Полярная быль

Рисунки В. Орлова

Каждый раз, когда плавающее к Карском море судно пересекает район, обозначенный на карте небольшим овалом с надписью «Полярная роза», вой сирены взрывает арктическую тишину, приспускается кормовой флаг и судно тихим ходом с замершей в стойке «смирно» командой идет пять — десять минут. Здесь, на дне, лежит парусно-моторная шхуна «Полярная роза». Вой сирены, тихий ход, приспуск флага — это и реквием и салют. Так моряки-полярники чтут память этого судна, так славят смелый его экипаж.

Был тысяча девятьсот сорок второй год.

Советская страна отражала натиск гитлеровских орд, а в Арктике, как и в мирные дни, полным ходом шла исследовательская работа: производился промер глубин, изучался гидрологический режим, велись наблюдения за льдами и погодой.

Вместе с другими судами плавала в Арктике «Полярная роза». Пятнадцатого августа, закончив свою работу в юго-западной части Карского моря, она спешила в северо-восточную. Ярко светило солнце. Попутный ветер бросал на серо-зеленую равнину моря блестки ряби. Шумела пена, взрываемая форштевнем.

На штурманском мостике, запахнувшись в собачью доху, похаживал капитан Полищук. Время от времени он прикладывал к глазам бинокль, висевший у него на груди, и осматривал горизонт. Кругом расстилалась серо-зеленая равнина моря, и капитан, довольный — Карское море редко балует полярников чистой водой — что-то мурлыкал себе под нос.

За штурманским мостиком, сквозь поблескивающее стекло рубки виднелась фигура рулевого Малютина. Его взгляд не отрывался от компаса, руки крепко держали штурвал.

На палубе, среди бочек и ящиков, в брезентовом плаще молодой боцман Арканов укладывал в бухту трос. Другой вахтенный — матрос Рикун, почти подросток, в черном ватнике и шапке-ушанке, в больших не по росту сапогах — собирал вехи для предстоящих работ.

Неожиданно пахнуло холодом и вдали забелело небо, закутанное облаками.

Капитан приложил к глазам бинокль и нахмурился: все море по курсу было покрыто ледяными полями. Только на траверзе справа виднелся небольшой канал. За ним сталью отливала вода.

— Право руля! — скомандовал капитан. Малютин завертел штурвал. Ледяные поля поползли влево, и канал лег прямо по курсу.

— Так держать! — капитан опустил бинокль.

Пока подходили к каналу, его берега сомкнулись. Образовался ледяной перешеек, который, казалось, не трудно разбить.

Не уменьшая хода, «Полярная роза» ринулась на это препятствие. Она растолкала небольшие льдины, подмяла под форштевень ледяную ковригу, пробежала метров двадцать по чистой воде, вскочила носом на ледяной барьер, мгновение постояла на нем с задранным вверх бугшпритом и с шумом поползла назад. Натиск повторили еще и еще. Но перешеек лежал неколебимо.

— Тихон Иванович, — поднялся на мостик штурман Поспелов, — может, попробуем освободить фарватер аммоналом?

Капитан взглянул на небо — его синеву покрывали рваные облачка. Постучал пальцем по анероиду — стрелка скакнула вправо. Налицо были все признаки перемены погоды.

— Не стоит, — ответил капитан. — Подождем разрежения льдов. Кстати, дадим механику время на осмотр машины. Он жаловался, что барахлит какой-то цилиндр.

Капитан дернул ручку телеграфа. Прозвенел звонок. Дизель затих.

— Механик! — крикнул Полищук в переговорную трубу. — Стоянка два часа. Бо-оцман! Отдать ледовой якорь!

Арканов включил брашпиль, ослабил трос с привязанным к нему на конце железным крюком.

Рикун выбросил крюк на лед, перелез через борт, вскинул крюк на плечо и, обходя ропаки, потащил его к полынье.

Вслед за ним, расправляя кольца, скользил трос. Подойдя к ближайшей полынье, Рикун зацепил крюк за кромку льда.

Посвистывая, матрос направился обратно. И вдруг неожиданно присел и, пригибаясь за ропаками, бегом пустился к судну.

— Ребята, нерпа! — сообщил он приглушенным голосом матросам, сгрудившимся за это время на палубе.

— Где она? Где? — раздались голоса.

— Тише — испугаете зверя! Вон!

В полынье, куда Рикун только что относил якорь, все увидели круглую голову, настороженно выглядывающую из воды.

— Какая же это нерпа? Это — тюлень, — сказал один из матросов.

— Не тюлень, а морской заяц, — поправил Арканов.

— Ребята, давайте подстрелим, — предложил Рикун. — И шкура будет, и жиру натопим котел. А котлеты какие выходят, пальчики оближешь!

— А чем ты его подстрелишь? Рогаткой? — спросил боцман.

Матросы захохотали.

Дело в том, что, поступая на «Полярную розу», Рикун сделал себе рогатку, предполагая охотиться на чаек.

— Чего смеетесь? — обиделся Рикун. — Я попрошу у старпома ружье.

Не дожидаясь согласия товарищей, он направился к старпому и через несколько секунд уже нес берданку.

— Кто будет стрелять? — оглядел моряков Рикун. — Нужно без промаха — старпом дал только один патрон.

— Кто? Малютин! У него значок «Отличный стрелок», — ухмыльнулся боцман.

— А что — не попаду? — вспыхнул Малютин. — Мне не раз приходилось с братом на охоту ходить.

— Вместо легавой — подранков подбирать, — бросил шпильку боцман.

Матросы захохотали.

Малютин взял берданку, деловито осмотрел ее, щелкнул затвором и вставил патрон. Все делалось уверенно, методически. Было видно, что он знаком с оружием.

— Стрелять бесполезно, — вздохнул Малютин, прикидывая расстояние до зверя. — Очень далеко — можно промахнуться!

— Крой на лед! — предложил Рикун.

— Погоди! — остановил боцман. — Я слышал, морские зайцы идут на музыку. Давайте попросим Реву, чтобы он поиграл.

Рева был судовым коком. Во время войны он потерял семью и, чтобы забыть горе, часто прикладывался к рюмке и играл украинские песни.

Неугомонный Рикун юркнул в камбуз. Рева только что поставил квашню и теперь сидел в заляпанном тестом фартуке и в бывшем когда-то белым колпаке. Взгляд его был устремлен в пустоту.

— Никита Павлович! Никита Павлович! — затормошил кока Рикун. — Поиграйте немного — морской заяц появился. Надо его подманить ближе…

— А хай вин подохнэ, — отвечал Рева, не меняя позы.

— Никита Павлович, ну поиграйте — сало будет.

— Яке тут сало? — махнул рукой Рева. — Чи тут маются свини́! Тут тилько лед да трясця…

— Имеются, Никита Павлович, имеются! Морские! Поиграйте немного, и будет сало.

Рева вытер о фартук руки, снял с гвоздя скрипку со смычком и вышел на палубу.

— Дэ вона, твоя свиня? — спросил он Рикуна, щуря от яркого света глаза. Рикун показал.

— Яке́ це свиня? — возмутился Рева. — Нэ буду граты!

— Никита Павлович, — принялись упрашивать матросы. — Ну немножко, самую малость! Надо его подманить ближе к судну. Сыграйте, Никита Павлович! Вы хорошо играете. Лучше, чем передают по радио.

— От пристали, бисовы диты, — смягчился кок. — Що граты?

— Чего хотите, Никита Павлович.

Рева приложил скрипку к плечу, потрогал струны и заиграл известную украинскую песенку: «И шумэ, и гудэ, дрибный дождик идэ». Но веселая песенка не тронула внимания зверя.

Рева перешел на минорный лад и заиграл «Повий, витро, на Вкраину». Зверь повернул голову, как бы прислушиваясь, откуда лились звуки, и направился к судну. Подплыв к кромке льда, он вылез на льдину, неуклюже переваливаясь, прополз некоторое расстояние и, раскинув ласты, замер на месте.

Малютин уже спустился на лед и, пригнувшись за ропаками, занял удобную позицию для стрельбы. Расстояние между зверем и охотником теперь не превышало десяти метров. Малютин положил берданку на выступ и прицелился в зверя. Рева заиграл громче.

На штурманский мостик поднялись механик, гидрограф, старпом, радист и с интересом следили за поединком на льду.

— Стреляй! — жестикулировали они Малютину. — Стреляй, а то уйдет.

Но Малютин, вместо того чтобы спустить курок, отложил в сторону берданку и оглушительно свистнул. Морской заяц молнией скользнул в воду.

— Мазила! — закричали моряки. — Не мог выстрелить. Столько томил нас.

Однако в душе были рады, что охота кончилась таким образом. Уж очень хороший был зверь.

Довольный своей шуткой, Малютин вскочил на ропак, чтобы отбить чечетку, и замер от неожиданности.

— Ребята! — придя в себя, крикнул он. — Подлодка!

Моряки недоверчиво обернулись. В самом деле, прямо на них двигалось подводное судно.

— Чья это лодка? — тревожно спросил Рикун.

— Чья? — бросил на него уничтожающий взгляд боцман. — Ясно, наша!

— А почему на ней такие буквы?

— Где ты видишь буквы?

— А вон, на борту надстройки. Это… это немецкая лодка!

— Тоже сказал — немецкая, — усмехнулся Арканов, — в Арктику немцы не заберутся, кишка тонка! Тихон Иванович, правда, это наша лодка?

Капитан, приложив к глазам бинокль, рассматривал неожиданно появившееся судно.

Мелькнул звездно-полосатый флаг.

— Это американская лодка, — ответил он и, повернувшись к радисту, тихо добавил: — Запросите Диксон, могут ли в нашем квадрате находиться американские военные суда.

— Американцы! Союзники! — моряки сгрудились у борта: всем хотелось лучше рассмотреть «иностранку». А Рикун даже забрался на ванты.

— Ребята, и пушка на ней! — кричал он сверху. — И два перистопа!

— Перископа! Салага! — поправил боцман.

Не доходя метров пятьдесят до ледяного перешейка, лодка остановилась. На палубу вышли двое матросов в американской форме. Один из них помахал красными флажками и, поглядывая на бумагу, которую перед ним держал другой, принялся семафорить.

— Тише, тише! — шикнул на матросов боцман.

— «Мистеру капитану, — переводил вслух штурман. — В связи с аварией нами утрачены карты и лоции для плавания в Арктике. Прошу, в порядке союзнической помощи, поделиться таковыми. Для встречи вашего представителя с этими документами высылаю шлюпку. Командир субмарины кавторанг Томсон».

— Аварию, аварию потерпели, — сочувственно заговорили моряки.

— Вот история! — почесал в затылке капитан, — и помочь надо, как-никак союзники, и рискованно: инструкций на этот счет не имеется… Что же делать? Ладно, передайте… — Полищук взглянул на штурмана, — передайте: поделиться картами и лоциями могу. Прошу подождать, пока мы их откорректируем…

— Тихон Иванович, — отступил штурман, — ведь карты и лоции секретные. Мы никому не имеем права их давать.

— Знаю, знаю… Соберите, что можно, подчистите кое-что… Надо как-то выходить из положения… Ведь авария!

Штурман передал ответ. Американцы походили по палубе лодки, затем вытащили наверх резиновую шлюпку и принялись ее накачивать. Делалось это быстро и четко.

— Работают — я молчу! — не удержался боцман.

— Америка! — солидно подтвердил кочегар.

— Хау ду ю ду! — сложив руки рупором, крикнул Малютин.

Матросы на лодке замахали руками.

— Смотрите, смотрите, — отвечают! — обрадовался Малютин. — Симпатяги ребята! Эх, побывать бы у них хоть пяток минут.

— Чего захотел! — хмыкнул кочегар. — Заграница все-таки!

— А давайте пригласим американцев в гости, — предложил боцман. — Смотришь — и они пригласят нас.

— А разве можно?

— Можно, только дисциплина должна быть — во! — показал боцман большой палец. — Тихон Иванович, — подошел он к мостику, — команда просит вашего разрешения пригласить американцев в гости.

Капитан на мгновение задумался.

— Что ж, можно, пожалуй, пригласить. От этого худа не будет. Пригласим! — пообещал он.

— А ну, орлы, гони на палубу порядок! — оживился боцман.

«Орлы» подхватили скребки, голяки, швабры и принялись за уборку. Правда, на палубе и так все было в ажуре, но кому хотелось упасть лицом в грязь перед иностранцами?

На мостике тем временем шел другой разговор.

— Не нравится мне что-то это судно, — говорил старпом Девятияров механику Левому. — Выскочило нежданно-негаданно, как Филипп из конопель… Командир сычом сидит в рубке… Нет, настоящие друзья так не поступают.

— А ты хотел, чтобы он плясал на палубе? — пыхнул трубкой Левый. — Ему, брат, сейчас не до этого. Авария!

— Так-то оно так, но морская этика…

— Ну, чего захотел в военное время!

— Семен Петрович, — прервал его гидрограф. — А сколько у них команды?

— Сколько команды? Бес их знает, никогда не плавал на таких коробках. Тихон Иванович, сколько у них может быть народа? — повернулся механик к капитану.

— Думаю, человек двадцать, — прошелся по мостику Полищук.

— Надо отдать должное американским подводникам, — продолжал гидрограф. — В опасный рейс они рискнули махнуть. А все-таки хорошая штука — подводная лодка. Нам бы такое судно. Встретили бы льды, нырнули под них, прошли ледовый участок и снова продолжай свою работу. Что — неправду говорю?

— Может быть, после войны и будем иметь такие исследовательские суда, — пыхнул трубкой Левый.

На мостике появился с книгой и свертком карт под мышкой штурман.

— Карты готовы, Тихон Иванович, — доложил он капитану.

— Все привели в соответствующий вид?

— Все!

— Ну, раз так, поспешите вручить их по назначению. Вам поручается эта миссия. Кстати, не забудьте от моего имени и команды пригласить американцев в гости.

— Есть, капитан.

— Никита Павлович, — свесился Полищук над палубой, — найдется у нас чем попотчевать союзничков?

— Зробим, що трэба! — пообещал Рева.

Капитан взглянул на часы.

— Что ж, друзья, думаю, не лишним будет переменить экипировку.

Полищук направился к трапу. Вслед за ним потянулись остальные.

Неожиданно дверь радиорубки распахнулась, и из нее выскочил бледный радист.

— Тихон Иванович! Тихон Иванович! — приглушенным голосом окликнул он капитана. — Это не американцы. Немцы! Вот ответ Диксона на нашу радиограмму.

Спутники капитана замерли. Полищук схватил протянутый листок.

— Немцы! Немцы! — пронесся по палубе испуганный шепот.

— Германьцы? — переспросил Рева, выскакивая из камбуза.

— Без паники! — прикрикнул капитан, пробежав взглядом радиограмму. — Да, это немцы. И очень хорошо, что они открыли свою истинную цель. По местам! Делайте вид, что подводную лодку мы по-прежнему считаем американской. Продолжайте аврал. А вы, боцман, и вы, товарищи, — повернулся Полищук к комсоставу, — ко мне в каюту.

Уборка опять началась. Но это был не тот радостный аврал, которому минуту назад все отдавались самозабвенно.

— Что же будем делать, друзья? — спросил капитан своих помощников, втиснувшихся в его каюту.

Помощники угрюмо молчали.

— Может, ради своей безопасности дадим немцам приготовленные документы? — окинул он всех испытующим взглядом.

— Что вы! Ни в коем случае! Да как это можно! — раздались возмущенные голоса.

— Тише, тише. Так что же будем делать?

— Можно мне, Тихон Иванович? — спросил штурман.

Полищук кивнул.

— Я знаю упрямство немцев, — взволнованно заговорил штурман. — Они не оставят нас до тех пор, пока не добьются своего. А карты, видно, нужны им позарез, коли они выкинули подобный трюк… Я предлагаю собрать все карты и лоции, облить их бензином и сжечь.

Каюта недовольно зашумела.

— Нет, это невозможно, — вздохнул капитан. — Немцы обязательно это заметят и потом жестоко расквитаются с нами; к тому же карты нужны самим. Нет, здесь надо применить более гибкую тактику.

— Тогда давайте тянуть время: мол, корректировка продолжается, — не сдавался штурман. — А сами тем часом пошлем в Диксон срочную радиограмму о помощи.

— Тянуть нельзя, — возразил капитан. — Вы видели, как нетерпеливо похаживают по палубе вражеские матросы? Еще немного — и они бросятся на нас с оружием.

— Можно, Тихон Иванович? — поднял руку Арканов. — Я считаю самым верным сниматься с якоря и полным ходом идти во льды. Никакая лодка сквозь них не прорвется к нам…

— Машину мы разобрали, — горестно вставил механик.

Повисло тягостное молчание.

— Так что же будем делать, товарищи? — прервал молчание Полищук. — Время не ждет!

— У меня есть предложение, Тихон Иванович, — поднял голову старпом.

— Давайте, давайте!

— Не секрет, что никто из нас не понесет немцам карт. Чтобы получить их, гитлеровцы должны высадиться на лед. Я предлагаю: не допускать высадки…

— Как же это сделать? — ядовито перебил Левый.

— Силой!

— Какой?!

— У нас есть четыре берданки. Дадим их людям, умеющим обращаться с оружием…

— Берданки против пушек! — скривил губы Левый.

— Да, да, берданки, — подтвердил старпом. — А план у меня такой. Вооружим людей берданками и блокируем подходы к судну со стороны чистой воды. Место для засады — торосы. Час-другой мы сможем продержаться. А тем временем придет помощь.

Левый пожевал губами. Гидрограф незаметно потер руки. Арканов довольно переглянулся со штурманом.

— Какие есть еще предложения? — спросил капитан.

— Да что тут борону по лесу тянуть? Давайте примем это предложение. Лучшего не придумаешь…

— Все согласны с предложением старпома? — переспросил капитан.

— Все! Все!

— Хорошо. Но кому мы дадим оружие? Здесь нужны только добровольцы.

— Да что говорить об этом? Я первый возьму! — вскочил Левый.

— И я! — поднялся штурман.

— И я! — блеснул глазами гидрограф.

— Я тоже, — сказал Арканов. — И, думаю, многие из матросов не откажутся.

— Так. А кто будет командовать отрядом?

— Кто? Ясно, Сергей Михайлович, — ответил Левый. — Он автор плана, ему и карты в руки.

— Конечно, старпом! — подтвердила каюта.

— Вы согласны, Сергей Михайлович? — повернулся к старпому Полищук.

— Что ж делать? — качнул плечами старпом.

— Порядок! Комплектуйте отряд, Сергей Михайлович. Только действуйте осторожно и осмотрительно. Ну, ни пуха ни пера! — Он пожал всем руки.

Моряки, делая вид, что ведут между собой оживленную беседу, оставили каюту. Старпом, механик, штурман и гидрограф разобрали оружие, спрыгнули на лед и, где ползком, где пригибаясь за ропаками, юркнули в торосы.

Капитан написал радиограмму, передал ее радисту и со скучающим видом вышел на мостик. Команда усилила рвение в уборке.

Хотя все распоряжения капитана были выполнены безукоризненно, тем не менее что-то насторожило вражеских матросов. На боевом мостике показался офицер. Он навел бинокль на «Полярную розу», созерцал ее пару минут, затем резко махнул рукой. В тот же миг с флагштока упал звездно-полосатый флаг и взвился флаг со свастикой. Один из матросов столкнул в воду надутую шлюпку. В нее уселись выскочившие наверх вооруженные гитлеровцы. «Полярной розе» был дан сигнал: «Выключить рацию! Спустить флаг!»

— Как бы не так! — проворчал про себя капитан, не двигаясь с места.

Не дождавшись ответа, шлюпка отвалила от борта и, лавируя между отдельными льдинами, стала приближаться к перешейку. Сбившиеся на палубе моряки не спускали с нее глаз.

Шлюпка прошла пять, десять, двадцать метров. Едва она поравнялась с торосами, как неожиданно грохнул залп, повторенный многократным эхом. Скученные в шлюпке гитлеровцы заерзали. Подняв автоматы, они наугад дали длинные очереди по льдам. Прогремел еще залп. Один из гитлеровцев качнулся и, как мешок, скользнул за борт. Шлюпка накренилась, завертелась на месте. Сквозь беспорядочную пальбу прорвались отчаянные вопли. Раздался еще залп. Шлюпка повернула назад и, сопровождаемая градом пуль, заспешила к подводной лодке. Отталкивая друг друга, гитлеровцы вскарабкались на борт и поспешно укрылись за надстройками. Покинутая шлюпка запрыгала на волне и медленно поплыла в море.

Ошарашенная дерзкой встречей, подводная лодка некоторое время стояла не двигаясь. Потом блеснула стеклами перископов и дала ход.

— Драпает? — радостно переглянулись моряки.

— Не по зубам кобыле сено! — насмешливо бросил Арканов.

— Рано тоби жартуваты, — хмуро глянул на него Рева.

— Рано не рано, а турнули крепко! — поддержал Арканова кочегар.

— Стала! Стала! — упавшим голосом пролепетал Рикун.

Лодка, развернувшись бортом, замерла на месте. По палубе заходили матросы. Они что-то кричали, грозя кулаками. Сигнальщик замахал флажками:

«Германское командование предлагает оставить бессмысленное сопротивление и передать ему запрошенные документы. В противном случае экипаж судна будет строго…»

Капитан махнул рукой в сторону торосов. Снова грохнул залп. Мелкими брызгами по поверхности моря рассыпались пули, не долетев до подводной лодки десятка метров. Гитлеровцы издевательски засмеялись. Сигнальщик, сунув за пазуху флажки, подбежал к пушке и вдвинул в ее казенник блестящий снаряд. Дуло орудия грозно нацелилось на «Полярную розу».

— Стрелять будут? — побледнел Рикун.

— Что ты! Берут на пушку, — успокоил его Арканов и тут же невольно присел: блеснул огонь, резанул выстрел, и в тот же миг радиорубка с треском слетела на лед.

Закрыв руками головы, моряки бросились к бортам.

— Не покидать судна! — раздалась команда капитана.

Моряки вернулись на свои места, опасливо посматривая на подводную лодку. Еще огонь, вой снаряда, треск — и грот-мачта со свистом окутала судно своим такелажем. Потом выстрелы слились в один гул, а вокруг судна, то с правого, то с левого борта, то перед носом, то у кормы стали падать снаряды, кроша ропаки, ломая торосы, засыпая палубу осколками льда.

Неожиданно канонада смолкла. Оглушенные, засыпанные ледяным крошевом, моряки выглянули из своих укрытий. Ярко светило солнце. «Целы!» — мелькнула радостная мысль. Но тут же она погасла. К ледяной кромке приближалась подводная лодка. Толкнув носом первые льдины, она по самую рубку вошла в ледяной берег. Откинулась крышка люка. Из нее вышли четверо матросов с автоматами в руках. Вслед за ними появился офицер. По команде матросы покинули судно и, осторожно ощупывая ногами лед, направились к «Полярной розе».

Моряки застыли в ожидании: вот-вот должен раздаться залп берданок и не в меру осмелевшие гитлеровцы отпрянут назад. Но выстрелов не последовало: торосов, за которыми укрывалась группа старпома, не существовало.

Так вот почему утюжили гитлеровцы льды! Что ж, моряки сумеют умереть как следует. Умереть? Но тогда гитлеровцы захватят карты. Отдать карты? Так, не за понюх табаку? Не выйдет! Глаза забегали по палубе, отыскивая оружие. Арканов поднял лом, Малютин снял с пожарной доски топор, кочегар подхватил багор. Рева кинулся в камбуз и подставил под кран титана кастрюлю.

— Ломы и топоры на место! — сбежал с мостика капитан. — Достать аммонал!

Моряки переглянулись. Да, да, самое лучшее— взорвать судно.

Арканов слетал в форпик и принес оттуда ящик блестящих запаянных банок — шашек аммонала. Из каждой шашки, как мышиный хвостик, вился черный фитилек.

— Подрежьте фитили, чтобы были не свыше двух сантиметров, — сказал Полищук вполголоса.

Матросы осторожно подрезали фитили.

— Теперь закурите. По моей команде поджигайте фитили и бросайте шашки.

Капитан щелкнул крышкой портсигара, вынул папиросу, повернулся от ветра, прикурил.

Сжимая в руках шашки, моряки смотрели на приближающихся гитлеровцев. Те, чем ближе подходили к судну, тем больше петляли — дорогу преграждали полыньи, пробитые взрывами снарядов, трещины, озерца пресной воды, скопившейся от таяния снега.

Когда до гитлеровцев оставалось не более двадцати шагов, капитан поджег фитиль.

— Ложись! — скомандовал он и швырнул шашку за борт. Моряки попадали на палубу. Описав блестящую дугу, шашка шлепнулась, на лед, и в тот же миг в воздух взлетел веер битого льда. Глухой взрыв прокатился над морем. Гитлеровцы замерли на месте, но быстро оправились и дали по судну длинные очереди из автоматов. Как швейная машинка, застрекотали пули, впиваясь в обшивку. Однако дуб, из которого была сооружена «Полярная роза», не пропустил ни одной.

Перезарядив автоматы, гитлеровцы бросились вперед. В это время швырнул свою шашку Арканов. Раздался новый взрыв. Гитлеровец, замыкавший строй, отлетел в сторону. Ледяная каша расступилась, и он скользнул в глубину. Оставшиеся панически бросились назад. Скользя в ледяной каше, оступаясь, падая, прыгая с льдины на льдину — под напором взрывов ледяное поле начало распадаться на части — они кое-как дотянулись до подводной лодки, нырнули в люк. Крышка захлопнулась, и лодка, кормой вперед, отошла от ледяного берега…

Моряки отложили потеплевшие в руках шашки. Кровь глухо стучала в ушах.

— Уходит! Уходит! — радостно крикнул Рикун. — Смотрите, начала погружаться!

Лодка в самом деле погружалась: на поверхности воды возвышался только ее перископ.

Вздох облегчения пронесся над палубой.

Неожиданно перед перископом поднялось из воды облачко дыма.

— Тихон Иванович, что это? — спросил Арканов.

Капитан приложил к глазам бинокль. От подводной лодки по направлению к «Полярной розе» несся пузыристый след.

— Торпеда!

Моряки ринулись к бортам. В ту же секунду соседняя с судном льдина взметнулась вверх, проревел громовой взрыв.

Чуткие уши радистов круглые сутки сторожат эфир. Пятнадцатого августа тысяча девятьсот сорок второго года в семнадцать часов двадцать две минуты в наушники вахтенного радиста ледокола «Вихрь», сквозь писк морзянок, прорвался тревожный голос:

«Всем, всем, всем. Радирует «Полярная роза», широта семьдесят восемь градусов тридцать минут, долгота восемьдесят градусов пятьдесят пять минут. Сего числа в шестнадцать часов тридцать минут встречен прорвавшейся в Арктику немецкой подводной лодкой. Гитлеровцы требуют выдачи навигационных пособий. Готовлюсь защищаться. Капитан Полищук».

Не успел радист записать это сообщение, как вновь послышался тот же голос, тревожный, торопливый: «Внимание! Внимание! Гитлеровцы пытались взять карты силой. Попытка отбита оружием. Команда…» Голос оборвался, и как ни напрягал слух радист, больше, ничего не мог поймать.

Дав указание следовавшему за ним каравану оставаться во льдах, «Вихрь» поспешил на помощь «Полярной розе». Но уже не застал ее. Среди искрошенных взрывами льдин плавали только обломки судна. На одной из льдин матросы ледокола обнаружили Арканова и Рикуна, чудом спасшихся от гибели. В ста метрах от них, на другой льдине, лежал старпом, раздавленный обломком тороса. В руках он держал берданку. Остальных членов экипажа шхуны разыскать не удалось…

Много лет минуло с тех пор. Ушли на покой полярники, штурмовавшие Арктику в суровые дни войны. Но до сих пор обозначено на кар те место гибели «Полярной розы». И когда плавающее в Карском море какое-нибудь судно пересекает этот район, вой сирены взрывает арктическую тишину, приспускается кормовой флаг и судно тихим ходом идет пять — десять минут. Вой сирены, тихий ход, приспуск флага — это и салют и реквием. Так моряки-полярники чтут память этого судна, так славят его героический экипаж.