После долгой зимы

Ада

Беру себя в руки. Для грусти у меня будут долгие одинокие ночи, а сейчас у меня полно работы. И пусть в глазах Егора я выгляжу слабой неумехой, но на деле это не совсем так. Прасковья была еще слишком маленькой, двойняшки еще и вовсе не родились, но я помню, что мы не всегда жили в новом большом доме со всеми удобствами. Когда-то это был маленький одноэтажный домишко с русской печью, которую я неоднократно топила. Пусть это было давно, но мои руки все помнят. Как разводить огонь, подкидывать дрова, вынимая потом из нежной кожи занозы, помнят и множество ожогов от печной дверцы.

Кстати, о Прасковье. Нахожу ее страничку благодаря номеру телефона. И открываю рот в изумлении. На своей странице она смело смотрит на меня с фотографии, улыбается фотографу, вся такая счастливая, простоволосая… Я понимаю, что бояться нечего, это фото никогда не увидят родители по причине своей невежественности, но у меня бы не хватило смелости. В кого она такая решительная? И кто ее фотографировал? Вопросы роятся в моей голове, но ответов на них нет. Набираю ей сообщение: "Сестренка, это Ада. У меня все хорошо. Ты как?". Знаю, что раньше позднего вечера не ответит, поэтому убираю телефон в сторону.

Смело изучаю свое новое убежище. В кладовке нахожу неплохие женские рабочие вещи, в том числе теплый тулуп и валенки с галошами. Да, все мне великовато, но ходить здесь по территории сойдет. Не буду же я работать в новых вещах, которые купил мне Егор. Первым делом решаю растопить печь. Благодарность моему спасителю — небольшая кучка дров уже лежит рядом с ней. На полочке рядом нахожу рукавицы, спички, старую газету. К стенке прислонена кочерга. Вот и все, что мне нужно. Дожидаюсь, пока весело разгорится огонь. Не без труда раскладываю продукты по полкам небольшого старенького холодильника. Далее нахожу ведро и старые тряпки, намываю полы до такой степени, что по ним можно ходить в тапочках, в носках, да что там, даже босиком можно. Готовлю себе на двухкомфорочной плитке нехитрую еду и с удовольствием ее уплетаю. Мои сегодняшние обновки в пакетах ждут меня в спальне на кровати, после еды решаю, что пришло время их разобрать. Подолгу любуюсь каждой вещью, как сокровищем, а затем аккуратно вещаю или складываю на полочку в шкаф. Только вот в очередном бумажном пакете нахожу то, что я не выбирала. Неверяще держу в руках тот самый алый кружевной комплект и задыхаюсь от восторга и смущения. Провожу руками по линии кружев, косточкам, симпатичному бантику посреди… Он видел, видел, как я на него смотрела! И вернулся, когда отправил меня в магазин рукоделия! О, Единый… У меня нет слов. Примерить такое я не решусь даже в одиночестве, да и уверенна, что размер он выбрал верный, а вот трогать еле уговариваю себя прекратить. Опускаю комплект обратно в пакет и замечаю на ручке небольшую карточку с надписью: " Наденешь, когда будешь готова". Готова к чему? Носить такое белье? Готова… с ним? Голова идет кругом от догадок. Убираю пакет подальше на полку в шкаф, чтобы успокоиться. Сейчас я точно ни к чему не готова.

Опустошив все пакеты на кровати, ставлю прямо на печь большую кастрюлю с водой. В это время застилаю себе новое постельное белье, которое мы тоже купили сегодня. Когда вода нагревается, тащу ее с собой в баню. Я же не собираюсь ее растапливать каждый день, а этого мне вполне хватит, чтобы обмыться.

В темном дверном проеме застываю, не смея пройти дальше. Баня — это еще один мой страх из прошлой жизни. Хоть все дома в общине были довольно современными, с центральным водоснабжением, но все равно в каждом дворе была баня. Раз в неделю, максимум, в две, в ней проводилось " очищение от грехов". Помещение натапливалось так жарко, что нечем было дышать, мать загоняла нас на самый верх на полок и хлестала жестким веником до кровавых полос. А когда я отключалась элементарно от жары, потому что организм не выдерживал таких нагрузок, считалось, что злой дух вышел и оставил это тело.

Вздрагиваю и убеждаю себя, что это все осталось в прошлом. Сейчас я зайду и просто обмоюсь, никто меня не будет ни к чему принуждать. Глубоко вдыхаю и переступаю порог. Включаю свет, и сразу становится веселее, дальше все идет, как по маслу.

Возвращаюсь в дом и сразу ложусь в кровать, с ног валюсь от усталости. Ступни и голова гудят от нагрузки и новых приятных впечатлений. Перед тем, как погрузиться в сон, позволяю себе небольшую слабость. Беру телефон, захожу на страницу Егора и жадно рассматриваю его фотографии. Вот он один в рабочем комбинезоне, вот с друзьями за столиком в каком-то красивом заведении, а вот… в одних плавках на озере. Но фотография совсем дальняя, закусываю губу и провожу по экрану, пытаясь приблизить, но каким-то образом ставлю реакцию "сердечко". В панике тыкаю в экран, пытаясь понять, как ее отменить, но мне мгновенно прилетает от него:

"Ты как?"

Решил удостовериться в моем ментальном здоровье, раз я ставлю сердечки на его полуголых фотографиях? Я тоже, Егор, я тоже.

Отвечаю:

"Я в порядке, спасибо. Собираюсь ложиться спать"

"Тогда сладких снов тебе"

И следом:

"Надеюсь, с участием объекта твоей симпатии"

И подмигивающий человечек.

Игнорирую эту вопиющую провокацию и убираю телефон подальше.

Егор мне не снится. Зато посреди ночи я отчего-то открываю глаза и в кромешной темноте отчетливо вижу подсвеченное багряно-красным распятие в углу. С трудом сдерживаю рвущийся из груди крик и крепко зажмуриваю веки. Когда я нахожу в себе силы их снова открыть, я вижу только лунную дорожку на полу из неплотно задернутой шторы и ничего красного.

Утром просыпаюсь от ощущения холода. Печь за ночь остыла, и комнаты снова промерзли. Еще довольно рано, но задремать больше не выйдет. Иду снова растапливать печь, прокручивая в голове список работ на сегодняшний день. Кажется, у меня все получится.