В нерешительности застыв перед закрытой дверью, я напомнила себе, что ночью ничего не случилось, всего лишь объятия с его стороны, никакого подтекста. Но, почему-то, продолжала испытывать волнение. Хотя, зачем врать самой себе, ведь мои мысли недоступны Максу — он мне нравится. Пора уже признать это и смириться с тем, что отрицание не меняет ситуацию. Вчерашнее прикосновение… С его стороны это была всего лишь потребность в поддержке, а я против воли фантазирую о том, как это могло бы быть при иных обстоятельствах.
Но мои чувства не должны быть видны этому человеку, не хочу, чтобы он, каждый раз глядя на меня, видел перед собой влюблённую девушку, и чувствовал сожаление. Есть парни, которые, зная о безответных чувствах, испытывают удовольствие, теша своё эго, некоторые личности не придают значения влюблённости, где они выступают объектом для нежных чувств, а есть такие, как Скиф — они будут ощущать внутри неправильность происходящего: вроде и не виноват в том, что ничего не испытываешь в ответ, а вину чувствуешь. В таком случае и я себя буду чувствовать некомфортно. А потому, убираем всё ненужное под замок и идём навстречу тому, кто попросил о помощи.
Я так и знала, что акцентировать внимание на ночном происшествии мужчина не станет, с лучами солнца позабыв о своей «слабости». Он погрузился в расследование, я буквально видела, как у него переключатель встал на отметку «работа» — от человека идут совершенно иные ощущения, нежели обычно.
А нам ведь не пришлось ехать далеко: пятнадцать минут для Москвы — это невероятно близко. Неспроста он выбирал свою квартиру в этом районе, словно не хотел далеко уезжать от того злополучного места. Максим прекрасно помнил и подъезд, и этаж, и номер квартиры, без каких-либо колебаний вставляя ключ в замочную скважину. И первым зашёл в место, где уже давно никто не живёт, первым, подсознательно стараясь оградить меня от возможной опасности. Но здесь действительно никого не было. Или…
Хм… Я никого не вижу, но, такое ощущение, что глаза меня обманывают. Может, это всё моя фантазия: начиталась и насмотрелась ужасов из той папки, вот теперь и мерещится, что кто-то сверлит взглядом мой затылок? Несколько раз исподтишка обернулась назад, но ничего не заметила.
— Ну, как? — Скиф решил поинтересоваться успехами спустя некоторое время и пары кругов по квартире.
— Никого, — мой голос даже мне показался неуверенным, что уж говорить о мужчине.
— Точно? — пытливо заглянул мне в глаза. — Я уже говорил, что это для меня является очередным запутанным делом, если ты не хочешь что-то говорить из-за этого… — не верно понял причину моих сомнений.
— Нет, дело не в этом, — убеждать его длинным монологом у меня не было желания. — А ты не мог бы уйти? — мою голову посетила одна догадка, захотелось её сразу же проверить.
— Уйти? — недоумённо переспросил Макс. — В смысле «выйти в другую комнату»?
— Нет, — сдержалась, чтобы не закатить глаза, — уйти из квартиры. Совсем, — на всякий случай уточнила для него. — Я хочу побыть здесь одна.
Меня не смутил его взгляд, в котором чёрным по белому читались мысли о том, что я что-то задумала, но не хочу посвящать его в свои планы. Скифу такой расклад по душе не пришёлся.
— Раньше я никогда тебе не мешал, — на секунду мне послышалась обида в его голосе.
— Это было раньше. Тогда ты не был как-либо связан с делами, лишь расследуя их, сейчас всё иначе. Мы можем до ночи препираться, — сразу обозначила свою позицию, — но, если ты хочешь получить результаты, то перестанешь упираться и оставишь меня здесь одну.
— Моя мать здесь, но не хочет, чтобы я знал об этом или слышал ваш разговор? — наконец он начал соображать в правильном направлении.
— Я не знаю, Максим, — могу только предполагать, — поэтому прекращай меня допрашивать и иди уже. Например, кофе где-нибудь попей. Я позвоню.
С трудом, но мне удалось выпроводить его из квартиры. Мгновенного результата это не принесло, пройдясь по всем комнатам я снова никого не увидела, но чей-то взгляд стал более ощутимей. Здраво рассудив, что взывать к призраку и уговаривать его предстать передо мной — не лучшая идея, решила пока расположиться на кухне и подождать дальнейших действий от здешнего обитателя. Почему-то, даже про себя, я чувствовала, что это не погибшая здесь женщина. Так же, как и природу моих способностей, я не могла понять, откуда взялась такая уверенность, но она была.
Естественно, никаких продуктов здесь в помине не было — это был бы уже полный маразм, набивать холодильник в пустой квартире едой. Но я нашла старую заварку, рассудив, что, раз свет в квартире есть, значит электричество никто не отключал, и я могу выпить чаю. Надеюсь, из-за старой заварки у меня потом не будет неприятностей.
— Ты кто такая и почему здесь хозяйничаешь? — возмутилась какая-то женщина в возрасте, появившись прямо передо мной.
Хотя я ждала чего-то иного и такое начало разговора не проигрывалось в моём воображении, но, хотя бы, моё поведение сыграло свою роль. Призрак показал себя.
— Вы не мама Макса, — утвердительно произнесла, разглядывая эту мадам, которую бабушкой назвать язык не поворачивается, но возраст уже подводит к этому определению.
— Конечно же, нет, — презрительно выдохнула она, скривив губы. — Мне не посчастливилось приходиться бабушкой этому неблагодарному ребёнку. Весь в мамашу свою пошёл.
М-да, Скиф почти ничего не рассказывал о своей семье, о его бабушке я вообще слова не слышала, кажется, теперь я начинаю понимать почему. По-моему, детство для него было не самым лёгким периодом в жизни с такими-то родственничками.
— Почему вы так о нём отзываетесь? — мне стало обидно за того мальчика, который был вынужден терпеть к себе подобное отношение со стороны тех, кто должен был его любить и всячески баловать. — Он очень хороший человек.
— У этой ведьмы не мог родиться нормальный человек, — кроме как «мерзкая старуха» про себя я к этой женщине не обращалась. — Опозорил нашу семью, сбежав из дома. Все знакомые и соседи об этом судачили годами.
Подозреваю, что я бы, на его месте, тоже скрылась бы от такого семейства, не желая портить себе жизнь подобным общением. Не удивительно, что у такой матери, мог вырасти бесчувственный сын, который даже не попытался поддержать своего ребёнка в самый трудный момент его жизни.
— Мне не очень приятен такой разговор, — не стала приукрашивать действительность, — так что, перейду к делу, по которому я здесь оказалась: что вы знаете о смерти вашей невестки? То, чего не найти в официальных отчётах.
По упрямому взгляду, которым меня наградили, я сделала вывод, что ей что-то известно, но делиться со мной этим она явно не намерена. Так, ну и как мне разговорить эту «милую» даму?
— Послушайте, вы же уже умерли, — напомнила о её положении, — неужели, есть смысл и дальше молчать о том, что вам известно?
— Я ничего не знаю, — словно створки раковины захлопнулись.
— Но что-то подозреваете, не так ли? — моё внутренне чутьё советовало мне продолжать настаивать. — Точнее, кого-то, — добавила, следя за ответной реакцией.
И пусть дыхание, температура тела, раздражение, которые присущи живым, у неё уже не проявлялись, в силу определённых обстоятельств, но мимика оставалась прежней. По ней я и поняла, что попала в точку: эта женщина, даже после смерти, продолжает кого-то прикрывать. В то, что она сама могла совершить нечто подобное, я бы могла поверить, но, чувствуется, что конкретно в этом случае свекровь ни при чём. Значит, остаётся кто-то из её близких, кого она, в отличие от Макса, не отправила в категорию «отходы». У меня только два варианта, кто бы это мог быть, и оба мне не нравятся.
— Это ваш муж устроил? — начала с номера один. — Решил избавиться от неугодной невестки?
— Что? — сначала опешила, а после расхохоталась. — Милочка, этот бесхребетный слизняк не смог бы даже оскорбить Женю. Она же стала его талисманом, вывела в люди, со своими дьявольскими способностями, — презрительно выплюнула слова, отвернувшись от меня. — Он чуть ли не преклонялся перед ней!
— Странно, у меня сложилось впечатление, что ваш супруг — человек с жёстким характером, — сделала интуитивный выстрел.
— Но не с ней.
Вот оно что, злоба на невестку и мужа наверняка разъедала её годами. «Но не с ней» — за этими словами я слышала «со мной». Обида на супруга за сложный характер и недостаток любви, ревность к матери Максима, как к той, кто получил от него то, что она не смогла и, уверена, сюда добавилась неприязнь, что «отобрала» у неё сына — единственную отраду. В итоге всё вылилось в очень напряжённые отношения, где речи о семейных узах и не шло. Жаль, что всё так сложилось: несчастный человек, взрастивший в себе ненависть, сделает несчастным своё окружение. Просто потому, что иначе не представляет себе жизни.
— Значит, это был ваш сын? — язык не хотел поворачиваться, а губы размыкаться, когда я озвучивала вторую версию — потому что не удавалось отнестись к этому расследованию, как к обычному, потому что я не хотела, чтобы озвученное подтвердилось.
— Нет! — она даже вскочила из-за стола, услышав это. — Мой сын никого не убивал!
Так, я перестала что-либо понимать. Если не муж и не сын, то чьё имя она не хочет называть? Пришлось задуматься, что же сказать дальше, ведь именно сейчас, когда она показывает сильные эмоции, нельзя упускать момент.
— А может, кто-то из близких Леонида решил его избавить от обузы в виде нелюбимой жены? — Прости Макс, но, боюсь, всё было именно так. — Он не стал бы нанимать убийцу, это не были вы, значит… Женщина?
Правильно сделать предположение о том, что, раз в браке между супругами не было близости, тогда мужчина искал бы её на стороне. Он, может, и бесчувственный сухарь, но потребности никто не отменял, к тому же, я не ведаю, но есть вероятность, что вне семьи он был другим человеком.
— Он никогда ничего не узнает, это ведьмовское отродье! Никогда! — выкрикнула мне в лицо и исчезла.
— А вот это мы ещё посмотрим, — ни к кому конкретно не обращаясь, произнесла в пустоту.
Я, чувствуя какое-то непривычное спокойствие, помыла за собой кружку, позвонила Скифу, выключила свет и покинула эту негостеприимную квартиру. Надеюсь, мне больше не придётся сюда вернуться, чтобы снова столкнуться с прошлым этой семьи.
Мой путь до машины прошёл в раздумьях. Я не собиралась скрывать от Скифа то, что узнала и к чему пришла, пусть услышанное не принесёт ему облегчения, но знать правду — его право. А вот то, в какой форме об этом рассказать — это уже на моё усмотрение.
Как и ожидалось, пылких чувств к своей бабушке этот взрослый мужчина не испытывал — воспоминания из детства, где женщина никогда не стеснялась при ребёнке говорить его матери о том, что она никто и звать её никак, навечно въелись в подкорку головного мозга. То, что она ушла из жизни даже раньше провидицы, нисколько его не расстраивало, а вот причина смерти заставила меня удивленно вскинуть брови — нелепая банальность — сосулька с крыши упала на голову. Это, конечно, довольно ужасно, умереть по такой причине, но у меня не было к ней жалости.
Макс надеялся, что будет возможность поговорить с его матерью, думал, что после того, что с ней сделали, она должна была остаться. Но, пусть для нас это не на руку, но хорошо ведь, что её ничего не держало здесь: ни месть, ни незаконченные дела. А любовь не должна привязывать, наоборот, дарить покой и чувство, что всё будет хорошо.
После моего рассказал, Скиф не стал делать резких движений, посидев в задумчивости недолго, он завёл машину и привёз меня домой. Я, видя в каком он состоянии, тоже молчала, давая ему время. Оказавшись в квартире, пошла на кухню готовить есть, а он ушёл к себе. И не выходил до вечера.
Я была в своей комнате, читала, когда в дверь негромко постучали.
— Я войду? — осторожно поинтересовался в открытую щель.
— Конечно, проходи, — отложив не слишком интересный детектив, дала согласие.
Так как я сидела на кровати, то и он не стал ничего выдумывать, и устроился здесь же, присев у моих ног в пол оборота, так, что я не могла нормально видеть его лицо. Было понятно, что сделано это не просто так.
— Я знал, что у него была другая женщина, — наверное, было трудно решиться рассказать это мне. — Точнее, узнал после маминой смерти, думаю, что для неё это не было секретом, — от боли в его словах у меня защипало в носу. — Это было не просто временное увлечение, периодические встречи ради секса, это была вторая семья, как принято говорить. У них даже есть ребёнок, дочь, младше меня на семь лет. — Я в голове прикинула, сколько времени его отец жил на два дома и ужаснулась — вот же, скотина! — Развод для его карьеры был не желателен, да и дед никогда бы этого не позволил, но отказываться от той, другой, он не стал.
Мне было тяжело видеть, как с каждым произнесённым словом, плечи мужчины опускаются всё ниже. Такой сильный, сейчас он был подавлен тем, что то, во что ему не хотелось верить, постепенно становится ужасной реальностью. Не отдавая себе отчёт в том, что я делаю, придвинулась к нему и обняла со спины. Сначала почувствовала, как он напрягся, но, после выдохнул и расслабил тело, накрывая мои руки своими. Положа голову на его плечо, продолжила слушать.
— После принудительного переезда в новую квартиру, я почти перестал видеть отца: меня не морили голодом — холодильник всегда наполняла продуктами и готовой едой женщина, приходившая два раза в неделю, она же и убиралась. А вот его самого я видел, в лучшем случае, пару раз в месяц. Дед об этом не знал, потому что жаловаться на подобное пренебрежение я не хотел, окончательно осознав, что отцу на меня плевать. Узнал случайно: девушку повёл на свидание в парк аттракционов, а там он, идёт под ручку с какой-то рыжей, а перед ними девчушка вприпрыжку скачет. Меня тогда словно обухом по голове приласкали — встал как вкопанный, не в силах принять реальность происходящего. Девушка, которая была со мной, вывела меня из прострации, и я, в страхе, что отец заметит, свернул на боковую аллею, таща за собой одноклассницу на буксире. Она тогда на меня обиделась, стоит признаться, что повёл я себя не как нормальный парень, быстро распрощавшись с ней и не объяснив причину. Вот только тогда мне было не до женских обид. Он до сих пор не знает, что я в курсе на счёт второй семьи. Да и откуда, если с тех пор этот человек перестал для меня существовать? Не знаю, как я в силу своего характера и тонны обид не пошёл к нему разбираться, выводя на откровенность…
— Максим, — прошептала, сжав его ещё крепче, — мне очень жаль.
Что я могла сказать? Что его отец та ещё сволочь? Что дети не виноваты в ошибках родителей, и он не должен был так поступать с собственным сыном? Макс и так это знает, но раны, которые наносят родители своим детям больнее всего. Они не заживают никогда, оставаясь тяжёлым грузом на сердце, даже, если ребёнок сумел простить. А Скиф не мог, потому что душа болела не только за себя, но и за мать, потому что из-за этого, вполне возможно, он потерял единственного близкого человека.
Извернувшись в кольце моих рук, он прижался к моей груди, обхватывая меня за талию. Его боль я чувствовала, как свою, поэтому не воспротивилась такому повороту, сначала осторожно, а потом и более уверенно гладя его по волосам.
У меня уже ноги затекли, но я продолжала сидеть, незаметно от мужчины пытаясь размять конечности. Но сделать это оказалось проблематично — он обратил внимание.
— Прости, я доставил тебе столько неудобств, — он отодвинулся от меня, давая возможность вернуть ногам чувствительность.
— Ничего, я всё понимаю.
— Нет, я всё имею в виду: твою работу, приезд сюда, необходимость выслушивать подобное.
На моей памяти, это впервые, когда он решил извиниться за то, что втянул меня во всё это.
— Знаешь, оглядываясь назад, — решила быть откровенной, — с одной стороны, мне хочется убить тебя за всё это, а с другой, это может прозвучать странно, но я привыкла к работе в отделе, это даже стало нравиться. Пусть приходится проходить через чужую боль и видеть страшные и неприятные вещи, но результат того стоит. А по поводу твоих исповедей — для меня это не обуза, я рада, что могу быть тем человеком, которому ты можешь открыть то, что у тебя на душе.
Он не ответил на слова, он не ответил на мягкую улыбку, что была на моём лице, он просто подался вперёд и поцеловал. Макс. Меня. Поцеловал. Неожиданно…
Поцелуй оказался настолько коротким — всего лишь мимолётное прикосновение губ, что я даже не поняла сразу произошедшее. Как мне отреагировать и что я думаю по этому поводу?
Вдох. Взмах ресниц. И он, не отрывая взгляда, теперь уже медленно, давая возможность отстраниться, прикасается своими губами к моим. Пока мой разум разделяется на две половины — одна в панике кричит: «Ты что творишь⁈ Быстро оттолкни его, он же твой начальник!», а вторая прыгает радостным шариком с воплями: «Йухууу! Он нас поцеловал! Поцеловал! Ах… Мы ему нравимся!», тело делает свой выбор, веки опускаются, и я осторожно отвечаю на поцелуй.
Это было не похоже на школьные «чмоки», не сравнимо с подростковым исследованием рта парнем, после которого тебя передёргивает всякий раз, когда вы снова встречаетесь, отличался от «взрослого» поцелуя с тем, кто показал мне новые грани отношений. Поцелуй Макса для меня оказался полнейшей неожиданностью, но, при этом, как бы бредово это не звучало, на фоне радостного возбуждения и сомнений, возникло чувство правильности происходящего. Сложно описать словами, что чувствую на каком-то интуитивном уровне, просто, я как будто получила то, чего мне не хватало, последнюю деталь, после которой пазл сложился. Такое странное чувство, которое даже не хочется анализировать, лишь принять, как данность.
Первым из нас отстранился тот, кто всё это начал — Максим. Разорвав контакт между нашими губами, он прислонился своим лбом к моему, продолжая делить одно дыхание на двоих, и посмотрел в глаза. А я не стала прятать свои: смущение из-за происходящего было таким незначительным, чем удивляло меня саму безмерно, что я открыто смотрела в ответ, не скрывая обуревавших меня чувств.
— Не оттолкнула.
— Ответила.
— Ты не испугалась…
— Нет, с тобой не страшно. Это же не мимолётный порыв?
— Нет. Это только начало.
— Мне уже нравится.
Безмолвный диалог, когда ты понимаешь другого человека с полувзгляда — это не то, что мы можем сделать часто. И я не хотела упустить этого мужчину: мои чувства к нему оказались глубже, чем я сама перед собой могла признать, больше не хочу с ними бороться. Хочу им поддаться.