Заброшенный рабочий посёлок, где некогда обитали люди, обслужившие ржавые башни, торчавшие посреди поля, казался мирным реликтом прошлого, но впечатление это было обманчивым. Эл не только знал, что там, внутри прогнивших остовов, в сырых и душных подвалах скрываются вампиры — он инстинктивно чуял их присутствие. Дело заключалось не в магии. Просто демоноборец научился подмечать неразличимые для обычного человека мелочи, которые складывались во вполне конкретную картину присутствия.
Эл опустил бинокль и замер, как хищник, прислушивающийся к саванне — не донесёт ли ветер легчайший звук? Прошло около минуты, и демоноборец убрал драгоценный оптический прибор в кожаную сумку, висевшую на поясе под плащом. Вместо него он достал револьвер и проверил, все ли гнёзда барабана заполнены пулями — это стало привычкой, одной из многих, которые неизбежно приобретают люди одинокие и постоянно ходящие по краю бездны.
Солнце показалось над гребнем леса, позолотив острые, как пики, верхушки елей. Самое время для визита. Эл тронул поводья циклопарда, и хищник болот мягкими прыжками направился в сторону посёлка. Он отталкивался лапами, не производя никакого шума, взмывал в воздух, вытягиваясь в струну, так что казалось, будто животное замирало, а затем плавно приземлялся — лишь для того, чтобы чрез мгновение снова оторваться от земли. Огромный шестилапый зверь не выглядел неуклюжим. Напротив, он являл завораживающее зрелище, удивительным образом сочетая мощь самца гориллы и грацию пантеры. Не прошло и минуты, как циклопард доставил седока к первому дому заброшенного поселения. Здесь, повинуясь воле некроманта, он замедлил ход и перешёл на шаг, скользя между развалинами и втягивая большими влажными ноздрями утренний воздух. Периодически зверь издавал похожее на чихание фырканье — так он выражал недовольство запахом, исходившим из подвалов. Эл отлично понимал животное: он тоже чувствовал густой, тошнотворный смрад, напоминавший о зитских бойнях. Он направлял циклопарда лёгкими движениями, пока тот не оказался возле одноэтажного здания с проваленной крышей — единственного, сложенного из кирпича. Бурые стены покрывали мох и плющ, бурьян доходил до середины дома, почти скрывая зиявшие, словно кариес, оконные отверстия. Здесь демоноборец спешился, мягко спрыгнув в траву. Держа револьвер в опущенной руке, он двинулся к дверному проёму. Именно в этом здании, если верить воспоминаниям ныне покойной обезьяны, скрывался основатель выводка, прокажённый рыжий бродяга. Отодвинув затянутой в перчатку рукой ветки разросшейся ракиты, Эл вступил в дом. Судя по вони, внизу находилось несколько вампиров — возможно, десяток. К счастью, они теряли свою силу после восхода, даже оставаясь в темноте. Так что, если они даже проснутся и захотят защитить своего предводителя (а таковая вероятность имелась), демоноборцу предстояло иметь дело не с чрезвычайно сильными монстрами, а с обычными людьми. Во всякой случае, в отношении их физических параметров.
Отыскать вход в подземелье не составило труда: он был даже не замаскирован. Гнилая доска, покрытая привязным бечевой дёрном, выполняла роль люка. Эл отбросил её и заглянул в темноту. Его глаза, некогда претерпевшие сложную операцию и являвшиеся ныне сочетанием биоинженерии и высоких технологий, отчётливо различили лежавших прямо на земле стригоев. Чудовища располагались в два аккуратных ряда — так мальчишка раскладывает оловянных солдатиков, убирая их в коробку до следующей игры. Все монстры спали. Окинув их взглядом, демоноборец нахмурился: ни один из вампиров не походил на рыжего старика. Но Эл не сомневался: именно в этот барак возвращалась перед рассветом обезьяна прокажённого. Она делала это множество раз, и маршрут всегда оставался неизменным. Ошибки не было: некромант явился по адресу. Вот только птичка почему-то выпорхнула из клетки. Эл уже собирался распрямиться и излить досаду каким-нибудь исключительно яростным способом, когда неожиданно для себя встретился взглядом с неестественно-светлыми глазами одного из стригоев.
В этих уставившихся на него зенках сквозило безумие, основу которого составляла неуёмная жажда человеческой крови. Это желание читалось мгновенно и совершенно отчётливо. Эл едва успел подумать, что никак не мог разбудить вампира, поскольку с восходом солнца уснувшие стригои почивают довольно крепко, а он действовал тихо, как упырь извернулся, и в его руках оказался заряженный бельтом арбалет, который он до сих пор прятал под своим телом. Щёлкнул спусковой механизм, ударила тетива, и демоноборец успел только податься назад — очень быстро, однако не так, как короткая стрела, которой нужно было преодолеть всего три метра.
Сияние полной луны довольно сносно освещает открытую местность, но оно не способно рассеять тьму, царящую под кронами деревьев в густом лесу. Это очень скоро поняли Ланс и Мирда, оставшиеся в одиночестве посреди чащи. Правда, одиночество их длилось недолго: не прошло и десяти минут после того, как дети спустились с дерева, как лес вокруг наполнился звуками, а между стволами и в ветвях загорелись парные огоньки чьих-то любопытных глаз. Любой обитатель Пустоши знал, что обитатели чащоб не отличаются дружелюбием. По сути, смерть Ланса и Мирды была лишь вопросом времени, причём не очень длительного.
Дети стояли в темноте, не зная, что делать и куда податься. А главное, они были достаточно большими, чтобы понимать: им не выбраться! До них долетали вздохи, рычание, шуршание и стрёкот — ночь приближалась к детям, обступала, протягивала невидимые во мраке щупальца. Ланс и Мирда не заметили, как плотно прижались друг к другу, вглядываясь в черноту леса. Их одежда промокла от пота, по лицам катились крупные капли, сердца бились неровно, то замирая, то пускаясь в галоп.
Девочка отвела дрожащей рукой (так страшно не было, даже когда стригои приходили по ночам в город и царапали ставни длинными, острыми когтями) влажную прядь со лба и украдкой взглянула на Ланса.
— Ты знаешь, в какой стороне дорога?
Она отлично понимала, каким будет ответ. Если бы парень мог вывести их на тракт, они бы уже неслись через лес во весь опор. Не то чтобы там было безопасней, но, по крайней мере, они знали бы, в каком направлении Годур. К тому же, старуха Марта утверждала, что нечисть не ходит по дорогам, потому что боится перекрёстков. Девочка в это не особенно верила, но что остаётся, когда надежда на спасение почти умерла?
— Нет, — едва слышно отозвался Ланс. — Понятия не имею.
— Что же нам делать? — Мирда не узнала собственный голос: его словно засунули в глубокий сырой подвал и обложили мешками с зерном. — Не можем же мы оставаться здесь!
Она не добавила, что вскоре стригои отправятся назад в своё логово, а нюх у голодных тварей был что надо — опять же, по словам старухи Марты. И в это дети верили. Так что, если им даже удалось бы каким-то чудом избежать когтей, зубов или ядовитых жал местных хищников, до них непременно добрались бы вампиры. Стоя под кронами сосен, дети представляли, как в темноте к ним подкрадываются бледные мертвецы, жаждущие тёплой алой влаги.
— Они сделают нас упырями? — прошептала Мирда.
Зубы стукнули друг о друга, и, кажется, Ланс это услышал.
— Наверное, — ответил он через несколько секунд.
Девочка заплакала. Она сама не ожидала, что это случится так резко — её будто прорвало. Слёзы хлынули по щекам, сразу лишив зрения. Мирда закрыла лицо ладонями и быстро присела на корточки — словно сложилась пополам. Ланс топтался, не зная, что сказать. Да и нечем ему было утешить подругу. По правде сказать, он вообще не думал её утешать: ему самому было страшно до усрачки. А когда между стволами сосен мелькнул крошечный огонёк, он рухнул рядом с Мирдой, поледенев от ужаса.
— Там… — пролепетал он, когда искорка переместилась вправо, скакнула вниз, приподнялась и плавно поплыла дальше. — К-кажется, что-то есть!
Девочка отняла руки от заплаканного лица и уставилась на него.
— Что?!
Ланс приподнял голову, выглядывая над кустом, похожим на спящего медведя.
— Какой-то огонёк! — сказал он. — Не похоже на животное.
— Откуда ты знаешь? — Мирда попыталась всмотреться в темноту, но ей мешали слёзы. Она спешно принялась их утирать. — Как думаешь, что это может быть?
— Не знаю… Движется как-то странно. Похоже на фонарь, — неуверенно добавил парень спустя полминуты.
— Похоже, — согласилась Мирда, справившись, наконец, со слезами. — Вдруг охотники решили вернуться?! — прошептала она с надеждой.
Маленькие пальцы крепко вцепились в рукав Ланса.
Огонёк, и правда, напоминал свет фонаря демоноборцев. Но парень, как бы ему ни хотелось, чтобы предположение подруги оказалось правдой, чувствовал: нет, так им не повезёт. Охотникам на нечисть незачем возвращаться в чащу.
— Пойдём туда? — спросила Мирда. — Навстречу?
— Погоди, — парень колебался. — Мы ж не знаем, что там.
— На зверя не похоже. У них по два глаза.
Девочка была права, но Ланс знал: далеко не каждый человек несёт спасение. Иногда — и довольно часто — встреча с людьми сулит гибель. С другой стороны, чем они рисковали? Двум смертям не бывать, как говаривал отец.
— Ладно, давай пойдём, только осторожно, — проговорил парень, отцепляя пальцы Мирды от своего рукава. — Не высовываемся и стараемся не шуметь.
Девочка закивала. Было видно, что ей и самой страшно, и она ни в жизни не пошла бы на странный огонёк, если бы не звери вокруг и не стригои, одна мысль о которых буквально парализовывала.
Мирда крепко схватила Ланса за руку. Такую холодную и влажную, словно её только что окунули в ведро со льдом.
— Точно идём? — спросил парень.
Девочка чувствовала бившую его дрожь. Во рту у неё пересохло, глаза щипало, волосы снова липли ко лбу. Больше всего ей хотелось бы оказаться дома, в своей кровати. Но она была здесь.
— Да! — едва слышно проговорила Мирда, подкрепив ответ коротким кивком.
— Ладно, — почти одними губами прошептал Ланс. — Пошли!
Дети медленно двинулись через лес, стараясь не упускать из виду жёлтую пляшущую искорку. Они шли около десяти минут, хотя им показалось, что не меньше получаса — время тянулось мучительно медленно. А когда вдалеке раздался едва слышный протяжный вой, так хорошо знакомый жителям Годура, Ланс и Мирда припустили вперёд, уже не думая, что означает мерцающий среди деревьев огонёк. Их гнал ужас, стирающий любые мысли и просто заставляющий бежать вперёд, отчаянно надеясь на спасение — даже вопреки здравому смыслу. Они не старались не производить шума, не обращали внимания на хлещущие по лицу ветки, на колючки, оставлявшие на ногах и руках царапины — отметины, из которых сочилась вожделенная стригоями кровь!
Когда дети приблизились к источнику света, то поняли, что видят фонарь. Но они ещё не разглядели того, кто держал его. Зато увидели, как незнакомец пытается удрать от них: он развернулся и дал дёру, едва Ланс и Мирда с треском и пыхтением появились из-за кустов. Вернее, к тому времени он уже улепётывал, болтая фонарём так, что огонь оставлял в темноте слепящие шлейфы.
— Эй! — от неожиданности выпалил Ланс и тут же в ужасе закрыл себе рот ладонью.
Однако, как ни странно, окрик подействовал: остановившись, человек повернулся, подняв фонарь повыше. Все три участника последовавшей немой сцены замерли, напряжённо всматриваясь в темноту. Они не решались произнести ни звука, но чувствовали, что опасности друг для друга не представляют. Это было инстинктивное ощущение.