Полуночное венчание

Глава 1. Этого просто не может быть…

Верю ли я в религию и загробную жизнь?

Странный вопрос для ребенка, выросшего в семье воинствующих атеистов: у отца — преданного политработника и интеллигентной преподавательницы — матери, для которой подлинным богом был и остается мир высокого искусства. До вполне сознательного возраста о духовных ценностях я особо не задумывалась. Было некогда — приходилось учиться, грызть гранит науки, пытаться построить личную жизнь. Все это вылилось в то, что в полные двадцать семь лет, даже практически двадцать восемь, красавица отличница с престижным высшим образованием с высоты более двух метров под побеленным потолком невзрачной подмосковной больницы взирает на толпу медиков-реаниматологов, пытающуюся всевозможными средствами вернуть к жизни мое прекрасное и молодое тело.

Конечно, какое-то общее, обобщенное понятие, почерпнутое из всевозможных книг, фантастических фильмов и страшилок про привидения, я имела. Но вопрос, что же будет, когда меня не будет, меня особо не тревожил. Молодая, здоровая, что со мной может случиться? Максимум, что меня мучило (вот уже я употребляю глаголы о себе в прошедшем времени), это обычный осенний насморк.

И вот теперь, вися под потолком Химкинской больницы и взирая на свой хладный труп (какое слово-то некрасивое «труп»), я всерьез задумалась, а что же, собственно говоря, происходит? Где я? Кто я? Или лучше сказать: «Что я»?

Мысли о моем неодушевленном состоянии оказались вполне материальны, так как из всех присутствующих в палате врачей и медсестер меня никто не видел и не слышал, не обращая никакого внимания.

У меня же, как ни странно, не было даже и капельки паники — просто абсолютное какое-то вселенское спокойствие.

А внизу жизнь вокруг меня, той еще, тепленькой, бурлила, можно сказать даже била ключом. Не добившись никаких успехов с помощью дефибриллятора, пожилой сутулый врач (я сверху прекрасно видела его блестящую лысину в обрамлении пучков седеющих волос) принялся колоть мне в правую руку какую-то жидкость. Молоденькая медсестричка с французским маникюром на руках нажимала какие-то кнопки на неизвестном мне медицинском препарате, не переставая бубнить себе под нос:

— Такая молодая и красивая. Ну-же, девочка, ну же, возвращайся! Ты можешь! Давай же, давай же…

Все было бесполезно. Об этом красноречиво свидетельствовала прямая полоска ритма сердца на экране аппарата.

Я сверху спокойно с ухмыляющейся улыбкой наблюдала за их манипуляциями, ничего не чувствуя и не ощущая.

Вот смешные! Что значит «возвращайся»? Куда вернуться? Как? А главное — зачем? Мне на тот период было так спокойно и радостно, как никогда в прошлой жизни. Казалось, я могу вот так вечно провисеть, как воздушный шарик, под потолком больницы — никуда не спешить, ничего не опасаться.

Меня тогда волновало только одно — я только сейчас заметила, что, оказывается, на мне, той, оставшейся внизу, были надеты рваные колготки. Или я так в них и проходила целый день, или их зацепили санитары из «Скорой», когда заносили меня в больницу, но меня сейчас волновало только это. Как же так — внизу находятся приятные врачи-мужчины, а я перед ними, пардон, в рваных колготках.

Позор-то какой!

Сутулый врач посмотрел на циферблат наручных часов и промолвил:

— Время смерти — 8.45. Запишите, Леночка, пациентка Алиса Воронова — время смерти 8.45.

Так, мои дорогие, что значит «время смерти»? Чьей смерти? Моей?

Я же — Алиса Воронова.

Да не может такого быть!

Это все кошмарный сон! Я сейчас проснусь в своей уютной квартирке на улице Юбилейной. Рядом под боком будет громко мурчать кот Лешка, и всю эту «парящую» дребедень я сразу же забуду.

Какой это «смерти»?

У меня же ипотека на тридцать лет! Я же еще даже ни разу замуж не сходила!

Нет, дорогие мои, так не пойдет! Я на это не согласна!

Как же я могла умереть? От чего?

Тут, к своему ужасу, я увидела, что меня, ту, нижнюю, укрыли белой простыней, так что видны оказались только кончики моих любимых дорогущих сапог на шпильке.

Тут некстати вспомнилось, что покупка этих самых сапог в свое время съела чуть меньше половины моей месячной зарплаты в роскошном бутике итальянской обуви на Тверской.

Тогда симпатичный курносый парнишка-продавец, таскающий мне обновки в магазине и подбирающий нужный размер, философски заметил, что об этой покупке я ни на секунду не пожалею, обувь шикарная, и я в ней вполне смогу проходить всю жизнь.

У судьбы явно проблемы с чувством юмора, с горечью заметила я. Башмачнику с такой фантастической интуицией нужно явно участвовать в битве людей с паранормальными способностями. Видать, накаркал. Вот и проходила в сапогах всю оставшуюся жизнь — даже один осенний сезон не доносила.

Вселенское спокойствие постепенно стало покидать меня. И до меня наконец-то дошло.

Это все! КОНЕЦ!!

НЕТ!! ЭТОГО ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!

Глава 2. То, чего быть не может…

Я все так же парила под потолком больницы, врачи все уже вышли из палаты.

Мое тело было накрыто белой простынкой и ждало санитаров, которые должны были отвезти его в морг.

Я же была в полном паническом ужасе и не представляла, что же делать дальше.

Все мои скудные познания о загробном мире базировались на христианских понятиях — рае с ангелочками, сидящими на облачках и играющими на лирах, об адских котлах с варящимися в них грешниками. Но ничего подобного поблизости не наблюдалось.

Я еще раз сильно ущипнула себя за руку, чтобы проснуться.

Блин, больно…

Было действительно очень больно.

«Еще синяк останется», — с грустью подумала я.

Стоп, у меня начался нервный смех, синяков теперь точно не останется. Потому что не на чем оставлять синяки. Я — настоящая лежу там, внизу. Отдыхаю в лучшем из миров.

Хотя о чем это я? В лучшем из миров теперь нахожусь Я — та, что под потолком.

Окончательно запутавшись в двух своих ипостасях, я принялась судорожно оглядываться в поисках ангелов, чертей, архангела Гавриила, света в конце туннеля — хоть чего-нибудь, что могло бы дать мне подсказку о моей нынешней сущности.

Однако ничего подобного в радиусе нескольких метров я не заметила.

Стоп, а может, я в коме?

Может, у меня сейчас клиническая смерть?

Я где-то читала, что клиническая смерть может длиться до девяти минут, и даже есть возможность откачать и спасти человека.

Так, Алисочка, еще не все потеряно.

Я попыталась подлететь к своим бренным останкам.

Необыкновенная легкость наполняла все мое невесомое тело. Но управлять внезапно обретенными летательными способностями оказалось не так уж легко, как представлялось на первый взгляд. Физические законы никто не отменял, но они каким-то непостижимым образом перестали действовать на меня. Точнее, они действовали, но с точностью до наоборот. То есть для того, чтобы переместиться вправо, мне приходилось прилагать все свои усилия в левую сторону, для движения вниз — нужно было тянуться вверх.

Когда-то в детстве я ходила с папой в цирк, возле здания смешной клоун в огромных полосатых штанах с разукрашенным лицом и ярко-красным носом приглашал всех желающих принять участие в небольшой поездке, буквально на несколько метров, на «неправильном» велосипеде. Цирковые умельцы его специально подкручивали и завинчивали так, чтобы езда на велосипеде была сродни экстремальным видам спорта. Педали не хотели слушаться наездника, поворот руля вел себя самым непредсказуемым способом, получить выигрыш и добраться до финишной линии было необычайно сложно.

Мне тогда было лет семь, я безумно хотела на день рождения велосипед, но родители его никак не покупали, отмахиваясь от ребенка нелепыми отговорками. На самом деле, как я позже узнала, виной всему была банальная нехватка денег, но признаться в этом любимой доченьке ни у кого язык не поворачивался. Я обижалась на родителей, на каждый праздник тонко намекала на вожделенный велик. Сама же, заимствуя двухколесного друга у рыжего Вовки из соседнего подъезда, научилась весьма неплохо гонять на нем. Но в детстве велик мне родители так и не купили.

Так вот, вытерев тыльной стороной ладошки перемазанные от ванильного мороженого губы, протянув клоуну заветный рубль, переданный моей заботливой бабушкой «на конфеты», я смело шагнула к полоске старта и с помощью красноносого балагура влезла на «неправильный» велосипед.

Папа даже не успел помешать мне осуществить задуманное.

Я, как ас велосипедного спорта всего нашего детского двора, пригнулась к седлу велика, с трудом дотянулась до педалей, сделала пару движений, и уже через пару секунд лежала на жестком асфальте, потирая ушибленный локоть и с тоской наблюдая за огромной прорехой на моем нарядном розовом платьице, которое не выдержало моего не совсем плавного приземления на асфальт.

Подскочивший папа потом еще долго разбирался с извиняющимся клоуном, обещал посадить всех организаторов шоу, которые калечат детей и берут на работу недоумков, позволяющих маленьким девочкам участвовать в подобном безумии.

После такого позорного фиаско мне навсегда разонравились клоуны, и несколько месяцев я даже близко не приближалась к Вовкиному велосипеду.

Так вот сейчас в свободном парении под потолком я себя чувствовала точно так же, как в седле неправильного велосипеда.

Мои руки-ноги слушались меня идеально, а вот окружающая действительность абсолютно не желала участвовать в моих летных упражнениях.

Кое-как с трудом через минут десять (по моим ощущениям и стараниям прошло более часа) я смогла подлететь и неуклюже приземлиться на пол рядом с покрытой простыней телом, бывшим некогда Алисой Владимировной Вороновой.

Со слезинками на глазах я смотрела на себя со стороны.

Вот уж забавно устроена жизнь — ходишь каждый день на работу, встаешь в шесть утра, трясешься больше часа в общественном транспорте, откладываешь деньги на выплаты по ипотеке, мечтаешь слетать в отпуск в Париж, и вот все… в одночасье оказываешься в больничной палате, окутанная проводами и накрытая простыней.

Может, чем черт не шутит, хотя упоминание в данном случае Рогатого явно не уместно, стоит попробовать снова «забраться» в собственное тело и попробовать оживить саму себя?

А что — идея хороша! Руки, ноги, голова — все на месте!

Нет ни кровоизлияний, ни жутких ран.

Тут, к своему жуткому стыду, я поняла, что абсолютно не помню, как же и почему я здесь оказалась.

Я отлично помню вчерашний день, это я сейчас думаю, что он был именно вчерашним, 19 октября. Я была на работе, писала и редактировала какую-то жуткую статью о выборе идеального избранника для разведенных женщин после тридцати.

Да, забыла представиться, тружусь я журналистом-редактором на очень известном в узких кругах женском интернет-портале БлондинКО.РУ. Пишу, точнее писала, всякую дамскую муть, начиная с выбора колготок на зиму, приготовления кабачковой икры до анализа мужских психологических стереотипов поведения. Вот и вчерашний день ничем не отличался от предыдущих жутких серых осенних дней. Я, как обычно, пришла в офис, опоздав минут на двадцать. Но что я могу поделать, если из моих Химок добираться до московского метро в жутко переполненной маршрутке не меньше часа. Хотя по-хорошему без пробок ехать от силы минут пятнадцать. Но рассказ об утренней Ленинградке и пробках на ней — это отдельная история.

Взмыленная, запыхавшаяся от бега на высоченных шпильках, пересмотревшая в пробках по дороге на работу почти три серии из последнего сезона сериала «Доктора Хауса», я наконец-то забежала в свой кабинет.

Ольга Гаврюкина, которую многие за глаза за милую уживчивость характера в коллективе называют Ольгой Гадюкиной, уже была на месте. Пила за своим столом жутко крепкий чай из ужасно безвкусной огромной красной чашки в зеленый горох.

— Опаздываешь, Лисонька!

Я терпеть не могу, когда посторонние называют меня «Лисонька». Но Ольга привыкла всех и каждого именовать уменьшительно-ласкательными именами и прозвищами. Присюсюкивание от взрослой, огромного гренадерского роста бабищи вызывали у адекватных людей минимум легкое недоумение, у остальных — откровенный хохот.

Но у «Оленьки» были железные нервы, просто стальные канаты. Она не обращала внимание на факты, не доступные пониманию ее высокого сознания.

Вес кокетки был около девяносто килограмм, который при огромном росте не казался такой уж насущной проблемой, но все же я бы поостереглась поглощать в таком количестве конфеты. Вот и сейчас рядом с жуткой кружкой в зеленый горох, в которую по моим скромным подсчетам, помещалось не меньше полулитра чая, покоилась на блюдечке гора шоколадных батончиков.

Поздоровавшись с Гадюкиной, раздевшись и кинув светлый плащ на стул, я до вечера изображала бодрый интерес к работе, даже написала пару статей о пользе брокколи для увядающей кожи и раскритиковала в комментах последнюю тенденцию шерстяных юбок в пол.

После работы, протолкавшись еще час в метро и маршрутке, я приехала домой, поужинала, покормила кота Лешку и…

И… все… Больше ничего не помню.

Потом я пришла в себя, если можно так сказать в данном случае, вися под потолком Химкинской больницы.

Почему я решила, что больница относится к городу Химки, а не, предположим, Москвы, Питера, Монте-Карло или любого другого города, я сказать не могу.

Мой уставший разум, наверное, клетки мозги уже отмирают в моей черепной коробке, сразу выдал мне информацию, что я в подмосковной больнице, и, скорее всего, меня забрали на «Скорой» из дома — и значит, далеко везти до больницы не стали.

Так что же со мной случилось?

Ни ДТП, ни аварий быть не могло, я прекрасно помню, как благополучно добралась до дома, поужинала, покормила кота, а потом темный провал в сознании.

Может, стало плохо с сердцем? С легкими? С желудком? Просто голова закружилась?

А что — тоже вариант. Сейчас и молодые жалуются на всевозможные хвори. Насмотревшись нескольких сезонов раскрученного сериала «Доктор Хаус», я начала судорожно придумывать себе диагноз.

Хотя, кто же тогда вызвал «Скорую»? Кот Лешка? При всей его сообразительности и неотразимой харизме я все же сомневаюсь, что пушистый зверек смог бы набрать на мобильном телефоне цифры 03 и промурлыкать диспетчеру мой адрес.

И если меня забрали из дома, то почему я в сапогах на шпильках, рваных колготках и с солидным, правда, немного размазанным макияжем, в чем я смогла убедиться, засунув свою голову под простыню к себе, любимой.

Для меня все это казалось детской игрой, чем-то несерьезным — в голове не укладывалось, что меня уже нет. Хотелось верить, что это какая-то ошибка, страшный сон, может, галлюцинация, но отнюдь не реальная действительность.

Расшифровка диагноза застопорилась на месте. Мешал немаловажный фактор — я не могла саму себя пощупать, взять за руку или проверить пульс. Я неуклюже топталась у своего собственного тела, но пальцы моей руки проходили насквозь, если я пыталась притронуться к телу.

Пальцы мои не были прозрачны, я ощущала и видела себя точно так же, как всегда, но как в фантастическом триллере, дотронуться до твердой поверхности я не могла. Мне оставалось лишь стоять в шоке и наблюдать.

Робкая надежда попытаться втиснуться в свое тело потерпела полный провал, когда я провалилась сквозь саму себя и сквозь больничную кровать на пол, попытавшись лечь в свое же тело.

Интересно, почему я не проваливаюсь сквозь пол на нижний этаж?

Хоть одна умная мысль за весь день.

Посмотрев вниз, я чуть не вскрикнула, хотя мне уже полагалось быть более восприимчивой к загробным сюрпризам.

Я не могла провалиться сквозь пол, о чем за мою недолгую жизнь я уже несколько раз мечтала, лишь по одной простой причине — я НЕ СТОЯЛА на полу. Мои ноги лишь скользили по его поверхности, не доставая до светлого кафеля несколько сантиметров.

Круто! Хоть стала выше на три сантиметра, всегда была недовольна своим 167-сантиметровым ростом, теперь уже метр семьдесят, хотя кого это теперь волнует, если меня уже нет на этом свете и никто меня не видит.

Мне осталось лишь молча с горечью наблюдать, как в палату вошли два громилы-санитара в белых халатах, переложили меня вместе с простыней на каталку. Сей сюрреалистический сон, если мне предстоит хоть когда-либо еще заснуть, будет преследовать меня очень долго — как два небритых здоровых мужика перетаскивают мое бесчувственное тело на каталку и куда-то увозят. В глубине сознания я понимала, что увозят меня ни много и ни мало, а в морг.

В самый настоящий морг!

На этом моменте стоило упасть в долгий и глубокий обморок или для эффекта схватиться за сердце, но у меня в серьезных ситуациях включается цинично-ироничный режим — некая защитная реакция, позволяющая выжить в непростых ситуациях.

Но слово «выжить» уже нужно исключить из моего лексикона.

Итак, подведем итоги — меня увезли в морг, я в шоке парю в трех сантиметрах от пола, света в конце туннеля не видать.

Жизнь кончена во всех смыслах этого слова!

Глава 3. Выход из безвыходного положения

Теперь оставалось только смириться, сложить ручки на груди или ждать Страшного суда, или переквалифицироваться в доброе неприкаянное привидение нынешней больницы.

Но даже призраком мне стать было не суждено.

Меня никто не видел, не слышал и не замечал.

Плавно выпорхнув в холл больницы, я с легкостью проходила через спешащих мне навстречу медсестер, санитаров, бодрой бабульки в потрепанном зеленом пальто с авоськой апельсинов, спешащей к своему супругу-пенсионеру, отдыхающему после инфаркта в палате номер четыре.

Никому не было абсолютно никакого дела до меня, я тупо прослонялась еще минут двадцать по холлу, послушала сплетни в ординаторской, узнала сенсационные новости, что Светка Левченко из хирургии купила себе изумительные сережки на распродаже в Сокольниках, что главврач Смирнов спит со своей молоденькой секретаршей, то-то она так нагло и вызывающе ведет себя с младшим медперсоналом.

Вся эта информация мне была абсолютно не интересна и скучна.

Что мне теперь, до окончания веков слушать весь бред живых людей? Я даже, как порядочное привидение, никого и напугать не могу. Меня никто в упор не замечает.

Даже попытавшись присесть на колени к симпатичному молоденькому интерну, я не почувствовала абсолютно никакой реакции. Он продолжал на компьютере раскладывать пасьянс, пить крепкий кофе и, убедившись, что его никто не видит, ковыряться в носу.

Фу! Как некрасиво!

Если бы я знала, что в каждый момент за любыми событиями в нашей жизни могут наблюдать бесплотные души — я бы, конечно, была бы намного внимательнее к мелочам.

После подобного физиологического действа интерн мне окончательно разонравился.

Лежа на кушетке в ординаторской, пытаясь всеми силами не провалиться сквозь диван, я принялась размышлять о своей незавидной участи. А что мне еще прикажете делать?

Тут мне на память пришел старый добрый голливудский фильм «Привидение» с молодой Деми Мур и Патриком Суэйзи, герой которого, попав в щекотливую ситуацию и став настоящим духом, отправился за помощью к медиумам и экзорцистам. А что — вдруг только люди с паранормальными способностями могут нас видеть и слышать?

Конечно, найти в Москве и ближайшем Подмосковье аналог Вупи Голдберг было нереально, но хоть какая-то идея. Еще меня не оставляла мысль, а почему меня никуда не забрали? Где обещанные небеса? Где хоть что-нибудь? Неужели это и есть ад — слоняться веки вечные по земле неупокоенным духом? Да, так точно свихнуться можно, а чокнутое привидение — действие не для слабонервных.

И еще, что пугало, я не помнила, как я здесь оказалась. В моей прежней жизни меня никогда не преследовали провалы в памяти.

Судя по надетым колготкам, сапогам и макияжу, я вечером куда-то собралась сходить.

На меня напал маньяк? Но, судя по телу, которое я прекрасно смогла разглядеть под простыней, на мне не было никаких видимых повреждений. Если бы меня задушили, были бы посиневшие губы, вывалившийся язык и т. д. Ран и синяков на теле тоже не было. Скорее всего, сердечный приступ, но я никогда не жаловалась на сердечную мышцу.

Позвонить и спросить кого-нибудь я не могла.

Позвонить обезумевшим от горя родителям, которым, скорее всего, сообщили о моей смерти, и сказать: дорогие мои, любимые, что же мне теперь делать?

Позвонить лучшей подруге Юльке, которая, конечно, тоже расстроилась от моей преждевременной гибели, — тоже не вариант. С бывшим парнем Олегом я уже несколько месяцев не разговаривала, мы страшно поссорились в прошлый раз, и мириться я точно не собиралась.

Интересно, он придет на мои похороны или нет?

О чем это я думаю!

Если мне предстоит вечно слоняться бесплотным духом по земле — это мне предстоит приходить на похороны всех моих знакомых и близких.

Подобная альтернатива меня абсолютно не устраивала. И после того как на меня в прямом смысле слова уселся интерн, бросивший пасьянс, и решился расправиться с бутербродом с колбасой на диване, мне пришлось ретироваться из ординаторской и вылететь в коридор.

Могу я сказать, мало удовольствия, когда на вас садятся.

Боли или дискомфорта от этого я не почувствовала, но осознавать, что на мне, а точнее, во мне, кто-то сидит, абсолютно не хотелось.

Выплыв или вылетев в коридор, называйте это действо как хотите, я внезапно почувствовала странное ощущение. Меня на пару секунд достиг пронизывающий до самых костей холод. Жуткий ледяной страх сжал сердце. Что это может быть?

Ощущение панического страха прекратилось, но разве призраки, к коим я себя с теперешнего дня отношу, способны чувствовать подобные эмоции?

Я развернулась, холодный сквозняк чувствовался из противоположного конца коридора. Насколько я успела заметить, там находились операционные.

Все верно, быстро пролетев через закрытую, выкрашенную грязно-белой краской дверь, я оказалась в операционной. Бригада хирургов склонилась над телом взрослого мужчины с окладистой рыжей бородой. Врач в светло-голубом медицинском халате что-то вырезал в его внутренностях. Я не сильна в медицине, но сообразила, что что-то идет не так. Хирург дико нервничал, кричал на ассистентов, но не это меня поразило.

Я с удивлением застыла, превратившись в соляной столб.

В верхнем углу операционной под потолком парил в воздухе толстый мужик с длиннющей рыжей бородой. Абсолютный двойник лежащего на операционном столе широко улыбнулся мне, задорно подмигнул, и в этот самый миг я увидела, что потолок больницы исчез. Над парящим мужчиной образовался кусочек ярко-голубого чистого неба. Хотя какое голубое небо может быть в октябре в Подмосковье? Несколько дней не переставая моросили осенние дожди, небо было скучного серого мышиного цвета. А тут над рыжебородым небеса отливали всеми оттенками бирюзовой лазури, и сам недавно скончавшийся пациент стремительно полетел к долгожданной свободе. Напоследок он махнул рукой мне, с открытым ртом наблюдающей за его перемещениями, влетел в синеву небес, и тут же кусочек лазури с влетевшей в него душой исчез, снова превратившись в потолок операционной.

Хирург возле стола выругался.

— Черт! Сердце не выдержало! Быстро проводим реанимационные мероприятия!

Но дальше я уже не слышала. Беззвучно вылетев в коридор, я судорожно глотала слезы.

Нет, так не честно.

Почему меня точно так же не забрали?! Почему мне не подарили кусочек ярко-синего неба, куда я тоже должна была вылететь, как и рыжебородый пациент?

Слезы текли по моим щекам, я даже не думала вытирать их.

Я летела по больнице, громко рыдая и проклиная в сердцах весь свет, тот и этот.

Вот ведь вечная неудачница! Даже на небесах для меня нет места! Даже туда меня не приняли!

В последний раз я так яростно рыдала, когда меня не приняли на журфак МГУ.

Сейчас же ситуация была намного плачевнее. Когда я не поступила на журфак, у меня была еще масса вариантов как-то устроиться в этой жизни.

А вот какие варианты устроиться в этой смерти, я просто не представляла!

Если бы кто увидел меня в тот момент, наверное бы, ужаснулся. Рыдающее привидение, до чего же я дошла.

Мой вой на самой верхней ноте прервал тихий солидный голос:

— А ну не истери, устроила тут, понимаешь!

Я уже который раз за сегодняшний бесконечный день застыла по стойке «смирно». Из стены напротив выплыла пожилая бабулька в ярком цветастом халате.

Глава 4. Норка, куда провалилась Алиса

Я с удивлением уставилась на древнюю старуху в ярко-розовом халатике, которая выплыла прямо передо мной из-за стены.

— Че ты ревешь? Всех перебудила! — с плохо скрываемой злостью выдавила она мне.

— Что? Кого? Вы что же, меня видите? — Я не понимала, как эта старушенция, похожая, по моим представлениям, на вреднющую Шапокляк из мультика, могла не только меня видеть, но и разговаривать со мной. Однако тот факт, что она, так же как и я, могла проходить сквозь стены, свидетельствовал об ее принадлежности к нашему общему призрачному племени.

— Конечно же, вижу. Отчего ж не видеть!! Ты когда преставилась?

— Я? Что?…

Подобный вопрос еще вчера вызвал бы у меня взрыв здорового хохота. В эту же минуту я принялась вспоминать слова лысого врача в реанимации. Перед моими глазами снова появилась сцена из палаты: моя бледная рука, свисающая с кровати, пожилой врач, считающая мой пульс, и печальные слова эскулапа: «Пациентка Алиса Владимировна Воронова, время смерти 8.45».

— Я здесь, ну в таком вот состоянии с 8.45, - как школьница-пятиклассница перед лицом всесильной учительницы Мариванны, сообщила я бабульке.

Произнести слово «преставилась», а тем паче «умерла», применимо к моей собственной персоне, у меня просто язык не поворачивался. Поэтому я ограничилась нейтральным «в таком состоянии».

Моя словесная казуистика не осталась незамеченной цветастой старушкой.

— «В таком состоянии»… ну-ну… привыкай… Поначалу всегда трудно и страшно… Первые лет семьдесят, — глупо захихикала старушенция.

— Что? Да что вообще происходит? Кто вы такая? Где я сейчас? — Вопросы от меня посыпались на собеседницу.

— Пошли, я тебе все покажу. Не люблю с новичками возиться, но ты тут своими воплями, чего доброго, живых взбаламутишь. Некоторые тут, особо впечатлительные, чувствуют всевозможные вибрации нашего мира. Зови меня Кузьминична, кстати, — протянула она мне морщинистую руку, покрытую старческими пигментными пятнами, похожими на разбросанную по руке гречку.

— Я Алиса, по крайней мере, была с утра, а что сейчас со мной происходит, я не понимаю, — пожала я ее руку.

— Пошли на воздух, покажу много чего интересного.

Мы с моей новой знакомой плавно выплыли через коридор в холл.

Я потянулась в сторону лестницы, не на лифте же нам путешествовать, в самом же деле? Но Кузьминична, ухмыльнувшись, потянула меня за собой к огромному окну, выходившему в красивый больничный парк.

— Видишь вон ту скамейку в дальнем конце? — поинтересовалась она у меня.

На зрение я никогда не жаловалась в своей прежней жизни, хотя мне по работе приходилось иметь дело с огромным количеством текста каждый день. Но в нынешней ипостаси все мои чувства были обострены до предела. Зрение, слух, осязание — все стало работать четче, слаженнее и намного лучше. Поэтому мне не стоило никакого труда разглядеть в дальнем конце больничной аллеи деревянную скамейку под высоким кленом, осыпанную ярко-желтыми осенними листьями.

— Вижу, — кивнула я Кузьминичне.

— А теперь закрой глаза и представь себе эту скамейку во всех мельчайших подробностях, — командным голосом приказала бабулька.

Я так и сделала. Зажмурившись, я представила себе зеленую скамейку под кленом.

Представление было настолько ярким, что я даже почувствовала теплый ветерок и запах осенней листвы.

— А теперь открывай глаза, — услышала я старческий голос. — Только смотри не упади от счастья.

Хорошо, что Кузьминична меня все-таки успела предупредить.

Вместо больничного холла я уже стояла на аллее возле представленной мною скамейки.

Теплый ветерок и запах листьев мне тоже не почудился. Но как же такое может быть? Фантастика!

Последнее слово я произнесла уже вслух, так как Кузьминична, уже усевшись на скамейку, вполне светским будничным тоном, как будто произошедшее ее абсолютно не волнует, уточнила:

— Не фантастика! А скорее, мистика! А что, зачем все время ноги мозолить? Здесь другие законы физики, и передвигаться так значительно удобнее.

— А что, так можно куда угодно попасть? Только представив себе любое место в мельчайших подробностях? — изумилась я.

— Эй-эй, подожди. Все не так просто! — перебила меня Кузьминична.

Наверное, на моем лице застыла мечтательная улыбка, и, чтобы остановить мой пыл умчаться в ту же секунду на Багамы или Бали, или любой райский остров, постер-календарь с которым висел над моим рабочим столом, Кузьминична начала перечислять мне правила.

— Во-первых, тебе пока нельзя делать большие скачки — перемещаться на огромные расстояния. Во-вторых, место, куда ты хочешь попасть, должно находиться в пределах твоей видимости, фотографии иногда тоже подходят. В-третьих, ты должна «прочувствовать» это место, в мельчайших подробностях его представить. В-четвертых, нельзя — ни в коем случае нельзя — перемещаться в прошлое. То есть если ты в прошлом году отдыхала в отеле в Таиланде и сейчас представила то, что было в июне — жаркое солнышко, ласковое море, то ты попадешь, если получится, в Таиланд сегодняшнего дня. В этот отель в октябре. Это понятно?

Я кивнула.

— Еще на первое время нужны тренировки на маленькие расстояния и в те места, которые ты помнишь и знаешь в мельчайших подробностях — свой дом, работа, сквер возле дома и т. д.

Я зажмурилась, представляя родительский дом, но старческая рука вцепилась в меня.

— Нет, подожди, дорогая, так не пойдет. Сначала мы с тобой закончим, я тебе расскажу все правила, а потом можешь отправляться куда хочешь. Мы договорились?

— Хорошо, извините, я не подумала, — смутилась я.

— Ничего, присаживайся.

Я плюхнулась на скамейку, от всего произошедшего просто кругом шла голова. Ничего себе новости. Скорее всего, я скоро проснусь, ничего этого не может быть.

— Ты куришь? — спросила меня Кузьминична.

Я отрицательно покачала головой.

— Ну и правильно. Хотя сейчас что здоровье беречь, правильно? — ухмыльнулась старушка.

Я недоуменно на нее уставилась.

— Извини, у нас принят черный юмор. Я не подумала, что ты еще не привыкла. А я, пожалуй, закурю, нервы успокою. — Кузьминична на секунду зажмурилась, и мгновенно у нее в руках появилась длинная тонкая сигара в красиво изогнутом мундштуке. Похожие аксессуары я видела только в старых советских фильмах, где красивые волоокие нимфы времен НЭПа курили сигары, томно развалившись на мягких диванах, зажав мундштук в тонких пальцах.

— А как вы? Откуда? — Я остолбенела, с удивлением смотря на Кузьминичну и на появившуюся из воздуха сигару.

— Хм… понравилось? То-то. А тебе не холодно? Октябрь все-таки, а ты в платьице, — спросила она меня.

Я только сейчас обратила внимание, что абсолютно не чувствую холода. Теплый ветерок, плавно развевающий мои светло-каштановые волосы, был, а вот октябрьского холода не было и в помине. И я, как правильно заметила Кузьминична, стояла в осеннем парке в коротеньком черном платье, кстати, которое должно было быть в стирке, я его давно уже не надевала. В тех самых дорогущих сапогах на шпильке… и… о, пардон, рваных колготках. Этот факт прорехи в моем всегда элегантном и совершенном облике меня больше всего раздражал. То есть я оказалась в тех самых вещах, в которых я предположительно и «преставилась».

Заметив мой взгляд, разглядывающий с грустью стрелки на коленке, Кузьминична произнесла:

— Не расстраивайся. Хоть кровью не запачкана. Представь себе, в чем приходится ходить жертвам ДТП. Ну так что, не холодно? Переодеться не хочешь? Может, пальтишко?

Кузьминична зажмурилась, и в ту же секунду, вместо бабы в цветастом халате, передо мной на скамейке появилась элегантно одетая и причесанная дама в светло-кремовом красивом пальто. Похожее я видела в бутике в центре, стоило оно просто немыслимых денег.

— Пальто не хочешь? А может быть, платьице? — Кузьминична улыбнулась, зажмурилась, и вот она уже передо мной в облике Наташи Ростовой на своем первом балу. Красивое шелковое платье в пол, розовый кокетливый бантик на спине, пышные воланы на руках. Не хватает для полноты картины бравого гусара под боком.

— Платьице тоже не нравится? Может, шубу? Норка? Соболь? Шиншилла? — Кузьминична продемонстрировала мне все перечисленные шубы и манто. В соболях, кстати, она выглядела просто великолепно, настоящая боярыня Морозова.

— Купальник-бикини? Юбка-мини? — улыбаясь, спрашивала она меня.

— Нет-нет, все, я поняла. Бикини я уже не выдержу, — остановила я зарвавшуюся стареющую кокетку. — Хватит, как вы это делаете?

— Что это?

Теперь передо мной сидела Кузьминична в длинном кожаном плаще «а-ля Тринити» из «Матрицы». Ее седые волосы были уложены в длинный гладкий хвост, на глазах появились стильные очки в изящной оправе, щеки радовали ярким румянцем, морщины профессионально были заретушированы тональным кремом, губы украшала терракотовая помада. Назвать эту стильную и модную даму «старушкой», «бабулькой», а тем более сравнить с Шапокляк, что я раньше делала, язык не поворачивался. Сейчас она выглядела максимум лет на сорок пять.

— Так лучше? — спросила она у меня. — Женщина должна хорошо выглядеть всегда, в любой ситуации!

— Даже когда сто процентов мужчин тебя не видят? — с грустью спросила я, кивнув в сторону куривших на крыльце интернов. Один из них, кстати, оказался моим старым знакомым, к которому я пыталась пристроиться на колени.

— В любом случае. Запомни. Даже когда сто процентов живых мужчин тебя не видит и ты их тем более видеть не хочешь, — приказным тоном произнесла Кузьминична.

— А мне так же можно? Ну, переодеться? — засмущавшись, спросила я.

— Можно, конечно. А в рваных колготках ходить, даже после смерти, неприлично. Я бы даже сказала, это моветон, — покачала головой Кузьминична. — Так, тебе нужно закрыть глаза, представить в самых мельчайших подробностях вещь, которую ты хочешь надеть. Только представлять вещь нужно именно надетой на себя, не на вешалке в магазине, не в твоем собственном шкафу, а надетую на тебе лично. Только этот предмет гардероба ты должна была уже видеть, щупать, ощущать. Нельзя представлять вещь из последней коллекции модельера, которую ты видела по телевизору. Все понятно? Можешь попробовать.

Я сразу поняла, что бы хотела надеть. В прошлом месяце я просто влюбилась в светлый роскошный плащ, который я видела в одном из столичных шоу-румов. Он идеально подходил к моим сапогам, и хоть цена была не маленькой, я бы его купила, но моего размера не нашлось. Так вот сейчас я зажмурилась, представила себя в плаще, представила, как красиво он будет облегать мой бюст, как великолепно бежевый плащ будет гармонировать с моими длинными каштановыми волосами и синими глазами.

Открыв глаза, я поразилась — я была в таком же плаще. Но сидел он, мягко говоря, как на корове седло. Плащ на мне болтался, так как был на три размера больше, чем нужно.

Кузьминична захохотала во весь голос.

— А ничего поприличнее больше не нашлось?

— Да что такое? — с жалостью воскликнула я. — В тот раз размера не было подходящего, и даже сейчас он мне великоват.

— Если ты представляешь вещь из магазина, где не было твоего размера, где он тебе не подошел, значит, ты не можешь его надеть по своей фигуре — такого плаща в этом магазине просто нет. А в другом магазине ты его не видела и не надевала. Представь что-нибудь подходящее из своего личного гардероба.

Я решила в этот раз не выпендриваться, все равно у меня сегодня не получится переплюнуть Кузьминичну с ее соболями. А рваные колготки действительно нужно переодеть — пусть ими санитары в морге любуются. Я спокойно представила себя в любимых джинсах, короткой кожаной курточке по погоде, сапоги решила оставить прежние. Представляя себя, я малость подправила макияж, накрасила губы и дорисовала себе легкий румянец.

— Вот так значительно лучше, — одобрила мои старания Кузьминична.

— Вот бы всегда на работу так за одну секунду собираться, — начала разговор я и тут же осеклась. Какая же работа? Теперь нет меня, нет и моей работы!

Похоже, все мои негативные эмоции были написаны у меня на лице, так как Кузьминична сочувственно сжала мне руку и проникновенно спросила:

— А что с тобой случилось? Ты заболела? В аварию попала?

— Я не знаю, все нормально было. А потом… — тут я опять заплакала, слезы потекли по моим щекам. Пантомима с переодеваниями, интересная каждой девушке, на время отвлекшая меня от моей участи, уже закончилась. Теперь ничего не мешало предаться нерадостным думам.

— Ну-ну, что ты. Не волнуйся ты так. Успокойся.

Я, глотая слезы, с надеждой взглянула на собеседницу.

— Расскажите, пожалуйста, что происходит. Я что? Умерла?

При произнесении этого слова меня снова принялось трясти.

— Ну, скажем так. Ты теперь перенеслась в другое состояние, — очень корректно произнесла Кузьминична. — С точки зрения любой религии — это только смерть тела, душа же живет вечно. С точки зрения физики — все мы только сгустки энергии, и это просто переход в другое состояние вещества. Каждый тут понимает, как ему удобнее.

— Но почему я именно здесь? То есть осталась в этой больнице? Где рай? Ад? Я же видела, как там, в палате, открылись небеса, и мужик с рыжей бородой улетел туда.

— Да? Смирнова все-таки забрали? Давно лежал в шестой палате, мучился. Как раз сегодня его должны были оперировать. Значит, его тоже забрали, — сообщила Кузьминична.

— Забрали? Куда забрали? Почему меня не забрали? Почему вы тоже здесь?

— Это очень сложный вопрос. С адом, с раем, с чертями-ангелами. У каждого человека свой жизненный путь, своя судьба — предназначение. Все мы появляемся в этом мире не просто так. — Кузьминична сняла стильные очки, наверное, из последней коллекции Диор, и принялась протирать их жутким клетчатым носовым платком необъятных размеров, появившимся в мгновение ока из воздуха. — Когда-то на месте этой больницы ничего не было, неподалеку была небольшая деревушка в двадцати километрах от Москвы, здесь же был глухой лес.

Я ярко представила, что там, где гудит скоростная трасса, шумит, не прекращая свой гул ни на секунду, Ленинградка, стояли вековые деревья: высоченные корабельные сосны, раскидистые липы, вечнозеленые ели.

— Я очень давно, более семидесяти лет назад, работала врачом в госпитале на Краснопресненской. Здесь же неподалеку, под Зеленоградом у деревни Крюково, были жаркие бои в 1941 году. В госпитале мест не хватало, раненых все подвозили и подвозили, — глаза Кузьминичны затуманились, она вспоминала прошлое. — Врачи, медсестры, все мы работали до полного изнеможения. Не то что таблеток и препаратов, бинтов, марли не хватало, на перевязочный материал пошли все простыни, пододеяльники со склада госпиталя. Я смотрела на молодых солдат, мальчишек еще, отдававших жизнь за нашу Родину, и у меня сердце кровью обливалось, я понимала, что большая часть из них никогда не вернется домой. Вот здесь на койке, в палате многие умрут, и я ничего не смогу сделать. Мой сын Алеша тогда воевал под Ржевом. Письма и весточки от него получала очень редко. Волновалась безумно и представляла, что чувствуют в этот момент матери вот таких же мальчишек, лежащих у меня в палате. Так вот немцы наступали на Москву, везде шли жаркие бои, многие заводы и предприятия были эвакуированы в тыл, но наш госпиталь нельзя было трогать. У нас были тяжело раненные солдаты, многие бы не выдержали опасного пути. Я с медсестричкой Сонечкой в тот день проводила обход, когда привезли новую партию раненых из Крюково. Целый грузовик с ранеными, наваленными друг на друга. Помнишь, как у Пушкина «и мертвый лежал на живом». Мы с Сонечкой, девчонке было лет шестнадцать, но она в документах приписала два года, смышленая и улыбчивая, она очень хотела быть полезной Родине. Так вот, когда мы с ней возле грузовика разбирали солдат, тащили на себе их до палаты, в этот момент рядом упала бомба. Меня задело осколками. Это я потом, из подслушанных разговоров узнала, что это были осколки. А в ту секунду только яркая вспышка, невыносимая боль, и вот я уже парю в воздухе над своим телом. Я видела душу Сонечки, молодых солдат, над всеми ними открывался кусочек небес, и все они улетали туда, наверх. Я же пыталась протиснуться не в свою очередь, но передо мной была как будто кирпичная стена, меня туда не пустили. — На этом моменте разговора глаза у Кузьминичны увлажнились, и она, смахнув слезы, продолжила: — Вот с того дня декабря 1941 года я и летаю над округой. А сын мой вернулся с войны, правда, потерял на ней правую руку, под арт-обстрелом задело. Женился, я недавно к их внукам, моим правнукам, «залетала». В Туле сейчас живут.

— А сын ваш тоже тут? Ну, он уже умер? Столько лет прошло, — бестактно поинтересовалась я.

— Сын мой Алеша, точнее, Алексей Владимирович, скончался семь лет назад, я была с ним в тот момент, он меня узнал, обрадовался, улыбнулся. Совсем седой стал, но на отца сильно похож, он улыбнулся и улетел в свои небеса. — Кузьминична немного помолчала, а затем продолжила: — Почему одних забирают, очень многих, а лишь некоторые остаются неприкаянными духами-привидениями, никто точно не знает. Лет тридцать назад я разговаривала об этом с одним симпатичным французом Шарлем. Он по центру Москвы с 1812 года гуляет. Так вот у него теория, что те, кого не забрали, видать, не выполнили свою жизненную миссию, не сделали того, что должны были. И пока этого не случится, будут ходить по земле. — Кузьминична вздохнула.

— А как узнать свою миссию? Какая она? — этот вопрос был очень важен для меня. Я не хотела, как солдат из наполеоновской армии, несколько столетий гулять по Москве.

— Иногда я встречаю в Москве неприкаянные души, но здесь их не так уж и много. Есть «туристы», а местные столетиями путешествуют. Наши поговаривают, один дворянин из-под Тулы XIX века сейчас живет в замке Шотландии, пристроился замковым привидением, живых пугает.

— А как же их пугать, если они нас не видят? — спросила я.

— Это вот эти, толстокожие, не видят, — кивнула Кузьминична на мерзнувших на крыльце интернов, — а люди со сверхспособностями, экстрасенсы, медиумы, многие и видят, и слышат, и даже пытаются разговаривать. Слышала теорию про «белый шум»?

Я кивнула, как раз недавно смотрела научно-документальный фильм, где ученые сконструировали прибор для изучения эффектов «белого шума».

— Тут мне Поликарп рассказывал, он умер в 1856 году, пять лет не дожил до отмены крепостного права, так и умер в рабстве, как он называет. Так он без работы мается, скучно ему вот уже сколько лет, он сейчас всю прессу читает-изучает, решил приколоться. Поболтал при помощи «белого шума» с учеными. Так вот он жаловался, они его совсем не понимают, все его слова искажают. Он хотел сенсацию провести, славы добиться, чтобы его в газетах напечатали, а так, скорее всего, скоро на Хранителей нарвется.

— Хранители? Кто такие Хранители?

— Понимаешь, Алисочка, тут есть такие сущности, они выглядят как обычные люди, но они не живые и не мертвые. Они тут наводят порядок, присматривают, чтобы призраки особо не лютовали, людям не попадались на глаза. В последние два века привидения повадились специально лезть в объективы фото- и видеокамер. Хранители следят за этим, чтобы достоверная информация не попадала в мир живых.

За особо тяжкие прегрешения они могут забрать душу непонятно куда и непонятно насколько.

Кузьминична затянулась длинной сигаретой, но уже через пару секунд, в сердцах выругавшись, выкинула ее в ближайшую мусорку.

— Знаешь, Алиса, все это иллюзия. В сигаретах нет табака, в представленной еде нет вкуса, в выпивке нет алкоголя. Мы все это сами фантазируем. Но этого ничего нет. Призраки не могут напиться, наесться, выкурить сигарету. Всего этого мы лишены, да и не только этого, — добавила она с огорчением.

— Да уж, весело у вас. Ясно, что ничего не ясно. Теперь что же, мне придется вечно искать свое жизненное предназначение? — спросила я.

— Ну по поводу тебя только ты сама сможешь понять, в чем был смысл твоей жизни.

— А может, мне было суждено по судьбе родить гениального ученого, художника, полководца. Но так как я не вышла замуж и у меня не было детей, свое предназначение я тогда, получается, не выполнила? Что же в этом случае делать?

— Я честно не знаю, мне бы со своей сущностью разобраться, — развела руками Кузьминична.

— Что ж, спасибо.

Теперь у меня рай для двадцатисемилетней девушки — можно носить любую стильную одежду, приставать к симпатичным интернам, есть и не полнеть, хотя представленный мной гамбургер по вкусу напоминал кусок пенопласта. После первого укуса я выкинула в помойку мой первый неудавшийся гастрономический эксперимент.

Да уж, живи и радуйся, или лучше сказать — умри и радуйся.

Так, я начала понимать Кузьминичну, черный юмор здесь действительно актуален и наиболее уместен.

Все мои мечты, планы в прямом смысле этого слова похоронены.

Откуда я знаю свой жизненный путь и предназначение?

Я всегда жила, как растет в огороде крапива.

Сначала детский сад, потом школа, поступление в престижный вуз, начало взрослой жизни, попытки построения личной жизни, была одна серьезная неудавшаяся любовная история, о которой я даже вспоминать не хочу. И вот теперь в двадцать семь лет мое тело захоронят сегодня-завтра, а я в качестве бесплотного духа болтаюсь в парке подмосковной больницы.

Весело, ничего не скажешь.

Глава 5. О сколько нам открытий чудных…

Мы с Кузьминичной вместе шли по осенней, заваленной разноцветными листьями больничной аллее в сторону главного корпуса. Иногда навстречу нам попадались немногочисленные посетители клиники, медперсонал, да и сами больные, решившие прогуляться погожим осенним деньком.

Никто из них нас не замечал, проходил буквально в нескольких сантиметрах от нашей странной парочки.

Один пожилой господин в длинном однобортном пальто, вертя в руках деревянную трость со стальным набалдашником, так вообще бесцеремонно прошел сквозь меня. Я даже не успела отскочить или отодвинуться. Это весьма неприятно, могу я вам сказать, когда через тебя проходят различные субъекты.

Хотя погода особенно не располагала к длительным прогулкам, мы с моей коллегой по несчастью молча брели по продуваемой ветром дорожке, думая каждая о своем.

Конечно, мы могли мгновенно переместиться в любую точку клиники, да и в любой уголок земного шара. Но к чему это и зачем?

Главный вопрос существования у меня сейчас был не «Кто виноват?», а «Что делать?».

Кузьминична с поистине королевским ледяным спокойствием рядом со мной курила тонкую сигару в изящном перламутровом мундштуке.

— Хотя никотин я не чувствую, мне просто приятно держать сигару в руках, ощущать себя хоть немного живой, — пояснила она мне.

Постояв немного на широких ступенях клиники, задрав голову вверх в осеннее небо, я долго думала и пыталась найти смысл в том, в чем смысла я не видела.

Я не знала свое предназначение и просила небо подарить мне хоть одну-единственную малюсенькую подсказку.

— Так нечестно, так несправедливо, это все не так должно было быть, — вопрошала я небеса.

Но те были глухи к заблудшей душе Алисы Владимировны Вороновой, недавно усопшей.

Наконец-то успокоившись, я взяла себя в руки и взялась за ручку двери, но вспомнила, что теперь мне это действо без надобности — я ведь могу проходить сквозь любые стены и любые препятствия.

Оглянувшись вокруг, я нигде не увидела моей новоприобретенной подружки Кузьминичны. Я даже не заметила, как и в какой момент она телепортировалась.

Даже не попрощалась.

Видимо, загробная этика далека от совершенства.

Сквозь кирпичную стену я просочилась в холл первого этажа и там застыла на месте от увиденного.

За раскидистым фикусом с большими вечнозелеными листьями на диванчике из белой кожи сидела моя подруга Юлька. Точнее, даже не сидела, а полулежала, вплотную прижавшись к моему бывшему парню Олегу, ее плечи вздрагивали, она рыдала во весь голос, даже не скрывая этого. Олег сидел, нахохлившись, идеально прямо, как деревянная кукла. Вся его напряженная поза свидетельствовала о том, насколько сильно он пытается скрыть свои эмоции.

Представившаяся моему взору картина абсолютно выбила меня из колеи — не нужно гадать, почему или все-таки по кому так усиленно рыдает моя Юлька. Значит, ей уже сообщили о моей смерти.

Я подошла поближе к дивану, присела на корточки возле Юлиных ног.

Моя милая дорогая Юленька Зинина, моя самая преданная и любимая подруга, через сколько всего мы с ней прошли, сколько зимних вечеров я отпаивала ее чаем на своей крохотной кухне, размером всего пять квадратных метров, очередной раз выслушивая ее стенания о подлинной сущности нынешних особ мужского пола. Именно такими же слезами, какие она сейчас проливала по мне, Юля каждый раз плакала и проклинала в сердцах симпатичного предателя, разбившего ее девичьи грезы.

Я до сих пор не могу понять, почему на пути красавицы, хрупкой блондинки Юленьки с наивными голубыми детскими глазами все время попадались безжалостные стервецы, которые, покрутив с моей подружкой месяц-другой по одинаковому сценарию, испарялись в дали туманной. Юля страдала после каждого предателя больше трех месяцев, постоянно терзая свой мобильный телефон, ожидая от красавца звонка или эсэмэски. Но ни один из кавалеров ни разу не объяснил девушке причину своего столь постыдного бегства.

Мои реанимационные мероприятия по восстановлению разрушенной психики подруги каждый раз заканчивались одинаково: пока на горизонте снова не появлялся принц Юлиной мечты.

И выглядели все ее кавалеры примерно одинаково, тут явно не поспоришь с женскими журналами о подсознательном выборе избранника. Высоченные брутальные качки с интеллектом в зачаточном состоянии, чаще всего приехавшие с просторов нашей необъятной Родины. Они с радостью клевали на молодую красивую москвичку Зинину, та с головой погружалась в омут чувств, полностью растворяясь в своих Сашах, Петях, Васях, Генах, был даже один, насколько я помню, по имени Захар. Она порхала по квартире, готовила кучу всевозможных вкусностей, весь дом ее сверкал чистотой и уютом, Юлька штудировала женские книжки из серии «Как доставить мужчине несравненное удовольствие», тратила немыслимые деньги на кружевное белье и шелковые простыни, но… в одно далеко не прекрасное утро после незабываемой ночи любви, после которой нужно сразу же отправляться за подвенечным платьем, находила возле кровати скомканную записку с жуткими орфографическими ошибками практически в каждом слове, смысл которой сводился к общему: «Прости, прощай».

Юля никак не могла понять, что ее ухажеры предпочитают лишь футбол (хоккей, баскетбол, волейбол) и пиво (водка, тоник, портвейн), а ее робкие попытки сходить в консерваторию, или на новую выставку авангардистов, или на премьеру модного артхаусного режиссера, а быть может, вечером почитать Бродского, вызывали у них лишь взрыв нездорового хохота. Она же терпеть не могла пиво, лишь красное вино и шампанское по значимому поводу, ненавидела шумные дискотеки в прокуренном тесном зале, не понимала, как можно культурно отдыхать на лавочке возле подъезда с бутылочкой светлого нефильтрованного.

Они были пришельцами с разных планет, совсем разные, которые пересеклись лишь на короткое время, и поделать с этим было ничего не возможно.

Сейчас же Зинина рыдала, используя уже не меня в качестве жилетки, а моего экс-бойфренда.

Интересно, кто же теперь будет приводить ее в чувства?

— Нет, Лисаааааа, нет, она не могла умереть, — выводила на высокой ноте Юля, сморкаясь в рукав черного свитера Олега. Кстати, этот свитер я купила ему при нашей совместной поездке на рождественские каникулы в Чехию.

Он гладил ее по голове, что-то ободряющее шептал на ухо. У меня в сердце кольнула иголка ревности.

Ну, мои дорогие, меня еще похоронить не успели, а вы тут уже воркуете, голуби?

— Не реви, Юля, все будет хорошо, ну же, не надо. Алисе сейчас там хорошо, — успокаивал мою подругу Олег.

Да уж, хорошо, смотреть, как быстро они спелись.

Что же это я злорадствую, у них близкая подруга умерла. Конечно же, они ищут поддержки друг у друга. Интересно, чем эта поддержка может закончится?

Юльке никогда не нравился Олег, и, по правде говоря, она частенько нашептывала мне про него гадости, которые в конечном итоге оказались истинной правдой.

Даже сейчас больно вспоминать, какие «концерты» устраивал мне мой благоверный, а я, дурочка, его слушала, а он, вымолив на коленях прощение, через пару дней принимался за старое.

Но когда нужно, он умел прикидываться паинькой и пускать пыль в глаза.

Высокий, стройный, стильно одевающийся, с блестящим образованием, он казался мне сбывшейся женской мечтой, я всерьез собиралась за него замуж.

Но мы с ним оказались абсолютно разными людьми, он меня никогда не понимал, и что еще хуже — даже и не хотел понимать.

Я сидела на корточках у Юлиных ног и с грустью смотрела на двух самих близких мне людей. Непрошеные слезы катились по моим щекам, но я даже не стыдилась этого. Их не нужно было вытирать, все равно меня никто не видел.

Самый трагизм ситуации заключался в том, что я сидела всего в паре сантиметров от друзей, меня оплакивающих, но они не чувствовали этого. Я же не могла даже прикоснуться, обнять их, сообщить, что не нужно плакать, что я тут рядом, совсем близко.

Но нашу «плачевную» идиллию совсем скоро потревожил неожиданный посетитель.

— Госпожа Зинина? — вежливое покашливание раздалось за моей спиной.

Обернувшись, я увидела мужчину лет тридцати — тридцати пяти в дешевой кожаной куртке и грязных стоптанных башмаках.

Я просто феноменально бешусь, когда вижу у мужчины грязную обувь.

Тут вспоминается шедевр советского кинематографа «Москва слезам не верит» и героя Алексея Баталова — «слесаря-интеллигента» Гошу с его нечищенными ботинками. Так тот хотя бы понимал, что лицо мужчины — это его обувь. К сожалению, в наше время многие представители сильного пола пренебрегают элементарными правилами гигиены.

Рыжая кожаная куртка тоже была в каких-то странных засаленных пятнах, на локтях была местами вытерта, и в общем весь облик незнакомца свидетельствовал о его довольно скромном финансовом положении. Вещи были явно куплены на дешевом китайском рынке, и какие бы яркие лейблы ни умудрялись трудолюбивые жители Поднебесной приштопывать к своим изделиям — далеко была видна их реальная стоимость.

Мужчину можно даже было бы назвать довольно симпатичным, если бы не уставший и какой-то ожесточенный взгляд светло-карих, орехового цвета, глаз. Это были глаза человека, много пережившего и знающего истинную ценность жизни.

— Следователь Еремин Иван Андреевич, — представился он Юле и Олегу. — Я могу с вами поговорить, госпожа Зинина? — поинтересовался он у Юльки.

«Госпожа», — фыркнула я.

Надо же, недавно всех именовали не иначе, как «товарищи», теперь всех принято величать «господами».

Это старосветское обращение абсолютно не сочеталось с дешевым обликом следователя Еремина, его нечищенными ботинками и удручающе тоскливым взглядом.

«А говорят, что в системе МВД заоблачные зарплаты у следователей, но «господин» Еремин явно не похож на преуспевающего сотрудника. Быть может, он складывает деньги в кубышку, хранит всю зарплату под матрасом и копит деньги на черный день?» — принялась фантазировать я.

Юля подскочила с дивана, принялась судорожно размазывать слезы по зареванному лицу.

Весь макияж у нее поплыл, глаза превратились в две щелочки, и голос у нее дрожал, когда она спросила:

— Поговорить со мной? Но о чем? У нас тут горе…

— Да, — вскочил Олег и присоединился к разговору, — вы разве не понимаете, у нас умерла близкая подруга. Мне кажется, сейчас не подходящее время для разговоров.

— Время вполне подходящее, а о вашей подруге как раз и пойдет речь. Алиса Владимировна Воронова, вы ведь о ней говорите?

Опаньки!

А ему-то что понадобилось от моей скромной персоны?

— Юлия Александровна, выпейте воды, умойтесь, я вас подожду здесь, и мы сможем побеседовать о вашей покойной подруге, — официальным казарменным тоном произнес Еремин.

— Да, конечно, я сейчас. — Юлия уныло поплелась в женскую комнату.

— А вы, если я не ошибаюсь, Олег Завьялов? Бывший… ммм… друг Алисы Вороновой, — даже не спрашивая, утвердительно уточнил Еремин.

Такое фамильярное обращение «ммм… друг» даже меня выбило из колеи, что же говорить про Олега, который всегда отличался вспыльчивым и невыносимым характером.

— Да, это я. И да, у нас с Алисой были отношения, — с плохо скрываемым недовольством сквозь зубы процедил Олег.

Еремин будто бы и не заметил вспыхнувших в глазах Олега сатанинских огоньков.

Глава 6. День не задался…

С самого утра я чувствовал себя не в своей тарелке.

Ровно в пять утра, игнорируя раз и навсегда заведенные мною правила выходить на прогулку в полседьмого, меня с грозным рыком разбудил Ланселот.

Огромный мраморный дог, своим ростом напоминающий взрослого теленка, отличался исключительно добродушным нравом и донельзя миролюбивым характером.

Он никогда никого не укусил и даже не думал кусаться.

Комочек серой шерсти в картонной коробке был подброшен полгода назад под мой автомобиль, припаркованный возле места работы — Следственного управления города Химки.

Эта коробка чуть не вызвала приступ паники у меня и моего напарника Константина Желудева, когда, подходя к своей «Шевроле Лансер», я заметил что-то лишнее под ее днищем.

Во всех криминальных боевиках именно так выглядит самодельная бомба, со смертоносной мощностью способная разорвать не только всех пассажиров автомобиля, но и мимо проходящих прохожих.

Я в то время расследовал дерзкий налет парочки недружелюбно настроенных кавказцев на салон сотовых телефонов.

Только одно слово «расследовал» — и расследовать там было нечего.

Двоих молодчиков задержали на месте преступления силами охраны соседнего магазина.

Грозные джигиты пошли на дело с игрушечными пистолетами и даже не потрудились скрыть свои лица от всевидящего ока видеокамеры.

В камере же предварительного заключения они грозили немыслимыми карами и кровной местью мне, якобы повинному в их незавидном положении.

Грозили-грозили, а на следующее утро под моей машиной появилась странная картонная коробка.

Было чего испугаться.

Вызванный сапер с овчаркой Джулли, которая гавкала не переставая на автомобильный презент, представил моему задумчивому взору маленький комочек серой шерсти — трогательного наивного щеночка с умненькими глазами.

Так у меня и появился Ланселот, имя он получил не в честь доблестного рыцаря круглого стола, а по марке автомобиля «Лансер», куда и был подкинут.

Кто это сделал и, главное, зачем, мне уже было не важно.

С Ланселотом мы быстро подружились, но я и не ожидал, что из маленького щенка всего за полгода способна вырасти такая огромная лошадь шестьдесят пять сантиметров в холке.

Глупый щенок, несмотря на свои впечатляющие габариты, очень любит ластиться ко всем, что иногда выглядит очень пугающе.

Представьте себе, гуляете вы на улице с маленьким той-терьером, размером с кошку, как откуда ни возьмись на вас по дороге летит огромный мраморный дог.

Намерения Ланселота не выдает его оскаленная пасть и горящие глаза, а ведь он всего лишь хочет познакомиться и обнюхаться с тойчиком. Кусать его, а тем более хозяина, он совершенно не планирует.

За догом на поводке (не ясно, кто кого выгуливает) лечу я, следователь Иван Еремин, и кричу, чтобы прохожие не боялись «собачку».

Особо впечатлительные бабульки падают в обморок при виде моего «Баскервиля».

Мы с Лансом сразу договорились: чтобы не разрушать мой быт старого холостяка, утром мы с ним гуляем по будильнику в шесть тридцать.

Ему вполне хватает времени сделать все свои дела, а мне на свежем воздухе перед моей «собачьей» работой выкурить одну-две сигареты.

Сегодня же часы предательски показывали пять ноль-ноль, а Ланс прыгал и скулил возле моей кровати, всем своим видом показывая, что ему уж очень срочно надо «пи-пи».

Сонный, недовольный, я вышел во двор и заметил, что второму моему боевому коню — красавцу «Шевроле Лансеру» — тоже нездоровится.

Какие-то отморозки разбили лобовое стекло и вытащили недавно купленную аудиосистему.

Интересно, а почему сигнализация не сработала?

Хотя я вчера вечером так быстро выключился, что даже если бы под моими окнами кого-либо убивали, я бы ничего не услышал.

Настроение было окончательно испорчено, я представил себе, сколько вместе с установкой стоит новое лобовое стекло и аудиосистема.

Вот придурки, не могли боковое выбить, оно дешевле стоит.

Чем это они, интересно, постарались такое учинить? Я не удивлюсь, если бутылкой пива.

Район, где я обитаю, считается не вполне благополучным.

Но практически все соседи знают, что я работаю в органах и что со мной живет верный песик, способный защитить хозяина и все его имущество.

Кроме утра был испорчен и весь промозглый осенний день.

Вместо верного авто мне пришлось ехать до работы в Управление на общественном транспорте. А переполненные маршрутки в час пик — это еще то удовольствие.

Приехав в самом скверном расположении духа на работу, я хмуро кивнул напарнику Косте Желудеву.

— Привет, Вань, что такой не в духе? — спросил Костя.

— Ой, даже и не спрашивай, не удивлюсь, если сегодня еще какая гадость случится. У моей ласточки лобовуху разбили, ауди вытащили.

— Вот скоты! Ну а кто это сделал, ты, конечно же, не знаешь.

— Догадываюсь.

— Да, надо твой настрой поднимать, пойдем кофейку выпьем. Напротив обалденное кафе открылось, — залебезил передо мной Костян, ему явно что-то было нужно от меня.

— Пойдем, только быстро, пока Семеныч не пришел.

Подполковник Сергей Семенович Неумывайко, или, как мы его за глаза называли, Семеныч, был грозой всего Управления и всех преступников района. За добродушным, неким глуповатым взглядом карих глаз скрывался железный непробиваемый характер. За какие-то четыре месяца назначения на пост он умудрился «построить» стальной рукой весь коллектив. Его боялись, его ненавидели, но вместе с тем все признавали его профессионализм и авторитет и искренне уважали.

«Обалденное кафе» в интерпретации Желудева оказалось обычной закусочной с пластиковыми столами и стульями и безвкусным кофейным напитком в картонных стаканчиках. Назвать предложенную коричневую бурду благородным словом «кофе» было невозможно.

В поисках свободного места мы с Костей кружили по тесному залу. У меня в руках были два стакана с кипящим кофе, Костик придерживал на подносе два завернутых в белую бумагу бутерброда с колбасой.

Завидев свободный столик, я на всей крейсерской скорости рванул к нему, но тут в самый напряженный момент в кармане моего нового стильного пальто резко и требовательно зазвонил мобильник. Мелодия «Полет Валькирии» у меня ассоциируется только с начальством.

Даже не вытаскивая из кармана телефон, можно было догадаться, что звонит Семеныч.

От внезапного звонка стаканы с кофе пошатнулись, и всей своей кипящей сущностью пролились на мое бежевое пальто.

Теперь с огромными темными пятнами на светлом фоне я больше всего был похож на далматинца-переростка, да и ошпаренные кипятком пальцы не приносили особой радости.

Кое-как пристроив уже пустые стаканчики на ближайший столик, я ответил на звонок.

Конечно же, это был он — всесильный и всемогущий Сергей Семенович.

— Добрый день, Иван Андреевич, объясните мне, пожалуйста, почему вы находитесь в разгар рабочего дня не на своем месте? — раздался из «Нокии» звучный глас начальства.

— Добрый день, я уже практически на рабочем месте, я вышел на секундочку за кофе, — принялся оправдываться я.

— За кофе? А чем же кофе в нашей столовой вас не устраивает? Надеюсь, вы уже успели оценить сей благородный напиток и наконец-то сможете приступить к своим прямым обязанностям?

— Да, да, конечно.

— Через пять минут жду вас в моем кабинете.

Трубка замолчала.

Да, день сегодня великолепный, ничего не скажешь.

Прелесть благородного напитка, оцененного по достоинству лишь моим новым пальто, предательски растекалась уже по подолу.

— М-да, как уж тебя угораздило?

Конечно, это был участливый Костик. Он, видать, родился под счастливой звездой, всегда за прогулы ловят только меня. Даже когда мы учились вместе с Желудевым на юрфаке, получал за его проделки только я. Костик же вечно выходил сухим из воды.

Сам Желудев называл свою удачливость «Законом кармы», а тут, как говорится, ничего не попишешь.

Быстро скинув испорченное пальто, я уже через несколько минут оказался в кабинете всесильного начальства.

Семеныч задумчиво курил у открытого окна.

— А, явился, значит? Присаживайся, — указал подполковник на жесткий стул. — Рассказывай.

— Что именно рассказывать? Что именно вас интересует? — Я заерзал на неудобном сиденье.

Семеныч внимательнейшим образом разглядывал мой запачканный кофе воротник рубашки. Даже недовольно скривился.

— Я тут нечаянно кофе облился, — принялся что-то бессвязное лепетать я.

— Кофе… А, ну ладно, черт с ним, с кофе. Тут у меня для тебя новое дельце есть.

— Что за дельце?

— Ты в полицейских сводках не встречал фамилии Светланы Федоркиной и Ольги Большаковой? — проигнорировал мои вопросы подполковник.

— Что-то такое припоминаю, но, кажется, в обоих случаях это были некриминальные смерти. Девушки, насколько я помню, умерли в больнице, что-то с сердцем, кажется. Я читал сводку. Федоркина? Что-то знакомое. Она, случайно, не родственница Степану Федоркину? Из мэрии.

— Именно, что. Он же и надавил сверху, чтобы заинтересовались этими, казалось бы, некриминальными смертями.

— Так смерти же не криминальны, что между девушками общего?

— А фото потерпевших ты видел?

— Нет, я просто эти фамилии из сводки запомнил.

— А теперь посмотри сюда, ничего интересного не замечаешь?

Как фокусник, вытаскивающий из шляпы кролика, Семеныч извлек из лежащей перед ним на столе красной папки две цветные фотографии. На обеих были изображены улыбающимися две довольно-таки симпатичные молодые девушки. Объединял их красивый цвет голубых глаз, да и, пожалуй, длинные светло-каштановые локоны. Только у Федоркиной волосы на фотографии были заколоты на затылке, а у Большаковой они длинным красивым распущенным каскадом обрамляли симпатичное личико.

— Ничего девочки, милые, — промычал я.

— Это все, что ты можешь по этому поводу сказать? — поинтересовался подполковник.

— Я не понимаю, почему смертями по естественной причине интересуется СК. Да, молодые девчонки, но с нашей экологией проблемы со здоровьем у каждой третьей-четвертой. А девчонки даже не очень похожи, таких, с подобным типом лица пол-Москвы и пол-области наберется.

— Ничего похожего, говоришь! — ухмыльнулся Семеныч. — Ну-ка, а что ты скажешь насчет этого? Почитай вслух, — он извлек из папки еще одну бумажку.

— Так, осмотр пациентки из больницы № 113 по адресу: ул. Ставропольская, 65. Это, кажется, где-то в районе Люблино.

— Да, там, ты читай, не отвлекайся.

— В 7.20 утра 21 августа поступила в бессознательном состоянии гражданка Большакова Ольга Сергеевна, 1985 года рождения. Предварительный диагноз «Скорой» — остановка сердца. — Я поднял глаза на подполковника.

— Дальше читай.

— При пациентке находилась женская сумочка из кожзаменителя, в кошельке 215 рублей мелочью, проездной на метро, косметичка, расческа. Была одета в черное короткое платье, черные туфли на высоком каблуке, черные обтягивающие колготки.

— Теперь смотри другую выписку из истории болезни. Осмотр пациентки Федоркиной Светланы Генриховны, 1985 года рождения. В 8.15 утра 19 сентября поступила в Больницу № 96 по адресу: ул. Зоологическая, дом 12. Предварительный диагноз «Скорой» — остановка сердца. При пациентке находился женская сумочка, в кошельке 5000 рублей одной купюрой, ключи от автомобиля «Мазда-5», косметичка. Была одета в черное короткое платье, черные обтягивающие колготки, ботильоны на высоком каблуке, — прочитал я вторую бумажку.

— Все еще не находишь между ними общего? — спросил Сергей Семенович.

— Сердце и черное обтягивающее платье. Досадное совпадение.

— Обе девушки скончались в больницах, так и не приходя в сознание, обеим было двадцать семь лет. Но не это главное, посмотри на даты — Федоркину доставили в больницу 21 августа, Большакову — 19 сентября. А сегодня какое число?

— 18 октября, — запоздало догадался я. — Неужели у нас появился маньяк, любящий девушек в черных платьях и на каблуках и промышляющий раз в месяц? Но ведь причины смерти — не криминальные.

— Есть масса препаратов, способных вызвать проблемы с сердцем. А теперь, Еремин, обрати внимание на еще одну фотографию.

На свет была вытащена фотография чудной красавицы с огромными голубыми глазами и светло-русой косой.

— Познакомься, Алиса Владимировна Воронова, 1985 года рождения. Была найдена сегодня в нашем районе города Химки в бессознательном состоянии. На «Скорой» доставлена в больницу на улице Чкалова, где и скончалась в 8 утра, не приходя в сознание. Угадай, во что она была одета?

— Короткое черное платье?

— Точно, а еще черные сапоги на высоченной шпильке. Вот еще одна ласточка нашего любителя. Дуй в больницу, побеседуй с ее друзьями-товарищами, поговори с врачом. Короче, не мне тебя учить. Кстати, эта фотография с ее странички в соцсети, там можешь покопаться.

— Я понял. Я могу идти?

— Иди, Ваня, иди работай. И больше не опаздывай…

Зайдя в свой кабинет, который я делил с неутомимым Желудевым, я увидел, что мой напарник уже доедает купленные в «обалденном» кафе бутерброды. Мой, кстати, он уже доел, и, судя по довольной физиономии, совесть его абсолютно не замучила.

Увидев мой недовольный взгляд в направлении надкусанного сэндвича, Костя с набитым ртом пробубнил:

— Ой, ижжвини, пожжалуйста, я тебя жждал-жждал, но так кушшать захотелось. Я тебе потом куплю другой бутер, хорошо?

— Хорошо, — с сожалением протянул я.

Мои мысли в этот момент были далеки от надкусанного завтрака, из головы все не выходила красавица с голубыми глазами Алиса Воронова.

Каким же надо быть мерзавцем, чтобы умертвить такую фею.

Зайдя на ее страницу в соцсети, я еще больше утвердился в своем мнении о подлинной красоте Алисы. Судя по аудио- и видеоматериалам на ее страничке, у девушки был прекрасный вкус и отличное чувство юмора.

Статусы и картинки на ее личной странице были не простой компиляцией всевозможных сайтов и комментов других пользователей, а носили собственный оригинальный характер.

Друзей у Алисы было предостаточно — больше сотни. Всех их проверить и поговорить — не реально для одного меня. Но во вкладке «лучший друг» была только одна девушка — хорошенькая блондинка со смешным курносым носиком Юлия Зинина. Кому, как не лучшей подруге, все знать о личной жизни Алисы. Может быть, у нее в окружении появились новые знакомые в последнее время. Надо обязательно поговорить с Зининой.

Юлия попадалась почти на всех общих фото с Алисой. Вот девушки сидят в уютном кафе, на другой фотографии улыбаются на пляже, а вот какое-то семейное торжество, накрытый праздничный стол. Здесь также часто мелькал другой персонаж — холеный красавчик Олег Завьялов. Судя по фото, он относился к категории мужчин, знающих о своей красоте и пользующийся ею направо и налево. Именно от него было много картинок, песен и статусов, отправленных на стену Алисе. Судя по всему, у них романтические отношения. То, что его имя не помещено Вороновой в статус «Семейное положение», ни о чем не говорит, не все в наше время статус подчеркивают.

Но в последний месяц-два от Завьялова на стенку Вороновой сыпались статусы и песни с одним рефреном — «Прости» и «Вернись».

Значит, красотка поняла истинную сущность Завьялова и решила порвать с ним.

Интересно, здесь есть о чем поговорить с Олегом. Может, у него на почве ревности снесло башню и он решил расправиться с бывшей возлюбленной.

Стоп, а как же тогда быть с другими девушками — они-то с Олегом никак не пересекались. Этот факт я тоже усиленно проверил по соцсетям. Ни одного общего знакомого у Олега с Федоркиной и Большаковой не было. Между собой девушки, по крайней мере, на этом сайте тоже не общались.

По документам, переданным мне шефом, они обе проживали в разных концах Москвы. Воронова же жила в городе Химки Московской области.

Социальный статус девушек тоже был различен. Москвичка Светлана Федоркина имела в собственности трехкомнатную квартиру в престижном районе, недалеко от метро Багратионовская, два дорогих автомобиля. Ольга Большакова жила в далеком Люблино вместе с отцом, неработающим пенсионером, да и в ее кошельке были крохотные суммы.

Так, общую информацию я собрал, теперь осталось съездить в больницу, поговорить с врачами. Желательно побеседовать и с бригадой медиков со «Скорой», привезших Алису.

Мое авто с выбитым лобовым сейчас тоскует во дворе, передвигаться придется на общественном транспорте — это понятно. Вот только что же делать с испорченным новым пальто, не ехать же в таком неприглядном виде. Разумеется, потом я отдам его в химчистку, надеюсь, сотрудницы оной сумеют справиться с пятнами от коричневой бурды, зовущейся красивым словом «кофе». В одной рубашке тоже не поедешь — очень холодно.

Что же делать?

Я снял с вешалки грязное пальто, попытался оценить размер ущерба.

Костя, уже доевший свой и чужой завтрак, раскачиваясь на стуле, спросил:

— Зачем тебя Семеныч вызвал?

— Новое дело поручил. Мне сейчас в больницу нужно ехать, а как в таком виде, я даже не представляю.

— Ну, я в принципе знаю, как тебе помочь. У меня в машине старая куртка лежит, я в ней на дачу езжу. Старая, конечно, но ничего, добротная, теплая, а главное — чистая, — глубокомысленно заявил Константин.

— Ну ладно, уговорил, показывай свою куртку. И я поеду уже, некогда сидеть.

Глава 7. С такими друзьями врагов не нужно…

Я сидела на диване, в противоположной стороне от Олежки, и с изумлением смотрела на следователя Еремина.

С какой стати обо мне с моими друзьями собирается беседовать следователь? Ни в какие переделки я в последнее время не ввязывалась, наркотиками не баловалась, пьяных дебошей не устраивала — тьфу-тьфу, ни в чем криминальном не замечена.

Даже нечего вспомнить перед смертью, пошутила про себя я.

Что же ему тогда надо?

Неужели моей смертью заинтересовались не просто так! Может, меня действительно убили? Какой кошмар!

— Мы сможем поговорить здесь? — спросил Еремин у Олега.

— Здесь? Но о чем? Что происходит? Нам не о чем разговаривать, — кипятился Завьялов.

Он подскочил с дивана и с немым укором воззрился на собеседника.

Я только сейчас обратила внимание, насколько некрасива и груба у него линия подбородка, особенно когда он принимается кривить губы.

— Успокойтесь, Олег Юрьевич, можете присаживаться.

— Сесть я всегда успею, — глупо пошутил Олег. — Хорошо, спрашивайте, что там у вас?

Он продолжал стоять, сверху вниз смотря на сидящего на диване Еремина. Есть такой психологический прием, кажется, из разряда нейролингвистического программирования, когда, возвышаясь над оппонентом, доказываешь свою правоту на физическом уровне.

Но Иван Еремин тоже оказался не лыком шит.

— Присаживайтесь, Олег Юрьевич, пожалуйста, — последние слова он произнес донельзя вежливо, но взгляд его светло-карих глаз просто прожигал насквозь и таил в себе угрозу. Олегу пришлось согласиться.

Плюхнувшись на диван всего в нескольких сантиметрах от меня, он с вызовом взглянул на следователя:

— Ну?

— Олег Юрьевич, расскажите мне, пожалуйста, про Алису Владимировну Воронову, и в частности про ваши с ней отношения.

О, как я хорошо поблизости оказалась, сейчас узнаю о проблемах в наших отношениях с другой стороны баррикад.

— Мы с Алисой встречались, у нас были близкие отношения, — буркнул Олег.

— Никаких проблем в отношениях у вас не было?

— Нет, у нас все с ней было замечательно, мы даже собирались пожениться.

Ух ты, да неужели?

Олег врет и не краснеет. Никаких проблем, говоришь, не было?

А то, что я три месяца назад, застав в интимной обстановке с жуткой крашеной лохудрой, выставила тебя вон со всеми твоими шмотками — это никаких проблем не было?

Ах, мерзавец!

Мне захотелось своими руками придушить предателя. Я-то думала, он сейчас перед лицом следствия начнет каяться, рассказывать о наших проблемах. А тут — все хорошо, все замечательно…

— У вас все было замечательно? А вот у меня другая информация. Разве несколько месяцев назад вы не расстались с Алисой? — с улыбкой спросил Еремин.

— С чего вы взяли? Кто вам сказал? Маринка? Не слушайте эти бабьи сплетни! — снова взъярился Олег.

Маринка? Кто такая Маринка?

Да, много нового узнаю о своем бывшем.

Наверное, Марина — новая пассия Олега. Не долго же он оставался один, такие парни на прилавке долго не залеживаются.

— У меня свои информаторы. Так что, у вас несколько месяцев назад не произошел конфликт с Вороновой?

— Ну, в любых отношениях бывают взлеты и падения. У нас с Алисой никогда не было конфликтов. Мы жили душа в душу, любили друг друга…

«Как же», — фыркнула я.

— Несколько месяцев назад у нас было легкое недоразумение, но отношения мы не разрывали.

— Настолько легкое недоразумение, что вы все последние два месяца умоляли Алису вернуться?

Лицо Олега побагровело, я подумала, что сейчас его хватит удар.

— Это не ваше дело. Мы любили друг друга, я вам все сказал.

— Хорошо, тогда ответьте еще на один вопрос — в последнее время, если, как вы утверждаете, вы продолжали поддерживать отношения, не появились ли у Алисы новые странные знакомые, может, она боялась кого-нибудь, ей угрожали?

— А почему вы, собственно, спрашиваете? Вы что же, полагаете, что Алиса умерла не своей смертью? Ее что, убили? Но доктор нам с Юлей сказал, что у Лисы сердце не выдержало. Родители ее еще пока не приехали из другого города, поэтому врач сообщил о ее смерти нам.

— Мы рассматриваем сейчас все версии произошедшего, с доктором я позже побеседую. Так что о ее новых знакомых?

— При мне Алисе никто не угрожал, она ничего не боялась. Она была легким человеком, ее все любили.

— В своей квартире на Юбилейной она проживала одна?

— Нет, там жил я с Алисой, ну и еще Лешка.

— Лешка? Кто это? — удивился Еремин.

— Лешка — это ее рыжий кот. Она в нем души не чаяла, Алиса могла на последние деньги накупить ему вкусных консервов, в то время как я голодный сидел дома.

Надо же, голодный он дома сидел.

А работать не пробовал? Иногда это полезно. После того как Олег уволился с прежней работы, он в течение трех месяцев сидел у меня безвылазно дома, точнее, не сидел, а лежал на диване. Я трудилась на работе до позднего вечера, покупала продукты, готовила, стирала, убирала. А Олег изображал из себя мученика, доказывая мне, что в огромном московском мегаполисе невозможно в течение трех месяцев найти работу профессиональному дизайнеру.

По этому поводу у нас тоже часто возникали конфликты.

Я абсолютно не меркантильная особа, но когда ты так долго содержишь взрослого здорового мужика с руками и ногами, начинаешь задумываться, а на фиг тебе это надо.

Докатились мы до того, что Олег у меня принялся клянчить деньги чуть ли не на сигареты. Конечно, я на последние деньги куплю корм Лешке, тот мне хотя бы концерты не устраивает. А то, что Олег сидел целый день голодный — так извините, наверное, сложно достать из холодильника обед и элементарно подогреть его.

— А почему вы жили у Алисы? У вас же имеется своя собственная квартира на улице Галушкина?

— Квартира есть, но там сейчас живет моя мать, у нас с ней весьма натянутые отношения. И она ведет себя не всегда адекватно, — промямлил Олег.

«Не всегда адекватно», да Мария Афанасьевна — подлинная истеричка. Наши два визита к ней я вспоминаю как страшный сон. Ужиться с подобной ведьмой никому не удастся.

— А как у Алисы обстояли дела на работе? Может быть, у нее был конфликт там?

— На работе? Нет, на работе у нее было все спокойно. Она же не нефтью торговала, в самом же деле? Она писала статьи на каком-то сайте, БлондинКо. ру, кажется, так называется. А ее коллег я и не знаю. Алиса ничего о них не рассказывала…

Ты меня никогда и не слушал нормально, рассказывала, много чего рассказывала.

— Так, а вы знаете вообще каких-нибудь недоброжелателей Алисы? С кем у нее был конфликт?

— Ну, у нас есть соседка Наташка с пятого этажа, вот ее Алиса вроде бы недолюбливала.

Тут у меня начался просто гомерический хохот. Надо же, Олег вспомнил ту самую Наташку, а точнее, ту самую крашеную лохудру, с которой я его и застукала, вернувшись, как в старом анекдоте, не вовремя с работы.

— А с чем была связана нелюбовь Алисы к Наталье?

— Даже и не знаю, это какие-то женские разборки, — честными-пречестными глазами Олег смотрел на следователя.

«Женские разборки», — я снова фыркнула.

— Хорошо, и последний вопрос — вы знаете, во что сегодня была одета Алиса, когда ее привезли в больницу?

— Точно не знаю, нам отдали ее сумочку, она сейчас у Юли, а во что одета, я не знаю.

— Алиса предпочитала носить обувь на высоком каблуке?

— Не часто, но она носила каблуки, особенно если собиралась на свидание или в театр, кино.

— Спасибо большое, Олег. Я вас больше не задерживаю.

В это время из коридора, ведущего из женской комнаты, вышла Юля.

Умывшись и подправив макияж, она выглядела хотя и печально, но уже намного лучше.

Олег уступил ей место, буркнув, что хотел бы выпить кофе, и отправился к кофейному автомату в другом конце больничного холла.

Посетителей сейчас было немного, Юля присела на диван и вопросительно уставилась на Еремина.

— Юлия Александровна, я соболезную вашему горю. Но хотел бы задать вам несколько вопросов о вашей подруге — Алисе Вороновой.

Сглотнув, Юлия печально кивнула.

— А что, Лису убили? Но как же? Нам ведь сказали… — снова принялась хлюпать носом Юля.

— Я пытаюсь разобраться в случившемся, рассматриваю все версии. Расскажите мне о своей подруге.

— С Алисой мы познакомились довольно давно, лет семь назад. Она тогда только приехала в Москву, поступать в вуз. Мы вместе учились с ней в университете. Мы были самыми близкими подругами. Сегодня утром мне позвонили из этой больницы. Спросили, знаю ли я Алису Воронову. Сказали, что произошел несчастный случай, — на этой фразе из глаз Юли снова полились слезы, — дозвониться до ее родителей в другой город доктор не смог, и связались со мной, попросили приехать. Я сначала подумала, что это дурацкий розыгрыш. Алиса никогда не болела серьезно, может быть, в больнице что-то перепутали, — так думала я. Мне было страшно ехать одной, я позвонила Олегу. В последнее время у них с Алисой были напряженные отношения, но все равно ведь мужчина — он должен помочь. Вместе на моей машине мы приехали сюда, а тут… Юлька снова принялась рыдать.

Еремин налил Юльке стакан воды из стоявшего в углу кулера.

— Успокойтесь, пожалуйста, Юлия Александровна. Вы сообщили, что у Алисы была напряженная ситуация с бывшим парнем Олегом, в чем это выражалось?

— Там была какая-то некрасивая история. Пару месяцев назад они разругались, но я думала, что, в принципе, Алиса его простит потом, помучает пару месяцев и простит.

«Помучает»? Нет, Юлька, и ты меня тоже до конца не понимаешь.

— А как, на ваш взгляд, Олег относился к Алисе?

Ну, сейчас начнется. Юлька Олега просто ненавидит, она наговорит следователю столько гадостей про моего бывшего, что хватит на три пожизненных.

— Олег очень хорошо относится к Алисе, точнее, относился, — корректно начала излагать Юля.

Что я слышу? Такого просто не может быть!

Чтобы воинствующая Юлька говорила хорошие слова про моего бывшего?!!

Мир действительно сошел с ума.

— У них иногда бывали ссоры и разлады, но это все нормально, так бывает, — продолжала гнуть свою линию Юля.

— А из-за чего чаще всего у них случались конфликты?

— Чаще всего на почве ревности. Алиса — красивая девушка, на нее многие заглядывались, но она Олегу не изменяла, ни в коем случае…

ЧТО?? Со слов Зиминой получается, что это я вертела хвостом направо и налево, а мой доблестный рыцарь Олег направлял меня, непутевую, на путь истинный!

Как она может такое говорить? Юлька же прекрасно знает всю ситуацию!

— А Олег изменял Алисе? У него были другие девушки, кроме нее?

— Нет, конечно. Олег очень домашний и верный был в отношениях, всегда во всем помогал ей. Я постоянно восторгалась их парой, их сказочными отношениями. Но вот Алиса могла засматриваться на других парней, я ее постоянно уговаривала не бросать такого хорошего парня. А она мне про него такие гадости рассказывала, и я думаю, вполне могла ему изменять. Может, это ее любовник убил?

Любовник? У меня? Она что, рехнулась?

— Если честно, хотя про мертвых плохо не говорят, но Алиса частенько вешалась на разных мужиков. Бывшему постоянно звонила…

И ты, Брут??! Нет, подобного вынести я просто не могла! Вот Иуда!

Я перевесилась через диван и, забыв о своей бесплотной сущности, попыталась броситься на Юлю.

Все эмоции были накалены.

Мои сжатые кулаки прошли сквозь Зимину, не нанеся ей ощутимого вреда, но вот стаканчик с водой, который Юля все еще держала в руках, вздрогнул, пошатнулся и перекинул все свое содержимое на мою предательницу-подругу.

— Вот черт, — взвизгнула она, облившись.

Что? Я могу двигать предметы? Как же мне это удалось?

Юля, настороженно посматривая вокруг, принялась осторожно выжимать подол своего темно-зеленого платья.

Я только сейчас заметила, что слезы давно высохли, да и рыдала она, если честно, как-то слишком наигранно, как в дешевых мелодрамах. Теперь я не верила ей ни на секунду.

Иван Еремин вежливо кашлянул, взглянул на притихшую Зинину и задал еще вопрос:

— Когда вы в последний раз видели Алису?

— Виделись мы с ней на этих выходных. В субботу вдвоем ходили на новый фильм, немного посидели в кафе, поболтали, — ответила Юля.

— Вы не заметили ничего странного в ее поведении? Алиса вам ничего странного не говорила, может, она кого-либо боялась, опасалась? Может быть, ей угрожали? Старые поклонники? Новые?

— Нет, она ничего такого не говорила.

Еще бы не говорила. Ведь в тот день, да и как обычно, говорила в основном только Юлька, плакалась о своих проблемах, что ей скоро тридцать, она до сих пор не замужем, что нормальных мужчин в Москве не осталось.

— Алиса с кем-нибудь конфликтовала? Вы знаете, у нее были проблемы на работе или с родителями?

— Нет, она ничего такого не рассказывала.

— После ссоры с Олегом у нее появился новый молодой человек? Она вам ничего такого не рассказывала?

— Она про своих любовников особо не рассказывала. Но с такой внешностью, они, конечно, у нее были. Где-то месяц назад Алиса познакомилась в метро с каким-то парнем. Он оставил ей визитку, хотел пригласить на свидание, но Лиса так ему и не позвонила. Она сама мне со смехом рассказывала, что не хочет сейчас начинать новые отношения и ходить на свидания тоже пока не собирается. Врала, наверное…

Вот же дура. Ну при чем здесь какой-то Коля, которого я видела всего один раз на станции метро «Пушкинская». Да, симпатичный парень, да, оставил свой номер телефона, зачем же об этом рассказывать следователю?

Мне вдруг стало так неприятно, что мое грязное белье перетряхивается перед лицом посторонних мне людей.

— А как звали этого парня, вы не помните?

— То ли Коля, то ли Толя. Не помню, — с досадой процедила Зимина.

— А где может быть та визитка с его телефоном?

— У Алисы дома все контакты и визитки хранились в стильном дорогом кляссере из натуральной кожи. Кстати, тоже подарок от поклонника, дряхлого старикашки лет семидесяти, она и перед ним флиртовала.

Вот же дрянь!

Аристарх Владимирович — близкий друг моего отца, ему не семьдесят, а только недавно исполнилось шестьдесят. Кляссер он мне подарил в честь окончания мною вуза. Своих детей у него не было, ко мне он всегда относился как к дочери.

Зачем же Юля так меня порочит перед следователем?

Неужели я столько лет не видела ее истинного лица?

Она все факты искажает не в мою пользу. Зачем ей это? Чего она пытается добиться, рисуя перед Ереминым Алису Воронову в образе меркантильной девицы, использующей мужчин и вертящей ими направо и налево. Почему она обелила образ Олега? Не в нем ли все дело?!

После звонка из больницы о моей смерти она сразу же позвонила ему, хотя до этого его на дух не переносила. И потом, как нежно и трогательно, обнявшись, она рыдала ему в крепкую мужскую грудь на этом же кожаном диване.

— Юлия, вы не знаете, во что была одета Алиса, когда ее доставили в больницу?

— Мне передали ее сумку, я могу вам показать, но в ней только кошелек и косметичка. А ее вещи, я не знаю даже. Нам, когда ее показали, ну там, в морге, на ней было короткое черное платье и сапоги.

— Можно посмотреть содержимое сумки?

— Да, да, конечно.

— Ключи от Алисиной квартиры тоже у вас? — спросил Еремин.

— Да, у меня. Один комплект был в сумке, второй у меня свой. Алиса всегда оставляла мне ключи от квартиры, когда уезжала в отпуск. Кота кормить, цветы поливать. Мы как раз собирались с Олегом туда поехать, Лешика покормить. Как же он бедный остался, — запричитала Зимина.

— Я с вами поеду, вы не возражаете?

— Нет, не возражаю.

— Вы уже позвонили родителям Алисы? Сообщили о несчастье?

— Да, они смогут только завтра приехать.

— Хорошо, пойдемте.

Глава 8. Наверное, в следующей жизни, когда я стану кошкой…

Следователь Еремин, кряхтя, поднялся с дивана и подошел к Олегу, стоявшему возле кофейного автомата в противоположном углу холла.

Мне от моего места не было слышно, о чем они разговаривают. Но не сложно было догадаться, что речь идет о поездке в мою теперь уже бывшую квартиру.

Я продолжала сидеть на диване и с ненавистью смотрела на Юльку.

За что она так со мной? Что я ей такого сделала?

Всегда помогала, поддерживала.

Не помню, кто из великих сказал, но мы любим тех, кто нам обязан, и ненавидим тех, кому мы должны.

Неужели Юлька все эти годы копила на меня ненависть и злобу?!

Как же подобное может быть?

Я сидела на диване, смотрела, как красится и прихорашивается моя заклятая подружка, и вспоминала все наши девичьи посиделки, походы в кино и театр, совместное поедание пирожных и тонны пролитых слез.

Да, иногда стоит умереть, чтобы узнать, как на самом деле к тебе относятся близкие люди.

Юлька уже успела профессионально подкрасить заплаканные глаза, припудрить носик, я тут некстати заметила, что для этого она воспользовалась пудрой из моей косметички, которую вместе с сумкой передали ей врачи.

Она еще и клептоманит у меня по мелочи?

А что? Теперь пудра мне уж точно без надобности.

Я попыталась повторно провести эксперимент с передвиганием и перемещением физических предметов в моем нынешнем призрачном состоянии.

Разъярившись на Зинину, я каким-то немыслимым образом смогла перевернуть на нее пластиковый стакан с водой. Сейчас надо вспомнить, как я это сделала.

Я снова и снова подносила правую руку к стоящему на столике стаканчику, но моя рука проходила сквозь него, не оказывая на предмет никакого влияния.

Так, для справки, нужно в следующий раз, когда увидимся, поинтересоваться у Кузьминичны этими способностями. Хотя когда же теперь мы с ней увидимся?

Лет через сто? Двести? Триста?

Да, беда.

Накрашенная Юля выглядела сейчас намного лучше и привлекательнее: скорбное выражение лица, немного растрепанные светлые волосы и грустный взгляд, который она старательно, думая, что ее никто не видит, репетировала в карманном зеркальце, подействовал просто убийственно на подошедших к ней мужчин — Олега Завьялова и Ивана Еремина.

Опустив глазки долу, смутившись, как тургеневская барышня на выданье, Юлька захлопала глазками и тихо произнесла:

— Я готова. Иван Андреевич, вы сейчас поедете с нами в Алисину квартиру?

— Я хотел еще переговорить с врачом, обследовавшим вашу подругу, но, как мне сообщили, он сейчас на операции, я позже снова подъеду сюда в больницу. Мы можем поехать в квартиру Алисы прямо сейчас.

— Мне тоже нужно ехать? — спросил Еремина подошедший Олег.

— Да, вы тоже, на месте осмотрите все вещи Алисы, посмотрите, все ли в порядке, не пропало ли что-нибудь и нет ли каких-нибудь лишних предметов у нее дома.

— А что вы хотите в ее квартире найти? — поинтересовалась Юля.

— Я пока сам не знаю, на месте разберемся.

— Когда будете разговаривать с врачом, поинтересуйтесь у него, когда мы сможем забрать тело Алисы, — процедил сквозь зубы Олег.

— Тело Алисы Вороновой сейчас в морге, возможно, потребуется экспертиза. Я вам сообщу, когда можно будет его забрать.

Мамочка дорогая, я же сейчас, получается, лежу в морге. Слетать и посмотреть на себя холодненькую, мне абсолютно не хотелось. Трогательная забота Олега о моих останках была вполне уместна и актуальна, но мне даже слышать об этом было очень неприятно.

Какая еще экспертиза? Меня что, будет кромсать патологоанатом? Может, еще студентов-медиков позовем посмотреть на меня раздетую?

Ситуация продолжала раздражать меня своим идиотизмом. Злоба во мне кипела и бурлила, как в кипящем чайнике со свистком.

Всей гурьбой мы вышли на больничную парковку, где поджидал новенький Юлькин «Пежо 308» белоснежного цвета, приобретенный чуть меньше полугода назад.

У нее в багажнике до сих пор лежат мои запасные колготки, вспомнила я.

Ехать с ними в машине я не собиралась, зачем — если я могу в мгновение ока оказаться в своей собственной квартирке на Юбилейной. Торчать по всем пробкам, ради чего?

Конечно, была большая вероятность того, что в машине будет идти разговор обо мне, но я прекрасно знала Юлину манеру вождения. За рулем она чрезвычайно внимательна и сосредоточена, на все вопросы она отвечает невпопад и односложно: «Да», «Нет», «Не знаю».

Чаще всего именно «Не знаю», и то лишь для того, чтобы от нее отстали.

Когда только Юлька получила права и приобрела свой первый автомобиль, какой-то дурак на МКАДЕ назвал лучезарную блондинку «Обезьяной с гранатой». Совсем не оригинально и очень обидно, и по большому счету — несправедливо. В той автомобильной ситуации Юлька была совсем не виновата. Просто папику с толстым пузом на «Рендж Ровере» захотелось показать, кто здесь главный, оскорбляя всех собравшихся рядом автомобилистов.

Другие на его хамство никак не отреагировали, а для Зининой, второй день как переквалифицировавшейся из пассажиров в водители, нелестное сравнение с обезьяной очень задело. С тех пор она водит очень аккуратно и педантично, ни на что не отвлекаясь по дороге, чтобы, не дай бог, никто бы из коллег-автомобилистов не смог бы ее как-либо обозвать за рулем.

Вот и сейчас, нацепив на лицо серьезное выражение лидера гонки «Формулы 1», Юля рванула с места, не забыв при этом громко и в приказном тоне заявить Еремину, что если он не пристегнет ремни безопасности, то они уедут без него.

Я же немного постояла на больничном крыльце, попыталась собраться с мыслями.

Как в старом анекдоте, «попыталась собраться с мыслями — ни одна мысль на собрание не пришла».

Итак, подведем итоги.

Первое: я умерла, это факт, с этим нужно смириться.

Второе: моей смертью и моей незаурядной личностью интересуется следователь, а это уже чего-то стоит.

Третье: мои близкие друзья на самом деле не такие уж и близкие. Юлька меня поливает грязью при посторонних малознакомых следователях, Олег спалился связью с какой-то Маринкой.

Четвертое: я обладаю сверхспособностями: телепортация и суперпереодевание, и что с этим счастьем делать, я не знаю.

Кузьминична сообщила, что мне нужно найти и осознать свое предназначение и выполнить его, тогда меня ждет райская жизнь. Может, мне нужно найти и наказать своего убийцу? Тоже мне, неуловимая мстительница. Хотя в фильме «Привидение», который за сегодняшний день я вспоминала уже неоднократно, герой Патрика Суэйзи только после своего детективного подвига смог улететь на небеса.

Хорошая мысль, хоть какая-то польза от голливудских блокбастеров.

Дорога от больницы до моего дома займет у Зиминой минут двадцать пять — тридцать, плюс-минус с учетом всех пробок.

За это время можно вполне потренироваться в призрачной телепортации и подготовиться морально к приходу гостей.

Я крепко зажмурилась, представила себе в малейших подробностях подъезд моего шестнадцатиэтажного кирпичного дома на улице Юбилейной города Химки.

Почему именно подъезд, а не саму квартиру, я точно сказать не могла.

Я столько раз проходила в свою квартиру именно через этот подъезд, поднимаясь на лифте на седьмой этаж и разыскивая ключи в сумочке, что для меня намного легче было переместиться пока в мой двор — потренироваться и разведать информацию.

Итак, я крепко зажмурилась, представила подъезд номер три, яркую детскую площадку с синей пластмассовой горкой и осину с желтыми листьями возле крыльца, представила в самых мельчайших подробностях, которые смогла подкинуть мне моя истерзанная память.

Открыв глаза и уже даже не удивляясь, я окинула взглядом мой осенний двор. На детской площадке бегал мальчишка лет пяти-шести, напротив него с журналом «Садовод-любитель» на скамейке сидела полная шестидесятилетняя женщина с уставшим взглядом. Время от времени она поднимала глаза от страниц периодического издания и продолжала наблюдать за проказами внука, который, как оживший электровеник, со скоростью звука носился по площадке, то залезая на синюю горку, то съезжая с нее на своей пятой точке, то принимаясь нарезать круги по всему периметру площадки. Мальчишка не стоял на одном месте ни секунды. Мне стал понятен уставший взгляд его бабушки и то, что она даже не делала попыток остановить и успокоить ребенка.

В другом конце двора находилась песочница, в ней, несмотря на октябрь, копошились две светленькие девочки — крохи лет пяти. Близняшки были одеты в одинаковые зеленые комбинезончики и смешные шапочки с кошачьими ушками. Они сосредоточенно копались в песочнице, делая куличики в форме елочек. За их действиями, кроме меня, наблюдала молодая мамаша. Женщина снова была в интересном положении, о чем свидетельствовал уже округлившийся живот, который не мог скрыть тесный плащ.

Бабушка возле горки с завистью поглядывала на спокойных малышек в песочнице, которые не бегали, не прыгали, не носились, как сумасшедшие, по площадке, не то что ее чадо.

Наблюдая за забавами детей, мне снова захотелось зарыдать.

Как же так, у меня теперь никогда не будет детей! Мне никогда не познать радости материнства!

Это ужасное слово НИКОГДА!!

Я не спешила обзаводиться потомством, не было нормальных кандидатур на роль отца, а теперь уже поздно.

Даже с диагнозом «бесплодие» есть множество вариантов завести ребенка, при помощи различных медицинских технологий — ЭКО, суррогатного материнства и еще много чего, или можно взять ребенка из интерната, а с диагнозом «Привидение. Призрак» матерью стать невозможно.

Кто же мог такое со мной сделать?

Кто же меня убил?

Красавицу в самом расцвете сил, в неполные двадцать восемь лет. Мне бы жить еще и жить, а я ведь так много не успела сделать.

Считала, что у меня еще много времени, а жизнь пролетела незаметно.

Всегда мечтала попутешествовать по свету: увидеть Австралию, Тибет, Венецию. А смогла побывать лишь в хиленьком отеле в Египте и Турции, да и с Олегом разок слетала в Прагу.

Всегда мечтала об огромном доме, где жила бы со своей семьей: любящим нежным мужем и кучей симпатичных деток — двух мальчиков и трех девочек.

Вот так все мои мечты разбились о равнодушный потолок Химкинской больницы. Ни мужа, ни детей, и карьеры нормальной не построила, денег не заработала.

После меня остался только долг по ипотеке и кредит за холодильник.

Интересно, квартиру теперь, конечно, заберет банк. Родители сюда в Москву из моего маленького провинциального города не переедут, никакой пенсии не хватит платить по ипотеке. Да и что им теперь здесь делать, когда дочки уже не стало.

Я даже боялась представить, что станет с моей мамой, когда она узнает об этом несчастье.

Завещания у меня нет, запрятанных миллионов и бриллиантов тоже не имеется, кому была выгодна моя смерть — да никому.

Зря тут Еремин копает, скорее всего, я нарвалась на какого-нибудь психопата на улице.

Но подробности вчерашнего вечера я не вспомнила, как ни старалась.

Все остальное — посиделки с Юлькой, жаркие свидания с Олегом, контрольную по математике за шестой класс — все-все я помнила прекрасно, а вот подробности моей гибели были окутаны тайной не только для меня одной.

С такими нелегкими мыслями я присела на скамейку возле уставшей бабушки взрывного мальчишки. Подняв глаза, я принялась разглядывать балкон моей уже бывшей квартиры.

Столько лет я копила на квартиру в Москве, или хотя бы Подмосковье, откладывала каждую копеечку.

Богатых родителей и спонсоров, мечтающих мне помочь, у меня не было.

Точнее, были желающие с нескромными предложениями, но я их сразу посылала в… сад. Кроме симпатичной мордашки у меня за спиной был красный диплом, блестящие амбиции, и ложиться под спонсоров ради финансового благополучия я не собиралась.

Мои принципы были консервативны и старомодны, но я все ждала ее — истинную чистую любовь и прекрасного принца. Принц появился, когда мне было двадцать три, с Принцем я повстречалась всего три месяца — была настоящая чистая любовь, он стал моим первым мужчиной, сделал мне, как в сказке, предложение. А потом… познакомил со своей матерью, которая не смогла смириться с тем, что ее будущая невестка приехала из маленького провинциального городка. Отсутствие московской прописки для Лидии Андреевны было фактом более значительным, чем счастье единственного сына. Принца мамочка сразу настроила против меня, закатила концерт в лучших традициях Большого драмтеатра. И наша настоящая чистая любовь разбилась о мой паспорт с НЕМОСКОВСКОЙ пропиской.

Принц приходил ко мне, он меня тоже любил по-настоящему, обещал во всем разобраться, помирить меня с Лидией, но та загремела в больницу с нервным приступом. И Принц перестал мне после этого звонить и писать, ничего не объясняя.

Три года я приходила в себя после трехмесячного романа. Когда появляется настоящая любовь, ее ни с чем не перепутаешь, описать, насколько мне было больно и плохо, никто не в состоянии.

Много денег я потратила на психологов, невропатологов и даже гадалок, чтобы те вытащили меня из пропасти несчастной любви. Все это время я ждала его, постоянно ждала, а через три года Принц женился на коренной москвичке без жилищных проблем, сейчас его жена уже в положении.

Да, жилищный вопрос москвичей испортил.

Тогда я дала себе установку: чего бы мне ни стоило — я сама куплю себе квартиру, сделаю прописку московскую или подмосковную, чтобы моих детей никто не смел упрекнуть, что они «понаехали тут».

Я сидела на скамейке, наблюдала за прыжками мальчишки на горке. Сквозь тусклые облака светило октябрьское солнышко.

«Жить — хорошо, а вот умереть — не очень», — размышляла я.

Я сидела на той же самой скамейке, что и бабушка мальчишки, но она меня совсем не замечала, уткнувшись в новый номер «Садовода-любителя». Интересно, сколько раз рядом со мной живой присаживались различные призраки, теперь уж и не узнаешь.

Тут рядом со мной на скамью плюхнулась огромная бабища в темно-зеленом засаленном плаще с двумя тяжелыми пакетами из ближайшего супермаркета. В ней я узнала свою соседку с шестого этажа Зинаиду Дубинину.

— Уф, устала. Чуток до лифта не донесла. День добрый, Андреевна, — принялась разглагольствовать Дубинина.

— Угу, здорова, — буркнула себе под нос бабка с «Садоводом».

— Давно гуляешь?

— Да вот с Артемкой вышли, воздухом подышать нужно, а то дома ирод такой мне отдыха не дает, то одно, то другое требует.

— Андреевна, а ты слышала, что случилось вчера?

— Что такое?

— Помнишь девушку из нашего подъезда с седьмого этажа, такую глазастенькую?

— Это та, что по утрам пуделечка выгуливает?

— Андреевна, да какого пуделечка? С пуделем та с двенадцатого. А эта прямо надо мной живет. Красивая такая, вежливая, всегда со всеми здоровалась, мне сумку помогла донести, все «тетя Зина — тетя Зина».

Тут я навострила ушки, речь пошла как раз обо мне.

— Ааа, ну да, знаю я ее.

— Так вот, Андреевна, померла девка-то, — Дубинина развела руками.

— Да ты что? Молодая-то какая! А что случилось-то?

— У меня зять, если помнишь, на «Скорой» работает, вчера вызов был в наш двор, он мне позвонил и сразу спросил, у меня все ли в порядке.

— И что?

— Так вот, в нашем дворе вот прям здесь где-то, возле детской площадки, рано утром девушке плохо стало, с сердцем, наверное. «Скорую» прохожие вызвали, она без сознания здесь на лавочке лежала.

Я просто подпрыгнула со скамейки, ничего себе, оказывается, я именно здесь и лежала.

— Он мне ее по телефону описал, точь-в-точь моя соседка, Алиса, кажется. Я к ней сегодня утром зашла, долго в дверь звонила, хотела проверить — она не она. Зять сообщил, что та девушка в больнице скончалась.

— Так че ты к ней пошла, Васильевна? Не она это. Сегодня будний день, на работе, наверное, твоя Алиса. А ты панику поднимаешь, — снова уткнулась в журнал Андреевна.

— Ничего я не поднимаю, — обиженно засопела Дубинина. — Алиса та как раз надо мной жила. Она, когда дома бывает, я ее всегда слышу, каждый ее шаг слышится, даже когда ее кот по квартире бегает, я и то в курсе бываю.

— Ой, да мало ли. Ушла она утром тихонечко на работу, а ты и не заметила.

— Я бы тоже так подумала, но, ты знаешь, у меня сейчас часто бессонница, я вчера вечером долго заснуть не могла. Лежала в спальне, а над моей головой у Алисы сильный шум был. Это было часиков в десять-одиннадцать. Какие-то голоса громкие, крики, кто, чего — я не разобрала. Потом какой-то «бум» и все смолкло. Я уже думала к ней наверх подняться или по батарее постучать, чтобы угомонились, но потом тихо-тихо стало. А сегодня утром у нее кот в пять утра принялся орать как резаный. Если бы она дома была, она бы кота до такого не довела.

— Да, она девушка — молодая, красивая, может, парень к ней приходил или полюбовник? Они там в спальне миловались, а ты, старая, подслушивала, — улыбнулась Андреевна.

— Нет, знаю я ее полюбовника, часто сюда приходил — статный такой парень, красивый, но взгляд какой-то колючий, едкий.

«Это она про Олега», — решила я.

— Да-да, красивый хлопец, — поддержала мой вкус Андреевна.

— Но после того скандала, как она его с этой шалавой с девятого этажа, с Наташкой, застала, он больше не появлялся. Тогда такой скандал был, ух, закачаешься.

— Да, помню я, помню. Ты этот скандал десять раз всем уже пересказывала.

— Вчерашние голоса вроде бы на того парня совсем не похожи были.

— Ой, жалко девку, если это она умерла. Ой, жалко-то. А может, у нее не с сердцем стало плохо, а эти вчерашние ее и того? — спросила Андреевна. — Ой, батюшки!

Именно эта мысль, не про батюшку пожилой любительницы «Садовода», а то, что меня вчерашние гости и могли «того», посетила и меня.

— Ой, об этом я и не подумала, — испугалась Зинаида. — Я тут давеча НТВ смотрела, и там говорили, что… ой… и теперь меня тоже могут… ну того, как нежелательного свидетеля? Пойду-ка я домой, мне еще котлеты жарить нужно.

Быстрым шагом, таща за собой два увесистых пакета с продуктами, Дубинина исчезла в третьем подъезде.

Андреевна внимательно посмотрела на бегающего вокруг осины Артемку и снова принялась читать статью про разведение баклажанов.

Я же оторвалась от прекрасного созерцания своих соседок и, на секунду зажмурившись, перенеслась в свою собственную прихожую.

Все было как обычно. Только в комнате явственно витал запах страха, не просто страха, а какого-то липкого ужаса, паники.

При жизни я никогда особо не испытывала таких ощущений.

Но, едва оказавшись в своей квартире, я просто опешила. В доме чувствовался запах незнакомца, здесь явно кто-то был, причем недавно.

Видимо, загробная жизнь оказала воздействие на все мои способности — я даже ощущала, что приходивший сюда человек был явно не с дружескими намерениями, скорее наоборот.

Я стояла в темной прихожей и прислушивалась к собственным ощущениям, чуть ли не принюхиваясь.

В этот момент в коридор выскочил мой Лешка.

Здоровенный рыжий кот недоуменно уставился на меня, казалось, на его морде застыло удивленное выражение.

Что же, Леша может меня видеть?

Он видит меня в образе призрака?

Очуметь!

Я чуток нагнулась к коту и призывно позвала его:

— Лешик, Лешик. Иди сюда, иди ко мне.

Кот задумчиво сидел на коврике в двух шагах от меня, он, казалось бы, пытался понять, что же случилось с его хозяйкой. Но было заметно, что он не только видит, но и прекрасно слышит меня.

Где-то я читала, что кошки чувствуют энергетику любого человека и способны реагировать на нее. Они как бы считывают сущность человека. Неспроста с любой мало-мальски уважающей себя ведьмой, судя по мультикам и художественным фильмам, обязательно живет и прислуживает ей черная кошка.

С кошачьими связана масса суеверий и предрассудков, и теперь я понимаю почему.

Мой Лешка прекрасно видел меня в образе бесплотного духа. И, малость поразмыслив, он подошел ко мне и попытался понюхать поднесенную к нему ладонь.

Скорее всего, никакого запаха кот не почувствовал, поэтому, чихнув, он подошел ко мне, чтобы потереться об ноги, как он всегда меня и приветствовал.

Но и тут мурлыку ожидал полный облом.

Потереться об меня не получилось — кот прошел насквозь мою ногу.

Негодующе мяукнув, Леша снова уставился на свою хозяйку с сомнительными, с кошачьей точки зрения, способностями.

Весь его облик с высоко поднятым хвостом и застывшим вопросом в зеленых глазах выражал только одну мысль: «Что это такое тут происходит?»

Я тоже никак не могла помочь разобраться моему котенку, даже погладить его я не могла.

Я принялась с ласковой интонацией успокаивать Лешку:

— Ну же, мой родной, не бойся. Все хорошо. Это действительно я.

Только и осталось, что беседовать с кошкой, только он меня и видел.

Я снова протянула к его пушистой голове свою ладонь. В этот раз кот не отошел, он снова попытался понюхать и приласкаться ко мне.

Тут я обратила внимание, что с котом, кроме его недоумения по поводу моего бесплотного состояния, тоже что-то было не то.

На правом ухе была видна небольшая кровавая ранка, да и правую переднюю лапку Лешка немного подволакивал.

Насколько я помню вчерашний день, он был в порядке.

Значит, он поранился вечером.

Нет, скорее не так, не он поранился… а его… поранили… Вероятнее всего, мои вчерашние нежданные гости, голоса которых слышала в своей спальне Зинаида Васильевна.

— Бедный мой мальчик! Как же ты так? Еще и голодный. Сейчас-сейчас приедет Юля, она покормит тебя. Извини, малыш, я не могу тебя накормить.

Леша же, привыкнув к новому облику хозяйки, настойчиво звал меня на кухню, с немым укором взирая на свою пустую миску.

Тут на лестничной площадке раздался шум, и кто-то принялся орудовать ключом в замочной скважине.

Да, Леша, к нам гости!

Глава 9. Кто ходит в гости по ночам…

Я уже много раз пожалел, что принял любезное предложение Юлии Зининой и поехал на ее машине к Алисе домой.

Вела автомобиль Юля просто отвратительно. Судорожно сжимая руль, крепко вцепившись в коробку передач, Юлия даже боялась дышать на водительском сиденье.

Непонятно, каким чудом ей удалось получить права.

Хотя в ее случае вполне могли подарить заветную корочку на юбилей или Восьмое марта.

В анекдотах про блондинок за рулем все же есть частички правды.

— Не обращайте внимание. Она всегда так водит, — хмуро улыбнулся мне Олег.

Наверное, все мысли о дамах с гранатой были написаны на моей перекошенной физиономии.

— Зато я за три года за рулем ни разу в ДТП не попала, — с гордостью со своего места отозвалась Зинина.

— С такой-то скоростью это неудивительно, — язвительно заметил Звягинцев.

Плелись мы действительно с черепашьей скоростью. Да не только черепашьей, я уверен, что любая улитка смогла бы обогнать белый «Пежо» с Зининой на борту.

Что это, чрезмерная осторожность? Нервозная осмотрительность или педантичное занудство, выливающееся в преклонение перед всевозможными правилами? — размышлял я, задумчиво глядя в окно на грязную серую улицу.

У меня из головы все никак не выходил образ симпатичной Алисы Вороновой. Эх, жаль, что с красавицей пришлось познакомиться при столь драматических обстоятельствах. Хоть слово «познакомиться» здесь совсем не уместно.

Интересно, что же такая утонченная прелестница с богатым внутренним миром нашла в этом изнеженном хлыще Звягине? Да, конечно, смазлив, одет дорого и «богато», но у него же на лице написано, что он еще тот мартовский котище с единственной философией «гулял — гуляю — и гулять буду!».

В реальной жизни вне фотографий и статусов в соцсети он производил еще более отталкивающее впечатление.

Нет, женщины совсем разучились разбираться в достойных кавалерах.

Или, может, мое бдительное око следователя, далекого от розовых грез о семейном счастье со сказочным принцем, не способно разбираться в физиогномике человека?

Ну мало ли, человек мне не нравится, но тут следующий вопрос — способен ли Олег убить свою бывшую подружку?

Одно дело гулящий бойфренд, а совсем другое — когда он становится преступником — убийцей!

Нужно приглядеться к смазливому красавчику и его роли во всей этой истории.

Поднявшись на лифте на седьмой этаж стандартной новостройки из красного кирпича, мы открыли дверь ключом из Юлиной сумочки.

Мы вошли в просторную прихожую, обставленную довольно мило и со своеобразным «девичьим» вкусом. На стене напротив двери обнаружилась репродукция Клода Моне «Бульвар Капуцинок».

Да, несмотря на мою достаточно прозаичную работу старшим следователем, я неплохо разбираюсь в искусстве и даже, что греха таить, горжусь этим. Меня поразило, что покойная Воронова тоже была неравнодушна к моему любимому Моне. Явно не дань моде принудила ее повесить картину в коридоре. Как я в дальнейшем обнаружил, моя догадка оказалась верна. В квартире Алисы я насчитал еще парочку изумительных пейзажей ранних импрессионистов. Но это было позже.

Сейчас же в прихожей нас встречал настоящий хозяин квартиры на Юбилейной — огромный, нереального рыжего окраса котище с изумительными изумрудными глазами. Своими габаритами кот вполне мог бы соперничать с престижными и дорогущими мейн-кунами, но, судя по наглой рыжей морде, он принадлежал к старинной дворянской породе котов-»подзаборников», как любила называть подобных милашек моя старенькая бабуля. Сейчас «подзаборник» дворянских корней с недоуменным выражением на морде рассматривал неожиданно прибывших в его скромную обитель гостей.

— Лешик, Лешенька, — кинулась к нему с порога Зинина, — ты мой маленький, ты мой хороший!

Назвать его «маленьким» можно было только при очень больной фантазии, имя «Леша» тоже ему не очень подходило — не Леша, а самый настоящий Алексей Степанович или Алексей Петрович вышел нам навстречу. Так и хотелось от души с ним поздороваться за мягкую рыжую лапу и чуть ли не поклониться в пояс, такое вальяжное и чванливое было выражение его морды.

Услышав слова Юли, кот скорчил презрительную физиономию, означающую что-то вроде: «Женщина, я вас узнал, но не надо ко мне лезть со всякими глупостями типа «сюсю-мусю».

Молодец! Настоящий парень! От души за него порадовался я.

Кот мне с каждой секундой нравился все больше и больше.

На меня же рыжий красавец никак не отреагировал, взглянув на Олега, презрительно фыркнул и, задрав роскошный хвост, промаршировал в соседнюю комнату.

Юля недоуменно пожала плечами, и мы вошли.

Гостиная тоже поражала недорогим, но современным уютом, где приятно соседствовали и современный огромный ЖК-телевизор, и милые девичьему сердцу безделушки, такие как ярко-розовый плюшевый заяц с двумя смешными бантами, статуэтка египетской богини Бастет в виде черной изящной кошечки на полке и в толстой ажурной раме репродукция картины «Закат над Сеной», висевшая над белоснежным диваном. На него, не на закат, конечно, а на диван, мы все и уселись. Следующая дверь, как я догадался, вела в спальню девушки. Ее я решил осмотреть позже.

— Я бы хотел для начала у вас кое-что уточнить, а потом просмотреть все комнаты, — обратился я к присмиревшим свидетелям.

— Да-да, конечно, — точно китайский болванчик закивала головой Юля.

Олег лишь презрительно поджал губы.

Скорее всего, в его трактовке хороших манер подобный жест означал согласие. Но у меня сейчас не было ни малейшего желания, да и времени, чтобы заниматься его воспитанием.

Кот Леша грациозно взгромоздился на подлокотник кресла из белой кожи. Во время всего нашего разговора он почему-то косился немного в сторону, точно видел нечто, не подвластное нашему взору, и, возможно, он знал намного больше, чем мог сказать.

— Итак, — нетерпеливо постучал пальцами по коленям Олег, — мы с Юлей, я считаю, уже потратили достаточно много времени на вас и ответили на все ваши вопросы уже в больнице. К чему устраивать дальнейший цирк? Делайте что хотите, осматривайте то, что вам нужно, и мы все отправимся по своим делам.

На его красивом породистом лице проступило такое неприятно-отталкивающее выражение вселенской грусти, что мне на секунду стало безумно жаль Алису Владимировну Воронову, которой приходилось жить с этим надутым пижоном — делить с ним стол и кров, постель, строить планы на жизнь, выбирать имена своим будущим детям. Подумать только, у него сегодня умерла любимая девушка, по его словам, — почти что невеста, а он в этот момент переживает лишь о том, что его задерживают от неотложных дел. Я был практически уверен, что в перечне его неотложных дел не стояла на первом месте подготовка к похоронам Алисы.

— Олег Юрьевич, я сейчас в вашем присутствии и в присутствии Юлии Александровны осмотрю квартиру. Это не займет много времени…

— Мы уже полдня с вами катаемся… — перебил меня наглый юноша.

— Олег! — тут уже не выдержав, подала голос Зинина. — Извините его, пожалуйста, Иван Андреевич, сегодня очень тяжелый день. Нервы у всех на пределе.

— Да, я все понимаю. Подпишите здесь и здесь, это ваши свидетельские показания. Если вам, Олег Юрьевич, некогда, вы можете идти, но тогда для разговора и дачи показаний вас вызовут в Следственный комитет по повестке, — резко, с холодом в голосе заметил я.

С кресла раздалось, как мне показалось, одобрительное шипение кота.

— Я что? Я ничего. Надо, так надо. Я просто опаздываю, — в миролюбивом жесте поднял руки Звягин. Весь напор пылкого юноши куда-то в мгновение ока растерялся, стоило лишь услышать про повестку.

Я про себя довольно хмыкнул.

Внимательно ознакомившись с документами и все подписав, мы поднялись с дивана и отправились в спальню Алисы.

Я сам не представлял, что хочу здесь найти. Ведь явно же, что девушка умерла не здесь и, скорее всего, причина ее смерти абсолютно не криминальна. Но вот как же быть с еще двумя девушками — Федоркиной и Большаковой?

В спальне меня ждал маленький сюрприз.

Такую разительную перемену между аккуратной гостиной с чистым белоснежным кожаным диваном и Моне в золотой рамке и разгромленной спальней — придумать сложно.

Створки зеркального шкафа-купе были открыты, все содержимое шкафа вывалено на пол — платьица, юбочки, кофты, все было разодрано в клочья. С огромной двуспальной кровати было сдернуто все постельное белье, подушки выпотрошены, зеркало туалетного столика расколото, косметика в полнейшем беспорядке валялась поверх разодранных кофточек.

— Ничего себе! — в изумлении присвистнул Звягин.

— Ой, — только и сумела произнести Юля.

— Тут всегда так? — задумчиво спросил я, разглядывая женские колготки, развевающиеся на люстре.

— Нет, конечно! Лиса всегда была очень аккуратна, она бы никогда такого не сделала в своей спальне, — запричитала подруга покойной.

— А может, это не она? — спросил я, кивая на рыжего Лешку.

Кот презрительно хмыкнул, всячески отвергая свое участие в подобном беспределе.

— Если это не Алиса, значит, здесь кто-то успел побывать. И здесь явно что-то искали. У кого еще, кроме вас, были ключи от квартиры? — спросил я.

— Ни у кого. Только у меня и Алисы, — ответила Юля.

— Когда мы разругались, я вернул ее комплект ключей, — промямлил Олег, удивленно из-за двери разглядывая разгром в спальне.

— У Алисы хранились большие суммы денег, важные документы? Что могли здесь искать?

— Нет, вроде бы. Я не знаю, — зарыдала Юля.

— Так, это уже интересно. В гостиную злоумышленники, что ли, не заходили? Почему там чисто и опрятно?

И Звягин и Зинина одновременно недоуменно покачали головами.

Я прошел в прихожую, внимательно осмотрел замок на входной двери. Никаких следов взлома не было, ясно, что дверь открывали ключом, который мог быть лишь у Алисы и Юли, разве что любвеобильный Звягин в свое время не сделал копию ключей.

— У соседей ключи от этой квартиры были?

— Нет.

— Может, у консерьержки? Цветы поливать, кота кормить?

— Нет, она с соседями особо не общалась. Когда Алиса уезжала в командировку, кота кормить приходила я, — тихим голосом бубнила Юля.

— Олег Юрьевич, а ваши ключи вы больше никому не давали, не теряли?

— Нет, конечно.

Кстати, про кота. Мне пришла в голову мудрая мысль — а почему умный Лешка не защищал хозяйское добро? Почему он не кинулся на взломщиков, не поцарапал их, позволил учинить такой бардак? Или он хорошо знал прибывших, или ему вкололи что-то успокоительное.

Кот вел себя довольно странно, косился в сторону, а потом принялся что-то нюхать и тереться хвостом. Обо что, я не видел, но кота явно нечто беспокоило.

Я погладил его, он позволил взять себя на руки.

Конечно, я не ветеринар, но опыт общения с животными у меня имеется, хотя бы с моим Лансом. Кот был теплым, здоровым, только его передняя правая лапка была в какой-то темной засохшей жидкости — кровь? Нужно было это проверить! Взять все анализы и профессионально осмотреть кота.

Я прошел на кухню — там тоже было все чисто и уютно. В раковине не скопилось ни одной грязной чашки или тарелки, в холодильнике стояла сковородка со свежими котлетами, банка кошачьего корма и пара йогуртов.

На кухне ничего не искали.

Почему воры-взломщики остановились только на спальне? Что-то искали только здесь.

Или, может, их спугнули?

Я еще раз осмотрел разгромленную комнату.

Большой стеллаж с книгами — артдетективы, исторические новеллы, собрание классики. Книги здесь любили и читали.

Ящики комода все были выпотрошены: нижнее белье валялось на полу вперемешку с дорогой косметикой, папка с коммунальными счетами, квитанции за свет и газ, развороченный фотоальбом. Я взял в руки рассыпанные фотографии — вот годовая малютка Алиса с огромными голубыми глазами сидит на коленях у мамы, вот уже подросшая Алиса с двумя белоснежными бантами торопится в первый класс. Девочка была на диво хороша, очень похожа на мать, от отца — интеллигентного инженера — получила внимательный взгляд и упрямую линию подбородка. Вот фото школьной поры — выступления на сцене. Оказывается, она играла в школьном КВНе и даже были роли в юношеских спектаклях. Следующие фото — студенческая пора. Вместе с группой девочек-подружек на фоне здания вуза, в университетском парке, на каруселях в парке Горького. А вот это уже интересно — на нескольких фото молодая Алиса была изображена в обществе симпатичного милого парня. Сияющие счастьем глаза Вороновой и влюбленный взгляд парня не вызывали вопросов, какие отношения их связывали.

— Юля!! Подойдите сюда, пожалуйста, скажите, кто это? — попросил я.

В этот момент я почувствовал какой-то холодный сквозняк по ногам, меня как будто толкнули, фотоальбом закрылся и выпал из моих рук. Я ощутимо почувствовал толчок, но, оглянувшись, увидел, что возле меня никого нет. Даже Лешка и тот сидел в некоем отдалении, хотя в его изумрудных глазах я явно увидел усмешку.

Глава 10. Держите врагов близко…

Конечно, мне пришлось толкнуть этого представителя власти.

Наблюдать со стороны, как этот бравый солдафон разглядывает мои детские и юношеские фотографии, я еще могла. Но когда он заинтересовался нашим общим снимком с Принцем Моей Мечты, я уже не выдержала.

Занятия по «замогильному прикосновению» я уже могла сдавать на «отлично».

Стаканчик в руках Юльки в больнице был только первой ласточкой, теперь же мне удалось практически невозможное — в призрачном существовании выбить из рук Еремина, так его, кажется, зовут, альбом с моими фотографиями, при этом серьезно оттолкнув следователя.

Вот ему, будет знать, как лазить в чужих вещах!

С улыбкой я наблюдала, как Еремин в ужасе оборачивается! На лице всесильного полицейского возник такой неподдельный испуг, что мне стало смешно. Разумеется, никого позади себя он не увидел. Игриво подмигнув Лешке, единственному существу в комнате, способному меня видеть, я серьезно задумалась.

Кто же учинил подобный беспорядок в моей спальне?

Разумеется, я не супер-пупераккуратистка, но я не могла представить и в страшном сне, что я сама способна сделать подобное в своей собственной комнате.

И не просто комнате, а в своей спальне.

Не знаю, как другие, но для меня спальня всегда была самым священным местом в доме. Именно здесь, в своей собственной кровати, я, как большинство представителей расы Homo Sapiens, проводила большую часть своей жизни. Хотя иногда с тоской думала, что все же всю свою жизнь я проторчала именно на работе или в бесконечных пробках Подмосковья.

Так вот, спальня была для меня священна.

Порядок и уют в ней был для меня неким пунктиком, ритуалом уборки, который я неукоснительно соблюдала. Представить себе, что я могла оставить в спальне грязную чашку из-под кофе или обертку от конфеты, для меня было бы катастрофой. А теперь, наблюдая за развороченным шкафом, разбросанными на полу моими вещами, колготками на люстре, я пребывала в полном ступоре.

Лешка никогда бы не смог открыть шкаф-купе и вытащить все мои вещи, раскидать постельное белье и разбить статуэтки на книжной полке.

Да он бы и не стал так себя вести.

В гостиной, кухне и коридоре царил полный порядок, все было как обычно.

Что же за тайфун обосновался у меня именно здесь?

А тут еще и господин следователь, сующий нос в мои личные вещи: то полки осматривает, то фотки разбирает. А я ничего и сделать не могу, потому что меня вроде бы здесь и нет. Формально уже нет, физически меня нет, один лишь сгусток энергии, если я правильно поняла объяснения Кузьминичны.

Из моих размышлений меня вывел язвительный голос Олега:

— Что-то случилось, Иван Андреевич?

Его красноречивый взгляд и наглая ухмылка остановились на непонятно озирающемся Еремине.

Так он чего доброго и в привидения поверит!

— Нет-нет, все нормально. — Еремин еще раз внимательно посмотрел на Лешку: кроме кота за его спиной, не считая, конечно, моего бесплотного призрака, больше никого не было. Рыжий кошара сделал умильно-наивное выражение морды и заподозрить его в злом умысле было невозможно.

— Эээ, Юлия, так подскажите, кто же это? — Еремин снова поднял нашу общую фотографию с Моим Принцем, где мы, влюбленные и счастливые, улыбались в объектив на фоне Софийской набережной. Хоть прошло уже столько лет, я в малейших подробностях помню тот великолепный майский день.

Подняв фотографию с пола, Еремин еще раз оглянулся — не привидится ли ему что-нибудь еще.

Я, конечно, сдержалась, правда, с трудом. Не хватало еще напугать следователя до полусмерти.

— Ах, это Денис. Фамилию не помню, простая какая-то — то ли Алексеев, то ли Александров. Любовь всей жизни Алисина. Он ее бросил много лет назад, она за ним, дура, еще и бегала. Ни грамма гордости у подружки, — надув губки, принялась самозабвенно сплетничать Юля.

Ну вот, приехали. Вот как, оказывается, это выглядело со стороны.

Да, к предательствам подруги уже можно было бы привыкнуть, но прошлая, казалось бы, давно зажившая рана снова дала о себе знать.

Мне на секунду показалось, что в моем кровавом, истерзанном сердце с радостью садиста моя любимая подружка поворачивает раскаленный на огне, остро отточенный гвоздь.

А та с капающим ядом продолжала:

— Да и не любил он ее никогда, так, воспользовался пару раз Алиской. Еще бы, такой красавчик, москвич, обеспеченный, успешный. Нужна она была ему…

Мне на приемах психологи все в один голос говорили, что время лечит, что все пройдет, забудется, что через несколько лет я с улыбкой буду вспоминать бывшую любовь, качая в колыбельке детей от другого Принца, но мои чувства к Моему Единственному не смогла убить даже моя смерть.

Какой убийственный каламбур — «убить смерть». Мои преподаватели на журфаке, наверное, бы закидали меня тухлыми помидорами за подобный слог. Но из песни слова не выкинешь, а сейчас мне хотелось убить лишь Юлю — змея, гадина, Иуда… Она же все знала, знала мои страдания-мучения, как она сейчас через несколько часов после моей физической смерти, когда мой дух еще витает рядом, как она может говорить такие вещи?

Я не сторонница физических мер воздействия, даже больше — по жизни я пацифистка, но тут, не сдержавшись, я подлетела к Зининой и попыталась вцепиться ей в волосы.

Ноль эмоций — ничего не вышло.

Мои руки проходили сквозь ее ненавистную физиономию, не нанося ей никакого вреда.

Что же это такое, я же только что смогла прикоснуться к Еремину?

Наверное, все дело в эмоциях. Мои эмоции в настоящий момент просто бушевали, я хотела рвать и метать, наверное, в подобном состоянии я была способна разгромить и свою собственную квартиру, но я не помнила ничего подобного.

Предательские словоизлияния Иуды-Зининой прервал Еремин:

— Юля, Алиса в последнее время не встречалась с Денисом? Они не разговаривали?

— Нет, насколько я знаю, а Алиса мне все рассказывала, последний их разговор был три года назад. Недавно она узнала и очень переживала, что он женился и у него скоро будет ребенок. Алиса на нем была просто сдвинута, она чуть в психушку не попала, когда он ее бросил. Вены хотела резать, так убивалась, так убивалась. Даже через много лет она только о нем и думала, только его и любила, — трещоткой трещала Юля.

Я вцепилась ногтями в руку — была бы живой, явно бы след, а то и шрам от ногтей остался. Как же мне хотелось ее убить в этот момент — теперь я понимала, что такое состояние аффекта.

— Да? Она все этого время бывшего любила? — теперь «озверел» Олег.

Конечно, кому это приятно сознавать, что где-то в глубине своего растерзанного сердца, даже будучи с Олегом, я все рвалась к своему Денису. И даже с Олегом я оказалась, только чтобы забыть, переключиться. Но «клин клином» не удался, не того человека я выбрала для реанимационных мероприятий.

— Да, Олег, я не хотела тебе говорить, да и Алиса бы не разрешила, но она мне постоянно рассказывала, как ей Денис снится по ночам, как она рыдает до сих пор о нем.

Ах, тварь. Вот это уже вынести было невозможно.

Если уж я сама не могла воздействовать на негодяйку, я придумала получше способ.

Я подошла к Лешке, который меня спокойно видел и слышал и, глядя в его изумрудные глаза, приказала ему кинуться на Зинину. Перед тем я немного его «пугнула», так что он взлетел на худые Юлины ноги в мгновения ока, оставив на ее колготках безобразные дыры и украсив ее тощие коленки красивыми царапинам.

Молодец, мой умница.

— Ах, ах ты, скотина! — подскочила Зинина. — Да я тебя… — кинулась она за котом, но того уже и след простыл.

— Юлия, успокойтесь, — высказался внешне спокойный Еремин.

— Нет, вы видели это? Он бешеный. Да я его на живодерню сдам, да я его на шаурму порежу, — возмущалась предательница.

Еремин внимательно посмотрел на то место, где только что сидел Лешка, и я была уверена, что в уголке его губ появилась загадочная улыбка.

— Да заткнись ты, курица, — припечатал охающую Юльку Олег. — Что, все это время твоя подружка меня обманывала, а ты знала и молчала? — угрожающе надвинулся на нее Олег.

— Нет, ну почему сразу обманывала? — тихим сладким голосом, отодвигаясь от Звягина, запела Зинина. — Она просто тебе о своем прошлом не рассказывала! Она же не виделась с этим Денисом с тех самых пор!

— Она же его любила все это время!

— Ну потому, наверное, тебе и не рассказывала, зная, как ты к этому отнесешься! Она с ним не виделась, не спала с ним, не изменяла тебе, что ты завелся, в самом деле? — Юлин голос звучал все более и более обиженно.

Я пребывала в психологическом шоке — очень нелегко услышать, что говорят о тебе твои лучшие друзья за спиной, а тут уже получается «за гробовой доской».

Олегу, конечно, неприятно узнать, что я любила другого. Но я ни разу ему этого не показала, я была нежной, заботливой, ласковой с ним, прощала все его заскоки.

Вот получаются двойные стандарты — ему можно было гулять направо и налево, осчастливливая своим присутствием моих соседок, а мне втихаря нельзя было мечтать о моем любимом.

Олег действительно озверел. В его гипертрофированном мужским превосходством мозге не могла появиться даже одна-единственная малюсенькая мысль, что именно от него самого зависело, смогу ли я полюбить его и разлюбить Дениса.

Возможно, будь он внимательнее и ласковее, я бы вполне могла забыть бывшего и быть счастлива с Олегом.

— Я с тобой еще попозже разберусь, — прошипел Олег Зининой сквозь стиснутые зубы.

— Так, никто ни с кем разбираться не будет, — взглянув на притихшую Юлю, сообщил Еремин.

Я со всем присущим мне злорадством хотела бы взглянуть на их «разборки».

— И вообще, ты, Олег, не понимаешь — у каждой девушки есть своя Великая Любовь, — сделала глубокомысленный вывод Юля, на всякий случай подальше отодвигаясь от Звягина.

Фразу «Великая Любовь» Юля произнесла с грустной задумчивой интонацией.

Я прекрасно помнила, как она рассказывала с точно такой же интонацией о своем однокласснике Вове, о котором она грезила с седьмого по одиннадцатый класс включительно. Красавец Вова не замечал маленькую и щуплую отличницу Юленьку, смотревшую на него все время глазами влюбленной буренки. Я уверена, что о своей первой любви Юлька прекрасно помнила до сих пор: не только дату рождения и девичью фамилию матери, но и любимое кулинарное блюдо и даже все юношеские секреты. Она до сих пор была готова к своему Вове босиком по снегу бежать, так же как и я к своему Денису, лишь бы тот позвал. Но он не позвал… Вове нравился рой преданных фанаток вокруг, влюбленных девиц, у которых разве что можно было бы домашку списывать на перемене, лишь ослепительно улыбнувшись голливудской улыбкой. Папа Вовы работал стоматологом в одной из лучших московских клиник, и, конечно, у его единственного любимого сыночка не было никогда проблем с улыбкой и покорением женских сердец.

— Хорошо, если вспомните какие-нибудь подробности, обязательно позвоните мне, — прервал мои воспоминания следователь. — И еще один вопрос, Юля. Как вы думаете, что здесь могли искать?

— Мммм, я даже не знаю, — промямлила моя подружка, вопросительно взглянув на Олега.

— Я тоже не знаю, — слишком поспешно ответил Олег.

— Внимательно посмотрите, все ли вещи здесь на месте? Ничего не пропало из комнаты? Где Алиса хранила свои украшения? Ювелирку? Деньги?

— Ой, то ли слово «украшения»?! У нее была лишь золотая цепочка с крестиком, которую Алиса никогда не снимала, да парочка колечек недорогих, и еще сережки с рубинами, ей мама на день рождения подарила в прошлом году. Больше вроде бы ничего не было, — ответила Юля.

— Что же это вы, Олег Юрьевич, не дарили своей невесте дорогих подарков и ювелирных украшений? — Еремин бросил на Олега неодобрительный уничтожающий взгляд.

— Она не любила украшения! — тут же довольно поспешно отозвался Олег.

— Какая же красивая женщина не любит украшений? — хмыкнул себе под нос следователь.

Мне стало смешно — потому и не любила, что особенно их и не дарили. А выклянчивать, вымогать у Олега что-либо я не собиралась. Более того, это он постоянно занимал у меня деньги на жизненно важные для него вещи — элитный парфюм «Ив Сен Лоран» и галстуки «Гермес». Конечно, смазливую мордашку нужно было красиво и дорого одевать, а вот работать Олег Юрьевич не привык и не любил.

Эх, где же мои глаза были раньше? Почему я не замечала подобное и терпела мерзавца так долго? Наверное, виной всему пресловутый материнский инстинкт и гипертрофированная жалость, и типичная женская мечта — свить уютное гнездышко и завести прелестных деток.

— Вот в этой шкатулке она хранила свои драгоценности. Вот, кажется, все на месте — нет только сережек с рубинами и крестика, но, скорее всего, эти вещи до сих пор на Алисе, — тут Юля наконец вспомнила, где я сейчас нахожусь, и пустила скупую крокодилью слезу.

— Хорошо, у Алисы были дома крупные суммы денег? Или, может, важные документы? Акции?

— Ой, да какие акции. Почти все деньги хранились у нее на зарплатной карте, — хмуро уточнил Олег.

Конечно, кому, как не ему, знать, где у меня хранятся деньги и сколько их.

Конечно, странно, воры, если это были воры, перевернули вверх дном мою спальню, но не тронули шкатулки с ювелиркой, не бог весть какой дорогой, но все-таки — золотые сережки с рубинами, золотые кольца, но все это стоит денег, все это заработано честным путем. Почему они не взяли украшения — шкатулка лежала открытой почти на самом виду? Если им не нужны деньги и украшения, тогда к чему такой разгром в комнате?

Есть о чем подумать.

— Юля, а покажите, где у Алисы были визитки?

— Ой, а визитница у Алисы в сумке была. Сейчас принесу.

Зинина сходила за моей сумочкой, оставленной в прихожей, принесла ее Еремину.

Тот задумчиво перевернул страницы, но, видно, не нашел ничего стоящего. Визиток у меня, как у любого журналиста, было очень много. Рабочие контакты, карты магазинов и салонов красоты, знакомые, некоторые визитки лежали даже по две-три штучки в одном кармашке.

Еремин еще раз пролистал кляссер и сказал:

— Хорошо, спасибо вам. Юля и Олег, больше не буду вас задерживать.

Вместе с Ереминым гуськом мои гости осмотрели маленькую кухню. Следователь даже зачем-то заглянул в холодильник.

Я как радушная хозяйка, правда, без чая и конфет, незримой тенью плелась позади. Юля, по доброте душевной, забыв прежние обиды, наполнила Лешкину миску сухим кошачьим кормом. Лешка благоразумно на всякий случай не показывался ей на глаза. Он, видать, помнил про угрозы — сдать его на шаурму. В квартире было много укромных местечек, где мой пушистый друг чувствовал себя в полной безопасности. Юля пообещала забрать кота после похорон, и мои незваные гости ушли.

Я осталась висеть бесплотным духом в темной гостиной и всерьез задумалась, не нужно ли переквалифицироваться в привидение типовой химкинской многоэтажки.

Но через несколько минут в замке входной двери послышался резкий звук поворачиваемого ключа…

Глава 11. Что делать и нужно ли что-то делать?

В квартире Алисы я ничего стоящего не нашел. Ясно, что смерть девушки наступила не здесь. Конечно, не здесь — о чем это я, смерть наступила в больнице, но здесь, в ее квартире, ей ничего не угрожало. По крайней мере, я думал об этом до тех пор, пока не заглянул в спальню Вороновой.

Там явно что-то искали, и причем искали дилетанты — профессиональные воры-домушники не устроили бы такой демонстративный бардак. Что-то искали, но вот нашли ли, вот в чем вопрос.

Квартира Алисы мне очень понравилась — стильная и уютная, хотя и не очень большая. Но почему-то в ней я постоянно чувствовал чье-то незримое присутствие. Я никогда не был склонен к мистике, но в какой-то момент я явственно почувствовал, как меня оттолкнули и чуть ли не силой вырвали из рук альбом со старыми фотографиями.

Не в этих ли фотографиях и дело?

Милый симпатичный парень влюбленными глазами смотрит на Алису, она же просто светится от счастья. Очень красивая пара! Была.

Как рассказала Юлия Зинина, они расстались несколько лет назад, Алиса очень сложно переживала этот разрыв, даже хотела покончить жизнь самоубийством.

Жаль, что они расстались. Даже по фото было видно, какой благородный и мужественный вид у Дениса, он подходил Вороновой намного больше, чем этот пижон Звягин.

Но можно ли верить Зининой?

Лучшая подруга такой грязью поливала покойную, что мне даже стало жаль Алису, и как хорошо, что она не слышит всех этих гнусных сплетен.

Оказывается, жаль Алису было не только мне — рыжий красавец Алексей, или просто Лешка, сидел, слушал всю эту ахинею из уст Юльки и в какой-то момент, не выдержав, набросился на ее новые колготки.

Ну как тут не поверить в разумность братьев наших меньших?

Похоже на то, что кот решил отстоять честь своей бывшей хозяйки. Какой молодец!

Если Зинина его не возьмет, я был бы счастлив забрать рыжего к себе. Вот только не представляю, как к его появлению отнесется огромный Ланселот.

Хотя о чем это я?

Погибли три молодые и красивые девушки, а я тут рассуждаю о разумности котов?

Надо собраться и подумать, а для начала я хотел бы съездить и поговорить с лечащим врачом Вороновой и с родными погибшей Федоркиной и Большаковой. Как же и чем они связаны? Только причиной смерти и формой одежды?

Неужели маньяк выходит на охоту каждый месяц и отлавливает в городе Москве и Подмосковье симпатичных одиноких девушек в темных платьях и на высоких каблуках?

А почему собственно убийство? И Ольга, и Алиса, и Светлана — все умерли от кровоизлияния в мозг и связанной с этим остановки сердца.

Однако в наше время существует масса медицинских препаратов, доступных в любой аптеке, способных сбить или повысить сердечный ритм. Нужно уточнить у экспертов — не было ли на теле девушек следов от инъекций, или может быть в желудке что-то интересное обнаружилось.

Вместе с Юлей и Олегом мы вышли из подъезда.

На улице вовсю светило не по-осеннему яркое солнышко, в соседней песочнице ковырялись два сосредоточенных малыша, лопатками обрабатывая очередной куличик, весело щебетали птички — эх, жизнь прекрасна, а какой-то придурок убивает необъяснимым способом молодых и красивых девушек.

Мое настроение сразу же испортилось. Я не успокоюсь, пока не разберусь в происшедшем и не упеку маньяка за решетку, где ему и подобным самое место. Хотя иногда я всерьез жалею, что у нас в стране введен мораторий на смертную казнь. Проработав в органах уже более пяти лет, я повидал в своей жизни столько жестокости, безразличия, кровожадности, казалось бы, внешне обычных и простых людей, что в голове не укладывается, какие демоны живут в каждом из нас.

Сейчас в Москве и области убивают не только ради заоблачных благ — завещания, квартиры-машины, а иногда ради ста рублей и дешевой помады могут убить девушку, дети-наркоманы травят родителей из-за дозы героина, старушка «божий одуванчик» способна проломить голову соседу, который слишком громко делал ремонт за стенкой, и тому подобное. Я мог бы припомнить еще больше ужасов и мерзостей в своей «собачьей» работе. Сейчас для следователей не важны таланты сыщика, не часто востребованы дедуктивные способности и поразительная работа серых клеточек. «Бытовуха», разборки алкоголиков — вот над чем по большей части приходится работать.

Когда я читала классические детективы, меня всегда поражали загадочные происшествия, таинственные преступления, принцип запертой комнаты, когда только один из присутствующих в загородном доме и есть настоящий убийца, и именно от талантов сыщика зависит, будет ли он найден и каким образом. Игры ума и таланта, а не бумажная работа и составление многочисленных протоколов — вот почему я пошел работать в органы.

Я уныло вздохнул.

Мой удручающий вид был замечен пижоном Звягиным. В белоснежном пиджаке, мужском шелковом платке на шее, с надменным выражением холеного лица, он казался сейчас и здесь ненужным элементом мозаики и никак не вписывался в осенний химкинский дворик.

— Что вздыхаете, капитан? Версий никаких нет? — надменно затянувшись сигаретой, поинтересовался Олег.

— Нет, версий достаточно, — довольно сердито ответил я.

— А что, реально Алиса умерла не своей смертью? Ее кто-то убил? Вот только не надо заливать мне о «тайне следствия» и прочей ерунде.

— Боюсь показаться не оригинальным, но действительно это «тайна следствия», я проверяю все версии.

— Ну-ну, проверяйте.

— Иван Андреевич, если мы вам уже не нужны, мы можем идти? — вклинилась в разговор Юля.

— Да, если у меня возникнут вопросы, я вам позвоню. До свидания, — буркнул я и зашагал к автобусной остановке.

Мне нужно было заехать в больницу, где еще сегодня утром умерла Воронова.

Сладкая парочка Олег и Юлька остались возле подъезда. Звягин напряженно курил, Юлька бегала вокруг него и о чем-то расспрашивала.

Я бы сейчас многое отдал, чтобы узнать, о чем идет их разговор.

* * *

Маршрутка приехала достаточно быстро и, протолкавшись в общественном транспорте около получаса, я наконец-то оказалась в той самой больнице.

Вожделенная красная корочка следователя открыла мне доступ в святая святых — кабинет известного в области врача Семеновского Альберта Михайловича.

Проницательные карие глаза поразительно выделялись на небольшом тщедушном лице доктора. Лысинка в окружении седых волос выглядела одновременно мило и забавно.

В Интернете было великое множество хвалебных од и панегириков Альберту Михайловичу. Писали, что он международный светило, гений медицины, которому подвластно многое.

Интересно, почему это химкинский гений тогда не спас Алису Воронову?

— Добрый день, Альберт Михайлович, — прокашлявшись, начал разговор я.

— Извините, но у меня сегодня очень мало времени. Через полчаса мне нужно готовиться к операции, — виновато развел руками Семеновский, — итак, чем я могу вам помочь? Я вас слушаю.

— Сегодня у вас в отделении во время операции скончалась молодая женщина, Воронова Алиса Владимировна. Я хотел бы узнать подробности ее смерти.

— Да-да, прискорбно, очень прискорбно, — Альберт Михайлович нервно заерзал на огромном кожаном кресле, занимавшем чуть не половину его рабочего кабинета. — Понимаете, у каждого даже именитого и маститого врача, а тем более хирурга, есть свое небольшое кладбище пациентов. Мы не менеджеры и не главбухи, где ошибки на работе не столь плачевны. Но в данном случае я сам проводил операцию, бригада анестезиологов была очень сплоченная и давно со мной работает. Здесь не было никакой врачебной ошибки. Девушка поступила к нам в практически безнадежном состоянии. Ей еще очень повезло, что она не умерла гораздо раньше. Человек, в принципе, был очень сильный и физически, и эмоционально — мы надеялись, что операция пройдет успешно. Но увы! Мне очень жаль. Но вины нашей операционной бригады здесь нет.

— А от чего конкретно умерла Воронова?

— Как ни банально это звучит, но от остановки сердца. «Мотор» не выдержал, как говорят в нашей медицинской среде. Я сегодня как раз оформлял документы на нее. Звонок на «Скорую» поступил в 7.30 утра, звонил сосед Алисы некий Семен Пименов, он как раз утром выгуливал собаку и увидел: во дворе дома по адресу город Химки, улица Юбилейная на скамейке возле детской площадки лежит девушка без сознания. На момент приезда «Скорой» она была еще жива, пульс был слабый нитевидный. Алиса была в глубокой коме. Пониженное давление, СОА в норме, ее сразу же отправили к нам в операционную. Но, несмотря на все наши действия, в 8.45 я зафиксировал смерть пациентки.

— Чем могла быть вызвана остановка сердца?

— Ну тут много может быть факторов. Первичный осмотр и анализы Вороновой показали, что в крови не обнаружено наркотических или инородных веществ, даже никотина не было в легких — девушка не курила. На мой взгляд, сильный стресс послужил причиной смерти, а вот чем был вызван стресс, тут, извините, я не знаю.

— А при осмотре не было выявлено следов инъекций каких-нибудь препаратов? Вы не заметили ничего странного или криминального?

— Нет, абсолютно. Девушка чистенькая. Не кололась, не принимала, — добавил Альберт Михайлович. — Да в ее положении это было и опасно.

— В ее положении? В каком это положении? — удивился Еремин.

— А вы что, не знали? Алиса была беременна. Правда, срок небольшой — всего несколько недель. Возможно, что о своей беременности она и не знала.

— Да? Неужели? Что ж, спасибо большое. Не буду больше вас задерживать. Если что-либо вспомните, сразу же позвоните мне. Вот моя визитка, — встал со стула и раскланялся следователь.

Голубые глаза врача еще раз сверкнули из-за оправы модных затемненных очков.

— Альберт Михайлович, а вы, случайно, не знаете, когда ее забирала «Скорая», при Алисе был телефонный аппарат?

— При Алисе точно была черная кожаная сумочка, я уже делал опись вещей. Вот, кстати, этот документ: косметичка с тенями бледно-голубого цвета, яркая помада, пачка бумажных платочков, связка с ключами, зеркальце. И все. Сумочка небольшая. Больше там ничего не было. Наши медики не стали бы портить свою репутацию кражей мобильника. Телефона не было. Если только во дворе, когда Алиса лежала на скамейке, его не забрали.

— Хорошо, я проверю. Спасибо вам огромное.

— До свидания. Мне действительно очень жаль эту девочку.

— Мне тоже.

Выйдя из кабинета врача, я молча последовал в кафетерий при больнице.

Заказав симпатичной белокурой официантке крепкий черный кофе, я сел и принялся размышлять обо всей этой странной истории.

Оказывается, Алиса была беременна. Это раз.

Срок — пару недель. С Олегом она рассталась несколько месяцев назад. Он не мог быть отцом ее ребенка. Это два.

Подруга Юлия бы знала, если бы у Алисы появился новый поклонник или любовник. Воронова бы ей обязательно об этом рассказала. Раз Юлии об этом было неизвестно, значит, Алиса специально ей ничего не рассказывала — хотела сохранить свою любовную связь в тайне от лучшей подруги? Зачем? Либо любовник был известен и женат, в таком случае огласка точно не нужна. Либо Юлия хорошо знала Мистера Икс и никогда бы не одобрила выбора Алисы. Возможно, что Алиса позволила себе легкий необременительный роман, ничего серьезного, не оценивала своего кавалера как будущего спутника жизни и после нескольких постельных свиданий забыла о его существовании. Она, вероятно, и сама не предполагала, что внутри ее уже живет и существует ребенок, бьется маленькое сердечко.

Здесь было о чем подумать, теперь предстояло искать нового любовника Вороновой.

Ниточек было более чем достаточно, и беременность Алисы — чем не мотив избавиться от пассии, чтобы та не шантажировала предмет страсти ребенком, и обыск в ее квартире. Но все это упиралось в один железобетонный аргумент — в ее смерти не было ничего криминального, девушке стало плохо с сердцем, потеряла сознание, умерла в больнице.

Вот и все.

Все очень просто, если бы не две точно такие же смерти красивых девушек в черном платье и обуви на шпильке. Что, неужели всем им становится плохо с сердцем, периодичностью раз в месяц? Может, перепад давления или магнитные бури, а то, что девушки одинаково были одеты, — банальное совпадение?

Не верю я в подобные совпадения, и правильно делаю. Но как связаны между собой 21 августа, 19 сентября и 18 октября?

Я задумчиво смотрел в окно и силился разобраться в хитростях этих трех дат, если я сейчас определю последовательность этих дат, то я смогу узнать, когда следует опасаться следующей жертве нашего маньяка.

Серия не закончилась. Нужно выявить закономерность этих смертей. Между 21 августа и 19 сентября прошло 29 дней, между 19 сентября и 18 октября — 28 дней. Данных о смерти девушки во второй половине июля я не нашел, хотя, если несчастье случилось дома, никто бы и не заподозрил криминал.

Так когда же нам ждать «следующую ласточку»? Через 29 дней? Через 28? Может теперь будет 27?

16 ноября? 17? 18? Может, 19? Всю неделю ходить по улицам Москвы и оберегать девушек в черном.

Я смотрел в окно и задумчиво пил кофе.

В голове билась мысль, которая все никак не могла до конца сформироваться, — тут все должно быть гораздо проще.

Я допил чашечку кофе и взглянул на дно чашки.

Да, дожил, остается только погадать на кофейной гуще.

Ради прикола, все равно никаких больше умных мыслей в голове не наблюдалось, я вспомнил, как на даче в Подрезково к моей достаточно молодой тетушке Антонине часто забегала в гости круглощекая и обаятельная хохотушка Дуняша и как они принимались теплыми майскими вечерами гадать на будущее и на любовь на картах Таро. Тетя Тоня была не замужем, и гадание на супруга в деревенской глуши было для нее любимой забавой. Ей на тот период было лет двадцать восемь. Веселая и жизнерадостная, она выглядела намного младше, и именно ее заботам мои родители поручали свое непослушное чадо. Для меня, маленького Ванюши, она казалось очень взрослой и солидной дамой. Меня сажали за деревянный стол на веранде, покрытый старой клеенкой. У меня была своя особая миссия — в некоторых гаданиях карту из колоды Таро должна была вытягивать именно мужская рука. Не имело никакого значения, что рука эта принадлежала Ванюшке Еремину, шести лет от роду. А иногда, попив «кофею», как, смеясь, называла сей дивный напиток Дуняша, девчонки принимались расшифровывать будущее, рассматривая расположение кофейных пятнышек на внутренней стороне чашки. Через пару лет Тоня встретила своего Колю, вышла замуж за коллегу по работе — сейчас они хорошо и уютно перебрались жить в солнечную Болгарию.

Так вот, перебирая детские воспоминания, я точно так же перевернул чашку донышком кверху, положил ее на блюдце и по часовой стрелке повернул чашку три раза.

Вот уж не думал, что когда-либо буду заниматься подобными глупостями.

Мне, материалисту до мозга костей, подобное времяпрепровождение было абсолютно не знакомо.

Я поднял чашку и успел заметить, что весь не выпитый мною кофе стек на нижнее блюдце и оставил на нем четкий и явный кофейно-коричневый след, напоминающий небольшой полумесяц.

Тут в моем мозгу что-то щелкнуло, и вся картинка стала на свое место.

Вот после этого и не верь в мистику.

Ведь все так просто!

Я лихорадочно принялся нажимать кнопки на своем телефоне. Хорошо, что в кафе есть вай-фай, и, чтобы зайти в Интернет, мне потребуется всего несколько минут.

Мне нужно было обязательно проверить свою догадку. Но я на сто процентов был уверен, что все так и есть.

Глава 12. Я все чаще замечаю, что меня как будто кто-то подменил…

Я замерла в темной прихожей, прислушиваясь к поворачиваемому в замке ключу.

Что это я?

Все равно меня никто не сможет увидеть или запомнить, а тот, кто может меня видеть, включая Кузьминичну и прочие призрачные субстанции, вот уж точно не будет заглядывать на огонек через входную дверь.

Я, конечно, понятия не имела, как и каким образом заглядывают на огонек гости из потустороннего мира. С Кузьминичной этот вопрос я обсудить не успела, а потом и времени на это не было.

А может быть, это те самые воры-домушники, которые разгромили мою спальню?

В прошлый раз они не завершили свой преступный замысел, и вот снова явились. Ну что ж… встретим!

Дверь распахнулась, и послышался злобный женский шепот:

— Ты что, козел, не мог мне все нормально в машине рассказать? На фиг нужно было меня снова тащить в эту квартиру?

— Не ори, дура! Не хватало еще, чтобы соседи нас услышали!

Дверь тихонько распахнулась, и в нее стремительно влетела моя экс-лучшая подружка Юлька. Влетела она потому так стремительно, что ускорение ей поддал мой экс-жених Олег. Он практически втолкнул Юльку в мою прихожую и злобно на нее зашипел:

— Ты что, полная идиотка? Ты зачем орешь на всю лестничную клетку? Вообще сбрендила?

— Не ори на меня, придурок. Я, между прочим, о твоей пятой точке забочусь, кретин.

И тут Юлька разразилась такой пятиступенчатой отборной бранью, что ей вполне мог позавидовать видавший виды шофер-дальнобойщик.

Я раскрыла рот от удивления, и было чему поражаться: я даже и не предполагала, что милая и интеллигентная москвичка Зинина с высшим гуманитарным образованием знакома с самим существованием подобных слов, а употреблять их — это было абсолютно не в ее стиле.

Сегодня поистине день чудных открытий.

— Ты заткнешься сегодня или нет? — это уже подал голос мой бывший.

— Тоже мне командир нашелся, — уже тише продолжала бубнить Юлька, скидывая черные кожаные сапоги и надевая на ноги мои любимые розовые тапочки. — Мне заткнуться, дорогой? Ты уверен, что я хорошо расслышала? — уже другим, ласковым голосом продолжила она. — Или, может быть, мне позвонить нашему новому знакомому Ивану Андреевичу, пригласить его сюда и кое-что интересное ему рассказать и показать? — подмигнула она Олегу.

Тот изменился в лице.

— Ну так что, мне заткнуться и сходить в полицию? Так, мой дорогой?

— Нет, Юленька, нет, ты что, котеночек, я пошутил. Это все нервы, — ворча, пробубнил Олег и, не разуваясь, прошагал в гостиную. — Если ты полицию позовешь, тебе самой придется многое объяснять им.

— Ну почему? Почему она умерла именно сейчас? Объясни мне. Почему мы два года готовились, и все накрылось из-за банального несчастного случая? — заунывно стеная, заныла Юлька.

— Несчастного случая, говоришь. Не верю я в подобные случаи. Нет, здесь что-то другое. У Алисы абсолютно не было никаких проблем со здоровьем. Мне ты можешь поверить.

— Хм, тебе? Конечно, я тебе верю! Кому, как не тебе, знать о состоянии здоровья всего ее тела? Ты же его частенько осматривал! — почти выплевывала Олегу в лицо злые слова Юля.

— Что за чушь ты несешь, котенок! Ты же знаешь, мне нужна только ты одна! Ты же знаешь, ради чего все это было придумано. Ты же знаешь, как я тебя люблю и как мне было сложно с этой занудой Алисой. Нужно было всего чуть-чуть подождать, я ей уже помолвочное кольцо купил, собирался предложение делать. Ты же знаешь, ты же все это прекрасно знаешь! Зачем ты меня мучаешь, котенок? — Олег присел возле дивана и положил свою голову на колени Юли.

Она рассеянно гладила его волосы рукой и слушала. Я тоже все это внимательно слушала.

— Котенок, солнышко, ты же знаешь, все было уже на мази. Через пару месяцев мы бы с Алисой скромненько расписались, а потом во время медового месяца — где-нибудь в Египте или Турции — с российской туристкой Алисой Вороновой случился бы небольшой несчастный случай. И я один стал бы наследником!! Нет, не совсем один, конечно, котенок, мы с тобой потом обязательно поженились бы, поделили бы деньги и жили припеваючи. — Олег бросил заискивающий взгляд на Юлю.

Я стояла посреди комнаты и абсолютно ничего не понимала. Какое наследство? Денег у меня было кот наплакал, одни долги по ипотеке, из драгоценностей — копеечные сережки и колечки. Я совсем не понимала, о чем это говорит мой бывший.

— Ты полный идиот! Я тебе уже говорила два месяца назад, что из-за твоей дурости, из-за твоих шашней с соседкой, ты подставил под удар всю операцию! — заверещала на высокой ноте Юлька.

— Но, котенок, все было совсем не так! Я же тебе объяснял, Наташка зашла на секундочку… ммм… за солью. Да, точно, за солью. А Алиса все не так поняла!

— Я тебе сейчас дам «за солью»!! Знаю я твою «соль». Мне Лиса рассказывала во всех красках, как вы на кухне эту самую «соль» по баночках расфасовывали…

Я уже вовсю развеселилась, вспомнив ту картину. Оказывается, «рога» наставлял Олег не только мне одной.

— Но, котеночек, я не виноват — это она сама. Я не виноват, что все бабы… ммм… пардон муа, все женщины вешаются на меня. Моя внешность — мой крест! Но я только тебя люблю! Одну тебя!

Юлька задумчиво сидела в кресле, скрестив свои длинные красивые ноги.

— Про свою любовь потом расскажешь. Нам сейчас нужно с тобой подумать, как мы будем выпутываться из этой ситуации.

— Из какой ситуации, моя родная?

— Из такой ситуации, родной! — прикрикнула на Звягина Юлька. — Ты мыслишь только тем, что у тебя в штанах! Нам необходимо в Алисиных бумагах уничтожить всю информацию о Джордже.

— О ком??

— Своей тупостью ты меня просто пугаешь!! О Джордже Стравински!! Ты что забыл, ради чего я два года пасла эту гусыню? Как только представлю, что тогда, несколько лет назад, Алиса сама бы увидела то письмо!

Юлька вскочила с кресла и принялась нервно мерить мою гостиную шагами.

— Подумать только! Как в дешевой мелодраме! Умирающий миллионер из Америки перед смертью решил оставить все свое состояние бедной журналистке из Москвы! Если бы мне кто-нибудь рассказал такую историю, я бы просто расхохоталась в глаза наглецу, но надо было такому случиться, что чокнутый олигарх оставил состояние нашей красавице Алисе! УУУУ!! Ненавижу ее! Как же я ее ненавижу! Сколько она мне крови попила своей идеальностью — умница, красавица, с красным дипломом, а тут еще и баснословное богатство свалилось на нее!

— Нет, ну что ты, котенок, богатство-то свалилось, но воспользоваться им наша ненаглядная подружка сможет только на небесах! — глупо захихикал в кресле Олег.

— Нет, ты точно кретин, с кем же я связалась? Ты понимаешь, что теперь из-за смерти наследницы мы тоже не сможем получить все деньги. Я два года обрабатывала Джорджа — писала ему от лица Алисы проникновенные письма по Интернету, два раза звонила в Штаты, представляясь ее именем. И этот американский папаша даже не заметил подвоха, — грубо захихикала Юлька. — Но я не могла, никак не могла поехать по паспорту Алисы в Штаты к нему в гости, так бы обман сразу же раскрылся. Потому, узнав, что несколько месяцев назад Стравински скончался, я не сомневалась, кому он оставит все свои деньги. И что же? Сначала ты, придурок, рассорился с Алисой, потом она дала дуба в самый неподходящий момент, а теперь еще тут постоянно крутятся полицейские. Нам сегодня повезло, что Еремин всего лишь внешне выборочно осмотрел Алисину квартиру. Во время обыска обязательно проверили бы все — всю ее переписку, почту, и дотошных полицейских очень бы заинтересовали постоянные письма и звонки в Америку.

— Но, зая, ты же писала Джорджу из своей квартиры? Что они могут у Алисы найти?

— Нет, ну ты что же, вообще ничего не понимаешь? Электронные письма Джорджу я писала из дома, но они ведь сюда — те простые бумажные письма — приходили, на Алисин адрес. А теперь вуаля, обрати внимание, — жестом фокусника Юлька открыла верхний ящик моего стола.

Там действительно лежало несколько писем.

Тут я начала все понимать.

Несколько лет назад Юлька прибежала ко мне с тортиком, такая счастливая, рассказала, что по Интернету в Штатах познакомилась с обворожительным мужчиной. Одно только НО — он в солидных годах и очень консервативен. Его бывшую жену звали Алиса, и он имеет ностальгические романтические порывы к этому имени. Потому якобы моя любвеобильная подруга назвалась моим именем. Так вот ее избранник терпеть не может Интернет и желал бы переписываться по-старинке, проверенным дедовским способом — посылать любовные послания по самой обычной почте. В наш современный электронный век ему якобы невероятно нравится сам момент написания писем от руки, собственноручная доставка их на почту и томительное ожидание послания от девушки.

Юлька просто порхала от счастья, я поверила во всю эту чушь. Это сейчас, паря под потолком, я понимаю, что все это полный бред, а тогда, порадовавшись за подругу и решив, что мало ли заскоков бывает у мужчин, я благополучно забыла об этой истории. Письма регулярно шли, причем на мое имя, но у меня и в мыслях не было прочитать чужую переписку. Это низко и подло, считала я. Что мне, сложно, что ли, передавать раз в месяц корреспонденцию Юльке?

Я громко вздохнула.

Юлька, стоявшая возле окна, вдруг вздрогнула и зябко поежилась, навострив уши.

— Олег, ты слышал это?

— Что слышал?

— Ну, какой-то странный звук. Такой, не знаю, как объяснить. Что-то мне не по себе стало. — Юлька настороженно принялась оглядываться.

— Да это, наверное, ее придурошный кот на кухне бесится, — выдвинул предположение Олег.

— Нет, не кот. Что-то сейчас тут не так в этой квартире, я что-то чувствую…

— Ой, перестань. Что тут может быть не то? Мы письма забираем и сваливаем, или что-то еще?

— Нет, подожди, тут вот последнее, я его не читала, хотя уже несколько месяцев назад Алиса передала мне письмо от нотариуса, где тот сообщил, что Джордж скончался. Эта дура еще меня спрашивала, неужели я завела нового поклонника из-за границы, имя стояло другое на конверте. Так, посмотрим, что же сейчас пишут наши иностранцы.

Я стояла и ругала себя на все корки. Я прекрасно помню последний конверт из города Нью-Йорка, на нем еще стоял штемпель адвокатской конторы. Но мне из США точно никто не мог писать, потому я, даже не распечатав письмо, сразу же отдала его Юльке. Она мне тогда наплела сказочку, что будто бы ее американский поклонник развелся и прислал официальный запрос из адвокатской конторы, что он теперь свободен от брачных уз и готов строить свою жизнь с Зининой.

Какая же, однако, погибла в Зининой гениальная, нет, даже гениальнейшая актриса. С каким чувством, с какой экспрессией плакала она здесь, буквально на этом же диване, рассказывая, что боится ехать за границу к незнакомому мужику, что тот вполне может оказаться маньяком, и Юлька буквально умоляла меня поехать вместе с ней на смотрины.

Я тогда, несколько месяцев назад, отдала ей свой загранпаспорт и документы, якобы для оформления визы и приглашения.

Ой, а что же она хотела сделать и сделала ли что-то с моими документами?

Юлька нервно ходила из угла в угол комнаты, бубня себе под нос:

— Письма я забрала, в своем ноутбуке всю информацию стерла. Хорошо, что я подсуетилась и забрала Алисин загранпаспорт. Тогда можно было попытаться под ее паспортом выехать в Штаты, загримироваться, изменить прическу. А теперь что делать, что же делать? В наследование можно будет вступить только через полгода, а тогда уж точно во всех документах будет отмечено, что Воронова Алиса Владимировна благополучно скончалась в возрасте двадцати восьми лет. Что же делать?

— Дорогая, а если ты знала, что письма лежат в верхнем ящике стола, то зачем ты всю Алискину спальню переворошила, что там искала? — подал голос Олег.

— Что?? Но я ее спальню не переворачивала, я думала, это ты сделал! — изумилась Юля.

— Нет, я не делал!

— И я не делала!

— Тогда кто же?!

Вопрос завис в воздухе, ни мои бывшие приятели, ни тем более я не знали, кто же так усиленно покопался в моих вещах.

Глава 13. Чует, нечистым духом…

Ну конечно, и как это я сразу не догадался.

Разгадка была на поверхности. И подсказала мне разгадку ни много ни мало самая простая чашка крепкого кофе, точнее, даже не сама чашка, а кофейная гуща и остатки кофе, которые оставили на белоснежном блюдечке отпечаток тонкого полумесяца.

Покопавшись в Интернете, я убедился, что и 21 августа, и 19 сентября, и 18 октября было полнолуние, а следующее ожидается теперь 17 ноября.

Так что же — еще один пункт в поддержку моей теории?

Маньяк, действующий по велению луны и лунного цикла?

А может, какой-нибудь черно-белый маг или сатанист, которому для ритуалов нужно строго определенное время и влияние луны?

Нужно будет побеседовать со специалистами по оккультным наукам и разузнать, как связаны девушки-красавицы в черном и смерть от остановки сердца ночью в полнолуние.

Но если так, то жертв могло быть и больше. Нужно поискать загадочные смерти девушек 20 июля и 18 июня — в прошлые полнолуния.

Маньяки чаще всего педантичны и просто помешаны на точности в мелочах.

Скорее всего, бедных девушек, убитых ранее, похоронили, посчитав их смерти несчастными случаями. Так бы получилось и в нашем случае, если бы не погибла Светлана Федоркина, падчерица очень известного чиновника из столичной мэрии, который надавил на внутренние рычаги, чтобы этим делом всерьез занялись, тут оказалась к месту и Алиса Воронова, которой «посчастливилось» попасть в сводку полиции города Химки.

Думая о расследовании, я уже набирал на сотовом номер домашнего телефона отца Ольги Большаковой.

По документам у Ольги из родственников был только отец — Сергей Владимирович Большаков, именно он и занимался ее похоронами.

С пятой попытки трубку все-таки сняли.

— Апле!! Кто это?? Алле… — послышался невнятный грубый бас.

— Здравствуйте. Вас беспокоит следователь Иван Еремин. Я хотел бы поговорить с вами о смерти вашей дочери, — официальным тоном представился я.

— Ольги? Приезжай. Новороссийская, дом пять. Захвати бутылку, — снова невнятно просипел грубый голос.

— Что, простите? Бутылку? — переспросил я. Но мой собеседник уже отключился.

Бутылку? Странно.

Но раз отец Ольги дома, а по документам было отмечено, что прописана она по адресу: улица Новороссийская, дом пять, квартира сорок шесть, я отправился на перекладных в сторону Москвы.

Улица Новороссийская встретила меня грязной пыльной и старой обшарпанной пятиэтажкой, дом номер пять. Если бы не близость к метро «Люблино» — район и вовсе можно было бы считать неблагополучным.

Старые хрущевки по всей Москве методично сносят, на их месте вырастают ярко-оранжевые кирпичные башни, но, видно, до старого дома номер пять на улице Новороссийской очередь еще не дошла.

Крайний подъезд выглядел запущеннее всех остальных.

Я пару минут безрезультатно нажимал на домофоне номер квартиры — сорок шесть. На звонок никто не отвечал.

Да что же это такое?

Я приехал рекордно быстро, если учитывать расстояние из Химок до Люблино, а меня и в дом не пускают.

Я присел на покосившуюся скамейку у подъезда и принялся звонить с мобильного на домашний телефон Сергею Владимировичу.

Результат точно такой же — тишина. Получается, он не дождался, ушел куда-то, может, в магазин, может, на прогулку.

Сергей Большаков официально нигде не работает, скорее всего, придется дожидаться его у подъезда. Но как же я его узнаю, если никогда в жизни не видел? Об этом я печально размышлял, все еще пытаясь дозвониться Большакову одновременно и по домашнему телефону и по домофону.

Так, бесцельно тыкая по кнопкам, я услышал за своей спиной тихий интеллигентный голос:

— А вы к кому это так в сорок шестую квартиру звоните? Ольги уже давно тут нет!

Быстро развернувшись, я увидел перед собой опрятную улыбающуюся старушку в светло-сером плотном пальто и ярко-малиновом берете, задорно надвинутом на лоб. У ног бабульки жалось мохнатое создание, которое только по недоразумению природы можно было бы отнести к семейству собачьих. Ланселот смог бы проглотить подобного «песика», не прилагая и малейших усилий.

Собачка даже не решалась тявкать на меня, грозного незнакомца в ее глазах, а всего лишь крупно тряслась и беззащитно жалась к ногам своей хозяйки.

— Так вам в сорок шестой чегой-то надо? — грозно насупив брови, снова осведомилась бабулька.

— Добрый день. Я к Большакову Сергею Владимировичу пришел, мы с ним договаривались, а он дверь не открывает, — не ясно для чего, я выложил всю информацию.

— К Сереге, что ли? А то сказал, «Сергей Владимировичу» — его так сколько лет никто не называет, после того как его с нормальной работы уволили. И не откроет он тебе сейчас, семь часов вечера уже — он давно зенки свои залил. Пьянствует уже целый месяц не просыхая, после того как дочку похоронил. Его более-менее вменяемым только в обед увидеть можно, когда за очередной бутылкой в магазин ползет.

— Да, где-то в обед я с ним по телефону и разговаривал, — вздохнул я, — я как раз с ним о его дочери и хотел поговорить.

— Об Ольге? А вы, собственно говоря, кто такой? — проявила бдительность обладательница малинового берета.

— Извините, не представился. Следователь Иван Андреевич Еремин, — сунул я свое удостоверение под нос бабульке.

Она его внимательно осмотрела, зачем-то даже понюхала, после с неким сожалением выпустила из рук.

— Я Елизавета Федоровна Овсянникова, соседка Большаковых. Живу в квартире сорок семь. Как раз рядышком, дверь в дверь. От Сереги вы сегодня ничего толкового не узнаете. Его разве что завтра где-то в обед попытайтесь поймать, и то не знаю.

— Извините, Елизавета Федоровна, а с вами, как с соседкой, я могу сейчас поговорить? А то зря приехал, получается.

— Ну да, конечно, пройдемте ко мне. Я вас чаем вкусным напою, замерзли, наверное, по дороге.

Овсянникова открыла металлическую дверь своим ключом, втолкнула внутрь подъезда упирающуюся собачку и пропустила меня.

Поднимаясь по грязной лестнице (лифта в типовой хрущевке, конечно, не было), Елизавета Федоровна болтала не переставая.

Еще бы, мое появление здесь — наверное, событие века в ее глазах.

Не часто к одинокой пенсионерке заглядывают в гости представители органов правопорядка. Наверное, сегодня же вечером на ближайшей скамейке Овсянникова будет звездой всего двора и взахлеб станет рассказывать благодатным слушательницам — подружкам-старушкам — эту сногшибательную новость. То, что в ее изложении новость будет именно сногшибательной, даже не приходилось сомневаться — такое довольное выражение было на лице старушки, она чуть не облизывалась от предвкушения, как сытая кошка над миской сметаны.

— А я иду, смотрю — мужчина незнакомый, представительный, не выпивший, к нам в подъезд такие не часто ходят. Разве что к Люське из тридцать девятой, но она дама свободная, молодая. Правда, к ней все мужики попроще и под вечер все ходют и ходют. И Матильда моя сразу обратила внимание, что человек хороший, — идя по лестнице, старушка кивнула на свою собачку. — Матильда моя только на плохих и пьяных гавкает. А Мария Семеновна из сорок второй тоже говорила, что Люська собирается чуть ли не замуж выходить, значит, к ней ходить не будут. Вот я подумала, что за представительный мужчина, и тогда не к Люське, получается, идет. У нас в подъезде народ смирный. Вот только на первом этаже Владик есть, так учиться не желает, все матери нервы трепет. Они так ругаются с ним — на весь подъезд слышно.

Вот так, под важную, с точки зрения гражданки Овсянниковой, информацию, они поднялись на четвертый этаж, где своим ключом Федоровна открыла неприметную обшарпанную дверь, обитую дешевым дерматином. При этом старушка не переставала рассказывать следователю про «подозрительных квартирантов из Узбекистана, живущих на пятом этаже».

От всей этой болтовни у Еремина сразу разболелась голова и заныли под коронками два почти здоровых зуба.

Все понятно, пенсионерке не хватает общения. Наверное, в квартире, кроме нее и Матильды, никто не живет, а Матильда при всей своей разумности вряд ли способна поддерживать плодотворную беседу с хозяйкой.

Пригласив следователя на уютную маленькую кухоньку, Овсянникова быстренько вытерла грязно-серой тряпкой лапки безропотной Матильде, которая даже не предпринимала никаких шагов к бегству.

И, поставив старый чайник на плиту, Елизавета Федоровна плюхнулась на стул напротив следователя и напряженно замолчала.

После пятиминутной пытки и вороха ненужных сведений обо всех представителях пятого подъезда в крохотной кухне тишина повисла просто ошеломляющая, оглушающая своей искренностью.

Овсянникова преданно заглядывала Еремину в глаза и чуть ли не как ее болонка помахивала несуществующим хвостом.

— Елизавета Федоровна, мне сейчас нужна информация только о жильцах квартиры сорок шесть. В частности, об Ольге Сергеевне Большаковой. Расскажите мне все, что знаете, об этой девушке, как она жила, чем занималась, где работала, с кем дружила.

— Я-то расскажу, но можно один нескромный вопрос? А почему это Ольгой Большаковой заинтересовалось Следственное управление? Да еще не наше московское, а химкинское? — спросила Овсянникова.

Слово «химкинское» было произнесено ею с пренебрежением, знакомым всем провинциалам при встрече с «настоящими» «коренными» москвичами и их коронной фишкой «ПАНАЕХАЛИ!!!»

Я от души удивился. Я-то наивный чукотский юноша до сих пор считал, что Химки — практически Москва. На автомобиле до центра, до Красной площади можно добраться из Химок (конечно, без пробок) минут за пятнадцать-двадцать. А судя по развитости района и удобству инфраструктуры, я никогда бы не поменял свою квартиру на «московскую» хрущевку на Новороссийской.

Но видно по всему, для Овсянниковой московский вопрос был принципиален.

Тут я вспомнил гениальную фразу своей родной бабушки Нины. Она говорила, что «сейчас в Москве» (а это «сейчас» приходилось на послевоенные пятидесятые годы прошлого века), «что сейчас в Москве из коренных остались только зубы. И все москвичи — год-два как из-под Воронежа или Ростова».

Сейчас, судя по всему, москвичи из Махачкалы и Душанбе, но размышлять на эти темы Еремин не стал, а сухо ответил Овсянниковой:

— Смерть Ольги Большаковой связана напрямую с гибелью девушки из города Химки, поэтому обстоятельствами этого дела занимаюсь я.

Елизавета Федоровна кивнула, видимо, приняв эти объяснения, выключила газ под чайником, налила в чашки ароматный напиток и начала свой рассказ:

— Эту квартиру получили еще мои родители. Я почти все детство прожила в коммуналке, а потом нас перевезли из бараков сюда, в этот новый район. Я помню, как мои родители, особенно мама, радовались. Еще бы, после общей кухни, коридора и общего санузла — получить такие царские условия. Это сейчас хочется, чтобы кухня была побольше, комнаты попросторнее, а тогда искренне радовались, что можно жить в квартире одним. Совсем одним, понимаете? Ваше поколение никогда не видело настоящих коммуналок с вечными боями на кухне, с очередью в туалет, с пьяными воплями соседей по ночам, а я выросла в таких условиях и знаю, о чем говорю. Мой отец после войны работал слесарем на заводе плюс еще имел льготы за инвалидность. На войне ему осколком снаряда оторвало ступню, поэтому ему выделили эту квартиру. Я прекрасно помню, как в первый раз вошла сюда.

Глаза старушки покрылись налетом мечтательности.

— Была ранняя весна. Лучи солнца пробивались сквозь оконные рамы. Я была такой молодой, такой юной, — мечтательная улыбка полностью преобразила лицо Елизаветы, и я явственно увидел перед собой симпатичную девочку Лизочку с двумя смешными косичками забегающей в просторные комнаты новой квартиры. — Мы радовались нашему новому дому. Казалось, что вся жизнь впереди. Прошла война, впереди долгое беззаботное будущее. Я сразу познакомилась с Надюшей, соседкой, моей ровесницей из сорок шестой квартиры. Они всей семьей переехали откуда-то из Самарской области. У ее матери умерла двоюродная тетка из Москвы, оставила им, как единственным родственникам, свою квартиру. Там такое счастье было по этому поводу! Ну еще бы — теперь можно было выбраться из маленького городка, родителям найти нормальную работу, Надя бы могла учиться в хорошей московской школе. Мы с ней учились в одном классе. За одной партой, правда, не сидели. Но сильно дружили, вместе во дворе гуляли, на танцы ходили вместе, — на этом моменте рассказа Елизавета Федоровна горестно вздохнула. Я догадался, что здесь речь пойдет о вечном женском соперничестве, и не прогадал. — На танцах, тут недалеко в Кузьминках, я и познакомилась с Володей. Красивый статный парень, про таких говорят — сажень в плечах, искорки веселые в глазах. Он играл на гитаре, был старше меня, учился в университете. Я влюбилась в него как кошка, раз и навсегда. Но на свою беду познакомила ухажера со своей подругой Надей, — еще один горестный вздох. — Ну как познакомила, он пришел ко мне в гости, с цветами, с конфетами шоколадными для моих родителей, кольцо купил, чтобы предложение сделать, уже дату свадьбы мы обговорили, как вдруг в нашем подъезде — вот прямо тут возле двери он столкнулся с Надей. Просто столкнулся и, как пишут в дешевых романах, «их глаза встретились». И я сразу поняла, что свадьбы не будет, — тут Овсянникова печально улыбнулась, — точнее, свадьба будет, но не моя…

— Все это, конечно, очень интересно, но при чем тут Ольга Большакова? — перебил я старушкин рассказ.

Ей, наверное, некому рассказывать свою душещипательную историю, но у меня сейчас не было ни времени, ни желания выслушивать ее исповедь.

— Подождите, сейчас и до Ольги дойдем. Я потому вам так все подробно рассказываю, что все это напрямую связано с Большаковыми. Так вот, их глаза встретились. Надя была писаной красавицей — ярко-голубые глаза, пшеничная коса до пояса. Устоять перед ней, конечно, было сложно. Ольга очень на бабку была похожа. Тоже красивая, но счастья ей это не принесло. После того дня вся моя жизнь переломилась на две части — на до и после их встречи. Володя прибегал, меня успокаивал, говорил, что любит Надю, жить без нее не может, чтобы я не расстраивалась, нашла себе другого мужчину. И Надя плакала под дверями, умоляла простить их и зла не держать. Я месяцами не вставала с постели, плакала навзрыд, ничто успокоить меня не могло. Отец мой к тому времени уже помер, а мать с лица даже вся сошла, за меня так переживала. Решила отправить к дальней родственнице в деревню под Рязань на лето — нервы подлечить. Я же, когда приехала, узнала, что свадьба у Нади с Володей уже состоялась, и аккурат в тот самый день, что мы с Володей планировали — 15 июня. Я же была в полной несознанке, ходила и говорила, как робот. Мамина тетка в деревне, где я остановилась, все меня чаями поила-отпаивала, травки лечебные заваривала. Я же когда приехала домой, когда узнала, что мой ненаглядный женился на моей подруге — вот верите, нет, ни единой слезинки не проронила. Внутри меня как будто что-то умерло. Я же знала, что все равно не будет им счастья. Вот никому не рассказывала я, а вам, Иван Андреевич, покаюсь, из-за меня все беды у семьи Большаковых, заказала я голубков… — Бабулька шмыгнула носом.

— Как это заказали? Кому? Киллеру? — Я, как охотничий спаниель, сделал стойку на дичь. Бабулька Овсянникова нашла киллера шестьдесят лет назад? Убила разлучницу-подругу и изменника? Это уже интересно.

— Да нет, какому киллеру? Тут все гораздо серьезнее, — бабулька нервно мяла кружевной платочек в руках, — если бы киллеру, можно было бы что-то изменить. Нет, я пока в деревне в себя приходила, меня моя двоюродная тетка привела для лечения к бабке одной, которая травки заваривала, хворь из людей выводила. Рассказала я той бабке все как на духу, что со мной случилось, почему мне жить не хочется и как мне плохо. Она внимательно выслушала и сказала, что может мне помочь вернуть любимого. Но нужна будет моя помощь. Я так Володьку любила, что была в тот момент готова на все — в ад войти, все горячие сковородки облизать, свою душу бесплатно отдать за единственный миг женского счастья. Для меня, члена комсомола, партийной активистки, никакой магии-шмагии не существовало. Но если была хоть одна-единственная надежда вернуть милого, я была готова на все. Ох, ох… — Федоровна, уже не таясь, сидела и вытирала кружевным платочком слезы. — За свои услуги я отдала деревенской ведьме золотое колечко, подаренное Володей, все равно оно мне было ни к чему. А если, как обещала бабка, он вернется, то подарит новое. Так рассуждала я. Тетке и мамке можно было бы соврать, что на огороде кольцо потеряла, все равно они бы не спросили. Пошептала что-то бабка над моей головой, отдала маленький сверток с какой-то шерстью, иголками. Сказала, самой не разглядывать и не разворачивать сверток, а как можно скорее отнести всю эту напасть в дом, где живут вместе Володя с Надей.

Меня эта фантастическая история уже всецело поглотила. Магия может быть напрямую связана с циклами полнолуния и все это может быть связано с сегодняшними смертями девушек. Или, может, это совсем другая история?

Сделав глоток горячего чая, Овсянникова продолжила:

— Вернувшись домой, я всячески принялась делать вид, что у меня все хорошо, все замечательно. Не хотелось нервировать мать. И как-то в субботу я без звонка, без приглашения отправилась в гости к Надежде и ее мужу. Наши соседи, Надины родители, вовсю рассказывали, как же повезло их красавице дочке выйти замуж и сделать такую хорошую партию. Володя Большаков был из хорошей интеллигентной московской семьи. Его отец был достаточно известным профессором, писал научные труды, преподавал в столичном вузе. Они все жили в просторной квартире в Черемушках. Сейчас бы сказали в элитном доме, а для меня трехкомнатная в сталинке после наших клетушек показалась вообще раем. Когда в свое время Володя познакомил меня на правах невесты со своими родителями, я поражалась и высоченным потолкам, и лепниной на стенах, и даже постоянной горячей воде в кране — немыслимая роскошь даже для коренных москвичей. Так вот, я приехала в гости, прихватив с собой ведьмовский «подарочек», позвонила в дверь. Открыла мне Антонина Леонидовна, сколько лет прошло, а я до сих пор помню ее изумленное выражение лица. Мама мне рассказывала, что, когда я была в деревне, Антонина даже несколько раз приезжала к нам домой, пыталась поговорить со мной, объясниться за своего сына. Хорошая она женщина была, добрая, совестливая. Так вот, открыла она мне дверь, всплеснула руками: «Лизонька, ты ли это?» Да, узнать меня теперь стало трудно. Из веселушки-хохотушки с тонким станом и красивыми локонами я превратилась в высохшую старуху с потускневшим взглядом и унылым выражением лица. Жизни я не видела без милого, и жить мне в неполные девятнадцать лет не хотелось. Я молча кивнула, отодвинула плечом Антонину и влетела в общую комнату-столовую. Вся семья Большаковых сидела за обеденным столом. Как сейчас помню красивый фарфор, кружевные салфетки. Профессор столичного вуза мог позволить себе не экономить, и увидела расширившиеся от ужаса глаза моей подружки. Рядом с ней сидел Володя, который, казалось, стал еще краше и милее. Я устроила самую настоящую фирменную истерику. Я кричала, заламывала руки, проклинала их на все поколения. Говорила, что пусть Володя и все его семейство навсегда будут прокляты, не будет им никому счастья после того, что они со мной сделали. Антонина Леонидовна и Петр Михайлович пытались меня успокоить, предлагали какие-то капли, что-то успокоительное. Я же была в каком-то яростном забытье, наконец приехавшие врачи вкололи мне убойную дозу успокоительного, и мое сознание улетучилось. Но перед этим я успела вложить маленький сверток в карман висевшего в прихожей дорогого драпового пальто Надежды.

Старушка снова замолчала и принялась сосредоточенно размешивать уже остывший в чашке чай.

— Пришла я в себя уже в больнице. Возле кровати сидела моя уставшая заплаканная мать. Петр Михайлович не стал писать заявление в милицию, хотя меня могли привлечь хотя бы за хулиганство. Я помнила как в тумане, что вроде бы била у них в квартире дорогую фарфоровую посуду, пыталась крушить мебель. Большаковым не хотелось выносить сор из избы, хватило им одного скандала, и, подключив свои столичные связи, меня поместили для лечения нервного срыва в специализированную клинику. Нет, не в психушку, в обычную клинику, — поспешно добавила Овсянникова, видя как вытянулась лицо у ее невольного гостя. — Я пролежала там несколько недель, и состояние мое улучшилось, под влиянием лекарств, или все-таки молодой организм дал о себе знать, но мне стало намного лучше. Навещала меня в больнице только мама, но мне никто и не нужен больше был. Когда я вернулась домой, то сразу заметила странное поведение наших соседей, родителей Надежды. Они были очень подавлены, неразговорчивы. Было сложно, но информацию в мешке не утаишь, тем более в таком тесном городе, как Москва. Через несколько дней после моего грандиозного скандала с битьем посуды и мебели все семейство Большаковых в полном составе отправилось на дачу. Нужно было еще обкатать новый автомобиль Володи, роскошную «Волгу», которую подарил на свадьбу сыночку старый профессор Петр Михайлович. Володя сам был за рулем, и, как говорят свидетели, была абсолютно пустая дорога, ровная трасса, всего в двадцати километрах от Москвы по Киевскому шоссе, как их новенький, только что сошедший с конвейера автомобиль врезался в бетонное ограждение. Петр Михайлович и Антонина Леонидовна погибли практически сразу, мгновенно, Надю хирурги буквально по кусочкам собирали, она в реанимации пролежала около недели, лобовое стекло разбилось, и все осколки впились в ее лицо. Тогда не было в Советском Союзе такого понятия, как пластическая хирургия, и наши врачи только пытались спасти ее жизнь. На порезы на лице никто и внимания не обратил, но когда ее выписали из реанимации, оказалось, что все порезы воспалились, произошло нагноение кожи. Все лицо Надежды оказалось обезображено, от щеки до щеки красовались ужасающие шрамы, которые невозможно было ни удалить, ни замазать. Из чудесной красавицы Надя превратилась в ужасающее чудовище. Плюс ко всему после всех операций у нее начались проблемы с ногами, но она держалась, несмотря ни на что. Даже поддерживала своего мужа. Оказалось, что на момент аварии она была уже беременна, и лишь чудом не потеряла ребенка. Я тогда узнала, что на момент катастрофы она была одета в то самое драповое пальто, где в кармане лежал злополучный сверток. Самое удивительное, что сам виновник аварии Владимир вообще не пострадал.

Из искореженного автомобиля достали два трупа, Надю в ужасающем состоянии, истекающую кровью, и Володю без единой царапины. Он вообще не пострадал, ни одной шишки, ни одного синяка — вот как бывает. После всего случившегося он чуть с ума не сошел, если бы не поддержка Надежды, он тоже, возможно, оказался бы на Троекуровом кладбище, рядом со своими родными. Смерть родителей, косвенной причиной которых он стал, вечное уродство бывшей красавицы жены — все это подкосило Володю. Он стал пить, и не просто пить, а злоупотреблять этим. Вы меня спросите, была ли я счастлива после этой трагедии? Нет, конечно, мне было всего девятнадцать лет, глупенькая молоденькая дурочка, если бы я могла все изменить… Я только хотела любви, очень хотела, а погубила всю семью. Но на этом их беды не закончились. Я же никому не могла рассказать о злополучном свертке, даже мать меня бы не поняла. Я пыталась объяснить все нелепым совпадением, гримасой судьбы, но в глубине души я знала настоящую правду. Тем более, что по всему району ходили слухи о моем скандале, многие шушукались, что именно я прокляла Большаковых. Так, наверное, оно и было. Володя после смерти родителей запил по-черному, Надя в плачевном состоянии очень тяжело переживала беременность, перебралась обратно к родителям в соседнюю квартиру. Мы с ней, даже столкнувшись на площадке, не здоровались, не разговаривали. У нее был жуткий токсикоз, она постоянно сильно нервничала, с перекошенной физиономией даже не могла выходить из дома. А ведь такая красавица была… Сережку она родила в марте шестьдесят третьего. Роды проходили очень сложно, от мужа поддержки не было никакой, он к тому времени вообще превратился в хронического забулдыгу. Из профессорского дома все пропил, продал мало-мальски ценное, а потом нарвался на аферистов, потерял и роскошную квартиру. За бутылку подписал дарственную на какого-то прощелыгу и все, оказался на улице. Приходил в пьяном виде к тестю и теще, те его спустили с лестницы, вызвали участкового. Даже пару раз Володька стучался ко мне, просил занять полтинник на бутылку. Я смотрела на заросшего пьяного бродягу и не видела в нем черты человека, которого когда-то так преданно любила. Мать моя говорила, что Господь отвел, а то бы я вышла замуж за алкаша. Но меня мучила совесть, я до сих пор считаю себя виновной во всем случившемся. После рождения Сережки Надя совсем слегла, никак не могла восстановиться после родов, а через пару лет тоже скоропостижно скончалась. Володька к тому времени бомжевал тут на районе, и в какой-то пьяной драке из-за бутылки его порезали. «Скорую» бродягам никто не вызвал, и он истек кровью практически на улице, полной людьми. Вот так-то.

Старушка опять принялась утирать слезы руками.

— Сережу воспитывали родители Нади, Семен и Татьяна, я чувствовала свою вину перед подругой, предлагала свою помощь, но они сторонились, помнили мои глупые слова и проклятия. Дед с бабкой Сергея умерли тоже практически одновременно, с разницей в пару дней, когда Сережке было лет семь. Других родственников у мальчонки не нашлось. Его забрали в детский дом. Хорошо, что он оказался прописан в этой квартире. Семен в свое время подсуетился, все имущество на Сергея оформил. И когда Сергей достиг совершеннолетия, вернулся из интерната, то поселился здесь, в своей квартире. Квартира долгое время стояла пустая, закрытая, а то вдруг я как-то увидела, молодой симпатичный парень дверь открывает своими ключами. Я бдительно поинтересовалась, кто он такой. А он оборачивается — мамочки мои. Стоит вылитый Володька, только глаза мамины, Надькины, красивые голубые. Я его сразу признала, чаем напоила, сказала, чтоб заходил ко мне по-соседски. Я к тому времени давно одна жила. Не сложилась у меня как-то личная жизнь — ни мужа, ни детей не нажила, родители умерли, и я одна как перст осталась. Из родственников только внучатый племянник иногда только захаживает, и стала я присматривать за Сережкой.

Мне стало очень жаль эту уже старую, но до сих пор надеявшуюся на лучшее женщину. Из-за одного глупого поступка, совершенного в далеком прошлом, она всю жизнь корила и ругала себя. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, было видно, как тяжело дается Елизавете Федоровне этот разговор. Было до сих пор не понятно, почему старушка решила с такой легкостью открыть свою душу перед впервые увиденным ею мужчиной. Может, сыграла роль моя должность в следственных органах или просто Овсянникова устала все носить в душе. Не плохой, по сути, человек, она всю жизнь лелеяла и хранила в душе чувство вины перед всей семьей Большаковых. Возможно, и замуж потому и не вышла, и детей не завела, что пыталась таким образом наказать себя за случившееся. Я, конечно, не маститый психолог, но здесь и без соответствующего диплома было видно, как человек страдает и как надоело Елизавете все это хранить в душе. Сейчас уже сложно сказать, было там проклятие или нет. Я был абсолютно далек от всякой мистики. Возможно, просто произошла автомобильная авария, и вины Овсянниковой здесь абсолютно нет. Но она считала иначе.

Именно авария стала катализатором всех бед в семье Большаковых, и в тот самый злополучный день несчастья посыпались на Володю и Надю, как из ящика Пандоры. Подумать только, столько лет прошло — и, действительно, никому об этом Елизавета Федоровна не могла рассказать. Засмеют и в дурку упрячут. Помощь психолога в данном случае была бы вполне необходима.

Старушка продолжала рассказывать историю своих соседей размеренным спокойным голосом, раскачиваясь из стороны в сторону:

— Я пыталась помочь Сергею, поддерживать его. Хотя бы в память о его умерших родителях, но он сторонился меня… Жизнь в детдоме оставила на нем очень явный след. Именно там он связался с плохой компанией. Сначала они просто курили, хулиганили, а потом молодых парней поймали на краже. Сергею дали два года, я носила ему передачи в тюрьму. Мне больно было видеть, что внук интеллигентного Петра Михайловича и честного трудяги Семена Ивановича оказался за решеткой. И, скорее всего, из-за меня. Я даже ездила в ту самую деревню под Рязанью, хотела поговорить со старой ведьмой, заставить ее все исправить, отдать ей все мои деньги. Если надо было, я была готова даже продать эту квартиру, лишь бы остановить проклятие. Но сказанного и сделанного было уже не вернуть. Оказалось, что ведьма уже много лет как умерла, и сделать ничего было нельзя. После выхода из тюрьмы Сергей одно время завязал, устроился даже на работу в соседний магазин. Хороший был парень, спокойный, но непутевый какой-то. Женился даже на Людке, но она его все пилила, что денег не хватает. Пилила-пилила и допилилась, Сергей в том же магазине, где работал, кассу обчистил, да так неудачно, что его сразу же поймали. Дали уже семь лет. Как только его посадили, Олька у них с Людкой родилась. Но дочь отца почти и не видела. Когда он вернулся, она уже в школу пошла. По сути, для него она была совершенно незнакомый ребенок. Даже на встречи Людка ее не брала, отцу только фотографии показывала. Но не разводились они, Людке квартира очень нужна была, да и куда она пойдет с ребенком? После отсидки Серега никуда устроиться не мог, справка об освобождении закрывала все пути для него. А дома скандал за скандалом. Людка голосистая такая, что, как начнет орать, всем слышно. Через каких-то своих знакомых Сергею как-то удалось получить место охранника в какую-то фирму. Всех-то делов было, что сидеть на стуле у входа и сканворды разгадывать. Его и взяли по блату, кто же захочет с уголовниками работать? Деньги стал домой приносить, его Сергеем Владимировичем все принялись величать, и Людка ненадолго заткнулась. Он ей даже тряпки фирменные принялся покупать, дочку приодели как картинку. А потом грянул этот кризис гребаный. Вот тогда впервые я и увидела Серегу пьяного. Он раньше все на себе тащил, работать пытался, семью содержал, а тут домой я из булочной возвращаюсь — смотрю, матерь Божья, а сосед-то мой уже того, на бровях еле тащится. Да и не вечером, как обычно, а часа в два. Пожаловался мне, что с работы его уволили. Фирма их накрылась, всех сотрудников на улицу пинком под зад выгнали. Вот он с горя и нализался. А Людка в тот день, в обед, не одна была, хахаль к ней захаживал. Дочку в школу отправит и сидит морду себе марафетит, мужика чужого поджидает. А со своего только денег и нужно было получить. Тогда Серега впервые Людку и ударил, и мужика ее с лестницы спустил — визгу было на весь подъезд. Татьяна Семеновна из сорок второй квартиры участкового вызвала, думала, убьет он свою шалаву. Людка-то при живом муже не церемонилась, гуляла, где хотела и с кем хотела, даже не стесняясь дочки. А Ольга росла прямо красавицей писаной, очень на бабку свою покойницу Надежду была похожа. Глазеньки голубые, волосы пшеничного яркого оттенка, даже мамкины ухажеры начали на Ольгу заглядываться. А Люда дурища такая, не хахалей своих выгонять, она принялась дочку учить, за космы по квартире таскать, типа чтоб жопой не крутила, мужиков у матери не отбивала. В такой вот момент воспитания и вернулся с работы в поддатом состоянии Серега. Мужик чужой сидит в трусах на его кухне, улыбается, а жена единственную дочку за волосы таскает. Ольгу он любил, хотя никогда и не говорил ей этого, пахал постоянно как проклятый. А как увидел он такую картину, как пелена на глаза. Мужику он вмазал, и Людке перепало. Участковый приехал, сделал Сереге внушение, что так нельзя, и укатил. А мужик — Людкин хахаль — какой-то крутой оказался, связан с криминальными бандитами, они на следующий день поймали во дворе Серегу и все косточки ему пересчитали, месяц в больнице отлеживался. Ольга его там только и навещала, а когда вернулся домой, увидел, что Людка собрала свои вещи и сбежала, даже записки не оставила, на словах Ольге передала, что ее отец — неудачник и импотент, и жить она с ним не собирается. Даже дочку свою не забрала, Ольге тогда уже лет шестнадцать было, она уже все прекрасно понимала и тоже не рвалась с мамашей жить. Вот так они вдвоем с Серегой и остались.

Овсянникова снова тяжело вздохнула и продолжила свой грустный рассказ:

— После ухода жены Сергей совсем сдал, пить стал не просыхая. Ольга после школы крутилась, как белка в колесе, то официанткой устроится в уличное кафе, то возле метро флаеры раздает. Деньги зарабатывала и на себя, и на отца-алкоголика. Часто приходила ко мне, плакала вот тут на кухне. Я-то одна почти всегда, иногда только племянник заглядывает. Так он не ко мне, а к квартире моей присматривается все. Ольга вот и племяшу моему жаловалась на отца. Дома ни копейки нельзя было оставить — все пропивалось буквально за минуты. Сергей из дома вынес все более-менее ценное, Ольга в свою комнату замок поставила, а то даже ее кофточки-юбочки Сергей умудрялся в секонд-хенд отдавать. Ольга работала как проклятая, каждую копейку откладывала, мне рассказывала, что хочет в университет поступать, но там деньги нужны для этого. Мечтала, что не такая жизнь у нее будет, что нужно лишь чуть-чуть подождать. — Овсянникова горестно вздохнула. — Нет, не дождалась Ольга. Ей при ее природной красоте достался ум прадедушки — профессора истории, очень хотела на исторический факультет поступить. Все свободное время книжки читала по античности. Я ее подкармливала, денежек давала…

Елизавета Овсянникова печально опустила седую голову и принялась задумчиво разглядывать цветочки на выцветшей старой скатерти.

Я подождал минутки, а затем нетерпеливо кашлянул.

Овсянникова вскинула голову, в мгновение ока сделавшись похожей на маленькую остроносую птичку.

— Бедная Оленька, это я во всем виновата. Не уберегла девчонку, — принялась причитать старушка, быстро раскачиваясь из стороны в сторону.

Я увидел, что у нее началась форменная истерика. Видимо, горестные воспоминания совсем раскачали и так слабую нервную систему старушки.

Я налил из графина стакан холодной воды, сунув в стиснутые, мокрые от пота ладошки и заставил ее выпить. Затем принялся разглядывать шкафчики в поисках валидола или валокордина.

Овсянникова сама помогла мне с поисками лекарства.

— Там, в ванной, аптечка на полочке, — прошептала она хриплым голосом.

Я уже собирался вызывать медиков, но все обошлось. Выпив двадцать капель валокордина, Овсянникова смогла снова продолжить нашу беседу.

— Оленька была очень хорошая девушка, симпатичная, умненькая, но, как бы сказать, не особо современная. Ей бы родиться пару веков назад, когда ценились скромность девичья и целомудренность. А сейчас она просто шарахалась от современных парней, которые у нас в подъезде каждый вечер пиво пили. С ней пытались познакомиться, заигрывали, но ей никто не нравился. Вот прям здесь на этой самой кухне Ольга часто плакала, как она одинока. Ей бы парня хорошего найти да замуж выйти, но все никак не получалось. Хотя где-то за месяц до смерти прибегает она ко мне такая счастливая, улыбающаяся, тортик мне принесла, говорит: «Баба Лиза, жизнь налаживается». Я ее спрашиваю: «Что случилось? Работу нашла?» Она улыбается, говорит: «Все намного лучше».

— И что же, у такой красавицы не было парня в ее годы?

— Нет же, говорю я вам. После того как Сашка уехал, она никого к себе и не подпускала. Хотя многим она нравилась, даже Колька мой на нее заглядывался.

— Какой такой Сашка? Вы про него ничего не рассказывали.

— А… так там история старая была. Сашка Иванцов в соседнем подъезде жил. Они с Ольгой в одну школу ходили, правда, Ольга была на пару лет моложе. Так в старших классах у них какая-то любовь-морковь случилась. Но это очень давно было, больше пяти лет назад. Потом отец-военный Саши всю семью забрал, переехали они куда-то на Дальний Восток. Саша обещал Оле писать, даже пару писем было в первое время, а потом все так и закончилось. Правда, вот он Ольге как раз и нравился. Только его и можно считать ее первым и последним парнем. Школьная любовь… Эх…

— Значит, этот Александр больше сюда не приезжал? С Ольгой они больше не виделись?

— Нет, не приезжал. Точно не приезжал. Я бы знала, у нас тут двор тихий, все события сразу на слуху. Да и куда приезжать, старую квартиру давно Иванцовы продали.

— Хорошо, а теперь расскажите, что с Ольгой-то случилось?

— Да вот в конце августа утром я только погуляла собаку, завтракала, как слышу истошные крики из соседской квартиры. Забегаю туда, а там, батюшки светы, стоит Серега, весь трясется, белый просто как полотно. Говорит, что рано утром проснулся, хотел пойти, как водится, опохмелиться с утреца, а денег нету, толкнул дверь в дочкину комнату, а она на полу лежит, уже холодная вся. Весь хмель с него сразу слетел. Ну я вызвала «Скорую», затем полицию. Грешным делом подумала, а может, Серега по пьяни дочку-то убил. Нет, справку выписали, утром у Ольги сердце остановилось. Сказали — ничего криминального. Серега с того дня не просыхает, пьет целыми днями, все вещи, книги, дешевые украшения дочки пропивает. Ууу… гнида… А теперь вот вы приходите, Ольгой интересуетесь.

Старушка смущенно развела руками.

— А в ту ночь, когда умерла Ольга, вы ничего не слышали у соседей?

— Да нет, вроде ничего интересного не было. Хотя нет, вру. Часиков в 12 ночи Матильда, я помню, разгавкалась, все на лестничную площадку меня тянула. Но я подумала, что Серега ночью домой на автопилоте пришел. Он потом как спать завалится, хоть из пушки стреляй — не добудишься. Наверное, Ольга и звала на помощь, когда плохо стало, но он клянется, что ничего не слышал.

— С ним сейчас поговорить нереально?

— Ой, нет. Я думаю с ним вообще нормально поговорить невозможно. Чтоб он протрезвел, надо хотя бы пару дней не употреблять, но там без бутылки и дня не обходится.

Поблагодарив словоохотливую старушку, особенно отметив необыкновенно вкусный чай с пряными травами, я задумчиво спустился по лестнице.

Все-таки не зря я приехал в далекое Люблино. Массу информации мне рассказала соседка Большаковых, и тут как нельзя кстати снова всплыл легкий магический мотив.

Мне стало жаль молоденькую Ольгу Большакову. Как бы, интересно, сложилась ее судьба, если бы не отец-алкоголик? Девушка хотела учиться, по словам соседки, любила читать. Возможно, проснулись в ней гены дедушки-профессора. Но судьба сложилась иначе…

Глава 14. Тот, кто слишком мало знал…

Ничего себе новости!

Оказывается, есть какой-то дядюшка из Америки — некий Джордж Стравински, который на старости лет захотел оставить мне заоблачное состояние.

Я абсолютно не знала никакого Стравински и не понимала, кто и за какие заслуги мог оставить мне уйму денег.

А то, что денег именно «уйма», говорил тот факт, что моя бывшая лучшая подруга Юля и опять-таки бывший жених Олег именно на почве немыслимого богатства сговорились и решили меня подставить.

За сегодняшний практически бесконечный день я уже устала удивляться.

Моя смерть в этом физическом воплощении открыла мне в прямом смысле глаза на моих, как я считала, близких людей.

Грязь, подлость, предательство — вот новые грани их личности, как я могла столько лет этого не замечать?

И Юля, и Олег гнусно обманывали меня все эти годы, притворялись друзьями, а сами только спали и видели, как бы избавиться от «зануды» Алисы.

Узнать настоящую правду оказалось больно, очень больно.

Но плакать и рыдать я больше не буду.

Хоть одно хорошо — это не они меня убили, хотя эти мерзавцы вполне могли, и не они разбомбили мою спальную комнату.

Маленько попрепинавшись, они с удобством расположились на моей кровати в весьма недвусмысленных позах и с минимальным количеством одежды.

Я только тяжело вздохнула и плавно выпорхнула на кухню.

Интересно, сколько раз они занимались этим же в моей квартире? При мне еще живой. Я иногда уезжала в командировки или к родителям в другой город. У Юли всегда оставались ключи от квартиры, и, видно, она ими любила пользоваться. Приехав домой, я часто ощущала запах ее терпких тяжелых духов, но, наоборот, радовалась этому факту. Значит, Юля приходила — поливала цветы, кормила Лешку, а все было совсем не так.

Можно ли считать это фактом измены?

Меня уже нет в живых. С Олегом мы давно расстались, но мне все равно было безумно больно.

Я не хотела никуда уходить из квартиры, как дохлая дура, я сидела на кухонном диванчике и призрачной рукой гладила круглую голову Леши, стараясь не прислушиваться к тому, что происходит за стенкой в спальне.

А звуки были мощные.

Я и не знала, что Юля настолько импульсивна и сексуально раскрепощенна. Зайти в комнату и стукнуть им чем-нибудь тяжелым по голым задницам я не могла, хотя очень хотелось. Убежать куда подальше тоже не могла.

Вот так со стоическим идиотизмом мазохиста я тупо сидела на кухне и все думала… думала… думала…

А ведь меня еще не похоронили даже.

Может, когда гроб опустят в промозглую землю кладбища, я наконец смогу упокоиться.

Или, может, это и есть ад — разочароваться в близких, получить очередную порцию предательства?

Где-то через минут пятнадцать-двадцать мое терпение уже точно закончилось, но забавы неугомонной парочки и не думали прекращаться. Я, сидя на кухне, пыталась вспомнить, что же я знаю о Джордже Стравински? В моем состоянии не было никакой возможности порыться в Интернете или спросить у Яндекса, поэтому, не придумав ничего лучше, я, закрыв глаза, перенеслась к любимым родителям.

Как же я по ним соскучилась!

Но в родительской квартире меня ждал полный облом — дом был пуст, абсолютно пуст.

Ну конечно же, им уже сообщили о смерти единственной дочки, и они в данный момент едут в далекую Москву. Какая же я, собственно, дура, или моя преждевременная кончина повлияла на работу клеток мозга? И что я, собственно, сюда приперлась — посмотреть на голые стены родного дома, или я думала, что прямо на ковре в прихожей обнаружу все данные о Стравински?

Бред какой-то!

Но возвращаться назад к любвеобильной парочке предателей мне тем более не хотелось, я прослонялась по пустым комнатам, порыдала на подоконнике с геранью, а потом мне все это надоело.

Какого черта!

Хотя опять вспоминаю нечистого в далеко не нужной ситуации…

Я так все не оставлю, я не прощу предательства. Столько лет я знала Юлю, через столько мы вместе прошли, и только сейчас поняла, насколько я ошибалась в этом человеке. Про Олега я давно не питала иллюзий, то, что он кобель и бабник, я поняла сразу же. Но все надеялась, что он любит меня и исправится. А на самом деле мое присутствие нужно им было только для подготовки документов к завещанию Джорджа Стравински. Но они его уже точно не получат. Стоп, а может, меня убили другие претенденты на наследство? Интересно, после моей смерти кому теперь отойдут эти американские миллионы?

Юля и Олег убить не могли — кишка тонка, только за спиной способны гадости проворачивать. Как же они теперь вывернутся? По моим документам умершей Юлька не сможет выехать за границу.

Я смотрела в бездонное осеннее небо за окном. Начал накрапывать мелкий промозглый дождь, по улицам моего детства бегали, прыгая по лужам, дети, возвращающиеся из школы, вот серьезный пожилой дядька, тоже не удержавшись, с задорной улыбкой перепрыгнул через грязную лужу, затем обернулся, снова нацепил на лицо серьезное выражение и поспешил по своим делам.

Жизнь продолжалась.

Я упивалась ароматом родного дома. Здесь я провела все свое детство и юность, с этого балкона на четвертом этаже мы с папой пускали бумажные самолетики. Где-то за шкафом мама до сих пор хранит мои акварельные рисунки и старые тетрадки с пятерками.

Как жаль, что за всей суетой московской взбалмошной жизни не часто удается приехать туда, где тебя всегда ждут и любят.

Но находиться здесь лишний раз, смотреть на родителей, оплакивающих меня, было бы бесчеловечно, поэтому хорошо, что сейчас их здесь нет. И я могу свободно побыть в родительской квартирке.

В квартире все было без изменений, казалось, что не прошло столько лет. Я явственно чувствовала аромат вкусного ужина, приготовленного мамой. Все было очень чисто и очень тихо. На кухне стоял букет засушенных пионов, свеже-накрахмаленная скатерть, чувство покоя и умиротворения.

Каким горем стало известие о моей смерти для моих близких. Родители меня бесконечно любят, и это очень тяжелый удар для них. Мама так и не дождалась внуков.

Я сидела на подоконнике в тысяче километров от Москвы, глядела на заунывный дождь за окном и пыталась понять, кто же меня убил и за что…

Никаких версий в голове не было…

Глава 15. Скандал в благородном семействе…

День близился к концу. Погода окончательно испортилась. Налетел сильный пронизывающий холодный ветер, начался мерзкий промозглый дождь, от которого не было никакого спасения. Зайдя в вагон метро на станции «Люблино», я поехал в далекие Химки, предстояло с одной пересадкой добраться до Ленинградского вокзала, а затем полчаса на электричке, и я уже буду дома.

Тащиться сейчас на работу в Химкинский СК было глупо, пока доберусь, будет уже часов восемь-девять, и я со спокойной совестью собрался домой, но сначала дозвонился до матери Светланы Федоркиной, она согласилась встретиться со мной завтра вечером.

Нужно было найти ниточку, связывающую смерть таких разных, но так же одинаково одиноких девушек — Алисы, Ольги, Светланы. Возможно, их было больше. Завтра с утра покопаюсь в дежурных сводках и посмотрю перечни смертей девушек в Москве и ближайшем Подмосковье в более ранний период.

Ясно, что смерть девушек происходила в ночь полнолуния, один раз в месяц, когда на небе сияла круглая луна. Я где-то читал, что это самое лучшее и эффективное время для проведения различных магических ритуалов по черной магии. Возможно, девушки как-то были связаны с этим. Может, состояли в одной секте? Хотя ни соседка Ольги, ни подруга Алисы ничего не говорили об их увлечении магическими искусствами.

Значит, нужно завтра будет искать специалиста по оккультизму. Есть у меня один такой на примете — некромант Яромир, в жизни Никитин Ярослав Владимирович, семнадцати лет, проходил у меня свидетелем по одному делу.

В Интернете есть хорошо раскрученный сайт мага-кудесника Яромира, где грозный колдун обещает решить любую магическую проблему. Ярослав за очень большие деньги виртуально снимал порчи, лепил привороты, исцелял и проклинал — все, конечно, дистанционно. Личной встречи прыщавый подросток явно не желал.

Ярослав так процветал несколько лет. Слава о маге Яромире, который творит чудеса, распространилась даже за пределами России. К нему обращались за помощью из Европы, Америки, Японии. Самое удивительное, как рассказывал он позже, многие проблемы клиентов действительно решались сами собой. Причем Ярослав ничего абсолютно не делал, но мужья-изменники сами возвращались в семью, деньги прибавлялись, здоровье улучшалось. Он продавал Надежду и Утешение, что в наше время стоит немало. Стоит только поверить, и жизнь налаживается.

Я ему посоветовал пойти учиться на психолога. Многим страждующим просто нужно было кому-то рассказать о проблеме, выплакаться.

Заложила лжеколдуна вредная бабка Элеонора Крупинина, необъятных размеров бегемотица со скверным характером. Она мечтала навести порчу на безропотную невестку, но Яромир отказался от заказа. Очень ему не понравилась клиентка и вся ее выдуманная история, та настучала на него в правоохранительные органы как на киллера, будто бы он берет заказы на магическое устранение людей. В любом другом случае от ее слов просто бы отмахнулись, как от надоедливой мухи, но стоило такому случиться, что именно в тот день приехал в Химкинское ОВД для проверки генерал Рюмашин, который очень заинтересовался магическим киллером Яромиром.

Пришлось нам потрясти выпускника школы прыщавого Ярослава, тогда и всплыла вся эта «волшебная» история. Вот журналисты обрадовались, Ярик в одночасье стал телезвездой, об этом случае не писал и не снимал только ленивый.

Ярославу тогда просто чудом удалось не попасть за решетку. Учитывая возраст подозреваемого (ему тогда было всего шестнадцать лет) и хорошего адвоката, Никитин отделался легким испугом и небольшим штрафом с внушительным устным предупреждением.

Но чтобы грамотно и правильно вешать лапшу на доверчивые уши наших сограждан, Ярослав был вполне в теме, он читал любую, какую мог найти, информацию о колдовских обрядах, магии и оккультизме и вполне разбирался в своем предмете. Такой специалист вполне мне мог рассказать о полнолунии и связанных с ним ритуалах.

В пришедшей электричке было темно и малолюдно.

Все уже давно сидели по домам, а не бегали под дождем по промозглой Москве.

Достав телефон, где уже предательски садился аккумулятор, я набрал номер Ярика и скрестил пальцы, чтобы тот не успел поменять симку. В прошлый раз мы расстались на вполне доброжелательной ноте, я поразился здравой логике и предпринимательской жилке и фантазии горе-колдуна.

После третьего гудка трубку наконец-то взяли.

— Алло, — раздался сонный голос моего визави.

— Ярослав, добрый вечер. Не помешал? Это следователь Еремин Иван Андреевич беспокоит. Помнишь такого? — с улыбкой произнес я.

— Иван Андреевич? Помню, конечно. Какими судьбами? Я уже завязал, сайт давно закрыт. Клиентов больше не развожу.

— Да, я в курсе. Ярослав, нужна твоя небольшая консультация по одному делу.

Консультация магического характера.

Я вкратце рассказал Ярику суть проблемы.

— Вы говорите, девушек убивают аккурат в ночь полнолуния? А точного времени у вас нет? Интересно. Необычно и интересно. Знаете, Иван Андреевич, есть у меня одна идейка, что это за ритуал может быть, но мне нужно кое-что проверить. Оставьте мне даты рождения убитых, я вам завтра перезвоню, скажу, что откопал по этому поводу. Да, и скиньте их фото на мой мейл, я сейчас эсэмэской вам скину.

— Спасибо, Ярик.

— Пока не за что. Вы мне в тот раз очень помогли, Иван Андреевич. Я завтра после работы вам перезвоню.

— После работы? Ты на работу устроился? Куда, если не секрет?

— Нет, не секрет. Мы с вами почти что коллеги. Я сейчас учусь на психолога и параллельно работаю помощником эксперта по судебно-психологической экспертизе в отделе у самого доктора Вишневского.

Я, конечно, знал профессора, доктора психологических наук Сергея Павловича Вишневского. Его труды о поведенческих реакциях маньяков читают на любом юридическом факультете. Никитину очень повезло, что он смог устроиться к такому специалисту. О Вишневском рассказывают легенды, его методы исследования поражают своей простотой и необыкновенной эффективностью. Еще одной заслугой мэтра является то, что он видит и замечает таланты, как никто другой. Умненького и ловкого Никитина заметили и пригласили на работу не просто так. Пару лет под ником грозного некроманта Яромира жил и работал хиленький подросток и мало кто из его клиентов подозревал какой-то подвох или обман. А деньги Ярик собирал не только для себя, но чтобы вытащить больную мать и сестренку из старой комнаты в общежитии.

Приехав домой, я с удовольствием поужинал, погулял с добрым другом Ланселотом и наконец-то смог с удовольствием заснуть в теплой двуспальной постельке.

Глава 16. Смерть — это то, что бывает с другими…

Жизнь — смешная штука. И шутки у нее необыкновенно веселые.

Кто бы мне еще пару дней назад смог сказать, что я буду присутствовать на своих собственных похоронах?

Как назло, осенний дождь прекратился еще сегодня ночью, а сегодняшний день был солнечным, ярким и необыкновенно теплым. Вся природа просто расцветала, радовалась теплу. В такой день совсем не хочется умирать, хочется жить и жить долго и счастливо.

Но уже не в моем случае.

Не в случае Алисы Владимировны Вороновой.

Мой кошмар продолжался!

Я уже представляла, что будет все как в старых голливудских мелодрамах — дождь, черные зонты, мрачное кладбище с покосившимися крестами. А на деле — солнышко светит, птички поют, рабочие копают мне могилу.

От этого было на душе еще гаже.

Я стояла и смотрела на толпу собравшихся проводить меня в последний путь. Пришло много человек, кроме моих родителей, почерневшую от горя маму держала под руки бледная Юля, Олег тихо переговаривался с моим отцом. Если бы я сама, своими собственными глазами не видела, как они на моей собственной постели с Юлькой кувыркались в жарких объятиях, ни за что бы не поверила, что они меня предали и не горюют вместе с остальными. Приехала даже моя двоюродная сестра из Питера Лена, с которой я практически не поддерживала никаких связей, о чем я сейчас сильно жалела. Она была заплакана и все время шмыгала покрасневшим носом. У ее ног жался пятилетний мальчик. Сашу, своего двоюродного племянника, я никогда не видела. Чуть в стороне стояли коллеги по работе, принесшие огромный венок. Гадюкина громко рассказывала, каким я была выдающимся журналистом и как меня все ценили на работе. Приехали несколько моих одноклассников — Степка Левченко, в которого я была влюблена в школе, Мишка Нефедов, Света Разникова и много других. Чуть в стороне стоял молодой симпатичный парень, его лицо мне было смутно знакомо, скорее всего, тоже с работы. Но его вспомнить я не могла.

Мне было очень приятно, что столько человек пришли меня проводить.

О многих я даже не помнила, забыла в своей круговерти проблем, а они все подходили к моей маме. Говорили ей хорошие слова. К ней же подошел и следователь Еремин, выразил соболезнования и попросил разрешения чуть позже переговорить с моими родителями с глазу на глаз.

Тут по аллее промчался и неподалеку остановился роскошный автомобиль премиум-класса. Из него с трудом выбрался длинный, какой-то нескладный сутулый мужчина, весь затянутый в черный строгий плащ. Движения его были порывисты, резки. Да и сам он был какой-то угловатый и нескладный. С небольшим акцентом он обратился к моему отцу:

— Господин Воронин? Меня зовут Майкл Бейли, я поверенный господина Джорджа Стравински из Нью-Йорка, выражаю вам и вашей семье самые искренние соболезнования. Я только что узнал об этой жуткой трагедии. Если позволите, мне бы хотелось поговорить о последней воле, завещании Алисы Владимировны. О том, что будет с ее состоянием?

— О каком состоянии идет речь? Вы что-то путаете. Извините, не знаю, как у вас в Америке, но у нас в России не принято обсуждать такие вещи на похоронах.

— Да-да, извините еще раз. Я просто сильно взволнован, я только что из аэропорта. Только что узнал, мне очень нужно с вами поговорить.

— Хорошо, поговорим, но позже. Оставайтесь на поминки, поедем в ресторан, там и переговорим.

Адвокат говорил с моим отцом достаточно громко, и к их словам с интересом прислушивались Юля и Олег.

Еремин тоже подошел к Бейли и тихо что-то принялся шептать ему на ухо.

Гроб с моими останками закопали, я была бледная, лежала как живая. Одноклассницы шептали, что я была намного красивее, чем в жизни.

Погрузившись в автобусы и личные автомобили, народ разъехался в ресторан на поминки.

Я стояла и молча глядела на свежезакопанный могильный холмик и деревянный крест с моей фотографией (очень даже удачно подобранной) и двумя датами снизу: «1985–2013. Алиса Владимировна Воронова».

Вся могила была усыпана цветами и красивыми венками. Я слышала, как Олег на правах официального жениха обсуждал с рабочими, как через полгода поставят гранитный дорогой памятник.

Мыслей в голове не было никаких, я просто стояла и смотрела.

Тут внезапно за моей спиной раздался какой-то судорожный всхлип, и на могилку упал огромный букет белоснежных роз на длинных стебельках.

Букет был просто необъятных размеров. Цветов здесь было штук двести как минимум.

Я быстро обернулась, только один человек на этом свете помнил, что я всегда любила именно белоснежные розы.

На коленях у моей могилы судорожно рыдал, ничуть не скрываясь, Мой Принц, любовь всей моей недолгой жизни.

Денис плакал так, что у меня сердце разрывалось от боли.

Я даже не представляла, что мужчины способны на подобные эмоции.

— Алиса, нет! Зачем? Почему? Как же так? — вопрошал он глухие небеса. — Какой же я дурак, осел, придурок. Алиса, если ты меня слышишь, прости меня, пожалуйста, прости меня, — задыхаясь от плача, шептал Денис.

Конечно, я его простила. Я его давно простила, пожелала ему счастья с новой женой, здоровья его будущему ребенку. Я его не видела уже пару лет. Казалось бы, все чувства давно сгорели и улетучились. Но сейчас я вновь и вновь вспоминала каждое счастливое мгновение нашего короткого, но такого яркого романа. Как он смешно щурился на солнце, как учил меня играть в бильярд на Павелецкой, как кормил меня мороженым с ложечки в парке в Сокольниках.

Сейчас же Денис был явно не в себе. Он продолжал шептать только одну фразу:

— Прости меня, пожалуйста, прости!

Я подошла к нему, попыталась обнять его сзади, хоть как-то успокоить, показать, что я рядом, люблю его и всегда буду любить. Я гладила его по руке, шептала успокоительные слова, но он меня не видел и не слышал. У меня самой слезы текли ручьем, сердце разрывалось на куски.

Денис меня до сих пор любит и помнит, но уже поздно… Уже слишком поздно… Уже ничего сделать невозможно.

Наше призрачное свидание наблюдала не только я.

Послышалось приглушенное кашляние, и в воздухе повис вопрос:

— Денис Алексеев, если не ошибаюсь? Я могу с вами поговорить об Алисе?

Следователь Еремин стоял по другую сторону могильного холма и серьезно смотрел на Дениса.

Боже мой, он может подумать, что это Денис меня убил, что именно за это он просит у меня прощения!

Глава 17. Уже слишком поздно…

Конечно, это очень нелогично и слишком подходит к канонам классических детективных историй, что убийца спокойно придет на похороны своей жертвы, но я все-таки надеялся найти на кладбище несколько интересных персонажей.

И мне в этом плане очень даже повезло. Сначала с большой помпой на роскошном «Бентли» подкатил преуспевающий нотариус из Нью-Йорка Майкл Бейли. Он начал рассказывать про какое-то завещание американского миллионера. Оказывается, наша Алиса не такая бедная провинциалочка. Некий Джордж Стравински оставил все свое баснословное состояние Вороновой. С нотариусом я договорился переговорить сегодня же после поминок, а затем я просто не поверил своим глазам: возле могилы Алисы взахлеб рыдал ее бывший парень Денис. А я уже задумывался, где и как я буду его отыскивать. На ловца и зверь бежит.

Парень молодой, симпатичный, был одет в дорогое кашемировое пальто. Сейчас оно было расстегнуто, и он, не боясь испачкаться в кладбищенской земле, стоял на коленях, уткнувшись в деревянный крест, гладил рукой фото улыбающейся красавицы Алисы и повторял только одну фразу: «Прости меня…»

Неужели убийца раскаялся в злодеянии и просит на коленях прощения перед жертвой?

В моей практике такого еще не было.

— Денис Алексеев? Извините, я могу поговорить с вами по поводу Алисы Вороновой? — Я достал свое удостоверение и продемонстрировал его обескураженному парню.

Он был бледен, еле стоял на ногах, его просто шатало из стороны в сторону. Я давно не видел такого искреннего и всепоглощающего горя. В его глазах застыли ледяные слезы. Ни лучшая подруга Алисы Юля, ни ее жених Олег, ни даже родители, ни многочисленные друзья-товарищи, никто так не убивался по Алисе. Только он, человек, с которым она рассталась более трех лет назад.

Нет, я ничего, буквально ничего не понимаю в человеческой психологии. А ведь Юля говорила, что Алексеев давно женат, и даже у него скоро будет ребенок.

Душа мужчины — загадка.

Денис с трудом встал, попытался сфокусировать на мне свой взгляд.

Он, безусловно, был хорош. Красиво очерченный профиль, благородная линия губ и необычный цвет лучистых, сейчас потемневших от слез глаз. Сейчас под глазами чернели грубые круги.

Представляю, как он выглядит в нормальном, не подавленном состоянии. Женщины должны на него вешаться гроздьями.

От него буквально веет рыцарским благородством и честностью. Такого человека, встретив на улице, забыть очень сложно. Его слезы сейчас были не показателем слабости, а скорее, наоборот, признаком силы, эмоций, что долгие годы приходилось скрывать.

— Следователь? По поводу Алисы? Да, конечно, нам нужно поговорить. Я сам хотел к вам прийти. Я хочу сделать чистосердечное признание. Это я убил Алису, она погибла из-за меня, — хорошо поставленным красивым голосом произнес Денис.

Он протянул мне руки, как бы подставляя их для наручников.

Чего-чего, а вот этого от рыцаря чести я никак не ожидал.

В этот момент бутон белоснежной розы с могилы Алисы оторвался от стебелька и плавно опустился к ногам Дениса Алексеева, раскаявшегося убийцы…

Алиса Воронова с фотографии на кресте задорно улыбалась.

Глава 18. Исправить невозможно ничего…

Нет, в это просто невозможно поверить.

Денис не мог меня убить, это просто немыслимо. Если в случае с Юлей мне пришлось поверить в предательство, то с Денисом совсем другая история. Он всегда был слишком правильным и честным. Он никогда никого не смог бы убить, а тем более меня.

Я видела и слышала, как он рыдал на кладбище. Не способен человек, так горюющий и просящий прощения, убивать. Тем более что я с ним не виделась и не общалась более трех лет.

Но зачем он говорит такие вещи?

Я была в панике и, не придумав ничего умнее, каким-то невероятным движением воли смогла оторвать цветок розы и кинуть его под ноги Дениса.

Зачем я это сделала, не знаю. Очень импульсивно и, по сути, очень глупо.

Но я хотела его поддержать, показать, что я рядом, и отвлечь его от дурацких признаний в том, чего он не совершал.

Пусть грешат на ветер, которого сегодня точно нет.

Но Денис не свернул с пути, а, подставив руки для наручников, двинулся к изумленному Еремину.

Держу пари, следователь тоже не ожидал подобного развития событий.

Сегодня Иван Андреевич выглядел намного лучше вчерашнего. Наконец-то избавился от грязной рыжей куртки из кожзаменителя. Свежевыбритый и в хорошем дорогом плаще он смотрелся намного солиднее.

— Денис, извините, не знаю, как вас по отчеству, я вас правильно понимаю, вы хотите признаться в убийстве Алисы Владимировны Вороновой? — негромко произнес Еремин.

Денис судорожно сжал зубы и кратко кивнул.

— Да, я виноват. Я во всем виноват.

— Хорошо, давайте для начала поговорим, а потом, если нужно будет, я доставлю вас в участок для оформления чистосердечного признания, — задумчиво сказал Еремин.

— Поговорим, но можно не здесь? — Денис кивнул в сторону свежей могилы. — Мне тут не совсем комфортно находиться.

— Да, я вас понимаю. Можно не здесь.

— У меня тут неподалеку припаркован автомобиль, мы можем в нем побеседовать, — предложил Денис.

Еремин кивнул, и они неспешной походкой отправились к выходу с погоста.

Я продолжала стоять возле своей могилы, пытаясь осмыслить происходящее. Шок — даже не подходящее слово для моего замороженного состояния в этот момент.

Тут сзади я услышала тихий свист:

— Девушка, девушка?

Обернувшись, я увидела старенького, но крепкого дедульку, который стоял через несколько оградок на кладбище.

Дедулька тоже был такой же прозрачный, как и я. Что неудивительно, учитывая место, где мы сейчас находились.

— Это вы ко мне обращаетесь? — спросила я.

— К тебе, к кому же еще, — засмеялся он. — Твоя, что ли? — бросил взгляд он в сторону могилы.

Я печально кивнула, попыталась даже улыбнуться, но ничего не вышло.

— Похороны богатые, роскошные. Поздравляю.

— Не с чем. Тут уж точно не с чем.

— Извини, не хотел тебя обидеть, — смутился дедок. — Скучно тут просто, хоть какое-то развлечение. Только ты зря на свои похороны пришла. Больно и тяжело видеть все это.

Я печально снова кивнула.

— Кстати, я Арсений Андреевич, — дедок представился, протянул мне морщинистую руку, а затем погладил старое пожелтевшее фото на могильном камне, где так же внимательно смотрел Евдокимов Арсений Андреевич, умерший в далеком 1979 году.

— Я Алиса. А вы, случайно, не знаете, Арсений Андреевич, почему нас туда не забирают? — Я указала рукой на белые облака на ярком небе.

— Нет, Алисочка, не знаю толком. Я тут остался, на кладбище хожу-брожу, присматриваю. Мне тут даже нравится, тишина, спокойствие. Нет постоянной суеты. Иногда вот с новыми людьми удается познакомиться. Наверное, когда-нибудь меня тоже заберут. Когда старуха моя умерла, вот она рядом похоронена, то сразу улетела. Ее сразу же забрали, даже увидеться нам не дали. А я тут и не знаю, за какие грехи оставлен. Охо-хо.

Евдокимов по-стариковски закряхтел и уселся на скамеечку возле могилы, задумчиво разглядывая фото на камне.

Мне некогда было успокаивать призрака, не терпелось услышать, о чем говорят в машине Еремин с Денисом.

А может, Дениса уже забрали в участок, раскалывают его в преступлении, которого он не совершал, а могут и посадить надолго. Этого допустить никак нельзя.

Я вылетела из ворот кладбища, будто пробка из шампанского. По пути я задела цветочницу у входа. Она с изумлением уставилась на совершенно пустую дорогу.

Я поняла, что при сильном эмоциональном возбуждении я способна двигать предметы и прикасаться к живым людям.

Возле ворот на противоположной стороне дороги стоял темно-синий «Ниссан». За несколько лет Денис так и не сменил свое авто. «Никки» — так он ласково называл своего боевого коня, который его ни разу за все время нашего знакомства не подвел, не сломался и вообще отличался повышенной преданностью своему хозяину.

Сейчас в автомобиле сидели двое. За рулем Денис, рядом с ним на пассажирском сиденье — Иван. Я мгновенно проскользнула через закрытую дверь на заднее сиденье, где до сих пор оставался чуть уловимый аромат белоснежных роз, ныне украшающих мою скромную постоянную обитель.

— …вот так мы с ней и расстались. Все произошло очень глупо, безумно глупо. Я до сих пор жалею, — продолжал Денис, начатый ранее диалог. — Я множество раз хотел позвонить ей, поговорить, приехать. Но все время что-то удерживало. Я думал, что впереди еще много времени, мы успеем объясниться. Какой же идиот! Как коротка человеческая жизнь, как быстротечна и необратима. Зачем, ну зачем я был таким кретином, — у Дениса снова началась настоящая истерика.

Еремин пошарил у себя по карманам, вытащил пузырек с валерьянкой и чуть ли не насильно заставил Дениса принять пару таблеток.

— Вы на кладбище сказали, что убили Алису, что она умерла из-за вас.

— Да-да, я преступник. Я во всем виноват. Это я убил ее. Она была такая добрая, просто неземная, как не от мира сего. Алиса была слишком хороша для нашего мира. Она никогда никому не желала зла, видела во всех людях только хорошее, не признавала ни предательства, ни жестокости. Любила весь мир, и мир отвечал ей тем же. Очень светлый и позитивный человек, именно этим она меня и зацепила еще при первой нашей встрече. А я, идиот, растоптал все ее светлые чувства, разбил ей сердце, и я знаю, чувствую, как она страдала, переживала все это. Я и сам переживал очень сильно, но в тот момент я не мог поступить иначе. Обстоятельства так сложились. Но я всегда любил и продолжаю любить Алису.

— Но у вас же есть молодая жена и скоро будет ребенок. Разве нет?

На лице у Дениса явно выступили желваки.

— Да, это так. Наташа — хороший человек, у нас с ней прекрасные отношения. Но таких чувств, как к Алисе, я больше ни к кому не смогу никогда испытать. Наташа — дочь партнера моего отца по бизнесу, мне пришлось на ней жениться ради выгодного контракта. И я этим отнюдь не горжусь. Какой же я осел! — Денис даже застонал от боли. — Если бы можно было все вернуть назад, я бы никогда не отпустил Алису, не дал ей уйти.

— Так, а теперь, если можно, поподробнее о вашем участии в ее смерти.

— Да, конечно, извините, я отвлекаюсь. Слишком много эмоций. Как нам сказали, у Алисы остановилось сердце, а ведь это я, придурок, как раз его и разбил, именно из-за меня она столько плакала, рыдала, переживала, свое сердце не жалела. Эта любовь ее просто убила, уничтожила.

Я сидела на заднем сиденье, сжавшись в калачик, и даже сейчас беззвучно по моим щекам текли горючие слезы.

— То есть вы ее убили тем, что три года назад расстались? — удивленно переспросил Еремин. — Я вас правильно понимаю?

— Да, да. У нее из-за меня сердце не выдержало.

— Но какой повод? Боль от расставания должна была уже пройти. Я понимаю, если бы что-то случилось в день вашей свадьбы или годовщину ваших отношений, а так, почему именно вчера? Если бы все девушки умирали после трех-четырех лет разбитых сердец, тут места на кладбище не хватило бы.

— Я вам не успел еще рассказать. Именно в тот день, точнее, вечер ее смерти мне звонила Алиса.

— ЧТО?

Это «ЧТО?» мы произнесли с Ереминым почти одновременно.

Я звонила Денису?

Да ладно?

Быть такого не может, я бы скорее отгрызла себе руку, прежде чем выключить свою гордость и звонить женатому мужчине, бросившему меня много лет назад.

— Что? Почему вы мне сразу этого не сказали? — возмутился Еремин.

Его можно было понять. Столько времени выслушивать слезы и жалобы о разбитой любви, а тут, оказывается, есть реальные факты.

— Она вам точно звонила? Во сколько это было? Что она вам сказала? — вопросы так и сыпались из следователя.

Денис опять затрясся, как будто в лихорадке.

— В этом-то и дело, я, как последний трус, просто не поднял трубку. А ведь если бы я поговорил с Алисой, она могла быть жива. Это я во всем виноват. Я убил ее. Для нее это стало последней каплей, что я проигнорировал ее звонок. Именно поэтому у нее остановилось сердце, — принялся заламывать он руки.

— Так, прекрати истерику. Взрослый мужик, в следующий раз будешь умнее. Вспомни, это очень важно — во сколько она тебе звонила?

— Это было вечером, часов в одиннадцать, может, позже, я как раз уже ложился спать. На дисплее высветился необозначенный номер, но я сразу узнал эти цифры. Все эти годы я помнил их наизусть. Я выбежал с телефоном в ванную комнату и несколько минут смотрел тупо на экран, не зная, что делать. Что я скажу, в этот момент думал я. А что я мог еще сказать? В тот момент я реально испугался. А может, что-то случилось, может, Алисе нужна была моя помощь, она бы просто так не позвонила мне. Она была очень гордая. Я не подумал об этом. А просто выключил телефон и пошел спать. Идиот! — Денис снова заскрежетал зубами.

— Часов в одиннадцать? Жаль, конечно, что вы не взяли трубку — это могло бы нам многое объяснить. Сам мобильный Алисы нами не найден. Скорее всего, его могли вытащить во дворе, когда она лежала на улице, в «Скорой» всячески отрицают свое участие в краже телефона. Мы уже послали запрос с проверкой всех звонков с ее телефона ее мобильному оператору, но ответ еще не пришел. Скажите, Денис, а Алиса не могла просто вечером где-нибудь в баре напиться и под влиянием алкоголя звонить вам, как своему бывшему?

Я фыркнула со своего места.

— Нет, вы что? Алиса совсем не пила. В состоянии опьянения ни я, ни друзья ее ни разу не видели. Она могла выпить красное вино или шампанское по праздникам, но никогда не напивалась. Это исключено. И она даже через месяц-два после нашего расставания никогда мне не звонила, хотя и мучилась и страдала. Она была слишком гордая.

— В вашей интерпретации Алиса у вас просто ангел во плоти вырисовывается.

— Нет, не ангел, идеальных людей нет. Просто она была очень хорошей, — печально ответил Денис. — Вы можете мне не верить, или я схожу с ума, но я даже сейчас чувствую ее присутствие здесь, рядом. Она меня как-то успокаивает. — Денис посмотрел в зеркало заднего вида. — Я ее все время чувствую. Даже на кладбище возле ее могилы, только не смейтесь, мне кажется, она стояла рядом и обнимала меня. Просто наваждение какое-то.

Я сжалась на своем месте, как будто опасаясь, что Денис сможет меня в зеркале заметить.

Еремин неопределенно хмыкнул.

— Еще один очень важный вопрос. Денис, вы за эти три с лишним года ни разу не виделись больше с Алисой? Может, случайно встречались? Может, звонили и молчали в трубку?

— Нет, мы с ней не виделись, я только постоянно заходил на ее страницу в соцсетях, видел, что у нее все хорошо, что она начала встречаться с Олегом. Мне нужно было знать, как она. Но реальных встреч у нас не было.

— Ни одной?

— Нет, ни одной.

В автомобиле на несколько минут повисло напряженное молчание.

— Вы меня не будете арестовывать? — первым подал голос Денис.

— На каком основании? Доведение до остановки сердца? Нет такой статьи в Уголовном кодексе нашей страны. Но я попрошу вас никуда в ближайшее время не уезжать, если у меня будут вопросы, я свяжусь с вами. Вы сейчас поедете на поминки?

— Нет, я не хочу никого видеть. Я, наверное, домой отправлюсь. Мне что-то нехорошо.

Они с Денисом обменялись визитками. Напоследок, уже выходя из машины, Еремин предложил Алексееву вызвать такси, чтобы не ехать домой в таком взвинченном состоянии.

Глава 19. Не дай вам бог дожить…

Кретин, идиот, остолоп и еще множество нелицеприятных эпитетов я посылал в адрес красавца Дениса, когда выходил из его автомобиля.

Как можно было упустить такую девушку, как Алиса?

Конечно, он не убивал ее собственноручно, но он в какой-то мере был прав — это именно Денис, его поведение довело Алису до могилы.

Поверьте, я не знал, куда девать сегодня глаза — передо мной сидел здоровый взрослый парень и плакал, ничуть не стесняясь, как маленький ребенок.

Если бы они тогда не расстались, то сейчас у них была бы крепкая и любящая семья с несколькими красивыми и умненькими детками.

Кстати, про деток — с Алисой Денис не виделся уже три года, он не мог быть виновником ее двухнедельной беременности. Тем более к этому счастливому событию не причастен пижон Олег Звягин. Так с кем же две-три недели назад встречалась наша Алиса?

Если послушать лучшую подругу умершей — Юлию, то та наплетет гору ненужной информации. По ее словам окажется, что Алиса крутила романы со всеми встречными-поперечными. Женская зависть — событие огромного масштаба.

Словам Юли нужно верить с натяжкой, моя профессиональная интуиция подсказывает, что у нее есть свой интерес в этом деле.

Тут еще очень большую роль играет чисто женская зависть, которая долгие годы скрывалась под личиной лучшей подружки. Ненавижу подобных девиц, которые чуть ли не возле гроба любимой подружки выливают всю грязь на усопшую. Ей-то теперь что! Не услышит, не поверит — язык без костей, можно болтать.

Так что новый разговор с Юлей я отложил до лучших времен.

Я вызвал такси и поехал в ресторан на поминки Алисы Вороновой. Именно там я собирался поговорить с зарубежным гостем — нотариусом Бейли. Тот что-то говорил про завещание американца-миллионера и связь его с Алисой.

Что ж… посмотрим.

Пока я добрался до ресторана, тут уже царило настоящее веселье. Народ и не помнил, по какому поводу они все здесь собрались. Только за столом у родителей Алисы, где также сидели Юля и Олег, было печальное состояние. За другими столиками молодежь принялась громко разговаривать, захмелевшие Алисины одноклассники начали рассказывать анекдоты, слышался тонкий женский смех.

Вот поэтому я и не люблю поминки в ресторанах и кафе.

То ли дело собраться в тихом семейном кругу, высказать положенные случаем соболезнования, почтить память покойной.

Здесь же атмосфера потихоньку накалялась. Не хватало еще только танцев с песнопениями.

Я присел за дальний столик и начал анализировать ситуацию.

Нотариуса нигде не было видно, и у меня было несколько минут подумать, понаблюдать за собравшимися.

После разговоров с Бейли я поеду к матери Светланы Федоркиной, соберу материал о смерти ее единственной дочери. Со Степаном, чиновником из мэрии, переговорить было никак не возможно. Через своего секретаря он сообщил, что ничего не знает о жизни и смерти своей падчерицы, и все вопросы к ее матери Элеоноре. Вот что странно, все убитые девушки были единственными дочерями у своих родителей. Ни братьев, ни сестер у них больше не было. Возможно, совпадение, а может, еще один факт, объединяющий девушек.

Я принялся терзать телефон, стараясь дозвониться до колдуна-психолога Ярика. Тот сначала никак не брал трубку, а потом и вовсе отключил аппарат. Расследование застопорилось.

Ясно только одно: Денис Алексеев не убивал Алису, а тем более Ольгу и Светлану.

Их несчастная любовь и личные взаимоотношения к делу не пришьешь.

Хотя если бы он мне попался три года назад и я был бы знаком с Вороновой, то лично надавал бы ранимому красавцу по шее, вставил бы ему мозги на место, чтобы так с девушкой не поступал.

Не понимаю я этих людей.

Если ты ее любишь и она тебя безумно любит, то к чему такие сложности? Зачем самим портить отношения, а потом мучиться и страдать? Денис сказал, что позже собирался позвонить или написать Алисе, но не успел. Когда же позже? Куда уж позже? Ждать еще пять лет? Десять? И я был сто процентов уверен, что если бы Алиса его не дождалась, а вышла замуж, хотя бы за того же Звягина, то Денис чувствовал бы себя преданным и оскорбленным.

Хоть сейчас он понял, насколько быстра и хрупка человеческая жизнь — драгоценное сокровище в нежном сосуде, который в любой момент может разбиться, и душа улететь в небесную лазурь.

Жить надо сейчас, любить, пока любиться, и не придумывать себе дурацких запретов и правил, тогда счастливых людей на земле стало бы намного больше.

Но это была моя философия, которая мне не принесла пока счастья.

В свои тридцать с хвостиком у меня до сих пор не было ни жены, ни детей. Только верный пес Ланселот скрашивал мое холостяцкое одиночество. Конечно, были многочисленные попытки создать свое семейное гнездышко, но все как-то не получалось.

Не встретилась мне до сих пор женщина, способная варить борщи, гладить рубашки, не гулять налево и ждать мужа с работы. Тем более что рабочий график у меня очень ненормированный, и зарплата тоже заставляет желать лучшего.

Я тяжело вздохнул, это была одна из моих нелюбимых мозолей.

— Добрый день, мистер Еремин. Я вас уже ищу. Очень хотел бы с вами поговорить. — К моему столу как-то очень тихо и незаметно подошел нотариус Бейли.

— Да, добрый день. Мы могли бы поговорить здесь, нам никто не помешает.

Мой столик стоял поодаль от остальных в ресторане, возле темной лестницы. Мне было прекрасно видно всех присутствующих, но подслушать приватный разговор с Бейли мне никто бы не помешал.

— Мистер Бейли, скажите, а как вы так быстро и оперативно узнали, что Алиса умерла?

— Я и не знал этого до сегодняшнего дня. В Нью-Йорке пару недель назад после продолжительной болезни скончался мистер Стравински. Джордж Стравински, известный медиамагнат, глава компании «Нешенл Медиа-Инкорпоратед», он последние несколько лет очень близко общался с Алисой и после своей смерти оставил ей очень солидное вознаграждение. Сразу же после вскрытия завещания Джорджа я написал письмо госпоже Вороновой, но ответа не получил. По телефону я также не смог с ней связаться и сразу же вылетел в Москву, чтобы ввести ее в курс дела. А тут… такая трагедия…

Майкл Бейли говорил на русском очень чисто, с легко узнаваемым американским акцентом, иногда казалось, он проглатывал отдельные гласные звуки и смягчал многие согласные.

— Вы очень хорошо говорите по-русски, мистер Бейли. А подскажите, как часто и каким образом Стравински общался с Алисой? — поинтересовался я.

— Я много лет назад звался Михаилом Белинским и жил в городе Саратове. Потом мои родители переехали в Штаты, и я стал Майклом Бейли, — улыбнулся собеседник. — Меня потому Джордж и нанял, чтобы я, кроме своей юридической деятельности, помогал ему в переписке с Алисой. Мне приходилось переводить многие непонятные ему русские фразы и выражения, писать ответы. Хотя сам Джордж тоже неплохо знал русский язык.

— А почему, собственно, Стравински оставил свои деньги Алисе, а, например, не ее родителям или другим родственникам семьи Вороновых? Я поговорю еще с Алисиной матерью Ольгой Константиновной, но я практически на сто процентов уверен, что о дядюшке-миллионере они ничего не знают.

— Как мне рассказывал сам Джордж, много лет назад после войны в разделенном Берлине у молодого военного американского корреспондента был яркий страстный роман с русской медсестрой Тамарой Даниловой. Он рассказывал, что это была самая настоящая любовь, очень чистое и светлое чувство. Джордж любил ее безумно, но построенная стена и разделение ГДР и ФРГ все разрушило. Тамаре пришлось уехать в родной город, и Джордж никак не мог найти ее следы. Заработав деньги, построив медиаимперию, Джордж постоянно искал следы Тамары. Оказалась, что она давно вышла замуж, сменила фамилию, потом после смерти первого супруга еще раз вторично вышла замуж, снова сменила фамилию. Следы ее обрывались, даже с большим количеством средств разобраться в послевоенной России было сложно. И только чудом удалось найти сведения, что Тамара Неведова (фамилия по второму супругу) родила дочь Ольгу. Та вышла замуж и стала Ольгой Вороновой, и у нее есть одна-единственная дочь Алиса. Тамара к этому времени много лет как умерла, но стоило Джорджу увидеть лишь одно фото Алисы, как он поразился необыкновенному сходству ее с умершей бабкой. Он написал Алисе письмо, представился. Захотел познакомиться поближе, узнать девушку. Ее сходство было феноменальным с Тамарой. Старые чувства не ржавеют, и, пообщавшись, Джордж Стравински оставил в наследство Алисе всю свою бизнес-империю, движимое и недвижимое имущество и личные счета с порядком более ста пятидесяти миллиардов долларов.

— Сколько??? Ох… них… Ничего себе, — поспешно исправился я.

Майкл улыбнулся, мне было понятно, почему его наняли объяснять американцу некоторые русские фразы и выражения. Видно, что он был хорошо знаком с российской лексикой.

— Перед смертью Джордж очень плохо себя чувствовал, он в письмах очень просил Алису приехать к нему в Нью-Йорк. Но у той постоянно возникали какие-то трудности, препятствия с отъездом. Где-то месяц назад она вроде бы согласилась, только попросила время для подготовки документов. Джордж обещал выслать ей любые деньги, даже рекомендовал напрямую обратиться к знакомому представителю в консульстве, тот бы помог Алисе с визой. Но она почему-то категорически отказалась, только сказала, что ей нужна крупная сумма денег на поездку. Ну Джордж не жадный, он понимает, что красивой молодой девушке всегда нужны деньги — платьев новых купить, туфли красивые. Просил продиктовать ее банковскую карточку, но она почему-то замялась. Говорила, что своей карточки у нее нет, просила отправить на номер ее жениха. Мне это сразу показалось подозрительным, ну у кого в наше время, тем более в Москве, нет своего банковского счета? Не деревня же какая-то. Данные Алиса так и не прислала, а потом мы не могли дозвониться, и я приехал сюда.

«Что-то в этой истории слишком много историй любви», — про себя усмехнулся я. Вслух же поинтересовался у Майкла:

— Скажите, а кроме Алисы, кто еще получил долю в наследстве Джорджа Стравински?

— В том то и дело, что никто. Все имущество должна была получить Алиса Владимировна Воронова. В случае же, если бы она, по любым не зависящим от нее обстоятельствам, не получала наследство или отказывалась от него, то все деньги переходили в крупный благотворительный фонд для борьбы с болезнью, погубившей самого Джорджа.

— Я вас правильно понимаю, что сейчас, когда Алиса скончалась, все деньги, все миллиарды покойного переходят в благотворительный фонд?

— Совершенно верно.

— И никто из родственников или знакомых Алисы не имеет право оспаривать это завещание?

— Оспаривать-то они могут что угодно и когда угодно, но ничего не добьются. В завещании Стравински ясно написано, что деньги переходят Алисе и никому больше. Он уже передавал деньги Вороновой, чтобы та поправила памятник на могиле ее бабушки Тамары. Больше Джордж никому ничего не хотел платить. Даже родной дочери Тамары Ольге он не завещал ни копейки. Я думаю, он был даже обижен на Тамару, что та родила дочь не от него.

— Да, получается, что Алису не было нужды убивать родным и близким. Наоборот, они должны были печься о ее здоровье, чтобы, не дай бог, с ее драгоценной головы и волосок не упал. Она должна была получить все деньги, и только потом ее нужно было убивать, — вслух задумался я.

— Убивать? О чем вы, мистер Еремин? — удивился Бейли. — Мне сообщили, что с Алисой произошел несчастный случай, остановка сердца. А вы говорите о каком-то убийстве! Я вас не понимаю!

— Так, мысли вслух. У следствия есть версия подозревать в отношении смерти Алисы Вороновой криминальный подтекст.

— О МОЙ БОГ!! Боже мой! Как такое может быть? А ее родители знают об этом?

— Я планирую сейчас поговорить с Ольгой Константиновной и Владимиром Дмитриевичем. Они были слишком убиты горем. Да, кстати, вы сообщили, что Джордж отправлял Алисе деньги, чтобы та подправила могилку бабушки. А каким образом отправлялись деньги? Сколько именно? Алиса потом отчиталась за работу?

— Джордж очень любил Тамару, даже память о ней для него была священна. Он отправил Алисе десять тысяч долларов, чтобы та заказала самый дорогой мраморный памятник.

— Десять тысяч долларов? Даже для московского кладбища это слишком большая сумма для памятника. А тем более что ее бабушка была похоронена в провинциальном небольшом городке.

— Джордж не жалел никаких денег для Томы. Алиса сама нашла контору по изготовлению, заказала плачущего ангела в человеческий рост и надпись, что «Джордж ее не забыл. И всегда будет любить». Деньги тоже оплачивались через Воронову.

— А каким образом деньги отправляли? Если, как вы говорили, у Алисы не было карточки?

— Она попросила скинуть деньги на карточку ее близкой подруги. Сейчас точно скажу, как ее зовут. — Бейли принялся судорожно искать сведения в небольшом ежедневнике в дорогой кожаной обложке.

— Я могу вам сам сказать, как ее зовут. Юлия Зинина, я угадал?

— Да, да, точно. Совершенно верно, Юлия Зинина.

— Хм… Интересно получается. А Алиса потом отчиталась за памятник?

— Да, конечно, она прислала фотографию с могилкой и изображенным ангелом. А почему вы так этим интересуетесь? Это так важно для следствия?

— Да, очень важно. У меня есть подозрения, что с мистером Стравински переписывалась не Алиса Воронова, а, скорее всего, ее подруга Юлия.

Нотариус мгновенно побледнел, потом внезапно покраснел, затем его лицо приняло нормальную окраску, только лишь уши полыхали алым цветом.

— Да как вы смеете? Вы сейчас усомнились в профессионализме нашей конторы? Вы считаете, что крупного американского бизнесмена и всю его армию адвокатов смогла обдурить какая-то девчонка?

Щеки у нотариуса пылали, а сам голос на несколько минут сделался высоким и довольно визгливым.

— Я ни вас, ни мистера Стравински ни в чем не обвиняю. Только по всему выходит, что Алиса ничего не знала об американском дядюшке. Она не рассказала об этом ни матери, ни отцу. Вы сами, наверное, заметили, как они удивились, когда вы подошли к ним на кладбище. Зато я явственно увидел, как вздрогнула Юлия Зинина в этот момент. Да и сами посмотрите — она с вас за все время поминок глаз не сводит, сидит бледная и о чем-то все время перешептывается с бывшим парнем Алисы Олегом. Я могу с вами поспорить, что никакого мраморного ангелочка на могиле Тамары Неведовой не установлено.

— Но фотографии? Как же быть с фотографиями?

— А что фотографии? Вы уверены, что тот ангелочек изображен именно на могиле Тамары, а не скачан из Интернета?

— А надпись? — уже неуверенно и как-то тихо пролепетал Бейли.

— Надпись? Еще проще. Я вам могу показать массу электронных программ для дизайнеров, где можно нарисовать или написать что угодно. Если вы не знаете, то по профессии Олег Звягин, бывший парень Алисы, как раз дизайнер. Долгое время не мог найти работу в Москве, зато помогал своей подруге Юле подзаработать деньжат. И, судя по тому, как, уже не таясь ничего и никого, они друг друга поддерживают, между ними отнюдь не дружеские отношения.

— Вы говорите такие ужасные вещи! Но как такое может быть?

— Моя версия все объясняет, и то, что Алиса не давала свои банковские реквизиты для перевода денег, и то, что она не хотела сама лично приехать в Штаты.

— А вот тут вы не правы. Алиса собиралась приехать через пару месяцев. Она сообщила, что оформляет документы.

— Оформляла документы на тот период не Алиса, а, скорее всего, Юля. Она же попросила у Джорджа еще денег на поездку?

— Ну да. Она попросила еще пятнадцать тысяч долларов.

— Скорее всего, за эти деньги предстояло подготовить фальшивый паспорт на имя Алисы Вороновой, и выехать в Нью-Йорк по нему предстояло Юле.

— Но они же совершенно не похожи внешне.

— Эх, вы не знаете, какое грозное оружие хранится в женской косметичке. Конечно, Юля сильно рисковала. Но, наложив профессиональный грим, надев темный парик, она вполне могла выдавать себя за подругу. Не знаю, может быть, она надеялась на слабость и болезнь Джорджа, что тот никогда не узнает Алису, ведь он ее в жизни не видел.

— Вы знаете, а это может быть правдой. В последние месяцы мистеру Стравински делали сильную химиотерапию, он был очень слаб, болен, почти никого не узнавал. Постоянно бредил и ждал Алису. Но тут еще один вопрос — если все так, как вы говорите, то как же потом Юля и ее дружок получили бы деньги, если бы Алиса была жива? Деньги же по завещанию должны были достаться Вороновой? Я бы лично этот вопрос проверял, чтобы деньги получила именно Алиса.

— Вот тут стоит спросить наших юных аферистов. Скорее всего, Юля в Нью-Йорке намеревалась у Стравински выжать побольше деньжат или подсунуть ему какую-нибудь бумажку с дарственной, или потом у Алисы выклянчить солидную сумму — тут можно только гадать. Скажите, у вас сохранились все письма лже-Алисы?

— Да, конечно, я все документы привез с собой!

— Отлично, тогда будет весомая улика засадить за решетку Зинину. Экспертиза подтвердит, кто точно писал все письма. Кстати, а почему письма были в живом виде? Сейчас все пользуются компьютером.

— Алиса, точнее та, кто выдавала себя за Алису, настаивала, чтобы письма приходили именно в таком виде.

— Хм… интересно. Этот вопрос надо уточнить. Вот только опять неувязочка: ни Юле, ни Олегу убивать Алису было не выгодно, пока она не получила все миллиарды. Кто же тогда об этом позаботился?

Вопрос остался висеть в воздухе.

Передав мне все необходимые документы, Майкл Бейли остался сидеть за моим столиком, заглушая печаль в коньяке — истинно русская привычка.

Я же тихонько подошел к Ольге Константиновне Вороновой, высказал ей подобающие случаю извинения и поинтересовался у нее ситуацией на могилке ее матери Тамары.

Сказать, что Ольга удивилась, — ничего не сказать. Она буквально уставилась в немом изумлении на меня.

— Я же никому ничего не говорила, но три недели назад приснилась мне моя мама, умершая Тамара Гавриловна. Она стояла на полянке и держала за руку Алису. Но Алиса была маленькая, лет шести-семи. Они стояли вместе, улыбались, а потом во сне налетел ветер сильный, над ними появились темные тучи и летали большие вороны. Мама закрывала от ворон маленькую Алису, но та сильно плакала. Я тогда сразу проснулась в ознобе от такого яркого, но страшного сна. Сразу же на следующий день пошла к матери на кладбище, положила цветы на могилу, поставила ей свечку в церкви.

— Подскажите, а на кладбище нового памятника у Тамары Гавриловны не было?

— Нового памятника? Нет, там та самая плита, что мы с мужем установили лет десять назад. Так она и на месте.

— Хорошо, понятно. А скажите, имя Джорджа Стравински вам ни о чем не говорит? — спросил я.

— Стравински? Кажется, про него говорил тот странный юрист с акцентом, он хотел со мной тоже побеседовать, но тут такие хлопоты. Не до него сейчас.

— А с Алисой вы часто общались? Она рассказывала вам о своей жизни в Москве?

— Да, мы с дочкой были очень близки, часто созванивались. Я скучала по ней, но понимала, что она должна строить свою жизнь. Я старалась ей помогать, но у нас с мужем с деньгами всегда напряженка. Больше Алиса нам денег отправляла, посылки присылала часто.

— У нее был здесь мужчина, близкий человек?

— Да, она встречалась долгое время с Олегом. Вон он сидит. Красивый парень, но нам с Володей он не очень нравился. Что-то в нем неправильное, лживое, а что точно, я не могу сформулировать. Вот Денис был другой.

— Денис Алексеев — Алисин бывший парень?

— Да, Алексеев. Алиса его очень сильно любила, но что-то у них не сложилось. Она сильно переживала. А больше у Алисы никого и не было. Я ей часто намекала, что пора бы замуж. И красивая дочка, и умненькая, но все устроить личную жизнь никак не могла. Она нравилась многим мальчикам, но сразу всех отвергала — искала только своего принца, — тут Ольга Константиновна горестно вздохнула.

— А имена Ольги Большаковой и Светланы Федоркиной вам не знакомы? Алиса про этих девушек ничего вам не говорила?

— Нет, я впервые их слышу. Алиса была вполне откровенна со мной. Мне даже показалось, что в последнее время у нее появился новый мальчик. Она много смеялась, была полна позитива. Я ее спросила, в чем дело. Она отшучивалась, что просто настроение хорошее.

— А как у Алисы обстояли дела со здоровьем? Она жаловалась на сердце?

— Нет, она никогда ничем серьезным и не болела. И с сердцем все нормально у нее было. Да, переживала в свое время, когда рассталась с Денисом. Но это давно было. Даже тогда выкарабкивалась сама и не пила никаких таблеток-антидепрессантов. Поэтому для нас всех таким шоком стала эта трагедия.

Плечи Ольги Константиновны снова поникли, она заплакала беззвучно.

Я подумал, что родители никогда не должны хоронить своих детей. Не дай Бог до подобного дожить. Я сочувственно пожал ей руку.

— Держитесь, Ольга Константиновна, только держитесь. Вот моя визитка, если вспомните что-нибудь важное, обязательно позвоните.

Глава 20. Тайное и явное

Странно сидеть на своих собственных поминках.

Странно — еще не то слово… подходящее слово я и подобрать была не в состоянии. Пора бы уже привыкнуть к своему призрачному состоянию, но у меня сердце кровью обливалось, когда я слушала слова соболезнования в свой адрес, когда я видела искренние слезы и следы горя на лицах моих родителей, а особенно когда я снова и снова видела признаки предательства у моей бывшей лучшей подружки Юли и Олега.

Ад в моей душе все больше и больше разгорался.

Я видела слезы любимого Дениса, я чувствовала невысказанное горе моей матери. Если бы я могла умереть второй раз — это бы снова случилось. Но больше всего меня поразил разговор следователя Еремина с нотариусом из Америки.

Вся картинка сложилась — подслушанный разговор Юли и Олега, подозрения Еремина, воспоминания о желтых конвертах из Штатов.

«Какая же я была дура», — тут я даже глубоко вздохнула.

Еремин поежился как будто от холода и внимательно повернулся в мою сторону.

Надо же, какой чувствительный к могильным эманациям…

Мне не было жалко потерянных миллиардов долларов, жальче было своей загубленной юности. Вот же угораздило меня получить инфаркт накануне наследования всех «акций, заводов и пароходов». Не могла полгода подождать, ругала я себя на все корки, так бы хоть деньги родителям перепали. Мама с отцом хоть мир увидели бы, пожили бы за границей, не считали копейки до зарплаты, но Бейли ясно выразился, что сейчас весь капитал Стравински будет переведен в благотворительный фонд. Что ж… видно, такая судьба!

Нет, какая на фиг судьба! Я так этого не оставлю! Я обязательно выясню, что же со мной случилось…

Особенно меня покоробила жуткая и гнусная ложь Юли, выманившей деньги на благоустройство могилы моей бабушки… Конечно, деньги она прикарманила, а никакого памятника там и в помине нет.

Сейчас я, конечно, понимаю, что нам, умершим, не нужны все эти оградки-памятники-подставки, но все равно, как можно было посягнуть на святое? На мою умершую бабулю? Юля прекрасно знала, как я к ней была привязана и как горячо любила.

Хорошо то, что баба Тома теперь уже точно на небесах. Я успела слетать на ее кладбище, могила была пустая. Там, где бродят призраки, как в моем случае, могилы отличаются повышенной активностью, и сразу чувствуется волнение неуспокоенных душ.

Казалось бы, сколько можно быть такой дурой, не видеть очевидное, верить людям, а взамен получать предательство. Но я с упорством профессионального мазохиста продолжала наблюдать за воркующей парочкой.

Я пересела за столик Юли и Олега.

Юля сидела бледная как полотно, судорожно сжимая и разжимая в руках салфетку. Олег тупо глушил дорогой коньяк.

— Золотце, что ты ерзаешь, нервничаешь?

Юля в ответ на него зашипела рассерженной кошкой:

— Ты совсем идиот? Ты видел, америкос-юрист сюда приперся, а сейчас он беседует с Ереминым?

— Ну и что? Пусть беседуют. — Алкоголь уже полностью овладел сознанием Олега. Он был весел и счастлив, абсолютно не понимал причину грусти своей подружки.

— Пошли за мной быстро, сейчас следак сюда подойдет. Быстро следуй за мной. Юлька потащила упирающегося Олега в сторону туалетов.

— Да, да, хорошо, дорогая. Я иду, я сам иду.

— Вот придурок, — морщилась Зинина. — Зачем я с тобой связалась?…

— Ну что ты, дорогая, что ты делаешь? — отбивался Олег, когда Юлька принялась, держа его голову в раковине, лить ему холодную воду за шиворот.

Он отбивался, отплевывался, кричал, что у него дорогой пиджак, но Юля продолжала свои садистские эксперименты.

— Все, все, перестань. Я понял, больше не надо, — выл он.

— Понял? Тогда приводи себя в порядок, умывайся. Я жду тебя на выходе. Надо драпать, не хочу объясняться со следователем. Через две минуты не выйдешь, я ухожу сама.

— Ну и уходи, большое дело. Тоже мне фифа нашлась…

— Нет, ты кретин, ничего не понял. Мы с тобой оба в этом деле завязаны, нам надо вместе придумывать объяснения. Ты что, думаешь, я ради твоих красивых глаз твой зад спасаю? Давай быстро…

Я тихо стояла в коридоре, точнее, парила в двух метрах от Юли.

Она посмотрела на изящные дорогие часики на запястье, вздохнула и вытащила из сумочки пачку сигарет.

При мне она никогда не курила, или делала вид, что не курит.

Да, плохо я знала свою подружечку.

Юлька нервничала, сильно нервничала, никак не могла поджечь тонкую сигарету, ее пальцы предательски дрожали, а зубы выдавали мелкую дрожь.

Я подлетела ближе, и в тот момент, когда Юлька затягивалась, я тихонько на ухо ей прошептала:

— Зачем, Юля? Почему?

Юля непроизвольно дернулась, сигарета выпала из ее размякших пальцев. Расширенными от ужаса глазами она смотрела перед собой.

Она меня слышит??

Она что-то почувствовала?

— Кто здесь? Что происходит? — Юлька принялась дико оглядываться по сторонам, потом прислонилась спиной к стенке коридора и безумно вытаращилась вперед.

— Юля-аааааааааа, зачем? Зачем ты меня предала? — Я снова склонилась к ее уху.

Она дернулась так, что голова сильно ударилась о стенку.

— Что-оооооооооооо? Кто это???

— Это Алиса-ааааааааааааааааа…

— Тебя нет, ты умерла… ты умерла… тебя нет. — Юля принялась безумно хохотать и размазывать слезы и сопли по своему хорошенькому личику.

Юля судорожно оглядывалась в разные стороны и повторяла только одну фразу, как молитву: «Тебя нет!!!!», «Тебя нет», «Тебя больше нет».

Я не понимала, почему она меня слышит, но мне это было очень на руку. Не дам этим упырям радоваться моей смерти.

Видно, во время нервного истощения все чувства-эмоции обострены, а Юля всегда отличалась повышенной чувствительностью.

— Юля, я тут. Я тут…

— НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ.

Глаза Юли, казалось бы, скоро вылезут из орбит.

На ее крики выбежал уже умытый и посвежевший Олег.

— Юля, что случилось? Что ты делаешь?

Но Зинина уже никого не слышала. Она была похожа на взбесившуюся дворняжку, глаза дико выпучены, волосы стоят дыбом, она размахивала перед собой схваченной с соседнего столика вилкой и, не переставая, кричала: «Тебя нет!», «Ты проиграла!», «Тебя больше нет!».

Прибежали из зала люди, следователь Еремин. Они все пытались успокоить смутьянку, Юля выдиралась из рук, кусалась и царапалась.

Кто-то вызвал «Скорую», ей вкололи успокоительное и увезли.

По толпе пронесся торопливый шепот:

— Вот как Юлечка любила свою подругу, нервы не выдержали, не смогла смириться с такой потерей.

Я стояла чуть в стороне и со злорадной усмешкой наблюдала за страданиями бывшей подружки.

Мне нисколечко не было ее жаль.

— Да, смешно, очень смешно. Далеко пойдешь, девочка.

Я оглянулась — у соседней стены стояла и, улыбаясь, аплодировала мне Кузьминична. Сейчас на ней были обычные джинсы, футболка с логотипом известной рок-группы и молодежные кроссовки.

— Молодец, Алиса, но с этим делом не усердствуй.

— Ты видела эту картину маслом?

— Конечно, видела. Тут такие эманации двух миров были, что закачаешься. Сама научилась с живыми общаться или кто показал?

— Я даже не понимаю, как так вышло. Я была очень зла на Юлю и накричала на нее, а она как-то услышала меня.

— Это она тебя — того? — Кузьминична показала жестами удавку на шее.

— Нет, вроде не она. Но она тоже много чего мне «хорошего» сделала. — Я пожала недоуменно плечами.

— А, понятно. Синдром неупокоенного. Это когда ты все видишь и понимаешь, как на самом деле к тебе люди относятся после смерти. Понимаю, бывает. Но не злоупотребляй этим. Еще одного человека ты с ума свести можешь, но повальное безумие и видение-слышание призраков нельзя часто использовать. У тебя могут быть большие проблемы с Хранителями, если они узнают об этом.

— Ты меня им не сдашь?

— Пока нет, но не злоупотребляй. Лучше во сне к живым приходить, качественнее получается.

— Во сне? Как это во сне?

— А ты попробуй, это очень просто. Кстати, хорошие похороны. Поздравляю. — Кузьминична мне нахально улыбнулась и исчезла в мгновение ока, а я ведь о стольком многом ее хотела расспросить.

Что она сейчас, интересно, делает? На рок-концерте зависает? Отдыхает бабуля?

Так, одну свою подружку я успела в дурдом загнать, будем развлекаться дальше.

К Олегу подошел следователь Еремин и серьезным тоном пригласил для разговора к своему столику.

Глава 21. Дикие танцы

Кто бы мог подумать, что в тщедушном теле юной Юли Зининой столько силы и ловкости. С большим трудом с помощью двух врачей удалось ее скрутить и вколоть растрепанной блондинке лошадиную дозу успокоительного.

Непонятно, что спровоцировало такой приступ. Но видно, что это не симуляция и не комический розыгрыш. Зинина реально была не в себе, ничего не понимала и повторяла все время только одну фразу: «Тебя нет!»

Олега Звягина не было с ней рядом, когда она начала метаться по узенькому коридорчику, он выбежал из туалетной комнаты уже тогда, когда Юля в панике тыкала вилкой в воздух вокруг себя и вытирала пену с губ.

Врач из «Скорой» ничего конкретного не смог мне сказать по поводу поведения странной пациентки. Буркнув, что всем болезням причина — стресс, он скрылся в машине с мигалкой.

Чтобы не потерять еще одного участника невидимой баталии, я подхватил под мышки обалдевшего Олега Звягина и потащил его к своему столику.

С лица жеманного красавчика слетела вся спесь.

Он судорожными глотками пил из стакана минеральную воду, и его зубы выстукивали мелодичную дробь.

— Олег, что произошло с вашей подругой?

— А? Что? — Он как будто сам выпал из глубокого транса. — Я не знаю. Я вышел из туалета и увидел ее в таком состоянии.

— А до этого вы с ней разговаривали?

— Да, конечно, разговаривали.

— Причем на повышенных тонах, если не ошибаюсь?

Его лицо недоуменно вытянулось. Он замялся и неуверенно ответил:

— Да, мы с Юлей немного поругались.

— Насколько «немного»? Ее психический приступ мог быть вызван вашей ссорой? — повысил голос я.

— Что? Да как вы смеете! Это вообще не ваше дело. Вы расследуете дело о смерти Алисы, вот и расследуйте, и нечего лезть в мои личные взаимоотношения! — не выдержав, сорвался Олег.

— Я прекрасно знаю, что и как я расследую. И также знаю, как ваши, так сказать, личные взаимоотношения напрямую связаны со смертью Алисы Вороновой. Вы же не будете отрицать, что знакомы с именем Джорджа Стравински и с историей его переписки с Юлией Зининой?

Лицо Олега еще больше вытянулось. Он что-то невнятное промычал, а затем тихонько спросил:

— Перепиской с Юлией? Может, вы имеете в виду переписку с Алисой?

— Нет, я все правильно сказал — переписку с Юлией Зининой. Ведь именно вы помогали своей новой подружке Юлии охмурять престарелого американца, притворяясь внучкой его любимой женщины. Очень просто проверить, есть ли памятник на могиле Тамары Неведовой, и я уверен, что в вашем компьютере мы найдем дизайнерские проекты с плачущим ангелом с романтической надписью на постаменте.

Олег сильно побледнел и посиневшими губами прошептал:

— Я не понимаю, о чем вы говорите. Я буду отвечать только в присутствии своего адвоката.

— Фильмы американские смотришь? Ну-ну, смотри. А адвокат тебе точно понадобится. Сейчас я вас с подельницей Юлией, которая, кстати, вполне может быть признана невменяемой, и вся вина ляжет на твои хрупкие плечи, сейчас я вас обвиняю в мошенничестве, вы обманом выманили у гражданина США Джорджа Стравински крупную сумму денег. Вот ты скажи мне, зачем Алису-то вы убили? Это как-то не вяжется со всей историей.

— Я никого не убивал. Это все клевета. Вы ничего не докажете, — принялся отбиваться Звягин.

Я дал знак прибывшим по моему звонку оперативникам, и те отвели под белы ручки Олега в полицейскую машину. В участке я еще побеседую с ним отдельно. Может, что интересного вспомнит, но видно, что не он был мозгом всей хитроумной операции, а Юлька Зинина. Вот только неужели она сейчас дурочку валяет и прикидывается сумасшедшей, чтобы не попасть на скамью подсудимых.

Неужели она такая гениальная актриса, что смогла обмануть и всех собравшихся в ресторане, и врачей из «Скорой», или у нее на нервной почве шарики за ролики заехали? К кому же такому невидимому она все время обращалась — обо всем этом думал я, собираясь поехать в участок. Мне там предстояло забрать некие документы, подписать бумаги для заключения под стражу Олега Звягина, и нужно было еще спешить на встречу к матери погибшей Светланы Федоркиной.

* * *

Элитный дом на Спиридоновке в двух шагах от Садового кольца встретил меня зрачком видеокамеры на подъезде, грозным окриком суровой консьержки и дорогой дверью мореного дуба на третьем этаже.

Дверь мне открыла сама мать Светы Федоркиной — Элеонора Павловна. Если бы я не знал, что этой женщине хорошо за сорок, то в жизни бы не поверил, что эта стройная миловидная блондинка может быть матерью двадцатисемилетней дочери. Выглядела Элеонора на все двести процентов. Подтянутая фигура была обтянута изысканным платьем изумрудно-зеленого оттенка, безумно подходящей к ярко-зеленым глазам красавицы. Капризно очерченный рот и искусно уложенные в дорогом салоне красоты длинные пепельные локоны, она сама казалась вчерашней школьницей и выглядела максимум лет на тридцать.

Вот, оказывается, во что нужно вкладывать деньги на старости лет — в собственную внешность и красоту.

Изнеженным жестом холеная красавица пригласила меня пройти в просторную гостиную, где спокойно могла бы разместиться рота солдат почетного караула.

Весь дизайн интерьера просто кричал, даже безобразно вопил о роскоши и богатстве. Но здесь не чувствовалось комфорта и уюта, не было милых сердцу безделушек, детских игрушек или домашних животных.

Квартира была огромная, но неживая, даже сама хозяйка, сама «Мисс Совершенство» гармонично вписывалась в интерьер как показатель роскоши и достатка, этакая статуя идеальной богини, но не живой женщины. Все было здесь идеально: идеально чисто, идеально светло, идеально математически выверено стоял белоснежный кожаный диван и стеклянный столик в стиле Людовика XIV с идеальными белоснежными розами на длинных стебельках.

Было ничуть не заметно, что хозяйка квартиры всего пару месяцев назад потеряла единственную дочь.

Элеонора с идеально прямой спиной сидела на краешке дивана и гипнотическим взглядом смотрела мне в глаза.

Ее изумрудные глаза с кошачьими вертикальными зрачками смотрели мне прямо в душу.

Вздрогнув, чтобы избавиться от гипнотического наваждения красотки, я тихонько кашлянул и произнес:

— Элеонора Павловна, я хотел бы выразить вам соболезнования в связи с кончиной вашей дочери и хотел бы поговорить о Светлане.

— Спасибо, не нужно соболезнований, — мелодичный голосок Федоркиной был под стать хрустальному водному потоку. — О чем вы хотели со мной поговорить?

— Какая официальная причина смерти Светланы?

— Остановилось сердце, — голос был холоден и спокоен, как будто Элеонора говорила не о своей дочери, а о совершенно чужом человеке.

— У нее были проблемы со здоровьем? Часто болело сердце?

— Нет, она была совершенно здорова.

— Какие отношения у вас были с дочерью?

Элеонора вздохнула, на минуту скинула с себя маску успешной стервы и показала настоящие реальные чувства.

— К сожалению, со Светой у меня были сложные взаимоотношения. Я вышла замуж за очень уважаемого и успешного человека. — Элеонора закатила глаза к потолку, таким нехитрым способом показывая, насколько значим ее нынешний муж. — И мне пришлось все свое время и силы отдавать супругу. Светочка начала ревновать меня к нему, чувствовала себя обделенной, лишней, и Степа купил ей собственную квартиру на Таганке. Мы в последнее время мало с ней общались.

Все ясно, мать усиленно занималась обустройством своей личной жизни, а на дочь от первого брака ей по большому счету было просто наплевать. Отчим, не придумав ничего лучшего, просто откупился от Светы, приобретя для нее личные апартаменты. Скорее всего и автомобиль Светочке тоже купил новый муж ее матери, если только она тоже не нашла себе «папика». Но, похоже, здесь Элеонора ничего нового про Свету мне не расскажет, они практически не общались.

— А подскажите, что вы знаете о личной жизни Светланы? У нее был постоянный парень, молодой человек?

— Ну, я же вам рассказала, я была очень занята, мне некогда было со Светочкой общаться… Я ничего не знаю о ее мужчинах. Она была уже взрослая, могла бы сама с ними разбираться, — капризно растягивая гласные, промолвила гламурная дива.

— Вы были настолько заняты, что не могли раз в неделю позвонить родной дочери? — искренне удивился я.

Лицо красавицы мгновенно изменилось, на нем появился хищный оскал, глаза яростно зажглись.

— А вот не вам меня учить, как стоит воспитывать детей. Занимайтесь своими делами, — грубо ответила мне красотка. Но потом, чтобы немного сгладить неловкость, она промолвила: — Я воспитывала Свету практически одна в маленьком городке в тысяче километров от Москвы. Ее отец бросил меня с малышкой практически нищими, без копейки денег. Вы не представляете, через что мне пришлось пройти в этой жизни.

И вы не имеете никакого права меня здесь в чем-либо обвинять. — Она тряхнула своими роскошными волосами, встала и подошла к огромному, почти на всю стену, французскому окну. Уставившись на кроны деревьев, она продолжила, не поворачиваясь ко мне. Казалось, что со мной разговаривает только ее спина, обтянутая шелковым платьем из последней коллекции французских кутюрье. — Вы ничего обо мне не знаете. Свету я очень любила, безумно любила, но мне пришлось выбирать — или она, или мой новый муж. Я хотела для нее другой жизни, чтобы она никогда не видела нищеты и бедности, через которые пришлось пройти мне. У нее было все — квартира в центре Москвы, шикарная машина, она училась в престижном вузе, солидная сумма на карточке, у нее было все…

— У нее не было главного — у нее не было рядом родной матери, — тихо произнес я.

Элеонора на этих словах вздрогнула и обернулась. На ее щеках предательски блестели подсыхающие слезы, теперь, с размазавшимся макияжем, было видно, что не так уж и совершенна красавица, видны были и небольшие морщинки в уголках глаз, и следы подтяжек на шее. Она смотрела на меня безумными глазами.

— Я знаю это, и вы даже не представляете, как я себя сейчас за это корю. Но мне нужно держать марку, я не могу показывать свои эмоции и чувства.

Я молча кивнул.

Мне было сложно в этой ситуации обвинять Элеонору. Я действительно не знал всей истории этой семьи, не знал истории сильной девушки из провинции, которой пришлось пробиваться, покоряя столицу. Сейчас у Элеоноры тоже было все, о чем она мечтала годами, но принесло ли это ей счастье, если рядом уже нет дочери, с которой можно было бы разделить достаток и успех. Я не знал, каким способом удалось Элеоноре охмурить депутата Федоркина, и не знал, что бы я выбрал на ее месте…

В своей семье Света была никому не нужной, ни своей матери, ни тем более отчиму. Тот хотя и подключил все свои связи, чтобы разобраться со смертью падчерицы, даже не смог выделить пары минут, чтобы пообщаться со мной как со следователем, ведущим это дело. Да и само расследование, наверное, нужно было ему только лишь для галочки, может, Элеонора попросила его об этом.

Немного успокоившись, Элеонора сказала:

— Света очень была дружна с Ликой Морозовой. Они вместе учились, я дам вам ее номер телефона. Надеюсь, она сможет вам помочь.

Чинно раскланявшись, я покинул негостеприимную квартиру Федоркиных.

На следующее утро меня с утра разбудил звонок Кости Желудева:

— Дрыхнешь, что ли? А у нас тут в отделе такое творится. Давай дуй срочно на работу, тебя все ищут.

Спросонок я даже не понимал, что Костя от меня хочет.

— Что у вас там творится?

— А то… Тут твой Звягин в «обезьяннике» чуть коньки не отбросил, «Скорую» к нему вызывали, у него ночью приступ сердечный был. Еле откачали, сейчас сидит у нас в допросной, тебя постоянно зовет, каяться хочет, чуть ли пузыри от счастья не пускает.

— Тоже свихнулся? Как и Зинина? Что у них, заразно это, что ли? Я сейчас буду.

Когда я подъехал в отдел, там уже началась настоящая «веселуха». Звягин не просто каялся, он сдавал свою подельницу Юлию Зинину со всеми потрохами. Он во всех подробностях рассказывал, как Юля «случайно» прочитала первое письмо от Стравински, как тоже якобы «случайно» на него ответила и как все дальше понеслось. Олег, конечно, лукавил, что он не знал о ее планах, а считал все нелепой шуткой, а потом якобы Юля его заставила изобразить в фотошопе картинку с плачущим ангелом на могиле Тамары Неведовой, и он до последнего не знал, зачем ей это нужно. На вопрос, зачем же они все-таки убили Алису Воронову, Олег принялся судорожно трясти головой и с пеной у рта уверять, что Алису они не убивали и даже пальцем ее не трогали. Ему пришлось признаться, что только в будущем, тогда, когда Алиса получит уже завещанные миллиарды, только тогда они собирались с Юлей ее обмануть, обокрасть и с деньгами свалить в неизвестном направлении. Олег даже сдал человека, помогавшего Юлии с поддельными документами для выезда в Штаты.

Я смотрел на трясущегося жалкого человечка, сидящего передо мной, и не мог поверить, что это именно тот пижон Олег Звягин, с которым я впервые познакомился всего пару дней назад. Было не ясно, как такого хилого неудачника, утирающего краем дорогой рубашки «Хуго Босс» свой грязный нос, могли любить такие красивые женщины.

У меня оставался к нему единственный вопрос:

— Олег, почему вы решили сегодня все мне рассказать? Вчера вы вели себя более непреклонно.

Олег побледнел, покраснел и со зловещим придыханием промолвил:

— Она приходила ко мне. Ночью приходила. Заставила все вам рассказать.

— Кто приходила?

— Она. Алиса, она пригрозила, что, если я вам всю правду не расскажу, она от меня не отстанет. Юлька тоже ее видела, потому и свихнулась.

— Алиса Воронова приходила к вам ночью в камеру? Вы уверены?

— Да, конечно, я видел ее так же, как вас сейчас.

— Вы знаете, что Алиса умерла?

— Конечно, знаю. Что вы из меня дурака делаете. Я вчера был на ее похоронах.

— Ну так как же Алиса могла к вам этой ночью приходить? — изумился я.

— Я не знаю, как она это делает. Но она меня заставила. — Сильный вещий Олег тут горестно заплакал горючими слезами.

Я вздохнул, еще одного психа мне в этом деле не хватало. Что-то Олега явно напугало, он еле-еле дождался утра, чтобы мне все рассказать. В призрак умершей Вороновой я мало верил, хотя Юля Зинина тоже явно кого-то видела в коридоре, и мне не давали покоя и ее последние слова: «Тебя нет!»

Дав задание провести Звягину медицинское освидетельствование и проверить его кровь на наркотики, я поинтересовался по телефону у врача, как состояние Юлии Зининой. Она сейчас находилась на лечении в психиатрической клинике, не откликалась ни на какие явные внешние раздражители, а только все время повторяла лишь одну фразу: «Тебя нет». Ее агрессию удалось заглушить препаратами, но вот Юля больше никогда не будет прежней. Доктор не мог точно сказать, что стало причиной такой реакции организма, только очень сильный стресс мог такое вызвать.

Я задумался, позвонил магу Ярославу, но тот снова не взял трубку.

Если и завтра он не отзовется, то придется самому к нему в гости поехать.

Сейчас же меня ждала другая увлекательная беседа. Лика Морозова, подруга Светланы Федоркиной, с радостью согласилась со мной увидеться. Правда, предложила встретиться в небольшом сквере в районе метро Октябрьская.

Когда я подошел к скамейке в парке, ко мне подбежала симпатичная, коротко стриженная брюнетка в стильном кожаном пальто.

Одета она была просто и небрежно, но в этой небрежности чувствовался определенный стиль и даже парижский шик. Неряшливые взлохмаченные волосы, скорее всего, долго укладывали в дорогом салоне красоты, да и маленькая сумка с логотипом известной фирмы никак не тянула на подделку. Девушкам, подобным Лике, больше подошла бы набережная в Ницце или бульвар на Монмартре, но никак не холодный осенний сквер на Октябрьской.

Мило мне улыбнувшись и кокетливо подав руку для знакомства, Морозова присела рядом на скамейку.

— Это я вам звонил, вот мое удостоверение следователя Химкинского следственного управления. Я хотел бы с вами поговорить о вашей подруге Светлане Федоркиной, — начал я неторопливую беседу.

— Да, Света была моей подругой, мы были очень близки, но в последнее время немного отдалились. А почему ее смертью заинтересовалось Следственное управление, а тем более подмосковных Химок?

— Я расследую дело о гибели другой девушки, которое оказалось связано и со смертью Федоркиной.

Лика кивнула, приняв мое объяснение.

— Вы сказали, что в последнее время немного отдалились со Светланой, чем это было вызвано? Вы поссорились?

Лика заливисто рассмеялась:

— Нет, что вы. Со Светой невозможно было поругаться или поссориться, она была очень легкий в общении человек. Мы никогда с ней не ссорились. Я где-то полгода назад подписала контракт на съемки, и мне пришлось уехать по работе в Токио. Я фотомодель, — решила прояснить свою профессию Морозова, — а когда приехала, то заметила, что со Светой что-то творится. Она стала какая-то рассеянная, отвечала все время невпопад и о чем-то постоянно думала. Но было видно, что она счастлива, она просто светилась, как лампочка. А что может озарять молодую женщину, как не новый любовник? Но Света мне о своем бойфренде ничего не рассказывала, только загадочно улыбалась в ответ на мои вопросы.

— То есть новый бойфренд появился у Федоркиной где-то полгода назад?

— Да, они встречались не больше полугода. Света была очень эффектная девушка, очень была похожа на свою мать, которая и сейчас в свои годы неплохо выглядит. С мужиками у Светы никогда проблем не было, она могла окрутить любого. Но все ее романы носили какой-то легкий необременительный характер. Переспали — разбежались, она даже жила одна в своей квартире, никого к себе не звала. А тут я вижу, что ее очень серьезно зацепило.

— Про нового парня ее вы ничего не знали, совсем ничего? Может, хотя бы имя?

— Нет, она раньше про своих мужиков мне все в ярких красках рассказывала, а тут как воды в рот набрала. Сказала только одну фразу, которая меня зацепила: «Не хочу рассказывать, чтобы не сглазить, и так я его слишком долго ждала».

— Слишком долго ждала? Что это может значить?

— Ну, Света не относилась к категории глупеньких барышень, ждущих своего принца у окошка, и эта фраза меня тоже очень удивила.

— Хм, долго ждала. Интересно. А где она обычно знакомилась с мужчинами?

— Чаще всего в ночных клубах. Она нигде не работала, обожала тусоваться и зависать в клубах различных.

— У нее были проблемы со здоровьем? В частности, с сердцем?

— Нет, по крайней мере, я об этом ничего не знаю. Для нас всех таким шоком стало известие о ее смерти.

— А где произошла ее смерть?

— На улице, неподалеку от ее авто. Света приехала ранним утром, скорее всего из клуба, вышла из своей новой машины, но до подъезда не дошла буквально несколько метров. Так там во дворе и упала. Утром ее соседи нашли.

— А узнали, откуда возвращалась Света в то утро?

— Нет, не знаю, я не спрашивала. Меня тогда и в городе не было, я уезжала по делам.

— Понятно, еще один вопрос — Света увлекалась мистикой, магией, может, гаданиями?

Лика снова засмеялась:

— Магией? Света и магия два абсолютно не совмещающихся понятия. Она ни во что это совершенно не верила, более рационального человека я в жизни не видела.

— Вы не знаете, как она себя чувствовала перед смертью? Может, на что-то жаловалась? Может, у нее была депрессия?

— Нет же. Я вам говорю — она просто порхала от счастья, шутила постоянно, смеялась. Хотя обычно она вела себя гораздо сдержаннее.

Я поблагодарил Лику, попрощался с ней и поехал в участок.

Предстояло еще раз подписать и проверить некоторые документы.

Глава 22. Сон в руку

Это было смешно. Нет, даже не так. Это было ОЧЕНЬ смешно.

Как и говорила Кузьминична, я без проблем пробралась в сон к Олегу. Для этого достаточно было лишь оказаться в непосредственной близости от объекта и настроиться на его волну.

А потом я просто забавлялась самим процессом.

Для предстоящей экзекуции я облачилась в безумно дорогое изысканное подвенечное платье. Хотя я и знала, что меня похоронили не в свадебном наряде, но не могла отказать себе в подобном удовольствии.

Нашу «свадьбу» с Олегом я тоже обставила по всем правилам. Он хотел свадебки — вот и получай ее.

Старая средневековая часовня в стиле ранней готики. По стенам развешаны старинные гравюры и канделябры с десятками-сотнями восковых свечей.

Зал полон гостей — родные, близкие, друзья, соседи, только Юлии Зининой здесь не было.

Я иду в красивом платье к алтарю, возле которого меня ждет Олег в белоснежном смокинге.

Подходя к алтарю, я, ослепительно красивая, поднимаю фату, улыбаюсь всем собравшимся.

Но на вопрос Олега, согласна ли я стать его женой, я начинаю небольшой праздничный перфоманс.

С сатанинским смехом я отвечаю своему суженому:

— Конечно же, НЕТ!!! Ты предал меня!

В мгновение ока часовня превращается в подвал со средневековыми орудиями пыток.

Распятый на дыбе в уже порванном и грязном смокинге висит Звягин, я же, присев рядом и положив ноги в туфлях на высоченной шпильке на рукоятку дыбы, медленно попиваю холодное французское шампанское.

Вокруг декорации из адовых колец Данте, в той же стилистике — пламя, котлы со смолой, фонтаны крови.

Фантазия у меня действительно разгулялась.

Но месть, безусловно, сладка.

Глядя на безумно испуганное выражение лица моего бывшего, я размышляла, можно ли будет мне обжаловать свой приговор Страшного суда в Апелляционном Страшном суде.

Мое чувство юмора помогало мне не свихнуться со всеми этими метаморфозами.

— Алисочка, котенок. Как же я рад тебя видеть, — лепетал осужденный.

— Да? Рад? Неужели? — Я с улыбкой чуток привела в действие дыбу.

Олег натужно закричал:

— Конечно, рад. Я так горевал, когда тебя не стало!

Меня бесила его ложь. Даже в таком состоянии он не переставал обманывать меня. Нет, люди совсем не меняются.

Я подошла к нему ближе и плеснула в ненавистную рожу остатки шампанского:

— Скучал, говоришь! Скучал вместе с Юлей? Кстати, не хочешь составить ей компанию в дурдоме? Там даже иногда расписывают пары, — я снова расхохоталась.

Олег позеленел просто. Я продолжала:

— Да, я с ней уже побеседовала. И все знаю про вас, хоть после моей смерти не лги мне. Будь хотя бы сейчас мужиком.

— Но как же? Ты же умерла! Как такое может быть? Я сплю?

— Да, дорогой мой, ты спишь. Но я могу каждую твою ночь превратить в изысканные кошмары. Ты знаешь, какая у меня хорошая фантазия. И сейчас я могу тебе за все отплатить. Ты рано или поздно попадешь в психушку или ко мне рядом на кладбище, но и там тоже я до тебя доберусь…

— Алиса! Ты что делаешь? Зачем ты так!

— Ах, зачем? Ты еще спрашиваешь, а вы с моей так называемой подругой не собирались разве присвоить все миллионы мистера Стравински, а меня закопать где-нибудь в лесочке? Не ради этих самых денег ты собирался жениться на мне? Ты не понимаешь, что ли, придурок, я ВСЕ знаю. Еще раз повторяю, я ВСЕ про вас знаю — и теперь я тебе такие райские сны обеспечу…

— Но… но… как же так? Алисочка, прости меня. Я не знал, я не хотел, это все Юлька, это она меня заставила. Она меня соблазнила, она давно под меня клинья подбивала, когда ты не видела… — Олег рыдал взахлеб.

Я не просто ненавижу мужские слезы, я просто не понимаю, что с ними делать и как себя вести.

Если бы была возможность, Олег бы плюхнулся передо мной на колени.

Ущипнуть себя, чтобы проснуться, он тоже не мог. Для этого прекрасно служила средневековая дыба.

Раньше не замечала у себя подобной жестокости. Но этот козел все заслужил. Пусть меня поймают Хранители или еще какая загробная полиция, но Олегу я успею хорошенько отомстить.

Он бледнел, краснел, зеленел, лопотал какие-то извинения.

Я сидела, пила теперь уже хорошее дорогое вино и смотрела на него немигающим взглядом.

— Алисочка, я что угодно сделаю для тебя, я готов на все. Хочешь, я в монастырь уйду, хочешь, тебе суперпамятник на могиле установлю…

При этих словах я нахмурилась, вспомнив плачущего ангелочка, которого так и не дождалась моя бабушка.

Олег понял, что сморозил глупость, но продолжал оправдываться:

— Я все-все, что угодно, сделаю, только отпусти меня.

Мне уже вконец надоели его жалкие потуги.

Подумать только, столько времени я потратила на это ничтожество, ничего собой не представляющее. Мне и сейчас было жалко вообще с ним разговаривать, с такой мерзостью.

Я пыталась найти у себя в душе хоть крупинку былых чувств к нему, но все умерло… все уже давно умерло…

— Слушай меня внимательно, как только ты проснешься, ты побежишь к следователю Ивану Андреевичу Еремину и расскажешь ему всю правду о ваших аферах с Юлей. Ты понял меня, расскажешь всю правду. Если ты умолчишь хотя бы об одном маленьком, малюсеньком фактике — я сразу об этом узнаю, и тогда тебя ничего не спасет. Я тебя буду преследовать до конца твоих ничтожных дней. Расскажи Еремину все, сделай все возможное. Если тебя посадят хотя бы лет на пять-семь, и общество вздохнет спокойно без тебя хотя бы несколько лет, тогда, возможно, я смягчусь. Да еще на свои собственные деньги поставишь на могиле моей бабушки плачущего ангела с надписью от Джорджа. Все так, как он хотел. Ты меня понял?

— Да-да, я все сделаю. Я все-все сделаю. Алиса, пощади.

— Пошел вон, мне тошно от тебя уже.

Я легонько пнула безвольное тело, бывшее когда-то моим бывшим, и он мгновенно исчез из моей придуманной сновиденческой реальности.

Он проснулся на грязной полке в камере предварительного заключения и принялся испуганно ловить ртом воздух.

Сердце, что ли? А я думала, что у него нет сердца.

Вот уж мне не нужно, чтобы и он тут окочурился и в призрака превратился. Этого еще не хватало.

Я влезла в сновидение его соседа по камере, где грузный трехстворчатый шкаф-качок беззаботно прыгал по зеленой травке. Было комично за этим наблюдать, но я выпихнула его из его же сновидения.

Качок присел на своей койке, принялся мотать головой со сна и тут услышал уже предсмертные хрипы Олега.

Он подошел к Звягину и принялся орать и стучать в закрытую дверь, требуя прислать доктора.

Дежурный полицейский забежал в камеру, мгновенно оценил ситуацию, и уже через несколько минут врачи из «Скорой» забирали Олега Звягина.

Да, конечно, сегодня этого говнюка откачают.

Глава 23. Магия — детям не игрушка

В отделе я первым делом обвел кружочком на календаре все полнолуния, начиная с января этого года. И начал просматривать сводки по убийствам, несчастным случаям, происшедшими с молодыми женщинами в возрасте 25–30 лет в Москве и Подмосковье за интересующий меня период.

Мне не повезло, раньше августа и смерти Ольги Большаковой я подходящих девушек не нашел. Или маньяк перебрался к нам из другого города, или Ольга стала первой его ласточкой.

Или он начал свою убийственную деятельность только с конца августа этого года, или мне нужно искать получше.

Мой трудовой порыв остановил звонок от мага Ярослава. Свистящим голосом он попросил срочно встретиться, сообщил, что у него есть для меня феноменальная информация. Мы договорились, что через полчаса я буду в «Макдоналдсе» на Юбилейной.

Я приехал даже раньше, чем через полчаса.

Ярик уже ждал меня у столика в углу.

Выглядел он, мягко сказать, не очень. Худой, бледный, с ввалившимися слипшимися волосами, в несуразно грязном черном балахоне, увешанный какими-то фенечками и шнурками с непонятными знаками и пентаграммами.

Не ясно было, как его вообще сюда пустили в таком виде.

Хотя в таком демократическом заведении трудно кого-то удивить своим внешним видом. Я покосился в сторону. За соседним столиком девица с выкрашенными в ярко-зеленый цвет волосами аппетитно поедала огромный гамбургер. Ее сосед по столику, весь в пирсинге, как новогодняя елка, мрачно что-то печатал на своем ноутбуке.

Даже несуразный вид Ярика здесь не особо бросался в глаза.

Ярик мрачно цедил остывший кофе и с нетерпением ждал нашей встречи.

Когда я подошел к столику, он с облегчением вздохнул:

— Наконец-то, я думал, не придешь.

Глаза его были ярко-красные, как у взбесившегося кролика. Я очень удивился. Не похож сейчас был Ярослав на члена криминалистической команды профессора Вишневского.

— Что с тобой?

— А, это? Вживаюсь в роль. Купи мне, плиз, что-нибудь пожевать. Три дня, как получил от тебя задание, только кофеем и питаюсь.

— Да уж, заметно.

Я отошел от Никитина, отстоял небольшую очередь и вернулся к парню с подносом, уставленным необычайно калорийной, но очень вредной едой.

Ярик набросился на гамбургеры, как оголодавший лев.

Мне пришлось подождать пару минут, пока он заглушит первоначальный голод. Сам я пил только крепкий чай и внимательно осматривался по сторонам. Увидев, что мой визави уже с аппетитом облизывает остатки сырного соуса со своих грязных пальцев, я попросил его:

— Давай рассказывай, что откопал по моему делу?

— Ой, Еремин, ну ты мне и подгадил, что называется. Ты даже не представляешь, где я эти три дня зависал.

— Да уж точно не в библиотеке, — заметил я, разглядывая его грязный балахон.

— Нет, вот в этом ты не прав. В библиотеке я был еще в первый день. Правда, в инетовской библиотеке, искал всю подходящую информацию по магическим ритуалам в полнолуние. Но ничего и близко похожего на твой случай там не нашел. Обычная фигня на сайтах — привороты, отвороты и т. д. Но было бы глупо в случае нашего маньяка привораживать каждый месяц разных девушек, да и привораживать их до смерти. Не найдя нужных данных, я решил прошерстить своих старых знакомых. У меня еще осталась парочка знакомых магов из прошлой жизни, — как бы извиняясь, произнес Ярослав.

Я иронически хмыкнул. Помню, помню его прошлую жизнь.

Не заметив моей ухмылки, Ярик продолжил:

— Есть у меня один знакомый некромант Семен. Он на самом деле какой-то потомственный экстрасенс в третьем поколении, практикует в Москве и области, на самом деле реально в магии разбирается, не шарлатанит. Так вот, когда я обратился к нему с вопросом о ритуале в полнолуние, где нужна молодая девушка в черном, он очень этим заинтересовался. Я, конечно, наплел какую-то бредовую историю, зачем мне все это нужно. Не мог же я сказать, что полиции помогаю, но Семен явно что-то почувствовал.

— Еще бы не почувствовал, раз настоящий экстрасенс, — не мог я спокойно посидеть, не поддразнив шарлатана Ярика.

Но он отнюдь не обиделся, а продолжил свой рассказ:

— Семен принялся меня пытать, зачем мне это все надо. Пришлось сознаться, что я был влюблен в последнюю жертву — имя ее запомнил, красивое, но редкое, в Алису. И вот я якобы хотел разобраться, что с ней на самом деле случилось. Поверил или нет мне Семен, я так и не понял. Но он мне сообщил, что где-то полгода назад появился на различных магических форумах один человечек с ником Пегас и что он спрашивал у всех практикующих один старый ритуал из Черного Гримуара, «Полночное венчание» называется, авторство ритуала приписывается легендарному Мансуру.

— Подожди, не части, что-то я тебя не понимаю. Гримуар, Мансур, Пегас, ты можешь по-русски элементарно мне все объяснить?

Ярик закатил глаза, показывая, что он думает о моей магической безграмотности.

— Гримуар — это магическая книга, или сборник магических рецептов, ритуалов различной направленности. Маги, начиная с глубокой древности, создавали свои колдовские книги плюс наводили на них различные виды защит, чтобы только хозяин мог воспользоваться тайным знанием. По легендам старые гримуары защищали специальные духи и демоны, оберегая их от непосвященных.

— А Черный Гримуар — что это такое? И кто такой Мансур?

— О-о, про Мансура ходит масса легенд. В начале двухтысячных в России появились так называемые «Тетради Мансура» — или «Черный Гримуар Мансура». Это сборник различных магических обрядов по черной магии, там собраны привороты, обряды по наведению порчи, причем кладбищенской, обращение к темным силам и демонам, приношение в качестве откупа на кладбище черного петуха и т. д. Эти ритуалы покупались через Интернет за очень большие деньги, даже не так — за огромные деньги. Один ритуал по Мансуру стоил несколько сот тысяч долларов, а то и больше. Считается, что это необыкновенно рабочие и проверенные ритуалы черной магии и почти всегда действуют. Правда, для новичков в магии или при неправильно проведенном ритуале человек может погибнуть или попасть в больницу. Связываться с Мансуром могли себе позволить только сильнейшие маги-чернокнижники. Так вот на сегодняшний момент по Сети гуляет порядка тридцати ритуалов Мансура, есть еще парочка приписываемых ему, но авторство не доказано. Другие считают, что Мансур — это выдуманный персонаж, а ритуалы в основном работают на личной силе оператора, или мага, проводящего обряд.

— Это все понятно, а что за «Полночное венчание»? — спросил я.

— Про этот ритуал я никогда в жизни не слышал, хотя долгое время был, что называется, в теме — практиковал сам, вел диагностику на нескольких магических форумах. Семен мне рассказал, что «Полночное венчание» — один из необыкновенно редких и необычайно сложных ритуалов. Его еще часто называют «Венчание сил». Его проводили всего лишь пару раз за всю историю магии, и о судьбе колдунов мало что известно. При проведении этого ритуала освобождается такая колоссальная энергия, что она способна смести города и страны. Правда, эту же силу маг может использовать для своих личных целей.

— Так что за венчание? Кого венчают? С кем?

— В том то и дело, что Семен, да и почти никто из современных рядовых магов не знает подробности проведения ритуала. Должно проходить «венчание» мага с девушкой. Главное ключевое требование — девушка должна по-настоящему сильнопресильно, до смерти любить этого мага, она должна была готова ради него все отдать, в том числе и жизнь. Только тогда обряд будет проведен правильно. В противном случае девушка должна погибнуть. А самое интересное — в случае неправильно проведенного ритуала или недостаточной любви девушки у жертвы останавливается сердце, и она отдает свою жизнь любимому магу. А ритуал надо проводить в ночь полнолуния, ничего не напоминает?

— Останавливается сердце в ночь полнолуния? Ничего себе, дай я тебя расцелую, Ярик. Это же наш случай.

— Вот и я о том же, — ответил Никитин, но на всякий случай пересел от меня подальше.

— Подожди, но значит, если девушки погибают, то у него, у нашего Пегасика, ритуал не получился, и он каждый месяц ищет новую девушку, чтобы докончить начатое?

— Получается, что так. Но не факт, что это Пегас работает, мага с таким ником почти никто не знает. Я поспрашивал колдовскую тусовку, говорят, новичок, скорее всего. Правда, он исчез из форумов, видимо, все-таки нашел или купил информацию про «Венчание».

— А у кого можно купить подобные ритуалы?

— Есть пара-тройка верховных магов, которые сейчас не практикуют. Тут я еще откопал такую информацию, что ты меня точно полюбишь, — глаза у Ярика разгорелись. Он был доволен произведенным эффектом и требовал от меня порции признательности.

Я уверил его, что труды не пропадут даром:

— Давай рассказывай все, мучитель.

— В июле этого года в Питере умер при попытке ограбления в своем собственном особняке Сергей Аркишин. Очень известная в узких кругах фигура.

— Это еще кто такой? На роль девушки на полнолуние он никак не претендует.

— В том-то и дело. Сергей Аркишин, больше известный в Сети как Серый Чернокнижник, — один из самых сильный и могущественных колдунов-практиков на территории всего бывшего Союза. Он давно отошел от дел, не практикует, но иногда за очень большие деньги оказывал консультационные услуги по магии. Услуги теоретического толка стоили так дорого, что на старости лет Аркишин смог купить себе небольшой особняк на Неве, имел солидный счет в банке, хотя официально он трудился рядовым инженером в Воронеже, пока у него и не проявился магический дар. Чисто теоретически у него могли быть редкие ритуалы, в том числе, возможно, и «Венчание сил».

— Убийцу Аркишина не нашли?

— Нет, пока ищут грабителя, вскрывшего особняк Сергея и убившего самого хозяина. Самое интересное — Аркишин был заколот ритуальным кинжалом, который также частенько используется в различных обрядах. И сам кинжал так и не найден. Убийца мог забрать сильный артефакт с собой.

— То есть ты хочешь сказать, что Чернокнижник попытался продать нашему Пегасу ритуал за большие деньги, а при передаче артефакта тот заколол его же кинжалом.

— Получается, что так.

— По времени подходит. Убийства девушек начались где-то через месяц после смерти Сергея Чернокнижника, — задумался я и задал новый вопрос: — Какие главные требования к «венчанию» — девушка-жертва должна любить своего мучителя, ведь так?

— Да, это главное требование — очень любить, очень сильно любить. Потом, как мне рассказал Семен, там есть определенные требования к самим девушкам, определенные правила выполнения ритуала, который необыкновенно сложен, но в том случае, если все получится, результат того стоит. Если, конечно, откатом не убьет, — развел руками Ярик.

— Каким это откатом? Кто такой Откат? Это его кличка? Сидел? Уголовник-маг?

Ярик сквозь зубы выругался и снова поднял очи к потолку.

— Откат, магический откат — это отдача при проведении различных магических мероприятий. Без хорошей защиты ни один колдун не работает, не практикует, черномагические действия — привороты, порчи, рассорки — дают очень сильную отдачу на колдуна, и чем сильнее и мощнее ритуал, тем сильнее откат. По Мансуровским ритуалам откат может и убить.

— Однако никакая защита не помогла Серому Чернокнижнику.

— Так у него была защита от магии, а не от психа с ножом.

По мне, так многие, занимающиеся колдовскими ритуалами, были реальными психами.

— Ладно, с этим ясно. Все ты узнал от Семена за полчаса, друг мой любезный, а где ты трое суток тогда зависал?

— За полчаса? — Ярик фыркнул. — Все эти трое суток я тусовался со всей магической братией, даже пришлось принять участие в нескольких ритуалах на кладбище.

Я недоуменно отшатнулся от Никитина — и этот туда же?

— Надеюсь, никого вы на кладбище не резали? Ни кошек, ни черных петухов? — осведомился я.

— Нет, что ты. Так просто с парнями потусовались, новостями обменялись. Там один Чиж влюбился, все пытался приворотами девушку вернуть, вот ему малость помогали.

Я покачал головой. И этот парень учится на психологическом факультете ведущего вуза страны и работает у самого профессора Вишневского?

Хотя Ярик, конечно же, молодец. Он мне очень сильно помог в этой истории. Вывел меня на след этого Пегаса — мифического коня с птичьими крыльями. Может, удастся найти этого «птенчика»?

Ярик записал для меня названия форумов, где наш жеребчик засветился. Можно будет попробовать поймать его в Интернете.

Глава 24. Наш мобильный Император

В отделе мне наконец-то принесли распечатку звонков Алисы Вороновой, Светланы Федоркиной и Ольги Большаковой. Ни у Ольги, ни у Алисы, ни у Светланы не было никаких общих контактов. Я надеялся, что появится общая ниточка — входящих звонков с одного номера. И можно будет наконец выявить Пегаса или кого-то другого.

Звонков с Алисиного номера вообще было немного — она звонила только маме и подруге Юле. Было несколько звонков на работу, коллеге Ольге Гаврюкиной. Но в день своей смерти в 22.46 был звонок Денису Алексееву, что подтверждало его слова. Звонок длился всего 26 секунд, в этом Денис тоже признался, что он просто испугался и не поднял трубку. Хотя, возможно, все было бы теперь иначе, если бы им удалось переговорить.

А вот во входящих у Алисы в 22.42 появился некий незнакомый номер. Он звонил ей всего за несколько минут до ее звонка Денису. Что же мог ей сказать неизвестный, если сразу после их разговора Алиса решила вспомнить своего бывшего возлюбленного.

Этот же неизвестный номер звонил Алисе еще несколько раз за две последние недели. Первый звонок от него был 12 октября.

Неизвестный номер был зарегистрирован на имя Сивцевой Екатерины Леонидовны 1946 года рождения. Что же дряхлой старушке понадобилось от Алисы Вороновой? Это стоило проверить. Я ввел Желудева в курс дела и попросил все узнать про Сивцеву.

Круг общения у Ольги Большаковой был вообще довольно узок. Создавалось впечатление, что своим телефоном она пользовалась только в качестве будильника. Неделями никто ей не звонил, ни она никому не звонила. А ведь Ольга была молодая и симпатичная девушка, неужели она сидела дома взаперти и ни с кем не общалась? Да, сейчас общение чаще всего происходит в социальных сетях, но хоть иногда надо же созваниваться? Были от нее несколько звонков на подготовительные курсы в вуз, звонок в кадровое агентство, скорее всего по поиску работы, в соседнюю парикмахерскую и одно, что меня удивило, — в риелторскую фирму. Что Ольга забыла у риелторов? Она собиралась продавать квартиру? Или, возможно, хотела снять себе комнату. Но, как сказала ее соседка Овсянникова, у Ольги не было лишних денег. А продавать квартиру она не могла, жилье было записано на единственного собственника — постоянно пьющего отца Сергея.

Надо еще этот вопрос прояснить.

У Светы Федоркиной от распечатки звонков просто глаза разбегались. Света и сама звонила по сто раз день в различные салоны красоты, многочисленным друзьям-поклонникам, и ей тоже много звонили. Как тут выявить ее нового поклонника? Придется Желудеву проверять всю эту гламурную тусовку. Но я думаю, он не будет против.

Представив ухмыляющееся розовощекое лицо Константина, когда я ему сообщу, что нужно будет влиться в элитную роскошную тусовку Москвы в поисках убийцы сероглазой красавицы Светы, я мгновенно развеселился.

Но за этим весельем я пропустил какую-то очень важную мысль, связанную с девушками и Пегасом. Мысль мне улыбнулась, махнула хвостиком и исчезла.

Кстати, о крылатом коне, я залез на магические сайты, продиктованные мне старательным Яриком. Надо его отблагодарить как-нибудь. Может, хорошие отзывы-характеристики предоставить его нынешнему руководителю? Хотя парниша и так справляется. Но когда разберусь с этим делом — куплю Ярику что-нибудь дорогое, хорошее и французское.

Несмотря на довольно раннее время, на магических сайтах сидело очень много народа. В разделе «болталка» некая девушка под ником Фемина с грустным котиком на аве жаловалась на бесчувственность парня, которого никак не могла зацепить ни одним приворотом. Народ вовсю общался, давал советы магического и психологического характера. Но парня под ником Пегас не было. Судя по его странице, он последний раз сюда заглядывал в конце июня. На других подобных сайтах Пегаса тоже не было, и тоже последние посещения были от июня.

Я написал запрос нашим компьютерщикам, можно ли будет по номеру провайдера вычислить местоположение Пегаса?

Конечно, он может быть совсем не связан со всеми этими убийствами. Магическая ниточка очень тонкая и слабая, и неизвестно, смогу ли я распутать ее без ущерба для расследования. Но попробовать в любом случае стоило.

Тут позвонил Желудев.

Голос у него довольный, как у кота, объевшегося сметаной.

— И снова здравствуйте! — сладко пропел он в трубку.

— И вам не хворать. Рассказывай, что там по поводу Сивцевой.

— Фу, какой ты скучный! А поговорить? — откровенно издевался мой напарник.

— Обязательно поговорим, а теперь давай колись, чего нарыл.

— Да ничего особенного. Ты был прав, бабулька никак не могла звонить нашей Алисе. Есть заявление от Сивцевой, датированное 11 октября нынешнего года, о потере паспорта. На этот потерянный паспорт и была оформлена новая сим-карта.

— 11 октября? За две недели до смерти Алисы? Это заявление только от 11 октября, а потерять документы наша бодрая старушка могла и раньше. А есть информация, где она паспорт посеяла?

— Обижаешь, начальник, я уже успел позвонить Екатерине Леонидовне. Сообщил ей, что наши доблестные сотрудники день и ночь ищут ее паспорт. Меня даже по такому поводу приглашают в гости на пирожки. Но это после… А сегодня Сивцева мне сообщила, что 10 октября пошла наша старушка на почту, квитанции оплачивать, полезла в сумку за кошельком, а документов уже и нету. Хотя она клянется, что утром все в сумке было. Но говорит, что очереди в кассу были сумасшедшие, очень много народу было. И сообщила, что рядом один парнишка с ней постоянно крутился.

— Парнишка? Кто такой? Она его хорошо рассмотрела? Опознать сможет?

— Сможет-сможет, у бабульки голова очень хорошо работает, несмотря на возраст. Она очень адекватная. Было бы кого опознавать. Или ты хочешь ей фото Олега Звягина подсунуть?

— Может, и Олега, или поищем неуловимого Пегаса. А где, ты говоришь, находится то самое почтовое отделение?

— Сейчас скажу, вот, на улице Ставропольской.

— А сам ты где сейчас шляешься? Почему сам не приехал?

— Эх ты, Ваня, нет в тебе ни капли терпения. А тебе самое интересное еще не все рассказал.

— Что?

— Я тут думал-подумал. Приехал к этому самому почтовому отделению, где и выкрали паспорт, и начал обходить поблизости все пункты связи. Я подумал, что наш преступник сразу как выкрал паспорт, побежал себе симку покупать.

— Вот прям так сразу и побежал? Что-то очень глупо для нашего злодея. Не мог день-два подождать?

— У него, наверное, как и у тебя, нет ни капли терпения. Если он искал новую девушку для своих причуд, то ему срочно нужна была новая симка.

— Что ж, вполне логично, — вынужден был согласиться я. — И? Ты долго меня мучить будешь, ничего не рассказывая?

— Нет, не долго. Я обошел пару точек «Связного», «Евросети», но мне ничем там помочь не смогли. Я уже собирался возвращаться домой, как возле метро увидел двух девчонок, оформляющих сим-карты. Я подошел к ним, представился по всей форме, они сразу испугались. Хотя чего им бояться? Скорее всего, приезжие — боятся, что прописку или регистрацию проверять буду. Так вот я спросил, не у них ли оформлялась симка на имя Сивцевой Екатерины Леонидовны. Они сначала ничего вспомнить не могли, но потом одну озарило. Именно 10 октября она дежурила у метро, работы почти не было. Но тут к ней подошел молодой симпатичный парень, начал слезно умолять оформить симку на его любимую бабушку. Своих документов у него с собой не было, был только паспорт бабушки. По правилам полагается оформлять сим-карты только на владельцев документов, но парень был так мил и убедителен, так просил помочь его бабуле, которая ввиду возраста никак не может сама прийти за картой, что девчонка ему поверила и сделала симку. Она сначала никак не хотела говорить, но я ее малость припугнул.

— Слушай, Желудев, я тебя просто обожаю. И что же, эта девушка сможет опознать того парня?

— Маша, ее зовут Маша. Готова опознать парня, она его очень хорошо запомнила, потому что он ей понравился. И завтра Маша приедет сюда для составления фоторобота подозреваемого.

— А что Маша еще запомнила? Какие у него приметы? Может, он хромает или как-то странно разговаривает? Что-нибудь запомнила?

— Да, она мне сказала, что он говорил с ней как-то очень странно — голос у него был спокойный, но как-то слишком спокойный. Такой тягучий, завораживающий, и он так ей в глаза смотрел, что она ему не только симку, но честь девичью готова была отдать.

— Интересно. Но значит, ты с ней договорился — она завтра приедет?

— Да, обещала завтра. А теперь похвали меня, ведь я сегодня молодец? — даже по телефону было слышно, как «громко» улыбается Желудев.

— Еще какой молодец. Сегодня можешь ехать домой, а завтра с утра будем с твоей Машей фоторобот составлять. Да, чуть не забыл, еще один вопрос, а где, собственно говоря, наша Маша стоит? Возле какого метро?

— Как? Разве я тебе не сказал? Возле метро «Люблино».

С моей стороны повисла тревожная пауза.

Глава 25. Там, где стены помогают

Я сидела на подоконнике в своей новой квартире и наблюдала, как мама собирает мои вещи. Теперь они мне точно не понадобятся.

Из подслушанных разговоров я поняла, что квартиру теперь выставят на продажу, родители, как единственные мои родственники, получат небольшую сумму после всех выплат банку. С ними уже разговаривал юрист Бейли, он абсолютно безвозмездно занялся решением юридических и финансовых проблем с недвижимостью.

Ему, как профессионалу самого высокого класса, было обидно, что его обвела вокруг пальца парочка аферистов Юля и Олег. Он просто рвал на себе волосы от гнева, рассказывал под русскую водочку моему отцу, что все присланные фотографии с мраморным ангелочком тщательно проверялись американскими специалистами. Теперь по приезде в Штаты, конечно, этих горе-специалистов Бейли с треском выгонит, не смогли отличить подделку. Хотя в этом их вины особой не было. Джордж Стравински перед смертью стал очень сентиментален, его чувства к моей бабуле Томе многократно усилились, он ждал чуда — ждал сказки, — мечтал хотя бы после смерти любимой таким странным образом показать свою любовь. Он бы в тот момент поверил любым документам и фотографиям, лишь бы они касались его неповторимой Тамары.

Бейли чувствовал на себе груз вины и перед своим хозяином, и перед нашей семьей, пытался быть нам полезным. Просто из кожи лез, чтобы чем-то угодить Вороновым.

Мама из-за меня тайком плакала по углам, но пыталась казаться сильной, отец решал проблему древним российским способом — стопочкой по 0,5.

Я несколько раз приходила в мамины сны, успокаивала ее. Мы о многом с ней разговаривали, ей после этих снов становилось гораздо лучше.

Я же пыталась осмыслить свое нынешнее состояние, целыми днями сидела на подоконнике, рядом неизменно оказывался Лешка, которому нравилось мурчать рядом с моим бестелесным духом.

Раздался звонок в дверь.

Мама пошла открывать, и из прихожей послышались взволнованные голоса:

— Извините, что без предупреждения, Ольга Константиновна. Я буквально на одну секундочку, — услышала я голос следователя Еремина.

— Да, конечно. Добрый день, Иван Андреевич. Проходите, пожалуйста, — засуетилась мама.

Даже после смерти единственной дочки она пыталась держать марку, готовила вкусные обеды для папы и Лешика. Кормила их просто на убой!

Хотя в моей ипостаси я уже даже в мыслях не произносила подобные слова.

Убой — не убой! Но мамина стряпня всем нравилась, а Лешка так вообще растолстел на домашней пище — это ведь не фабричные кошачьи консервы, непонятно из чего приготовленные.

Но мама все равно считала, что кот переживает из-за смерти хозяйки, и пыталась умаслить и успокоить его такими вот вкусненькими обедами и ужинами.

Леша, разумеется, не был против, хотя для него мало что изменилось. Я, хозяйка, в его понимании, никуда не делась, все время была рядом, теперь, когда мне не нужно было ходить на работу, мы с ним даже стали чаще видеться: вот так мирненько мурлыкали на подоконнике — кот и призрак.

— Проходите, Иван Андреевич. Чай? Кофе? Может быть, пообедать желаете? Я как раз только что вкусных котлет нажарила. Алиса их очень любила, — мама снова привычным движением смахнула с лица предательские слезы.

— Нет, не волнуйтесь. Все нормально. Если можно, чаю.

— Да, да, конечно, — засуетилась возле стола моя родительница.

— Я бы хотел с вами и Владимиром Дмитриевичем еще раз переговорить, задать несколько вопросов.

— Да, я понимаю. Володя! — крикнула отцу в спальню мама.

Котлет мне сейчас, конечно, не хотелось, а вот послушать, о чем идет речь, — разумеется.

Папа, сменив домашний костюм на чистую рубашку и джинсы — все же официальные гости в доме, — вышел в гостиную.

Поздоровавшись с Ереминым и налив себе полную чашку ароматного чая, он вопросительно уставился на следователя.

Откашлявшись, Еремин начал разговор:

— В деле появились некие новые обстоятельства, и я хотел бы показать вам этот рисунок. Посмотрите на него внимательно и скажите, не знаете ли вы этого молодого человека? Алиса про него вам никогда не рассказывала?

Родители склонились над черно-белым фотороботом.

Я тоже подлетела к столу, мне на самом деле было интересно, о ком идет речь.

— Нет, я, к сожалению, вам ничем помочь не могу, я не знаю, кто это, — ответила мама. Кивком головы спросила отца.

Тот тоже недоуменно пожал плечами.

— Нет, я его точно не знаю. Мы же жили далеко от Алисы, всех ее знакомых не знаем. Но этот парень точно не из нашего города, — уверенно произнес отец.

Еремин был несколько обескуражен, он надеялся, что Вороновы вспомнят незнакомца.

Я же внимательно вглядывалась в портрет.

Я, безусловно, знала изображенного на нем молодого мужчину. Лицо было очень знакомо, я его видела, причем недавно. Но мысли все разбегались в голове. Вроде бы встреча была случайна и непродолжительна. Но вот как он может быть связан с моей гибелью?

Парень был симпатичен, очень симпатичен. Красиво очерченный подбородок, прямой аристократический нос, немного впечатление портили его глаза.

Даже по рисунку было видно, какой бездонно пугающий и затягивающий у него взгляд.

В моей голове пролетела мысль, что-то связанное с этим парнем, что-то было связано с его внимательным взглядом, но вот что же?

Я задумалась и снова залезла на подоконник под бочок к коту.

Лешка умиротворяюще замурчал.

— Хорошо, я так понял, что парень этот вам точно не знаком? И вы его никогда не видели? — снова спросил следователь.

Оба моих родителя отрицательно закачали головами.

— А кто это? — бдительно поинтересовался папа.

— Этот человек, может быть, связан с убийством вашей дочери.

Мама ахнула. Отец дрогнувшим голосом спросил:

— Убийством? Вы сказали убийством? Но мы думали, что это был несчастный случай.

— У следствия есть информация, что здесь имело место убийство. Подробности, к сожалению, я сейчас рассказать вам не могу.

— Да, мы понимаем, — кивнул отец.

— И еще один очень личный и пикантный вопрос касательно вашей дочери. — Еремин обратился к моей маме: — Ольга Константиновна, вы мне уже говорили, что ваша дочь после ссоры с Олегом Звягиным ни с кем не встречалась, что она рассказала бы вам, если бы у нее появился парень или молодой человек, так вот такой вопрос: Алиса могла от вас скрыть своего нового парня?

— Нет, точно не могла. Она нам все рассказывала.

— Извините за вопрос, но я должен его задать: Алиса была способна на случайную сексуальную связь?

Лица у моих родителей сразу вытянулись.

— Нет, что вы. Как вы могли такое подумать? Алиса была приличной девушкой, она бы себе такого не позволила никогда, — в один голос, перебивая друг друга, закричали и замахали руками Воронины.

Я на подоконнике даже покраснела от такой наглости.

Неприятно, конечно, когда твое грязное белье вытряхивают перед близкими.

А еще говорят, что призраки не краснеют.

— Что вы, что вы! Чем вызван такой вопрос? — спросила следователя мама.

— Вы все равно об этом узнаете, и лучше, чтобы от меня. Дело в том, что Алиса была… беременна. Срок маленький — всего пара недель. Отцом никак не мог быть Олег Звягин.

В комнате повисла оглушительная тишина, и в этой тишине тем более грозно и шумно прозвучал звук падения кота Лешки. Я, в шоке от услышанного, нечаянно пнула бедное животное ногой. Дремлющий кот свалился с подоконника, как тяжелый мешок с картошкой. Даже не просыпаясь, он недовольно мне мяукнул — типа, вообще, хозяйка, обезумела.

Я была просто в шоке — этого не может быть. Я не могу быть беременна. Последний секс с Олегом у меня был около полугода назад, а, по словам Еремина, у меня срок несколько недель.

Этого не может быть — я точно ни с кем не встречалась…

Глава 26. Телячьи нежности

Я вздрогнул от неожиданности, когда с подоконника свалился толстый рыжий кошара. Как же его так угораздило, он спал там, дремал, а вдруг свалился, как будто его специально столкнули с тепленького места.

Неужели его тоже поразили сказанные мною слова?

Новость о беременности Алисы произвела в небольшой гостиной эффект взорвавшейся бомбы. Мне было очень неловко беспокоить почтенное семейство Вороновых такими личными вопросами, но я должен был обязательно показать им фоторобот парня, звонившего Алисе.

Сегодня с утра в отделение пришла Маша, продававшая симки возле метро «Люблино».

Девушка оказалась необычайно толковой, и с ее слов уже буквально через час нам удалось составить фоторобот подозреваемого.

Обычный парень, лицо, правда, немного смазливенькое, недостатка в барышнях он точно не имеет. Отталкивало только какое-то безумное выражение темно-карих глаз. Именно такой взгляд особенно подчеркивала Маша.

Теперь с этим фотороботом мне нужно было побегать по всей Москве и области, показывать портрет близким и родственникам убитых девушек. Пока точно удалось убедиться, что он звонил Алисе, но вполне мог быть связан и с другими девушками — с Ольгой и Светланой.

К Лике Морозовой, красавице фотомодели, с фотороботом я уже направил донельзя довольного Желудева. Он сиял просто как начищенный самовар — еще бы, предстоит увидеться с настоящей фотомоделью.

Я же поехал в квартирку Алисы на Юбилейной. Здесь пока проживали ее родители, но я узнал, что квартира уже выставлена на продажу.

Судя по ошалелым лицам четы Вороновых, весть о беременности дочери стала для них откровением. Они даже не догадывались, что Алиса была в положении.

Даже кот свалился в самый подходящий момент, как будто подслушав наш приватный разговор.

Ольга Константиновна ловила ртом воздух, она мгновенно вся посерела, и муж побежал в спальню за таблетками.

Выпив их и немного отдышавшись, Ольга прошептала:

— Вы точно уверены, что Алиса была беременна?

Я кивнул.

— Тогда она и сама не знала об этом. Она мне ничего не говорила. Вообще ничего, вы понимаете?

Я снова кивнул.

Было ясно, что от родителей Алисы о ее новом ухажере узнать не удастся.

А то, что он у нее имелся, свидетельствовал срок ее интересного положения, о котором, возможно, она и сама не догадывалась.

— Алиса так хотела ребенка, она была бы счастлива, если бы знала. Никогда бы не согласилась на аборт. Дочка бы все мне рассказала, она бы этой радостью обязательно с нами поделилась, — добавила Ольга Константиновна.

— Да, скорее всего, она не знала о беременности.

— Вы знаете, в последнее время мне часто, даже постоянно снится дочка. Она приходит ночью ко мне, мы с ней долго разговариваем, она успокаивает меня, упрашивает не плакать, сильно не переживать. Мне постоянно кажется, что она здесь рядом, близко. Я часто чувствую ее прикосновения, ее поддержку. Никуда из комнаты не выхожу, хочу с дочкой еще побыть. Даже, вот вы только не смейтесь, я не подвержена безумным фантазиям, но мне кажется, вот прямо сейчас она сидит с Лешкой, обнявшись, на подоконнике, смотрит на нас и улыбается.

Я поддался искушению и внимательно посмотрел на подоконник.

На нем сидел один только рыжий кот. Я готов был поклясться, что он в данный момент подслушивал все разговоры.

Хотя довольно странно, что уже который свидетель в этом деле чувствует и видит хотя бы во сне убитую Алису.

Жуть какая. Просто мистика, и Зинина в лечебницу попала, отмахиваясь от призрака Вороновой.

Но как же такое может быть?

Чушь, в сверхъестественное я не верю, но, чтобы не поддаваться панике, я решил перевести ситуацию в шутку:

— Хорошо, если Алиса сейчас здесь и нас видит, пусть придет ко мне ночью и расскажет, кто ее убил, — с улыбкой бросил я.

Кот снова свалился с подоконника.

Я громко расхохотался:

— Если меня услышали, приходи, Алиса, в гости — Пионерская, 63, квартира 12.

Сергей Иванович недовольно хмыкнул:

— Мне кажется, Иван Андреевич, вы ведете себя неуместно. У нас все-таки умерла дочь, а вы развлекаетесь.

Он был прав, и мне пришлось извиниться.

Немного скомканно попрощавшись с Вороновыми и еще раз извинившись за неподобающее поведение, я вернулся в отдел.

В отделе уже царила привычная беготня, пойманный мною чуть ли не за ухо знакомый айтишник сообщил, что по моей проблеме — нахождения реального адреса Пегаса по номерам ай-пи — уже работают, и в ближайшее время он отзвонится.

И действительно, не прошло и пятнадцати минут, как компьютерщик Толя, опуская профессиональные узконаправленные сведения, мне сообщил, что человек под ником Пегас выходил в Интернет с личного телефона через систему вай-фай. Пункты вайфай расположены примерно в одном районе — юго-восток Москвы. Конкретно — район Люблино и Кузьминок. Точно запеленговать месторасположения телефона мы не можем, все-таки не в НАСА работаем, технических возможностей таких у химкинских айтишников точно нет.

Ясно было одно — наш Пегас живет или работает, или часто бывает в районе Люблино — Кузьминок. И тут сразу всплыл образ Ольги Большаковой, она как раз и жила возле метро «Люблино», там же Маша разговаривала с нашим неизвестным с выразительными глазами. Получается, он и есть Пегас, и именно он звонил Алисе, а может быть, с ней встречался и стал отцом ее ребенка. А может, он встречался и со Светой Федоркиной. Парень он видный, симпатичный, вполне мог понравиться гламурной красотке Свете. Все сходится.

Но раз он ошивается возле станции «Люблино» и, возможно, был знаком с Ольгой Большаковой, то нужно его фоторобот показать и родственникам Ольги.

По полицейской базе данных Пегас не проходил, я все тщательно проверил, уголовника с такой кличкой и таким милым личиком я не обнаружил.

Значит, завтра с утра, пока отец Ольги Большаковой будет еще в трезвом виде, я поеду и побеседую с ним.

Это моя непростительная оплошность, что, заслушавшись бабульку Овсянникову, я совсем забыл про Сергея Большакова, с которым точно надо побеседовать.

Позвонил Желудев, отчитался, что встретился и поговорил с «невероятной» Морозовой, показал ей фото нашего Пегасика. Она его не узнала, сказала, что никогда раньше не видела. А насчет того, не с ним ли встречалась Света, Лика не смогла уверенно ответить.

Я поблагодарил Костю и задумался.

Смысла показывать фоторобот матери Светы не было. Элеонора твердо сказала, что практически не общалась в последнее время с дочерью и понятия не имеет, с кем та дружила или встречалась. От депутата Федоркина тоже было мало пользы.

Взглянув на грязное окно, я увидел, что уже довольно темно.

Ух ты, заработался почти до десяти вечера. Собрав документы, я засобирался домой.

Глава 27. Кто ходит в гости по ночам

Спасибо за приглашение, товарищ следователь. Я им с удовольствием воспользуюсь.

Надо же рассказать этому бесцеремонному Еремину, что я узнала парня, изображенного на фотопортрете.

Узнать-то я его узнала, но вот что толку, я никак не могла вспомнить, кто он и где я его видела. Все мои воспоминания, связанные с этим молодым человеком, наталкивались на глухую каменную стену. В голове роем вились суматошные мысли, но только я хотела ухватить хотя бы за краешек одну из них, как снова наступала темнота.

Помучавшись так еще какое-то время, я задумалась, как я могла оказаться беременной и даже не заметить этого. Беременность — это не насморк. Заразиться случайно, от того, что надуло в форточку, — это невозможно.

Или у меня реально плохо с головой, что является самым логичным объяснением, или кто-то как-то сделал так, чтобы я все забыла.

«Кто-то» «как-то» — очень логичная версия.

Но другого объяснения у меня не было. Парня на фотороботе я знаю, это факт. Откуда я его знаю, я не знаю, тоже факт.

Снова я запуталась. Видно, расследования — это не для меня, пусть этим занимаются специально обученные люди. Хочет Еремин допросить призрака — почему бы и нет. Может, я смогу ему помочь в расследовании своей смерти, и, может, наконец, эта ситуация как-нибудь распутается. И я увижу свет в конце туннеля, в прямом и переносном смысле слова.

На улице уже давно стемнело, мои родители, еще немного повздыхав и поплакав, отправились спать, а я собралась телепортироваться по адресу: Пионерская, дом 63.

Конечно, Кузьминична не советовала мне перемещаться туда, где я раньше не была. Но двор на Пионерской был мне знаком, когда-то, несколько лет назад, когда я еще училась в универе, я занималась репетиторством. И именно в соседнем доме на Пионерской, дом 61, жил несносный мальчик Женя, который никак не хотел понимать и воспринимать математику 6-го класса.

От него уже отказались дюжина преподавателей, и не знаю почему, выбор его усталой матери остановился на молодой студентке журфака Алисе Вороновой, которая по определению должна была быть весьма далека от уравнений и функций. Но, как ни странно, с Женей мы быстро нашли общий язык. Я в школе очень любила математику, и благодаря моим стараниям Евгений даже смог получить твердую «четверку» за полугодие. «Пятерка» в его случае была невозможна, как бы ни хотелось этого его маме.

Так вот, я немного отвлеклась, я точно помнила адрес Жени, прекрасно помнила двор на Пионерской, и, закрыв глаза, я перенеслась точно по адресу.

Ночной двор, щедро осыпанный золотыми осенними листьями, принял меня настороженно. Высокие дома из красного кирпича смотрели высокомерно и гордо, но свет в квартирах постепенно погас. Был уже час ночи, и в будний день мало оставалось желающих пободрствовать холодной ночью.

А ночь была холодная, более чем.

Промозглый ветер был мне не страшен. Ни холод, ни жару я больше не воспринимала. Даже мои длинные распущенные волосы нисколько не колыхались на ветру, хотя рядом безжалостно дрожали желтые листья.

Я подлетела к металлической двери подъезда, без труда просочилась внутрь. Поднялась на пятый этаж и влетела в прихожую квартиры двенадцать первого подъезда.

Тук-тук, товарищ следователь, принимай гостей…

В прихожей было очень темно, но мне свет или темень — было без разницы. Я и в кромешной тьме видела превосходно. Без труда пересекая коридор, я влетела в милую холостяцкую спальню следователя Еремина.

То, что спальня именно холостяцкая — было ясно без каких-либо пояснений.

Спартанская строгая обстановка, постельное белье без каких-либо рюшечек и цветочков, а тем паче без розовых тонов, на тумбочке возле кровати грязная чашка с еще, судя по запаху, утренними остатками кофе, на окне засохшая герань. Женщина, если она здесь и появляется, должно быть, сущая неряха или лентяйка, если способна мириться с таким вот «уютом».

А вот непривередливому следователю Еремину вполне здесь живется комфортно, вон как сладко развалился на двуспальной кровати.

Я сначала было смутилась, прихожу в гости к спящему полуголому мужику, но потом подумала, к чему глупые предрассудки — он сам пригласил меня на допрос, а то, что на допросе официальное лицо следствия находится с голым торсом, весьма и весьма подтянутом и мускулистом, и в трусах-боксерах, это уже вопросы не ко мне.

Я подлетела к кровати, и только собралась настроиться и попасть в сон Ивана Андреевича, как за моей прозрачной спиной сначала послышался негромкий звук открываемой в спальню двери, через которую я минуту назад сюда и просочилась, и затем довольно угрожающий рык.

Я просто обомлела, не спеша обернулась и увидела перед собой оскаленную морду огромного зверя. Зубы длиной с мою ладонь, рост с хорошо раскормленного теленка и налитые кровью, зло прищуренные глаза — вот что я разглядела в одну секунду.

Похоже, злобный монстр меня прекрасно видел, и, защищая своего хозяина, был непрочь поужинать безобидным маленьким привидением…

Глава 28. Визит невидимки…

Меня разбудило громкое и ожесточенное рычание моего друга Ланселота. Дог яростно рычал возле моей кровати. Никогда раньше он себе подобного не позволял, а ведь я вечером хорошо и долго прогулялся с псиной.

Что же на него нашло?

Я рывком сел в постели и уставился на собаку.

В комнате было темно, только яростно блестели глаза Ланса. Я сначала подумал, что он реагирует на шум от соседей, но вспомнил, что стены у меня дома прочные и толстые. Невозможно услышать никакие соседские разборки.

Пес продолжал грозно рычать. Я включил ночник и посмотрел на Ланса. Тот стоял посреди комнаты, спиной ко мне и кровати, и продолжал рычать на абсолютно пустой угол спальни.

Там не было никого и ничего.

Но дог явно кого-то видел и был недоволен действиями пришельца.

Шерсть на Ланселоте стояла дыбом, глаза были злобно прищурены, а из пасти выразительно торчали острые зубы.

Вся его стойка говорила, что, защищая своего хозяина, он готов перегрызть горло любому, хоть видимому, хоть невидимому противнику.

Я сонно протер глаза, часы показывали полвторого ночи.

Я снова воззрился на пса.

— Ланс, что с тобой? Что случилось? Иди ко мне, мальчик, — позвал я собаку.

Тот слабо вильнул хвостом, показывая, что он меня прекрасно слышит, но сейчас занят намного более важным делом.

Я снова позвал дога, тоже ноль эмоций.

Ну и ладно, не хочет — не надо. Пусть рычит, раз делать больше нечего.

Я снова выключил свет, и только хотел заснуть, как в висевшем напротив зеркальном трюмо увидел еле видимый призрачный силуэт девушки.

Я не поверил своим глазам, но в девушке, мгновенно исчезнувшей в глубине зеркала, я узнал Алису Воронову. Ту самую Алису, ныне покоившуюся на Химкинском кладбище.

Я обомлел.

Включил ночник, мгновенно выбрался из кровати, зажег свет во всей квартире.

Я, взрослый мужик, офицер, в эту секунду был напуган, как сопливый первоклашка.

Меня, которого не пугали закоренелые уголовники, смогла привести в ужас смутная тень в зеркале.

Тень — не тень, но я готов был поклясться, что видел у себя в комнате призрака. Призрака молодой девушки Алисы Вороновой.

Я потянул за ошейник Ланселота, разрешил лечь к себе на кровать, чего раньше ему не позволялось, и до самого утра не выключал свет и не сомкнул глаз.

Чертовщина какая-то!

На следующее утро я встал еле живой, практически до утра не сомкнул глаз.

При солнечном свете все мои ночные страхи казались глупыми и надуманными. Может, мне все почудилось в темной квартире, да и призраков не бывает — это тоже всем известно.

А Ланс на кого-то рычал ночью, так это ж собака, кто их разберет, так успокаивал себя я, выпивая уже третью чашку крепкого кофе. Силы мне сегодня понадобятся, день предстоит долгий и трудный. Мне с утра предстоит заехать в гости к отцу Ольги Большаковой Сергею, показать ему фоторобот преступника. Я чувствовал, что нахожусь на верном пути, и какая-то догадка насчет Пегаса все время крутилась в моей голове.

До Люблино я добрался без проблем, и на звонок домофона Сергей ответил практически сразу. Поднявшись на четвертый этаж, я полюбовался на грязную дешевую дерматиновую фанерку, по какой-то нелепой случайности называвшуюся входной дверью, и позвонил в грязный звонок.

Сергей Петрович меня уже ждал, посторонившись в прихожей, он провел меня на еще более грязную и запущенную кухню, где, судя по запахам, должны были проживать уйма крыс и тараканов. Покосившись на шаткий табурет, заботливо представленный мне радушным хозяином, я увидел, что, несмотря на десять утра, Сергей был пьян, причем сильно пьян.

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов об Ольге.

— Да, доча, жаль ее. Я ее любил — честно любил. Не слушайте эту крысу Овсянникову, если она вам гадостей про меня наговорила, я за Ольку был готов убить любого. — Его заросшее лицо опустившегося алкоголика выражало в этот момент грусть-тоску. Положив голову на грязную столешницу, он принялся горько плакать. — Олька, ее убили. Скоты ее убили.

Зря я сюда приехал, показывать фоторобот было некому.

— Сергей, посмотрите сюда, вы знаете этого человека?

Петрович громко рыгнул, вперился в меня мутным взглядом:

— Ты кто?

— Я следователь Еремин. Ты знаешь его? — Я перешел на «ты». Неудобно было «выкать» опустившемуся Сергею.

— Кого?

— Его!

— А кто это?

— Скажи, ты его знаешь?

— А ты кто?

Промаявшись так пять-десять минут, оставив радушного хозяина лежать на грязном столе, я вышел из квартиры.

Тут приоткрылась соседская дверь, откуда был виден всевидящий взгляд соседки Овсянниковой.

— Доброе утро, Иван Андреевич. Вы снова к Сереге приходили? Я же говорила вам, что вы от него ничего путного не добьетесь.

— Доброе утро, Елизавета Федоровна. Да, появились новые обстоятельства, хотел Сергею фоторобот подозреваемого показать.

— Так мне покажите, я всех знакомых Оленьки знала. Проходите, чайку попьем, я блинов вкусных нажарила.

Я зашел к Овсянниковой, тщательно вытер ноги об коврик перед дверью и зашел в уже знакомую кухоньку.

Старушка уже суетилась, ставила чайник на огонь, вытирала салфетками чашки.

— Я к вам на секундочку. Елизавета Федоровна, посмотрите, пожалуйста, на этот рисунок, вы, случайно, не знаете этого молодого человека? Вы его не видели в Ольгином окружении?

Бабулька взгромоздила на нос древние очки, взяла в руки рисунок и вдруг мгновенно побелела, чашка, которую она вытирала, полетела на кафельный пол.

Чашка вдребезги, а побледневшая старушка принялась лепетать:

— Ой, какая я неловкая. Старость — не радость. Такую чашечку разбила, это кузнецовский фарфор, вообще-то.

— Не волнуйтесь, я подниму. Так вы не знаете этого человека?

— Нет, не знаю. Вообще не знаю, никогда в жизни не видела. Так помогите мне, Иван Андреевич, помогите, плохо с глазами — не вижу осколков, а так моя Матильдочка лапки порежет.

Я нагнулся, чтобы поднять осколки чашки, и в этот же момент на мою голову опустилась тяжелая чугунная сковорода, на которой Елизавета Федоровна, наверное, жарила свои фирменные блинчики.

Свет вокруг меня померк.

Глава 29. Лошадиная фамилия

Сознание возвращалось не сразу.

Сначала появились звуки, потом внезапно возникла оглушительная, раскалывающая весь мир кошмарная головная боль.

Весь белый свет просто остановился, кроме адской головной боли я не чувствовал абсолютно ничего.

Потом, еле-еле привыкнув к этому свербящему чувству, я почувствовал неясное шевеление внизу. Приоткрыв левый глаз, который был залит чем-то густым и вязким, я увидел возле своих ног копошащуюся болонку Матильду. Маленькая собачка смотрела на меня жалобно и плаксиво.

Наверное, видок у меня был еще тот.

Я прислушался, с трудом открыл второй глаз и осмотрелся. Я сидел на полу в полутемной комнате, руки мои были крепко стянуты за спиной широким скотчем и прикручены бельевой веревкой к холодной батарее.

Рот тоже был крепко заклеен скотчем.

Кроме меня и трясущейся болонки, в комнате больше никого не было.

Судя по тусклому свету, пробивающемуся сквозь плотные занавески, уже вечерело. Значит, я был в отключке уже много часов.

Несмотря на видимую слабость, рука у старушки Овсянниковой была тяжелая. Здорово она меня приложила сковородкой. Но вот только зачем ей это, я не понимал.

Голова болит, а это хорошо. Значит, есть чему болеть. Череп у меня крепкий, так просто его не пробить.

Матильда принялась меня нюхать и жалобно громко скулить.

На этот скулеж скоро откликнулись, открылась дверь комнаты, и в нее просунулся нос Овсянниковой.

— А, очнулся наш горемычный? — спросила она. — Коля, зайди. Очнулся следак уже.

Ярко для непривычных глаз включился верхний свет.

Я увидел, что нахожусь в небольшой комнате, скорее всего, в спальне. Застеленная старомодным покрывалом, виднелась у противоположной стены кровать, за мной, в другом углу, был милый ажурный столик с двумя горшками фиалок.

Все было очень мило и походило на домик опрятной бабули, которая уж никак не будет бить следователей по голове сковородками.

Однако в реальности было все наоборот.

— Очнулся, вот и замечательно, — покусывая крупное спелое яблоко, в комнату вошел еще один герой драмы. Пегас собственной персоной.

Я внимательно разглядывал лицо того, которого так долго разыскивал.

Да, продавщица Маша обрисовала его облик очень хорошо. Это явно был он.

Он грыз яблоко, улыбался и смотрел на меня своими выразительными затягивающими глазами.

Как все оказывается просто. И почему я раньше не догадался?

Гаденыш весьма образован, тут вспомнился рассказ Чехова «Человек с лошадиной фамилией». Там герой был Овсов, а здесь Овсянников — вот и получается крылатый конь Пегас. И сама Елизавета проговорилась, что к ней часто заходит внучатый племянник, который близко знаком с Ольгой Большаковой.

Какой же я дурак, все это лежало на поверхности.

Тут я вспомнил и разговор с Юлией Зининой про Колю — нового поклонника Алисы, с которым та познакомилась в метро. Как же я забыл — я же видел его визитку, просматривая вещи Вороновой, но там было просто и лаконично «Николай — риелтор». Вот кому звонила в риелторское агентство Ольга Большакова.

Я судорожно застонал.

Какой же идиот, меня давно стоило уволить за профнепригодность.

Пегас-Николай, услышав мой стон, удовлетворенно улыбнулся:

— Чем ты его, бабуля?

— Сковородой.

— Молодец. И что мы теперь с этой красотой делать будем? — Пегас пнул меня левой ногой.

— Ну как что, Коленька? Я так перепугалась, когда он ко мне с твоим портретом пришел. Если бы не я, любой у нас в подъезде и во дворе мог тебя опознать. Нам еще повезло, что Серега был пьян, а то бы все рассказал, как ты к Ольге свататься приходил.

Лицо Пегаса скривилось.

— Сказала тоже, свататься. Да этой ботаничке за счастье, что я обратил на нее внимание. Все выделывалась, недотрогу корчила, про любовь к Сашке своему рассказывала. И что? Где теперь этот ее Сашка? Свалил и бросил, а от меня нос воротила.

— У них вся семья такая дебильная. Еще бабка у нее была такая же малахольная, в вечную любовь верила, — громко расхохоталась Елизавета.

Я смотрел на нее с недоумением.

Неужели все то, что рассказала мне эта бабка пару дней назад, было вымыслом?

Ведь здесь же, в этой квартире, она плакала о своей любви к Владимиру, деду Ольги. Рассказывала о привороте, изменившем ее жизнь.

Неужели все это была ложь?

— Че зенки разинул? Не врала я тебе, ну не совсем врала.

— Ой, баба Лиза, ты опять рассказываешь сказки? А хотите, Иван Андреевич, я ваше любопытство развею? Эту сказочку про вечную любовь я слышу с детства, хотя мои родители и чурались тетки с ее магическими бреднями.

— Бреднями? Ах бреднями! — вспылила Елизавета.

— Хорошо, не бреднями. Так вот, на самом деле было все совсем не так. Конечно, и Владимир был, и Надя, и семья академиков. Вот только не Надя жениха отбила у подруги, а наоборот, это моей бабуле Лизе жених Надин понравился. И для того, чтобы его приворожить, она специально поехала к знахарке в деревню. Та и дала ей кулечек с травами, а дальше произошло то, что произошло. Это она вам все верно рассказала.

Я замычал.

— Спрашивает, зачем ты ему все это наговорила?

— Ну, я испугалась, что он на твой след выйдет, и специально запутывала.

— Запутала, все запутала. Но как раз эта история и подсказала мне, как добиться любви Ольги. Я тоже собирался ее только приворожить, и то только в отместку приворожить, жениться на ней и не планировал. Так эта дура от меня шугалась. В Интернете я нашел массу информации про привороты — любовные привязки, но с этой малахольной ничего не получалось. Она боялась меня. Так вот, пока искал про привороты, я нашел очень интересную статью про «Венчание сил» Мансура. Вот что главное! Вот что мне было нужно! На фиг нужна эта дурная баба Большакова, когда я мог бы получить все! Все, что пожелаю! Самых красивых женщин, миллиарды денег, безграничную власть.

Глаза Пегаса загорелись, а он не просто фанатик, он еще реальный психопат.

— Развяжи ему рот, орать он не станет. Ведь не станете же, Иван Андреевич? Не разочаруйте меня.

С ножницами на изготовку ко мне приблизилась Елизавета.

Я невольно отшатнулся от нее. Она тоже явная психопатка.

Какое милое семейство маньяков!

Отклеив скотч с моих губ, она воззрилась на Николая, как на верховное божество.

— Ты убил ее, Ольгу? И Алису? Свету? — онемевшими губами спросил я.

— Про них тоже знаешь? Глупые гусыни. «Нет, Колечка, ты, конечно, хороший, но я тебя не люблю. Я всегда буду любить и ждать своего бывшего». Идиотки, — передразнил он девушек.

Тут я вспомнил слова Юлии: «У каждой девушки есть в жизни своя великая любовь». А ведь и правда, Алиса любила только своего Дениса, Ольга ждала одноклассника Сашу, у Светланы тоже, скорее всего, был свой Принц.

— Ты их из-за этого убил?

— Ты тоже идиот? Они мне были нужны для «Венчания». А ты ничего этого не знаешь и не поймешь…

— Почему не знаю? Все я знаю — только для «Полуночного венчания» Мансура все жертвы должны были тебя любить. А они, судя по всему, тебя люто ненавидели.

Тут засмеялась Елизавета Федоровна, смеялась она тоненьким дрожащим голосочком, очень в этот момент напоминающим свою болонку Матильду.

Пегас лишь ухмыльнулся:

— А вот здесь, Иван Андреевич, и начинается самое интересное. Любили они в тот момент меня, безумно любили, на свидание бежали посреди ночи, так рвались увидеться. А знаешь почему?

Я отрицательно замотал безумно болевшей головой.

Нужно было тянуть время любым способом, пока эти психопаты со мной разговаривают, убивать меня не будут.

— А затем, милейший Иван Андреевич, что в этот момент вместо меня они видели Дениса, Сашу, Мишу.

В эту секунду он посмотрел в глубь меня своими бездонными глазами, и там, где только что стоял Николай, я увидел Дениса Алексеева.

Я даже заморгал от увиденного. Денис протягивал ко мне руки и молил:

— Алиса, прости меня. Давай начнем все заново. Вернись ко мне!

В его глазах было столько любви и раскаяния, что, будь я на месте Алисы, поскакал бы к нему, подняв хвост.

Я снова замотал головой, пытаясь прогнать наваждение.

Как такое может быть?

Тут я увидел, что потолок зашатался, и снова передо мной стоял Пегас-Николай.

Елизавета, видя мое ошарашенное лицо, снова тоненько засмеялась:

— Коля молодец, Коля большой молодец!

— Как? Как ты это сделал?

Пегас догрыз яблоко и метким броском отправил его в горшок с розовой фиалкой.

— Все элементарно! Кроме свитка с «Венчанием сил» я забрал у Серого Чернокнижника, а ты не знаешь, кто это, так вот забрал еще один очень увлекательный ритуал, называется он «Морок». При помощи «Морока» плюс небольшого гипноза можно внушить глупым дурочкам, что перед ними хоть Гамлет, Принц Датский.

— Гамлет, ха-хаа… Гамлет, — упивалась бабулька Овсянникова.

— Я не верю во всю эту магию и не подвержен гипнозу, как ты это сделал? — тянул время я.

— Да, я забыл про еще один маленький ингредиент к ритуалу. Тебе понравился бабушкин ароматный чаек? Ты пил его несколько дней назад, потому действие «Морока» на тебе столь недолговременно. А вот у Мансура было написано, какие травки и как нужно заварить, чтобы получить отличный эффект. А что стоило этих дур Алису, Свету, Ольгу пригласить на свидание, подлить пару капель в чай-кофе-компот, и вуаля, они видят своих любимых-ненаглядных. И делать с ними можно было что угодно.

Тут Пегас злобно расхохотался:

— Они даже при сексе считали, что спят со своими возлюбленными. Какие же дуры!

Вот откуда у Алисы взялась беременность, внезапно понял я.

— Но почему они никому не рассказывали о ваших свиданиях?

— «Морок» можно запрограммировать на что угодно, хотя бы на блок сознания. Блок воспоминания о нашем свидании. Программа запускалась по одному ключевому слову. Я звонил этим курицам, говорил: «Привет, крошка», и тут же эта «крошка» слышала голос своего Дениса, Вани, Пети. После наших пылких свиданий она уже ничего не помнила. Гениально, правда?

— Да уж, гениально. Но для чего ты убил их всех?

— Какой же ты все-таки придурок, Еремин! Эти курицы не прошли «Венчание», они все сдохли в самый неподходящий момент. То ли «Морок» долго на них не действовал, то ли они недостаточно любили своих дебилов, но у них у всех отказывало сердце. Приходилось мне выбрасывать их трупы каждое полнолуние. Идиотизм какой-то! Но я все равно своего добьюсь! Все равно я закончу «Венчание», и никто не сможет меня остановить.

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Ты еще не понял? У тебя сейчас тоже в одночасье просто остановится сердце. Работа у тебя сложная, вредная. Зашел к бабульке чайку попить, и сердечко подкачало. А баба Лиза подтвердит, как ты упал прямо посреди кухни, схватился за сердце, и даже приехавшая «Скорая» не смогла тебя откачать.

— Ха-ха, великолепная идея, Коленька, — даже захлопала руками от счастья старая злодейка.

— А с чего это у меня остановится сердце? Я не красна девица, чтобы в твоих шаманских ритуалах участвовать, и с сердцем у меня проблем нет.

— У этих девок тоже не было проблем со здоровьем. А в ритуале, Иван Андреевич, все-таки нужно будет поучаствовать, — с грустной улыбкой произнес маг-самоучка. — И к сожалению, я думаю, вы меня все-таки совсем не любите, поэтому, наверное, сердечко не выдержит. Мне очень жаль, Иван Андреевич, но такова ваша судьба. Как говорится, ничего личного. Я сам вас убивать не буду, это вы сами умрете от остановки сердца. И любой врач подтвердит это. А чай с травками, который вы принимали, имеет легкий галлюциногенный эффект и совершенно не растворяется в крови. Так что все чисто. Извините, се ля ви, как говорят французы.

И, насвистывая веселый молодежный мотивчик, Пегас достал из ящика стола небольшой чемоданчик, оттуда вытащил черные восковые свечи и неторопливо принялся расставлять их посреди комнаты.

— Но сегодня же не полнолуние? — закричал я. Предательский озноб начал трясти мое тело.

— Да, я знаю, не полнолуние. Значит, еще одно условие ритуала нарушено, и сердце у вас точно не выдержит.

— Меня будут искать. Слышишь ты, Николай, твоими фотороботами уже наводнен весь город. После моей смерти обязательно проверят твою полоумную бабку и выйдут на тебя.

— Я сомневаюсь в этом. Уже сегодня вечером я буду очень далеко отсюда. В Питере можно тоже найти массу влюбленных дурочек, ждущих своего принца. А от бабки моей вы вряд ли чего добьетесь, она хорошо умеет сказочки рассказывать.

Расставив свечи, Николай вытащил из чемоданчика длинный черный плащ с капюшоном и кивком указал Лизе на дверь:

— Подожди на кухне, через полчаса войдешь.

Та кивнула, напоследок злобно мне ухмыльнулась и вышла из комнаты.

Я понял, что жить мне осталось только полчаса.

Глава 30. Ничего личного

Я осмысливал ситуацию — один в квартире с двумя чокнутыми преступниками, крепко привязан к батарее, содрать скотч нереально, за время разговора с Пегасом я уже пытался это сделать, но бабулька Овсянникова привязала меня очень крепко. А теперь этот волшебный чудо-конь еще собирается провести с моей помощью магический ритуал для обретения волшебных чудо-возможностей.

Бред какой-то!

За все время работы следователем я не попадал в подобные ситуации.

Надеяться приходилось только на себя самого.

— Я буду кричать, меня уже ищут!

— Кричи, я не против! Тут стены довольно толстые, а будешь мешать, я тебе снова рот заклею. Учти, будешь умирать в мучениях.

Николай достал из чемодана красивый ритуальный нож с черной ручкой, начал чертить мелом прямо на полу спальни пятиугольную пентаграмму.

Интересно, других девушек он тоже здесь убивал?

За спиной я пытался хоть немного раскрутить тугую спираль скотча, ногти мои были уже содраны до мяса, но скотч не поддавался.

— А последнее желание для подсудимого имеется?

— Нет, не имеется, уймись, Еремин. Ты проиграл! Не мешай, подумай лучше о возвышенном. Ты скоро там окажешься.

Пегас наконец достал со дна чемоданчика тетрадь в черном коленкоровом переплете и принялся листать страницы.

— Николай, так я же не готов для подобной участи — не одет соответствующе, ни платья черного, ни туфель на каблуке.

— Это не главное, это мои личные вкусовые предпочтения. Я этим дурам специально говорил по телефону, чтобы в таком виде приходили на свидание. Так один раз с Алисой чуть все дело не сорвалось, у меня, блин, деньги на телефоне закончились, пока я до нее доехал и к ней поднялся, эта коза успела настоящему Денису набрать. Еле пронесло.

— А чего ты у Алисы тогда обыск устроил? Что искал?

— Слушай, Еремин, проигрывай хоть достойно. Зачем тебе эти подробности перед смертью? Чего ты добиваешься?

— Орден хочу, — буркнул я.

— Ну-ну, получишь ты орден. Посмертно. У меня все готово. А искал я визитку с моим настоящим телефоном у нее в спальне, но так и не нашел, но это не главное.

Конечно, не главное, Коля не знал, что все визитки у Алисы были в ее сумке, абсолютно незачем было перетряхивать всю ее спальню. Пока Алиса стояла заторможенная в галлюциногенном трансе, Пегас вовсю хозяйничал в ее квартире, и, видать, он же сильно стукнул кота Лешку, чтобы тот ему не мешал.

Николай зажег девять черных свечей, расставленных в пентаграмме, и принялся громким голосом читать что-то по-латыни.

— Аааа, убивают! Спасите… — начал кричать я.

Пегас оторвался от своей тетради, посмотрел на меня своими бездонными глазами, и у меня предательски замер голос. Я не мог произнести ни слова, ужас парализовал мое тело.

Пегас в длинном черном одеянии громким голосом произносил слова по-латыни.

Верхний свет был погашен, только отблески черных свечей освещали его бледное лицо.

Черный воск капал на старый паркет, но это уже больше никого не волновало. Закроют дешевым ковром — и нет проблем.

Так же и со мной: нет человека — нет проблем.

В этот момент я услышал в коридоре какой-то легкий шум, тихие голоса.

Или мне показалось?

Интересно, это будет больно? Больно ли умирать?

Если встречусь там с замученными девушками, я скажу жертвам Пегаса, что они все-таки были правы — нужно верить в любовь. Любовь достойна того, чтобы ждать и за нее умирать.

А у Алисы Вороновой я спрошу, не ее ли я видел ночью в своем помутневшем зеркале.

При последних словах Николай подошел ко мне и ритуальным острым ножом порезал мне указательный палец. Взяв каплю моей крови, он капнул ею прямо в центр страшной пентаграммы.

В этот самый момент пламя горевших черных свечей взвилось на несколько метров, и порывом сильного ветра открылось окно за моей спиной.

Ветер реял среди горящего пламени свечей, и я с ужасом увидел призрачные тени, взвивающиеся к потолку.

Николай, казалось бы, ничего не замечал, он стоял по центру комнаты, подняв руки к потолку, и, не прерываясь, кричал громкие слова. В комнате поднялся целый ураган.

Оконная рама хлопала и стонала, ящики комода жили своей жизнью — открываясь и закрываясь. И тут в пламени свечи я увидел лицо Алисы Вороновой. Призрачная девушка в длинном светлом платье вышла из пентаграммы, задумчиво посмотрела на Пегаса. И, вытянув руки, шагнула к нему навстречу.

Николай только сейчас ее заметил.

Он побледнел, весь вид его сильного бывалого мага как-то сразу сдулся, он, не прерывая своего заклинания, сделал шаг назад. Затем еще один шаг, второй, третий.

Но Алиса не отступала от него. Подойдя почти вплотную, она обняла его и впилась в губы Пегасу страстным долгим поцелуем.

Я не мог оторваться от захватывающего зрелища.

Видно, бабкин чай точно способен вызывать галлюцинации.

Пара страстно целовалась, а Николай делал все возможное, чтобы оторваться от губ умершей девушки, но та не отпускала его. Они поднялись в воздух над полом и застыли на высоте полуметра.

В этот момент пламя черных свечей взвилось практически до потолка, и свечи мгновенно потухли.

В оглушающей тишине на пол свалилось обессиленное тело Николая. А вместо побеленного потолка я увидел яркий белый свет и кусочек бескрайнего неба.

Алиса приблизилась ко мне, улыбнулась белозубой улыбкой и прошептала напоследок:

— Спасибо!

И улетела в разверзнувшиеся небеса.

Через пять-семь минут, которые мне показались практически вечностью, в дверь послышался тихий стук.

— Колечка, ну что? Ты закончил? «Скорую» уже вызывать? Ты представляешь, сосед Серега сейчас приперся, протрезвел и про следователя все спрашивал. Еле удалось его сплавить… Аааа… Что это такое?

Елизавета уже успела включить свет и теперь с трепетом рассматривала лежащее навзничь тело внучатого племянника.

— Коленька, что с тобой? Ой, сердце остановилось!

Про старую злодейку я чуть было не забыл, все еще переваривая мистическое видение.

Какая странная усмешка судьбы, у Николая точно так же остановилось сердце, как и у его бедных жертв. Той же участи желал он и мне.

Если живым выйду отсюда, обязательно в церкви свечку за Алису поставлю. Вот только нужно еще выйти.

Тело мое было все еще парализовано.

Видно, у Николая был сильный гипнотический дар плюс еще неизвестные мне травки, способные так воздействовать на человеческий организм. Я не мог пошевелить даже пальцем, только тихонько мычал.

Бабулька присела на корточки перед Николаем, пощупала его пульс и тут злобно развернулась на меня, взяв в руки ритуальный ножичек:

— Ах ты, козел! Это ты убил моего Коленьку! Да я тебя…

Но договорить старуха не успела, ей на голову обрушилась та самая злодейская сковородка с засохшими блинами, с которой уже успела познакомиться и моя пострадавшая голова.

Сковородка была в руках у впервые виденного мной в трезвом виде Сергея Большакова, который недоуменно смотрел на разбросанные по всей комнате свечи и острый нож в руках у Овсянниковой:

— Чего это она? Иван Андреевич, вы живы? «Скорую» вызвать?

Конечно, я не мог отказаться от столь заманчивого предложения, и с большим трудом, но все-таки кивнул.

Эпилог. Прошло пять лет

Какое красивое синее небо, как весело бежать по дорожке. Сейчас я погуляю, и папа купит мне вкусное мороженое. Я очень сильно люблю моего папу — он самый лучший! Самый-самый! Он иногда грустит, но я знаю, что он меня любит.

— Алиса, дочка, ты где потерялась? Пойдем домой.

— Да, папочка, я тут. Пойдем. Я тебя очень люблю.

Я очень люблю моего папу Дениса и мою маму Наташу, но папу я люблю все равно больше.

Высокий красивый мужчина с седыми висками вел по тропинке в парке красивую девочку лет пяти, весело что-то ему рассказывающую.

На скамейке рядом сидела пожилая дама в элегантном светлом плаще и стильных очках в роговой оправе, с тонкой сигарой в старинном перламутровом мундштуке. Увидев парочку, она улыбнулась, подмигнула девочке и сказала:

— Будь счастлива в новом воплощении, Алиса!

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.