Последняя принцесса Нуменора

Сиреневая ночь

Тьма таяла, утро тихо выплывало из ночной дремы. Флотилия из двенадцати тяжело груженых кораблей вяло покачивалась на волнах. Боцман флагмана с громким именем «Адунахор», что по-нуменорски значит «Владыка Запада», с досадой поглядывал по сторонам: на безоблачное небо, на лениво мерцающее море, на сонных матросов. Вот ведь невезение: весь месяц шли при хорошем попутном ветре, без помех, а в десяти милях от Андуниэ встали. Конечно, можно посадить на весла воинов — соскучились по дому и догребут в два счета, но Фаразон не велел — хотел войти в гавань красиво, под тугими парусами.

Знаменитый военачальник прогуливался по палубе и тоже ждал ветра. Надо признать, что в походы из Нуменора в Средиземье Фаразон отправлялся с легким сердцем, а вот возвращаться домой не любил. В армии он был кумиром, отцом, героем, покоренные народы поклонялись ему, искали защиты, исправно платили дань. Кто знал в Средиземье Тар-Палантира — короля, никогда не покидавшего острова? Для всех средиземцев именно Фаразон олицетворял нуменорскую мощь и славу, он был настоящим Владыкой Запада по их представлениям. А когда корабли с драгоценным грузом входили в родные гавани, народ ликовал и приветствовал Фаразона восторженными криками. И не однажды он задавался вопросом: разве справедливо, что трон занимает не мужественный и достойный народный любимец, а король-мямля, король-рохля, ни к чему не способный Тар-Палантир? Этот выживший из ума властитель дни напролет сидит в башне на горе Оромет и высматривает чудеса в дальних землях Бессмертных. Не смилуются ли высокомерные божки? Не пошлют ли на помощь свой белый кораблик, без весел и руля? Нуменорцы же не могут без них. Ну, просто погибают! Да-а-альнозоркий! Фаразон сплюнул, выражая крайнюю степень презрения к своему венценосному дяде: «Сиди в своей башне и любуйся моими парусами на горизонте. Красными с золотом. Недолго тебе осталось». Фаразон равнодушно смотрел, как звезда Эарендила бледнела в лучах восходящего солнца. Все-таки немного беспокойно возвращаться домой после долгого отсутствия.

Солдаты и моряки маялись от безделья, подначивали друг друга, гадали, успеют ли вернуться к самому веселому празднику на острове — Сиреневой ночи. Хотелось спрыгнуть на твердую землю, скинуть просоленную одежду, помыться, потанцевать с подругами, побаловать их трофеями и рассказами о заморских землях. А между тем на корабле зрел заговор.

— В сапогах-то не стоит, наверное, — шептал здоровяк Буз щеголеватому Физелю, — в сапогах неудобно.

Светловолосый заводила Лафер потихоньку обходил праздных моряков и что-то сообщал им как бы, между прочим. Все перемигивались.

— Сапоги он сам снимет, — подмигнул Физель ухмыляющемуся Бузу и прошествовал в носовую часть корабля, где, облокотившись на борт, стоял задумчивый воин, изучавший морские дали. Его звали Юниэр, и вырос он в Средиземье, а в Нуменоре никогда не бывал. Физель встал с ним рядом.

— Видишь Валинор? — спросил он после некоторого молчания.

— Где? — чуть опешил Юниэр. Он любовался островом, приветливо зеленым с высокой горой и вкраплениями белокаменных строений. До земли было еще далеко.

— Вон там! — указал Физель в противоположную сторону, на запад. Юниэр прищурился, но пожал плечами.

— Только что-то белое, яркое.

— Как?! — воскликнул Физель. — Ты не видишь гавань? Корабли? Много деревьев с гладкими белыми стволами? И стаи птиц на этих деревьях?

Юниэр недоверчиво покосился на пылко выступающего приятеля.

— Может быть, ты не такой зоркий, как все местные, — предположил Физель. — Жаль. Это волшебная земля. Когда эльфы выходят в плавание, они привязывают корабли к стаям птиц, и птицы ведут их, куда требуется. Не нужно напрягаться. Птицы летят, деревья плодоносят. Все счастливы.

— Я не верю, что ты видишь отсюда птиц, Физ! — возмутился Юниэр.

— Со временем и у тебя получится, — ободряюще кивнул Физель. — Или, знаешь, что? Попробуй с мачты!

Юниэра распирало от любопытства. Он и не замечал насмешливых взглядов солдатско-моряцкой братии. Если другие видят, почему бы и ему не попытаться? Юниэр снял сапоги, куртку и ловко полез на мачту. Очутившись на самой вершине, он, конечно, не увидел птиц. На западе маячило что-то светлое и ослепительно яркое, как будто солнц сегодня было два, и одно из них решило искупаться в океане. Но признать, что розыгрыш удался, Юниэру не хотелось.

— Блистательный город! — закричал он, спустившись настолько, что его могли слышать. — Какие птицы! Какие девушки! Может, завернем к ним?

— Мы будем плыть туда еще месяц, — откликнулся Фаразон, — Валинор только кажется близким.

— Не может быть! — не поверил Юниэр. Фаразон усмехнулся.

— Когда-нибудь, Юниэр, они встретят нас, как подобает дружелюбным соседям, помяни мое слово, — сказал он.

Фаразон хорошо знал многих своих воинов. Юниэр не был дунаданцем, но военачальник ценил его больше других. Видный парень и баснословно везучий, его ни разу не ранили в боях, при этом он не берегся, а, напротив, кидался в самое пекло. Было что-то необычное и в его облике. В обширных землях Средиземья Фаразону не довелось встретиться с народом, чьи черты напоминали бы ему любимца. Воспитал юношу Эреб — воин славного нуменорского рода, но история появления Юниэра в его семье была какая-то сказочная.

— Господин! — прервал раздумья Фаразона удалой моряк. — Неспроста ветра нет. Не пускает нас Улмо.

— Да! Да! — дружно закивали обросшие щетиной молодцы.

— Что?! — изумился Фаразон. Улмо — единственный Валар, авторитет которого Фаразон задевать не решался. Все-таки, Владыка вод и Повелитель морей, а, когда доверяешь себя деревянной посудине — скорлупке на бескрайней зыби, хочется верить, что у хозяина этой капризной стихии настроение мирное. Но чтобы обыкновенный штиль объяснять его прихотью? Лафер быстро зашептал что-то на ухо Фаразону. В его глазах вспыхнули озорные огоньки.

— А-а, вот как! И почему не пускает? — включился он в общую игру.

— Есть чужаки на борту, — как бы нехотя поведал моряк, — не потомки аданов, так сказать. Остров-то аданам подарили за добрые дела. А пришлых туда не пущают.

— Да, швырнем его за борт! Надоело стоять, — присоединился второй моряк. Тут все обернулись и с интересом уставились на Юниэра, который как раз успел слезть с мачты.

— Бросай! — скомандовал Фаразон. Толпа ринулась к жертве с радостным гиканьем. Юниэр, сообразивший, куда все клонится, нырнул под мачту и побежал по палубе, ловко увиливая от тянущихся к нему рук. Он еще долго мог гонять своих преследователей по кораблю, если б вдруг из засады не возник широкогрудый Буз, принявший беглеца в свои жесткие объятья. Тут уж подоспели остальные. Юниэра оторвали от палубы, подняли в воздух, помогли преодолеть последние метры до борта корабля и с размахом швырнули в воду.

— Гады! — донеслось до шутников, и вопль отчаяния сопроводился всплеском. Настроение у всех заметно улучшилось, бодрости прибавилось.

— На весла! — призвал Лафер, едва заметив голову Юниэра на поверхности моря. Нельзя же допустить, чтобы «посвященный» тут же вскарабкался обратно на корабль. Уговаривать никого не понадобилось. Юниэр барахтался на волнах и отфыркивался, вода для купания была холодновата. Корабль «Адунахор» от него прямо-таки улепетывал. Юниэр вертел головой и думал, стоит ли плыть к судну, следующему за «Адунахором», скорее всего там присоединятся к шутейному заговору, а если команда примет его на борт, то, наверняка, обсмеет. Насмешек Юниэр не боялся, сам слыл зубоскалом, и понимал, что в любом случае на палубе лучше, чем в студеной воде. Как только они застали его врасплох, мерзавцы?!

Между тем, боцман первым почувствовал изменения в атмосфере. Может, Улмо развеселила их шутка? Вот уже и флаг затрепетал, зашумел.

— Ветер есть! — закричал боцман. — Поднять паруса!

Моряки побросали весла и занялись парусами. Этой заминки Юниэру хватило, чтобы приблизиться к кораблю. Тут и его соратники сжалились, решив, что он достаточно накупался.

— Эй! Кто-нибудь, веревку Юни! — кликнул о помощи Лафер. Дружелюбно подзадоривая настырного пловца, ребята скинули вниз веревку, за которую он ухватился с кошачьей цепкостью. Паруса поймали ветер, и «Адунахор» полетел по волнам. Веревка натянулась до предела, и Юниэр, вытянувшись в струнку, заорал от восторга:

— Вот это да! Лечу! А-а-а-а!!!

Толпа воинов наблюдала за ним с борта.

— Штаны не потеряй! — закричал Физель, сложив ладони рупором. Теперь они немного завидовали Юниэру, который прыгал как летучая рыба, почти не касаясь поверхности моря, и не спешил подняться на палубу.

К тому времени, когда флотилия Фаразона достигла гавани, на пристани собралась толпа народа. Порт, заполненный нарядными горластыми людьми, обрушивался приветствиями, ошеломлял, оглушал так, что первые минуты морякам хотелось спрятаться в укромном уголке, чтобы прийти в себя. Сошедших на землю воинов подхватывали на руки, украшали венками, несли с почестями домой или в постоялые дворы, и воспрепятствовать этому чествованию и народной любви было невозможно.

Юниэр с любопытством озирался по сторонам. Как всё здесь не похоже на Средиземье! И дело не в том, что улицы широки, стены без трещин, и виноградные лозы обвивают нарядные дома. Лица людей тут были открыты и безмятежны, не то, что у народов материка — тоскливые, всегда озабоченные ожиданием очередной беды. С островитянами никогда не случалось ничего плохого, они улыбались так, как будто счастье было их сутью. Мечта, а не жизнь! Отовсюду пахло сиренью. Да, они успели на Нуменорский праздник любви.

Юниэр остановился у Лафера. Отдохнув, друзья вновь встретились с участниками похода на набережной, и там бродили по кабакам, пока не надоело. В основном коротали время, а веселились умеренно — всем хотелось сохранить силы для праздника.

— О нет, только не это! — воскликнул Физель, первым выбравшийся на залитую солнцем улицу из полумрака очередной забегаловки. — Бедная девушка! Лошадь понесла!

— Где?! — встрепенулся Юниэр.

— Да, вон же!

Внизу вдоль кромки моря мчался, как дикий, вороной конь, и всадница пригнулась к его шее.

— Да она неплохо справляется, — заметил Юниэр.

— На такой-то скорости?! — взволнованно перебил его Физель. — Я видел, она чуть не упала! Как же их остановить?

Пока он думал, Юниэр действовал. Перемахнув через невысокую ограду, идущую вдоль вымощенной белым камнем дороги, едва касаясь твердой гальки подошвами, он мчался быстрее, чем лошадь на скачках! Не жалея себя, Юниэр бросился наперерез взбесившемуся коню, тот заржал от неожиданности и взвился на дыбы.

— Что ты делаешь, олух? Тебе жить надоело?! — возмутилась всадница. Девушка удержалась в седле и теперь гневно смотрела на Юниэра синими-синими глазами.

— Спасаю вашу жизнь, — смущенно поклонился Юниэр. Незнакомка хмыкнула, жеребец едва не лягнул Юниэра за допущенную наглость, но он увернулся.

— В следующий раз получишь копытом в лоб, — пообещала всадница.

— Я тоже рад встрече, — кивнул Юниэр. Но девушка не снизошла до выяснения отношений.

— Вперёд, Чернолун, — ласково обратилась она к своему скакуну, и тот, гордо вскинув голову, пустился вскачь. Юниэр долго глядел ей вслед. Подошли остальные.

— Кто она? — сразу спросил Юниэр.

— Тар-Мириэль. Принцесса, — ответил Лафер.

— Красивая, — задумчиво произнес Юниэр.

— И превосходная наездница! — сдерживая смех, заметил Физель. Юниэр посмотрел на него с укором. — Ты сегодня второй раз попадаешь впросак, Юни!

— Слишком много внимания ко мне, Физ, — в тон ему ответил Юниэр.

— Просто хочется, чтобы первая поездка в Нуменор тебе запомнилась.

— Пойдемте в Алдарионский лес! Посмотрим на приготовления к празднику, — предложил Лафер.

— Вы что собрались на праздник любви с простолюдинами? — ахнул Физель.

— А ты разве не пойдешь? — удивился Юниэр.

— Пойду, конечно, но в Мраморный замок. Там соберется вся нуменорская знать, и будьте уверены, нас ожидают развлечения более изысканные, чем танцы на лесной полянке. Подумайте! Все воины приглашены. Не каждый день удается поужинать с высокородными.

— Смотри, не объешься с непривычки, — хлопнул его по плечу Юни.

— А ты, Буз, с нами? — повернулся Лафер к четвертому товарищу.

— Нет, я с Нарин, — потупился Буз, — но тоже в Мраморный замок.

— Ну вот, — вздохнул Лафер, — никто не поддерживает нашу идею…

— Приударить за крестьянками? — насмешливо продолжил за него Физель. — Вот уж увольте!

— А хоть бы и так! — запальчиво возразил Юниэр. — Крестьянка не будет давать дёру еще до того, как ты ей представился.

Видно бегство заносчивой принцессы всё-таки задело его.

— Успехов в ваших нехитрых затеях! — иронично благословил Физель Лафера и Юниэра. — Чудесного вам праздничка!

Друзья разбрелись кто куда. Лафер и Юниэр, не спеша, побрели к Алдарионскому лесу.

Фаразон шагал по набережной, рассеянно отвечая на приветствия. Он только что переговорил с верным человеком, приставленным следить в его отсутствие за королем, и узнал, что Тар-Палантир по-прежнему привечает Верных и даже подумывает вернуть им земли в Андуниэ. Фаразон боялся, что королю удастся возродить распавшийся союз эльфов и людей в Нуменоре. «Сладкоголосые прихвостни Валаров затуманили мозг Тар-Палантира, — думал он. — Невозможна дружба между неравными народами. Пока эльфы не согласятся поделиться секретом бессмертия с людьми, спокойной жизни на Эленне им не будет. Клянусь, я этого не допущу».

— Господин Фаразон? — удивленный возглас прервал мрачные мысли военачальника. Нос к носу он столкнулся со своими воинами.

— Ребята! — обрадовался Фаразон посетившей его мысли. — Как хорошо, что я вас встретил! Есть разговор.

Они отошли в сторонку. Фаразон рассказал, что Тар-Палантир со дня на день ожидает во дворце посланника Верных — эльдара, и приказал Юниэру и Лаферу немедленно идти к переправе через Серебряную Струю, чтобы проследить за эльфийским лазутчиком. А что? Пусть порадеют за правое дело. Фаразон должен точно знать, когда эльф окажется во дворце.

— Но сегодня праздник! — воскликнул разочарованный Юниэр.

— Служить родине — вот настоящий праздник! — осклабился Фаразон. — Я о многом не прошу — всего одно ответственное задание. А побездельничать вы еще успеете. — И Фаразон подробно рассказал им, где караулить эльфийского посланника.

— Как тебя угораздило его окликнуть?! — рвал и метал Юниэр, когда Фаразон ушел. — Он бы нас не заметил!

— Что сделано, то сделано, — сокрушенно отозвался Лафер.

«Ждут со дня на день», — кипятился Юниэр. — Какая наглость. Эльф, может, вообще не появится, а мы будем торчать как два истукана у переправы.

— Да еще в Сиреневую ночь, — поддержал его Лафер.

— Не такая уж редкость эльф в Нуменоре, чтобы за ним бегать.

— За всеми не уследишь, — смеясь, согласился Лафер.

— Мы и не побежим. Мир всем, и эльфам тоже, в этот весенний праздник. Фаразону скажем, что эльдар, ему померещился, — заключил, наконец, Юниэр, и они пошли к конюшням, чтобы забрать лошадей и увести их в скрытное место. За неповиновение приказу им грозила смерть или изгнание, но они были самоуверенны и отважны.

— Нет, нет. И не думай об этом, Мириэль, — возражал Тар-Палантир на все просьбы принцессы. — Арфест устраивает праздник в своем замке на берегу моря. Весь цвет Нуменора соберется там, и ты должна быть среди них.

— Но ведь это так скучно! — воскликнула Мириэль в отчаянии.

— Скучно может быть мне, — перебил ее Тар-Палантир, — меня может утомить долгий праздник, подобных которому я видел не один десяток. Но тебе, такой юной, не может быть известно всё, что будет…

Мириэль молчала, насупившись.

— Ну, хорошо, — продолжал Тар-Палантир, — какие преимущества у Сиреневой ночи?

— Таких праздников я не видела, — мечтательно откликнулась девушка. — Это вольный праздник…

— Ты мало знаешь, — нахмурился Тар-Палантир. — То, что ты сейчас называешь вольным, на деле показалось бы тебе диким…

— Клянусь всей славой Нуменора! — рассердилась Мириэль, — я не верю, что в мои годы ты был хоть на четверть таким же нудным как теперь!

— Никогда не клянись, Мириэль. — Он ласково взял ее за руку и продолжил. — Нуменорцы уважают своих вождей и славят доблестных воинов. Но бывают дни, когда им необходимо почувствовать себя значительными и гордыми людьми. Они хотят праздника для себя. И такой праздник есть у Нуменора — это Сиреневая ночь. Мастера, садовники, швеи и служанки, солдаты и моряки — вот публика, которая собирается там. Они выбирают своих королей, и тогда им не нужны ни блеск ежедневных кумиров, ни снисходительный надзор с их стороны. И ты мечтаешь явиться туда? Ты — Мириэль, Лунный свет, королевна Нуменора?

Внимательно выслушав отца, Мириэль сказала:

— Хорошо, я сделаю так, как хочешь ты.

— Вот и правильно, — обрадовался Тар-Палантир, — все будут рады в Мраморном замке. Мы поедем вместе, после торжественной части я уйду, и никто не помешает тебе развлекаться, а лучшие юноши Нуменора развеют твою скуку…

— Ты никогда мне не мешаешь, папа, — произнесла Мириэль покорно, и Тар-Палантир успокоился.

Мириэль рассказала Айрен о неудачных переговорах с отцом. Айрен присматривала за госпожой с детских лет, но по возрасту не намного превосходила принцессу и была ей, скорее наперсницей, чем служанкой.

— Король говорит разумно, — одобрила Айрен. — Ты встретишь подруг, у вас будет, о чем поговорить! Фаразон и его армия вернулись из Средиземья сегодня. Достойнейшие витязи будут развлекать тебя свежими байками о своих подвигах на материке и бороться друг с другом за твое расположение. Неужели рыбаки и подмастерья — лучшая для тебя компания?

— Я не собираюсь в Мраморный замок! — вспылила Мириэль. — Тебе придется сказать королю, что я заболела и не могу ехать вместе с ним.

— Обмануть короля? — потускнела Айрен.

— Ради нашей дружбы.

— Нет, Мириэль, это просто опасно. Неужели ты не понимаешь?! Там всякое может случиться.

— Как хочешь, — пожала плечами принцесса, выражение лица ее стало жестким. — Но помни, если ты не возьмешь меня с собой, я пойду в Алдарионский лес одна.

Айрен знала, что невозможно было противоречить юной госпоже, пока она сама не одумается, и всегда уступала ей.

Мириэль выехала прогуляться в млеющий от жары сад верхом на своём любимом жеребце Чернолуне. Быстрый, с пепельной гривой, влажными диковатыми глазами, он понимал все, что ему говорили и даже то, что думали. В бездонной выси растекалось горячим янтарем полуденное солнце. Принцесса зажмурила глаза от слепящего света и усмехнулась торжествующе. «Меня может хватить солнечный удар, если я покатаюсь подольше, — подумала она, — и все равно, поверят мне или нет, я буду слишком слаба, чтобы веселиться в Мраморном дворце».

Вернувшись с прогулки, Мириэль почувствовала слабость и головокружение. И если час назад Тар-Палантир видел свою дочь бодрой и совершенно здоровой, то сейчас она стояла перед ним едва живая. Мириэль так старалась изобразить головную боль, что сама поверила в свой недуг. Никто не усомнился в её искренности. Арфест, мечтавший поволочиться за принцессой, огорчился её внезапной болезнью и выразил надежду, что вскоре Мириэль станет легче, и она поедет с ним. Но ближе к вечеру Айрен сообщила, что у госпожи жар, и ей придется мучиться в постели весь праздник. С ликованием наблюдала юная обманщица, как быстрые колесницы уносили короля и прочих вельмож к морю, подальше от неё.

Девушки могли бежать из замка, только взобравшись на крышу: все входы и выходы охраняли стражники. Карабкаться по еле заметным выступам в наступивших сумерках было рискованно, но они знали в замке каждый камешек. Самым опасным участком была отвесная и довольно гладкая стена, по которой они вынуждены были спускаться с помощью веревочной лестницы. Сюда редко кто заглядывал, и вероятность, что лестницу заметят до их возвращения, была небольшой. Они знали, что в каменной ограде есть небольшое отверстие, замаскированное кустами ежевики, и что при желании можно выбраться на четвереньках на ту сторону. Что и было мастерски исполнено. Потом они помчались к Алдарионскому лесу, откуда доносилась громкая музыка, веселые голоса и смех. По дороге девушки завернули в Розовый сад и нарвали цветов. Предусмотрительная Айрен захватила с собой нитки и теперь быстро сплела венки королевне и себе. Она увенчала Мириэль венком из огненно-красных роз и воскликнула:

— Ну вот, теперь ты похожа на деревенскую красавицу!

Мириэль засмеялась, глаза ее возбужденно сияли. Струи черных волос были туго свиты в косу, и алые розы полыхали над юным лицом. Себе Айрен сделала венок из белых роз и сирени.

На Большую поляну, к горящим кострам, они пришли в самый разгар праздника.

— Запомни, — строго сказала Айрен, крепко держа Мириэль за руку, — главное — не потерять друг друга, ну, и голову тоже.

Поначалу сердечко Мириэль замирало от страха, что кто-нибудь узнает ее, но потом она освоилась, и закружилась в стремительном хороводе. Принцесса с удовольствием прыгала через костры, танцевала и пела. После нескольких глотков розового вина, которое раздавали жаждущим крепкие молодцы, восседающие на бочках, она стала игриво отвечать любопытствующим, что её отец король Нуменора, и была страшно довольна тем, что ей никто не верит.

Все цвело и пело теплой весенней ночью. Юниэр и Лафер уже напрыгались на первый раз и теперь стояли в тени, наблюдая за буйно резвящейся вокруг костров молодежью. Воздух был пропитан сиреневым запахом, сиреневыми звездами расцвечено ночное небо.

— Какие красивые люди, Лафер, — негромко говорил Юниэр, — конечно, эльдары ещё прекраснее, но… они, как-то, слишком осторожны и сдержаны. И холодны. Когда я смотрю на эльфийских дев, я чувствую восхищение, но при виде наших красавиц, моё сердце переполняет любовь, и я теряю голову.

— Каждому своё, — ответил Лафер.

— Ты только посмотри! — продолжал Юниэр. — Ну, чем эти люди отличаются от благородных вельмож? Я не смог бы отличить.

— Не одни мы такие умные, Юниэр. Уверен, что на этом празднике немало переодетых отпрысков достойнейших семей Нуменора, — охладил Лафер восторженного друга.

— Не хочешь ли ты сказать, что Мраморный замок пустует!? — развеселился Юниэр.

В самый разгар праздника Айрен, вдруг, резко потянула Мириэль за руку, разорвав хоровод. Когда та взглянула на неё с вопросительным неудовольствием, Айрен прошептала:

— Если я не ошибаюсь, скоро должны зазвонить колокола, а это знак к майскому обручению. Надо будет надеть свой венок на избранника. Поэтому, если мы не хотим остаться на бобах, надо подыскать подходящих и не очень пьяных и позаботиться о том, чтобы нас не опередили.

— Забавно, — усмехнулась Мириэль, — что ты скажешь о тех двоих у сиреневого куста? По-моему, вполне симпатичные?

— Годятся, — согласилась Айрен, — надо подкрасться к ним поближе, но так, чтобы они не заметили.

— Потом сочиним балладу для потомков, — шептала Мириэль, пробираясь между деревьями, — о том как королевна Нуменора охотилась за женихами в Сиреневую ночь.

— Тише, — оборвала её Айрен, еле сдерживая смех. — Женихи сбегут.

Они притаились за большим деревом в двух шагах от своих избранников, и тут раздался мелодичный звон. На поляне засуетились.

— Что это? — спросил Юниэр в изумлении.

— Майское обручение, — догадался Лафер. — Я говорил тебе.

— Как же я забыл!? А мы встали в самую тень, Лафер, — воскликнул встревоженный Юниэр, — нас здесь никто не заметит!

Но он ошибся, к ним уже подскочили две девушки, и венок из красных роз опустился ему на голову. Юниэр увидел, что его «майская невеста» — красавица, каких мало даже в Нуменоре. Любовь, переполнявшая его сердце весь день, нашла, наконец, выход. В это мгновение он забыл и о Лафере, и обо всем на свете. Он быстро скрепил союз нетерпеливым поцелуем и далее уже не выпускал обретенное сокровище.

— Твой выбор сделал меня бесконечно счастливым! — воскликнул Юниэр, восхищенно глядя на Мириэль. Тут она узнала нахала, который бросился под копыта Чернолуна этим утром. О том, что у «майского обручения» может быть продолжение, девушка не подумала и сейчас с недоумением и даже страхом смотрела на неожиданного поклонника.

— Я верю тебе, но…, если ты не умеришь свой пыл, мне придется найти кого-нибудь поскромнее, — сказала она сердито, хотя отметила, что юноша красив и, похоже, искренен. Но и Юниэр узнал её. «Сама королевна выбрала меня, — обрадовался он, — и я ее не отпущу». Он засмеялся, обнял девушку за плечи и повлек к танцующим на поляне парам.

— Все замечательно, лучше просто не бывает. Ты в надежных руках, не бойся ничего, — убеждал он «невесту». И, действительно, крепкие руки подхватили ее, принцесса при всем желании не могла бы вырваться из объятий. Да и неловко было, на них уже с интересом поглядывали зрители. Танцевал Юниэр легко и умело, нежно прижимая красавицу к груди. Не давая девушке посмотреть на Айрен, которая делала ей отчаянные знаки, нашептывая что-то ласковое, Юниэр увлекал принцессу все дальше в сторону от толпы. Айрен, за которой усердно ухаживал Лафер, не смогла помочь госпоже. Случилось то, чего они боялись — их разлучили.

— Я не шучу! — пыталась отбиваться Мириэль.

— Я тоже никогда еще не был таким серьезным! — отвечал ей Юниэр.

Голова Мириэль кружилась от близости, внимания и восхищения избранника, а может и от вина. Она уже не слышала голосов и песен, тем более, не видела ничего вокруг. Земля уносилась из-под ног, но надежные руки бережно обнимали ее. Повсюду был слышен томительный зов весны. Они были молоды и легко поддались таинственному сердечному влечению. Их души встретились. Мириэль не понимала этого, а просто чувствовала, что такого с ней еще не было. И когда юноша касался губами ее горячей щеки, она ощущала не только страх и неловкость, но и наслаждение. И, конечно, она ему отвечала, иначе было невозможно. До сих пор королевна позволяла целовать себя пару раз — Арфесту и Дилэленару — юношам ее круга. Но как это было не похоже на происходящее сейчас! «Ну вот, радуйся, теперь тебя целует вольный «майский жених», впредь не будешь такой любопытной», — думала она, удивляясь, что все еще может думать.

Юниэр оторвался от её губ, и когда она отдышалась, то увидела, что стоят они в лесу, над ними безмерное небо с льющимися потоками звезд, а людские голоса и музыка едва слышны.

— Как тебя зовут? — спросил он, не выпуская её рук. Она ответила неуверенно:

— Ты можешь называть меня Леорой.

— Редкое имя, — усмехнулся Юниэр, — а я Кельвен, сын пастуха, одного из лучших в Нуменоре.

«Есть с чем поздравить», — подумала Мириэль, но промолчала.

— Мне кажется, что я где-то видел тебя, — продолжал Юниэр, — и не только в волшебных снах. Твой образ почему-то связан у меня с замком нашего короля. — Юноша внимательно следил за выражением лица Мириэль. — Твой отец…

— Королевский садовник, — быстро перебила его принцесса.

— О! — Юниэр всем своим видом выразил непомерную радость, — он мой лучший друг. При встрече обязательно скажу, что в его саду вырос редчайший по красоте цветок.

Мириэль посмотрела насмешливо:

— Я не думаю, что это будет открытием для него.

Несколько смущенный Юниэр снова наклонился к ней, но она решительно отстранилась и сказала:

— Пойдем танцевать.

Когда они подходили к Большой поляне, Юниэр спросил:

— А что нам мешает по настоящему обручиться? Ведь нет никаких препятствий?

— Я подумаю, — усмехнулась она, — и спрошу у отца.

— Ну, с ним мы уладим это дело! — весело ответил Юниэр.

«Странно, — подумала Мириэль, — неужели он не узнал меня? А ведь так смотрел.» Девушка поискала Айрен, но среди танцующих ее не было. Зато «жених» не отходил от девушки ни на шаг, но теперь ей это нравилось. Они пили вино из одного кубка, и хмель вливался в разгоряченную кровь. Так что, скоро принцесса кружилась в танце радостно и самозабвенно, окончательно потеряв способность думать.

Через какое-то время послышались возбужденные крики — «Внимание! Внимание!» — танцы прекратились, и все отступили ближе к краю поляны. Какие-то люди с расплывчатыми лицами вещали о чем-то, стоя на бочках, где недавно было вино. По отдельным выкрикам Мириэль догадалась, что выбирают Сиреневую чету. Айрен говорила ей, что Сиреневые короли вступают в брак сразу на празднике в приготовленном для них шатре. Назавтра их имена узнает весь город, а Тар-Палантир обеспечит пару приданым. Вместе со всеми она радостно закричала: «Ура!!!» Но неожиданно Юниэр потянул её за руку.

— Бежим, скорее, бежим отсюда! — говорил он напряженно, выбирая дорогу среди многочисленных пар.

— Но почему? — слабо возражала Мириэль.

— Если тебя обуревает тщеславие, то можешь остаться, — рассердился он.

Тут, наконец-то, Мириэль сообразила, что выбор пал на них, и пустилась бежать едва ли не быстрее самого Юниэра. Толпа, ошеломленная бегством Сиреневых королей, ринулась в погоню. Видимо, находя в этом неожиданное развлечение, люди гнались за ними по пятам. «Что будет, если они нас схватят? Неужели отправят в шатер насильно?» — с ужасом думала Мириэль, не смея оглянуться, но чувствуя топот за спиной. Иногда их пытались обогнать, и тогда приходилось отбиваться от самых назойливых. «Счастья в любви, счастья в любви», — скандировала толпа.

— Спасибо, спасибо, — на бегу отвечала Мириэль.

— К морю их! Гоните их к морю, — раздались голоса.

— Ты умеешь плавать? — спросил Юниэр.

— Да, — ответила она, задыхаясь от бега. Юниэр понял, что их неизбежно теснят к морю, и вспомнил о небольшой лодочной стоянке на берегу, днем они гуляли там вместе с Лафером. У них была возможность добежать туда быстрее преследователей. Мириэль мчалась, ощущая бешеные упругие вихри вокруг. К большому разочарованию Юниэра, когда они, наконец, добежали до известного ему места, толпа отрезала их от этой стоянки. Он тотчас метнулся к утесу. Утром мальчишки прыгали с него в воду, значит, это возможно. Мириэль и опомниться не успела, как ей пришлось нырять в морские глубины за «майским женихом». Когда они вынырнули, Юниэр быстро поплыл к крохотному гроту в утесе — здесь стояла лодка. Он отвязал лодку, помог взобраться в неё Мириэль и налег на весла. Через некоторое время шум толпы стих, а потом исчез совсем, им удалось оторваться от погони. Юниэр и Мириэль облегченно вздохнули и обнялись. Всё же юноша в целях безопасности отгреб подальше от стоянки.

— А почему сын пастуха так резво бежал от почестей? — спросила она насмешливо. — Что ему помешало стать Сиреневым королем?

— Предположение о том, что эти почести завтра обернутся его похоронами, — спокойно ответил Юниэр, и Мириэль взглянула на него с искренним любопытством. Лодка причалила к берегу. Было необычайно тихо, дремотная мгла окутывала все вокруг. Море, насыщенное тонкой светящейся пылью, рассеивало сумрак. Только сейчас Мириэль почувствовала, как она устала, ноги были в ссадинах и болели, а ещё предстоял длинный путь домой. Но не было ни сил, ни желания идти. Когда Юниэр наклонился и поцеловал её, она слабо возразила:

— Не надо, я так устала, а нам ещё возвращаться…

— Зачем? — спросил он. Тепло его рук успокаивало, и он был так красив. О чем думал Юниэр? Его род никак не мог равняться с родом королевны Нуменора, но он доверял своим чувствам. Да и воины не даром прозвали его отчаянным.

— Останемся здесь, — уговаривал он Мириэль голосом тихим, но настойчивым. — Так хорошо, спокойно, море, небо и мы. — Он гладил влажные волосы принцессы и, дрожа, касался мягких губ. Мощный ток струился по жилам, и росло напряжение между ними. Мириэль растеряла все думы о последствиях этой встречи. Мир оказался, вдруг, блаженно пустым. И дальнейшее не зависело от них. Избранные Сиреневой ночью короли не стали противиться своей судьбе…

Быстро летели невозвратимые мгновения. Светало. Юниэр вздохнул и благодарно сжал руку принцессы. Мириэль отстранилась от только что обретенного мужа, и тотчас целый вихрь мыслей пронесся в голове: «С ума я сошла, что ли? Кто он, этот сын пастуха? Вдруг отец что-нибудь узнает и все остальные тоже. Ужас! Домой, немедленно домой!»

— Ты завел меня слишком далеко, — отстраненно сказала она Юниэру. — Если хочешь, оставайся здесь, но я должна идти. — И она направилась к лодке, не вполне уверенно. Юниэр легко вскочил и поспешил за ней. Он был воином, и усталости не чувствовал. Душа его была переполнена нежностью к этой тоненькой девочке со спутанными черными волосами. Но к нежности уже примешивалась горечь, потому что ночь прошла.

Майская чета скоро добралась до лодочной стоянки и оттуда направилась вперед через лес. Некоторое время, пока им не стали встречаться люди, он нес её на руках. Дорога шла всё вверх и вверх, теперь Мириэль поняла, почему они бежали так быстро. Но сейчас она утомилась, и Юниэру приходилось тащить её за руку. От усталости у неё даже капали слезы, но когда Юниэр пытался утешить её лаской, она злилась.

По мере приближения к Большой поляне они шли всё медленнее и прятались за деревьями, если им попадались люди на пути. Они вовсе не желали, чтобы их снова обнаружили. Никто уже не буйствовал, праздник имел вполне мирный вид, слышалось красивое пение. Случайно Юниэр заметил своего друга.

— Лафер! — негромко позвал он. Обрадованный друг подбежал к ним.

— Я думал ты потерялся! — воскликнул он. — Когда я увидел, что тебя выбирают Сиреневым королем, то решил, что нам конец. — И тут Лафер взглянул на спутницу друга и остолбенел. Хотя королевна Нуменора имела весьма потрепанный вид, лицом к лицу она была легко узнаваема. Он растерянно поклонился, не в силах найти нужные слова, Мириэль принужденно улыбнулась.

— Где Айрен? — спросила она, глядя на него вызывающе.

— Мы… разминулись, когда началась погоня за вами, и я больше её не видел, — ответил Лафер, слегка запинаясь.

— Что ж ты, Лафер, зайцев не ловишь? — пожурил его Юниэр.

— Не в пример тебе, — очень тихо ответил Лафер, и они переглянулись.

— Ты согласишься, если мы проводим тебя не до самого дворца? — спросил он Мириэль.

— Да, конечно, — живо ответила принцесса. — Так будет лучше.

Они подошли к дороге, ведущей к главным воротам замка, и тут распрощались. Им хотелось спрятаться в надежном укрытии до того, как настанет день и люди начнут возвращаться домой с праздника.

— Мы еще встретимся с тобой, это неизбежно, — сказал Юниэр, прощаясь с Мириэль.

— Нет! — возразила та. — У меня очень строгий отец. — Она отвернулась и пошла к замку.

— Кажется, эта ночь дала нам больше острых ощущений, чем любая битва, — усмехнулся Лафер.

— Пожалуй, — ответил Юниэр в раздумье. Они уже собирались уходить, как вдруг Лафер дернул друга за руку, и они упали в траву.

— Смотри! — проговорил он. Юниэр взглянул в ту сторону, куда указывал Лафер, и увидел высокого странника в зеленой одежде, благодаря которой он был почти не заметен в лесу. Его волосы отливали золотом, а поступь была невероятно легка.

— Эльдар, — присвистнул Юниэр. — Направляется в сторону замка.

— Какая удача, что мы увидели его сейчас. Скажем Фаразону, что следили за ним от самой Серебряной струи!

— Идёт! Все складывается просто отлично, — Юниэр расплылся в довольной улыбке.

Мириэль не пошла к главным воротам, она свернула с дороги и направилась к Розовому саду. Ей показалось, что кто-то идет следом. Девушка обернулась, но никого не увидела. Однако ощущение присутствия чужого человека не покидало её, и, когда она ещё раз оглянулась, то увидела шагающего невдалеке стройного златовласого мужчину, очень высокого, как ей показалось. Когда их взгляды встретились, её удивило сияние, лившееся из глаз незнакомца. «Наверное, ещё какой-нибудь любитель острых ощущений возвращается с праздника», — подумала она.

В саду было спокойно и тихо, а дыра в изгороди находилась на прежнем месте. С трудом она пролезла внутрь, поднялась и, пошатываясь, подошла к лестнице. Мириэль безнадежно на неё посмотрела, но все-таки собрала всю свою волю и стала карабкаться вверх, обдирая колени и локти. «Еще, ещё немного, — уговаривала она себя, — пропади пропадом эти праздники»! — Тело дрожало от напряжения, одежда взмокла. Всё. Каких-то четыре перекладины оставалось преодолеть, но она не могла лезть дальше. «Уж лучше было пройти через главный вход, чем сейчас упасть и разбиться. И какой бесславный конец!» Принцесса глянула вниз, чтобы определить с какой высоты придется падать, и заметила незнакомца в зеленом плаще. Он изумленно рассматривал диковинную девушку, повисшую на перекладине. «Ну, этому-то что здесь надо?» — рассвирепела Мириэль, но затем, почувствовав прилив сил от стыда или от злости, быстро преодолела последние ступени и даже прошла немного по крыше, больше не оборачиваясь и не задаваясь вопросом, почему кто-то лазает через стены замка ранним утром.

До комнаты её довела Айрен, благополучно вернувшаяся раньше госпожи. Она что-то спрашивала, но Мириэль ничего не слышала. «Потом всё», — еле прошептала принцесса и, как только очутилась у себя, упала на кровать и уснула.

Заговор

На следующий день, как и следовало ожидать, Мириэль проснулась поздно. Большого труда ей стоило подняться с постели — всё тело ныло. Когда она посмотрела в зеркало, то не узнала себя. На неё смотрела бледная особа с распухшими губами и спутанными волосами. Вошедшая в комнату Айрен, поначалу довольно беззаботная, тоже была напугана видом подруги. Тихо, как две заговорщицы, они вспоминали свои похождения на празднике. Принцессе было трудно об этом говорить, кое-что пришлось утаить. Она сто раз прокляла «майского жениха» и даже залилась истерическими слезами. Все воспоминания об удовольствиях, испытанных вчера, рассеялись как туман поутру, осталось оскорбленное самолюбие и негодование по поводу столь не характерной для неё внешности. «Ну почему я не послушалась папу?» — мучилась поздними угрызениями совести Мириэль.

Она ни за что не согласилась бы на просьбу отца спуститься в приемный зал и поприветствовать гостей: Фаразона и Арфеста, — но ей просто необходимо было узнать, что говорят о бегстве королей, избранных Сиреневой ночью. Неизвестность мучила ее, и принцесса надеялась выведать все у Арфеста. «Вдруг в городе всё знают!» — ужасалась она. Был полдень, когда, не переодеваясь в парадное платье — его великолепие невыгодно бы оттенило её внешность — измученная красавица появилась на веранде, где сидели гости. Сначала она не заметила ничего особенного, так как тень виноградных листьев скрывала лица присутствующих, а потом было поздно. Она увидела Юниэра, и сердце ее подпрыгнуло куда-то к горлу, а потом быстро-быстро заколотилось в груди. «Что он здесь делает? Неужели отцу все известно?» — с усилием соображала она.

— Милая кузина, позволь представить тебе моих лучших воинов, — вышел навстречу ей Фаразон. Юниэр и Лафер поклонились ей. Лафер опустил глаза, а Юниэр, как показалось принцессе, дерзко разглядывал ее. В ответ на их приветствие она едва кивнула.

— Хорошо, что ты пришла, дочь моя, — сказал Тар-Палантир, встал с места и оглядел всех строгим взором, — теперь мы приступим к делам серьёзным. — Он сделал знак слуге, и через мгновение тот привел высокого, светлокудрого юношу. Все ахнули. Это был эльф. Юниэр и Лафер перемигнулись. Арфест изумленно поднял брови. Ненависть исказила лицо Фаразона.

«Ещё сюрприз», — подумала Мириэль с досадой, узнав в эльфе вчерашнего незнакомца. Сейчас он скажет: «О! Я хотел спросить, почему вы лезли вчера по лестнице, ведь есть и парадный вход»? И я отвечу: «Этого не может быть, впрочем, чего не сделаешь в бреду. «Эльф улыбнулся, может, он прочитал её мысли. И она улыбнулась в ответ.

— Позвольте представить вам Дориана Скользящего, — обратился к собравшимся Тар-Палантир. — Я ожидал его завтра, но Дориан скор. Радостной неожиданностью для меня был его утренний приход. — Вот уже несколько поколений язык эльфов был запрещен на острове, но Тар-Палантир вновь ввел его в употребление, и звуки эльфийской речи зазвучали музыкой во дворце.

— А что корабли из Валинора всё еще заходят в ваши гавани? — сухо спросил эльфа Фаразон на нуменорском наречии.

— Нет, — покачал головой Дориан, — давно не заходят. — Но я много лет дружу с Верными, а эта земля мной любима, поэтому я не хочу покидать Эленну.

— Ваше время прошло, скоро все вы спасетесь бегством в свой заповедник. Эленна и Средиземье принадлежат людям по праву.

— По какому праву, Фаразон? — нахмурился король. — Раньше наших — возникли в Средиземье великие эльфийские государства.

— А кому была в этом польза? Саурон там сильнее всех и сосет последние соки из тощей земли, и натравливает орков на наших собратьев. Если уж эльфы так благородны и искусны в знаниях, пусть придумали бы, как свергнуть темного царька. Но они трусливо держатся в стороне, дрожа за свои вечные жизни, только мои ребята подставляют грудь стрелам врага, защищая несчастный народ Средиземья…

— Облагая его при этом немалой данью, — заметил Дориан, — люди лишь выбирают из двух зол меньшее.

— Ах, так? Отчего же эльфы не сражаются с Большим Злом так, как считают нужным?

— Великий враг Моргот был свергнут.

— Если б не Эарендил, сын Туора, призвавший на помощь Валаров, черный Моргот уже правил бы нашим миром!

— Но Эарендил был сыном Идрил, эльфийки, — возразил Дориан.

— Довольно! — властно остановил их Тар-Палантир. — Не надо перечислять достоинства наших предков. История гордится ими, но будет ли повод у потомков вспомнить нас? Неужели не замечаете вы, что живете в век алчности, зависти, ненависти? И для меня не секрет, Фаразон, что нуменорцев в Средиземье боятся так же, как уродливых прислужников Саурона. И твоя популярность куплена награбленным золотом, да еще обещаниями обессмертить людей. Валары давно отвернулись от нас, наш век сократился вдвое. То, чего Илуватар не дал нам добровольно, силой не вырвать! Мы с ума сошли от гордыни. Запомни, как только наши бесчинства переполнят чашу терпения Валаров, Нуменор погибнет. Пока не поздно, мы должны образумиться, великим делом загладить ошибки. Объединившись с эльфами, мы объявим войну Саурону и уничтожим его.

— Нет, — ответил Фаразон.

— Отчего же, — удивился Тар-Палантир, — ты не хочешь падения Саурона?

— Мы справимся с этим без эльфов!

— Но вы не делаете этого, Фаразон, — покачал головой Тар-Палантир, — много лет армия воюет с последствиями и не трогает причину. Вы ждете прямого королевского указа? Не думаю, мне кажется, вам выгодно не трогать такого врага как Саурон, ведь исчезни он, под каким благовидным предлогом вы будете собирать дань с народов Средиземья?

Фаразон вскочил:

— Вы хотите ссоры, дядя? Зачем наговариваете на меня и делаете сообщником нашего злейшего врага!?

— Я не хочу ссоры, Фаразон, — устало вздохнул Тар-Палантир, — я просто говорю своё мнение, я хочу, чтобы всё было открыто и ясно, а не исподтишка.

— Так критикуйте меня сколько угодно, когда мы одни, но здесь Мириэль, ваша дочь, здесь мои воины! Зачем вы выставляете меня в невыгодном свете перед ними?

— Слаб тот, кто боится правды, — твердо возразил Тар-Палантир.

— Ну, хорошо же, дядя, — процедил сквозь зубы Фаразон и сел на место, затаив обиду.

Грустно было королю. Все его благие намерения наталкивались на глухую стену непонимания. Видно, пропасть меж людьми и эльфами слишком велика, ему не быть спасителем мира.

— Я, — раздался вдруг голос Юниэра, — ничего против эльфов не имею. В Средиземье мы с ними дружим и помогаем друг другу. Они так много знают и всегда помогают нам.

— Если бы ты жил вечно, — тонко усмехнулся Арфест, — то и знал бы куда больше.

— От вечной жизни можно устать, — возразил Юниэр, — мне по нраву та, что у меня есть.

— Да, — вздохнул король, — уж лучше умереть, чем век за веком наблюдать кровавые распри и то, как всё, что с любовью создавалось в течение долгих лет, рушится за несколько дней. Но не будем падать духом, может быть, нам еще удастся договориться. Завтра я обнародую свои планы, и если люди не потеряли разум, то внемлют призыву. Тебя, Фаразон, я вижу, не убедил? — обратился король к насупившемуся племяннику.

— Нет, отчего же, — возразил Фаразон, — разумом, не сердцем, я вас понимаю, но хотелось бы знать подробнее ваши планы.

— Охотно поделюсь, — согласился Тар-Палантир, — давайте перейдём в мой кабинет, здесь становится слишком жарко, а туда не проникает зной. Там и обсудим все подробно.

Мириэль не хотелось участвовать в политических баталиях, она давно выжидала подходящего момента, чтобы исчезнуть. Принцесса пыталась увлечься серьезным разговором, но мысли ее занимал только Юниэр. Как он был непохож на других! Что-то вольное, бесстрашное, значительное приковывало к нему внимание. Она попросила позволения удалиться к себе.

— Ты разочаровываешь меня, Мириэль! — сказал Тар-Палантир. — Тебе не интересно, что происходит в государстве?

— Государство тебя тоже разочаровывает. И, вообще, я устала от политики. — Капризно пожала плечиками принцесса.

— Что ж, иди, отдыхай, — вздохнул король. Мириэль вышла в зал, там она умыла разгоряченное лицо у фонтана. «Почему папа такой недовольный и усталый, — думала она, — неужели быть королём, значит чахнуть от скорби?» Девушка опустила руку в воду, чтобы погонять мелких рыбок.

— Может моим воинам лучше уйти, король? — спросил Фаразон.

— Нет. Мне по душе твои воины, — возразил Тар-Палантир.

Когда все пошли в королевский кабинет, Юниэр улучил момент и направился к фонтану. Он бесшумно подкрался к принцессе и коснулся губами ее волос. Она вздрогнула.

— Ты? Что тебе надо? — Мириэль была готова заплакать. — Ты относишься ко мне без должного почтения!

Юниэр изумился.

— Я люблю тебя и говорю об этом прямо и открыто. Признайся, твои прежние женихи дарили тебе розы и целовали край платья, боялись приблизиться, выжидали призыва богини. А мне всё равно, принцесса ты или нет, ты нужна мне. Мириэль, праздник продолжается. Сегодня народ веселится, город украшен. Пойдем? Ты не пожалеешь.

Она хотела согласиться: никто и никогда так не трогал ее душу, — но гордость не позволяла признаться в этом даже себе.

— Не возносись так высоко, — нахмурилась Мириэль, — ты был моим женихом в Сиреневую ночь, не надейся на большее!

— Да что тебе делать в замке? — не сдавался Юниэр. — Не упрямься. Или опыта одной Сиреневой ночи тебе достаточно на всю достойную королевскую жизнь?

— Придержи свой острый язык!

— Так что, договорились? Вечером, на площади Сильмарилов?

— Ну что ж, — снизошла королевна, — возможно, я приду. Прощай.

— Ну, вот и чудесно! — глаза Юниэра лучились от счастья. Истерзанное самолюбие принцессы наконец-то получило подарок. Конечно, она никуда не пойдет, пусть высматривает ее на площади сколько душе угодно. Мириэль поспешила в свою комнату, а Юниэр ушел в кабинет Тар-Палантира.

— Представляешь, какой он дерзкий! — рассказывала она Айрен. — На что-то надеется. У меня уши горят, когда я вспоминаю прошлую ночь. Солдат несчастный.

Вечерело. Мириэль пробиралась вперед по узкой улочке, стараясь держаться в тени домов, боялась, что её узнают. Она оделась в простой цветастый сарафан и повязала на голову косынку. То и дело она сталкивалась с прохожими и слышала вслед: «Осторожно!» или «Ловчее разворачивайся, коза!»

На площадь Сильмарилов можно было выйти по центральной улице — королевской аллее, широкой, безлюдной, с рядами белых магнолий по обе стороны — она начиналась прямо от дворца. Но Мириэль выбрала другой путь. Она шла через ремесленные районы, по улице портных. Никогда прежде ей не приходилось бывать здесь. Вывески пестрели птичьими названиями: «Изумленный какаду», «Лебединая песня», «Райское оперение». Найти дорогу было нетрудно: толпы людей потоками стремились в одном направлении. Только однажды она остановилась в недоумении. На перекрестке стоял человек со связкой сиреневых платков, которые почему-то охотно расхватывали. Мириэль полюбопытствовала, зачем они нужны, и узнала, что без них в Зеркальную пещеру не попадешь. Проникнувшись серьезностью возможной утраты, она купила платок себе, а заодно, и Юниэру. Дальше без приключений она добралась до моста «Прыжок Чернолуна». Мост, перекинутый через Лунную Дорожку (небольшую шумную речку), построили недавно из дымчатого кварца и черного мрамора и назвали в честь её скакуна.

Выйдя на площадь, Мириэль остановилась в нерешительности. Площадь представляла собой огромную живую клумбу, которая гудела, как тысяча пчелиных семейств. «Как же тут найти Юниэра?» — растерялась принцесса. Но тут один из пионов отделился от клумбы:

— Боже мой, как ты вырядилась, Мирэ! Еле-еле тебя признал, — рассмеялся Юниэр. — Сними хотя бы это, — и он стащил с головы косынку.

— Если ты будешь непочтителен, я сразу уйду, — предупредила Мириэль.

— Ну, полно дуться! — Юниэр протянул ей букет. — Эти незабудки для тебя!

— А эти редкостные платочки для тебя, — преподнесла Мириэль свой дар.

— Ого, — усмехнулся Юниэр. — Мы уже начали заботиться друг о друге! — у него тоже были платки для них обоих.

Поначалу Мириэль чувствовала себя неловко. Но Юниэр был так нежен и предупредителен. Вскоре она прыскала от смеха, когда он жарко нашептывал ей на ухо какую-то дикую смесь из комплиментов, шуток и веселых импровизаций.

— А ты знаешь, что нас всё ещё ищут? — спросил он вдруг, когда к принцессе вернулось безмятежное настроение.

— Кто? — насторожилась она.

— Понимаешь, — объяснил Юниэр, — Сиреневая ночь — очень древний праздник, и у него есть законы, которые мы нарушили. Выбор четы делают не просто судьи, а колдуны. Эта чета необходима для равновесия на весь последующий год. Мы нарушили это равновесие, поэтому колдуны предвещают ненастья, мор и другие бедствия, вплоть до гибели Нуменора.

— Ты шутишь? — Мириэль сжалась внутри, пытливо вглядываясь в лицо «майского жениха».

— Нет, это серьёзно, — виновато пожал плечами Юниэр. — Я наслушался разговоров.

— Но почему они выбрали нас?! — воскликнула Мириэль.

— А это от них не зависит, они выбирают тех, кто светится. Нормальным людям этого не видно, а тем, кто разбирается в ворожбе, заметно.

— Я тоже вижу, Юниэр, давай уйдем, мы и сейчас светимся!

— Светимся, — согласился Юниэр, — но ты не бойся. Народ нас не ищет, только колдуны.

— Хорошенькое утешение!

— Ты выслушай! Народ колдунов не любит и хочет сам принимать решения. Люди просят не портить им праздник, поэтому они сами выбрали своих Сиреневых королей и сегодня будут их чествовать. Этим зрелищем мы с тобой и насладимся.

— Я не хочу! Это опасно.

— Вперед, милая. Мы будем на острие событий, а это неповторимые ощущения. Не бойся ничего. Ну что? Начнем с карусели?

— Юниэр, — вкрадчиво произнесла Мириэль, — мне хочется, чтобы мы были с тобой только вдвоем, давай уйдем отсюда. — Она выкинула последний козырь, чтобы соблазнить отчаянного друга. Но тут ей стало нехорошо.

— Легковерная, — произнес хриплый голос, — а если я и есть колдун? — лицо Юниэра расплылось и обратилось в темную, злобную маску. А взор из-под маски пронзал ненавистью. — Твой Юниэр уже мертв, лежит с усохшей звездой любви в бескровной ладони.

Мириэль потеряла сознание.

Очнулась она в таверне. Вокруг суетились люди. Она лежала на коленях у Юниэра. Он держал её в объятиях, слегка покачивая. «Милая, чуткая, что ж на тебя так подействовало?» — недоумевал он. Его лицо светилось лаской и любовью. Он напоил её пуншем, и она успокоилась.

С улицы послышался шум, бой барабанов и литавр.

— Что это? — засуетились люди и многие выбежали из таверны.

— Шествие Сиреневых королей, — радостно сообщил кто-то, и тогда уже все, в том числе и Юниэр с принцессой, выскочили на улицу, но из-за толчеи ничего не увидели.

— На крышу, — сообразил Юниэр, и посетители таверны вняли его призыву. Сам хозяин первым вскарабкался наверх, а когда он решил, что зрителей на крыше достаточно, то стал спихивать тех, кто карабкался позже. Потом зрелище приковало его внимание, и он оставил возню. Процессия приближалась. Впереди, на конях, восседала избранная пара, вокруг развевались золотые знамёна. Люди в радостном возбуждении подбегали к королям и осыпали их цветами.

— Этот год принесет нам много золота, — многозначительно произнес хозяин таверны, — посмотрите, сколько желтых тюльпанов, лимонных лилий и золотых нарциссов.

— Этот год принесет нам много крови, — откликнулся надтреснутый старческий голос. Обладатель голоса — тощий сгорбленный старик, удивил Юниэра. «Этот-то как сюда забрался?» — подумал он.

— А ты из этих! — презрительно процедил хозяин, — каркаете и каркаете, никакого от вас проку.

В это время короли были уже у таверны. Разглядеть лица было сложно: на короле была широкополая шляпа, на королеве — фата. Девочка лет тринадцати высыпала из корзинки маки. Они попали на золотой плащ короля и зазмеились по нему, как струйки крови. Королева обернулась на мгновенье.

— А она похожа на меня, — прошептала изумленная Мириэль.

— Вот она! Вот она, — раздался неожиданно пронзительный возглас. Внизу у таверны стояла старуха, клюкой она указывала на Мириэль.

— Королевна! — прошипела она, — спуталась с солдатом, шлюшка.

Мириэль остолбенела.

— Бежим-ка, — прошептал Юниэр, — но она не двигалась. Старик тоже изучал её, потом вдруг кинулся вперёд.

— Держи её, Терлок! — визжала старуха. Старик попытался схватить Мириэль, но Юниэр был на чеку, он оттолкнул колдуна.

— Обожжешься, недоумок, о королевскую плоть! — пригрозил он. Терлок свалился с крыши прямо на старуху.

— Получила, Гарпия! — засмеялся кто-то. Не теряя времени, Юниэр и Мириэль спрыгнули с другого конца крыши и помчались что есть мочи.

— Никуда не убежите! Светитесь, предатели, — кричала им вслед разъяренная Гарпия. Всё произошло так быстро, что никто не успел опомниться.

— Всё как-то по-дурацки в этом году, — вздохнул хозяин таверны, слезая с крыши.

Юниэр буквально втолкнул принцессу в небольшое строение с окнами, напоминающее карету. Мириэль показалось, что неведомый вихрь понес её вперед с запредельной скоростью, вверх, к солнцу, а потом она зажмурила глаза от страха и упала вниз, в глубокую бездну.

— Что это? — спросила она Юниэра, летевшего рядом.

— Карусель, Драконьи горки, — невозмутимо ответил он. — Мы едем в Зеркальные пещеры. — И, правда. Скоро они уже скользили по гладкому полу Зеркальных пещер.

«Странно, — думала принцесса, — столько народу направилось сюда, а мы тут как будто одни». Они медленно передвигались по длинным коридорам, волшебные зеркала завораживали их. Мириэль пристально вгляделась в одно из них и не увидела рядом с собой Юниэра, вместо него её спутником был огромный белый зверь, похожий на гигантского волка. Сама она, в сверкающем серебряном одеянии, поднималась вверх по лестнице к алтарю Эру на вершине Менельтармы. Она показалась себе взрослой и значительной, нереальной, обладающей силой. Отражение усмехнулось, фигура взмахнула жезлом, и неожиданная вспышка ослепила ее, реальную. Потом её взору предстало иное видение: она лежала на камнях, в пустыне, ей было так горько, так нестерпимо больно, как будто она потеряла близкого человека. Серая тень быстро пронеслась мимо, и из её груди вырвался хриплый жалобный крик: «Чернолун!» И эхо повторило душераздирающий вопль: «Чернолууун!» Она лежала как мертвая, лицо посерело. Опять подошел белый волк и лизнул ей руку.

Видения взволновали Мириэль, она не только видела, но и ощущала все. Девушка недоуменно взглянула на запястье, которого только что коснулся шершавым языком неведомый зверь. Последним, что привиделось ей, была огромная сокрушительная волна, которая сомкнулась у неё над головой, но Мириэль не почувствовала, что утонула. «Мы едем домой?» — подумала она.

— Что видел ты, Юни? — спросила Мириэль. Лицо любимого было скорее грустным, чем весёлым, значит, и его видения не были радостными.

— Я уйду в горы, — вздохнул Юниэр, — туда, где только снег и не бывает весны.

Он не договорил. Внезапно они оказались в большом зале, залитом слепящим светом, и Мириэль зажмурилась. Изумленные, они пытались рассмотреть, что впереди, но ничего не было видно.

— Ну, вот мы и встретились, — раздался вкрадчивый голос. — Почему, дочь Тар-Палантира, ты бежала вчера от Сиреневой короны?

— Я подумала, что будет лучше, если её получит более достойная девушка, — резко ответила Мириэль.

— А зачем ты пошла на чужой праздник?

— Это моё дело! Не за короной же, — буркнула королевна.

— Ну а ты, Юниэр Неизвестный, почему убежал?

— Я должен был сидеть в засаде, далеко от праздничной поляны. Но какое ты имеешь право задавать такие вопросы? — раздраженно спросил Юниэр. — Это не честно, ты нас видишь, а мы тебя нет, выходи.

— Мне это ни к чему, — спокойно возразил голос, — я буду вашим незримым приговором. Вы должны умереть!

— Это почему же? — возмутились в два голоса Юниэр и Мириэль.

— Посудите сами, разве может быть две королевские пары? — объяснил колдун. — Вы сбежали, упустили шанс, люди избрали других кумиров, а вас надо убрать, чтобы сохранить равновесие. Ваш союз уже слишком силен, — колдун был неумолим. — Мы вас засыплем песком, вам даже не придется расставаться.

— Не надо его слушать, бежим, Мирэ! — шепнул ей на ухо Юниэр.

Мириэль не заставила себя упрашивать, и они помчались что было мочи по узкому коридору. Свет тут же пропал. Было скользко, девушка упала и на животе, помогая себе руками, въехала в какой-то темный туннель, по которому её стремительно понесло головой вниз.

— Не уйдете! — услышала она вслед. Приземлившись, Мириэль бросилась к выходу. Её остановил стражник:

— Предъявите платок, девушка, — приказал он, — знаю я вас, второй раз захотите зеркала разглядывать. Больше не положено.

— Сейчас, сейчас, — засуетилась она, развязывая узел, — вот, возьмите — век бы не глядела в ваши зеркала.

Наконец её выпустили, и она поспешила затеряться в толпе. «Бежать! Сейчас же во дворец», — лихорадочно соображала она. — Но Юниэр? Где он? Неужели схвачен?» Без него она не могла уйти. «А что, лучше, если и тебя сцапают?» — пригрозил сердцу разум. «Я его подожду», — настояло сердце. Вдруг она услышала знакомый вкрадчивый голос. Из пещеры вышли колдуны, завернутые в черные плащи. «Всё пропало!» — подумала Мириэль, загипнотизированная взглядами троих стариков, которые показались ей на одно лицо. Но тут раздался грубый звук рога, и толпа расступилась. К пещере подъехал гордый всадник, он держал на поводу ещё одного скакуна, в котором она сразу узнала Чернолуна.

— Дорогу вестнику короля! — звонкий, не принимающий возражений голос перекрыл гул толпы. — Садитесь, принцесса, — обратился к ней посыльный. Мириэль видела, как руки старцев поднялись одновременно, и поняла, что они плетут против неё заклинание. «Яро осты», — вдруг слетели с её губ неизвестные слова, которые чудесным образом обожгли колдунам пальцы. Пользуясь их замешательством, Мириэль вскочила на Чернолуна, и конь вынес ее из толпы. Они направились во дворец. На полдороги Мириэль вспомнила, что надо поблагодарить спасителя, но всадник куда-то исчез.

Когда она подъехала к дворцу, сердце ее дрогнуло от тяжелого предчувствия. Казалось, что все люди исчезли, вымерли, так пусто было вокруг. Копыта Чернолуна громко стучали по плитам. Не было и стражников у входа во дворец. «Что случилось? Где все?» — На душе у принцессы было тревожно, она похлопала по шее скакуна, ища поддержки у друга, и тут же всем телом ощутила, что конь тверд и холоден как мертвец. Мириэль спешилась и вбежала во дворец. Было жутко, хотелось поскорее встретить хотя бы одну живую душу и узнать, наконец, что же случилось. Но всюду ее встречала пустота, нигде никого не было. Страх висел над нею. «Они или ушли, или умерли?» — думала Мириэль. Тут она услышала стон, человеческий стон. Она определила, что он доносится из кабинета её отца, и уже через мгновенье открыла тяжелую дверь и вошла. На диване лежал король, весь в белом, и смотрел на нее угасающим взором.

— Отец! — кинулась к нему Мириэль, схватила его руку и прижала к себе. Король слабо улыбнулся.

— Что произошло?! — спросила принцесса, — Где люди?

— Все оставили меня, — вздохнул Тар-Палантир. — А я оставляю тебя.

— Не говори так! — возмутилась Мириэль. — Ты не можешь так поступить. Ты еще полон сил, а я ребенок.

— Но в тебе течет кровь Эарендила, — возразил король, — ты мужественна, у тебя сильный характер, я знаю, что могу оставить на тебя свой народ.

— Прошу тебя, не надо, — всхлипнула Мириэль, — я одна и мне страшно. Не умирай.

— В тебе вся надежда нуменорского народа, моя милая храбрая девочка. Я знаю, какое трудное время грядет. Обратись за помощью к Верным, вместе вы справитесь.

— Глупости, мне ни за что не разобраться в вашей политике. Зачем ты уходишь, когда всё так сложно? Ты же должен меня обучить, выдать замуж… Тебе ещё рано!

— Нет. Мне пора, — грустно взглянул на неё Тар-Палантир. — Твоя мама пришла.

Мириэль обернулась. У окна стояла высокая женщина в длинном платье с водорослями в распущенных волосах. Вся комната наполнилась мягким зеленоватым светом. Женщина с нежностью и состраданием смотрела на Мириэль.

— Ты пришла, Феорена! — воскликнул король, и Мириэль увидела, как Тар-Палантир легко отделился от дивана, как будто он нисколько не весил. Феорена подошла к мужу и подала ему руку.

— Ничто не разлучит нас теперь, — прозвучал её чарующий голос. Она обняла короля, и они медленно пошли к окну.

— А я! — воскликнула Мириэль. — Я хочу с вами.

— Тебе ещё рано, — печально посмотрела на нее Феорена, — сколько тебе предстоит разочарований, потерь, горестей, но всё же больше любви. Не бойся. Я буду помогать, когда будет очень трудно.

Они ушли. А она осталась одна. Впрочем, одна ли?

Находиться в комнате было невозможно, она открыла дверь и побежала. Прочь из дворца! Но ноги были как гири. Лишь усилием воли она могла передвигать ими. Входная дверь была заперта. Сколько она ни прилагала усилий, но не могла открыть её. Липкий ужас разливался по венам. «Что это? Я не могу уйти»? В тронном зале творилось что-то неладное. Всмотревшись, она увидела серые бесформенные пятна, и всем своим существом почувствовала их приближение и ненависть. Кольцо сужалось. «В мою комнату»! — мелькнула мысль, и тут же она побежала наверх, выше и выше, уверенная почему-то, что там спасение. Духи не отставали и дышали ей в спину. «Не уйдешь — шипели они, — потому что наша»! Дверь в её комнату тоже была закрыта. Она в бессилии стучала в неё кулаками. Духи тянули к ней свои бесплотные, серые руки. И вдруг она почувствовала неведомо откуда взявшуюся силу и, обернувшись, грозно сказала: «Шиар!» Голос ее был тверд и уверен, и духи съёжились, их словно отбросило назад к лестнице. Тогда, приложив ладонь к двери, она ласково, но требовательно произнесла: «Мират кунур». Дверь открылась, и её швырнуло вовнутрь. Падая, девушка больно ударилась головой и потеряла сознание.

Когда она очнулась, за окнами уже вечерело. Мириэль лежала рядом с кроватью и с удивлением разглядывала свою комнату, ее поразило, что дверь была заперта. Через некоторое время послышался тихий настойчивый стук в окно. Она встала и, преодолев страх, отдернула штору. За стеклом она увидела … Юниэра.

Без колебаний она стала открывать запоры, пальцы не слушались, но, наконец-то, путь ему был открыт. Юниэр оказался рядом с ней, и Мириэль кинулась ему на шею. «Наконец-то! Ты пришёл!» — шептала она. Вид у Юниэра был ошеломлённым, однако прежде он прижал её к груди, а потом спросил:

— Не могу взять в толк, моя очаровательная принцесса, утром ты не желала меня даже видеть, а сейчас встречаешь, как самая пылкая любовница. Стоит постучать к тебе в окно, и ты — вся нараспашку!

— О, Юни! — воскликнула принцесса. — После того, что мы пережили на площади Сильмарилов, разве могу я вести себя иначе? Как тебе удалось вырваться из лап колдунов?

— О чем ты? — удивился Юниэр. — Что мы с тобой пережили на площади Сильмарилов? Я торчал там один как перст, ждал тебя, но ты же не пришла! Вот я и решил рискнуть и явился к тебе сам.

— Ах! — всплеснула Мириэль руками. — Они лишили тебя памяти. Как горько! Тебя пытали? Скажи, ты меня еще любишь? Об этом ты не забыл?

— Я-то тебя люблю, хотя ты, кажется, сошла с ума. Прошу тебя, не кричи так, тебя слышно во всех закоулках замка.

— Там никого нет, Юниэр, — вздохнула принцесса, — Мы с тобой одни живые во всём замке. Там за дверью только злые, голодные духи.

— Ты озадачиваешь меня сегодня, девочка, — всерьёз задумался Юниэр, — расскажи-ка мне всё по порядку, может, я вспомню что-нибудь.

Выслушав страстный рассказ Мириэль, очень сопереживая ей и осыпая её поцелуями в самые острые моменты, Юниэр вздохнул.

— Ты мне не веришь! — сказала она, испытующе глядя на него.

— Я тебе завидую, — возразил Юниэр, — у тебя была уйма приключений. А теперь слушай. Дворец не пуст, напротив, он переполнен. На завтра назначено обсуждение государственных планов Тар-Палантира, и съехались все министры и полководцы. К Совету через несколько дней подключатся Верные. За ними сегодня поедет эльдар. Пока я лез к тебе, пришлось заглянуть в некоторые окна. Поверь мне, всюду люди едят, пьют, разговаривают, но в основном готовятся ко сну, так как уже поздно. Потом, я был на площади Сильмарилов. Никто о нас с тобой не вспоминает, и уж, конечно, не охотится. Нет в городе и Зеркальных пещер. Правда, новую пару действительно выбрали. А все остальное, в твоём сне… какой-то бред.

— В моём сне? — принцесса понемногу приходила в себя. — Невероятно!

— Конечно! — возразил Юниэр — То, что меня заколдовали какие-то охотники за влюбленными, более вероятно. Так по твоему? И весь город приобрел сиреневые платочки, а ты доехала до дворца на мертвом коне? Никогда ещё не слышал такой занимательной правды!

— Так значит, папа жив? — она глядела на Юниэра сияющими глазами. Они сидели на кровати друг против друга.

— Да, разумеется, — усмехнулся Юниэр, — твой папа жив. А его ленивая дочка полдня почивала, тогда как её несчастный возлюбленный мерил шагами огромную площадь, обманутый и никому не нужный среди равнодушной толпы.

— Никогда ещё я не просыпалась такой счастливой, — улыбнулась Мириэль.

— Правда? — Юниэр приблизил к ней лицо и посмотрел в ее глаза. Ей стало вдруг легко и страшно одновременно.

— Так что же? — Юниэр медленно подбирал слова, — теперь, когда ты знаешь, что мы ничего не испытали вместе на площади Сильмарилов, ты меня прогонишь?

— Нет, — еле выдохнула она.

Кому же под силу описать эти счастливейшие мгновения, когда сталкиваются вместе две горячие юные страсти? Благодаря Юниэру девушка забыла свой страшный сон, шутками он развеял все её сомнения. Они уснули ранним утром утомленные и счастливые.

Но отдохнуть им не пришлось: во дворце начался переполох, по-видимому, случилось что-то неладное. Они выбежали из комнаты. Дворец оглашали стенания и крики. Мириэль схватила за руку служанку:

— Что произошло? — Та испуганно посмотрела на неё, потом опустила глаза:

— Король убит, — тихо сказала она.

— Нет. Этого не может быть, — Мириэль побледнела. Опомнившись, она побежала вниз по ступеням. Все молча расступались, давая ей дорогу. Мириэль вошла в кабинет своего отца.

Тар-Палантир лежал на диване, в груди его зияли темные раны. Неподвижное лицо короля казалось растерянным — смерть застала его врасплох. Кто-то напал на него спящего, когда он, уставший после переговоров, лег отдыхать, как оказалось, в последний раз.

В комнате было много людей, и все молчали. Мириэль не замечала их. Она целовала холодную руку короля и горько плакала. «Папочка, милый мой…, ну как же так. Если б я только поверила в сон, — причитала она. И мысль о том, что она могла бы предупредить этот странный конец, защитить его, забрать в свою комнату, всю ночь сторожить его сон, терзала её, — тогда бы ты остался жив. О, если б ты остался жив!»

Она гладила лоб короля и его бороду, но он не оживал. Он ушел навсегда неизвестной дорогой мертвых, а она осиротела.

В маленькой комнате, смежной с кабинетом, Мириэль сидела в кресле, невидящим взором уставившись в пространство. Ничего нет, всё совершенно безразлично. Она не знала, кто привёл её сюда, что за суета происходит в кабинете. Перед нею расхаживал Фаразон и в чём-то горячо убеждал её, но она не слышала, о чём он говорил.

— Я знаю, как вам больно, принцесса. Ведь для всех нас это тяжелая утрата. Но мы же не можем растерянно медлить над останками нашего благодетеля, мы должны поспешить наказать убийцу! Вы понимаете, о чем я говорю? Это же заговор!

Но Мириэль не понимала. «Это я убила его», — думала она. Однако молчание ее не останавливало Фаразона:

— Дориан убил его, он — эльфийский лазутчик! Негодяй под маской дружбы проник во дворец по велению Верных, но он таил черные замыслы, мерзкая кобра ужалила Тар-Палантира насмерть! Ваш отец, как ребёнок, верил в благие намерения эльдаров, а они хотят только власти! О, принцесса! Вы уже — королева. Если Верные уничтожат вас, им ничего не стоит воцариться в Нуменоре. Нам надо принять меры! Прикажите отправить королевскую армию на разгром Верных.

По апатичному выражению лица Мириэль Фаразон понял, что та не слушает его. Он подождал, достал бумагу и протянул ей: «Вашу королевскую подпись». Мириэль машинально подписала её. И Фаразон, довольно кивнув, вышел.

Через некоторое время, ход которого совершенно перестал занимать Мириэль, в комнату ворвалась разъяренная Айрен.

— Что ты наделала! — закричала она. В другой раз Мириэль удивилась бы состоянию подруги. Всегда спокойная, уравновешенная Айрен была разгневана, но Мириэль не обратила на это внимание.

— Мирэ! — почти кричала Айрен. — Ты сошла с ума! Ты подписала…, ты отправляешь всех на войну. Фаразон разжигает в солдатах злобу против эльфов. Пойми, они здесь ни при чём! Эльфы не умеют делать зла! Я была при прощании короля и Дориана, я сама провожала его. Когда он ушел, король был жив! — Айрен говорила сбивчиво и чуть не плакала, но Мириэль обращала на неё не больше внимания, чем на Фаразона. — Я должна предупредить Верных! Дай мне Чернолуна, иначе уже не успеть.

— Хорошо. Ты можешь взять Чернолуна, — ответила Мириэль безучастно. — Возьми ключ у меня в спальне.

«Что происходит в мире? Почему все вдруг стали так стремительны и чем-то озабочены? Ведь при папе все было так спокойно. Неужели он и правда никогда больше не придет, и некому будет навести порядок», — мысли неслись потоком и не задерживались.

— А ведь так нельзя, моя хорошая! — вдруг услышала она голос Юниэра. Он обнял её за плечи. Ему так хотелось её утешить. Но можно ли утешить, когда утрата так огромна и неожиданна? Он скользнул вниз и сел у её ног, обхватив руками колени. Его прикосновения вывели её из столбняка. Мириэль всхлипнула.

— Ты думаешь, что о нем сожалеешь, — говорил Юниэр, — но ничего дурного в смерти нет. Мы боимся умирать, только потому, что не знаем, как оно там будет. Не хотим порывать со своими любимыми, знакомыми, привычками и пристрастиями. А ведь, может, по ту сторону бытия ему будет лучше. Иначе, какой смысл был давать нам такие короткие жизни? Там, за смертью, нас ждет дар Илуватара. Вспомни свой сон! Ведь король был счастлив, потому что встретился с любимой женой, ушел с ней вместе. Так?

— Да, — кивнула Мириэль.

— Ну вот, и тогда, кого ты жалеешь? Ты жалеешь себя. Ты потеряла любимого человека. На тебя свалился весь груз королевской власти, вся ответственность. Ведь так? Но жалеть себя неблагодарное дело. Согласна?

— Почему же, — зарыдала Мириэль, — я живая, мне больно, и я очень несчастна оттого, что всё так, как есть. Я хочу по-другому! Я не могу вот так, совсем одна.

— Разве ты одна? Я тебя не оставлю, я люблю тебя, наши пути больше не разойдутся. Ты мне доверяешь? — Он ласково гладил её, а Мириэль плакала и плакала. И всё же ей стало легче, когда она высказала всё, что терзало её, и нарыдалась в его надежное плечо.

— Ну вот, ты больше себя не жалеешь? — улыбнулся Юниэр.

— Совсем немного, — вздохнула она.

— Но не настолько, чтобы из-за этого погибли сейчас сотни людей? — допытывался Юниэр.

— Что? — не поняла Мириэль.

— Ты подписала приказ о начале военных действий, — напомнил Юниэр. — Армия выступает в поход, они нападут на Верных и эльфов. А ведь Тар-Палантир считал их союзниками и настоятельно просил свою дочь искать у них поддержки и помощи.

Только сейчас поняла Мириэль, что она натворила.

— Что же делать? — растерянно спросила она.

— Исполнять волю короля, — решительно заявил Юниэр. — И исправлять свои ошибки. Надо остановить эту войну, а это совсем непросто. Фаразон умеет производить нужное впечатление на воинов, солдаты горят ненавистью к «убийцам» короля. Верные очень нуждаются в твоей защите. Только, если ты сама окажешься на поле брани, возможно, удастся спасти положение.

— Ты поедешь со мной? — Мириэль строго поглядела на Юниэра.

— Вот это мне по душе! — воскликнул тот. — Конечно, я помогу тебе. Мы посостязаемся с Фаразоном, у меня тоже много сторонников в армии.

— На Чернолуне ускакала Айрен, она предупредит Верных об опасности, — рассуждала Мириэль. Медлить нельзя. Из-за того, что она так расклеилась, может случиться непоправимое. Отца очень бы расстроил её поступок, но она всё исправит.

— Ты найдешь хороших лошадей?! — почти приказала она.

— Еще бы! — заверил Юниэр. Тогда она наскоро переоделась в дорожное платье, и они выбежали из замка, не обращая ни на кого внимания и ничего не объясняя.

И вот уже два всадника уверенно спешили вперёд, ведь от них зависели судьбы многих людей.

Войско Фаразона, разжигаемое пылкими выступлениями военачальника, столкнулось с Верными раньше, чем предполагалось. Амандил с сыном и десятком своих людей поднимались на вершину Менелтармы, к священному алтарю, почтить Илуватара.

Редко кто посещал это место в последние годы, в народе царствовало религиозное безразличие. Люди обиделись на Илуватара, сочли его несправедливым и нечутким Богом, равнодушным к их жизням. Его стали считать исключительно эльфийским владыкой. Верные продолжали чествовать его, но старались делать это тихо, чтобы не возбуждать ссор.

На обратном пути они встретили Дориана, который доложил им о совещании у Тар-Палантира. Его рассказ обнадёжил Амандила. Он симпатизировал королю и не ожидал никакого подвоха: король был честен и надёжен. Но осторожными быть все же не мешало, врагов у Верных было предостаточно, особенно теперь, когда племянник короля, Фаразон, находился в Нуменоре… Амандил посоветовался с друзьями и решил вернуться в Роменну, чтобы взять с собой больше людей. Подстраховать себя на всякий случай, хотя Тар-Палантир обещал дать им охрану.

Вдруг всадники услышали отдаленные звуки рога.

— Что это? — спросил Элендил, высокий витязь с темно-серыми глазами. — Нуменорцы охотятся?

— Возможно, — пожал плечами его отец, — но лучше поторопиться, чтобы не попасть под их стрелы.

В этот миг на дорогу вылетел черный конь и отдельно от него — не удержавшаяся в седле Айрен. Верные придержали коней и уставились на неё в изумлении. Чернолун проржал что-то высокомерное, что могло значить: «Тоже мне наездница. Дожила до двадцати, а ездить верхом так и не научилась». Он прохаживался рядом, полагая, что свое дело сделал. Первым опомнился Дориан.

— Айрен, — бросился он поднимать её, — что случилось? — Айрен оперлась на его локоть, одарив благодарным взглядом.

— Вы в опасности! — заговорила она, наконец, — и ещё никогда прежде вы не были в такой опасности.

— Чего же мы опасаемся? — усмехнулся Элендил, находивший эту сцену забавной. Айрен тревожно посмотрела на них, но слова ее прозвучали бесстрастно.

— Король убит. Убийцей считают Дориана. Фаразон ведет свою армию на Роменну. Они уже близко, еще немного и будут здесь.

— Тар-Палантир убит? — переспросил пораженный Амандил.

— Вы должны защитить себя, — вздохнула Айрен, — принцесса — ещё ребенок, и она тяжело переживает смерть отца, чем и воспользовался Фаразон.

— Это невозможно! Это несправедливо! — простонал Элендил. — Почему судьба благоволит к таким, как Золотой Паук, а лучшие люди умирают до срока? Нуменор обречен, нет сомнения, Нуменор обречен…

— Прекрати сейчас же! — поморщился Амандил и обратился к Айрен.

— Есть ли надежда, что мы договоримся мирным путем?

— Думаю, что нет.

— Мы должны задержать их, иначе Верным конец, они всех вырежут, — рассудил Амандил.

— Элендил, ты поедешь в Роменну, постарайся убедить их спрятаться. Фиол, поедешь с ним. Мы постараемся задержать Фаразона. Вперед!

— Что?! — попробовал возразить Элендил. — Ты хочешь, чтобы я бросил тебя в такое время?…

— Не медли! Чтоб духу твоего здесь не было, именем Эарендила заклинаю тебя. — Встретившись с непреклонным взором отца, Элендил повиновался.

— Да хранит вас Илуватар! — крикнул он на прощанье.

Уже не только звуки рога, но и топот копыт был слышен. Сотни всадников мчались вперед, ведомые одной целью — отомстить убийцам короля.

Верные переглянулись.

— Серебряная Струя недалеко, попробуем добраться до нее, — предложил Амандил, — тогда она послужит границей, пусть символической. Но может, мы успеем переброситься парой слов. Всё лучше, чем просто вступить в драку.

Все согласились с ним, так как времени для споров не оставалось. Дориан подошел к Чернолуну и ласково потрепал его по шее. Эльфы и животные легко понимают друг друга. Дориан оседлал Чернолуна и помог Айрен взобраться на него.

— Я вижу их! — закричал один из первых всадников. Фаразон и другие остановились. Амандил был прав. Серебряная Струя была небольшой речкой, в три скачка конь мог бы преодолеть её, но психологически она оказалась барьером. Горстка Верных стояла на берегу. Айрен попросила Дориана спешиться и не стоять на виду, рассудив, что его фигура вызовет приступ бешенства на том берегу. Амандил поднял вверх белый плащ, что означало желание переговоров.

— Вот они, — усмехнулся Фаразон. — Ждут своего шпиона. Им не терпится узнать, как он справился с заданием.

— Убийцы! — закричали солдаты.

— Не спешите, — заметил Дил Эленар — я вижу Чернолуна.

— Ты врешь! — Фаразон внимательно всмотрелся в группу на берегу. Он увидел коня принцессы. К немалому неудовольствию он также разглядел Амандила в группе. В дни юности Фаразон был дружен с Амандилом, они вместе делили тяготы походной жизни и выручали друг друга в сражениях. Но потом их пути разошлись. Властитель Андуниэ стал потворствовать элендили, укрывать их в своих владениях от справедливого гнева короля Ар-Гимилзора. Именно тогда, опасаясь бунта, Ар-Гимилзор приказал выселить Верных из Западной гавани. Теперь Роменна стала им пристанищем. Здесь они находились под надзором соглядатаев короля. Приказ не касался Амандила и его семьи, но он по собственной воле покинул Андуниэ и поселился в Роменне, где продолжал оказывать поддержку неугодным королю людям и не желавшим уезжать из Нуменора эльфам. Тогда король отстранил Амандила от должности советника при дворе, и отношения между ними оставались напряженными до самой смерти Ар-Гимилзора.

Тар-Палантир не раз пытался восстановить Амандила в его прежней должности, но столкнулся с сопротивлением других министров. Многие годы в Нуменоре короли и их приближенные разжигали в людях ненависть к эльфам, Валарам и всему, что с ними связано. Эту вековую неприязнь невозможно было изжить в одночасье. Тем более, пока королю противостоял влиятельный и популярный в Нуменоре племянник, внук Ар-Гимилзора, достойный преемник деда. Как он мечтал о троне! Король-миротворец умер, так пусть умрут вместе с ним его благие идеи и напрасные чаяния. Фаразон чувствовал, что он близок к цели. Как гончий пес, вожак стаи, стоял он на берегу Серебряной Струи, готовый к решающему прыжку. За ним нетерпеливо ждала взмыленная, учуявшая добычу стая. Одно его слово, и солдаты растерзают Верных. Но мысль о том, что придется уничтожить Амандила, больно кольнула его. Он медлил. Солдаты ждали.

— Амандил! Очнись, наконец! Почему я вижу тебя среди мятежников? Эльфы задумали свергнуть королевскую династию и захватить власть над Нуменором. Да будет тебе известно, что эльф убил Тар-Палантира. Оставь злоумышленников, и мои люди не тронут тебя. — Фаразон давал бывшему товарищу последний шанс. Но Амандил отверг его без колебаний.

— Это ложь, — сказал он. — Эльдар не убивал Тар-Палантира. Король был дружен с эльфами, у них не было причин его ненавидеть. Мое сердце скорбит о постигшей Нуменор утрате, но напрасно ты ищешь виновников злодеяния среди Верных. Твое обвинение лишено оснований.

— Ты покрываешь преступника, — Фаразон посерел от гнева. — Эльфийская паутина надежно опутала тебе мозги. Ты готов закрыть глаза на очевидное. Пренебрегая своим родом, ты служишь чужому, враждебному племени!

— В моем роду эльфы всегда считались нашими братьями. Они не были и не будут для меня враждебным племенем, — спокойно ответил Амандил на его выпад. — Прислушайся к голосу разума, ты не можешь обвинить эльфа в покушении на короля.

— Я — свидетель! — поддержала его Айрен. — Я провожала эльфа в дорогу. Когда он ушел, Тар-Палантир был жив. Не он убийца.

— Скажи тогда кто? — усмехнулся Фаразон. — Наивная женщина. Почему ты защищаешь эльдара? Чего ты хочешь от него? Бессмертных детей, а?

Солдаты засмеялись.

— Смерть короля должна быть отомщена! — выкрикнул Фаразон, и страшным было его лицо. — Тар-Мириэль признала, что элендили замышляют переворот. У меня в руках приказ, подписанный её рукой, приказ уничтожить Верных. Слышали ли вы все? Что вы медлите?

В Верных полетели стрелы. Одна стрела вонзилась в бедро Дориана, он невольно вздрогнул, и Айрен кинулась к нему.

— Бей их, круши! — кричали солдаты, из-за жажды крови потерявшие разум. Многие кинулись переходить вброд Серебряную Струю. Верные обнажили мечи.

— Стойте! Прекратите! — раздались вдруг повелительные крики. На поляну выскочили всадники. — Именем короля, все назад!

Фаразон обернулся. «Что это еще за новая помеха?» — подумал он и увидел принцессу.

— Принцесса? Почему вы здесь? — изумился Фаразон.

— Потому что я подписала этот указ случайно. Вы составили его без моего ведома, кузен. Я не знала, что написано в этой бумаге, и теперь отменяю приказ. Слышите все?! — солдаты остановились и с любопытством смотрели на неё. — Вы знаете, какое горе постигло меня. Мой отец, ваш король, был бы против этой войны. Я снимаю ответственность за месть убийцам с Фаразона. Убийца еще не найден. Я беру расследование на себя. А Верные и эльфы тут ни при чем.

Искренняя и уверенная речь принцессы тронула солдат. Юниэр и Фаразон, оба ощутили какую-то силу, исходившую от неё. Слушая её, каждый верил, что она знает правду.

«А девчонка выросла», — подумал Фаразон.

— Принцесса, — вкрадчиво заговорил он, — вы обижаете меня, снимая ответственность за месть убийцам, но Тар-Палантир был не только отцом вам, но и мне дядей. Поэтому, мой долг наказать преступников. Вам семнадцать лет, вы еще очень, очень молоды, поверьте опытному воину, который не может ошибаться. Эльфы виновны во всем.

— Эльфы не виноваты, — возразила Мириэль, — два свидетеля видели, как Дориан уходил из замка и прощался с королем. Тар-Палантир поручил Дориану пригласить на Совет Верных и обещал дать им охрану. Зачем Верным убивать короля, который восстановил мир с ними? Если кому-то и выгодно было убить Тар-Палантира, то только не им. Вы собираетесь напасть на город Верных и убить невинных людей. До того, пока убийцу не найдут, не будет никаких действий. Я приказываю вернуться в столицу и объявляю неделю Скорби. Я — королева Нуменора. Повинуйтесь.

Фаразон был взбешен. Как она смеет ему перечить! О эти безумные законы. Он думал, что легко будет руководить ею, но Мириэль, оказывается, очень упряма и, похоже, с молоком матери всосала эту непонятную благосклонность ее родителей к эльфам. И почему это рядом с ней Юниэр? Он его подчиненный и должен быть в войске. Все подразделения, воевавшие в Средиземье, подчинялись Фаразону. Непосредственно королю подчинялась лишь королевская гвардия, которая никогда не покидала Нуменора.

— Юниэр! — возмутился Фаразон. — Как это вдруг случилось, что ты не выступил в поход вместе с армией? Ты нарушил боевой приказ.

— Да, капитан, — согласился Юниэр, сообразивший, что Фаразон решил сорвать весь свой гнев на нём.

— Не придирайтесь к нему, — вступилась Мириэль. — Это я приказала ему следовать за мной.

— А вы не могли приказать ему, королева, — усмехнулся Фаразон, — вам надо ещё изучить нуменорские законы. Воин армии подчиняется только мне. За нарушение приказа я высылаю его на три года в Средиземье без права возвращаться в Нуменор.

— В такое время вы говорите о каких-то мелочах, — волновалась Мириэль.

— Это не мелочи. Если каждый повадится нарушать боевую дисциплину, то армия превратится в хаос, — возразил Фаразон.

— Вы не вышлите его в Средиземье! — упрямо заявила Мириэль.

— Это почему же, Ваше Величество? — усмехнулся Фаразон.

— Потому что он… он — мой муж. И он король Нуменора…

С двух берегов Серебряной Струи все уставились на принцессу в изумлении. Не меньше других был удивлён и неожиданно коронованный Юниэр. Солдаты перешёптывались.

— Поздравляем, Юн! — раздалось несколько голосов.

Фаразон схватился за голову.

— Постойте, но когда вы успели? Вы не обручены!

— Мы обручены, — отрезала Мириэль.

Солдаты в строю шептались всё громче и спорили, указывая на Мириэль и Юниэра.

— Да, да, я говорю тебе, это они!

— Точно, и я теперь вижу. Вот это трюк!

— Когда и где вы обручились? — не отставал Фаразон. Принцесса молчала. Юниэр улыбался.

— Мы обручились, — сказала Мириэль, подъехав к Фаразону ближе, — по древнему закону Матери-земли. И после того, как закончится траур, — вздохнула она, — мы обручимся по нуменорскому закону.

Фаразон ничего не смог возразить. Уже тысячу лет никто из нуменорских королей не обручался по древнему закону, но связи, обретенные таким образом, считались нерушимыми, и все признавали такой брак.

«Девчонка оказалась уж очень шустрой, — в который раз подумал Фаразон. — А Юниэр ослушался моего приказа еще и Сиреневой ночью. Это ему так не пройдет». Он отдал войску приказ возвращаться, и солдаты повернули вспять. Им было, что обсудить по дороге. Что сулило им воцарение избранных? Принесет ли какие-либо перемены в их жизнь священный союз?

Мириэль и Юниэр переправились через Серебряную Струю и переговорили с Верными. Потом они решили сопроводить их в Роменну. В Роменне, как и следовало ожидать, было безлюдно. Все попрятались в страхе от предстоящей расправы. Амандил привел почетную гостью к себе домой. Он, Мириэль и Юниэр долго беседовали, позже к ним присоединился Элендил.

Раненого Дориана сопровождала Айрен. Позже остальных добрались они до его дома — большого светлого шатра, усыпанного серебряными звездами.

— Как красиво! — восхитилась девушка. — Ты живешь здесь … один?

— Да, — ответил он, опираясь на ее руку немного дольше, чем следовало, когда она помогала войти ему внутрь. В шатре было светло и прохладно.

— Ложись и отдыхай, — сказала Айрен, усаживая Дориана на циновку, — а я позабочусь о твоей ране.

— Всё будет в порядке, она заживет, — смущенно улыбнулся Дориан.

— Молчи, я знаю толк в этом деле, — не допустила его возражений Айрен. Она достала из походной сумки нужные травы и стала смешивать зелье. Дориан внимательно следил за сосредоточенными движениями девушки. Он познакомился с ней во дворце несчастного Тар-Палантира. Она подавала ему воду для умывания после долгой дороги. У неё был удивительно нежный, ласкающий взгляд, и этим взглядом она смотрела на него так пристально. Он возражал против её помощи, но она настояла на том, чтобы вымыть ему голову, шею и спину. Это было так непосредственно, что даже несколько смутило его. Он был сдержан от природы, как и все эльфы, и чувствовал себя неловко, когда она взялась массировать ему спину и расчесывать волосы. Ему показалось, что он обидит её, если отвергнет помощь. И вот он сидел, изумлённо глядя на нее в зеркало, и слушал, как она поёт, любовно расчесывая его кудри. Поймав в зеркале его взгляд, она сказала: «Я никогда прежде не видела эльфов так близко. Ты очень красивый».

Когда он уходил, она собрала ему сумку еды в дорогу и вручила едва не насильно: он не смог отказаться. Айрен прижалась на мгновенье к его груди и сказала: «Возвращайся поскорее, пожалуйста». А ведь они не были родственниками. Девушка вызвала в нем гамму доселе неизведанных, непонятных чувств, она его тревожила.

Он задумчиво глядел на неё, припоминая касания её рук. У неё был изумительный, тонкий профиль и светлые волосы. Айрен смело взглянула на него, он встретил ее взгляд и с радостью заметил, как она краснеет.

— Подай мне зара, — попросил он, указав на серебряный графин. Айрен легко поднялась и наклонилась за графином.

«Как она грациозна», — подумал эльф. Он пригубил кубок и воскликнул:

— Да он забродил, его хозяин слишком долго отсутствовал!

— Это не опасно? — встревожилась Айрен.

— Нет, этот напиток не может принести вреда. Теперь ты пей, — предложил он и протянул ей графин. Она послушалась и выпила пенный напиток. Он с удовольствием наблюдал за её движениями.

— Ну, как? — спросил он. И снова она подарила ему этот тревожащий взгляд.

— Голова кружится…, а у тебя?

Он поцеловал ее запястье. Айрен начала разматывать бинты, бережно касаясь эльфа. Когда последний слой оторвался от раны, стало больно, но даже эта боль принесла наслаждение. Тонкими, сильными пальцами Айрен нанесла на рану целительные травы. Дориан закрыл глаза.

Когда Айрен впервые увидела эльфа, сердце ее дрогнуло от счастливого предчувствия, а все остальное потеряло всякое значение. Впервые любовь властвовала над ней. Голова кружилась вовсе не от зара. Она лечила его рану, вдыхая запах его тела, чувствуя мягкость его кожи, любуясь стройным телом. Дориан взглянул на нее и понял, что она полностью поглощена его исцелением, и тут же почувствовал, как через движения её гибких пальцев в него переливается горячая волна энергии. Тут у Айрен все поплыло перед глазами, и она потеряла сознание.

— Айрен, Айрен, что с тобой? — испугался Дориан. — Очнись! Он взял в руки её голову и погладил. Какие мягкие волосы! — Айрен! — шептал он, невольно касаясь губами ее лба. Она открыла глаза:

— Я думала, что умерла…

— Что случилось с тобой?

— Я… я, — его взгляд ободрял её, — я хочу быть твоей женой. — И испугавшись своих слов, она уткнулась лицом ему в грудь. Дориан не отстранился. Её слова не показались абсурдными, он чувствовал, что так и должно быть. Никто, кроме нее, не может быть его женой. Он молчал, задумавшись, — Айрен решила, что перешла грань дозволенного, и разрыдалась.

— Тише, — успокоил он её, — посмотри на меня, — он поцеловал её нежно в заплаканные глаза. — Конечно, да. Я хочу, чтобы ты была моей женой.

Теперь можно было обнимать, ласкать это страстное искреннее создание, потому что она принадлежала ему. Уверенно он распустил её пояс, сознавая своё полное право так поступить. И потом они долго лежали, обнявшись, глядя на голубое небо в круглый просвет в крыше шатра, счастливые оттого, что обрели друг друга.

Айрен отказалась ехать с Мириэль, она попросила позволения остаться у Верных. Мириэль испытала странное чувство: показалось, что часть ее самой отрывается от нее. Айрен всегда была рядом и заботилась о ней. Но ни словом не упрекнула она подругу.

— Будь ей хорошим мужем, — сказала она Дориану.

Тепло простившись с Верными, королевская чета отправилась в обратный путь. Чернолун был рад, что его госпожа снова с ним, но он чувствовал, что Мириэль грустит и, поддавшись её настроению, размеренно и спокойно скакал вперёд. Юниэр и Мириэль почти не разговаривали.

Свадьба

Занималась заря. Обитатели королевского замка ещё спали, а Юниэр уже давно сидел в саду, в беседке. Вокруг было тихо, в последние дни ему так не доставало тишины. Он пришел сюда, чтобы подумать, представить себе, что ждёт его дальше. Днём он не смог бы сосредоточиться в этом круговороте суеты, в котором жил сейчас. Юниэру было грустно: он не хотел быть королём и не представлял себя на троне. И не завидовал тем, кого судьба вознесла высоко. Он предпочел бы жить сам по себе, никому не подчиняясь, никем не управляя. До сих пор он считал себя одним из счастливейших людей в мире: радости встречал с упоением, несчастья быстро забывал, а ненужной суеты избегал. Конечно, самым прекрасным событием в его жизни была встреча с Мириэль. С того самого момента, как он впервые обнял ее Сиреневой ночью, Юниэр понял, что не одинок больше, и что бы ни случилось, он всегда будет стремиться к ней.

Он мечтал о том, чтобы, доверившись ему, она пошла бы за ним в далекие страны, чтобы свободно, как простые путники, они вместе переходили из одного города в другой, останавливались там, где понравится, знакомились бы с людьми, гостили у друзей. Конечно, у них был бы какой-нибудь дом, зимнее пристанище от холода и вьюг. А вообще, сидеть на одном месте скучно, а дороги дарят встречи и делают мир ярче. Юниэру хотелось бы, чтобы Мириэль отреклась от власти. Это же смешно, его Мирэ — королева! Но, наблюдая за ней в эти дни, Юниэр чувствовал, что его желание не сбудется. Мириэль стала вдруг серьезной, ответственной и на диво деятельной: выступала перед людьми, вела переговоры с Верными. Даже Фаразон не мог ей перечить, он как-то стушевался, даже как будто постарел, и потакал ей во всём. Юниэр думал, что Фаразон будет препятствовать его обручению с Мириэль, ведь ни для кого не секрет, что только себя он представляет на Нуменорском троне. Но и этого не случилось.

Да и кто он, собственно, такой? Никто не знает об этом. Он безродный, Фаразон прав, ему некого назвать отцом. Как его запишут в книгу правителей Нуменора? Король без родословной? Юниэр не любил думать, а тем более говорить, о своём происхождении, от таких загадок с ума можно сойти.

Его нашли в Средиземье, у Андуина. Говорят, было и в нём, и в его вещах что-то особенное, необычное. Лицом младенец был светел и чист, не было заметно, что ему пришлось долго путешествовать, а еще он был запеленат в ткань, каких не было ни в Нуменоре, ни в Средиземье. К сверточку не прилагалось ни колец, ни цепочек или каких-нибудь талисманов и объяснительных писем. Ребёнок был красив, и Эреб решил воспитать его вместе со своими сыновьями. Но он никогда не называл его сыном, и Юниэр с малолетства знал, что взят в дом из милости. Эреб был нуменорцем, славным воином, без огрехов в происхождении, и жена его, Любилия, тоже отличалась благородством и добрым характером. У них было три собственных сына и четыре дочери, так что Юниэр вырос в многолюдной семье. Его никто не притеснял и ни в чём не отказывал, но мальчик был чужим. Он вырос в Средиземье, был силён, всегда полон энергии, дерзок, сметлив, но все-таки чем-то отличен от других. Когда ему минуло шестнадцать лет, Эреб отдал его в армию Фаразона. И началась кочевая жизнь…

Фаразон посоветовал ему до того, как окончится траур, навестить в Средиземье Эреба, чтобы тот усыновил его, дал имя, и тогда он и Мириэль обручатся по правилам.

Вчера они обсудили это предложение с Мириэль. Юниэр ожидал, что она возмутится, заплачет, будет убеждать его в том, что она ни дня не может без него прожить. Но она лишь сказала: «Да, пожалуй, так будет лучше, по закону. Только постарайся вернуться поскорее. Если этот Эреб будет упрямиться, обещай ему, что я пожалую его каким-нибудь титулом». Всё это нисколько не нравилось Юниэру.

«Хорошо, я уеду, — думал он. — Тогда она, может, заметит, что все эти дни ей кто-то помогал, всегда был к её услугам, утешал, веселил, любил, наконец. Как она может быть такой эгоисткой?»

Юниэр улыбнулся своим мыслям. «Не стареешь ли ты, дружок?» Но улыбка вышла натянутой. Он всё-таки не хотел быть королём.

Вечером того же дня Юниэр и Мириэль направились в гости к рыбакам. С Гредом и Акулой — двумя братьями, Юниэр познакомил Мириэль несколько дней назад. Он считал, что их молодой задор, радостное настроение и лишенная праздных уловок жизнь пойдут ей на пользу. На самом деле это он отдыхал здесь душою. Роскошь дворцовых залов, люди, скованные рамками этикета, неестественные вопросы, напыщенные разговоры, — от всего этого его мутило. Каким контрастом была эта хижина на самом берегу моря, свежий бриз и копчёная селедка!

Греду было восемнадцать, а Акуле пятнадцать лет. Акулой мальчишку назвали скорее за воображение, чем за личные качества. Он был хвастлив и часто рассказывал небывалые истории о своих подвигах. Но сейчас братьев не было поблизости, и Юниэр решил поговорить с Мириэль о том, что его мучило.

— Ты помнишь, — начал он, — как мы бежали с тобой Сиреневой ночью от угрожавших нам почестей?

— Да, — улыбнулась она, — тогда я так испугалась!

— Ну, нет, ты разделяла общую эйфорию и кричала ура вместе со всеми! — возразил Юниэр.

— Я просто была, как в тумане, — оправдывалась Мириэль, — но, когда опомнилась, то бежала быстрее тебя и даже прыгнула за тобой в холодную воду!

— Как хорошо было тогда, когда они нас не догнали.

— Да, но почему ты вспомнил об этом сейчас?

Юниэр смотрел на неё проникновенно:

— Мы были свободны и счастливы только друг с другом. Я хочу, чтобы мы всегда были свободны. Зачем тебе короноваться? Поедем со мной в Средиземье! Пусть они разбираются здесь, как хотят.

— Ты с ума сошел! — воскликнула Мириэль. — Как я брошу свой народ? Теперь, когда всё стало налаживаться, а люди понемногу прислушиваются к голосу разума, ты предлагаешь мне всё бросить?

— Почему ты думаешь, что голос разума это твой голос? — упрямился Юниэр. — Твой народ сегодня слушает тебя, а завтра он будет слушать кого-нибудь другого. А результат один: внешняя предрасположенность к мирным воззваниям и внутренняя жажда с кем-нибудь поквитаться. Ты ещё узнаешь, что такое предательство. Вообразила из себя спасительницу мира! Мир испорчен в ядре, в начале начал, хоть бейся головой об лед, ничего не добьёшься!

— Не кричи на меня, — Мириэль была изумлена. — Никогда бы не подумала, что у тебя такие мысли. Если все будут такого мнения о людях, то …

— То что? — Юниэр глядел насмешливо.

— Зачем, вообще, было рождаться на свет?

— Чтобы наслаждаться жизнью, влюбляться, смеяться, мало ли зачем?

— Но если нет веры в лучшее, нет мечты, разве не будет тоскливо?

— Тоскливо как раз тогда, когда не замечают, что счастье рядом, здесь и сейчас, а не в туманном будущем. Поверь, это так просто, быть счастливыми, особенно нам с тобой.

— Да, Юни, но мы не можем не думать о других. Как мы будем счастливы, когда другие страдают? У нас есть сила, власть, нам доверяют люди, мы всё можем исправить, сделать то, что не удавалось веками. Мы подружим людей и эльфов, мы сокрушим Саурона, и тогда все люди в Нуменоре и в Средиземье будут счастливы и спокойны.

— Гм, прекрасно, — покачал головой Юниэр, — великолепные планы. Не будем далеко ходить за примером. Ты счастлива со мной?

— Да, Юни.

— И что? Ты спокойна? Нет. Ты кипишь от избытка идей и грандиозных планов.

— Это другое. На свой счёт я спокойна, но хочу, чтобы и другим было хорошо.

— А люди не могут быть абсолютно счастливы. Всегда грызёт человека какая-нибудь забота. Даже наша юная любовь уже требует жертв. Если я хочу быть с тобой, то должен пожертвовать своей свободой и напялить корону. Если ты хочешь быть безраздельно моей, то должна пожертвовать своей мечтой о счастливом человечестве. И иного выхода нет.

Мириэль обняла своего страдающего друга.

— Ну что ты, Юни, милый, всё будет хорошо. Я не заставлю тебя носить корону. Мы с тобой такие умные, решим все государственные вопросы, расщелкаем, как орехи. Ты только доверяй мне, договорились? — Она прижалась к нему, и Юниэр ответил на её объятие, удивляясь, откуда появилось столько уверенности у семнадцатилетней девчонки.

Через неделю корабль с Юниэром на борту отплыл в Средиземье.

Фаразон не был злодеем по природе, но он был горд и властолюбив. Талантливый военачальник, приумноживший королевскую казну в несколько раз, он подчинил Нуменору новые земли, ценил каждого солдата в своём войске, и нуменорцы всегда несли мало потерь в сражениях. «Мир должен принадлежать людям!» — говорил Гимилхад. От него Фаразон унаследовал ненависть к эльфам. При сотворении этого мира произошла ошибка. Когда люди станут бессмертными, как эльфы, будет восстановлена справедливость. Так думал Фаразон, так думали его отец и дед. Бессмертие — подарок, который он вырвет для людей у Валаров — «подарок Фаразона». Когда Тар-Палантир умер, Фаразон знал, — его время пришло. Но теперь у него на пути была капризная кузина.

Он затаился на время и следил за каждым шагом Мириэль, улыбаясь ей и считая её ошибки. Первой ошибкой Мириэль было то, что она так и не нашла убийцу короля. Второй — ее явная благосклонность к эльфам. Фаразон тщательно обдумывал, как избавиться от неожиданной соперницы. Труднее всего было бросить тень на «священный союз». Фаразон знал, что Мириэль обручилась с Юниэром Сиреневой ночью, и то, что они были избраны. Но он знал так же и то, что они сбежали от почестей, по понятным причинам. Значит, решил Фаразон: их брак недействителен. Ему оставалось убедить в этом других. А, чтобы проще было это сделать, кузину следовало устранить.

— Скажи мне, Эльсия, он убьет меня? — Мириэль обратилась к белокурой девушке, которая приносила ей еду.

Три дня Фаразон держал её в заточении, в комнате с маленьким зарешеченным окном высоко под потолком. Эльсия была ее единственной связью с внешним миром. Она охотно отвечала на все её вопросы, но совсем не то, что хотелось бы слышать Мириэль. Эльсия была любовницей Фаразона, преданной ему душой и сердцем, и потому Мириэль боялась, что она отравит ее или пронзит кинжалом.

— Я не думаю. Ты единственная законная наследница Нуменора, и должна сидеть на троне.

— Вряд ли Фаразон хочет, чтобы я сидела на троне, — усмехнулась Мириэль… — А что мой народ? — спросила она затем.

— Твоему народу объявлено, что у тебя нервное расстройство, — невозмутимо отвечала Эльсия.

— Может, Юниэр вызволит меня отсюда, — вздохнула Мириэль.

— Любой, кто увидит Юниэра в Нуменоре, вырвет ему сердце, — торжествующе заявила Эльсия.

— Неправда! Юниэра все любят. И он мой муж.

— Он — эльфийский выродок.

— Что?

— Юниэр — эльф.

— Ты что, бредишь? Что ты такое говоришь?

— Он — эльф и… убийца твоего отца.

Эльсия ушла, оставив Мириэль в тяжких раздумьях.

Так вот до чего додумался Фаразон. А она-то уверовала, что все её любят и с удовольствием слушают. Нельзя было отпускать от себя Юни. Что будет с ним теперь? Что станет с нею? Одна мысль давно уже мучила её. Она старалась ее подавить, но напрасно. Только теперь она позволила ей вырваться наружу: это он — Фаразон, сжигаемый ненавистью и властолюбием, убил ее отца. Боль, горечь и стыд душили ее.

Нуменорцы не могли прийти в себя от событий и новостей, сыпавшихся на них в последнее время: смерть короля, пылкие речи юной принцессы, её помолвка с солдатом. А теперь их кумир, славный Фаразон, все представил в другом свете. Он несколько раз выступил перед армией и нуменорцами. Его версия казалась невероятной, но в ней всё было логично, и понемногу люди начинали ей верить.

Фаразоном была предана гласности история происхождения Юниэра. Кроме того, он нашёл древнего старца, который поведал о Лауриэнне, прекрасной земле эльфов, и о светлоликой Амре. Сын ее пропал в младенчестве, и Фаразон ловко соединил его рассказ с историей Эреба, который взял на воспитание младенца, невесть откуда взявшегося.

Однополчане Юниэра были поражены, не все, конечно, поверили, что Юниэр — эльф. Но многие вспомнили, что и раньше замечали его странности и непохожесть на других людей. Теперь становилось понятно, что Юниэр был одним из основных участников государственного переворота, который стремились осуществить эльфы. Юниэр и Мириэль встретились Сиреневой ночью. Почему принцесса вопреки воле отца отправилась на праздник? Её подговорила её подруга Айрен. Она же и подтолкнула Мириэль к выбору майского жениха. Используя эльфийскую магию, Юниэр подчинил себе принцессу.

— Как и все вы, — убеждал Фаразон, — я доверял Юниэру, и даже предположить не мог, что он так опасен. Я ждал подвоха от эльфов, знал, что они послали в город шпиона. Я так заблуждался, что приказал именно Юниэру встретить этого шпиона и убить, вот уж он посмеялся надо мной всласть. Он лучше всех знал, когда и откуда придет его сообщник, и, нарушив мой приказ, не пошел к порогам Серебряной Струи. Он знал, что эльф уже приближается к городу, а его отсутствие на посту никто не заметит. Той же ночью друзья встретились и обсудили планы.

Фаразон также обговорил детали с советом, выбиравшим Сиреневых Королей. В конце концов, те признали, что поддались эльфийской магии и сделали ошибочный выбор. Отказ короноваться и бегство избранной пары издревле считается дурной приметой и предвещает неудачный год.

— Юниэр бежал тогда потому, что боялся ссылки за нарушение приказа, ведь это помешало бы ему привести весь план в действие, — говорил Фаразон. — Но то, что вы услышите дальше, взбунтует вашу кровь. На следующий день у Тар-Палантира мы все: я, Арфест, Юниэр и Лафер — встретились с Дорианом, тем самым эльфийским шпионом, с лучезарной улыбкой на лице и клинком за пазухой. Наш добрый король, всю жизнь мечтавший о мире, возносил эльфов до небес своими похвалами, а Юниэр и Дориан радостно ему поддакивали. Принцесса уже была в сетях у Юниэра, но Тар-Палантир этого не заметил. Я был резок на этом собрании и прямо высказал своё недоверие и эльфам, и Верным. Тар-Палантир не понимал, что эльфам не нужен союз с людьми. Подумайте сами, зачем мы эльфам? Они предпочитают нас Саурону и оркам в качестве союзников и ищут нашей помощи, когда их жизнь в опасности. Эльфам нужно полновластье, чтобы восстановить своё прошлое могущество, свои великие государства.

На том же малом совете было решено, что Дориан приведет Верных на решающий совет. Дориан ушёл до того, как король был убит. Я ошибался тогда, сказав вам, что он убийца, потому что был ослеплён горем. Дориана видели уходящим стражники дворца, его проводила Айрен. После этого она вернулась в кабинет короля, чтобы выслушать его последние распоряжения. Была уже глубокая ночь, и король отпустил её, сказав, что он ложится спать. Всё это вам говорила сама Айрен, не сказала только, что ключ от кабинета Палантира она дала… Юниэру. Да, убил короля не Дориан, а Юниэр. И после этого убийца пошел к принцессе.

— Юниэр не мог этого сделать, — возразили Фаразону солдаты. Тогда он отдал им завернутый в платок и перепачканный грязью и кровью кинжал.

— Это нашли в Розовом саду, случайно. Дворовая собака рычала, пытаясь его откопать, — объяснил Фаразон. И солдаты узнали кинжал Юниэра. Они не хотели в это верить, Юниэра многие любили. Пытались вспомнить, видели ли они его перед отъездом, доставал ли он этот нож, которым часто пользовался в походах. Но никто не мог вспомнить, потому что Юниэр потерял свой кинжал, когда наудачу пробирался к окну спальни принцессы.

— Прежде чем огорчить вас, я сообщил итоги своих расследований Мириэль, — продолжал Фаразон, — я знал, что ей будет больно, но посчитал это своим долгом. Принцесса пережила всё ещё хуже, чем я ожидал. Она тяжело больна, плачет и практически невменяема. Надеюсь, что наши лекари ей помогут. Она сказала однажды, что снимает с меня ответственность за месть убийцам. Скажите же вы мне, считаете ли вы это разумным сейчас?

Через несколько дней почти весь народ Нуменора был на стороне Фаразона. Министры, посовещавшись, решили, что куда разумнее сделать королём опытного и полного энергии Фаразона, чем семнадцатилетнюю принцессу, которой так не повезло с самого начала. Король должен быть удачливым. Конечно, по закону Мириэль должна быть королевой, но вряд ли она сможет справиться с такой ответственностью.

Фаразон обещал народу Нуменора быть решительным в борьбе против эльфов, Саурона и прочих, в борьбе за благополучие людей.

— У нас будет всё: земли, деньги и бессмертие! — говорил он, и народ верил ему, но многие приближенные и простые люди спрашивали: не улучшается ли здоровье принцессы и когда можно будет ее увидеть? Эльсия же подстрекала его:

— Пока принцесса жива, у тебя не будет полной власти, надо либо уничтожить её, либо лишить разума, чтобы другим было заметно, что она безумна. Иначе она перегрызёт тебе глотку. Ты должен что-то предпринять.

— Да, я должен что-то сделать, — думал Фаразон, — лучше, конечно, избавиться от неё, — идея держать сумасшедшую женщину в доме не прельщала Фаразона. Она будет постоянным укором ему. Если ее убить, то ей даже лучше: меньше будет мучиться. А народу по случаю её похорон раздать побольше золотых монет и подарков, чтобы утешились. Прежде, чем Фаразон придумал способ, которым проще обезвредить принцессу, он предусмотрительно отправил в Средиземье солдат с приказом арестовать Юниэра.

Улыбаясь блаженно, Фаразон прогуливался по замку. Скоро всё это будет принадлежать только ему.

«Надо всё перестроить по-своему, — думал он, — а то как-то неуютно, слишком тихо и мало блеска».

Все эти дни он ночевал дома, ему казалось, что дух Тар-Палантира все ещё витает в замке. Как обычно, он вернулся домой поздно, но спать ему не хотелось, он был слишком взволнован. Поэтому он прошёл в свой любимый каминный зал. Летом камин не топили, но слуги, знавшие привычки хозяина, всегда украшали его и освещали множеством свечей. Фаразону принесли горячий ужин и любимое вино. Довольный Фаразон плеснул вина в золотой кубок.

— Привет, — услышал он голос за спиной. Фаразон обернулся. На диване, как ни в чем не бывало, сидел человек, завернутый в черный плащ. Это был не дух, но Фаразон вздрогнул, он побаивался и потому терпеть не мог старикашку Терлока.

— Что случилось опять? — поморщился Фаразон, не отвечая на приветствие.

— А зачем я всегда к тебе прихожу? — осклабился старик.

— Я уже дал тебе денег, зачем тебе еще?

— Это очень плохо — быть жадным королем, — в голосе Терлока прозвучала угроза.

«Я должен был это предвидеть», — подумал Фаразон. По его приказу Терлок убил Тар-Палантира, и теперь он будет шантажировать его всю жизнь. Или до тех пор, пока он не окрепнет на своем долгожданном посту. Особенно сейчас нужно быть осторожным со стариком. Не плохо было бы уничтожить его, но Терлок — колдун, Фаразон его опасался. Может быть, сейчас он читает его мысли. Лучше использовать его себе во благо.

— Хорошо, — сказал он, наконец, — я дам тебе денег.

Когда Терлок ушел, Фаразон подумал, что в целях укрепления власти он должен жениться на Мириэль. Тогда он сделается законным королем Нуменора, и никто не посмеет оспаривать его права на трон.

Кузина вряд ли захочет стать его женой, но иного выхода у неё нет.

В последующие дни Фаразон сражался с взбешёнными женщинами. Сначала Эльсия чуть не задушила его, когда он сообщил ей об изменении в их планах. Больших трудов стоило втолковать ей, как это необходимо ему, чтобы сделаться законным королём.

— Потом, когда люди ко мне привыкнут, когда я обрету великое могущество, которым никогда не обладал ни один король Нуменора, мы решим что делать с Мириэль. Но сейчас она мне нужна.

Мириэль встретила его воплями: «Убийца! Убийца!». Пришлось заткнуть ей рот и связать руки за спиной. Он прямо сказал ей, что-либо она выйдет за него замуж, либо умрёт. По её знакам и хрипам было понятно, что она скорее предпочтет смерть. Он каждый день приходил и убеждал её, это было удобно, потому что она не могла ничего возразить. Он не переставал твердить о том, как любил и уважал её отца, и что держит её здесь лишь затем, чтобы она не завела страну в бездну, так как управлять людьми она не в состоянии. И ещё он поносил эльфов и говорил, что Юниэр её околдовал. Ничего не помогало. Синие глаза принцессы сужались в лезвия ненависти, она бы перерезала ему глотку, если бы могла сделать это взглядом.

— Завтра ты мне скажешь своё последнее слово, — веско сказал Фаразон, — и я очень надеюсь, что это будет «да». Иначе завтра же я тебя уничтожу. — И он ушёл.

Она злобно расшвыряла мебель в своей клетушке, потом поутихла, прижалась лбом к холодной стене и задумалась. «Пусть я умру, но никогда не получит этот человек того, чего хочет! Как, интересно, он объяснит моему народу, что со мной случилось? Почему никто до сих пор не пришел мне на помощь?! Неужели у меня нет друзей? Никому не интересно где я, никто не хочет проверить, как я себя чувствую! Умру, и все забудут. Мертвая принцесса никому не нужна. И у меня нет выбора! Никакого выхода. Он меня, видите ли, уничтожит»!

Её приводило в ярость то, что она зависит от расположения этого злодея, вознамерившегося на ней жениться. «Интересно, насколько для него это важно? Почему ему необходимо со мной считаться? Я должна выжить, — подумала она вдруг. — Если я умру, то он победит. Конечно, это омерзительно, невозможно, позорно выходить за него замуж, и я никогда не смогу объяснить своего поступка Юниэру, но иначе нельзя, нельзя даже вырваться из этой комнаты и рассказать людям о его происках, предупредить Юниэра об опасности…. И просто хочется жить».

Назавтра Мириэль сказала Фаразону «да». Он не выразил бурного восторга, но подумал, что хорошо запугал её, и камень свалился с души. В тот же день пришли швеи снимать с неё мерки для свадебного платья.

Толстенький хоббит Пум Сундук проснулся, как обычно, рано. Сегодня среда, значит, прибыльный день. По средам в Пеларгир приплывали нуменорские корабли. Таверна «Большая Пирушка» была очень популярна в Пеларгире. Только здесь нуменорцы могли увидеть мохнатых, жизнерадостных хоббитов. Ведь, как известно, хоббиты предпочитают общество себе подобных, людей они считают слишком шумными, а эльфов не от мира сего. Поэтому и живут в своих деревнях, подальше, поглубже, в лесах, вдали от дорог.

Но Пум Сундук всегда хотел стать богатым хоббитом, а у себя в деревне Грибной Рай, он был, скажем так, среднего достатка, поэтому он и перебрался в Пеларгир. Все его друзья и знакомые, конечно, фыркали и предсказывали, что он потеряет и то, что имеет. Но Пум Сундук был упрям, продал всё, что имел тем же самым, ругающим его хоббитам, и отправился к морю. С ним согласился идти только его молодой племянник Бошка. Когда два отважных хоббита впервые шагнули на улицы Пеларгира, они едва не оглохли. Громко хохочущие Громадины топтали дощатые пристани, швартующиеся корабли скрипели обшивкой, в урочное время бил колокол, возвещавший то начинающийся рабочий день, то прибытие судна, то перерыв на обед. Трудно было привыкнуть к этому, в их родной деревне колокол тревожили лишь в случае пожара, войны или подобного бедствия, которое редко случается, особенно в краю, где обычно живут хоббиты. Ещё Пум Сундук и Бошка чувствовали себя просто карликами. Чтобы посмотреть в лицо Громадинам, им приходилось высоко задирать головы, но они не расстраивались.

Пум Сундук смело отправился к градоправителю и объявил о своём желании открыть в Пеларгире таверну. Поначалу, при виде хоббита градоправитель едва не поперхнулся, но он внимательно выслушал проекты пришельца неизвестной породы. После того, как Пум красочно расписал все достоинства своей будущей таверны, он высыпал перед градоправителем кучку золотых монет, весьма довольный собой. Эта была сумма, не достаточная для осуществления его плана, но градоправитель, как человек с юмором, заинтересовался маленьким хоббитом и помог ему в смелых начинаниях. И только потом вежливо расспросил Пума о том, откуда берутся такие, как он, деловые невысоклики.

Таверна «Большая Пирушка» выросла в центре кипучей портовой жизни Пеларгира и приносила хорошую прибыль. Люди приходили поглядеть на невысокликов, а хоббиты лучше узнавали людей. Понемногу Пум Сундук и Бошка привыкли к новой среде и быстрому темпу жизни в Гавани. Их прежняя жизнь в Грибном рае казалась им скучноватой и лишенной колорита. Пум Сундук разбогател, и тогда в городе появились его друзья и родственники. Они услышали о том, как он преуспевает, но сами пока не решались открыть своё дело. Однако в гости к нему заходили частенько и подолгу сидели в таверне (он уже немного жалел, что сделал слишком большую скидку на цены для «своих»), наблюдая нравы Громадин и потом обсуждая друг с другом их поведение…

— Пу-ум, Пу-ум, — донесся вдруг до хоббита душераздирающий стон. Пум в это время протирал стаканы. Вообще, это была работа Бошки, но ранним утром клиентов не было, и нужно же было чем-то заниматься. Хоббиты не любят бездельничать.

— Пу-ум, что это было? — дрожащим голосом спросил его спустившийся с лестницы сутулый хоббит. К его лицу надо было привыкнуть, поначалу казалось, что он попробовал уксуса, и его перекосило: длинный унылый нос, рот, словно сползший вправо, брови шалашиком и тоскующие глаза, опушенные длинными ресницами, — весь его вид вызывал глубокое сострадание. А уж если он начинал говорить, то хотелось поскорее сбежать, чтобы только его не слышать. Это был Буги Нытик, брат жены кузена отца Пума. Он приехал только вчера, но Пуму казалось, что он торчит здесь уже год.

— Что это было?! — повторил Буги раздраженно.

— Что именно? — поинтересовался Пум.

— Ну, это вытьё в соседней со мной комнате? Ты разве не слышал?

— Нет, — покачал головой Пум, и тут же на него обрушилось недовольство родственника.

— Очень пыльно, я тут задыхаюсь. Кровать скрипит, подушка неудобная, мне кажется, что я спал на бревне, шея онемела. Я знал, что всё так и будет, прихватил из дома змеиную мазь. Потом, что это за картина прямо над кроватью? Она, наверное, тонну весит, несколько раз просыпался, думал вот-вот свалится, — приплюснет, буду как черепаха. И с утра пораньше эта вешалка, безголосый осёл завёлся: «Едва дождался я рассвета, чтобы бежать к тебе, Иветта!»

— А, это Эрвин, — невольно засмеялся Пум, — он недавно помолвлен, сердце поёт.

— Уж лучше б оно молчало, — пробурчал Буги. — Нашёл чему радоваться, дурак. Уж эта Иветта ему косточки пересчитает, всю кровь профильтрует.

— Зачем ты так? — удивился Пум. — Я знаю Иветту, премилое создание, невинное дитя.

— Знаем, — махнул рукой Буги, — все они поначалу премилые.

Буги исполнился тридцать один год, но на вид ему можно было дать и все сорок. Уже много лет родственники безуспешно пытались его женить, так как все были уверены, что семейная жизнь смягчит ему сердце. Но с одной стороны было мало желающих искать своё счастье именно с Буги, а с другой — Буги яростно сопротивлялся всем попыткам связать его брачными узами.

— Знаешь что? Дай-ка мне стакан горячего молока с мёдом, — попросил Буги, — смесь-то конечно отвратительная, но у меня болит горло, подхватил-таки какую-то заразу.

— Не дай бог он действительно заболеет, — думал Пум, — тогда таверна будет сотрясаться от его воплей и жалоб, и все клиенты разбегутся.

Он подогрел ему молока и не пожалел две большие ложки вкусно пахнущего меда. Буги сел за столик у окна и прихлёбывал напиток, держась за стакан обеими руками.

— Духи там раньше были, что ли? — бормотал он. — Словно жасмин жуёшь.

Пум услышал стук копыт во дворе и радостные приветствия Бошки. «Кто-то приехал», — подумал Пум. Тут дверь распахнулась, и в таверну вбежал Юниэр.

— Здорово, дружище! — заорал он и подхватил хоббита под руки. Повертев им в воздухе, он поставил его на место. Пум сиял от восторга. Из всех Громадин, эта была его любимая. Он восхищался Юниэром. «Человек что надо»! — говорил он. Юниэр заметил Буги, медитирующего над стаканом молока.

— Привет, друг! — сказал он, хотя видел его впервые, — как жизнь?

— Хуже не бывает, — с наслаждением повторил Буги свой любимый ответ на этот дурацкий вопрос, но руку, протянутую Юниэром, пожал, ему польстило, что Громадина его заметила.

Юниэр был в таверне «Большая Пирушка» две недели назад, перед тем как ехать к Эребу. Они проговорили с Пумом всю ночь. Пум радовался за друга и убеждал его согласиться стать королём. Он, Пум, гордился бы таким правителем, как Юниэр, и с радостью ему подчинялся. Теперь Пуму не терпелось узнать, как приняла Юниэра семья Эреба, и как дальше будут развиваться события. Но сначала он накормил и напоил друга и только потом стал расспрашивать.

— Ну, что Эреб? — Пум сидел, подперев щеки коричневыми кулачками, наблюдая, как Юниэр вытирает рот салфеткой. Юниэр рассмеялся, потому что пухлый хоббит весь искрился от любопытства.

— Эреб отказался! Представляешь? — Юниэр внимательно следил за тем, как ротик Пума округлился в букву «О».

— Ты меня разыгрываешь? — обиделся Пум.

— Нет. Эреб, правда, отказался. Железный старик. Он мне сказал: «Я тебя очень уважаю. Ты стоящий юноша, но усыновлю я тебя только, если королева Нуменора мне прикажет».

— Что ему жалко, что ли? — всплеснул ручками хоббит. — Такой замечательный парень, любой бы гордился таким сыном. Не понимаю. Я бы тебя с удовольствием усыновил.

— Спасибо, дружище! — Юниэр улыбался. — Ты просто прелесть. Давай, я тебя буду звать теперь папа Пум.

— Шутишь, а я серьезно говорю, — покачал головой Пум, — только прекрасная принцесса вряд ли захочет выходить замуж за хоббита.

— А куда ей деваться? Она мне поклялась. Даже, если я окажусь хоббитом, поздно менять решения. Хоббит Юниэр, — с удовольствием сказал он, — как звучит, а?

— По-дурацки, конечно, — вставил своё слово Буги, — глупее не придумаешь. Сравнили слона с обезьяной.

Юниэр прыснул:

— Первый раз вижу такого э… сердитого хоббита.

— Это Буги, — вздохнул Пум, — с ним ничего нельзя поделать. Скрипит целыми днями.

— Если не нравится, я могу и уйти, — нахмурился Буги.

— Нет, нет, ни в коем случае, — запротестовал Юниэр. — Мне кажется, ты очень хороший парень, Буги.

— Да уж, бывают и похуже, — нехотя согласился польщённый Буги.

— Так вот, — продолжал Юниэр свою историю. — Я теперь не знаю, что мне говорить моей Мирэ?

— Кто такая эта Мирэ? — поморщился Буги.

— О! — воскликнул Юниэр. — Это моя невеста.

— А точнее? — прищурился Буги.

— Точнее, Мириэль — это дочь Тар-Палантира, королева Нуменора.

Буги задумался:

— Так ты хочешь стать королем с ее помощью? — предположил он, наконец.

— Вовсе нет! — возмутился Юниэр. — Просто, я её очень люблю.

— Ты такой прозаичный, Буги, — вставил Пум, — Юниэр рассказывал мне, как её встретил. На празднике, представляешь, Сиреневой ночью: костры, фейерверки и она — чудесная фея в венке из красных роз…

— Не продолжай, мне уже дурно, — запротестовал Буги, — ты бы заранее предупредил, что у тебя тут не таверна, а притон для помешавшихся влюблённых, я бы в другом месте поселился.

— Ты не прав, Буги, — улыбнулся Юниэр, — Мириэль действительно стоящая девушка и любит меня всей душой.

— Может быть, может быть, — пожал плечами Буги, — но мне даже не жалко таких простаков, как ты, все вы сами нарываетесь.

Зазвонили колокола. Буги заткнул уши. Нуменорские корабли подошли к причалу. Юниэр посмотрел в окно:

— Интересно, какие новости оттуда?

— Уже приехали! — воскликнул Пум. — Совсем я с вами заговорился. Они же первым делом попросят поросёнка. — И Пум скоренько побежал в кухню. Оказалось, что Бошка уже вовсю готовит жаркое.

— Что ж я порядков не знаю? — усмехнулся он. Хозяин вздохнул с облегчением.

В таверну ввалилась целая ватага веселых матросов.

— Эй, Пум, привет, старина! Чем ты угощаешь нас сегодня? Только не рыбой! Скорее неси пива! Да чтоб холодное было. Когда ты уже женишься, Пум? — интересовались некоторые. — В твоей таверне не хватает мадам Пум!

— Привет, ребята, — встал им навстречу Юниэр, — есть ли какие-нибудь новости из Нуменора?

— А то, как же! Королевна Мириэль вышла замуж, — выпалил один из прибывших.

— Да! Да! — подхватили все. — Теперь всё, как и должно быть у людей, есть у Нуменора и король, и королева.

— Ч-то? — Юниэр побледнел. — Этого не может быть…

— Как же не может быть! — засмеялись матросы. — Мы все гуляли на свадьбе три дня. Шикарная была свадьба: всем рыбакам дали новые лодки, нуменорские девчонки получили по сундуку приданного, — да что говорить, никто не остался без подарка. А королева-то — красотка, как была разряжена!

— За кого она вышла замуж? — тихо спросил Юниэр, вид его был страшен.

— Да чего Вы так разволновались? — удивился матрос. — За Фаразона, конечно, кого же еще? Он и смелый, и хитрый, и деньги ему в руки идут, одним словом, король, что надо.

— Но ведь, если мне не изменяет память, — голос Юниэра дрожал, — она должна была выйти замуж за… кого-то другого.

— А тот оказался эльфийским шпионом, — сообщили матросы, — эльфы через него хотели прибрать Нуменор к рукам, размечтались сволочи. Ничего, теперь им покажут, кто главный. Под Ар-Фаразоном они и пикнуть не посмеют.

Юниэр бледный и потерянный стоял посреди зала, вокруг шумели люди, и мир казался ему нереальным. Как такое могло произойти?

Буги печально наблюдал за ним. «Смотри-ка, — думал он, — и впрямь расстроился парень. Еще в обморок сейчас хлопнется». Тут в таверну вошёл ещё один человек, высокий, с великолепной осанкой и озабоченным выражением лица. Внимательно осмотрев всех присутствующих, он подошёл к Юниэру, которого, по-видимому, знал и мягко опустил руку ему на плечо. Тот обернулся, вышел из оцепенения, но не сразу узнал его.

— Ориз? — очнулся он, наконец.

— Тсс, — сказал тот, почти шёпотом. — Нам нужно поговорить с глазу на глаз.

— Но где? — Юниэр огляделся. Буги, внимательно наблюдавший за ними, достал из внутреннего кармана ключ от своей комнаты.

— Возьми, я тебе доверяю, — сообщил он еле слышно, — но смотрите, ничего не сломайте.

— Юниэр, — сказал Ориз, один из сыновей Эреба, как только они очутились наверху вдвоём, — я должен предупредить тебя об опасности. На следующий день после того, как ты нас оставил, к отцу приходили люди Фаразона. Их цель — арестовать тебя. А если тебя арестуют, то непременно казнят, так как тебя обвиняют в убийстве короля, заговоре с эльфами, обольщении принцессы и прочее. Еще они говорят, что ты эльф. Никто из нас, ни отец, ни братья, ни сестры не поверили этой чуши, так как мы хорошо тебя знаем. Тебе лучше известны все эти нуменорские интриги. Эти люди готовы достать тебя из-под земли. Вскоре они могут появиться здесь. Ты должен быть осторожен.

— Пропади все пропадом! — выругался Юниэр. — Она вышла замуж за этого негодяя сразу после моего отъезда.

— Умерь свой пыл, — зашипел на него Ориз, — может быть, она была вынуждена так поступить, ей пригрозили. Ей в тысячу раз хуже, чем тебе сейчас, потому что ты ещё на свободе, а она в ловушке.

— Я должен ехать в Нуменор и вырвать её из лап Фаразона. Каким я был идиотом! Нельзя было оставлять ее одну!

Пока они беседовали, внизу, в таверну вошли солдаты. Они направились прямиком к Пуму.

— Эй, пузан! Мы ищем Юниэра Безродного, говори, был он тут, и где он сейчас?

Пум сразу заподозрил что-то неладное, ему не понравились тон и обращение солдат.

— Ну, был, — ответил Пум, — но уже уехал.

— Уехал? Когда?

— Да вот только что, может, вы еще сможете его нагнать.

— Какая у него лошадь?

— Серая, в яблоко, — ответил Бошка, не задумываясь, хотя отлично помнил, что лошадь Юниэра гнедая.

— Проверь на конюшне, — отдал команду начальник.

— Я думаю, что таверну тоже надо обыскать, — предложил один из солдат. — Пум Сундук и Юниэр друзья, он мог его спрятать.

— Смерть всем, кто покрывает убийцу Тар-Палантира, эльфийского выродка и изменника, — прорычал начальник, — клянешься, что его нет в твоей таверне?

— Клянусь, — не дрогнув, ответил Пум.

— А надо бы всё-таки проверить, — настаивал дотошный солдат.

— Хорошо. Эй, слушайте все! — заорал начальник. — Был ли здесь Юниэр, вы его видели?

— А откуда мы его знаем? — заворчали матросы, недовольные тем, что им мешают пить пиво и наслаждаться нежным, тающим во рту поросёнком.

— Ну, он такой высокий, темноволосый, черноглазый…

— Постойте! — вмешался Буги. Пум просверлил его взглядом. «Если Буги продаст Юниэра, убью и не посмотрю, что родственник», — думал он.

— Да, невысоклик, — начальник и солдаты кинулись к нему, — ты что-нибудь знаешь?

— Это не тот ли бледноватый, с прямым носом и без усов? — спросил заговорщицким тоном Буги.

— Этот! Где он?

— У него ещё кинжал на поясе, а перчаток и перстней он никогда не носит?

— Ну, может быть, это не важно! — отмахнулся начальник. — Говори, где ты его видел?

— Такого, как я описал, нигде не видел, — невозмутимо заявил Буги. Некоторое время начальник глядел на Буги, не понимая. Потом он побагровел, выкатил белки и зарычал:

— Так ты тут шутки шутишь, крысёнок! Я тебе вырву гланды, мелкая пакость! — и начальник схватил Буги за плечи и затряс его в воздухе.

— А-а-а, — завопил Буги как настоящая сирена, — опусти меня на землю! Что я сторож твоему Юниэру, что ли? Тебе поручили, ты и лови!

Все, кто был в таверне, спрятались под столы от этих воплей и тщетно пытались заткнуть себе уши. Ошарашенный Пум подумал, что, если раньше наверху и не обратили внимание на то, что не все ладно внизу, то теперь-то Буги они наверняка услышат.

Взбешенный начальник всё ещё вертел Буги в воздухе, а тот орал, пиная его ногами:

— На землю! Верни меня на землю!

— Шею сверну крикливой выдре! — начальник уже сомкнул кулак на тонкой шее несчастного Буги.

Пум Сундук кинулся со всех ног к ужасной Громадине.

— Отпусти его! Это мой родственник. Он душевнобольной. Нельзя больного мучить! — Пум тянул хрипящего Буги, пытаясь отбить его у жестокого человека.

— Что тут происходит? — раздался вдруг ровный приятный голос. С лестницы спускался Ориз.

— Здравствуйте, Ваше благородие! — воскликнул начальник, наконец-то разжав кулак, так как Ориз смерил его таким взглядом, что он сразу почувствовал себя неловко. Буги рухнул на пол, Пум и Бошка подхватили его и унесли в подсобное помещение.

— Мы… мы… — заикался начальник, — за Юниэром пришли, слышали, он тут часто появлялся…

— Я же просил вас не вмешиваться! — прервал его Ориз. — Вы только спугнёте его вашими поисками. Мой отец и братья справятся с этим сами. Поймите, нам гораздо легче найти Юниэра, потому что он нам доверяет.

Слушая Ориза, начальник и его команда стушевались. И Эреб, и все его отпрыски обладали редкой способностью: поставить на место кого бы то ни было. Когда Ориз говорил, сопровождая свою речь проницательным, оценивающим взглядом, никто не смел ему возразить, опасаясь оказаться в нелепом положении.

— Во всяком случае, — Ориз снисходительно усмехнулся и обвел глазами присмиревших солдат, — здесь… вы можете его больше не искать. Я все проверил. — И он, не попрощавшись ни с кем, гордо вышел из гостиницы, а за ним поплелись и остальные горе-преследователи.

Когда несколько дней тому назад в дом Эреба пришли воины и объяснили, что они разыскивают Юниэра, Эреб мгновенно сообразил, как надо действовать. Он уверил солдат в том, что с радостью признает волю Фаразона, так как Юниэр никогда не был ему симпатичен. Он даже предложил свои услуги в поимке преступника. На самом деле Эреб терпеть не мог Фаразона.

— Я не чувствую в нем породы, — говорил он, — ему только мечом махать, да налоги сдирать с запуганных людей.

Он считал своим долгом помочь Юниэру. Поэтому, посовещавшись с сыновьями, он отправил их на поиски, чтобы предупредить его и по возможности устроить побег. Но Юниэр не собирался бежать, надо было выяснить сначала, что произошло в Нуменоре и вернуть Мириэль. Вечером, в среду, корабль нуменорцев «Эарендил», который всю неделю отдыхал в гавани Пеларгира, возвращался назад. На борту его, прячась от всех и избегая разговоров, был едва не коронованный Юни, спасенный хоббитами, объявленный эльфом, убийцей и предателем, но всё ещё верящий в свою удачу.

Прибыв в белокаменный Андуниэ, Юниэр первым делом отправился повидать Греда и Акулу. Но напрасно он искал их в деревне. Рыбаки сказали ему, что ещё два месяца назад братья снарядили лодку и отправились на север навестить своего родственника, который заболел. Юниэр полдня бродил по городу, слушал разговоры, осторожно расспрашивал незнакомых людей.

Он выяснил следующее: народ словно был заражен эйфорией от предстоящей победы. Все говорили, что Ар-Фаразон — это избавитель, посланный справедливым Богом. Благодаря ему, нуменорцы в обозримом будущем достигнут невиданной славы. Сначала они избавят Средиземье от Саурона, орков и эльфов. Эльфов теперь все дружно ненавидели, ведь они убили их короля! Когда вся эта нечисть будет истреблена или изгнана, земля, принадлежащая только людям, превратится в благословенный край с прекрасными городами и чудесными садами. Когда же люди объединятся и окрепнут, они заставят самих Валаров признать их право на бессмертие, и то, что раньше было привилегией эльфов, по праву достанется людям.

Народ был возбужден и настойчиво повторял вслед за Ар-Фаразоном.

— Мы должны спешить, чтобы успеть. Злой волей Илуватара нам выделено слишком мало лет, надо всем организоваться, нужна дисциплина. Но мы — нуменорцы, кровь победителей течет в наших жилах, мы всё сумеем! Король Тар-Палантир, — говорили они, — был добрым человеком, но не правителем. Мы жили при нем неплохо, не на что пожаловаться, но как-то сами по себе и умирали безвестными. У нас не было цели. Но теперь Ар-Фаразон указал нам путь, и мы не можем больше жить так, как прежде, топтаться на одном месте и довольствоваться тем, что у нас есть. Мы должны стремиться к вечной жизни, пусть мы умрем, но наши потомки благословят наши имена.

О принцессе почти не упоминали. А если говорили, то грустно вздыхали. Она была очень юной, чтобы стойко пережить такое горе, как смерть отца и предательство возлюбленного. Её мозг был одурманен эльфийской магией. Она выплакала много слез. Всё это вызвало серьёзное психическое расстройство. Принцесса больше не видит в жизни ярких красок, она даже боится покидать замок, ей кажется, что кругом враги.

Ар-Фаразон — добрая душа: он женился на Мириэль не только для того, чтобы укрепить свою власть, народ короновал бы его и без этой свадьбы, но он боялся, что девочка почувствует себя брошенной и никому не нужной…. А так, он всегда будет рядом, сумеет её утешить, ободрить. Быть может, принцесса излечится от тоски, и народ вновь услышит её звонкий смех.

Юниэру хотелось плеваться, когда он всё это слышал, во всем была фальшь. Он испытывал острое желание найти и убить Фаразона, но тогда его легковерные подданные причислят к его преступлениям и убийство своего избавителя.

К тому же Юниэр понимал, что это уже не так просто сделать, наверняка король окружил себя многочисленной охраной, чтобы его не проткнули раньше, чем он обретет долгожданное бессмертие. А если его схватят, кто тогда спасёт принцессу? Необходимо было узнать настроение своих однополчан. Ему не верилось, что люди, с которыми он провел несколько лет полной опасностей жизни, поддадутся фаразоновской лжи и оклевещут его, как все другие. Но как выйти на них, чтобы не попасться шпионам Фаразона?

Ему повезло. В парке Поющих Фонтанов он увидел Физеля. Чтобы побеседовать с ним наедине, Юниэр выбрал момент и буквально стащил Физеля прочь с прогулочной дорожки под прикрытие кустов.

— Тсс, не брыкайся, это всего лишь я, — зашептал Юниэр, разжав свою ладонь, закрывавшую рот Физелю.

— Юниэр, ты? — Физель не мог оправиться от испуга.

— Ну да! Ты что ждёшь, что я тебя сейчас зарежу? — Юниэр похлопал друга по щекам.

— Но тебе очень опасно находиться в Нуменоре. Тебя же считают убийцей Палантира.

— Ты, я надеюсь, так не считаешь, — холодно возразил Юниэр.

— Нет, что ты! Но уже ничего не докажешь. Мой тебе совет, беги в Средиземье и прячься, так как в Нуменоре особенно спрятаться негде.

— Я не собираюсь прятаться! — возмутился Юниэр. — Мне только нужно вызволить принцессу, а потом уж разобраться с вашим новым королем.

— Но, по-моему, принцесса не захочет тебя видеть, если она думает, что ты убил её отца…

— Чушь. Ни за что не поверю, чтобы принцесса так думала.

— Он держит её взаперти, в замке.

— Значит, я должен проникнуть в замок.

— Это невозможно. Дворец охраняет стража, вооруженная до зубов.

— И принцесса что, никогда не выходит?

— Только раз в неделю. Принцесса поднимается к подножию Менелтармы, к гробнице Тар-Палантира. Она одета в траурное платье, и черная вуаль закрывает её лицо. Человек двадцать конвоя окружают её при этом.

— И когда в следующий раз принцесса пойдет туда?

— Завтра. Рано утром.

— А нельзя сделать так, чтобы ты или кто-то из наших ребят был в конвое и устроил мне встречу, — предложил Юниэр, но Физель с горькой усмешкой покачал головой.

— Нет, никого из твоего полка не подпускают ни к принцессе, ни ко дворцу. Очень скоро нас отправят в Средиземье от греха подальше. А твои друзья, Лафер и Буз, были высланы из Нуменора в первую очередь.

— Что он себе позволяет? Негодяй! — Юниэр стиснул зубы. — Золотой Паук зарвался. Никогда не прощу.

— Но как же иначе он удержит власть? — пожал плечами Физель.

— Ладно. Спасибо и на том. Счастливо жить! — и, простившись с Физелем, Юниэр ушел. Он рассчитывал, что друг предложит ему помощь, но ошибся. «Как овечки все беспрекословно подчинились Фаразону. Ладно. Ерунда. Сам справлюсь», — думал он.

Физель после разговора с Юниэром долго не находил себе места. Он дружески беседовал с человеком, о котором последнее время никто не сказал бы доброго слова. Да, конечно, они долго служили вместе, и тогда никто бы не мог уличить Юниэра в злых помыслах. Он всегда был «душевный» парень, отчаянный, ловкий, шутник. Физель особо его не любил, нужно признать, он ему завидовал. Ему казалось, что Юниэру слишком легко всё достаётся, удача всегда была с ним. Ну, мыслимо ли, Сиреневой ночью среди сотен девчонок подцепить саму принцессу Нуменора!

Втайне Физелю хотелось, чтобы всё, что говорилось сейчас о Юниэре, было правдой, чтобы он был эльфом, убийцей, колдуном и совратителем. А почему нет? Ведь эльфы очень умные и хитрые от рождения и прекрасно владеют собой. Тогда зачем он, Физель, покрывает преступника? Дает ему советы? Предает своего короля? Физель мучился сомнениями всю ночь. Душа его выбирала между Юниэром и Фаразоном, и к утру чаша весов склонилась в пользу последнего. Он отправился во дворец, где сообщил приближенным короля, что эльфийский лазутчик Юниэр вернулся в Нуменор и попытается похитить принцессу во время её молитвы в склепе Тар-Палантира. Ар-Фаразон немедленно отправил туда дополнительный отряд конвоя. По счастливой случайности для Юниэра принцесса в тот день выехала из дворца раньше обычного. Юниэр сидел в прохладной гробнице Тар-Палантира и нетерпеливо ждал встречи, спрятавшись за колонной. Мрачный приют нуменорского короля озарился факелами. Конвойные выстроились полукругом на почтительном расстоянии от могилы. Сердце Юниэра дрогнуло, когда тоненькая фигурка, одетая во всё черное, тихо ступая, подошла к надгробию Тар-Палантира. Принцесса опустилась на колени. Юниэр потихоньку достал меч из ножен. Пленница откинула вуаль. Юниэр смотрел на неё во все глаза, не понимая, как такое могло произойти. Потом он осторожно и бесшумно спрятал меч в ножны и стал медленно, таясь за колоннами от света факелов, выбираться из гробницы. Девушка в чёрных траурных одеяниях была ему незнакома.

Противоречивые чувства мучили Юниэра.

— Что стало с Мирэ? — думал он. Ему не верилось, точнее, он всячески отгонял от себя мысль о том, что коварный Фаразон отнял жизнь у молоденькой кузины и похоронил её тайно в склепе. Он не терял надежды, что она спаслась. Но кто разрешит его сомнения?

Юниэр отправился к Верным. Если принцессе удалось убежать, то и она будет искать помощи у них. А если его любовь мертва, то Фаразон десять раз пожелает себе смерти, прежде чем он, Юниэр, позволит ему умереть.

В этот день подставную принцессу заставили молиться намного дольше обычного. Отряд, посланный Фаразоном, чтобы предупредить конвойных о предстоящем нападении Юниэра, замаскировался и ждал его, но тщетно. Юниэр, укравший в городе лошадь, уже спешил в Роменну.

Горькие времена настали для элендили. Никогда прежде не были они так гонимы. Их дома обыскивали, в них кидали камни на улицах, с ними отказывались торговать, и клеймо предателей закрепилось на них, казалось, навечно. Любого эльфа, зазевавшегося на улице, схватили бы и отправили в тюрьму. Многие сходили с ума от ощущения безысходности, от страха перед будущим. Лишь верой в своего вождя Амандила держались они. Фаразон свирепствовал, над городом был установлен круглосуточный надзор, ни один корабль не мог покинуть гавань, ни один житель не мог встретиться с другом и переговорить наедине, не опасаясь шпионов. И все недоумевали, кого ищет столь могущественный правитель, кого боится? А он не мог сказать им этого, так как искал повсюду прекрасную Мириэль, на которой, как все думали, был женат, и которая почти никогда не покидала дворца. Скверная история получилась бы, если б народ узнал, что принцесса раздвоилась, и её бунтующая ипостась скрывается от мужа, в то время как скорбная половина — плачет в замке. В тайну Фаразона были посвящены лишь двенадцать человек. Все они поклялись молчать, а их семьи держали заложниками во дворце. За Верными непрерывно следили. Терлок тоже знал тайну Ар-Фаразона. Он один ни в чем ему не клялся. Ему Фаразон и так должен был доверять.

Фаразон не мог понять, каким образом удалось кузине сбежать в канун их предполагавшейся свадьбы? В замке о том, где она находится, знали лишь он и Эльсия. Сначала он напал на Эльсию, так как подумал, что та, приревновав его, устроила побег сопернице. Но Эльсия разуверила его, убедила в том, что она совсем неглупа и понимает, что Мириэль на свободе — это угроза для короны, и что от благополучия Фаразона зависит и благополучие преданной ему Эльсии. Фаразон чувствовал, что она не лжет, но тогда исчезновение принцессы представлялось таинственным. Сама она не могла бы выбраться из комнаты. Скорее всего, ей помогли друзья, но каким образом они проникли в замок!?

В то утро, когда Эльсия с глазами, увеличившимися втрое от изумления и испуга, вбежала к нему в спальню и сообщила, что узница пропала, у Ар-Фаразона не было времени рассуждать. Свадьба была объявлена на завтрашний день, весь город готовился к ней.

Сказать им, что принцесса умерла? Они потребуют её тело для слезливых прощаний. Сказать, что эльфийские воры, мерзкие элендили, похитили Мириэль — пошатнется вера в Ар-Фаразона — победителя, как мог он позволить, чтобы светлая королева, звезда Нуменора, оказалась в руках убийц?

Нет, отменять свадьбу нельзя. Люди должны видеть, что в его правление всё идет гладко, по задуманному, и все его решения тут же воплощаются в жизнь. Делать было нечего, пришлось обратиться к Терлоку, хоть он терпеть не мог колдуна. Но тот выручил его, когда государственные советники потребовали свидания с принцессой. Не было и речи о том, чтобы показать им ту озлобленную фурию, которую он держал в подвальном помещении замка. Он рассказал всем, что принцесса в отчаянии и глубокой печали, но не говорил, что она плюёт в заботливого кузена и называет его убийцей.

Терлок привёл другую девушку и показал тогда потрясающий эффект магии иллюзии. Ни у одного человека во время аудиенции не возникло сомнения в том, что перед ними безутешно рыдает настоящая принцесса. Сам Фаразон дивился потрясающему сходству. Только, когда «гости» ушли, Терлок развеял чары, и девушка полностью утратила волшебное сходство с Мириэль, Фаразон понял, что Терлок продержал их всех под гипнозом.

И вот он снова воззвал о помощи.

— Свадьба должна состояться непременно!

— Это потребует много энергии, ввести в заблуждение такое количество народа! — торговался Терлок. — Очень много энергии. Почему ты сам не можешь справиться со своими неприятностями? Зачем тревожишь старого Терлока?!

— Да, я не могу ничего придумать. Проси, что хочешь! Я сделаю тебя своим главным советником, своей правой рукой, но ты должен помочь мне!

— Ладно, ладно, — проскрипел Терлок капризно, — но я не смогу впредь тратить все свои силы на одну большую иллюзию. Это просто нереально. Тебе надо будет подстроить смерть принцессы.

— Хорошо, — резко сказал Фаразон, не раздумывая, — вскоре после свадьбы!

— Вскоре после свадьбы, — эхом отозвался Терлок. И он привел ту же девушку, которую назвал лесной отшельницей. Свадебное платье пришлось ей впору.

На свадебной церемонии Фаразон дрожал, живо представляя, что откуда ни возьмись, появится настоящая Мириэль верхом на Чернолуне, и всем откроется правда.

«Дайте мне только время, — мысленно обращался он неизвестно к кому, — и я сделаю правдою ложь и ложью правду, и людям приятнее будет верить лжи, они сами отмахнутся от правды». Лесная девушка, наряженная в пышное белое платье, прижимала к сердцу ландыши и едва шевелила губами. Она была очень похожа на Мириэль. Терлок рассказал ему, что она дала обет молчания давным-давно и ни разу его не нарушала. «Очень удобная жена, — думал Фаразон, — лучше не найдешь». На свадьбе он объявил, что звуки вражеской речи больше никогда не услышат во дворце и во всем Нуменоре, и все эльфийские имена и названия будут переиначены. Свою королеву он нарек Ар-Зимрафель.

Теперь помимо принцессы, которая наверняка скрывалась у Верных, Фаразону необходимо было поймать и Юниэра. Фаразон обругал конвойных, прозевавших лазутчика, и тут же отправил их в Роменну. Он понимал, что Юниэр в поисках принцессы обратится за помощью к Верным.

«Ай да, парень! — подумал он. — Как же ему удалось ускользнуть от погони? Недаром он был моим лучшим воином. Жаль, что его придется казнить, но ничего не поделаешь».

Юниэр мчался, не разбирая дороги, так быстро, насколько позволяли лесные тропы. От Менельтармы до Роменны два дня пути, и Юниэр изо всех сил пытался сократить это расстояние, отделявшее его от разгадки тайны. Его друг, Лафер, сказал бы ему сейчас, что он должен быть осторожен, а не ломиться, сломя голову, в приготовленный капкан. Но Юниэру никогда не хватало терпения, и, нужно признать, в бою друзей часто выручала его отчаянная смелость, а не только осмотрительность Лафера. Юниэр пришпорил коня, и едва не выскочил на поляну, где солдаты поджидали отставших товарищей, прикрикивая на них раздраженными голосами.

— Да сколько же можно тащиться! Так мы никогда не доедем!

Юниэр собрался, было, спросить их, как дела в Роменне, так как, по-видимому, отряд шел оттуда, но почему-то не стал этого делать, подождал в кустах, пока отряд минует его, и поехал дальше уже не так быстро. Он был глубоко погружён в свои мрачные мысли, когда на него внезапно обрушилась сетка, и его с силой сдернули с лошади. Конь от неожиданности заржал.

Юниэр, стиснутый крепкими верёвками и совершенно беспомощный, извивался на траве. Никогда в жизни он так глупо не попадался! Краем глаза он заметил, как из земли выросла фигура в сером плаще. Не обращая на него внимания, незнакомец подошёл к его коню и сделал какой-то знак рукой, конь тут же умчался прочь. Только потом он вернулся к своей добыче. В руке его блеснул клинок, и Юниэр мысленно распрощался со своей жизнью.

— Тсс, — произнёс вдруг незнакомец, низко склонившись над барахтающейся жертвой. Юниэр взглянул на лицо под большим капюшоном и узнал Дориана. Тот улыбнулся, перерезал одну лишь нить, и путы спали с Юниэра.

— Что это такое, почему ты ловишь меня как белку? — возмутился Юниэр.

— Значит так нужно, — ответил Дориан, — лучше уж я тебя поймаю, чем фаразоновские приспешники, в руки которых ты так радостно спешил. Прямо не знаю, что тебя остановило. Тебе просто повезло, что я тебя встретил.

— Но я должен ехать в Роменну! — воскликнул Юниэр. — Куда ты угнал мою лошадь?

— К чему тебе в Роменну? Там нечего делать, — возразил Дориан.

— Как нечего? — сник Юниэр. — Разве принцесса не там?

— Нет. Принцессы там нет. Это сейчас очень опасное место — большая ловушка.

— Но Мириэль! Неужели тебе не известно где она?

— Известно. Она в безопасности. Насколько сейчас это возможно.

Непомерная тяжесть отпустила, наконец, сердце Юниэра.

— Мне действительно повезло, что я тебя встретил.

— Мы думали, ты в Средиземье. Принцесса так переживала.

— Где она? Когда я могу её увидеть?

— Терпение, мой друг, — Дориан усмехнулся, — для начала нам нужно изменить маршрут.

Дориан повёл его на север, в сторону, где в деревне Маулин скрывалась принцесса. Юниэр, как говорится, не чувствовал под собой ног от счастья и нисколько не отставал от стремительного Дориана, прозванного Скользящим. Только поздним вечером остановились они передохнуть, и Дориан рассказал Юниэру о замысле Верных.

Нуменорцы устроили настоящую охоту за элендили, поэтому Амандил решил спасти своих подопечных, в первую очередь эльфов. Вывезти их из Роменны или Андуниэ было невозможно: очень уж недружественные настроения царили в великих портах Нуменора. Но на заброшенной стоянке кораблей, неподалёку от Маулина, был найден корабль «Роментел», что по эльфийски значит «Последний с Востока». Все эльфийские корабли были уничтожены еще при Тар-Анкалитоне, но этот не заметили, так как он не был похож на эльфийское судно. Плавали на нем недолго: он был неудобен в обращении. Его не использовали по назначению, а потом и вовсе отправили на кладбище устаревших судов.

Теперь, кто-то из эльфов вспомнил о корабле, его отыскали и проверили в деле. Изделия эльфов не стареют от времени, и «Роментел» был готов бороздить океан вновь. Он должен был доставить гонимых эльфов в Средиземье, где они смогут найти убежище у Гил-Гэлада или других эльфийских властителей.

На этом же корабле должна была уехать и принцесса.

— Корабль отправляется завтра в полночь, — сообщил Дориан, — раз уж я тебя встретил, то должен доставить на «Роментел».

— Значит, мы сдаёмся, — угрюмо заметил Юниэр, — бежим от врага, вместо того, чтобы победить его!

Дориан покачал головой.

— Мы не можем победить Фаразона. Для народа он всё равно, что Бог, а мы — банда негодяев.

— Но, — возразил Юниэр, — совсем недавно они внимали, раскрыв рты, речам Мириэль, приветствовали её идеи о дружбе и мире. Сейчас, если рассказать им, что Фаразон томил её в заточении, женился не понятно на ком и…

— Забудь об этом, — прервал его Дориан. — Конечно, настроение толпы изменчиво, но есть причины более глубокие, чем разглагольствования Фаразона. Есть привычки, Юниэр, ломать которые очень болезненно. Нуменорцы стали ненавидеть нас не вчера. Несколько сотен лет назад проросли между нами зерна недоверия и вражды. И все эти годы накапливали люди зависть к эльфам в своих сердцах. Ты хочешь, чтобы их ненависть развеялась как дым от приятного голоса юной Мириэль? Они слушали её потому, что кто-то пустил слух, будто эльфы добровольно расстанутся с секретом бессмертия, если восстановится дружба эльфов и людей. Когда этот слух растаял, на сцену выступил Фаразон. А Фаразон, дорогой Юни, говорит им то, что они хотят слышать. Они понимают его всем сердцем и готовы отдать за него свои жизни. «Мир только для людей!» — вот их лозунг. И мы, эльфы, знаем, что так и будет, поэтому не хотим воевать. Пусть бы только позволили нам жить мирно на землях, которые дороги для нас не меньше, чем для людей.

Грустно стало Юниэру, жаль эльфов, ведь они за свои долгие жизни так крепко привязываются к местам, где живут. У них действительно обостренное чувство родной земли. А для него такого понятия не существует, он странник, и ему хорошо там, где его друзья.

В ту ночь многие жители Маулина слышали дивное пение. Они вышли на берег моря и увидели множество белых птиц, летящих вдаль, и решили, что это поют птицы. Они не знали, что птицы лишь сопровождают удивительный корабль «Роментел», а песни поют эльфы, покидающие навсегда враждебный Нуменор.

На борту корабля были обручены Мириэль и Юниэр, они обменялись тонкими эльфийскими кольцами, которые подарила Мириэль её подруга Айрен.

Ни Дориан, ни Айрен не покинули Нуменор. Принцесса долго плакала и поклялась себе, что обязательно вернется, чтобы освободить свою землю от зла и лжи, чтобы отомстить Фаразону за смерть своего отца. Она сделает все, чтобы лёгкие эльфийские корабли вновь приплывали в гавани Нуменора, а люди встречали их радостно и гостеприимно. Ей было страшно за всех Верных. Они так помогли ей! А эти мальчики, Гред и Акула, которые в своей лодке довезли её до Маулина, рисковали жизнью ради неё. Как хотелось ей иметь силы, чтобы защитить всех дорогих её сердцу людей и эльфов!

Одного не понимала она, — зачем освободил её из темницы тот подозрительный старик, который назвался посланником Верных, и привел ей Чернолуна. Она была, конечно, благодарна ему, но что-то в поведении старика насторожило её. Вместо того чтобы сразу ехать, как он советовал, к Верным, она отправилась в деревню к Греду и Акуле. И потом не пожалела об этом. Ведь, если бы она поехала к Верным, то попала бы в ловушку и подвела хороших людей. А так, через Акулу, она связалась с Дорианом, и Айрен рассказала ей обо всём, что творится в столице. И вот теперь восемнадцать эльфов и десятка три элендили бежали вместе с нею. Но самым важным было то, что ее любимый Юни был с нею, а вместе с ним они придумают, как переиначить злую судьбу.

Путешествие в Грибной Рай

Уже три месяца прошло с тех пор, как Ар-Фаразон был объявлен королём Нуменора. Молодая королева тихо скончалась во дворце, она не смогла пережить обрушившегося на нее горя. Но скорбь об ушедшей не надолго омрачила сердца нуменорцев. Остров процветал, народ богател, Средиземье кормило армию. Ни одного короля в истории Нуменора люди не обожали так, как Фаразона. Его называли Великим Умом, Вечным Героем и другими пышными эпитетами. Будучи очень жестким и требовательным человеком, он словно встряхнул всю страну, установил новые законы и задал стремительный темп жизни. Те же люди, которые были некогда подданными Тар-Палантира, а теперь подчинялись Ар-Фаразону, работали быстрее, точнее и с полной отдачей, потому что поверили вдруг, что они сами хозяева своего будущего. Тар-Палантир хотел, чтобы все были равны и счастливы. Ар-Фаразон стремился к благополучию одних только нуменорцев, так что его задача была конкретнее. Впрочем, от преданности и любви к нему нуменорцев, и от постоянных похвал Фаразон расслабился и подобрел, он прекратил слежку за Верными, и те вздохнули свободнее. Фаразон больше не боялся возвращения Мириэль, никто не поверил бы ей сейчас.

Фаразон сдружился с Терлоком, который постепенно стал его правой рукой. Терлок больше его не шантажировал, а всячески помогал. В глубине души Фаразон ему не доверял. Он знал, что дедушка Терлок отнюдь не добрый волшебник. Но что делать? Фаразон в нём нуждался. Терлок, например, изобрел чудодейственную мазь, которую они назвали «Крем молодости Фаразона». Крем разглаживал морщины, пусть не так уж бесследно, но изобретение вызвало у народа новый прилив обожания короля. Все, даже те, у кого не было морщин, мазались кремом и утверждали, что это первый шаг на пути к вечной жизни.

Терлок настаивал на том, чтобы Фаразон был бдителен и суров с врагами. Но Фаразон и без него был осторожен, и, если бы кто-то осмелился сделать выпад против него, он бы, не задумываясь, раздавил злодея. Он интуитивно знал законы успешной власти. Но никто на него не покушался.

Деятельному от природы Фаразону не сиделось на месте, ведь власть нужна не затем, чтобы дрожать над нею, а чтобы пользоваться ею!

— Для начала, — мечтал Фаразон, — я должен свергнуть темного царька, перед которым трепещет все Средиземье, тогда не только остров Эленна, но и весь континент будет на меня молиться.

Третью ночь провела Мириэль в Линдоне. Как трудно было уснуть в Средиземье! Она поняла, что раньше и не представляла, что это за страна. Нуменор казался ей теперь настоящим раем, обетованной землей.

«Я всю жизнь прожила на острове волшебно-прекрасном, как мираж, — думала она, — а теперь я словно вступила в дремучий лес».

Дома, в Нуменоре, она слышала много рассказов о Средиземье: о людях-варварах, блуждающих в холодных степях, убивающих друг друга за пищу, об уродливых драконах, выжигающих города, о злобных мстительных орках, живущих стадами и нападающих ночью, о гигантских летучих мышах, слепых кровопийцах, кричащих голосом смерти. Но ей всегда казалось, что рассказчики преувеличивают, что не может быть такого места на земле, где собранно столько нечисти сразу. Сейчас она поняла, что ужас реален, и люди живут бок о бок со смертью.

У Гил-Гэлада в Серебристой гавани все было спокойно и приятно, никто не воевал, не голодал и не нападал исподтишка. Но каждый день приходили разведчики из самых разных мест и обменивались новостями с Гил-Гэладом и его друзьями. И кровь холодела в жилах, когда юная принцесса внимала этим сводкам. В Рудауре орки отравили источники, и две деревни вымерли. Окраины лесов Фарагорна подожгли недруги, эльфам пришлось приложить немало усилий, чтобы потушить пожарище. Мирное население Лебенина подверглось нападению свирепых южан, и тех, кто выжил, угнали в плен. Отряды орков подходят все ближе к Мглистым горам, а страшные назгулы, которым никто не в силах противостоять, уже летают над Эриадором. Принцессе передавалось озабоченное напряжение людей и эльфов, окружавших ее. В самом воздухе Средиземья царило нездоровье, и, казалось, целыми днями люди ищут выход, занимаются решением проблем. «Как же мы, нуменорцы, могли быть такими равнодушными, — думала она, — ведь давно пора было сделать что-то решительное, положить конец размножению зла. Как случилось, что главной заботой, одолевающей нас, стала жажда бессмертия? Пожили бы мы где-нибудь в Рудауре, вряд ли захотели бы вечного продолжения этой агонии».

Вечером обстановка в доме Гил-Гэлада разряжалась, люди и эльфы вместе ели и пили, обменивались шутками и смеялись. Но Мириэль и тут не находила покоя, и любое веселье казалось ей кощунством. Ночью ей снились кошмары, все, что разведчики рассказывали днем, ночью материализовалось в видения, и Мириэль плакала, просыпаясь. Юниэр при этом спал, как младенец, и счастливо улыбался во сне. Но, наконец, он заметил, как Мириэль печальна, и пристал к ней с расспросами. Ее признания поразили его:

— Кошмары в доме у Гил-Гэлада?! Невероятно. Для всех путников Средиземья этот дом, словно очаг надежды. Доброжелательное обращение и эльфийские волшебства навевают покой и забвение. Все, кто живет здесь, излечиваются от тоски и даже самые нервные, поверь мне, спят в Линдоне хорошо.

Не медля, Юниэр попросил свидания у Гил-Гэлада.

— По-моему, принцесса не здорова, — пожаловался он. — Она так безнадежно грустна, словно все печали мира — это ее печали. Она даже не может спать у тебя спокойно, Гил-Гэлад.

Гил-Гэлад колебался:

— Не горячись, милый друг, в этом моя вина. Твоя подруга — редкая идеалистка. Она не видела жизни, что не простительно для такой важной особы, как королева Нуменора. Тар-Палантир лелеял ее как нежную мимозу. А ей, Юниэр, предстоит выполнить задачи, может быть, непосильные для обыкновенного человека. Неплохо бы дать ей урок. Я посылаю ей столь невеселые мысли и сновидения, чтобы она поняла, что творится в этом мире. Может быть, я перестарался… Но все же, думаю, это пойдет ей на пользу.

— Пойдет на пользу! — воскликнул Юниэр, едва оправившись от изумления. — Я не могу поверить, что это говорит мудрый Гил-Гэлад. Прекрати свои опыты немедленно, ты сведешь ее с ума. Иначе сегодня же я покидаю Линдон и беру с собой бедную Мирэ. Подумать только! Ты живешь уже не первую тысячу лет и, вдруг, решил научить жизни семнадцатилетнюю девочку. Перестань даже думать о ней, как о королеве и исполнительнице особой миссии. Может вы, эльфы, не делите свою жизнь на юность и старость, но для людей это очень важно. Не нужен моей любимой никакой горький опыт. Она научится страдать, когда это будет неизбежно. Мы, люди, быстро ко всему привыкаем. А чем больше счастья в жизни, тем лучше.

Гил-Гэлад нахмурился, пожал плечами:

— Пожалуй, ты лучше меня понимаешь человеческую природу…. Если посмотреть с твоей точки зрения, то я просто изверг. Прости меня, больше не буду ее тревожить.

Гил-Гэлад исполнил свое обещание, и следующей ночью принцессе снились только самые красивые земли Средиземья: поющие водопады, полевые цветы, роскошные закаты. Сны наполняла дивная музыка эльфов.

События в Нуменоре сказались на дружбе эльфов и людей в Средиземье. Практически все связи нуменорцев с Гил-Гэладом прервались. Положение и тех, и других тотчас же ухудшилось. Если раньше они могли сообща противостоять вылазкам врага, советоваться друг с другом и согласовывать свои действия, то теперь они часто не успевали предупредить козни Саурона и боролись с его слугами не так слаженно. А враг не дремал. От внимания Саурона не ускользнул раздор среди недавних союзников, и ему это было на руку.

Мириэль и не подозревала, что эльфы могут так горячо ругаться и даже проклинать, кого бы то ни было, до того, как в Линдон из похода в Эмнет вернулся отряд эльфов, возглавляемый Мизамиром. Они были печальны, оборваны и обожжены. Эльдары поведали, что подверглись нападению орков. Одних орков они бы разбили, но, когда появился назгул верхом на драконе, их положение стало плачевным, они не могли спрятаться от пламени и получили тяжелые ожоги. Но самым ужасным было то, что орки захватили в плен двух эльфов из отряда. Ясноликого Лотлуина невозможно было узнать, так он обгорел. Его принесли на носилках, и он был без сознания. Конечно, пострадавших тут же окружили внимательные и заботливые собратья, их раны обработали и вылечили через некоторое время. Но лица эльфов краснели от гнева, едва они вспоминали о тех несчастных, которых вонючие орки утащили в Мордор. Из-за того, что Мизамир не пострадал в битве, как другие его соплеменники, недовольство высказывали и ему. Как он мог допустить, чтобы перворожденные попались в лапы врагам? Мизамир хмурился, огрызался и говорил, что все, наверное, больше обрадовались, если бы весь его отряд сгинул в Мордорских тюрьмах. Хорошо еще, что ему удалось привести домой остальных раненых, ведь у отряда не было с собой необходимых лекарств. Но его мало слушали. Все были возбуждены, трясли оружием и требовали от Гил-Гэлада немедленного плана мести врагу и освобождения пленников.

Так случилось, что именно в этот день всеобщего переполоха в Линдоне к берегу пристала лодка с тремя маленькими хоббитами. Деловито вытащив ее на берег, хоббиты подошли к эльфам, спорящим на берегу.

— Простите, пожалуйста, — робко потянул за рукав высокого эльфа Пум. — Нам необходимо встретиться с Гил-Гэладом…

Эльф смерили хоббитов возмущенным взглядом:

— Только не сегодня, малявки. Господину Гил-Гэладу совершенно не до вас.

— Но, но… — заикался Пум, не ожидавший такого обращения, — нам нужна помощь…

— А кому она не нужна в это проклятое время! — хмыкнули эльфы. Они отвернулись и больше не обращали внимания на невысокликов. Пум развел руками, он очень расстроился. Буги был невозмутим:

— Я предупреждал, что так и будет, — объявил он. — Ты, Пум, такой неразумный и доверчивый. Думаешь, что все тут тебе друзья закадычные. Они приходят к тебе, чтобы набить желудки, а что касается личных дел, то даже, если у тебя крыша сгорит или пропадет последняя рубашка, никому дела нет. Такая вот жизнь суровая.

— Перестань! — возмутился третий хоббит. — Видишь же, Пум чуть не плачет. Пошли они все подальше, никто нам не нужен. Подумаешь, фифы бессмертные, возомнили о себе, вознеслись под облака, думают, что самые важные. Не хватало еще их упрашивать. Сами справимся с нашими врагами, — и пылкий хоббит направился обратно к лодке. Этого хоббита звали Шумми Сосна. Он был крепкого телосложения и для своего племени очень рослый. В Грибном Раю все хоббитянские девушки были от него без ума.

Пум Сундук и Буги, потоптавшись на месте, поплелись за ним. Они уже пыхтели, стаскивая лодку в воду, когда Пума вдруг окликнул Юниэр:

— Эй, неужели это Пум! Какими судьбами, старина? — Юниэр подбежал к берегу и обнял Пума.

— Буги, дружище, и ты здесь! Как я рад тебя видеть.

Теперь довольные Пум и Буги оставили Шумми одного в лодке. Тот не сдавался и всем своим видом показывал, что давно пора отчаливать, а не тратить порох на заносчивых Громадин.

— Кто это с вами? — обратил внимание Юниэр на хоббита, стоящего в лодке в позе первопроходца-завоевателя, задравшего подбородок выше носа. — Он живой или памятник?

— О, это наш друг Шумми! — воскликнул Пум. — Шумми, иди, познакомься с Юниэром.

— Очень надо! — возразил Шумми, — Все равно я его не запомню, все эти Громадины на одно лицо.

— Тьфу, Шумми, какой ты грубый! Может Юниэр нас спасет…

— Пусть сам себя спасет, — огрызнулся Шумми. — Ну что, вы едете со мной или остаетесь?

— Что случилось? — поинтересовался Юниэр. — Едва приехали и уже куда-то направляетесь? Разве у хоббитов так принято в гости ходить?

— Да мы не в гости приехали, — вздохнул Пум, — у нас большое несчастье приключилось…

Шумми заерзал.

— Не смей перед каждым унижаться, ты…

— Продолжай, продолжай, — прервал его Юниэр, — что-то случилось с «Большой Пирушкой»?

— Да, с ней все нормально, — пояснил Буги, — а вот с Грибным раем дела не ахти.

— А что случилось в Грибном Раю?

На глазах Пума выступили слезы:

— Там… там хоббитоглот появился.

— Кто, кто? — удивился Юниэр.

— Чего ж тут непонятного! — воскликнул Шумми. — Хоббитоглот, значит, хоббитов ест. Как кроликов ловит и пожирает.

— Невероятно и очень печально.

— Да, да, посочувствуй. Ни за что не поверю, что вас, Громадин, чем-нибудь прошибешь. Вздыхаете, сопереживаете на словах, а думаете, небось, — А ведь хоббит и вправду должен быть вкусненький да питательный, как медвежонок.

— Да откуда у тебя мысли такие, Шумми? Вы такие же, как люди: думаете, разговариваете. Ни один человек вас есть не станет. Разве что тролль какой-нибудь.

— Хитрые вы очень и ненадежные, — упрямился Шумми.

— Мы сами не можем его победить, там колдовство какое-то, — пожаловался Пум, — пошли помощи у Градоправителя просить, Громадины от нас отмахиваются. На соседний порт вчера нападение было, все только и заняты тем, чтобы город укрепить и оркам отомстить. К эльфам приехали — они руками машут, прогоняют. Так что помочь нам некому.

— Я-то, дурак, старейшину послушал. Иди, говорит, к Пуму, у него там все друзья — воины непобедимые, с любым злом одним пальцем справятся, попроси пусть нам помогут. Знал бы, какие тут снобы кругом, никогда бы в такую даль не потащился. Ну, ничего, сами не робкого десятка, — и Шумми сжал кулаки.

— Поможем обязательно, — сказал Юниэр, — это не справедливо, чтобы такие чудесные хоббиты не встретили поддержки. Мы уж этому хоббитоглоту ребра пощекочем, собственным желудком заставим давиться. Давайте ко мне зайдем, надо собрать вещи.

— А кто пойдет-то? — спросил Пум.

— Я пойду и Мириэль, — решил Юниэр и зашагал прочь от берега, приглашая хоббитов следовать за собой.

— Этот Юниэр, он кто? Вроде эльфа? — прошептал Шумми Буги на ухо.

— Да нет, поприличнее, — ответил тот, — и знаешь почему? Есть в нем хоббичья кровь.

— Врешь! Откуда это?

— Секрет. Не проболтайся в деревне. От папы Пума.

— Убью, Буги, за такие идиотские шутки! Лучше скажи, каков из себя дружок его Мириэль? Покрепче этого будет?

— О, Мириэль — это настоящий богатырь, здоровый, как бизон. Ты сейчас сам увидишь, — соврал Буги

Юниэр провел хоббитов мимо стражей во владения Гил-Гэлада, эльфы по-прежнему не обращали на невысокликов никакого внимания. Приятели остановились у симпатичного белого домика, где у эльфов гостили друзья и путники.

— Мириэль! — закричал он. — Встречай гостей.

Три хоббита заворожено наблюдали, как из открывшейся двери появилась дама удивительной красоты. Она, конечно, тоже глядела на них изумленно, ведь раньше ей никогда не доводилось встречать хоббитов, но она была хорошо воспитана и не стала тыкать в них пальцем и кричать:

— Эй, народ, собирайтесь! Видали такое диво? Вот уморы!

— Познакомься с моими друзьями, Мирэ: Пум, Буги и Шумми, прошу любить и жаловать.

Все хоббиты смущенно расшаркались, и Мириэль пригласила их к завтраку. Пока они усаживались, она отправила посланца на кухню, чтобы принесли дополнительные порции.

— Твоя жена, как жемчужина, век смотри, не налюбуешься, сплошное восхищение, — прошептал Пум. Юниэр улыбнулся довольный.

— Это та же самая, которая замуж за какого-то Фаразона вышла? — осведомился Буги, как ни в чем не бывало.

— Тебя раньше еще никто не называл тактичным, правда, Буги? — Юниэр укоризненно приподнял одну бровь. — Эта девушка за меня замуж вышла, а Фаразон на другой женился, но это я тебе потом объясню.

— Очень интригующе. Но она на вид ничего, не придерешься, поздравляю.

— От тебя принимаю как комплимент.

Шумми Сосна бросал на Буги свирепые взгляды, но Буги их не замечал.

— Любезный Буги, — наконец прошипел Шумми, — не соблаговолите ли вы полить мне на руки?

— Всегда так, — проворчал Буги, — только присядешь, Буги, подай то, Буги, подай это! — Тем не менее, он встал и подошел вместе с Шумми к бочке с водой.

— Это и есть твой обещанный богатырь? — заорал Шумми — Ты у меня нарвешься однажды!

— Да, я, — оправдывался Буги, — сам ее впервые вижу.

Наконец-то подоспел завтрак. Хоббиты изумленно уставились на тарелки. На каждой лежала серенькая пористая лепешка с кубиком, похожим на масло, но слишком желтого цвета. К ним прилагался ломтик нежно-зеленого мясистого фрукта. Юниэр, заметивший замешательство хоббитов, подмигнул Мириэль и спросил:

— Ну, что же вы ничего не едите, дорогие гости?

— А это вообще едят? — осведомился Буги.

— Да, — поддержал его Шумми, — сами эльфы такое же едят? Или вы заказали специальный завтрак для хоббитов?

— Еда эльфов, быть может, не совсем привлекательна на вид, — поучал Юниэр, — но исключительно питательна, иногда бывает достаточно поесть раз в неделю.

— Я верю, — согласился Буги, — даже одного раза в месяц достаточно. И всякий раз, как вспомнишь о сих странных яствах, берешь лук, стрелы и — на охоту за дичью…

Мириэль прыснула:

— Да вы попробуйте, это не так ужасно на вкус.

— Простите, юная леди, но я есть не буду, пока мне не разъяснят, как и из чего это приготовлено.

— Какой ты нудный, Буги! — воскликнул Юниэр. — Это называется путлиба, а это — гулиба и окмо-тока, ешь, давай!

— Путлиба, гулиба и окмо-тока? — повторил Буги, как заклинание.

Пум Сундук был очень голоден. С пяти утра у него не было ни крошки во рту, а он был не из тех, кто способен долго терпеть голод.

— Препираетесь, препираетесь! Утомили, — сказал он, решительно размазал гулибу по путлибе и начал есть. Едва он вкусил эльфийской пищи, как на лице у него появилось выражение приятного удивления.

— Очень даже вкусно! — воскликнул он. Остальные хоббиты осторожно последовали его примеру. Когда тарелки опустели, Мириэль принесла чашечки с десертом.

— Это уже всем знакомо: клубника со сливками.

После первой же ложки Шумми Сосна задумался и решительно отодвинул десерт в сторону.

— Не могу я есть клубнику со сливками, когда из моей деревни хоббиты пропадают.

— Где находится ваша деревня? — спросил Юниэр.

— Не очень далеко, — ответил Пум, — Шумми до моей таверны за шесть дней добрался.

— Когда я уходил, то всем строго наказал из нор не вылезать, перебиваться запасами, пока мы не вернемся. Но у этого хоббитоглота есть какой-то порошок пахучий, он его насыпает, и хоббит становится вялый, как тюком пристукнутый, сам выходит из норы и пропадает. Раньше хоббитоглот только тех хоббитов ловил, которые в лес ходили, в деревню не совался. Но боюсь, если никто в лес не ходит, то он за добычей и в деревню придет. Надо бы поторопиться.

— Хорошо, — согласился Юниэр, — сегодня же и отправимся. Закажем путлиб в дорогу и вперед.

Юниэр и Мириэль распрощались с Гил-Гэладом.

— Спасибо за долгий приют и понимание. Но в такое время нельзя сидеть на месте. Должны и мы принять участие в борьбе с нашим общим врагом. Сначала мы хоббитам поможем, а потом возьмемся за задачи посерьезнее, — сказал Юниэр.

— Ступайте, — согласился Гил-Гэлад, — но будьте осторожны: походы по Средиземью — это не прогулки по парку. Сейчас развелось столько всякой нечисти, кого угодно можно встретить. Впрочем, ты все это знаешь. Помни только, что рисковать особенно не стоит, ты теперь не один. Может Мириэль лучше остаться в Линдоне?

— Нет, — живо возразила Мириэль, — я с ним иду.

— Ну, что ж. Тогда, храни вас Илуватар.

Свидание с Гил-Гэладом было кратким, так как ему еще предстояло решить, как вызволить из Мордора пленных эльфов. Пума доставили морем до дельты Барандуина, откуда он отправился в Пеларгир приглядывать за «Большой Пирушкой», а отряд спасения, состоящий из четырех добровольцев: Юниэра, Мириэль, Шумми Сосны и Буги Нытика, отправился вверх по реке Барандуин. Двигаться по реке на лодке легче, чем идти по берегу пешком, и друзья решили пользоваться речным путем, пока позволял маршрут.

Путешествие выдалось довольно приятным, если конечно не брать во внимание постоянные склоки между двумя хоббитами. Шумми Сосна терпеть не мог Буги за то, что тот постоянно его разыгрывал, а Буги тем больше нравилось изводить Шумми, чем горячее он реагировал.

Но Юниэр и Мириэль не обращали внимания на их ссоры и недовольство друг другом. Мириэль впервые участвовала в походе по Большой земле. Она испытывала чувство беспричинной радости и предвкушала необыкновенные приключения. Кроме того, этот поход был как свежий ветер для их чувства, их постоянно влекло друг к другу.

— Жалеешь, наверное, что не осталась в Линдоне? — дразнил ее Юниэр. Глядя, как они оба сверкают от счастья, Буги пожимал плечами:

— Не понимаю, они что, медовый месяц справляют или серьезным делом занимаются?

Вечерами, перед тем, как все засыпали, Мириэль пела для них нуменорские песни — легенды о днях давно ушедших. Эти песни очаровывали Шумми. Он не мог уснуть, думая ночи напролет о великих героях прошлого, о тех красивых вещах, созданных людьми и эльфами, о которых он узнавал впервые, о том, каким прекрасным и добрым мог быть мир. Но эта бессонница не утомляла его нисколько. Напротив, он чувствовал прилив сил.

Всего два дня пути оставалось теперь до Грибного Рая, и путники шли лесом. До сих пор им не встретилась ни одна живая душа, добрая или злая. Лес был сырой, с множеством ручьев и болот.

— Я уже не жалуюсь, — бормотал Буги, — что промочил ноги, потому что это случилось раньше в лодке.

— Где ты прожужжал мне об этом все уши, — буркнул Шумми, — научись летать, если такой чувствительный.

— От тебя, Шумми, только гадость услышать можно.

— Ой, замолчи, я с тобой больше не разговариваю.

Тут до путников донесся стон, а потом ругательства.

— Тсс, — сказал Юниэр, — нам следует быть осторожнее.

— Почему? — спросил Буги, внимательно вглядевшись в даль. — Это всего лишь какой-то гном вон под тем кустом орет. Его болото засасывает.

— Правда! — воскликнул Юниэр. — Надо же скорее помочь!

— К чему? — возразил Буги. — Может это скверный гном.

— Обычно гномы очень даже ничего. И не будь таким равнодушным, Буги.

С этими словами Юниэр схватил корягу покрепче и поспешил к страдальцу. Совместными усилиями с обеих сторон неосторожного гнома удалось вытащить на твердую землю.

— Готов служить, — тут же сообщил он, поклонившись. Вид у него был самый плачевный: платье и борода намокли, и весь он был облеплен ряской и пиявками.

— Служить — это как-нибудь в другой раз, а звать-то тебя как? — потребовал отчета Шумми.

— Дебори, — представился гном, — благодарности моей нет предела, спасибо громадное, что рисковали своей бесценной жизнью, чтобы спасти такого никчемного гнома…

— Не стоит благодарности, — остановил его Юниэр, знавший, что, если не прервать гнома, он будет разговаривать до вечера, — это наш долг помочь другу в беде. Как получилось, что уважаемый гном оказался в болоте?

— Просто заблудился, — пожаловался Дебори, — я в этих местах впервые. Шли мы с друзьями домой в Мглистые горы из Эред Луина. Однажды утром они отправили меня собрать ягод и грибов к завтраку. Был туман, и пока я ходил, туман стал еще гуще. Потом я услышал голоса очень близко, но они были мне незнакомы и речь непонятна. Я спрятался за большое дерево, наверное, это был дуб, а может сосна, в тумане ведь не различишь…. Мы гномы мало что в деревьях понимаем.

— А дальше? — снова вмешался Юниэр.

— Потом я не мог найти своих друзей, кричать я боялся, потому что неизвестные могли меня услышать. Когда туман растаял, я понял, что потерялся. Вам не попадались навстречу гномы?

— Нет. Ты первый попался.

— Я уже два дня здесь блуждаю. Не поесть толком, не поспать, как в полуобмороке хожу. Невнимательный стал и оступился.

— Хорошо, что мы подоспели как раз во время, — заметил Буги, — а то бы «буль-буль» и прощай, Дебори. Как тебе повезло!

— Наверное, я везучий, — пробурчал гном.

Конечно, все пожалели злосчастного гнома. Запасливые хоббиты выделили ему сухую одежду. Штаны Шумми пришлись ему впору, только были коротковаты, чуть ниже колен. Гном вымылся в ручье и переоделся. Потом его накормили путлибами, они показались ему очень невкусными, но выбирать было не из чего.

— Какой-то у него вид, — шепнула Мириэль Юниэру, когда гнома не было поблизости, — недобрый.

— Тебе показалось, — рассмеялся Юниэр. — Ты других гномов не видела, они все мрачноваты и красотой не блещут.

Поскольку они были еще недостаточно знакомы с гномом, в планы свои его не посвятили, сказали только, что идут в гости в Грибной Рай. Гном поинтересовался, где это место, и сообщил, что, хотя Мглистые горы намного дальше, ему с ними по пути, и, возможно, позже им встретятся его друзья. Дебори попросил позволения присоединиться к отряду.

— Конечно, — разрешил Юниэр, — мы хоть какую-то дорогу знаем, а ты опять в болото попадешь. Пойдем с нами, вместе веселее.

Чувствуя, что цель их близка, друзья продвигались вперед в быстром темпе, шутили, смеялись, даже Буги и Шумми больше не придирались друг к другу. Один только Дебори был не весел, но его можно было понять, потерял друзей, да еще в болоте искупался. День близился к закату.

— Пора отдохнуть, — заметил Юниэр, — а то не успеем устроиться на ночлег до наступления темноты.

— Я хочу собрать хворост для костра, — вызвался вдруг Дебори, когда путники выбрали поляну для ночлега.

— Только не ты, — усмехнулся Юниэр, — не хватало еще тебя искать.

— Вы меня просто оскорбляете, — завелся гном, — считаете совсем ни на что не годным. Я хочу быть полезным.

— Да пусть идет, — вступился за него Буги, который устал и не хотел идти за дровами сам.

— Ну ладно! Если что, кричи.

Путники с удовольствием растянулись на траве, расслабляя утомленные мышцы, а гном ушел за дровами. Все гномы носят с собой топоры, и этот исключением не был. Очень скоро друзья пожалели, что отправили Дебори одного. Он долго не возвращался, а темнело быстро, и, в конце концов, Шумми и Юниэр сами набрали дров и развели костер.

— Ну, не может же быть, чтобы он опять в болото провалился! — воскликнул Юниэр.

— Нет. Наверное, что-то другое случилось, — пожал плечами Шумми.

— Угу, — поддержал его Буги, ежась даже у костра, — может быть, наш хоббитоглот гномом не побрезговал.

Все замерли. Ведь Буги был прав. Они подошли уже довольно близко к Грибному раю, и враг, это ненасытное чудовище, возможно, рыскал где-то рядом, а они только сейчас об этом подумали. Все смотрели друг на друга в нервном испуге, и над поляной повисла напряженная тишина.

— А, вот и я! — раздался вдруг радостный голос, и все вздрогнули, как будто увидели огромного, хищного хоббитоглота с вилкой в руках, а не Дебори, согнувшегося под тяжестью сухих дров.

— Мы уже думали, что ты не придешь, — заметил Буги, — собрались на стол накрывать, помянуть тебя путлибой.

Дебори сердито сверкнул глазами:

— Рановато вы со мной распрощались.

— Почему ты так долго бродил? Мы же волновались! — отчитала его Мириэль. — Мало ли кого тут ночью встретишь! Можно с троллем столкнуться и в котел к нему попасть.

— Это все сказки, — бравировал Дебори, — уж в этом-то лесу бояться нечего.

— Напрасно ты так думаешь, — заметил Юниэр серьезно, — безопасных мест в Средиземье нет. Я даже предлагаю по очереди в карауле стоять, а не спать всем сразу. Спасибо, Дебори, что так много дров принес, теперь мы до утра сможем огонь в костре поддерживать. Давайте-ка, все укладывайтесь, я первый буду сторожить, потом тебя Буги разбужу, потом Шумми и последнего — Дебори. Так что спите, не теряйте времени.

— А песня! — воскликнул Шумми. — Мириэль же нам не пела сегодня.

— А ты без колыбельной не можешь? — спросил Юниэр.

— Да, настроение какое-то паршивое, может, улучшится, — смущенно ответил Шумми.

— Хорошо, — согласилась Мириэль, — я расскажу вам древнюю историю из жизни эльфов-нолдоров. Ее сочинили нуменорцы, и я хорошо ее запомнила, потому что там повествуется об эльфийской девушке, которую звали так же, как меня — Мириэль.

— Спасибо, Мириэль, голос у вас такой задушевный и красивый, слушал бы, не переставая. — Шумми совсем загрустил и задумался.

— Это правда. Или снова сказки? — вдруг проявил интерес Дебори.

— Конечно же, правда, это общеизвестно, во всяком случае, в Нуменоре.

— Не может быть, чтобы какой-то эльф знал все секреты гор, — отрезал Дебори, — только гномы разбираются в камнях.

— Неправда! — возмутился невежеством гнома Юниэр. — Феанор был настоящим мастером. Я уж не говорю о сильмарилах — первом из чудес света, мы их не видели и не представляем себе, что это такое. А вот палантиры нам с Мириэль видеть довелось в доме у Амандила. Прекрасная работа, каждый камень размером с твою голову, гладкий, искрящийся, теплый, как будто живой. Если заглянешь вглубь, то увидишь эльфийские страны, словно по землям бессмертных пройдешься, хотя на самом деле они далеко-далеко. Если такой камень в Средиземье привезти, то из Мории Пеларгир можно будет увидеть, да что угодно! Разве есть такие чудеса у гномов?

По озадаченному лицу Дебори было понятно, что таких драгоценностей в подземных царствах гномов не водится. А гномы очень трепетно относятся ко всякому роду редких камней, всю жизнь их ищут, собирают и украшают ими свои чертоги. Драгоценные камни для них все равно, что хлеб насущный для людей. Дебори, конечно, заинтересовался палантирами безмерно.

— С мою голову, говоришь, размером? Да еще далекие земли показывает? И твои друзья тебе их давали подержать?

— Довольно расспросов, Дебори! — рассмеялся Юниэр. — Ложись спать, в следующий раз в Нуменор поеду, возьму один на время — тебе показать, а сейчас не приставай.

— Нет, я не усну. Отдохните лучше вы, а я вас посторожу. Когда устану, то разбужу кого-нибудь. Это ж надо, такие камни, такие камни! И не у гномов!

Юниэр колебался одно мгновение: все-таки Дебори для них — случайный прохожий, стоит ли ему доверять? С другой стороны, все гномы, которых он знал, были честны и слов на ветер не бросали; к тому же хотелось хоть немного вздремнуть.

Так что все друзья разместились поудобнее и засопели под негромкий треск углей в костре. И только Дебори, сгорбившись, сидел у огня, мечтательно глядя вперед немигающими глазами. Все мирно спали. Впрочем, нет. Шумми Сосна опять не спал, а лежал с закрытыми глазами, представляя себе Лориэнн и Финвэ, оплакивающего свою возлюбленную. «В этих благословенных землях, — думал он, — все, наверное, должно быть по-другому». И он представлял деревья с золотыми стволами и большими лиловыми листьями. «Пойду-ка я, поговорю с Дебори», — решил он, чувствуя потребность поделиться с кем-нибудь мыслями, навеянными песней Мириэль. Он открыл глаза и увидел, что гном занят престранным делом: заливает их костер водой. «Жарко ему, что ли, стало»? — удивился Шумми. Он забеспокоился, но вместо того, чтобы разбудить остальных, он решил проследить за гномом сам. Дебори же, потушив костер, тихо встал и исчез в темноте. Луна еще не взошла, и Шумми едва различал силуэт гнома, преследуя его по пятам. Обыкновенные люди ничего бы не увидели в такой тьме, но и гномы, и хоббиты привыкли к подземельям, и зрение у них поострее. Потом гном вытащил что-то наподобие фонарика со слабым мигающим светом и стал еще более заметен. Гном продвигался довольно быстро, как будто прекрасно знал куда идет. «Заблудится такой, как же! — думал Шумми. — Он лучше меня этот лес знает».

Встревоженный Шумми не заметил, как долго они бегут и как далеко отошли от места их лагеря. Тут он почуял запах дыма и услышал угрюмые голоса. Дебори добрался до места назначения. Шумми затаился в кустах. У небольшого костра сидело еще три гнома, которые радостно гикнули при виде соплеменника. Вид у них был самый разбойный, и Шумми не мог понять, почему Юниэр считал гномов порядочными и добрыми. На его взгляд все они были злобными, бородатыми стариканами, замышлявшими страшные козни.

— Ну что, атаман? Принес добычу? — спросили гномы после приветствий.

— Они пустые, хуже нищих, — отмахнулся Дебори, — я порыскал по сумкам — одно эльфийское дерьмо. Но не зря время потратил. Рассказали они о камнях, таких во всем свете не сыщешь, только в Нуменоре. Палантиры называются, то есть дальнозоркие — всякие земли показывать могут. Надо добыть их.

— Да, как же мы в Нуменор попадем? И кто нам эти камни отдаст?

— Глупец, это проще простого, главное мы знаем у кого они. Мы на этот счет позже поговорим и план составим. А сейчас надо уходить, пока они не проснулись.

— Что ж ты их не зарезал? Спокойнее было бы.

— Это тебе не хоббиты никому ненужные. Нуменорцы они, знаешь, какие мстительные, кто их знает, какого они рода. Да от них вреда нет, спят, как дети доверчивые. А что наш пленник, молчит?

Тут Шумми заметил, что неподалеку от говорящих лежит сверток и едва шевелится. Сердце подсказало ему, что это хоббит.

— Да хоть ты тресни, молчит, угрозы не помогают.

— Значит надо пытать, — распорядился Дебори, — больше мы времени терять не можем.

Гномы подтянули сверток ближе к костру, и Шумми увидел, кто был в него завернут. Все в нем едва не перевернулось от возмущения, и мысленно он уже крикнул: «Лавашка!» — но прикусил язык. «Негодяи, мерзавцы, — думал он, — как они посмели ребенка украсть!? Что она им сделала?»

— Ну, что ж ты надумала, дорогая, за все это время? — ласковым голосом, насколько это может получиться у гнома, спросил Дебори, вынимая кляп изо рта своей жертвы, — что ты нам скажешь хорошего?

— Заплесневелый лишайник, волосатая кукуруза, шелудивый скунс… — затараторила Лавашка без остановки, и Дебори поспешил снова заткнуть ей рот.

— Ну, смотри же, — прорычал разозленный гном, — ты сама этого хотела. И он приказал приятелю покрепче держать ноги Лавашки, а сам принялся раскалять на костре железный ломик.

— Почему я не взял с собой меч!? — думал Шумми, в ужасе наблюдавший эту картину, но он же понятия не имел, что все так обернется. Он схватил с земли большую палку, и, когда орудие пытки уже подносили к коричневым пяткам Лавашки, Шумми выскочил на поляну, размахивая дубиной. Хоббит почувствовал себя безрассудно храбрым.

— Э-ге-ге! — заорал он в полную глотку. — Юниэр! Скорей! Бей предателя! Налетай!

Он надеялся, что гномы поверят, что за его спиной — мощная поддержка. Его действия и вправду вызвали некоторое замешательство. Шумми сунул палку в костер и отогнал всех от Лавашки.

— Юниэрррр, — не переставая, кричал Шумми, — круши их, бей!

Гномы уже готовы были сорваться с места и бежать, но тут они осознали, что кроме размахивающего дубиной хоббита никого вокруг нет, и тогда положение Шумми изменилось в худшую сторону. Четыре гнома, напоминающие один другого, как братья-близнецы, с красным блеском в глазах и звериным оскалом, одновременно вынули из-за пояса четыре топора и завертели ими в воздухе.

Тут Лавашка каким-то образом умудрилась выплюнуть кляп и завизжала так, как могла визжать только Лавашка: «Аааааа… помогите!»

Все на мгновение оглохли. Отголоски этих криков, а еще больше то состояние тревоги в воздухе, которое передается от друга к другу, когда один из них в беде, разбудили Юниэра, Мириэль и даже Буги. При свете только что показавшейся луны они увидели, что костер потух, и ни гнома, ни Шумми с ними рядом нет. Тут снова до них донеслось эхо Лавашкиных воплей, и все трое, не задавая лишних вопросов, кинулись на зов. Буги содрогнулся от привидевшейся ему картины: Шумми, исчезающий в ненасытной пасти хоббитоглота.

Гномы накинулись на Шумми, но тот не дрогнул. Раскаленной палкой он ткнул в бороду первого прыгнувшего на него гнома, и борода вспыхнула, но тут же Шумми получил удар топором по голове и рухнул без сознания. Пока один из гномов тушил бороду, другие заткнули рот Лавашке и, взвалив на плечи ее легкое тело, помчались в лес.

Когда Юниэр, Мириэль и Буги прибежали на место происшествия, то увидели только поверженного Шумми, лежавшего лицом вниз с окровавленной головой. Юниэр повернул его на спину и прижался ухом к груди.

— Он жив! — воскликнул он. — Сердце бьется.

Тогда друзья перевязали ему рану на голове. По счастью топор скользнул по черепу, не повредив его. Шумми открыл глаза и увидел расплывчатые, как облака, силуэты своих друзей.

— Мм… догоните же их, пожалуйста! Там Лавашка! — сказал он, едва к нему вернулся дар речи.

— Где Дебори? — спросил Юниэр.

— Дебори — разбойник, и все его друзья тоже. — Шумми попытался подняться на ноги, но тут же упал.

— Ты отдохни, мы попробуем освободить твоего друга. Буги, посиди с Шумми и позаботься о том, чтобы ему не стало хуже.

Юниэр и Мириэль побежали вслед за злодеями. Луна освещала им путь. Гномы были уже далеко, и они не могли их видеть, но знали, что на верном пути, так как слышали отдаленный топот сапог. Дебори и его товарищи бежали, тяжело дыша и передавая друг другу сверток с Лавашкой.

— А ну-ка, стоп, — сказал вдруг Дебори, взглянув наверх, — все в овраг.

Гномы сошли с тропинки и затаились в канаве. Что остановило их? Перед ними были обычные деревья, только множество светлячков сидело на стволах и ветвях, и деревья сияли голубыми огоньками. Мерцающие деревья словно выстроились вдоль какой-то границы, образуя светящуюся изгородь. Все местные жители и те, кому доводилось бывать в этих краях, знали, что нельзя ступать за черту, обозначенную деревьями со светлячками. Но не знали об этом Юниэр и Мириэль. Они так и бежали, надеясь, что вот-вот настигнут гномов, пока не осознали, что топот сапог больше не слышен. Но остановиться теперь они не могли. Из тех, кто ушел за светящиеся деревья, никто никогда не возвращался.

Гномы, подождав некоторое время, выползли из оврага, надрывая животы от хохота.

— Вот это погоня! — радовались они, — даже драться не пришлось.

Они решили вернуться к костру, чтобы отдохнуть и упаковать вещи, так как все побросали в спешке, когда пытались убежать от грозных нуменорцев.

У костра сидел только Буги, оставшийся присматривать за раненым. Он подскочил на два метра, когда увидел, как четверо гномов выросли из темноты.

— Ха-ха, малявка! Привет. Что, не ожидал такого подвоха? Обрадовался до смерти, по лицу видно.

— Думал, что дружки твои наши головы сюда за бороды притянут! Не дождешься!

— Я тебе вот что скажу, Буги, — поддержал гномов Дебори, — твои друзья так быстро бегают, будто не люди, а косули! До сих пор, небось, скачут.

— Что с ними случилось? — дрожащим голосом спросил Буги.

— А ничего! Небольшая промашка. Они быстрее нас бежали и в Зачарованный лес попали, — пропел один из гномов, наслаждаясь придуманной рифмой.

— О-о! — схватился за голову Буги, — как это их угораздило?

— Вот тебе и «о-о»! — сказал Дебори. — А что там за писк? Этот герой жив еще?

Шумми застонал, он бредил. Лавашка извивалась в свертке и очень ругала себя.

— Ну и ситуация, — подумал Буги, — хуже не бывает, — но скоро он понял, что ошибался.

— Что, порубим их на куски? — спросил у Дебори любознательный приятель. — А то жизнь длинная, донесут на нас, потом не оправдаемся.

— Я думаю, что достаточно им просто языки отрезать, — предложил Дебори.

— А если они донос напишут? — ехидно поинтересовался другой гном. — Надо убрать свидетелей.

— Тогда Лавашка уж точно ничего не скажет про клад, — возразил Дебори.

— Почему? Мы же ее не собираемся убивать?

— Она будет свидетелем убийства и подумает, что мы все равно ее убьем, когда она все расскажет.

— Ты нам какие-то головоломки задаешь, Дебори. Надо бы попроще. Не говорит — пригрозим, что дедушку убьем или бабушку. Что, ей этот клад дороже родственников, что ли?

— Да, пожалуй ты прав, нечего с ними возиться. Руби их.

Хотя Буги внимательно следил за ходом беседы ужасных бородачей, он был совсем не готов к такому исходу. Хоббиту стало страшно. Окровавленный Шумми лежал тут же рядом, но так как он был без сознания, то не мог увидеть лица своей смерти. Сообразительный Буги с отчаянья придумал, что делать. «Постойте, я тоже знаю, где клад!» — хотел он закричать, но от страха только тоненький свист вырвался из груди, и как он ни напрягался, не мог выговорить спасительную фразу членораздельно. Буги закрыл глаза, упрямо надеясь на чудо, и… услышал, вдруг, певучую речь:

— Привет вам, любезные хоббиты, гномы, дорогой иду я обычной, знакомой. Что за неполадки у вас приключились? Вы чем так друг другу не полюбились? — Это был голос мягкий, вкрадчивый, странный, и все обернулись к говорящей. Никто не заметил, как она подошла, удивительное создание в наряде, сплетенном из веток ивы. Босая девушка, со светлым шелком вьющихся волос и раскосыми, как крылья бабочки, глазами выглядела необычно.

— Как-то сегодня людно в этом месте! — посетовал Дебори. — Если вам дороги здешние так прекрасно знакомы, то ступайте дальше и не задерживайтесь. Мы тут без вас разберемся.

— Не разберемся! — воскликнул Буги, вышедший, наконец, из оцепенения.

— Кто ты такая, чтобы мне указывать! — возмутился Дебори. — Сама иди, откуда пришла. Я очень раздражен, могу и топор в дело пустить.

Между тем, Буги подкрался к свертку с Лавашкой, перерезал связывающие ее путы и вынул кляп. «Ф-фу! — вздохнула Лавашка. — Наконец-то».

Незнакомка, сообразив, что гномы настроены враждебно, сменила тактику. Она перестала говорить, но вдруг угрожающе запела. А потом достала лук, отклонилась назад и без усилий выпустила три стрелы, которые сразили братьев Дебори. Больше Дебори не нужно было уговаривать, он побежал так быстро, как никогда раньше не бегал.

Буги испытывал ощущение нереальности. Он понял, что это магия, а магии он не доверял. Лавашка напротив смотрела на светловолосую девушку с восхищением.

— Лавашка, — дернул Буги ее за рукав, — надо спрятаться, это какая-то колдунья. Может быть, она и есть хоббитоглот.

— Ха-ха, — рассмеялась Лавашка, — ну, ты и фантазер! Это же Мудрена, она нашу деревню от него спасла. И сейчас выручила из беды.

Загадочная волшебница не стала преследовать Дебори, да и братьев его она не убила, а только усыпила своими стрелами. Когда они проснутся, то, как заново родятся с памятью чистой, как первый снег. Мудрена — как ее назвала Лавашка — подошла к раненному Шумми и, погладив его по голове, привела в сознание.

— Не получится, — вздохнул Буги. — Как же Юниэр и Мириэль? Мы, что, их больше никогда не увидим? Ведь они с нами в деревню шли, мы к ним привыкли.

— Скажи, что случилось с твоими друзьями, куда все бежали, где их потеряли?

— Друзей обманул Дебори-балбес, попали они в Зачарованный лес, — угрюмо ответил Буги: в новой знакомой его раздражала манера разговаривать.

— Да, ты что! — испуганно воскликнул Шумми. — Что же с ними будет теперь?

— И ничего нельзя сделать?! — умоляющим голосом спросил Шумми. — Они такие молодые, красивые. Неужели вот такой конец?

— Да, Шумми. Не послушать тебе больше нуменорских песенок, — проговорил Буги, но было заметно, что на душе у него тяжело. Юниэр с такой готовностью согласился идти спасать хоббичью деревню, и вот, на тебе! Попал в ловушку, из которой выхода нет. Он почему-то злился на Мудрену за то, что она так ловко справилась со всеми недругами. «Что ж она раньше не подоспела, такая способная?» — думал он.

Мудрена между тем нахмурила брови и задумалась.

— Представьте-ка быстро друзей вы своих,

Как можно отчетливей вспомните их, — обратилась она к Буги и Шумми.

Те повиновались, у них загорелась маленькая надежда, что колдунья что-нибудь сделает. Но надежда была крошечная, так как, на взгляд Буги, колдунья была слишком молодая и не внушала доверия. Мудрена зафиксировала один глаз на Буги, другой на Шумми, напряглась и воссоздала для себя образы, возникшие у хоббитов. То, что она увидела, удивило ее.

Трое хоббитов пошли вслед за Мудреной, разговаривая шепотом, боясь нарушить ее сосредоточенность. Буги исподтишка наблюдал за колдуньей. Она шла, легко переступая босыми ногами, подвластная тому особому ритму, в котором жила.

— Лавашка, — попросил он, — кто она такая, расскажи?

— А, никто толком не знает, — ответила та, — пришла к нам в деревню, и все песни пела и пела. Мы поначалу из нор не выходили, а потом не выдержали. Голос у нее добрый, если она и вправду добра кому желает. Она нам рассказала, что знаки оградительные начертила вокруг нашей земли от всех врагов. И с чудищем этим окаянным намудрила чего-то: изменила его вкусовые привычки, — он теперь землянику ест. Она не убивает никогда, а как-то в мозги проникает и перестановки там делает. Смеется иногда звонко, прямо заливается, пляшет и только стихами разговаривает. Знает обо всем, о чем ни спросишь. Так и поселилась у нас в деревне, мы ее кормим — она нам поет.

— Как же так получилось, что ты гномам попалась, раз у нас в деревне такая могущественная колдунья объявилась? — спросил Шумми.

— Она не всегда у нас живет, пропадает куда-то время от времени. А эти твердолобые мочалки напали на меня в лесу, когда я за медом лазала.

— Ну-ну, продолжай, — усмехнулся Буги, — зачем это ты им понадобилась?

— Раз поймали, значит, понадобилась, — тряхнула челкой Лавашка, — ненужных не ловят. Может, я тайну какую-то знаю, тебе-то что?

— А-а-а, — протянул Буги, — тайну значит? А как насчет клада?

— Клад, — подмигнула Лавашка, — это мое приданное. Не скромно об этом выспрашивать. Разве что ты, Буги, жениться на мне захочешь, когда я подрасту?

— Ни в коем случае, — отскочил от нее Буги, — пусть у меня коленки облысеют, если такая мысль хотя бы раз придет мне в голову.

— Ну, вот и не любопытствуй, — рассмеялась Лавашка, — я свое приданное от всех прячу. Она покосилась на Шумми, но тот сделал серьезное лицо и не проявил к ней никакого интереса. Шумми считал Лавашку маленькой девчонкой, недостойной его внимания, и Лавашка вздохнула.

Они подошли к постройке, сплетенной из ивовых веток с конусообразной крышей. Как и все, что принадлежало Мудрене, ее шалаш отличался простотой и аккуратностью. Мудрена вошла в свое жилище, села на циновку и сосредоточилась. Хоббиты устроились неподалеку, чтобы охранять ее убежище от всяких посягательств, никто не должен был помешать Мудрене вызволять из беды их друзей.

Мириэль и Юниэр не вернулись назад, когда поняли, что потеряли след гномов.

— Мы их не догоним, — сказала Мириэль, удивленно оглядываясь по сторонам.

— Я никогда не видел такого красивого места! — восхищенно воскликнул Юниэр.

— Я тоже. Но здесь все слишком совершенно, чтобы быть настоящим.

И, действительно, было чему изумиться. Повсюду их окружала феерия тропических красок: насыщенная яркая зелень, роскошные цветы благодатного лета: пестрые орхидеи, королевские магнолии, источающие томительно-сладкий аромат бледно-палевые и винно-фиолетовые розы. Гигантские папоротники смыкались и расходились вновь, словно волнистые веера с причудливым рисунком. Они подошли к небольшому овальному озеру аквамариновой прозрачности, вода в нем была холодная и чистая, с золотистыми чешуйками слюды на дне. Даже разноцветная галька на берегу казалась отмытой до блеска. В центре озера фонтаны взмывали ввысь и, коснувшись безупречного неба, обрушивались вниз светоносной пылью. А на противоположном берегу ленивые водопады, опоясанные радугой, свергали струи воды с мраморных гор. Ни одного пожухшего листочка не было на деревьях, ни одного изъяна в безукоризненных формах. Любая, даже самая мелкая деталь, поражала изысканностью. И плоды в этом благодатном месте казались совершенными, гроздья винограда светились солнечным блеском и оказались медово-сладкими и ароматными на вкус

Юниэру и Мириэль стало легко и весело. Они уже забыли, как очутились в этом лесу.

— Мирэ! Может быть, мы попали на земли бессмертных? — предположил Юниэр.

— А может, мы спим или бредим? — возразила та.

Целый день они бегали друг за другом, беспричинно счастливые, опьяненные спелым виноградом. Все заботы и тревоги последних дней стерлись из памяти, как будто их и не было.

Ближе к вечеру они вышли к большому озеру. Над ним клубились туманы, синие и серебристые, а гладкая поверхность воды временами волновалась и сверкала разноцветными бликами. Все это что-то напоминало Мириэль, какую-то историю из детства.

— Это похоже на озера Горудуна, — сказал Юниэр, и тогда Мириэль вспомнила эльфийскую сказку о могущественном маге, мечтавшем создать мир без боли и страдания, болезней и чувств иных, чем восхищение. Для этого, считал он, необходимо изъять из мироздания все несовершенное и убогое, а всему приятному и красивому придать завершенность, тогда любой живущий в таком идеальном мире будет доволен, спокоен и благодарен. С этой идеей пришел Горудун к Валарам и попросил у них поддержки. Но Валары объясняли ему, что нельзя так запросто вмешиваться в мир, сотворенный Илуватаром, тем более, не ведая его замысла.

— Илуватар, — говорили они, — не стремился создать теплицу, где все его творения процветали бы под присмотром Творца. Он создал мир, в котором каждый свободен и награжден достоинствами и возможностями, и не только красота и способность ценить ее важны в человеке, эльфе, гноме — любом из детей Илуватара, но и любовь, творчество, забота о других, талант, юмор…. Всем этим одарены дети Илуватара, и каждый из них прекрасен по-своему.

Но Горудун очень дорожил своей идеей и непрерывно думал о ней. Будучи магом, не трудно сойти с ума, ведь маги располагают знаниями, превосходящими человеческие. Пришел день, когда Горудун решился исполнить свой замысел. Но его волшебства не хватило на весь мир и даже на Средиземье. Только на небольшом участке, вокруг семи озер, мир преобразился в такой, каким его желал видеть Горудун. Умножить красоту и притягательность природы было несложно, труднее было создать соответственное отношение к увиденному у населявших землю народов.

Конечно, они восторгались причудливыми фантазиями Горудуна, но восторг их был недолог, так как переменчивы настроения людей и эльфов, и то, что поначалу их удивляло, потом принималось как должное. А Горудун хотел бы привлечь их навечно к своему творению, и больно было ему осознать, что естественным путем этого не добиться. Много усилий потратил он, чтобы завлечь путников в чертоги семи озер, и также свил тонкие невидимые сети, которые падали на мысли, попавших в его царство, и не позволяли никому вернуться назад. Все, кто попадал во владения мага, становились поклонниками Горудуна, восхищаясь ежедневно его творением и не общаясь друг с другом, так как у них не оставалось других чувств. Чтобы лишить детей Илуватара свободной воли даже на небольшом участке Средиземья, Горудун потратил всю свою волшебную силу и никогда не смог ее восстановить. Потом он исчез, и никто не знал, где он.

Примерно такую историю вспомнила Мириэль. В Нуменоре это была часто повторяемая легенда, но, если бы кто-нибудь поверил, что все так и было на самом деле, его бы подняли на смех. «Это очередная поучительная история о том, что нельзя противостоять эльфийскому богу», — сказали бы насмешливые нуменорцы.

Однако сейчас легенда казалась реальной.

— Может, мы уйдем отсюда, Юниэр? — предложила Мириэль.

Ей захотелось оказаться на полянке в обычном лесу, сорвать крохотную капельку земляники и приласкать рукой тихие незабудки. Она вдруг поняла, что не любовь вела мага, когда он создавал свое совершенное творение, а лишь тщеславие и гордыня.

— Отчего же? Ты что, испугалась? Разве тебе не любопытно посмотреть, что в озере? — возразил Юниэр.

Глаза его блестели, он потянул Мириэль за руку:

— Пойдемте плавать, моя принцесса, никакой Горудун не сможет нас тут удержать, никто не заставит тебя и меня торчать в мокром озере остаток дней. Потом будем рассказывать нашим детям про диковинки сумасшедшего мага.

И они вошли в волшебные воды. Плавать не пришлось, так как они сразу погрузились в воду и оказались на дне. Но странно, они не чувствовали себя промокшими, могли дышать и ходить. Передвигаться по дну озера было приятно, земля не так сильно притягивала, как на суше, а вода, мягкая и обволакивающая, не выталкивала, как обычно, поэтому идти было легко, и, как следует оттолкнувшись, можно было испытать ощущение полета. Мириэль и Юниэру понравилось это упражнение, они чувствовали себя почти невесомыми и на все способными, как в детских снах.

Подводные пейзажи завораживали. Золотистый свет сверху сливался с голубым свечением дна. Фосфоресцирующие водоросли и кораллы, огромные, как деревья, унизанные росинками, большие улитки, гордо несшие на прозрачных спинах раковины — настоящие произведения искусства, подводные бабочки, цветы, замки, — все это было так композиционно верно, так изысканно, что самый утонченный эстет остался бы немым от восторга.

Иногда им на пути попадались другие люди и эльфы, захваченные в плен чарами Горудуна, но никто из них не обращал внимания на новичков. Их лица были белы, как маски, губы не улыбались, и каждый был поглощен созерцанием. Глаза не отражали ничего, кроме предмета искусства великого мага, который они наблюдали. Маленький мальчик с серьезным, недетским выражением лица складывал из тонких ажурных ракушек высокий замок, осторожно скрепляя ракушку с ракушкой и едва дыша.

Долго бродили Юниэр и Мириэль по диковинным землям Горудуна, время летело незаметно. Ничто всецело не завладело их вниманием. Юниэр говорил своей любимой, что нет никого прекраснее во владениях мага, чем она, и что их любовь сильнее всяких чар. Они гордились тем, что не поддаются волшебству, и воображали себя сверхстойкими людьми. Невдомек было им, что повсюду, куда бы они ни шли, летели над ними молитвы Мудрены, мешая сетям Горудуна опуститься и сковать их. Так прошли они через все семь озер. Стало темно, и тонкие узоры водорослей засияли вдруг призрачным светом, а высоко в небе вспыхнули звезды.

— Здесь тоже бывает ночь! — удивился Юниэр. — Я совсем не жалею, что мы здесь оказались. Это не так уж опасно, если обладаешь твердой волей и не стремишься уйти от мира. По-моему, пора возвращаться, больше смотреть нечего. Захватим что-нибудь на память?

— Нет, не надо. Ничего не бери, это все чужое! — предостерегающе воскликнула Мириэль, которой почему-то стало страшно.

В это время маленькая звездочка сорвалась с неба и стремительно понеслась вниз.

— Загадывай желание! Мирэ! — крикнул Юниэр и подставил ладонь.

— Сделай так, чтобы мы никогда не расстались, — прошептала принцесса.

Лучше бы они не заметили этой звезды, потому что она упала не с настоящего, а с зеркального неба и, следовательно, все желания исполняла наоборот. Звезда шлепнулась прямо в ладонь Юниэра, и он ощутил приятный холодок.

— Какая простая и тонкая работа! — восхитился Юниэр. — Спасибо за подарок, Горудун!

Если бы Горудун был там, то он бы ответил: «Не стоит благодарностей».

— Домой? — улыбнулся Юниэр. Мирэ кивнула. Они обнялись и, оттолкнувшись от дна, в тот же миг оказались на берегу и пошли из леса в свой привычный мир. Возвращаться было трудно, ноги словно приклеивались к земле, и казалось, что кто-то жалобно зовет их назад и причитает о том, как нужны они там, как жестоко предавать красоту, которая нуждается в них. Но для Юниэра это было уже делом принципа — уйти оттуда, откуда еще никто не вырывался. Его упрямство помогало Мудрене вытягивать их из Зачарованного леса.

Едва они выбрались в безопасное место, как оба рухнули на траву без сил. Изнемогла совсем и Мудрена, голова у нее кружилась, веки слипались. Хоббиты принесли в шалаш сена и устроили для нее мягкое ложе.

Юниэр проснулся от голода. Солнце сияло высоко, и он определил, что уже полдень. Мириэль спала, и он решил пойти поискать какой-нибудь еды. В кустах шевелилось и пищало что-то белое. Юниэр осторожно подкрался, мечтая о жирном зайце, и схватил животное за бока. Зверь и не пытался вырваться. Это был щенок с темными умными глазами и черным блестящим носом. Он вильнул хвостиком и лизнул руку Юниэра. Съесть его было бы просто преступлением. Юниэр поднял щенка с земли.

— Что, малыш? Твоя большая белая мама где-нибудь поблизости?

Щенок взвизгнул протяжно и жалобно, из чего можно было заключить, что он совсем одинок и брошен. Юниэр прихватил его с собой. Очень скоро они вошли в дружелюбную, тенистую рощу. Юниэр обрадовался: еще раньше, когда он участвовал в походах по Средиземью, такие деревья были редкостной находкой для воинов. Их замечательные плоды утоляли самый зверский голод. Юниэр сорвал несколько самых крупных и сочных плодов и поспешил к спящей подруге.

— Смотри, кого я тебе принес! — разбудил он Мирэ, — Спешу сразу его тебе подарить, чтобы ты о нем заботилась, кормила и купала часто, потому что он белый и быстро пачкается. И не вздумай отказываться, это — подарок от самого сердца.

— Какой хорошенький! Мягкий. Где ты его нашел?

— Недалеко, в кустах. И сразу подумал, что тебе его очень не хватало.

— Спасибо, Юни, мне он нравится.

Они поели и вспомнили о хоббитах.

— Как ты думаешь, что с ними стало? — спросил Юниэр.

— Не очень-то мы им помогли, — вздохнула Мириэль.

— Может еще не поздно? Пойдем-ка в Грибной Рай, узнаем, как обстоят дела.

В Грибном Раю был пир горой. Хоббиты радостно приветствовали возвратившихся из путешествия Шумми и Буги, а также Лавашку, которую считали без вести пропавшей. Лавашка стала предметом всеобщего внимания, она рассказала всем подружкам, как Шумми рисковал жизнью ради нее, как он спасал ее от Остервенелой бороды и его братьев. Она, конечно, всячески приукрашивала историю своего освобождения романтическими подробностями, и все хоббитянские девушки сгрызли себе ногти от зависти. Хоббиты веселились, но Буги был печален.

— Шумми, — дергал он за рукав своего друга, — ты, правда, думаешь, что они вернутся? Может, она наврала?

— Ну, зачем ей врать, — раздраженно отвечал Шумми, — сказали тебе, придут они, значит придут. Не наводи тень на ясный день.

Буги думал: «Как всегда я нигде не нахожу понимания. К чему ей врать? Смешной вопрос. Чтобы не ударить в грязь лицом. Как же, сознается она, что ничего не вышло из ее колдовства. Кто же ее уважать будет? Ох, не увидеть нам больше их». — Так причитал Буги, наблюдая исподтишка за молодой колдуньей с хитрыми раскосыми глазами, которая жевала себе вишни и бесилась на празднике больше всех. Но мрачные ожидания Буги на этот раз не оправдались. Юниэр и Мириэль все-таки пришли в Грибной Рай.

Хлебосольные хоббиты тут же позвали их к столу, ломившемуся от яств. Местные музыканты дули в трубы и били в барабаны, а хоббиты плясали и водили хороводы.

— Никогда не видел столько довольных малышей сразу, — шепнул Юниэр на ухо жене. — Как ты думаешь, есть у них какие-нибудь проблемы?

— Ни проблем, ни хлопот! — радостно запели в ответ хоббиты, обладающие поистине великолепным слухом. — Добро пожаловать в Грибной Рай. Как же вы вернулись из Зачарованного леса? Расскажите, как там? — в устах хоббита этот вопрос звучал обыденно, как если бы вас спросили: «Приятно ли вы отдохнули у родственников вашей жены?»

Буги и Шумми обнялись с друзьями и поздравили их с возвращением.

— Запомните, — поучал Шумми, — деревья со светлячками по всей границе опасны, и больше никогда туда не ходите. Вызволить вас оттуда было куда труднее, чем справиться с нашим врагом.

— Так значит, вы одолели его самостоятельно?! Я всегда верил в хоббитов! Какой же ты молодец, Шумми! Как это случилось?

Шумми замялся, переступая с ноги на ногу.

— Ну…, мы не совсем сами управились… Нам, конечно, помогли немного… Точнее, за нас почти все сделали…. Если уж совсем откровенно, то, когда мы пришли, все уже было готово.

— Ты говори вразумительно, что же произошло?

— Одна ведьма, — ответил Буги вместо Шумми, — она этого проглота хвать за жабры, а потом длинным ногтем мозги ему вправила. И стал он безобидным корнеедом.

— Ты нас опять разыгрываешь, Буги? — засомневалась Мириэль

— А мне и подавно вас слушать забавно, — услышали они голос позади себя и, обернувшись, увидели Мудрену.

— Э… леди, — перестраховался Буги, — если я вас ведьмой назвал, то это любя. Я ничего дурного не имел ввиду.

Мудрена ответила снисходительной усмешкой. Она внимательно изучала Юниэра.

— Я вижу союз двух великих сердец,

Скажи, нуменорец, кто был твой отец?

Юниэр пришел в замешательство, откуда ей знать, насколько труден для него этот вопрос. Он был уверен, что никогда не встречал ее раньше.

— Поскольку мы не знакомы, леди, позвольте сначала представиться. Мое имя Юниэр, а это моя жена — Мириэль. Как зовут вас, скажите, если хотите?

— Где как, ну, а тут Мудреной зовут, — она улыбнулась и протянула руки к белому щенку, тот сразу затявкал и завилял хвостом. Он почти вырвался из рук Мириэль и прыгнул к Мудрене.

— Ну, что ж, расскажи мне, пропавший бесенок,

Где ты побывал и кого повстречал,

Что кушал мой толстый мохнатый волчонок,

Кого испугался и где ночевал?

— Простите, мы не знали, что это Ваш щенок, — сказала Мириэль с досадой. Мудрена ей сразу не понравилась. Во-первых, она не сводила глаз с ее мужа, во-вторых, забрала щенка.

— Я даже успел подарить его своей жене. Но ничего, хорошо, что мы его прихватили.

Мудрена опять впилась в Юниэра долгим проницательным взглядом, потом она вернула щенка Мириэль и голосом, не допускающим возражений, сказала:

— Отдать его вам для меня не потеря,

Ты право имеешь на этого зверя.

Маленького волчонка окрестили Олвиком — подаренным дважды. С тех пор Мириэль не расставалась с ним.

Друзья праздновали вместе с хоббитами день освобождения от врага и пели гимны благополучным дням без приключений, так как все хоббиты уверены, что приключения привносят с собой в жизнь не разнообразие, а безобразие, и без них куда спокойнее жить

Звезда

Что-то было не так. Жизнь среди хоббитов не радовала Мириэль. Но не они были тому виной, а колдунья. Ей рассказывали, как Мудрена восемь дней не спала, медитировала и охраняла их от чар Горудуна. Им-то с Юниэром казалось, что они провели в Зачарованном лесу не больше суток. Она должна была чувствовать благодарность к Мудрене, но не могла себя заставить быть хотя бы просто дружелюбной, так как заметила, что странная девушка заглядывается на ее мужа, а Юниэр проникается по отношению к ней все большим интересом. Он почти перестал подходить к Мириэль и разговаривать с ней. Зато подолгу беседовал с Мудреной, с жадностью поглощая каждое слово ее птичьей речи, которую Мириэль терпеть не могла. Измученная подозрениями принцесса не выдержала и высказала Юниэру свои соображения.

— О чем это вы разговариваете, если не секрет? Что она напела тебе? Ты за ней так и вьешься!

— Мирэ! — присвистнул Юниэр. — Ты что ревнуешь? Напрасно, милая. Ты бы лучше сама послушала, что она рассказывает. Мудрена многие вещи видит насквозь. Да и то, что она говорит, мне близко. Мы мыслим одинаково.

— Просто она тебя околдовывает. Говорят же хоббиты, что она на мозг действует.

Юниэр рассмеялся, глядя на рассерженное лицо Мириэль.

— Не бойся, плохого она не сделает, но многому научит.

— И охладит твое сердце, — прошептала Мириэль.

— Что-что? — не расслышал Юниэр.

— Ничего! Я бы на твоем месте не связывалась с колдуньями.

— Это невозможно. Все женщины — колдуньи, все до одной. А ты — моя самая главная колдунья.

Но Мириэль не была убеждена его словами.

— Ты говоришь, что она очень умна? Почему же ты не выбросишь звезду, как она советует? Я прекрасно слышала:

Или что-то вроде этого. Почему же ты ее не слушаешь?

Юниэр упрямо сжал губы:

— Даже она может ошибаться. Я доверяю своей интуиции. Это счастливая звезда, наш талисман. Она сияла нам в заповедных садах Горудуна, и поможет в трудные времена. Мы должны беречь её.

— Почему ты придаешь такое значение пустым безделушкам и совсем не замечаешь моего беспокойства? — Мириэль обиженно замолчала, а Юниэр как-то странно, отрешенно улыбнулся ей и не ответил.

«Он говорит с сумасшедшим блеском в глазах и ведет себя непредсказуемо, это ее чары так действуют. Если я что-нибудь не предприму, то потеряю его», — подумала она и решила поговорить с Мудреной, чтобы понять, что у нее на уме. Какое-то время она медлила, не решаясь подойти к голоногой девице, насвистывающей веселые мотивы. Мудрена вила кольца вокруг дуба, подпрыгивая и приплясывая, поглощенная этим занятием как самым наисерьезнейшим делом. «Неужели он предпочел бы мне эту ненормальную?» — засомневалась Мириэль. Потом она преодолела неловкость и обратилась к сопернице:

— Прости, что я прерываю тебя, Мудрена, но мне бы хотелось услышать твой совет. Мудрена остановилась и вопросительно на нее поглядела. «Со мной она почему-то не желает вести поучительные беседы», — подумала Мириэль.

— Видишь ли, мой муж очень изменился с тех пор, как мы сюда пришли. Я чувствую, с ним что-то происходит. Он слушает только тебя, мысли его витают где-то очень далеко. Иногда мне кажется, что я его теряю. Если это ты его околдовываешь, то хочу предупредить: я не стану лить слезы и просить помощи, я просто уничтожу тебя.

Мириэль сама удивилась такой прямоте, она хотела подойти к вопросу осторожно и хитро, но сразу выплеснула свои сокровенные мысли. Колдунья хмыкнула:

Сказав это, Мудрена отвернулась и ушла.

«Наверное, она питает такую же неприязнь ко мне, как и я к ней», — подумала Мириэль. В незамысловатых стихах Мудрены принцесса почувствовала скрытую угрозу. «Она говорит, что Юниэр болен, но, по-моему, она меня просто дурачит. Звезда здесь ни при чем, просто, ей не терпится отправить меня куда-нибудь подальше».

Мириэль могла поверить, что муж ее во власти чар Горудуна, но чутье подсказывало ей, что способ, которым Мудрена предлагала его спасти, неверный и даже опасный.

Мудрена пропала на два дня, но Юниэр не стал спокойнее и внимательнее к Мириэль. Однако, никто, кроме двух женщин, не замечал странностей в его поведении. Юниэр много общался и шутил с хоббитами, с удовольствием участвовал в их делах. Однажды они ушли на дальнее озеро поохотиться и пропадали там целый день. К вечеру все вернулись, Мириэль радостно выбежала навстречу, но, увидев его лицо, испугалась. На нем было выражение злой ярости, Юниэр сам ужаснулся бы, увидев свое отражение в зеркале. На почтительном расстоянии трусили хоббиты, притихшие и недоумевающие. Впервые Громадина показала им лицо гнева.

— Что случилось? Кого-то убили? — бросилась Мириэль к охотникам.

— Убили? — Юниэр злобно взглянул на нее. — Нет! Украли. Украли мой талисман. Но я этого так не оставлю. Я все обыщу. Лучше вору сознаться сразу.

— Талисман? — переспросила Мириэль. — Я думала, что-то серьезное случилось. Кому она нужна эта звезда?! Я уверена, что ее никто не брал. Ты, наверно, сам потерял ее где-нибудь.

— Какая ты глупая, — поморщился Юниэр, — сама ты никому не нужна.

У Мириэль потемнело в глазах, так нелепо и страшно прозвучали его слова. Она попыталась сделать бесстрастный вид, но обида не дала ей сыграть роль достойно, слезы защипали глаза, и она убежала в дом, где они жили. Юниэр же, не обращая на нее внимания, ринулся ворошить вещи в домах своих недавних друзей, переворачивая там все вверх дном. Хоббиты запирали двери, но он кричал, что подпалит норы, если они не отопрут их. Бедняги скорбно взирали, как беснующаяся Громадина разрушает их домашний уют, и шептались друг с другом.

— Вот напасть-то! Лучше никогда больше Громадин к себе не пускать. Они все ненормальные. Сегодня друзья, а назавтра грозят подпалить родную нору. Нельзя на таких положиться.

— Сколько после него убирать придется! Натоптал, посуду разбил, мебель сломал, а прикидывался безобидным. Нет веры Громадинам.

Поиски Юниэра оказались безуспешными. Наконец он кинулся к собственному дому.

— Признавайся, куда ты спрятала звезду?! — накинулся он на Мириэль.

— Я не знаю, где эта ненавистная звезда! — зарыдала Мириэль. — Убирайся вон! Никогда бы тебя не полюбила, если б знала, что ты такой мелочный! Ты предатель!

Но он ее не слышал. Это был чужой человек, ослепленный гневом, совсем не тот Юни, которого она любила. Он грубо притянул ее к себе, ощупал всю одежду, а потом тщательно обыскал их маленькое жилище.

— Значит, не ты, — сказал он, в конце концов. — Значит, это она. — И вышел из дома.

Мириэль всхлипывала, никогда еще она не чувствовала себя такой униженной. Уткнувшись носом ей в щеку, тоненько скулил волчонок.

«Я не могу находиться здесь, — думала Мириэль, — надо уйти. Мы больше никогда не будем вместе, если я себя уважаю. Ну почему такое несчастье приключилось именно со мной? Лучше бы мы остались в Зачарованном лесу».

Иногда рассудок твердил ей, что Юниэр не в своем уме, что он болен, как и говорила Мудрена, что он не осознает, что творит. Может, ему нужна помощь, иначе он умрет. Любовь не разрушается в один миг, надо закрыть глаза на отвратительную грубость его слов и поступков. Надо дать ему шанс. «Что же делать?» — думала Мириэль. В это время в шалаш заглянула Лавашка.

— Ты можешь выйти. Уже безопасно. Он больше не сходит с ума.

— Где он?

— Мудрена вернулась и дала ему лекарство. Сейчас он спит у нее дома. А мы все ходим на цыпочках, боясь его разбудить. Не мужчина тебе достался, а пламенный дракон. С ним такое часто бывает?

— Нет, никогда, — машинально ответила Мириэль. Лавашка поняла, что Мириэль не до разговоров.

— Тебе принести чего-нибудь? — спросила она участливо.

— Нет, мне ничего не надо.

Лавашка ушла, а Мириэль терзала себя горестными думами: «Так, значит, он спит дома у Мудрены. Устроил дебош и переутомился. Ну что ж, пусть Мудрена о нем и позаботится, а мы с ним квиты. Добилась своего косоглазая. Победу празднует. Я — дочь короля Тар-Палантира, ни от кого не потерплю ни оскорблений, ни обмана».

С этими мыслями Мириэль подхватила Олвика на руки и направилась прочь из деревни. «Ты, Олвик, тоже ее зверь. Может, заколдованный. Однажды ночью перегрызешь мне горло и поспешишь к ней похвастаться выполненным заданием, да?» — тихо шептала измученная принцесса. Но оставаться одной не хотелось, нужен был хоть кто-нибудь, кому можно было поплакаться. Олвик смотрел на нее преданными глазами и, казалось, все понимал. Он никому не расскажет о ее слабости. И не загрызет.

Хоббиты суетились, приводя в порядок свои норы. Был вечер, а этот народец не любит укладываться спать в беспорядке. Поэтому никто не заметил, как ушла Мириэль. Из домика на окраине деревни доносилось мелодичное пение. Принцесса стиснула зубы, чтобы не разрыдаться. Она знала, кто поет ей прощальную песню.

Мудрена видела из окна, как удаляется в сторону леса, на ночь глядя, возлюбленная Юниэра и не остановила ее.

Всю ночь и весь день блуждала Мириэль, не разбирая дороги. Она исцарапала ноги, порвала и испачкала платье, да и Олвик больше не был снежно-белым. Голод донимал ее, а где добыть еду, она не знала. Теперь она удивлялась своей глупости. Уж если она собралась уходить, то нужно было подумать обо всем заранее. Поход по Средиземью, да еще в одиночку, это борьба за выживание, а не прихоть сумасбродной неженки. Мириэль чувствовала, что добровольно обрекла себя на голодную смерть. А как страшно было ночью, сколько шорохов и звуков, которые она просто не замечала, когда шла в Грибной Рай с Юниэром и хоббитами. Теперь же она дрожала, прижимая к груди теплый комочек. Но Олвик был еще слишком мал, чтобы выручить ее из беды. Чудом она вышла вечером к той же роще, где Юниэр когда-то нашел вкусные и питательные плоды. О, она их сразу узнала! Поблагодарив Илуватара, Мириэль наелась от души и посмеялась над Олвиком, который, вгрызаясь в мякоть плода, совсем исчез внутри него так, что только короткий белый хвостик торчал наружу.

«Все будет хорошо, — думала Мириэль, — нельзя было так сильно обижаться на Юни. Надо было обуздать гордыню и помочь Мудрене вывести его из состояния невменяемости. Не может быть, чтобы он разлюбил меня. Наверное, он опомнился и сходит с ума. Переживает, бедный, места себе не находит. Он, конечно, вспомнил, как вел себя накануне и раскаивается, а может быть, уже бросился на поиски. Такому следопыту, как Юни, ничего не стоит быстро найти меня. Мы скоро встретимся, он обнимет меня крепко-крепко и скажет: «Любимая моя девочка, ты одна у меня на свете». С этими мыслями Мириэль уснула, улыбаясь во сне. Она готова была помириться с любимым. За сутки, проведенные в лесу, она поняла, как трудно и горько быть одной.

Невдомек было ей, что Юниэру в Грибном Раю становилось все хуже и хуже. Он бредил, не приходя в сознание, и рвался на поиски злосчастной звезды. Мудрена знала, что отпускать его нельзя и накрепко привязала веревками к кровати. Он пытался порвать путы, как только прекращался нагоняемый ею целебный сон, и проклинал все на свете. А она без устали твердила заклинания и терпеливо ждала.

Утром, прежде чем открыть глаза, Мириэль почувствовала, что над ней кто-то стоит. Она стремительно вскочила и увидела старушку.

— Доброе утро, дитя мое, — проворковала та самым любезным голосом. — Что ты делаешь одна в лесу? Престранно.

«А сами-то вы, что здесь делаете? — подумала Мириэль. — Не менее странно в таком почтенном возрасте».

Но вслух она этого не сказала, старушка была на вид приличная, аккуратненькая с голубыми смеющимися глазами.

— Я иду в гости к хоббитам в Грибной Рай, — сказала она первое, что пришло ей в голову. Может, она поможет ей вернуться назад.

— Очень хорошо, — одобрила старушка, — не желаешь ли и ко мне в гости заглянуть? Молока попить?

— Вы здесь живёте? — недоверчиво спросила Мириэль. — В лесу?

— Ну, почему? — рассмеялась старушка, — в доме, конечно. В красивом доме с роскошным садом.

«Что ж, почему бы и не зайти?» — подумала Мириэль.

— Хорошо, мы не возражаем, — улыбнулась она, вытащив на свет Олвика. При виде щенка глаза старушки заблестели еще больше.

— Какое очарование! Малюсенький, хоросенький!

Она взяла Олвика на руки и пригласила Мириэль следовать за ней.

— Как звать тебя, красавица? — спросила она по дороге.

— Мириэль, — ответила та, — а вас?

— Вэнили, серебряная садовница.

Старушка привела Мириэль к себе домой, и та поняла, почему ее так звали. Никогда прежде не видела она столько цветов сразу. В волшебных садах Горудуна тоже было красиво, но цветы казались искусственными. А у Вэнили цвели самые настоящие живые цветы: розы, тюльпаны, нарциссы.

— Какое замечательное занятие вы себе выбрали! — воскликнула Мириэль. — У вас редкий по красоте сад.

— Оставайся, погостишь, — радушно пригласила Вэнили. И Мириэль действительно захотелось пожить немного у приветливой старушки. Она вспомнила о далеком Нуменоре и дворцовых садах. Природа Средиземья была суровее, чем в ее краях, и Мириэль соскучилась по теплым светлым краскам и ароматам любимых цветов.

«Но мне надо вернуться к Юниэру», — подумала она нерешительно. «Нет, подожду еще день. Дам ему возможность найти меня», — все-таки она опасалась, что, вернувшись, увидит Юниэра, привороженного чарами к Мудрене.

Мириэль рассказала Вэнили свою историю, умолчав о Нуменоре, представившись обыкновенной девушкой. Ей необходимо было поделиться с кем-нибудь чувствами, особенно по поводу последних событий. Старушка утешала ее, говорила, что, конечно же, Юниэр придет за ней, и она, Вэнили, порадуется их встрече.

Разоткровенничалась и Вэнили. Она рассказала о своем сыночке — смелом охотнике, о том, какие надежды возлагали на него они с мужем, как хотелось бы им вернуться на родину, и о том, как редко навещает теперь их сын, потому, что пошел в ученики к магу. Мириэль слушала невнимательно, ее занимала собственная история.

Потом она гуляла по саду, и голова кружилась от тончайших ароматов и обилия красок. Олвик гонялся за бабочками. Почувствовав усталость, они ушли подальше от дома, взобрались на холм и растянулись на солнышке. С холма открывался вид на тропинку, ведущую к домику старушки. Лес в этом месте выглядел обжитым и ухоженным, и странно было думать, что такое дружелюбное место окружают темные чащи.

Мириэль размышляла о том, о сем, когда вдруг, взглянув на тропинку, обмерла от ужаса. Огромного роста мужчина с большим топором и связкой окровавленных кроликов в руках деловито шагал вперед. Вид у него был самый зверский.

— Он же прямо к Вэнили идет, — испугалась принцесса и кинулась бежать вниз с холма, чтобы предупредить хозяйку о неожиданном госте.

Вэнили удивленно слушала, как взволнованная Мириэль пытается объяснить ей что-то.

— Что тебя так поразило, девочка? — спросила она.

— Надо побыстрее спрятаться, сюда идет безобразный монстр, — отвечала Мириэль, дрожа.

— Что ты говоришь? Где? — Вэнили выглянула за калитку.

— Ты меня право обижаешь, — сказала она. — Это вовсе не монстр, а мой муж возвращается с охоты. Быть может, Рубозавр грубоват на твой деликатный вкус, но для меня он полон мужественной притягательности.

— Простите, я не знала, — только и могла выговорить Мириэль, не в состоянии представить вместе хрупкую и изящную Вэнили и приближающегося к дому сутулого медведя.

— Как же ты напугал нашу гостью, милый! — вышла навстречу к Рубозавру Вэнили.

— Кто это сюда забрел? — голос у Рубозавра был свистяще-шипящий, как у простывшего человека.

«Уж лучше бы он ревел», — подумала Мириэль. Рубозавр вперил в нее взгляд близко посаженных глаз из-под насупленных бровей. Он осклабился, и Мириэль шарахнулась в сторону: оскал у муженька старушки был просто вампирский.

— Только кролики на этот раз, — прохрипел Рубозавр, бросая к ногам женщин кровавые тушки. Тут Рубозавр заметил Олвика и протянул к нему мохнатые клешни.

— Это не еда! — воскликнула Мириэль поспешно.

— Неужели снежный волк! — лицо Рубозавра сложилось в гримасу, которая должно быть означала удивление и радость. — Я их обожаю!

Уловив растерянное выражение на лице Мириэль, старушка объяснила:

— Рубозавр хорошо знает этих волчат. Было время, когда он сам таких выращивал, возился с ними…

— Самое радостное было время, — заметил Рубозавр, — иди-ка я пощупаю тебя, брат-волк.

— Руки помыл бы сначала, — предупредила его Вэнили, — вымажешь щенка в крови, он же белый.

— С каких это пор ты такая щепетильная стала, — усмехнулся Рубозавр, — что вид крови тебя пугает?

Он угрюмо глядел на Вэнили. Та обернулась к Мириэль.

— Пойди, погуляй еще, а мы разделаем кроликов и приготовим ужин.

Мириэль послушалась. Это место перестало казаться ей привлекательным и безопасным с тех пор, как сюда явился Рубозавр. Но ей неудобно было уйти, не попрощавшись со старушкой, которая была так приветлива с ней. «Поужинаю, переночую и утром уйду отсюда», — решила Мириэль.

Она забрела в отдаленный конец сада, где густо цвели неизвестные ей красные цветы. Здесь она и решила побыть как можно дольше, чтобы не попадаться на глаза Рубозавру, ибо сам вид его внушал ей ужас. Едва она присела на траву, как ее начало клонить ко сну, и она не заметила, как задремала. Ей снились цветы, такие же прекрасные, как в саду у Вэнили. Она прогуливалась там, как накануне, но не чувствовала больше беззаботной легкости, напротив, напряженное беспокойство томило ее. Вдруг из кустов полезли змеи, тысячи одинаковых змей, черных и гладких. Они извивали свои отвратительные, скользкие тела и разевали ядовитые пасти.

— Будь осторожна, девочка. Не наступи на змею, — услышала она и, думая, что разговаривает со старушкой, подняла голову. Но увидела… Феорену.

— Мама! — воскликнула она, — я боюсь пошевелиться.

— Все гарпии умирают от своего яда, — наставительным тоном объяснила Феорена и растаяла в воздухе. Мириэль очнулась от тяжелого сна. Смеркалось, солнце только угадывалось за горизонтом. На душе было тревожно, она по неволе всматривалась в землю, опасаясь, что там притаились змеи. Неслышно ступая, девушка подошла к домику Вэнили, и заглянула в окно.

Посреди комнаты был очаг, над которым готовили какое-то варево. Старушка с перемазанным кровью лицом и растрепанными волосами скакала вокруг.

— Мой компот почти готов! — повторяла она при этом. Трудно было поверить, что эта ведьма с воспаленными красными глазами есть та самая аккуратная бабушка Вэнили. Муж смеялся над ее выкрутасами.

— Что же ты сидишь, волосатик? — обратилась к нему старуха, — иди, притащи нашу гостью. Мне нужно ее любящее сердце для навара. Как она перепугалась, бедняжка! Найди ее.

Рубозавр чувствовал запах крови, и ему не стоило труда обнаружить Мириэль. Спасло ее то, что она впитала приторный запах цветов, среди которых спала, и Рубозавр не заметил ее.

— Куда бежать? — сердце билось где-то в пятках. Тут она заметила, что в углу комнаты стоит клетка, где мечется несчастный Олвик.

— Он попался, как обидно! — Мириэль сжала кулаки. Времени на размышления не было, поэтому она обогнула дом и вошла в комнату.

— О, сама пришла, деточка, какая догадливая.

— Что-то вы долго готовите, — заметила Мириэль, — и на вид ваша стряпня не так уж аппетитна. Зачем это вы Олвика в клетку посадили?

— Ха-ха-ха, — злобно рассмеялась Вэнили, — волчонок теперь наш! Что ты о нем знаешь? Иди-ка лучше поближе, попробуй ложку компота!

— Не буду я есть ваше кровавое месиво!

— А, это и не для тебя! А для сына моего. Напиток власти и славы. Ты думаешь, я только цветы выращиваю? Я придумала рецепт, чтобы вернуть себе сыночка! И для этого мне необходимо твое маленькое заячье сердце!

— Разве вам так приятно убивать людей?

— Я лишь освобождаю их от непосильной ноши жизни.

— Но я не хочу умирать.

Старушка смерила ее презрительным взглядом и высыпала на пол горсть белесого порошка с дурманящим запахом. У Мириэль закружилась голова, и она поняла, что помедли она еще мгновенье, и все будет потеряно. «Гарпии умирают от своего яда», — вспомнила она и, подбежав к котлу, что есть силы, толкнула его на старуху. Кипящая красная гуща вылилась на колдунью, и та пронзительно завизжала. Мириэль схватила клетку с Олвиком и понеслась прочь, подальше от этого дома.

На крик своей супруги примчался Рубозавр, но было поздно, он услышал только ее предсмертные хрипы. Вне себя от ярости Рубозавр схватил топор и бросился в погоню за Мириэль. Тяжелая клетка мешала ей бежать, но она не могла бросить волчонка. Рубозавр гнался за ней по пятам, тяжело дыша и срубая ветки, попадавшиеся под руку. Шансов у нее не было никаких. Как же не хватало ей сейчас Чернолуна! Лезвие топора уже мелькало в поле ее зрения то слева, то справа, но Рубозавр, вдруг, споткнулся и упал. «Он же вот-вот поднимется», — думала Мириэль и бежала, не смея передохнуть. Сердце ее почти остановилось от страха и напряжения. «Хоть бы кто-нибудь встретился и помог!». Но никто не встретился ей. Однако, Рубозавр почему-то прекратил погоню. Когда он упал, то под руку ему скатилась крошечная, неприметная звездочка. Страшный Рубозавр с упоением разглядывал ее, выпятив губы, как ребенок. Звездочка сияла и переливалась на ладони, она звала его идти за собой. Рубозавр не смог ей противиться и направился в Зачарованный лес Горудуна. Все, что взято из этого таинственного места, должно непременно туда вернуться.

Испуганная Мириэль не видела этого, она еще долго бежала вперед, пока не упала без чувств от усталости.

В гостях у Саурона

Сразу за хребтом Эред Горгорот облюбовали себе землю слуги зла. Никто по своей воле не решился бы преодолеть горы Ужаса и Отчаяния. В те времена Мордор не был еще мертвой зловонной землей. Сам Саурон имел человеческий облик и старался привлечь к себе сердца детей Илуватара убедительными сладкими речами и обещаниями. И всегда самыми податливыми были люди.

При строительстве города и замка Саурон хотел придать своим идеям красивую и притягательную оболочку. Но он ненавидел все живое, особенно деревья, ему казалось, что они шпионят за ним, поэтому он приказал вырубить леса вокруг своих владений и творил свой гимн злу из камня. Он возвел огромные башни и алтари, лестницы, что вились по спирали над глубокими оврагами, бассейны с огненной лавой вместо воды, тюрьмы, статуи драконов, чудовищ из прошлого и памятник его низвергнутому господину — Морготу. Скульптурным фонтаном он особенно гордился. Действующий вулкан Ондруин находился в центре его земли, и Саурон нашел ему применение. Грозный лик Моргота — черного Бога, извергал из распахнутой пасти поток оранжевой кипящей лавы. Лава растекалась дальше по лестнице, на ступенях которой извивались в муках каменные тела его ненавистных врагов: Валаров, майар, эльфов и людей, противоборствующих Мелкору, отказавшихся почитать его как всесильного и единственного Бога. Сбегавшая лава скапливалась потом в небольших бассейнах. Саурон восхищался гармоничностью композиции «красиво» изгибающихся в страданиях каменных тел. Говорили, что иногда на ступенях корчились в последних судорогах живые узники. В целом, он был доволен Черным городом, раздражало его только то, что не было пока возможности добыть достаточно золота для украшения драгоценным металлом дворца, и обеспечить себе всей желаемой роскоши в жизни. Он хотел бы пить изысканное вино, секрет изготовления которого знали лишь лесные эльфы, одеваться в костюмы из баснословно дорогих тканей и менять их каждый день. Он желал, чтобы у него были в изобилии редчайшие камни и изделия великих мастеров прошлого, и он мог бы наслаждаться их созерцанием. Чтобы люди из благородных семейств и гордые эльфы прислуживали ему и выполняли все приказы, и только от него зависела жизнь детей Илуватара. Какое бы это было развлечение — играть их чувствами и ценностями, заставлять преступать все нормы, которыми они так дорожат, идти против совести, давить лучшие побуждения души, будить в них низменное.

Но он лишь предвкушал все это в мечтах, не было у него ни денег, ни власти. Нужно было содержать ораву орков, которые пусть и ели гниль да падаль, запивая это жгучей водой, все же не должны были голодать. Голодная армия больше не армия, понимал Саурон, и пока все средства вкладывал в грабительские и запугивающие походы, а также появлялся среди людей под маской доброго друга и убеждал их перейти на его сторону. Саурон был терпелив и холоден сердцем, он пестовал свои планы без спешки и необдуманных действий и жалил только, когда знал, что это наверняка.

Гориб — один из его самых страшных слуг — бесплотный кольценосец, летающий ночью на уродливой летучей мыши, принес в Мордор добычу — юную девушку, которую он нашел в лесу в бессознательном состоянии. Назгулу удалось доставить красавицу в Мордор без ее ведома. Саурон поначалу равнодушно отнесся к своей новой жертве, немного любопытно было, какое выражение лица будет у девушки, когда она очнется, пожалуй, пожалеет о том, что пришла в себя. Но так случилось, что в тот же день к нему в замок приехал его шпион при дворе короля Нуменора — Терлок.

— Это то, что вам сейчас нужно, мой повелитель. Положение Ар-Фаразона самое шаткое. Он был женат не на принцессе. А законная наследница трона у вас. Вам ничего не стоит протянуть руку и взять нуменорский трон.

Саурон задумался. Неужели Терлок не врет, и эта бездыханная дама — Тар-Мириэль? Возможность завладеть нуменорским троном, да еще стать королем по праву, улыбалась Саурону. Сама Мириэль его не интересовала, но с ее помощью он войдет в списки правителей нуменорской расы, уходящей корнями к знаменитому Эарендилу. Не только люди и эльфы, но и сами Валары, он был уверен, изойдут на нет от злости. Что ж, он постарается показаться ей интересным и справедливым. Пусть она не бежит от него, как от Ар-Фаразона, а с готовностью подведет его к Нуменорскому трону и разделит с ним власть.

К тому времени, когда Мириэль пришла в себя, Саурон знал все: о Юниэре, Мудрене, и странных стариках, чей дом она покинула так поспешно.

Очнувшись, принцесса с удивлением рассматривала красные атласные простыни своего ложа, черные мраморные стены и камин, жарко дышащий раскаленными дровами. Она и представить себе не могла, где находится.

— Прекрасно вы спите, моя дорогая. Долгий сон — аристократическая привычка! — услышала она густой мужской голос. Вслед за голосом появился и его обладатель, красиво причесанный, одетый в строгий дорогой костюм. Трудно было понять, человек это или эльф. Незнакомец улыбался полными, красными, словно налитыми кровью губами. Все черты лица его были правильными, нос длинный с горбинкой, брови изящны, глаза проницательны. Видно было, что он горд собою. Мягко ступая, он подошел ближе.

— Где я? — спросила Мириэль.

— В моем замке, — ответил он.

— Кто вы?

— Я хозяин этого замка и властелин этой земли.

— Почему вы не хотите представиться? — дрогнувшим голосом спросила принцесса, почувствовавшая опасность.

— Почему бы вам не представиться первой? Если бы мои слуги не обнаружили вас в лесу в обморочном состоянии, вы бы там и погибли — легкая добыча дикого зверя. Без самого простого «спасибо» вы начинаете допросы. Это не вежливо.

— Простите, я плохо помню, что было, — стала оправдываться Мириэль.

— Не страшно. Как вас зовут?

— Мириэль, — осторожно призналась принцесса.

— Ах, да! Благородная принцесса Нуменора, дочь славного короля Тар-Палантира, убитого предателем. Вот видите, что значит известность! Стоит вам назвать свое имя, и я все о вас знаю. По этой же причине я не хочу представляться, хотя известен не меньше вас.

«Кто бы это мог быть? — Мириэль настороженно следила за незнакомцем. — И как он самому себе нравится!»

— Да не мучайтесь вы! — рассмеялся Саурон. — Кем бы я ни был, буду рад оказать вам любую услугу, постараюсь, чтобы пребывание у меня в гостях доставило вам удовольствие. Так что, добро пожаловать. Ужин, новое платье? Просите, что угодно. Наверное, последнее время вам не везло, раз вы оказались в лесу одна, напуганная до обморока. Но здесь вы в безопасности. Саурона подмывало сказать «здесь в Мордоре вы в безопасности», приятно звучало, но он не решался пока пугать маленькую принцессу.

Для Мириэль ничего другого не оставалось, как принять правила игры хозяина. В конце концов, до сих пор с ней ничего не случилось. Олвик тоже, как ни в чем не бывало, прыгал по мраморному полу.

— Прекрасно, — кивнула она небрежно, — я хочу помыться, переодеться и поужинать, а потом я придумаю еще что-нибудь.

Саурон показал даме свой дворец и окрестности в разумных пределах.

— Что-то у вас тут мрачновато, — заметила принцесса.

— Куда нам с Нуменором равняться, — усмехнулся Саурон. — Земля пустынная, не плодородная, климат отвратительный. Стараемся украсить, чем можем.

Странное это было место и очень безлюдное. Никто не встретился Мириэль за исключением двух-трех молчаливых слуг с пустыми, ничего не выражающими глазами. Сумрачно и уныло было тут, но хозяин замка с каждым днем казался ей все привлекательнее. Ей нравилась его обходительность и интриговала манера общения. Ей постоянно приходилось быть настороже, беседуя с ним. Он как-то очень ловко мог повернуть разговор так, что ее же слова обращались против нее, и она путалась и мучительно думала, как же выкрутиться на этот раз. Он наверняка не был ей другом, но с другой стороны, она не боялась, что он причинит ей вред. Она не доверяла ему, но ощущала в себе потребность рассказать ему обо всем, что ее волновало. Она так и не знала, с кем имеет дело, но чувствовала, что перед ней человек, обладающий силой, умом и немалой властью. Когда его не было рядом, она скучала. Беспокойство о Юниэре также не оставляло ее. Насколько они далеки друг от друга, спросить было не у кого. Я не могу больше сидеть, ничего не делая, — пожаловалась Мириэль при следующей встрече с владельцем замка. — Я была с друзьями и хочу к ним вернуться, они ищут меня, я уверена.

Саурон внимательно посмотрел на нее:

— Где вы расстались со своими друзьями?

— В Грибном рае, это деревня хоббитов, — ответила та, ободренная его участием.

— Почему? — улыбнулся Саурон коварно.

— Я обиделась. По глупости. И убежала.

— Что ж, я рад помочь вам, — вздохнул Саурон, — хотя мне обидно, что вам не по душе у меня. Опишите мне кого именно вы хотели бы встретить, и я разошлю слуг на поиски. Мне это нетрудно.

«А он оказывается чуткий человек!» — подумала Мириэль.

В следующий раз он навестил ее только через четыре дня. Она бросилась навстречу, сгорая от нетерпения. Но он пожал плечами. «Увы» — говорил его вид.

— Что, совсем ничего не известно? — упала духом Мириэль.

— Вы опять недооцениваете мою разведку, — пожурил ее Саурон, — просто новости мои вас не порадуют. Не знаю даже, как вам передать.

— Говорите, — встряхнула головой принцесса, — все лучше, чем мучаться неизвестностью.

— Ваши друзья не ищут вас. Больно сказать, о вас забыли…, не замечали ли вы, что кудрявая колдунья была не равнодушна к вашему возлюбленному? Не отвечал ли он на ее чувства благосклонностью? Не по этой ли причине вы сбежали?

Из груди принцессы вырвался горестный выдох.

— Этого не может быть, — прошептала она.

— Я понимаю. Конечно, он обратил к ней свое сердце не по доброй воле, а поддавшись чарам колдовства.

— Она что могущественная колдунья?

— Не знаю наверняка, но думаю, что не из мелких. Она чужая здесь, пришла из Страны Вечных Льдов. Там другие законы, и попасть туда непросто. Может, в ее краях все женихи вымерзли, и она облюбовала вашего супруга себе в мужья. Извините, что шучу в такой тяжелый момент для вас. Сейчас эти двое на пути в страну, откуда она пришла.

— Я не верю! Я не хочу верить, — возмутилась принцесса. — Не честно так поступать. Он же мой муж. Она знала об этом.

— Увы, не всех это смущает, моя дорогая. Мне не хочется, чтобы вы думали, что я вас обманываю. Лучше увидеть раз самой, чем слушать мои убеждения. Пройдемте со мной.

Он привел Мириэль в зал, который до сих пор держал от нее закрытым. Там, в центре пола, было встроено зеркало округлой формы.

— Сейчас, когда мы знаем, где они, зеркало нам их покажет. — Саурон прочитал заклинания, и несчастная Мириэль сквозь слезы смотрела, как Юниэр и Мудрена идут вдвоем, обнявшись и воркуя друг с другом. Юниэр беззаботно смеялся, и тени беспокойства не было на его лице. Принцесса не знала, что зеркало Саурона может искажать вещи по его воле, и, в конце концов, убедилась в правоте всего сказанного, тем более, что у нее самой были раньше такие опасения.

Она всхлипывала, прижимая к груди белого волчонка.

— Это она вам дала? — спросил вдруг Саурон. — Это снежный волк из Страны Вечных Льдов. Лучше его выгнать, он принесет вам несчастья.

Мириэль изумленно посмотрела на него. Потом крепче прижала к себе мягкий комочек. Она успела уже привязаться к щенку и не собиралась с ним расставаться.

— А в Нуменоре у вас не осталось друзей?

— Я подавила память о Нуменоре, чтобы здесь начать новую жизнь. Юниэр был мне самым близким человеком после смерти отца.

— Вам следует это пережить. Я понимаю, первая любовь, сильные чувства, нож по сердцу, но жизнь не кончается в восемнадцать лет. Все-таки, ваше происхождение, мне кажется, не позволяет вам быть обычной женщиной. Вы бросили свой народ, не попытавшись даже вернуть отнятый у вас трон. Не думаю, что у вас мало сторонников, не думаю, что они сейчас счастливы. Скажу вам честно, я не верю в судьбу. Судьба ваша в ваших же руках. Только вы можете решить, чего, собственно, больше хотите, какая потеря для вас обиднее. Если Юниэр так всецело владеет вашим сердцем, можете догнать его, растопить колдовство жаром собственной любви, вернуть его, поразив удивительным постоянством. Или можете посвятить себя служению человечеству, как ваш отец. Если вы изберете последнее, то преклонюсь перед вами с уважением и окажу всяческую поддержку.

И Саурон оставил ее разбираться со своими переживаниями.

Принцесса сидела у окна с видом таким же мрачным, как ее настроение. «Никому нельзя доверять в этой жизни, — думала она, — все равно предадут. Юниэр сам завлек ее в этот головокружительный вихрь так называемой любви, так, что она забыла обо всем на свете, пожертвовала родителями, Нуменором, властью, и вот вся его любовь растаяла, как облако дыма. Все прикидываются любезными поначалу, а кто знает, что у них на уме. Безобидный гном оказался головорезом. Мудрена, которая якобы спасала их из садов Горудуна, увела её мужа у неё на глазах. Хрупкая старушка, цветочница в чепчике и та чуть не сварила бульон из ее сердца. Кто его знает, что задумал ее новый знакомый, который так умно рассуждает и, не понятно почему, питает какие-то чувства к далекому Нуменору. Конечно, ему на нее наплевать, как и на весь «страдающий народ». Просто в ней он видит возможность спихнуть с трона тщеславного кузена и воцариться самому. Приятнее править изобильным и процветающим государством, чем этой скудной пустыней».

Тут внимание ее привлек черный всадник, пересекающий каменную площадь перед дворцом, и она прервала свои рассуждения. На своем веку она видела немало всадников, но этот производил какое-то гнетущее впечатление. Она вперилась в него взглядом, стараясь понять почему. Видимо почувствовав ее взгляд, всадник обернулся и помахал ей рукой в черной перчатке. Тут же холодом обдало ее изнутри, и она отпрянула от окна — у всадника не было лица. Она бы не так испугалась, если б не знала, что такое действительно существует. Картинка стала прикладываться к картинке в ее мозгу, подозрение росло стремительно, и вскоре она не столько знала, сколько чувствовала, что под окном гуляет назгул, что пустынная земля — это Мордор, а ее любезный хозяин есть самый настоящий Саурон.

«Угораздило же! Попивать вино в замке Черного властелина, в самом сердце зла. Рассказать кому, так не поверят». — Мириэль покрылась холодным потом. — «Так значит, Саурон навострил когти на Нуменор. Странно, что всегда с именем Саурона употреблялись фразы «черные клешни, ядовитое жало, спрут» и тому подобные, как будто это был монстр, а на самом деле он похож на человека приятного и интересного. Может это не он?» — Но сердце подсказывало ей: «Он, он, можешь себя не уговаривать. Еще и жаловался на неудобную известность. Не замыслил ли он в таком случае стать мне мужем, чтобы завладеть Нуменором? Что же делать? Нельзя ни в коем случае показать ему, что я поняла, кто он есть. Надо разведать, где он держит пленников. А может я смогу убить его? Вот это было бы достойное деяние для человечества». Принцессе глубоко запала в душу эта мысль. «Может быть, в этом и есть мое предназначение? Иначе, зачем бы я оказалась в этом замке? Мне не трудно будет сделать это, поскольку я здесь на положении гостьи, не связана, не изнурена пытками, от меня никто такого не ожидает. Он любезен со мной, нет слов. Но ведь это потому, что он хочет использовать меня, чтобы еще больше завлечь человечество в грех и мучения, чтобы подняться против Валаров и навредить замыслу Илуватара. Так что, будет непростительно, если я его не убью. Все даже будут укорять меня, если я этого не сделаю. Мириэль, наследница Нуменорского трона, обманутая кузеном, брошенная мужем, проникла в Мордор и пронзила сердце самого страшного врага Средиземья — Саурона Великого! Тогда все они поймут, чего я стою. Только нужно быть очень осторожной с ним, чтобы он ничего не почувствовал. Не спешить. Быть хладнокровной. Тогда все получится».

— Я долго думала над вашим предложением вернуться в Нуменор, — говорила она на следующий день Саурону, — и решила, что вы правы. Это было бы унизительно для меня сейчас бежать, как собачке, за Юниэром и добиваться его любви. Что ж, я была с ним счастлива, как никогда больше не буду, но лучше забыть то, чего не вернуть. Я осознала, что у меня есть миссия, сложная и почти неосуществимая — помирить людей и эльфов. Этому посвятил жизнь отец, и я должна следовать по его пути. И если вы согласны с моими планами, то буду сердечно рада вашей помощи. Не только мне! Разве это не прекрасно, когда нет войн, и все живут дружно, помогая друг другу?

— Прекрасно, — Саурон смотрел на нее змеиным взглядом. — Но разве вас не интересует, у кого вы просите содействия?

Сердце Мириэль запрыгало, она улыбнулась.

— Вы же сами так заботитесь о том, чтобы сохранить свою тайну…. Но, впрочем, я догадываюсь, с кем разговариваю.

— Вот как? — Саурон приподнял брови. — Поподробнее с этого места.

— Вы не эльф и не человек, — начала Мириэль, стараясь не дрожать, — вы обладаете могуществом, известностью, сами признались, живете изолированно. Из этого я заключаю, что вы — маг. Вас зовут Горудун или Чайлдин.

Саурон внимательно посмотрел на нее, потом засмеялся.

— А вы догадливы, не ожидал, — сказал он, наконец, — я действительно маг Чайлдин. — Посмаковал он на языке новое прозвище и подумал: «Будет хуже, если я признаюсь этой куколке, кто я такой. Она так верит в добрых, помогающих магов».

— Так значит, вы не хотите войн? А как насчет Черного Властелина? Вы не добьетесь мира, если оставите его в покое.

— Конечно, но эльфы и люди должны объединиться, чтобы победить его. Он очень хитер…, - польстила Мириэль своему хозяину. — Первым делом мы должны разоблачить Ар-Фаразона, к нему я не испытываю никакой жалости. Это убийца моего отца. Я должна рассказать людям о том, как он держал меня в темнице и грозился убить. Доказать им, что он добивается всевластия и собственного бессмертия, а никак не благополучия людей. Он пожертвует самым близким другом и не пожалеет тысячи невинных жизней, чтобы добиться своего.

«А он мне нравится, если она правильно описывает», — подумал Саурон.

— Вы правы, — продолжала принцесса, — столько храбрых, смелых людей таится в заточении, и некому им помочь. О, если бы вы только поддержали меня! Вы были когда-то в Нуменоре, мой отец знал вас. Только я тогда еще не родилась. Но многие у нас помнят вас и очень уважают.

— Я поддержу вас. Мне противно знать, что убийца вашего отца наслаждается властью. Давайте же пожмем друг другу руки в знак согласия и начнем разрабатывать план.

Мириэль постаралась пожать ему руку уверенно и храбро. От рискованного предприятия, которое она затеяла, у нее подгибались колени.

Оба сошлись на том, что в Средиземье помощи искать не у кого. Все заняты разрешением собственных проблем. В Нуменоре их поддержат Верные. А вот как им проникнуть в Нуменор: тайно и устроить заговор или открыто приплыть с многотысячной армией и объявить войну? Эти варианты даже Мириэль казались детскими, она знала, что на самом деле Ар-Фаразон значительно сильнее, чем она описывает его Саурону, но ведь она не собиралась приводить в действие эти планы. Главное — это усыпить бдительность Саурона, заставить его поверить в серьезность ее намерений. Поэтому она умолчала о громадной поддержке людей и любви народа к королю, о многочисленной и подготовленной армии, о боевых кораблях усовершенствованных конструкций. Немногое число элендили и людей, верных ей, она, напротив, преувеличила чуть ли не до половины населения всего Нуменора. Она не знала, что Саурон может проверить все ее сведения еще и у Терлока.

Большим соблазном для Саурона было путешествие на запад, но он сомневался, что удастся убедить каждого также легко, как Мириэль, что он Чайлдин. Многие эльфы знают, как он выглядит, как разговаривает. А везти в такую даль всю свою армию было и вовсе рискованно. Поэтому он выспрашивал подробно и многократно все о Нуменоре, об укреплениях, войсках, размерах казны. Терлок охотно отвечал ему:

— О могуществе Нуменора больше трещат за пределами острова. Не спорю, Нуменор богаче дикого Средиземья. Но ведь это всего лишь небольшой остров! Там легче удерживать порядок, но народу живет, пожалуй, столько же, сколько в Мордоре. Судите сами, большая ли это армия? И состоит она только из людей, которые смертны, подвержены болезням и суеверны. А у вас — драконы, назгулы, орки. И еще одна отрадная для вас мелочь: в Нуменоре царит безверие. Илуватара отвергли, верить в него сочли делом бесполезным, но никем его не заменили. У этого народа нет Бога, чтобы на него надеяться. Я знаю Фаразона очень хорошо. Он, конечно, волевой и умеет добиваться своего, но он человек. Неужели вы боитесь, что не справитесь с человеком?

— Я никого не боюсь, — Саурон презрительно поджал губы, — я выбираю время, чтобы не тратить лишних усилий и получить то, что мне нужно.

— Да, мой повелитель, — склонился Терлок, не выдержав буравящего взгляда Черного Властелина.

— Возвращайся в Нуменор. Когда придет время, я дам тебе знать. Будь начеку.

— Слушаюсь, мой повелитель, — Терлок помедлил, — а как дела с принцессой?

— С ней мы поладили, — кратко ответил Саурон, и Терлок не смог понять, что означало это для принцессы: жива она или мертва.

— Негодяй! Выскочка! Несчастный гордец! — возмущался Фаразон после того, как Терлок отчитался ему о событиях и настроениях в Средиземье. По его словам, Саурон потихоньку прибирал к рукам Средиземье, силы его росли с каждым днем, и разрозненные группы людей и эльфов едва ли могли оказывать достойное сопротивление многочисленной и неприхотливой армии Саурона. Темный царек теперь вообразил, что может разделаться с человеческой расой играючи, и ходили слухи, что он готовит поход на Нуменор. Терлок разжигал страсти, передавая Фаразону им же придуманные высказывания, которые он легко приписал Саурону:

«Пора приструнить этих островитян, которые слишком вольно разгуливают по Средиземью, не считаясь с моими правилами».

«Я заставлю Золотого Паука целовать край моей мантии, пора ему поделиться награбленным золотом».

«Нуменорцы считают себя лучшими? Что ж, я всех их вырежу, чтобы выложить из их тел мост от Пеларгира до Арменелоса, материал тут нужен отборный».

Ар-Фаразон был вне себя от гнева. Он швырял мебель, накричал ни с того, ни с сего на Эльсию. Потом вынул свой меч из пыльных ножен. В оружейной было прохладно. Ар-Фаразон мрачно разглядывал свое отражение в полированном, словно зеркало, щите. «Я слишком долго медлил, — говорил он себе самому, — успокоился на достигнутом. Расслабился в благовонных ваннах. Так не трудно усыпить навсегда свой боевой дух. Но довольно. Я не пожалею денег. Подниму всю армию до последнего солдата на этого выродка. Пусть заткнет свою вонючую глотку. Будет просить пощады и умрет в страшных пытках».

И снова народ внимал с обожанием гневным речам своего вождя. Вот он, истинный король — неукротимый воин, готовый делить с солдатами походный шатер и рисковать своей жизнью. Король, которому тесно во дворце. Он вернет Нуменору былую славу. Едва нуменорцы свергнут Черного Властелина, как благодарные средиземцы окажут ему немыслимые почести, сочинят легенды и хвалебные гимны. Они ни за что не позволят, чтобы армия Саурона высадилась на берега Эленны. Орки (пусть даже зарубленные насмерть доблестными нуменорцами) на этой земле? Такое даже представить противно. Безлицые назгулы, пугающие девушек? Не бывать этому никогда. Пока Саурон хозяйничал в Средиземье, это еще можно было терпеть. Но у себя дома нуменорцы воевать не собирались. Саурон хочет помериться силами? Ну что ж, он свое получит. Армия Фаразона сотрет его в порошок на его собственной родине. Его мерзкую землю уже ничто не изуродует, а на прекрасной Эленне все так совершенно, что они скорее пожертвуют жизнью, чем позволят сдвинуть хоть камешек.

Все готовились к походу. Настроение было бодрым и решительным, хотя поход обещал быть трудным и, наверняка, не без потерь. Многие раньше сражались с орками и не хранили об этом приятных воспоминаний. Но все, почему-то, были уверены, что этот раз будет последним, они расквитаются с врагом навсегда. Триста кораблей приготовил Ар-Фаразон, чтобы перевезти на материк 50- тысячную армию. Каждый солдат был вооружен до зубов, здоров, откормлен и намерен драться не на жизнь, а на смерть. Кроме того, каждый полк был одет в одежду определенного цвета: красную, синюю, фиолетовую, желтую, — а доспехи, оружие, пояса и даже пряжки на сапогах были позолочены. Когда Фаразон осматривал свою армию перед отправлением в Средиземье, то чуть было не ослеп от блеска, и, довольный до слез, он произнес еще одну воодушевляющую речь.

С таким же удовольствием глядел на отплытие блестящего войска под красочными знаменами и расшитыми золотом парусами и Терлок. Наконец-то сбылась его мечта — две великие силы столкнуться на поле битвы и изрядно ослабят друг друга. Тогда над пеплом пожарищ, когда оставшиеся в живых расслабятся, устанут и будут подсчитывать убитых, на сцену выйдет он и скажет: «Не ждали? Теперь я буду вашим королем и властелином».

А пока пусть дерутся.

После отъезда Терлока Саурону пришла в голову мысль, что торопиться не следует. Пусть оба: его шпион и прекрасная гостья, утверждали, что Нуменор, как пирог на блюдце — приди и возьми, доверять он может только себе. Вывод напрашивался сам: надо съездить туда и оценить обстановку, иначе попадешь в расставленную ловушку.

Последнее время он часто общался с принцессой, старался быть обходительным, остроумным и доброжелательным. Ему всегда нравилось играть на публику, только до последнего времени не было возможности. Он замкнулся в замке среди невосприимчивых слуг. Пленники его ненавидели. Истерзанные пытками, недоеданием и болезнями в своих склепах, они не были расположены слушать и понимать его, лишь отвращение мог он прочитать в их затравленных взорах. Поэтому он рад был общению с Мириэль, которая оказалась в его замке на странных правах, принимала его за другого и совсем не боялась. Перед отъездом в Нуменор Саурон решил устроить совместный ужин с принцессой.

В полумраке большой комнаты с высоким потолком, комнаты, которую Мириэль редко покидала за время пребывания у Саурона, в мягких бархатных креслах сидели друг против друга принцесса и ее загадочный хозяин. В камине трещали дрова, но воздух в комнате все равно был сырой и холодный, только от пламени в камине и зажженных свечей на стенах блуждали, перекрывая друг друга, зловещие тени. Ломтики оленины лежали на серебряных блюдах, густое вино мерцало в тонких бокалах. Мириэль видела свое отражение в зеркальной стене напротив, и оно ей нравилось. Саурон был задумчив и немногословен. Смуглый, с легкими тенями под выразительными глазами, высокий, с царственной осанкой — многие девушки были бы без ума от такой внешности. Мириэль же все эти дни думала, как его убить. У нее было оружие — маленький кинжал, подаренный Дорианом. Слуги Саурона не отняли его, возможно, потому, что не заметили, а, может быть, Саурон не считал ее опасной. Кинжал был как игрушечный, но острый и жалящий, как все эльфийские клинки. Каждый раз, когда Саурон поворачивался спиной к ней, кинжал был наготове. Но она медлила из-за неуверенности в позиции, из-за сомнения в том, что она не успеет убить его быстро, прежде чем он разгадает ее замысел. «Как же сделать это наверняка»? — мучалась Мириэль.

— Если у вас есть какие-нибудь письма, важные новости и сообщения для друзей в Нуменоре, можете передать со мной. Завтра я отправляюсь в Эленну.

— Что?! — глаза Мириэль округлились. — И вы не возьмете меня с собой?

— Пока нет, — усмехнулся Саурон, — я еду на разведку, а замаскировать вас будет нелегко, мне проще наведаться туда самому. Прежде чем мы узнаем, как обстоят дела в Нуменоре, ничего нельзя предпринимать. А вы там были давно, и ваши сведения устарели.

— Придется так долго ждать, пока вы вернетесь! Я же тут с ума сойду.

— Мне лестно, что вы ко мне так привязались, но придется потерпеть, если вы не хотите, чтобы наш план провалился.

«Не знаю насчет нашего плана, — мрачно подумала Мириэль, — а мой точно провалится, если я не приму меры». Вслух она сказала.

— Все так неожиданно, вы расстроили меня, Чайлдин. Есть ли у вас какие-нибудь книги, развлечения? Могу ли я, наконец, ходить по всему замку? Есть ли тут какие-нибудь люди, кроме ваших безголосых слуг? — она подошла к камину. — Может, все-таки поедем вместе?

Саурон с легкой усмешкой смотрел в ее умоляющие глаза.

«Ни один простой смертный, наверное, не может ей отказать», — подумал он.

— Нет, я решил ехать один. Не беспокойтесь, я скоро вернусь. Позвольте, я подкину дров в камин, а то вы зябнете.

Саурон присел перед камином и стал ворошить горящие угли. Она стояла у него за спиной. «Сейчас или никогда», — подумала Мириэль.

— Какое бы развлечение вам придумать? — рассуждал вслух приветливый хозяин.

В этот момент она выхватила из-за пояса кинжал и вонзила ему в шею. Она не ожидала, что мускулы его столь тверды, удар получился не достаточно сильным, но все же кинжал вонзился глубоко, и темная кровь засочилась из раны. Саурон вскрикнул скорее от неожиданности, чем от боли и обернулся, лицо его выражало недоумение и обиду. Мириэль вспыхнула от стыда и досады. «Разить, еще раз разить», — звенело в мозгу, и, зажмурившись, она занесла кинжал во второй раз. Но он с легкостью перехватил ее руку и с силой отшвырнул обидчицу — она перелетела через всю комнату и больно ударилась, грохнувшись на пол.

Закрывая рукой рану, Саурон поднялся во весь рост. Глаза его потемнели от гнева, он изменился, Мириэль показалось, что он вырос и стоял над ней, как яростный колосс, готовый обрушить на нее всю тяжесть своей мести. Он молчал, сжав губы, по пальцам, зажимавшим рану, струилась кровь. Мускулы его напряглись, брови сомкнулись, лицо исказилось от какого-то невероятного усилия. Мириэль с ужасом наблюдала, как темные струйки крови застыли в воздухе, а потом медленно потянулись к ране и влились в нее. Там, где только что зияла дыра, остался лишь красноватый шрам. Жуткая усмешка исказила смуглое лицо, от любезности не осталось и следа. Перед ней был Черный Властелин — олицетворение ужаса, многие люди согласились бы умереть, только бы не видеть его никогда. Мириэль стиснула ледяные руки и посмотрела ему в глаза, приготовившись встретить смерть достойно. Но он медлил, длилось и длилось гнетущее молчание.

— Чем я вам не угодил? — гулко прозвучал его голос.

— Я знаю кто вы. Вы Саурон. От вас все беды в Средиземье, — ответила она вызывающе.

— А вы, стало быть, орудие карающей судьбы? — рот Саурона искривился. — Скажите, что я сделал вам лично? Может, я относился к вам не достаточно почтительно? Не был гостеприимен? Не выполнял все ваши просьбы? Объясните, почему вы, подкравшись неслышно, по-воровски, ранили меня?

— Я не могу убить вас в открытом бою, даже нанесенный коварно, исподтишка, мой удар не причинил вам вреда. Вы хотите знать причину, почему я вас ненавижу? И не только я? Да, лично мне вы пока ничего дурного не сделали, просто время еще не пришло. Всем известно, что вы несете людям гибель и страх. Сколько зла еще совершится в мире из-за того, что мой замысел не осуществился!

— Продолжайте, продолжайте, слезы раскаяния уже щиплют мне глаза. Еще немного вас послушаю и сам повешусь. Я не собираюсь оправдываться перед вами, но меня всегда поражала способность чад незабвенного Илуватара осуждать других и учить их жить. Вы сами блуждаете в противоречиях, но упорно навязываете свое мнение. Достается всем: друзьям, братьям, не говоря уж о врагах! Даже повода не надо, достаточно самого сомнительного слуха. Любо послушать эти сплетни. Заляпав собратьев грязью с ног до головы, вы беретесь разглагольствовать о чистоте помыслов, служении правде и незапятнанной чести. Уж если вы поднимаете темы о добродетели, мире, торжестве некого Света над Тьмой, то будьте сами честны и справедливы! Не наносите удар в спину. Иначе у кого же научится ваш враг благородному поведению? Как судите вы, кто прав, кто виноват, если обе стороны черны душой и злобны и не гнушаются никакими средствами, вплоть до предательства, чтобы извести друг друга?

— Нет совершенных среди рожденных, — признала вовлеченная в спор принцесса, — я поступила некрасиво, мне было бы намного приятнее повлиять на вас духовно, отвратить от войн, убедить поверить в замысел Илуватара, а не противодействовать ему. Но это невозможно. Если бы вам дано было измениться, это случилось бы раньше, сейчас вы закоснели во зле. Убив вас, я бы избавила от страданий тысячи невинных людей, которые хотят просто жить: любить, воспитывать детей, не голодать и никого не бояться. Им не нужна власть. Они хотят быть счастливыми.

— А вы думаете, что мне доставляет удовольствие разрушать счастье этих людей? Я вынужден воевать, потому что со мной воюют. Уж если вы ищете корень зла, то он не во мне, а в основе мира, созданного Илуватаром. Илуватар, создавая эльфов и людей, определил так, что все должны быть свободны. И в то же время у этого мира есть законы. Некоторым они по нраву, они согласны с существующим порядком, и Бог со своими жрецами поддерживает их. Другим же хочется иного порядка. Согласно замыслу, они могут жить, думать, как пожелают, но тут они встречают сопротивление. Мне, например, хочется создать свою расу, прекрасное — в разнообразии. Почему же моя мечта считается противоборством замыслу?! Почему я должен делиться своими знаниями, талантом и мастерством с Валарами, эльфами и людьми? Отчего не поступают также сами Валары? Прекрасные сильмарилы, созданные благородным Феонором, они оставили исключительно для Валинора, Благословенный Валинор они украшают и обустраивают непрестанно, забыв о существующих где-то насущных проблемах. Наслаждаются изысканной утонченной жизнью, а до других, так называемых «младших собратьев», им нет дела. Даже нуменорцев, которые помогли им в войне против Моргота, они не пускают на свою землю. К ним нельзя обратиться за помощью, они отмахнутся от вас, как от надоедливых насекомых. Им претят ваши низменные мысли и вульгарные просьбы, гораздо интереснее наблюдать за цветением персиков. Нет справедливости в творении Илуватара. Ему и не надо было справедливости. Он создал иерархию рас: высшая раса — могущественные и одаренные Валары, следующие — прекрасные, бессмертные эльфы, ну, а потом уже — люди, которые наделены пылкими страстями, но, увы, подвержены болезням, старению и умиранию. Если бы Илуватар хотел истинного мира, то сотворил бы всех «свободных» с одинаковыми возможностями в этой жизни. А он создал господ и рабов. Эльфы были задуманы как рабы Валаров, а люди — как рабы эльфов. Не признавать эту схему — значит противиться замыслу Илуватара. Весь мир построен на неравенстве. Не все народы, принцесса, верны Илуватару, многие на моей стороне. И я стараюсь, как могу, защитить их от ненасытных нуменорцев, которые облагают их данью. Этим людям нечего есть, как же они могут развиваться и совершенствоваться? Эльфы и преданные им люди боятся и ненавидят меня. Точно также как мои люди ненавидят и боятся эльфов и нуменорцев. Нет в этой ситуации правых и виноватых. Илуватару ничего не стоит положить конец распрям в этом мире, он обладает беспредельной силой. Что стоит ему, такому могущественному, уничтожить меня, примирить и накормить сотворенные им народы? Но он никогда не сделает этого. Похоже, что его интересует только придуманная им запутанная и завораживающая игра, а никак не состояние игроков, потому-то и отвернулись от него нуменорцы. Вот и приходится сражаться за место под солнцем, предавая друг друга. Я хорошо изучил человеческую сущность, принцесса, но ваш предательский удар меня почему-то оскорбил, видимо, иногда все-таки рассчитываешь на доверие. — Саурон натянуто улыбнулся. Кровь снова засочилась из раны. — Довольно, я сегодня слишком много говорю. Наверное, потому, что больше беседовать нам не придется, моя коварная гостья. Спокойной ночи.

Он ушел, оставив ее в темной комнате наедине с тяжелыми мыслями. Саурон не наказал ее, не уничтожил, не причинил боли, но его проникновенные речи растревожили принцессу. Казалось, он говорил от всего сердца, и все слова его были похожи на правду, следовало хорошенько подумать, чтобы возразить ему. Она чувствовала себя виноватой в том, что пыталась убить его, хотя еще совсем недавно считала такой поступок благодеянием.

«Он прав, я знаю о нем лишь по слухам, как же я могла вынести ему приговор? В нем не больше жестокости, чем в нуменорских солдатах. Он даже не отомстил мне», — мысли одна за другой приходили ей в голову и удручали ее так, что она не могла уснуть. Мир казался таким несправедливым, а будущее беспросветным.

На самом деле ее удар нанес Саурону больше вреда, чем она предполагала. Клинок-то был эльфийским, разъедающим плоть врага. Саурон знал, что ему придется в течение долгого времени лечить эту рану. «Я не убью ее сейчас, — думал он, — она не отделается так легко. Найду ее мужа и у него на глазах отдам эту мстительную принцесску самому безобразному орку. Пусть узнает, что такое унижение и боль. А может, я буду тонко и многократно истязать красотку и ее любимых друзей, пока не почувствую, что кровь моя отомщена».

Побег

Было раннее утро, когда Мириэль ощутила всем своим существом, что надо немедленно бежать. Инстинкт самосохранения, никогда не подводивший ее, тревожно и настойчиво взывал к разуму, логические построения вчерашних раздумий рухнули, как дом на песке. Босая, в смятой одежде, Мириэль бросилась к двери, выскользнула в коридор и осторожно двинулась вперед, выбирая направление наугад. Царила тишина, таящая неведомых и безжалостных врагов, казалось, что все предрешено. Страх крался за беглянкой, она ускорила шаг.

Принцесса не обманулась в своих предчувствиях, ибо Саурон, проснувшись с головной болью, вспомнил, что покушавшаяся на его бесценную жизнь особа все еще наслаждается роскошным ложем, и приказал слугам сбросить ее в подземелье, где ей надлежало ждать приговор. Сауроновы ищейки — отталкивающие представители человеческой расы с приплюснутыми лбами и торчащими ушами, ринулись выполнять его прихоть. Обыскав комнату и переворошив постель, они помчались вперед, низко пригнувшись к земле, словно вынюхивая ее след.

Мириэль бежала, едва ступая, боясь вздохнуть. Волчонок, которого она держала на руках, изрядно потяжелел за эти дни, но она привязалась к нему и не могла бросить. Принцесса исцарапала ноги и больно ушибла локоть о стену. «Почему мне приходится убегать, бояться, прятаться, дрожать за свою жизнь?! Ненавижу все это, — думала она. — Хочу обладать силой, чтобы противостоять своим врагам, или быть могущественным магом». — Она мечтала стать невидимой или рассеять преследователей в пыль, но вместо этого оказалась в тупике, и ее охватила паника.

Волчонок остро чувствовал и настроение друга, и близость опасности, он четко знал, что медлить нельзя. Вырвавшись из рук принцессы, Олвик стремглав бросился в один из боковых проходов. Ей поневоле пришлось следовать за ним. В одной из комнат щенок остановился и радостно завилял хвостом. «Чему ты радуешься, дурачок, — разочарованно вздохнула Мириэль, — отсюда тоже нет выхода!» Тогда волчонок потянул ее за край платья в тень, и там она разглядела люк. Девушка с усилием приподняла крышку. Перед ней зиял колодец неизведанной глубины. Окунувшись в сырую темноту и ничего не увидев, Мириэль посмотрела на щенка недружелюбно: «Олвик, ты хочешь, чтобы я туда прыгнула»? Судя по выражению преданной собачьей морды, именно этого он и хотел. «Ну, нет, — рассердилась принцесса, — я не самоубийца, хочешь, сам прыгай». И тут она услышала шлепанье ног ищеек Саурона, дыхание перехватило от ужаса. «Но лучше уж к ним в лапы, чем в черную дыру», — взвесила она свои шансы. Олвик подталкивал ее носом к открытому люку. Она еще раз зло взглянула на него. Он держал в зубах конец веревки. Больше Мириэль не раздумывала. Обвязав веревку вокруг пояса и подхватив волчонка на руки, она глубоко вздохнула, съежилась и прыгнула вниз. «Только бы не сорваться», — промелькнуло в голове. О том, что ждет ее внизу, она подумать не успела.

Стремительный полет был кратким. Кто-то схватил ее крепко, и с этим невидимым кем-то, в считанные мгновения, она оказалась на земле. От ушиба у нее закружилась голова, неизвестный грубо заломил ей руки за спину и принялся душить. Она застонала тоненько, и слабый свет озарил ее лицо. «Это девушка»! — воскликнул душегуб пренебрежительно и оставил горло в покое.

— Кто ты такая? — спросил он, все еще сидя на ней верхом. Лицо его почему-то было ей знакомо. — Не время падать в обморок. Кто ты и почему так странно развлекаешься? — торопил ее незнакомец.

— Я Мириэль, — наконец-то собралась с духом принцесса, — и бегу от Саурона.

— И Саурон сейчас прилетит за тобой? — поинтересовался юноша, насмешливо глядя на нее. — Я, между прочим, эльф Лотлуин.

И Мириэль вспомнила, как его раненого принесли ко двору Гил-Гэлада. Похоже, он успел забыть о своих ранах и даже умудряется заигрывать с ней в такой напряженной ситуации.

— Слезь с меня, — попросила она.

— Ну ладно, отдохни пока, — согласился Лотлуин.

— Лот, потуши-ка свет, ты всех выдашь, — услышала, вдруг, принцесса еще чей-то голос. Лот послушно затушил лучину. В колодец хлынула тьма.

— ГДЕ ОНА? — вдруг услышали они громоподобный голос. Вопрос звучал так настойчиво, что хотелось ответить. Мириэль отчетливо представила, как Саурон глядит в свое магическое зеркало и ищет ее в этом мраке.

— Я НЕ ЗНАЮ, ОНА ПРЫГНУЛА, — услышали они другой оглушительный голос и поняли, что это слуги Саурона разговаривают друг с другом, опустив головы в колодец, от чего их голоса звучат так пугающе. Лотлуин затрясся от смеха, зажимая себе рот, чтобы не было слышно. Принцесса почувствовала, что веревка напряглась, и поняла, что ее хотят вытащить наверх. Быстро сориентировавшись, Лотлуин обрезал веревку ножом. «Я сброшу вниз камень, а ты закричишь, как в последний раз», — шепнул он, коснувшись при этом губами ее щеки. Она сжала губы от досады, но последовала совету.

— ОНА РАЗБИЛАСЬ, — услышали они через мгновение после ее крика. — ХОЗЯИН БУДЕТ РАЗОЧАРОВАН, — донеслось до них последнее эхо, и все стихло. Лотлуин вдруг рассмеялся.

— Почему ты хохочешь? — толкнула его слегка Мириэль.

— Представляешь, когда мы болтали, нас, наверное, было слышно точно также, — зашептал Лот. Он снова зажег лучину, чтобы Мириэль осмотрелась. Вглубь стенки колодца уходил туннель, на площадке, куда она приземлилась, кроме нее и Лотлуина, было еще трое: два тощих эльфа и бледный, немолодой уже мужчина с каштановой бородой.

— Познакомься с моими друзьями, — обратился Лотлуин к принцессе. — Джемин, Силиврен и уважаемый маг Чайлдин.

— Чайлдин! — воскликнула Мириэль, — Вы здесь?

— Да, мы пытаемся убежать из плена. Наш путь проходит через этот колодец, на противоположной стороне — продолжение туннеля.

— Я как раз пытался перекарабкаться туда, когда ты свалилась мне на голову, — заметил Лотлуин. — Я подумал, что враги уже проведали про наш план, вот как ты меня испугала. Слава Илуватару, мне удалось задержать твой полет, а то мы оба отправились бы вниз. А как тебя угораздило прыгнуть в колодец?

— У меня не было выхода, — усмехнулась Мириэль, — за мной гнались слуги Саурона, и я оказалась в тупике. Тогда Олвик мне показал…

— Кто такой Олвик? — перебил ее Лот.

— Мой щенок, — продолжала принцесса, указав в угол площадки, где Олвик сидел тихо и терпеливо, — он привел меня к этому колодцу и принес веревку. Было страшно прыгать: вдруг веревка не выдержала бы.

— Друзья, может, мы поспешим и расскажем обо всем друг другу, когда увидим солнце по ту сторону Мордора? — слабым голосом предложил Чайлдин.

— О, простите, благородный маг, я немного разболтался, присутствие дамы выбило меня из колеи, — извинился Лот, — потерпите немного, и все мы будем на той стороне. Мириэль, ты должна будешь помочь мне, все эти люди слишком слабы, чтобы переправиться через эту пропасть. А ты выглядишь неплохо. Когда ты ела последний раз?

— Вчера вечером.

— Что? Вчера вечером?! — глаза Лотлуина округлились. — Это верх бестактности, говорить такие вещи тем, кто три дня тому назад поделил последние крошки путлиба.

— Лот, мы обсудим это потом! — застонала Мириэль. — Скажи лучше, как мы будем переправляться.

— Хорошо! — засмеялся Лотлуин, — Сначала мне, как самому ловкому и способному, придется карабкаться по стене к другому концу туннеля. Если трюк удастся, и никто больше не прыгнет мне на голову, я переброшу тебе веревку, ты зацепишь ее посередине за вон тот камень. Два конца веревки будут у меня, я надену на них кольца и переправлю на вашу сторону. Держась за них, каждый из вас, поочередно, сможет съехать ко мне. Останется только поймать вас.

План был прост, но осуществить его в темноте оказалось трудно: кольца скатывались к Лоту. Зато таким способом больным и измученным эльфам и Чайлдину было легче всего пересечь пропасть — только на мгновение не выпускать из рук колец. Последней переправилась Мириэль. «Ты самая тяжелая», — пожаловался Лот, заключив ее в объятия по прибытию. Потом он ловко вернул себе веревку: эльфийские веревки послушны хозяевам. «Как он очутился в темнице Саурона с таким снаряжением?» — недоумевала Мириэль. Лотлуин осветил продолжение туннеля — проход был узкий, но достаточно высокий, можно было идти не сгибаясь.

— А куда он нас выведет? Кто-нибудь знает? — спросила Мириэль.

— К Огненной реке, — отозвался Чайлдин глухо.

— А как мы пересечем открытое пространство? Будем ждать ночи?

— Нет, ночи ждать нельзя. В любой момент нас могут хватиться и найти. Придется пробираться вдоль реки, прячась за камнями, и верить в свою счастливую звезду.

— К реке за пять метров не подойдешь, — возразила Мириэль, — мы просто сгорим.

— Не говори об этом сейчас, — Силиврен поглядел на нее с укором, — нам надо идти, а не рассуждать.

И они пошли дальше молча, почти на ощупь. Лучина едва мерцала, камни преграждали путь, паутина облепляла лицо и плечи. Мириэль исцарапала в кровь ноги и проклинала про себя этот бесконечный туннель. Она не помнила уже, как долго они идут, когда проход, наконец, расширился, посветлело и стало легче идти. Откуда-то проникал дневной свет.

— Я чувствую, что камни теплеют, — заметила Мириэль, — наверное, река уже близко. — Через некоторое время они выбрались наверх.

— Стойте, — сказал вдруг Лотлуин, который шел первым, — взгляните, какой пейзаж. Взорам их предстала картина необычная. На стенах огромного кратера разновременные вулканические выбросы создали причудливые скульптурные формы, которыми человек с воображением мог бы долго любоваться, находя в них все новые и новые таинственные письмена и узоры. Над ними сияло безмятежное небо. Разноцветные переплетающиеся потоки застывшей лавы, ажурные арки, созданные природой, привели путников в восторг. Внизу, отражая солнечный свет, искрилось, переливалось и играло багрово-золотистыми красками, бурлило и жарко дышало неспокойное озеро жидкой лавы.

— И это в Мордоре такая красота! — тихо выдохнул Джемин.

— Видя такое, я думаю о Боге, — торжественно произнес Чайлдин.

— Вы осторожнее, пожалуйста, не оступитесь, — вмешался Лот, — может, мы впереди еще что-нибудь увидим.

Еще раз им пришлось уйти от света в темный переход, прежде чем они остановились в нерешительности перед окном в Мордор, удрученно оглядывая пустынную долину с редкими деревьями, сухими и мертвыми, как камни. Огненная река пробивалась на поверхность намного ниже того места, где они находились, но даже смотреть на нее было невыносимо жарко. А ведь предстояло спуститься и идти по раскаленным камням.

— По крайней мере, так нас не будет видно с земли, — заметил Чайлдин, — только птицы могут донести на нас Саурону, но сейчас полдень и птицы не летают: слишком жарко. Кто знает, может, мы будем счастливее Рэма. Он дошел как раз до этого места и начал спускаться вниз, когда его поймали. Но другого пути я не знаю.

— Да ладно, как-нибудь пробежим с помощью Илуватара, — заверил жизнерадостный Лот, уверенный, что Бог всегда находится рядом, чтобы оберегать его. Он критически оглядел ноги Мириэль.

— А вот вы, девушка, никак не пройдете босиком, опалите пятки. По-моему, следует порвать платье и сделать обмотки. — Мириэль смотрела на него в растерянности. Он предлагал единственно возможный разумный вариант, но ее раздражали и казались непочтительными замечания эльфа. Однако, девушка все-таки укоротила платье, на сколько это было возможно, и обвязала кусками ткани свои уставшие ноги.

— Этот наряд делает доступнее твою неземную красоту, — тут же сообщил Лот. — Но, не будем терять время, — уловил он укоризну во взгляде мага, — спустимся скорее к огненным берегам. Это очень опасный участок, самый заметный. Главное, не наделать шума, — Лот закрепил свою чудесную веревку и первым спустился вниз.

— Ой, ой! Да это же, как на сковородке, спасите! Немедленно поднимите меня обратно, — завопил он, и все приложили усилия, чтобы вытащить его наверх.

— Это называется не шуметь? — поинтересовалась Мириэль

— Пекло внизу непереносимое, — заверил всех Лотлуин.

— Значит, мы сгорим, — с горечью сказал Силиврен.

— Не суетитесь, — попросил Чайлдин, — я знаю заклятье, правда, оно отберет у меня много сил, но мы останемся целы. — Он пытался сосредоточиться некоторое время и бормотал что-то неслышное, а потом, приподняв вверх раскрытые ладони, произнес:

Его сотрясло, как от мощного удара, и маг упал, обессилев. Мириэль и Лотлуин склонились над ним. «Все в порядке, — едва слышно прошептал Чайлдин, — мы будем чувствовать жар, но огонь нас не опалит. Только теперь придется меня поддерживать». Все один за другим спустились к устью Огненной реки. Их обдало невыносимым жаром. Беглецы украдкой смотрели на кожу и одежду, проверяя, подействовало ли заклятие. Лот красноречивым жестом указал на небольшие углубления террасы у реки, приглашая всех следовать к ним. На открытом месте они оставались живой мишенью для врага. Однако, переправиться в безопасное место беглецы не успели, раздался пронзительный визг Олвика, охваченного пламенем. Бедный щенок катался по земле, не в силах стерпеть жуткую боль. Чайлдин забыл упомянуть его в своем заклинании, и искра из реки попала на шерстку. Олвик визжал, не переставая, все растерянно глядели на него.

— Мы погибнем, — произнес Джемин, — надо что-то делать.

— Придется его убить, чтоб не мучился, — сказал Лотлуин, отводя глаза и вытаскивая дротик из-за пояса. Но принцесса оттолкнула его с такой яростной силой, что тот упал. Она протянула руки к щенку и повторила слова, услышанные от мага:

Пламя исчезло, и Олвик перестал визжать. Он подбежал к ней и благодарно лизнул ладонь. Все смотрели на девушку озадачено.

— Ты не признавалась, что знаешь магию, — осторожно произнес Лотлуин.

— Меня никто не учил, — возразила Мириэль, — я просто повторила заклинание Чайлдина. Не будем больше задерживаться. Поспешим.

Люди, эльфы и Олвик, заговоренные от огня, спустились к реке и двинулись вперед под прикрытием ее каменистых берегов. Заклятие не снимало ощущение жара. Все они обливались потом и задыхались, но упрямо пробирались на волю. «Может быть, нас не видно, — думала Мириэль, — но и нам ничего не видно. Что если Саурон уже знает о побеге и наблюдает за нами с высокой башни, как мы подобно муравьям ползем по этой раскаленной земле. Смотрит и злорадно предвкушает, как переловит всех по одному, как только в сердцах затеплится надежда». Чем дальше они шли, тем чаще и нетерпеливее всматривались вдаль, ожидая, когда же кончится долина, и долгожданные горы вырастут над ними вместо ясного неба. И когда, наконец, они действительно оказались в тени сумрачных гор, радости их не было предела — странное ощущение для тех, кто приблизился к Эред Горгороту.

— Дошли все-таки! — воскликнул Лотлуин. — Мы выбрались из этой духовки. Какое счастье! У меня чуть кости не расплавились.

— Мы ушли немногим дальше, чем Рэм, — попытался попридержать их восторг Чайлдин, — Эред Горгорот кишит орками, не думаю, что они не обратят на нас внимания.

Бывшие узники отправились в путь, молясь о том, чтобы Саурон подольше не посылал за ними погоню. Но и через три дня пути не встретили они никаких препятствий: никто не тревожил их ночлег, никто не выслеживал их. Казалось, что их побег остался незамеченным. Усталые путники почувствовали облегчение, расслабились, разговорились.

Лотлуин поведал о том, как эльфы из Серебристой гавани искали возможность спасти попавших в плен Джемина и Силиврена. Открытой войной хотели идти немногие, лишь те, кто в тяжелые времена ссор и мелких склок, сохранили достоинство и могли сострадать чужому горю. О тайном проникновении в царство Саурона не стоило и мечтать: эльфы хоть и ловкий народ, но отнюдь не невидимый. Никто не знал, где именно держит Саурон своих пленников — Мордор большой. Зато все знали, что узники изнурены пытками и голодом, и самостоятельно передвигаться не могут. В результате эльфы были готовы подавить свой гнев и смириться с победой врага, но тут выступил Лотлуин со своим хитроумным планом.

Эльф заявил, что единственная возможность повидать друзей — это самому попасть в плен, и он может это устроить, если нет других добровольцев. Все посмотрели на него сочувственно, полагая, что атака дракона не прошла для него даром. Лот попросил самые быстродействующие снадобья, питательную еду, легкое оружие и… вторую кожу, чтобы все это пронести в Мордор. В сложившейся ситуации это было самое разумное предложение. Эльфы народ творческий, идею поддержали. Кожу для Лотлуина изготовили в полдня — прочную, эластичную и водостойкую. Его обвязали «гостинцами» по всей площади худосочного тела. Конечно, он стал выглядеть намного солиднее в новой коже. Лота вызвались сопровождать еще десять эльфов, но все они остановились в долине Анориэна, когда до границы Мордора оставалось два дня пути. Больше они ничем не могли помочь ему, разве что помолиться за его удачу. Лотлуин же изображал лазутчика, пока его не поймали орки и не потащили к Саурону. Лот придумывал правдоподобные истории, которыми он усыпит бдительность Черного Властелина, но тот только злорадно ухмыльнулся при виде светлокудрого эльфа и приказал оркам бросить его к остальным узникам. Джемин и Силиврен горестно вскрикнули, увидев его, но после объяснений добровольного заключенного безмерно обрадовались и воспылали надеждой.

В той же камере лежал больной Чайлдин, который провел в сауроновском подземелье десять лет. Раньше его держали отдельно, но в результате каких-то подземных катастроф камеру затопило, и пленного перевели на этаж выше. Лотлуин усердно ухаживал за измученными товарищами, и через некоторое время они смогли передвигаться самостоятельно. План побега им помог составить Чайлдин, который был свидетелем побега Рэма, к сожалению не удавшегося и только ускорившего смерть смельчака. Перед казнью Рэм рассказал магу, каким путем он намеревался идти, и Чайлдин навсегда его запомнил.

Мириэль рассказала о своей попытке убить Саурона.

— Какой ты шанс упустила! — разочарованно воскликнул Лотлуин. — Надо было основательно все продумать, лучше бы ты его отравила.

Только теперь бывшие пленники поняли, кто она такая, но они слишком устали, чтобы удивляться. Только Чайлдин посмотрел на нее задумчиво и тихо сказал: «Так ты — дочь Феорены». «Странно, — подумала Мириэль, — обычно все вспоминают отца, но никто прежде не говорил о матери».

Без приключений дошли они до того места, где Лотлуин оставил своих попутчиков. Здесь был устроен продолжительный привал. Эльфы пришли в восторг оттого, что план Лота удался. Они радовались, как дети, обнимались и плакали. Беглецов накормили, впервые за последние пять дней они могли наслаждаться едой. Перед этим Мириэль казалось, что она может съесть даже орка. Затаив дыхание, все слушали сладкие речи героя-освободителя Лотлуина. Мириэль почему-то было грустно, Чайлдин тоже все время о чем-то напряженно думал и призывал всех вести себя осторожнее.

— Здесь что-то кроется, — предостерегал он, — не может быть, чтобы Саурон не узнал о побеге. В том, что нам все так легко удалось, я вижу дурное предзнаменование. Бойтесь ловушки.

— Ну, почему вы так недоверчивы, дорогой маг, — возражал ему Лотлуин, — натерпелись в заключении всяких лишений и разучились просто радоваться жизни. Подумайте о чем-нибудь приятном, нельзя все время ожидать подвохов. Может, Саурон заболел или вообще умер, вот и не ищет нас. Зря, что ли, прекрасная Мириэль кромсала его ножом?!

Вопреки опасениям мага, отряд благополучно добрался до владений Гил-Гэлада. И здесь они услышали неожиданную новость: армия Ар-Фаразона высадилась на берега Средиземья и собирается идти на Саурона. Ар-Фаразон клянется стереть позорное пятно Мордора с лица земли. Люди были возбуждены, предвкушая событие исключительной важности, а эльфы говорили, что, несмотря на их враждебные отношения с правителем Нуменора, в войне с Мордором они выступят на стороне людей. Тогда только беглецы поняли, почему Саурон не следил за ними: у него были дела посерьезнее.

Хитрость Саурона

— Их тысячи тысяч, — прерывистым голосом докладывал Саурону Якитур, полуорк, воочию наблюдавший приближение нуменорских кораблей к причалам Умбара — самого крупного порта нуменорцев в Средиземье. В то утро вся водная гладь была устлана сияющими парусами. Многие подумали, что это Валары покинули свои земли, но, когда корабли подошли поближе, на парусах и флагах засверкали знаки царского отличия Нуменора, и все поняли, что Золотой паук пожаловал в Средиземье.

— Они в золоте, шелках, парче, — продолжал Якитур, — каждый маленький кинжал усыпан бриллиантами! Разве может быть такое богатство, повелитель!?

Сведения лазутчика совпадали с предупреждением коршунов. Это не фантазии. Ар-Фаразон задумал объявить ему войну, опередил во всех отношениях. Пока он, Саурон, собирался на разведку в Нуменор, король-выскочка уже пришвартовался к берегам Средиземья и угрожает Великому Мордору — средоточию его планов и надежд. Не таясь, не шпионя, открыто, он бросает ему вызов, кичится своим богатством.

Внешне Саурон не выразил ни страха, ни злобы, он только взглянул на Якитура мрачными, пустыми глазами, и сердце полуорка затрепетало от ужаса. Но Саурон не стал наказывать его за дурные вести, напротив, вручил слуге кошелек с золотом за усердие. Якитур склонился подобострастно, но от Черного Властелина не ускользнуло выражение легкого разочарования полуорка, видимо он рассчитывал на более весомую награду. Саурон отпустил его. «Конечно, мои воины не избалованы роскошью, — думал он, — Ар-Фаразон чувствует уязвимое место. Много ли у меня преданных солдат, готовых умереть? Скольким можно доверять? Не ждет ли большинство из них моего поражения? Как уничтожить врага? Якитур, пожалуй, натерпелся страху, летая с духом-кольценосцем. Их путешествие заняло два дня, следовательно, по земле армия Фаразона будет идти не меньше двух недель. Ну что ж, я приготовлю им достойную встречу. А ты, выродок, Терлок, попляшешь на сковородке», — произнес Саурон вслух свою последнюю мысль. Теперь он не сомневался в двойной игре старого колдуна.

Каждый день Саурон выслушивал донесения своих приближенных о походе Золотого Паука. Армия двигалась вперед практически без помех. Кочевые племена и поселения людей, признававших Саурона повелителем, не только не оказывали сопротивления, но с радостью переходили на сторону врага, соблазненные богатством и благополучием Фаразоновой армии. Шубудуны, буриды, антипы и верпы хвастались друг перед другом новыми платьями и сытой жизнью. «Примитивные людишки, — скрипел зубами Саурон, — никакой преданности идеям зла, не понимают, что за свою верность и страдание сейчас они вскоре получили бы богатств неизмеримо больше, превратились бы из рабов в господ. Кидаются на жалкие подачки и довольны, лишь бы пузо было набито»! Саурон нехотя признал, что Ар-Фаразон обхитрил его. Золотой Паук привлекал сторонников в свои ряды видимыми и ощутимыми сокровищами, и люди, неизбалованные и недоверчивые, легко притягивались к ним, предпочитая быструю выгоду туманным посулам Черного Властелина.

С каждым днем Саурон все больше мрачнел, необходимо было срочно принять решение, чтобы спасти положение. Ученик Моргота пристально вглядывался в своих подопечных, и всюду ему мнилось предательство. Только в назгулах он не сомневался. «Я в ловушке», — думал он, наблюдая из башен Мордора, как Фаразон покупает его владения. И тут у него блеснула мысль, и показалось, что выход найден.

Далеко-далеко, на юге Средиземья, находились Драконьи пещеры; испокон веков там обитали крылатые чудовища, и от их горячего дыхания дымились и клубились горы, испещренные норами. Драконы совсем обленились и лишь изредка вылетали на охоту. У каждого в пещере хранились излюбленные сокровища, тщательно подобранные, пересчитанные тысячи раз, недоступные никому. Жестокая расправа ожидала смельчака, посмевшего посягнуть на их владения. Никто и не смел, гостей у драконов не было. «Они алчны, беспринципны, хитры и умеют летать. Я легко уговорю их вступить со мной в сделку», — довольно усмехнулся Саурон.

Бозорг был очень старым драконом, он давно уже утратил блеск и походил на груду серых камней, когда не двигался. Но молодые драконы повиновались ему беспрекословно. Это был не просто вождь, а, прежде всего, талисман их племени. Считалось, что пока он жив, драконов минуют все беды и несчастья. Его почитали, ему поклонялись. Бозорг не летал на охоту, но всегда был сыт подношениями родичей. Вот к нему-то и направился Черный Властелин. Саурон изложил свой план с присущим ему красноречием и теперь уже устал ждать ответа. Дракон не спускал с него водянистых глаз, но никак не реагировал на вдохновенную речь. «Оглох ты что ли, выцветший крокодил», — подумал Саурон, но вслух спросил:

— Каков же будет ответ уважаемого Повелителя Драконов?

Дракон злорадно усмехнулся.

— Ученик Моргота мало упражняет свои мозги, — начал он протяжно. — Как долго плывут корабли из Средиземья в Нуменор? Месяц, а то и больше. На этом пути… — дракон зевнул, — нет ни одного островка, чтобы передохнуть. Может быть, ученик Моргота знает магическое средство для поддержания моих крыльев в полете больше десяти дней? — Саурон пожал плечами. Никакого средства он не знал. Снова неудача.

Он заметил, как в глазах чудовища вспыхнули искры.

— Драконы, — сказал Бозорг с угрозой, — не нуждаются в советах, где им искать сокровища. Богатства людей добыть легко, они не зарывают их глубоко в горах, как гномы, и не оплетают магией, как эльфы. Мы давно разграбили бы Нуменор, если бы это было возможно. — Бозорг зевнул.

— Фаразон привез немало богатств в Средиземье, чтобы соблазнить моих слуг… — вкрадчивым голосом начал Саурон в надежде натравить дракона на армию врага.

— Но не столько, чтобы мы тратили силы и рисковали шкурой, — заметил дракон, — разбирайтесь с вашими склоками сами. Глаза его закрылись, он опять превратился в груду серых камней, из ноздрей повалил пар.

— Уснул, будь ты проклят, — выругался Саурон и ни с чем отправился в обратный путь.

Больше недели продвигалась армия Фаразона вдоль реки Эгры. В сумерки они вышли к обширной долине, посреди которой возвышался Амон Рим — высокий холм с приятными округлыми очертаниями.

— Отличное место, — объявил Фаразон своему войску, — мы встанем здесь на ночлег. — Солдаты начали готовиться к привалу, никто не торопился. Всюду в обозримом пространстве вырастали разноцветные шатры, взвивались к небу костры. Позже зазвенели веселые голоса, солдаты ужинали и пели, откупоривая одну за другой бутылки бодрящего вина.

Ар-Фаразон радовался тому, что армия находится в самом радужном расположении духа, погода в Средиземье прекрасная, враги сдаются, а у него нет никаких потерь.

— Налей еще, — подал он опустевший кубок щеголеватому Арфесту. Шатер для Фаразона разбили у подножия холма. Эльсия сопровождала короля в походе. Стемнело, но удачливый полководец не торопился отдыхать. Перед шатром развели огромный костер, разложили вокруг подушки, и Фаразон, расположившись поудобнее, развлекался беседой с друзьями.

— Когда я разделаюсь с Сауроном, — бахвалился Фаразон, — то поймаю одного назгула, посажу в клетку и буду держать в маленькой комнатке во дворце. Если моя Эльсия перестанет слушаться, я запру ее в этой комнате…, - король, смеясь, потрепал Эльсию за щёчку.

— Очень смешно, — пожала плечами красотка, — что он мне сделает: он же в клетке?

— А он, как тень, Эльсия, — страшно застонал Арфест, — он начнет просачиваться сквозь прутья и шептать: «Я так голоден, дорогая, иди ко мне, я хочу твоей теплой крови». Все рассмеялись. «Вот она человеческая природа, — думал расположившийся неподалеку Терлок, — все осмеют — и опасное, и грустное». Он встал и отошел от костра. Никто не заметил, как на освободившееся место молча подсел еще один человек.

— Сегодня опять приходили эльфы, — сменил тему Фаразон, — предлагали услуги. Какие наивные, думают, что я захочу поделить с ними свою победу. Я считаю, что для нас они такие же враги, как орки, разве что симпатичнее. Ненавижу их за высокомерие. Говорят вроде вежливо, не придерешься, а все равно чувствуешь, что презирают тебя. Гордятся тем, что и прадедушку, и дедушку моих знали, и внуков похоронят. Проклятые немрущие снобы! — Фаразон разгорячился. — Когда покончим с Сауроном, создадим им в Средиземье такие условия, чтобы убирались в Валинор, не оглядываясь.

— Как мне близки мысли короля, — услышали все приятный мужской голос, — две расы не могут полноценно существовать вместе. Как трехсотлетние дубы бросают тень на кусты, так эльфы мешают развитию человечества. Они живут всегда и никуда не торопятся, мир с ними застывает и становится скучным. Только люди привносят в жизнь новые идеи, новые формы и страсть. Человечество — движение и развитие, эльфы — застой и смерть при жизни.

— Интересно! — воскликнул Фаразон. — Разве ты не хотел бы стать бессмертным?

— Бессмертными должны быть все, а не только избранные. Иначе никогда не прекратятся зависть и ненависть. Я подозреваю, что тому, кто создал такое неравенство, было скучно.

— Люблю, когда критикуют Илуватара, — усмехнулся Фаразон.

— Нас учили тому, что он сотворил Землю и отдал своим детям, — продолжал незнакомец, — а я думаю, что он создал театр и отдал нам в ренту. Пока мы забавляем его, мы существуем. Без тени жалости он будет наблюдать за нашей гибелью.

— Так грустно! — всхлипнула Эльсия, с опаской поглядывая на обладателя завораживающего голоса.

— Грустно будет до тех пор, пока мы не захватим театр, — осклабился незнакомец. Наблюдавший за королевским окружением Терлок сразу узнал его. «Началось, — пронеслось у него в голове, — что он задумал? Напасть на армию или это только разведка»? Саурон встретился с ним взглядом и скривился в улыбке. Терлок натянуто улыбнулся в ответ. «Я думаю о том, как прикончить тебя, предатель, а чему улыбаешься ты, я не знаю». Терлок бесшумно попятился подальше от шатра.

— Я вижу тебя в первый раз, сладкоречивый, — заметил Фаразон, — у нас есть примета; если спросить незнакомца о будущем, то ответ его будет предсказанием. Я задам тебе вопрос и только потом спрошу имя.

— Да, повелитель, — поклонился неизвестный.

— Назови мне день, когда моя армия покорит и свергнет Черного Властелина?

— Сегодня вечером, — не задумываясь, ответил пришелец.

— Я не нахожу тебя остроумным, — разозлился Фаразон, — мы слишком далеко от проклятого Мордора. За такие шутки ты можешь поплатиться жизнью…. Что же ты молчишь?

— Я жду, когда повелитель спросит мое имя, — ответил незнакомец терпеливо.

Весть о том, что Саурон находится в лагере, быстро донеслась до самых дальних палаток.

— Сам пришел к королю. -

— Сдался без битвы. -

— Вы думаете — это ловушка? Мы окружены? — недоумевали солдаты.

И у Фаразона не было оснований доверять врагу. Саурона заковали в цепи. Шести лучшим воинам было приказано не спускать с него глаз. Всю долину и леса вокруг обыскали, но никого не нашли. Казалось, что и вправду Черный Властелин пожаловал к ним один. Все-таки беспокойство не оставляло Фаразона, он был так возбужден, что не ложился спать в эту ночь.

— Лучше признайся сразу. Что у тебя на уме? — допрашивал король пленника, я не верю, чтобы тот, перед кем трепещет все Средиземье, пришел вот так и сдался добровольно.

— Тогда вы недооцениваете себя, мой повелитель, — скромно отвечал Саурон, — поверьте, я долго взвешивал свои шансы; противостоять вам это все равно, что кидаться вниз со скалы в надежде, что крылья вырастут в полете. Когда я увидел величие вашей армии, я понял — передо мной мощь, сила, король, которому нет равных на земле. И я счастлив служить такому королю.

— Действительно? — Фаразон проглотил ком в горле, — А кто же величал себя королем мира, покорителем людей? Кто клялся подчинить себе все Средиземье, поработить Нуменор? Не ты ли, лицемерная росомаха?

— Я не давал себе титулов, — спокойно возразил Саурон, — может, люди дали мне несколько громких имен от страха. Сам я взлетать так высоко не собирался. Я же всегда был вассалом, мой повелитель. Мой господин был величайшим явлением в этом мире. Но с тех пор как… его не стало, я живу, как неприкаянный, сам по себе, и не было другого властелина, равного по мудрости моему прежнему хозяину, которому я мог бы предложить свои услуги. Я ненавижу эльфов, ваше Величество. Многие годы я вредил нуменорским войскам только потому, что они потворствовали эльфам. Признайтесь, долго, очень долго держался этот противоречивый союз, в котором эльфы использовали людей, как щиты для своей безопасности, ведь они ценят свою вечную жизнь гораздо больше, чем короткую человеческую. А люди, защищая свою «дружбу» с бессмертными, на самом деле, становились их рабами. Да, я противостоял нуменорским королям, потому что люблю человечество. Люди часто ошибаются и легко попадают в тяжелые ситуации, но я всегда мечтал, чтобы они были свободными. Я слышал о вас, но до того как увидел собственными глазами, сомневался в том, что услышанное — правда. Но теперь я вижу, как изменились люди: страсть и надежда в их сердцах. Теперь я знаю, что вы — король, который в силах изменить судьбы людей. Мои желания не расходятся с вашими, мы должны действовать заодно. Я ваш слуга, мой повелитель.

— А не пришло тебе в голову, что я могу просто убить тебя? — спросил Фаразон.

— Что ж, значит, не судьба, — осторожно улыбнулся Саурон, — тогда я умру, разочаровавшись в вас. Я живу уже очень долго. Отвергнув меня, вы отвергнете опыт, знания, магию и тайны, которыми я владею.

— Посмотрим, — процедил сквозь зубы Фаразон, — вообще, я не люблю магов. Это палка о двух концах: иногда полезны, иногда вредны. Был у меня один маг — Терлок, так сейчас как сквозь землю провалился. Не знаю, когда теперь объявится.

— Не объявится, — зловеще произнес Саурон. Фаразон уставился на него вопросительно.

— Терлок боится, что я расскажу, как он подстрекал меня объявить вам войну. Он называл ваше положение шатким, а вашу жену не настоящей…. Палка о двух концах, как вы верно заметили, ваше Величество.

— Что?! — Ар-Фаразон побагровел от ярости. — Терлок был твоим шпионом?!

— Плохим шпионом, — спокойно ответил Саурон, — он очень искажал сведения.

— Убью недостойного!

— Предоставьте это мне, я лучше знаю, как уничтожать магов.

— Хвалю за усердие, но для тебя было бы лучше молчать про Терлока. Если ты знаешь столько же, сколько он, у меня есть все основания убить тебя. Лучше жить, полагаясь на свой опыт, чем бояться, что какой-то колдунишка однажды напакостит тебе.

— Я знаю много больше Терлока, — произнес Саурон завораживающим шепотом. — Он — мелкая сошка, я же — великий маг. Я не предам вас, поскольку у нас одна цель. А Терлок всего лишь хотел натравить нас друг на друга, чтобы казаться значительнее, когда мы исчезнем с лица земли. Мне нет дела до ваших секретов, я знаю немало других. Например, мне известно, кто помог Мириэль сбежать из вашего замка.

— Эльфы?

— Нет, тот же Терлок. Он предполагал с ее помощью держать вас в страхе, если ваша политика перестанет его устраивать.

— Мерзавец! И это ему удалось?

— Она его перехитрила, сообразительная была интриганка.

— Была?

— Да. — Саурон выдержал паузу. — Она умерла, бросившись в колодец в подземельях моего замка в Мордоре. Испугалась, что я приготовил ей смерть более мучительную — она ведь покушалась на мою жизнь. — Саурон с удовлетворением заметил, что Фаразон не смог скрыть свою радость, услышав о смерти кузины.

— Ответь мне, — вдруг возбужденно заговорил король, — в твоих подвалах, наверное, много эльфов нашли свой последний приют?

— О да, это удовольствие — отнимать жизнь, зная, что она длилась бы вечно без моей помощи.

— Расскажи мне об этом подробнее…

Терлок метался вокруг лагеря, пока не выяснил мотивы поведения Саурона. Он был поражен, узнав, что тот просто сдался; маг всегда считал его гордым и самоуверенным. «Это же такой риск! — паниковал Терлок. — Откуда он знает, будет ли Фаразон соблюдать древний закон о неприкосновенности пленника?! Уж, в этом случае никто не будет соблюдать законы. Как он посмотрел на меня, хуже змеи. Он надеется обольстить короля, с его способностями ему нетрудно будет сделать это». Терлок хотел, было, пойти предупредить короля, но передумал. «Саурону тоже есть, что сказать, куда мне тягаться с этим сладкоречивым. Я хотел избавиться от двух врагов, а на деле помог им объединиться. Плачь, Средиземье! Плачь, Нуменор! То ли еще будет. А пока старик Терлок побредет в безопасное место».

Осторожно пробирался Терлок через лесную чащу. Пока разговор пойдет о нем, и король узнает о его двойной игре, пройдет время. Терлок хитер. Средиземье огромно, найдется место, где спрятаться. Не было видно ни зги. — Цок — цок — цок, — услышал вдруг Терлок, и замер от страха. До него доносилось чье-то дыхание, но он старался убедить себя, что это волки. Терлок шумно вздохнул, чтобы подавить страх. «Люди тьмы да не боятся тьмы», — произнес он девиз тех, кто практиковал черную магию, и почувствовал себя смелее. Он пересекал поляну, когда каждой клеточкой своего тела ощутил вдруг неладное. Терлок застыл, стараясь стать невидимым и неслышимым. Его окружили четыре черных всадника. Ужас объял колдуна. «Нет! Этого не может быть», — помертвел несчастный. Безлицые всадники сгущались вокруг него, наклоняя вниз бездонные капюшоны. Он не знал, каким образом, но чувствовал, что они высосут всю его кровь.

— Что вам надо?! Уйдите прочь, — пискнул Терлок.

— Мы жаждем мести, — прошипели всадники в ответ. Терлок уже терял сознание от страха, когда почувствовал, как теплый соленый фонтан вырывается из его груди, и отвратительное чмоканье с четырех сторон оглушило его.

Он очнулся в темной выси, где сияли равнодушные звезды. В его кожу впились когти, время остановилось. Пять назгулов летели высоко в холодном небе, и Терлок умирал много раз, когда черные твари выпускали из когтей легкую ношу, а потом снова подхватывали ее, прекращая стремительное падение. Долго играли назгулы в эту странную игру, пока не опустились вниз, в степи, перед одиноким деревом. Как в тумане слышал Терлок гулкий голос, вещавший ему приговор, и не мог определить, кто говорит с ним: то ли Саурон, то ли разгневанный Создатель, то ли еще кто-нибудь. «Ты хотел быть властелином мира, и наказан… Ты жаждал бессмертия, и оно тобою получено…, но ты проклянешь его много раз…. Перед тобой ненасытное дерево, сейчас мы опустим тебя в дупло, и вы будете едины: твои ноги прорастут в корни, где будут гнить, и черви отложат в них яйца, жуки поселятся в твоем сердце. Но ты не умрешь, ты выстоишь вместе с деревом студеную, ветреную зиму и сухое жаркое лето… такова судьба предателя».

И он был опущен назгулами в дупло, и деревянная тюрьма сковала его измученное тело, и он плакал, потому что хотел умереть. «Плачь, Нуменор, и плачь, Средиземье, — проносилось у него в голове снова и снова, — ибо вам неведомо, что грядет, ибо не знаете, кто приближается к благородному трону. Он ненавидит меня и вас ненавидит. Он и есть сама ненависть, уничтожающая все живое. А вы слушаете его с удовольствием, когда он смеется над вами».

Дерево сжимало его все крепче, стараясь придать ему свою форму и выжать последние соки. Кости рассыпались и кололи его изнутри. «Я пакостил, шпионил, отравлял жизнь другим, я лгал, шантажировал, подводил людей, которые были добры ко мне. Но многие еще хуже, Господи. Если можешь, убей меня»

Назгулы, выполнившие поручение Саурона, взвились в небо черной стаей и прокричали торжествующе — их вопль, вселяющий ужас, донесся до лагеря Ар-Фаразона. Уже рассвело.

— Эй, — вздрогнул Фаразон, — твои слуги угрожают мне?

— Нет, — покачал головой Саурон, — вы в безопасности, мой повелитель. — Саурон потянулся довольно. — Терлок наказан.

Начался дождь, сначала слабый, потом грозовой. «Небо, сжалься», — молил Терлок. Раскаты грома сотрясли Средиземье. Расширенными от удивления глазами Терлок наблюдал ослепительную вспышку света — это молния ударила в его дерево. «Он един. Он сострадает», — благодарно прошептал Терлок. Дерево сгорело дотла, и он вместе с ним. Никто не вправе в этом мире выносить приговор другому.

Весть о победе Ар-Фаразона, вопреки ожиданиям, была воспринята в Линдоне нерадостно. Все надеялись на битву, в которой Саурон будет повержен и уничтожен. Случилось иначе, Саурон сдался, и король взял его в плен. Ар-Фаразон объявил, что не будет спускать с него глаз и заберет с собой в Нуменор. Многие эльфы видели возвращение короля в Умбар. «Саурон закован в цепи, — докладывали они, — но король обращается с ним, как с другом: он подолгу беседует с ним наедине и угощает его лучшей пищей. Когда мы вспоминаем, сколько горя причинил нам Черный Властелин, то сердце обливается кровью. Не такого исхода мы ожидали».

— Можно гарантировать, что в скором времени они договорятся объединиться против нас, — вздохнул Гил-Гэлад.

— Такое не случилось бы раньше, — грустно заметил Чайлдин. — Если Саурон ищет путь к сердцу короля Нуменора, значит, он вполне уверен в испорченности человеческой расы и, следовательно, в своей победе.

— О! Он умеет убеждать! — воскликнула Мириэль. — Если ему не удалось взойти на нуменорский трон с моей помощью, то кузен, падкий на лесть, усадит его рядом с собой.

— Одно хорошо, — вставил Лотлуин, который в любой ситуации находил что-то положительное, — король увезет Саурона из Средиземья.

— И превратит мой Нуменор в Мордор! — возмутилась Мириэль.

— Не возмущайся, принцесса, тебе всегда найдется место среди гостеприимных эльфов, — заверил ее Лот.

— Но это моя земля, я отвечаю за свой народ, — еле слышно произнесла Мириэль.

Гил-Гэлад внимательно наблюдал за ней. Он слышал, что Юниэр покинул ее и ушел с какой-то колдуньей из страны Вечных Льдов. «А была такая любовь, — думал эльф. — Теперь, когда сердце ее опустело, она вспомнила о своем предназначении, о своей земле. Но что может сделать эта хрупкая, обиженная девочка, когда враги ее столь могущественны?»

— Мы должны поспешить, — настаивала Мириэль, — нельзя допустить, чтобы Саурона живым привезли в Нуменор, надо действовать, пока Фаразон окончательно не подчинился его воле.

— Фаразон сейчас на гребне власти, он еще сильнее, чем был прежде, — прервал ее речь Гил-Гэлад. — Победой над Сауроном он завоевал сердца многих нуменорцев и людей Средиземья, даже тех, кто прежде его недолюбливал. Разве ты не понимаешь, для них он сейчас герой на все времена. Саурон под его защитой в полной безопасности.

— Вы, эльфы, слишком много рассуждаете! — вспылила Мириэль. — У нас, де, такой сильный противник, что нет смысла ему сопротивляться. Но ведь и мы обладаем какой-то силой. Надо как следует подумать и уничтожить эту парочку. Они уязвимы. Они смертны.

— Уничтожить Саурона не так просто. Ты же сама пыталась. Тут нужна магия и сверхъестественная осторожность, — возразил Гил-Гэлад — а, если ты выступишь против Ар-Фаразона, то твой же народ тебя растерзает. Ты никто для них сейчас — самозванка, он — их кумир. Люди изменчивы, не спорю. Но даже им необходимо несколько лет, чтобы понять свои ошибки. Многие годы пройдут, прежде чем Фаразон приведет государство к закату, а Саурон обратит их в свою веру. И, когда люди будут жить все хуже и хуже, они возмутятся и станут думать, что однажды произошла непоправимая ошибка. Они обвинят в своих несчастьях короля и возненавидят его. И тогда твое время придет. А сейчас этот геройский король и его могущественный пленник льстят их мелкому самолюбию. Им этого достаточно.

— Мы должны ждать пока эти двое приведут Нуменор к гибели? — изумилась Мириэль. — Вместо того чтобы спасти его?

— Невозможно спасти того, кто не хочет быть спасенным, — уверенно возразил Гил-Гэлад. Мириэль поняла, что ей никогда не убедить Перворожденных. Она осознала, что говорит с ними на разных языках. «Они поучают меня, — думала она, — наверное, так и должно быть. Для них я словно младенец на фоне прожитых ими лет. Но Нуменор — это страна людей. Я не могу допустить, чтобы он погиб».

Позже она пристала с расспросами к магу:

— Чайлдин, объясните мне, неужели вы тоже не можете извести Саурона? Вы же великий маг!

— Дитя мое, — вздохнул Чайлдин, — я пробыл в плену у Саурона десять лет. Все эти годы он не оставлял меня, он ведь тоже силен в магии, а раз так, он может проникнуть в сознание другого мага и уничтожить или заблокировать слова и формулы, хранящиеся в памяти. Он атаковал меня бессчетное множество раз, и я истратил все силы на охранную магию. Увы, я так истощен, что мне понадобится несколько лет, чтобы восстановить утраченную силу. Да и вряд ли я буду таким, как прежде. — Чайлдин устало улыбнулся. — И еще одно, но важное обстоятельство ты должна знать: никогда моя магия не была направлена на уничтожение. Я защищаю, помогаю, улучшаю и украшаю. А причиняющим вред кому-либо, даже самому последнему злодею, я не могу себя представить. Чтобы совладать с Сауроном, нужен маг-воин.

— Вы убиваете меня, — вздохнула принцесса, — неужели вы не способны возненавидеть Саурона и после того, что он сделал с вами и тысячами других лучших из лучших детей Илуватара!? У вас не закипает кровь, сердце не требует возмездия?

— Может, это наивно, — Чайлдин пожал узкими плечами, — но мне кажется, что на любое, даже бесконечно злобное существо, может сойти благодать, и оно потянется к свету и теплу других и поймет, что было несчастливо, потому что блуждало одиноко среди тьмы и не имело друзей. У всех есть шанс измениться, Мириэль, у всех.

— Я бы не стала ждать исправления злодея, который увечит и истребляет невинных людей, — упрямо возразила принцесса. — Чайлдин! Пожалуйста, передайте мне ваши знания! Огонь отмщения, жажда справедливости переполняют меня. Я могу быть магом-воином и принести избавление людям. Возьмите меня в ученицы. Вы же знаете, у меня есть дар.

— Да, у тебя есть дар, перешедший к тебе по наследству от Феорены, — улыбнулся Чайлдин. — Но осознаешь ли ты до конца, о чем просишь меня? Посвятить себя магии — это значит отречься от всего прочего. Магия — это не забава, она приручает тебя, затягивает в такие глубины, что и представить страшно. Она требует большой сосредоточенности и неусыпной бдительности. Магические знания необходимо контролировать, иначе магия подчинит тебя и будет твоим властелином, а это ведет к саморазрушению и пагубной практике. Магия заберет все твои силы и время, в твоей жизни не будет места ни для любви, ни для друзей. Ни для радостей жизни, ни для огорчений.

— Пусть так, — сказала Мириэль, — у меня нет привязанностей в этом мире. Нуменор не должен погибнуть. Для этого я должна победить Саурона и Фаразона. Сейчас я слаба, чтобы противостоять им. Никто не хочет мне помочь. Я должна стать сильной и знать магию, Чайлдин.

— Такие решения не принимаются сразу, — грустно посмотрел на нее маг. — Подумай еще неделю. Если ты будешь тверда в своих намерениях, как сегодня, я берусь обучить тебя.

Мириэль сидела на берегу реки и беседовала с Лотлуином.

— Лот, я сегодня ухожу.

— Вот как, а мне можно с тобой?

— Нет, Чайлдин берет меня в ученицы. Мы исчезнем с ним на несколько лет. Я вернусь, когда буду знать магию.

— Ты шутишь? — Лот уставился на нее удивленно. — Ты с ума сошла. Хочешь стать нервной, бледной колдуньей? Заучивать наизусть пыльные книги? Постоянно жить в опасности? Не суйся в магию, Мириэль, а то тебе не будет покоя, другие ведуны и ведуньи тебя одолеют. Пока ты их не трогаешь, и тебя не тронут, но, если ты вмешаешься в их дела, то пиши пропало. Вся жизнь будет сплетена из заклинаний, а ты будешь состязаться день и ночь с помутившимися разумом колдунами. Что ж хорошего?

— Я буду обладать силой, Лот, — возразила Мириэль, — я узнаю, как победить Саурона, я смогу быть полезной для моей несчастной страны. Это лучше, чем каждый день наблюдать, как мир катится в тартарары и твердить себе, что ты ничего не можешь сделать.

— С чего это ты решила, что мир катится в тартарары? — приблизился к ней Лот. — Ничего знаменательного не произошло за последние триста лет. Или для тебя весь мир окрасился в серый цвет, когда твой возлюбленный тебя покинул, а?

— Замолчи, Лот! Может, с тобой ничего не случилось. Ар-Фаразон убил моего отца. Саурон навредит моему народу. Я знаю, что Нуменор без меня погибнет… Юниэр тут ни при чем. — Она сжала губы и подумала: «Какое право он имеет напоминать об этом, старательно забытом человеке?!».

Но Лотлуин пошел дальше: он обнял ее и попытался приласкать.

— Что ты делаешь? Прекрати это, Лот! — попыталась вырваться Мириэль.

— Скажи мне, — не послушался Лот, — если бы Юниэр был здесь, и он обнял бы тебя вот так, как я, и сказал: «Милая моя Мирэ, давай ты забудешь про магию, мы построим дом в красивом месте, в Средиземье, и будем жить, любить друг друга и растить детей». Тогда ты по-прежнему стремилась бы в ученицы к Чайлдину? Только честно?

— Я не знаю, — выдохнула Мириэль, невольно приблизившись к Лоту.

— Я только хочу показать тебе, от чего ты отказываешься, — улыбнулся эльф. — Ты еще такая юная, страстная. Зачем ты хочешь запереть себя на несколько лет со старым магом? Зубрить эти никому не нужные формулы. — Мириэль, — он коснулся губами ее лица, — много рыбы в синем море. Ты еще не раз полюбишь и разлюбишь, ты узнаешь эту загадочную способность сердца разбиваться и срастаться в пламени новой любви. Не приходило ли тебе в голову, что помимо Юниэра, в мире много достойных молодых людей, смелых и благородных, готовых полюбить тебя беззаветно.

Лот целовал ее и отмечал с удовольствием, как напрягается и дрожит ее тело, сопротивляясь растущей страсти. «Это так приятно», — призналась себе Мириэль, поневоле мечтая, чтобы ощущение продлилось подольше, каждый нерв отзывался на щекочущие губы Лота…. Но ничто уже не могло изменить ее решения.

— Ты — сама нежность, Лот, — сказала она, опустив глаза, — спасибо тебе за эти мгновения, я чувствовала себя на седьмом небе. Ты осчастливишь безмерно какую-нибудь красавицу или много красавиц, — усмехнулась она. — Но я, все-таки, выучу магию и постараюсь изменить ход событий в Нуменоре.

— Что ж, — грустно вздохнул эльф, — желаю успеха, учись побыстрее, чтобы пропустить как можно меньше мгновений жизни. Оставайся такой же пламенной и прекрасной. Мне очень жаль…, что я познакомил тебя с Чайлдином.

Они стояли друг против друга, и смешанные чувства терзали их.

— Прощай, Лот, — решилась, наконец, Мириэль, — ты очень дорог мне.

Они обнялись на прощание.

— Обещай мне, что ты не станешь обращать свое колдовство против меня, — попросил Лот.

Он долго провожал глазами тоненькую фигурку уходящей в неизвестность принцессы. И искренне сожалел, что Мириэль сделала этот странный выбор.

Страна Вечных Льдов

День и ночь проводила Мудрена у постели Юниэра, непрерывно сражаясь за его душу с волшебством, превосходящим ее возможности. Несчастный проклинал все на свете, рвался прочь, обдирая кожу о прочные веревки, связывающие его, и было больно смотреть, как он корчится в муках. Дорого стоило Мудрене устроить так, чтобы он обронил горудуновский «подарок» на тропе в лесу и не сразу услышал настойчивый зов звезды. Теперь у нее не было сил противостоять этому зову, оставалось надеяться на чудо и ждать, пока кто-нибудь найдет и возвратит звезду в сады Горудуна.

Когда оскорбленная Мириэль покинула Грибной Рай, белокурая колдунья пыталась направить ее туда, где затаилась маленькая звездочка, но столкнулась с противодействием. Мудрене привиделся расплывчатый образ женщины с длинными черными волосами, и она поняла, что Мириэль охраняет какой-то дух. Девушка совсем отчаялась спасти Юниэра, но вдруг молитвы помогли: злополучный талисман вернулся на свое место. Лицо Юниэра разгладилось, мышцы расслабились, и он уснул нормальным, а не навеянным чарами сном. Измученная Мудрена тоже свернулась клубочком возле него, наконец-то можно было отдохнуть. «Все-таки, получилось по-моему», — радостно подумала она.

Но следующий день не принес ей утешения. Узнав, что Мириэль ушла, Юниэр пришел в неистовство, обыскал всю деревню и стал выспрашивать подробности у хоббитов. Те отвечали сухо и раздраженно, они не забыли про учиненный недавно погром. Да, Мириэль ушла три дня тому назад. Любой бы ушел, наслушавшись гневных и оскорбительных замечаний Громадины. Юниэр и представить себе боялся, что может случиться с изнеженным дворцовым созданием в дебрях Средиземья. Из-за него жизнь ее в опасности. Странно, никогда прежде он не болел. Что за напасть с ним приключилась!? Мудрена и хоббиты упоминали о каких-то колдовских чарах. Он не особенно этому верил.

Юниэр собрал вещи, стараясь как можно скорее отправиться на поиски Мириэль. Мудрена подошла к нему почти неслышно. Девушка выглядела бесконечно усталой, глаза больше не сияли лукавством, было заметно как ей тяжело. Она спасла жизнь темноглазого рыцаря ценой утраченного здоровья, но не услышала ни слова благодарности.

Юниэр усмехнулся невесело:

— Помочь мне никто не может, я иду искать свою жену. Страшно представить ее одну в диком Средиземье. Почему ты не удержала ее? Не убедила остаться? Спасибо за то, что вылечила, но душевный покой я обрету только тогда, когда волей Илуватара найду ее.

Юниэр вздрогнул от такого страшного пророчества, но прежде чем успел возразить, Мудрена продолжила:

Юниэр схватился за голову.

— Ценой ее свободы получено мое выздоровление! Лучше бы я не просыпался никогда. Можешь ли ты что-нибудь сделать, чтобы вызволить ее? Ты же выручила нас однажды. — Мудрена вздохнула:

— Какой же я осел! Зачем я взял эту звезду? — продолжал сокрушаться Юниэр. Я пойду туда, это по моей вине Мирэ там очутилась. Может, она меня вспомнит и простит.

Мудрена ахнула и возмущенно сдвинула брови:

— Что же мне делать? — отчаялся Юниэр. — Я не могу жить без нее.

— Где я найду его? — воспрянул Юниэр, цепляясь за эту новую надежду.

— Спасибо, дорогая Мудрена! — Юниэр поцеловал ее руки. — Какое счастье, что мы встретились. Ты столько всего знаешь, и у тебя доброе сердце. Хочешь, я подожду несколько дней, пока ты поправишься, и мы вместе навестим Горудуна?

Юниэр обнял ее на прощание.

— Мы еще встретимся. Отдыхай. Не трать больше свои силы. Я скажу хоббитам, чтобы они хорошенько о тебе заботились. Еще раз, спасибо за то, что ты для меня сделала.

«Этот остров называется Тол-Фалас, — прикинул Юниэр. — Пожалуй, лучше добраться сначала до Пеларгира, а там занять денег, снарядить лодку и по морю доплыть до острова». Простившись с хоббитами, Юниэр отправился в путь. Хоббиты нисколько не сожалели об этом. «Слава богу, поспим сегодня спокойно, без этих истошных воплей среди ночи».

Мудрена добрела до своей избушки. Она посмотрела в зеркало, и испугалась своей бледности, голубые жилки у висков были отчетливо видны. Болела голова, все тело ныло. Заглянув себе в помутневшие очи, она могла предсказать, как долго ей осталось жить. Это не усталость, не истощение, как она надеялась. Это — болезнь крови, которую она получила от нехватки Белого Солнца, и излечить ее в Средиземье невозможно. Мудрена бессильно опустилась на пол: «Я не должна умереть. Никто не должен. Для всех есть спасение», — мысли приходили откуда-то издалека, расплываясь, прежде чем стать осознанными.

— Что с вами? Вам плохо? — услышала вдруг Мудрена. Это добросердечная Лавашка склонилась над ней.

Юниэр не успел уйти далеко. Он услышал топот ног и прерывистое дыхание и понял, что кто-то догоняет его.

— Вернитесь, Мудрена говорит, что умрет, если вы ей не поможете, — выпалила Лавашка, и Юниэр поспешил назад.

Он вошел в хижину, Мудрена лежала на той же кровати, к которой он был привязан в недавнем прошлом. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять: девушка доживает последние дни. Услышав, что он вернулся, Мудрена открыла глаза и пригласила его сесть рядом. Лавашка хотела примоститься тут же, но Мудрена отослала ее повелительным жестом.

— Прости, что пришлось тебя задержать, но многое есть, что должна рассказать. Тебя изучала, и в мысли твои старалась проникнуть я все эти дни. Молчать не могу я, коль меркнет мой свет, и медлить с рассказом уж времени нет.

На севере дальнем жила я когда-то, в Стране Вечных Льдов, ей тысячи лет, снега там не тают, а зелени нет. Волшебные замки из чистого льда, воздушна постройка и, все же, тверда. И Солнце там ярче над миром встает, слепит больше очи, но кожи не жжет. Полгода там Белое Солнце царит, полгода сверкающий снег серебрит. Потом наступают длинные ночи, глубокой лазурью питаются очи. Сиянием светлым вдруг небо зажжется, такое вам видеть, здесь не придется.

В стране этой сильные люди живут, нет войн и обмана, покой и уют. Доселе еще нерушима семья, и белые волки там людям друзья. В Страну Вечных Льдов закрыта тропа, кто там не рожден, не найдет никогда.

Ты спросишь, зачем рассказала о ней, зачем разбудила о сказке мечты? Отвечу, к стране той относишься ты. Ты сын короля и прекрасной Орминэ, так долго они мечтали о сыне, ребенка они назвали Яшмет, глаза черней яшмы, таких больше нет. Судьбу ярче звезд ему предсказали, но через месяц ребенка украли. Сиделка и муж ее злое свершили, на санях умчались, не найдены были.

О, люди страны той не верят в коварство, оцепенело снежное царство. И многие зимы прожиты были, но горя они до сих пор не забыли. Тебе повезло, что родная сестра с магическим даром была рождена. Я звезды спросила, спросила ветра, не оставляла полгода шатра, пришлось озарение мне испытать, и я поняла, где тебя мне искать. Хотела вернуть я родителям сына, но сердце мое обливается кровью, ты к этому миру привязан любовью. Прошу, нуменорец, как брата родного, хоть раз посмотри на снежное царство, одной мне туда, увы, не добраться. Родителей старых печалить невмочь, сердца омрачит их чернильная ночь, коль, кроме тебя потеряют и дочь. Ты их навести, им будет приятно, а после, захочешь — вернешься обратно.

Тяжело было говорить Мудрене, она угасала на глазах, но Юниэр с жадностью слушал, верил и не верил ее повествованию. «Это будет несправедливо — обрести сестру и тут же потерять», — думал он, а вслух сказал с затаенной нежностью и сочувствием:

— Не бойся, конечно, я отведу тебя в Страну Вечных Льдов. Мне не терпится увидеть родителей, я мечтал об этом, но не верил, что это возможно. А Мириэль …, пока в безопасности в садах Горудуна, я вызволю ее оттуда позже. Не будем терять времени. Скажи мне свое настоящее имя, сестренка, и как добраться до нашей, гм … снежной родины?

— Дилидин — мое имя, что значит певунья, — улыбнулась Мудрена. — А, чтобы тебе не сбиться с пути, я дам тебе компас, легко с ним идти.

Мудрена вложила в руку Юниэра маленькую, изящную вещицу, напоминающую круглый медальон. Открыв крышечку, он увидел движущуюся стрелку. Юниэр привык определять направление по звездам, как было принято, и не очень-то поверил, что с помощью этой милой игрушки можно прийти в нужное место, слишком легко это казалось. Но вопросов он больше не задавал: сестра его умирала, — надо было спешить.

Юниэр рассказал хоббитам о критическом состоянии Мудрены. Отзывчивые невысоклики, благодарные ей за свое избавление от врага, собрали Юниэру в дорогу много еды и нужных вещей. Он смастерил из кожаных ремней подобие большой сумы, чтобы можно было нести Мудрену: сама она была не в силах передвигаться. К счастью для Юниэра сестра была легкой ношей. Хоббиты проводили их по знакомым местам и вернулись в деревню. А им предстоял долгий путь до заснеженной родины.

Дни казались Юниэру бесконечными. Мудрена большую часть времени была без сознания. И не с кем было делить тяготы и радости, не с кем перемолвится словом. Однако, он был не из тех, кто отчаивается, и все, что начинал, доводил до конца. В один из дней этого тяжелого похода Мириэль увидела их вместе в зеркале Саурона, но по воле Черного Властелина зеркало исказило правду. Смеющимися, идущими рука об руку, привиделись они обманутой принцессе.

Чем дальше на восток продвигались путешественники, тем мрачнее становилось вокруг. Не раз Юниэру казалось, что за ними следят из-за густых зарослей недобрые красные глаза. Орки всегда раздражали его своим гнусным поведением: нападали исподтишка на сонных или расслабившихся людей, а открытого честного боя избегали. Приходилось быть особенно осторожным ночью, он не высыпался и был не в духе. Но дни шли за днями, ничего не случалось. «Это один из самых скучных переходов», — думал он раздраженно. Порой ему мерещилось, как невидимые враги тянут к нему руки. Хотелось по настоящему подраться, чтобы прогнать ощущение скрытой опасности.

Леса наконец-то кончились, но легче не стало, идти теперь приходилось по гористой местности под палящим солнцем. К вечеру же сильно холодало, а ночью дул ледяной ветер с вершин, и Юниэр укутывал сестру одеялами и несколько раз за ночь проверял, жива ли она еще. Он был упрям и шел вперед, стараясь не думать, куда ведет его компас Дилидин.

О Стране Вечных Льдов он и прежде слышал, и теперь вспоминал обрывки легенд северян березовых лесов, которые утверждали, что сразу за хребтом Вечной Зимы находится великая страна, на земли которой не смеет ступить ни один простой смертный. Рассказывали, что девушки этой страны очень красивы, но, если встретишься с одной из них взглядом, то пропадешь. Заворожит, завлечет в глухомань, так и будешь идти за ней словно цепью прикованный. А она может и лебедем обернуться, и фениксом сияющим. В самый лютый мороз на ней одежда легкая, но дева не замерзает никогда. Пока преследуешь ее, как в бреду, тоже холода не чувствуешь, но как только потеряешь из виду, тут же и замерзнешь. Еще говорили, что они беспрепятственно через горы перемахивают, а если человек из Средиземья вздумает рискнуть и последовать за ними через хребет, то сиянием нестерпимым будет ослеплен, ну, а слепому долго ли оступиться и в пропасти найти успокоение. Аргер-великан однажды прельстился девой-птицей и пропал надолго. Уходил статным молодцем — не было выносливее охотника в клане — а вернулся слепым старцем. От него-то и узнали о людях-птицах. Судьба к нему все-таки благосклонна была: и не замерз, и с гор спуститься сумел, и пропитание себе находил. Ну, а кроме него, никто не возвратился из этой страны.

Едва ли была толика правды в этой легенде. Когда Юниэр и его товарищи услышали ее впервые, то не поверили рассказчику и посмеялись над ним. Правда, на призыв проверить истинность легенды и перебраться через хребет Вечной Зимы никто не откликнулся. Еще Юниэр вспомнил чернокосую рослую девицу из того же клана, которая говорила, что от мужского недомыслия и безделья возникают истории о таинственных и неуловимых девах-птицах. Вселяется в охотников бес, и преследуют они то, что убегает, мчатся неведомо куда и зачем. «Вот надумаю выходить замуж, — издевалась дева, — привяжу себе к рукам лебединые крылья, и буду плясать меж берез, так, чтобы у вас в глазах зарябило. Слово даю, устремитесь за мной всем кланом».

Так живо вспомнился Юниэру вечер, проведенный в доме северян, огромная изба, в которой свободно размещалось несколько семей, тепло огромной печи, шутки и увлекательные разговоры до утра. Легко тогда было на душе, не то, что сейчас, когда некому ободрить его, а бездушный хребет Вечной Зимы, неумолимый к путникам, все ближе и ближе. Легенда о девах-птицах не казалась теперь такой уж невероятной. Но он не чувствовал злого начала у той, которая назвалась его сестрой. Она и не убегала от него, не завлекала, напротив, нуждалась в помощи. Он молился о том, чтобы Дилидин выдержала этот суровый переход.

Юниэр заметил вдруг, что сестра пришла в себя, она открыла глаза и словно высматривала что-то в небе. Когда он позвал ее, девушка не отозвалась, она глядела в прозрачную синеву и напевала что-то монотонное. Юниэр пожал плечами и тоже уставился в небо. Он увидел черные точки, которые, приближаясь к ним, стремительно увеличивались в размерах, и, наконец, две огромные птицы опустились на землю. Дилидин опять потеряла сознание. Юниэр был поражен, ему никогда прежде не доводилось видеть таких гигантских орлов. А когда один из них заговорил, Юниэр и вовсе онемел от неожиданности.

— Я Аглар, принц орлов, а со мной — мой младший брат Султар — Поднебесный ветер. Кем ты приходишься Дилидин, и куда вы идете?

Юниэр преодолел оцепенение и ответил гордому орлу:

— Я — брат Дилидин. Она тяжело больна, и нам нужно как можно скорее добраться до Страны Вечных Льдов, ибо только там знают, как ее вылечить. А имя мое Яшмет.

— Влезай ко мне на спину, а Дилидин усади на моего брата, так мы сократим ваш путь в Ориену.

Потерявший ощущение реальности происходящего, Юниэр закутал Дилидин в одеяло и крепко-накрепко привязал к спине орла, а сам забрался на Аглара. Братья разбежались, расправляя могучие крылья, и взвились в небо. В ушах засвистело, орлы, описывая круги, набирали высоту. Юниэр глянул вниз и ахнул — такие просторы раскинулись под ним! Голова закружилась, и он спрятал лицо в жесткие перья могучего Аглара.

— Что ты увидел, Яшмет? Испугался? — усмехнулся орел.

— Нет, что ты. Я восхищен, такое и вообразить было невозможно, — Юниэр заставил себя смотреть вниз, когда еще доведется испытать такое. Он раскинул руки как крылья и, зажмурившись, представил, что летит сам. Орел мчался легко и стремительно, но воздушные течения на пути заставляли его иногда менять траекторию полета, и тогда он резко взмывал вверх или напротив камнем падал вниз. У Юниэра от этих встрясок екало сердце и холодело в душе, но, как никогда прежде, он испытывал ощущение радости и полноты жизни. «Когда летишь вот так над землей, то чувствуешь себя царем Вселенной», — подумал он, а вслух сказал:

— А, здорово быть орлом, Аглар!

— Да, не жалуемся, — согласился тот.

— Мы долетим до страны Вечных Льдов? — спросил Юниэр с надеждой.

— Страна Вечных Льдов скрыта от глаз, — покачал головой Аглар, — даже мы никогда не сможем спуститься в Ориене. Есть одно место, где зрение отказывает нам. Яркий свет ослепляет очи, и мы спешим пролететь мимо. Когда мы вновь обретаем способность видеть, то внизу уже начинается море. Я знаю, страна эта — за цепью Последних гор, у нашего племени есть гнездовья в этих горах, так что мы подлетим к вашей цели близко, но путь в Ориену вы найдете сами.

Долго летели они, и Юниэр много раз поблагодарил судьбу за встречу с птицами. «Мы бы год туда шли», — думал он, но, видимо, сестра знала, что делала.

Наконец птицы стали снижаться. Юниэр впал в дрему, и ему казалось, что горы, суровые и высокие, укрытые снегом, ему только снятся. Но орел встряхнул его:

— Проснись! Мы почти прилетели. Здесь, в царстве холода, многие находят, что спать приятнее, чем делать что-либо еще, но так можно уснуть навеки.

Высоко в горах орлы завершили свой перелет. Юниэр отвязал сестру и принялся растирать ее: девушка была прозрачно-бледная и едва дышала. Через некоторое время она пришла в себя и, улыбнувшись, сказала: «Уже недалеко».

Султар улетел, но тут же вернулся с двумя накидками из теплого орлиного пуха.

— Мы устилаем ими гнезда, — объяснил он, — вам они пригодятся для перехода через Последние горы, а то у вас нет ничего кроме кожи.

— Не знаю, как отблагодарить вас, — поклонился Юниэр братьям, — но при любых обстоятельствах можете рассчитывать на меня. Я не забываю друзей.

Орел кивнул головой снисходительно:

— Едва ли нам понадобиться помощь двуногого. А подбросить вас сюда было нетрудно, кроме того, приятно сделать добро людям из Страны Вечных Льдов. Легкого вам пути!

Орлы улетели, а Юниэр поднял Дилидин, взглянул на компас и побрел в направлении, указываемом стрелкой. Накидки из пуха и одеяла защищали их от холода и ветра, свободно гуляющего между вершинами, и все же было зябко. «Должно быть, это не очень веселая страна, — думал Юниэр, — там вечная зима и никогда не цветут деревья. Непонятно, как там живут люди? Я бы чувствовал себя ущербным». Он уже не выбирал дорогу, ноги сами несли его вперед. Как-то совсем неожиданно горы остались позади, а ветер стих. Теперь перед ними раскинулась нескончаемая, белоснежная равнина. Прищурившись, он посмотрел на небо из-под ладони, и ему показалось, что глаза ослепли. «И солнце там ярче над миром встает, слепит больше очи, но кожи не жжет», — припомнились ему слова Мудрены, и он почувствовал сердцем, что добрался до Ориены — Страны Вечных Льдов. Он прорвался! Или горы-охранники пропустили его? В глубине души Юниэр сомневался, что ему удастся пройти через Последний хребет беспрепятственно и не ослепнуть. Теплая волна радости согрела его, и он уверенно продолжил свой путь. Навстречу им выбежала стая белых волков. Заглянув им в глаза, Юниэр понял, что читает их мысли, и в то же время осознал, что и им понятно, о чем он думал. Все здесь было по-другому: воздух прозрачнее, зрение острее, чувства глубже. Но самым важным было то, что он ощутил свою принадлежность к этому месту. Дилидин очнулась у него на руках. «Вот мы и дома», — улыбнулась загадочная дева-птица.