Политбюро-2009. Николай Александрович

Александр ФЕДУТА

ПОЛИТБЮРО – 2009

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

Этот человек никогда и ничего не лоббировал. У него нет собственного бизнеса, банковского счета, союзников, которым нужно помогать, и врагов, с которыми следует бороться. Он ни во что не ставит власть президента – и, несмотря на это, президент ни разу не высказался о нем оскорбительно.

Именно этот человек является сегодня реально самым влиятельным человеком в Республике Беларусь. Настолько влиятельным, что от него зависит будущее и страны, и самого президента.

Когда-то Александр Лукашенко подсказал мне, как закончить его политическую биографию. Он решил провести референдум, продлевающий его власть. И день проведения референдума стал финальной точкой в моей книге. Сейчас, дав интервью Михаилу Гусману, президент Беларуси впервые так долго и внятно говорил о своем младшем сыне. Тем самым засвидетельствовав: Коля Лукашенко – такая же публичная фигура, как и все, кого Александр Григорьевич признает членами своей семьи.

Я принципиально стараюсь не писать о личной жизни главы государства. Я считал и считаю: есть дверь, подле которой и власть, и общественное мнение обязаны остановиться. Это – дверь в спальню. Человек имеет право остаться один на один с тем, кого он любит. Частная жизнь должна открываться лишь постольку, поскольку этого захочет тот, кому принадлежит эта жизнь. Не пишу я о личной жизни Лукашенко и сейчас.

НИКАКИХ ЛОРДОВ!

Сказав, что его младший сын когда-нибудь станет его преемником, Лукашенко-батька поставил его на политическую доску. Это поняли все: Коля – политический фактор. О нем начали рассказывать анекдоты, додумывать неизвестные страницы его биографии, искать, кто же придумал показать его по телевидению. Естественно, все немедленно списали на лорда Тимоти Белла, которого если бы не было на самом деле, ради такого случая попросту выдумали.

Однако лорд Белл изначально не имел ни малейшего отношения к появлению младшего сына белорусского президента на телеэкране. Это было понятно каждому, кто пытается посмотреть на Александра Лукашенко непредвзято. Решение показать мальчика народу мог принять только один человек – его отец. И он это решение принял.

Остается вопрос о мотиве. Лукашенко страшно консервативен, он принципиально не любит ничего менять в своей жизни. В этом отношении он полностью укладывается в те рамки, которые установил для себя выбравший его народ. Нарисуйте себе портрет среднестатистического белорусского мужчины – и вы увидите, что нарисовали как раз Лукашенко. Но – Лукашенко до появления Коли.

ВЫЗОВ ЭЛЕКТОРАТУ

Изначально едва ли не самой влиятельной электоральной группой Александра Лукашенко были женщины. Лукашенко был для большинства из них непререкаемым авторитетом. Они, постоянно заботящиеся о стремительно пустевшем холодильнике, думающие с ужасом о потере работы, ненавидящие и одновременно боящиеся потерять пьяного мужа – они увидели в Лукашенко не просто идеального главу государства, способного обеспечить их семьям тот минимум потребления, выше которого они и так не привыкли подниматься. Лукашенко стал для них своеобразной планкой. Вот ведь, мало пьет, спортом занимается, настоящий хозяин. «И Галю свою не бросает!»

Последнее было очень серьезным аргументом. Семья сохранялась как некий важнейший ценностный критерий.

Появление мальчика рядом с президентом было воспринято как вызов именно этой категорией наших сограждан. Мужчины как раз отреагировали нормально (не без естественного в подобных случаях любопытства). Просто каждый из них поставил себя на место президента и задался вопросом: «А что тут такого?» Женщина же поставила себя на другую шахматную клетку – и почувствовала себя униженной. Это видно по разговорам, которые идут сегодня в магазинных очередях, в поликлиниках в ожидании приема, в вагонных купе — каждый день – после того, как накануне по телевидению показывают ни о чем не подозревающего Колю.

Всякий пиарщик просчитывает последствия своих шагов. Лорд Белл – слишком опытный пиарщик, чтобы рисковать такими электоральными группами. Лорда Белла здесь не было.

Колю показали людям потому, что думали о нем больше, чем об электорате.

ВПЕРВЫЕ – ДУМАЯ О БУДУЩЕМ

Я не знаю, каким Александр Лукашенко был отцом для старших сыновей. Скорее всего, у него не было для них достаточно времени, как у каждого руководящего отца. Около девяти лет он был директором совхоза, а до этого – тягостная и выматывающая борьба за укрепление своего положения в обществе, за то, чтобы стать самостоятельным руководителем. Потом – Верховный Совет, когда нужно было использовать каждую минуту бесконечных сессий, чтобы бороться за рейтинг. Потом…

Потом дети выросли. Нужно было думать об их образовании. Мне рассказывали, как депутат Лукашенко – уже тогда человек, с которым по популярности в стране мог сравниться разве что Зенон Позняк – просил – не скидок, не протекции, нет – а чтобы учли, что мальчик учился в сельской школе, что иностранный язык не лучший… За самого Лукашенко-отца просить было некому – и свой родительский долг он видел именно в этом. В том, чтобы помочь.

Потом – армия. Много вы знаете президентов, у кого сыновья пошли в армию? Да, все понятно, все аргументы прогнозирую – и о том, что не самые рядовые части, и о том, что дедовщины быть не могло… Но во всем мире члены семьи президента охраняются по закону. Включая сыновей. И оба сына – пограничниками. Как отец.

Лучшая из социальных ролей Александра Лукашенко – отец. Как ни упрекай его в семейственности, в том, что сын занял один из важнейших государственных постов, а и на это найдется ответ, против которого не попрет ни один человек, чей менталитет не испорчен белорусской политикой:

— Рыгорович, а чем твой сын занимается?

— А он у меня помощник.

Но радости отцовства Александр Григорьевич не испытал. Это были его дети – но – и матери.

Сейчас у него появился ребенок, которого он не захотел делить ни с кем. И он впервые задумался о будущем своего младшего сына больше, чем о собственном будущем.

НОРМАЛЬНЫЙ МУЖИК С НОРМАЛЬНЫМИ ЧУВСТВАМИ

Президенты покидают свои резиденции одним из двух способов. Либо умирают – и их выносят оттуда. Либо оставляют власть и уходят сами. Как именно оставить власть – это другой вопрос.

До недавнего времени, как мне кажется, Александр Лукашенко был уверен, что оставит свою резиденцию только вместе с жизнью. Вернее, он просто откладывал поиски ответа на вопрос – «как уйти из власти» — до бесконечности, потому что власть была для него единственным смыслом жизни.

Сейчас этот смысл – не единственный и далеко не главный.

Спросите любого мужика, что важнее для него – власть или его ребенок. Он выберет ребенка. Но по закону, каким бы он ни был, юридические гарантии безопасности получают только официальные члены семьи бывшего президента. Невозможно написать закон, по которому гарантии распространялись бы на внебрачных детей и даже официальных и безумно любимых племянников. Мальчик в телевизоре рядом с отцом – это демонстративная его легализация в качестве члена семьи президента. Это – его защита.

Лукашенко поступил правильно, показав сына и сказав, что это – его сын. Как учитель, я не думаю, что общение с пожилыми дядьками, облеченными светской и духовной властью, есть лучшее времяпровождение для пятилетнего мальчика, но Лукашенко я понимаю. Он боится за сына. Сын важнее власти.

Когда мои оппоненты твердят, что Лукашенко не уйдет из власти никогда, закрадывается сомнение в их умственных способностях. То ли они Фроммом на ночь объелись, то ли просто считают Лукашенко сумасшедшим.

Лукашенко – нормальный. С мозгами у него все в порядке. Образования и культуры не хватает, но какой народ, такой и президент. А вот с мозгами у него все в полном порядке. Считать он умеет.

Сегодня мальчику пять лет, а его отцу – пятьдесят пять. Это означает, что через двадцать лет ему будет всего двадцать пять, а отцу – уже семьдесят пять. Это возраст.

Через двадцать лет его младший сын только начнет свою самостоятельную жизнь, а он ничем не сможет ему помочь. Потому что до семидесяти пяти лет власть в нашей ситуации удержать невозможно.

ГЛАВНЫЙ ОППОЗИЦИОНЕР

Один умный дипломат спросил меня недавно:

— А кто у вас там сейчас правит – господин Лукашенко или господин Кризис?

И я впервые задумался над ответом.

Решения принимает Лукашенко. Значит, он и правит. Он отвечает за все происходящее. А Кризис не отвечает ни за что. Он только сводит на нет все попытки белорусских властей остановить падение экономики. Значит, он находится в оппозиции к нашей власти. Он у нас сегодня – главный оппозиционер.

Приблизительно год назад Александр Лукашенко понял, что экономическая лафа закончилась. Нефтепродукты стоят дешево, газ дорого, зарплата на государственных предприятиях высока, а денег – если удерживать курс рубля на нынешнем уровне по отношению к валютной корзине – нет. Россия финансировать «белорусское экономическое чудо» на прежних условиях категорически отказывается.

Тогда у нас впервые заговорили и об ускорении процесса приватизации, и о повороте на Запад. Тогда, собственно говоря, появился, напомню, и лорд Белл.

Лукашенко с удовольствием бы посещал западные государства с визитами. И на отдых он бы туда ездил. Но до сих пор ему предлагали платить за это слишком дорогую цену. Ему предлагали расплачиваться кусками власти. И на это он никогда не пошел бы. До тех пор, пока власть оставалась главным смыслом его жизни.

Сейчас хорошие отношения с Западом оказались важнее власти. Потому что сменилась главная проблема. Пока главной проблемой было как удержать власть, достаточно было одной России: Кремль блестяще играл навязанную ему роль публичного международного легитиматора белорусского режима. Сейчас сменилась повестка дня. Удерживать власть Лукашенко умеет, тут ему никакие лорды не нужны. Проблемой стало другое – как выйти из власти.

Потому что выходить из власти нужно живым, свободным и уважаемым политиком. Только тогда Александр Лукашенко сможет полностью выполнить свои обязанности отца по отношению к младшему сыну.

Проще всего уйти – на экономическом подъеме. Тогда о тебе будут вспоминать, как об удачливом руководителе, гарантировавшем стране десять или, хрен с вами, восемнадцать лет сытости и покоя. Как вспоминают сегодня о Брежневе, так вовремя умершем и не успевшем хлебнуть той доли народной ненависти, которая выпала на долю ничуть не повинного в падении мировых цен на нефть Горбачева. Так, кстати, ушел Владимир Путин – вернее, ушел бы, если бы не попытался остаться и не назначил сам себя главным ответственным за экономическую политику в стране.

Но такую возможность Лукашенко-отец упустил. Тогда ему нужно было уходить в 2006 году. Но он еще не думал о младшем сыне: тот был слишком мал, и за него отвечала мать. А когда ответственность взял на себя отец, пришел господин Кризис и все испортил. Уходить же в состоянии экономического спада – значит, обрекать себя на милость нового главы государства. И чем хуже ситуация – тем больше шансов, что из тебя попытаются сделать козла отпущения – как сам Лукашенко поступил, в конце концов, с Шушкевичем.

Это раньше Лукашенко был готов держаться за власть любой ценой. А сейчас эта цена не может быть слишком высока. Раньше он готов был рисковать собственной жизнью. Рисковать судьбой сына Лукашенко не может.

Поэтому понадобился Запад. Запад – гарант того, что господин Кризис не доведет страну до безумия, не выведет людей на площадь, не заставит его разгонять толпу оружием – что страшно, потому что это – перейти грань, за которой – народное проклятие. И не заставит его самого бросать все к чертовой матери и бежать куда-нибудь на подмосковную дачу, как бросил все недавно еще всемогущий властитель Аджарии Аслан Абашидзе – где сидит и кормит любимых собак…

Поэтому понадобилась репутация президента-миротворца. Хотя бы – попытка устроить встречу папы Римского с патриархом Московским. Игра на экуменической арене – это удачно. Во всемирном политбюро есть теперь один из самых весомых голосов, который теперь будет просто обязан вступиться за него, если что будет складываться не так, как хотелось бы ему самому. Папа не выдаст толпе человека, чьего сына он благословил. А значит… Значит, сам Лукашенко-отец, если хватит здоровья, если он останется на свободе и будет по-прежнему обладать политическим влиянием в стране, сможет спокойно вырастить сына до того времени, когда тот начнет свою карьеру. Любую карьеру. Это будет уже его выбором.

Вопрос лишь в том, насколько главный оппозиционер, господин Кризис, будет жесток в своих требованиях. И те семь миллиардов, которые ждет белорусское руководство от Международного валютного фонда – это уже сегодня лишь передышка, необходимая для того, чтобы провести выборы так, чтобы Кризис не смог переиграть главного политика Беларуси на ставшей привычной ему и – до сих пор – безотказно контролируемой им шахматной доске.

НИКТО НИЧЕГО ЕЩЕ НЕ РЕШИЛ

Александр Лукашенко еще ничего не решил.

Я не исключаю, что он и сегодня думает о том, как будет баллотироваться в президенты. И правильно думает: он ведь не может отпустить вожжи просто так – страна пойдет вразнос.

Я не исключаю, что все происходящее сегодня в стране – лишь борьба за новый электорат, за читателей «Народной Воли» и «Нашей Нивы», за тех, кто разуверился в оппозиции и просто ждет, когда Лукашенко заговорит по-белорусски.

Но судьба, злая старуха, уже поставила перед ним выбор. Перераспределение электоральных групп ничего не даст: об идейных патриотах нужно было думать раньше, сейчас уже они поверят не скоро. А тех, кто поверит, слишком мало, чтобы заменить привычную патерналистски настроенную толпу, которая ждет подачек.

Подачек не будет. Запад после 2010 года потребует платить откручиванием политических гаек, так что перспектива взрыва белорусского котла становится все ближе. А Россия…

ПРИ ЧЕМ ЗДЕСЬ РОССИЯ?

Нет врага, кроме Кризиса. И Сергей Алексашенко – пророк его. Я убедился в этом на прошедшей в Минске по инициативе Объединенной гражданской партии конференции по белорусско-российским отношениям.

Бывший первый зампред Центробанка России говорил совершенно бесстрастно. Он не громил преступный чекистский режим. Он говорил об уже принятых решениях правительства России. О том, что зарплата бюджетникам в 2010 году повышаться не будет. О том, почему не идут и не пойдут инвестиции. О том, что ни одна крупная – показательная! – стройка в России не заморожена, хотя прибыли никому, кроме подрядчиков, она не приносит. О том, как в регионах все сильнее чувствуется нехватка средств…

И о том, что впервые за многие годы новый кредит для Беларуси, если он потребуется, станет предметом более чем реального обсуждения и в правительстве, и, возможно, публичных дебатов в думских комитетах. Потому что на эти деньги можно поднять зарплату собственным российским бюджетникам на 6 %.

И на мой вопрос, что будет с белорусским долгом России, который мы обязаны начать выплачивать в 2012 году, Алексашенко ответил буднично:

— Это будет предметом торга в 2012 году.

Вы не поняли его, уважаемый читатель?

Я – понял. Алексашенко – хорошо информированный человек, умеющий четко формулировать свою мысль.

Долг не спишут.

Лукашенко начал строить свою совхозно-муссолиниевскую утопию в 1994 году с чистого листа: Ельцин списал долг. Сейчас долг не спишут. Придется расплачиваться, сворачивая и без того скукожившиеся социальные программы: что не ограничит МВФ, тем пожертвуется ради обслуживания нашего долга России.

Но государство, построенное Александром Лукашенко, не может существовать без дотаций. Государство, в котором люди, способные обеспечить сами себя, прокормить себя без подачек со стороны этого государства, оказываются в тюрьме – такое государство не может существовать!

Если Лукашенко будет в 2012 году президентом Беларуси, долг не спишут. Я убежден в этом.

И – что тогда?

Площадь?

Но это не будут студенты, интеллигенты, поэты, которых можно разогнать дубинкой. Это – повтор 1991 года.

Дети, сидящие сегодня в тюрьмах по «политическим» статьям, этого не помнят. А я помню. Мне было двадцать пять лет – столько, сколько будет Коле Лукашенко еще не скоро. В апреле 1991 года минские заводы остановились. Рабочие пришли на площадь. Милиция не осмеливалась не только помешать им – даже задержать зачинщиков. Потому что если бы хоть одного арестовали – милицию просто смели бы по всему городу. На площади Ленина единовременно находилось до ста тысяч человек. Транспорт почтительно старался им не мешать.

Даже пятьдесят тысяч человек никто не остановит. Тем более – рабочих.

Если эти люди выйдут на площадь в 2012 году – выбора не будет. А шанс, что господин Кризис выведет их, есть даже в России – и его боятся и Медведев, и Путин. Лояльность этих людей будут они покупать подачками – а вовсе не лояльность какого-то Лукашенко. Уходит? Пусть уходит. Долговые обязательства уже подписаны и будут предметом торга не с ним, так с преемником.

Если будет преемник.

ПРЕЕМНИК

Лукашенко сказал когда-то:

— Никакого сына я в преемники не готовлю. Разве что – младшего. Талантливый растет человек.

Он сказал главное: он не готовит сына в преемники. Сын может дать гарантии отцу. Но не сопернику.

Девятого мая с Александром Лукашенко было только двое сыновей – Виктор и Дмитрий.

Третьего июля с Александром Лукашенко был только один сын – Николай.

Им трудно договориться. Проще – с чужим человеком. А еще проще – не договариваться ни с кем. А зачем?

Восемнадцать лет без малого он обеспечивал минские заводы работой, платил пенсии старикам, пособия женщинам. Он давал кредиты и следил за справедливостью приемных экзаменов в университетах. Он строил жилье. Он проводил «Дожинки». Он был для своего электората всем.

И если после ухода его кто-то пальцем попробует тронуть, люди вспомнят это. Лукашенко долго еще будет оставаться самым популярным политиком страны – во время кризиса новая власть будет вынуждена с этим считаться.

А кризис у нас надолго. Господин Кризис. Его оставит в наследство Лукашенко своему преемнику – если уйдет на этих выборах. А если останется – то останется с ним.

Таков выбор первого президента Беларуси: с кем он – с властью, то есть, с кризисом, или с младшим сыном. С единственным, кто любит Александра Григорьевича Лукашенко не за то, что он «батька», а за то, что он – папа.