Последний апокриф

Если по сути —

этот так называемый роман никакого

отношения к так называемой литературе не

имеет.

И к так называемой жизни – почти…

Он немного похож на роман.

И немного – на жизнь.

Он похож на роман и на жизнь, как похож на

врача человек, надевший специальный халат:

он и как бы похож – но и как бы постольку-

поcкольку; лишь постольку похож – поскольку он

тоже в халате…

До появления телевизора в доме мерещилась

жизнь.

И писались романы – они отражали жизнь.

И чем хуже бывала жизнь – тем лучше романы.

Боже, какие были романы!

Нынче жизни почти не осталось – так,

мелькание телеэкрана, сон и игра!

Хотя остаются вопросы, типа:

что мы все-таки видим:

некий сон под названием жизнь?..

то ли Некто нас грезит в Его удивительном сне

под названием:

наша жизнь?..

то ли Жизнь в своем забытьи видит нас и Того,

Кто нас грезит?..

И также желательно знать:

кто с кем играет:

мы сами с собой?..

мы – с Ним, Тем, который нас грезит?..

Тот, который нас грезит, играется с нами?..

или, может, Игра из лукавства, сама по себе

забавляется с нами и с Тем, который нас грезит?..

Однажды, осмелимся предположить, НЕКТО

выключит свет.

И погаснут экраны;

и захлебнутся и смолкнут:

крики, вопли, стенания, стоны, проклятья,

вранье, наветы, жалобы, ворожба,

заклинанья, призывы, прочие звуки.

Мир погрузится в Тишину…

И тогда, поскучав день-другой, телезритель

смирится с потерей и, удобно устроившись в

кресле (на мягком ковре, на диване, на пуфике,

можно в кровати), при свечах, попивая пивко

(при желании водку с рассолом, портвейн

или прочие пойла), полистает, возможно, с

приятностью – «Последний апокриф»…