стонала о позоре, на который навлекла их Сандра, кричала даже о ненависти. Говорила слова, что разрывали моё сердце.
— Растили, любили, весь мир к ногам склонили, а она, — держась за голову, кричала тётя, пока её пытались успокоить взрослые. — Просто убежала с парнем! Позор! Какой позор! За что мне такая неблагодарная дочь? — обращалась к небу.
«Сон, дикий сон» — я мечтала, чтобы был именно он.
Мне было невыносимо больно наблюдать за слезами тети и взрослого мужчины — главы семьи. Папа старался успокоить дядю, старался найти нужные слова, но в ответ услышал только одно:
— Ты был прав, Георгий, когда говорил, что она избалована нашей любовью — он покачал голову, будто бы желая стряхнуть все и увидеть перед глазами другие обстоятельства. — Слишком мы её любили. А что теперь? Сбежала с каким-то мерзавцем, наплевав на нас, на тех, кто так её любил!
Эти слова стали ядом, разъедающим мою душу.
«Сандра, милая, почему ты так поступила? Почему посмела довести самых родных тебе людей до такого состояния?» — мысленно обращалась к сестре.
Я не могла судить её, ведь мы били так близки. Мы связанны не только родственными узами, но и крепкой дружбой. Мне хотелось услышать её. Взглянуть на ситуацию её глазами. Почему она не позвонила мне? Почему не рассказала обо всем? Мы бы, наверняка, нашли другой способ решения проблемы. Выход ведь есть всегда.
Поздно ночью, когда мы с папой собрались домой, мама решила остаться с тётей, чтобы поддержать в трудную минуту. Раиса обняла меня и напоследок произнесла, слова, что тяжким бременем легли на плечи:
— Ах, Амели, девочка моя. Ты честь и достоинство нашей фамилии. Дай Бог каждому такую дочь, как ты, — поцеловав в лоб, она отпустила меня.
Я хотела задохнуться и умереть, чтобы не слышать больше подобного.
«Если я не сбежала с мужчиной, это ещё не значит, что я без грешна.» — я спрятала взгляд от тети, почувствовав, как меня накрывает чувство стыда.
Попрощавшись со всеми, мы в молчании спускались вниз в лифте, вышли из подъезда, а у машины папа подошёл ко мне.
— Ты моя гордость, Ам! Спасибо тебе, что ты у меня выросла такой девочкой! — он прижал меня к груди. — Я люблю тебя.
Мне хотелось разрыдаться у него на плече. Я ведь была недостойна этих слов. Не достойна не одной буквы, что они в себе заключали. Я не сбежала, нет. Но я посмела, будучи обручённой, влюбиться в другого мужчины. И позволить ему касаться и целовать меня.
Вечером следующего дня, мы с другом ехали в гробовой тишине, не желая нарушать молчание друг друга. В воздухе витала ужасная тревога и сердцу было неспокойно. Артём довёз меня до назначенного места с Давидом и, попрощавшись с ним, я пересела в соседнюю машину.
— Здравствуй, — Давид потянулся и поцеловал меня в щеку.
— Привет, — коснулась его лица, понимая, что именно его мне сейчас так не хватало.
— Все хорошо? — улыбнулся краем губ.
Я кивнула ему, не желая тревожить, а после, он завёл машину, и мы поехали. Давид говорил о Париже, вспоминая самые смешные моменты, связанные с нами, заставляя меня смеяться. Первые полчаса казались мне лёгкими и беззаботными. Он умел поднимать мне настроение, но вскоре всё переменилось.
— Куда мы едем? — сменила я тему, когда поняла, что двигаемся мы не по обычному маршруту.
— Амели, — он взглянул на меня более серьёзно. — Сейчас мы едем ко мне домой, а завтра улетаем.
— Улетаем? — повторила, в надежде что мне послышалось.
— Да. Я думал, что мой отец поддержит меня и пойдёт к твоему. Они поговорят, и все мирно решится. Но он отказался. Уж слишком много шума вокруг ваших семей и свадьбы, — он напрягся.
— И ты решил, что улететь, бросив все, это отличный выход?
— Другого выхода нет! Поверь, я не хотел таким способом забирать тебя, — он потянул руку к моей ладони и нежно сжал её.
В голове стал проноситься вчерашний день. Слезы родителей и слова, сказанные мне тётей и отцом.
«Гордость, честь и достоинство семьи.» — слова, повторяющиеся раз за разом. К горлу подступил ком, и я чувствовала, как начинаю задыхаться.
— Нет, — прошептала я. — Нет — нет — нет! Давид, не ставь меня перед выбором. Ты… ты убьёшь меня. Как же моя семья, родители? Ты понимаешь, что они не переживут такого удара. От меня не переживут…
— Они поймут, как только увидят, как ты счастлива, — понимающе ответил он.
— Давид, ты понимаешь, что вчера сбежала моя сестра!? Если я поступлю так же, то уничтожу свою семью. Это их просто убьет. Я не могу поступить с ними так жестоко, — глаза наполнялись влагой, а сердце сжималось в комок.
Он остановил машину и повернулся ко мне, взяв обе мои руки в свои.
— Амели, родная моя, пойми, что нет другого выхода. Они простят и тебя и твою сестру, я уверен. Нужно лишь время.
— Давид, должен быть другой выход! — я посмотрела ему в глаза, взглядом моля, чтобы он нашёл другое решение. — До-о-олжен! — вымолвила отчаянно, на выдохе.
— Должен, но его нет. Черт побери, его просто нет!
— Тогда…
— Что тогда, Амели? — перебил меня, повысив голос. — Что тогда? Ты выйдешь замуж за него?!
— Дав, не говори ерунды. Может я поговорю с родителями или с Альбертом? Скажу ему, что не могу выйти за него.
— Моя девочка, забудь. Ваш брак — это слияние и усиление позиций ваших отцов на рынке! — тяжело вздохнул. — Я думал об этом. Этот вариант не подходит. Ни одна из сторон не позволит этому случиться.
Я опустила взгляд, чтобы спрятать слезы. Сердце трескалось под натиском происходящего. Но уверенность, что я смогу переубедить своих родителей, искоркой светилась в темноте.
— Давид, — вымолвила трясущимся голосом. — Они вчера так плакали. Они говорили столько слов. Я не могу, не могу пойти против них. Не могу сделать больно, опозорить. Прости…
Он отпустил меня, ничего не сказав. Схватил руль и продолжил путь. Двигались мы в том же направлении, не сворачивая назад. Меня всю трясло, хотелось навзрыд расплакаться, кричать от отчаяния, что накрыло с головой. Я понимала, что не сумею поступить с семьёй так, как поступила Сандра. Не могу добить их таким предательством. Они не заслужили такого. Так же, как и не заслужили таких дочерей, что потеряла однажды благоразумие.
Я всей душой и сердцем хотело быть с Давидом, но не такой ценой.
— Почему мы не возвращаемся обратно?
— Потому что ты моя, и мы едем ко мне!
— Что? — вскрикнула я. — Я против!
— Ничего, — зло процедил в ответ. — Девушек и без их воли крадут.
— Давид! Нет! — истерикой вырвалось из моих уст. — Умоляю тебя, не смей. Не смей ломать мне жизнь. Не смей делать меня несчастной. Умоляю тебя!
Я представила родительские слёзы, представила их страдания и чувствовала, что вот-вот потеряю сознания от страха, что причиню им боль.
— Не смей! — закричала сильнее. — Я возненавижу тебя!
— Замолчи, Амели! Замолчи! — он бросил на меня яростный взгляд.
Невероятное чувство боли и безысходности пронизывали меня мощной силой. Хотелось кричать на весь мир, но вместо этого я старалась успокоить себя.
— Я возненавижу тебя. Всем сердцем, Давид. Возненавижу, если ты сейчас со мной так поступишь, — прошептала обессилено. — Ни о каком счастье и речи быть не может, если выход только такой.
Давид тяжело вздохнул, настолько, что казалось, будто стены машины сотрясаются. Он несколько раз ударил по рулю, вскрикнув: «Сука», а после сжал руль, резко развернул машину на сто восемьдесят градусов и полетел по скользкому асфальту в обратном направлении.
Началась истерика, неконтролируемый поток слез. Меня трясло, и я не могла успокоиться. Я задыхалась от переизбытка чувств и слез, не понимая, что мне делать. Выбор был слишком тяжёлым, разрывающим всю душу на мелкие клочья. Мы ехали молча, оба стараясь прийти в чувства. Я попыталась объясниться перед ним, но он перебил меня словами:
— Ты все сказала, Амели!
Он не позволил мне больше вымолвить ни слова. А я, стиснув зубы, старалась сдержать ту боль, что так царапала мне душу. Не хотела больше плакать перед ним. Не хотела причинять ещё больше боли, ведь понимала, что путь предложенный им — неприемлем. А он видел в моем сопротивлении лишь будущее, проведённое не с ним.
Всю дорогу я боялась даже взглянуть на Давида, понимая, что он в ярости.
— Приехали, — прошептал он, а я, оглядевшись, увидела ворота своего дома.
Я перевела взгляд на него. И замерла, увидев его разбитые глаза. Секунда, всего секунда. И это взгляд разбил моё сердце на осколки. Ни сжатые губы, ни сила воли и никакие прочие силы не смогли бы удержать ту боль, что била через край. Я не сдержалась и, расплакавшись, кинулась ему в объятия.
— Одно будет неизменным всегда: Я твоя и сердце моё отдано тебе, — шепча ему на ухо, прижалась ещё крепче.
— Я всегда буду рядом, Амели. Ты только береги себя.
— Почему мне кажется, что ты прощаешься со мной?
Давид немного отстранился и взглянул на меня так, как не смотрел никогда. Любовь, нежность, отчаяние и боль — все смешалось в родных глазах. Невесомыми движениями он проходился раз за разом от уголка губ к скулам:
— Потому что я знаю, что открыв эту дверь и выйдя из машины, ты навсегда уйдёшь из моей жизни, — он постарался вытереть мои слёзы пальцем, но безуспешно. — Наверное, я совершаю сейчас большую ошибка, отпуская тебя. Но я не смогу жить, зная, что из-за меня ты несчастна.
— Давид… — попыталась перебить его, не желая слышать прощальных слов.
— Амели, ты не хочешь строить счастье на слезах родителей, я понимаю. Но самое главное, чтобы их счастье не было построено на твоих.
Меня трясло. Трясло от мысли, что он думает о конце.
«Он просто не знает моих родителей» — успокоила себя.
Смотря в его глаза и растворяясь в них, я твёрдо решила поговорить с мамой. Уверена она меня поймёт, поддержит, и нам останется только вместе рассказать обо всем папе. Они любят меня и ради моего счастья сделают все.
— Иди, — тихо прошептал Давид. — Дождь начинается, — указал на мелкую рябь на стекле.
И лишь кивнув, я выбежала из машины, полностью убеждённая, что завтра нас ждёт новая встреча с ним. В дом я вбежала раньше, чем в небе заискрилась молния.
«Дождь в феврале, как странно» — мелькнула мысль.
— Амели, — услышала голос мамы, доносящийся с гостиной.
Довольна побежала к ней, желая поскорее поговорить с ней о Давиде.
— Мам, — подошла к дивану, на котором она сидела.
— Доченька, ты плакала? — взволнованно взглянула на меня. — Ох, хотя не удивительно, Сандра всех нас заставила поплакать.
— Мам, а почему она убежала? Нет никаких новостей? Где она сейчас?
— Позвонила сегодня. Представляешь, даже не раскаивалась. Чуть родителей на тот свет не отправила. А Раисе говорила, что б не переживала, потому что муж хороший, и она счастлива с ним.
— Мам, ну может так оно и есть? Может она убежала, потому что очень его любила?
— Амели! — повысила голос мама, хотя это не было на неё похоже. — Мы чуть не потеряли Раису. Она так плакала. Два раза была в критическом состоянии. Как дочь, в угоду своим чувствам, может поступить так жестоко с той, кто подарила ей жизнь? Разве нельзя было сделать все цивилизованно? Прийти к родным, как у нас полагается?
— А почему не пришли?
— Его отец отказался. Сказал, что Сандра и ее семья слишком современные и не чтят традиций, — вымолвила подавлено. — Вот скажи мне, чем она думала, сбегая с человеком, чей отец против их брака?
«Я думал, что мой отец поддержит меня и пойдёт к твоему. Они поговорят и все мирно решится. Но он отказался.» — эхом звенели в ушах слова, сказанные Давидом ранее.
И пусть мотивы у двух отцов были разные, но итог оказался один. После услышанного, я не посмела больше сказать ни слова матери.
Это был последний гвоздь в крышку моего гроба.
Слова любимого: «открыв эту дверь и выйдя из машины, ты навсегда уйдёшь из моей жизни» оказались пророческими.