ПоЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 4

УВЕДОМЛЕНИЕ

Это – СКАЗКА!

ВСЕ совпадения лиц, имен, пространства и времени – СЛУЧАЙНЫ.

События ПРИДУМАНЫ и наяву НИКОГДА не происходили.

Великий Энтомолог – Владимир Владимирович – учил: хороший читатель знает, что искать в книге реальную жизнь, живых людей и прочее – занятие бессмысленное.

РАЗЪЯСНЕНИЕ

Во многой мудрости много печали – сказал сами знаете кто. Потому, недозволенно смешивая жанры (о, как смешивает их жизнь!), впадая в мистику, смакуя недозволенное, чувственно воспевая невоспеваемое, сносок, ссылок и разъяснений не даем, отсекая праздношатающихся. Братья-по-разуму и так поймут (в крайнем случае, с помощью «гуглов» и разнообразных «википедий» – благо развелось их на закате Пятой расы).

ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ!

Текст книги содержит нецензурные слова, жаргонизмы, натуралистические сцены табакокурения, эротики, употребления алкоголя, насилия и жестокости, прочих неблаговидных поступков, магических ритуалов и оккультных практик. Это вредит вашему здоровью.

НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ ЧИТАТЬ: детям до 18 лет, беременным, легковнушаемым, зомбированным, одержимым бесами, неуравновешенным особам с психическими отклонениями.

ВНИМАНИЕ!

Категорически запрещается повторять ритуалы и оккультные практики, описанные в книге. ПОМНИТЕ: занятие магией без необходимой подготовки приведет к обратному.

ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ!!!

В данном тексте закодирована информация с элементами экзорцизма, которая может крайне вредно повлиять на последователей Сатаны и членов деструктивных сект.

…необходимо иметь смелость

видеть вещи такими, какие они есть.

Освальд Шпенглер

Пиши о том, что знаешь.

Сомерсет Моэм

Часть четвертая

«ревоЛЮЦИя – ІІ»

Глава первая

Рождественские праздники, январь 2014 года

***

На православное Рождество Майдан затих.

Гипнотики праздновали христианский праздник, не чувствуя, что их хозяева поклоняются совсем иным богам.

Но больше кощунствовали власть имущие – бесы и полубесы – знающие, кому служат. Они демонстративно посещали храмы и публично крестились на камеру.

Наблюдая за лицемерами, я удивлялся: как они могут переступить порог церкви, ведь там святые иконы, животворящий крест, и все такое?

«Энергетический защитный кокон, – шептал во мне знакомый голос. – Им по роду службы положено поклоняться туземным божкам и посещать объекты культа. Вот и лицедействуют».

***

Шестого и седьмого я сидел дома, читал Лавкрафта, крутил старые виниловые диски и думал: зачем мне нужна Вера?

«Она мне надоела – пройденный этап, перевернутая страница.

Вряд ли наши кувыркания подарят мне что-либо новое.

Ну, еще месяц-два… А дальше?».

Дальше все представлялось сложно: жениться на Вере я не собирался, дружбы у нас не получилось, а ее внутренний мир интересовал меня не дальше глубины «тайны», которая утратив ореол недоступности, перестала быть тайной.

«Вот такая печаль: наши отношения бессмысленны…

ВСЕ ПРОХОДИТ!

Как странно и страшно.

Прав Соломон!..».

***

Восьмого января было мое дежурство на Майдане.

Я радовался этому, поскольку сидеть в одиночестве и ковыряться в своих печалях изрядно надоело. Тем более, в этот день акций не планировалось – многие гипнотики на Рождество уехали домой, многие опохмелялись.

Я привычно глотнул желатиновую каплю, вышел из физического тела. В миг, силою мысли, переместился к Майдану, где копошилась серая толпа ущербных разумом и нищих духом.

Подчиненных зомбаков обнаружил сразу. Их грязные ауры, отзываясь на мою монаду, подсветились кроваво-красным. Я покружил над ними, пытаясь проникнуть в запревшие от алкоголя и никотина мозги, вдохнуть дозу ненависти к милиционерам, стоявшими шеренгой в метрах сорока от баррикады.

Зомбаки, почувствовав мое появление, встрепенулись, распинали гипнотиков, начали копошиться, плевать в сторону ненавистных ментов. Двое особо буйных, в порыве страсти, принялись бросать через импровизированную стену пустые стеклянные бутылки. Те разбивались о мерзлый асфальт, брызгая мириадами блестящих осколков. Буянов осадили соседи, забрав ящики с бутылками, которые предназначались для «Коктейля Молотова».

Я не вмешивался. Описав параболу над взбодренными зомбаками, сиганул к шеренге милиционеров, разглядывая потенциальных соперников – совсем молодых парней, замерзших и невыспанных. Внушаемый гипнотикам звериный оскал ментов-беспредельщиков был явным преувеличением.

В тылу, за строем, я видел медицинскую палатку, дымящую полевую кухню, походные столы, за которыми сидели несколько ребят в городском камуфляже и пили чай из парующих на морозе котелков.

Чуть поодаль, тоже за столом, сидели молодые мужчина и женщина. Он был в милицейской форме, она в болоньевой светлой курточке. Она кормила его из судков обедом, смотрела с тревогой и нежностью, что-то рассказывала, а он, усталый и сонный, опустив голову, молча ел.

Это была обычная бытовая сцена, которые часто встречались по обе стороны баррикад.

Я уже мысленно готовился перейти в иную точку, подняться выше, чтоб охватить всю площадь целиком и увидеть расстановку сил, как что-то – едва ощутимое и знакомое – привлекло мое внимание.

Я прислушался. Это были флюиды, которые исходили от женщины.

Приблизив изображение, я узнал Аню!

Глава вторая

Ретроспектива: 2008 год, Киев

***

История эта случилась шесть лет назад, когда я еще работал в школе и жил со второй женой в малюсенькой квартирке, в доме, именуемом «гостинкой», с общим длинным коридором, по типу общаговского.

На ту пору мои семейные отношения разладились.

Объединенные общей жилплощадью, мы с женой стоически терпели друг друга, обоюдно мечтая поскорее развестись. На это не хватало времени.

По счастью, у нас не было общих детей, и мы могли себе позволить ТАК жить.

***

Меня в ту пору назначили заведующим учебной частью в школе, а попросту – заучем. Оправдывая звание «новой метлы», я днями пропадал на работе, даже в выходные. И не всегда по вопросам организации учебного процесса. Чаще – во избежание очередных семейных разборок. В одиночестве мне было хорошо.

К тому же, у меня в школе появился крохотный отдельный кабинет, где я мог придаваться разнообразным личным делам, и даже спать в древнем кресле, оставшемся по наследству от бывшего коллеги.

Вечерами, когда школьные коридоры затихали, а учителя расходились по домам, я любил сидеть в том кресле под торшером и читать. Или мечтать.

Слаще всего было мечтать о новой знакомой Анюте – соседке по «гостинке» – которая недавно поселилась на нашем этаже вместе с мужем-ментом и годовалой дочкой.

***

Когда мы впервые столкнулись с Аней в общем коридоре, и я разглядел ее лицо в свете подслеповатого окна, то был поражен. Она удивительно походила на Авдотью Панаеву – гражданскую жену Некрасова и музу многих литераторов Золотого века – какой изображена на знаменитом портрете Кирилла Горбунова.

Не скажу, что я влюбился в нее с первого взгляда – возраст у меня был не тот. Но я с первого взгляда ее ЗАХОТЕЛ!

Именно так, заглавными буквами – слепо и неудержимо!

Мне кажется, это – лучший комплимент любой женщине.

После той первой встречи и короткого замыкания в моем мозгу, стоило нам столкнуться в коридоре, как горячая волна закипала внизу, и несколько часов я отходил от сладкого морока, не имея возможности привычно жить.

***

Я безумно и бездумно ее ХОТЕЛ!

Это казалось нереальной химерой, поскольку, мне тогда было почти сорок, а ей – двадцать два. Она была замужем за быковатым громилой – офицером милиции, имела маленькую дочку.

А я был обычным заучем, обычной бюджетной школы, и еще не умел загадывать ЖЕЛАНИЯ.

Я даже Анино имя узнал от соседок, поскольку у меня не было никакого права и повода спросить о том ее лично.

Смирившись со своей, заведомо невозможной страстью, я нашел Анину страницу в «Одноклассниках». Вечерами, закрывшись в служебном кабинете, сидя в кресле и пристроив ноутбук на коленях, я с обожанием разглядывал ее фотографии.

Глава третья

Ретроспектива: 2008 год, Киев

(продолжение)

***

Так продолжалось несколько месяцев. Я оставил надежды сблизиться с властительницей моих предсонных грез.

Ни на что не надеясь, я пару раз пробовал заговорить с Аней в общем коридоре. Она вежливо и холодно отвечала на мои приветствия и глупые обсуждения погоды.

Однажды я сказал, что знаю, как ее зовут. Аня удивилась.

Что-то, похожее на интерес, мелькнуло в ее серых глазах. И погасло. Замужнюю молодую женщину совсем не интересовал подтоптанный мужичок, притом женатый.

Она оставалась для меня так же далека, как и «Мисс Вселенная» из телевизора.

***

Недаром пишут в старых оккультных манускриптах, и переписывают в новых эзотерических бестселлерах, что если человек чего-то ОЧЕНЬ хочет, то Вселенная помогает ему осуществить мечту. Срабатывает Закон Притяжения с подключением надлежащих эгрегоров.

Другое дело, что за сомнительные желания нужно платить изломанной судьбой. Но разве об этом думаешь!

До встречи с Велиалом я тоже так считал, благодарил Вселенную и эгрегоры. Но суть не в этом, а в том, что мое тогдашнее НЕРЕАЛЬНОЕ с Аней стало РЕАЛЬНЫМ. И мне было все равно – кого благодарить.

***

В один из будних осенних дней, утром я встретил ее на остановке троллейбуса возле нашего дома. Конечно же, подошел, поздоровался по-соседски.

Так вышло, что мы вместе ехали в троллейбусе до метро, затем под землей – до пересадочной. Ехали рядом, почти касаясь – я чувствовал ее запах!

Само обстоятельство и расстояние способствовали нашему общению. Мы разговорились.

Оказалось, что Аня недавно вышла из декретного отпуска, устроилась на работу в кол-центр психологом. Работа сложная, зарплата маленькая. А она, между прочим, педагог с высшим образованием и опытом работы. Вот только, среди учебного года в школу устроиться не реально – нужны блаты и связи. А муж ее – офицер милиции – из честных и гордых, – и сам просить не пойдет, и ее не отпустит.

***

– Замкнутый круг, одним словом, – вздохнула Аня.

Она стояла очень близко, и при шатаниях вагона касалась меня левой грудью. А когда я нарочно подавался ей на встречу – то и двумя.

«Так бы ехать, ехать, ехать…».

И тут, словно теплой морскою волной, меня окатило догадкой.

Теперь-то я понимаю, что мне помог Велиал – но тогда я о нем не знал, приписав сообразительность исключительно себе.

– Я могу вам помочь с работой в школе. Спросить, по крайней мере, – пошептал я девушке в самое ухо, дотрагиваясь носом темно-русого локона, пахнущего миндалем.

– Буду вам признательна, – оживилась Аня. – Если, конечно…

– Никаких «если»! Сделаю все, что в моих силах.

– Ну, тогда, я ваш должник. – Она мило улыбнулась.

***

С небывалым задором я устремился осуществлять свой коварный план.

Это оказалось нелегко: действительно начался учебный год, все вакансии были заполнены, даже приходилось дробить уроки, чтобы хватило блатным молодым педагогам, присланным в столичную школу.

Но одержимый своей похотью, я искал любые возможности. В конце концов, пришлось взять грех на душу, и, пользуясь служебным положением, умышленно подвести под должностное нарушение престарелого учителя физики. Чтобы избежать позора, тому пришлось уйти на пенсию.

Мне потом донесли, что он спился от тоски и через полгода умер.

Но разве ЭТО имело какое-то значение, когда появилась гипотетическая ВОЗМОЖНОСТЬ залезть под юбку к чужой жене. И не просто чужой, а вымечтанной до мелочей в полуночных фантазиях.

Глава четвертая

Ретроспектива: 2008 год, Киев

(продолжение)

***

У меня получилось! Через некоторое время Анна прошла собеседование с директором школы, затем в районном отделе образования. Она всем нравилась. Ей предложили написать заявление на должность учителя физики.

В тот же день она пришла ко мне в кабинет, принесла шампанское и конфеты. Аня благодарила меня за бескорыстное участие в ее судьбе. Мы ритуально выпили по первому бокалу шипуче-сладкой влаги.

Я был на седьмом небе от счастья. Само ее присутствие наполняло душу щемящим трепетом, и я даже верил в свое бескорыстие, и было немного стыдно за недавние блудливые фантазии.

«Хорошо, что она об этом не узнает…», – думал я, купаясь в ее серых глазах.

***

Мы сидели поразно, поскольку кабинет бы малюсенький: я – за рабочим столом, она – напротив меня в кресле.

При очередном тосте, я подходил к Ане, мы чокались, я возвращался на место, и там опорожнял свой бокал.

Слово за слово, мы допили первую бутылку. Я раскупорил вторую.

– Не нужно… Боже, я совсем пьяная, – сквозь улыбку призналась Аня, закусывая конфетой. – С утра не завтракала. А тут – такое счастье: полная ставка, и школа недалеко, и я пьяная…

– У нас есть прекрасный повод! Дайте ваш бокал.

Она подала. Я плеснул до краев, разбрызгивая пену на столешницу, на отчет, на графики занятий.

«Гори они синим пламенем!».

– Вы прекрасны – сказал я, заставляя себя не смотреть ей под юбку, где открывался треугольник, в котором тонкие колготки облегали светлые трусики.

– Сколько я мечтал, чтобы вот так, с вами…

Аня задержала на мне захмелелый взгляд. Улыбнулась своим мыслям.

– Спасибо, что помогли. Сейчас мало людей, которые просто так…

***

Я наполнил бокалы, вышел из-за стола.

Присел на корточки у Аниных ног.

– Давайте выпьем за любовь! – сказал я, передавая ей бокал.

Рука моя дрогнула, шипучая жидкость плеснула ей на колено, обтянутое тонким капроном.

– О, черт! – я машинально смахнул пенные капельки.

Теплая волна окатила сердце. Я сам ошалел от своей смелости.

«Дотронулся!».

Умирая от страха и желания, я принялся оттирать ее колено, но уже медленнее и напористо, стараясь охватить ладонью.

– Да ладно вам, – беззаботно сказала Аня. – Еще дырку протрете…

«Неужели она не поняла?».

***

Возможно, ничего бы тогда не случилось, не сядь Аня в низкое кресло напротив моего стола. В то кресло, где я мечтал о ней.

Возможно, не случилось бы, не выставь она коленки, прикрой ноги безликими джинсами или мешковатыми брюками, уродующими женщин похлеще целлюлита.

Возможно, я предотвратил бы тысячи своих будущих сожалений, если бы не выпитое шампанское, не блудливые мои руки.

Если бы – если бы – если бы…

Если бы не шепоток за левым ухом.

***

Я тереть перестал, но руку на коленке, вроде случайно, оставил.

«Если почувствую хоть тень ее недовольства – уберу…».

Недовольства не почувствовал.

Вжался в коленку сильнее.

Она мило НЕ-ПОНИМАЛА, растроганно глядя на меня сверху вниз.

– За любовь пить не хочу. Лучше выпьем за дружбу, – сказала Аня. – Любовь ищет своего.

– Так уж ищет.

– Да-да. Если не денег, то внимания, теплоты, взаимности. А это порою напрягает! И порою кажется, что легче жить без любви. Проще, по крайней мере. Так что – за дружбу!

Она размашисто чокнулась со мною. Сделала пару глотков. Поставила бокал на подлокотник кресла.

Тот неспешно – будто в замедленном кино – накренился, и упал. Во все стороны брызнули стеклянные осколки. По неровному линолеуму потянулась пенная лужица, выписывая замысловатые узоры.

– Ой! – встрепенулась Аня. – Дайте тряпку…

– Пустяки, – сказал я.

И обнял ее обеими руками. За обе коленки.

***

Она не упиралась!

Глядя ей в лицо, я решительно протянул руки по скользким бедрам, нырнул под юбку.

Подол задрался, открыв ноги до колготочных шортиков.

Я дотронулся большими пальцами до ластовицы, вжался в Анюту.

Теперь она поняла!

Удивленно ахнула. Перехватила мои руки. Уцепилась в запястья тонкими пальчиками.

– Не нужно… Я замужем! – испуганно выдохнула она.

Отвела глаза.

Но руки мои не убрала, лишь чуть отодвинула от промежности.

***

В тот миг еще ВСЕ можно было исправить.

Она могла показательно возмутиться, пригрозить горилоподобным мужем, дать мне пощечину, оттолкнуть, наконец.

И я бы не упорствовал, принялся бы извиняться, пеняя на умопомрачение от ее красоты, выпрашивая любой способ загладить вину.

Однако Аня не возмутилась. И руки мои не убрала.

Я до сих пор не могу объяснить, почему так случилось.

Пожалела? Или снизошла? Или с мужем поссорилась и захотела ему отомстить за невнимание и постоянную занятость?

Но об этом я ПОТОМ размышлял, посекундно разбирая наше случайное невозможное свидание. А тогда…

Глава пятая

Ретроспектива: 2008 год, Киев

(продолжение)

***

Тогда я заворожено обмер, пойманный на горячем, у чужой жены под юбкой.

Я не знал, что делать дальше, как обыграть нелепую ситуацию.

И она! Она сидела, как истукан – ни «да…», ни «нет!» – отрешенно смотрела в окно, будто ее не касались мои потные руки.

Мы замерли. В упавшей тишине было слышно наше сбитое дыхание. Я чувствовал ладонями участившийся пульс, который отдавался в ее ногах. В унисон, будто подстроившись под метроном, стучало у меня в голове.

Долго так продолжаться не могло, иначе нелепая любовная сцена превратится в фарс.

– Вы мне ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ нравитесь… – выдавил я. Голос был жалкий, как у попрошайки. – Давно. Как только вас увидел. Я о вас мечтаю…

– И вы меня хотите? – шепотом спросила Аня, не глядя на меня.

– Нет! То есть – да… Я даже не знаю. Не смею… Я не причиню вам… Лишь дотронусь.

Она неожиданно отпустила мои руки.

– Поклянитесь, что НИКТО-НИКТО, НИКОГДА-НИКОГДА, об ЭТОМ НЕ УЗНАЕТ, – прошептала Аня, прожигая меня пламенем серых глаз.

– К-клянусь…

***

Липкая нерешительность сковала мое тело.

– Так вы согласны? – тихо, будто опасаясь чужих ушей, спросил я, уже умирая от неожиданного подарка, страшно боясь любого ответа.

Аня не ответила, опять повернула лицо к окну.

«Она СОГЛАСНА!.. — понял я, осознавая всю невозможность сложившейся ситуации. – А если сейчас кто зайдет?Если муж узнает? Если…».

Полчаса назад, на эмоциях, в сердечном порыве, безмерно симпатизируя этой красивой молодой женщине, начав невинную игру в гляделки, я даже представить не мог, что ТАКАЯ будет согласна со мною, в служебном кабинете, в школе…

***

«Воистину, неисповедимы пути!».

Я отпустил ее бедра – ладони мои пылали от подъюбочного жара.

Поднялся и закрыл дверь кабинета на замок.

Возвратился на затекших ногах к Анюте.

Она все также сидела в кресле, наблюдала за мной. Обреченности в ее глазах не заметил. Там был интерес и тревога. И едва уловимая брезгливость.

***

Я подошел к Ане, взял ее покорные ладони в свои.

Наклонился, чтобы поцеловать.

– Не нужно, – Аня отвернула голову. – И как вы собираетесь ЭТО делать?

– Давайте на «ты», – попросил я.

– Как мы будем это делать? – повторила Аня, не реагируя на мою просьбу. В ее голосе сквозило раздражение.

Я снизал плечами. Я действительно не знал. Не предполагал. Не готовился. Даже не представлял, что ТАКОЕ возможно.

– Вы же мужчина, – сказала Аня; в голосе отчетливо проступили глумливые нотки. – Зачем тогда начинали?

Она была права, но упрек меня задел.

– Поднимитесь. Станьте коленями на сидение кресла.

Анна встала. Изучающее посмотрела на меня, будто оценивая серьезность моих намерений: пальчики нервно теребили подол юбки.

– Повернитесь… Повернись!

Она повернулась ко мне спиной, лицом к креслу.

– А теперь становись коленями на сидение.

Она уперлась руками в спинку кресла. Нерешительно поставила одно колено, затем второе. Открылись запачканные подошвы осенних туфелек.

Я присел, поочередно снял ее туфли.

– Теперь подними подол.

Она не шевельнулась. Лишь шмыгнула носом.

***

Я подхватил юбку обеими руками, дернул вверх, выворачивая на спину. Юбка затрещала в нескольких местах.

– Ой! – взвизгнула Аня, обернулась через плечо. – Осторожнее…

– Нужно было самой!

Под колготками виднелись простенькие трусы, бежевые, в мелкие цветочки; одна половинка трусов сдвинулась, застряла меж ягодиц.

Сами колготки были на нее чуть маловаты, сантиметра на три провисали в промежности.

«Вот как выглядят чужие жены под юбкой…».

Я решительно ухватился за поясок колгот.

– Сама! – возразила Аня и принялась правой рукой – левой держалась за спинку кресла – спускать колготки.

– Вместе с трусами. До колен!

Она заторопилась, но все равно выходило медленно. По чуть-чуть показалась попка в мелких прыщиках, а между ягодицами – коричневый бублик ануса с небольшим пупырышком нарождавшегося геморроя. Затем розовые губы ее тайны, покрытые по краям каштановыми волосками. Я почему-то знал, что именно такого цвета волосы у нее ТАМ.

***

Ждать больше я не мог. Ухватил колготки за пояс, одним махом сдернул на бедра.

Аня опять взвизгнула, выгнула спину, но я не обращал внимания.

Протянул руку, охватил ладонью ее открытую тайну, чуть потискал. Она была горячая, влажная и липкая.

Аня явно не была готова к ТАКОМУ развитию наших отношений. На ней были несвежие трусы, и она пахла.

***

Я поиграл с ее бархатной промежностью, хлопнул по ягодице и принялся расстегивать брюки. Щелкнула пряжка.

– Вы меня сейчас будете… это? – обреченно спросила Аня.

Она вывернула голову, стараясь увидеть, что происходит сзади.

– Буду! – честно признался я, задыхаясь от нахлынувшего желания.

– Не надо! Вы же говорили, что лишь потрогаете.

Я ничего не ответил. Что я мог ответить?

«Можно подумать, она не понимала, что ее ждет?..».

Я расстегнул брюки, высвободил на свет полумертвого приапа, который за два часа общения с девушкой многократно наливался и опадал; как результат – заснул летаргическим сном.

Наша прелюдия безнадежно затянулась, подарив мне десяток полюционных микрооргазмов. Зато теперь…

«Соблазнитель, блин!».

Я взял безжизненное щупальце у основания, помотал, хлопнул несколько раз об Анино молочное бедро. Признаков жизни щупальце не подавало.

Зато всхлипнула Аня.

– Не кончайте в меня… – пискнула в нос. – У меня, как раз, овуляция.

– Ты чего плачешь? – спросил я, перестав теребить мертвеца. Толку все равно не было.

Аня разогнулась. Стоя коленями в кресле, вполоборота обернулась ко мне: несчастная и растерянная. На ресницах блестели слезы.

Взгляд мой нечаянно скользнул вниз: Анин лобок был покрыт пышными каштановыми кудряшками.

Заметив мой взгляд, она одернула блузку, смущенно прикрыла тайну и, уже не сдерживаясь, дала волю слезам.

Вышло очень натурально. Возможно она, и в правду, страдала.

– По-че-му ты плачешь? – Это было невыносимо! Я чувствовал себя последним мерзавцем!

– Сейчас я изменяю м-мужу, – она зарыдала сильнее. – А я никогда…

Она забрала руки с лобка и прикрыла глаза.

***

Я уставился на плачущую Аню. Обливаясь слезами, всхлипывая и шмыгая носом, она, в один миг, из объекта вожделения превратилась в сестру, и даже дочку, в несчастную обиженную девушку, которая страдает.

– Ладно, – сказал я. – Одевайся… Одевайтесь.

– А-а работа? – икнула Аня, утирая красный нос.

– Будет вам работа. Вы же написали заявление.

– Ну, да…

Девушка мигом престала плакать, стала на пол. Одним движением натянула трусы с колготками. Расправила.

«Неужели она думала, что я помешаю ей выйти на работу, если…».

Я устало сел в освободившееся кресло, которое еще совсем недавно обещало стать местом наслаждения, а сейчас было обычным потрепанным креслом.

«И местом незавершенного гештальта… И будет об этом напоминать, черт бы его побрал!».

***

Анна же тем временем надела туфельки, поправила перед зеркалом прическу, накрасила помадой губы, попудрила носик.

Где и делась та испуганная девчонка, которая плакала над возможной изменой? Передо мною стояла деловая женщина, которая, умело играя, добилась своего.

– Надеюсь, я вас удовлетворила? – спросила Аня, когда все было собрано и приведено в надлежащий порядок. – И мы с вами в расчете. И вы больше НИКОГДА не предложите мне ЭТИМ заниматься. И НИКОМУ не скажете. Потому… потому что, если об этом узнает муж! Вы представляете, что с вами будет? А не узнает – не заподозрит. И никому не будет плохо. Вы понимаете?

Я молча кивнул. Аня одела куртку. Застегнула.

Это казалось удивительным, но я больше ее не хотел.

***

– Еще раз повторяю: об ЭТОМ никто не должен знать, – она посмотрела на меня серьезными глазами. – Откройте!

– Конечно… – я поднялся с кресла, подошел к двери, отщелкнул замок. – Буду молчать. Обещаю. По-другому и быть не может. Честь женщины…

– Вы – негодяй! Я никогда не могла о вас ТАКОГО подумать.

– Во-первых – я по-любви. Вы мне очень-очень нравитесь… нравились. А, во-вторых – почему вы сразу меня не оттолкнули? Я бы НИ ЗА ЧТО!

– Не знаю. Я не хотела вас обидеть. Я же не думала, что до ЭТОГО дойдет… И… – она запнулась, – я не хочу, чтобы в новом коллективе знали о наших, гм… отношениях. Мы просто коллеги. Вернее – вы мой непосредственный начальник. Так же?

Я кивнул.

– Начальником и оставайтесь. Вы понимаете?

– От меня, во всяком случае, никто-ничего-никогда не узнает.

Глава шестая

Ретроспектива: 2008 год, Киев

(продолжение)

***

Анна ушла. Я чувствовал себя сволочью.

После того позорного свидания, опасаясь встретиться с нею в общем коридоре «гостинки», я боялся лишний раз выйти из квартиры. Тем более с опаскою ждал появление Ани в школе, где буду ее начальником.

Однако мои страхи оказались напрасны. Дома она здоровалась со мною холодно; как всегда – не смотрела в глаза и уходила от разговора. Так же и на работе.

***

Анна Васильевна пришла в школу через неделю – пятнадцатого октября. Представленная директором на педсовете, она сразу же кинулась в работу, взвалив на себя классное руководство, и внеклассное, и кружок кройки и шитья для старшеклассниц, и литературную студию.

Ею не могли нарадоваться, а директор даже поблагодарил меня, что я смог отыскать для школы такое сокровище.

Со мною же на работе Анна Васильевна поводилась корректно и холодно, как со строгим нелюбимым начальником.

Она никогда не заходила ко мне в кабинет сама, отмалчивалась при общем разговоре, а когда я задавал ей вопрос – вежливо и четко отвечала. Но ни слова на посторонние темы.

Я тоже, памятуя обещание, никак не проявлял своих чувств. Даже, возможно, был излишне придирчив и строг с Анной Васильевной, чем вызывал легкое недоумение коллег, привыкших к моей деликатности.

В глазах окружения мы были совершенно чужими людьми без намека на общее прошлое.

Я так хорошо играл по отношению к ней равнодушного брюзгу-начальника, что мне самому в это верилось.

***

Порою мне казалось, что это совсем не она находилась в моем кабинете; что не она стояла коленями в кресле со спущенными до колен колготами и задранной юбкой; не она сверкала голыми ягодицами и запачканными трусами; что не ее трогал… Порою мне казалось, что тот случай – очередная предсонная фантазия или сон, а наяву между нами ничего ТАКОГО произойти НЕ МОГЛО!

А если произошло, то Анна могла бы стать достойной подружкой Бонда, продолжательницей дела Мата Хари. Она умело провела четко выверенную комбинацию, малой ценой добилась необходимого результата и победила.

***

Однако этот ее расчет, эта безупречная вежливость и такт по отношению ко мне, не только бесили. Они возбуждали.

Закрывшись вечерами в кабинете, я опять принялся обдумывать хитроумные планы овладения Снежной Королевой.

Но, как всегда, жизнь внесла свои коррективы.

Обстоятельства сложились так, что вскоре мне пришлось поменять работу. И я, даже, был рад этому: из глаз долой – из сердца вон!

Я напрасно радовался. Аня еще долго щемила во мне гештальт-привязкой, которая мучила своей незавершенностью, забирала силы и мысли.

Впрочем, с появлением Настеньки на новой работе, а потом, и Незнакомки-Веры на троллейбусной остановке, Анин образ почти не болел.

Я уже думал, что пути наши разошлись навсегда, и мы больше не встретимся – ни во сне, ни наяву.

Глава седьмая

8 января 2014 года, среда

***

Еще раз присмотрелся: женщина, кормящая мента из судков, несомненно, была той самой Аней.

Словно горячей волной окатило несуществующее сердце: нахлынули прошлые образы, задушенные желания, затаенная обида… Я дико захотел ЭТУ грустную женщину!

И теперь, когда мне многое было подвластно, овладение Аней стало делом времени.

Я растворил астральное тело до абсолютной прозрачности, спустился вниз и завис над парочкой.

***

Они, конечно же, меня не видели. Они говорили о своем, домашнем: о новой курточке для дочери-первоклассницы, об отсутствии денег и прохудившихся Аниных зимних сапожках. Аня просила мужа быть осторожным, потому что, не дай Бог, с ним что-то случится – что тогда будет с нею и с дочерью?.. Муж соглашался и кивал головой, но так невнятно, будто сам был неуверен в своих обещаниях.

Эта неуверенность передавалась Ане: в ее глазах стояли слезы, которые она еле сдерживала.

Я сместил частоту колебаний эфирного поля вокруг тела Аниного мужа, рассмотрел его ауру. Как и ожидал, над самой его головой, в Сахасраре, пульсировали три темные точки – признак скорой насильственной смерти.

Он ее интуитивно чувствовал, потому и молчал. Он прощался.

«Его должны убить? Если он останется здесь, то умрет…».

Я еще раз посмотрел на Аню: вспомнил ее голые прыщавые ягодицы, ее простенькие трусы, ее колготки не по размеру, с обвисшей ластовицей…

Перевел взгляд на Аниного мужа.

«Я хочу, чтобы этот мужчина на протяжении часа заболел острым респираторным заболеванием. Чтобы его эвакуировали в госпиталь, где бы лечили двадцать один день. Такова моя воля. Пусть будет так!».

Милиционер недоуменно вскинул голову, посмотрел в мою сторону. Видеть он меня не мог, но, возможно, почувствовал взгляд.

Пластмассовый судок с недоеденной кашей скользнул по пластиковой крышке стола, упал на землю. Каша вывалилась на затоптанный снег.

– Ты мой растяпа, – сказала Аня, с нежностью глядя на мужа, который наклонился за упавшей посудой.

«Знак!» – понял я.

***

«Ты что творишь!? – раздалось во мне знакомое ворчание. – Почему лезешь в заранее разработанный план? У них, у каждого, маленькие дочки и несчастные жены в дешевых трусах и дырявых сапожках. Из-за этого спасать от смерти? Так никакую революцию не сделаешь!».

«Это мое ЖЕЛАНИЕ. Я волен загадывать ЛЮБЫЕ желания?».

«Как знаешь…» – недовольно хмыкнул Велиал и исчез.

Мне тоже оставаться здесь не было смысла. Я взмыл вверх, на прощанье охватил взглядом две суетливые фигурки, отключил внешнее восприятие и представил себя дома.

Глава восьмая

Ночь с 9 на 10 января 2014 года

***

Было за полночь, когда зазвонил мобильный.

Взял трубку: Ирка.

– Ты сам? – Голос был хриплый, напуганный.

– Да. А тебе какое дело? Я – дебил. На «майданы» не хожу. Или забыла?

«Ты для меня умерла…».

– Обижаешься?

– Нет, – соврал я.

– Можно к тебе?

– Прямо сейчас?

– Мне очень нужно.

– Что случилось?

– Потом! – огрызнулась Ирка. – Говори адрес!

Я продиктовал.

– Не спи. Через час буду.

Отключилась.

«Хорошо, что нет Веры, и ничего не придется ей объяснять».

***

Спать мигом перехотелось.

«У Ирки, явно, что-то произошло. Серьезное. Не звонила бы среди ночи… Так ей и надо, идиотке! Майдан головного мозга!» – злорадно думал я, но под сердцем укололо тревогой.

«Жалко ее, дуру. Не чужая же…».

Нагрел чаю. Сел в кресло.

Раскрыл на закладке «Град обреченных» Стругацких, который взялся перечитать в связи с событиями последних месяцев.

Медитируя над строчками, поражался необыкновенной схожести, с которой описывалось наше светлое настоящее, и не менее светлое будущее.

«Киев превратился в этот самый Град, населенный пациентами Фрейда и Франкенштейна.

Теперь эти милые НЕ-ЛЮДИ с маниакальным упорством, реализуют чудовищный эксперимент. И сам я – часть эксперимента…».

***

Затарахтел дверной звонок.

Глянул на часы: половина второго ночи.

Отомкнул двери. На пороге стояла Ирка: бледная, несчастная.

– Что случилось?

– Можно к тебе?

– Я же говорил, что можно, – хмуро процедил я. Горло сдавила недавняя обида и злость.

Ирка переступила порог, захлопнула дверь.

Прислонилась спиной к дверному косяку.

– Что случилось?

– Я убила человека…

***

– Ну, ты! Еб… Когда и где?

– Два часа назад. В своей квартире.

– Кого?

– Мужика, – выдохнула Ирка.

Она безвольно села на пол и заплакала, растирая слезы по несчастному лицу.

– Кого конкретно? – спросил я. Голос дрожал. До меня стало доходить: ЧТО ОНА СДЕЛАЛА!

– Активиста из майдановских.

– О, черт! Как он к тебе попал? В квартиру. Да еще мужик! Ты, вроде…

– Я сама пригласила, – плакала Ирка. – Жалко стало. Они за Европу, а мне так хочется в Европу… Я узнала, что можно пригласить их переночевать, обогреться. Холодно в палатках. Морозы…

– Откуда?

– Что?

– Откуда узнала?

– По телевизору.

– А ты больше телевизор смотри – своих мозгов совсем не останется. На то и рассчитано. Ну и… ты, значит, сочувствуешь?

– Да…

– И что дальше?

– Не могу здесь жить!

– Я не о том. Что с мужиком?

– Убила.

– А если подробнее.

– Пошла сегодня, то есть – уже вчера, на Майдан, занесла продукты, побродила меж палатками. Послушала, о чем говорят – верно говорят: если сбросим российское ярмо, то нас примут в Евросоюз. Понимаешь? Свобода, зарплаты в евро, дороги без колдобин, однополые браки… Один меня упрашивал остаться с ним. Я, конечно, отказалась – не такая уж сознательная, чтобы с рогулями в палатку… Но мужика того жалко стало – какой-то он был замученный, щека обожжена. Но глаза умные. И говорил так, по образованному, на «вы» меня называл. Ну, пригласила его к себе на ночь: помыться, обогреться… Он хотел и побратимов взять, но я отказала – не готова у себя в квартире гостиницу устраивать. Там большинство из них – бомжи вонючие. А он не очень вонял.

– Он подумал…

– Ничего он не подумал! Я сразу предупредила, что лесби, и с мужиками не того… Чтобы не рассчитывал. Он смутился, но молчал. Приехали ко мне. Первым делом его в ванную отправила. Тем временем ужин приготовила, ноль-семь водки на стол… У тебя можно курить?

– Можно. Только на кухне.

Я подал Ирке руку, поднял на ноги. Мы пошли на кухню.

Она закурила, а я присел в сторонке, чтобы не вдыхать дым и не искушаться. Курить хотелось страшно!

– Только по-быстрому кури, и поехали к тебе. Нужно что-то делать.

Ирка вздрогнула:

– Я не поеду… – шмыгнула носом, утерлась тыльной стороной ладони. – Боюсь!

– Поедешь. Я сам не найду твою квартиру. Тем более – ночью. Ты хоть двери заперла?

– Да.

– Хорошо. Успокойся. Что-нибудь придумаем. К тебе далеко?

– На Троещину.

– Ого! – Глянул на часы: почти два ночи. – Подожди, такси вызову. Вместе поедем.

***

Пока искал визитку такси на холодильнике, набирал номер, заказывал машину, Ирка высморкалась, закурила от своего бычка вторую сигарету.

– Через пятнадцать минут обещали, – сказал я, пытаясь осознать Иркину новость.

У меня многое в жизни было, но такое…

«Тем более, я боюсь трупов… Вернее – мне жутко находиться в их обществе.

А теперь придется не только находиться, но и что-то делать».

Глава девятая

Ночь с 9 на 10 января 2014 года

(продолжение)

***

Мы ждали такси. Ирка закурила третью сигарету.

– Ты зачем его убила?

– Сам виноват, – ответила Ирка. – Я не сразу его убила.

– Ты растягивала удовольствие?

– Да нет же! Я убила после ужина. Сначала все шло нормально: он рассказывал о себе, о Львове, из которого приехал, о революции, о убийцах-мусорах на службе у «рыгов», о перспективах евроинтеграции, о национальной идее. Короче, о всякой херне!

– Так ты же сама, это… ну… – майданутая.

– Отъебись!

Ирка нервно затянулась.

– Ладно. Не бери в голову, – примирительно сказал я.

«Только ее истерик не хватало!».

– Я б их всех! Суки! Понаехали…

– Будет уже. Они не стоят твоих нервов. Тем более, все они плохо кончат. Уж я-то знаю… Что дальше?

– Под разговоры он сам всю бутылку высосал – я не пью много. А потом почувствовала, КАК он смотрит на меня. Я не привыкла, чтобы мужики на меня ТАК смотрели. Мне от его липких глаз стало гадко. Поднялась из-за стола, пошла в комнату приготовить ему постель; сама решила в кухне на кушетке переночевать. Уже жалела, что привела, но неудобно за дверь ночью выставить. Когда стелила, то спиной почувствовала, как он стал в дверях. Обернулась. Он действительно стоял в дверях спальни, недобро ухмылялся и пялился в мою сторону…

***

Ирка вздрогнула, закрыла глаза:

– У тебя выпить есть?

– Не сейчас. Такси скоро.

– Я с ума сойду… – она тихонько завыла, закачалась на табурете как сомнамбула. – Я больше не могу… Не могу.

– Успокойся. Решим твою проблему, – сказал как можно увереннее, чтобы она почувствовала и поверила.

***

Я сам в это не верил, но знал, что сделаю все, что в моих силах, превозмогая брезгливость и страх.

– И что дальше? Он приставал?

– Да, – ответила Ирка, не открывая глаз, продолжая качаться на табурете. – Он рванул на себе футболку, сбросил через голову. Затем подскочил, схватил меня за плечи, толкнул на кровать и сказал, чтобы я ему сосала. Так и сказал: ты извращенка, говорит, мразь столичная, будешь сосать, а потом я, говорит, буду тебя ебать, как последнюю суку, потому что бабы должны давать мужикам – в этом их предназначение; а лесбиянкам, педерастам и прочим уебищам нет места среди титульной нации.

Ирка распахнула безжизненные глаза, взяла четвертую сигарету, прикурила. Глубоко затянулась, задерживая дым, напитывая легкие, будто стараясь обезболить никотином щемящие нервы.

– Я сама привела в свой дом нацика! – Обреченно сказала. – Представляешь?

– Он тебя изнасиловал?

– Не успел, – хмыкнула Ирка. – В отличие от тебя, я курю не только на кухне. Он швырнул меня на кровать, навалился сверху, одной рукой придерживал, а другой расстегивал себе пояс на джинсах. А я извернулась, ухватила хрустальную пепельницу на прикроватной тумбочке и саданула ему по голове. Как раз острым углом в висок.

– И что?

– И все. Он выгнулся дугой, дернулся пару раз и затих. Потекло из него. Обосрался, сука… Запачкал мне покрывало. Затем меня вырвало. Прямо на покрывало, и на него.

***

Запиликал мобильный. Я взял трубку: такси ожидало возле подъезда.

– Пошли. Только едем молча – вроде поссорились. И адрес говори не свой, а за несколько домов.

Ирка кивнула. Шатаясь, пошла в ванную. Пока она умывалась, я накинул куртку, сгреб в карман помятые купюры, которые валялись на тумбочке.

«С Богом!» – подумал, как всегда, в сложной ситуации, по привычке. Как научила бабушка в детстве.

Горько усмехнулся своей нечаянной глупости: «Не Божьей помощи нужно просить…».

Глава десятая

Ночь с 9 на 10 января 2014 года