Этот путь от истока к исходу
Был предначертан на картах всех дальних путей,
И откроется дверь, и вперед на свободу,
Но сначала пройти
Все, что должен.
Успей.
- Вы поедете тайно. Вы поедете инкогнито, с охраной. Вас встретят. Уже под стенами Равенны вы соединитесь с остальным посольством и въедете в город, как подобает. - Кажется, все. Учтено все, что необходимо. От Флоренции до Равенны не так уж и далеко, а у посла более чем достаточно опыта и разума, чтобы добраться действительно тайно и скрытно.
- Передать ли мне что-либо на словах, мой герцог? - человек в темной мантии чуть наискосок наклоняет голову.
- Да, конечно. Передайте моему родичу и другу, - родство не самое дальнее, через женщин неаполитанской династии, а дружба - такое переменчивое понятие, лучший друг - тот, кто принес меньше вреда... - Мои наиискреннейшие пожелания процветания, здравствования, благополучия и побед.
То есть, ничего, кроме красивых слов - и плана договора.
План договора существует в голове герцога - и в голове посла. Еще, скорее всего, он - полностью или частично - гнездится под шляпами и беретами нескольких членов Синьории. Медичи, Пацци, Содерини... На бумагу договор выльется только в Равенне. Потому что для всего мира инициатива должна исходить оттуда. От престарелого короля Галлии Тидрека, а вернее, от его нового полководца и будущего регента при малолетнем наследнике. От Равенны. Не от Флоренции.
Джан Галеаццо прихлебывает разбавленное вино из тяжелого золотого кубка. Старинная вещь, чеканка изображает Фридриха Барбароссу, дарующего Флоренции хартию о самостоятельности и привилегиях. Вино разбавлено не вдвое, как обычно - вчетверо. Герцог знает за собой слабость пить больше, чем можно и нужно. Когда-то он мог тянуть вино с утра до ночи - сначала от скуки и безнадежности в дядюшкином полуплену, потом по привычке. Когда плен в одночасье кончился - и не ядом в очередной бутылке, а свободой, к несказанному удивлению герцога, - привычка еще долго бежала следом, тявкала, как вздорная собачонка...
Из окна не виден еще не до конца достроенный собор с куполом, которому нет равных во всей Тоскане, а, может быть, и на всем полуострове. Собор обязательно должен быть закончен, а для этого город должен жить и процветать.
Равенна должна сделать нам предложение, от которого смог бы отказаться только человек очень смелый - а весь юг знает, что Джан Галеаццо Сфорца никогда не был смельчаком, - и очень неблагодарный, и вот этого за не слишком смелым герцогом флорентийским тоже не водилось. Выбирая между войной и миром, между противостоянием и союзом, между дружбой и сражением со спасителем и благодетелем - как же тут не выбрать верное? Члены Синьории, духовные лица и благочестивые монахини будут денно и нощно молиться за то, чтобы Господь не позволил герцогу ошибиться. Но это все потом, потом. Когда мы будем протягивать руку дружбы Равенне.
Протягивать в ответ. Потому что сделать предложение первым может только отчаянный храбрец, вдобавок уверенный, что ему не ударят в спину. Джан Галеаццо Сфорца обязан Чезаре Корво жизнью и титулом - но так далеко его благодарность не простирается. Да и не только благодарность, а простой расчет. Герцог не так хорошо умеет просчитывать и строить планы, как Корво, как отдельные члены Синьории, как посол, стоящий перед ним, но правила игры знает даже он. Нужно охранять свое положение, держать лицо, не позволять никому заподозрить, что дела не очень-то хороши.
Посол понимает, кивает. Он знает, почему эту миссию поручили именно ему. Он против. Будь его воля, он лег бы костьми, но север сломал бы зубы о Флоренцию. Да, на южных союзников нельзя положиться, да, из них придется выжимать деньги и войска и того и другого никогда не будет достаточно, да, да, да... но с этим документом флорентийской независимости - конец. И не нужно себя обманывать. Секретарь Синьории был против и есть против - и поэтому его не будут подозревать. Те самые ненадежные союзники немедля успокоятся, просто узнав, кто возглавит посольство. Ненадолго успокоятся, но нам-то и нужно немного.
Секретарь против. Он даже сейчас против, но все равно исполнит то, чего ждут город и герцог. Нет, многоуважаемый. Вы не вполне ощущаете перемену времен года. Вы провели почти пару лет рядом с Корво, вы видели, на что он способен, и мы все увидели, как он поднялся после сокрушительного поражения - в новой силе, с новыми союзниками. Флоренция слишком неудачно расположена. Мы отделяем юг от севера, север от юга, и кто бы с кем ни принялся сражаться, все будут ломиться в нашу дверь, если не прямо через Флоренцию, так через Ливорно и Пизу и эти-то земли, а тем более крепость Сарцана, мы уже не вернем, кто бы ни победил.
Самому городу вряд ли угрожает штурм - только длительная осада, наверное. Мы можем позволить себе нанять дополнительные отряды. Но на этот раз лучшие наемники окажутся в Равенне. У нас хватит золота - но не хватит для них славы, удачи и добычи. Оборона дело не слишком прибыльное и почетное. Долгая оборона еще и разорительна, а наемники, как считает господин посол, предадут. По его мнению, они предают всегда. Беда в том, что, кроме наемников, у нас войска нет и не будет. Этот город слишком привык воевать чужими руками, а переучивать его поздно.
А городское ополчение - я знаю ваши идеи, господин секретарь, знаю их хорошо - нужно еще создавать, из ничего. И оно не очень-то захочет драться. У них, - усмехается молодой герцог, все еще молодой герцог, - конечно, на то неправильные причины: ну что нам еще один договор? Переждем, переживем, получим всю нужную выгоду - а там кто-нибудь умрет, кто-нибудь предаст, все пойдет как раньше. Не пойдет. Пойдет совсем по-другому, прокатится через нас - и рано или поздно раздавит. Вы знаете, я знаю, но горожане не поймут, хоть с крыш им кричи. И это решает дело. Мы продадим независимость. Но - первыми. И на самых лучших условиях, какие есть. Первыми - потому что пока юг не понимает, как мы слабы, но от севера подобной слепоты ждать не стоит с тех пор, как король Тидрек назначил регента.
Из окна видно, как гнется русло реки, как гнутся над ним мосты. Живое не ходит прямо, не держится прямо то, что стоит.
Джан Галеаццо Сфорца, герцог флорентийский, уже пятнадцать лет герцог - и все еще молодой герцог, как было при жизни родителей, а потом во время правления дяди Лодовико, узурпатора, едва не сжившего со свету племянника и законного наследника, - улыбается послу. Мы станем союзниками Галлии, а потом, когда родич и друг вернет себе Рому, мы окажемся в составе Галлии, глубоко в Галлии - но мы не станем Галлией, это Галлия станет нами. Мы не одни, конечно - есть Неаполь и Рома, есть Милан и Венеция, Генуя и Парма, Феррара и Перуджа... но мы - Флоренция. Этот город нельзя завоевать, он не может быть продан, подчинен, разрушен и забыт, это не удавалось никому. Наши мастерские и красильни, наши храмы и библиотеки - это больше, чем дома, люди и вещи. Но нас можно измотать до смерти. Глиняные ноги подломятся и колосс рухнет.
А обманывать нас, меня - невыгодно. По тому, что случится с Флоренцией, станут судить о том, что будет дальше. Предай нас Галлия - и они получат объединенное и ожесточенное сопротивление впереди и вечный пожар здесь. Потому что секретарь синьории не одинок в своих мыслях, а сдерживать таких как он будет некому. Нет, Равенна - и старая, и новая - слишком хорошо понимает свой интерес, чтобы предавать.
Солнце дробится в речной воде на мелкие осколки, и кажется, будто в Арно играет косяк рыб с золотой чешуей.
- Да хранит вас Дева Мария, синьор Макиавелли. Я во всем полагаюсь на вас. Если обстоятельства вновь вынудят вас задержаться при моем родиче и друге, мы отнесемся к этому с пониманием. - Докладывать и разведывать вы не обязаны, я не обязываю вас, да и Cиньория на этот раз поостережется скандала.
В прошлый раз синьору послу удалось задержаться при Корво, и это оказалось интересным и поучительным для всех. Синьор Никколо умен и внимателен, легко завоевывает благосклонность власть имущих... и достаточно любопытен сам по себе, чтобы нравиться Корво. Пусть постарается удержаться при дворе короля Тидрека. Там начинаются столь странные и тревожные дела, что лучше иметь поблизости умного наблюдателя.
На которого можно положиться. Что бы ни случилось, секретарь Синьории будет верен... нет, не герцогу и не Синьории. Городу. Может быть, не до смерти, но до предпоследнего момента перед ней - точно. Проверено. Не нарочно, но тем не менее, проверено. И именно по этой причине секретарь пережил последнюю городскую склоку. Такими людьми не бросаются, даже если они принадлежат не к твоей партии.
А кроме того, его письма будет интересно и приятно читать.